Покажи, что человек внутри тебя ещё не сломлен
Неизвестный автор
За окном опасливо нависали тяжёлые серые тучи, грозясь в любую секунду разразиться дождём. И чем дольше вглядываться вдаль, тем синее становилось небо, тем слышнее становились будоражащие раскаты грома. Пока они ещё были далеки, но в скором времени обещали зазвучать над головой, заставляя кожу покрыться крупными мурашками.
Я судорожно вздохнула, почувствовав, как игла вновь впилась в палец, оставив после себя алую каплю крови. Глаза застилали так и непролитые слёзы, поэтому мир для меня выглядел поплывшим и будто нереальным.
Ах, если бы я выбралась за стены монастыря при других условиях, тогда бы с моего лица не сходила лучезарная улыбка и даже плотная ткань штор не смогла бы остановить моё любопытство.
Ведь всего месяц назад я мечтала, строила планы, конечно, недалеко идущие, но хоть какие-то. Я успела смириться со своим положением, с тем, что меня никто никогда не спасёт, да даже начинала подумывать о том, чтобы стать, наконец, монахиней.
Ведь об этом мне твердили практически полгода, после исполнения шестнадцати лет.
А я дура.
До последнего верила, надеялась.
На что?
Да хотя бы на то, что мой отец одумается, что сможет понять и принять факт нашей родственной связи. Что, в конце концов, вина за моё появление на свет лежит сугубо на его плечах. Даже осознавая то, что этот мужчина желал моей смерти ещё в тот момент, когда я находилась в материнской утробе, всё же верила в лучшее в нём. Как видимо, очень зря.
Он действительно помог, вытащил из церковной клетки, но лишь для того, чтобы запереть в другую, куда более надёжную.
Стежки получались неровные. Руки дрожали, но я никак не могла понять от чего, то ли от неровной дороги, то ли от подступающей истерики. День, когда к воротам храма прибыл гонец, запомнился особенно чётко.
В то время я вместе с остальными любопытными послушницами толпилась в саду, кокетливо прячась за плодоносными деревьями, пытаясь разглядеть мужчину, ведь они не так уж и часто появлялись в нашей жизни. К нему навстречу тогда вышла матушка Луиза.
Говорили они недолго, и, казалось, оба остались чем-то недовольны. Тем же вечером меня обрадовали: король вызывает во дворец, чтобы я послужила на пользу роду, а именно вышла замуж за южанина.
Верить в это до конца не хотелось. Я и не верила, глупо предполагая, что это совершенно не смешная шутка. Однако в день отъезда, когда ранним утром мне приказали одеться и погрузиться в карету, стало понятно, что говорили об этом со всей серьёзностью.
Никто из послушниц даже на проводы не вышел, хотя бы потому, что им об этом было неизвестно, но у ворот меня ожидала матушка Луиза, которая нежно обняла, вознося молитвы Небесам за сохранность.
От воспоминаний отвлёк жёсткий ветер в лицо и очередной болезненный укол. Рассеянно опустив взгляд на вышивку, увидела практически завершённую композицию, состоящую сугубо из цветов гортензии. Знак нашего рода.
Холодность, безразличие, бессердечность. Все те качества, которыми я в сердцах могла наградить отца, не боясь гнева Небес. Если боги не внимали моим молитвам несколько лет подряд, то и сейчас вряд ли смогут их услышать.
Одинокая слеза всё же сорвалась с ресниц, упав на холодную щеку. И я почувствовала, как в ту же секунду мои руки аккуратно накрыли, вынудив поднять голову.
Настоятельница Елена смотрела с небывалой мягкостью во взгляде, несвойственной этой женщине. Ведь при монастыре она была одной из самых строгих и требовательных, наказывающих за любую провинность. Но сейчас я была благодарна за то, что она взялась провожать до дворца, что вообще была рядом.
Потому что страшно представить, что было бы, если бы пришлось ехать одной. Наверное, просто довела бы себя до точки невозврата.
— Моё сердце болит, когда я вижу твои метания, — призналась, сжав руку, в которой я удерживала вышивку. — Расскажи мне, что тебя так сильно гложет?
