Спрятавшись за дверью, я подслушиваю, и мне ни капельки не стыдно.
Сейчас, можно сказать, решается судьба моей карьеры.
От этого телефонного разговора зависит очень многое.
– Слышал, Егор женился. Как-то тихо, не по-людски…
Дядя уже минут пять ходит вокруг да около и никак не приступит к волнующей меня теме. Он и выставил меня из комнаты для того, чтоб я не сопела ему в ухо и не поторапливала. Дядя Гера всегда меня учит, что даже маленький гешефт требует деликатного отношения, но его наука у меня не приживается. Деликатность и я – мы из разных вселенных.
– Ты-то когда? Ну-да, ну-да, понимаю. Я и сам убежденный холостяк… А Линда, значит, в омут с головой? Говорят, «Небо» расширяет сферу интересов. Ты для нее покупаешь «МедиаФэшн»? – наконец забрасывает удочку дядя Гера.
От нетерпения переминаюсь на месте и стараюсь не пыхтеть: очень хочется вернуться в комнату и ухом прижаться к трубке с другой стороны, чтобы слышать, что говорит будущий хозяин журнала, в котором я работаю.
Повезло же какой-то стерве! Ей целый журнал дарят!
– Конечно, дружище. Отличная мысль поменять профиль, если нынешний не приносит журналу прибыли, – поддакивает дядя своему знакомому.
Как он может так говорить?
Когда тридцать минут назад я врываюсь в дядин кабинет и начинаю фонтанировать проклятьями в адрес руководства, которое только что порадовало новостью, что с теми из нас, с кем соглашение истекает в этом месяце, контракт продлять не будут, дядя Гера стоически выслушивает все, что я думаю по поводу предстоящего несправедливого увольнения, даже не пытаясь меня успокоить. Он вообще считает, что меня в нашу порядочную еврейскую семью подкинули итальянцы. Дождавшись, пока я выдохнусь, дядя Гера лезет в телефон, а выяснив, кто конкретно покупает журнал, обещает попробовать помочь.
– У меня к тебе просьба, уважь старика…
Старика? Ха! Откуда он только эти фразочки выкапывает?
Дяде Гере, младшему папиному брату, всего сорок пять, и выглядит он как легкоатлет, следит за собой и меняет баб строго раз в два месяца. Как он говорит, чтоб не привыкали и не питали напрасных надежд. Он вообще довольно жесткий мужик, если это не касается дел семейных. Ну и любит немного попридуриваться, играя в анекдотического еврея. Самое интересное, что есть идиоты, которые ведутся.
– Ладно, ладно, – смеется дядя Гера. – Увлекся, вошел в образ.
Ага, абонент на том конце провода, видимо, в курсе привычек дяди.
Чего он все тянет? У меня уже ноги отваливаются стоять на одном месте, и ухо вросло в дверную щель!
– В общем, зная твою манеру, могу предположить, что ты сейчас весь творческий штат переувольняешь и дашь Линде набрать новый. Я тебя по дружбе прошу, моего человека не увольняй. Хороший фотограф. Хотя бы первое время, а потом пусть Линда работу оценивает. Разумеется. О чем речь! Я благодарен, с меня причитается.
Ф-фух. Кажется, договорился. И чего вот не с этого начал? Все ж люди занятые!
– Олег, да хороший фотограф, я тебе говорю! В смысле, как понять который из девяти? Фамилия Бергман наведет тебя на правильный ответ. Ну, конечно! Все для семьи, ты же знаешь. В этом и Раевские, и Бергманы мыслят одинаково.
Что? Олег Раевский?
Это же тот самый тип, который меня облапал!
Как вспомню его красивую наглую самодовольную рожу, сразу впадаю в бешенство!
– В общем, пригляди там за племяшкой, – просит дядя Гера.
О да! Этот присмотрит так присмотрит!
Торопясь скорее попасть на внезапную летучку с главным редактором, все, на чем я сосредоточена – это не убиться и ни во что не вляпаться. В здании ремонт: кругом разбросаны инструменты, тут и там кучами свалены стройматериалы.
Но, оказывается, смотреть стоит не только под ноги, но и по сторонам.
Заворачивая за угол, уже почти на финише своего марафона я практически с разбега врезаюсь в кого-то настолько твердого, что у меня вышибает дух. Пострадавший же лишь слегка отступает назад, да и то, скорее всего, просто от неожиданности.
Крайне устойчивый товарищ, и с реакцией у него все отлично.
Резко дернув меня за плечо на себя, он не дает мне отшатнуться к свежевыкрашенной стене, и я снова впечатываюсь в мощную грудь.
Мое мгновенное и понятное желание извиниться и поблагодарить тут же смывается волной возмущения. Руки этого типа соскальзывают вдоль спины, но вместо того, что отпустить меня или хотя бы остановиться на талии, опускаются ниже и поглаживают пятую точку!
В первую секунду от подобной наглости у меня пропадает дар речи.
– Видимо, я настолько неотразим, что женщины на меня уже просто бросаются, – со смешком в голосе произносит он, все еще удерживая в плену мою попку.
Что?
Я начинаю брыкаться, но хватка мужика становится лишь крепче.
– Да стой ты, рыжая!
Ничего себе заявочки!
– Руки убрал, – рявкаю я, но мой грозный тон не производит должного эффекта.
Меня продолжают беспардонно разглядывать, останавливаясь взглядом на всех моих достоинствах. Очень похоже, что этому наглецу нравится все, что он видит! Ха! Я от таких как ты с семнадцати лет бегаю, ничего тебе не обломится!
Откуда-то из глубины коридора доносится оклик:
– Раевский, ты, мать твою, куда провалился?
Прекрасно! Вот мы и почти познакомились! Да, мужик, забери своего друга, а то он мне футболку слюной закапает!
– Макс, я здесь. Нашел тут кое-что интересное, – отзывается эта бессовестная зараза с перебитым носом.
– А ну отпусти, – пытаюсь я пнуть его в голень.
– Ну уж нет! – Раевский делает нарочито испуганные глаза. – Я тебя сейчас отпущу, а ты на меня кинешься! Вам, женщинам, только одного и надо. А я не такой!
– Что? – он выбивает меня из колеи. Я просто обалдеваю от подобного заявления.
– Вот ты где, – из-за угла выворачивает еще один громила модельной внешности. Но типаж другой… Этого бы в заснеженные горы…
Брезгливо отряхнув джинсы от строительной пыли, видимо, тот самый Макс переводит взгляд на нашу композицию. А я замираю. Смелая-то я смелая. Но два огромных мужика на хрупкую меня…
– Опять кого-то подобрал, – вздыхает он.
– Тебе грех жаловаться, – смеется Раевский.
– Любишь ты баб по темным углам собирать, – ворчит его приятель, никак не реагируя на то, что я всем своим видом демонстрирую желание покинуть их теплую компанию.
– Эта сама на меня бросилась, – ябедничает Раевский. – Но в этот раз я тут был первый, так что эта – моя.
– Да забирай, – легко отказывается второй.
По мере развития этого диалога мое лицо вытягивается все сильнее.
Совсем модельки охренели!
– Так. Поржали и хватит, – командую я, чем вызываю насмешливый взгляд Раевского. – Я опаздываю к главреду, отпусти!
– Олег, я тебя в машине подожду, – со смешком говорит Раевскому Макс и, аккуратно переступая мусор, оставляет меня наедине с этим типом.
А этот, который Олег, окинув меня взглядом еще раз, снова притягивает меня к себе.
– Ты что творишь? – шиплю я.
Ух, я прям добьюсь, чтоб его съемки мне отдали. Я так оторвусь, он сто раз пожалеет, что позволил себе распускать руки!
– А на что это похоже, рыжая? – усмехается он, приподнимая мое лицо за подбородок.
Да нет! Он же не станет…
Еще как стал.
Когда он прижимается ко мне губами, я еще не верю в такую наглость, но секунду спустя, поверить приходится.
Меня целуют сразу по-взрослому.
Ошеломленная, я пропускаю атаку противника и понимаю почти сразу, что это сражение проиграно.
Этот поцелуй не оставляет ни шанса. Раевский словно берет меня через поцелуй. Это уже почти секс. Обещание того, что меня ждет. Все сливается в один сплошной полет, лишь краем сознания я замечаю, как он кладет руку мне на затылок, а той, что на пояснице, прижимает меня к паху сильнее. Он беззастенчиво трется об меня внушительной выпуклостью, и в месте соприкосновения зажигается огонь, пламя которого неуклонно начинает захватывать мое тело.
Раевский словно осьминог, я только что чувствовала его ладонь в заднем кармане своих джинсов, сминающую мою попку, а она уже тискает мою грудь и сквозь футболку пощипывает соски.
Пытаюсь стряхнуть с себя наваждение, но этот мерзавец словно знает карту моего тела и переключается на шею, целует бьющуюся венку, шумно дышит в ухо, рассылая мурашки.
Его горячая рука проскальзывает под футболку и смело ложится на грудь.
– Мне нравится твое стремление к свободе, – его смешок намекает на то, что я сегодня без бюстгальтера.
Не успеваю ничего ответить, потому что его губы снова накрывают мои.
Трезвею, только когда слышу свой тихий стон.
Пользуясь расслабленностью Раевского, я отскакиваю от него, тяжело дыша.
Первая здравая мысль: «Хорошо, что мой Марк так не целуется, а то я бы уже давно перестала быть девственницей»!
Возмущенно смотрю на этого питекантропа!
Что он себе позволяет? Увидел и тут же «моей будешь», и руки распускает! У меня жених вообще-то есть!
Малодушно заталкиваю поглубже правдивый факт, что я не больно-то сопротивлялась.
А Раевский, уставившись на мои торчащие соски, поправляет в джинсах член, которому явно тесно. Запахиваю жакет поплотнее, но его грубая ткань лишь раздражает возбужденные соски через тонкую ткань футболки.
Ладно. Дядя сделал, что смог.
Увольнять меня пока не будут. Это плюс.
Не думаю, что это Раевский будет уделять много личного времени «МедиаФэшн», тем более, что покупает его для какой-то там Линды.
Внутри что-то царапает, но я быстренько это пресекаю. Фу, Эля! Брось каку! Никаких собственнических инстинктов в отношении подобных типов!
За версту видно, что кобелина. Мало этого, он еще и нахал!
Да он даже имя у меня не спросил, только визитку сунул!
Рыжая… Я не рыжая! Я шатенка!
Откровенно говоря, хорош паразит. Мне бы с ним на пару дней в лес… Какие бы натурные съемки вышли!
Но вообще, куда эта Линда смотрит? Пока она ушами хлопает, Раевский лапает все, что попадается ему под руку!
Знаем мы таких, далеко ходить не надо, дядя Гера у меня всегда перед глазами.
Да и в студенчестве насмотрелась. Нет уж мне такого не надо.
Педагогический – это цветник, парней с соседнего политехнического к нам как магнитом тянуло. Ну и естественно, девчонки западали именно на таких как этот Олег, а не на скромных надежных ботаников. Сколько потом слез лилось…
Тот факт, что по образованию я – учитель, удивляет даже меня саму. Если бы не бабушка Роза, я бы никогда не пошла в Педунивер. Все детство я мечтала стать дрессировщиком или кинооператором, но у бабушки Розы было свое мнение на этот счет.
Роза Моисеевна, моложавая и ухоженная, в свои семьдесят курит сигареты через мундштук, может перепить любого самого крепкого мужика и выходит к ужину в вечернем наряде.
Именно она в нашей семье является источником традиций и знаний о том, что положено ребенку из приличной семьи, а что не пристало.
Бабушка считает, что девочка из хорошей семьи должна пойти в науку или выучиться на учителя. Лучше бы, конечно, на учителя музыки, но это уже стремление к совершенству.
Собственно, и я, и отец оправдали бабушкины ожидания. Мой папа – археолог с мировым именем, впрочем, как и моя мама. В связи со своей профессией они постоянно отсутствуют, и мне грешным делом кажется, что папа специально выбрал археологию, чтобы дома пореже бывать. Жену он себе нашел все там же, среди груды перелопаченной земли, и после свадьбы стал пропадать на раскопках не один, а уже в компании супруги.
В детстве меня несколько раз брали на раскопки, и уже к семи годам я твердо знала, как определить, к какому периоду времени относится тот или иной слой, и была абсолютно уверена, что археология – это не мое.
С музыкой к бабушкиному разочарованию у меня как-то не задалось.
Дядя Гера, говорит, что я закончила музыкалку по классу скрипки. Это потому что, я закончила ее прямо-таки со скрипом, хотя и мучила я фортепьяно.
Поэтому бабушка Роза, осознав, что учительницы музыки из внучки не выйдет, все школьные годы кружила вокруг меня, предлагая разные научные отрасли, но все это вызывало во мне стойкое неприятие, и, чтобы от меня наконец отвязались, я пошла в педагогический.
Правда, после первой же практики у старших классов, стало понятно, что детей ко мне подпускать нельзя, да и меня к ним. С моим-то характером!
Повоевав годик, я выбила себе право заниматься тем, чем считаю нужным. И вот уже несколько лет я зарабатываю на жизнь фотографией.
В последнее время, к сожалению, интересных проектов нет, модели все какие-то одинаковые, заказы тоже как под копирку. Эх. А я уж губы раскатала, что нам для чего-то офигенского пригнали поснимать таких харизматичных мужиков.
А они сами, блин, кого хочешь снимут. Особенно этот, с перебитым носом.
Какой типаж пропадает!
Ну да ладно. Сегодня я больше никому не могу причинить добро и нанести пользу, надо двигать домой.
А дома меня уже ждет Марк.
Мой милый безопасный Марк. Не то, что некоторые!
Вообще, Марк – бабушкин протеже, внук ее приятельницы бабы Фаи. И после первого знакомства я восприняла его в штыки. Как я бесилась и орала, когда бабушка Роза от моего имени согласилась на свидание с ним.
Но ба надавила на мое любопытство и все же уломала меня на эту встречу вслепую. И как ни странно, она прошла хорошо. Было действительно мило.
Как-то само собой случилось и второе свидание, и третье. Бабушка довольно потирала руки, а я в конце концов решила, что высокий, красивый и воспитанный мальчик с чувством юмора на дороге не валяется.
С тех пор прошел уже почти год, и я думаю, рано или поздно мы с Марком будем строить ячейку общества. Он даже морально готов присоединиться к нашей семье.
Для кого-то это странно, но мы все живем в одном доме, одном подъезде и даже на одном этаже. Соседи называют наш этаж «Маленький Тель-Авив».
Для того, чтобы выкупить соседние квартиры бабушка Роза выжила две семьи, сейчас идет холодная война с последним семейством, оставшимся на нашем этаже, но Скворцовы пока не стаются.
Дома благодать.
Бабушка Роза и Марк пьют чай.
На круглом столе в гостиной все сервировано так аппетитно, что я вся в предвкушении: на белоснежной крахмальной скатерти выставлены любимый пузатый заварочник, фарфоровые чашки, хрустальная вазочка с конфетами, молочник с вишенкой на боку, блюдце с тоненько порезанным лимоном, который щекочет своим запахом издалека. И даже отсюда я вижу креманку с абрикосовым вареньем. У меня начинается обильное слюноотделение.
– Предупреждать же надо! – ошпаривши кипятком нежные свои перси, вою я!
Прекрасное завершение сегодняшнего дня! Блин, моя любимая белая футболка! Сейчас в плотный хлопок все впитается! Я вылетаю из-за стола и мчу в ванную, чтобы успеть сунуть в стиралку майку до того, как натуральная ткань прокрасится навечно!
Они вообще, что ли с дуба рухнули?
Какая к чертям свадьба?
Я так зла, что чуть не прищемляю себе палец дверцей стиральной машины.
За моей спиной нарисовывается бабушка, в руках она держит свой блузон.
– И не кривись! Не с голой же грудью за стол возвращаться. Весь аппетит мальчику перебьешь, – ёрничает ба.
Зная Розу Моисеевну уже двадцать пять лет, могу точно сказать, что она имеет виду совсем не тягу Марка к абрикосовому варенью. Я, конечно, собираюсь сохранить девственность до свадьбы, но неужели ба думает, что за год, что мы с ним встречаемся, Марк еще не познакомился с моей грудью?
– Лучше б ты за меня переживала, – вытирая грудь, огрызаюсь я.
– Мне кажется, ты как-то чересчур впечатлилась планами, – поднимает брови бабушка.
– Вообще-то, я всегда думала, что предложение руки и сердца должен делать первым жених. Ну хорошо, в крайнем случае невеста тоже может. Но чтобы бабушка невесты… На это моей фантазии не хватает! Вы прям с Марком разогнались. Меня еще и замуж никто не позвал, а вы уже ресторан выбрали!
– Милая, подобный исход ваших отношений мне казался само собой разумеющимся. А иначе зачем тогда вы вообще встречаетесь? – изумляется ба.
– Мне рано замуж! Я еще так молода…
Бабушка прерывает мои стенания:
– Когда будешь молода уже не так, то мужа будет найти значительно сложнее!
– Ты же смогла!
Хороший контраргумент.
В отличие от первого именно второй бабушкин брак с профессором Львом Бергманом стал удачным.
