– Ваша Светлость, я практически уверен, что вы сказали: "А на сдачу возьми рабыню", – промямлил мой старый слуга, нервно сжимая в руках свой потертый картуз.
Я замер, пытаясь осознать услышанное. В голове мелькнуло дикое подозрение, что мне срочно нужно проверить свой слух. Медленно повернулся к Орлину, втайне надеясь, что просто ослышался.
– Рыбину… – процедил я, чувствуя, как у меня начинает дергаться глаз. – Я сказал "РЫБИНУ"!
Старик втянул голову в плечи, но, видимо, понимание всей катастрофичности ситуации до него пока не дошло.
– Ну… да, но я понял "рабыню"… А на рынке как раз одна осталась… И цена хорошая…
Я судорожно провел рукой по лицу и огляделся. Может, я сплю? Может, это дурной розыгрыш? Но, увы, мой холл выглядел все так же удручающе. Потолок в углу зловеще трещал, ветер беззастенчиво разгуливал сквозь разбитые окна, а ковер на полу напоминал то ли истлевшие останки, то ли пережеванный кем-то лоскут ткани. Эта усадьба, доставшаяся мне в наследство от отца, была всем, что осталось от нашего былого величия. Точнее, титул у меня тоже имелся, но пользы от него было чуть меньше, чем от дырявого ведра.
И теперь у меня появился… человек.
– Нам самим есть нечего! Ты же сам жаловался, что бобы на исходе! Как тебе вообще пришло в голову покупать людей?! - Все же не выдержал я, срываясь на ни в чем не повинного старика.
– Так всего десять медяков! Дешевле рыбы вышло!
Я судорожно втянул воздух, пытаясь взять себя в руки.
– Ты купил человека дешевле рыбы?!
Орлин ненадолго задумался, будто сопоставляя цены в своей голове, потом неуверенно кивнул.
– Ну… да. Рыба была дороже.
На секунду мне захотелось либо расхохотаться в голос, либо впечатать лоб в ближайшую стену.
Тем временем объект нашего обсуждения – девушка – молча наблюдала за нашей перепалкой, даже не пытаясь вмешаться. Она стояла у стены, скрестив руки на груди, и выражение у неё было такое, будто это всё её совершенно не касалось. Никакой паники, никакой попытки объясниться или оправдаться – словно её ежедневно покупали за десять медяков и это уже стало обыденностью.
А когда Орлин, поняв, что слишком затянувшийся разговор может обернуться для него внезапной "отставкой", ретировался на кухню разогревать вчерашние бобы – а другой еды у нас попросту не было, – я, наконец, перевел взгляд на своё… приобретение.
Незнакомка выглядела чересчур спокойно. Без испуга, без покорности, без раболепного взгляда из-под ресниц – словно я был ей ровней. Я прищурился.
– Ну и что мне теперь с тобой делать? – Задал риторический вопрос, и тем удивительнее было услышать на него ответ:
– Отпустить, – легко проговорила моя собеседница, будто это было самое логичное решение.
Я невольно склонил голову набок, разглядывая её.
– Ты хоть понимаешь, что если тебя поймают без документов, тебе могут отвесить плетей, а то и вовсе кинуть в темницу? Ты в курсе или нет?
Девушка лишь чуть наклонила голову, будто обдумывая мои слова. Ни тревоги, ни сомнений, ни мольбы – как будто ей было плевать. Странная какая-то.
Дорогие читатели! Рада приветствовать вас в моей юмористической новинке под названием "Истинная на сдачу, дракон в комплекте". Здесь нас ждут увлекательные приключения, юмор, бытовые проблемы и многое другое. Добавляем книгу в библиотеку, чтобы не потерять. Также буду признательна, если вы подпишетесь на автора, чтобы помочь истории продвинуться и найти новых читателей.
Александра
С утра всё шло наперекосяк. Хотя нет, вру. Сначала всё шло как обычно, а потом начало валиться, словно карточный домик, который зачем-то решили построить на сквозняке.
Сначала шеф объявил срочное совещание, хотя «срочное» в его лексиконе означало «обязательно затянуть на два часа и не сказать ничего нового». Потом оказалось, что отчёт, который я сдавала ещё три дня назад, внезапно «не дошёл» – видимо, по дороге решил сменить карьеру и стать файлом-призраком. А ещё коллега, который всегда «забегает на минутку», снова завис у моего стола с вопросами, на которые я не знала ответов, но это его не останавливало.
Ну а когда мой ноутбук завис в самый неподходящий момент – а это, разумеется, было во время попытки заново отправить отчёт, – терпение треснуло, будто старый экран на телефоне.
– Да чтоб тебя… – прошипела я сквозь зубы и, недолго думая, приложила ладонью по крышке ноутбука.
Он замер. Подумал. И… не ожил. Зато пальцы ощутили лёгкое покалывание – будто вместе с очередной порцией стресса мне передали ещё и электрический заряд на удачу. Ну, хоть что-то.
– Ладно, ты победил, – пробормотала я, закрывая эту бесполезную груду пластика.
Сгребла со стола свою любимую кружку, в которой грустно плескался одинокий пакетик чая. Отправиться на лестничную площадку, выдохнуть и собрать мысли в кучу – это сейчас казалось самым разумным решением.
Офисный коридор встретил меня лёгким запахом кофе и чужих неразобранных задач. За дверью переговорной слышался чей-то надрывный голос – похоже, у кого-то тоже шёл «обычный день».
Лестничная площадка оказалась пустой. Я облокотилась на холодные перила, сделала глубокий вдох… и тут же фыркнула, обнаружив, что пакетик в кружке уже давно отдал воде всю свою душу, превратив чай в бледное подобие самого себя.
Ну что ж, хоть нервы отмочу.
В конце концов, если день решил пойти наперекосяк, то хоть я могу взять небольшую паузу и позволить себе пару минут тишины. До тех пор, пока кто-нибудь снова не скажет: «Слушай, а ты не знаешь, почему у нас интернет не работает?»
Стоило мне лишь позволить себе небольшую передышку от этого хаоса, как жизнь, видимо, решила, что я расслабилась слишком рано. Я только успела сделать ещё один глоток этого жалкого подобия чая, когда этажом ниже с силой хлопнула дверь – так громко, что звук разнесся по всей лестничной клетке, заставив меня вздрогнуть и машинально сжать кружку покрепче.
А затем я услышала голос. Знакомый, до боли узнаваемый, и – что самое неприятное – раздражённый.
Андрей. Мой жених.
Судя по всему, он тоже сегодня был не в лучшем настроении. Хотя, учитывая, что он работал здесь же, в этом же офисе, занимая должность старшего менеджера отдела рекламы, ничего удивительного в этом не было. Рабочие дни у нас обоих редко проходили без нервотрёпки, но сейчас его голос звучал не так, как обычно. В нём чувствовалось не просто недовольство – скорее усталость, вперемешку с раздражением и каким-то скрытым напряжением.
А вот второй голос, раздавшийся чуть позже, я узнала не сразу. Он был женский, требовательный, капризный и… неожиданно заносчивый.
– Сколько можно?! – визгливо фыркнула собеседница, давая понять, что терпение её на исходе. – Ты обещал, Андрей! Ты обещал! - Я замерла, вслушиваясь, и внезапно осознала, кому принадлежал этот голос.
Олечка.
Да-да, та самая Олечка, которую в нашем офисе знали как эталон нежности, доброжелательности и слащавой милоты. Именно её все считали божьим одуванчиком, трепетным созданием, способным довести до умиления даже самого чёрствого человека. Она умела делать такие наивные круглые глазки, что даже самые грозные начальники теряли боевой настрой, а любое сказанное при ней грубое слово встречалось таким укоризненным взглядом, что человек тут же начинал чувствовать себя последним негодяем.
