Истинная изумрудного дракона

1.

В кабинете ректора Академии пяти стихий царил безупречный порядок, отражавший характер его хозяина. Высокие дубовые стеллажи, ломящиеся от фолиантов в потрескавшихся кожаных переплетах, идеально ровные стопки студенческих работ на массивном столе, вырезанном из цельного куска красного дерева, и тонкий, едва уловимый аромат цитруса и старого пергамента. За огромным окном, обрамленным тяжелыми бархатными шторами, розовело небо на заре, окрашивая в нежные тона шпили самого престижного магического учебного заведения Аутэрнии. Ректор Руфиус, чей молодой по драконьим меркам возраст лишь подчеркивался изысканной строгостью костюма, с легкой досадой отложил в сторону перо. Отчет о поставках чёрных кристаллов для оборонительных щитов никак не хотел складываться в связный текст. Его внимание, против воли, раз за разом возвращалось к пылящемуся в углу кабинета объекту.

Хрустальный шар. Древний, ни на что не годный артефакт, служивший не более чем напоминанием о романтичных и, по мнению Руфиуса, крайне нерациональных временах. Кто-то из предков принес его сюда, и с тех пор шар кочевал по полкам, служась дорогой безделушкой. Красивая легенда, не более того. История о Шаре Призыва Истинных, о храме, о вечной любви истинных пар … Все это было прекрасно для баллад, которые распевали в тавернах, но не для трезвого ума ректора и потомственного аристократа.

Он потянулся к хрусталику, намереваясь переставить его куда подальше, чтобы не отвлекал, но едва кончики его пальцев коснулись прохладной поверхности, воздух в кабинете вздрогнул.

Тихий, высокий звон, похожий на звук бьющегося стекла, но растянутый на бесконечно долгие секунды, оглушил его. Руфиус резко отдернул руку, но было поздно.

Шар вспыхнул.

Это не был мягкий, как описывалось в легендах, синий свет. Это было буйство красок, яростный, неконтролируемый хаос, вырвавшийся на свободу после тысячелетий заточения. Радужные сполохи бились о стены, заливая комнату ослепительным сиянием. Книги, портреты предков, магические инструменты — все утонуло в этом безумном карнавале света. Воздух затрещал, насыщаясь озоном и древней, дикой магией, от которой заложило уши и закружилась голова.

Руфиус отступил, на мгновение ослепленный. Его драконья сущность проснулась и взревела внутри него, отвечая на зов артефакта. Это был не миф. Это была реальность, грубая, первозданная и невероятно мощная.

И сквозь этот световой шторм, сквозь вихрь неистовых красок, он увидел...

В самом сердце бури, в эпицентре хрустального шара, возникло изображение. Четкое, ясное, неоспоримое.

Не человеческая девушка. Не абстрактный силуэт.

Дракон.

Изумрудный дракон. Небольшой, с чешуей, отливающей глубоким зеленым светом, словно тысяча светлячков заключена под каждую пластинку. Изящные, острые рожки, тонкие, почти невесомые перепонки крыльев. И глаза… Даже сквозь толщу хрусталя и бушующую магию он увидел ее глаза. Огромные, миндалевидные, цвета весенней листвы, полные такого же безмерного изумления, какое чувствовал он сам.

Он замер, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд. Разум отказывался верить. Легенда говорила о человеке. Всегда. Только о человеке. Почему же тогда шар показывал ему сородича? Дракона его мира? Но тогда… зачем нужен был призыв? Это было бессмыслицей! Нарушением всех канонов, всего, что он знал.

Свет внезапно погас.

Тишина, наступившая вслед за светопредставлением, была оглушительной. В ушах звенело. В ноздрях пахло горелым воздухом. Хрустальный шар лежал на своем постаменте, абсолютно прозрачный, холодный и безжизненный. Лишь легкая дымка поднималась от его поверхности, медленно рассеиваясь в воздухе.

Руфиус стоял, опершись руками о стол. Его пальцы впились в дорогой пергамент, мня его в бессилии. Он чувствовал, как дрожат его руки. Дрожит всё его существо.

«Истинная…» — прошептал он сам себе, и слово показалось ему чужим, лишенным прежнего сказочного смысла. Оно стало тяжелым, острым, пугающим.

Он всю жизнь считал это красивым мифом. Утешением для слабых. И вот теперь этот миф ворвался в его идеально упорядоченный мир, в его кабинет, в его жизнь, показав ему не человеческую девушку, а… её. Изумрудную драконицу.