По словам отца, в основном потому что дед с бабушкой никогда не спорил.
Дедушку я помню очень смутно, но и папа, и дядя Гера, дети бабушки от первого брака, которых Лев Бергман усыновил, отзываются о нем всегда тепло.
Ко второму мужу бабушка уходила с грандиозным скандалом, и говорить о первом супруге она не любит. Единственное, что я от нее слышу про него: «Жив еще стервец!»
– У меня была сложная жизненная ситуация, – парирует бабушка. – И Левушку я знала с детства. Очень жалею, что не разглядела его раньше! А ты провыбираешься! Такими мальчиками, как Марк, не разбрасываются! Вот ты не знаешь, а до тебя у него была учительница музыки!
Я закатываю глаза и напяливаю через голову бабушкин блузон с кружевным жабо.
– Тебя послушать, так учительница музыки – главная секс-мечта, рояль – мощнейший афродизиак, а сороковая симфония Моцарта – лучшая прелюдия!
– А ты откуда знаешь, что это не так? – сощуривается ба. – Проверяла уже? А обещала, что будешь себя блюсти!
Хочется ляпнуть, что сегодня в темном коридоре среди строительного мусора один тип открыл мне глаза на прелюдию, но я прикусываю язык.
– Да блюду я, блюду… – ворчу я.
– Вот! – бабушка воздевает сухой палец к потолку. – Мальчик почти год на сухом пайке. Сколько ему еще страдать? Он ведь не выдержит, и, когда природа свое возьмет, пойдет к учительнице!
Я прыскаю со смеху.
Ба об этом знать не надо, но Марк не так уж и страдает.
Пару раз я позволяла любопытству одержать верх и запускала руку в ширинку жениха. После долгих поцелуев, он вовсе не возражал и не пытался меня остановить, а благодарно толкался в мою ладошку.
Марк, конечно, очень милый, но…
– Ба, я не хочу замуж! – завываю я снова. – Невестой быть хочу, а замуж – нет!
Бабушка смотрит на меня крайне строго:
– Эля! Подумай сама! Ты же дьявол в юбке и вечно без лифчика! Какой приличный мальчик станет это терпеть? А Марк терпит! У него характер правильный, он с тобой уживется!
А еще бывают неприличные мальчики, вспоминаю я. И они вполне ценят мое пренебрежение бюстгальтерами! Марк-то, может, меня и вытерпит, но не вынесу ли ему мозг я?
– Ну, ба…
– Без разговоров! Замуж надо идти столько раз, сколько зовут! Чего насупилась? Пора замуж, Эля.
В связи с отсутствием убедительных аргументов покидаю поле боя. Враг с седым пучком и бриллиантовыми сережками преследует меня до самой гостиной.
Мое появление вызывает среди Марка ажиотаж. Он устремляет свой взгляд мне куда-то ниже жабо и не отводит глаз.
Что там такое?
Проверяю.
Блузон совершенно прозрачный, и мои соски просвечивают круче, чем на конкурсе мокрых маек!
Марк непроизвольно сглатывает.
Ну, бабушка! Провокаторша!
– Марк, если ты уже напился чаю, – сладенько говорю я. – Мы можем пойти ко мне. Очень хочу убедиться, что я не прогадала с выбором будущего мужа!
Мы с Марком вполне успешно мигрируем на мою жилплощадь.
Там вовсе не так уютно, как на территории ба. Кругом стоят нераспакованными посылки от родителей. Опыт подсказывает, что в них скорее всего какие-нибудь образцы или купленные в местах раскопок ценности. Ну, ценности с точки зрения моих родителей.
Я тоже вношу свою лепту в специфический антураж квартиры: тут и там можно увидеть различное фотооборудование, оно хрупкое, но местами громоздкое, и почти всегда очень тяжелое. Поэтому, не сильно заморачиваясь, я расставила сумки с комплектами объективов для разных съемок прямо вдоль коридора.
Так что наша с родителями квартира скорее напоминает склад.
Заглядывая ко мне, бабушка каждый раз морщит нос, но я делаю вид, что не замечаю ее немого упрека.
По большому счету придраться она не может. Ведь в квартире чисто. Возможно, потому, что я тут практически не бываю. Будем точными: дома я только купаюсь и сплю. Все остальное время я или на работе, или с Марком, или торчу у бабушки.
Марк у меня в гостях далеко не первый раз, и до сегодняшнего дня я не задумывалась, как к моему стилю жизни он относится. В том числе и к тому, что меня сложно представить классической домохозяйкой. Вся эта история про домашние пирожки, глаженные рубашки и еженедельное мытье люстры вызывает у меня откровенную тоску. Фраза «ты же девочка» набила мне оскомину еще в детстве. Ба доставала меня этим укором настолько часто, что лишь провоцировала сильнее на всякие выходки.
А вот теперь, когда выясняется, что, возможно, Марку придется этот стиль жизни со мной разделить, я приглядываюсь к его реакции на мое жилье. Не кривится ли он, глядя на всеобщий бардак? Не морщится ли он при взгляде на коробку из-под пиццы?
Впрочем, поведение Марка у меня нареканий не вызывает.
Только лишь еще раз замечаю, какой же он у меня красивый.
Высокий, поджарый, с темными слегка вьющимися волосами и черными глазами, Марк при первой встрече показался мне приятным, хоть я и возмущалась, что нас решили познакомить без моего ведома. Но сейчас, настроенная критически, я разглядываю его, как посторонний человек, и понимаю, что он действительно очень красив.
Пожалуй, и я бы хотела сделать серию его портретных снимков. Когда Марк о чем-то задумывается, в нем есть что-то от Врублевского демона.
Мой ровесник, он уже успешный программист. И, на самом деле, на брачном рынке он лакомый кусочек. У него отличное чувство юмора и прекрасные манеры. Иногда мне кажется, что он безупречно идеален.
У меня все в порядке с самооценкой, но где-то в душе я считаю, что Марку больше подходит его бывшая учительница, хоть я ее и не видела. Но каким-то образом он задержался возле меня. А я до сих пор не понимаю, почему он выбрал такую неидеальную пару.
Оставшись со мной наедине, Марк вовсе не смотрит по сторонам, он тянется меня обнять.
Ему уже нет необходимости держать свои руки при себе. Это в присутствии бабушки он мог позволить себе только пялиться на блузон.
– Элька, – шепчет со смешком он мне на ухо. – Ты меня доконаешь.
В его объятьях уютно и спокойно, но я выворачиваюсь из них.
Таки у меня есть тема для поговорить с Марком Дмитриевичем.
– Скажи мне, Марк, как так получилось, что ты обсуждаешь свадьбу с бабушкой, а не со мной? В глаза мне смотри!
Марк пытается делать серьезное лицо, но его взгляд все равно сползает ниже жабо. Видя его шальное лицо, я понимаю, что так нормального разговора не выйдет. Отворачиваюсь, чтобы найти более пристойную одежду, и Марк, не теряя времени, со смехом снова обнимает меня.
– Ты не поверишь, – мурлыкает он мне в волосы, – но про свадьбу я узнал всего минут на десять раньше тебя.
Марк крепче прижимает меня к себе, и я чувствую попкой его восхищение бабушкиным блузоном.
– Даже так? – на секунду у меня перехватывает дыхание. – Почему же не поверю. Еще как поверю. Мы же говорим про Розу Моисеевну…
Марк целует меня за ухом. Очень волнительно, но надо договорить.
– Значит, ты не собирался делать мне предложение? – спрашиваю я и тут же спохватываюсь, что мой вопрос звучит, как обвинение.
– Определенно не сегодня, – смеется Марк. – Честно говоря, я надеялся у тебя отоспаться. – Пару дней назад к нам приехали родственники с маленьким ребенком, и сегодня я малодушно решил воспользоваться ключами, которые ты мне дала.
Мне достается поцелуй в шею. Руки Марка забираются под белый батист и поглаживают живот.
– Ты совершаешь кощунственные вещи, – бормочу я, прислушиваясь к своим ощущениям. – Ба инфаркт трахнет, если она узнает, что ты способен не только смотреть…
– Ну Роза Моисеевна два раза была замужем и у нее двое детей, сдается мне, она догадывается, что после сегодняшних… гхм… смотрин, я как минимум попробую дорваться до клубнички.
Уже? До клубнички? Я еще не готова!
Я снова выскальзываю из рук Марка. В голове мелькает мысль, что, если бы он не пробовал, а действовал уверенно как Раевский, я могла бы не устоять.
– Так, не отвлекайся. Значит, ба перехватила тебя, пока ты гремел ключами на лестничной клетке? – догадываюсь я.
Утром, столкнувшись с Марком на кухне я смущаюсь, словно молодая жена после первой брачной ночи.
Вчера Марк ночевал на диване в гостиной, но до этого…
– Эля, ты выйдешь за меня замуж? – спрашивает он, и я теряюсь так, будто не весь вечер мы только и делаем, что обсуждаем его предложение. Я хлопаю глазами, не зная, что ответить. Почему-то говорить «да» страшно, а говорить «нет» мне не хочется.
Словно понимая мои метания, Марк снова меня целует, и в этом поцелуе он уже не скрывает своего желания.
– Элька, ты сводишь меня с ума, – бормочет он, и, опять пренебрегая батистом, забирается руками по блузку.
Поцелуи Марка мне нравятся, прикосновения его приятны, и я позволяю увлечь себя на диван.
Но из-за того, что мне задан судьбоносный и очень важный вопрос, я не могу перестать о нем думать. Мои мысли скачут как бешеные блохи.
Замуж – это же навсегда? Хочу ли я замуж за Марка? Не представляю себя женой. Это значит, что мы будем заниматься сексом… А вот с Раевским я не думала ни о чем… Зачем я думаю о Раевском? Такие, как он, мне совершенно точно не нужны. От его поцелуя у меня голова вообще отключилась. Это плохо. Бабушка права, у меня слишком пылкая натура, я – пороховая бочка, а Раевский – это спичка. Взрыв будет мощным, а разрушения – масштабными. У меня же все по максимуму. Стоит только вспомнить про свою первую любовь… Не буду о нем вспоминать!
Нет, нет и нет. Мой типаж – хороший интеллигентный мальчик.
Мне сейчас с Марком хорошо?
Да.
И весь этот год рядом с ним пролетел ненапряжно. Без ненужной драмы и страстей. Как раз то, что мне надо. И то, что даже сейчас, когда Марк меня ласкает, я могу соображать здраво, – просто отлично. Потому что, когда я теряю голову, это всегда заканчивается плохо.
Марк – мечта, а не мужчина. Красивый, умный, высокий, воспитанный и перспективный. Он из хорошей семьи и нравится и мне, и мне моим близким.
Рядом с ним надежно и спокойно.
Так откуда мои сомнения?
Ведь уже сейчас, лежа под ним на диване, я не возражаю против продолжения. Да, без замирания сердца и дрожи в теле, но я уверена, что первый раз с Марком будет замечательным.
– Эля, – вздыхая жалобно, Марк берет себя в руки и останавливается, пока все не зашло слишком далеко. Он знает о моем твердом решении сохранить себя до свадьбы и уважает его.
Но, может, именно этого мне в нем и не хватает? Напора? Я хочу, чтоб он меня добился! Завоевал! Присвоил! Мне хочется чувствовать, что он меня хочет так сильно, что рациональности не остается места. А я досталась ему без всяких проблем. Тут как никогда уместна бесящая меня фраза. Я же девочка и хочу почувствовать себя одновременно и принцессой, и сводящей с ума роковой женщиной.
– Эль, – Марк стискивает меня в объятьях. – Выходи за меня, а?
– А почему ты хочешь на мне жениться? – спрашиваю его я. Это ведь, если задуматься, очень странная вещь: хотеть остаться с кем-то навсегда. И, в отличие от меня, у Марка есть опыт в серьезных отношениях. Он встречался с другими девушками до меня.
– Потому что ты особенная, – правильно понимает меня Марк. Мне не признания в любви нужны, а гарантии, что он не передумает и не предаст. – Так ты выйдешь?
Он кусает меня в шею, я хихикаю:
– А то что? – спрашиваю я. – Пойдешь к своей учительнице музыки?
– Ну, Роза Моисеевна! – давится смехом Марк. – Нет, если ты не согласишься, мне придется тебя соблазнить, а потом жениться, как положено честному человеку.
Я закатываю глаза:
– Что-то у тебя не клеится. Честные люди никого не соблазняют! Ай, не щекочись! Перестань! Ладно, так и быть. Чтоб учительше не достался такой сладкий пирожочек, я готова на жертвы.
Марк хохочет:
– Ну, вот. А ты спрашиваешь, почему я выбрал тебя!
– Чтобы я берегла твое целомудрие? – уточняю невинно.
– Целомудрие? – наигранно удивляется он. – Я не знаю, что это. Но сейчас я покажу тебе, на какие жертвы тебе действительно придется пойти.
– И лишения? – я подозреваю в Марке коварство.
В подтверждение моей догадки меня лишают права голоса, закрывая мне рот поцелуем.
– Так ты станешь моей женой, Эля? – Марк серьезно смотрит мне в глаза.
Все, смехуечки закончились. Я должна ему ответить сейчас.
Хочу ли я пробовать отношения еще с кем-то, чтобы в конце концов понять, что Марк был лучшим? Разве он станет хуже от того, что мне не с чем сравнить?
– Да, Марк. Я стану твоей женой.
– Ты не пожалеешь, – обещает он.
Так что сегодняшнее утро я встречаю официальной невестой, и почему-то это меня смущает. Заспанный Марк, появившийся на кухне выглядит умилительно, но у меня уже нет времени побыть с ним, пора бежать.
Павильоны для съемок дешевле арендовать в ночные и утренние часы, так что мне частенько приходится вставать на работу раньше всех в этом городе.
– Черт! А я планировала сегодня на глаза новому руководству не показываться!
– Я уже отправил твое портфолио Олегу на электронку.
– Ну дядя!
Но дядя уже отключился.
Конечно, интересно посмотреть на эту Линду, которой целые фирмы дарят, но я действительно предпочла бы не маячить перед начальством. Опыт мой показывает, что от него лучше держаться подальше.
Помыкавшись на начальном этапе своей карьеры по свадьбам и корпоративам, я в свое время сделала два вывода.
Во-первых, постоянный поиск новых клиентов – это явно не мое, иначе я бы пошла в продажники. А во-вторых, бесконечное ретуширование пьяных лиц меня угнетает. «А можно мне глаза голубые прям как небо? И зубы белые-белые?» «А реально как-то стереть руку зама с моей задницы? Я доплачу!» Бр-р. Прям передергивает.
Ну и подалась я искать работодателя.
Первая фирмёшка, в которую я устроилась, была издыхающим под натиском соцсетей печатным изданием. Ее хозяин отчего-то решил, что, приняв на работу, он меня облагодетельствовал и ждал некоей благодарности. Увольнялась я со скандалом под звон его яиц. И нет, мне не было стыдно! Я искренне считаю, что к пятидесяти годам человек должен освоить простую устную речь и понимать слово «нет».
Вторым моим пристанищем стала более крупная компания, которую я выбрала просто потому, что ее владелицей была женщина. Прекрасная работа – съемки для интернет-каталогов одежды. Но мне опять не повезло. По каким-то причинам директриса решила, что я положила глаз на ее мужа-задохлика. Из этой компании я тоже уходила громко, зажав в руке клок блондинистых волос. Не терплю оскорблений и беспочвенных обвинений. Правда, директриса оказалась по-женски мстительной, и ославила меня на весь город. И я очень долго не могла никуда устроиться.
Со стороны может показаться, будто я склочная, но на самом деле я терплю до последнего, зато, когда забрало падает, для меня уже хоть трава не расти.
После второго увольнения дома состоялся семейный совет.
Папа, который временно присутствовал дома, поднял свои связи и нашел для меня вакансию у своего приятеля, Тимофея Алексеевича. Всей семьей меня умоляли не бить его между ног и не соблазнять. Но пуще того, запретили выдирать ему волосы. При первой же встрече я поняла почему. Каждый волосок у Тимофея Алексеевича был на учете.
Но разъяснительную работу со мной проводили зря. Мы с новым работодателем жили душа в душу, потому что виделись всего два раза. Вторая встреча состоялась два года спустя после приема, увы, по тревожному поводу. Но я надеюсь, что дядина помощь позволит мне остаться в «МедиаФэшн». Ибо если меня отсюда уволят, то мне придется вернуться на фрилансерские хлеба.
Так что никакой дополнительный проект от начальства я совершенно не хочу, а искренне рассчитываю на нежные отношения на расстоянии. Одна надежда на то, что оно, это самое начальство, встает не так рано, и я успею закончить съемки раньше его появления.
Но с самого начала все идет не по плану. Сначала опаздывают модели, потом отрубается электричество, и в конце концов выясняется, что забыли привезти подвесную конструкцию.
Третий час ползая по грязному полу в поисках правильного ракурса, я догадываюсь, что день скорее всего не задастся. Это еще хорошо, что я опытная. На мне максимально комфортная и немаркая одежда: серые джинсы и серая толстовка. Я как-то по дурости напялила на съемки черное, больше никогда не совершу такой ошибки.
