Искусство страсти

Глава 1. Пока очередь ждёт

Сканер пикал, пакеты шуршали, Мила — как заведённая — пробивала товар за товаром. Иногда ей казалось, что она не кассир, а манекен, в котором забыли выключить автопилот. В голове не было мыслей — только остатки рекламы, обрывки диалогов из-за кассы и глухое, ровное жужжание кондиционера.
Работа стирала всё: эмоции, амбиции, дни недели.

Она не поднимала глаз — только двигалась в ритме сканера. Взять, пикнуть, сдвинуть. Один и тот же вопрос, произнесённый сотни раз за смену:

— Маечку? Пакет?

— Не надо, у меня свой.

Кивок. Последний товар. 2847 рублей. Оплата картой. Клиент ушёл. Следующий.

В очереди стоял мужчина лет сорока, в дорогом пальто. Такие сюда нечасто заглядывали — скорее по пути, случайно, не по привычке. Обычно они закупались в премиальных супермаркетах.

Пока он выкладывал покупки, Мила краем глаза глянула на свои руки. Ногти коротко подстрижены, без лака — начальство требовало «опрятности», а на маникюр всё равно не было ни времени, ни денег. На запястье — еле заметная полоска от резинки для волос. Единственное «украшение», которое она могла себе позволить.

— Маечку? — спросила она.

— Да, пожалуйста, — ответил мужчина и достал телефон, чтобы оплатить. Внезапно он чуть наклонился:
— А это у вас что?

Мила вздрогнула. Он показывал на край блокнота, выглядывавшего из-под кассы. Тот самый, в котором она делала быстрые наброски в редкие свободные минуты.

— Ничего, — пробормотала она и попыталась незаметно задвинуть блокнот глубже. — Просто... каракули.

— Можно взглянуть?

Сердце забилось быстрее. Мила покачала головой:

— Там нет ничего особенного...

Но мужчина не отставал. В его голосе не было ни назидательности, ни давления — только искренний интерес. Такой, каким на неё давно никто не смотрел.

— Я работаю в сфере искусства. Поверьте, я умею отличать каракули от настоящего рисунка.

Мила быстро оглянулась. Очередь пока была короткой, а администратора не было видно. Она нерешительно достала блокнот, раскрыла его на случайной странице.

Мужчина молча всмотрелся в рисунок — это был портрет пожилой женщины, которая час назад покупала здесь хлеб. Мила успела уловить в её лице усталость, опущенные плечи, что-то медленно потухающее — но при этом удивительно крепкое внутри. Незаметное другим.

— Это потрясающе, — сказал он тихо. — Как вас зовут?

— Мила...

— Вы где-то учились?

— Нет, — она смутилась. — Просто сама. По урокам в интернете.

— Следующий! — раздражённо окликнули из очереди.

Мужчина вынул из кармана визитку и протянул:

— Андрей Владимирович Соколов. Позвоните мне. Обязательно.

На карточке: «Куратор галереи современного искусства “Метаморфоза”».

— Я... не понимаю...

— У вас настоящий дар. Не прячьте его. Позвоните. У меня есть предложение.

Он забрал покупки и ушёл, а Мила осталась стоять с визиткой в руках, пока голос нетерпеливого покупателя не вернул её обратно в реальность.

Остаток смены прошёл как сквозь вату. Руки продолжали пробивать товары, губы повторяли заученные фразы, но внутри всё было не так. Мысли метались: шутка это или шанс? Галерея? Предложение? Разве так бывает?

В восемь вечера она сдала смену и вышла на улицу. Октябрь встречал холодным ветром и моросящим дождём. Куртка — слишком тонкая, шаги — быстрые. До остановки — как в забытьи.

По дороге домой Мила то и дело доставала визитку. Читала, вертела, прятала, снова доставала. В голове кружились одни и те же слова: “У вас настоящий дар”.

Дома её ждала мама — уставшая, как всегда. Варила суп, не отрываясь от кастрюли.

— Как день? — спросила на ходу.

— Нормально, — тихо ответила Мила и ушла в комнату.

Она села за стол, раскрыла блокнот. Вгляделась в свои рисунки. «Неужели в них действительно что-то есть? Или он просто вежливый?»

Мила взяла карандаш и стала рисовать. Мужчину. Того самого. Его внимательные глаза, тёплую улыбку, ворот пальто. В нём было что-то другое — чужое, далёкое, из мира, в который ей не верилось.

Мира, что казался недостижимым.

Но визитка лежала рядом, и каждый раз, глядя на неё, в груди что-то трепетало. Что-то новое. Тонкое, как ниточка, но настоящее.

Возможно, впервые в жизни.
Возможно… это был шанс.

Глава 2. Звонок в другой мир

Три дня Мила носила визитку в кармане, доставая её каждые полчаса. Три дня она набирала номер и сбрасывала, не дождавшись первого гудка. Что она скажет? «Привет, это девушка-кассир, помните меня?» Глупо.

На четвёртый день, возвращаясь с работы под проливным дождём, она окончательно промокла в своей тонкой куртке. Автобус опаздывал, настроение было паршивое, а в кармане всё так же лежала визитка.

— Да что я теряю? — пробормотала Мила себе под нос и решительно набрала номер.

Первый гудок. Второй. На третьем ответили:

— Алло.

— Добрый вечер... это... — голос предательски дрожал. — Мила. Из магазина. Вы давали визитку...

— Мила! — в голосе послышалась неподдельная радость. — Я уже думал, что вы не позвоните. Как дела?

— Нормально... то есть, я... не знаю, зачем звоню. Наверное, это глупо...

— Ничего глупого. Можете приехать завтра в галерею? Я хочу показать вам кое-что интересное.

Сердце екнуло.

— А... а что именно?

— Сюрприз. Адрес пришлю в сообщении. Можете к шести вечера?

У Милы был график два через два, но она часто охотно подменяла коллег — если кто-то просил отгул, брал больничный или просто не хотел выходить в понедельник утром. Ей нужны были деньги, и она не отказывалась: каждая лишняя смена означала хоть немного больше в зарплате. Выходные бывали условными, но на завтра, к счастью, в графике стояла чужая смена — выходить не требовалось.

— Хорошо, — прошептала Мила.

— Отлично. И, Мила?

— Да?

— Захватите блокнот с рисунками.

На следующий день, к половине шестого, она уже стояла перед зданием галереи. Красивый особняк девятнадцатого века — отреставрированный, светлый, почти нереальный. Храм современного искусства. Мила ни разу не была в подобных местах. Даже не подходила близко.

У входа её встретил Андрей Владимирович — в джинсах и свитере он выглядел моложе, проще, чем в пальто в магазине.

