2008 год
Остров Виктория.
Даша Малинина стремительно ворвалась в комнату. И пробыв там ровно секунду, она ринулась в ванную. Тучи сгущались над ее головой, хотя небо еще с утра было ясным и солнечный свет заливал все вокруг. И вся эта красота летней природы нисколько не касалась одной юной и красивой девушки.
Даша не видела ничего вокруг, перед глазами стоят туман, а в сердце казалось навечно воцарилась самая темная и холодная ночь. Отчаяние и безнадежность давили на сознание, не позволяя свободно вздохнуть. Она не перевела дыхание и остановилась лишь затем, чтобы дать выход своей боли, что не просто придавила ее, но еще и умышленно пыталась выдавить отовсюду. Из этого дома. Из этого мира. Из собственной жизни, не желая позволить ей продолжаться.
Даша взглянула в огромное зеркало над раковиной и увидела там все, что всегда. Миловидную девушку шестнадцати лет, которую не портили слегка растрепанные длинные светлые волосы и пустой взгляд огромных серых глаз, бледность щек и губ.
Пристально посмотрев на себя минуту, словно желая запомнить именно такой, Даша склонила голову и подняла зажатое в правой руке лезвие опасной бритвы. Затем с силой полоснула им по запястью левой руки, прижимая его к коже так сильно как только могла. Тонкое острие с легкостью и удовольствие вонзилось глубоко с нежную кожу и мягкую плоть, без труда проникая дальше и глубже, преодолев сопротивление сосудистых стенок. Даша нанесла быстрый порез и следом еще один, более медленный, словно наслаждаясь моментом боли и разрушения самой себя потому, что другого не осталось.
Не хотелось. Не виделось других путей. И смотрела на то, что творила. Тонкие линии на белой коже руки еще секунды назад почти незаметные, прямо на глазах прояснились, приобретая сперва светло-розовый, а потом насыщенно-красный цвет. Красного становилось больше, темного, как вишневый сок или дорогое вино. Все больше, все ярче и насыщеннее. Даша смотрела как первые робкие капли по всей длине пореза сливались в один поток, становясь все более бурным, скрывая в себе линии порезов. Скоро девушка уже видела движение своей крови вниз по руке и слышала как ее капли ударятся об пол. Крови было много и становилось больше, но это не пугало, а приносило облегчение. Вместе с ней из нее уходило все неправильное, ненавистное, отвратительное.
И скоро все кончится. Уже теряя силы, Даша вновь подняла глаза к зеркалу и на этот раз с трудом узнала себя, до того изменилась за эти секунды. Волосы потеряли блеск и висели по плечам бесцветными прядями. Зрачки настолько расширились, что глаза почти почернели. Кожа приобрела желтовато-синий оттенок, а губы истончились и почти слились с кожей по цвету. Это было уже не ее лицо, а страшная маска самой смерти, приступившая из тумана перед глазами, что становится все гуще и чернее, принимая девушку в себя. Он словно мягко обнял ее, качая на волнах как в колыбели, нашептывая тихую мелодию, обещавшую вечный покой и блаженство. Даша не противилась, а с удовольствием окунулась в эти объятия, позволяя подхватить себя и унести далеко, туда, где нет боли и страданий. Где всегда тепло и хорошо…
Туман кружился все сильнее и сознание летело куда-то ввысь, в другую сторону, отделяясь от телесной оболочки. Выходило через кровь, которой в ней уже стало значительно меньше, слишком мало, чтобы продолжать соединять материальное и душевное. И оно разделилось, продолжая кружить каждое в своем направлении, пока не остановилось, что прошло уже незаметно для Даши. Сознание от нее полностью ушло и лишь тело продолжало беспомощно ползти по полу в сторону дверей, оставляя за собой кровавую дорожку….
Туман обманул девушку, подарив не желанное облегчение и покой, а нечто еще более гнетущее в своей безнадежности. Эти серые стены. Окна, закрытые глухими жалюзи. Тусклый свет. Железная кровать с плоским и жестким матрасом. Руки и ноги, обездвиженные ремнями. В голове тяжелый и вязкий кисель, мешающий проникать любой мысли. От этого хотелось спать, но заснуть было невозможно. Голова все время болела, а тело продолжало ломить. Несколько раз в день приходил высокий мужчина в белом халате, окидывал Дашу суровым взглядом и воткнув ей в руку иголку шприца, так же молча уходил. После этих уколов становилось еще хуже, если это было возможно. Голова просто раскалывалась, а веки больно становилось даже поднять.