Тихо матерясь сквозь зубы, я лежу на спине, пытаясь поймать в объектив правильную позу у на редкость деревянной Мисс города, и поэтому упускаю момент, когда в павильоне наступает оживление. Только радуюсь, что наконец-то у моей модели появился огонек в глазах, и прорезалась невымученная сексуальность.
То, что это не вдохновение на нее накатило, становится понятно, когда я, нажравшись пыли, объявляю перерыв. Девица с каким-то истошным мяуканьем прямо-таки слетает с помоста и, быстро-быстро перебирая тонкими ногами на каблучищах, куда-то устремляется. Ей бы такой энтузиазм во время фотосессии.
Стараясь не выпустить из рук дорогущую камеру и ни обо что ей не стукнуть, я как черепаха пытаюсь перевернуться и встать на четвереньки. Пока я пыхчу, мое условное одиночество нарушают чьи-то шаги. Судя по всему, двое решают уединиться для приватного разговора. Мне совершенно не интересен их диалог, но я просто не могу с камерой в руках пятиться задом так быстро, да еще и не выдавая своего присутствия, поэтому слышу их беседу.
– Ты не отвечаешь на мои звонки, – узнаю я капризный голос Мисс города.
Ей негромко отвечает низкий мужской:
– Я был занят.
– А я видела тебя вчера в ресторане с новой девицей! Как ты мог?
– Ириш, вынь руку из моей ширинки.
Не выдержав я хохотнула. Ты попал, мужик, если Ириша решила, что с тобой можно разговаривать, только ухватив за кокошки, то она тебя не отпустит.
Кажется, я все-таки привлекаю их внимание, потому что Ирина взвизгивает, а сзади меня слышатся шаги. Что ж, игра в прятки не удалась, надо выбираться.
Как каракатица я двигаю задним ходом, пока не зацепляюсь одеждой за какое-то препятствие. Черт! Какой-то прут попал мне под толстовку. Шорох и смешок позади подсказывают, что меня окончательно обнаружили.
Не призрака. Хуже.
Человека, который разбил и растоптал мое сердце. Игоря Лисянского – мою первую любовь. Первую и несчастную.
Раевский протягивает Лисянскому руку для рукопожатия.
– Вы знакомы?
Я внутренне сжимаюсь в ожидании ответа Игоря. Он пристально смотрит на другую руку Олега, которая по-прежнему обнимает меня за талию, и отвечает без подробностей:
– Немного.
А он все еще хорош. Был парень-картинка, стал красивым молодым мужчиной. Разве что лицо чересчур смазливое на мой вкус. Как всегда, одет с иголочки. Ему идут и черный пуловер, и голубые джинсы. И я остро чувствую, что на мне мешковатая и уже местами грязная одежда, на голове черте что, а макияжа сегодня не было и в помине. Я вовсе не хочу ему понравиться, но в моих мстительных мечтах, когда мы неожиданно сталкиваемся, я непременно выгляжу как королева. А я сегодня скорее напоминаю бродяжку.
Правда, Лисянский смотрит на меня с интересом. Похоже, Раевский в качестве аксессуара скрашивает любые огрехи во внешности. Но мне интерес Игоря до лампочки. Я не испытываю ничего кроме раздражения и неловкости. То ли вкусы мои изменились, то ли я поумнела, но этот красавчик больше меня не трогает. Марк намного лучше. Даже бабник-Раевский для меня привлекательнее. Наверно, потому что в нем больше мужественности. А Лисянский скорее напоминает моих моделек. И что я в нем находила? Ума не приложу.
– Как дела, Эля? – спрашивает он. Игорь мне уже нафиг не нужен, но желание выцарапать ему глаза у меня, оказывается, не пропало.
Внезапно загорающийся пожар моего гнева гасит Олег. Он прижимает меня к себе крепче и шепчет на ухо:
– Я надену пиратскую шляпу и буду требовать: «Эля!»
Чувствуя, как пальцы Раевского поглаживают мой бок, спохватываюсь. Он все еще меня лапает! Три тысячи чертей, чтоб ему, нашелся тут корсар!
– Повязку тоже можешь приготовить, потому что, если твоя рука сползет ниже хоть на сантиметр, я выбью тебе глаз! – цежу я в ответ. – Будет совсем аутентично.
Вместо того, чтобы впечатлиться, Олег давит в себе смех, но он все равно прорывается. Раевский думает, я шутки шучу?
Отворачиваюсь от него и попадаю под прицел глаз Лисянского.
– У меня все просто отлично. Спасибо, что спросил, – стараюсь отвечать нейтрально. Ни к чему при посторонних ворошить прошлое.
– Как я посмотрю, ты передумала становиться учительницей? – все же подкалывает он.
Раевский закашливается:
– Эля, ты открываешься для меня с новой стороны. Я представляю тебя в образе училки… Какой приятный бонус! Училки у меня еще не было.
Эта фраза выводит меня из себя.
Коллекционер хренов! А кто была? Медсестра? Стюардесса?
Мужики – козлы!
Училку им подавай!
Даже у Марка учительница музыки была! Значит, и в нем есть что-то козлиное! Надо приглядеться!
Испытывая непреодолимое желание съездить Раевскому по наглым мордасам, даже камеру для этого не пожалела бы, и прищемить чем-нибудь его шаловливые руки, понимаю, что дядюшкин наказ его не позорить может пойти псу под хвост.
– Так. Извините, но мой перерыв окончен, – под понимающий смешок Линды выворачиваюсь из захвата Олега и с независимым видом драпаю подальше.
Если задержусь, то точно членонаврежу и начальству, и его друзьям-приятелям.
– Ира! – ору так грозно, что Мисс города от моего окрика выливает на себя воду, которую пьет. – Нечего прохлаждаться! Душ потом примешь! На помост! Живо!
Позади себя слышу голос Лисянского:
– Прям мороз по коже. Так и слышу: «Живо к доске»!
– Вот теперь верю, что училка, – соглашается Раевский.
– Это еще что? – поддакивает внезапно разнорабочий, который проходил мимо. – Я когда ей сказал, что конструкцию забыл на складе, она спросила: «А голову ты дома не забыл»?
– Ну-ка, мне очень интересно послушать, почему это вы забыли конструкцию, – Линда задает на мой взгляд резонный вопрос. Злорадствую: так вам и надо, пусть вас хозяйка пропесочит. Из-за вас я ползала по полу и перед Лисянским замарашкой оказалась. И нечего меня за спиной обсуждать!
На злом энтузиазме я гоняю Иру и в хвост, и в гриву.
Под моим напором она внезапно начинает выдавать вполне годные позы, да и на лице проявляются зачатки интеллекта. Видать, пытается понять, какая пчела меня ужалила.
Поначалу я еще прислушиваюсь к репликам со стороны руководящей группы, но потом увлекаюсь работой и про них забываю. А зря.
Вопреки моим ожиданиям начальство не торопится покидать съемки и остается до самого их конца.
Я уже зачехляю объектив, когда ко мне вальяжно направляется Лисянский. Этому-то чего здесь надо? Категорически не желаю с ним общаться. Шустренько пакуюсь и, делая вид, что не замечаю Игоря, устремляюсь к выходу, где меня и перехватывает Раевский.
Это что еще за новости?
– Отцепись, а? – устало прошу я. – Сил нет. Я шесть часов отработала.
– Судя по выражению твоего лица, день начался не очень, – забирая у меня тяжелый кофр с аппаратурой, посмеивается Марк.
– Это был сущий кошмар, – признаю я. – И теперь я мечтаю только о том, чтобы принять душ и завалиться на диван.
– Прекрасный план, – одобряет он. – И, если мы прорвемся через заслоны Розы Моисеевны, у тебя есть все шансы воплотить его в реальность.
– Какие еще заслоны? – напрягаюсь я.
– Роза Моисеевна твердо уверена, что вчера у нас не нашлось занятия поинтересней, чем обсудить детали предстоящей свадьбы. Сегодня она подкараулила меня, когда я выходил из твоей квартиры, и задала мне много пугающих вопросов.
У меня вырывается стон.
– Надеюсь, ты сказал ей, что мы планируем просто расписаться, а потом свалить куда-нибудь подальше к морю в свадебное путешествие?
– Неужели ты готова принести меня в жертву, – Марк делает затравленные глаза. – Конечно, не сказал! Я слишком хочу жить.
– Ты слишком любишь абрикосовое варенье, – ворчу я, усаживаясь в машину.
– Эль, у тебя ведь есть права, – Марк падает рядом на водительское место. – Давай машину тебе купим? Ну или хоть доверенность на мою оформим?
– То, что у меня есть права, не означает, что меня можно выпускать на дорогу. Я представляю опасность для окружающих, – отмахиваюсь я. – Не веришь мне, спроси у дяди Геры.
– Мне не нравится, что по ночам тебе часто приходится брать такси. Люди попадаются всякие, – гнет свою линию он.
Эх, Марк. Таксисты ко мне как раз не пристают, в отличие от всяких боссов. Я вспоминаю поцелуй Раевского и чувствую себя виноватой. Предательницей. Находясь в отношениях с Марком, я допустила неприемлемое.
– Тебе ведь и сегодня в ночь работать? – спрашивает он, выруливая на дорогу.
– Да. Заказали фото для сайта нового ресторана. Ну как нового. Помнишь, тот возле набережной? Он еще раньше принадлежал Комолову. Кстати, его, по-моему, выкупил твой босс. Но это не точно. Там сменили название и интерьер, я пару дней назад там покрутилась уже. Надеюсь быстро отщелкаем.
– Быстро не быстро, а закончишь все равно за полночь, – качает Марк головой.
– Именно поэтому я рассчитываю не на баталии с ба, а смыть с себя пылюгу, заказать пиццу или роллы, посмотреть с тобой в обнимку кино и успеть немного поспать перед выездом.
Голос мой полон тоски, и Марк предлагает диверсию:
– А давай я бабу Фаю попрошу принять огонь на себя? Она всегда говорит, что я ее любимый внук. Пусть докажет.
Под моим щенячьим взглядом он звонит своей бабушке и просит ее протянуть руку помощи двоим страдальцам.
Однако, баба Фая подкладывает нам жирную свинью, и вместо того, чтобы зазвать к себе Розу Моисеевну, она сама приезжает к ней в гости. Вдвоем они устраивают нам такой допрос, что угнетенные противником мы жалко отступаем, но передышку нам дают только при условии, что на следующей неделе мы предоставим список приглашенных друзей. Родственников бабуси благосклонно берут на себя, они их явно получше нашего знают.
У меня волосы шевелятся на голове, со слов этих перечниц я представляю себе свадьбу века. С трудом перебарываю непреодолимое желание позвонить родителям и попросить их не приезжать еще полгода, а лучше год. Сдается мне, если они узнают, какой наплыв родственников ожидается, они и сами передумают возвращаться. Так что нет уж. Страдать так всем вместе.
Стоя под теплыми струями воды и смывая с себя пыль и мелкую стружку, понимаю, что я вот не чувствую себя невестой. Ни разу! Может, это потому что Марк еще не подарил мне кольцо?
Вытираясь, смотрю на себя в зеркало. Или, может, мне хочется чувствовать себя более желанной? Срывать ему крышу? Ругаю себя: «Сама ты, Элька, не понимаешь, чего хочешь!» Я ведь искала именно таких теплых доверительных отношений. И сомнений нет, Марка я возбуждаю еще как. И все у нас будет после свадьбы.
Так почему же я жду, что он зайдет в ванну и позволит себе что-нибудь такое, от чего кровь закипит в жилах?
Против воли снова вспоминается поцелуй в полутемном коридоре, и то как Раевский забрался мне под футболку. Мурашки пробегают вдоль позвоночника при воспоминании о том, как он прижимался ко мне своим стояком. Вижу в зеркале проступивший румянец на щеках, и немного сумасшедший блеск в глазах.
Черт! Это какое-то отклонение!
Не нужны мне такие приключения.
Был уже один, которому только одно и нужно. Хорошо, вовремя спохватилась.
Выхожу из ванной с твердым намереньем устроить Марку такую эротическую встряску, которая будет сжигать его до самой первой брачной ночи!
Мы ведь в двадцать первом веке живем.
Даже девственница знает, как раздразнить мужчину.
Марк обнаруживается в гостиной.
– Я заказал пиццу, – отчитывается он, не глядя на меня и тыкая в конопочки на пульте, выбирая что-то в меню телека.
Как удачно, что у нас так рано включают отопление. В квартире стоит жара, и Марк щеголяет голым поджарым торсом. Марк приличный мальчик, как говорит ба. А приличные мальчики занимаются спортом. Мой жених – пловец, и фигура у него соответствующая. Вот сейчас я и протяну руки к этому богатству.
Я не перезваниваю Лисянскому после его сообщения, но уверена, что он еще проявится.
Он прислал мне фото. Мое провокационное фото. Сделанное при совершенно безобидных обстоятельствах, оно тем, не менее, очень двусмысленное. Никакой подписи к снимку Игорь не присылает, так что я не очень понимаю, что он хочет этим фото сказать, но осадочек у меня неприятный.
И к возвращению Марка с двумя коробками пиццы мое настроение подпорчено, а романтический запал угасает.
Застав меня уже облаченную в домашние джинсы и футболку, Марк лишь удивленно приподнимает брови, но ни о чем не спрашивает, и я в который раз поражаюсь тому, как мне с ним повезло.
Мы заваливаемся на диван и в обнимку смотрим какой-то фильм, настолько интересный, что я отрубаюсь уже где-то середине.
Хотя справедливости ради, стоит признать, что дело не в киношке.
Просто я никак не могу на ней сосредоточиться. Мои мысли постоянно возвращаются к Лисянскому.
Первая влюбленность запоминается очень хорошо. И появление Игоря на горизонте запускает в моей голове свое собственное кино.
По большому счету, я росла в основном среди мальчишек и дружила только с ними.
Все наставления Розы Моисеевны о том, как должна вести себя девочка из приличной семьи, забывались стоило мне только выйти гулять во двор.
Наверное, приличная девочка не должна есть пыльные ранетки, сидя на верхушке дерева возле дороги, лазить на спор по трубам, покрытым стекловатой, и прыгать с гаража в коньках.
Не должна, но ела, лазила и прыгала.
Я была своим в доску парнем, и поэтому, когда знакомые девчонки вдруг начали влюбляться в моих приятелей, никак не могла взять в толк, что они в них находят.
Собственно, я ничем от девчонок не отличалась и тоже мечтала о принце, но среди сообщников по выходкам я принца разглядеть не смогла.
Так что впервые втрескалась я поздно.
Зато как.
Мне уже исполнилось девятнадцать, когда в моей жизни появился Он.
Игорь Лисянский.
Он сразил меня сразу и наповал.
Теперь, когда я задумываюсь, чем таким ему удалось меня впечатлить, остается только разводить руками. В моем окружении были мальчики и поинтересней. Наверное, он просто был свежим лицом, с которым меня ничего не связывало, и я могла бесконечно дорисовывать ему корону.
И с появлением Лисянского я впервые познала все муки сомнений, ревности и неуверенности в себе. Мне искренне казалось, что рядом с этим божеством есть место только исключительной девушке, и я терзалась, глядя в зеркало и находя себя особой средних достоинств.
Тем сильнее была моя эйфория, когда, перебрав за полгода всех девчонок в компании, Игорь обратил внимание на меня.
Мое увлечением Лисянским было похоже на ветрянку. Не заразившись юношеской влюбленностью в нужное время, я болела Игорем тяжело. Впрочем, после обидного расставания, страдала я не очень долго. Просто осталось несколько шрамов от тех душевных ран, которые я ковыряла слишком упорно. Да. Ветрянка подходящее сравнение. Именно эти шрамы не дадут случиться рецидиву.
Игорь, конечно, самоуверен, но думаю, даже он понимает, что я вряд ли еще раз наступлю на те же грабли. Поэтому мне не совсем понятна его сегодняшняя попытка меня куда-то пригласить, и уж непонятно совсем, зачем Лисянский прислал мне эту фотку. Чтобы что?
Так я и валяюсь рядом с Марком, который достаточно умен, чтобы понять, что мысли мои заняты чем угодно, но не фильмом. Марк в сто раз лучше всех этих Лисянских, рядом с ним мне спокойно. Черт с ними, с этими страстями.
За такими размышлениями я проваливаюсь в сон на груди Марка под его мерное дыхание.
А вот пробуждение у меня вполне бодрящее. У меня не остается времени на всякие там воспоминания.
– Эль, просыпайся, – меня нежно гладят по волосам. – На твоем холодильнике написано, что в девять у тебя съемка.
– Да, – потягиваясь бормочу я. – Надо тащиться аж к набережной, а там дорогу перекрыли.
– Тогда самое время поторопиться, – смеется Марк. – Уже восемь.
– Что? – я заполошно подскакиваю. – Как восемь? Я опоздаю!
– Ничего, в кои-то веки твои модельки подождут тебя, а не ты их.
– Там не будет моделек, – я бесцельно бегаю по комнате, не понимая, за что хвататься первым. – Там сегодня просто интерьерные съемки! И Маша Снежок! А, черт!