— Проходите, не стесняйтесь, — сказал он и провёл её внутрь.

Мила замерла на пороге. Высокие потолки, белые стены с картинами и фотографиями, мягкий свет, тишина, тонкий запах кофе. Всё вокруг было другим — не как в её жизни, не как в её мире.

— Красиво, правда? — Андрей Владимирович улыбнулся. — Хотите, покажу экспозицию?

Они медленно шли по залам, а он рассказывал о художниках, техниках, историях картин. Мила слушала, боясь упустить хоть слово. Некоторые работы ей нравились, некоторые казались странными, но все они говорили с ней на каком-то особом языке — тихо, будто по душам.

— А теперь главное, — сказал он, остановившись у небольшого столика в углу зала. — Покажите свои работы.

Мила нерешительно достала блокнот. Руки дрожали. Здесь, среди настоящего искусства, её рисунки казались неуместными, почти стыдными.

Андрей Владимирович молча перелистывал страницы. Портреты покупателей, наброски по дороге домой, лица, мелькающие в окне автобуса. Простой карандаш и простые люди.

— Мила, — наконец сказал он, — у вас есть то, чему не научишься. Вы видите людей. По-настоящему.

— Но это же просто... рисунки, — пробормотала она.

— Это — хроника. Документы эпохи. Портреты времени. — Он показал на одного из персонажей — уставший мужчина с тяжёлыми сумками. — Посмотрите, как точно вы передали его усталость. Но при этом — достоинство. Это дорогого стоит.

— Я не понимаю...

— А теперь представьте, что у вас есть возможность учиться. Развивать это. Изучать техники, пробовать разные материалы...

Мила смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Вы предлагаете мне... учиться?

— В академии искусств открывается набор на вечернее отделение. Специально для работающих студентов, — он достал брошюру. — Если пройдёте конкурс, обучение будет бесплатным. А я помогу вам подготовиться.

— Но я... я работаю... у меня нет времени...

— Время находится, когда есть мечта. Подумайте.

Мила взяла брошюру дрожащими руками. На обложке — студия: мольберты, краски, молодые люди с горящими глазами.

— Почему вы мне помогаете? — тихо спросила она.

Андрей Владимирович улыбнулся:

— Потому что талант — это подарок, который нужно развивать. И потому что я верю в вас.

По дороге домой Мила сжимала брошюру, словно от неё зависела её жизнь. Академия искусств. Настоящее образование. Шанс стать кем-то другим — художником, не кассиром.

Но дома её ждала реальность — счета за коммуналку и мама, усталая, как всегда.

— Где ты была? — спросила мама, не отрываясь от телевизора.

— Встречалась с... знакомым.

— Смотри, не забывай о работе. Нам каждая копейка нужна.

Мила прошла к себе, села за стол и раскрыла брошюру. Программа обучения, вступительные требования, расписание. Всё это одновременно пугало и звало.

Она взяла карандаш и начала рисовать — галерею, Андрея Владимировича, ощущения, которые не давали покоя. И впервые она думала не о том, сможет ли, а о том, сможет ли не попробовать.

Утром ей предстояло принять решение, которое могло изменить всю её жизнь.

Глава 3. Первый шаг

Решение пришло неожиданно, посреди рабочего дня.

Мила пробивала продукты очередной покупательнице — молодой девушке примерно её возраста, в дизайнерской куртке и дорогих сапогах. Та говорила по телефону — уверенно, громко, не глядя на кассиршу:

— Папа купил мне новую студию в центре. Там просто потрясающее освещение, как раз для больших форматов… Да, я уже связалась с галереей…

— Маечку? — машинально спросила Мила.

— Что? А, да, конечно, — девушка не глядя протянула карту и продолжила: — Нет-нет, это совсем другой уровень искусства, ты не поняла…

Мила вручила ей пакет и проводила взглядом.

Вот она — представительница того мира, в который ей предлагали войти. И дело было не только в деньгах. В интонациях. В легкости.

«Что она вообще здесь делает?» — машинально подумала Мила. И тут же ответила себе:

Вот поэтому она и богата. Не сорит, знает цену деньгам. Или, может, просто случайно зашла. Но всё равно: она из другого измерения.

И в этот момент что-то щёлкнуло.

«А почему бы и нет?» — подумала Мила.

Вечером она позвонила Андрею Владимировичу:

— Я согласна. Хочу попробовать поступить.

— Отлично! — радость в его голосе была почти детской. — Приходите завтра, начнём подготовку. И, Мила... вы приняли правильное решение.

Она почувствовала тепло от этих слов — и тут же неловкость. Всё ли это действительно ради её таланта? Или... А может, просто такой человек? Возможно, он действительно хочет помочь. А возможно, надеется на большее. Мила не знала. И не знала, кого боится сильнее — его, себя, или собственного недоверия.

Проходя мимо стеллажа с зеркалами, она невольно задержалась и взглянула на своё отражение: обычное лицо, потухший взгляд, бледная кожа, волосы, собранные наспех. Ни косметики, ни игры света в глазах — ни малейшего намёка на лёгкость или привлекательность.

За ней никто не бегал. Ни в школе, ни потом. Мужчины рядом с ней вели себя вежливо — и отстранённо. Её не звали в кафе. Не дарили цветы.

В том мире, откуда был Андрей Владимирович, девушек, наверное, выбирали по-другому: уверенных, ярких, уверенных в себе. А она?..

«Да и с чего бы ему…» — подумала Мила и поспешила обратно за кассу.

Следующие два месяца стали самыми насыщенными в её жизни. В свои выходные она мчалась в галерею, где Андрей Владимирович терпеливо объяснял основы композиции, перспективы, работы со светом и тенью. Дома, до глубокой ночи, она рисовала, изучала альбомы известных художников, которые он ей приносил.

Иногда он задерживался рядом дольше обычного. Останавливался за её спиной, смотрел на рисунок, молчал. Его молчание иногда поддерживало, а иногда пугало.

Мама быстро заметила перемены:

— Что с тобой? Целыми днями что-то чертишь, спишь по три часа...

— Готовлюсь к поступлению, — призналась Мила.

— Куда поступлению? — мама оторвалась от телевизора.

— В художественную академию.

Повисла тишина.

— Мила, детка, — мама вздохнула, — это всё прекрасно, но нам нужны деньги. Сейчас не время для творчества.

— Мам, это вечернее отделение, я буду продолжать работать...

— А если не поступишь? Время потратишь, силы, а толку никакого.

Мила сжала кулаки. Она понимала её.
Но не могла больше жить только из практических соображений.

