Истинная троих.Таверна для попаданки

Пролог.

– Ну осторожнее же! – кричу мужчинам, что вносят ящики на склад. Кажется, они сейчас разнесут все мои экспонаты.

– Да что станется с вашими каменюками, – огрызается один из грузчиков, с красным от натуги лицом. – Они пару сотен лет лежали в земле, и не рассыпались.

– Вот именно, им несколько сотен лет, и они чудесно сохранились, а вы их за полчаса угробите, – хмурюсь, стараясь смотреть на них строго. Не знаю, выходит ли, но попробовать стоит.

– Хорошо, хорошо, – недовольно ворчит грузчик, но двигаться начинает осторожнее. Победа! Я улыбаюсь, предвкушая, как буду сейчас все извлекать, осматривать, фиксировать и подолгу любоваться.

– Это последний ящик, – отрапортовал грузчик с облегчением и, получив мою подпись на сопроводительных документах, покинул склад вместе со своими коллегами. Буркнул правда себе под нос что-то типа: "Мужика тебе надо, а может и не одного", но я не вслушиваюсь. Мне мужика не надо, у меня с ними не очень-то получалось. Вернее, так: у меня в принципе с людьми не очень-то получалось находить общий язык. Не то что с артефактами и книгами. Они не высмеют, не обругают, не скажут, что я фригидная. Да что-то я отвлеклась. Надо заканчивать приемку и приниматься за работу. Оглядываюсь по сторонам.

Склад музейного хранилища напоминал пещеру Али-Бабы, только вместо золота и драгоценностей – пыльные ящики, обвязанные веревками, картонные коробки с предупреждающими надписями и штабеля холщовых мешков. Воздух здесь спертый, пахнет тленом, старым деревом и едва уловимой ноткой чего-то металлического, как будто кровь когда-то пролилась здесь и впиталась в пористый бетон.

Я поежилась. Обычно я любила это место – здесь, среди молчаливых свидетелей прошлого, я чувствовала себя как дома. Но сегодня атмосфера словно сгустилась, давила на плечи. Может, виной тому приближающийся декабрьский мрак за окном, а может, и тот факт, что я останусь совершенно одна.

– Ясь, ну ты же не обидишься? – прозвучал виноватый голосок из коридора. Это Лена, моя напарница, топталась у двери, нервно теребя ремешок сумки. – Сама понимаешь… Мы столик в этом ресторане еще на прошлой неделе забронировали! А тут этот аврал с сибирскими находками…

Вздыхаю, отрываясь от страницы каталога. На Лену сложно обижаться. Эта молоденькая студентка-практикантка, с огромными голубыми глазами и наивной улыбкой, искренне любит археологию, но свидания любит, кажется, еще больше.

– Иди уже, – машу я рукой. – Все равно тут делов на всю ночь. Только закрой за собой, пожалуйста. И свет не забудь выключить.

Лена чмокает меня в щеку и убегает, оставив после себя легкий аромат дешевого цветочного парфюма. Я же улыбаюсь ей вслед. Сама я о свиданиях как-то не задумываюсь. Музей, древние артефакты, научные статьи – вот моя настоящая любовь. Хотя, признаться честно, иногда все же накатывает тоска. Особенно, когда видишь, как другие строят свои жизни, полные романтики и приключений.

Вздохнув еще раз, я вернулась к работе. Сегодняшний день был посвящен новой партии артефактов, прибывших из раскопок в районе озера Байкал. Шаманы, древние курганы, таинственные ритуалы… Сибирь всегда будоражила воображение. Мне предстояло внести каждую находку в каталог, сделать фотографии, занести подробное описание и поместить ее в соответствующую ячейку хранилища. Рутина, конечно, но без нее никуда. Да и я любила эту рутину, она успокаивала и давала чувство защищенности, а у меня с этим чувством с момента гибели родителей было не очень.

