Истинная ведьма

Глава 1

В голубизну морозного дня ввинтился волчий вой.

— Беги! — прохрипел всадник, еще не доехав до меня.

Я выпустила из руки веревку от санок и повернулась к ним. Быстро отломала еловую ветку, а потом указала всаднику на лес за собой:

— Гони под деревья.

— С ума сошла?! Там стая полсотни, не меньше!

— Гони, кому говорю!

Он как раз со мной поравнялся и я не жалея хлестнула по крупу коня веткой, что сжимала в руке. А сама побежала вперед, туда откуда они выскочили. До елок не добежала, упала на колени и стала веткой разметывать первый попавшийся лошадиный след. Снега не слишком много, скоро и трава сухая показалась. Я бросила сверху ветку, сдернула зубами варежку. Подышала в ладонь, а потом и пошептала. Припечатала к земле поверх ветки. Оглянулась назад и вздохнула от облегчения. Не зря старалась, всадник меня послушался и скрылся среди деревьев. А в следующий миг из-под ближайшей ели выскочил матерый волчара. Я медленно повернула голову и застыла столкнувшись с янтарным взглядом.

Медленно встала. Страх показывать нельзя. Им мой заговор не переступить. Человек на коне тут чужак, а по моему следу ни одна нечисть ходить не смеет, что там о каких-то волках говорить?

Еще несколько серых теней присоединились к вожаку, но вперед соваться не смели. Мы все еще мерились взглядами. Из-за деревьев слышался приглушенный рык.

Я закинула косу за спину и нахмурилась. Вожак сверкнул янтарными глазами и хвостом не пошевелил, но возня под деревьями затихла, а потом серые тени стали отступать. Будто беззвучный приказ получили.

Вожак ушел последним, не потеряв достоинства и не взглянув на меня напоследок. Я выдохнула и осела на снег. Новая стая? Хотя откуда? Скорее эта парочка за собой их притащила. Мы недалеко от границы моих владений были.

Я пошла назад. Куда они делись-то? Подошла по своим следам к брошенным санкам. Еще не хватало их тут бросать. Я из-за веток, что припрятаны были под лапником, чуть коленки и руки не обморозила, чтоб точно вовремя собрать. А раз собрала, будет доброе зелье.

В лесу, где-то недалеко заржал конь. Я уже за веревку взялась, собираясь дальше идти по своим делам, платок поправила и варежку надела. Где-то рядом? Немного подумав, пошла по следам лошадиных копыт. Вроде кричал всадник громко, да только коня точно подрала стая. Жалко животину.

Оба нашлись неподалеку. Под темными кронами ельника, после яркого морозного солнца было темновато, но я их увидела. И тут же остановилась. Конь стоял свесив голову к своему хозяину, что лежал на земле. Этого мне еще не хватало!

Вздохнув, я пошла вперед. Погладила коня по гриве, он сам, подчиняясь моему желанию, отодвинулся в сторону. Глянула мельком и руку на круп ему положила на пару мгновений. Хороший конь. Не до смерти его загнал хозяин. Царапины быстро заживут. Судя по крови на копытах, он еще и проредить стаю успел. Ай, молодца! А боком он шел видать от магии волчьей. Это ничего, через часок развеется само.

Мужчина лежал раскинув руки. Шапка сбилась вперед на лицо, нижнюю часть закрывала борода. Плащ, одёжа и сапожки богатые. Откуда в нашем захолустье такой гоголь? В первый раз вижу. И как мне его поднять? Здоровый-то какой! Да он на голову меня выше, если не больше.

Отодвинула шапку в сторону. Бледное лицо, но неожиданно красивое. Только мне на него любоваться было незачем. Крови не видать. Руки ноги целы… Касаться его не хотелось, повела ладонью над телом и хорошо, что даже варежку снимать не стала. Одернула руку, как только до груди довела, будто меня обожгло. Пришлось поискать веточку и ей уже раздвигать полы одежды.

Вот дурень! Кто ж такое на себя, да к голому телу цепляет?! В вороте рубахи поблескивал кругляш оберега. Да если бы. Выглядел он как обычный, но вот сила, что он был напитан... Я даже поморщилась, как от дурного запаха. Ну вот и что мне с этим делать? Трогать не хочу, не снять, иначе тут, как только я уйду, нечисть пир закатит, со всей округи и от соседей набегут. Удивительно, что он только молодую стаю к себе притянул. То-то я удивилась, откуда у нас стая на полста голов взялось. Может просто одурел от магии поганой, вот ему и мерещилось?

Еле сорвала черный амулет. Парень тихо вздохнул, будто груз я с него невесть какой сняла. Но в себя не пришел. Ну что за невезение? Бросать поганую бирюльку в лесу было опасно. Пришлось взять ее с собой. Завязала аккуратно, чтобы не касаться лишний раз, в платочек и сунула в карман. Там мешочек с травами обережными, всегда при мне, защитит на время от этой гадости, а дома я уже разберусь. Полушубок только бы не просмердел.

Разобравшись с самым главным, снова оглядела молодца. Ну и как мне его до дома дотащить все-таки? Конь понятливо всхрапнул. Хорош, да только мне на спину ему эту тушу нипочем не закинуть. Пришлось за санками возвращаться. Свой груз на спину коня пристроила кое-как. а молодца на санки. Волочились по снегу и руки и ноги, тяжеленный он был ужас, но так я его все-таки до дома доволочь смогла.

1.1

Моя избушка уютно пристроилась на поляне не так уж и далеко, но я едва жива туда добралась. Васенька выскочил меня встречать, на коня, что смирно шел за мной, даже не взглянул.

— Мурк? — качнулся из стороны в сторону пушистый кошачий хвост.

— Ох, не спрашивай, — еле дышала я, тащить санки по утоптанному снегу было еще тяжелее, чем по-мягкому. — Потом расскажу. Коня обиходишь? Чуть не загнали его, бедолагу.

Котейка не боясь под копыто попасть, встал перед конем. Тот остановился, еще больше понурившись.

— Не боись, — натужно подбодрила я его, таща дальше его хозяина. — Он у меня ученый, почище меня. Жив будешь и бегать еще резвее.

Затащила, каким-то чудом не надорвавшись, парня в дом с трех попыток. Так и подмывало бросить во дворе. От холодка и сам очухается. А может и нет… Ну и ладно. Весной приберу. Кто его в мой лес, да в такую пору звал? У меня своих дел что ли нету? Самая пора, дел невпроворот, луна уже на ущербе, а мне еще столько зелья наварить надо и заговоров накупили на плетенках, как тут еще и с ним управится? Нет покоя честной ведьме! Ворчала про себя, но тащила.

Стянула с него плащ и сапоги. Меховая оторочка на плечах делала его совсем уж саженным в плечах. То есть это я так подумала. А оказалось и без него плечи у него были ого-го какие! Тело ладное, подтянутое. Руки мозолистые, да не как у мужиков сермяжных мозоли-то. Тут руки явно к мечу приучены. И не посмотрела, есть ли, на седле притороченный. Еще приметила на пальце тяжелый перстень. Да мне-то он к чему?

Васенька об ноги мне потерся.

— Не до тебя, касатик мой, — отмахнулась я, а потом вспомнила: — Ох! Там еще в кармане тулупчика, погляди. Да осторожнее.

Котик понятливо мурлыкнул и отошел от меня и почти сразу за моей спиной раздалось его рассерженное шипение. Котик мой и так пушистый, а теперь и вовсе в два раза больше себя самого стал, так шерсть вздыбил.

— Я же сказала, чтоб осторожнее, — попеняла я ему.

Сердито подвывая на одной ноте, кот фыркнул. Мне было не до того. Раздевала раненого. Навидалась я всяких, да вот на этого глаза, как девчонка, чес слово, поднять лишний раз боялась. Стянула рубашку и штаны и поскорее прикрыла одеялом. И чем его родители кормили, что такой могучий?

Я еще раз внимательно ощупала его одежду. И предчувствие не обмануло. Нашла булавку, хитро запрятанную в шов и еще заклепку странную на штанине. Э, парень… Как же тебе повезло, что ко мне в лес твой конь свернул.

Вася, еще не до конца успокоившись, подошел ко мне проверить, не нужна ли помощь.

— Зарыл? — без умысла спросила я его. Кот фыркнул, вроде как обиженно. Я ласково потрепала его по ушкам. — Ну не злись. Я тебе потом сметанки налью. Ну не виноватая я, что он мне на пути попался.

Котик мой уворачиваться от ласки не стал, но и сидеть рядом с хворым не захотел, ушел за печь.

Я обернулась и застыла. Сердце не с того ни с сего екнуло и я вцепилась в косу, как в какой-то оберёг. На меня, глазами синими-синими, смотрел очнувшийся молодец.

— Ты кто такая?

От вопроса заданного далеко не дружелюбно, я пришла в себя. А голос у него тоже особенный. В лесу я этого не поняла. Глубокий, внутри будто дрожь просыпается от него… Еще краснеть начни - девица!

— Ведьма, — и резким движением откинув косу за спину, гордо подбоченилась. Мне стыдиться нечего. Я девушка честная!

Парень зыркнул по сторонам. Травы кругом, полки с горшочками да мешочками. И котел посередь кухни имелся. Все как положено в ведьмином логове.

Да по мне и так видно, будто я не знала. Дар он такой, печатью на весь облик ложится. Кто понимает, в единый миг распознает.

— Ты меня от волков спасла?

— А кто же еще? — я отошла к столу. Там из коробочек стала крошеные травки в кружку ссыпать. Васенька уже и с самоваром пособил. Заварить и горячим напоить этого болезного, да поскорее спровадить. Я кинула взгляд в окошко. Неужели я так долго его сюда тащила? Сумерки уже почти! Эдак он еще и ночевать останется! Вот же не был печали, да сама себе нашла!

Обнаружив, что на нем только исподние штаны остались, парень нахмурился.

— Ты зачем меня раздела? Я не ранен.

— Нужен ты мне больно, — я даже оборачиваться не стала. А щеки румянцем покрылись из-за горячей воды, конечно же. — Если ты такой здоровый, чего же на землю с коня свалился? Надо было тебя там оставить? Ну прости, не догадалась! Спину ломала, тащила. Да разве ведьме спасибо говорят?

Еще и рассердила сама себя. Ну что ты на пустом месте? Разве он понимает?

— Спасибо. Вещи мои отдашь и златом возмещу за труды.

— Да вон они, — едва повернув голову указала, куда сложила его пожитки. — Думаешь я красть такое буду? Зачем мне?

— А мне почем знать? Мужу своему богатую одежду подарить захотела, вот и прибрала.

У меня ложка из рук вывалилась. Я резко обернулась.

— Издеваешься?!

— Шучу, — встретил он мой разъяренный взгляд своим спокойным. — Благодарствую, что не бросила помирать в лесу.