И вот теперь этот милый и кроткий "одуванчик" стоял этажом ниже и требовал от моего жениха… бросить меня.
– Оль, я же говорил тебе… – Андрей явно пытался говорить спокойнее, но в его голосе звучала явная досада. – Я не могу вот так, сразу.
– Да сколько можно тянуть?! – снова раздалось возмущенное фырканье, сопровождаемое топаньем каблуков по кафельному полу. – Ты полгода назад говорил то же самое! Думаешь, я бесконечно буду это терпеть?!
Я прижалась спиной к холодной стене, пытаясь осознать услышанное и понять, какого чёрта здесь вообще происходит.
– Оль, – голос Андрея стал тише, но я все равно уловила в нем нотки раздражения. – Дай мне закончить этот контракт, и мы все решим.
Контракт. Контракт?!
Мой мозг заработал на полную мощность, пытаясь увязать воедино два совершенно несвязных, казалось бы, факта: моё утро, которое началось с зависшего ноутбука, и вот этот внезапный разговор этажом ниже, где мой жених почему-то обещал другой женщине "решить всё" после какого-то контракта.
Ну что ж… Похоже, этот день всё же смог меня удивить.
Я шагнула вперёд, ведомая вспыхнувшим внутри гневом и желанием во всём разобраться немедленно, не откладывая этот разговор на потом. Сердце бешено колотилось в груди, в голове уже складывались резкие, отточенные вопросы, которые я намеревалась задать Андрею, как только спущусь вниз. Я даже представила, как останавливаюсь перед ним, скрещиваю руки на груди, сверлю взглядом и требую объяснений, но реальность оказалась куда менее кинематографичной.
Как только моя нога должна была уверенно приземлиться на следующую ступеньку, я вдруг осознала, что её там… нет. Или она была, но на долю секунды раньше. Или позже. Как бы то ни было, привычная опора просто исчезла, оставив меня балансировать в нелепом положении, размахивая руками в тщетной попытке ухватиться за что угодно. Мир перед глазами качнулся, мой желудок сделал сальто, и прежде чем мозг успел обработать факт падения, тело уже отправилось в свободное плавание вниз.
Воздух вокруг на мгновение сгустился, замер вместе со мной, а затем всё закружилось в головокружительном вихре. Гравитация победила, как и всегда, но, вопреки логике и моим самым худшим ожиданиям, приземление оказалось далеко не таким болезненным, как могло бы быть. Я не ударилась спиной о твёрдый кафель, не скатилась вниз кубарем, ломая себе кости, не впечаталась в железные перила, которые могли бы оставить на теле синяки и ссадины. Нет, вместо всего этого я неожиданно рухнула на нечто мягкое, упругое и странно поскрипывающее подо мной.
Нужно ли говорить, что моё поведение знатно так разозлило Гектора?
Толпа мгновенно замерла, словно я только что сотворила нечто непоправимое, что-то настолько выходящее за рамки дозволенного, что даже самые безразличные зеваки вдруг начали таращиться на меня с плохо скрываемым ужасом. Торговец зло рыкнул, сузив глаза и подходя ближе, но, к моему удивлению, бить меня не спешил. Видимо, портить "товар" не входило в его планы. Вместо удара он вдруг усмехнулся, и эта ухмылка мне совсем не понравилась.
— Смелая, — протянул он, явно смакуя слово. — Что ж, у меня есть для тебя одно… интересное предложение.
Мурашки побежали по спине. Всё во мне протестовало против этих слов, но спросить, что именно он имел в виду, я не успела. Гектор уже развернулся обратно к клиентам, сменив злобу на привычную маслянистую улыбку, и продолжил торги, словно ничего не произошло.
Тем временем та самая брюнетка, ради которой я устроила этот мини-бунт, сама шагнула вперёд. Опустив голову, она послушно замерла на середине, и торговец снова начал расхваливать "благочестия" своей "драгоценной находки", уверяя покупателей, что лучшей кандидатуры им просто не найти.
Время шло, девушки исчезали одна за другой, отправляясь со своими новыми владельцами, а вместе с ними постепенно редела и толпа. Кто-то потирал руки, довольный удачной покупкой, кто-то, наоборот, ворчал, не найдя себе подходящего "товара", но в целом рынок постепенно затихал.
Я же стояла на месте, наблюдая за этим всем с нарастающим чувством обречённости. И когда осознала, что осталась одна-единственная, тут-то и началось самое "интересное". Гектор, как ни в чём не бывало, подошёл ко мне, недвусмысленно указав на центр подмостков. Я закатила глаза, но выбора у меня особо не было.
— Итак, — протянул торговец, оглядывая оставшихся зевак, — дама с… характером. Но ведь это даже интереснее, не так ли? Всего за… — он назвал цену.
Я не знала расценок этого мира, но даже мне было очевидно, что сумма смехотворная. В сравнении с тем, за сколько уходили остальные, мою цену можно было назвать разве что символической. Но даже за такие копейки никто не спешил меня покупать.
Торгаш усмехнулся, снова назвал сумму, уже ниже. Потом ещё. И так цена падала, пока в какой-то момент я не стала стоить… десять медяков. Десять! Это дешевле половины той самой несчастной рыбины, которую унес с собой мой потенциальный покупатель! Но даже за столь унизительную цену никто не торопился брать норовливую рабыню.
Я тяжело выдохнула. Возможно, мне стоило порадоваться, что среди покупателей не нашлось извращенца, любящего ломать непокорных жертв... Но, с другой стороны, долго ли этот приторговывающий людьми мерзавец будет ждать, прежде чем избавится от залежавшегося "товара" иным способом?
Последние зеваки начали расходиться, разочарованно переговариваясь – зрелища не получилось, товар не ушёл с молотка, а значит, ничего интересного тут уже не предвиделось. Гектор проводил их взглядом, что-то буркнул себе под нос и развернулся к своим змеежабам, которые по-прежнему жужжали возле трибуны, зловеще покачиваясь на лапах.
Уж не знаю, что этот торгаш собирался делать дальше, но судя по всему, я начала ему откровенно мешать. И, если честно, начинала подозревать, что в его голове уже оформился какой-то очень нехороший план. Я сглотнула, стиснув кулаки. Да уж, дожила! Уже готова была предпочесть даже какого-нибудь неприятного извращенца, лишь бы не оставаться здесь!
И именно в этот момент из толпы раздался хриплый, надтреснутый голос:
— Говорите, рабыня всего за десять медяков?
Я резко обернулась и уставилась на говорившего с такой надеждой, словно он был моим единственным спасением. Старичок, опираясь на посох, разглядывал меня с прищуром, словно прикидывая – а стоит ли оно вообще своих денег?
Я отчаянно улыбнулась покупателю, вкладывая в эту улыбку всю свою надежду, отчаяние и мольбу о спасении. Седовласый мужчина чуть склонил голову набок, словно оценивая, а потом, к моему облегчению, всё же шагнул вперёд. Гектор, заметив хоть какой-то интерес к «испорченному товару», моментально воспрянул духом и решил не упускать свой шанс.
— Десять медяков? — фыркнул он, нацепив на лицо самодовольную ухмылку. — Да вы, уважаемый, видно, не расслышали. За такую… э-э-э… живую девушку цена будет не меньше пятидесяти!
— Так вы ж только что десять сказали, — прищурился старичок, постукивая пальцами по посоху.
— Слушай, дед, ты вообще торговался когда-нибудь? — Гектор картинно всплеснул руками. — Это же аукцион! Я дал стартовую цену, а дальше уже идёт борьба за лучший товар!
— Лучший товар, говоришь? — Покупатель хмыкнул, окинул меня взглядом и нарочито громко почесал затылок. — А чего ж его тогда до сих пор никто не купил?