Большая часть находок оказалась довольно тривиальной: обломки керамики, бронзовые украшения, кости животных. Все это уже тысячу раз видели и описывали. Но среди обыденности иногда попадались настоящие сокровища, артефакты, способные пролить свет на утерянные страницы истории.

Один из таких артефактов лежал в отдельном ящике, обернутый в несколько слоев плотной ткани. На сопроводительной бирке было написано: "Объект №7. Предположительно: культовый предмет. Требует особой осторожности!". Уже интересно.

Я аккуратно сняла верхний слой ткани. Под ним обнаружился небольшой предмет, размером с ладонь. Он был сделан из неизвестного металла, темного и гладкого на ощупь. Форма его была причудливой: неправильный многогранник с острыми углами, словно осколок упавшей звезды. На каждой грани были выгравированы символы, напоминающие руны, но отличающиеся от всего, что я когда-либо видела.

Надела тонкие хлопчатобумажные перчатки и осторожно взяла артефакт в руки. Металл оказался холодным, как лед, несмотря на духоту в хранилище. Я это ощущала даже через ткань перчатки. От него исходила едва уловимая вибрация, словно он был живым. Символы на гранях словно замерцали в полумраке комнаты.

Любопытство взяло верх. Я подошла к столу, достала лупу и принялась внимательно изучать руны. Они были слишком сложными, слишком странными. В них не было ни единой знакомой черты. Но что-то в них завораживало, манило…

Я провела пальцем по одной из граней. В голове словно вспыхнула искра. Краткий, но мощный импульс. Показалось, что артефакт пульсирует в моей руке.

Затем произошло что-то необъяснимое.

Вокруг артефакта вспыхнул яркий свет, ослепительный, нестерпимый. Я зажмурилась, отшатнулась назад, пытаясь выпустить предмет из рук. Но он словно прилип к моим пальцам, не желая отпускать.

Свет становился все ярче и ярче. Воздух вокруг загустел, словно превратился в желе. В хранилище запахло озоном и чем-то еще, незнакомым, чуждым, напоминающим запах раскаленного песка и сухих трав.

Глава 1.

Боже, как же все болит! Словно меня пережевали и выплюнули обратно. Медленно, с трудом разлепляю веки. Яркий свет бьет в глаза, заставляя снова зажмуриться. Да что ж такое? Где я вообще?

Постепенно зрение приходит в норму. Ощупываю себя. Вроде все на месте, хотя ощущение такое, будто по мне проехался трактор. Или мамонт. В Сибири ведь мамонты водились, да?

Я лежу на чем-то мягком, похожем на кровать. Только вот матрас набит не синтепоном, а, кажется, соломой. И пахнет соответственно. Комната – это сильно сказано. Скорее, клетушка. Стены сложены из грубо отесанных бревен, между которыми видны щели, заделанные мхом. Потолок низкий, тоже деревянный, закопченный, словно над головой постоянно жарят шашлык. Окно… Окно – это громко сказано. Скорее, маленькая щель, затянутая чем-то вроде бычьего пузыря. Через нее пробивается тусклый свет. Занавесок, разумеется, нет. Интерьер дополняет грубый стол, сколоченный из досок, пара табуреток и сундук, явно повидавший лучшие времена. И все это щедро присыпано толстым слоем пыли.

"Дизайнерское решение в стиле рустик", – саркастически отмечаю я, пытаясь приподняться на локтях. Получается не очень. В голове тут же начинает пульсировать, напоминая о вчерашнем световом шоу. Или когда это вообще было ? Сколько я провалялась здесь?

И тут я слышу голоса. За дверью, которая представляет собой просто доску, прислоненную к проему, кто-то разговаривает.

– Да я же ее нашел, старый дурак! – ворчливый старческий мужской голос. – Недалеко от селения. Лежала без сознания. Кто такая, что там делала – понятия не имею.

– И надо было тебе ее тащить к себе? – отвечает другой голос, более мягкий, но в то же время строгий. – Теперь у нас с тобой будут проблемы, старик.