Я вцепляюсь себе в волосы.
Мда, спросонья я несколько хаотична.
– Я сварю тебе кофе, – ржет надо мной Марк. – Умой веснушки, и ты готова. Чего ты мечешься? Такси я тебе вызову.
Точно. Я рысью мчу в ванную, потом в спальню и на кухню. Просыпаюсь окончательно я только после первого глотка кофе.
– Маша Снежок? – уточняет Марк. – Это кто? Певица шансона?
– Не, – довольно щурюсь я, вдыхая божественный запах арабики. – Это фудблогер. Ну про рестораны и всякие едальни нашего города пишет. Я отсниму интерьер, а она сделает первый обзор. Потом ее, конечно, позовут на открытие, но она без суеты хочет пофоткаться. Я с ней работала раньше, поэтому Маша приедет без своего фотографа, сказала, что мне вполне доверяет.
– Спасибо тебе, Дедушка Мороз! – слышу я. – Я весь год был хорошим мальчиком и заслужил этот подарок.
– Какой к черту подарок? До нового года еще два с половиной месяца!
– Я не привередливый, когда подарили, тогда и радуюсь, – со смешком говорит Раевский.
– Ты, что, преследуешь меня? – продолжаю я извиваться в веревочных силках. – Чего ты там стоишь? Или помоги мне сам, или позови Сашку!
– Зачем мне конкуренты? – удивляется Олег. – Я и сам отлично распакую свой подарок.
– Ты чего там делаешь, вражина? – нервничаю я, когда чувствую, как руки Раевского бесцеремонно проходятся по всем доступным выпуклостям.
– Я, рыжая, смотрю, как тебя удачно стреножило, – если это объяснение того, почему меня сейчас откровенно лапают, то очень неубедительное.
– Ты меня тискать будешь или все-таки вытащишь уже? – взвываю я от бессилия.
– Ну, конечно, вытащу. Я в последнее время только и делаю, что вытаскиваю прекрасных дам из беды. Хобби у меня такое.
Раевский обходит лабиринт, и его кроссовки останавливаются у меня перед носом. Олег садится на корточки и смотрит в мое злое раскрасневшееся лицо. Вид при этом у него весьма довольный. Тянет укусить за перебитый нос.
Он отодвигает мою камеру в сторону и, ухватившись обеими руками за опоры конструкции, просто проскальзывает подо мной ногами вперед, укладываясь на первом напольном ярусе. Я поражаюсь тому, как такая махина может двигаться так легко. Олег умеет управлять своим телом в совершенстве. Как спортивный гимнаст.
Но мое восхищение мгновенно сменяется возмущением.
– Мама дорогая, – хрипло произносит Раевский, разглядывая меня. – Кажется, я начинаю понимать, в чем прелесть связывания.
У него и без того низкий и немного сипловатый голос, а появившаяся хрипотца вызывает во мне неоднозначную реакцию. И эта реакция видна Раевскому невооруженным взглядом.
Он щекочет подушечками пальцев напрягшиеся соски.
– Перестань! – снова трепыхаюсь я.
Именно сейчас я думаю, что бюстгальтер не такое уж плохое изобретение, потому что жакет, который я набросила на футболку, распахнулся, пока я лазила по лабиринту, и теперь моя грудь выпирает из ячеек веревочной сетки.
– Элька, – Олег сжимает доступную его рукам плоть. – Давай жить дружно.
– Я сейчас закричу, – предупреждаю я.
– Да кричи на здоровье, все вышли на улицу, – совершенно серьезно отвечает мне это мерзавец.
Раевский подцепляет сетку, на которой я лежу и тянет на себя, отчего я оказываюсь прижата к его мощному телу. Оно горячее, живое, я чувствую, как под тканью его футболки перекатываются мышцы. От него пахнет табаком, кожаной курткой и каким-то одеколоном.
А секунду спустя помимо запахов я ощущаю вкус мятной жевательной резинки, потому что Раевский меня целует. В первый момент я хочу отодвинуть голову, но и мой пучок на макушке тоже в плену: на него намотались веревки верхней сетки, и я зафиксирована намертво.
Но это только в первый момент.
Как только рука Раевского проскальзывает между веревок и ложится мне поясницу, задирая край жакета и обжигая кожу, я начинаю терять связь с реальностью. А Олег не теряется. Не разрывая поцелуя, он наглаживает спину под футболкой, проходится пальцами под поясом джинсов, спускается к ягодицам. Потискав меня за попку, Раевский прижимает мои бедра к своему паху, но ненадолго. Лишь для того, чтобы я ощутила его напряжение. От понимания, что я его так завожу, я и сама возбуждаюсь еще больше.
А затем он переключается на мой живот. Кончиками шершавых пальцев Олег рисует неизвестные символы, приближаясь к пуговицам на моих джинсах.
Его вторая рука каким-то непостижимым образом оказывается у меня на макушке, и Раевский углубляет поцелуй.
– Горячая девочка, – одобрительно произносит он, отрываясь от моих губ.
А до меня доходит, что его рука уже в моих расстегнутых джинсах и поглаживает лобок сквозь трусики.
– Я только выпутал твои джинсы, а ты уже вся горишь. Черт, если бы знать, что никто не зайдет сюда в любой момент, я бы не стал тебя выпутывать, а просто стащил бы эти штанишки и засадил бы тебе. Готов поспорить, нам понравится такая игра. Элька, так как? Ты рыжая? Везде рыжая?
Он бесстыже потирает мое сокровище сквозь кружево белья.
Охренеть, еще пять секунд поцелуя, и я бы не заметила, если бы он добрался до кудряшек.
– Козел, – шиплю я.
Олег разочарованно вздыхает:
– И это благодарность за освобождение.
Что? Я на поверку дергаюсь. И правда, веревки, намотавшиеся на пуговицы джинсов и зацепившиеся за нашивки на задних карманах, больше меня не сковывают. Пучок разрушен окончательно, но зато голова свободна.
– Убери руку, маньячина! – требую я, ощутив, что Раевский все еще поглаживает мою промежность.
И этот засранец слушается, но как!
Массирующим движениями он ведет руку, в какой-то момент задевая нечто очень чувствительное, отчего я вздрагиваю. Олег коварно кружит возле этого место, глядя на то, как я, закусив губу, сдерживаю стон.
– Почему он звонит тебе в воскресенье утром, – продолжаю я недоумевать.
Поскольку я крайне небрежна в плане заполнения холодильника, мы напрашиваемся на завтрак к ба.
– Наверно, потому что вылетать нужно уже завтра, – пожимает плечами Марк.
– Интересно девки пляшут, – бабушка Роза выпускает кольцо сигаретного дыма. Она размахивает длинным мундштуком, как дирижер своей палочкой. – Это ему во сне приснилось, что тебя надо срочно отправить на стажировку? В пятницу, как я понимаю, ни о чем таком речи не шло. Эля, детка, да отлепись ты от него! Дай мальчику покушать!
– Понятия не имею, что произошло, но я напрашивался на эту стажировку почти год, может, только рассмотрели заявку, – Марк выглядит озадаченным, но не огорченным.
– И что? Ты с самого утра рванешь в аэропорт? – я утыкаюсь носом ему в плечо.
– Эль, мне очень не хочется тебя оставлять, но ведь это на пользу нашей будущей семье, – он обнимает меня и целует в макушку. – Я смогу претендовать на должность руководителя направления.
– Но целый месяц! – я в отчаянии заглядываю ему в глаза и шепчу: – Я останусь с бабусями одна на бесконечный месяц! Они уморят меня этой подготовкой к свадьбе!
Марк смеется:
– Так вот по какому поводу стенания, а я-то думал, тебе меня будет не хватать!
– У меня какие-то смутные предчувствия по поводу этой поездки, – выдает ба, и я напрягаюсь. Я вообще не суеверна, но интуиция Розу Моисеевну подводит редко. На моей памяти достаточно много раз ее предчувствия сбывались, хотя все от них отмахивались.
– Плохие? – уточняю я с замиранием сердца.
– Говорю тебе: смутные! – ба морщится и наливает себе в чай алтайский бальзам. На спирту. Грамм пятьдесят, не меньше. – Поживем, будем поглядеть! Не надо нервироваться заранее. Можно подумать, у тебя и так нет повода для волнения.
– Пока ты мне не сказала, что повод есть, я волноваться не планировала!
Бабушка Роза, отхлебывая своего чая на спирту, простите, на травах, смотрит на меня снисходительно.
– Какая ты у меня безалаберная! Нам столько всего нужно сделать! И приглашения подготовить, и платье купить, и фотографа найти. Надеюсь, ты не собираешься снимать свадьбу самостоятельно? Да и еще много чего! Ну, да ладно, это от неопытности. Первый брак все-таки. Будем считать, простительно.
– Вы, Роза Моисеевна, мне невесту не настраивайте на второй брак и последующие, – со смешком возражает Марк.
– Что ты, мальчик мой! Но ведь у вас будут дети! Вот опыт и пригодится!
Дети. От брака бывают дети.
Эта мысль меня почему-то пугает, а ба еще и дровишек подбрасывает:
– Ну ничего, мы с Фаечкой уже все-все спланировали! Постараемся все успеть к твоему возвращению. Эля, деточка, ближайшие пару недель все твое свободное время принадлежит нам.
Я делаю Марку большие глаза, мол, видишь? Я же говорила!
– Я буду прилетать на выходные, Эль, – успокаивает он меня. – Да и ты постарайся ко мне вырваться.
Да я прям сегодня забронирую билеты в Москву!
Похоже, Марку досталась ущербная невеста, которая свадьбой не интересуется вообще. И ведь не сказать, чтоб я никогда не мечтала о свадебном платье и всей этой приятной предпраздничной суете, но что-то где-то пошло не так, и теперь я готова переложить все хлопоты на кого угодно, а сама предпочла бы отсидеться в кустах. Желательно московских. А то и к родителям махнуть в ту монгольскую степь, где они сейчас ковыряются.
– Роза Моисеевна, я надеюсь, сегодня вы позволите нам с Элей побыть вместе? Мне бы хотелось провести время с невестой перед отъездом.
– Ну, конечно! Марк, о чем речь! Ради тебя к пыткам я приступлю завтра, – хитро щурится ба.
– Тогда я съезжу домой, соберу сумку и вернусь, – говорит он. – От тебя до аэропорта все равно ближе. Ты же сегодня выходная?
Киваю обреченно. Перед смертью не надышишься.
Стоит Марку шагнуть за порог, как ба начинает меня дергать.
– Чего ты замерла? Срочно дуй причепуриваться! – она подпихивает меня в сторону двери.
– «При» чего? – обалдеваю я от ее настойчивости.
– Балда! Он за кольцом поехал! Или Марк сегодня сделает официальное предложение, или я не Роза Моисеевна!
– Ба, – упираюсь я руками и ногами, так как собираюсь остаться и доесть оладушки. – Марк официально уже сделал предложение позавчера у меня на диване!
– И чему я тебя только учила! Нет кольца, нет предложения! Спроси у Геры, он как никак владелец ювелирной фирмы. Иди давай, надень что-нибудь!
Я как бы не голая.
– Лифчик, что ли?
– Сегодня его надевать как раз не обязательно! – сердится бабушка Роза. – Платье какое-нибудь нацепи, лучше то черное, блядовитое!
– Какое? – вылупляюсь я на нее. Мой гардероб на редкость пуританский.
– У него сбоку гипюр, и с другого бока гипюр, и… – ба задумывается на секунду, – и сзади тоже гипюр.
За дверью не оказывается, ни много ни мало, один из главных мужчин моей жизни.
– Ничего себе! – присвистывает дядя Гера, разглядев мой облик. – Эля, в таком виде можно грабить банки! В лицо тебе точно смотреть никто не будет! И для кого ты приготовила оружие массового поражения?
Я перестаю втягивать живот и расслабляюсь.
– Если верить бабушке, то Марк сегодня подарит мне кольцо, – я пропускаю дядю в квартиру.
– Наконец-то! Он его купил уже давно, и все чего-то тянул.
– Ну ты же тянешь? Ба уже устала ждать, когда ты наконец порадуешь ее внуками, – хмыкаю я.
– Внукам она, может, и порадуется, а вот невестке вряд ли, – морщится дядя Гера, который довольно-таки давно перестал знакомить мать с собственными пассиями. – Ну-ка повернись? Черт, Эль, мне кажется, это слишком. Он же и так согласен жениться, боюсь, парень умрет от разрыва сердца. А юбка точно должна быть такая короткая?
– Дядя, ты своим девочкам тоже наряды поскромнее покупаешь? – прикалываюсь я.
– Сравнила! – возмущается он. – Девочки – это девочки! А тебе я коленки зеленкой мазал. Мне как-то не по себе. Дело, конечно, твое, но, по-моему, выпускать тебя из дома без охраны не стоит.
– Не нуди, сама Роза Моисеевна велела мне надеть это платье.
– Видимо, она решила брать правнуками, – приподнимает брови дядя Гера. – Я чего пришел-то. Твое портфолио понравилось, заказ на фото для рекламного буклета балетной студии твой.
– Ну мы же с тобой уже говорили, что я не хочу светить своей моськой перед начальством. Как говорится, минуй нас пуще всех печалей…
– Да там не совсем твоему начальству. Олега попросил его друг. Эти парни могут нанять любого фотографа, но я бы на твоем месте физиономию не кривил. Бабки вкладывает Лютаев, раскручивать будет Егор Раевский, а это значит, что реклама этой студии будет из каждого утюга. Думаю, клиентуры у тебя прибавится.
Что-то в его словах есть. Я, конечно, на окладе, но он не больно жирный, а меня иногда тянет на незапланированные покупки. Дядя в спонсорской помощи обычно не отказывает, но тем не менее, заработать к новому году побольше баблишка не помешает.
– Я от твоего имени уже согласился, – лишает меня мук выбора этот хитрец.
– Да ты офигел! – завожусь я. Знает же, как я ненавижу, когда за меня решают, и все равно сделал! Весь в Розу Моисеевну!
Дядеубийству не дает совершиться звонок домофона.
– Это, похоже, счастливый жених, – дядя Гера пятится к двери. – Ты там поаккуратнее, этот парень мне нравится.
Стоит мне взять трубку домофона, как родственничек смывается.
На этот раз это и впрямь Марк.
Снова втягиваем живот и принимаем красивую позу.
Мои старания имеют успех.
Марк, который не видел меня при таком параде ни разу в жизни, столбенеет на пороге. Он не отводит от меня глаз и под моим веселым взглядом сначала расстегивает пальто, потом застегивает, пока наконец не включает голову:
– Элька! Я самый счастливый мужчина во вселенной!
– Запомни эти слова, – требую я.
– Я заказал нам столик в ресторане, если ты не возражаешь, мы могли бы… – видно, что Марк начинает волноваться, а я понимаю, что таки ба была права. Самое смешное, что волнение Марка передается мне.
– Не возражаю, – лепечу я.
Это на меня совсем не похоже. Весь день я была спокойна как танк, потому что на мой взгляд, все уже случилось, и я официальная невеста, но почему-то сейчас меня начинает накрывать.
Все происходит как-то неловко, совсем не так как позавчера. Будто я еще не дала положительный ответ. Мы сумбурно мечемся по прихожей, Марк помогает мне накинуть пальто, я смущенно в десятый раз проверяю сумочку, все ли взяла.
В такси мы тоже ведем себя как школьники: внезапно смущаемся, когда встречаемся взглядами и держимся за руки. В ресторане Марк искренне старается смотреть мне в глаза, но получается у него плохо. Меня это веселит и радует.
Только вот не один он обращает на меня внимание. Я чувствую на себе взгляды и жалею, что не захватила палантин. Я бы предпочла оставить это зрелище только для жениха.
Когда мы идем по залу, я выхватываю из окружения знакомое лицо. Не сразу соображаю, кто это, а потом до меня доходит: это же тот фактурный друг Раевского из темного коридора. Макс, кажется. Приподняв брови, он смотрит на меня слегка удивленно. Просто так пялиться на человека невежливо, и я ему приветственно киваю. Макс кивает в ответ и тянется к телефону, теряя ко мне интерес.
Непривычная к такому вниманию со стороны окружающих, я нервничаю и сбегаю попудрить носик, давай шанс и Марку взять себя в руки и подготовиться к ответственному моменту. Я не из стеснительных, но обычно я сама пристально слежу за людьми в объектив фотоаппарата.
Пока я верчусь перед зеркалом, собираясь духом, в сумочке надрывается телефон. Проверив мобильник один раз и увидев, что снова звонит Лисянский, я просто выставляю беззвучный режим. Если верить любовным романам, то сегодня состоится самое важное событие в моей жизни, никакая пакость не должна испортить мне вечер. Поэтому я игнорирую вибрирующую сумочку и иду обратно к Марку.
– Убери грабли, – шиплю я на Лисянского.
– Ты такая аппетитная, что я не могу держать себя в руках, – мурлыкает он, пытаясь приобнять меня за плечи. От него немного пахнет алкоголем, но выглядит Игорь вполне вменяемым.
– Говорю те, отвали, – я силюсь стряхнуть его руки.