День экзамена наступил холодным февральским утром.
Мила стояла перед зданием академии искусств с портфолио в руках и колотящимся сердцем. Вокруг — десятки других абитуриентов: кто-то уверенный, кто-то испуганный, кто-то уже словно студент.

— Первый раз поступаешь? — услышала она рядом.

Парень примерно её возраста. Взлохмаченные тёмные волосы, добрые карие глаза, потрёпанная кожаная куртка. В руках — старый планшет с рисунками.

— Да, — кивнула она. — А вы?

— Макс, — он протянул руку. — И да, тоже впервые. Хотя готовлюсь уже два года.

— Мила. А я всего два месяца...

— Не переживай, — он улыбнулся. Улыбка была обнадеживающе честной. — Главное — не техника, а то, что внутри.

Они вошли в здание вместе. Академия поражала: высокие потолки, мраморные лестницы, запах красок, скипидара, чуть пыли. На стенах — работы студентов и преподавателей. Чужой, волнующий мир.

Мила жила в мире, где музеи были где-то на карте, но не в маршруте. Где художник — это кто-то вроде космонавта: вроде бы существует, но не ты. Где талант — не повод к действию, а источник сомнений. Где рисование — не путь, а способ забыться. Поэтому она просто рисовала. Без претензий, без мечты, почти украдкой. Никто не водил её по выставкам, не говорил “ты можешь”, не подсказывал, что с этим делать. Она рисовала только для себя. В тетрадях, в блокнотах, на перерывах — это было как дыхание, но не «дело жизни». Никто из взрослых не замечал, а те, кто видел, говорили: «У тебя талант, но это не профессия». Она и представить не могла, что однажды окажется здесь — в здании, где пахнет маслом, лестницы из мрамора, а стены умеют разговаривать с теми, кто умеет смотреть.

— Ого, — прошептала Мила.

— Да. Впечатляет, — согласился Макс. — Мечтаю здесь учиться с детства.

— А где вы до этого учились?

— В кружке при ДК. Потом сам, по книгам и видео. А ты?

Мила смутилась:

— Работаю кассиром. Рисую на перерывах. Иногда дома, ночью.

— Круто! — сказал Макс с искренним уважением. — Настоящее искусство и должно рождаться из жизни, а не из кабинетов.

К ним подошёл ещё один абитуриент — высокий блондин в кашемировом шарфе.

— Простите, вы не знаете, где аудитория 15? — спросил он с лёгким акцентом.

— Там же, где и все остальные, — буркнул Макс.

— Даниил Лебедев, — представился блондин. — Поступаю на живопись.

— Макс. Скульптура.

— Мила. Живопись, — тихо сказала она.

Даниил окинул её взглядом — оценивающе, но не снисходительно:

— Первый раз?

— Да...

— Я тоже. Хотя у меня художественная школа и частные уроки. Всё равно волнительно, — он улыбнулся, и улыбка была неожиданно мягкой.

Глава 4. Результаты

Три часа пролетели как один миг. Мила полностью погрузилась в процесс, забыв про волнение, про Макса и Даниила рядом, про то, что от этого рисунка зависит ее будущее. Существовали только кувшин, яблоки, игра света и теней, и ее рука, послушно переносящая увиденное на бумагу.

— Время вышло! Карандаши на стол! — объявил преподаватель.

Мила отложила карандаш и впервые за три часа посмотрела на свою работу со стороны. Натюрморт получился... живым. Не идеально техничным, но в нем была какая-то особая теплота, словно предметы дышали.

— Неплохо, — тихо сказал Макс, косясь на ее лист. — У тебя свой взгляд.

Даниил молча собирал материалы. Его работа была безупречна технически — каждая тень на месте, пропорции идеальны, штриховка профессиональна. Но рядом с работой Милы она казалась немного... холодной.

— Результаты будут через неделю, — объявил преподаватель. — Списки вывесят на доске объявлений.

Выходя из академии, Мила чувствовала странную пустоту. Два месяца подготовки закончились тремя часами рисования. Теперь оставалось только ждать.

— Как думаешь, как сдала? — спросил Макс, догнав ее на ступенях.

— Не знаю, — честно ответила Мила. — А ты?

— Тоже не уверен. Но знаешь что? Если даже не поступлю, это уже был опыт. — Он улыбнулся. — Хочешь, пойдем кофе выпьем? Обсудим искусство?

Мила хотела согласиться, но тут к ним подошел Даниил:

— Можно к вам присоединиться? Или это только для скульпторов и... — он запнулся, не зная, как назвать Милу.

— Для всех, кто любит искусство, — ответил Макс, но в голосе прозвучала легкая ирония.

Они пошли в маленькое кафе рядом с академией. За столиком разговор как-то не клеился — слишком много волнения, слишком разные люди.

— Я с детства мечтал стать художником, — рассказывал Даниил. — Родители сначала были против, хотели, чтобы я пошел в бизнес. Но потом согласились — при условии, что получу классическое образование.

— А я просто не могу без этого жить, — сказал Макс. — Работаю на стройке, все свободные деньги трачу на материалы. Родители думают, что я псих.

Мила молчала, чувствуя себя не на своем месте. У обоих парней была ясная мотивация, четкие планы. А у нее — только смутное желание рисовать и случайная встреча с куратором галереи.

— А ты? — спросил Даниил.

— Я... я не знаю. Просто рисую, — тихо ответила она.

— Это самая честная мотивация, — неожиданно сказал Макс. — Искусство ради искусства.

Даниил внимательно посмотрел на Милу:

— А где ты работаешь?

— Кассиром в супермаркете.

Повисла неловкая пауза. Даниил явно не знал, что ответить, а Макс, наоборот, оживился:

— Круто! Значит, видишь настоящую жизнь, настоящих людей. Это дорого стоит.

— Да, наверное, — Мила улыбнулась ему благодарно.

Неделя тянулась мучительно долго. На работе Мила была рассеянной, дома — нервной. Мама несколько раз заводила разговор о том, что "не стоит строить воздушные замки", но Мила отмалчивалась.

Наконец настал день объявления результатов. Мила приехала к академии за час до назначенного времени и обнаружила, что не одна такая — у входа уже толпились абитуриенты.

В десять утра вывесили списки.

Мила протиснулась к доске объявлений, сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышали все вокруг. Ее глаза пробежали по спискам поступивших на живопись:

"Бородин А.С., Волкова М.П., Кравцова М.А..."

— Кравцова М.А.! — прошептала она, не веря глазам.

— Мила! — раздался знакомый голос.

Она обернулась и увидела Макса, который пробирался к ней через толпу.

— Ну как? — спросил он.