— Неизвестность, — держать в секрете это не имело смысла, особенно сейчас. Мне хотелось выговориться, объяснить, почувствовать хотя бы какое-то облегчение. — Боюсь, что не справлюсь с наложенной на меня ответственностью, ведь юг, — я замолкла, прежде чем с жаром продолжить, поддавшись вперёд. — Вам ведь известно, кто живёт на юге. Они… им неведом страх, их магия соткана из тьмы, но хуже всего их манеры. Точнее, полное их отсутствие.
Елена кивала, не спеша согласиться или опровергнуть слова, и я, почувствовав, как что-то надломилось во мне, спешно продолжила говорить, выкладывая всё то, что накопилось за эти часы поездки.
Больше всего мои размышления касались будущего среди нового народа, среди тех, кого я не принимаю за людей, потому что они и есть нелюди. Опасные твари, способные свернуть шею лошади одной рукой, не поморщившись. Они не признавали белых флагов, для них существовали лишь «победители» и «проигравшие».
— Милая моя, тихо-тихо, — шептала на ухо настоятельница, к которой я непроизвольно перебралась во время разговора, ища утешения. Она прижимала меня к груди, гладила по голове, прижавшись щекой к виску. В её руках я чувствовала себя защищённой от всего мира, послушно умолкла, поняв, что беззвучно плачу. — Небеса посылают нам только те беды, с которыми мы способны справиться. Ты должна быть сильной ради себя, прими своё предназначение и гордо неси его, невзирая ни на что.
Я отрицательно покачала головой. Не хочу такой судьбы, и такого предназначения тоже не хочу. Пусть будет кто-то другой, у короля две дочери, почему никто из них не может послужить на благо рода? Почему обо мне вспомнили лишь спустя долгие двенадцать лет, когда я стала кому-то нужна вновь? Похоже, без этого моя жизнь интересна только мне, права была матушка Луиза.
На торжество мы явились с опозданием, и, судя по лицу монарха, тот был не рад подобному своеволию. Однако леди Жаннет полностью проигнорировала недовольство отца, лишь презрительно скривив губы на моменте, когда музыка незапланировано оборвалась. На нас, казалось, посмотрели все. Нет. Не на нас, а на меня. Сотни различных глаз с неясными эмоциями в глубинах. Они изучали, сравнивали, анализировали, отчего я почувствовала себя крайне неуютно. Хотелось бежать куда подальше, спрятаться за надёжными стенами собственных покоев, но вместо этого я лишь сильнее расправила плечи и последовала к трону нынешней власти, чтобы выразить своё почтение.
Несмотря на моё специфичное место обучения, правилам этикета я знала великолепно. Придраться к моей манере было практически невозможно, чем я постоянно пользовалась, натягивая на лицо маску благородной северной леди. Реверанс вышел глубоким и полным уважения, я с интересом рассматривала пол, отмечая, что мне крайне нравится цвет и рисунок на плитке. Изумрудный неплохо сочетался с бирюзой, рождая совершенно новые оттенки. Наконец, мне дали отмашку выпрямиться.
Дорогой король сам сошёл ко мне, обняв за плечи, чем поверг в шок. Казалось, он представлял меня поданным, говорил, как сильно рад моему возвращению в родной дом и как разрывается его сердце от понимания того, что такую жемчужину придётся отдать южным варварам. Взгляд невольно заметался по залу, если отец позволил себе подобные выражения в сторону наших возможных партнёров, значит, сейчас их здесь нет. Колени невольно подогнулись, и если бы не крепкая хватка на моих плечах, то я бы тут же познакомилась с орнаментом на полу поближе.
Несмотря на мои внутренние убеждения, встречу с южными представителями мне хотелось отложить на максимальный срок. Что, собственно, и произошло. Король над моим ухом недовольно что-то прошипел, кажется, пытался воззвать к воспитанию, а после уже громче объявил, что хотел бы станцевать прощальный танец с дочерью.
Конечно же, моим мнением здесь никто не поинтересовался, мгновенно потащив в центр зала, махнув рукой музыкантам.