Я громко закашлялась, прикрывая смех кулаком, а торговец тут же скривился, но сдаваться не собирался.
— Ладно, — нехотя протянул он, явно пытаясь выжать максимум. — Специально для вас сделаю скидку. Пускай будет… сорок!
— Десять.
— Тридцать пять!
— Десять.
— Да чтоб тебя… Ладно, тридцать!
— Десять.
— Да ты хоть понимаешь, сколько яда мои коштоплюи на неё потратили?! Двадцать пять!
— Десять, — невозмутимо повторил старик.
— О, да чтоб ты!.. — Гектор гневно сверкнул глазами, но тут же заметил, что народ вокруг окончательно потерял интерес и уже начинал расходиться. Явно понимал, что или он отдаст меня за десять, или вообще останется ни с чем.
— Ладно! — взревел он, махнув рукой. — Забирай!
— Отлично, — довольно кивнул покупатель, доставая из кармана звонкие монетки.
А я смотрела на это и думала: ну вот, теперь моя официальная цена — десять медяков. Дешевле рыбы.
Кристиан Виери
День не задался с самого утра.
Я выполнил работу в поместье барона Рауди, избавил его земли от проклятых киторогов, и, по идее, теперь должен был бы пересчитывать заработанные монеты. Но вместо обещанной платы (правда, мой сосед упоминал об оплате всего раз и то вскользь) я получил лишь крепкое рукопожатие и долгий разговор о былых деньках. Барон с энтузиазмом вспоминал, как мы когда-то вместе сражались против орды некросуществ, а под конец философски изрек:
Александра
Старик неторопливо отсчитал монеты, одна за другой, словно растягивая удовольствие, а затем передал их торговцу. Тот, конечно, недовольно скривился, но, взвесив в ладони звонкую плату, всё же принял её, хоть и не без усмешки.
— Повезло тебе, — протянул он, но в его голосе звучало слишком много ехидцы, чтобы я поверила в искренность этих слов.
Я лишь пожала плечами и устремила взгляд на своего покупателя. Ну и? Какие дальнейшие распоряжения?
Старик тем временем кряхтя приподнял с земли мешок, явно набитый чем-то тяжелым, и, закинув его на плечо, чуть пошатнулся. Я даже мысленно приготовилась к тому, что мой новый хозяин сейчас свалится набок, но он выстоял.
— Пойдём, — только и сказал он, шагая прямо в гущу рыночной круговерти.
Мы лавировали среди покупателей, осторожно пробираясь сквозь плотную толпу. Старик двигался неторопливо, но уверенно, а мне приходилось то и дело уворачиваться от размахивающих корзинами торговок, проворных мальчишек-разносчиков и покупателей, которые совершенно не спешили уступать дорогу. Наконец, после нескольких минут этого своеобразного квеста, мы выбрались на тихую улочку.
Мой провожатый тут же опустил свой мешок на землю, шумно выдохнул и вытер пот со лба. Весь этот "перерыв" мы провели в полной тишине, если не считать его хриплого дыхания.
Когда старик уже засобирался дальше, я решила проявить участие и набиться в помощники.
— Давайте я понесу, — предложила. — Я крепкая, десять килограммов точно осилю.
Ну, серьезно, мне было несложно, а вот старика было даже немного жалко. Но стоило мне это сказать, как он резко вскинул голову и посмотрел на меня так, словно я только что не просто оскорбила его, а заодно и его покойную матушку, воспитавшую столь гордого джентльмена.
— Идите за мной, — только и сказал мой провожатый, не без усилия закидывая мешок на спину и двигаясь вперед.
Я послушно последовала за ним, попутно глазея по сторонам. Городок оказался небольшим, но весьма оживленным. Узкие мощеные улочки, двухэтажные дома с деревянными ставнями, крытые черепицей или, у кого совсем не задалось в жизни, соломой. На каждом углу то и дело попадались лавки с фруктами, тканями, керамикой и еще кучей всякого хлама, который наверняка казался ценным только его продавцам. Люди были заняты своими делами: кто-то торговался до хрипоты, кто-то тащил на плечах связки дров, а кто-то, судя по выражению лица, уже мысленно сидел в таверне, обнимая кружку с пивом.
Мы шли довольно долго, пока наконец не добрались до стоянки... телег? Да, именно телег! Возницы лениво обсуждали что-то между собой, лошади переминались с ноги на ногу, а в одной из повозок спал какой-то дедок, мирно посапывая. Мой провожатый, не теряя времени, уверенно взобрался на одну из телег и протянул мне руку. Я на секунду задумалась, но все же приняла помощь и оказалась рядом с ним.
Затем старик вытащил из кармана пару монет и протянул их вознице. Тот, прищурившись, пересчитал деньги, крякнул и махнул рукой, показывая, что мы можем сидеть и ждать.
Я огляделась. Люди медленно заполняли телеги, устраиваясь так, чтобы по возможности не касаться друг друга. Ну точно средневековая маршрутка! Разве что без кондуктора, требующего передать за проезд.
Пока телега наполнялась пассажирами, я незаметно поерзала, устраиваясь поудобнее. Мягких сидений, разумеется, не предусматривалось, зато можно было опереться на борт повозки и любоваться закопченной стеной ближайшей таверны.
Спустя какое-то время возница крикнул что-то невнятное, дернул поводья, и наш транспорт, скрипя колесами и постанывая досками, тронулся с места. Через несколько минут мы окончательно покинули шумную стоянку, а вскоре выехали и за пределы города, оставив за спиной гомон, пыльные улочки и ощущение, что я попала в какой-то совсем не запланированный квест.
По мере того как мы продвигались вперед, пассажиры один за другим покидали повозку. Сначала вышла пожилая женщина с корзиной яиц, потом мужчина с мешком зерна, а затем и молчаливая пара, что всю дорогу сидела, едва ли не слипшись плечами. Возница только фыркал и покрикивал, подгоняя лошадей, а телега продолжала неспешно скрипеть, сотрясаясь на ухабах.
В какой-то момент я поняла, что осталась в повозке одна, если не считать моего спутника. Мы продолжали ехать, пока возница вдруг не бросил короткий взгляд через плечо и хрипло спросил:
— В поместье?
Мой провожатый молча кивнул.
Возница тяжело вздохнул, явно не в восторге от идеи ехать так далеко. Но деньги были взяты, так что выбора у него не оставалось. Он снова хлестнул поводьями, и лошади неохотно потянули повозку вперед.
Дорога становилась все менее проходимой, деревья смыкались над нами плотным навесом, заросли по бокам постепенно превращались в настоящую чащу. Колеса скрипели, повозка то и дело подпрыгивала на корнях и кочках, а я уже начала сомневаться, что мы вообще куда-то доедем.
И тут, неожиданно для меня, телега резко остановилась. Я чуть не свалилась вперед, а мой спутник лишь спокойно кивнул вознице в знак благодарности, не забыв прихватить с собой свой мешок.
— Дальше пешком, — бросил он, выбираясь из повозки.
Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Мы углубились в лес, ступая по узенькой тропинке, которая едва проглядывала среди густых кустов. Эти зловредные растения будто сговорились окончательно испортить мою одежду — их ветки цеплялись за ткань, оставляя новые зацепки и прорехи. Казалось, еще немного, и я превращусь в настоящий пугало, будто мне было мало валяния на сене в компании коштоплюев.
Шли мы долго. Лес казался бесконечным, и только спустя пару километров впереди показался силуэт темнеющего здания. Я прищурилась, пытаясь разглядеть его получше, и с каждым шагом мои опасения только росли.
Когда мы подошли ближе, я увидела покосившийся забор, который, кажется, держался исключительно на честном слове. Ворота висели на одной петле, словно в любой момент готовы были сдаться и рухнуть. В голове тут же всплыли кадры из фильмов ужасов, где герои по какой-то причине всегда решают зайти в такие вот подозрительные места…
Александра
Я едва сдержала ухмылку, когда этот аристократишка вдруг решил устроить мне допрос.
