Истинная. Перерождение. Второй шанс для темного мага

1. ПРАЗДНИК

Ничто не предвещало беды.

Я впервые ступила на главную площадь Цветочной долины под плясовую мелодию бубнов, цимбал, лютни и волынок, а со вторым моим шагом в воздух взвились сотни бумажных фонариков. Огоньки заполнили чудесный летний вечер мягким рыжим светом, а люди воздели руки вверх в едином радостном порыве, празднуя смену лет.

Завороженная, я смотрела, как цепочки огненных лепестков поднимались ввысь, покачиваясь на волнах пульсирующего магического ветра. Вся площадь была украшена гирляндами и полосами ткани, переплетенными светлячками.

Никто здесь не боялся ни огня, ни магии. Совсем не как в моей родной деревне.

Воздух дышал чудом.

-Лариана! Наши собираются у воды! – крикнул Маррал, один из моих подопечных. – Идешь?

Кто-то бросил в меня горсть конфетти, разноцветные кусочки резаной бумаги тут же запутались в моих распущенных волосах, и я рассмеялась.

Женщины крутились, подхватывая пышные юбки, а мужчины ловили их за талии и поднимали над собой, потом сцепляли руки и бежали, пританцовывая и целуясь, в общую хохочущую шеренгу. Я отступила к башне, уворачиваясь от попытавшегося вовлечь меня в танец молодого парня, и прижалась к кладке спиной. Камень приятно холодил разгоряченную кожу. Я на миг только прикрыла веки, погружаясь в одуряющую атмосферу общего счастья, и…

Сквозь почти сомкнутые ресницы увидела этого мужчину.

Он стоял в центре площади, прямо посреди беснующихся пар.

Высокая, статная фигура, строгая, собранная, черная, чуждая творящемуся вокруг веселью. Длинные волосы цвета приглушенной темной меди, в которых вились несколько пепельных прядей, свободно спадали на спину. Простой темно-серый камзол без деталей. Пространство дрожало вокруг него – незнакомец несомненно был сильным магом. Мужчина стоял ко мне спиной, и я не видела лица, но почему-то он показался мне смутно знакомым – и невероятно опасным, аж сердце ухнуло вниз, а внутри забился какой-то необычный, выбивающий дух восторг.

«Всегда доверяй своей интуиции, Лариана», – вспомнила я слова Теа.

Мне хотелось, чтобы он обернулся – и было страшно увидеть его лицо.

Я не могла отвести от него взгляд, и чем больше смотрела, тем глубже погружалась в похожее на транс состояние. Весь мир померк, съежившись до его излучающего силу силуэта.

В руках мужчины переливалось что-то, чего я не могла разглядеть издалека, только лишь понимала, что сияние, рвущееся из его ладоней, имеет необычную, нездешнюю природу, тянущую меня к себе, как магнит тянет металл. Я двинулась вперед, словно и не разделяли нас сотни шагов и десятки танцующих людей. Желание коснуться таинственного предмета колотилось во мне набатом, я даже не успела понять, почему подчиняюсь ему – только побежала вперед, расталкивая пары, не помня себя.

И вдруг свет вспыхнул так, что я прикрыла глаза ладонью. Ощущение нереальности происходившего разбилось о крики: люди закрывали уши, спасаясь от вездесущего высокого свиста, прятали в руках лица. Захлебнулись голоса, и музыка смолкла: артисты выронили инструменты, чего никто и не заметил. Как животные, люди бросились врассыпную, лишь бы оказаться от мага как можно дальше, но гул обрушился на них – на нас всех! – сшибающей с ног волной, словно что-то взорвалось.

Когда я открыла глаза, пораженная тишиной, было темно. Свечи, факелы, огоньки, светлячки – все погасло, и только где-то в ночной вышине звездами неслись далекие фонарики… Я попыталась перевернуться хотя бы на бок, но не смогла, все мое тело онемело, отяжелело и будто вросло в мостовую, на которой я лежала.

Сердце рвало грудь.

Я скосила глаза, пытаясь понять, что происходит. Все, кого мне удалось увидеть, застыли на месте. Большинство, как и я, лежали навзничь, не шевелясь, и только по испуганно бегающим глазам стало понятно, что они, как и я, в сознании, но не могут двинуться. Другие застыли в немыслимых позах: падая, посреди шага, разворачиваясь, закрываясь от магической волны.

За площадью куполом мерцал защитный контур. Я видела такие раньше – сложные заговоры творились днями, кто же мог создать подобное вмиг?! И нас нужно было защищать? Или от нас?!

– Я заберу по капле крови и освобожу вас, – раздался низкий голос, и я сразу поняла, что он принадлежит тому страшному магу. Он говорил почти шепотом, но звук разносился громче барабанного боя. – Нет нужды в панике.

– Вы не имеете права! – услышала я крик стражи из-за контура. Кажется, они бились о купол, кто-то выкрикивал заклятия. Дело было плохо: охраняли праздник очень умелые шепчущие, прекрасные воины и сильные маги, и если им не удавалось пробиться внутрь... – Если немедленно не прекратите, мы будем вынуждены отдать вас под суд!

– Не лезьте под руку, – холодно оборвал их высокий мужчина своим пробирающим до костей голосом. – Я сниму контур, как только закончу. Вмешаетесь – пострадаете.

Это даже не звучало угрозой. Просто оповестил.

2. ГЛАВА ОБИТЕЛИ ОТВЕРГНУТЫХ

– Я понимаю, вы напуганы. Но вам не о чем беспокоиться, – подняла руки над гудящей толпой Теа.

Повинуясь ее шепоту, потихоньку начали вспыхивать огоньки. Занялись пламенем факелы, заиграли свечи, и даже полосы ткани над площадью наполнились светлячками. Вот только осветившиеся лица были испуганными, растерянными, заплаканными.

Глава Обители отвергнутых улыбнулась музыкантам, и те неуверенно подняли свои инструменты, оглядываясь.

Здесь мою наставницу и любили, и уважали: Теа Енкхтаиван не только была именитой – то есть знатного происхождения, имеющей право на ношение фамилии и власть над безымянными, – но и главой Обители отвергнутых, которую жители этой части Империи по праву считали самым важным заведением в своих краях.

Конечно, Обители было далеко до Приюта Тайного знания – громадного и сильнейшего магического ордена континента, уже тысячелетия обучавшего своих послушников тайному языку по пятьдесят лет на фоне наших десяти, – и все же именно к Теа обращались почти все жители Желтых, да и соседних Зеленых, Коричневых и даже Синих земель, когда требовалась помощь. Целительское направление в Обители было самым масштабным, и конечно, все, кто получал там поддержку, оставались Обители более чем лояльны.

Теа, красивая немолодая женщина со сложной прической из почти седых кос, никогда не носившая дорогого платья – только простую одежду из натуральных тканей, не смотревшая даже на нищих свысока, с ее бархатным голосом и веской манерой выражаться, почиталась местными чуть ли не как божество. Она могла бы сказать, что небо красное, а не синее – и ей бы поверили.

А сейчас Теа вступилась за таинственного темного мага, что было невероятно странно.

– Он нас поранил! – прокричала какая-то женщина не очень уверенно.

– У моего коллеги из Приюта Тайного знания сработал магический маяк, – мягко объяснила Теа. – С помощью подобных ищут, например, врагов. Если вы никогда не переходили дорогу сильным семьям шепчущих, и ваши родители не делали этого, в чем я не сомневаюсь, вам не о чем беспокоиться. Веселитесь, продолжайте праздновать смену лет. Те из вас, кто ощущают себя пострадавшими, могут обратиться ко мне или моим целителям. Сегодня мы празднуем вместе с вами.

«Приют Тайного знания», – пронеслось в толпе.

Талант к овладению тайным языком встречался крайне редко, так что отношение к магии в Желтых землях, да и во всей Империи Рад, было двояким: с одной стороны, шепчущими восхищались, с другой – боялись собственной беспомощности перед ними. Но здесь, в Цветочной долине, Теа создала у людей иллюзию безопасности, так что ее слова невероятным образом и правда успокоили собравшихся.

Теа снова махнула музыкантам и, схватив за руки первых попавшихся людей, вовлекла их в хоровод.

Я же тихонько выскользнула с площади, пробралась узкими переулками к одному из каналов и спустилась вниз по ступеням, чтобы перевести дух в темноте и тишине – и решить, что делать дальше. По ту сторону бегущей воды целовалась какая-то парочка, но меня влюбленные не замечали, так что я постелила на каменную лестницу полосу теплого воздуха и устроилась, пытаясь унять все еще никак не успокаивавшееся сердце.

Меня тянуло к маяку. Меня. Он сработал на меня! Похожий на демона маг ищет меня, помоги мне Свет!

– Лариана, ты как? – подошел ко мне Маррал. Как он нашел меня, неужели следил? Парень присел на ступеньку рядом со мной. – Ты была на площади, когда этот ее закрыл? Что там стряслось внутри?

– Ты же слышал Теа, – отозвалась я, стараясь оставаться внешне спокойной. – Он пытается найти врагов семьи. Взял у всех нас кровь, чтобы как-то проверить.

Я потерла запястье. На нем не осталось следа, но почему-то игла все еще ощущалась в коже. Наверно, это было лишь самовнушением. Как и теплый след сильных пальцев на виске.

– Было очень страшно, – вздохнул парень беспокойно. – Ты не представляешь. Он поставил контур, все пытались прорваться, чем только не били. Никогда такого не видел. Даже наши! Асварт, ты же его знаешь, он уступает только самой наставнице Теа! Асварт выложился почти до обморока – и ничего. И их стража ковырялась, даже силы сплетали. И вообще ничего, как о стену! Я думал, это невозможно. А потом подошла наставница Теа, и стало еще страннее. Она посмотрела на мага, и я клянусь, Лар, она испугалась! Даже побледнела. И сказала всем перестать рваться внутрь, иначе «он вас убьет и не заметит», представляешь? Ее послушали. – Он сочувственно посмотрел на меня. – Сильно досталось? Ты что такая смурная?

Я посмотрела на него выразительно. Похоже, парень понял: глаза его округлились. Он охнул:

– Думаешь, это ты? Этот темный ищет тебя?!

– Все может быть, – мрачно ответила я, подбирая колени к груди. – Помнишь, ты рассказал мне историю своей семьи, а я тебе – своей? Что меня воспитали тетя с дядей, потому что папу с мамой казнили за предательство герцога Дариса Верониона? Они меня тогда отослали, а сами отбивались, хотя за ними пошли шепчущие. И кого-то из одаренных они даже… ну, ты понял. Если этот маг – его родственник и ищет, кому отомстить, мне конец.

– Твоих родителей потом оправдали, герцог Дарис признал свою вину, дяде и тете дом подарили, – неуверенно протянул парень. – С чего бы мстить?

