Искусство ведьмовства. Обучение

ПРОЛОГ

Сгорбленный седовласый старик с длинной белой бородой медленно брёл по тускло освещённому коридору. Растоптанные тапки гулко шаркали по каменному полу, полы не запахнутого халата развевались, будто старец не тащится, едва переставляя ноги, а бежит, словно нетерпеливый юнец на свидание. Уже часа два, как перевалило за полночь, а он всё бродил и бродил по пустым коридорам, будто ища что-то, или заблудившись по старческому слабоумию. Но так про магистра Матфия мог подумать только совершенно незнакомый с ним человек. В действительности этот, измождённый на вид, дряхлый старик был одним из сильнейших магов княжества. Ему не составило бы труда лёгким взмахом иссушенной возрастом руки уничтожить без следа целое войско. Да только Матфий ещё несколько десятилетий назад отрёкся от жестокости и зла, в любой их форме, потому-то и смог достигнуть небывалых высот в магическом искусстве. Да что там магия! Сам факт, что он, будучи магом, да мало того, ещё и мужчиной, являлся основателем и покровителем школы Ведьмовства при стольном граде Златаре, единственной школы для урождённых ведьм во всём Семиречном княжестве, говорил о многом.

Но сегодня Матфий не ощущал в себе магического всесилия. Все послушницы и наставницы уже давно мирно спали, домовые закончили с наведением порядка и скрылись в стенах старого замка, и даже духи успокоились, добросовестно исполнив свой долг по стонам и завываниям в полночь. И только старец всё бродил и бродил по ночным коридорам, тщетно борясь с беспокойством, посетившим его этим вечером, да так и укоренившимся в груди гнетущей щемящей болью. Магистр чувствовал, что грядёт нечто непоправимое, но не спешил поднимать панику. Кому, как не ему, было знать – когда и как придёт его конец. Матфий остановился возле лестницы, посмотрел наверх, на второй этаж, где спали послушницы, печально вздохнул и свернул в ведущий к оранжерее коридор. Там-то его и поджидала смерть. Жестокая, коварная и беспощадная.

Спустя несколько минут замок огласил многоголосый вой духов, к которому в скором времени присоединились женские и девичьи причитания. Старого магистра Матфия любили все. Сейчас же его изуродованное, будто диким зверем растерзанное, окровавленное тело лежало посреди коридора, и все обитательницы школы Ведьмовства при стольном граде Златаре почувствовали себя осиротевшими. Только матушка Евдора не позволила себе проронить ни слезинки. Старушка молча вышла на двор, подметив, что защитные заклинания не были потревожены, подняла испещрённое морщинами лицо к ночному небу и тихонечко посвистела. Через минуту из ночной мглы на её руку спорхнула голубка, белая, словно снег, с кроваво-красными клювом и лапками – вестник смерти. Евдора погладила голубку, вздохнула и прошептала:

- Скоро и по мою душу ты прилетишь, курлатая.

После чего матушка шепнула заветные слова и взмахнула рукой, отправляя вестника с посланием в магистрат.

- Ох и тяжкие времена грядут, - покачала головой старушка, провожая взглядом растворяющуюся в темноте голубку. – Ох и страшное зло пробудилось.

Глава первая: Ух, полетаем!

- Веська, слезай! – в который уже раз прикрикнул батюшка, глядя на меня с укором.

- Ы-ы-ы, - ответила я.

- Слезай, кому говорю! Выпорю! – погрозил кулаком батюша.

- Так её, батя, так! – загоготал Яська, мой младший братец.

- А ну в дом ступай, нето тоже выпорю! - велел ему батюшка.

Ясень показал мне дулю и убежал со двора.

- Всё равно за Тарася не пойду! – выкрикнула я, покосившись на кадку с прутьями, которые сама же намедни замочила. Не ко времени я собралась корзин наплести, ой не ко времени.

- Слезай, договариваться будем, - вроде как угомонился батюшка.