— Послушайте, госпожа, у вас здесь есть семья? Родные? Близкие? — голос его был ровным, но я чувствовала: за внешним спокойствием скрывается настороженность.
Я пожала плечами и неопределённо махнула рукой.
— Здесь нет... — ответила я уклончиво, старательно избегая подробностей.
Возможно, он пытался найти выход из сложившейся ситуации. К примеру, если бы у меня здесь были родственники, они, вероятно, могли бы возместить ему затраченные средства, а может, даже приплатить сверху — за спасение любимой дочери, сестры, жены или племянницы (нужное подчеркнуть).
Но, увы, нищему герцогу и тут не повезло. Моё молчание, судя по всему, не устроило мужчину, потому что после паузы он уточнил:
— А имя у вас хоть есть?
А вот теперь юлить не получится. Я слегка прикусила губу, размышляя, насколько моё имя может выделяться среди здешних. Но, в конце концов, выбора у меня не оставалось.
— Александра, — честно призналась я, пристально глядя на своего нового "хозяина".
Надеюсь, в этом мире встречаются такие имена… Герцог явно собирался продолжить допрос, но прежде чем он успел открыть рот, в дверях появился Орлин.
— Господин, обед готов, — торжественно сообщил он.
Я успела заметить, как лицо его "господина" на мгновение исказилось досадой — очевидно, появление слуги оказалось некстати. Но вместо того чтобы отложить разговор и просто уйти, этот аристократ неожиданно обратился ко мне:
— Пойдёмте.
Он развернулся и двинулся вперёд, явно ожидая, что я последую за ним.
Я чуть замешкалась, но все же поспешила за мужчиной. Да и честно говоря, запах еды, который начал пробираться из столовой, был слишком заманчивым, чтобы отказываться.
Мы прошли по пустому, но достаточно чистому коридору. Видно было, что хоть в этом доме и царило запустение, кое-кто всё же следил за порядком. Наконец мы добрались до столовой. Когда-то, наверное, она выглядела великолепно, но сейчас казалась скорее бледной тенью своего прошлого. Зато солнечный свет, пробивающийся сквозь большое окно, всё ещё придавал ей уюта.
На небольшом столе ютились две тарелки. Я осмотрела нашу компанию, быстро прикидывая расклад. Нас трое. Кто-то не будет есть? Моё внимание невольно переместилось на Орлина. Если пригласили меня, значит, по идее, накормят. Герцог тоже не походил на того, кто добровольно откажется от обеда. Значит...
Я уже открыла рот, чтобы спросить, но старик сам поспешил объяснить:
— Я поем на кухне, госпожа. А вы всё же как ни как... гостья.
- "Ага, гостья за десять медных монет", — хмыкнула я про себя.
Тем временем хозяин сего поместья уверенно направился к столу и занял место во главе, откинувшись на спинку стула. Некоторое время он просто смотрел на стоявшую перед ним тарелку с бобами, будто бы оценивая её или, возможно, мысленно приправляя воображаемыми специями. Затем его взгляд переместился на меня, и он небрежно указал на второй стул рядом с собой:
— Присаживайтесь.
Я замерла, не торопясь выполнять это распоряжение.
Вся сцена казалась мне подозрительной — два стула, две тарелки, а Орлин, который явно должен был быть третьим за этим столом, вдруг решил есть на кухне. Похоже, он просто уступил свое место мне. И почему-то это вызвало у меня неловкость.
Я сглотнула, почувствовав, как от напряжения сжался желудок, но потом, прежде чем успела хорошенько обдумать ситуацию, из меня само собой вырвалось:
— Я тоже поем на кухне.
Только сказав это, осознала, что сейчас нахожусь далеко не в том положении, чтобы привередничать. Оба мужчины удивлённо уставились на меня, словно я только что заявила, что питаюсь солнечным светом и чистым воздухом.
Первым пришёл в себя зануда-герцог. Он вдруг встал, бесшумно подхватил свою тарелку, затем мою, и не сказав ни слова, направился к выходу. Я даже не сразу поняла, что происходит. Орлин, кажется, тоже был озадачен. Он только приподнял брови, провожая взглядом своего господина, а потом перевёл его на меня, явно ожидая, что я всё-таки передумаю.
Но хозяин особняка уже достиг двери. Остановившись на пороге, он слегка повернул голову и спокойно спросил:
— Ну, вы идёте?
Я моргнула, пытаясь осознать, что вообще происходит, а потом, заметив, что он даже не оглянулся, чтобы посмотреть на мою реакцию, поспешила за ним.
Мы прошли по неприметному коридору, выложенному тёмными каменными плитами, стены были грубовато оштукатурены, но пахло здесь не затхлостью, как в остальной части дома, а чем-то тёплым — травами, дымом и свежим хлебом. На удивление, здесь, на кухне, было гораздо уютнее, чем в нарядной, но холодной столовой.
Маленькое окно под потолком впускало мягкий свет, танцующий на стенах. В углу мерно потрескивал очаг, из глиняного горшка поднимался аппетитный пар, а у стола стояло три не слишком изящных, но крепких табурета.
Герцог молча поставил наши тарелки на стол, и мы сели, не обмолвившись ни словом. Обед был скромный — бобы с чем-то похожим на тушёные коренья, но я уплетала за обе щеки, даже не пытаясь делать вид, что мне не хочется есть. Лорд ел медленно, задумчиво. Орлин присоединился к нам с опозданием и сел в сторонке, чуть ли не на краешек табурета, как будто боялся случайно нарушить какое-то воображаемое правило.
Когда же тарелки опустели, я с неожиданной для самой себя решимостью встала.
— Я помою посуду.
— Вы?.. — удивился хозяин поместья, приподняв бровь.
Орлин чуть не уронил ложку.
Но я уже подошла к большому деревянному умывальнику, откуда шёл слабый пар, и принялась за дело. Приспособление, которым тут заменяли обычную мочалку, напоминало комок из высушенных корней, обмотанный грубой верёвкой. На удивление, оттирало всё отлично.
Мужчины молча наблюдали за мной. Я чувствовала их взгляды и, кажется, слегка наслаждалась моментом. Они, похоже, не знали, что больше поражает — мой энтузиазм, ловкость, с которой я управлялась, или сам факт того, что я, девушка с "аристократической дикцией", добровольно занялась такой работой.
Александра
Комната, в которую меня проводил Орлин, оказалась удивительно просторной — особенно для рабыни, которой, по идее, полагалась лишь клетушка где-нибудь под лестницей. Я прошла внутрь, на ходу осматриваясь, и невольно замедлила шаг. Помещение, хоть и пустовато, выглядело ухоженным и… каким-то спокойным.
У окна стояла аккуратно заправленная кровать — не роскошная, но чистая, с выглаженным бельём. Неужели здесь действительно кто-то собирался принимать гостей? Или Орлин по старой привычке всегда держит комнату в порядке, на всякий случай?
У противоположной стены стоял старенький, но крепкий столик с крошечным зеркалом. Оно чуть покосилось и потускнело от времени, но всё ещё позволяло рассмотреть отражение. Рядом — один-единственный стул. Мне и этого было более чем достаточно. После сегодняшнего дня я бы и на полу смогла уснуть без особых жалоб.
Пол — тёмный, когда-то, возможно, даже восковой, но теперь потускневший и потёртый. Я заметила следы от давно убранной мебели: то ли от массивного шкафа, то ли от комода. Впрочем, какая разница? Даже если бы они остались, толку от них немного. У меня ведь нет ничего, кроме моего потрепанного костюма и свободной головы на плечах.