– Все может быть, Мар, – повторила я, решив даже верному другу не говорить, как меня потянуло к маяку. Я бы легко доверила Марралу свою жизнь, но не нужно было ему знать ничего больше, чем он уже знал – для его же безопасности. Ведь если этот жуткий шепчущий пойдет по моим следам… По загривку побежали мурашки. Если кто-то вроде него решил меня убить – мне однозначно конец, да.

3. ВСТРЕЧА В ОБИТЕЛИ

В день смены лет мне казалось, что все будет хорошо – а вышло совсем иначе. А вот на следующий день меня с самого утра не оставляло ощущение западни.

Хотя я вернулась под самое утро, как и те трое новичков, за которыми следила, заснуть мне так и не удалось. Лишь на часик провалилась в поверхностную дрему, окрашенную страхом, и даже в эти краткие мгновения все видела зеленые глаза с расширенными, почти заполнившими радужку зрачками.

Келлфер.

Я никак не могла отделаться от ощущения его присутствия, словно он следил за мной. И когда умывалась, почти готова была увидеть его лицо в зеркале, и когда отдернула шторы, чтобы пустить в комнату солнечного света, на секунду вдруг представила, что он стоит за окном. Это было как наваждение, от которого все внутри сводило страхом и странным предвкушением.

Может, стоило просто поговорить с ним напрямую. Объяснить все про родителей, про ложное обвинение герцога Верониона, про шепчущего-палача и про то, что у родителей не было выхода. И что никто не был виноват, и меня карать не за что.

Вот только я рискнула бы вести такие разговоры только с Теа за спиной. А то Келлфер вполне мог просто посмотреть на меня как на ничтожество – и прихлопнуть, как муху, не слушая жужжания. Наверно, мы все были жалкими отщепенцами в его глазах – недостойными обучения в Приюте, мусором, в котором он приехал копаться из какой-то неизвестной мне необходимости.

Мне всегда так говорили. Приютские смотрят на остальных свысока. Насколько же свысока должен смотреть директор – пусть и один из трех?

Так что мне стоило направиться прямо в главный дом Обители, надеясь успеть поговорить с наставницей с глазу на глаз и попросить ее поддержки. Если еще вчера казалось, что я смогу как-то провести таинственного мага, но после того, как Теа озвучила его имя, подобных иллюзий я лишилась. Слишком много всякого говорили о Келлфере, и даже если правдой считать десятую часть, бежать было бы глупо.

.

Когда я спустилась к завтраку, неплохо повеселившиеся вчера ученики еще спали. Я заглянула в доверенную мне малую сферу восстановления – пространство, созданное по просьбе Теа одним из лучших артефактологов мира и служащее для поддержания разума и безопасного выброса силы, – там тоже все было тихо. Мерное жужжание исписанных рунами стен и тихое сопение восстанавливающихся первой ступени – ничего необычного.

Я быстро шла по широкой песчаной тропинке. Здесь, в Зеленом Доле, не любили холода камня, так что дома строили из дерева, и дорожки тоже не мостили, оставляя под ногами теплую землю или чуть подкрашенный охрой песок. Стояла самая середина лета, так что было жарко и влажно, и все вокруг зеленело, источало дурманящий аромат еще мокрой от утренней росы травы, цвело, нежилось в лучах встающего солнца.

Легкое платье приятно продувалось ветром, но волосы мне все же пришлось собрать в косу, иначе стало бы совсем жарко. У каждого из нас есть любимые моменты, ценности которых не понимает никто больше, маленькие, незаметные ритуалы, дающие нам силу. Для меня таким ритуалом было срезать путь через высокое разнотравье и ощутить, как мальва щекочет лодыжки, идти и вести кончиками пальцев по наливающимся цветкам черной горчицы.

Я слышала сок трав, и он словно мешался с моей кровью, давая мне бодрость. Теа говорила, что у меня дар настоящего лекаря, и что я смогу со временем создавать эликсиры, но пока я прикасалась к этой части себя, лишь когда погружалась в такую дрему наяву, и никак не могла впасть в нужное состояние по указанию.

Но сейчас мне нужна была сила и хоть какая-то уверенность в себе. Так что я скинула туфли и, подхватив их за задники, побежала вперед босиком, скользя на крупных и еще влажных листьях мальвы. Когда же увидела то, что во времена правящих здесь сорок лет назад зеленых герцогов было домиками для прислуги, а теперь служило жилыми корпусами ученикам, я свернула вправо, в заросший сад – так меня было не видно.

Детское желание спрятаться, вообще не идти в главный дом, внезапно накатило на меня, и я остановилась, а потом, озираясь, как преступница, легла на спину, закинув руки под голову. Теперь я видела лишь траву и кусочек голубого неба, ощущала бьющуюся в земле жизнь – и она успокаивала меня.

«Я полежу здесь совсем чуть-чуть, – сказала я себе, прикрывая веки. – Теа еще даже не встала».

– Ты наставница? – раздался знакомый до дрожи голос, и я резко открыла глаза.

Откуда он мог здесь взяться?! Посреди моего сада?!

Келлфер нависал надо мной исполином, закрывая небо. Своим темным камзолом он разрушал гармонию светлого, пастельно-нежного утра, превращая ее в невзрачный фон для силы и рождаемого ею страха.

Солнце ореолом золотило его каштановые волосы. Мне это свечение показалось столь неуместным, что я чуть нервно не захихикала, проглотив смешок лишь в последний момент.

– Нет.

– Послушница?

– В Обители нет послушников, только ученики, мы не орден, – объяснила я, садясь, а потом медленно поднимаясь на ноги. Наверно, прозвучало недостаточно вежливо, словно я обвиняла в чем-то самого Келлфера и Приют, потому что мой собеседник усмехнулся, отчего у меня кровь заледенела в жилах. – Но я и не ученица, – поспешно добавила я, избегая смотреть ему в лицо.

– Тогда что ты здесь делаешь? Разве территория школы не огорожена?

4. РАСКОЛ

Появление герцогини Йорданки Петьер стало неожиданностью для нас всех.

Будучи нашей покровительницей, она иногда навещала Обитель, но никогда просто так. Это сквозило в ее холодных серых глазах, острых как иглы: будьте мне полезны – или я вас растопчу. Сложно было представить, как добрая наставница Теа нашла с ней общий язык, но леди Йорданка отдала под Обитель целый Зеленый Дол и лиги полей и лесов вокруг него. Это были богатые, плодородные земли, так что речи о щедром подарке не шло, но что предложила взамен Теа, мы не знали.

Правительница Коричневых земель имела огромную власть, и мы все понимали, как ценна ее поддержка. Говорили, раньше Йорданка была сильной шепчущей, но после войны ее здоровье пошатнулось, что, впрочем, не мешало ей править такой же твердой рукой, как и раньше, и окружать себя умелыми магами и не менее талантливыми военными советниками и палачами.

В меня герцогиня Петьер всегда вселяла ужас: сухая, ледяная, с туго стянутыми светлыми волосами, всегда укрытая по подбородок глухим платьем, надменная, жестокая, знающая, что все вокруг принадлежит именно ей. Говорили, и император побаивался ее.

Если она прибыла сюда сама, да еще одна, это означало для нас плохие новости.

Так что когда Йорданка без предупреждения быстрым шагом влетела в зал на втором этаже главного дома и, не здороваясь, прошла к креслу во главе стола, мы, до того обсуждавшие появление Келлфера, подскочили, как ужаленные.

– Приветствую вас, леди Петьер, – поднялась навстречу ей Теа. – Спасибо, что приняли мое приглашение.

Йорданка степенно кивнула наставнице, затем обвела зал взглядом, словно что-то искала. Вот она всмотрелась в пустой подоконник недалеко от моего кресла, глаза ее сощурились, словно она приглядывалась, а затем уголок бескровных губ дернулся вверх:

– Директор Келлфер, рада вас видеть.

Я обернулась и похолодела: он стоял у самого окна. Но его же только что не было! Не мог же он слышать, как Теа предупреждала наставников вести себя с ним осторожно, не мог знать, как мы с Элькой шепотом обсуждали ее тянущийся с приютских времен страх перед ним! Но и появиться просто так он не сумел бы – мы бы заметили портальный проем!

Выходит, все это время Келлфер стоял здесь… Слушал, как переговаривались встревоженные наставники, как я назвала его самым страшным человеком, что видела в жизни, как Джаиса предложила просто отправить его обратно. Как мы заверяли Теа, что верны только ей.

На расстоянии двух шагов от меня.

«Директор Келлфер», – изумленно пронеслось по рядам.

Я встретилась с ним взглядом, и мне показалось, что зелень его глаз искрится. Но это так не подходило ему, что я уверилась, будто мне лишь привиделось. И все же теперь, когда Келлфер снял отводящую глаза завесу, я не могла не думать о том, как он воспринял наши обсуждения.

– Леди Петьер, – кивнул шепчущий, не глядя на меня. – Ты пригласила ее, чтобы отговорить меня? – обратился он к Теа так, словно ждал от нее не столько ответа, сколько подробного отчета.

– Чтобы напомнить, что Обитель имеет мое покровительство, – вместо Теа ответила Йорданка. – Имела до нашего с вами разговора, директор.

– Хорошо, – выступил вперед Келлфер. Он медленно обошел стол, за которым мы сидели, и остановился у кресла Йорданки, напротив Теа, сидевшей с другого торца. – За эти два дня я видел достаточно. Мы долго закрывали глаза на ваше существование. Это место или станет малой ветвью Приюта Тайного знания, вместе с чем кардинально поменяет свой подход к обучению, или исчезнет. Если Теа не готова принять это решение самостоятельно, пусть посоветуется с вами. Впрочем, вопреки логике, решение ею уже принято, я думаю.

Мы сидели как громом пораженные. Никто не решался нарушить тишину.

– Какое право вы имеете закрывать Обитель?! – наконец раздался пораженный голос Джаисы, нашего артефактолога, ненавидящей Приют больше всех остальных. Ее, когда она чуть не погибла, Теа вытащила из-под стен Фортца – ближайшего к Приюту городка, а никто из сильных целителей рядом помогать Джаисе не стал.

Келлфер даже не обернулся в ее сторону. Джаиса лишь покачнулась и упала обратно в кресло, бешено вращая глазами, не в силах больше ни двинуться, ни разлепить губ. К ней бросились Асварт и Цион, но Теа опередила их:

– Не трогайте моих наставников, – процедила она сквозь зубы, помогая Джаисе сесть удобнее.

– Она цела, – отмахнулся Келлфер.

– Эта земля принадлежит нам, – сказала Теа жестко. – Ты у нас дома.

– Эта земля принадлежит мне, – поправила ту Йорданка. – Все Зеленые земли подчиняются Коричневым. И директорат Приюта хорошо аргументировал, почему не стоит больше сдавать Зеленый Дол вам. Прошу меня простить, Теа, но я здесь не для того, чтобы помочь вам сохранить Обитель, а для того, чтобы поддержать в верном, – она выделила тоном это слово, – решении. Не думаю, что ваши… – герцогиня запнулась, подбирая слово: для нее мы ведь были лишь слугами, – …коллеги знают, в чем дело. Но мои глаза теперь открыты.