- Не могу-у-у, - завыла я, ещё и ногами горбунок обхватив. – Боюся-а-а!

- Тьфу, срамота! – сплюнул и нахмурился пуще прежнего батюшка. - Ты как, дурёха, туда залезла? Опять мерзость свою выпустила?

- Что ты, батюшка, откуда? Нету её, мерзости той. Как тётка Паласья отшептала, так и нету, - помотала я головой.

Батюшка нахмурился, почесал затылок и пошёл со двора.

- Эй! А я? – проблеяла ему вслед.

- Сиди уже, держись. Сейчас сымем как-нибудь, - махнул он рукой.

Фух, неужто поверил? Тётка Паласья с меня шкуру сдерёт, коли батюшка узнает, что никуда моя мерзость и не делась. Мы ж с ней сговорились, а тут такое. Когда, на одиннадцатом году, из меня мерзость полезла, батюшка сразу нашу слободскую шептунью позвал. Тётка Паласья пришла, глянула на меня, и велела всем выйти вон. А как мы одни остались, так сказала:

- Ты, Весения, девка смекалистая. Так слушай и запоминай. Мерзость твоя никакая не мерзость. Ведьма ты. И прабабка твоя ведьма была, деду и батьке не передалось, не по мужику те силы, а с тобой вот народилось. И не отшепчу я тебе, такое ни заговором, ни травами не отобьёшь. Но батька тебя поедом есть будет, ему же не втолкуешь. Так давай сговоримся – я ему скажу, что отшептала, а ты дурой не будь, силу не показывай. Не ты первая, если держать себя будешь, глядишь и замрёт силушка-то ведьмина.

Сговорились. Батюшка, как и условлено было, целый золотой тётке Паласье отдал, а я больше силу и не показывала. Семь лет держалась, а тут батюшке приспичило.

- Ты, - говорит, - девка большая, семнадцать годков, другие и в пятнадцать уже любятся, а ты всё сиднем сидишь. Отдам тебя за Тарася, кузнецова сына. Всё польза в дом будет.

А я ему:

- Не пойду за Тарася! Он рыгает и воняет, аки конь немытый.

Слово за слово, осерчала, выбежала из дому и сама не приметила, как на крыше очутилась. Взлететь-то взлетела, а как обратно спуститься – не ведаю. Само же получилось. Вот и сижу теперь на коне, да горбунок обнимаю. А страшно-то как! 

 Снимали меня всей слободой. Люду набежало, на невидаль такую поглазеть. Лесенку поставили, да она только до края крыши, а дальше подманивать принялись. Батюшка и так и эдак увещевал, и сарафан новый в городе купить обещался, и от работы по хозяйству на неделю освободить. Ну а я не будь дурой да и скажи:

- Не пойду с крыши, коли за Тарася отдать не откажешься.

Батюшка плюнул, махнул рукой и изрёк:

- Твоя взяла, не пойдёшь за Тарася!

Тут уже я и поползла. Сарафан изодрала, исподнее всей слободе показала, но слезла.

Батюшка тут же всех разогнал, ворота запер, а меня в дом погнал. Матушка со слезами обняла, да причитать принялась:

- Как же ты так, кровиночка моя? Да за что же наказание-то такое?

А батюшка как зыркнет на неё, она и вышла на двор.

- Сил моих на тебя не осталось, Веська, - упёр родитель кулаки в бока. – Завтра же Сергуньку запрягу и свезу тебя в столицу. Не хочешь за Тарася идти, так в школу ведьминскую пойдёшь!

- Как в школу? Зачем? За что? – вскинулась я. – Нету у меня мерзости!

- Ты мне это брось! – прикрикнул батюшка. – Думаешь, я не ведаю о твоих проказах? То цветни под окном за ночь нарастают, то утопленницей на мостках всплываешь, а бабы после по слободе горланят.

