Искушение

1 Глава. Утро обычного дня.

Вселенная, как известно, начинается с тишины. А потом заводится будильник. Раздражённый писк смартфона на тумбочке разрезал сон,как ножницами – неровно и бесповоротно. Лера заставила себя открыть один глаз, потом второй. На экране укоризненно мигали цифры: 07:00. Ровно столько, сколько нужно, чтобы успеть на автобус, но не хватит, чтобы полежать лишние пять минут в тишине.

Её комната в лучах утреннего солнца казалась знакомой до каждой пылинки, парящей в воздухе. Книжная полка, гнущаяся под тяжестью романов, постер с видом на море, который она так и не увидела, стопка конспектов на столе. Все на своих местах. Предсказуемо, стабильно… обыденно.

Она потянулась, с наслаждением хрустнув позвонками, и побрела на кухню, где её уже ждал мерный стук капель в кофемашине – единственный ритуал, который она возвела в ранг священнодействия. Запах свежего кофе был якорем, который удерживал её в реальности в такие ранние часы. Сегодняшний день сулил ровно то же, что и вчерашний: пары в университете, обед с подругой Катей, вечер за учебниками и, может быть, серия какого-нибудь сериала перед сном. Жизнь по расписанию. Удобному, проверенному, безопасному.

Лера взглянула в окно. Город просыпался, улицы наполнялись людьми, каждый из которых, наверное, чувствовал себя главным героем собственной истории. Она отхлебнула горький кофе и улыбнулась. Её история была пока что без интригующих поворотов и громких завязок. Но это была её история. И сегодня, как и всегда, она была готова к ее очередной обычной странице.

2 Глава. Тот кого не называют по имени.

Воздух в библиотеке был густым и пыльным, пах старой бумагой и тишиной, которая звенела в ушах. Лера обняла стопку учебников и пробиралась между стеллажами в поисках укромного уголка, чтобы доделать конспект перед последней парой. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь высокое запыленное окно, рассекал полумрак, как золотой клинок.

Именно в этом золотом пятне она его и увидела.

Он сидел за массивным дубовым столом в самом конце зала, заваленным книгами, которых не брал, наверное, никто из их потока. Не учебники по макроэкономике или праву, а какие-то толстые фолианты в потрепанных переплетах. Он не читал. Он просто сидел, уставившись в одну точку перед собой, его взгляд был абсолютно пустым и оттого леденящим.

Лера замерла между полками, словно мышь, почувствовавшая кошачье присутствие. Это был он. Тот самый парень. О котором все шептались в коридорах, которого обходили за три метра, чье имя, если и произносили, то вполголоса, с оглядкой. У него даже кличка была — Тень. Говорили разное. Что он сломал руку одному старшекурснику за какую-то ерунду. Что его отец — криминальный авторитет, и все об этом знают, поэтому даже преподаватели смотрят на его прогулы сквозь пальцы. Что с ним просто опасно находиться рядом.

И сейчас Лера понимала почему. От него исходила почти физическая волна холодного, безразличного спокойствия. Он был высоким, широкоплечим, одетым во все черное. Темные волосы падали на лоб, скрывая часть лица, но даже издалека были видны резкие, жесткие черты и линия скул, острая как лезвие. Его руки, лежащие на столе, были с длинными пальцами и костяшками, проступающими под кожей. Руки, которые, по слухам, могли ломать и калечить.

Лера почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Инстинкт кричал: «Уходи! Развернись и уходи!». Но ноги будто вросли в потертый паркет. Она не могла отвести глаз. Ее загипнотизировала эта странная, мрачная красота, смешанная с очевидной опасностью. Он был как ураган, затихший на мгновение, но готовый в следующую секунду смести все на своем пути.

И в этот миг он пошевелился. Медленно, почти лениво, он поднял голову.

Его взгляд, темный и тяжелый, как свинец, скользнул по стеллажам и нашел ее. Зацепился. Выдернул из укрытия.

Время остановилось. В ушах зазвенела та самая оглушительная тишина. Лера забыла, как дышать. Она видела, как его глаза, черные и бездонные, сузились на долю секунды, изучая ее. В них не было ни злобы, ни интереса. Лишь холодное, животное любопытство хищника, заметившего движение в кустах.

Она ждала чего угодно. Гневного окрика, презрительной усмешки, жеста, чтобы она убралась. Но он ничего не сделал. Он просто смотрел. И этот взгляд был страшнее любых слов. Он ощущался как прикосновение льда к коже.

Сердце Леры колотилось где-то в горле, бешено и громко. Она силой воли заставила себя сделать шаг назад, потом еще один. Учебники в ее руках вдруг показались невыносимо тяжелыми.

И тут сзади раздался резкий звук — кто-то уронил книгу. Лера вздрогнула и обернулась, сердце уходя в пятки. Когда она снова посмотрела на тот стол, он уже смотрел в сторону упавшей книги, его внимание переключилось. Мгновение опасности миновало.

Лера, не помня себя, развернулась и почти побежала к выходу из читального зала, спотыкаясь и прижимая книги к груди. Она вылетела в коридор, прислонилась к холодной стене и закрыла глаза, пытаясь отдышаться.

Она его видела. Не мельком в толпе, а в упор. И этот взгляд… он прожигал насквозь. Теперь она понимала, почему его все боятся. Это был не просто страх перед грубой силой или дурной славой. Это был первобытный, глубинный страх перед чем-то абсолютно чужим, непознаваемым и безжалостным.

И самое странное было то, что в глубине этого ледяного взгляда ей на секунду показалось что-то знакомое. Что-то похожее на ту боль, которую она сама носила в себе все эти месяцы. Но это было всего лишь мимолетное впечатление, тут же затоптанное адреналином и страхом.

«Просто держись от него подальше», — строго приказала она себе, отталкиваясь от стены и направляясь на пару. — «Просто смотри под ноги и иди своей дорогой».

Но почему-то она точно знала, что это была не последняя их встреча.

3 Глава. Звонок из ниоткуда.

Вечер опустился на город густыми синими сумерками. Лера, закутавшись в большой мягкий плед, сидела на подоконнике своей комнаты и смотрела, как зажигаются огни в окнах напротив. После встречи в библиотеке ее не покидало чувство тревожной взвинченности. Образ того парня — Тени — всплывал перед глазами снова и снова, и каждый раз по спине пробегал холодок.