Кажется, Теа была поражена.

– Син в курсе? – спросила она медленно. – Насколько я знаю, старшим директором Приюта по-прежнему является он.

– Син отсутствует уже шесть лет.

5. «ПОЧЕМУ ТЫ ПЛАЧЕШЬ?»

Мне не спалось.

Как вообще можно было спать? Нужно предупреждать учеников, бежать прочь, рассеиваться, пока Келлфер не уничтожил нас всех!

Так почему же Теа приказала молча слушаться его?!

Я вертелась с боку на бок, не находя покоя. Одеяло душило меня.

«Это Теа тебе сказала о безумии?» – вспоминался мне низкий, но прохладный голос. И как он смотрел на меня: не ненавидя, скорее с жалостью.

Луна светила сквозь незанавешенное окно, ее лучи казались пронзительно-белыми, слепящими. Я встала, чтобы задернуть штору, но вместо того облокотилась на подоконник, прислонилась разгоряченным лбом к стеклу и закрыла глаза.

-Надо что-то делать, – прошептала я в темноту комнаты. – Мы же не можем просто дать ему все разрушить! Надо просить помощи. Писать императору. Что угодно. Нельзя же просто жить, как жили.

Я ударила по стеклу раскрытой ладонью и услышала треск.

– Ааасха, – прошептала я, и паутинка трещин схватилась, как если бы ее склеили, и стала почти незаметной.

Я рассматривала получившуюся заплатку, когда мой взор обратился за стекло, в черный ночной сад.

Вверенная мне малая сфера, которой было положено светиться голубым, розовела.

Я рванулась наружу, на ходу набрасывая на тонкую ночную сорочку длинный шелковый халат. Похоже, кто-то проснулся, несмотря на успокаивающие заговоры, и требовалось срочно погрузить больного обратно в сон, пока он кому-нибудь не навредил. Это было несложно: поначалу очнувшиеся все еще вели себя как сомнамбулы, но чем больше времени проходило, тем больше безумие брало над ними верх, так что медлить было нельзя.

Я преодолела лужайку, скользя босыми ногами по росе, за несколько мгновений. Растрепанная, запыхавшаяся, влетела во внешний слой сферы, готовясь усмирить безумца, если потребуется… и столкнулась с Келлфером.

На мгновение я скользнула кончиками пальцев по его оказавшимся мягкими волосам, чуть не ткнулась носом в камзол, но он поймал меня под мышки, как заигравшегося ребенка, и без малейшего усилия переставил чуть дальше, ко входу, словно это я потревожила его в рабочем кабинете, а не он тайком проник в одно из самых защищенных мест Обители.

– Что вы здесь делаете? – выдохнула я, загораясь краской: жар его рук, который я ощутила сквозь тонкую сорочку, все еще грел кожу, словно мужчина продолжал меня держать. – Вам нельзя сюда. Как вы вошли? Защита должна была вас остановить.

– Теа очень талантлива, но защитные заговоры удаются ей намного хуже, чем исцеляющие, – спокойно, будто это все объясняло, ответил Келлфер. – Но ты права. Я могу пройти внутрь, только если вскрою купол, а это убьет спящих. И все же мне нужно посмотреть, как сфера работает. Так что ты проведешь меня, если не хочешь своим подопечным смерти.

– Что вы хотите делать?

– Я только что сказал тебе.

– Я могу рассказать, как она работает, – с пылом уверила я, не желая пускать его внутрь. – Теа дала нам разрешение просвещать вас обо всем.

– Так и сказала – «просвещать»? – усмехнулся Келлфер. – Какая прелесть. Я не сомневаюсь в твоих чистых мотивах, служительница Обители, но все же посмотрю сам.

– Хорошо, – остановила я его. У меня не было сомнений, что он способен войти внутрь. – Пожалуйста, не будите их. Это ведь ни в чем не повинные люди… – тихо попросила я его, открывая второй слой.

Шепчущий сразу ступил внутрь. Я испуганно последовала за ним, готовая броситься между ним и больными, но Келлфера они не интересовали. Вместо этого он подошел к исписанной рунами стенке и медленно провел над символами ладонью, а после пошел по периметру, продолжая вести кончиками пальцев по мерцающему полотну, словно был слепым и читал на ощупь. Я с неспокойным сердцем следила за его манипуляциями, и когда он обошел полный круг и вернулся ко входу, посторонилась, с облегчением давая ему выйти. Задерживаться внутри Келлфер и правда не стал. Не захотел он оставаться и во внешнем слое.

Я выскочила за ним, запечатывая вход, и прислонилась к сфере спиной. Словно буря пронеслась мимо.

– Так как она работает? – повернулся ко мне Келлфер.

Луна и голубой отсвет заговоров делали его и так светлое лицо совсем бледным, мраморным, а простой серый камзол без металлических украшений сливался с полуночным садом. Изо рта вырывались облачка пара, когда он говорил.

– Вы считаете, она не лечит. Вы намекаете на это, – прошептала я.

– На что я намекаю, Лариана?

– Что Теа нас не лечила, – выдала я свою безумную мысль и тут же устыдилась ее. – Вы пытаетесь посеять сомнение. Вы же говорили не только со мной, да? Зачем вам это?

– Я беседовал с каждым наставником, но большинство остались глухими. Не ожидал, что ты услышишь. Сфера безусловно исцеляет, и отлично. Поврежденному разуму нужно исцеление.

– Вы снова намекаете?

– Ты изменилась, когда решила, будто тебе есть что защищать, – заметил Келлфер. – Больше не боишься меня?

– Я знаю, что вы можете меня убить, – дрогнул мой голос. – Но вы правы. Это место я буду защищать.

– Не сомневаюсь, ты ведь считаешь, что борешься за свет. В твоих глазах я монстр, который пришел разрушить ваше дело, избить слепых котят, не иначе, – иронично усмехнулся Келлфер. – Но Теа права. Ты умная девушка, Лариана, так подумай своей головой. Желай я просто уничтожить здесь все, разве уже бы не стер в пыль? Есть ли у тебя сомнения, что мне это по силам, или в том, что за подобное меня некому наказать?

Визуализация персонажей

6. КУЛЬТ

Каждое утро я беседовала с ребятами, за которыми следила. Это были чудесные парни и девчонки, оказавшиеся в таком же непростом положении, как я когда-то, и они, как и я, сражались с навязчивыми импульсами, страхами, болью и желаниями. Все мы, прошедшие через безумие, знали: оно забирает у тебя самое ценное, то, что ты считаешь сугубо своим – волю.

Каждый день их состояние понемногу менялось. Большинство проводило в сфере сутки напролет, открывая глаза лишь для общения со мной, но кто-то уже мог достаточно себя контролировать, чтобы не спать, а читать или что-то обсуждать с остальными, не покидая сферу. Еще трое, из которых самым продвинувшимся к выздоровлению был Мар, имели возможность покидать не только сферу, но и территорию Обители – под моим присмотром, разумеется.

Все они никак не могли подчинить себе даже самые простые заговоры. Я знала: как только увижу, что они более не впадают в то болезненное состояние, и наша с ними беседа не вызовет приступа агрессии или паники, можно перейти к тайному языку. Не сразу, но он давался им – и тогда, признав, что они пришли в себя, я отправляла вылечившегося к Теа.

За проведенное вместе время, мы сдруживались, разговаривая почти обо всем. Я видела, что им становится легче, когда их не осуждают, принимают, говорят с ними даже о самых пугающих страхах без жалости и недоумения. Они тянулись ко мне, как я когда-то тянулась к Теа, и мне казалось, что наши ежедневные разговоры помогают им приходить в себя – не как восстанавливающая сфера, конечно, и все же.

Ведь те, кто сходит с ума, в первую очередь теряют своих близких, а поняв, что натворили, ощущают себя отвергнутыми. Я старалась заполнить эту пустоту.

Маррал, молодой паренек, проспавший в сфере последние полтора года, стремительно шел на поправку. На празднике ему удалось познакомиться с милой девушкой, и теперь он, совсем как раньше, строил по-мальчишески задорные планы ее завоевания. Недуг уже отступил, но заговоры все никак не хотели подчиняться ему.

Я смотрела в веселые темные глаза, на вздернутый веснушчатый нос, на каштановые кудри, и сердце сжималось от мысли, что Мара Келлфер с собой в Приют не возьмет. А значит... Комом в груди тяжелела боль – за него, за остальных.

– Шахаана, – шепнула я. На фитиле круглой свечи послушно заплясал огонек. – Давай, Мар. Попробуй еще. Будто от этого зависит твоя жизнь. Сосредоточься.

– Ааасшахасана, – послушно повторил Маррал, но огонек лишь дернулся, не пропадая, и словно в насмешку, вытянулся выше, плавя воск. – Ааасшахасана. Ааасшахасана. Не могу.

– Мар, – выдохнула я, представляя, как за нами бесстрастно наблюдает Келлфер, как он разворачивается и уходит, оставляя парню только смерть. – Сегодня у тебя выйдет. Давай. Пожалуйста.

– Ты как-то близко принимаешь это к сердцу, – зевнул Маррал, прикрывая рот ладонью. – Сама же говорила. Не получится сегодня – получится завтра или через неделю. Я же уже здоров, приступов вообще нет. Эти слова пока только слова.

Я потерла лоб.

– Ты прав, – тихо признала я. – Я не могу тебя заставить. Теа говорит, всему свое время.

– Тогда я свободен? – оживился парень.

Я думала, что ему сказать. Тысячи слов вертелись на языке. И все же нарушить приказа Теа я не смогла: а вдруг она права, и паника ни к чему хорошему не приведет?

– Через пять дней мне очень понадобится твоя помощь. И других. Только это секрет, – приложила я к губам палец. – Нам нужно будет некоторое время отсутствовать. Никому не говорите, хорошо? Но соберите вещи заранее, может, придется уходить раньше. Это будет сюрприз для Теа.

– Звучит интересно! – даже привстал со скамьи Маррал. – Я очень надеюсь, что мы снова смотаемся в Цветочную долину.

– Обязательно, – попыталась улыбнуться я.

– Буду ждать, остальным скажу. Про секрет понял, – бодро отчитался парень. – Подготовлюсь.

Навязчивые мысли не давали мне покоя.

– Мар, – взяла я его за руку. – Я хочу тебя кое о чем спросить. Как ты встретился с Теа? Когда это было?

– Теа запрещает нам рассказывать о безумии и всем, что было до. Она считает, это может откатить назад, – осторожно напомнил мне парень то, что я и так прекрасно знала.

– Только мне можно. Как иначе я пойму, что ты вылечился, – соврала я.