– Да какие проблемы? – возмущается первый голос. – Человек в беде. Не мог же я ее бросить там умирать.

"Человек в беде… Спасибо, дедуля, конечно, за заботу. Но, может, лучше бы кинул умирать? Я бы хоть не мучилась теперь, пытаясь понять, где я и что вообще происходит", – мысленно ворчу я, прислушиваясь к разговору.

– Ты же знаешь, какой у нас сейчас порядок, Гастон! – продолжает второй голос. – Любой подозрительный элемент должен быть немедленно передан властям. А эта девица… Вид у нее, сам понимаешь, не здешний. Одежда какая-то странная и вообще…. А если она умрет? Нас же обвинят в ее смерти.

"Погодите-ка… это что, меня обсуждают? И почему это вдруг я стала "девицей"? Не девушкой, не женщиной на крайняк, а именно “девицей”. И вообще, что за "власти" такие? И какой такой "порядок"? Кажется, я попала в очень странное место".

– Да ладно тебе, Жак! – отмахивается старик, которого, видимо, зовут Гастон. – Оклемается девка, расскажет, откуда она. Может, просто заблудилась. А властям… Зачем нам лишние проблемы с этими дармоедами? Только и умеют, что налоги драть да законы выдумывать.

"Дармоеды, налоги… Ничего не меняется, даже если я оказалась в каком-нибудь средневековье", – усмехаюсь про себя.

– Гастон, ты же понимаешь, чем это может кончиться? – настаивает лекарь. – Если выяснится, что она здесь без разрешения, у тебя будут серьезные неприятности. Вплоть до…

Он не договаривает, но я и так понимаю. В лучшем случае – штраф. В худшем… Да кто знает, что у них тут за "власти" и какие у них законы.

– Да не будет ничего, – отрезает старик. – Она же больная. Я ее вылечу, она уйдет, и никто ничего не узнает.

"Вылечит он меня… Аспирин у него хоть есть? Или он мне сейчас пиявок наставит и крапивой высечет?" – с ужасом думаю я.

– Ну, смотри, Гастон, – вздыхает тот которого зовут Жак. – Я тебя предупредил. Но чтобы через три дня я ее здесь не видел. Иначе сам доложу.

– Хорошо, хорошо, – ворчит старик. – Иди уже. Заболтал совсем. У меня еще дел невпроворот.

Звучат шаги, и я слышу, как Жак уходит. Старик тяжело вздыхает, и я решаю, что пора показаться. А то еще надумает меня отравить какими-нибудь корешками или чем он меня там лечить намеревается.

Собираюсь с силами и произношу как можно более бодрым голосом:

– Эм… здравствуйте?

Доска, выполняющая роль двери, испуганно распахивается, и в комнату заглядывает немолодой мужчина. Он одет в простую полотняную рубаху и штаны, подпоясанные веревкой. Лицо изрезано морщинами, глаза добрые, но удивленные. В руках он держит пучок каких-то травок. Сомневаюсь что лечебных, скорее похоже что он ими паутину сметал.

– Ох ты ж… очнулась, – выдыхает он, глядя на меня, с удивлением. – Ну вот, а я уж думал, ты совсем…

– Где я? – спрашиваю я, стараясь не выдать своего замешательства. И главное как это я заговорила на их языке?

– Как где? – удивляется старик. – У меня, в доме. Ты совсем ничего не помнишь?

Я качаю головой.

– Только вспышки какие-то… И все.

– Да… – бормочет он, глядя на меня с сочувствием. – Видно, сильно тебя приложило. Ну ничего, сейчас я тебе отвар дам, полегчает.

Он подходит ко мне, ставит травы на стол и протягивает мне глиняную кружку, наполненную вонючей жидкостью.

– Пей, пей, – уговаривает он. – Это из целебных трав. От любой хвори помогает.