Она пыталась отвлечься, листая ленту в соцсетях, но бестолково. В голове стучал один и тот же вопрос: «Что со мной не так? Почему я не могу просто забыть этот взгляд?».

Тишину комнаты разрезал пронзительный звонок мобильного. Лера вздрогнула. На экране горел незнакомый номер. Обычно она не отвечала на такие, но сегодня что-то заставило ее смахнуть ползунок на ответ.

«Алло?» — осторожно произнесла она.

В трубке несколько секунд была лишь тишина, прерываемая ровным гудением пустоты. Лера уже собралась положить трубку, решив, что это ошибка или спам, как вдруг раздался голос. Низкий, спокойный, без единой эмоции.

«Ты сейчас дома».

Это была не фраза, а какое-то странное утверждение. Констатация факта. В голосе не было ни вопроса, ни приветствия.

Лера замерла. Плед внезапно показался ей слишком тонким, и холодок снова пробежал по коже.

«Кто это?» — спросила она, пытаясь, чтобы ее собственный голос не дрожал.

Еще пауза, такая долгая, что Лере захотелось бросить телефон.

«Тот, кого ты сегодня видела», — послышалось в трубке. Голос был тихим, но каждое слово падало с четкостью отточенного лезвия. — «В библиотеке».

В горле у Леры пересохло. Сердце застучало с такой силой, что, казалось, было слышно в тишине комнаты. Он. Как он узнал ее номер? Почему он ей звонит? Мысли метались, как перепуганные птицы в клетке.

«Послушай… я…» — она пыталась что-то сказать, что-то резкое, чтобы положить конец этому безумию, но слова застревали.

«Выйди погулять», — произнес он. Его тон не допускал возражений. Это не было просьбой. Это даже не было приглашением в привычном понимании. Это было… решением. Решением за нее.

«Ты с ума сошел?» — наконец вырвалось у Леры, и в ее голосе прозвучал испуг, который она тщетно пыталась скрыть. — «Я не знаю, кто ты и как ты получил мой номер, но я никуда с тобой не пойду».

«Я знаю, что ты боишься», — сказал он, и в его голосе впервые промелькнуло что-то, отдаленно напоминающее интерес. — «Но ты все равно выйдешь. Через пятнадцать минут. Я буду у подъезда».

«Нет! — почти выкрикнула Лера. — Я не приду. И больше не звони мне».

Она была готова разорвать этот жуткий разговор, но его следующий вопрос парализовал ее.

«Почему ты смотрела на меня так, как будто видела призрака?» — спросил он все тем же ровным, безразличным тоном.

Лера онемела. Она и сама не могла дать себе ответ на этот вопрос. Тот миг в библиотеке, эта вспышка странного узнавания… Он это заметил. Он видел не только ее страх, но и это.

«Я не смотрела…» — слабо попыталась она солгать.

«Врешь», — отрезал он, и в этом одном слове не было злости, лишь констатация. — «Пятнадцать минут».

Щелчок в трубке возвестил, что разговор окончен. Он положил трубку, даже не дожидаясь ее ответа. Абсолютно уверенный в том, что его приказ будет выполнен.

Лера медленно опустила телефон, ее пальцы дрожали. Она посмотрела на темный квадрат окна, за которым уже полностью стемнело. Он ждал ее там, внизу. Тот, кого все боятся. Тень.

Мысли путались. Это опасно. Глупо. Безумно. Надо запереть дверь, позвонить кому-нибудь, игнорировать его.

Но почему-то ее ноги сами соскользнули с подоконника. Почему-то она подошла к зеркалу и машинально провела рукой по волосам. Тот вопрос… «Почему ты смотрела на меня, как на призрака?» Он не выходил из головы. Он знал. Он чувствовал то же самое?

Страх кричал «останься!», но любопытство, сильное, почти иррациональное, тянуло ее к окну, чтобы взглянуть вниз, увидеть, правда ли он там.

Она не должна была идти. Ни в коем случае.

Но через четырнадцать минут Лера, натянув первое попавшееся пальто и все так же чувствуя дрожь в коленях, выходила из подъезда.

4 Глава. Притяжение противоположностей.

Ночной воздух был холодным и колким, он обжигал щеки, но внутри Леры пылал огонь противоречий. Она вышла. Сделав этот осознанный шаг в безумие, она теперь стояла перед ним, подперев подъезд своей девятиэтажки.

Он ждал. Прислонившись к черному внедорожнику, руки засунуты в карманы косухи. Он казался частью ночи — темный, недвижимый и безмолвный. Его лицо было скрыто в тени, и только кончик сигареты, которую он докуривал, слабо тлел, освещая на мгновение жесткие линии его подбородка.

Лера подошла, стараясь, чтобы ее шаги были твердыми, хотя ноги были ватными. Она остановилась в паре метров от него, сохраняя дистанцию. Дистанцию, которая казалась такой хрупкой и бесполезной.

«Ну, я вышла», — произнесла она, и ее голос прозвучал чужим и слишком громким в ночной тишине. — «Что тебе нужно?»

Он медленно вынул сигарету изо рта, бросил ее на асфальт и раздавил каблуком. Потом поднял на нее взгляд. Лунный свет выхватывал из темноты его глаза — все такие же бездонные и нечитаемые.

«Погулять», — просто сказал он.

«Почему со мной?» — выдохнула Лера. — «Почему не с кем-то еще? Ты же видишь, мне страшно. Я… я вся трясусь от страха перед тобой. Все тебя боятся. И я не исключение».

Она выпалила это залпом, словно сбрасывая с себя груз. Признание в собственном страхе сделало ее уязвимой, но в то же время придало какую-то странную смелость. Сказала вслух. Признала.

Он сделал шаг вперед. Лера инстинктивно отступила, упершись спиной в холодную стену подъезда. Пути к отступлению не было.

Он приблизился вплотную. Она чувствовала легкий запах табака и холодного ночного воздуха, исходящий от его куртки. Он был намного выше ее, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с его взглядом.