Грянула очередная композиция, и мне пришлось на пару долгих минут повиноваться отцу, позволив вести. Это не было неприятно. Танцевать я умела и любила, пожалуй, это было одним из немногих моих увлечений в стенах монастыря. Но, к моему огорчению, подобные занятия проходили у нас не слишком часто, так как считались неправильными и постыдными. Именно поэтому к концу двух минут монарх пожалел, что вообще вытащил меня танцевать, так как я, минимум, дважды потопталась по его драгоценным ногам. И, знаете, огорчения не испытывала.
За что мне, разумеется, было очень стыдно.
Остальная часть мероприятия прошла в дымке. Казалось, кто-то подходил ко мне знакомиться, с кем-то приходилось знакомиться уже самой. В какой-то момент я даже попала в стайку юных девиц, которые с завистью вздыхали и говорили, насколько же мне повезло. Ведь что может быть лучше, чем покинуть неприветливый Север и отправиться покорять новую страну, да ещё под ручку с мужчиной, который держал эту самую страну в железных тисках. Спорить я не хотела, поэтому лишь благосклонно кивала головой, не совсем понимая, что от меня хотят добиться. Девушки явно перечитали бульварных романов, раз действительно посчитали чужую Империю плодотворной почвой для романтического разгула юной леди в её неполные семнадцать.
Когда же милые собеседницы отвлеклись на новое действующее лицо, я благополучно постаралась слиться с толпой. Слишком уж всё здесь было насыщено и странно.
После получасовой передышки вновь танцы, от которых я благоразумно пряталась за широкими колоннами, чтобы вновь не познать этой радости, когда ты «порхаешь над полом в крепких руках». Благодарю, напорхалась. Руки моего отца нельзя назвать крепкими, поэтому по полу мы, скорее всего, неуклюже скользили, чем порхали. Старую королева я потеряла из виду в самом начале, а матушка Елена была окружена юными девушками, которые не так давно одолевали меня вопросами и завистью. Благо, длился весь этот кошмар не так долго, поэтому, когда основной поток потянулся в другой зал за закусками, меня соизволили увести прочь.
Шли мы быстро и бесшумно, словно воры в чужом доме, но мне было всё равно. Ныне неизвестные девушки в четыре руки помогли мне избавиться от одежды, переодеться в ночную сорочку и распустить волосы. Всё это заняло от силы минут сорок, поэтому без десяти десять я уже лежала на мягких подушках, укрытых одеялом, в полном одиночестве читая молитву одними губами.
Во время всего этого безумия даже волнения отошли на задний план. До конца они не растворились, всё ещё гуляя где-то на задворках, но уже не беспокоили. И я, целый вечер полагающаяся на то, что этой судьбоносной ночью буду страдать бессонницей, незаметно провалилась в глубокий сон.
***
Разбудили меня настойчивым стуком в дверь. Недоумённо проморгавшись, я приподнялась на локтях, не сразу поняв, что именно требовалось. И лишь после до моего сонного сознания дошло, что я должна, наверное, дать разрешение. Да-да, что-то такое говорилось в немногочисленных книгах по этикету в богатых домах, о которых мне приходилось читать.
— Войдите, — собственный голос был охрипшим, будто больным. Неимоверно захотелось пить, но вместо этого я лишь подтянулась на руках, облокачиваясь спиной о пышные подушки.
Не успела я привести себя в более презентабельный вид, как дверь распахнулась, явив моему взору настоятельницу. Женщина была бледна и скупа на эмоции, от неожиданности я попыталась вскочить на ноги, чтобы должным образом поздороваться, но была остановлена усталым мотанием головы.
Матушка величественно проплыла к кровати, а после присела рядом на самый краюшек, ободряюще положив ладонь на мои сцепленные пальцы, лежащие на коленях. Её вид мне совершенно не понравился, неужели что-то произошло? Что-то, что априори можно считать хуже уготованной мне участи? Беспокойство неукротимой волной поднялось в душе, заставив меня выпрямиться. Попытка выглядеть спокойнее, чем есть на самом деле, с треском провалилась. Сказывалась нехватка полевого опыта.
— Мы — личная стража Её Величества принцессы Раммон. Нам был отдан приказ сопровождать миледи вплоть до дворца её будущего супруга, вашего Повелителя.