Что это значило? Почему шар сработал в одиночку, без храма, без арки? Была ли она здесь, в Аутэрии? Или это видение пришло из-за границы миров? И как ему искать ту, чей образ навеки выжегся в его памяти?

Ректор Академии, символ контроля и разума, чувствовал себя потерявшимся птенцом, впервые выпавшим из гнезда. Он медленно опустился в кресло, не отрывая глаз от хрустального шара, который снова стал просто безделушкой.

Но всё изменилось. Навсегда. И теперь ему предстояло найти ответы на вопросы, которые никто не задавал уже много тысяч лет. Первый из которых был: кто она?

2.

На самой окраине деревни, у смурного подножия Хмурого леса, стоял дом, который добрые люди обходили за версту. Он косился на мир единственным уцелевшим стеклом в глазнице окна, второе было забито гнилой доской. Двери висели на расшатанных петлях, будто вот-вот рухнут, а покосившийся забор изъела непогода и тоска. Даже воробьи, те самые отпетые драчуны, предпочитали не садиться на его прогнившую крышу, а пролетать дальше, к более гостеприимным кровлям. В деревне его называли не иначе как «Гиблое место», и историями о нем пугали непослушных детей.

Но глаза, особенно человеческие, легко обмануть. Морок — древняя и сильная магия — ложился на реальность густым слоем, как пыль на забытую реликвию. Для тех же, кто мог видеть, или для того, кого ждали, картина была иной.

На самом деле дом был крепким двухэтажным срубом, темные бревна которого хранили прохладу летом и тепло зимой. Резной конек на крыше в виде стилизованного цветка астры гордо смотрел в небо, а забор, хоть и старый, был добротным и ухоженным, с аккуратными калитками. Во дворе дымилась печка-мазанка, сушились пучки целебных трав, а в стойле мирно пофыркивал старый конь. Это был не дом отшельницы, а уединенная обитель.Обитель тёмной ведьмы со светлым сердцем.

Астра. Её имя давно стерлось из памяти деревни, заменившись на «Ведьма». Она и не стремилась к славе. Её магия была тихой, глубокой, укорененной в самой древней силе — силе земли, костей и звёзд. Тёмной — не потому что злой, а потому что не боялась той стороны бытия, что светлые маги предпочитали не тревожить. Она говорила с ушедшими, читала судьбы по потухшим звёздам и варила зелья из кореньев, что росли лишь на лунном свете. Но больше всего она оберегала то, что было ей дороже всех магических артефактов на свете. Свою воспитанницу. Далиану.

Её она нашла в лесу восемнадцать лет назад, в ночь, когда падали звезды. Крошечный сверток у корней древнего дуба, от которого исходило тихое, изумрудное сияние. Ни родных, ни следов, ни записок. Только ребёнок с двумя ярко-зелеными прядками в русых волосиках. Поиски ни к чему не привели, и Астра, смирившись с волей судьбы, приняла девочку как дар, а может, и как испытание. И вот испытание наступило. Далиана выросла. Красота её была не земной, а какой-то сказочной, опасной. Правильные, будто выточенные резцом безумного скульптора, черты лица. Алые, сочные губы, которые, казалось, никогда не улыбались по-настоящему. Но главное — глаза. Огромные, миндалевидные, цвета весенней листвы, пронзительного изумрудного оттенка, которого не встретить в природе. Они не просто притягивали, они гипнотизировали, заглядывали в душу, читали потаенные мысли. Обрамляли их густые ресницы, будто окутанные утренним туманом. А её волосы… Длинные, русые, шелковистые волны, что струились почти до самого пола, и те самые две изумрудные пряди, обрамлявшие лицо. Они не были выкрашены — такими они были с рождения.

Далиана до восемнадцати лет была обычной, хоть и невероятно красивой девушкой. Всё изменилось в день её совершеннолетия. Это началось с золотого сияния, что вырвалось из её груди, озарив всю комнату мягким, тёплым светом. Далиана замерла, чувствуя, как её изнутри пронзает ток, будто она — живой сосуд, наполненный молниями. А потом — боль. Резкая, обжигающая, словно сотни раскаленных игл впились в её спину, выжигая на коже тайный знак. Когда боль отступила и сияние угасло, в зеркале, на её спине, красовалась татуировка. Нет, не татуировка — живое искусство. Изумрудная драконица во всей своей красе. Она покрывала всю спину от плеч до поясницы. Чешуйки переливались на свету, крылья, будто сложенные для полета, дышали мощью, а глаза… глаза были точной копией её собственных — живые, умные, полные древней силы.