«Я знаю, что ты боишься», — произнес он тихо, и его голос потерял металлическую отстраненность, в нем появилась какая-то низкая, вибрирующая нота. — «Но это не единственное, что ты чувствуешь».

Его рука поднялась, и он медленно, давая ей время отпрянуть, коснулся тыльной стороной пальцев ее щеки. Прикосновение было шокирующе нежным, контрастируя с его грубой внешностью и репутацией. Кожа под его пальцами вспыхнула.

Лера замерла. Мозг кричал об опасности, но тело не слушалось. Оно словно оцепенело под его прикосновением, и та самая дрожь, что была от страха, начала менять свою природу.

«Я не…» — начала она, но слова застряли в горле.

Он наклонился ниже. Его лицо было так близко, что она могла разглядеть каждую ресницу, тонкий шрам на брови, суровую линию губ.

«Перестань бояться», — прошептал он, и его дыхание коснулось ее губ.

И прежде чем она успела что-то понять, протестовать или оттолкнуть его, его губы нашли ее.

Это был не нежный, вопрошающий поцелуй. Это было взятие. Утверждение. Его поцелуй был властным и требовательным, полным скрытой силы, которая не ждала разрешения. В нем была вся та опасность, что исходила от него, но теперь она была направлена на нее, и от этого поцелуя перехватывало дух.

Лера должна была оттолкнуть его. Ударить. Убежать. Но она не сделала этого.

Вместо этого ее тело ответило предательским вздохом. Волна тепла, острая и всепоглощающая, смыла весь страх, все разумные доводы. Ее руки сами поднялись и вцепились в грубую ткань его косухи, чтобы не упасть, чтобы притянуть его ближе. Мир сузился до темноты за закрытыми веками, до вкуса его губ, до ощущения его руки на ее талии, прижимающей ее к стене.

Ей это нравилось. Боже, как же это ей нравилось. Этот поцелуй был самым пугающим и самым пьянящим ощущением в ее жизни. Он был запретным плодом, прыжком в пропасть, и она летела вниз, не думая о последствиях.

Он оторвался так же внезапно, как и начал. Его дыхание было чуть сбитым, и в его обычно пустых глазах плясали какие-то темные искры. Он смотрел на нее, на ее раскрасневшиеся щеки, на растерянные, полные смятения глаза.

Лера молчала. Ее губы горели. Все внутри перевернулось с ног на голову.

Он медленно провел большим пальцем по ее нижней губе, все еще смотря на нее с тем же нечитаемым выражением.

«Завтра», — сказал он тихо и развернулся, чтобы уйти.

Он сел в машину и уехал, не оглянувшись ни разу, оставив ее одну у подъезда с губами, все еще хранящими вкус его поцелуя, и с умом, погруженным в полный, оглушительный хаос.

Она боялась его. Но теперь она боялась и себя самой. Потому что той части себя, что ответила на его поцелуй, не было в ее привычном, упорядоченном мире. Она только что столкнулась с бездной в нем и обнаружила бездну в себе. И это пугало куда больше.

5 Глава. Утро после.

Той ночью Лера не спала. Но это была самая счастливая бессонница в ее жизни. Она ворочалась в постели, прижимала ладони к горящим щекам и снова и снова прокручивала в голове тот момент у подъезда. Его внезапное приближение, властный поцелуй, собственная ответная реакция, которая до сих пор заставляла сердце бешено колотиться.

Страх куда-то испарился, растворившись в адреналине и каком-то новом, пьянящем чувстве. Он поцеловал ее. Тот, кого все боятся, кто говорил с ней как с собственностью, выбрал именно ее. В этом был опасный, запретный флер, от которого кружилась голова.

Она представляла его улыбку, которую никогда не видела, пыталась нарисовать в воображении его лицо без привычной суровой маски. «Завтра», — сказал он. Что это значит? Они увидятся? Поговорят? Он снова ее поцелует?

Эти мысли гнали прочь сон и заставляли улыбаться в темноту. Она чувствовала себя избранной, особенной. Она разгадала тайну, увидела что-то под слоем льда, что-то, что он, возможно, никому не показывает.

Утро наступило яркое и солнечное, совершенно не соответствуя ее внутреннему лихорадочному состоянию. Лера собиралась в университет с ощущением, что парит над землей. Даже привычный маршрут автобуса показался другим — более светлым, полным надежд.

Она вошла в главный корпус, пропуская через себя толпу студентов, и ее глаза сами искали его. Она ждала этого момента в голове, как кивнет ему, какой будет ее улыбка — смущенной или уверенной.

И она увидела его. Возле огромного окна в холле, в самом центре всеобщего внимания и одновременно как будто в своем отдельном мире.

Он стоял, прислонившись к стене, и… смеялся. Его голова была запрокинута, горло обнажено, а на лице, обычно неподвижном и суровом, сияла беззаботная, открытая улыбка. Лера замерла, пораженная. Она не думала, что он вообще умеет так смеяться.

А потом ее взгляд упал на причину его смеха. На высокую стройную блондинку из параллельной группы. Девушка что-то оживленно рассказывала, жестикулируя, и касалась его руки со знакомой, непринужденной легкостью. И он смотрел на нее, и в его глазах, тех самых бездонных и пугающих, плескалось веселье и тепло.

Леру будто окатили ледяной водой. Весь ее ночной восторг, все счастливые фантазии рассыпались в прах с оглушительным треском. Воздух вырвался из легких одним болезненным выдохом.

Она стояла, не в силах пошевелиться, наблюдая, как он говорит что-то блондинке, и та заливается смехом, снова касаясь его плеча. Они выглядели идеальной, сияющей парой. Идиллической картинкой, в которой не было места для нее.

Ее «завтра» обернулось вот этим. Публичным, беззаботным флиртом с другой. Его «выйди погулять» и тот поцелуй, который перевернул всю ее вселенную, для него, очевидно, не значили ровным счетом ничего. Были минутной прихотью. Способом скоротать вечер.

Боль ударила с такой силой, что ее затошнило. Было горько, унизительно и до слез больно. Вчерашний поцелуй на ее губах вдруг стал казаться не пьянящим, а грязным и постыдным.