Я медленно опустилась на край кровати и выдохнула. Странное чувство — словно я попала в чужую жизнь. Временное убежище, которое не знаешь, как долго продлится.
После того как я провела пару минут в раздумьях, я решила, что стоит немного исследовать это место. Здесь было гораздо чище и опрятнее, чем в центральном холле, который, как мне показалось, был специально оставлен в запущенном состоянии, будто хозяин поместья пытался оттолкнуть всех визитеров. Это не могло меня не озадачить. Внезапно в мою голову пришла мысль: что, если я могу помочь? Исправить что-то в этом месте?
С этой идеей я уверенно направилась к двери, спустилась на первый этаж и по памяти нашла кухню. Орлин, как и следовало ожидать, был там. Я подошла к нему и, не теряя времени, сразу же вывалила на мужчину свою просьбу:
— Мне нужно тазик с теплой водой, несколько тряпок, веник и совок, — сказала я, не объясняя сразу, зачем. Орлин посмотрел на меня с явным недоумением, и я с улыбкой добавила: — Планирую отплатить за вкусный обед.
Орлин, хоть и смотрел на меня с подозрением, без особых возражений принес всё, что я просила: таз с тёплой водой, старенькие, но ещё пригодные тряпки, веник и совок. Однако, когда я потянулась, чтобы взять хоть часть этого нехитрого инвентаря, он нахмурился и коротко бросил:
— Не утруждайтесь, госпожа.
И, будто это само собой разумеется, последовал за мной с полной хозяйственной экипировкой. Я молча пожала плечами — спорить не имело смысла. Пусть будет по его.
Мы прошли обратно в холл, где царила усталая, пыльная тишина. Я направилась в дальний угол, опустилась на колени, и, пока Орлин наблюдал с растущим интересом, вцепилась пальцами в край старого ковра. Пошевелила. Поддался. С глухим треском я потянула вверх и начала отрывать его от пола, освобождая давно забытые мраморные плиты.
— Что вы делаете?! — наконец не выдержал старый слуга, чуть не уронив совок.
Я лишь усмехнулась:
— Избавляюсь от иллюзий. Когда-то этот ковер, возможно, выглядел роскошно, но сейчас это просто потрёпанные ошмётки. Не стоит цепляться за то, что давно потеряло своё достоинство.
Он стоял молча, пока я аккуратно отделяла куски: более-менее сохранившиеся складывала в сторону — может, ещё пригодятся, а истлевшие, выцветшие, в пятнах и с прожженными краями — отправляла в кучу у двери, что, как он сам говорил ранее, вела во двор. Думаю, найдётся способ и от этого избавиться.
Когда большая часть пола в углу оказалась освобождённой, я взялась за веник и начала методично подметать мраморные плиты, открывая потихоньку остатки былого величия этого помещения. И чем больше очищала, тем отчётливее ощущала желание — нет, необходимость — вернуть этому дому хоть немного уюта и достоинства.
Как только я закончила с полом в дальнем углу, не останавливаясь, взялась за стены. Пыль и паутина облепили всё, что можно было облепить — особенно вверху, где моя рука даже с натяжкой доставала только до нижнего карниза. Я поднялась на цыпочки, потянулась — и тут поняла, что мне элементарно не хватает роста. Только вздохнуть собралась, как вдруг заметила, что Орлин куда-то исчез. Но долго гадать не пришлось — уже через минуту старик вернулся, волоча за собой древнюю, повидавшую многое лестницу-стремянку, перекладины которой скрипели с характерной обидой старого дерева.
— Позвольте, я сам, — с невозмутимым видом сказал мужчина, хватаясь за одну из перекладин, будто собирался самостоятельно полезть наверх.
Я еле сдержала смешок и покачала головой:
— Орлин, нет. Боюсь, она может вас не выдержать. А я, если что, хотя бы успею схватиться за что-нибудь. Например, за то резное украшение в оконной раме, — указала я на вычурный деревянный элемент, выцветший, но всё ещё крепко державшийся на месте.
Мой помощник фыркнул, но отступил, махнув рукой, мол, делайте, как знаете. А я, поднявшись на шаткую лестницу, начала осторожно сметать вековую пыль с верхней части стены. Щекотка паутины на лице, пыль в носу — не самое приятное занятие, но зато результат был на лицо. С каждым взмахом тряпки становилось светлее — как будто не только в комнате, но и внутри меня.
Мы работали практически до самого заката. Время будто растворилось в шелесте веников, стуке щёток и мягком скрипе старых половиц коридора, по которому мы сновали туда-сюда, вынося мусор. А когда я, вытерев лоб рукавом, в который уже изрядно впиталась пыль, наконец огляделась — не узнала холл. Мы очистили огромный участок, и передо мной открылась та самая скрытая под мусором и ковровыми лохмотьями красота: сероватый каменный пол с вкраплениями изумрудного оттенка. Эти " звезды" будто оживали каждый раз, когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь огромное арочное окно, касались их — и тогда камень вспыхивал холодным, почти магическим сиянием.
Кристиан Виери
Я подхватился с первыми проблесками рассвета, легко, будто и не ложился вовсе. Рутина была отложена — сегодня я планировал кое-что важное. Тихо, чтобы не разбудить никого, вытащил из своего тайника, надёжно припрятанного под одной из половиц в комнате, небольшой мешочек с монетами. Скопленное честным трудом, скромное, но выстраданное.
Сжав его в руке, я пробежал по лестнице вниз и вдруг застыл посреди холла, словно в меня кто-то метнул ледяной снаряд. Вчера вечером здесь было темно, я почти не обращал внимания на помещение, но сейчас... Сейчас всё изменилось.
Один из углов холла — тот, который раньше напоминал декорации к пьесе "Особняк проклятых" — теперь выглядел так, будто его только что отреставрировали. Чистый пол, стены без паутины, даже воздух казался чище. Вот чем они занимались весь день. Пока я, весь в стружке и древесной пыли, чинил телегу и колол дрова, эта... Саша в обносках драила холл. А я-то ещё удивлялся, почему за ужином её одежда выглядела так, словно её пустили на войну против мебели.
Я ухватил кошель крепче, почти сжав в кулак собственные мысли, и коротко кивнул. Решение было принято.
Выскочив из особняка, быстро зашагал по заросшей тропе, ведущей к проезжему тракту. Местами её почти поглотила природа, но я знал, где пролегает путь. А выйдя на широкий шлях я осознал, что к моему счастью, долго ждать не придется — вскоре на дороге показалась телега, неспешно катившаяся в сторону города, лошадь лениво перебирала ногами, а селянин за вожжами выглядел так, будто спал на ходу.
— Эй! — позвал я, поднимая руку.
Мужик вздрогнул, ойкнул, будто я из кустов выскочил с рогами и хвостом, и судорожно дёрнул вожжи. Лошадь фыркнула, но остановилась. Тогда-то мужчичок и уставился на меня, выпучив глаза.
Ну, что сказать — утренний я и правда не самое приятное зрелище.
Старик, оказавшийся куда приветливее, чем его испуганный вид сулил вначале, охотно согласился подбросить меня до города. Более того — когда я попытался протянуть ему монету, тот буквально отмахнулся.
— Да куда мне с вас деньги-то брать, Ваша Светлость? Мы и так на вашей земле живём, налогов не платим, хоть как-то должны быть полезны.
Я сжал кошель крепче, прижав его к груди, но ничего не ответил. Объяснять крестьянину, что право жить без налогов у него прописано в грамоте с печатями и подписями, мне показалось лишним. Пусть считает это доброй волей, хуже от этого не будет.
Когда телега, качаясь и поскрипывая, наконец добрела до городских ворот, я спрыгнул с неё и, коротко кивнув старому извозчику, поблагодарил его с такой искренностью, будто он спас меня от дикого зверя, а не просто подвёз.