Ну было, один разик всего-то! У нас по слободе байки ходят про утопленную деву, которая, если кому покажется - мужниной ласки не жди. Откуда ж я знала, что на мостках бабы тряпьё полощут? Я думала, то девки купаться пришли, вот и всплыла. И вообще, это два года тому назад было, нашёл что вспомнить! А с цветами так и подавно само вышло.

- Это не я! – открестилась от содеянного.

- Ты батьку-то дураком не держи! – насупился родитель. – Мать тебя грамоте обучила, вот и будет с того хоть какой-то прок. А коли не выгонят, так отучишься, вернёшься, там и сама себе мужика выберешь. Учёную ведьму в любой дом возьмут.

- Батюшка, миленький, не надо меня в столицу, не хочу я учиться, - запричитала я. – Сам же говоришь, выгонят меня.

Даже слезу выдавила, одну, да толку с того.

- Я своё слово сказал. Собирайся, да много тряпок не бери. Дам тебе монет, там ихнее, столишное возьмёшь, - обрубил батюшка, и вышел вон.

Тут же прибежал Ясень, весь такой довольный, аж прибить захотелось.

- Веська, а ты опосля меня в столицу заберёшь?! – радостно заголосил он.

- С чего это? – подбоченилась я.

- Ну ты же ведьма! Обучишься, а там при князе служить станешь. И меня к себе возьмёшь! Я тоже во дворец хочу, - принялся он скакать по кухне, да так, что черепки забренчали.

- Ты сперва грамоте обучись, да подрасти маленько, - улыбнулась я.

- Да не обучишься ты, - обиделся Яська. – Выгонят тебя, дурёху!

- А вот и обучусь! И в столице останусь. А ты сиди здесь сиднем, дурень неучёный, - насупилась я.

- Не обучишься, не обучишься. Попрут тебя, попрут! – показал он язык и убежал, пока чем сподручным не огрела.

А мне так обидно стало. Даже этот малец сопливый в меня не верит. Отучусь на ведьму, всем назло отучусь! И не вернусь, не зазря же матушка меня грамоте обучила. Я даже разговаривать по их, по столишному умею. Матушка ведь оттуда, полюбился ей батюшка, вот и пошла за него в слободу. А родители у неё умные, но больно гордые. Отреклись от дочери, не признали её мужика, и с нами знаться не хотят. А я приеду, ведьмой стану и при князе служить начну. Пусть им совестно будет! И летать научусь, как положено, чтобы с крыши не на карачках слезать, а спускаться величаво, как и пристало ведьме.

Глава вторая: Эх, долеталась!

Ведьма эта гадкая меня так пихнула, что я пробежала шагов пять, да и брякнулась на коленки. И дверка за мной тут же со скрипом страшным затворилась. А вкруг темень, хоть глаз коли. И в темени этой, чую, притаился кто-то. Я, только как глянула в эту темноту, почуяла неладное. Прямо холодом потянуло. Не зря испугалась.

А тут ещё и это - из темени на меня как кинется какая погань белёсая. Ну я и завизжала, с перепугу подскочила, кинулась к дверке, а её и нет, как не было. Шагов двадцать пробежала, опомнилась, оглянулась – никого.

- Да что ж вы, ироды столишные, творите-то?! – всплеснула руками. – Извести удумали спозаранку?!

А в ответ тишина. По сторонам поглазела, да толку нет – темно ведь.

- И чего? Так и будем стоять? – испросила, уперев руки в боки.

- Ишь какая боевая, - прокудахтал кто-то противным голоском откуда-то сбоку.

Я резво повернулась, а нет и там никого. Не видать, да чую, что нет.

- Это она на словах только боевая, а толку-то с тех слов, - донеслось с другой стороны. – Брехливых девок завались, да ведьмы среди них не водятся.

- А ты морду свою покаж, я те поведаю, кто здесь брехливый, - взбеленилась я и рукава рубахи вверх потянула, чтобы кровякой не заляпать.