Он повернул голову, и его взгляд скользнул по ней. На долю секунды их глаза встретились. Улыбка не совсем сошла с его лица, но в глазах не появилось ни признания, ни смущения. Лишь легкое, почти незаметное отсутствие интереса, прежде чем он снова перевел взгляд на смеющуюся блондинку.

Этого было достаточно.

Лера развернулась и пошла прочь, пробираясь сквозь толпу, не видя ничего перед собой. Ее счастье длилось ровно одну ночь. А наутро она получила жестокий и ясный урок: нельзя верить теням. Они бестелесны и непостоянны. А она была просто глупой девочкой, которая на минуту показалась ему интересной.

Теперь ей предстояло провести целый день в одном здании с ним, с этим воспоминанием о его губах на своих и с картиной его счастливого смеха с другой девушкой. Это обещало быть самым долгим днем в ее жизни.

6 Глава. Соль на рану .

Пары шли своим чередом, растягиваясь в бесконечную, мучительную пытку. Лера сидела у окна и безучастно смотрела на доску, где преподаватель выводила сложные формулы. Слова долетали до нее обрывками, не складываясь в смысл. В голове снова и снова проигрывался тот кадр: его смех, его улыбка, непринужденное прикосновение той девушки.

Каждый раз сердце сжималось от острой, физической боли. Она чувствовала себя такой наивной, такой глупой. Как она могла поверить? Как могла хотя бы на секунду подумать, что для такого, как он, она может быть чем-то большим, чем мимолетная забава?

Отчаянное желание скрыться, исчезнуть, вырваться из этой аудитории, где каждый шепот казался обсуждением ее унижения, нарастало с каждой минутой. Горло сжимал тугой, предательский ком. Она отчаянно моргала, глядя в потолок, пытаясь отогнать надвигающиеся слезы. «Только не здесь, — умоляла она себя. — Только не при всех».

Но было уже поздно. Первая предательская слеза выкатилась из глаза и покатилась по щеке, оставляя за собой мокрый, горячий след. Затем вторая. Лера резко наклонила голову, чтобы скрыть лицо за занавеской волос, и судорожно сглотнула. Но тихие, беззвучные рыдания уже начали сотрясать ее тело.

Рядом кто-то беспокойно перешептывался. Лера вскочила с места, сбивая стул, и, не глядя на преподавателя, пробормотала: «Извините, мне плохо». Она выскочила в коридор, почти бегом спустилась к женскому туалету — единственному месту, где можно было укрыться.

Заскочив внутрь, она прислонилась к кафельной стене, позволяя рыданиям вырваться наружу. Тело била дрожь, слезы текли ручьями, смывая остатки туши и вместе с ними — остатки глупых надежд. Она была совершенно одна, и это одиночество сейчас было таким оглушительным.

Дверь в туалет со скрипом открылась. Лера резко выпрямилась, пытаясь сглотнуть слезы и сделать вид, что просто поправляет макияж. Но в зеркале она увидела не одну из студенток.

В дверном проеме стоял он.

Тень. Без своей сияющей спутницы. Без улыбки. Его лицо снова было привычной каменной маской, но в глазах, прищуренных от тусклого света туалета, читалось какое-то напряженное внимание. Он вошел.

Лера замерла, словно олененок в свете фар. Унижение и боль моментально сменились леденящим страхом и гневом. Что ему нужно? Пришел посмеяться?

Она быстро отвернулась к раковине, пытаясь с дрожащих рук смыть следы слез.

«Уходи», — прошипела она, ненавидя то, как ее голос дрожит и предает ее слабость.

Он не ушел. Он молча наблюдал за ее спиной, и тишина между ними была густой и невыносимой.

«Ты плачешь», — наконец произнес он. Его голос был низким, без эмоций. Констатация.

«А тебе какое дело?» — бросила она в ответ, все еще не оборачиваясь, вцепившись пальцами в холодный край раковины. — «Иди к своей блондинке. Развесели ее еще. У тебя, я вижу, хорошо получается».

Она ждала насмешки, колкости, чего-то, что добьет ее окончательно. Но в ответ услышала лишь его тяжелый вздох.

«Это не то, что ты подумала», — сказал он тихо.

Эти слова обожгли ее сильнее, чем прямая насмешка. Где была эта готовность объясняться час назад, когда он смотрел на нее пустым взглядом?

Лера резко повернулась к нему. Глаза были воспалены от слез, но в них горел огонь.

«Отстань от меня! — выкрикнула она, и в голосе зазвенели слезы и ярость. — Я ничего о тебе не думаю! Ты для меня — никто! Понял? Никто! Твои игры мне надоели. Найди себе другую дуру, которая поверит в твою загадочность и будет падать в обморок от одного твоего взгляда!»

Она видела, как его лицо стало еще более непроницаемым, каменным. В его глазах что-то мелькнуло — что-то быстрое и темное, что она не успела прочитать. Возможно, удивление. Или злость.

Он выпрямился и сделал шаг к ней. Лера инстинктивно отпрянула.

«Я сказал, это не то, что ты…» — начал он снова, и в его голосе впервые прорвалось нетерпение.

Но она не дала ему договорить. Притворство и игры были для нее невыносимы.

«Я сказала, уходи! — перебила она его, проскальзывая вдоль стены к выходу. — И не подходи ко мне больше. Никогда».

Ее рука дрожала, когда она потянулась за ручкой двери. Он не двигался, его взгляд был тяжелым и пристальным. Казалось, он решает, что делать дальше — силой заставить ее выслушать или отпустить.

Лера рванула дверь на себя и выскочила в коридор, не оглядываясь. Она бежала, не разбирая пути, лишь бы подальше от него, от его лживых оправданий, от его разрушительного присутствия.

Он не стал ее догонять. Он остался стоять в пустом туалете, запертый в тишине с ее невысказанными словами и ее следами слез на кафеле. Его попытка, какой бы странной и неуклюжей она ни была, была отвергнута. И стена между ними выросла еще выше.

7 Глава. Тихий причал.

Последующие недели слились в одно сплошное серое пятно. Лера словно плыла сквозь густой туман, где все звуки были приглушенными, а краски потускнели. Университет она бросила. Встречи с одногруппниками, случайные столкновения в коридорах — все это было для нее невыносимой пыткой. Да и зачем? Учеба, будущее, друзья — все это казалось теперь чужим и бессмысленным.