Мой подопечный неуверенно переступил с ноги на ногу, а потом решился, доверяя мне, предательнице:

– Я встретился с наставницей еще до Приюта, – вспомнил он, и мне отчего-то стало холодно. – Как раз в Цветочной долине. На позапрошлом празднике весны она подошла ко мне, когда увидела, что я делаю детям живые фигурки из бумаги. Я тогда о ней знал только что рассказывали, здорово струхнул, не каждый день к тебе великая целительница подходит. Но она просто увидела во мне талант к овладению тайным языком. Сказала, чтобы я скорее бежал в Приют – уже тогда знала, что если я не стану реализовывать потенциал, он сведет меня с ума. Она предупреждала, и я ей поверил. Но когда я оказался в Приюте, меня не взяли. Сама знаешь. Желающих учиться тысячи, а мест всего двадцать. Меня Хранитель ключей даже во двор не пустил. Выцепил из шеренги – и прочь, говорит. Я тогда таким дерьмом себя считал, сильно напился. А когда понял, что в беспамятстве поубивал коров дяди, знал, куда бежать. Теа меня вспомнила и приняла.

7. ГЛУХОТА

Спустя несколько часов я уже искала Келлфера сама.

Перед открывшейся мне неполной, но уже пугающей картиной, меркла опасность его маяка, и смущение вчерашним днем было уже неважно.

Предположения терзали меня. Я отказывалась верить, что Теа могла причинить нам какой-то вред, но что она знала, кто сойдет с ума, было неоспоримо. Наставница совершенно логично отправляла нас всех в Приют, но так странно, что по воле случая, она встретила всех, кто сейчас спал в сфере! «Но подожди, – успокаивала я сама себя. – Может, просто выжили лишь те, кому она сказала, куда идти? И может, Хранитель тоже видел подступающее безумие? Может, он не дает сходящим с ума поступать в Орден? В этом же есть логика?»

В конце концов, за все двенадцать – а то и четырнадцать, если считать проведенные в сфере, – лет, что я знала Теа, она ни разу не поступила неэтично!

Мне нужно было поговорить с Келлфером. Он точно знал все о Хранителе Ключей, он точно мог вставить недостающие кусочки мозаики в эту картину.

– Элька, – окрикнула я спешащую подругу. – Ты не видела пришлого директора? Где он?

– Зачем он тебе? – нахмурилась Элька. – Вообще вроде смотрит за медитацией у Джаисы. Ей пришлось взять группу Циона, когда Теа его удалила. Там сейчас двадцать человек пытаются найти свой внутренний источник. Не знаю, за чем там смотреть.

– А ты... – Я понизила голос. – Что будешь делать, если он твоих не выберет?

– Теа нам сказала пока не дергаться, – так же шепотом ответила Элька. – Она что-нибудь придумает. Ты же ее знаешь. Не даст наших в обиду. Даже ему. Наверно, увезем их в последний момент куда-нибудь.

– А ты не думаешь, что может быть поздно? – вгляделась я в ее встревоженное лицо. – Может, потихоньку отправлять слабых по домам сейчас? Он же не дурак. Не верю, что мы просто ждем.

– Лариана, ты знаешь, я очень тебя люблю, – вздохнула Элька, как когда я говорила что-то, с ее точки зрения, глупое. – Но ты не наставница. Теа сказала нам все ясно. С каких пор ты ей не доверяешь?

– Я доверяю, – выдавила из себя я, хотя казалось странным, что Эльке, моей веселой, доброй, замечательной подруге, и в голову не пришло предупредить учеников, которых она вела уже четыре года и знала, как не каждый знает своих детей. – Спасибо. Встретимся после занятий?

– На мне еще группы Вито и Улы. До ночи занята.

– Ясно. Спасибо, – быстро попрощалась я с ней.

Медитация должна была быть в разгаре, оставался час до окончания. Я вбежала на второй этаж еще одного небольшого, когда-то хозяйского корпуса, служившего нам лекционным, и тихонько приоткрыла небольшую деревянную дверь.

Джаиса сидела на возвышении, как царица на троне, а на ступень ниже ее ног расстилался сплошной пласт теплого воздуха, на котором примостились, скрестив ноги, двадцать три ученика. В комнате царила блаженная прохлада, пахло цветами, слышался шум воды. Шторы задернуты не были, и солнечные зайчики, отбрасываемые тяжелой хрустальной люстрой с ящерицей на бронзовых листьях, плясали по лицам и ладоням, которыми ребята закрывали глаза.

Все они были погружены в транс той или иной глубины. Перед каждым стояло растение в небольшом горшке, и цветы, покачиваясь, тянулись к ученикам, словно к свету.

Я оглядела зал. Келлфера не было.

Почему-то это отозвалось во мне отчаянием. Вдруг стало очень страшно, что он покинул Обитель, и это чувство было уже совсем неадекватным.

Я пробралась по стене к следившей за учениками Джаисе и наклонилась к ней:

– Келлфер не здесь?

– Понятия не имею, – шепнула она в ответ. – Помнишь, как он на совете появился. Надеюсь, нет.

– Если Келлфер слышит меня, – громче проговорила я, оглядываясь – Мне очень нужно с ним поговорить.

– Зачем? – сощурилась Джаиса, словно заподозрила меня в чем-то. Ее коротко остриженные каштановые волосы дрожали от напряжения, а серые глаза почему-то смотрели недобро. – Только не говори, что ты тоже хочешь в Приют. Только не ты. Мало нам Циона.

Я только покачала головой в ответ. Вдруг мне вспомнилось, что Келлфер сказал о наставниках, с которыми беседовал: они остались глухими. Я любила Джаису, эту импульсивную, свободолюбивую уроженку Синих земель, остроумную, готовую во всем меня поддержать. Мы через многое прошли вместе с ней, и, в отличие от большинства других наставников, она никогда не смотрела на меня свысока. Мне хотелось поделиться с ней, как хотелось поделиться с Элькой.

Но прямо сейчас я поняла: она меня не услышит.

И вышла.

8. ОТВЕРЖЕНИЕ

Сумерки принесли прохладу, в высокой траве зажглись и затрещали первые светлячки, Обитель опустела, укрытая вечерней усталостью. Наставники, измотанные длинным днем, после ужина разошлись по комнатам, не обсуждая отбор, который собирался устроить Келлфер. Я смотрела на них и не могла понять: почему они так спокойны?

Быть может, Теа придумала какой-то план, и лишь меня в него не посвятили?

Мне казалось, меня избегают. Даже Элька, сославшись на усталость, не стала разделять со мной трапезы, и я сидела одна, словно про меня забыли. Не желая пить чай молча, я подсела к Джаисе и Асварту, и они сразу притихли, будто мне нельзя было слышать, о чем они говорят.

– Что происходит? – напрямую спросила я.

– Это ты нам скажи, – хмыкнул Асварт.

– Прекрати, Ас, – оборвала его Джаиса. – Я не верю слухам. Лариана – из наших. Иловирис может болтать что угодно, потому ее и прогнали. Она просто пытается нас поссорить.

– Что болтает Иловирис? – не поняла я. – И как болтает, если Теа запретила ей появляться в Обители?

– Иловирис всем сказала, что это Келлфер пустил ее. Ночью, – округлила глаза Джаиса. – Интересно, зачем?

«Значит, ему нравятся вот такие женщины, – мрачно подумала я. – Высокие, статные, черноволосые и черноглазые, с ледяной кожей и кровавыми губами. Черноземельки».

– Вот это точно не наше дело, – остановил легкую на язык подругу Асварт. – Замолчи. Обсуждать директора Келлфера будет только идиот.

– А я не про него, – отмахнулась Джаиса. – Утром мы с Галисом и Томашем отправились в ближайшую деревню по поручению Теа, и там встретили нашу предательницу Иловирис.

– Не жестко ли? – заметила я, делая глоток чая. – До вчерашнего дня никакой предательницей она не была. Вам не кажется, что это чересчур – выдворять несогласных из Обители?

Асварт и Джаиса переглянулись, словно я сказала что-то, что они поняли по-своему.

– Иловирис всем рассказала, что ты виделась с директором Келлфером ночью, – криво улыбнулась Джаиса. – Она следила за вами издалека, когда уходила.

– И что? – подняла я подбородок, хотя под ложечкой неприятно засосало. Элька тоже слышала об этом? Все шепчутся за моей спиной? – Он пришел посмотреть, как работает сфера. Я проводила его.

– Ну да, – с выразительным звоном поставила на стол сахарницу Джаиса. – Так она и сказала.

– С каких пор общаться с тем, кому Теа приказала помогать, неправильно?

– Иловирис говорит, выглядело так, будто вы знакомы.

– Мы не знакомы, – отрезала я, вставая. – Спасибо за доверие. Да что с вами! Когда это я давала повод усомниться в моей верности Обители? А Иловирис только вчера голосовала против нас. Вы что, слепые?

– Вас видела не только Иловирис, – буркнул Асварт. – Слушай, это все твое дело. Но если ты против нас с Теа…

– Я всегда за вас! – возмутилась я. – Вы… поверить не могу. Аппетита у меня больше нет. Хорошего ужина.

– Я просто хотела тебя предупредить, – бросила мне вслед Джаиса. – Я не считаю тебя предательницей!

9. «ЭТО ТЫ!»

Я устроилась в кресле из ивового прута, с моим любимым видом на ночной сад. Под пение соловьев я размышляла уже даже не о Теа и не о схожести историй безумия, не о Хранителе Ключей – а о том, как за один день поменялось все, что я привыкла считать непреложным, – и как невероятны были эти изменения. Как могли люди, знавшие меня двенадцать лет, вот так просто поддаться общему настроению? Они же, счастливо выгнавшие не согласных с Теа наставников, как могли так просто отречься от своих друзей?

И вдруг меня словно ледяной водой окатило: а я? Разве я, как бы сейчас ни скучала по всегда спокойному Циону и по рассудительной Уле, как бы ни осуждала остальных, разве не рада была, когда Теа выставила их прочь?

Я думала: Элька предала меня, не сказала, что обо мне ползут слухи. Но разве мы вчера возразили Теа?

На чем же строились наши отношения, если так легко дали трещину? Свет, всего за один день! Это вообще возможно?

– Ты искала меня.

Негромкий голос Келлфера заполнил собой ночь, вырывая меня из тягостных раздумий. Он стоял в десяти шагах от стола, черный провал в темноте, и ждал. Я не могла различить черт его лица, тени скрывали их от моих привыкших к темноте глаз.

– Вы собирались следить за занятиями, поэтому я пыталась найти вас там. Простите, если тем поставила в неудобное положение.

– У меня были более неотложные дела.

И Келлфер шагнул в свет висевшего над столом фонаря.

Когда я вновь увидела его, то вчерашнее чувство вернулось. Келлфер молча прошел передо мной, сел в плетеное кресло напротив и посмотрел в упор поверх сложенных под подбородком замком рук. Казалось, он о чем-то размышлял.