– Эля – ты само противоречие. Пришла, а строишь из себя недотрогу!
Сумочка продолжает беспрестанно вибрировать. Выходит, это не Лисянский мне наяривает. Может, меня Марк потерял?
– Да я понятия не имела, что тебя встречу! Откуда мне знать, что ты будешь здесь?
Кажется, такая простая мысль в голову Лисянскому не приходила. Он выглядит озадаченным, но хватку не ослабляет.
Оборачиваюсь на наш столик, чтобы дать понять Марку о моих затруднениях, но там пусто. Оглядываюсь по сторонам в поисках жениха, хочу, чтобы он вызволил меня из лап Игоря, который настаивает на продолжении беседы. Он лезет что-то шепнуть мне на ухо, но в этот момент происходит что-то непонятное.
Раздаются шум и какие-то крики. В зал врываются люди в черных масках и с оружием.
Игорь покачивается, заваливается на меня и роняет на пол. Я с визгом пытаюсь выбраться из-под него, луплю его со всех сил, но он придавливает меня к полу сильнее.
Я слышу:
– Всем лежать! Оставаться на своих местах!
И обалдеваю. Это что? Ограбление? Ограбление, блин, ресторана?
Игорь передвигает руку с моей спины значительно южнее, и я на нервах даю ему локтем в нос. Выругавшись, он хватается за нос. Всяко лучше, чем за мою задницу!
Хочу поднять голову, чтобы посмотреть, что происходит, но Лисянский гундосо одергивает меня:
– Куда, идиотка! Работает СОБР! У них огнестрел! В любого шмальнут!
У меня все обрывается в груди. Страшно до ужаса. Где же Марк?
Какое-то время мы так и лежим. Мимо меня паровозиком проходят несколько пар берцев. Слышны отрывистые команды. Меня начинает колотить. Где-то что-то грохочет, и на какое-то время наступает относительная тишина, прерываемая только редким бормотанием переговорников.
Когда я уже на полном серьезе собираюсь в обморок, перед моим носом останавливаются чистенькие джорданы, а потом кто-то поднимает меня за шкирку.
– Эй, ты в норме? Не убилась?
Кажется, это вопрос ко мне. И задает его владелец джорданов. Макс. Вид у него невозмутимый, будто такое происходит каждый раз, когда он заходит куда-то попить кофе.
– Н-нормально я, – и даже не обманываю. Рваные чулки на коленке и ссадина на локте, полученная при падении, – это вообще мелочи там, где бегают мужики с огнестрелом.
– Пойдем-ка.
Так же придерживая меня за шкирку, он ведет меня куда-то в сторону бара.
– Точно в порядке? – еще раз уточняет этот непонятный тип, усаживая меня на барный стул. – У Лисянского кровь.
Я смущаюсь.
– Это я его так.
Макс хохочет:
– Ну, мы с ним немного знакомы, так что где-то я тебя даже понимаю. Ладно, матрешка. Сиди жди. Скоро тебя заберут. Нам тут еще долго возиться.
– А Марк? Где Марк?
– Парень, с которым ты пришла? – уточняет Макс, и, когда я киваю, пожимает плечами. – Его уже забрали.
– Как забрали? Кто? Куда?
– До выяснения обстоятельств.
– Но почему? Мы же только пришли и ничего не сделали!
– Он выходил из мужского туалета, когда ребята штурмовали подсобку. Между туалетом и подсобкой была дыра, через которую и обменивались сырьем, так что твой парень пока под подозрением.
– Но ему завтра в командировку! – про то, что ему сегодня еще делать мне предложение, я уже молчу.
Макс смеривает меня взглядом, достает телефон и отправляет кому-то сообщение.
– Не ной. Камеры установили заранее. Проверят их, и если он не засветился, его отпустят.
– А…
Хочу уточнить когда, но меня прерывают:
– Некогда мне с тобой. Сиди и жди, пока заберут.
– Меня тоже, – голос начинает дрожать. – До выяснения обстоятельств?
Макс удивленно приподнимает брови и хмыкает:
– Это уж вы с ним сами разбирайтесь. У тебя есть чем прикрыться?
– Что? – меня выбивает из колеи этот вопрос.
– СОБР отличные ребята, но на адреналине лучше им на такую порнографию не смотреть. А то в твоем платьишке ткани на одну маску, даже фантазию включать не нужно. Как бы тут некоторые драку не развязали, когда приедут. Так что смирненько ждешь и с этой жердочки не слезаешь. Усекла?
Киваю. А что делать. Не выходить же с криком в окно, да и там стоят парни, похоже, с автоматами, дула которых хищно ходят из стороны в сторону.
Макс, поверив, что я не буду делать глупости, уходит куда-то в скопление черно-пятнистых людей, а я остаюсь ждать непонятно чего.
Этот сиплый голос я узнаю сразу.
Вздрогнув я оборачиваюсь и вижу злющего как сто чертей Раевского, с телефоном в руке. Подобное притягивается к подобному и мой мобильник наконец нащупывается на дне сумочки. Он продолжает вибрировать, и сопоставив я понимаю, что мне так настойчиво наяривает именно Олег.
Не иначе как в помрачении рассудка, не отрывая взгляда от Раевского, я нажимаю на прием вызова и подношу телефон к уху.
– Все с тобой ясно, – успокаиваясь вздыхает Олег.
Он забирает у меня из руки телефон и сбрасывает звонок.
– Как ты здесь оказался?
– Макс мне сразу набрал, как только тебя увидел.
Малопонятное объяснение.
– Это еще зачем? Я под колпаком? – несу я бредятину.
Олег смотрит на меня с сочувствием.
– Как тебя впечатлило… Рыжая, не мели ерунды. Макс тут не просто так свои яйца высиживал. У него для этого дома есть прелестная курочка. Тебе повезло, что он тебя запомнил, иначе ты бы тут до утра торчала.
– И зачем он тебе позвонил? – спрашиваю подозрительно.
– Затем, чтоб я велел тебе сваливать из ресторана, пока не начался замес.
Я мгновенно закипаю:
– Как это велел? С чего это он решил, что я бы послушалась?
– А этого мы уже никогда не узнаем, потому что ты не берешь трубки. На будущее, иногда люди звонят по важному поводу, – он помогает мне слезть с барного стула и уточняет. – Где то, что было поверх этой ночнушки?
– Чем тебе не нравится мое платье? – вообще охамел!
– Мне-то нравится, но дальше койки в нем нельзя. Так где твоя паранджа?
– В гардеробе, где еще, – бурчу я.
Мы подходим к прилавку, и я понимаю, что номерки остались у Марка. Но Олег не заморачивается такими мелочами, он перемахивает на ту сторону и выжидающе на меня смотрит?
– Бежевое длинное пальто.
А Раевский вдруг наклоняется ко мне и нюхает мою шею! От чего у меня бегут мурашки размером со слона!
– А то вдруг там не одно бежевое пальто, – усмехается он и скрывается среди вешалок.
– А почему Макс не мог сказать мне? Зачем было звонить тебе? Или ты тоже носишь по ночам черную маску и камуфляжные трусы?
– Хочешь посмотреть на мои трусы? – заинтересовывается вынырнувший из темноты Раевский.
– Нет уж, обойдусь. Так почему тебе?
– Потому что со своей женщиной должен разбираться непосредственно ее мужчина, – Олег снова перепрыгивает обратно и расправляет пальто, чтобы помочь мне его надеть. Но мне опять попадает вожжа под хвост.
– Что? – вот это самомнение! – Со своей?
– Ну да, – Раевский пожимает плечами, – я увидел тебя первой, и мы с ним договорились, что ты моя.
– Я не твоя! – отрезаю я.
– Это пока. Ты. Так заблуждаешься. Давай уже, – он тряхнул моим пальто как тореадор на корриде.
Я подхожу к нему ближе и, продевая руки в пальто, замечаю у меня на шее помаду.
– Ты – кобель!
– Определенно не сука, – соглашается Раевский и наматывает на меня вытащенный заранее из рукава шарф.
– У тебя помада на шее!
– Увы, накрашенные губы мне не идут, – не обращая внимания на мое возмущение его собственническими запросами, Олег застегивает на мне пальто, вручает сумочку обратно и, крепко взяв за руку, ведет меня на выход.
Я послушно топаю за ним к безупречно чистому автомобилю. И это в октябре!
На улице похолодало еще сильнее. Вчера мне было нормально бегать в пиджаке, а сегодня я ёжусь в пальто. Когда мы подходим к машине, я наконец соображаю, что позволяю вести себя как козу на веревочке.
– Все. Спасибо, что забрал, но я вызову такси.
– Так не пойдет, – хмурится Раевский. – Мало того, что уже поздно, так у тебя пожар на голове и куцая тряпка под пальто. Не хрен раскатывать с непонятными таксистами.
– Да кто ты такой, чтобы мне указывать?
– Ты моя баба, даже если ты пока отрицаешь очевидное. Такая вот бестолковая, но моя.
– Ты наглый бабник! – захлебываюсь я в эмоциях.
– Это потому, что раньше у меня велоси… рыжей училки-фотографа не было, а теперь я совсем изменился, – Олег открывает для меня переднюю дверь, но я продолжаю упираться!
– Никакая не твоя, и я с тобой никуда не поеду!
Раевский теряет терпение и медленно угрожающе наступает на меня до тех пор, пока не прижимает пятящуюся меня к машине. Я нервно сглатываю. Олег упирается рукой в авто, почти полностью блокируя мне отступление.
– А давай проверим?
– Может, не надо? – я разом теряю весь запал.
– Надо, Эля, надо, – и наклоняется ко мне очень близко, а я ловлю себя на том, что автоматически принюхиваюсь, не пахнет ли от него женскими духами.
Я только молча хлопаю глазами и облизываю губы.
Пользуясь моей растерянностью, Раевский споро заправляет меня в машину и сам молниеносно оказывается за рулем.
Стоит нам тронуться, как из темноты прямо перед машиной вырастает огромная фигура, которая машет нам рукой.
Олег опускает стекло со своей стороны, и я вижу подошедшего Макса.
– Забрал свою буйную? – мирно спрашивает он. Чувствуется, что он доволен. Что это за жуткий тип мужчин, которым хорошо в такой обстановке, когда мужики с автоматами бегают? А я его за модельку приняла…
– Буйную? – Раевский оглядывается на меня с недоумением.
– Она Лисянского избила, – смеется Макс. – Прикинь, он единственный пострадавший из мирных посетителей сегодня. Смачно она ему нос разбила.
Эти двое обсуждают меня, как будто меня тут нет! Я демонстративно отворачиваюсь от этих невоспитанных людей.
– Мда, а ты как? Все успешно? – непонятно для меня спрашивает Олег.
– Да, – слышу я. – Среди этой мрази нашлись последние двое, что Каринке угрожали.
– И ты, конечно, опять героически не расскажешь, что ей больше нечего бояться? – усмехается Раевский. Я навостряю ушки: Карина, мрази, угрожали…
– Нет уж. Она мне и так каждый вечер почти медицинский осмотр устраивает! Можно подумать, я спецназовец! Я ей про шрам на боку наврал, сказал, что в детстве на арматуру напоролся. Смотри, не сболтни.
– Не надо мне заливать, что медицинский осмотр дома тебя не вдохновляет, – веселится Раевский. – Ладно, бывай. Заскочу завтра-послезавтра.
Олег поднимает стекло и выруливает с парковки у ресторана, на которой грузят в автозак каких-то типов с руками, скованными за спиной.
Кошмар!
– Ты готовить умеешь? – внезапно спрашивает меня Раевский, и я впервые в жизни смущаюсь, отвечая на этот вопрос:
– Ну так…
– Что ж так не везет-то, – совершенно искренне сокрушается он.
– Чего это? – недоумеваю я. По-моему, сегодня не повезло мне, Марку и тем парням в наручниках на парковке.
– Я сегодня герой, а никакой опять благодарности. Хоть компенсацию бы получить. А ты мало того, что бестолковая и драчливая, так еще и готовить не умеешь.
– Да в чем проблема-то? – я задаю этот вопрос, имея в виду, что мои недостатки ни коим образом не могут сказать на жизни Олега, но оказывается, он думает иначе.
– Да жрать я хочу! Мне как раз заказ принесли, когда стало окончательно понятно, что ты трубку не возьмешь. Там был стейк. Божественный кусок мяса…
Внезапно мой живот поддерживает трелями горестную речь Раевского.
– Еще и прожорливая, – ворчит Олег. – Да ладно, я своих баб голодом не морю. Сейчас куда-нибудь метнемся.
– Я – не баба!
– Стало быть по поводу того, что моя, возражений уже нет? Чудненько. Вот, что значит, правильные приоритеты. Кто покормит, тот и отъе… гхм, в общем правильная женская позиция, – в последний момент исправляется Олег.
– Куда мы едем? – спохватываюсь я. Почти прижавшись носом к окну, я пытаюсь разглядеть, где мы.
– Слушай, мяса я лишился, от тебя даже жареной картохи не добиться. Значит, будем употреблять тебя. Ты в некоторых местах аппетитная, я помню.
– Не про тебя мои булочки! – ишь чего удумал, маньячила! Все это достанется Марку! Черт! Точно Марк! Он же там задержан! Как я могла про него забыть!
Снова достаю телефон и пытаюсь дозвониться до Марка, но, разумеется, телефон не отвечает.
– Чего ты там психуешь? – спрашивает этот бессовестный тип.
– Мой жених! Его забрали!
– Да не переживай ты, отпустят. Не в моих интересах, чтоб он опоздал на самолет, – отмахивается Раевский.
– А откуда ты знаешь про самолет? – до меня начинает кое-что доходить. – Так это ты!
Я с размаху бью его сумкой.
– А ты чего хотела, Эля? Чтоб я ему место в очереди уступил? Он же не беременный и не пожилой…
– Ах, в очереди! – я снова луплю его.
– Эй, ты и в самом деле буйная. Я вообще-то за рулем. Или ты с голодухи такая? Он тебя не кормил, что ли? Сейчас поедем в ресторан, я закажу тебе жратвы, и тебя отпустит.
– Отвези меня домой! Какой, к черту, ресторан? Я грязная, у меня порваны чулки, ободрана коленка и у меня сорвалось предложение! Скотина ты бесчувственная!
– Ладно-ладно, – сдается Раевский. – Стресс похоже оказался для тебя слишком сильным. Куда везти?
– Ленинская восемнадцать, – сердито говорю я, но весь эффект портит опять урчание желудка.
– Харчи у тебя дома найдутся? – с сомнением спрашивает Олег. Видимо, он решил, что на мне можно поставить крест в плане кулинарии. – Ты ноги-то не протянешь?
С тоской вспоминаю отлучение от оладушек. У меня-то дома ничего нет, но еще не поздно, и я пойду грабить бабушкин холодос.
Но когда мы уже подъезжаем к моему дому, мы минуем круглосуточную закусочную, которую я провожаю голодными глазами.
– Эм, ба… Это не то, что ты думаешь…
– Когда так говорят, обычно это как раз именно то самое! – возмущается ба, размахивая перед моим носом театральным биноклем. Ясно, не просто бдила, а прям со всем тщанием.
– Бабуль, – юлю я. – Давай завтра все обсудим на свежую голову… Серьезно, все намного хуже.
– Что может быть хуже, чем отправиться на помолвку, а вернуться без всего: кольца, жениха и … Я надеюсь, невинность еще при тебе?
Я вздыхаю, от допроса не отвертеться:
– Марка забрали люди в черных масках…
– Эля? Таки на вас напал отряд Зорро? Что ты пила? – Роза Моисеевна переходит на повышенный тон.
– Да я не то, что не пила, – взрываюсь я. – Я пожрать весь день не могу! Марка сперли, от твоего гипюра у меня все чешется, и вот еще, – я распахиваю полы пальто и выставляю ей на обозрение ободранную коленку как раз в тот момент, когда распахивается дверь Скворцовых, и из нее опять высовывается Серега:
– Не, мам! Это не цыгане! Это рыжую где-то порвали, и она хвастается синяками!
И прежде чем я нахожу достойный ответ, Серега скрывается за дверью.
– Я их выживу, или я не Роза Моисеева Бергман! – ба угрожающе потрясает пальцам в сторону соседской квартиры. И в кои-то веки я с ней солидарна.
Ну, Серега, ты у меня еще сильно пожалеешь!
– Так, пойдем ко мне, все расскажешь, – бабушка подцепляет меня за воротник и тащит за собой.
– А поесть я получу?
– Посмотрим, – сурово отвечает ба.
Пока я топчусь в коридоре, снимая сапожки, в моей сумочке, которую ба поставила на трюмо, начинается революция. Она вся жужжит и задевает флаконы с бабулиным Диором. Черт, а вдруг это Марк!
Я, как подстреленная антилопа, скачу к трюмо, но меня перехватывает Роза Моисеевна, и с полицейским видом она извлекает мой мобильник с первой попытки. И как у нее это получается? Я всегда по пять минут роюсь!
– Кто там? – замерев на одной ноге, спрашиваю у нее.
– Аноним.
Стало быть, не Марк. Блииииин…. Надо Раевскому маякнуть, что я дома.