Он успел штаны и рубашку натянуть. И правда высоченный. И черный весь, ну чисто ворон. А глаза будто еще ярче стали. Ладный, с какой стороны не глянь… И откуда мне было знать, что такие бывают?

— Раз ты ведьма, скажи, что за хворь со мной приключилась?

— Хворь? — я презрительно фыркнула и указала на блюдце, где мои находки лежали.

— Что это?

— Тебе лучше знать. Кто тебя на тот свет решил отправить раньше срока, не скажешь?

— А амулет где? — совсем другим голосом спросил он и зашарил по груди.

— Выкинула.

— Да как ты посмела?!

— Что? — я аж растерялась от резкой смены тона. От неприкрытой угрозы мурашки по спине побежали.

— Это подарок моей невесты! А ну верни!

— Так вот кто от тебя избавиться решил? Ну, поздравляю. На славу себе невестушку ты выбрал, ничего не скажешь!

Глава 2

Только что жар уже кости казалось лизал, а тут вдруг такой холод окатил, что дыхание в груди сперло, останавливаясь. Или меня водой облили, чтобы подольше мучилась?

Я раскрыла глаза, через мутную пелену пытаясь хоть что-то рассмотреть.

Что это?! Глаза раскрылись во всю ширь сами собой. Не пелена это мутная от боли — и правда, вода! И я в ней целиком. От изумления еще и хлебнуть успела и тут только поняла, что дыхание мое пресеклась не от того, что резко холодно стало, а от того, что дышать мне уже нечем! Вскинула голову — солнце наверху воду золотит. Рванулась к нему изо всех сил.

Выплыла, хоть и темнеть взор уж начал, а сердце казалось разорвется от натуги. Слева рогоз шуршит, справа мостки. До них догребла и вцепилась мертвой хваткой. Огляделась — озеро вроде какое-то, мне не знакомое, вокруг него сосняк.

Что это творится-то? Как это я из костра да в воду перенеслась?! Я такой могучей силой колдовской не обладала. Зашептать, зелье сварить, со зверями договориться — это все я могу. Заклятье не сложное тоже. Но чтоб так? Да я и не слышала о таких могучих колдунах, чтобы могли силой свой себя куда-то перенести, и в книгах о таком ничего не было сказано.

И тут подумала. А чего я возмущаюсь-то? Не сгорела заживо и жалуюсь? Вот смех-то!

Снова вспомнила про костер и невольно на руки свои взглянула и плечи. Целые, ни ожогов, ни следов от каленого железа, ни от кандалов. Не скупился на гостинцы в вотчине своей князь. На веревке за собой притащил и от души гостью угостил. Отблагодарил за мою доброту князюшка Вороней. Ох, уж отблагодарил! Век помнить буду…

И забрезжило будто. Так вот что случилось-то! Это же я его прокляла! Вместе с невестушкой его постылой! Прямо там, в огне! И что же это получается? Так он меня раззлобил, что я прямо из костра невесть куда и прыгнула? Такое возможно. Нет сильнее колдовства, чем проклятье ведьмино.

Я снова огляделась. Странно. Зима же была, просинец в разгаре, а тут лето в самой поре. Изок на исходе, а может уже и липень наступил.

Не русалка в воде куковать, стала выбираться. Дно — ил сплошной, еле выбралась, держась да грубые доски.

У мостков кучка одежды и обувка. Я мимо прошла. Мне чужого не надо. Хотела отжать немного сорочку и разглядела какая она тонкая. Да еще и с кружевом таким искусным — никогда такой красоты не видала! Будто морозный узор на тонком льду. Пока осторожно ее отжимала, все казалось что эта паутинка разорвется, со спины соскользнула коса и закачалась, капая водой. Я застыла.

Это что такое?! Схватила косу обеими руками и уставилась во все глаза, забыв про рубашку. Это не мои волосы! Моя каса будто из меди отлита, а эта русая, даже мокрая золотом отливала! Стала я еще и себя осматривать и совсем растерялась. Вроде я, а вроде и нет? Руки мои, но такие гладенькие и мяконькие, будто у боярыни. Побежала обратно к мосткам, чтоб в воду поглядеться.

Глянула и не пойму ничего. Черты лица точно мои. Но вот тут маленечко, там чуточку — да не то! И узнавала и не узнавала себя. Не касаясь еще и того, что цвет волос совсем другой, брови вроде как потемнее моих. Какого цвета глаза разглядеть не смогла, но тоже вроде светлые, как у меня были.

Что же это получается? Я не я все же? А кто же тогда?

— Барышня! — тут как завопят с берега, я аж дрогнула.

Оборачиваюсь, а там девка молодка стоит, красная вся, будто прибежала сюда, одета чудно и на меня сердито так смотрит.

— Я вас битый час ищу! Что же вы молчите?

Меня? Я поднялась, рассматривая ее. Платье синее, рукава узкие и стан так обтягивает, что даже срамно маленько, а юбка широкая, вроде колокольчика. Сверху как фартучек, да такой беленький, да тоненький, еще и с кружевом, что я все-таки не поняла, это для красоты или все-таки для того, чтобы от грязи защитить. Еще на ее платье белые-белые ворот и вокруг запястий отвороты имелись. Как же с такими работать, ума не приложу. Девка чистенькая вся такая, ладненькая — ну какая же это работница?

— И чего вам в такое время купаться приспичило? А вдруг увидит кто? Стыдно же!

Пока говорила, девка ко мне по мосткам прошла. Топала так, что они подпрыгивали и я чуть покачнулась. А девка как подошла, так сразу меня за руку схватила и за собой тащит! Я опешила, признаться по совести, от такой ее смелости, но пошла за ней. Делать мне больше нечего было на этих мостках. Глядишь и пойму чего, поговорив с этой чудной девицей.

Оказалось, что та одежа, что на бережку лежала, моя. Так решила девка, я спорить не стала. Мне в исподней рубашке не слишком приятно было оставаться. Слишком уж тонка.

— Ох, набегалась я из-за вас. Хоть бы записочку оставили, куда идете. Я по городу бы не бегала, пыль поднимая людям на смех.

Город? Вот сраму-то было бы, явись я туда в таким виде непотребном! Забили бы камнями еще, как гулящую.

Зашуршала ткань.

— Руки-то поднимите. Чего вы, как не живая?

Рубашка, что была на мне не до конца просохла, но что уж поделать. Руки я подняла и девка ловко натянула на меня платье. Застегивалось оно сзади, мне и не управится. Тоже стан обтянутый, руки так и потянулись грудь прикрыть. Край нижней рубашки кружевом выглядывал из-под рукава — красиво. А ткань какая легкая, да гладкая! Никогда такой не видала. Даже у князя… Вспомнила его и чуть зубами, как от боли, не скрипнула.

Девка тем временем меня ругала, да на месте не стояла. Косу мою в момент к голове прикрепила, я не рассмотрела чем. Я повела головой. Непривычно. Будто шапку надела на голову. И тут девка еще и ткань тонкую мне на голову накинула. Не платок, а полоса прямая как отрез. Прозрачная, что твоя паутина!

2.1

— Ногу поднимите. Да, что ж вы как не в себе сегодня?

Девка присела у моих ног, сердито глядя. Нос в конопушках, глаза голубые. Парни таких милах любят. Справная девка.

Я застыла, глаза во всю ширь раскрыв, когда почуяла, как ее руки по ноге моей скользнули под юбку. До колена, потом она их убрала. Пока я соображала, она на меня обувку чудную надеть успела. Оказалось она на меня натянула, что-то вроде чулка. Только такой тонкий, что и словами не передать. Даже тоньше чудного платка, что на моей голове теперь красовался. Теперь я хорошо его рассмотрела. Как и обувку. Не сапожки и не лапти. Как их назвать еще я не знала. Так точно по ноге сели, что я только диву далась. Закрывали носок, пятку и по бокам стопу, сверху тоненьким ремешком крепились. Такие легкие, что и не поймешь, что обута. Чудно!

Девка с работой своей управилась. Напоследок подобрала и сунула мне в руку не поими чего. Палка будто длинная, а на ней вроде как ткань приделана. В общем, она-то сунула эту чуду мне в руки, а я не взяла, вот она и упала к нашим ногам.

— Да, что ж с вами не так-то все? — ворчала девица и снова давай совать мне в руки эту штуку. — Зонтик уже удержать не можете? Может, обессилели совсем? Придем домой, давайте вы покушаете уже, как положено?

Чем дальше тем чуднее. Наконец озарило меня. Получалось, что я в чужое тело подселилась? Новой хозяйкой? И похоже не купание это было в летний зной, а убиение? Вот дура девка… Разве ж так можно? Что ж с ней такого случилось, что она руки на себя наложить решилась? Вон и девка эта конопатая говорит, что от еды она отказывалась. И убилась насмерть все-таки. Добилась своего. А меня значит, в ее тело, что душа покинула, притянуло? Вот ведь чудеса. Надо в книгах посмотреть и у Васеньки спросить… Книги! Вася! Где ж они теперь? При воспоминании о коте аж сердце кольнуло.

— Ну долго вы стоять-то будете? И правда, измываетесь только надо мной и над собой больше всего. Как приехали сюда, каждый день сама вы не своя. Разве так можно? Не бережете себя, барышня, а так нельзя!

И потащила меня за собой. Мы поднялись на пригорок и по тропке совсем недолго прошли, как я увидела город. Едва не споткнулась, но девка ничего не заметила, шагая впереди.

Таких больших городищ я не видывала никогда. Все диковиненней и диковенней. Я уж удивляться устала. Что это за город такой? Дома чудные, высокие, улицы широкие. В центре и вовсе высоченное белое здание и наверху, как луковки сияют золотом. Да разве ж такое возможно, крышу золотом крыть? Смех!

Княжий город, где я перед кончиной побывала, да не своей волей, сплошь деревянный был, а тут похоже из камня строили. Слыхала я о таком, да и то стольный град только мог таким похвастаться. Только Великий князь в хоромах каменных жил, а тут что же? Совсем все запуталось как клубок. Оставалось только смотреть во все глаза, да не зевать.

— Зонтик-то откройте. С вашей кожей нежной, только на таком солнцепеке расхаживать. А ну как веснушки появятся?

— Как у тебя? Выведу.

Девка встала, как молнией ее в макушку поразило и на меня уставилась. Сопит, ну чисто еж. Потешная она все же.

— Вот не грех вам, Ирина Дмитриевна, над печалью моей смеяться?

— Как ты меня назвала?

— Это не я. Это родители ваши, царство им небесное, — надула губы девка, выхватила тут странную палку из моих рук, как-то потянула и с легким “Пуф”, я аж вздрогнула, сделалась она диковиной новой. Будто гриб, лучше я ничего не измыслила. Только под такой диковиной от дождя не спрячешься. На нем вроде как ткань была натянута хитро на спицах, а она прозрачная, узорчатая. А девка, сунув мне в руки сие чудо, развернувшись и потопала дальше.

