Искушение на пути к костру

Меня поймали

Без всякого вступления о том, как проходит мой обычный день, перехожу к сути события также резко, как поступили со мной. Так жестоко, как не поступают даже при охоте на животных, и во мне не говорит моё величие, лишь боль, прожигающая нутро. Я могла стерпеть хлестающую плеть, серебряные кресты, что оставили после себя ужасные метки. Я пыталась если и не дать отпор, то хотя-бы защититься, но сейчас, сидя в этой холодной клетке, я не могла даже взглянуть на свои опалённые руки, что так нервно тряслись.

– Сахра... Я узнал тебя... – робко заговорил юноша, но тут же оборвал себя.

Я видела его насквозь, я отдалённо чувствовала, что он взволнован не меньше меня, но стала бы я говорить с ним? Конечно же нет. Элиас – этот самый юноша на повозке больше никогда не станет моим прежним Элиасом, моим малышом Эли, ведь среди мерзких охотников был он. Когда меня пытались удержать, он стоял в сторонке и бормотал молитвы. Да, он не избивал меня, но теперь в его глазах горел другой огонь — праведный и слепой.

— Ведьма! — крикнул он, и его голос, уже низкий, мужской, прозвучал для меня как пощечина.

– Ведьма! – крикнул кто-то позади и поднял вверх факел

– Ведьма, умри! – крикнул мальчик Эли и достал из ножен холодный меч

Я вздрогнула всем телом и очнулась, как если бы меня окатили холодной водой. На секунду показалось, что это был страшный сон, но ладони вновь прожгло нестерпимой болью. Голова болела, но я пыталась собрать обрывки воспоминания.

Я – ведьма, но не простая, оттого меня не убьют так скоро... Стоит ли этому радоваться? Неизвестно. Меня должны отправить в столицу, чтобы судить, а после прилюдно сжечь. Всё бы ничего, мы, ведьмы, маги и прочие твари, уже знаем конец своей жизни, но больнее всего становится от осознания, что мужчина, что должен везти меня на казнь – это ребёнок, которого я спасла. Не удержавшись от столь горькой мысли, я проговорила хриплым, но уверенным голосом:

– Ведьма спасла тебе жизнь, а ты ведёшь её к смерти.

– Полагаю, теперь ты готова поговорить...

Только и ответил Эли, после чего остановил двух лошадей и начал обустраивать перевал, а я так и осталась на месте. Моя клетка, расположенная на телеге, не была достаточно тесной, но холод брал своё, лишь моя гордость не позволяла мне дрожать и просить об одеяле.

– Я не думал, что мы встретимся, Сахра, правда, – наконец подошёл он к моей клетке, – и ведьм я никогда не убивал, лишь пытался излечить...

– Излечить?! – не выдержала я и рявкнула, – а огонь тоже должен излечить?

Он подошёл слишком близко к прутьям клетки, и ясно дал понять, что не боится. Но смотрел он на меня столь невинно, будто всё ещё был тем ребёнком.

– Огонь очищает, – тихо сказал он, и в его голосе не было злобы. Была ясная убеждённость, – он не мучает, Сахра. Он освобождает душу от скверны. Ты ведь сама знаешь, как боль может исцелять.

От этих слов во рту у меня стало горько, будто я разжевала полынь.

– Ты путаешь, Элиас, – голос мой стал низким и шипящим, как у змеи перед укусом, а лицо приблизилось к его, – боль, чтобы спасти тело – это когда рану прожигают, дабы исцелить. А ты хочешь спалить всё моё тело, чтобы… что? Очистить душу, о которой тебе говорят эти... Священники? Ты предал то, что я спасла тебе жизнь ради лживых суждений... Или ты просто забыл, кто помог тебе?!

Он не отвёл глаз, но я увидела, как дрогнул его подбородок. Словно я задела его за живое.

– Я помню, – его голос был едва слышен, – и я благодарен. Но то, что ты сделала тогда… это не отменяет того, кто ты есть. Ты ведьма. Ты говоришь с тёмными силами.

– Я говорила с силами, которые спасли тебя! – выдохнула я, и в голосе моём впервые прорвалась настоящая, неистовая боль. О, как бы я хотела его ударить! – Ты дышишь сейчас только потому, что я не побоялась их! И теперь ты называешь это скверной? Твоя жизнь – это скверна, Элиас.

Он замолчал. Долго молчал, глядя на свои грубые башмаки. А когда поднял взгляд, в его голубых глазах, таких знакомых, плавала непрошенная, детская растерянность.

– Сахра, тому суждено случиться, всё по воле светлых сил

И в его растерянности я увидела не щель в его броне. Я увидела дверь.

– А что если твои высшие силы решили, что пора вернуть долг? – мой голос вдруг смягчился, стал глубоким и тёплым, как летняя ночь, – помнишь, как спасла тебя я? Ты был совсем один, эти проклятые орки напали на тебя, но тут подоспела я... А ты боялся не орков и злобной ведьмы, а грозы. Помнишь, как пела тебе, чтобы ты перестал плакать?

– Сахра... Прекрати

Он ясно понял, что не сможет услышать следующее, иначе его сердце разорвётся от печали.

– Я могу спеть её сейчас, – продолжила я, и мой шёпот стал томным, обволакивающим. – Никто не услышит. Только ты и я. Как тогда. Ты можешь отпустить меня, Элиас. Не для меня. Для того мальчика, который до сих пор жив где-то внутри тебя и который боится грозы.

В его невинном взгляде появилась трещина, а в ней – тень сомнения, искушения и страха, куда более глубокого, чем страх перед ведьмой, но в этот самый момент послышался топот коней.

– Элиас! Отпусти и дай мне уйти! – умоляюще заговорила я и отчаянно пыталась распутать верёвку на моих руках, – быстрее, прошу!

Но Элиас этого не сделал, ещё несколько минут и подоспели другие охотники и уже из далека я чувствовала запах алкоголя. Они явно поняли, что я слишком слаба и оставили этого сопляка Элиаса смотреть за мной, пока сами напивались в таверне! Однако, если присмотреться, то Эли был довольно высок и плечист, но будь моя сила при мне, я бы размазала его в лепёшку, я бы убила этого предателя, но похоже, что сейчас у меня куда более серьёзная проблема.

– Ты глянь на эту ведьмочку, – самоуверенно заговорил пьяный капитан