И не было даже возможности прекратить эти мучения и сказать о том, как сильно хочется туда, обратно в свою жизнь. Такую непростую, сложную и подчас невыносимую. Но жизнь. Свободную от этой боли и безнадежного плена, в который сама себя загнала. Никто не будет слушать, лишь увеличат дозу препаратов если сопротивляться. Даша помнит как попыталась отодвинуться от шприца, насколько позволяли ремни. Дергалась во все стороны и мотала головой. На что врач крикнул в коридор и оттуда явилась крепкая мужеподобная медсестра, что без труда сломила Дашино сопротивление и жестко зафиксировала ей руки, пока врач делал инъекцию, затем ввел вторую и Даша провалилась в тяжелый и горький сон. Так было всегда. Так будет вечно. Конца этому не видно.
— Эдвард, — шептала она почти неслышно — Мой милый, любимый Эдвард. Помоги мне, спаси. Без тебя мне не выбраться.
Но Эдвард не мог ей помочь, не сейчас, не позже. Он был сейчас не здесь. Не в пределах этого мира, как и любого другого, вися на зыбкой границе между пространствами. Не принадлежа никакому и не желая более этого.
1996 год.
Аэропорт Сан-Пауло, Бразилия.
— Любимый, я так устала жить в постоянном страхе, — тихо говорила красивая молодая блондинка, крепко прижавшись к мужу. В её голосе скользили панические нотки.
— Не надо нервничать, Катюша, — вполголоса отвечал её собеседник, мужчина со светлыми волосами, бывший значительно старше нее, хотя и смотрелся крайне молодо — мы почти на месте, скоро всё останется в прошлом, и ты забудешь как страшный сон.
— Такое не забыть, — вздрогнула Катя, снова погружаясь в воспоминания. Несколько минут она сидела молча, не шевелясь, а перед глазами проносились картины недавних событий, вселяющие ужас в самые глубины сознания. — Как закрою глаза, сразу вижу столб огня. И мир рушится, — призналась наконец она, низко опустив голову, чтобы скрыть слёзы на глазах, — ты уверен, что мы поступили правильно? Вдруг стало только хуже? Андрей, как ты считаешь?
Муж нежно погладил её по голове, прижимая к своему плечу и целуя в висок.
— Родная, мы поступили правильно. Сделали то, что должны были. У нас не было другого выхода, понимаешь? Я уже много раз говорил тебе.
— Но мы только разозлили Санчеса, — тихо сказала женщина, — мне кажется, он следит за каждым нашим шагом. Боюсь, что он уже здесь, — она обвела взглядом зал ожиданиия аэропорта, — только люди останавливают его. Он не хочет действовать при свидетелях, всё же речь идёт о престиже его страны. Но ты уверен, что у нас получится отделаться от его шпионов? А вдруг мы не попадём на Викторию? Ведь это наша последняя надежда. Последний шанс…
— Виктория нас ждёт, — возразил Андрей, — всё получится, вот увидишь. Я не сдамся. Террористам никогда не получить мои разработки. Если не останется другого выхода, я применю наше оружие против Санчеса.
— Не смей! — у Кати даже сел голос, от волнения она схватила мужа за руку, — это опасно. Подумай о детях. Я не смогу пережить, если Даша или Нина как-то пострадают.
— Всё будет хорошо, — он ободряюще улыбнулся, — не думай о плохом. На Виктории мы будем в безопасноти, и я надеюсь, мне больше никогда не придётся убивать. Как ты понимаешь, для меня это был очень неприятный опыт, — он поморщился, — мне ещё никогда не было так плохо. Если бы я не защищал тебя…
— Всё, забудь. Не думай о Тарике, — прервала жена, — это жестокий террорист, он получил по заслугам. Мне до сих пор страшно вспомнить, как он угрожал забрать меня в гарем Санчеса.
