
Меня зовут Катрина, и еще вчера моя жизнь была жалкой, но предсказуемой. Я скребла полы в затхлых коридорах фабрики, мечтая о дне, когда смогу вырваться из этой дыры.
Сейчас я лежу связанная, на холодном полу какой-то роскошной комнаты, и отчаяние душит меня сильнее веревок, стягивающих запястья.
В ушах до сих пор стоит хриплый голос отчима:
– Ты заплатишь по моим долгам, иждивенка! Или я скормлю тебя отбросам из Грота.
Грот! Одно это слово заставляет кровь стыть в жилах. Промышленники Грота – отморозки, которые не знают границ. Лучше смерть, чем попасть к ним в руки.
Мама, как же мне тебя не хватает. Если бы ты была жива, этот кошмар никогда бы не случился. Но ты ушла, оставив меня на растерзание этому чудовищу.
Он всегда был скользким типом, но после твоей смерти словно сорвался с цепи. Продал наш ветхий домишко, последнее, что у меня осталось от тебя, а потом влез в долги, украв кредиты у чистокровных нарийцев.
О них в Гроте говорят шепотом: кто-то с завистью и придыханием, кто-то с ненавистью и откровенной злобой.
Чистокровные – вершина общества планеты Нарион, они сила, власть, уникальный ген.
А мы... Мы низшие и просто пытаемся выжить.
А еще говорят, они ищут развлечений, недоступных простым смертным. И теперь я – одно из этих развлечений. Меня продали в рабство, как скотину, чтобы покрыть долг моего никчемного отчима.
Сауна. Это место больше похоже на дворец, чем на баню. Мягкий свет, экзотические полимерные растения, бассейны с бирюзовой водой. Все здесь кричит о богатстве и извращенном вкусе. Я чувствую себя грязным пятном на этом фоне.
Слезы душат, но я стараюсь не плакать. Я не хочу показывать этим зверям свою слабость. Я должна сопротивляться, бороться до последнего вздоха.
– Я не должна платить за твои грехи! – кричу я, когда в комнату вваливается отчим.
Его лицо искажено злорадной ухмылкой.
– Заткнись, Катрина! – шипит он, приближаясь ко мне. – Ты моя собственность, и я волен распоряжаться тобой, как захочу.
– Я совершеннолетняя и принадлежу только себе!
Отчим опускается передо мной на корточки и мерзко скалится.
– Вот отработаешь всю еду, что ела в два горла, можешь валить куда хочешь, если сможешь, конечно.
Я плюю ему в лицо. Лгун! Я работала на трех работах, пока этот гад пропивал мои кредиты.
Отчим вздрагивает от неожиданности, а потом бьет меня по щеке. Боль пронзает голову, но я не отвожу взгляд.
– Ты пожалеешь об этом! Я выберусь отсюда и заставлю тебя ответить по закону!
Он смеется. Этот мерзкий, скрипучий смех, уже преследует меня в кошмарах.
– Не смеши меня, Катрина. Ты ничто. Ты пыль под ногами нарийцев. Они сломают тебя, выпьют до дна и выбросят, как пустой сосуд.
Он хватает меня за волосы и тянет к двери. Я сопротивляюсь, извиваюсь, кусаюсь, но он сильнее.
– Я лучше умру, чем стану их игрушкой! – кричу я, захлебываясь слезами.
– Умрешь? Да пожалуйста, но сначала оплатишь собою долг.
Он выталкивает меня в коридор, где меня ждут двое громил.
Их серебристые глаза смотрят на меня с холодным любопытством. Они словно оценивают меня, как кусок мяса на рынке.
Я чувствую, как мир вокруг меня сужается, сердце бешено колотится в груди, а страх сковывает, лишая воли.
Но в самой глубине души, там, где еще теплится искра надежды, я знаю, что не сдамся. Я буду бороться. Я буду искать любой шанс, чтобы вырваться из этой клетки.
Один из нарийцев хватает меня за руку и тянет за собой. Я пытаюсь вырваться, но его хватка железная. Я кричу, зову на помощь, но мои крики тонут в гуле голосов и музыки.