– Ба, дай телефон, – протягиваю я руку.
– А кто это? Этот на джипяре?
– Ба, дай телефон! Это мое дело! Что еще за допросы?
– Это не только твое дело! Как я буду смотреть в глаза Фаечке? Это он, да? Колись, паразитка, по-хорошему!
– Да, он это он, дай надо сказать, что я дома!
Телефон замолкает, и ба продолжает пытать:
– Как его зовут? Он из хорошей семьи?
– Да Федя его зовут, – психую я, когда телефон опять начинает трезвонить.
– Нам всякие Федорасы не нужны! – отрезает ба.
– Согласна, но если ты не дашь мне сказать ему, что со мной все в порядке, мы от него никогда не отвяжемся!
Ба хмуро протягивает мне мобилку и замирает рядом, навострив уши. Делаю ей глаза, но не помогает. Она только складывает руки на груди и демонстрирует полнейшее пренебрежение к тайне частной беседы. Закатывая глаза, я все-таки нажимаю на прием вызова.
– Тебя там волки сожрали?
– Нет! – я стараюсь отвечать односложно, потому что бабушка Роза откровенно греет уши.
– Ты чего так дышишь? Опять подралась?
– Нет! – повторяю я.
– С тобой все в порядке? – напрягается Раевский. – Ты как партизан на допросе у эссесовца.
Знал бы Олег, как он близок к истине!
– Все хорошо, спасибо! Я добралась нормально!
– Точно?
– Да! – ну все уже, дома я, казнь меня ждет скорая, хоть бы оладушек дали перед этим.
– Ты домой зашла? – продолжает допытываться Раевский.
– Да, – нетерпеливо отвечаю я, нервничая под бабушкиным взглядом, как тогда, когда она меня за кражей варенья застукала.
– На свидание пойдешь?
– Да! Что?
– Ладно, ты похоже не в адеквате. Ты и целовалась в этот раз как-то вяло. Закинься своей шаурмой и ложись спать. У меня на тебя глобальные планы.
Он отключается, а я бледнею перед ба, не очень представляя, что именно из слов Раевского она могла услышать.
– И где ты подцепила этого Федрилу? – бабушку так просто с мысли не собьешь.
И разуваясь я рассказываю ей сильно усеченную версию моих сегодняшних приключений. Тщательно вымарываю из повествования все ненужные для бабушкиного внимания детали, касающиеся Раевского. Дескать, мужик этот знакомый моей новой директрисы, он меня узнал там в ресторане и, пожалев калечную, отвез домой.
– Ну-ну, – скепсис бабушки Розы ощущается физически. – Не вздумай с ним связываться! Но как же жаль! Это, конечно, фиаско!
– Зато я вмазала Лисянскому, – хвастаюсь я ба, потому что она в курсе истории моей первой любви.
Накануне четырнадцатого февраля мы с девчонками встречаемся в «Амандине», чтобы обсудить романтические планы на этот ожидаемый праздник. Все делятся, какой сюрприз они готовят своим парням. Мы с Игорем встречаемся уже три месяца, но я так и не узнала его достаточно хорошо, чтобы понять, какой подарок ему подарить, и боюсь попасть в глупое положение. Конечно, я догадываюсь, чего он ждет, но как-то тревожно мне. И я решаю спросить совета у девчонок, у которых опыта явно побольше моего. Ради этого я даже отказываюсь от свидания с Лисянским, сказав, что задерживаюсь в универе. Если скажу, что с девчонками зависла, он будет названивать и непременно заедет не вовремя, такое уже было.
– А чего тут думать? – хихикает Анька. – Бельишко по-развратнее и пара намеков. Думаю, такой подарок Лисянскому придется по вкусу.
– А вы уже перешли к горизонтальному общению? – удивляется Катя. – Ты все-таки решилась?
– Я не знаю, – смущаюсь я. – Пора, наверно. Он с каждым днем все настойчивее и смелее. Но мне хочется, чтоб все красиво было, а не на заднем сиденье его машины.
– Первый раз-то? Ясен пень, надо по-человечески! – соглашается Аня. – Ну у тебя родителей всегда нет, в чем проблема позвать к себе?
Мы с Катюхой переглядываемся и одновременно выдыхаем:
– Роза Моисеевна.
– А… Это да, – скучнеет Анька. – Но ради такого могу взять на себя отвлекающий маневр…
– Нет, детка, на десерт я тебе приготовил другой крем, – доносится до нас из-за моей спины знакомый голос.
Я узнаю его сразу, но понимаю, что Игорь обращается вовсе не ко мне. Хочу повернуться, чтобы убедиться, что я обозналась, и не могу. Потому что в глубине души понимаю, что никакой ошибки нет. Лицо Кати, сидящей ко мне лицом и имеющий прекрасный обзор на того, кто садится сейчас за столик позади меня, каменеет. Ясно. Это точно Лисянский.
Может, и стоит просто уйти молча и оборвать с ним все общение, но я понимаю, что пока не увижу его измену своими глазами, есть риск, что я так и буду смотреть на него воловьими глазами.
Я оборачиваюсь и вижу, как эти двое мерзко сосутся, не стесняясь окружающих. По девице, впрочем, понятно, что стеснение ей неизвестно. Столько голого тела в феврале, это ж надо рисковой быть! Хотя, чего это я? Девочке вон надо зарабатывать на наращённые ресницы, силиконовую грудь и губы-пельмени, похожие не еще одну дополнительную писю.
– Милый, ты не охренел? – спрашиваю я.
Лисянский оглядывается, услышав меня, и, не торопясь вынимая руку откуда-то из-под задницы сисяндровой девки, поворачивается ко мне.
– Давай без драматических сцен, Эля, – морщится он.
– Тогда и вас попрошу воздержаться от эротических, – цежу я.
– А чего ты хотела? – искренне удивляется Лисянский. – Я нормальный, мне нужен регулярный секс. А ты только за сиську даешь подержаться! А потом каждый раз оставляешь меня со стояком! Я что с ним делать должен?
– Да хоть сваи им заколачивать! Но не засовывать его во что ни попадя! – бешусь я.
– У меня там не «попадя»! – возмущается губастая. – Еще никто не жаловался!
Но ее все игнорируют. Нашла, блин, момент для саморекламы!
– Я не понимаю, что тебя не устраивает? Я же тебя не бросаю, но мне надо как-то спускать пар.
От подобного бесстыдства у меня вообще пропадает дар речи! То есть не только не чувствует своей вины, он еще и предлагает продолжать в том же духе!
– Может, мне и сейчас не мешать? Оставить вдвоем, пока я с девчатами кофейку рвану, вы потрахаетесь, а потом ты меня до дома проводишь?
– Если ты готова перестать трястись над своей девственностью, то можешь даже составить нам компанию, – огрызается Игорь. – Скажи спасибо, что я не свалил сразу, как только понял, что от тебя я нормального траха дождусь не скоро. Купился на титьки без лифчика, как дурак! И такой облом! Нашлась тут монашка! Ты небось и после того, как в рот возьмешь, рот святой водой полоскать будешь!
– Ой, пипец, – захихикала эта гиена. – Монашка! Ахаха!
Каюсь, не сдержалась. Игорю на ширинку плеснула из своего чайничка И этой драной макаке, которую никто вообще не спрашивал, вылила ее томатный суп прямо в бездонное декольте.
В общем скандал мы устроили знатный. Лисянского, к сожалению, я не обварила, но пощечину, которую я ему отвесила, он, наверняка, запомнил надолго. Рука у меня тяжелая, и граненое колечко расчертило нехило эту гнусную морду.
А дома я ревела в три ручья, оплакивая поверженного кумира. На что ба успокаивала, мол, хорошо, что сейчас на него глаза открылись, а не потом.
Вот тогда-то я и решила, что самое ценное достанется только жениху. Тому, кто будет готов к серьезным отношениям, и не променяет меня после первой же ночи, на любые доступные перекаченные губищи и силиконовые дойки. Но честно говоря, после Игоря я ни на кого особенно-то и не смотрела. Обжегшись на молоке, дула на воду. Пока ба не забила тревогу, и не познакомила меня с Марком.
– Если ты размышляешь о горькой судьбе этого карпа, то зря, – врывается в мои мысли голос бабушки Розы.
– Я о своей судьбе больше переживаю, – бубню я.
– А за Марка? – подозрительно спрашивает ба.
Бабушка-бабушка, а зачем тебе такие большие уши?
– А за Марка больше всего!
Еще бы мне не переживать, пока он не видит, на его невесту столько желающих нашлось! И каждому я бы с удовольствием что-нибудь прищемила.
– Ай, чуть не забыла! – ба достает с холодильника листок бумаги из тетрадки в клеточку. С полями. Офигеть, откуда такой артефакт?
– Тебе Гера оставил, – поступают краткие пояснения.
Ну не, по школьницам дядя Гера не пойдет, он уважает уголовный кодекс, как завещал товарищ Бендер. Похоже, у него второкурсница. Так-с, что там нам пишет Герман Александрович?
Разворачиваю записку… И подскакиваю так, что вся посуда на столе звякает.
Да офигел в конец этот Герман Александрович!
– Где он? – рычу я.
– Откуда я знаю? – неискренне удивляется Роза Моисеевна, но под моим наливающимся кровью взглядом исправляется. – Либо спит, либо с профурсетками шлындрает. Я бы на твоем месте не стала проверять его наличие у себя.
– Это почему же? – я жажду крови.
– Потому что на сегодня Скворцовым и так есть, что обсудить.
Я плюхаюсь назад.
Ну каков жук!
Мало того, что дядя Гера поставил меня в известность, что от моего имени согласился на съемки этой балетной школы, он еще и сладенькое приберег на потом! Что ж он сразу-то мне не сообщил, что фотосессия с утра не срамш… В восемь утра!
Не то плохо, что рано, хотя понедельник у меня выходной, и я бы предпочла выспаться, и залечить боевые раны, а то плохо, что я натуру не видела! Раскудрить твою налево через медный купорос, дядя!
Если бы людям было все равно, как я отсниму, они бы не искали знакомого фотографа. А значит, мне придется тащить лишнюю аппаратуру. Нашли верблюда!
И, главное ведь, записон он бабушке оставил, а если б я загуляла? Если бы с Марком ушли в закат? В какой момент он оповестил бы меня о времени и месте съемок? Гр-р
– Элечка, не делай себе нервы, – бабуля забирает у меня из-под носа тарелку с истерзанным карпом. – На вот.
Она ставит передо мной блюдце с большим куском ароматной шарлотки. Сглатываю слюну. Ясно, ба в доле.
– Что он тебе пообещал? – ворчливо спрашиваю я, уже вонзая зубы в хрустящую корочку. Ба внепланово приготовила шарлотку, сто пудов, дядя Гера попросил ее меня задобрить.
– Омолаживающие процедуры в новой клинике, – ба смотрит на меня незамутненным взглядом.
Я аж давлюсь куском от восхищения. Ну, хоть дорого продала.
– Ну ты даешь!
– Ну так, – Роза Моисеевна кокетливо мне подмигивает.
– Но шарлотку я заберу всю! – надо же хоть что-то и себе выторговать.
– Да забирай, – соглашается умиротворенная бабуля, которая уже походу прикидывает, какие инъекции и куда она себе сделает. Надеюсь, урон дяде Гере она нанесет существенный. Хотя, в этом плане на ба можно положиться.
Пока бабуля не передумала, я подхватываю блюдо с пирогом и, собирая по дороге свое шмотье, иду к себе.
А дома в прихожей меня встречает сумка, оставленная Марком, и настроение портится.
Я, конечно, оптимистка, как ей не быть в такой семье как у нас, но испорченного романтического вечера жаль. В кои-то веки и нарядилась, и настроилась… Это внутри меня жалуется обиженная принцесса.
Зато приключений отхватила, будет, что детям рассказать! Тут же включается неунывающая непоседа.
Так, девочки! Ша! Если так дальше пойдет, дети отложатся надолго.
Почему-то вспоминается Раевский с его глобальными планами. Думаю, он вряд ли имел ввиду свадьбу-кольца-пупса на машине, но дети от него, наверно, будут удачными. Такая фактура пропадает! Какие руки и плечи, ямочка на левой щеке, глаза синие, целуется как бог… Что-то меня не туда понесло.
Лисянский еще этот бесячий.
Одна радость, что наконец душу отвела.
И Марка жалко… Набираю его еще раз, но телефон по-прежнему не отвечает.
Но Раевский! Какой мерзавец! Он подло сплавил Марка на эту стажировку! И что теперь делать? Рассказать? Но он же говорил, что давно подавал на нее заявку… Черт! Как с мужиками сложно!
С такими мыслями, уничтожив столько шарлотки, сколько смогла, я проваливаюсь в сон. И даже успеваю немного поспать, прежде чем меня будит телефонный звонок.
Шипя и ругаясь из-за потревоженных ссадин, я мечусь по комнате в темноте, пытаясь определить, в какой стороне звенит. Секунд через двадцать меня озаряет гениальная идея, и я включаю свет.
Мобильник тем временем продолжает пиликать у меня на подушке.
Хватаю трубку.
– Марк! – сиплю я непослушным со сна голосом.
– Я хотела вынести тебе шарлотку, но увы, – каюсь я перед Марком.
– Мы все видим крошки на твоей физиономии, – ворчит дядя Гера, пытаясь сгрузить аппаратуру в багажник.
– Куда? – возбухаю я. – Вандал! Только в салон!
– Мерзкий подкидыш, – шипит дядя, но послушно перекладывает тяжеленные кофры в нужное место, в то время как я бодро держу ноут посмеивающегося Марка и его компактную сумку. – Все. Валите отсюда, пионеры.
Дядя Гера поплотнее запахивает пальто и быстро скрывается в подъезде, пока я его снова к чему-нибудь не припрягла.
– Не выспался Герман Александрович? – интересуется Марк причиной поганого настроения дяди. Причина благосклонно поясняет:
– Провинность отрабатывает. Я уже дверь хотела запирать, и таки кого я вижу в шесть утра на лестничной площадке? Дядю Геру собственной персоной. Знакомые все лица! Они пахнут женскими духами, они имеют след от помады на шарфе, у них на шее засос, и они собираются спать! Мои нервы не выдержали!
Марк смеется:
– Элька, ты – прелесть!
– Ну а чего он? – куксюсь я. – Припряг меня пахать внеурочно, а сам вытянется на мягкой кроватке? Ничего с ним не случится. Донес кофры до такси. Почти добровольно.
– Почти? Пришлось применить дар убеждения?
Шантаж, честно говоря, пришлось применить.
Я пообещала стырить его телефон и всем его бабам написать, что он их бросает.
– Я бываю очень убедительна, – обтекаемо отвечаю я.
– Спасибо, что решила меня немного проводить, – Марк обнимает меня и целует в веснушчатый нос.
– Скорее, решила тобой воспользоваться как извозчиком, – смущаюсь я. Хотя я на самом деле, хотела побыть с Марком хоть чуть-чуть. Он серьезно расстроился из-за того, что красивый вечер накрылся бордовой пилоткой, а теперь ему нужно уезжать. Вот я и решали упасть ему на хвост, чтобы по дороге в аэропорт мы вместе доехали до треклятой балетной студии. Чтоб тебе, дядя Гера, встретить свою любовь! Если бы не съемки, я бы нормально Марка проводила.
– Мой вариант как-то больше по вкусу мужскому самолюбию, – глаза его смеются. Какой же он хороший! Только под глазами у него темные круги, и щетина уже лезет.
– Поехали, а то на самолет опоздаешь.
Мы усаживаемся в такси и, прижавшись друг к другу из-за кучи моих сумок, сваленных дядей на заднем сиденье, едем сквозь темный город. Марк держит меня за руки. Пригревшись рядом с ним, я силюсь не задремать в уютной тишине под тиканье поворотника, но все равно иногда выпадаю из реальности.
Подъехав к старинному, хорошо отреставрированному зданию, мы трогательно прощаемся.
– Я приеду на эти или следующие выходные, – обещает Марк, помогая выгрузить аппаратуру. – Постарайся выдержать натиск Розы Моисеевны и бабушки Фаи.
Неожиданно у меня появляется странное ощущение, что ни на этих выходных, ни на следующих Марк не вернется. Для этого нет никаких причин, наверно, это то самое предчувствие, как у ба.
– Я буду ждать изо всех сил, – отвечаю я. – Позвони мне, как долетишь и устроишься. Или просто напиши, что все хорошо. Тебе бы сразу лечь спать.
Я целую его на прощанье крепко-крепко и со смешанным чувством я провожаю взглядом удаляющееся такси.
Однако, морозиться долго очень не хочется.
Достав мобильник и взглянув на время, понимаю, что прибыла рановато. Семь морок пять. В надеждах, что мне повезет, набираю номер, оставленный мне дядей.
– Здравствуйте. Я от Германа Бергмана, – рапортую я и титаническим усилием воли заставляю себя не заржать.