Она переехала. Не в другой конец города, а в совсем другой, небольшой прибрежный городок, до которого не добиралась ни одна тень из ее прошлой жизни. Сняла маленькую квартиру с видом не на море, а на тихий, заброшенный внутренний двор. Ей не нужны были виды. Ей нужны были стены.

Ее дни были похожи один на другой: бессонные ночи, короткие тревожные сны, пустота. Она почти не выходила, живя на доставке еды и редких звонках от мамы, которой она лгала, что все хорошо, что ей просто нужно сменить обстановку для учебы.

Депрессия накрыла ее с головой, тяжелым и влажным одеялом, под которым можно было только лежать и смотреть в потолок. Она не плакала больше. Слезы закончились. Осталась лишь тихая, всепоглощающая апатия.

Однажды утром, точнее, ближе к полудню, она услышала настойчивый стук в дверь. Курьер, подумала она машинально, лениво плетясь открывать. Она не ждала никого и ничего.

Но за дверью стоял не курьер.

Он стоял на узкой, темной площадке, заслонив собой все пространство. В его руках не было цветов или извинений. Он держал маленький, уютный переносящий контейнер, из которого доносился легкий шорох и сопение.

Лера замерла, не веря своим глазам. Как он нашел ее? Зачем? Казалось, она снова почувствовала на губах привкус того поцелуя, а следом — острую боль от его смеха с другой.

Ее первым порывом было захлопнуть дверь. Но она не сделала этого. Не потому, что не хотела, а потому, что у нее просто не было сил. Даже на это.

Они молча смотрели друг на друга. Он выглядел… другим. Не опасным, не насмешливым. Уставшим. В его глазах не было привычной льдистой стужи, лишь какая-то тяжелая, неподъемная усталость.

«Я не для сцен», — тихо сказал он, первым нарушив тишину. Его голос был хриплым, без прежней уверенности. — «Можно войти?»

Лера, не находя слов, молча отступила, пропуская его в свою маленькую, полутемную берлогу.

Он вошел, поставил переноску на пол и открыл защелку. Оттуда, неуклюже переваливаясь, выкатился крошечный золотистый лабрадорчик. Малыш озадаченно посмотрел круглыми глазками-бусинками, чихнул и тут же подбежал к ногам Леры, начав тыкаться теплым мокрым носом в ее босые ступни.

В ее окаменевшем от горя сердце что-то дрогнуло.

«Зачем?» — только и смогла выдохнуть она, не отрывая глаз от щенка.

«Чтобы ты не была так одна», — ответил он, глядя куда-то мимо нее, в стену. — «Он будет любить тебя. Безусловно. Так, как я не смог».

Эти слова, такие простые и такие оголенные, повисли в воздухе. В них не было оправданий, не было попыток все объяснить. Лишь горькое, безрадостное признание.

Лера медленно опустилась на колени перед щенком. Тот тут же лизнул ее ладонь, виляя коротким хвостиком. И она почувствовала, как по щеке скатывается первая за долгое время слеза. Не от горя, а от чего-то другого. От этой нелепой, непрошенной доброты. От понимания, что он видел ее боль. Видел и, возможно, страдал от этого сам.

«Давай просто поговорим, — сказала она тихо, не поднимаясь с пола и поглаживая теплый бархатный бок щенка. — Спокойно. Без криков. Без… всего того, что было».

Он кивнул и опустился в единственное кресло в комнате, сгорбившись, будто с него сняли невидимый тяжелый груз. И они заговорили. Медленно, с долгими паузами, подбирая слова.

Он не оправдывался за ту девушку. Он сказал, что это была старая знакомая, встреча после долгих лет, смех над общим прошлым, которое ничего не значило. Но он признал, что был слеп и глуп, что не подумал, как это выглядит со стороны. Что увидев ее слезы в туалете, он понял все. И не знал, как подойти, как заговорить.

Она слушала, гладя щенка, который уснул у ее ног, и впервые за долгое время в ее душе воцарилось не болезненное смятение, а тихая, усталая ясность.

Это не было примирением. Это не было прощением. Это было просто два очень одиноких и очень раненых человека, сидящих в полутьме тихой квартиры в чужом городе, и между ними спал крошечный щенок, дарящий им обоим ту самую безусловную любовь, в которой они так отчаянно нуждались.

Они говорили недолго. Но когда он уходил, оставив ей щенка и свой новый номер телефона («На случай, если с ним что-то случится. Или… если просто захочешь поговорить»), в воздухе больше не висела тяжесть невысказанного.

Лера осталась сидеть на полу, а щенок во сне вздрагивал и поскуливал. За окном пошел мелкий дождь, барабаня по крыше. Впервые за много дней она не чувствовала себя безнадежно одинокой. В комнате пахло свежестью после дождя и молоком щенка. И в ее сердце, разбитом и по-прежнему болящем, появился крошечный, теплый лучик надежды.

8 Глава. Хрупкость.

Прошло несколько недель с того вечера, когда он привез ей щенка. Лера понемногу возвращалась к жизни. Маленький лабрадор, названный Баунти за свой золотистый цвет и дарящееся настроение, делал свое дело — с ним нельзя было целый день лежать в кровати. Нужно было гулять, кормить, убирать лужицы. Он зализывал ее слезы и смотрел на нее преданными глазами, в которых не было ни капли предательства или лжи.

Она все еще не звонила Тени. Его номер хранился в телефоне как молчаливое напоминание о возможности, которой она боялась воспользоваться. Она перебирала его слова, анализировала, но внутри все еще стояла железная стена осторожности.

Как-то вечером она готовила ужин, а Баунти с любопытством крутился под ногами, выпрашивая кусочек. Для фона был включен телевизор, показывавший местные новости. Диктор говорил о чем-то скучном — новых налогах, ремонте дорог.

Лера мыла посуду, почти не вслушиваясь, пока не услышала леденящую душу фразу:

«...на трассе недалеко от города произошла серьезная авария. Мотоциклист на высокой скорости не справился с управлением и врезался в отбойник. По предварительной информации, молодой человек доставлен в больницу №5 в крайне тяжелом состоянии...»