— Доброй вам торговли! — крикнул он мне вслед, тронув лошадь. Я махнул рукой, уже углубляясь в городские улицы.
Первым делом направился на торговый проспект — сердце всех слухов, сделок и утренней суеты. Проходя мимо витрин с изысканными корсетами, платьями с кружевами и шёлковыми лентами, я лишь фыркнул. Монет у меня на такие красоты хватило бы разве что на одну пуговицу от них. Но я и не собирался покупать наряды для леди. Мне нужно было нечто практичное, приличное, и подходящее для... скажем так, активной девушки, которая отчаянно шлифует древние полы в мрачных особняках.
Вот только была одна проблема — я абсолютно не знал, что в городе сейчас носят молодые горожанки. Для этого стоило бы быть чуть более внимательным... или хотя бы иногда смотреть по сторонам.
Я прошёлся по улице, лениво бросая взгляды на вывески и витрины. Большинство лавок всё ещё были закрыты, окна запотевшие, двери плотно подперты изнутри. Утро только начиналось. Но один магазинчик, с аккуратной вывеской в виде цветочного венка и настоящими геранью и лавандой в горшках у входа, как раз распахнул свои двери.
Вдохнув терпкий аромат, я шагнул ближе и неуверенно подошёл к женщине средних лет, поправлявшей ленты на манекене у входа. Она взглянула на меня с интересом — может, запоздалая благодарность за столь раннего покупателя, а может, просто привычка оценивать клиентов по сапогам и взгляду.
— Мне нужно платье… — произнёс я, прекрасно осознавая, насколько "информативно" прозвучала эта фраза, особенно в лавке, где, кроме платьев, практически ничего и не продавалось. Разве что ленты, кружева и ворохи женских разговоров впридачу.
Женщина не моргнув глазом, бодро улыбнулась и жестом пригласила внутрь:
— Заходите, сейчас подберём.
Она открыла передо мной дверь, и я словно шагнул в другой мир. Мир оборок, рюш, кружев, шелестящих тканей, манекенов и лоскутков всех возможных цветов. О боги. И как тут вообще что-то выбрать?
— Вам для кого? Для супруги? — поинтересовалась она, не узнавая во мне аристократа и разговаривая совершенно прямо. Даже с лёгкой, добродушной насмешкой.
Я на секунду задумался. Объяснять, кто такая Александра, почему у неё на спине следы от ведра, а её пальцы больше похожи на руки ремесленницы, чем леди — точно не стоило. Потому я просто кивнул:
— Да. Для супруги.
Продавщица оживилась, лицо её расплылось в деловой улыбке:
— Какое у неё телосложение? Любимые цвета? Предпочтения по фасону? Что носит обычно?
Я застыл на месте, беспомощно переминаясь с ноги на ногу, как провинившийся ученик. В голове не было ни единого толкового ответа. Цвета? Вчерашний её наряд был скорее… "запылённый" и "измученный", чем какой-то определённой гаммы. Телосложение… нормальное телосложение? Ну не дракон же.
— Э-э-э… — издал я гениальный звук, продолжая топтаться на коврике и выглядеть, вероятно, как испуганный оленёнок среди кружевных салфеток.
— Так, понятно. У нас здесь особый случай, — усмехнулась женщина, с опытным прищуром окинув меня с головы до ног, будто пытаясь через мое лицо считать параметры «супруги».
— Начнём с самого простого. Она высокая? Худенькая, среднего телосложения или пышечка?
Вопросы посыпались на меня, как зерно из рога изобилия. Но, к моему удивлению, я отвечал уверенно. Образ Александры — взъерошенной, упрямой, слегка раздражённой, но чертовски настоящей — уже давно прочно засел у меня в голове. Я без запинки описал её рост, фигуру, даже плечи и изгиб шеи. Продавщица с любопытством кивала, и на её лице явно читалось удовлетворение: клиент хоть и странный, но наблюдательный.
Я спустилась на первый этаж так осторожно, словно была не гостьей этого особняка, а шпионом с полным пакетом компромата. Каблуки — если бы они у меня были — наверняка бы цокали по ступеням, выдавая моё приближение. А так — тихо, словно заправский вор, я скользнула в боковой коридор и поспешила к кухне.
Внутри, как и ожидалось, был только Орлин. Похоже, герцог действительно решил спрятаться у себя в кабинете. Ну и ситуация… Только утром он вручает мне бельё, а теперь сбегает, будто я ему призналась в любви.
— Ну что ж, — сказал Орлин, не поднимая взгляда от котелка, — садитесь, Александра. Будем обедать.
Мы расположились за небольшим столом, посуда уже стояла на своих местах, и вскоре передо мной оказалась миска с чем-то весьма... удивительным. Вместе с упомянутыми ранее бобами на этот раз нас ждал обед с изысками: странная кашица из неопознанного корнеплода, по вкусу напоминавшая кабачковую икру. Лёгкая, нежная, с едва уловимыми специями и ароматом чего-то свежего.
Я попробовала ложку — и не сдержала одобрительного "ммм". Вкусно.
Особенно приятно чувствовался свежий привкус перебранной мною зелени. Пикантная, хрустящая, она отлично дополняла блюдо, придавая ему характер. Словно намёк: «Да, это всё ещё деревенская еда, но уже с претензией».
Мы ели молча, каждый погружённый в свои мысли. Но, несмотря на молчание, в воздухе повисло едва уловимое ощущение уюта. Будто в этом запущенном особняке впервые за долгое время кто-то действительно начал жить.
Мы быстро справились с обедом — каждый ел с деловитостью, будто за этим следовал важный этап работы. Я проглотила последнюю ложку вкусной корнеплодной кашицы, поставила миску в раковину и тут же принялась за мытьё посуды. Торопливо, почти суетливо, словно меня кто-то гнал — может, моё же собственное беспокойство.
Вода весело побулькивала в тазу, я быстро сполоснула миски, протёрла их чистым полотенцем и аккуратно расставила по полкам. Порядок на кухне воцарился всего за пару минут.
— Если вы не заняты, можем продолжить уборку холла, — предложила я, вытирая руки о подол.
Орлин смерил меня спокойным, внимательным взглядом, будто оценивал — не передумала ли я? Но затем лишь коротко кивнул.
— Сейчас, — буркнул он и неспешно направился в кладовую.
Я уже знала, что именно он там ищет. Через мгновение старик вышел, привычно сгибаясь под тяжестью ведра, щёток и тряпок. Всё выглядело как-то... уютно-обыденно. Будто мы не в заброшенном особняке, а просто готовимся к генеральной уборке перед каким-то большим семейным праздником.
Сегодня дело спорилось куда лучше, чем вчера. Мы с Орлином уже были настоящими «бывалыми» мастеровыми — знали, с чего начать, как не мешать друг другу, где и как проще подлезть с тряпкой, а где лучше не тратить силы. Работа шла так ловко, что к вечеру мы практически закончили весь холл — огромный, запущенный и пыльный.
Несколько раз я краем уха слышала скрип дверей на втором этаже. Похоже, Кристиан пытался выбраться из своего добровольного заточения, но, услышав нашу неумолимую суету, топот, скрип щёток, звон ведра, — тут же решал, что стоит пересидеть ещё немного. Ну да, появиться в разгар уборки — это ж себя подставить. В итоге он так и не рискнул показаться.
До полного завершения оставался лишь небольшой участок возле парадного входа, но когда я уже собралась добить его, Орлин строго покачал головой:
— Всё. Пора готовить ужин. Мясо разделывать, приправлять. Не хватит времени, если будем возиться дальше.
— Я могу закончить тут одна, — воскликнула, наивно думая, что это как-то его убедит.