Меня ведут по коридорам, мимо роскошных комнат, где нарийцы развлекаются с другими рабынями.
Лица девушек пустые, словно у кукол. Я не хочу быть такой же. Я не позволю им сломать меня.
Меня приводят в большое помещение с бассейном. В воде плещутся несколько мужчин, а вокруг стоят рабыни, готовые исполнить любое их желание.
Один из нарийцев, самый высокий и мускулистый, подходит ко мне и пристально осматривает. Его взгляд подавляет волю, и я понимаю, почему девушки не сопротивляются. Они просто не могут, на них влияет ген.
– Это последняя? – спрашивает он, обращаясь к моему конвоиру.
– Да, тэй Визер. Самая молодая и красивая.
Нариец проводит рукой по моему лицу. Его прикосновение обжигает, просто плющит каждую клетку своей тяжелой энергией.
Что есть силы дергаюсь, отворачиваюсь, но не смею проявлять чрезмерную агрессию. Боюсь, что просто раздавит одним ударом.
Что значит «во всех местах»?
Нариец похотливо облизывается, его зубы хищно сверкают в полумраке, а я замечаю, как к нему приближаются еще двое, с горящими от желания глазами.
Страх парализует, но я пытаюсь собраться с силами. Сейчас или никогда.
Нариец хватает меня за плечи и пальцами впивается в плоть. Он рывком срывает с меня остатки жалкого тряпья, служившей мне когда-то платьем, и разворачивает мое хрупкое тело на обозрение своим друзьям.
Чувствую себя беззащитной, обнаженной не только физически, но и морально.
– Нет, прошу! – кричу я, но мой голос тонет в хохоте нарийцев.
Они обступают меня, их взгляды пожирают, царапают кожу, лишают воли.
Я плачу, молю о пощаде, но мои слова – лишь пустой звук в этом мире разврата.
Один из них хватает меня за руку, другой наматывает на кулак волосы. Меня тянут в разные стороны, раскрывают для себя, не позволяют сдвинуть ноги.
Я чувствую их грязные прикосновения, от которых выворачивает наизнанку, буквально ощущаю липкие взгляды, пальцы, которые проверяют наличие чистоты и невинности.
– Пожалуйста, молю, не трогайте меня! Помогите! – кричу от отчаяния, но помощи нет.
Я смотрю вокруг, но вижу лишь покорные лица других рабынь. Они словно не замечают происходящего, их глаза пусты и безжизненны. Они научились отключать эмоции, чтобы выжить в этом аду.
Одна стоит на коленях перед толстым нарийцем, другая лежит животом на столе, ее спину хлещут плеткой. Третья, совсем юная девочка моего возраста, сидит на коленях у мужчины, прижимаясь к нему, словно ища защиты.
Но я знаю, что она играет свою роль, здесь нет защиты. Здесь есть только боль, унижение и удовлетворение мужской похоти.
Я понимаю, что обречена. Я – добыча, игрушка, вещь. У меня нет прав, нет голоса, нет надежды, и чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее завожу этих извергов.
Может быть, они правы, может быть, лучше покориться? Может, если я перестану сопротивляться, они оставят меня в живых? Если смирюсь с судьбой, я смогу сохранить хоть частичку себя, остаться целой и несломленной?
Именно в этот момент, когда я уже готова сдаться, когда отчаяние полностью захлестывает меня, в сауну врываются двое.
Высокие, стремительные, в темной одежде, они в мгновение заполняют собой все пространство.
Их энергия тяжелая, она давит, сгущает кислород, вынуждает обратить на себя внимание.
Администратор, что открыла сенсорный замок, отбегает к стене и с паникой на лице вызывает помощь на коммуникаторе.
Девочки рабыни безучастно отрываются от своих интимных манипуляций, а вот нарийские возбужденные самцы с недоумением на лицах оборачиваются на вошедших.
В помещении повисает тишина. Все взгляды обращены на незнакомцев, а два широкоплечий, темноволосых, чистокровных нарийца останавливаются посреди этой вакханалии и осматривают комнату, словно ищут кого-то.