Я внезапно ощутила себя не просто голой – без кожи, словно Келлфер мог смотреть не на меня, а внутрь. Мне захотелось закрыться, замкнуться, избежать тяжести и притяжения этого взгляда. Но вместо этого я поерзала на прутовых узорах, устраиваясь удобнее, перебросила косу за спину и как могла смело посмотрела в ответ.

То, что я ощутила в глубине его глаз, меня обескуражило. Это не было холодом, скорее… надеждой?

– Я хотела с вами поговорить, – прочистила я горло. – Можно задать вам несколько вопросов? Я понимаю, что отвечать вы не обязаны. Но прошу вас ответить.

Келлфер молча поднял подбородок, а затем запустил пальцы себе за пазуху, сорвал что-то с обвивавшей шею под камзолом цепи и так же беззвучно положил предмет на стол между нами. Тот даже не звякнул, словно стол не был каменным. Когда Келлфер убрал большую ладонь, я похолодела: на столе переливался в свете фонаря тот самый маяк!

Я не поняла, как мне удалось узнать его: до того я запомнила лишь расширяющийся шар света, да и Келлфер в первую нашу встречу стоял от меня очень далеко. И все же это был поисковый артефакт, без сомнений. Странный круглый и одновременно плоский кулон, массивный, выглядящий как гнездо земляных и воздушных переплетений. Вот только в глубине клубка чего-то не хватало.

У меня пересохли губы. Знает. Он знает.

– Что это? – плохо сыграла неосведомленность я.

В ответ Келлфер не произнес ни слова. Вместо этого коснулся артефакта кончиком указательного пальца – и один из маленьких шипов, враставших в ветвеподобную оправу, окрасился кровью.

Тут же амулет ожил. Корявые, угловатые, унизанные длинными мягкими шипами белые и темно-бурые ветви задвигались, как могли бы скользить змеи, и все же форма оставалась прежней, несмотря на это движение. За полупрозрачной материей змеино-древесных тел вспыхнула белая искра, почему-то не осветившая ни ладонь Келлфера, ни стол, ни сам артефакт, словно одновременно и существовала, и не оставляла от своего существования следа. Искра вспыхнула ярче, и я поняла, что тянусь к ней.

Я хотела себя остановить. Попыталась сжать кулаки и убрать руки под стол, но не смогла так продержаться и двух секунд – рванулась к маяку в каком-то помутнении. Келлфер успел первым, и мои пальцы легли на тыльную сторону его ладони. Не помня себя, я попыталась отобрать амулет, процарапаться, потянуть его на себя.

– Иваса, – сорвалось с моих губ против моей воли.

Режущий заговор скользнул по пальцам Келлфера, не оставив на нем следа. Я потянула руки на себя, но проще было бы сдвинуть гору. Тогда я толкнула стол, все еще пытаясь прикоснуться, и он отлетел как пушинка – похоже, я воспользовалась магией.

– Отдайте, – с яростью прошипела я и тут же выдавила из себя: – Простите! Он мой!

Пальцы ныли от усилия. Я словно пыталась разодрать ногтями камень – на теплой коже Келлфера не оставалось ни малейшей царапины. В пылу борьбы я приблизилась к нему вплотную. Кажется, я шептала поджигающие, разрывающие, ломающие заговоры… Но невесомый, не оставляющий теней свет, льющийся сквозь пальцы мужчины, продолжал оставаться недоступным…

Вдруг Келлфер сжал кулак, и свечение померкло.

– Тебе нельзя его трогать. – Тихий голос совсем не был похож на тот, которым он отдавал приказы.

Словно вся кровь схлынула вниз. В глазах потемнело. Я оглушенно пялилась на его руки – и на свои чуть ли не искореженные от напряжения пальцы с поломанными ногтями поверх светлой кожи. Как во сне, я попыталась потянуть израненные кисти на себя, когда он поймал их в свои, и боль сменилась теплом.

10. ЧУДЕСНЫЙ СОН

Мне снилось тепло. Будто я свернулась в объятиях кого-то горячего, сильного, жесткого, нежного. Во сне почти что не было меня самой, но я знала, что это по-прежнему я, и что именно меня это пахнущее разогретыми на солнце камнями тепло ограждает от окружающего мира и укрывает от тревог. Я знала, что все теперь будет хорошо, что я в безопасности.

«Теперь я рядом».

И меня любили. И я любила.

«Я дам тебе время».

Это был чудесный сон.

.

Я проснулась хорошо отдохнувшей, словно и не было бессонной ночи, тяжелого дня, выворачивающего душу разговора с Маром и сбивающих с ног переживаний о том, что же связывает меня с самым страшным и притягательным мужчиной, какого я встречала за свою недолгую жизнь. Сначала я даже не поняла, где нахожусь и почему мне так хорошо – так бывает утром свободного дня, когда только открываешь глаза, а солнце гладит веки и греет щеки, и постель мягкая-мягкая, словно облако, и валяться, потягиваясь, можно сколько угодно...

Вот только за широким квадратным окном, наполовину задернутым зеленым льном, было черно. И постель оказалась не моя.

И усыпил меня Келлфер.

Я тут же села, сбрасывая служившее мне одеялом невесомое покрывало. Созданная с помощью магии – точно не сотканная! – ткань восхитительного зеленого оттенка бесшумно опустилась на пепельно-серый ковер, а я осталась, как была, в платье, лежать на грубом покрывале цвета булата. Промелькнула быстрая тщеславная мысль: оттенок полотна подходит к моим пшеничным волосам, будто подобран специально, – но я тут же прогнала ее.

Погладила пальцами жесткие волокна покрывала кровати – оно было чуть смятым и теплым на расстоянии вытянутой руки, как если бы рядом совсем недавно лежал кто-то еще. Наверно, я перекатывалась во сне.

За окном стрекотали цикады, тикали сверчки, а в остальном тишина стояла густая, как кисель. Камин не трещал, хоть и ощущалась прохлада.

Это безусловно был Зеленый Дол, но пространства я не узнавала. Учитывая, что меня не пускали лишь на верхние этажи главного корпуса – обычно закрытые, они служили покоями для почетных гостей, коих в Обители останавливалось немало, – это могли быть только комнаты бывших правителей Зеленых земель. Когда-то давно, когда этот край не зависел от соседей, здесь располагались спальни герцога, герцогини и их детей.

В этот раз, разумеется, комнаты почившей сорок лет назад знатной семьи отдали Келлферу.

Я огляделась: обстановка была довольно аскетичной и какой-то бесцветной, словно из нее высосали краски, и уюту здесь служили разве что травяные шторы и пушистый ковер у кровати, да на столе стоял интересный подсвечник, предназначенный даже не столько для свечей, сколько для магического огня: такие плетеные из меди и стали сферы, укутанные слоем дрожащего воздуха, хорошо держали температуру и рассеивали свет. Там же, на столе, лежали стопки книг, чуждые этому простому месту, был раскинут рабочий журнал, открыта чернильница. И стул выдвинут, будто работавший здесь человек только что вышел.

Я медленно села. Спустила ноги с кровати – прямо в мягкие туфли, стоящие у бортика. Ничего не болело. И почему-то было совсем не страшно, хотя, если подумать, стоило бы бежать как можно скорее.

«Он снял с меня обувь, положил под голову подушку и укрыл покрывалом», – беспокойством и радостью отозвалось внутри.

– Ты проснулась.

Я услышала улыбку в голосе Келлфера еще до того, как обернулась на его низкий голос. Он был невероятно красив. Мужественное – и светящееся силой – лицо с правильными чертами. Мужчина смотрел на меня так внимательно, что я ощутила румянец на щеках и отвернулась, делая вид, будто продолжаю оглядываться, чтобы скрыть смущение.

– Вы усыпили меня? – прочистила я горло, тщательно разглядывая стол.

– Ты испугалась, а Теа находилась рядом и направлялась к нам. Я не хотел, чтобы она слышала наш разговор, и проще было унести тебя, чем убедить идти со мной, не привлекая внимания. – Он немного помолчал, словно раздумывая, что можно еще сказать. – Я не причинял и не причиню тебе зла. Для паники нет причин.

Вдруг Келлфер оказался рядом. Я пораженно смотрела, как он присаживается у кровати, у моих ног, продолжая внимательно разглядывать мое лицо, словно искал что-то знакомое. И почему-то все равно смотрел сверху вниз, как если бы я была интересным предметом, который следовало внимательно изучить со всех сторон. Прикоснуться он попыток не делал, но теперь, когда его глаза были напротив моих, я больше не могла игнорировать Келлфера и делать вид, что меня занимают книги, поэтому отбросила смущение и встретилась с мужчиной взглядом. И тут же в глубине груди что-то ухнуло вниз, отозвалось страхом, восторгом, желанием.

Вдруг я вспомнила слова хладнокровного Циона, когда он услышал мой лепет о неземной сущности сильных целителей: «Очарование шепчущих, значительно превосходящих нас в силе – это данность. Ты пока и не можешь смотреть на меня иначе». Я быстро освоила тайный язык, и мне перестало казаться, что Цион светится.

Правда, в том далеком, ушедшем со взрослением желании разглядывать наставника не было нынешней обескураживающей горячей волны, но и Цион и близко не походил на Келлфера и вряд ли имел и тысячную долю его силы. И все же мудрый целитель оказался прав – это внутреннее сияние тянуло, как огонь мотылька, – и мысль о неизбежном очаровании немного отрезвила меня.

11. ИЛЛЮЗИЯ

Теа жила в отдельном маленьком домике. Раньше он использовался под инвентарь. В этом была вся Теа – отдавала прекрасные покои гостям, а себе оставила пусть и переделанный и ставший благодаря ее усилиям уютным, но все же простой служебный домик, лишенный любого лоска.

За защитным кругом, ограничивающим небольшой садик, было видно, что Теа у себя: оба окна светились красным от занавесок сиянием.

Каждый из нас бывал здесь не раз – сидел на простой деревянной скамье среди степного маральника и говорил с наставницей по душам. Теа всегда готова была поддержать и выслушать нас, какой бы мелкой нам самим ни казалась наша проблема…

Я привычно остановилась перед кругом, но Келлфер просто шагнул внутрь, не сбавляя темпа движения, и свет контура погас, погрузив сад в темноту, – и тут же взорвался визгом, оборвавшимся спустя пару мгновений.

Хоть так. Значит, Теа ждала нас.

.

– Я здесь ни при чем, – сказала я с порога, когда наставница невозмутимо поднялась нам навстречу. Она была одета в рабочее платье из льна оливкового цвета, и волосы по-прежнему убраны под ворот, как и всегда. Спать Теа явно не ложилась.