Сердце Леры бешено заколотилось. Нет. Не может быть. Это совпадение. В городе полно мотоциклистов.

Но диктор продолжил, и мир остановился.

«По имеющимся данным, пострадавший — Артем Воронов, ранее проживавший в столице...»

Тарелка выскользнула из ее мокрых рук и разбилась о раковину с оглушительным грохотом. Но Лера не слышала этого. В ушах стоял оглушительный звон. Перед глазами поплыли черные пятна.

Артем. Его имя. Она никогда не осмеливалась его называть, даже мысленно. Для всех он был Тень. А для нее... для нее он был тем, кто перевернул всю ее жизнь.

Крайне тяжелом состоянии.

Слова отдавались в ней физической болью, ударом под дых. Все ее обиды, вся осторожность, все стены — в одно мгновение рассыпались в прах. Остался только дикий, животный ужас при мысли, что его может не стать. Что он может уйти, так и не узнав...

Она не помнила, как схватила ключи и телефон, как, бросив скулящего Баунти в квартире, выскочила на улицу. Она ловила первую же машину, судорожно пытаясь вспомнить адрес больницы, бормоча его имя как мантру.

Дорога до больницы превратилась в адское путешествие. Каждая красная лампочка светофора казалась вечностью. В голове проносились обрывки воспоминаний: его властный поцелуй, его каменное лицо в университетском туалете, его усталые глаза в ее прихожей. «Только бы жил, — беззвучно шептала она. — Только бы жил, а все остальное неважно».

В приемном отделении царил привычный хаос. Запах антисептика и болезней. Лера, задыхаясь, подбежала к медсестре за стойкой.

«Артем Воронов! Мотоциклист! Где он?» — ее голос сорвался на визг.

Медсестра, уставшая и равнодушная, что-то проверила в компьютере.

«Палата интенсивной терапии, третий этаж. Но к нему сейчас...»

Но Лера уже мчалась к лестнице, не дослушивая. Она влетела на третий этаж и увидела его фамилию на табличке у двери.

Она замерла на пороге, боясь войти, боясь увидеть то, чего боялась больше всего.

Сделала глубокий вдох и толкнула дверь.

Палата была залита холодным белым светом. И в центре этой стерильной белизны, опутанный трубками и проводами, подключенный к мониторам, которые мерцали и пищали, лежал он.

Его лицо было бледным, как простыни, испещренным ссадинами и синяками. Одна рука была в гипсе, на лбу — повязка. Он был неподвижен, и лишь слабый звук дыхания и ровная линия на мониторе свидетельствовали, что он жив.

Но самое страшное было не это. Самое страшное было в его глазах. Они были открыты и смотрели в потолок. Но в них не было ничего. Ни боли, ни злости, ни привычной льдистой стужи. Лишь пустота. Полная, абсолютная опустошенность. Он выглядел сломанным. Не телом, а душой.

Вся ее ярость, вся боль, все обиды — все это испарилось, унеслось прочь этим душераздирающим зрелищем. Он был не тем могущественным, пугающим Тенем. Он был просто раненым, одиноким человеком.

«Артем...» — прошептала она, делая шаг внутрь.

Он медленно, с трудом перевел на нее взгляд. В его пустых глазах ничего не дрогнуло. Он просто смотрел, не узнавая или не желая узнавать.

Это молчаливое принятие своей участи, эта опустошенность сломали ее окончательно.

Слезы, которых она так долго не позволяла себе, хлынули ручьем. Она бросилась к его кровати и, осторожно, чтобы не задеть трубки, обняла его. Прижалась щекой к его неповрежденному плечу, чувствуя холод его кожи.

«Прости меня, — рыдала она, ее слова были тканью больничного халата. — Прости, что я была такой глупой, такой гордой. Прости, что не верила тебе. Это не важно. Ничего не важно. Только бы ты жил. Только бы ты выздоровел».

Она говорила сквозь слезы, бессвязно, изливая все, что копилось все эти недели — и боль, и тоску, и ту надежду, что он сам когда-то в нее поселил.

И тогда она почувствовала это. Сначала едва заметное движение. Его здоровая рука дрогнула. Пальцы, слабые и неуверенные, коснулись ее волос. Сначала просто прикоснулись, а потом в них появилась слабая сила. Он начал гладить ее волосы, медленно, неумело.

Лера подняла к нему заплаканное лицо.

И увидела, что в его пустых глазах появилась искра. Капля чего-то живого. Не надежды еще, нет. Но просто... признания. Признания того, что он не один. Что она здесь.

Он не сказал ни слова. Он просто смотрел на нее, и его пальцы продолжали медленно перебирать ее пряди. Но в этом молчаливом жесте было больше правды и прощения, чем в тысячах слов.

Она снова прильнула к нему, уже не рыдая, а просто тихо плача от облегчения. Мониторы продолжали мерцать, за окном сгущались сумерки, но здесь, в этой стерильной палате, снова зародилась та самая хрупкая, непрочная надежда. Надежда на то, что самые тяжелые раны — не те, что на теле, и что заживать они могут только вместе.

9 Глава. Вина.

Недели, последовавшие за той страшной ночью, превратились для Леры в новый, странный ритуал. Ее жизнь теперь вращалась вокруг графиков больничных посещений. Она приходила каждый день, как на работу. Тихо садилась на стул у его кровати, читала ему книги вслух, когда он спал, или просто молча сидела, когда он бодрствовал, уставившись в потолок тем самым пустым взглядом, который разбивал ей сердце.

Она говорила с ним. О ничего не значащих вещах: о проделках Баунти, о том, что показывали по телевизору, о дожде за окном. Она не ждала ответа. Она просто хотела, чтобы он знал — он не один.

Медленно, очень медленно, он начал возвращаться. Сначала это были лишь короткие кивки в ответ на ее вопросы, нужен ли ему стакан воды или помочь поправить подушку. Потом — односложные ответы: «да», «нет», «нормально». Его физическое состояние улучшалось, гипс сменили на тугую повязку, некоторые трубки убрали. Но его глаза по-прежнему оставались отчужденными и глубоко ранеными.