Андрей обнял её и прижал к себе дрожащее тело. Её боль и отчаяние от воспоминаний ранили его в сердце острыми осколками. А в сознании стала поднимается удушливая волна ярости по отношению к тем, из-за кого они оказались в таком назавидном положении. Глаза мужчины начали резко менять цвет, переходя от небесно-голубых к чёрным. Тьма распространилась на всю радужку. В голосе, когда он заговорил, послышались механические нотки, пробивающиеся сквозь бархатистый баритон.
— Забудь о нём, дорогая. Я никогда не позволю причинить тебе боль. Никто тебя не обидит. И наших детей тоже. Ты знаешь, на что я готов пойти ради вас.
Услышав голос, Катя дёрнулась, и слегка оттолкнув мужа, посмотрела ему в глаза. Её собственные расширились от шока и ужаса.
— Андрей, — прошептала она, — немедленно прекрати. Ты теряешь контроль. Мне страшно. Если он подчинит твоё сознание, ты не сможешь вернуться, и мы все пострадаем. Ты же обещал. Есть другой способ, только не с его помощью. Здесь столько людей. Про нас могут узнать правду, и тогда Даша пострадает, ведь никто не должен знать, кто она на самом деле.
Просьба возымела действие. Андрей посмотрел на дочь, которая сидя рядом с со старшей сестрой и их новым знакомым, юным курсантом лётной школы, увлечённо о чём-то говорила с ними, поражая парня своим не по годам развитым интеллектом. А Нина не сводила с будущего лётчика влюблённого взгляда, и неумело пыталась кокетничать.
— Не волнуйся, любимая, — сказал Андрей, — я никогда не потеряю контроль над Высшим разумом. Я не стану его рабом, и не буду ему подчиняться. За одним исключением.
— Каким? — затаила дыхание женщина.
— Если опасность не будет угрожать нашей дочери, — серьёзный голос, взгляд полный тревоги, брошенный на Дашу, — ты знаешь ради нашего сокровища, нашего лучшего и любимого проекта, я готов на всё. И буду защищать её ценой жизни всего мира. Всех людей на земле. Ведь что значат простые индивиуумы в сравнении с ней? Ни один из простых смертных не посмеет даже близко подойти к ней. Иначе пожалеет о своём рождении. Наказание для него будет самым жестоким.
Визуализация героев:
Даша
Катя и Андрей
— Не нравится мне эта семья, — качая головой, говорила красивая женщина, а точнее, дама из высшего общества с красивыми светлыми волосами и благородными чертами лица, — есть в них что-то неприятное… — она слегка помолчала, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость, ведь не привыкла демонстрировать эмоции, — но, если честно, они вызывают у меня мурашки по коже, — её даже слегка передёрнуло — Можешь мне не верить, Владимир, но эти люди очень странные. С ними что-то не так.
Высказавшись насчет своих мыслей о новых знакомых, женщина не сдержала пренебрежительного и даже слегка брезгливого взгляда в ту сторону, где последний раз них видела.
— Натали, дорогая, — возразил её муж, — по-моему, они самые обычные люди. Просто все учёные немного… не от мира сего. — Владимир успокаивающе прикоснулся к её руке, хотя его взгляд оставался холодным, — к этому нужно привыкнуть. Я уже немного знаком с ними. Ты же знаешь, после того, как они скрывались в нашем посольстве после взрыва. Это очень воспитанная и интеллигентная семья. Если бы я не знал, кто они, решил бы, что аристократы. Мало, чем от нас отличаются. Их дети очень воспитанные. Особенно младшая девочка, она выглядит как маленький ангелочек, такая же светлая и обаятельная.
— А разве ты не говорил, что они плебеи? — не упустил возможности подколоть отца Эдвард, пусть даже он на самом и думал не совсем так — вы же с мамой всегда говорили, что эти учёные не более, чем обслуживающий персонал.
— Да, да, — поддержала брата Аннабелла, всегда ходившая за ним хвостиком и говоря с оглядкой на реакцию младшего.
Однако, Владимир не смутился. Он серьезно посмотрел на детей и подумал как бы ему сказать свои мысли более доступно для понимания младшим поколением. И вот наконец нашел.
— У них простое происхождение, — ответил он, стараясь пояснять подобно — мы с мамой имели ввиду только это, говоря, что они не равны нам. Не принадлежат к нашему кругу общения. Но это не значит, что они хуже нас. Эти учёные достойны уважения, особенно после всего, что им пришлось пережить. И не забывайте, насколько нам важны высококвалифицированные специалисты. Поэтому, дорогая Натали, не понимаю, что может в них пугать? Они просто люди, искренне увлеченные тем, чем занимаются и любящие свое дело. Не пойму, что в этом плохого? Напротив, при таком отношении к своей работе они способны принести нашей стране лишь хорошее.