Пошла я за ней. Больше-то некуда. Шла, да думу думала. Что же это делается? Обе мы Ярины получается? И по батюшке тезки. Я девка простая, даром, что ведьмой стала, но по имени-отчеству меня никто не величал. Отца родного я не помню, зверь задрал, когда я едва из люльки вылезла, но звали его редким именем — Димитрий. Разве такие совпадения бывают? Вот и матушка моя рано померла, не надолго отца пережила, оставив меня, да сестриц, сиротинушками горькими. Ох, как же схоже жизнь у нас обеих протекала!

Пока мы шли, я по сторонам поглядывала и еще больше диву давалась. Может я в другой какой мир все же попала? Кругом поля с разнотравьем и таким, что у меня в руках зудело пойти и собрать самые ценные. А тут оно росло никому не нужно получаться? А уж как мы вышли к полю обработанному, так и вовсе… Никогда такой пшеницы не видала. Колосья, как из золота, огромные, зерно крупное, тяжелое, к земле стебли клонит. Это ж сколько с такого богатства урожая можно собрать? Весь свет белый сыт будет! Потом мы и мимо ячменного поля прошли, и он был чудо как хорош.

Только не к городищу мы шли. Девка меня в сторону повела, по дороге поплоше и снова ворчать начала и чудны ее речи были:

— Вот ведь захолустье. И когда мы отсюда выберемся? Даже извозчиков нет. Разве же это нормально?

Кто такие “извозчики” я примерно поняла. Зело удивилась — если это “захолустье”, то каково же городище побольше? А стольный град? Это ж помыслить страшно!

Так глазела по сторонам, столько поражалась, что и не заметила, как мы к высоким воротам подошли. Девка уверенно малую калитку открыла и внутрь вошла.

— Ну чего вы тут? — минутки не прошло, как она выглянула, не дождавшись меня.

Ворота тяжелые, еще и крашенные. Да только сути своей от этого они не меняли. Ну как оберег какой? Но тут девка, сердито нахмурилась, схватила меня за руку и ну тянуть за собой! Вот дурная! Смерти моей хочешь? В таком богатом доме да от ведьмы нет защиты — в жизни не поверю!

— Да входите вы уже, чего упрямитесь-то? Ну хватит вам уже!

Я тут же сопротивляться прекратила. Раз разрешение дано, переступила порог спокойно. И снова вытаращила глаза, застыв столбом соляным.

Глава 3

Такой богатой крапивы я не видывала никогда! Зеленью изумрудной, выше меня, вытянув стебли стройные и зазывно свесив золотистые маковки, она гордо стояла куда глаз не кинь. Только перед воротами немного вытоптана. Вот досада!

— Пойдемте уже кушать, Ирина Дмитриевна! Набегалась я за вами, уже живот к спине липнет. Да, что ж вы сегодня, как оглашенная?

Не обращая на нее внимания, я глянула на ворота. И ничего не углядела. Как так? Подумала немного и решила наверняка проверить. Положила руку на теплое дерево. Может оберег где-то спрятан, от чужих недобрых глаз? Раз меня уже пригласили войти, то вреда от того мне не будет. И снова ничего. Что за диво?

Девка устала ждать и снова за руку меня схватила, потащив за собой, по тропке среди крапивной заросли. Ох, хороша! Сколько я лаптей износила, собирая ее по всей округе и не упомнить. А тут нате вам. Я и не ведала, что она такая высокая вытянуться может. Ежели простую ткань делать рано еще ее собирать, но для меня щас самая пора!

Так залюбовалась, что и дом как следует не рассмотрела. Вроде на два этажа. Девка затащила меня внутрь и руку отпустила, только когда дверь за нами захлопнулась. Оказались мы… в сенях? Только какие же это сени, если они больше домишек в которых простой люд жил? Пол досками выстлан! Еще и с окнами высокими, по сторонам от двери и лестницей, каких я никогда не видывала. Дверей несколько имелось. И стены деревом обшиты, да так ладно, что и не поймешь, где одна доска к другой примыкает. И блестит и будто светится изнутри, каждую жилочку видно, на медовом волокне, и будто узор мститься. Еще диковинно мне было, что по стенам висели большие такие доски, на которых чудесным образом картинки имелись. Оклад золотом блестит, а сами такие справные, будто в оконце смотришь! Тут поля золотятся, тут лес, там озеро.

Девка снова вернулась, бормоча себе под нос. Я и не приметила, куда она ушла. А она воротилась и встала, во все глаза на меня пялясь. Что не так? Я двумя уже руками вцепилась в ручку диковинного зонтика.

— Может лекаря к вам позвать, Ирина Дмитриевна? — вдруг заговорила со мной ласково-ласково девка.

Я только пренебрежительно фыркнула. Лекаря? Ко мне? Вот потешница!

— Сама вы не своя, как я вижу. Может на солнце перегрелись? Голову вам напекло? Не кружится?

— Нет.

А она ко мне подошла, в очи заглядывает и ласково так попыталась зонтик забрать. Но я так подумала — надо дворовых все же в разуме держать. Чтобы знали, кто тут хозяйка.

Стоим и тягаем друг у друга зонтик. Она к себе, я к себе.

— Да закройте вы его, не на улице же! Чего хоть на вас нашло? Он же вам даже не нравился!

Я тут же отпустила зонт, а она как раз в это мгновение на себя его особенно сильно дернула. Ну и упала, разумеется! Да так нескладно, что головой об перила взяла да и тюкнулась. Охнула, да за ушибленное схватилась. А потом и вовсе как давай реветь, да причитать!

— И за что мне все это? Чем я небеса прогневила? Разве ж я плохо вам служила? Мы ж с малых ногтей вместе. Сколько я ваши шалости прикрывала? Сколько меня из-за вас наказывали? Сколько я слез пролила, лишь бы с вами не разлучаться? А теперь застряла на веки вечные в этой дыре! А вы теперь еще и совсем с ума сошли! Вот за что мне все это?

Посмотрела я на нее, послушала. Вроде хорошая она. Подошла и присела с ней рядом. За запястье ее взяла, чтобы посмотреть, что там у нее. Она сморщила заплаканное личико, да сердито так дернулась плечами. Только я не позволила. Твердо ей в очи посмотрела.

— А ну цыц и длань убери.

— Кого? — она аж реветь перестала, вытаращив на меня глаза.

Пусть любуется, руку я убрать смогла и ладно. На челе ее красовалась большая такая шишка. С яйцо перепелки. Эка она приложилась!

— Не шевелись, — надавила я взглядом и она замерла, что твой зайчонок, даже дыхание затаила.

Я медленно, пока дыхание на нужный ритм перестроила, поднесла пальцы к устам и пошептала на них. А потом резко к гуле приложила. Девка моргнула и охнула.

— Да что ж вы творите-то, Ирина Дмитриевнаааа… Ой!

Я встала и одернула юбку. Девка только начавшая выть, про слезы уже забыла, с изумлением ощупывая свой гладкий уже лоб.

— Как это? — испуганно моргая, уставилась она на меня снизу вверх.

— Не твоего ума дело. Не болит?

— Нет.

— Вот и справно. Ты кормить меня собиралась. Так давай, чего расселась?

Она кособоко поднялась, кидая на меня косые взгляды. Пошла в дальнюю дверь, которую я и не приметила. Я за ней. Она вдруг остановилась и на дверь указывает другую.

— Да сейчас я все принесу, зачем вы на кухню-то идете? Ждите в столовой.

Я только головой мотнула, чтобы она дольше шла и снова за ней. Она только тяжело вздохнула, но спорить больше не стала.

Таких кухонь я не видывала и измыслить не могла. Чистая, светлая, кругом плиточки изразцовые. Я такие у князя в чертоге видала на печке. Посуды видимо не видимо, блестит вся. Очаг диковинный и с приладами разными. Шкапчики по стенам. Ох, лепота! Мне бы такие да под травы, да зелья мои!

Пока девка котелками гремела, да звенела чем-то, я все хорошо рассмотрела. Богатый дом. Лучше княжьего. Получается — повезло мне в этом теле очутиться. Не простого звания я теперь, а боярского. И это малой мерой. Может я, и правда, тут княжна? От слова этого едва не сморщилась, будто горечи какой хлебнула. Припомнила невестушку Воронея. Красаву писанную Василису Мелентьевну, что б ей и в посмертии покоя никогда не найти! Уууу, змея! Даже не знаю, кто из них хуже — князь или она. Ее ручками белыми он меня сюда отправил. Не побоялась испачкать, гадюка подколодная. Аж дыхание сбилось и сердце будто закаменело, как вспомнила ее, подлую.

3.1

Сзади что-то брякнуло, я резко обернулась. Девка в руках мисочки какие-то держала, да только так я ожгла ее взглядом, что она их тут же и выронила. Ох! Моя вина. Что это я так озлилась?

— Не обварилась?

Разбилось все в дребезги. Девка всхлипывая и пряча от меня взгляд прибирала. Я присела и взяла осколок. Ничего себе, какая работа тонкая! Тверже чем глина, а полупрозрачное почти. Надо же. Смотрела, вертела в перстах осколок и думу думала.

А ведь по всему выходит… Не просто я в другое место перенеслась. Что-то тут мудренее случилось. Сила моя отзывалась привычно. Значит разницы не чуяла. Только вот времечко явно не то. Неужто меня еще и по реке времени проволокло? Вот знать бы еще на сколько. Так я смотрела и эдак, по-другому не складывалось. Слишком кругом все изменилось. Даже мельком глянув это ясно было. Времечко шло, жизнь людей налаживалась. Вот и выходило, что то, что раньше и князю было в диковинку, сейчас любой смерд имел.

— Может пойдете отсюда уже, а? Ирина Дмитриевна? В столовую? Я через две минуточки все принесу, чесслово!

Ох. Не совладала я с силой ведьмовской. Совсем девку запугала. Хоть и ненароком, а совестно стало. Вроде неплохая она, да и хозяйке верой правдой всю жизнь служила. Не ее вина, что мне дурное в голову взбрело. Взгляд ведьмы он такой — почище кнута ожечь может, да взаправду.

— Ладно.

Вышла я, открыла дверь в комнату на которую мне указывали. “Столовая” это где столуются? Трапезная то бишь? Большой стол, накрытый беленым полотном, вокруг стулья с резными изогнутыми подспинками, видать для того этот хором и предназначался. Еще диковинней, чем в сенной. Одни окна, чего стоили. Я пальцем потыкала, чтобы удостоверится — слюда ни слюда, ни пойму. Прозрачные настолько пластинки, что мстилось будто и нет их совсем. Еще пощупала полотнища, что вокруг них висели. Княже одежу хуже носил, а тут тряпки для красы не иначе. Кругом мебеля резные, посуда золотая да серебряная выставлена на обозрение, в шкапу с прозрачными дверцами, да такой работы тонкой — залюбуешься, а цена у них и вовсе не измылить.