— Поступила! — выдохнула она. — А ты?

— Тоже! — он схватил ее за руки и закружил. — Мы сделали это!

— Поздравляю, — раздался голос Даниила. Он стоял рядом с спокойным лицом. — Я тоже прошел.

— Это же замечательно! — Мила была счастлива. — Мы все поступили!

— Да, — Даниил улыбнулся, и впервые его улыбка была по-настоящему теплой. — Будем учиться вместе.

Вечером дома Мила рассказала маме новость. Та выслушала молча, потом вздохнула:

— Ну что ж, раз поступила, значит, судьба. Только работу не бросай.

— Конечно, мам.

Ночью Мила долго не могла уснуть. Она сделала это. Поступила в академию искусств. Через месяц начнутся занятия, и она окунется в мир, о котором раньше только мечтала.

А еще она познакомилась с двумя совершенно разными парнями, каждый из которых был по-своему интересен. Макс с его искренностью и пониманием, Даниил с утонченностью и загадочностью.

Впереди были новая жизнь, новые знания, новые люди.

И, возможно, новая любовь.

Мила улыбнулась в темноте и наконец заснула, сжимая в руке уведомление о зачислении — самый важный документ в ее жизни.

Глава 5. Новый мир

Первый день в академии Мила запомнила навсегда. Мартовское утро было солнечным, и когда она поднималась по мраморным ступеням, лучи играли на стенах, превращая здание в сказочный дворец.

В холле первого этажа толпились студенты: кто-то уверенно направлялся к аудиториям, кто-то, как и Мила, растерянно вертел головой, изучая расписание. Месяц прошёл с момента, как она сдала вступительные экзамены и поступила на вечернее отделение — благодаря дополнительному зимнему набору, о котором узнала от Андрея Владимировича.

— Мила! — раздался знакомый голос.

Она обернулась и увидела Макса. За этот месяц он успел загореть, его волосы стали ещё более взъерошенными, а в глазах появился особый блеск.

— Привет! — она невольно улыбнулась. — Как дела после экзаменов?

— Работал и ждал начала занятий. А ты?

— Работала. И волновалась.

— А вот и наша третья мушкетёрша, — Макс кивнул в сторону входа.

К ним направлялся Даниил. Он почти не изменился — всё такой же собранный и уверенный в себе.

— Доброе утро, — поздоровался он. — Готовы к первому дню?

— А ты? — спросил Макс.

— Думаю, да. Я дополнительно занимался после экзаменов.

— Пойдёмте искать нашу аудиторию, — предложила Мила.

Их группа оказалась небольшой — всего пятнадцать человек. Преподаватель, Елена Сергеевна, женщина на вид лет сорока с короткими седыми волосами и внимательными глазами, задала тон сразу:

— Забудьте всё, что знали об искусстве раньше. Здесь вы начинаете с нуля. Первый урок — рисунок гипсовой головы.

Мила устроилась за мольбертом между двумя девушками, которые о чём-то шептались. Макс сел через проход, Даниил — в первом ряду.

— Сорок минут на построение, — объявила преподаватель. — Начали.

Мила взяла карандаш и замерла. Гипсовая голова Антиноя смотрела на неё с безразличием, а она не знала, с чего начать. В супермаркете она рисовала живых людей, с эмоциями, с движением. А здесь...

— Не думай, что это античность, — тихо посоветовала соседка, симпатичная брюнетка. — Просто представь форму в пространстве.

— Спасибо, — прошептала Мила.

— Аня, — представилась девушка. — А ты Мила, да? Помню тебя с экзамена.

Карандаш заскользил по бумаге. Мила старалась следовать советам Андрея Владимировича: сначала общая форма, потом детали. Но гипс не хотел оживать.

Елена Сергеевна обходила студентов:

— Неточные пропорции... Слишком жирная линия... Хорошо, но не хватает объёма...

У мольберта Даниила она задержалась дольше:

— Отлично. Видно академическую школу.

Максу сказала:

— Интересно. Свежо. Есть характер.

У Милы остановилась:

— М-м... — она внимательно рассматривала лист. — Вы пытаетесь найти в гипсе живого человека?

— Наверное...

— Это не плохо. Но сейчас — только форма. Живость придёт потом.

После урока Мила чувствовала себя подавленно. Всё вышло не так, как она надеялась.

— Не переживай, — сказала Аня, собирая материалы. — У всех вначале трудности. Я вот уже третий год учусь, а с гипсом до сих пор борюсь.

— Третий год?

— Я с дневного отделения. На вечернее хожу как вольнослушатель. Атмосфера тут настоящая, без пафоса.

К ним подошли Макс и Даниил.

— Ну как впечатления? — спросил Макс.

— Сложно, — честно призналась Мила.

— Но захватывающе, — добавил Даниил. — Елена Сергеевна — педагог с именем.

— Ты её знал?

— Мой преподаватель в художественной школе о ней много рассказывал.

— А пойдёмте в буфет, — предложила Аня. — Познакомлю с остальными.

В буфете собралась пёстрая компания студентов. Мила слушала их разговоры об искусстве, техниках, выставках, и чувствовала себя чужой. Все были такие уверенные, словно родились с кистью в руке.

— А ты откуда? — спросила одна из девушек.

— Работаю кассиром, — ответила Мила. Наступила тишина.

— Круто! — вдруг сказал Серёга с третьего курса. — Значит, у тебя настоящая школа. А то у нас половина тут — из загородных коттеджей...

Даниил поперхнулся чаем, но промолчал.

— У каждого свой путь, — сказал Макс. — Главное — чтобы он был честный.

После буфета они втроём вышли из академии.

— Как думаете, справимся? — спросила Мила.

— Справимся, — уверенно сказал Макс.

— Если что — могу помочь с теорией, — неожиданно предложил Даниил. — У меня много книг, альбомов…

— Правда?

— Конечно. Мы же теперь одногруппники.

В его голосе не было ни снисхождения, ни иронии — только спокойная доброжелательность.

— Спасибо, — улыбнулась Мила.

По дороге домой она думала о первом дне. Было сложно. Неловко. Страшно. Но внутри росло другое чувство — она наконец там, где хочет быть.

И ещё она думала о двух парнях, которые по-разному, но искренне протянули руку. Макс — тёплый, понятный. Даниил — закрытый, но внимательный.

Учебный год только начинался. Но Мила уже чувствовала, что этот путь приведёт её куда-то важнее, чем просто к диплому.

Глава 6. Первые искры

Прошел месяц с начала учебы. Мила постепенно привыкала к академическому ритму, хотя совмещать работу и занятия было непросто. В этот вечер занятие затянулось — Елена Сергеевна показывала различные техники штриховки. Когда группа наконец разошлась, на улице уже стемнело.