Знаю я таких петухов, они только и могут что кукарекать, а как до дела дойдёт, так в кусты. У нас в слободе тоже такие водятся, так я их на раз на место ставила. Ведьмина сила тут без нужды, и так по роже надаю.

- Ты смотри-смотри, Дар, она тебя бить собралась, - принялся гоготать первый.

- Ой, Сил, боюсь, - заржал второй.

- А она-то не боится, - первый.

- Не порядок, - второй.

И как завоет всё, как закружится. Белые тени вкруг заметались, холодом могильным повеяло. У меня руки и опустились. Страх обуял, зуб на зуб не попадает. Села, сжалась вся и заревела. Домой хочу, к матушке.

И вдруг слышу, плачет кто-то рядышком совсем. Голову от колен подняла и вижу – малец стоит, не старше Яськи моего, коленки в кровь изодраны, ручонка одна плетью висит, а второй он сопли по мордашке размазывает и ревёт. Глазищи большие, страха полные.

Бросилась к нему, обняла, к себе прижала, а сама коршуном по сторонам гляжу.

- Вы что, ироды, творите?! Пацана не трожте! – выкрикнула в темноту.

- А ты помешай, - загоготал голос постылый в ответ.

И на нас сразу две тени белые понеслись. Я мальца собой прикрыла, руки вперёд выставила и заорала, что мочи есть. Чего ору? От страха ли, али для устрашения – сама не уразумела. Но тени шагах в пяти от нас будто на преграду какую наткнулись, завизжали поросями, заохали и разлетелись ошмётками в стороны.

Тут же и свет вспыхнул, я ослепла сперва, попятилась. Натолкнулась на стену спиной, присела и принялась глаза тереть. А рядом кто-то заголосил, запричитал и заохал.

- Да как же так?!

- Не может такого быть!

- Невозможно!

Причитали какие-то тётки и бабки. Я принялась оглядываться, ища пацана пораненного, а его и нет. Стою в светёлке, стену подпираю, а на меня глазеет толпа ведьм. Растерянные все такие, с укором да опаской на меня глядят.

- Матушка Евдора, не к добру это, - покачала головой одна ведьма молодая.

- Не сладить нам с ней, - поддакнула ей другая, совсем сухонькая старушонка.

- Это неслыханно! Сам магистр Матфий этих фантомов создавал, и они нам не один год служили, а тут такое! – всплеснула руками ведьма статная в летах.

- Цыц, сороки, - тихо проговорила Евдора. – Девочка сама напугана, а вы развели базар.

- И что мы с ней делать-то будем? – подала голос ещё одна ведьма.

- Весения прошла проверку, ведьма в ней сильна, - спокойно изрекла матушка Евдора. – Кто-нибудь хочет взять её в послушницы?

- Да как же её взять-то? Какая сила? – вопросила старушонка дряхлая.

- Я к себе не возьму, боевых качеств она не проявила, - заявила одна из ведьм, грозная такая, со шрамом на щеке.

- И к целительству у неё предрасположенности нет, - покачала головой другая, худенькая и бледная тётка годов сорока.

- Силы земные она не призывала, не моя послушница, - ещё одна ведьма.

- И воздушных сил я в ней не вижу, - высказалась следующая.

Дальше они снова заговорили все разом. И вся их болтовня к одному сводилась – нет у меня ни воздушной силы, ни огненной, ни ментальной (кто бы ведал, что это такое?), ни созидательной (тоже зверь неведомый), ни временной, ни светлой, ни тёмной, и вообще никакой.

- Таринья, тебе слово, - перебила гомон Евдора.

- Уж не знаю, что это была за сила, да только не щит это был. Не защитница она, - сложив руки за спиной покачала головой пожилая ведьма с жуткими светло-серыми, почти белыми глазами.

- Ясно. Идите, завтрак скоро закончится, не будем лишний раз пугать послушниц отклонением от графика, - махнула рукой матушка Евдора.