Все свои сознательные годы я угораю над дядей Герой. Если Герман Александрович Бергман звучит внушительно, то Герман Бергман – это жесть. Как реклама логопедической клиники. Я могу оценить чувство юмора ба, но может стоило оставить дяде Гере фамилию отца, раз отчество оставили? Хотя, кто б ее еще знал. А Роза Моисеевна не колется. Я, правда, тоже вполне могу развеселить: Эльвира Давидовна Бергман – это не для слабонервных. Мне определенно пошло бы быть учителем музыки, но чаяния ба не оправдались.
– Здравствуйте, вы уже на месте? – отвечает мне приятный девичий голос. – Это вы там из такси вышли, да? Я сейчас.
Я подрагиваю на ветру, жалея, что пришлось вытряхнуться из теплого салона в осеннюю промозглость, и постепенно навьючиваю на себя кофры.
Из стоящего неподалеку монстра автомобильной промышленности выпрыгивает хрупкая девчонка. Издалека кажется, что ей лет пятнадцать, но вблизи все-таки становится понятно, что она постарше. С завистью смотрю на тонкую талию, перетянутую поясом веселого желтого плащика. Сразу видно, балерина. Да и походка не обманет. Не идет, а пишет. Пишет и зачеркивает. Эх.
– Я – Карина Смолина, руководитель студии, а вы? – от нее пахнет легкими цветочными духами. И вся она какая-то солнечная, и желтый плащ только подчеркивает это.
– Меня зовут Эля, – представляюсь я и замечаю, что нас не двое этим утром возле балетной студии.
Хлопнув дверцей, из броненосца выходит мужчина и, дзинькнув сигнализацией, направляется к нам. Что-то знакомое я вижу в том, как он двигается…
Я успеваю отснять интерьер и обсудить с Кариной, что именно она хотела бы видеть на фотографиях, до того, как начинают подтягиваться дети. В целом, все ожидаемо: счастливые детские мордашки возле станка, несколько одиночных фотографий.
Макс уговаривает невесту саму встать на пуанты, дескать, покажи, что детьми будет заниматься настоящая балерина, но мне кажется, он просто хочет профессиональное фото любимой. А что любимой, видно невооруженным взглядом. Меня даже грызет мерзкий червячок зависти.
Интересно, смотрит ли на меня так же Марк? Очень надеюсь, что да.
Заполоняя танцкласс, меня атакуют бабушки и мамы, держащие за руку сонные чада, с просьбой сделать еще и снимки для них. Запечатлеть юные дарования на начальных батманах, так сказать. Лютаев кивает мне, давай, и обещает оплатить этот беспредел, но сам весьма шустро скрывается, когда поднимается гвалт.
А это именно беспредел. Как еще можно назвать то, во что превращается все вокруг, когда собирается толпа пятилеток? Две девочки постарше ведут себя солиднее, но на общую картину это никак не влияет.
Если бы не Карина, я бы, наверно, испсиховалась. Меня дети умиляют пока только на открытках, а она как-то с ними управляется, поэтому я слезно прошу ее меня не бросать.
– Значит, ты знакомая Олега? – любопытничает Карина. По лицу видно, что она не прочь услышать подробности, которые, ясное дело, я рассказывать не готова.
– Можно сказать и так, – уклончиво отвечаю я и тут же соображаю, что даю двусмысленный ответ. По блеску в глазах Карины догадываюсь, что она истолковывает мой ответ неверно, что, скорее всего, закономерно, если судить по поведению Раевского. Быстренько перевожу стрелки, чтобы замять тему:
– А вы как пересеклись? Он же приятель Макса?
– Благодаря ему мы с Максом и познакомились, – смеется Карина. – Не ошибусь, если назову его другом семьи. Потому что, не смотря на свой гадкий характер, я готова назвать его и своим другом.
– Раевский не похож на того, кто будет дружить с женщинами, – стоит только вспомнить нашу первую встречу, чтобы отпали в этом всякие сомнения. У таких, как Олег, либо сексуальный интерес, либо деловые отношения, либо родственные связи. Остальные дамы идут по боку.
– Может и так, – пожимает плечами Карина. – Леночка, тянем носочек, смотрим на фотографа!
Ребенок, который до этого упоенно чесался там, где жесткий кант гимнастического купальника касается нежной детской кожи, мгновенно выполняет требуемое. А меня эта Леночка вообще не слушает! Вот жиза! Хорошо, что я забросила учительство. Это явно не мое.
– Но я все равно ему благодарна, – говорит Карина и, немного помрачнев, добавляет: – Возможно, он спас мне жизнь, когда не прошел мимо девушки в беде.
– Так Олежа у нас герой? – спрашиваю я.
Мой вопрос звучит как-то слишком ревниво. Я в красках вспоминаю, как Раевский помогал мне в затруднительной ситуации с веревочным лабиринтом, и представляю весьма правдоподобный вариант спасения Карины. Почему-то нарисованное моим воображением мне не нравится.
Очень хочется расспросить подробнее, особенно в свете услышанных мной вчера слов про угрозы, но, судя по всему, воспоминания не из приятных, и я придерживаю галоп своего нездорового любопытства.
Карина же, хитро стрельнув в меня глазами, начинает рекламную компанию в пользу Раевского:
– Конечно, герой! Хотя я понимаю, что в это трудно поверить, но это все его скромность. Катюша, батман из третьей позиции!
Я закашливаюсь. Скромность? У Раевского?
– Например, он помог родителям одной из моих учениц получить новое жилье. Они жили в ветхом фонде, под снос. А застройщики предлагали им какие-то мизерные квадратные метры где-то у черта на куличиках, а в семье четверо детей. Я думаю, Олег даже финансово вложился, но он не колется. Это Макс проговорился.
Карина поглядывает на меня, пытаясь определить прониклась ли я достоинствами Раевского. Забавно. Все девушки одинаковы. Стоит нам только обрести свое личное счастье, как мы тут же стараемся пристроить всех бесхозных особей вокруг.
– Какое золото, – иронизирую я. Правда, это больше относится к сватовским порывам Карины, нежели к поступку Олега. Если он действительно помог, то это достойно уважения.
– И это золото можно приманить на борщ, – дает наводку Карина.
Мне бы отвадить… От греха подальше. Но то, что Карина говорит это со знанием дела, наводит на мысли, что она уже прикармливала Олега. Внутри опять ворочается что-то колючее. Хотя что, спрашивается, мне за дело?
– Герой под прикрытием, работающий за еду, – ворчу я.
– Точно, – смеется Карина. – Я и сегодня его позвала, чтобы отблагодарить за помощь Ливанцевым, так сказать в продуктовом варианте. Встала пораньше и приготовила курник.
Эта женщина ведьма! Понятно, как она захомутала Лютаева. Это во сколько нужно было встать, а потом при этом еще выглядеть как майская роза?
При мыслях о курнике, у меня начинает урчать в животе. К счастью, дети закончились. Никто не ушел не увековеченным. Пора мотать отсюда, закинуться едой и проверить телефон на предмет сообщений от Марка. Тем более, что в окно видно, что машина Лютаева снова паркуется перед студией, и я почти уверена, что он вернулся, чтобы насладиться моей встречей с Раевским. А значит, скоро появится и он сам. Я в глобальных планах Олега на мою персону участвовать не собираюсь, поэтому самое время технично смыться.
Карина, прижав ладошки к груди, издает мяукающий звук:
– О! – умиляется она. – Он спас котенка!
Заразу напомнил? Ах, ты…
– Карина, у вас есть черный выход?
– Что? – хихикает она. – Боишься от восторга не сдержаться и упасть ему на грязную грудь?
– Боюсь, что побью твоего героя, – мрачно отвечаю я.
Карина оценивает рыжую прядь, выбившуюся из пучка во время борьбы за удачный кадр, и широко улыбается:
– Черного нет, есть запасной, но он под сигнализацией. Если я его открою, сюда приедет группа быстрого реагирования.
Внутренне содрогаюсь. Не с моим еврейским счастьем такие приколы. Сто пудов, группа меня заберет, а с Макса станется не мешать Олегу «разбираться со своей женщиной».
Делать нечего, надо как-то просачиваться.
Телефон радует меня сведениями, что заказанная машина уже рядом, и время бесплатного ожидания вот-вот начнет свой отсчет. Подхватив кофры, топаю на крыльцо. Тут главное не суетиться, вести себя естественно. Авось, на меня и внимания обратят. Тем более, что у мужиков есть, чем заняться.
Накинув капюшон куртки и спрятав веснушчатый нос поглубже в шарф, я выхожу и из студии и еще раз получаю знак от вселенной, что она любит надо мной поржать. Такси, которое, если верить приложению, находится от меня в трехстах метрах, делает финт ушами. «Водитель отменил заказ. Поискать другую машину?»
– Евпатий Коловратий! – вырывается у меня возмущенный возглас.
О, как я корю себя за несдержанность, потому что и Лютаев, и Раевский мгновенно поворачиваются в мою сторону. Макс с любопытством, а Олег, подозрительно прищурившись.
Словно в помощь Раевскому, дабы устранить всякие сомнения, порыв ветра сдергивает с меня капюшон, и Олег тут же направляет свои стопы в мою сторону.
Йопть! Это будет очень стремно, если я попытаюсь сбежать?
По хитрой усмешке Макса понятно, что побег через него станет малоуспешным предприятием.
– А ты чего тут делаешь? Почему так легко одета? – приветствие начинается с наезда. Живо вспоминается ба, общающаяся частенько в таком стиле.
Не дав мне раскрыть рта, Лютаев объясняет:
– А мы сегодня учеников фотографировали, вот Эля и задержалась. Правда же, Эля? – с нажимом спрашивает у меня Макс, взглядом показывая: признаваться, что я посланец дяди, мне не стоит.
А я чего? Дядя просил этого бугая за мной приглядеть, не в моих интересах, чтоб у Раевского появился лишний повод мной командовать.
– Да, отличные демоняки в образе ангелочков, – киваю я. – Постараюсь, чтоб на фото их сущность была не видна.
– Эля, – укоряет меня Карина, вышедшая на крыльцо следом за мной. – Это очень милые детки, ты просто не успела узнать их получше!
Я вспоминаю этих милых девочек в беленьких гимнастических купальниках и воздушных юбочках, увлеченно щипающих единственного мальчика. М-да. Хотя, может, они с детства привьют этому пацану пиетет перед женщинами?
– Ты чего зеленая такая? Не ела? – продолжает меня сверлить взглядом Олег, все еще держа на вытянутой руке заморыша.
Строго говоря, не ему критиковать мой внешний вид. Он и сам выглядит весьма живописно. Судя по всему, он действительно лазил на дерево. Котенка вот он добыл, но стоил ли тот таких потерь?
Забрызганные осенней слякотью кроссовки на чистюле Олеге при идеально вымытой машине, наверняка, его сильно нервируют. Джинсы на бедре порваны весьма художественно, сквозь прорезу видна голая мужская нога с редкими темными волосками. Майка, виднеющаяся под распахнутой курткой на груди измазана грязью. Даже на лице Раевского какие-то разводы, которые он, видимо, пытался ликвидировать, но не совсем успешно. Венцом всего на этой наглой физиономии алеют три царапины, одна из которых, похоже, довольно существенная. И почему-то она вызывает у меня чувство глубокого удовлетворения. От рыжих наглым, так сказать.
– Олег! – хмурится Карина. – Тебе надо обработать лицо.
Кажется, она тоже оценивает повреждения как серьезные.
Раевский отвлекается на Смолину и немного теряет бдительность. Котямбы, учуяв шанс, с душераздирающим воплем, извиваясь как бешеная креветка, вырывается из хватки, только почему-то не улепетывает прочь, а прыгает мне на грудь, больно вцепившись когтями в достоинства семьи Бергман.
Под хохот Лютаева эта пакость отчаянно стремится пробраться мне в ворот, изгваздывая все на свое пути.
– Теперь я уверен, что это – кот! – ржет Макс. – Прицельным броском в самое теплое место!
– Паршивец! Свою учуял, – ворчит Раевский, пытаясь отодрать от меня сопротивляющуюся зверюгу, но делает только хуже.
– Да оставьте вы его в покое! Он же маленький! Ему страшно! – ругается Карина.
Как это оставьте? Я люблю кошек, но на руки предпочитаю брать чистых! Пусть заберут от меня это когтястое исчадье, которое держится за мои нежности! Да забе… Ой! Какие у нас глазки голубые… И носик розовый…
Черт! Вот так всегда! Стоит попасть в зону кошачьего поражения, и я превращаюсь в тряпку. И вот я уже глажу грязную макушку между большими ушами.
Олег выворачивает с парковки перед студией, и я вижу в окно с какими лицами нас провожает эта будущая ячейка общества. Макс очевидно забавляется, а Карина, успевшая всучить нам с собой курник, смотрит так благостно, будто это был свадебный каравай.
Бесит-то как!
– Мау-рр! – мелкий с истошным воплем карабкается по мне куда-то выше. Перехватить его покрепче я не решаюсь, он же такой маленький, косточки такие хрупенькие… Но, по-моему, он стремится куда-то мне на макушку.
Раевский оглядывается на мои чертыхания.
– Во-во. Я так до студии ехал. По ощущениям, он мне скальп под крести-нолики располосовал.
– Далеко нам еще? – в отчаянии спрашиваю я, в сотый раз убирая грязный хвостишко из-под своего носа.
– Нет, дольше по кольцевой разворачиваться, минут через пять будем на месте, – обнадеживает меня Олег.
Спустя пять минут душераздирающего ора, пять километров моих драгоценных нервов и пять щипучих царапин мы закатываемся во двор, который в народе называют Пентагон.
Ого! Это ж сколько баблишка надо выложить, чтоб сюда переехать?
Не, я не жалуюсь. Я и сама в элитном жилье живу, причем еще со старыми планировками и высоченными потолками. Спасибо дедушке-профессору и бабушке, сумевшей выжить всех соседей. Но Пентагон – это вам не хухры-мухры, тут мусор выносят генералы, на лестничной клетке курят министры, ну и вообще живут крутые шишки.
Не иначе как из трепета перед власть имущими, стоит мне выйти из машины, как звереныш затыкается. Надолго его, правда, не хватает, и когда мы проходим мимо консьержки, он издает такой жалостливый мяв, что нас провожают осуждающим взглядом.
Я не больно-то верчу головой по сторонам, моя забота настойчиво лезет ко мне в ворот, поэтому слушаюсь руки Раевского, которая держит меня за шкирку. Общее впечатление, что Олег принес домой двух дворняг.
Попав в квартиру, животина принимается орать с удвоенной силой. Пока я пытаюсь с минимальным ущербом отцепить ее от себя, Раевский успевает сгрузить мои кофры, снять с меня ботинки и позвонить в зоомагазин в соседнем доме и заказать котенку приданое, обещая щедрые чаевые, если курьер поторопится. Через десять минут мы является обладателями всего: от шампуня и горшков до корма для маленьких котят.
Кот, как истинный представитель своего семейства, мыться очень не хочет и активно выражает свой протест, в связи с чем кожаные получают разной степени тяжести увечья. Сама процедура купания у нас с Раевским происходит на редкость слажено, как у бывалой пары, вырастившей не менее пяти детей. Деловито и молча, за исключением нецензурных слов, мы застирываем оказавшегося приятного персикового цвета котенка и заворачиваем его в полотенце.
Вручив куль с встрепанным котенком Олегу, я пытаюсь оттереть особенно живописные пятна на куртке, которую сняла уже в ванной, и ликвидировать грязь хотя бы на лице. Поглядев на это дело, Раевский говорит:
– Смыла мыть шею под большое декольте нет. Проще искупаться целиком. Я пока отнесу верхнюю одежду в экспресс-химчистку.
Оценив мокрые мыльные круги на куртке, которые сто пудов высохнут с белесым налетом, киваю и, выпроводив мужиков, а кот оказался именно котом, за дверь пытаюсь определить, что еще требует вмешательства. Попутно снимая шмотье, прихожу к выводу, что все не так уж и плохо. Пострадали в основном куртка и футболка. Жить можно.
Куртку уже унес Олег, а футболку я скидываю в раковину, намереваясь ее выполоскать.
– Надень пока…
Я взвизгиваю, представляя какую картину видит Раевский, у которого даже все слова растерялись, и поворачиваюсь к нему спиной. Эля, мать твою! Столько знаков от вселенной о пользе бюстгальтеров и все мимо кассы!
Отвернувшись от Олега понимаю, что сделала еще лучше, ибо стою лицом к зеркалу, в котором отражается ошалевшее от такого подарка лицо Раевского.
Взвизгнув повторно, я прикрываю свои перси руками, но не очень успешно. Гордость Бергманов выпирает ото всюду.
– Я принес тебе футболку, – справляется со слюноотделением Олег, но, кажется, вовсе не собирается выходить. Как приклеенный он стоит в дверях и гипнотизирует мое отражение, судя по направлению взгляда, как раз в том месте, где между пальцев виднеется нежно-розовый ореол соска.
– Ты не пробовал стучать? – возмущаюсь я.
– А зачем? – хрипло спрашивает Раевский. – Тогда бы я ничего интересного не увидел.
Он вешает футболку на крючок и подходит ко мне со спины, по-прежнему не сводя глаз с зеркала. А вот Марк бы ни за что не стал так беспардонно врываться даже в собственную ванную! Раевский тут же демонстрирует еще одно свое отличие от Марка.