— Мила, подожди! — окликнул ее Даниил.

Она обернулась. За месяц они стали общаться больше — он действительно помогал с теорией, объяснял сложные моменты, делился книгами. Но всегда как-то официально, сдержанно.

— Ты на автобус? — спросил он.

— Да.

— Могу подвезти. У меня машина рядом.

Мила колебалась. С одной стороны, было заманчиво не ехать в переполненном автобусе. С другой — она никогда не была наедине с Даниилом вне стен академии.

— Не стоит, я привыкла...

— Мила, — он мягко взял ее за руку, — уже поздно, холодно. Я же не монстр.

От прикосновения по коже пробежала легкая дрожь. Она подняла глаза и встретилась с его взглядом — серьезным, но теплым.

— Хорошо, — согласилась она.

Машина оказалась дорогой, но не вызывающе — элегантная серая BMW. Даниил галантно открыл ей дверь, и Мила села в кожаное кресло, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Куда едем? — спросил он, заводя двигатель.

Мила назвала адрес, и они поехали. Первые минуты молчали — играла тихая классическая музыка, за окнами проплывали огни вечернего города.

— Как дела на работе? — нарушил молчание Даниил.

— Нормально. Устаю, правда.

— А не думала бросить? Сосредоточиться на учебе?

Мила усмехнулась:

— На что жить?

— Да, извини. Глупый вопрос.

Она посмотрела на его профиль — правильные черты, сосредоточенное выражение лица. За месяц учебы Даниил изменился. Стал проще, естественнее. Реже употреблял заумные термины, чаще улыбался.

— А ты? — спросила она. — Не жалеешь, что поступил?

— Нет. Это лучшее решение в моей жизни. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — А ты?

— Тоже не жалею. Хотя поначалу было страшно.

— Страшно? Почему?

— Ну... все такие подготовленные, много знают. А я...

— А ты рисуешь от сердца, — перебил он. — Знаешь, на прошлом занятии, когда ты рисовала портрет Ани, я просто не мог оторваться. Ты поймала что-то такое в ее взгляде, что не передаст никакая техника.

Мила почувствовала, как краснеют щеки:

— Правда?

— Правда. У тебя дар видеть людей. Это редко.

Они остановились у светофора, и Даниил повернулся к ней:

— Мила, я хотел кое-что предложить. В эти выходные в галерее "Модерн" открывается выставка молодых художников. Не хочешь пойти? Вместе, я имею в виду.

Сердце ёкнуло. Это было похоже на... свидание?

— Я... не знаю... — забормотала она. — У меня работа в субботу...

— А в воскресенье?

— В воскресенье свободна...

— Отлично! — в его голосе прозвучала неподдельная радость. — Встретимся у галереи в два?

— Хорошо, — прошептала Мила.

Остаток дороги они проехали в приятном молчании. Когда машина остановилась у ее дома, Даниил вышел и открыл дверь.

— Спасибо за... за все, — сказала Мила.

— Увидимся в воскресенье, — он слегка коснулся ее руки. — Спокойной ночи.

Поднимаясь по лестнице, Мила все еще чувствовала тепло его прикосновения. Что это было? Простая вежливость или что-то большее?

Дома, снимая куртку, она поймала себя на улыбке. И тут же встревожилась. Не слишком ли она увлеклась? Вдруг это всего лишь симпатия, мимолетное внимание? У него таких, как она, может быть десятки. А она… не из тех, кто легко поддается иллюзиям.

Заглянув в зеркало в прихожей, Мила посмотрела на своё отражение: усталое лицо, волосы, уже начавшие растрёпываться. Она не была эффектной или яркой — скорее, серая мышка на фоне уверенных, ухоженных студенток, с которыми Даниил привык общаться.

На следующий день в академии ее настроение было приподнятым. Даже гипсовая голова давалась легче обычного.

— Ты какая-то... светящаяся сегодня, — заметила Аня. — Что случилось?

— Ничего особенного, — улыбнулась Мила.

После занятия к ним подошел Макс:

— Девчонки, не хотите в четверг на концерт? Играет группа моего друга, интересная музыка.

— А где? — спросила Аня.

— В клубе "Точка". Андеграунд, но атмосферный.

— Мила, пойдешь? — обратилась к ней Аня.

— Не знаю... я не очень люблю клубы...

— А ты не была в правильных клубах, — усмехнулся Макс. — Обещаю, будет интересно. И никто тебя танцевать не заставит.

Что-то в его взгляде было особенно теплым. Мила вдруг подумала, что за месяц учебы Макс стал ей очень дорог. Он всегда поддерживал, помогал, никогда не заставлял чувствовать себя неуместно.

— Ладно, попробую, — согласилась она.

— Отлично! — Макс просто лучился от радости. — Встретимся у метро в восемь?

Вечером дома Мила долго выбирала одежду для двух разных событий — концерта с Максом и выставки с Даниилом. Два совершенно разных мира, два совершенно разных мужчины.

Макс — искренний, простой, понимающий. С ним она чувствовала себя собой, не боялась сказать что-то не то.

Даниил — утонченный, образованный, загадочный. Рядом с ним она ощущала себя особенной, словно он видел в ней что-то, чего не замечали другие.

Мила посмотрела на себя в зеркало. Обычная девушка из обычной семьи. Но два замечательных парня приглашали ее на свидания. Потому что это были свидания, не так ли?

За окном моросил дождь, а в груди что-то трепетало от предвкушения. Впереди были четверг и воскресенье, полные новых впечатлений и, возможно, новых открытий о себе.

И о том, что такое любовь.

Глава 7. Под звуки музыки

В четверг вечером Мила стояла перед зеркалом и не знала, что надеть. Для "Точки" не подходили ни строгие блузки для работы, ни единственное нарядное платье. В итоге она выбрала джинсы и черную футболку - просто и честно.

Макс ждал ее у входа в клуб, и когда увидел, широко улыбнулся.

- Отлично выглядишь, - сказал он, обнимая ее за плечи. - Готова к настоящей музыке?

Клуб "Точка" оказался полной противоположностью всему, к чему Мила привыкла в академии. Низкие потолки, приглушенный свет, запах пива и сигарет. На небольшой сцене группа настраивала инструменты.

- Эти ребята играют потрясающе, - прокричал Макс ей на ухо, ведя к барной стойке. - Хочешь пива?

Мила кивнула, хотя обычно не пила. Но сегодня ей хотелось попробовать жить по-другому, без привычных ограничений.