Лица суровые, неприступные, решительные, кулаки сжаты, мускулы литым рельефом выпирают через эластичную ткань экзокостюма.
Тишина сгущается, обнаженные нарийцы снимают с себя рабынь и встают агрессивные позы.
И тут раздается голос, громкий, раскатистый бас, от которого содрогаются стены:
– Эта наша! Руки все убрали!
Нарийцы, окружившие меня, замирают в недоумении. Они смотрят как хищники, у которых пытаются отобрать добычу.
– Вы кто такие? Шац вас побери!
– Не твоего ума дела! Девочку отпустили и переключились на других! – рычит один из пришедших, а я вся сжимаюсь от его оценивающего взгляда.
Они оба смотрят только на меня, а в глазах бешенство и еле заметное обещание, что все будет хорошо.
– Да я смотрю, к нам тут борзые пожаловали, – скалится мой самый главный мучитель, но руку с моей груди убирает. – Я заплатил за эту шлюху, и пока она мне не отсосет, пока я не трахну ее во все девственно доступные места, никуда она не пойдет.
Внезапно моего изверга скручивает, он обхватывает руками живот и ревет от боли.
– Тварь, выключи ген!
К новеньким несутся разозленные нарийцы, но один за другим спотыкаются и воют от невидимых ударов.
– Я сказал, от девочки отошли, иначе ваши яйца очень долго еще не будут функционировать!
В помещение вбегает хозяин сауны, а следом вооруженные бластерами пять охранников.
Безопасники взводят курки и наводят лазеры на моих спасителей, но те, даже головы не поворачивают, продолжают следить за мной и обступивших меня мужчин.
– Уважаемые тэи, потрудитесь объясниться! – грозно, но довольно учтиво обращается хозяин к паре нарийцев. – Иначе мне придется применить против вас силу.
Один из моих спасителей молча разворачивает на коммуникаторе небольшой документ-голограмму и отводит запястье в сторону хозяина заведения.
Тот быстро пробегает глазами по документу, и его брови тут же взлетают вверх.
Вся сжимаюсь в руках нарийца и стискиваю зубы, чтобы снова не зареветь, не взвыть от отчаяния.
Из одних лап перехожу в другие. Из одного рабства в другое.
Выходим на улицу, дневной свет слепит и больно режет глаза. Отворачиваюсь, зарываюсь лицом в мужскую грудь, и в легкие врывается умопомрачительный запах озона.
Вдыхаю сильнее, почти давлюсь им, настолько он концентрированный и яркий. В голове взрывается салют, рассыпаются всполохи искр, вспыхивает ослепляющий свет.
Как безумная цепляюсь за ткань мужского комбинезона, прикрываю глаза и дышу этим самцом.
Нариец останавливается как вкопанный, и только сейчас я замечаю, как быстро вздымается его грудь, и как громко бьется сердце прямо в мои маленькие ладошки.
Его пальцы впиваются в мои бедра и талию, но он смотрит только вперед, ищет какого-то глазами.
– Дамир, забери ее. Иначе присвою прямо в каре.
– Шац, Кайл, активация? Уже? – слышу за спиной второй низкий голос.
– Сам не ожидал, что так быстро. Она тоже чувствует.
– Наша, значит. Код не обманул, – говорит Дамир и принимает мое дрожащее тело из рук Кайла.
Меня трясет, внутри все бунтует, словно у меня отобрали жизненно важное, будто бы оставили без кислорода.
Хнычу, цепляюсь за того, кого назвали Кайлом, но он с каменным лицом заходит в серебристый, обтекаемый, похожий на акулу космокар и садится за штурвал.
Дамир вместе со мной устраивается в салоне на кожаных креслах и заботливо прижимает меня к себе.
Его ладони смелее, чем у брата, а мое тело недостаточно прикрыто, чтобы он не мог прикасаться к его обнаженным местам.
Мне кажется, я начинаю гореть, кожа пылать, плавиться, кислород тяжелеет, становится густым, и его недостаточно, чтобы надышаться.
Дамир рычит, желваки вздуты, он зарывается носом мне в волосы и жадно дышит.