Старик даже не ответил. Просто посмотрел на меня тем самым взглядом, в котором смешались укор, недовольство и, возможно, тень заботы. Я быстро поняла, что спорить бесполезно — этот взгляд был красноречивей любых слов.
Так что пришлось сдаться и пойти на кухню — резать, чистить, шинковать. Да и ужин, если честно, я заслужила. Но вместо того, чтобы напрячь меня в качестве помощника на кухне, старый слуга вдруг направился в кладовую, из которой я услышала его уверенный голос:
— Идите отдыхать. У вас и так руки уже по локоть в мыле. — Он даже не дал мне возразить, молча сунул в руки сложенное полотенце и мыло, а сам осторожно поставил на пол у ног аккуратный тазик с тёплой водой. Пар от него поднимался мягким облачком, будто приглашая забыть обо всём хотя бы на пару минут.
Я растерянно моргнула, не сразу поняв, что всё это — для меня.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я, и вдруг почувствовала, как щеки предательски розовеют. — Правда, спасибо за заботу.
Старик фыркнул, отмахнулся, но на секунду в его взгляде мелькнуло что-то, похожее на одобрение.
— Вот что. Раз уж вы теперь у нас как… человек постоянный, — проговорил он, словно взвешивая слова, — может, стоит примерить один из тех нарядов, что господин вам передал? А то вдруг они вам вовсе не по росту — переделывать придётся, пока не поздно.
Я даже не знала, что сказать. Ловушка! Вот ведь старый лис — подбросил идею как бы между делом, а теперь попробуй откажись, не вызвав подозрений.
— Я подумаю, — кивнула и, подхватив тазик, отправилась в свою комнату. В конце концов… вдруг действительно что-то из вещей подойдёт.
Я зашла в небольшую комнатку, что когда-то служила умывальней, и с облегчением сбросила с себя пропылённую, ставшую почти родной, но уже изрядно потрёпанную одежду. Она буквально осыпалась с меня пылью прошедшего дня, и я с радостью подставила лицо и руки под тёплую воду из тазика. Никакой тебе ванной с лепниной, шёлковыми шторами и ароматной пеной, но даже этот простой тазик был блаженством после всего, что я пережила за последние дни.
Я осторожно плеснула на плечи, смыла с шеи копоть и пот, а потом и вовсе закрыла глаза, наслаждаясь ощущением тепла на коже. Мыло пахло травами — просто, но приятно. Тело будто благодарило меня за заботу, и на минуту мне даже показалось, что я снова та девушка из прошлого мира, у которой был доступ к обычным благам цивилизации.
Вот только вышло всё не так, как я рассчитывал. Ночь выдалась тёмной, плотной, словно чернила, и я наконец-то начал проваливаться в сон, когда кто-то настойчиво постучал в дверь. Стук был сдержанный, но уверенный — прибывший по мою душу явно не планировал уйти ни с чем. Я приподнялся, всё ещё сражаясь с остатками сна, и услышал голос Орлина:
— Господин... простите, но вы должны спуститься. У нас… гость. И, боюсь, не с добрыми вестями.
Сон слетел с меня моментально. Я вскочил, наспех оделся, даже толком не застегнув рубашку. На первом этаже было прохладно, как и бывает летними ночами, когда в старом доме гуляют сквозняки. В холле царила полутьма, лишь одинокая свеча на столике отбрасывала зыбкое, дрожащие пятно света. В его неровном сиянии я увидел мужичка — встрёпанного, измученного, будто он проделал путь бегом.
Одет он был в выцветшую, потёртую рубаху, и хоть моя одежда была из более дорогой ткани, выглядел я сейчас ненамного лучше. Мужик вжал в ладони мятую кепку, в которой, похоже, провёл целый день, а может, и не один. Завидев меня, он судорожно кивнул, будто боялся, что я прогоню его обратно в ночь.
— Милорд… простите, — заговорил он срывающимся голосом. — У нас беда… ржанники. Они вернулись.
Я сжал пальцы в кулак, сохраняя внешнее спокойствие.
— Один из наших… Валин… он вёз овощи в город на продажу. Вернее, пытался. Его нашли… телега разбита, лошадь мертва, а сам он — еле жив. Говорит, они вылезли из ущелья, словно тень. Он едва успел добежать до деревни…
Челюсть непроизвольно сжалась. Ржанники. Существа из Чернополосского ущелья, которых многие уже начали считать байкой, страшилкой для детей. Видимо, зря.
— Вы уверены, что это именно они? — нахмурился я, стараясь сдержать скепсис. — Может, волки? - Хотя… и с волками нужно расправляться, если те начинают лезть в поселения.
— Нет, милорд… не волки… — крестьянин нервно сглотнул, уставившись куда-то мне за плечо. — Валин, он сам видел. Собственными глазами. Говорит — черные, будто сажа, высокие… И тени от них — не такие, как у людей… И зубы у них… словно обломки кос.
Мужичок мял в руках свою кепку, будто надеясь стереть с нее остатки страха. Несколько секунд молчал, а потом, наконец-таки решившись, заговорил дальше, уже как-то сдержаннее и виновато:
— Милорд… мы, конечно… мы не платим налоги. И давно. Нас ведь еще тогда, пятнадцать лет назад, освободили… когда вся эта нечисть из ущелья прорвалась. Все тогда горело, рушилось… Герцог Виери — ваш отец, — мой гость торопливо перекрестился, — он же спас всех. Со своими… рыцарями. И не стал требовать ничего после. Мол, молитесь да живите. Вот мы и жили.
Работяга снова сглотнул и, не поднимая взгляда, добавил:
— А вы… ну, вы ведь… молодой. Не приезжали. И мы подумали, что всё, что и не вспомнит никто. Вот так и привыкли.
Мой собеседник замолчал, а затем достал из-за пояса потертый кожаный кошель, тугой, звенящий. Протянул мне двумя руками, с поклоном:
— Но если вы… если бы вы могли заступиться. Прогнать их, пока не поздно… Мы… мы собрали, что смогли. Хоть так… отблагодарить.
Я молча смотрел на кошель. Звенели в нём не только монеты — звенело раскаяние, страх, стыд и, быть может, тонкая нить надежды.
— Дайте мне время на сборы, — коротко сказал, не принимая кошель, и, развернувшись, направился в сторону оружейной.
Я уже давненько туда не заходил. Пожалуй, слишком давно. Словно боялся остаться один на один с тем, что там хранилось… с прошлым, от которого я так упорно отворачивался. С тем, кем я был. С тем, кем, возможно, должен был оставаться.
Скрип двери встретил меня пыльным затишьем. Полумрак, запах масла и металла — всё было на своих местах. Только я изменился.
Я быстро снял с себя домашнюю одежду, переоделся в походный камзол, плотный и удобный, укреплённый кожей в нужных местах. Под ним - доспех, не тяжёлый, но вполне способный выдержать удар клинка или когтя. На плечи лег тёплый плащ — ночи даже летом в здешних краях могли быть злыми.
Рука привычно потянулась к мечу. Сталь была наточена — Орлин, как всегда, всё содержал в порядке, даже если я этим не пользовался. Затем — к поясу, где один за другим закрепил ножи. А ещё ниже — сумка с зельями: зелёный пузырёк для регенерации, фиолетовый для ускорения, синий — для снятия магических блоков. Всё-таки с ржанниками без магии не справиться, особенно если это не одиночка, а целый выводок.
Проблема была в другом: я давно не практиковался. Да, магия — это не сталь, она не ржавеет. Но любое ремесло, будь то бой или заклинание, требует не только памяти, но и тренировки. Руки помнят, но воля… воля могла дрогнуть.
Я глубоко вдохнул, ощутил на языке горечь то ли страха, то ли предвкушения, и наконец повернулся к выходу. Пора.