Когда началась музыка, весь клуб преобразился. Люди танцевали, не заботясь о том, как выглядят со стороны. Макс потянул Милу в толпу, и она, забыв о стеснении, начала двигаться в такт ритму.

- Ты классно танцуешь! - крикнул он, притягивая ее ближе.

Мила почувствовала, как его руки обхватывают ее талию, как его дыхание касается ее щеки. Музыка была громкой, энергичной, и в этой музыке что-то освобождало. Она перестала думать о том, правильно ли она делает, и просто наслаждалась моментом.

Между песнями Макс купил им еще пива, и они вышли на маленький балкон подышать.

- Не жалеешь, что пришла? - спросил он, прислонившись к перилам рядом с ней.

- Нет, - честно ответила Мила. - Мне нравится. Здесь... настоящее все.

- Вот именно, - он повернулся к ней. - Знаешь, в академии ты иногда кажешься такой напряженной. А здесь ты просто... ты.

Мила взглянула на него. В свете уличного фонаря его лицо было особенно привлекательным - резкие скулы, темные глаза, взлохмаченные волосы.

- Макс, а почему ты... почему ты пригласил именно меня?

Он улыбнулся, но в его улыбке было что-то серьезное.

- Потому что ты не такая, как все остальные в академии. Ты не притворяешься. И еще... - он помолчал, - еще потому что мне нравится, как ты рисуешь. В твоих работах есть душа.

Эти слова согрели Милу больше, чем пиво. Она почувствовала, что краснеет.

- Спасибо.

- Мил, - тихо сказал он, делая шаг ближе. - Можно я тебя поцелую?

Сердце у нее забилось чаще. Она кивнула, не доверяя своему голосу.

Поцелуй был неожиданно нежным для такого места. Его губы были теплыми, вкус пива смешивался с чем-то сладким и волнующим. Мила закрыла глаза и позволила себе раствориться в этом ощущении.

Когда они разорвали поцелуй, Макс нежно коснулся ее щеки.

- Ты особенная, Мила. Не забывай об этом.

Остаток вечера прошел как в тумане. Они танцевали, смеялись, и Мила впервые за долгое время чувствовала себя по-настоящему свободной. Когда Макс провожал ее домой на последнем автобусе, она все еще не могла поверить в произошедшее.

- Увидимся в понедельник? - спросил он на прощание.

- Да, - ответила она, все еще ощущая на губах вкус их поцелуя.

Но даже засыпая в своей постели, Мила не могла отделаться от мысли о воскресенье. О выставке. О Данииле. И от странного чувства, что стоит на развилке дорог, и каждый следующий шаг будет иметь последствия.

Глава 8. Мир красоты

Воскресное утро застало Милу в состоянии лёгкой, но настойчивой паники. События поза-позавчерашнего вечера с Максом казались сном — тёплым, немного дерзким, полным эмоций, которые не успели до конца улечься в её сердце. Но сегодня предстояла встреча с Даниилом — совершенно другим, более сдержанным, изысканным, как ей казалось, человеком. И она совершенно не знала, что надеть.

Её комната превратилась в хаос. Платья, блузки, кофты, несколько юбок — всё лежало на кровати и кресле, каждую вещь она прикладывала к себе перед зеркалом, вертела, морщила нос. Слишком ярко. Слишком повседневно. Слишком по-домашнему.

В итоге она выбрала то, что долго игнорировала: простое чёрное платье, купленное ещё на выпускной. Тогда оно казалось взрослым и строгим, теперь — почти скромным. Слегка приталенное, с мягкой линией плеч, оно подчёркивало её хрупкость. С неброским макияжем, тонкими золотистыми серьгами и лаконичными туфлями на низком каблуке она выглядела, как ей казалось, не слишком эффектно — но хотя бы чисто и аккуратно.

Когда в два часа раздался звонок в дверь, у неё слегка задрожали пальцы. Даниил стоял на пороге, как сошедший с журнальной обложки. Тёмно-синее пальто подчёркивало его высокий рост, а белоснежная рубашка с идеальным воротом делала его чуть старше, чем он был на самом деле.

— Ты выглядишь прекрасно, — сказал он сразу, и в его голосе не было ни капли дежурности.

Он галантно подал ей руку, и, пока она выходила, она уловила лёгкий аромат его парфюма — свежий, с древесными нотами. Машина была чистой, со сдержанным интерьером, и ехать в ней было комфортно и как-то приятно волнительно.

Галерея «Модерн» располагалась в старинном особняке в центре города — с высокими окнами, лепниной на потолках и скрипучим паркетом, который придавал всему происходящему ощущение настоящего искусства. Уже в фойе витал аромат кофе и лака, и Мила почувствовала, как её собственное дыхание стало немного глубже — будто она входила в другой, возвышенный мир.

— Здесь проходят временные экспозиции молодых художников, — объяснил Даниил, провожая её внутрь. — Многие — выпускники нашей академии.

Он не просто говорил — он делился. О каждой работе он рассказывал как о человеке: темперамент, школа, характер, ошибки и находки. Мила слушала, и её внимание всё больше перемещалось с картин на его лицо, голос, интонации. Он говорил, как живописец, даже когда просто объяснял приёмы — с увлечением, любовью и легкой иронией.

— А вот это, — он остановился у яркого полотна в красно-золотых тонах, — очень особенная работа. Посмотри, как красный переходит в оранжевый. Это не просто цвет — это гнев, переходящий в принятие. Боль, тающая в прощении. Художник работает не красками — он работает чувствами.

Мила шагнула ближе. Сначала она видела лишь резкие мазки, но чем дольше всматривалась, тем больше чувствовала, как картина будто разговаривает с ней на незнакомом, но понятном языке.

— Я никогда не думала об искусстве так глубоко, — тихо сказала она.

— Просто ты раньше не вслушивалась, — мягко улыбнулся он. — У тебя отличный глаз. Только научись доверять ему.

Он взглянул на неё так, как никто ещё не смотрел — будто видел её не снаружи, а изнутри.

— И знаешь... Я ведь видел твои наброски в аудитории. В них есть живое дыхание, неуловимая трепетность. Именно это и отличает художника от техника. Не все это умеют. Ты — умеешь.

Мила почувствовала, как внутри всё сжалось от волнения. Это было не просто похвала — это было признание.

После галереи он предложил зайти в кафе. Не в обычное — а в маленький французский ресторанчик, спрятанный в арке старого дома. Белоснежные скатерти, свечи на столах, официанты в чёрных жилетках и звучащий едва слышно аккордеон.

— Даниил... — прошептала она, заглянув в меню, — это слишком...

— Позволь мне, — перебил он. — Мне важно, чтобы тебе было хорошо.