А на столе букет стоит цветов, каких мне видать не приходилось. Я аж изумилась. Как это так — я, да какое-то растение не знаю! Принюхалась — сладкий дух. Да приятный такой! Стебель хоть и жесткий, но тонкий. Да мягкому бы и не удержать на себе, чтоб не подломиться, огромную головку цветка. Лепестков не сосчитать! И цвет такой лепый — нежный, как утрення заря.

— Убрать?

Девка пришла с разносом, уставленным тарелочками. На меня зыркала с осторожностью.

— Зачем?

— Вы ж говорили вонючие они. Плебейские.

— Передумала. Давай, что там у тебя.

Сделала вид, что цветами еще любуюсь, а сама примечала куда девка пойдет. Кто их знает, как тут положено хозяевам за столом восседать. Как и встарь во главе, оказалось. Я не спеша подошла и уселась.

Передо мной две мисочки плоские, одна в другой. В верхней не пойми что наложено, я только веточку петрушки узнала. А вот вокруг мисок серебром блестели вильцы малые, да ложки с ножами. Я впервые немного растерялась. Зачем же так много и мне одной? Только чуяла неспроста они все разные. Еще кубки прозрачные, будто изо льда точеные.

— Кушайте, что же вы?

— Угу.

И сижу. Спасибо за науку Василисе Мелентьевне… Снова чуть не скрипнула я зубами. Явилась она как-то в пыточный чертог. Я уж и не помнила, который день меня в нем угощали. Да еще и воды не давали. А она специально поиздеваться пришла. Девка на разносе фрукты за ней принесла. А та малыми вильцами серебряными кусочки тыкала, кушала, да нахваливала, какие они сладкие, да соком сочатся. И мне кусочек поднесла к устам. Не побрезговала. Ну, я и не стала отказываться от славного угощения. Дотянулась и цапнула ее за рученьку белую. Ох, вою было! Я аж улыбнулась от воспоминания, как сладка ее кровь была на моих губах.

— Пойду я.

То столбом рядом со мной стояла, а то едва не бегом девка убралась с глаз моих. Чего это с ней? Тут я заметила, что вода в одном из сосудов налита. А я видать как раз его буравила взглядом. А он нагреваться и стал, уже и запотел. Видела это девка или нет, я не знала. Охо-хо! Все ж не совсем я с силой своей в ладу.

Есть и правда хотелось. Но с мудреным обычаем я была не знакома. Всю жизнь черпала деревянной ложкой все подряд и не задумывалась, что оно как-то по-другому бывает. Только так рассудила. Коли не знаешь, делай как умеешь. Взяла ложку первую попавшуюся, зачерпнула, да и попробовала. Каша какая-то. Из чего, мне понимания не хватило. Ну да ладно. Не будут же меня травить?

Только я подумала, что не слишком и сытно тут кормят, девка вернулась с новым блюдом. Почему-то вздохнула, взглянув на пустую тарелку и ложку в ней. Забрала ловко и новую поставила. Похлебка? Пахла хорошо. Девка снова ушла.

Попробовала новое варево, почему-то оранжевое. Вроде вкусно, только необычно. И вроде на мясе варено, но и овощи чуялись. Только все так перетерто было в кашицу, что ничего не определить. Хотя я чувствовала себя немного неуютно пробуя, что-то, чего не могла точно определить на вкус.

Сытная похлебка оказалась. А девка снова пришла и третью тарелку передо мной поставила.

— Последнее, — почему-то грустно сказала она и снова ушла вместе с тарелкой.

Что это за угощение я совсем не разумела. Принюхалась — вроде молоком пахнет. Только и холодом тоже. Я даже подумала — помстилось мне. Пальцем тронула — и правда, холодное! Что за диво? Два шарика, политы чем-то и ягодок несколько насыпано.

Попробовала, взяв новую ложку. Девка, никак их вредности, каждый раз уносила ту которой я пользовалась. Ну да тут их с запасом было.

Ох, ты ж! Сладость, да прохлада. И молоко иль даже сливки тут точно были. Никогда такого лакомства мне пробовать не приходилось. Слаще меда и… Даже не получилось измыслить чего вкуснее!

Съела в один присест. Жалко даже стало, как припомнила, что девка сказала, что такого лакомства больше нету. Как бы узнать почему?

Глава 4

Права я оказалась. Это для меня в единый миг перенеслась я из огня да в полымя. А по всему выходило — с той поры много лет прошло. Вот только сколько, не узнать никак. Маришка, так девку звали, мне точно ничего толкового сказать не могла. Необразованная она была. Хотя мне это чудно показалось, ведь грамоте она была обучена. Только по нынешним меркам это уже не считалось великой наукой. В мои-то времена и не все князья буквы разбирать умели и зазорным это не считалось.

Зачаровав Маришку, я принялась ее обо всем подряд расспрашивать. И любопытно было, как теперь люд честной живет и самой надо было как-то обживаться. Мудрено все оказалось. Мало того, что слов много которых я не разумела, так еще и… Как бы растолковать? Вот мы с ней про дом смерда заговорили, то есть крестьянина, как их теперь называли. Вроде все тоже. Живет семья, хозяйство держит. Так да не так. Растолковала она мне, как теперь дом тот выглядит, я только диву далась. Да в таких хоромах ежели крестьянин, то в каких же Великий князь? Какие дома у деревенских были — землянки почитай с черной печью, а то и вовсе кострищем. Раньше пару кур иметь, уже чуть не богатей, а сейчас корова в доме у самых бедных. Были конечно и без, но те совсем уж негодящие, куда без них.

Еще когда по полю к городищу шли, я поразилась сколько бесхозных трав там росло. Но Маришку послушав — поняла! Они тут не голодают! Им без надобности кору собирать и каждую былинку в котелок кидать, чтоб прокормиться. И все-таки не ожидала я такого богатства.

Или вот Великий князь. Их теперь несколько было! А над всеми царь-император сидел. В граде стольном белокаменном, в золотом дворце, со слов девки моей. Она мне врать не могла, но и поверить в такие чудеса было все же трудно. Ну да мне и дела нет, главное при беседе с чужим кем, не опростоволоситься. Мне к тому царю в гости не хаживать.

Любопытно было до крайности, как бы вызнать, сколько же времени прошло с той поры, как я жила? Очень уж разнилось то, что для меня было привычным и то, что я сейчас видела. Не могло так быстро все поменяться, да еще и в лучшую сторону. Не могло и все. Ну да с этим и попозжа разобраться можно.

Чтоб совсем не опростоволоситься, пошла я с Маришкой хоромы мои осматривать. Все казалось удивляться уже нечему, да все равно удивлялась. Так тут все справно было устроено! Богато, на то и барский дом. Да я за златом никогда не гонялась. Но тут-то диво на диве! Увидев ватерклозет и сообразив наконец, из объяснений моей девки, что это за чаша из которой только кисель кушать, я аж дар речи потеряла. Купальня меня меньше поразила. На речку не надо ходить, прям в доме мыться? Кому расскажи не поверят…

Так мы и ходили по дому. Маришка уже охрипла слегка, объяснять мне что то, а что это. И у меня уже голова пухла. Да и солнышко уже к горизонту скатилось.

Увлеклась я маненько. Уморилась. Да ведь так долго кого-то завороженным держать мне до сей поры и не приходилось. Вот ведь тоже невидаль. Не было у них тут ведьм! Совсем. То есть были какие-то шептухи, да судя по рассказам Маришки все они облуды те еще. Распотешила меня девка рассказом об их “силушке”. Аж до слез я хохотала.

Но из того выходило, что одна-одинешенька я теперь туточки настоящая ведьма. А люд, совсем про них забыв и не опасался совсем силы ведьминой. Поэтому и на воротах и на Маришке самой, никакого оберега отродясь не было. Не в ходу они тут были. Сохранились от предков какие-то замуты, да силы настоящей в них не было, так истерлись и извратились. Чудно мне слышать такое было. И снова мысль горькая скользнула змей к сердечку — сколько же все ж лет-то прошло, что мудрость ведьм не нужна стала и так забылась? Тяжело было принять такое. Как же они тут выжили без нас?

Как так вышло — ума не приложу. Только последней комнатой, куда завела меня Маришка, оказалась библиотека. Я слово это от нее впервые услыхала. А как увидела, что это за хором, так обо всем и забыла. И об усталости и о печали. Книги!!! Да столько, что я и измыслить не могла, чтоб такие сокровища, да так много, на всем белом свете были. А тут нате вам — стоят без пригляду, не прячет никто. Рази ж так можно?!

Отпустила я девку на покой. Она моргнула сонно, разом будто обмякнув. Глаза нормальными стали. Пробормотала чего-то там про ночь спокойную и убрела к себе в горенку. А я забыв про усталость за чтение взялась. Уж сумерки липли к окнам, зажгла взглядом диковинную лампу. Не ожидала, что свитец будет так ярко да ровно светом все заливать. Маришка объяснила, что масло в ней. Только как ее поджигать не объяснила, поэтому и пришлось своим способом. Ну да рази все сразу вызнаешь?

Книг было два высоченных шкапа битком набито. Брала первую книжицу я осторожно. Легонькая совсем, оклад кожаный с золотыми буковками. А бумага какая! Белая, да шелковая на ощуп. И прописано так четко, каждая буковка!

Только вот читать сие оказалось не так просто, как мне казалось. И те буковки, а вроде и не те. Не единой строкой, а на части малые поделённые. Но к этому я быстро привыкла, так даже удобнее оказалось, чем разделять мысленно, где слово, а где присловок к нему. Но все едино, слова те так мудрено переплетались, что я никак не могла самую суть их поймать. Потом только разкумекала. То книга вроде сказа баюна! Я то привыкла мудрость книжную разбирать, где за каждой буквицей смыслы, а тут будто просто беседа.

Я взглянула на шкапы уже не так радостно. Почти все грамотные, так им и читать что-то надо? Почему же книгам потешным не быть? Трудно было это скумекать, ведь для меня книги были сокровищем мудрости.

4.1

Стала я дальше рассматривать, что тут за “богатство” и скоро убедилась, что права я. Сказки да байки. Обидно даже стало. Чуть было не пропустила последнюю, самую нижнюю полку, а именно там оказались книги мудрые. Без печатей и похоже было, что их вообще много лет никто не трогал, так страницы и переплет скрипели. Чудно. Но зато в них много полезного оказалось.

Писано так же, как другие книги, языком простым, да от этого не хуже. Про страны дальние и про наши края. Как в обиходе себя должно вести. Про науку мудреную про камни всякие. Еще и с картинками, да какими! Эта мне больше всех понравилась.