На низком столике громоздились десятки свитков. Разлившийся под потолком магический огонь освещал комнату целиком, не оставляя темных углов. Необычный цвет придавал всему вокруг красочности: чаще всего маги использовали голубой, а Теа – только оранжевый, похожий на свет закатного солнца.

У нее было жарко: маленькая, похожая на походную, печь дымила. Как и все уроженцы Красных земель, Теа любила тепло, предпочитала сидеть на коврах и подушках, а не в креслах, и не загромождала пространство мебелью, оставляя много воздуха. Светлые тканые гобелены с простым повторяющимся рисунком скрывали деревянные стены, ткань же слегка колебалась под потолком. Наставница говорила, что это напоминает ей шатры степняков, и что любит простоту больше, чем роскошь.

Наша Теа.

– Я знаю, Лариана. Келлфер, зачем ты пугаешь девочку и втягиваешь ее в наши дела? – мягко улыбнулась мне наставница. – На ней же лица нет. Я так понимаю, это срочно, раз ты пришел посреди ночи?

– Ты приведешь ее в чувство немедленно.

Келлфер был чужд этому простому теплому пространству. Словно сотканный из холода, строгости, черно-серого цвета, он выглядел инородно и угрожающе.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Но раз твой тон так изменился, а из всего подобранного мной сброда – твои слова! – ты выделил Лариану, значит, уже знаешь о ее таланте, – улыбнулась целительница совсем не идущей ее благородному лицу холодной усмешкой. – Она нужна вам, но она моя.

– Ты заигралась, Теа. Я тебе не какой-нибудь облеченный властью мальчишка. Отпусти Лариану, чтобы спасти свою жизнь. Сейчас.

И Келлфер протянул руку вперед. Вспыхнул бессловесный заговор, и хотя я слышала попытку Теа защититься, широкая, светящаяся огненными знаками полоса легла на горло женщины ошейником, с шипением паля заправленные в ворот платья косы. Я вскрикнула, прижимая ко рту ладони, бросилась к мужчине, но что-то не дало мне сделать и пары шагов, будто сама древесная плита пола поймала меня. Я попробовала вымолвить заклинание, но из горла донесся только писк.

– Я не знаток разума, – отшатнулась женщина, гордо не пытаясь снять ошейник. – Я ничего не могу поменять в ее разуме. Все выводы, к которым пришла Лариана – ее собственные. Она знает, где зло, а где добро, а ты предлагаешь мне извратить для нее эти понятия в угоду тебе и твоему желанию обеспечить Приют еще одним карманным талантом и полезным слугой.

Говоря это, Теа смотрела не на Келлфера, а на меня. Огненные символы загорались под ее подбородком, я почти видела ожоги за неровными штрихами, но сама целительница даже руки к шее не поднимала, продолжая бросать Келлферу вызов, непоколебимая, как и всегда.

Я вместе с ней проникалась злостью. Теа была тысячу раз права: не буду я прислуживать в ордене ни за какие знания! Не после этого. Никогда.

– Мы оба знаем, как ты довела их до такого уровня верности, – шелестящий голос Келлфера наполнял покои, стелился по полу, отражался от стен, будто мужчина находился и у стен, и у окон, и у двери. – Как и что меня Лариана не услышит, а ломать ее я не хочу.

– Это не магия, – развела руками Теа. Мне показалось, что сквозь ее прожженную седину и черты пожилой женщины проступает огонь волос и жесткость черт, не смягченных возрастом. Говоря, она делала небольшие шаги назад, словно искала какой-то выход. Вот наставница сошла с коротковорсного ковра на дерево, по доскам щелкнули каблуки сапог. Между ошейником и кожей вился воздух, которым она защищалась от жара. Темные глаза ее мерцали.

Она была какой-то другой. Словно шлейф благородного спокойствия и благожелательности вдруг рассеялся. Теперь ей пошел бы меч, а не заживляющее раны полотно. И в движениях почти не осталось уверенного величия.

И она не казалась светлой.

И все же это была Теа. Напуганная, ощетинившаяся, но моя наставница. Сейчас, когда Келлфер угрожал ей, я была готова наброситься на него со спины, если бы меня не держали.

– Я вижу, – встал между нами Келлфер. – И признаю твою искусность. Но до того ты не переходила мне дорогу. Теперь – перешла.

– Обитель и Приют существовали и могут существовать… – начала было Теа, но Келлфер грубо перебил ее:

12. «ВЫ УНИЧТОЖИЛИ МОЙ МИР»

Снаружи было холодно, словно не лето стояло на дворе, а поздняя осень. А может, мне только показалось, что ветер пробирает меня до костей, остужая даже комок солнечного сплетения, который я всегда ощущала собственным центром тепла.

Келлфер попытался поддержать меня, когда я чуть не упала, споткнувшись об ограждавшие клумбы камни, но я тут же выпустила его горячую руку, машинально восстанавливая равновесие.

-Вы не могли бы дать мне немного побыть одной? – Моего опустошенного разума даже хватило на вежливость.

Не слушая ответа, я сделала несколько неуверенных шагов вперед, в темноту сада. Стояла наполненная пением птиц и скрежетом цикад тишина, а мрак холодом заливал мои привыкшие к свету магического огня глаза.

Словно я вся состояла из насквозь промерзшего дерева, с трудом подняла руки и запустила пальцы в волосы, показавшиеся мне по-чужому мягкими, с силой провела ото лба к вискам, натягивая пряди до боли. Почему-то мне почудилось, что ситцевая лента, которой я переплела косу, слишком стягивает ее и душит меня, и я начала выпутывать, а потом и выдирать бант, разрывая волоски, пока не швырнула всю ленту себе под ноги, как дохлую белую змею.

Я остолбенело глядела на нее – светлая полоса на черной траве, – и вдруг поняла, что распущенные теперь волосы липнут к щекам. Я беззвучно плакала.

Ноги не держали. Я тихонько опустилась на валун, у которого росла душистая мята – любимая трава Теа, аромат которой сейчас вызывал тошноту, – и вцепилась бесчувственными пальцами в шершавый камень. С отвратительным скрежетом провела по прожилкам ногтями, от чего меня передернуло, и закрыла глаза. Кажется, пошатнулась, заваливаясь назад – и уперлась в Келлфера.

Он тяжело положил мне руки на плечи и, ничего не говоря, застыл так. От ладоней мужчины распространялось тепло – оно текло по шее, ключицам и вниз, к животу. Я позволила себе откинуться назад еще, только подбородок прижала к груди, чтобы не видеть лица того, кто только что разрушил все, во что я верила – и спас меня.

Почему-то присутствие Келлфера придавало мне сил. И спине уже было не холодно.

Мужчина молчал – ждал, пока что-то скажу я или не хотел разрушать тишину. Мне хотелось обвинить его, закричать, с издевкой спросить, почему он не смеется надо мной, такой дурочкой, но вместо этого я тихо прошептала, не обвиняя:

– Вы уничтожили мой мир.

– Мне жаль, – донесся сверху его негромкий голос. – Однако могу предположить, что суть твоего мира не была в служении одному месту. Ты можешь наполнить жизнь другим смыслом.

– Я была счастлива здесь, – медленно проговорила я.

– Ты будешь счастлива и в других местах, – предположил он. – У тебя впереди вся жизнь.

– Ничего больше чувствовать не могу, – срывающимся на плач шепотом возразила я.

Я не видела лица собеседника, и мне казалось, что я спорю то ли с темнотой, то ли с чем-то внутри меня самой.

Келлфер пошевелился. Затем я на миг потеряла опору – он наклонился ко мне, обнимая сзади. Рука скользнула по голой коже шеи, по плечу. Это был поддерживающий жест, в котором не было похоти.

– Это не так, Лариана.

Его лицо почти касалось моего затылка. Вот ветер взметнул пряди вверх, мазнув меня ими по носу, и мне даже показалось, что они темно-рыжего цвета, но потом я вспомнила, что он собирает волосы заговором.

Тогда я обернулась – и Келлфер оказался совсем рядом.

– Я ненавижу вас? – спросила я, отчаянно глядя в его глаза.

– Нет, – тихо ответил он. – И ты не ненавидишь Теа, даже если сейчас думаешь так. И это место. И себя, ведь ты не совершила ошибки, решив посвятить свою жизнь исцелению и помощи людям. Ты просто потеряна. Но твой мир – это ты. И ты осталась собой.

Я сморгнула слезы, пытаясь осознать его слова.

– Вы сейчас предложите мне другой смысл? – горько спросила я Келлфера. – Как когда-то Теа. Объяснила мне, как ребенку: вот зло – вот добро. Теперь вы скажете, что все иначе.

– Не скажу. – Келлфер убрал танцующий у кончика моего носа локон. – То, что вы делали здесь – реально. Ты – лекарь, и по таланту, и по призванию. Я не дам тебе ответов, потому что ты знаешь, что есть добро, лучше меня.

И с этими его словами я ощутила такую пронзительную благодарность, что слезы снова хлынули из глаз. И тогда мужчина снова прижал меня к себе, только теперь похлопывая по спине, как маленькую, а я плакала, плакала, плакала...

Обо всем. О лжи человека, которого считала святым, о разрушении моей веры в безопасность. Об Обители отвергнутых, о моих друзьях, до самых печенок верных сломавшей их Теа. О том, что я не могла их всех ненавидеть, ведь мы стольким помогли… И о том, что своего места в жизни я больше не знала.

А Келлфер лишь гладил меня по волосам.

И когда я отстранилась, он посмотрел на меня без жалости и презрения.

– Я не знаю, что мне теперь делать, – больше себе, чем ему, сказала я. – Спящие в сфере ведь не виноваты. Я не могу уйти.

– Этому месту осталось существовать лишь несколько дней.

Эта мысль своим чудовищным значением разом перекрыла мои страдания. Я вспомнила, как он собирался поступить, и мне стало стыдно, что я трачу время на оплакивание своей участи.

13. ОТСТУПНИКИ

Мы с Улой и Ционом сидели на одной из многочисленных уютных террас, выходящих к самой воде. Тут, на набережной быстрой и полноводной Арканы, не знавшие забот и бедности хозяева едален пытались перещеголять друг друга, устраивая свои заведения с размахом и фантазией: чуть дальше по течению расположился «Дворец изумруда», где громадные валуны, служившие и ножками столов, и ограждениями, были крупно огранены и окрашены в глубокий зеленый цвет, а за ним – «Полет мотылька», украшенный легкими узорными полотнами, дрожащими и переливающимися на ветру звенящими, вплетенными в нити зеркалами, а еще дальше – красные шатры «Оазиса», так любимого степняками.

Мы же выбрали «Дом светлячков» – замечательное место, где по углам плавучей платформы поднимались вверх искусные копии громадных деревьев со сплеташимися над нашими головами кронами, только вот их созданная из ткани кора вихрилась необычными узорами и прятала в себе желтые огоньки. Здесь было невероятно красиво вечером, но и сейчас очень хорошо, восхитительно прохладно: с воды дул освежающий ветерок.