— Только без фанатизма, Орлин, — бросил я, застёгивая последний ремешок на доспехе. — Холл уже блестит, так что пусть Александра займётся чем-нибудь не таким пыльным. И сам не усердствуй особо. К ужину меня ждите, но без паники, если вдруг не появлюсь. Значит, просто задержался.
— Вы же понимаете, что я всё равно буду переживать, — буркнул старик, но кивнул, принимая приказ.
Я усмехнулся — тихо, про себя — и шагнул за порог. Воздух был прохладным, пах сырым камнем и чем-то ещё... тревожным. Тишина перед грозой. Или перед бедой.
Мы с крестьянином выбрались из поместья через боковую калитку, что вела на узкую, поросшую травой тропу. Местами её почти скрывали кусты и высокий бурьян, но мужичок шёл уверенно, словно не в первый раз.
Через несколько минут мы вышли к дороге. На её обочине стояла телега — простая, чуть перекошенная от долгой службы. Лошадь, распряжённая и привязанная к оглобле, переминалась с ноги на ногу, хлестала хвостом и тихо фыркала. Рядом, свернувшись калачиком прямо на мешках с сеном, дремал мальчишка лет двенадцати — то ли сын, то ли помощник крестьянина.
— Не стал будить, — шепнул мне мужик, кивая на парнишку. — Пусть пока отдохнёт. Многое пережил сегодня.
Когда мы остановились неподалеку от входа в ущелье, короткого разговора и взглядов было достаточно, чтобы один из добровольцев шагнул вперёд. Эйрик — жилистый мужчина с ветреной бородой и внимательным, прищуренным взглядом — кашлянул в кулак и произнёс негромко:
— Я пойду следы гляну. Всё равно лучше разбираюсь в них, чем вы все вместе взятые.
Я кивнул, не споря — смысла не было. По словам местных, охотник он и впрямь был отличный, и куда важнее сейчас было не шуметь. Эйрик скинул со спины тюк, оставил за поясом лишь нож и шагнул вперёд, сливаясь с местностью с такой лёгкостью, словно был её частью. Ещё пара шагов — и я его уже не видел. Потрясающе. Настоящий охотник, без лишнего треска, без лишнего движения. Только лёгкий шорох, еле заметный — и всё стихло.
Мы ждали. Время тянулось, словно холодный мёд — вязко и неторопливо. Мужики переглядывались, кто-то переминался с ноги на ногу, кто-то просто вглядывался в ущелье, будто силой взгляда хотел его разглядеть насквозь.
Спустя полчаса Эйрик вновь возник из кустов — такой же бесшумный, как и исчез. Он стряхнул с плеч немного пыли, кивнул и тихо заговорил:
— Они тут. Примерно с десяток. Судя по следам, не просто бродят — обустроились. Есть логово, запах тянется с севера. А ещё… — он нахмурился, — у них выводок. Щенки. И, похоже, уже не такие уж щенки, поскольку ходят с родителями на охоту. Вот почему такие дерзкие стали.
Я молча кивнул, переваривая информацию. Ну что ж. Значит, и правда не просто наброд. Посерьёзнее будет.
Мы осторожно двинулись вперёд. Ни тебе разговоров, ни нервного топота — только сосредоточенные взгляды и сдержанные шаги. Скалы по бокам будто сдвигались, сужая проход, нависая над нами мрачными громадами. Где-то там, впереди, в их тенях, пряталась угроза.
Каждый шаг отзывался внутри лёгким напряжением. Тропа была узкой, едва ли хватило бы места для двоих, да и сама она словно специально петляла, заставляя нас то пригибаться под низкими выступами, то перешагивать через валуны и корни, пробившиеся из трещин в камне.
Я оглянулся — за мной тихо, почти беззвучно двигались Аврон, Эйрик и остальные. Кузнец держал в руках свой тяжёлый топор, остальные — кто вилы, кто железные прутья, кто просто увесистые дубины. Ни один не дрожал. Но и радости на лицах не было.
Ветер затих, и воздух стал густым, словно перед грозой. Где-то совсем рядом, чуть впереди, донёсся первый зловещий звук — низкое, гортанное рычание, будто кто-то с хрипом вдыхал и тут же выдыхал ярость.
Я поднял руку, останавливая отряд. Сквозь щель между валунами, прикрытую сухими ветвями и бурьяном, можно было разглядеть движение. Тени, что-то серое, большое, скользнуло меж скал. Один. Потом другой.
— Они нас уже чуют, — тихо сказал Эйрик, подходя ближе, но не отвлекая взгляда от ущелья. — Вопрос в другом: они выжидают или готовят засаду.
Я медленно потянулся к поясу, проверяя, всё ли на месте. Эликсиры — рядом. Меч — в ножнах, зачарован, но пылью покрыт. Всё как надо. Сзади послышался осторожный вздох кого-то из мужчин. Все понимали: сейчас начнётся.
Я осторожно достал оружие, стараясь не издать ни звука. Клинок легко скользнул из ножен, приятно отозвавшись в руке привычной тяжестью. Впереди виднелся поворот — узкий изгиб между скал, за которым, по всей видимости, и пряталось логово ржанников.
Сзади раздались тихие шепотки — кто-то переговаривался, кто-то, возможно, осматривался в поисках угрозы, но я не отвлекался. Сейчас всё внимание было приковано к шагам, к каждому выступу под ногой, к напряжению в пальцах, к чуть слышному рычанию впереди.
Лямки сумки я заранее отстегнул — на случай, если придётся срочно достать зелье. В бою промедление может стоить жизни, особенно если противник силён, а ты давно не практиковался.
С каждым шагом воздух становился гуще, пропитанным звериным запахом, сыростью и чем-то ещё... тревожным. Я аккуратно выглянул из-за каменного выступа, стараясь не задеть ни один камушек, ни одной пылинки. Глаза быстро привыкли к полумраку, и вскоре передо мной предстала картина, заставившая кровь заструиться чуть быстрее.
Три. Три здоровенные особи ржанников. Массивные, с мощными лапами и шкурами, будто покрытыми каменной крошкой. Их острые спины мерцали тусклым светом, пробивающимся сквозь ущелье, а головы с ощетинившимися мордами вертелись в разные стороны — похоже, они были настороже.
Я не сделал ни шага дальше. Где остальные? Эти твари редко держатся столь малым числом, особенно если завелись здесь всерьёз. Значит, остальные либо спрятались, либо устроили засаду. А может, и то, и другое.
Выходить сейчас на открытое пространство — идея, мягко говоря, неразумная. Я отступил чуть назад, снова скрывшись за выступом, и сделал глубокий вдох. Спешка здесь никому не поможет — особенно мне.
Я затаился, прислушиваясь. Даже дыхание замедлил, чтобы не пропустить ни единого шороха. Мне нужно было уловить хотя бы полузвук — тончайший намёк на движение где-то рядом, всего в нескольких шагах от поворота.
И я услышал. Тихое, почти неуловимое поскрипывание — гравий предательски зашуршал под чьей-то массивной лапой. Медленно, очень медленно я поднялся, отступил на шаг назад и беззвучно подтянулся на каменный выступ, который присмотрел заранее. Место было узкое, но удобное для наблюдения и, при случае, атаки сверху.
И вот оно — движение. Почти ощущение, инстинкт, подсказывающий: сейчас. И через долю секунды трое. Три огромные тени выскользнули из-за поворота, словно из самой тьмы, — мускулистые, зловещие, с пастями, полными клыков. Рванулись вперёд — к предполагаемой жертве, глупцу, осмелившемуся сунуться в их логово.
Вот только меня там уже не было.
Сверху я наблюдал за тем, как хищники замерли, сбитые с толку. Их глаза метались в поисках цели, а ноздри раздувались, улавливая мой запах, но взгляд по-прежнему скользил мимо. Видимо, они не ожидали, что их соперник окажется не только живым, но и смышленым.