И ведьмы потянулись к двери, возле которой я и жалась к стенке. Все такие осерчалые, брови насупили, на меня с укоризной поглядывают. Длинными подолами чёрных платьев пол подмели и вымелись вон. А я осталась, неприкаянная, никому не угодившая и ни к чему не пригодная.

- Подойди, Весения, - позвала меня матушка Евдора.

Я несмело подступила к ней, опустила голову и приготовилась к отповеди. Видно же, что не то сотворила, ругать сейчас будут.

- Успокойся, не буду я тебя ругать, девочка. Я поговорить с тобой хочу, - похлопала меня по плечу старушка.

Я зыркнула на неё исподлобья, но злобы в глазах не приметила. Успокоилась чуть и поглядела уже смелее.

- Присаживайся, Весения, - указала на стул возле длинного стола Евдора.

А как я села, так устроилась рядом и испросила:

- Можно называть тебя Веся?

- Можно, - улыбнулась я чуть. – Меня мама так кличет.

- Так вот, Веся, а расскажи мне, как впервые твоя сила проявилась, - попросила матушка Евдора.

Я призадумалась, потеребила косу и заулыбалась.

Глава третья: Летают тут всякие!

Матушка Евдора провела меня по длинному проходу с цветастыми окнами до красивой такой резной лесенки, мы поднялись по ней на второй этаж, где по одной стороне шли частые узкие оконца, а по другой дверки. Она пропустила первые три, заглянула в следующие две и остановилась у третьей.

- Вот здесь есть лишняя кровать. Тут тебе и жить, значит, - поведала мне старушка. – Это спаленка послушниц силы целительства. С их наставницей я договорюсь. А ты веди себя хорошо. Ни с кем не ссорься, не груби. Целительницы они по природе своей девочки добрые, без повода не обидят. Если что нужно будет, обращайся прямо ко мне. Про обучение после сговоримся.

- А узлы мои? - спохватилась я.

- Будут тебе узлы, - улыбнулась  матушка. – Но многого здесь и не нужно. Одежду для учёбы школа даст, а остальное вряд ли подойдёт для выхода в город. Да и не стоит тебе пока никуда выходить. Сначала с силой твоей определиться надо.

И Евдора ушла, а я села на указанную кровать, сложила ручки на коленках и призадумалась. Не попёрли меня и то ладно. А ежели не соврала матушка, то и не попрут. Сила у меня больно страшная, да неведомая, кто ж меня отпустит? А с другого ряду, здесь девок много, и каждая со своей силой и со своим интересом. Не зазря же Евдора про бойню за умывальню сказанула. А значит, буду биться. Я себя в обиду не дам. А выгонят, так тому и быть. Уж лучше сгинуть где-то, чем попустить и стать девкой для битья. У нас в слободе есть такие, кому сразу не вышло себя показать, а потом и клюют все, как петухи оголтелые. И поди покажи чего ты можешь, коли уже затоптали. Ставить себя нужно сразу высоко, потом поздно будет, не подымешься.  

Вот с такими думами я и встретила послушниц, пришедших с обучения. Пока их не было, я посчитала кровати, всего их было – четыре и моя пятая. Получается, жить мне с четырьмя послушницами. Они-то и пришли, все разом.

- Ой, а ты кто? – спросила низенькая худенькая, прям совсем заморенная девочка с реденькой сивой косицей.

Она первая вбежала в комнатку. В след за ней вошли три девицы, одна другой краше. У первой была толстенная воронёная коса считай до пола, румяные щёки и круглые бока, выпирающие из чёрного платья, как перестоявшая квашня. У второй коса была покороче да пожиже, но глаза янтарные блестели, как блюдца начищенные на солнце, а третья оказалась совсем уж неказистой – ручки-ножки коротки, сама как бочонок, глаза тусклые навыкате, губы синие и тонкие, носа и того совсем не видать считай, но вид такой, будто только давеча у князя столовалась.