Они заказали кофе, миндальный тарт и крем-суп. И всё это время он рассказывал ей истории — о Париже, о музее Орсе, о том, как стоял перед «Завтраком на траве» Мане и чувствовал, как мурашки бегут по коже. Она слушала, чуть наклонившись к нему, забывая о еде, о времени, о том, что за окном совсем другой, менее волшебный город.

— Мне бы хотелось однажды показать тебе Лувр, — сказал он, отставив чашку. — Не только потому, что ты художник. А потому что ты умеешь видеть. По-настоящему.

На мгновение между ними повисла тишина. Его рука скользнула по столу и легла поверх её. Она не отдёрнула свою.

— Ты не такая, как другие, Мила. В тебе есть честность, прямота... и свет. Ты не прячешься за масками. Это редко. Я это ценю.

Его голос был глубоким и тёплым, а взгляд — почти трепетным. Мила почувствовала, как горят её щёки, и едва улыбнулась, не находя нужных слов.

— Я... мне с тобой легко, — сказала она, и это было искренне.

Когда они вышли, улицы уже сияли фонарями. У машины он вдруг остановился.

— Мила... — его голос был чуть ниже, чем раньше. — Можно... я тебя поцелую?

Она подняла глаза. Его лицо было близко, и в его взгляде не было уверенности — только мягкая просьба. Она молча кивнула, не в силах говорить.

Поцелуй был лёгким, почти невесомым. Он прикоснулся к ней осторожно, будто боялся нарушить что-то хрупкое. В этом касании было больше нежности, чем страсти — но именно от этого сердце её забилось быстрее, а в голове всё закружилось.

— Спасибо за этот день, — прошептал он.

По дороге домой она молчала, глядя в окно. Улицы плыли мимо, как декорации в театре, а в голове вертелись мысли: о Максе, о Данииле, о себе самой. Два дня — два совершенно разных мира. Два прикосновения, два взгляда, два настроения.

Засыпая, она обняла подушку, чувствуя, как внутри тлеет тихое счастье. Неуверенное, хрупкое, но настоящее. Она понимала, что больше не может притворяться, будто не замечает их интереса к ней. И что рано или поздно ей придется делать выбор. Но пока что она просто хотела наслаждаться этим новым, удивительным ощущением быть желанной.

Глава 9. Перекрёстки

Весна наступала неуверенно, будто боялась спугнуть хрупкое равновесие. В один день солнце заливало мастерские академии, в другой — лужи покрывались тонкой коркой льда. Но в самой Миле будто распустилось что-то внутреннее — медленно, не спеша, по сантиметру в день.

Учёба поглотила её: гипсы, натюрморты, анатомия, первые попытки живописи с натуры. Она стала меньше смотреть на часы, больше задерживаться в аудиториях. В глазах — неуверенность, но уже с отблеском желания.

И всё бы шло гармонично, если бы не два взгляда, которые встречались всё чаще. Один — тёплый, открытый, всегда поддерживающий. Макс.
Другой — внимательный, оценивающий, слегка отдалённый. Даниил.

Их дороги всё чаще пересекались. Сначала случайно — в буфете, на лестнице, на совместных занятиях. Потом — настойчиво. В воздухе повисло напряжение, тонкое, как шелк. И не Мила его ткала.

— Ты думаешь о свете, когда строишь форму? — спросил Макс как-то на перемене, показывая свой набросок.

— Нет... скорее наоборот. Сначала форма, потом свет, — Мила улыбнулась. — Но у тебя классно получается. Живо.

— Потому что я ворую твои приёмы, — он подмигнул.

Она рассмеялась. И в этот момент рядом оказался Даниил.

— У тебя есть пять минут? — обратился он к ней, чуть не глядя на Макса.

— Конечно, — настороженно ответила Мила.

— Хочу показать альбом Вайльда. Он у меня в рюкзаке. Особенно гравюры с линией движения — думаю, тебе будет интересно.

— А можно и мне взглянуть? — небрежно вставил Макс, подходя ближе. — Я тоже люблю гравюры.

— Думаю, мы с Милой обсудим это позже, — вежливо, но холодно ответил Даниил.

Макс усмехнулся:

— Ну конечно. Только не слишком академично, а то настоящую энергию можно потерять.

Даниил чуть напрягся. Мила почувствовала, как между ними прошёл ток.

— Пойду за альбомом, — коротко сказал Даниил и ушёл.

— Извини, — прошептала Мила.

— За что? — Макс пожал плечами. — За то, что кому-то не нравится, что мы смеёмся? Это его проблема, не твоя.

Через несколько дней Елена Сергеевна объявила о подготовке к весенней выставке студентов. Каждый мог представить одну работу, тему выбирали сами.

— Это может быть что угодно, — сказала она. — Главное, чтобы было ваше. Искреннее. Не лучшее технически, а то, что говорит о вас.

Мила долго не могла определиться. Макс советовал сделать автопортрет — живой, эмоциональный, «как ты себя чувствуешь, а не как выглядишь». Даниил, наоборот, склонял к композиции: «Покажи, что ты не просто чувствующая, но и думающая. Взгляд художника — это не только сердце, но и ум».

В какой-то момент она поняла: они оба по-своему правы. И оба — не про её работу, а про неё саму.

Макс — про дыхание. Даниил — про структуру. Первый — подталкивал, второй — направлял. Первый — вдохновлял, второй — требовал.

И Мила была между.

За неделю до выставки она сидела в зале, заканчивая работу — портрет старика, без фона, без декора. Измождённое, но светлое лицо. Слабые руки, глаза, в которых — не жалоба, а достоинство. Это был один из покупателей, которого она запомнила ещё до поступления — он покупал только хлеб и молоко, всегда благодарил, даже если очередь была огромной.

— Это сильно, — сказал Макс, заглянув через плечо. — По-настоящему. Это ты.

Она молча кивнула. Не из скромности — от внутреннего трепета. Это действительно была она.

— Цвет будешь добавлять?

— Только немного. Один акцент.

— Красный? — предположил он.

— Нет. Тёплая охра. У него глаза такие.

— Знаешь, — сказал Макс тихо. — Если бы ты нарисовала меня, я бы гордился.

Мила смутилась, но не ответила. А вечером — встретила Даниила у выхода.

— Ты закончила работу? — спросил он.

— Почти. Осталась тонкая доработка.

— Покажешь?

— Хочу, чтобы ты увидел её на выставке.

Он посмотрел на неё с вниманием.

— Значит, ты учишься держать дистанцию. Это хорошо.

— А ты всё ещё её проверяешь? — слабо усмехнулась она.

Он не ответил. Только кивнул.