Почему-то Далиана была уверена — это именно драконица, а не дракон. Женское начало, мудрое и яростное.

С тех пор мир перевернулся. В ней проснулась магия. Не та, тихая и ритуальная, что была у Астры, а дикая, первозданная, стихийная сила. Она могла прикоснуться к цветку — и тот расцветал пышнее, могла разгневаться — и стекло в окнах звенело, а ветер выл под крышей. А по ночам ей казалось, что драконица на её спине шевелится, поворачивает голову, будто пытаясь выбраться на свободу.

— Опять не спишь, птаха? — тихий голос Астры вывел её из раздумий.

Далиана стояла у окна в своей комнате на втором этаже, глядя на лунную поляну за мороком. На ней не было рубахи, лишь легкая ночная сорочка, и через тонкую ткань угадывались мощные линии драконьего силуэта на её спине.

— Она не даёт, — тихо ответила Далиана, не оборачиваясь. — Чувствую её… будто она живая. Будто хочет что-то сказать.

Астра подошла ближе, её морщинистая, тёплая рука легла на плечо девушки. Ведьма смотрела не на неё, а на таинственный рисунок, и в её глазах светилась не тревога, а понимание.

— Это не «она», дитя моё, — прошептала старуха. — Это ты. Твоя истинная суть просыпается. И я всегда чувствовала, что она будет великолепной. Но чужая. Для этого мира чужая.

— Чья же я? — в голосе Далианы прозвучала отчаянная тоска. — Я не человек? Но я и не дракон. Так кто я?

— Ты — Далиана. Та, что найдена меж мирами. Та, кого я люблю как дочь. А что касается остального… — Астра вздохнула, и её пальцы слегка сжали плечо девушки. — Твоя драконица не просто так шевелится. Она не просто живёт на твоей спине. Она кого-то ждёт. Или кого-то зовёт. И я боюсь, что ответ на её зов уже не за горами. И наш тихий дом, наш морок… может не выдержать того, кто придёт.

В ту ночь Далиане снилось, что она парит над спящей землёй, а могучие изумрудные крылья на её спине ловят потоки звёздного ветра. И откуда-то издалека, сквозь толщу снов и реальности, доносился ответный зов — низкий, мелодичный и полный такой же тоски.

Зов, в котором звучало её настоящее имя.

3.

Тишина в доме на опушке стала густой, как лесной мед. Она висела между Астрой и Далианой, наполненная всем тем, что обе знали, но не решались сказать. Старая ведьма наблюдала, как её птаха всё чаще замирала у окна, глядя в даль, словно пытаясь разглядеть что-то за пеленой морока. Сила в девушке бушевала, порой вырываясь наружу неконтролируемыми всплесками: то ваза с полевыми цветами вдруг расцветала буйным цветом, то стекло на окне покрывалось паутиной трещин от её невольного вздоха раздражения.

Астра хоть и была сильной ведьмой, но её магия была иной — тихой, ритуальной, вплетенной в узор мира. То, что просыпалось в Далиане, было диким вихрем, песней бури, которую она не могла ни обуздать, ни направить. И сердце её сжималось от осознания простой истины: её девочке нужен был учитель, которого у неё не было.

Однажды за вечерней трапезой, когда тени уже удлинились и поползли по стенам, Астра положила свою морщинистую ладонь на руку Далианы. —Птаха моя, — начала она тихо, и её голос, обычно такой твёрдый, дрогнул. — Мои знания для тебя — малая чаша, а твоя жажда — целое озеро. Тебе нужно большее.

Далиана подняла на неё свои изумрудные глаза, в которых плескалась тревога. —Что ты хочешь сказать, Астра?

— Я говорю об Академии. Об Академии пяти стихий, — выдохнула ведьма, называя имя самого престижного магического учебного заведения, что находилось за тридевять земель отсюда. — Там тебя научат понимать, что с тобой происходит. Найдут ответы. Возможно… помогут найти и твоих кровных.