Солнце жарило где-то в вышине, но мы устроились под одним из столбов-деревьев и спрятались от горячих лучей, и только потягивали холодный травяной напиток, жмурясь на искрящуюся воду.

Это был бы чудесный и счастливый летний день, если бы не изводившие нас тревоги. Ула говорила, «Дом светлячков» был почти родным: именно здесь собирались наставники Обители, когда посещали город, и ноги сами привели Улу и Циона в привычную обстановку. Я тут раньше не бывала – помощников обычно не приглашали.

Хозяйка хлопотала вокруг нас, нахваливала Теа и рассказывала, как совсем недавно Обитель помогла излечиться от стылого пота ее старшему сыну, которому все пророчили быструю смерть. Она улыбалась – и мы вымученно улыбались, будто и не были предателями.

– Ты тоже об этом думаешь? – тихо спросила меня Ула, когда женщина упорхнула, и мы остались на платформе одни. – Что Теа спасла жизни тысячам людей. Я первую ночь спать не могла, думала только об этом. Что меня изгнали из чего-то по-настоящему огромного и доброго, полного смысла.

Ула была очень юной и доброй девушкой. Родом из Коричневых земель, задумчивая, тихая, неброская, но полная глубины, проступавшей через мягкие черты, она обычно отличалась молчаливостью и крайней скромностью. Ула была младшей из наставников, но вела одну из старших групп учеников. Ходили слухи, что она еще даже не отработала время присяги – платы служением за обучение в Приюте. Впрочем, я бы не удивилась, если бы она оказалась гениальным шепчущим, заговорившим на тайном языке вдвое быстрее, чем остальные.

Ула не любила внимания. Она не носила ярких роскошных платьев, как Иловирис, не завивала волосы, как Элька, избегала шума праздников. Во всем ее облике – длинных русых волосах, грустных серых глазах, расслабленно приоткрытых светлых губах, – сквозили естественность и тепло. Ула, наверно, думала, что так сливается с толпой, не понимая, что светится изнутри.

Мне она очень нравилась. Сейчас казалось, что когда Ула, верная идеалам Обители, подняла руку на том собрании, во мне и поселились первые сомнения, которых я еще тогда не могла осознать.

– Теперь я сомневаюсь во всем, что делала, – вздохнула я, вглядываясь в блики на беспокойной воде. – Это не дает мне спать. Что я следила за сферами, которые лечили тех, кого Теа свела с ума.

Цион отставил от себя пустой стакан, в котором влажными алмазами сверкал лед. Мне показалось, что он с беспокойством посмотрел на Улу и ответил скорее ей, чем мне:

– Какими бы мотивами Теа ни руководствовалась, по ее приказам вы творили добро. Каждый вылеченный вами человек был ранен – а сейчас жив, каждый ученик обучен. Не вижу причин сомневаться в себе.

Слова Циона ощущались окончательными, вескими. В противовес Уле, он был старшим из наставников – и доверенным лицом Теа. К нему даже его коллеги обращались на «вы», а ученики и вовсе робели под тяжелым взглядом. Его взметнувшаяся вверх рука на том собрании, если подумать, означала даже больше, чем Улы. Почему мне не приходило это в голову раньше?

– Нами? – переспросила я. – Вы не относите себя к нам?

– Долгое время я исполнял поручения Теа, не будучи слепым, как вы. Однако сейчас, когда эта лодка идет ко дну, я предпочту связаться с Приютом Тайного знания, а не потонуть вместе с ней, – спокойно ответил Цион.

Рядом с теплой Улой он казался воплощением холода: плотное серебристо-голубое одеяние, в котором мужчине почему-то не было жарко, белоснежные, как и у большинства пурпурноземельцев волосы, ледяные голубые глаза, светлая кожа, какая-то величественность в жестах. Даже голос его казался прохладным, как ветер.

Я глядела на него во все глаза. Лучший целитель, если не считать самой Теа, что я знала, похоже, разделял наши взгляды лишь отчасти. Но ведь и Теа не была слепой! Неужели она понимала, что холодный, спокойный и такой надежный Цион не верит в идеалы Обители?

«Да что ты знаешь о настоящих идеалах Обители?» – зло поправила я себя.

– То есть для вас исцелять больных не так важно?

Ула тяжело вздохнула и отвернулась к дереву. Пальцы ее гладили переплетения перил террасы.

– Мои взгляды мало что меняют, – пожал плечами Цион.

– Расскажите Лариане то, что рассказывали мне, пожалуйста, – попросила его Ула.

– Ты говоришь об указаниях Теа. – Целитель не спрашивал. – Не вижу смысла, Лариана и так здесь.

14. ИЛОВИРИС

Иловирис и не пыталась быть тихой. Ее всегда окружал шум – и звуковой, и световой. Переливы дорогих ярко-багряных юбок, блеск серебра и золота, театральные жесты, высокий, чуть визгливый голос. Когда я смотрела на нее, мне казалось, что она как-то изменила свою внешность: губы были чересчур красными, локоны – смоляными, кожа – мраморно-белой. Невероятная красавица, заполнявшая собой пространство.

Другие наставники быстро уставали от Иловирис. Ее было слишком много, она питалась вниманием, с неизменной страстью разглядывая себя глазами других. Ей сложно было не восхищаться – и так же сложно симпатизировать, как по мне.

Даже стезя, которую она выбрала – путь иллюзиониста – отличалась от большинства. Шепчущие боялись сунуться в эту тему, полагая, что необходим очень выраженный талант и очень высокий уровень силы. Но у Иловирис получалось.

«Теа не берет слабых», – твердила я себе теперь.

.

– Раз уж блаженная Лариана теперь с нами, – надменно протянула красавица. – У нас есть шансы вытащить совсем новичков, так ведь? Неплохо, это действительно неплохо. Проверишь их.

– Пожалуйста, прекрати называть меня блаженной, – остановилась посреди улицы я. Спорить с Иловирис было непросто, но и терпеть подобного отношения я не хотела. В конце концов, вся иерархия Обители, в которой я раньше состояла, разрушилась, как только я бежала прочь. – Есть, в чем меня упрекнуть – говори прямо.

– О, я не хотела тебя обижать, – оскалилась Иловирис. – Просто ты всегда была столь увлечена служением. И помнишь, как с пеной у рта отстаивала, что никто не захочет в Приют?

– Я и сейчас не уверена ни в чем, – твердо ответила я, встречаясь взором с колючими черными глазами. – Кроме того, что хочу вытащить всех, кого смогу, чтобы Келлфер не убил их.

– Директор тебе не сказал, – ослепительно улыбнулась Иловирис. – Он уберет всех, кто дал Теа клятвы в ее экспериментальном трансе. Ты ведь тоже давала. Странно, что ты здесь.

– Я никогда ни в чем не клялась Теа.

– А, ну да, – издевательски протянула шепчущая. – Ты же не помнишь. На всех транс работает по-разному. Но давай так: если ты окажешься с ножом, приставленным к горлу нашей матери-благодетельницы, у тебя рука не поднимется ее прирезать.

– Разумеется, – внезапно вступилась за меня Ула. – Как и у меня. Разве это о чем-то говорит?

– О том, что вы или поклялись Теа, что не причините ей вреда, или что вы слабачки. Ты, Ула, явно можешь Теа хотя бы возражать, раз на собрании выступила за Приют. А насчет блаженной я не уверена.

– Ты слишком резка, Иловирис, – охладил пыл женщины Цион. – Выбирай выражения.

– Хорошо. Тебе приходилось хотя бы не соглашаться с Теа? – обратилась она ко мне.

Несмотря на издевательский тон, врать я не захотела. Слишком высоки были ставки – и слишком страшно всех подвести. Если Иловирис говорила правду… Свет, я и думать не хотела, что это означало.

– Кажется, нет. Но когда Теа думала, что я обвиняю ее, она не удивилась, – медленно ответила я. – Значит, я не давала такой клятвы?

– Или она решила, что не сработало, – кивнул Цион. – Теа пробовала разные подходы. Считается, что если человек не помнит своей клятвы, она не действует. Развиваясь как знаток разума, Теа преодолела эту грань. Однако действует не на всех и не одинаково. Мы не знаем, как ты поведешь себя, когда столкнешься с Теа напрямую.

– Вы участвовали и в этом? – прошептала Ула, и я вдруг поняла, что ей по-настоящему больно.

– Скорее, был в курсе. Это не сфера моих интересов.

– Цион, не пытайтесь объяснять, – кокетливо пропела Иловирис. – Добренькие девочки не поймут.

– Иловирис, или ты прекратишь их унижать, или я заставлю тебя замолчать, – оборвал ее Цион. – Лариана, Келлфер действительно не рассказал тебе о том, почему ждет неделю?

– Я думала, чтобы увидеть, кто может учиться в Приюте, – неуверенно ответила я, чувствуя себя полной дурой. Все здесь знали больше, чем я, и информации было так много, что я не успевала осознать ее. Клятвы, трансы, проверки. Голова шла кругом.

– Все, кого Теа забирала, очень сильны и могут учиться, – терпеливо пояснил Цион. – Однако клятвы Теа делают их спящим оружием, которое Келлфер не станет оставлять в строю. За эту неделю его задача определить, кто из наставников пойдет против воли Теа, таким образом доказав, что он не в ее полной власти. То же с учениками, но с ними шансов меньше: Теа шлифует свое мастерство, так что те, кого она заставила клясться недавно, могут быть очень сильно… – Он некоторое время подбирал слово. – … испорчены. Но так как сам ее подход нов, она учится, осечки случаются. И наша задача – помочь их найти.

– Или не помогать, – подхватила Иловирис. – Директор Келлфер и так делает нам одолжение, что возится. Поэтому чем больше мы спасем – тем больше выживут. Сдается мне, это даст нам пару очков в Приюте. Мне в этом плане цены нет, я создаю иллюзию Теа и просто смотрю, кто может не слушаться ее или даже напасть, а кто нет. Я вытащила уже шестерых. И сегодня снова вернусь в Обитель. Теа меня не поймать, пока Келлфер дает пройти защитный периметр. А он считает меня очень полезной, – с гордостью добавила она.

– Что я могу сделать? – выступила вперед я.

15. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ОБИТЕЛЬ

Я собиралась вытащить Мара и остальных. Эти ребята доверяли мне свои души, и я была уверена: они меня послушают. Собственно, только меня они и послушают сейчас, ведь привыкли, что я каждый день разделяю их горести и радости. Я точно окажусь им ближе, чем пока не знакомые наставники, и может, даже чем далекая Теа, несмотря на весь ее непререкаемый авторитет.