— Не положено.
И примерно в таком духе шла двадцатая минута «плодотворных» переговоров между офицером Уорским и главой отряда из встречающих.
Когда мы приблизились к границе, остановившись у самой кромки песка, я почувствовала, как меня раздирали противоречивые чувства. Хотелось удовлетворить своё любопытство и выйти наружу, но в тот же момент к столь скорой встрече со своим будущим народом я была не готова, поэтому медлила. А вот лорд Маркус вылетел вон с такой скоростью, словно все эти часы мы его жестоко пытали на пару с леди Элионорой. Судя по презрительному выражению лица этой самой леди, та подумывала примерно о том же, о чём и я.
В общем, в карете мы остались вдвоём. Я трусила, мужественно делая вид, что всё ещё мучаюсь над вышивкой, а моя сопровождающая, ну, даже не знаю, наверное, решила, что какие-то там южане не способны удовлетворить её завышенные чувства прекрасного. Так и сидели в обоюдном молчании, пока где-то неподалёку не послышалась ругань. Без особого труда я поняла, что ругался мой недавний собеседник, а именно офицер Уорский. Стало любопытно, но я держалась.
Прошло где-то с десяток минут, прежде чем я окончательно поняла, что происходит нечто незапланированное. Удивительно, но мы, не сговариваясь с леди Элионорой, потянулись к дверным ручкам, правда, я ещё перед этим спешно всунула ноги в туфельки.
Снаружи было изумительно тепло. Я спустилась на одну ступеньку, непроизвольно прогнувшись в спине, прежде чем повернуть голову направо и узреть огромные песочные холмы, которые теперь грозно возвышались надо мной. Признаться, вблизи они внушали больше страха, нежели восхищения. Но сейчас не они являлись моей заботой. Спрыгнув на покрытую инеем траву, я поёжилась, спешно обогнав карету, чтобы не идти к границе без сопровождения. Всё же понимание, что я буду не одна, немного успокаивало.
Впрочем, леди не спешила что-либо предпринимать. Она всё так же сидела в экипаже с идеально прямой спиной, но уже с открытой дверью. Наши взгляды пересеклись, я недоумённо вскинула брови. Если честно, я всё ещё не до конца осознавала причину заминки. Может, леди решила, что не желает разминать ножки, поэтому решила остаться? Вряд ли, что-что, а живое любопытство, сверкающее в её глазах, с чем-то другим спутать было невозможно.
Неужели. Я непроизвольно улыбнулась, больше не взглянув в сторону спутницы. Ведь прекрасно понимала, что подобным оскорбляю достоинство компаньонки, но поделать со своим настроением всё равно ничего не могла.
— Леди Элионора, вы ведь понимаете, что руку вам сейчас никто не подаст? — учтиво поинтересовалась, склонив голову к левому плечу, смотря на неё снизу вверх.
— Понимаю, но ни одна уважающая себя леди не выйдет из экипажа, пока сопровождающий её мужчина не удостоверится, что снаружи безопасно и не поможет ей спуститься, — заучено произнесла женщина, нахмурившись. — Вам бы следовало знать об этом, леди Раммон.
Наверное, её укол должен был задеть меня, но нет. Подобное высказывание лишь заставило сильнее улыбнуться, более благосклонно, что ли. Когда мы сплетничали с девочками по вечерам о том, что придворные дамы слишком изнежены и помешаны на этикете, я не до конца верила во всю эту пустую болтовню. А здесь оказалось, что она была практически правдивой.
— Мне об этом прекрасно известно, но и вы должны понимать, что подходящие вам по статусу офицеры на данный момент ведут переговоры вместе с достопочтенным переводчиком, — об этом я, разумеется, не знала, но догадывалась. — Остальные же солдаты априори ниже вас по положению, поэтому подать руку или заговорить с вами не смогут. Вам следовало бы помнить это, леди Элионора.
Последняя шпилька вышла неосознанно, но мне было приятно наблюдать за тем, как бледное лицо женщины непроизвольно покрылось красными пятнами от негодования. Видимо, она не ожидала подобного отпора с моей стороны. Простите меня, Небеса, но полевые условия требовали незамедлительных действий.