— Хочешь, я помогу оформить подпись и аннотацию?

— Спасибо, но я попробую сама.

И снова это чувство: как будто один из них говорит «будь свободной», а другой — «будь лучшей». Оба — с добром, но разными ключами.

На самой выставке работы Милы, Макса и Даниила висели недалеко друг от друга. Гости подходили, обсуждали. Макс стоял рядом, улыбался каждому, кто хвалил Милу. А Даниил держался чуть в стороне, будто ждал, чтобы к нему подошли сами.

— Удивительно честный портрет, — сказал один из кураторов. — Почерк у вас необычный. Где учились?

— Пока — нигде, — честно ответила Мила.

— Тогда у вас будет своя школа, — кивнул он.

Макс наклонился к ней:

— Ну что, теперь ты знаешь, что можешь?

Она хотела ответить, но увидела Даниила. Он наблюдал. Не подходил, не улыбался. Только кивнул — коротко. Как оценку.

Позже, когда зал начал пустеть, она вышла на воздух. Нужно было вдохнуть.

Через минуту вышел Макс.

— Пойдём прогуляемся?

— Я жду Даниила, — сказала она тихо.

— Он снова будет говорить тебе, как ты могла бы сделать «глубже»?

Она посмотрела на него.

— А ты снова будешь говорить, что я уже хороша?

— Потому что ты — хороша. Не по оценкам. А просто потому что ты — ты.

Она не ответила. Только посмотрела куда-то в вечер.

— Мила, — тихо сказал он, — я не против, что он рядом. Только... не позволяй ему решать, кто ты.

Она хотела что-то сказать — оправдать, объяснить, но в этот момент появился Даниил. Шёл спокойно, в руках держал её лист с отзывами о работе. Протянул.

— Ты должна это видеть. Многие были впечатлены. Особенно один преподаватель. Я записал его имя — он может помочь с мастерской летом.

Макс шагнул назад, давая им пространство.

— Спасибо, — прошептала она.

— Готова идти? — спросил Даниил.

Глава 10. Воздух и линии

Пленэр проходил в усадьбе за городом — старом дачном комплексе, превращённом в учебный арт-кемп. Там не ловила связь, чай заваривали в огромном самоваре, а окна студии выходили прямо в берёзовую рощу.

Группу студентов разместили по маленьким домикам. Простые, деревянные, с резными ставнями и скрипучими полами. У Милы в комнате стояла только кровать, стол, да старый комод с облупленным зеркалом. Но когда она открыла окно и вдохнула аромат прогретой сосны, сырой земли и краски, приготовленной кем-то с утра — внутри что-то щёлкнуло: здесь было место для тишины.

— Утром — построение форм в пейзаже, — объявила Елена Сергеевна на общем сборе. — Днём — натура. Кто не выдержит — в озеро, кто выдержит — в академию.

Смех, как ветер, прокатился по группе.

Мила улыбнулась. Это было лучше, чем аудитория. Здесь воздух был не только вокруг — он будто проникал в кисти и уголь.

Утром она вышла с мольбертом к полю. Берёзы стояли молча, как танцовщицы в лёгких рубашках, а вдали холмы окутал туман. Макс уже был там. Он махнул рукой, пригласил рядом.

— Здесь свет меняется каждые десять минут. Успевай ловить, — сказал он, натягивая лист.

— Ты уже начал?

— Ага. Только не знаю, что именно рисую. То ли свет, то ли себя в этом свете.

Мила села рядом. Взяла карандаш. Линии пошли — сначала неловко, потом увереннее.

Внезапно за спиной раздался голос:

— Вы хотите передать тишину через линию? Интересно...

Это был Даниил. Он стоял сзади, слегка наклонившись.

— Или ты сама пока не знаешь, что хочешь сказать?

Макс поднял бровь, но промолчал.

— Она как раз отлично чувствует композицию, — сказал он. — И тишину, и воздух.

— Это не воздух, — хладнокровно ответил Даниил. — Это попытка найти равновесие. Но равновесие — не цель. Цель — движение.

Мила опустила карандаш. Лист вдруг показался неловким, как будто и правда — попытка, а не результат.

— Даня... — начала она, но он уже шагнул дальше, к следующему студенту.

Макс склонился к ней:

— У него красивый язык. Но иногда — чужой.

— Он прав, — сказала Мила. — Я ищу. И, может быть, боюсь идти до конца.

— И в этом — сила. Искренность сильнее догматов, Мил.

Она посмотрела на него и вдруг заметила, как изменилась его кисть — он работал резче, смелее, чем в академии. Не боялся порвать бумагу, если требовал образ.

— У тебя получилось, — сказала она.

— Я просто наконец слушаю не голос, а тишину.

Вечером была костровая. Студенты сидели кругом, кто-то играл на гитаре, кто-то рассказывал истории. Пахло дымом. Над головами — звёзды.

Мила сидела рядом с Аней и смотрела на огонь. Макс подошёл и молча опустился рядом. Через несколько минут — Даниил.

Сначала все молчали.

— Завтра поедем на старую водяную мельницу, — сказала Аня. — Сказочное место. Будешь с нами, Мил?

— Конечно.

— А ты, Макс?

— Если мольберт дотащу, то да.

— А ты, Даниил?

— Возможно. Если там будет, что писать.

Макс усмехнулся:

— Там — жизнь. А это, мне кажется, уже достаточно.

— Я не пишу жизнь. Я пишу выбор, — сказал Даниил.

Повисла пауза. Мила почувствовала, как в груди сжимается. Макс встал первым.

— Пойду допишу штрихи. Завтра — ранний выезд.

Он кивнул и ушёл в темноту.

Даниил задержался. Посмотрел на неё.

— Тебе с ним комфортно, да?

— Он — настоящий.

— И я — настоящий. Просто другой.

Она не ответила. Смотрела на огонь. Огонь не выбирает, кого греть. Но к нему всё равно тянет.

— Я не хочу соревноваться, Мила, — тихо сказал Даниил. — Я хочу быть рядом, когда ты растёшь.

— А если я расту в другую сторону?

— Тогда я постараюсь не мешать. Но отпустить — не то же, что уйти.

На следующий день, у мельницы, Мила села на бревно у воды. Плеск, тишина, отражение в воде. Она поставила лист и начала с линии. Только с одной. Изогнутой, как русло реки.

К ней подошёл Макс. В молчании достал уголь. Потом — Аня. Потом — неожиданно, Даниил. И они рисовали. Не спорили. Не говорили. Только смотрели — на свет, на воду, на друг друга.

И, может быть, впервые эти два мира внутри неё не спорили.

Они просто были.