Как травы смешать, воду — это я хорошо знала, а вот с камнями сложнее было. Пользовала, конечно, только, где ж мне было взять их? У меня всего три их было — моромор, аспид и еще ногат. Вспомнила и чуть слезу не пустила. Будто наяву тяжесть их ощутила, да чоканье услыхала, когда в руке перебираешь во время заговора. Гладкие от рук моих, да наставницы моей, от которой они ко мне перешли. Маришка говорила, что теперь люди чудо как быстро научились из града в град ездить, а значит и диковинок всяких проще достать. Ох! Будут и у меня камни волшебные, еще лучше чем прежние!

Чуть не упустила важную книжицу. Она и вовсе без переплета, тоненькая совсем, в самом углу притулилась. Заглянула — не поняла ничегошеньки. Полосками вдоль и поперек, да цифирью все листы покрыты. Прочла на первой странице, что сие значит и вцепилась в книжицу, чуть листы не замяла.

27 иуния 7351 году вот какой ныне день был. По новому летоисчислению, что давным-давно царь наказал в обиходе чтить — 9 июля 1843. Про “иунию” мне все равно не слишком понятно было, да не в том был смысл. Теперь я точно знала сколько лет прошло с того дня, когда ведьму Ярину, произволом княжьим, на костре сожгли. Потому как, какой год был тогда, мне доподлинно известно — 6351 от сотворения мира.

Тысяча зим и лет…

У меня аж в голове зашумело и сердечко затрепыхалось, как пташка малая, не разумная, в ладонях. И я сама будто такой птенчик — затерялась, заплутала, выпала из гнездышка… Душно стало. Сил нет… Упала на ковер книжица из рук ослабевших, встала я на ноги неверные, да побрела сама не знаю куда. В мыслях круговерть…

В себя пришла во дворе. Ночной ветер щеки охладил. Дом где-то за спиной, тишина, кругом крапива, словно заплот надежный отгородила от мира, а на чистом небе звезды, да луна полная, ликом светлым на меня с печалью глядит. Такая же, как я, одна одинешенька.

Охолонула немного, прояснился взор. И чего кручинится, почем слезы ронять? Обратно мне дороги нет. Нету такой ворожбы. Может и последняя я ведьма на всем белом свете осталась. Будем жить-поживать. На новый мир смотреть, да диву даваться. Жжет сердечко мстительными мыслями, да только что уж тут поделать? Не судьба. Все кому и хотела бы отомстить, за смертушку свою лютую, давно в земле сырой сгнили и деревья, что на их могилах выросли, давно рухнули и праха не осталось. И не узнаешь, что с ними стряслось, забыли об них все. Значит и мне придется.

Ветерок новым порывом качнул стебли крапивы. Кругом я обернулась, снова ее оглядывая. Ай хороша… А потом и на луну взор подняла. Ох! Первая ночь, когда она полным ликом на землю смотрит.

Так чего же я стою?! Нашла по кому слезы ронять! Сгинули подлые люди, скатертью им дорога и покоя в посмертии никогда не найти. А я-то живая! И сила моя при мне!

Подхватила я юбки и поспешила в дом. Нашла горенку, где Маришка спала, губы распустив.

— Чо?! — заполошно подскочила она, только я ее за голую пятку дернула. — Балыня?

— А то кто же еще.

— Надо чего? Ночь полночь, а вы не спите опять? — все никак не могла она в себя прийти, то на окошко щурясь, то на меня.

— Вставай. Работа для тебя есть.

— Работа? Да какая работа посреди ночи?

— А такая, какую только по ночам и можно делать.

Маришка бровки насурмила, но из кровати вылезла. Зашуршала платьем натягивая его на себя.

— Чего это вам в голову взбрело? Может утричком, Ирина Дмитриевна, а? Чего вам не терпится-то так?

— Будешь болтать, почем зря, голоса лишу, — устала я уж от ее причитаний. В мои времена молодухи так языки не распускали.

Она снова надулась и засопела. Но все же язычок свой бойкий прикусила. Мы вышли из ее горенки. Она к лестнице свернула, видать решила, что я ее в свою светелку поведу.

— За мной иди.

И повела ее к выходу. Мы вышли на крыльцо. Тишь да благодать. Луна светит, хоть книгу неси, да читай.

— Ну и чего тут? — устала видать молчать девка.

— Руку на земь ставишь так, чтоб непременно мниишем касался. Стебель схватила и ломай. Непременно от себя. Неправильно сделаешь, не вздумай мочалить стебель. Осторожненько назад возверни и резко опять нагинай. Поняла ли?

— Ничего не поняла, — затрясла растрепанной головой Маришка. — Чем касаться? Кого “ломай”?

Я ей показала малый пест на деснице. Заодно и как делать припечатав кулак к ладони, будто к земле, как ставить, хватать, ломать.

— Уразумела?

— Ага. То есть нет. Так кого ломать-то надо?

Вот дурная... Зачаровать бы ее, да хлопотно. Все равно что самой все делать, только чужими руками. А ночь не бесконечная. Нам бы за три управится. Ох-хо-хонюшки…

— Ее, кого же еще? — и я широким жестом повела рукой, указывая на красавицу крапиву.

— ЧО?!

Глава 5

И все ж, не такая она бестолковая оказалась. Ныла, жалилась, но ослушаться не посмела. А я уж совсем собралась применить к ней свою угрозу и голоса лишить, как она взвыла, схватившись за первый стебель.

— Ну, что ты такая косорукая-то?

— Больно же! — в расстройстве она села прямо на землю и мне показала уже опухшую ладонь. — Хоть бы рукавицы какие.

Смотрю я на нее и диву даюсь. И чему нынешних людей только учат? Я точнехонько растолковала, как брать крапивный стебель. Не послушала. Кто виноват? Ни в жизнь не поверю, что она в первый раз крапивой обжигается. Хотя ручки у нее чуток только похуже моих, не для грязной работы. Но ведь самые простые вещи и не знать? Сидит и ноет, а рядом с ней куст одувановый растет! Обхохочешься!

Я ей на него даже указала, мотнув головой, а она не понимает, глазьями на меня лупает.

— Одуван сорви, дуреха! Да не листья, а стебли.

— Теперь вот одуванчики собирать? Нет. Я с утра точно за лекарем пойду…

Ворчит, а цветик сорвала, да со злостью. И мне его протягивает, глазами сверкает.

— Три давай. Мне без надобности.

— Кого тереть?

— Что ожгла то и три.

Уж не знаю, что она там себе думала, но явно хулительное и все про меня, но несчастные стебельки в руках растерла до мочала, как я и сказала. И тут же сердитое выражение с ее лица стало сползать, как мокрый онуч. Она уставилась на собственные руки, будто не веря.

— Как это?

— Не болит?

— Не болит, — растерянно подтвердила она.

— И чему вас только учат? Рази не болит, хватит рассиживаться. Рви крапиву, как велено.

— Ага.

И как она до таких лет дожила? Да то не моя печаль. Главное, она быстро приноровилась и дальше молча трудилась. Ну почти молча.

— К лекарю. Непременно с утра, — бормотала она себе под нос, продолжая работу, думала я не слышу.

А я ее оставила и пошла воду искать. Маришка показала мне, как в доме мудрено все устроено. Чудно конечно. Не надо до колодца ходить. Поверни крантик махонький и из трубы ручеек льется. Объяснила она мне, да путанно, ибо сама толком не знала. Вроде как где-то бак железный стоит, куда воду как-то через механизму качают, вот из него по трубам вода и льется. Только мне такая вода негодна была. Пить-то или там харч варить сгодится, но для моих дел ведьминых нет. Мне вода для зелий чистейшая нужна, да разная. К озеру бы сходить, да не сегодня. И болотце бы найти…

Пока нашла я только колодец на заднем дворе, послушала — годится. Родники на дне отозвались легко и белая струя поднялась к моей длани, протянутой над срубом. Окунула в нее ладони, набрала сколько поместилось и отпустила родник. Да донести до дома не успела. Опять Маришка прибежала.

— А куда ее выкидывать-то?

— Я тебе выкину! Аккуратно разложи, чтоб как солнышко встанет, оно ее подсушило. И непременно до полудня собери.

— Крапиву сушить? Зачем?!

— Рубаху сплету.

Ничего нынешняя молодежь не знает. Только и я просвещать ее не собиралась.

А тут она еще и воду в моих руках разглядела. Луна в ней отражалась.

— А как это вы Ирина Дмитриевна это делаете? — пришла она в изумление, бровки задрала.

— Чего?

— Ну воду держите и она не проливается.

— А я не такая косорукая как ты. Иди отсель, да дело делай побойчей. Неча тут зевать, глаза куда не просят ставить.

Она снова губы надула, развернулась, аж коса по воздуху свистнула и утопала. Я пошла в дом, осторожно перенесла воду через порог. Прислушалась. Тишина. Не отозвался никто. Тихий тут домовой, даже удивительно. Но ведь точно есть, от меня дух не скроешь.

Склянку для воды я приготовила, слила в нее воду, что принесла. Чудо как хороша. “Банка”, Маришка сказала, называется. Крепкая, а такая прозрачная, что слеза. К окошку ее поднесла. В свете луны водица на дне забурлила и быстренько стала наполняться до самого краюшку. Ну вот. Одно дело сделала.

Пока думала куда воду прибрать, чую — глядит на меня кто-то. Я виду не подала. Поставила аккуратно склянку, а потом присела на корточки и в угол темный заглянула, за шкапом.

— Ну здравствуй, батюшка. Будь здоров, да ласков. Не серчай, что сразу не приветствовала.

Никогда таких домовых не видала! Махонький и дикой какой-то. Глаза в пол лица еле светятся. Ослаб он что ли? В таком-то домище? На меня он таращился, но потом все же поклонился в ответ.

— Что ж молчишь? Аль осерчал на что?

Он только головой покачал, ушки потешные над головой качнулись. Глядела я на него и диву давалась. Не нравилось мне в нем чего-то. Я руку к нему тихонько протянула и спросила:

— Дозволишь?

Он хоть и скукожился, глядя с опаской, но все же дал дозволение, кивнул. Я сторожко по растрепанным волосам провела. И тут же руку одернула. Ох, ты ж!

— Да как же ты жив еще, батюшка?! Неужто силушки так мало, что и слова молвить не можешь?

В огромных глазах натурально слеза блеснула. Аж сердечко зашлось от жалости. Рази ж так можно с хозяином дома?! Я поспешила в кладовую. Вот же дуреха и как не заметила, когда осматривала, что тут даже мисочки нет! И нигде нет. Голодает бедолага! Ежели домовой с голодухи воровать еду начнет, то беда будет. То ж поперек их натуры. Охранять должен дом и силу из того черпает, а без спросу брать, все равно что у самого себя воровать. Озлился он, если не чего похуже. Начнет жильцам козни строить. Они-то уйти могут, только ему за порог хода нет. Так и будет мучиться пока не погубит и себя и дом, где с ним неласково обошлись. А этот вон едва жив, в чем только дух держится! И чему щас людей учат, я вас спрашиваю?!