Олег кладет свои ладони мне на плечи и нежно скользит ими вдоль рук, пока не накрывает мои кисти. От этой ласки мое сердце начинает колотиться, а один из сосков сжавшись проклёвывается между пальцами, тычась прямо в горячую ладонь Раевского. Я замираю в объятиях, почему-то не в силах нормально возмутиться. Дыхание перехватывает, и во рту пересыхает.
Проведя носом по тонкой царапинке на шее и заставляя меня покрываться мурашками, Раевский мурлыкает мне на ухо:
– Эля, прав был Макс, тебе необходима первая помощь.
Я внезапно чувствую себя трепетной ланью перед облизывающимся серым волком. Только меня наполняет не страх, а легкое волнение. Желания Олега совсем недвусмысленные, и эта откровенность будоражит. Глубинное женское во мне знает, к чему ведут эти поглаживания, поцелуи за ушком, прижимания напрягшимся членом к попке… Знает и отдает телу команду готовиться к захвату, только, увы, не в плане сопротивления. Низ живота тяжелеет, грудь будто наливается, учащается пульс.
Раевский полностью сосредотачивается на скульптуре в его руках, а я смотрю эротическое кино в отражении зеркала. Как и любой фотограф, я – визуал, и сейчас мое сознание словно раздваивается.
Отстраненная его часть оценивает картину как красивую: нежная белокожая и рыжеволосая девушка с распахнутыми блестящими глазами и румянцем закусывает полную нижнюю губу белыми зубками в объятьях сильного мужчины.
А часть сознания примеряет зрелище на себя и находит его возбуждающим. Я вижу и чувствую одновременно, как Раевский сжимает руки поверх моих, крепко, но соизмеряя силу. Сдави он чуть сильнее, и косточки затрещат. Его ладони крупнее моих, и гордость Бергманов в них устраивается вполне уютно, и вовсе не возражает против такого массажа, даже намекает, чтобы хозяйка убрала лишние руки, а именно свои.
Когда одна рука Олега отправляется в поглаживающее путешествие по моему животу, оставляя за собой горячую волну, и, устроившись пониже пупка, приживает меня к телу Раевского сильнее, мое зрение становится тоннельным. Как в подзорную трубу я вижу, что Олег мизинцем проводит под кромкой пояса моих джинсов, заставляя девушку в зеркале напрячь живот и позволить расстегнуть пуговку. Вижу, как Раевский влажно целуя позвонки на шее, второй рукой убирает мои ладошки с груди, и она мягко пружинит, оказавшись на свободе. Вижу, что незнакомка в зеркале, уже упирается в раковину, и чувствую, как Олег проводит кончиком языка от кошачьего местечка между лопаток вверх до основания шеи, вынуждая мое тело выгибаться.
И когда он слегка прикусывает нежную кожу, сильнее вжимаясь в меня членом, я слабею. Так, наверное, чувствуют себя самочки в мире животных перед альфа-самцом.
На границе сознания маячит мысль, что сейчас произойдет что-то непоправимое, но прекрасное, а я, не могу вспомнить, почему же этого не должно произойти, но на помощь рассудку внезапно приходит технический прогресс.
Звук доставленного сообщения на моем телефоне, который выложила из кармана куртки, сопровождается вибрацией о раковину и врезается в ухо отрезвляющим жужжанием. А всплывший текст живо указывает на недопустимость моего поведения. «Элька, я добрался. Сейчас в душ и спать. Вечером позвоню».
По тому, как мгновенно напряглось мое тело, Олег понимает, что банкет окончен.
– Выйди, – прошу я его, отворачиваясь и прикрываясь руками.
Постояв еще минуту, обнимая меня и утихомиривая свои желания, Раевский все же оставляет меня одну.
Заперев дверь на щеколду, я умываю лицо ледяной водой, пытаясь сбить жар тела, лишенного обещанного удовольствия. Вот и не знаю я, чего лишаюсь, а организм воспринимает это болезненно. Но еще острее я сама принимаю факт своей слабости перед Раевским. Как смотреть после такого в глаза Марку? Да, до главного не дошло, но неужели я такая ветреная, что, собираясь замуж за одного, в считанные минуты таю в руках другого? С этим кобелем надо держать ухо востро! Первая помощь, блин! В снимании трусов, не иначе!
Коря себя на все лады, я смываю с себя грязь и волосы, оставленные кошаком, выполаскиваю футболку и вешаю сушиться. Напялив на предательские груди-нудисты принесенную Олегом футболку, ворот которой так и норовит сползти то с одного плеча, то с другого, я, состряпав максимально неприступное лицо, выхожу из ванной.
Иду на бубнеж Раевского и оказываюсь на кухне. Олег воспитывает рыжую морду:
– Рыжим положено вести себя смирно в руках хозяина, – он пытается удержать в полотенце мокрое животное, но оно непослушно выкарабкивается из кулька.
– А ты теперь хозяин? – спрашиваю я. Олег поднимает глаза на меня и усмехается сам себе, видя мой боевой настрой.
– Этого постараюсь пристроить. Держи мальца, моя очередь отмываться, – он протягивает мне котенка. В месте соприкосновения наших рук, словно электрический разряд проскакивает. Раевский улыбается, словно понимает, что со мной происходит, но пока свои поползновения не возобновляет.
Мы остаемся с котом одни.
Я прислушиваюсь, но щелчка замка на двери в ванную не слышу. Почему-то это выглядит для меня приглашением. Или он так уверен, что я к нему не вломлюсь? Задавливаю натуру, которая требует отомстить, потому что вряд ли Раевский смутится, если я застукаю его с голой грудью. Думаю, он не зардеется, даже если я его без трусов застану. Зато при мыслях о голом Олеге за милую душу краснею я сама.
Кот, равнодушный к моим моральным терзаниям, нагло выбирается из моих рук на обеденный стол, встряхивается, от чего становится похож на ёршик, и бодро топает обнюхивать всякие солонки. Оттащив чихающего котенка от перечницы, я догадываюсь, что скотинка хочет есть.
Добытое в недрах холодильника Раевского молоко он по каким-то причинам игнорирует, зато царапает пакет, из которого одуряюще благоухает курник. Мы с котей переглядываемся. Олег сам оставил нас тут на хозяйстве. Я же не могу оставить голодным малыша, не так ли? Сглатывая слюну, разворачиваю гостинец и отламываю смачный кусь.
Быстро запихиваю за щеку откушенный кусок, будто у меня его отбирают, я поглядываю на кота. Мол, видишь, ты нас под раздачу подвел!
Кот же, тоже почуяв угрозу, встает над недоеденным мясом, выгибает спину и шипит в сторону Олега.
– Ну охренеть! – направляясь к холодильнику, ворчит Раевский, по дороге чуть не наступив в блюдце с молоком. – Эля Батьковна, ты нанесла мне подлый удар прямо в сердце!
Пристыженно развожу руками.
Обозрев внутренности холодильника, Олег оглядывается на нас, и, вздохнув, достает охлажденное рыбное филе. При вскрытии упаковки рыжий заметно оживляется и начинает требовательно орать. И как в таком мелком столько децибел умещается, а?
– Ему, наверное, сырое не стоит давать? – с сомнением спрашивает Раевский, но не дождавшись от меня вразумительного ответа по причине полного отсутствия знаний в этой области, под непрекращающийся кошачий ор организовывает паровую обработку. А ничегошный себе у кота рацион намечается: семга на пару!
Вспоминаю вчерашнего бабушкиного фаршированного карпа с тоской, в животе начинается революция. Раевский оборачивается на урчание моего живота и достает сковороду-грилль. Классная, у меня такая тоже есть. Я ей ни разу не пользовалась.
Как под гипнозом слежу за тем, как Раевский сбрызгивает ее оливковым маслом и, дав ей раскалиться, бросает на нее посыпанный специями кусок рыбы. Кажется, сейчас покормят всех, радуюсь я. Пока Олег добывает из холодильника лимон и овощи, я за его спиной методично продолжают колупать курник. От витающих запахов рот наполняется слюной, и я сглатываю, глядя на каждую кулинарную манипуляцию. Сейчас в моих глазах Раевского окружает ореол святого, еще никогда мужчина не представал передо мной в настолько розовом свете. Я сейчас и кошака понимаю: в ожидании своей порции тоже готова истошно орать, когда обнаженная спина с перекатывающимися мускулами закрывает от меня обзор на сковородку, я горестно вздыхаю.
– Эля! Я физически чувствую, что ты готова меня съесть! – продолжает ворчать Олег. – Займись делом: достань сок, возьми приборы, а то я уже волнуюсь за свою целостность.
– Как прикажете, мой повелитель! – вякаю я, но слушаюсь.
– Давно бы так, – одобряет Раевский.
Хочется как-то ответить на эти самодовольные подначки, но, посмотрев на Олега вновь, снова подпадаю под магнетическое воздействия зрелища мужчины, готовящего еду женщине. Правы, когда говорят, что в этом есть нечто сексуальное. Мама не любит, когда отец готовит, потому что за ним потом еще сутки отмывать все надо, но Раевский аккуратист, и тут претензий быть не может.
Когда мне наконец удается попробовать стряпню Олега, я закатываю глаза от удовольствия. Вот вроде просто жареная рыба, сбрызнутая лимоном, но это чума просто! Я даже постанываю от удовольствия, победно глядя на кота. Мне-то хозяин вон чего приготовил! Но котенок, налупившись от пуза, сворачивается клубком возле батареи. Там Олег ему вроде лежанку принес, но когда это коты спали там, где мы решили?
Раевский смотрит на меня с умилением, подкладывая салат, но взгляд его приобретает совсем иную окраску, когда я наевшись откладываю вилку. Чтобы увести его от неприличных мыслей, я предлагаю:
– Давай обработаем твои царапины?
– И твои тоже стоит, – соглашается Олег и достает с холодильника аптечку.
Начинаем мы почему-то с меня.
Надо сказать, что мне, с детства дружившей с мальчишками и постоянно собирающей разные травмы, такую обработку не устраивали еще ни разу. Чувствуется, что в отличие от дяди всех медсестер на моему веку, Раевский подходит к делу вдохновением. Так эротично этого еще никто на моей памяти не делал.
То, как он спускает ворот футболки с плеча, как он наклоняется ко мне, стоя совсем близко… Сдается мне, ему открывается вид на запретное, и я быстро складываю руки на груди. Как бережно и нежно протирается каждая мелкая царапинка, как Олег дует, чтобы не щипало, а все ранки находятся рядом с шеей и ухом, и я вся превращаюсь в сплошную мурашку. Несколько розовых полосок ниже ключиц удостаиваются отдельного внимания, а я чувствую поднимающееся волнение.
Засранский Раевский!
Прекращая этот медицинский произвол, я перехватываю средства первой помощи и приступаю к обрабатыванию царапок на Олеге, благо он даже без футболки. Расправив плечи Раевский позволяет мне пройтись антисептиком по груди, ключицам, основанию шеи…
Но чем выше я забираюсь, чем ярче чувствую его дыхание, тем волнительнее мне становится, и когда я поднимаю глаза, чтобы обработать царапины на лице, то попадаю в плен синих глаз. Подрагивающей рукой я провожу ватной палочкой по уже подсохшим царапинам, облизывая пересохшие губы. От Раевского веет таким жаром, что мне и самой становится горячо.
На мгновение я даже замираю, зато Олег оживает: он перехватывает мою руку и заводит мне за спину, прижимая меня к себе. Сквозь тонкий хлопок футболки я чувствую тепло и твердость его тела.
Медленно, будто боясь спугнуть, Раевский наклоняется ко мне. Я знаю зачем. И знаю, что это неправильно. Но сейчас я не могу даже глаз отвести. Хищный взгляд откровенно говорит, что пришла очередь другого зверя утолять голод.
Губы Олега невесомо касаются моих. Я судорожно вздыхаю, но не уклоняюсь. Пью его дыхание, пока кончик его языка, словно жало, источающее сладкий, но парализующий яд, проникает в приоткрытый рот. Не встретив сопротивления, Раевский слегка прикусывает нижнюю губу, и по телу пробегает горячая волна, которая накрывает меня с головой, когда Олег, поняв, что добыча сдалась, углубляет поцелуй.
И меня уже не беспокоит, что ладони Раевского под футболкой поддерживают тяжелую грудь, а подушечки пальцев гладят напрягшиеся соски. Все возбуждение, испытанное мной в ванной, возвращается с утроенной силой. Я таю от каждого прикосновения.
Освободившимися руками, потому что все выпадает из ослабевших пальцев, я скольжу по широкой гладкой груди и обхватываю Олега за шею. Чтобы ощущать его полнее, чтобы быть еще ближе, чтобы самой найти в нем опору. В эту бездну всегда падают двое, и я хватаюсь за него крепче, чтобы оставаться рядом с ним в этом водовороте.
Раевский подхватывает меня под попу и усаживает прямо на стол. Жалобно звякают сдвинутые тарелки, но нам нет до них дела. Впиваясь пальцами мне в ягодицы, Олег притискивает бедра все ближе к себе, и там, где наши сути прижимаются друг к другу, становится горячо. Не разрывая поцелуя, Олег пробегает пальцами по позвонкам и кладет руку мне на затылок. Задравшаяся футболка спереди позволяет нам прижиматься кожа к коже. Я неосознанно трусь об Олега грудь, вызывая в нем ответную реакцию: Раевский вжимается стояком мне в пах.
Томление, овладевшее мной, такое вязкое, что даже звук телефонного звонка прорывается в мое сознание прорывается с трудом.
– Тебе звонят, – сиплю я, отрываясь от губ Олега.
– Плевать, – отвечает Раевский, впиваясь поцелуями в беззащитную шею.
– Возьми трубку, а то так и будут звонить, – бормочу я, хотя на самом деле мне совершенно нет дела до жаждущего общения абонента.
Олег нащупывает на столе свой мобильник, вслепую нажимает на прием вызова и рявкает в трубку:
– У вас одна минута.
Выслушав короткую реплику от мужского голоса, он взрывается:
– Ты охренел! Чего ржешь? Ты в прошлой жизни конем был? Макс, еще раз наберешь меня сегодня, будешь опять с разбитой рожей ходить!
Раевский отключается и сердито бросает телефон на стол.
– Мститель хренов!
Но как только его взгляд падает на хихикающую меня, вся его злобность трансформируется в совсем другой огонь. Упс! Кажется, сейчас я буду отрабатывать наказание вместо Лютаева.
Я соскальзываю со стола и предпринимаю попытку к бегству. Да только где там?
В мгновение ока, Раевский перехватывает меня и, заключая в тесные объятья, прижимает меня спиной к себе.
– Эля, не буди во мне зверя! – он снова трется о мою попку вставшим членом. Плотная ткань его джинсов не способна скрыть степень его возбуждения.
Лишая меня воли и всякого желания вырваться из захвата, Олег целует меня за ухом. Прижимается горячими губами к венке на шее и слегка покусывает. Колени мои слабеют, а руки наоборот сильнее цепляются за предплечье Раевского, который, со спину задрав свободную футболку на мне и стащив ее с меня через голову, целует мои плечи.
– Так бы и сожрал, – бормочет Олег.
Отбросив бесполезную сейчас майку, одной рукой он сминает грудь, а другой бесцеремонно стремится к тайному треугольнику.
– Умру, если не узнаю, насколько ты рыжая, – горячо дышит он мне в ухо.
Пальцы Раевского смело расстегивают пуговку на джинсах и проникают сразу под ткань трусиков. Его ладонь ложится на коротко стриженные кудряшки и сжимает мое девичество, вырывая у меня тихий вздох.
Средний палец поглаживает расщелинку плотно сомкнутых губ, через которые, тем не менее, сочится смазка. Основание ладони чуть давит на лобок, а палец легкими усилиями прокладывает себе дорогу к моей пещерке.
– Горячая девочка.
У меня там и правда сейчас горячо.
Добравшись до девственного входа, Олег лишь слегка его погладил и направил палец обратно, раскрывая половые губы и находя скользкий от моих выделений клитор.
Господи, за то, что начинает вытворять со мной Раевский надо или казнить, или награждать орденом.
Терзая мои шею поцелуями и укусами, посасывая мочку уха, Олег ласкает меня между ног так, что я почти теряю разум. То, что он позволил себе тогда, в веревочном лабиринте, – просто верх скромности, по сравнению с тем, что он делает сейчас.
Надавив на горошинку, Раевский начинает пальцем водить по кругу, потом спускать его снова к дырочке, погружать в нее одну фалангу, слушая бесстыднейшее хлюпанье, и возвращаться назад, слегка сжимая клитор между двумя пальцами.
Олег упивается моими стонами и движениями бедер, тем, как я вжимаюсь в него попкой и одобрительно вздыхаю, когда он сильнее сжимает полную грудь. Когда Раевский переходит на поглаживание входа в мою киску двумя пальцами, я уже почти достигаю точки невозврата.
Я вся сосредоточена там, где руки и губы Олега. Почти ничего не вижу и не слышу, поэтому рык Раевского становится для меня неожиданностью.
– Я ему башку оторву!