Руки медленно перемещаются по моему телу, не позволяют себе проникнуть под ткань, но когда достигают оголенных участков, задерживаются, ласкают подушечками пальцев и снова двигаются дальше.
Прикосновения властные, бескомпромиссные, но не наглые, он явно сильно сдерживает себя.
А я словно пьяная. Мне одновременно хочется, чтобы он перешел границы дозволенного, присвоил себе как мужчина женщину, и в то же время дико страшно, что я не избежала насилия, что меня возьмут силой, будут использовать для удовольствия, пока не насытят свою похоть.
– Кайл, врубай двигатели на полную. Нужно что-то с ней делать, иначе сведет ко всем шацам с ума.
Космокар дергается, еще громче ревет и совершает рывок в воздушном потоке.
– Ш-ш-ш, девочка, скоро все пройдет. Обещаю, – тихо шепчет Дамир, а я хоть и сдерживаю себя, но все равно ерзаю на его коленях, желая ластиться и тереться.
Я не понимаю, что со мной происходит, что они со мной сделали?
Это влияние какого-то гена или газа? Или мне незаметно ввели возбуждающее вещество? Я не могу себя контролировать и без сил сжимаю кулаки. Знаю, что это неправильно, но тянусь губами к пульсирующей венки на мощной шее нарийца.
Внезапно космокар начинает снижаться, быстро, стремительно приближаться к земле.
Наконец, мы приземляемся на крыше небоскреба и двери кара, как крылья взлетают вверх.
– Кайл? – завет Дамир.
– Иди, успокой ее. Вдвоем мы ее напугаем. А я прокачусь.
– Хорошо, брат. Не дури только.
Дамир выносит меня на воздух, и на мгновение кажется, что становится легче дышать, везде легче, но как только мы заходим в помещение, все усиливается с новой силой.
– Что происходит? – вопрос в пространство, но кроме Дамира, здесь никого нет.
– Активировалась лира и повела себя нестандартно. Это норма, кроме того, что ты еще не готова принять нас на сто процентов.
– Что это значит? Откуда она взялась? Кто вы?
– Все потом, девочка. Сейчас нужно потушить тебя. Иначе мы с Кайлом даже думать ни о чем не можем, кроме как взять тебя как свою самку. Вдвоем.
– О, Дар! – стону я, потому что от этих слов все загорается между ног и дико ноет.
Дамир заносит меня в ванную комнату, ставит на пол возле небесного цвета душевой кабинки, и я прижимаюсь к белоснежным и таким прохладным панелям стены.
Дамир скидывает с себя комбинезон, и я от вида рельефного, словно высеченного из камня тела, окончательно плыву.
Пальчики сами тянутся между ног, другая рука зависает на груди.
Очень остро, невероятно сладко, просто необходимо удалить эту жажду.
– Ну, нет, детка. Сама себя – это другой вид ролевых игр. Сейчас давай я.
Дамир стаскивает с меня накидку и шумно, со свистом втягивает в себя воздух.
– Да, что же ты делаешь со мной? – шипит он, подхватывает на руки и вместе со мной заходит в душ.
Одно касание сенсорной панели, и на наши разгоряченные тела обрушается ледяная вода.
Мужчина подставляет меня под струи серебряной воды, волосы промокают, прохладой стекают по спине.
Он гладит меня по волосам, проводит большими пальцами по лицу, стирает дорожки от недавних слез.
Его зрачки темные как ночь, он сам весь, как хищник: черные, длинные волосы заплетены в высокий хвост, виски фигурно выбриты, челюсть квадратная, стиснутая, дико красивое с прямыми, правильными чертами, брови нахмурены, словно ему очень больно, но мужское достоинство не позволяет показать это мне.
Он смотрит так проникновенно, так пристально, а по зрачкам носится безумие.
Время застывает, глаза в глаза, а потом нариец наклоняется и накрывает мои искусанные губы властным поцелуем.
Держит крепко, но я и не собираюсь сопротивляться. Его запах, вкус, все отдается вспышкой желания. Жесткие губы раскрывают мои, язык проникает в рот и хозяйствует там.