Пошуршала по полкам, нашла творог, насыпала в мисочку малую. Сверху сливками полила. Отнесла на кухню и поставила перед домовым.

— Откушай, батюшка. Не побрезгуй.

Бедолага уставился на подношение, глазки еще больше вытаращив. Я его смущать не стала, отошла. Ну, Маришка, получишь у меня! Так довести домового! Спасибо вовремя я тут появилась, не озлился он на нас.

5.1

Вышла я из дома снова. Ночь хороша, терять время зря не стоило. Пока я еще все, что мне надобно соберу? Ведьма, а даже трав нет. Ну чисто голая. Ни оберег сплести, ни зелье сварить. Ни все конечно надобно при луне непременно собирать, но с ней веселее.

Оглядела заодно окрестности.

Мы с Маришкой в дом с боку, через лесок прошли, а так-то он на склоне стоял. Лес тот вокруг дома с трех сторон, чудно даже, а четвертой, как раз над обрывом, чтоб на всю округу любоваться. Внизу ширь, поля да луга, озеро хорошо видать, монетой из серебра блестит и город недалече.

Решила я все же к озеру идти. Ежели напрямки, а не в обход по дороге, близехонько, рукой подать. Подумала немного, да и сиганула с обрыва. Ночь-полночь, кто увидит? Приземлилась мягонько и побежала тайной поступью над землей скользя. Ветер ночной кудри развевает, луна сияет, звездочки подмигивают. Ох, ляпота!

На берегу озера я оказалась аккурат супротив того места, где вынырнула сегодня, то бишь на другом я была берегу. Только к воде спустилась, но еще и рук замочить не успела — слышу шум какой-то. Над водой он далеко разноситься, да еще и в такую пору.

Пес будто цепной за забором заходился, да рядышком где-то. Любопытно стало. Стряслось чего, раз такая тревога в лае? Прошла чутка по бережку и вижу. Городская-то окраина ближе чем мне казалось, лес загораживал строения. И не боялись люди за стеной строиться, чудно! Дома в низинке поплоше стояли, но по мне так все равно богато. И на фундаменте каменном и оконца стеклом поблескивали, крыши крашенные. Тут же и тропка к ногам легла. Пошла по ней.

Вижу, в доме одном все оконца светятся. Подошла. Пока зявилась, воротина в сторону пошла распахиваясь, за ней вторая. Еле в сторону отскочить успела, на улицу выехала телега. Мужик без шапки даже, выгонял лошадку, запряженную в телегу и погнал ее дальше по улице. И куда это он так поспешает в такую пору?

Зашла во двор. Пес еще больше зашелся. Я и смотреть на него не стала, шагнула и ладонь протянула. Тот заткнулся одним мигом, а еще через два в мою длань ткнулся мокрый собачий нос. Глажу его по башке кудлатой, а сама гляжу в оконце распахнутое, под ним скамейка. Не стала стесняться, встала на нее и заглянула. Ну ясно все. В светелке мучилась родами молодуха. Вокруг нее хлопотала не иначе матушка, утирая платочком то ей пот со лба, то слезы свои. В горенке все перевернуто, видать долго мается сердешная.

И как женщина меня увидела? Испуганно знак какой-то рукой сделала. А потом поспешно вышла. Я со скамеечки слезла, она дверь открыла и щурясь спросила:

— Кто тут?

— Не серчай матушка, — я встала так, чтобы свет из оконца меня осветил получше. — Крики услышала, думала не приключилась ли беда какая у добрых людей.

— Вы барышня кто?

— Дочь ваша не разродиться никак? — сделала я вид, что не расслышала. — Давно?

— Да уже вторые сутки мучается. За лекарем посылали уже два раза, а он никак не приходит. Говорят у других больных задерживается. Ох, кончается, голубка моя…

— Дозволите войти? Погляжу, вдруг пригожусь и помогу чем?

— Да чем же вы поможете? — растерянно уставилась она на меня. Но видать уже так допекло, что готова была за любую соломину ухватится. — Входите, чего уж там.

Раз дозволила, я стесняться не стала. Ох, и хорошая ночь. Молодка на сносях, это ж еще поискать надо… Женщина видать сама уже не понимала, зачем меня пустила. Мялась в дверях. Только порог я уже переступила, да по ее собственному позволению. Глянула ей в очи, пока мимо неспешно шла в дом. Мелькнул огонек ведьмин в ее глазах, она на лавочку и осела. Пусть поспит. А то будет под ногами только путаться.

В горенке пахло странно и резко, я аж сморщилась. Подошла к кровати. Измаялась совсем роженица. Глаза запали, кругами черными на белой коже окруженные. Губы запеклись. Но она меня будто почуяла и раскрыла глаза. Ничего удивительного. В такой час женское чутье ох какое острое. Уставилась глазами блестящими, дышит часто. Я наклонилась и заговорила негромко:

— Помогу. Только ты мне за это кое-что отдашь. Согласна?

Она, понятно дело, живот руками прикрыла в первую очередь и головой замотала. Видать и слова молвить не может, так намучилась. Я фыркнула насмешливо.

— Мне твое дитя ни к чему. Оба живы будете. Ты за кого меня держишь?

Она опять на меня уставилась. Я молча ждала. Тут уговорами ничего не добьёшься. Подскажет ей сердце, что нет от меня угрозы, значит сладится дело. И она все же прошептала:

— Что?

— Прядь волос твоих.

Она вроде как удивилась, слабенько так.

— Зачем?

— Не твоя забота. Согласна, аль нет?

— Согласна, — выдохнула она все же.

— Только прядь вырвать надо. Самой. Сможешь?

— Смогу…

Еле руку она подняла, но в волосы свои вцепилась, аж костяшки побелели. Дернула так, что слезы брызнули, а потом протянула мне выдранные волоски. Я едва успела спрятать знатную добычу, как не пойми откуда еще одна девка в комнату вбежала. И откуда взялась?

— Машенька… Вы кто?

— Повитуха, — улыбнулась я ей, глядя в очи уверенно. — Нутко милая, помоги мне. Соль в доме есть?

— Конечно. На кухне, — она уже оборотилась, а потом будто спохватилась. — Причем тут соль?

— Снадобье делать.

Девка неуверенно посмотрела на роженицу. Та хоть и без сил была совсем, но все же прошептала:

— Слушай… ее…

Повела меня девка на кухню. Соль сунула в мешочке, я заглянула и диву далась. Вот это богатство! Отродясь такой чистой соли не видывала! А дом хоть и не бедный, но уж и точно не богат. Пока девка искала соль, я уже осмотрела полки и ножи приметила. Взяла самый большой и понюхала. Ага. То что надо. Хлеб им резали. Справные хозяева, ничего не скажешь. Понимают, что нельзя одним и тем же железом все подряд полосовать.

— А это вам зачем?!

— Цыц! Будешь под руку болтать, коса отвалится.

Девка на меня вытаращилась и испуганно ойкнув, плюхнулась на табуретку, вцепившись в свою красу.

Глава 6

Снилось что-то мне. А сон все ухватить не получалось. Глаза чьи-то будто огнем жгли, в самое сердце глядючи. Тяжело от этого было, хоть вой. Будто потеряла я что-то, да сама не ведала что. Только чуяла, без той пропажи не жить мне счастливо никогда. От этого тоска еще горше становилась…

— Ирина Дмитриевна, вы вставать не собираетесь? Полдень скоро.

— А ты крапиву собрала уже?

— Да собрала я, вашу драгоценную крапиву, — горенку залил яркий свет, так как Маришка отдернула занавеси.

— Куда дела? — разлепила я глаза.

— В сарайчике. Довольны?

— Потом покажешь.

— Вставайте и умывайтесь уже, — махнула она на рукомойник в углу.

Пока я полоскалась, все в зеркало на себя смотрелась. Ладная девка. Хотя и худовата на мой взгляд. И все никак не могла определиться — похожа я на себя прежнюю или нет? Вроде похожа. Только вот таких зерцал в мое время то не было, я себя в воде только отражением и видела. Где тут сравнивать?

После умывания Маришка усадила меня перед другим зерцалом и стала меня причесывать.

— Спали спокойно, так набегались?

— Ты о чем это?

— Да у вас же с утра в волосах гнездо, гребешок сломать можно. А сейчас вон, словно шелк через расческу течет.

Я только фыркнула в ответ. А как помянула она про сон, вспомнила будто на миг, что мне виделось ночью…

— Так хорошо? Или заново?

Я рассеянно посмотрела на себя в зеркало. Наваждение уже развеялось, спугнула глупая девка! Волосы она мне хитро вокруг головы уложила. Непривычно, но раз положено, пущай будет так.

— Одеваться подавай, — все еще сердилась я на нее, за то что не вовремя рот раскрыла. Что ж за сон такой? И чего меня в нем все так тревожит, что никак не забудется? Будто тучка ясное солнышко нежданно закрыло.

— А куда пойдете? Опять по лавкам гулять?

Лавки? Прям в городе неподалеку? О как!

— Конечно пойду!

Девка почему-то вздохнула и принесла мне платье, да еще штуку какую-то, я даже не сразу поняла, что это на голову убор. На кокошник похоже маненько, но зело диковинный, да с цветами и лентами. Одела меня Маришка и вышла куда-то, я давай его примерять. И так и эдак, а она входит и на меня вытаращилась опять.

— И что опять с вами не так?

Отобрала у меня “шляпку”, как она ее назвала и за собой потащила. На столе уже накрыто, и опять — ложки, вилки, да ножи будто тут семь человек столоваться собрались. А кушаний принесла — птичке в клювик положить неча. Ну да я не голодная была.

Вышли мы в сени, там Маришка на меня шляпу нахлобучила, как положено. Оказывается я ее не той стороной приладить пыталась… Сунула окаянный зонтик и тряпочки какие-то кружавчатые.

— Перчатки-то одевать будете? — пока я себя в зеркале осматривала, спросила девка, вернувшись уже без передника и тоже в шляпке, меньше и на мой взор гораздо красивше моей.

И кто такое выдумал, да еще и сплести смог, чудеса! На каждый пест отдельно и вот зачем? Лето на дворе, чай не зима? Хотя тепла от этой паутины никакого. Ну раз положено, придется стерпеть.

Долго мы ковыляли. Пока через лесок еще ничего, а вот по полям я идти умаялась и от жары измаялась. Мне бы сарафан простой, как бы лепо было! Еще и срамные панталоны… Никак не могла к ним привыкнуть. Охота людям так над собой измываться?