— Но если вам будет спокойнее, то я уже удостоверилась в безопасности окружающей территории, — улыбнулась, попытавшись сгладить неудачную паузу. Всё же ссориться с этой дамой не входило в мои планы. — Помочь вас спуститься, леди?
— Не стоит.
Я послушно кивнула, сделав пару шагов в сторону, тем самым дав свободу для спуска. Ведь в отличие от меня Элионора была одета по канонам столичной моды. А именно глухое нижнее платье в тёмных тонах и распашное верхнее нежно-персикового оттенка. Благо леди хватило ума надеть узкий каркас, более пригодный для езды. От остальных моделей он отличался пружинистыми свойствами. Это я успела почувствовать самостоятельно, когда помогала женщине спуститься на землю. Всё же с таким нарядом выполнять нечто подобное без посторонней помощи затруднительно.
В общем, приблизились мы к нашим офицерам спустя долгих семь минут. И по тени, залёгшей в складках лба офицера Уорского, стало понятно, что тот был не особо рад нашему желанию прогуляться. Но я уже не обращала на него внимания, решив, что, виртуозно владеющая ораторским искусством, леди Элионора сможет ему всё объяснить. Сейчас мой взгляд был прикован к людям, стоящим под палящим солнцем на разгорячённом песке. И чем дольше я смотрела на них, тем больше понимала, что разочаровываюсь.
Большая часть людей, около десяти человек, были одеты в широкие плащи с капюшонами, полностью закрывающие их тела, начиная с ног и заканчивая подбородком. На головах была повязана ткань, надёжна прятавшая остальные участки кожи, оставляя лишь тонкую щель для глаз. Некоторые из них набросили сверху капюшоны, другие пренебрегли этим. Что примечательно, ткань у всех десяти была одной расцветки — хаки. Отличались лишь те, кто стоял ближе к нам. У двоих мягкие бежевые тона, и лишь один был одет в ткань молочно-белого оттенка.
Фрукт в моих руках был крайне странным. Он не пах и на вкус чем-то напоминал воду с сахаром. Да и вид у него был крайне занятным, в общем, если бы я была покупателем на рынке, то последнее, на что мой глаз упал, так это на нечто подобное. Хотя, нужно признаться, что жажду и голод он утолял великолепно. Пару укусов, как я перестала испытывать какой-либо дискомфорт, связанный с первыми признаками обезвоживания. Оглядевшись на наш небольшой лагерь, поняла, что его употребляло в пищу большая часть моих сопровождающих. Крайне занимательно.
Как говорил тот целитель, в полдень мы действительно встали. В тот момент я успела проснуться и проверить свои ноги, поэтому остановку почувствовала особенно чётко. Ради любопытства пришлось выглянуть наружу, чтобы понять, что весь отряд остановил своих животных своеобразным полукругом, в центре которого был наш экипаж. И я ради любопытства осталась следить, хотя духота, усилившаяся в разы с моего последнего бодрствования, так и гнала спрятаться в спасательной тени.
Южане действовали оперативно. Мне раньше не доводилось наблюдать за тем, как именно ставят лагерь, но уверенность в том, что мои сопровождающие делают это лучше остальных, с каждой минутой лишь усиливалась. Без лишнего шума и спешки они установили три широких тента, сверху накрыв плотной светлой тканью, которая спускалась до песка, делаясь полупрозрачной. Внутри устелили всё коврами. В образовавшемся центре разложили ветки, наведя костёр. Работа кипела, казалось, они не обращали внимания ни на безжалостное солнце, ни на колючий ветер. Невольно уважение вызывало.
Герберт подошёл к нам лишь в тот момент, когда всё было готово, а на огне обрабатывалось мясо без каких-либо специй, запах не ощущался, хотя мы стояли достаточно близко. Если честно, мужчину я заметила лишь тогда, когда он, облокотившись спиной об экипаж, поинтересовавшись:
— Голодны?
— Пить хочется, — честно призналась, подавив в себе порыв дёрнуться. Интересно, как давно он узнал о том, что я наблюдаю?