Реакция была неоднозначной. В глазах Далианы вспыхнула надежда, дикий, жаждущий приключений огонёк, но тут же его затмила тень печали. Она резко встала, отчего стул скрипнул протестом. —Нет! Я не оставлю тебя одну! Ты… ты ведь…

— Я ведь старая и могу сама о себе позаботиться? — закончила за неё Астра с лёгкой усмешкой. — Дитя, я пережила бури и похуже, чем одиночество в собственном тёплом доме. Мои чары ещё крепки. А твои — рвут тебя изнутри. Я вижу, как ты мучаешься. Я не могу тебе помочь, и это мучает меня. Поезжай. Найди свой путь.

Споры длились несколько дней, но Астра была непреклонна, как скала. И в конце концов Далиана, сжав кулаки, согласилась. Не потому что хотела, а потому что понимала: старуха права.

Начались сборы. Астра, ворча, достала с дальней полки древний кованый сундук, пахнущий лавандой и временем, и начала складывать туда заговоренные платья, обереги и скромные дорожные припасы. Но за неделю до отъезда случилось нечто, что заставило даже её, видавшую виды ведьму, похолодеть.

На заре Далиану разбудила странная вибрация, исходившая от собственной спины. Она вскочила и подбежала к зеркалу, срывая с себя ночную рубашку.

Татуировка жила.

Изумрудная драконица не просто переливалась — она двигалась. Мощные лапы сжимались, будто впиваясь в невидимую скалу, крылья медленно расправлялись, и вся спина была охвачена едва заметной, но яростной дрожью. Далиана замерла в оцепенении, не в силах отвести взгляд от собственного отражения.

И тогда тело пронзила острая, жгучая боль. Но это была не боль разрушения, а боль преображения. Из её груди вырвалось разноцветное сияние — ослепительная радуга, что озарила всю комнату. Свет лился из неё самой: её волосы засияли, словно пронизанные тысячами светляков, два изумрудных прядка вспыхнули, как два факела. Казалось, свет струился с кончиков её пальцев, готовый выплеснуться заклинанием невиданной мощи.

Сама драконица на её спине заиграла новыми, невероятно глубокими красками. Она стала не просто рисунком, а окном в другой мир, за которым билась настоящая, живая сущность. Каждая чешуйка светилась изнутри, глаза её полыхали осознанным, древним огнём.

Когда свечение угасло, боль отступила. Но драконица не замерла. Она продолжила своё медленное, гипнотическое движение: шевеля хвостом, поворачивая могучую голову, пробуя расправить крылья. Далиана с ужасом понимала, что теперь это не просто иллюзия — она чувствовала каждое движение, каждое напряжение мышц на своей коже, как если бы это было её собственное тело.

— Что со мной происходит? — шёпотом выдохнула она, обращаясь к пустой комнате.

Ответа не было. Лишь драконица на её спине словно усмехнулась, и в её живых глазах читалось нетерпение.

День отъезда настал. У портала — небольшой, зачарованной Астрой арки из переплетенных ветвей орешника, — они долго стояли, молча обнявшись. Слёзы катились по щекам Далианы, капая на темный платок Астры.

— Береги себя, птаха, — прошептала ведьма, с трудом сдерживая собственные слёзы. — Помни всё, чему я тебя учила. И доверяй ей. Она — часть тебя.

Далиана кивнула, не в силах вымолвить слова. Сделав глубокий вдох, она повернулась и твёрдой поступью направилась к мерцающему в центре арки пространству.

И в тот миг, когда её нога ступила в портал, случилось необъяснимое.

Портал, обычно светившийся ровным красным светом, вспыхнул ослепительным многоцветьем. Радужные сполохи ударили в небо, залив поляну безумным калейдоскопом красок. Воздух затрещал, наполнившись знакомым, но в разы более мощным гулом древней магии.

Далиана, уже почти перенесясь, не видела этого. Но видела Астра.

Старая ведьма отшатнулась, поднеся руку ко рту. Её глаза расширились от изумления, а затем на её морщинистом лице расплылась понимающая, горьковато-счастливая улыбка.

— Так вот оно что, — прошептала она в пустоту, глядя на угасающую, возвращающуюся к привычному красному цвету арку. — Видимо, твой дракон тебя всё-таки нашёл, дитя моё. И зов его оказался сильнее всех моих чар.

И где-то далеко, в кабинете ректора Кассиана Руфиуса, хрустальный шар, показавший ему изумрудную драконицу, вдруг отозвался тихим, мелодичным звоном.