Аж в глазах потемнело, пока мы до окраины дошли. Там в теньке немного охолонула. И подивилась. Чего это со мной? Чтоб я да от жара небесного упрела? Или тело чужое такое слабое? Наверное, так есть. Ну дальше мне стало сильно любопытно по сторонам поглазеть, позабыла о том быстро.

Чем дальше тем дома богаче. Да каменные! Дорога камнями выслана, чистота какая! Еще люди зачем-то цветки всякие возле крылечек своих разводили и в ящиках у оконцев. Красиво, конечно, только прок какой, одна пестрота?

А уж когда мы дошли до улицы, где лавки торговые! Вот где богаство-то! В деревеньку, что рядом с моим логом, раз в месяц купец приезжал. А в той что побольше, да подальше, раз в год ярмарка, где тех купцов с десяток собиралось.

Глаза разбежались.

Уставилась я на одну лавку, Маришкой куда я смотрю, приметила и со вздохом говорит:

— Шляпки новые. Может не пойдете смотреть? Мы за прошлые еще…

Слушать дальше ее не стала и поспешила в лавку. Она пуще прежнего переполошилась. За локоть меня схватила и шепчет аки змея:

— Ирина Дмитриевна! Побойтесь Бога! У нас таких денег нету, вы же знаете! Да и зачем вам эти побрякушки? Тут их и надеть некуда. Пойдемте, а? Лучше к шляпнице, я с ней поговорю, она женщина добрая. Подождет еще со своим кредитом.

За погляд денег не берут. Стряхнула руку ее и пошла вдоль прилавка. Богатый он! Аж в глазах помутнело, так сверкало кругом. Только мне безделки типа венцов, да перстней и даром не нужны. Потом сама себе сделаю, если бусины найду подходящие.

А они тут и нашлись. В углу самом темном, целыми коробами, россыпью. Взяла в руку — камушки гладенькие, никогда таких не видывала, один к одному! Да разные, какие я только на картинках в мудрых книгах видала!

Приказчик ко мне подошел и смотрит вроде как с удивлением:

— Желаете купить? — и снова взором меня с ног до головы окинул, с большим сомнением.

— Желаю.

— Ирина Дмитриевна! — зашипела снова Маришка, только я взгляд один бросила и она замолчала.

Стала я горстями бусины набирать. Целый мешок набрала. Если бы Маришка не сказала, что у нас со златом плохо, все бы забрала! Ожерелье сплету, платье разошью, наручи и серьги сделаю. Еще и на амулеты останется!

Только обманула она меня. Поглядела на мешок, что я из рук выпускать не собиралась и заплатила за него приказчику сразу же.

— И чего на вас опять нашло? Зачем вам эти бусинки? Что вы с ними делать-то будете?

— Не твоего ума дело. Ты сказала злата нет. А заплатила без раздумья, — припомнила я ей.

— Так эти бусинки ничего не стоят почитай… Тьфу ты! Что у вас за манера появилась разговаривать по-деревенски? И я за вами нахваталась.

6.1

И тут в нос мне такой вонью ударило, что я аж прослезилась. Зато в глазах моих тут же просветлело. Сижу я на ступеньках лавки с тканями. Маришка на меня испуганно смотрит и молодец какой-то рядом стоит, в руках махонькую склянку держит. Это из нее так воняло.

— Лучше? Ирина Дмитриевна? Голова еще кружится?

Приятный голос у мужчины и сам ладный. Высокий, ясноглазый, да светловолосый. Одёжа странная, но все одно ладно на нем сидит. Только смотрел он на меня не слишком ласково.

— Я же вижу, что вам лучше. Не надо пытаться обмануть доктора.

Так это его Маришка все грозилась ко мне призвать? И зачем это?!

— Ирина Дмитриевна, вы как? — Маришка на меня смотрела испуганными глазами, переживая взаправду. Ну и что, что она болтушка. Зато верная.

— Лучше.

— В такой солнцепек, не с вашей нежной конструкцией разгуливать пешком, Очень не советую, — говорит тут мужчина и убирает в короб из кожи свой пузырек. Что там у него за снадобье такое? Хоть и воняет жуть, но действует. Вон как порчу развеяло.

— Ага.

Маришка мне помогла подняться. Тут я только спохватилась.

— А бусины где?

— Ой.

Под чьей-то ногой хрустнуло.

Я вниз посмотрела и снова в глазах потемнело. Мой бусины! Мешок тут же валялся, видать я обронила. Половина рассыпалась!

— Ирина Дмитриевна! — мужчина ко мне со спины подступил, да придержал за локоток.

Это еще что такое?! Локоть я резко одернула. Нечего мне тут хвататься. Ишь чего удумал! И взглядом припечатала, да так, что он в изумление пришел.

— Чего стоишь, растыка? А ну быстро собирай! — зыркнула я и на Маришку.

И сама присела, стала бусинки подбирать. Ох-хо-хо! Ведь половина раскатилась, как найти?

— Что вы делаете? — тут говорит мужчина.

— А что не видно?

Маришка тоже то на меня, то на мужчину странно поглядывала, но бусинки собирала молчком.

Странный он како-то, и правда. Постоял, постоял, да рядом на корточки присел и помогать нам принялся. Собрали, что нашли. Да раскатилось много. Я мешочек в руках примерила — не меньше двух десятков пропало. Что за невезение!

— Вы каким-то рукоделием занялись? Похвально, — отряхивая руки встал мужчина рядом со мной.

Высокий какой, аж солнце заслонил. И плечи широкие, надежные. Только мне без интересу.

— Я в похвалах не нуждаюсь. Своим умом жива.

Подхватила Маришку и зашли мы в лавку.

Девка моя, молчала и молчала. Подозрительно мне сие стало.

— Чего удумала? — прямо спросила.

— А чего это вы…

— Чего я?

Тут она на вход в лавку взгляд бросила, никого там на улице уже не стояло, но я догадалась, что она про того молодца.

— Вы на Вячеслава Петровича обиделись что ли?

— С чего бы?

Чуть не спросила про кого это она, да скумекала, что так звали того молодца светловолосого.

— Вы ж ему глазки строили, проходу не давали, — зашептала тут она. — Я думала вы специально обморок изобразили, когда его заметили поблизости.

Чего?! Я за этим молодцом, да бегала? Как девка бесстыжая, падшая?! Вот же стыдоба! Да что у нее в голове — каша прокисшая?

— Еще чего выдумала! Не нужен он мне и говорить такого больше не смей!

— Да, ладно-ладно. Чего вы взбеленились-то?

Еще не хватало парням на шею вешаться! Я так рассердилась, что смотреть товар расхотелось напрочь. Щеки горят, глаза поднять не могу. А вдруг кто-то еще это видел и что про меня подумал?

— А ну пошли домой. Нагулялась.

Надо было срочно расспросить Маришку, что за особа такая я раньше была. Может она вообще опозоренная? Вон и денег у нее нет. И живет на отшибе. Да еще с молодцами заигрывала! Ох, не нравилось мне все это!

Идем мы значит по улице. Скоренько. И тут из подворотни какой-то малец выскакивает. Рука плетью висит, второй за плечо держится, сам голосит на всю округу, мордаха вся в слезах. Малой еще совсем годочков семь не больше.

Длань сама потянулась и я его за шиворот поймала, когда он в нас почти врезался.

— А ну не ори.

Он и замолчал. Глазенками мокрыми хлопает. Видно — больно ему, слезы как горошинки из глаз капают.

— Руку убери.

Послушался. Нос морщит, губы кусает. Я легонько плеча коснулась. Вывих. Делов то.

— Туда смотри, а не на меня.

Малой послушно голову отвернул, куда я указала.

— Ирина Дмитриевна… — Маришка не в свое дело полезла.

— Цыц ты. Держи.

Отдала ей мешочек драгоценный на подержать. Взялась поудобнее за плечо и руку малого. Но именно в то мгновение, когда я дернула, кость на место вправляя, еще один голос раздался позади.

— Ирина Дмитриевна, что вы делаете с ребенком?

Щелчок вправленной кости он точно слышал.

— Ой! — пискнул парень, а потом глазенками захлопал с изумлением на свою руку глядючи.

— Ой! — еще и Маришка зачем-то добавила.

— Не болит? — наклонилась я к малому.

— Нет, — захлопал он ресницами слипшимися от слез.

— Вот и молодец. Сопли утри. Да беги, мордаху помой. Ты ж мужичок взрослый уже. Перед людьми не срамно?

Он тут же утерся рукавом и побежал куда-то. Дите, что с него взять. Хоть бы спасибо сказал. Да и ладно.

— Мальчик, стой! — окликнул его Вячеслав Петрович, да того и след уже простыл.

Я отобрала у Маришки мешочек, рассыпет еще заново и дальше пошла. Сил моих не было снова этого светловолосого видеть. Стыдоба же какая!

— Ирина Дмитриевна! — теперь мне в след закричали, только я оглядываться не стала, а наоборот шагу прибавила. Маришка за мной.

Домой в один миг добрались. Девка моя вся красная и запыханная.

— Да куда вы так бежите-то? Ох! Аж в боку закололо… Ирина Дмитриевна?

Хотела я ей ответить, да снова перед глазами потемнело. Сомлела я. Там где стояла, там и повалилася. Небывалой силы порча, не иначе.

Глава 7

Снова сон тот меня мучил. Все никак не могла я догнать кого-то. И кудри черные, как вороново крыло, будто ветерком развевает. Глаза синие-синие. Разве такие бывают? А вот бывают. Сама видела и смотрела в них взаправду. Что ж ты и во сне меня в покое не оставишь, аспид? Прогнать сил не хватало. Слабость такая, да не в теле, а в сердечке где-то. И руку подняла уже. Да только, вместо того чтобы ударить, провела по мягким волосам…

— Очнулись, Ирина Дмитриевна?

Оказалось, что я очи давно открыла, да видела сон одновременно. И гладила я не по черным, а по светлым волосам. Как его? Вячеслав Петрович? Он то тут откуда? И где это я?

Похлопала глазами — мать честная! Дома, в спаленке своей! Одна рубашка тоненькая на мне, исподняя. За окошком темень. А он в тонкой рубашке с закатанными рукавами, да жилеточке. Это что это он задумал?!

Так я его швыранула от себя, что он вместе со стулом завалился. И тут же дверь открывается и Маришка, с тазом в руках, заходит.

— Очнулись, барышня! Ну слава тебе Господи! Я-то уже так перепугалась!

— Извините, — с полу поднялся молодец, одежу поправляет, да волосы растрепанные. — Видимо стул сломался.

Тут же он энтот стул подхватил да поднял. И уставился в полном недоумении на ножки целые. Только я ему объяснять ничего не собиралась. Пусть уходит отсель, да поскорее! А то еще раз так приложу, что мало не покажется.

Хотела только сказать ему пару ласковых, чтоб дорогу в этот дом забыл и тут снова меркнуть свет в моих глазах начал. Да что ж это за напасть? И тут еще гляжу — на одеяло закапало. Как бусинки красные. Провела ладонью по лицу — кровь!