Лера уже начала верить, что так будет всегда. Что та часть его, которая могла чувствовать и говорить, погибла в той аварии вместе с его мотоциклом.

Как-то раз она сидела у окна и смотрела, как закат окрашивает больничный парк в золотые и багровые тона. В палате было тихо, лишь равномерное пикание монитора нарушало тишину.

И вдруг его голос, тихий, хриплый от недельного молчания, прорезал тишину:

«Я разбился из-за тебя».

Лера замерла, медленно поворачиваясь к нему. Сердце упало куда-то в пятки. Он смотрел на нее, и в его глазах наконец-то было что-то, кроме пустоты. Горькая, беспощадная ясность.

«Что?» — только и смогла выдохнуть она.

Он отвел взгляд, уставившись в свои руки.

«Я не справился с управлением, потому что мне было все равно. Потому что я не видел смысла. После того дня... после того как ты сказала, чтобы я никогда к тебе не подходил». Он произнес это ровно, без упрека, просто констатируя факт. И от этого становилось еще страшнее. «Я не хотел жить, Лера. И это твоя вина».

Воздух в палате стал густым и тяжелым, давящим на грудную клетку. Слова, которые он бросил в нее, были острее любого ножа. Они вонзились в самое сердце, в самую ее уязвимую точку — в ее собственное чувство вины, которое она уже пыталась загнать подальше.

Она хотела закричать. Защититься. Сказать, что это несправедливо, что он сам во всем виноват, что это его выбор. Но слова застряли в горле комом.

Потому что в каком-то извращенном смысле она чувствовала свою вину. Она помнила его усталое лицо в дверном проеме ее квартиры. Помнила, как сама выгнала его, оставив одного с его демонами. Она отвергла его попытку поговорить, его неуклюжее «это не то, что ты подумала». Она выстроила стену, а он… он разбился об нее на полной скорости.

Слезы снова выступили на глазах, но на этот раз это были слезы не боли, а жгучего, всепоглощающего стыда и ужаса.

«Артем...» — ее голос сорвался. — «Я не знала... Я не хотела...»

«Я знаю, что не хотела, — перебил он ее, все так же глядя в сторону. — Но так вышло. Ты стала последней каплей. Той, что переполнила чашу».

Он замолчал, и в тишине снова было слышно только мерцание аппаратуры.

Лера поднялась с места, подошла к его кровати и опустилась на колени рядом, чтобы быть с ним на одном уровне. Она осторожно взяла его здоровую руку — ту самую, что неделю назад гладила ее волосы — и прижала ее к своей щеке.

«Прости меня, — прошептала она, и ее слезы текли по его пальцам. — Я была глупа и слепа. Я видела только свою боль, но не видела твоей. Прости».

Он медленно повернул голову и посмотрел на нее. В его глазах уже не было той страшной пустоты. Теперь в них была бездонная, первозданная боль. Боль, которую он носил в себе все это время и наконец решил ей показать.

«Мне не за что тебя прощать, — тихо сказал он. — Ты просто жила своей жизнью. А я не смог справиться со своей».

«Но теперь мы справимся вместе, — твердо сказала Лера, не отпуская его руку. — Правда? Мы будем жить вместе. И для тебя, и для меня, и для Баунти. У нас все получится».

Он не ответил. Но его пальцы дрогнули и слабо сжали ее ладонь. Это было не прощение. Это не было обещанием. Это было просто признанием того, что они оба ранены. Что они оба виноваты. И что, возможно, только вместе они смогут найти в себе силы заживить эти раны.

За окном окончательно стемнело, и в палате остался лишь тусклый свет ночника. Они молча сидели так — он в больничной кровати, она на коленях рядом, держась за руки, как два потерпевших кораблекрушение, нашедшие друг друга в бескрайнем, холодном океане.

10 Глава. На одной территории.

День выписки из больницы был серым и прохладным. Лера приехала за ним на такси, чувствуя себя странно взволнованной и неуверенной. Они молча ехали до ее дома, глядя в разные окна. Воздух в машине был густым от невысказанного.

Артем вышел из машины медленно, скованно, все еще ощущая последствия травм. Он нес единственную сумку с вещами, которые она принесла ему из его старой жизни. Он остановился перед ее подъездом, смотря куда-то поверх крыш, и Лера поняла, что он колеблется. Сделать этот последний шаг — значит окончательно войти в ее мир, в ее тихое убежище, которое он когда-то уже нарушал.

«Пойдем», — мягко сказала она, касаясь его локтя. — «Баунти уже соскучился».

При упоминании щенка его плечи чуть расслабились. Он кивнул и последовал за ней.

В квартире пахло чаем и свежей выпечкой. Лера старалась изо всех сил, чтобы создать хоть какую-то видимость уюта, но напряжение витало в воздухе, как электричество перед грозой. Баунти, услышав шаги, вихрем вынесся из кухни и, радостно повизгивая, принялся прыгать вокруг Артема, тычась мокрым носом в его ноги.

Лера наблюдала, как Артем медленно, преодолевая боль, наклонился и позволил щенку облизать себе пальцы. На его лице на мгновение промелькнуло что-то похожее на улыбку. Это было мимолетно, но она это поймала. Лучик света в кромешной тьме.

Вечер прошел в неловких попытках наладить быт. Они ели молча. Смотрели телевизор, не видя его. Разговаривали о пустяках — о лекарствах, о графике его реабилитации. Каждое слово давалось с трудом, каждую паузу заполняла тяжесть того, что было сказано в больничной палате. «Это твоя вина». «Я не хотел жить».

Он спал на раскладном диване в гостиной. Когда стемнело, Лера принесла ему свежее белье и одеяло.

«Спи спокойно», — сказала она, задерживаясь в дверном проеме.

Он сидел на краю дивана, его спина была напряжена, а взгляд устремлен в пол.

«Не могу», — тихо признался он. — «Как закрываю глаза, снова все это вижу. Отбойник. Асфальт. Свою беспомощность».

Лера постояла секунду, борясь с собой. Потом переступила порог и подошла к нему.

«Ложись», — сказала она. — «Я посижу с тобой».

Он послушно лег, повернувшись к стене. Лера села на край дивана, спиной к нему, не решаясь прикоснуться. В комнате было тихо, слышалось лишь их дыхание и тяжелое, напряженное биение ее сердца.