— А я вижу в них что-то тёмное, — возразила Натали, — ощущаю чувство опасности. Оно неуловимое, но присутствует. У меня даже мороз по коже. Мне кажется, мы не должны были брать их на работу и приглашать в нашу страну. Что-то не даёт мне покоя. Как только я их увидела, мне показалось, что мы все в опасности, и они навлекут на нас беду.
— Ты преувеличиваешь, — ответил Владимир немного холодно, искренне раздосадованный и слегка даже раздраженный таким неприкрытым снобизмом жены и ее непробиваемостью. Ему казалось, или раньше, в юности, Натали не была такой, в ней было чуть больше человечного и способности сопереживать. Когда она успела стать настолько черствой?
В глазах Натали вспыхнула едва сдерживаемая ярость. На мгновение взгляд зажёгся огнём, который тут же погас, сменившись привычным надменным равнодушием.
— Я, вообще-то, не склонна к истерическому настроению, — ответила она так же холодно, как её муж, — мог бы уже понять, если бы хоть сколько-нибудь интересовался своей женой, — она с трудом сдержала невысказанную претензию, — но если не думаешь обо мне, то подумай хотя бы о детях. Эти люди могут быть для них опасны. У профессора такой взгляд, меня до сих пор обжигает. Не могу спокойно вспоминать. Такое чувство сложилось, что этот Андрей видит меня насквозь и знает обо мне то, что я сама даже не знаю про себя.
На этот раз в глазах её мужа промелькнуло удивление. Он не подозревал в Натали способностей испытать такое. Привык считать, что люди ей чаще всего безразличны и смотрит она на них довольно поверхностно. Не углублялась в их переживания и не видела глубинных чувств. Ей было на них все равно.
— И ты только сейчас вспомнила о детях? — произнёс он очень тихо, скорее для себя, так, чтобы Натали не услышала.
— Что ты говоришь? — переспросила жена, разобрав однако его почти неслышный шепот.
— Ничего, — быстро ответил Владимир, — просто поверь, они не опасны. Самые обычные люди, вежливые, интеллигентные. Всем будет лучше от их присутствия. здесь. У нас в стране будет ещё больший научный прогресс, а они окажутся в безопасности от Санчеса, который их преследовал.
Дети стали с ещё большим интересом прислышиваться к разговору.
— А если люди Санчеса появятся у нас? — спросила Натали дрогнувшим голосом.
— Это совершенно исключено, — ответил Владимир, уже с трудом скрывая раздражение — Никто не позволит им сюда прилететь. У них нет визы.
Жена не выглядела убеждённой, но больше не стала спорить. Она только бросила на мужа взгляд, полный горькой обиды, как бы говорящий о том, что они друг друга никогда не поймут. Да и не пытались никогда особо, если уж объективно. Владимир да, хотел прежде понять жену и достучаться, но давно бросил это неблагодарное занятие, откровенно устав биться в глухую стену.
Зато на Эдварда разговор произвёл совсем другое впечатление. Ему ещё сильнее захотелось узнать тайну, которую наверняка скрывают эти загадочные учёные. Ещё раз увидеть эту необычную девочку, которая смотрела на него так смело, без всякого стеснения или преклонения перед представителем элиты. Он ещё ни разу не сталкивался с таким отношениям со стороны детей обслуживающего персонала. И был очень заинтригован её поведением. А уж когда она назвала его неандертальцем стало обидно, но от этого ещё больше захотелось познакомиться с ней, понять, кто она такая. Ведь она не может быть человеком. эта красивая и умная девочка со светящейся кожей и ясными бездонными глазами. Воображение подсказывало, что это прекрасное существо из другого мира. Эльф или фея. И хотелось злиться на себя за такие мысли, он уже не маленький, чтобы верить в сказки и чудеса, но глядя в прелестное, очаровательное неземной красотой личико, как раз хотелось верить в то, что мир не такой, каким кажется, а намного могограннее и разнообразнее, и в нём есть место необьяснимому чуду.