Робко отвечаю, но как только наши языки сплетаются в бессмысленной борьбе, накрывает. Обхватываю мужчину за широкую шею и теряю себя.
Сумасшествие охватывает обоих, только я не могу с ним бороться, а нариец на силе воле не переходит грань.
Со звериным рычанием он ведет губами к подбородку, чуть прикусывает и нападает на нежную кожу шеи.
Вода смешивается с влажными поцелуями, мои всхлипы с шумом дыхания нарийца.
Он крепко держит меня в своих объятиях, лаская губами и языком плечи, ключицы, опускаясь ниже к упругой, невинной груди.
Розовые соски торчат иголками, от трения о твердую мужскую грудь по телу бегут импульсы возбуждения и огненным шаром скапливаются внизу живота.
Горячий рот прижимается к каменным вершинам, я непроизвольно всхлипываю и от наслаждения откидываю голову назад.
Не понимаю своей реакции, я даже не представляла, что мужчина может дарить такое блаженство.
Не знаю, как к этому относится, чувствую себя неправильной, но ничего не могу сделать со своими ощущениями.
Нариец становиться передо мной на колени, струи воды красиво стекают по его лицу, глаза – бездонные омуты, но он продолжает целовать мой живот, пупок, ниже, еще ниже, пока не достигает запретного места, которого никогда и никто не касался.
Дыхание сбивается, потом полностью замирает, тело дрожит, меня колбасит от ярких вспышек во всем теле, перед глазами, в голове.
Мне очень страшно и одновременно не хочу, чтобы это заканчивалось.
– Пожалуйста, прошу, – тихо хриплю я, сама не зная, чего хочу от этого мужчины.
Запах озона перебивает запах воды, заполняет каждую клеточку моих легких, заставляет напрячься все нервные окончания.
Нариец поднимет на меня свои черные глаза и опасно улыбается.
– Однажды я исполню каждую твою просьбу, девочка, но сегодня я могу подарить тебе лишь малую часть того удовольствия, что ты можешь испытывать в лире. Держись!
И тут он приподнимает мою ногу под колено, закидывает себе на плечо и внезапно прижимается губами к моей трепещущей плоти.
– Дар великий! – вскрикиваю я и упираюсь руками в пластиковые полупрозрачные стены кабины. – Так нельзя...
– Можно даже и не так, – рычит нариец и толкается языком вглубь меня.
Он творит со мной что-то невообразимое. Изучает, ласкает, поглощает как элитный сливочный десерт.
Меня выгибает, тело охватывает мучительно сладким экстазом, волны удовольствия нарастают со скоростью звука и несутся снизу вверх.
В голове огонь, между ног пожар, а нариец все вырисовывает между моих нежных складочек знаки бесконечности.
Если бы эта агония продлилась еще немного, я просто сошла бы с ума, но на мое спасение низ живота напрягается, энергия возбуждения собирается в одной точке и взрывается во мне мощным зарядом.
Мой крик разносится по всей душевой, вылетает в ванную комнату и несется во сне уголки дома.
Теряю равновесие, опора под ногами ускользает, руки соскальзывают с панели, и я бы рухнула прямо на пол, если бы не мужчина у моих ног.
Сильные руки нарийца подхватывают мое дрожащее тело, и мужчина заботливо опускается вместе со мной на дно кабинки.
Без сил растекаюсь на груди нарийца и прикрываю глаза.
Грудь вздымается быстро, тело расслаблено, охвачено неведомой мне до этого момента истомой. Мне безумно хорошо и больше не страшно, и совсем не стыдно.
Грубые, но ласковые мужские руки поглаживают мое безвольное тело до тех пор, пока мое сознание не уплывает за грань реальности.
Сквозь многочисленные слои марева ощущаю, как меня несут на руках, как обнаженной спины касается прохладная тонкая ткань, как к губам невесомо прижимаются мужские губы, даря чувство безопасности и заботы.
Кажется, проходит вечность, потому что когда сознание возвращается в реальность, я ощущаю, что выспалась и отлично отдохнула.
Вот только такого в моей жизни не было уже очень давно.
Беспокойно распахиваю глаза и понимаю, что я не дома, не в своей постели и...