Келлфер, спокойно выслушавший мои сбивчивые аргументы и просьбы, на удивление не стал ничего запрещать, только усмехнулся сам себе и приказал подождать до ночи, когда он откроет путь для Иловирис. Эти слова почему-то задели меня: то, что черноземелька посещала его покои под пологом ночного мрака, я уже слышала, но после разговора с самой Иловирис надеялась, что она переоценивает собственную значимость и появляется в Обители не для того, чтобы разделить с Келлфером ложе.

Иловирис рядом с ним… ворковала. Я никогда не видела ее такой кроткой, горящей, смущающейся. Она была сама услужливость, само понимание, готовая поднести воды или облить грязью Теа, лишь бы доказать свою преданность. Келлфер относился к ее стараниям снисходительно, но обращался к ней часто. Кажется, они понимали друг друга с полуслова, и это тоже кололо меня, хотя я и понимала, что Иловирис я не соперница и никогда ей не была.

Келлфер сформулировал это именно так: «Пройдешь сквозь периметр вместе с Иловирис».

С нами вызвался вернуться и Цион, но ему Келлфер настрого запретил появляться в Обители. Я не поняла повисших в воздухе недосказанностей, но сложилось впечатление, что Келлфер всерьез опасался, вдруг Теа сумеет поймать Циона и что-то сделать с ним. Целитель не расстроился, лишь пожал плечами – и согласился ждать наших успехов. Мне показалось, он как-то странно посмотрел на Улу, а она вся сжалась под его взглядом, будто хотела, но не давала себе заплакать. Я пообещала себе расспросить ее позднее, когда каждое наше слово не ловят несколько пар ушей.

Мы были похожи на разведчиков с тайной миссией. Под чужими именами прятались в неприметном гостевом доме Ллинайны, ограждались глушащими звуки и отводящими глаза заговорами, продумывали планы, рассуждали о мотивах Теа. Говорить о наставнице у нас получалось только шепотом, мы неосознанно понижали голос, произнося ее имя, и избегали откровенных упреков, будто она могла нас слышать. Такому мороку подвергались все, кроме Циона.

Когда я обратила на это внимание, Иловирис фыркнула, словно я сморозила глупость, и громко, обращаясь к молча читавшему в кресле Келлферу, сказала, что она не овечка, чтобы бояться ругать имя пастуха. Имени пастуха, правда, так не назвала, так что проницательный Цион только усмехнулся, и Иловирис сжала зубы в улыбке.

А вот Ула шепнула мне на ухо:

«Попробуй потом вслух поругать Теа. Только не при всех».

Келлфер в споры и предположения не вникал. Он сидел у занавешенного окна, далеко от стола, за которым разместились мы, и быстро пролистывал какой-то тяжелый фолиант. Между его бровями залегла скадка, будто то, что он читал, беспокоило его все больше. Я залюбовалась его мужественным профилем, пропитанным силой и магией. Когда я так смотрела на него, мир сужался до сурового лица с высокими рельефными скулами и острых как пики глаз.

– Что это за книга, директор? – пропела Иловирис. – Могу я потом почитать ее?

Келлфер не ответил ей, зато поглядел на меня. И сказал:

– Это настольная книга Теа. Когда-то давно ее дал Теа мой хороший друг.

Краем глаза я заметила, как с интересом вскинулся Цион. Он, впрочем, просить не стал, в отличие от Иловирис:

– Она об иллюзиях? Я стараюсь расширить свои знания. И была бы очень, очень счастлива, если бы...

– Нет, – просто оборвал ее Келлфер, не оставляя сомнений: он ответил на оба вопроса.

Иловирис с улыбкой кивнула и, маскируя улыбкой тоску в глазах, грациозно пожала плечами, обращаясь почему-то ко мне:

– Значит, спрошу позже, – с нажимом сказала она. – У меня к тебе… просьба. – Шепчущая произнесла последнее слово так, чтобы я поняла: это настоящий приказ, и если я откажусь, то она меня в порошок сотрет. – Когда мы переместимся в покои директора, сразу иди по своим делам. Ты же все понимаешь?

Как у нее рот не болел так широко улыбаться?

– Задерживаться не собираюсь, – хмуро ответила я, думая, что у меня слишком много дел, чтобы тратить драгоценное время на наблюдение за их уединением.

– Ты и так лишняя, – сказала она с еще большим давлением. – Он просто дает тебе поиграть в спасение.

– Верно, – раздался от окна негромкий низкий голос. – Как и тебе. Так не заигрывайся, Иловирис.

– Конечно, – поспешно ответила та.

Мне чудилось, что Келлфер оценивает нас, и я часто ловила себя на мысли, что же он может подумать. Спиной я почти все время ощущала его тяжелый взор. Казалось, темный маг разглядывает меня, прикидывая, стою ли я усилий, и его внимание хоть и льстило, но заставляло волоски шевелиться на шее.

А может, мне казалось? Ведь почти постоянно рядом со мной сидела Иловирис – в роскошном платье цвета запекшейся крови, грациозно сложив изящные кисти поверх тонкой, зажатой корсетом талии, сверкая серебром уходящей в ложбинку декольте цепочки, источая аромат роз и жасмина. Я в своем простеньком льняном сарафане рядом с ней, похожей на легендарную черную розу – бывшую леди Черных земель, Юорию Карион, – казалась дворняжкой.

16. ОНА УПРАВЛЯЕТ НАМИ

– Келлфер, ты вновь не один.

Негромкий голос Теа окатил меня холодом. Я молча застыла на месте, боясь произнести хотя бы слово, только смотрела, как Иловирис, ухмыляясь, присела в реверансе. И хоть она пыталась скрыть страх, я видела, как крепко ее тонкие пальцы сжали парчу верхней юбки, и как дрожала от напряжения спина.

Наставница выглядела грустной и измотанной. На лице ее морщинами отпечаталась мука, но уверенный разворот плеч, спокойное и доброжелательное выражение лица, как всегда лишенное вычурности простое платье и понимающий взгляд сильного и мудрого целителя загипнотизировали меня. Теа была похожа на уставшее от мирской суеты и грязи божество. По сравнению с ней замотанная в дорогие тряпки и увешанная украшениями холеная Иловирис смотрелась шутихой на фоне вулкана.

Мне казалось, если Теа сейчас обратится ко мне, даже посмотрит на меня с молчаливым, добрым укором – я на месте умру от стыда. Вдруг все мотивы, которыми я руководствовалась до этого мига, показались мне глупыми, неправедными и недостойными, грязными, предательскими. Чувство было столь сильным, что я задрожала, а когда все-таки разомкнула сухие губы, чтобы прошептать ничего не исправляющие извинения, вдруг поняла, что Келлфер закрывает мне рукой рот, как пленнице. Я дернулась, в каком-то помутнении пытаясь укусить его за ладонь, мазнула языком по прохладной, чуть солоноватой коже… А он только сжал меня сильнее.

«Прекрати, – его голос у меня в голове оказался спокойным, но вместе с тем словно прокалывал пузырь гипноза, во власти которого я билась, словно рыба в садке. – Не смотри на нее. Смотри на меня или Иловирис».

Я хотела уточнить, что он имеет в виду: как можно смотреть на того, кто стоит за твоей спиной и крепко держит тебя так, что ты и двинуться не можешь, не то что повернуть головы. Но тут же поняла. Как себя когда-то, теперь я наблюдала шепчущего со стороны: вот он медленно обошел вздрогнувшую Иловирис и остановился у кровати с высокими резными столбиками, небрежно положил расслабленную кисть на обтянутое телячьей кожей изголовье. Лицо копии Келлфера выражало скуку, неудовольствие – никогда не представляла на нем подобного выражения.

Иловирис то ли не поняла, что произошло, то ли решила воспользоваться моментом, то ли просто повела себя привычно. Она прижалась к иллюзорному Келлферу, грудью к локтю, обвила предплечье своими изящными руками. Чуть порозовевшие щеки ее светились, когда она с ложной скромностью улыбнулась наставнице:

– Простите, наставница Теа, я не собиралась нарушать ваши правила. Но директор Келлфер снова пригласил меня, а его указания более весомы.

– Оставались бы в поместье Амори, – как-то тускло заметила Теа, приглядываясь к иллюзорному Келлферу. – Зачем вы здесь вопреки моему приказу?

– Звучит так, словно ты пытаешься приказать и мне, Теа.

– Ты хотя бы здесь? – блеснула наставница глазами, и вдруг я поняла, кожей ощутила, что она в бешенстве, но ничего не может сделать с тем, что – кто! – злит ее, и оттого ярость лишь сильнее.

– Конечно, – ответил иллюзорный Келлфер, а настоящий чуть усилил давление на мои губы, так что я схватилась за его пальцы, замотала головой, показывая, что все поняла.

Безумная мысль, что стоящий сзади мужчина реален для меня, а созданная им иллюзия реальна для Иловирис, и вообще-то, я не знаю, не удерживает ли меня морок, опутала мой разум, отвлекая внимание от наставницы. Я обернулась – и столкнулась с шепчущим взглядом. Келлфер улыбался самым уголком губ, его зеленые глаза блестели силой и жаром, так что я отступила, выворачиваясь из крепких объятий. Мужчина отпустил меня легко, однако протянул руку и коснулся моего виска. Я думала, он уберет мне волосы за ухо, и застыла, ожидая ласки, но вместо того в моем разуме зазвучала мысленная речь.

«Я с тобой, – будто ответил он на мои опасения, но почему-то эти слова прозвучали двусмысленно. – Теа нас не видит».

«А Иловирис? – Как бы я ни пыталась контролировать свою мысленную речь, это было намного сложнее, чем управляться с обычной, и хотя у меня получалось лучше многих, интенсивные мысли все же воплощались в слова. – Она видит?»

Келлфер не ответил. Я инстинктивно коснулась его лица, инициируя новый контакт, ведь если созданный им не был нарушен, разве мог он ничего не ответить? Кончики моих пальцев скользнули по корням растущих на виске мягких волос, и вдруг Келлфер поймал мою руку, будто предупреждая. Что-то мелькнуло в темно-травяной глубине его глаз, словно искрящаяся тень пронеслась, и меня снова обдало жаром.

Он так и застыл, не отпуская моих холодных пальцев, смотря мне в глаза, будто и не было за моей спиной ни Теа, ни Иловирис. Мне показалось, Келлфер хочет что-то сказать, но он молчал, разглядывая мое лицо в упор. Зрачки его были такими широкими, что изумрудная полоса радужки превратилась в тонкий ободок, а сами глаза казались громадными и почти черными. Тонкие жесткие губы приоткрылись вдохом.

Непреодолимая сила влекла меня к нему, и я на миг уверилась, что притяжение взаимно. Дыхание стало общим, воздух теплел между нами, как если бы мы касались друг друга. Мой долгий шумный выдох звучал почти сладострастно, и уголок его рта тоже чуть дрогнул.

И в этот миг я услышала влажный звук поцелуя, прозвучавший для меня громче грохота сходящей лавины.

Оборачиваясь, я пошатнулась, и Келлфер не поддержал меня.