Вячеслав Петрович ко мне вместе с Маришкой кинулся. Уложили меня, он снова дал мне понюхать вонючее снадобье. В голове просветлело, только не в нем была беда. Наконец ощутила я что со мной не так. Внутри будто пустота сосущая. Не было больше со мной силы ведьмовской.

— Тише, тише! Ирина Дмитриевна, да что с вами такое? То обмороки, то припадки.

— Уйди! Уйди постылый! — я каталась по кровати, мяла простыни. А этот аспид ко мне лезет.

— Прекратите истерику! Я кому сказал?!

И стакан с водой мне в лицо, как выплеснет! Я застыла, в момент в себя пришла.

— Ирина Дмитриевна! — воет тихонько Маришка, нос уже распух от слез.

— Успокоились? — с холодком в голосе спросил Вячеслав Петрович.

Я молча утерла лицо. Ну погоди у меня. Я ж тебя… И тут же кулаки бессильно разжались. Что я теперь могу? Проверить надо все толком. И со спокойствием. Тут он прав, чтоб ему пусто было.

— Успокоилась, — и одеяльце повыше натянула.

— Мокрое же все! Погодите, я поменяю, — запричитала Маришка и выбежала.

— Не пойму я вас. То ли притворяетесь, то ли правда нервы не в порядке. Хотя с вашим образом жизни это и не удивительно.

Вячеслав Петрович, сердито на меня поглядывая, рукава рубахи оправил, пиджак свой надел.

— Лекарство я оставил. Девушке вашей все объяснил. Надеюсь, больше вы меня не вызовите.

— Не вызову.

Странно он на меня так посмотрел. Я аж край одеяла сильнее сжала.

— Никак не пойму, что в вас изменилось? Сами на себя вы сегодня не похожи.

Вот и прекрасно, что не похожа! Не хочу я быть такой, как эта… И гулящей не назовешь, ведь вроде бы как это я сама и есть? Всю жизнь честной девкой прожила, так нате вам! Чужим стыдом теперь нахлебаюсь.

Маришка прибежала, подушку, да одеяло принесла на замену.

— Я пойду, — склонил голову Вячеслав Петрович.

— Скатертью дорога, — не прикусила я вовремя язык. Да и ладно! Мне его привечать без надобности. А даже наоборот.

Он снова на меня странно посмотрел, бровь дернулась.

— Желаю здравствовать, Ирина Дмитриевна.

Ушел, леший его побери. Маришка причитая, сменила мне постель. Еле ее успокоила, что я теперь в себе и пообещала, что не помру к утру.

Ушла она. Я немного подождала, чтоб точно не вернулась.

Стала с толком, да не поспешая проверять, что не так со мной. Силы почитай и не было. А если и была, то на самом донышке плескалась. Я чуть руку обмакнула, а мне и поплохело сразу. Что же это делается? Как такое возможно? Куда она подевалось-то? До сей поры со мной была, а теперь? Что мне делать-то теперь? Ох горе, ох горюшко!

Тут я в руки себя взяла. Не время слезы ронять. Порча али нет? И похоже и нет. Думала я, думала и вспомнила. Так мне ж плохело-то всю дорогу! Значит не в городе то началось. Раньше. Я то на солнцепек кивала, то еще на что. А это все одно было. Но ведь раньше сила со мной была! Не могла я ее столько потратить, ну не на что же! Или в другом дело?

И тут осенило меня будто светом ясным. Сила была, я ее черпала, как из колодца бездонного. Да только позабыла, что мир-то вон как изменился! Еще и домовой наш вспомнился. Ни просто так он едва не погиб. Позабыли об нем люди, а он без них не может. Так и со мной. И наряда ведьминского у меня нету, оберегов никаких. Вот сила и уходила, как из решета вода.

Ведьмы не простые люди, им особенным надо по-особенному жить. Как же я забыла?

Изба моя! Васенька! Звери, что я подчиняла, люди которым помогала, так по капле ручеек и собирался. Я от них и им же отдавала. Так сила и текла естественным путем, не зря так в природе все устроено.

И что же это получалось? А получалось, что силу надо приберечь. Сначала наряд ведьмовской смастерить. А потом уже в лес возвращаться, место для дома нового искать. Как в мои времена, чтоб люди ко мне за помощью ходили. Тут я помру совсем.

— Вы чего вскочили?

Маришка только нос сунула в щелочку, да увидала, что я не в постели, тут же во всю ширь дверь распахнула и ко мне забежала в горенку.

— Все бока отлежала. Хватит. Не шуми. Одеваться давай.

— А умыться?

— Поплескалась уже. Поспешай, дел много.

— Да каких таких дел? Вам лежать надо. Доктор сказал…

— Этот… Петрович что ли?

— А кто же еще?

— Он мне не указ. И чтоб я про него больше ни словечка не слышала.

7.1

Маришка таскалась за мной как тень, глазами лупала. Ну хоть не болтала без умолку.

— Прялка есть?

— Чего? — растерялась она, будто я невесть о чем спросила.

— Нитки сучить из пряжи, — показала я, как нить скручиваю, чтоб поняла скорее.

— А зачем она вам?

— Не твое дело. Есть али нет?

— Да откуда такому барахлу тут взяться? Кто щас нитки сам делает? Бабульки в деревне, разве. Все ж готовое есть.

— Бабульки говоришь? А далеко та деревня?

— Погодите! Вы что в деревню собрались? За прялкой?!

— Ну, а чего ж нет?

Она на меня смотрела, как на скорбную умом, минуту наверное. А потом такая и говорит:

— На чердаке какой-то хлам валялся. Может там и есть.

— Пошли.

Прялку не нашли. Была куча вещей на чердаке, да все негодное. И целый сундук книг старых. Переплеты темные, толстые. Солиднее чем те, что я уже посмотрела.

— Снесешь вниз, — велела я Маришке.

Ну не могла я мимо книг пройти. Вдруг там что-то ценное?

— Угу, — тяжело вздохнула она, но перечить не стала.

— Так где та деревня?

— Так надо ж экипаж нанять сначала. Не пешком же вы туда пойдете?

Да я бы и прогулялась. Чего такого-то? Но раз можно поехать, так оно сподручней и быстрее.

— Так чего стоишь? Беги. Нанимай.

Ждать пришлось целых полтора часа. Я успела все бусинки по коробочкам рассортировать. “Экипаж” сие есть повозка, только мудреная. Но ехать на ней конечно — одно удовольствие. Знай себе, покачивайся, как на облачке, на мягкой подушке, пока лошадка споро копытами перебирает. Домчали в миг.

Деревня и не деревня вроде. Никогда такого не видала. Дома высокие, крыши скатом, улочки даже есть. На лугу недалече такое стадо коров, что только диву даваться. Кругом поля, до самого горизонта. Ох, ляпота!

Только найти прялку не сразу удалось. Люди посмеивались над нами втихомолку, отсылая от одного к другому. Я бы им позубоскалила, будь в силе. В миг бы к уважению призвала. А щас терпеть приходилось.

Наконец нашли. И правда у старушки одной. Две у нее их было, она и рада была продать не нужную. Не такая, как я привыкла. Похитрее устроена. Только на ней и сподручней работать оказалось. Бабушка мне показала, как и что делать, я тут же и опробовала. Да так нить тянуть одно удовольствие! За науку отблагодарила ее. Научила какими травками пользовать, колени ее больные.

— Ирина Дмитриевна?

Я даже подумала, что у меня опять от солнца жар сделался. Да что ж он — хвост мой что ли?! Опять этот доктор! Ну что ж за невезение? Оберега на него нет.

— Здрасте и вам.

Не стала при людях скандалить. Поздоровалась и ходи отсюда, так нет же. Вячеслав Петрович приехал на своей “экипаже”. Сам же им и правил.

— Что вы тут делаете?

— А что не видно?

Сижу рядом со старушкой на завалинке у ее дома. Перед нами прялка. У меня в руках нитки, да кудель. Песни мы тут голосим, да хороводы водим, чего же еще?

— Решили развлечься народным промыслом?

— Ага.

— А вы тут что делаете, Вячеслав Петрович? — влезла ни с того ни с сего Маришка. Ох. Буду в силах, первым делом ее голоса лишу. На семидницу. А может и поболее.

— К больному позвали.

— Так далеко?

— Бывает и подальше езжу.

Хм… Хорошо сказал. Сокол гордый. Только мне до того дела нет! Ну увидал знакомую, поздоровкался и иди себе дальше, не мешай людям.

— Барышня! Вот вы где.

К нам поспешно подошел мужичек, что нашей “экипажей” правил.

— На силу вас нашел. Беда у меня. Расковался мой Бурко. Как так не пойму. А кузнец в городе, как назло. До вечера ждать придется. Как же мне с вами-то быть?

До вечера ждать? Так без дела скучно. Я поглядела вокруг. За домами в промежутке лесок недалече.

— Бабушка, — говорю, — а в лесу том погулять можно? Не болотисто там?

— Да какие тут болота. Еще при пробабке моей все высушили. Но в лес тот вам, барышня, не надо ходить.

— Это почему это?

— Туда и местные не ходят, — и возница закивал, а потом добавил понизив голос: — Ведьмин он говорят. Пропадают там люди.

О как! Вот теперь прям очень любопытно мне стало.

— Ну что за глупости вы говорите? — влез в нашу беседу и доктор. — Распространяете слухи, да еще такие нелепые. Ирина Дмитриевна, садитесь ко мне. Я все ровно в город возвращаюсь.

Да пропади ты пропадом, охальник! Я в лес хочу! К ведьмам!

Только он так раскомандовался, что я и слова поперек не сказала. Схватил еще и мою прялку и в экипажу потащил. Пришлось за ним тащится. Маришка зато вся довольная.

Поехали. Вячеслав Петрович пару слов сказал, Маришка ему только и отвечала, а я не желала с ним разговаривать. Так молчком и доехала. А он нас до дому самого довез. Я всю дорогу думала, как бы мне в тот “ведьмин лес” попасть.

Без помощи спрыгнула на землю, будто не заметила ладонь, что доктор мне протянул. В доме никого не было, но я и трех шагов не сделала, как дверь распахнулась.

— Ирина?

Будто небо с землей поменялись местами, когда я увидела того, кто вышел на крыльцо.

— А это кто? А. Наш славный доктор. Вы тут какими судьбами? — синие глаза холодом повеяли.

— И вам здравствуйте, Сергей Владимирович, — ответил доктор.

Только я их словно со стороны уже слышала. Снова мне дурно сделалось. Сердце щас то ли разорвется, то ли вырвется из груди и улетит как пташка прямо на небко.

Быть того не может!

Но вопреки всему, на крыльце стоял и смотрел на меня синими-синими глазами… князь Вороней!