— Пить пока нельзя, — произнёс мужчина, чем поверг меня в ступор. — Это из-за мази, не волнуйтесь, ненадолго. Блисс вскоре уберёт её, — он замолк, внезапно отвернувшись. — Мне жаль, что я не сразу взял вас на руки.
Я вспыхнула, вспомнив данный фрагмент своей жизни. Небеса, какой стыд, и пусть это было сделано для моего блага, если на дворе узнают, то слухов не миновать. Не хотелось бы мне портить отношения с той аристократией, едва появившись на пороге дворца. Ах, что за невезение такое?
— Я приму любое наказание из ваших рук, — напряжённо добавил Герберт, явно приняв затяжное молчание на свой счёт.
— Что? Нет, никакого наказания, — я дёрнулась, чуть выпав на песок, благо плотная ткань, служившая перегородкой от внешнего мира, была закреплена достаточно надёжно. — Вам незачем себя винить, правда.
— И всё же вина на мне есть. Я не настаиваю, но буду готов загладить её спустя годы, когда на то будет ваша воля.
Он открыто посмотрел на меня, я ошарашено на него.
Нет, преданность — это замечательное качество. Оно поощрялось испокон веков, воспевалось в балладах странников, но смотрелось странно, особенно когда его выражали подобным образом. Необходимо сделать мысленную пометку, больше не получать увечья в присутствии Герберта, иначе возьмёт на свой счёт и вновь будет просить изувечить его в ответ. Мысль обо мне с оружием в руках была секундой, но яркой, чтобы я мгновенно в неё вцепилась. Не-ет, причинять боль, пусть даже заслуженную, физическим способом я не могла. Не считала себя в праве вообще делать подобное, о чём уж тут можно говорить.
— Леди Раммон.
— Да?
— Позвольте сказать, — в голосе собеседника проскользнула улыбка, я заинтересованно вскинула брови.
— У вас самый чудесный акцент, который я когда-либо слышал.
Меня словно холодной водой окатило. Я говорила на их языке! Всё время, что мы провели за беседой, я с небывалой лёгкостью изъяснялась и при этом не чувствовала никаких преград, и он это прекрасно понял. Небеса, только я могла так легко рассекретить себя, словно и не собиралась этого скрывать. Не зря мне часто говорили, что невнимательность — моя главная слабость.
— Пожалуйста, не говорите пока что не кому, — с жаром попросила, поддавшись вперёд, словно действительно собиралась вот-вот спрыгнуть на песок. — Пожалуйста.
— Я и не собирался, — обеспокоенно произнёс Герберт. — Не знаю, зачем вам понадобилось это скрывать, но если таково ваше желание, то я его исполню.
Слова благодарности застряли в горле, когда за спиной послышалось протяжное мычание. Похоже, леди Элионора решила почтить нас своим присутствием и, наконец, проснуться. Я поспешила подвинуться ближе к ней, делая видимость, будто Герберт лишь подошёл, и я только-только спешила ему что-то ответить. Что ж, мне решили подыграть.
Как оказалось на самом деле, нас звали обедать. Это и было первоначальной темой разговора для главы отряда, когда он продвигался в нашу сторону. Стало стыдно, если бы я просто молчала, игнорируя его, как следовало бы и делать истинной леди, то подобного казуса бы не произошло.
В общем, после всего этого безобразия я всё же оказалась усажена под один из тентов на подушку, а в руки мне вручили злополучный фрукт. Леди Элионора, правда, была возмущена, когда меня подхватили на руки, чтобы перенести, но быстро растаяла, когда нечто подобное повторили и с ней. Как после она мужественно сообщила мне на ухо: «Нужно терпеть и стараться быть сильной, леди Раммон. Они делают это для нашего блага». Вот будто я и сама этого не понимала. Но вразрез мыслям мудро покивала в ответ, соглашаясь.
От рассматривания фрукта меня отвлёк странный шум. Стремительно обернувшись на звуки, я замерла в оцепенении, наблюдая, как прямо на моих глазах из песка стремительно выбиралась черве подобное существо, длинной где-то метров пятнадцать в высоту, а шириной не меньше шести. Меня нестерпимо замутило, и без того не слишком привлекательная еда в моих руках утеряла даже задатки шарма.