Прошло полчаса. Она уже думала, что он уснул, как вдруг его голос, приглушенный темнотой, прошептал:

«Холодно».

Лера обернулась. Он лежал, сгорбившись под одеялом, и его плечи слегка вздрагивали. Он не врал. В комнате и вправду было прохладно, но дело было не в температуре. Его бил внутренний холод, холод того одиночества, что чуть не убило его.

И тогда она отбросила все сомнения. Она легла рядом с ним на узком диване, снаружи одеяла, и осторожно обняла его со спины, прижавшись грудью к его лопаткам. Она чувствовала, как все его тело напряглось от неожиданности, а затем медленно, очень медленно начало расслабляться под ее теплом.

Он не сказал ни слова. Он просто взял ее руку, лежащую на его груди, и прижал ее своей, словно боясь, что она исчезнет.

Так они и лежали в темноте — два сломанных человека, нашедших в объятиях друг друга временное пристанище от бури, бушевавшей внутри каждого. Ей было больно от мысли, какую боль она ему причинила. Ему было больно от осознания собственной слабости и того груза, что он на нее взвалил.

Они не целовались. Не говорили о любви. Они просто держались друг за друга, как тонущие за соломинку, понимая, что это больно, что это сложно, что смотреть друг на друга до сих пор невыносимо тяжело из-за всей той боли, что между ними.

Но в этой боли была и правда. И в этом молчаливом объятии было больше доверия и прощения, чем в тысячах извинений. Они заснули так — спина к спине, сердце к сердцу, рана к ране. Еще не целые, но уже не в одиночку.

11 Глава. Ритм сердца.

Время, проведенное вместе в четырех стенах леркиной квартиры, постепенно затягивало их раны тонкой пленкой привычки и быта. Они не говорили о главном, но учились существовать рядом. Артем потихоньку восстанавливался, его движения становились увереннее, а в глазах все реже появлялась та самая пугающая пустота. Лера перестала вздрагивать от каждого его взгляда, научилась понимать его молчание.

Как-то раз вечером, листая ленту соцсетей, Лера наткнулась на анонс тематической дискотеки в одном из местных клубов. «Релакс-вечеринка, 90-е – 2000-е», — гласила афиша.

«Сходим?» — неожиданно для себя предложила она, повернув телефон к Артему.

Он посмотрел на экран, потом на нее, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на интерес. Следы аварии все еще были видны — легкая хромота, шрам на виске, — но он уже не был тем сломленным человеком из больничной палаты.

«Думаешь, я выдержу эту тусовку?» — спросил он с легкой, едва уловимой ухмылкой.

«А мы уйдем, если станет тяжело», — пожала плечами Лера, и в ее голосе впервые за долгое время прозвучала легкость.

Клуб был не самым пафосным, и именно это создавало его неповторимую атмосферу. Люди танцевали под старый добрый R’n’B и европоп, не стараясь выглядеть круто, а просто получая удовольствие. Воздух был густым от смеси духов и прохладительных напитков.

Лера сначала волновалась, постоянно поглядывая на Артема. Но он, прислонившись к бару с бутылкой воды в руке, казалось, был спокоен. Он даже слегка пританцовывал в такт музыке, и этот жест, такой простой и человечный, заставил ее сердце екнуто.

Пока Артем разговаривал с барменом, к Лере подошла высокая стройная девушка с короткими розовыми волосами и улыбкой до ушей. «Привет!Ты, кажется, новенькая в наших краях? Я Катя, я тут все тусовки знаю наизусть», — представилась она без тени стеснения.

Лера, привыкшая к одиночеству, сначала опешила, но искренность девушки была заразительной. Они разговорились. Катя оказалась студенткой местного колледжа, училась на дизайнера и обладала невероятным талантом располагать к себе. Они болтали о музыке, о городе, о бессмысленном и прекрасном. Лера ловила себя на том, что смеется — по-настоящему, легко и свободно.

Она переглянулась с Артемом через толпу. Он следил за ней взглядом, и на его лице не было ни ревности, ни недовольства. Лишь тихое, почти незаметное одобрение. Он видел, что ей хорошо.

Когда заиграл медленный, томный трек, Катя с криком «ой, это моя песня!» умчалась в толпу танцевать с какой-то своей подругой. Лера осталась стоять рядом с Артемом. Они смотрели на кружащиеся пары, и между ними повисло невысказанное напряжение.

И тогда он протянул ей руку. «Пойдем?»— спросил он просто.

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Он не был идеальным танцором, движения его были немного скованными из-за не до конца заживших травм. Но он держал ее уверенно и бережно. Они медленно кружились под неярким светом диско-шара, и весь мир сузился до них двоих. До ритма, под который билось ее сердце. До его руки на ее талии. До его дыхания на ее волосах.

Лера подняла на него глаза. Он уже смотрел на нее. В его темных, всегда таких нечитаемых глазах, она увидела отражение диско-шара — миллионы маленьких мерцающих огоньков. И что-то еще. Что-то теплое и настоящее.

Он наклонился. Медленно, давая ей время отстраниться. Но она не отстранилась.

Его губы коснулись ее губ. Это был не тот властный, поглощающий поцелуй у подъезда. И не тот больной, отчаянный поцелуй в больнице. Это был мягкий, нежный, вопрошающий поцелуй. Поцелуй-знакомство заново. Поцелуй-обещание.

Когда они разъединились, вокруг все продолжало двигаться и шуметь, но для них мир замер.

Они вернулись домой молча, но это молчание было уже другим — наполненным, трепетным, живым. Дверь квартиры закрылась, отгораживая их от всего мира.

И там, в тишине и полумраке ее комнаты, под пристальным взглядом спящего Баунти, их любовь продолжилась. Не яростная страсть, а медленное, бережное узнавание. Каждое прикосновение было вопросом и ответом, каждым вздохом — прощением и принятием. Они смывали боль прошлого нежностью настоящего, и казалось, что шрамы на их душах под ладонями друг друга потихоньку разглаживаются, превращаясь в легкие, почти невидимые линии — напоминания о том, что раны могут заживать, если лечить их вместе.