- И кто это тут у нас? – пропищала кубышка коротконогая тоненьким голоском.

- А я теперь жить здесь буду, - сразу обозначила я своё место.

- Это ещё почему? – удивилась квашня.

- А потому, что так матушка Евдора сказала, - поведала ей, выпрямляясь в полный рост и упирая руки в боки.

- Это про неё Марса сказывала, - громко прошептала ясноглазая.

- А, ну да, ты, Фатия, с ней общий язык найдёшь, - пихнула ясноглазую в бок кубышка. – Вы ж обе из деревни вылезли.

- Постыдись, Татина, девушки такие же одарённые, как и мы, - покачала головой квашня.

В моих глазах она тут же из квашни обратилась в премиленькую пышечку.

- Да брось, Перла, знаем мы, на что они способны, эти выходцы из низших слоёв, - передёрнула квадратными плечами коротколапая кубышка.

- Ну не скажите. Знавала я одну деву из самых низов, которая такое вытворяла, что папенька был в приятном шоке, - вдруг певуче протянул заморыш, что вперёд других в комнатку явился.

- Да кто же спорит, Златания, но мы-то знаем, в чём такие девы обычно преуспевают, - подмигнула заморышу кубышка.

- Не шумите, сороки, - добродушно одёрнула их пышка, которую, как я поняла, кличут Перлой, – Давайте сначала познакомимся.

- Да что с ней знакомиться? Я же вижу, что она не целитель. Златания, ты же не потерпишь лишнюю? – передёрнула плечиками кубышка.

Мне так и захотелось поддеть её ногой, чтоб летела да кувыркалась куда подальше. Но я сдержалась, почуяла - не она тут верховодит. И моя правда оказалась.

- Зачем же так сразу? – улыбнулся заморыш, показывая кривые тонкие зубки. – А вдруг это самородок? Вдруг нам посчастливилось повстречаться с исключительной личностью? Давайте сначала познакомимся.

- Ну если ты настаиваешь, - хмыкнула коротколапая Татина. – Деревня, ты вообще откуда? И чего здесь забыла?

Эта недоросль выступила вперёд, подпёрла квадратные бока короткими ручонками да уставилась на меня снизу вверх, глазками своими поросячьими так и бликая.

- Ох, не туда я попала, как есть не туда, - языком я прищёлкнула, на неё сверху поглядывая. – Я думала, что в ведьминскую школу пришла, а тут никак балаган.

Кубышка закраснелась вся, да так, что того и гляди кровь носом пойдёт, заморыш принялся хохотать до слёз, пышечка засмущалась да отвернулась, улыбку ото всех хороня, а ясноглазая открыто засмеялась, показывая мне два больших пальца, сцепленные в замок, что у нас в слободе завсегда одно только и значило – молодец, я с тобой. Ну вот, я теперь и не одна! Да и пышечка мне тоже понравилась, уживёмся. С заморышем не всё ясно, она какая-то не такая, как мы – люди простые, но тоже поди можно договориться будет. А с кубышке нам точно не ужиться. Не люблю я задавак, да ещё и таких грязноротых.

- Ну вот и познакомились, - отсмеявшись пропищал заморыш. – А теперь давай установим рамки. Я – Златания, княжна Семиречная, дочь князя и твоя повелительница. Это, - указала она на кубышку, - Татина, моя любимая веселушка. Её трогать нельзя… если я не разрешу. Дальше у нас идёт Перла, - ткнула пальцем тонюсеньким в пышку, - она добрая и приветливая, но такая дурочка! Ей в целительстве самое место. И последняя у нас Фатия, - на ясноглазую головой мотнула, - тоже деревенщина, но наставница в ней души не чает, она у нас целительница прирождённая.

- Ясно, - кивнула я.

- Да ничего тебе не ясно! – с чего-то оскалилась Златания. – Я твоя госпожа. Ты должна подчиняться мне беспрекословно!