Глава 1

1

На побережье кричали чайки. Встревоженные птицы то взмывали вверх, к серому небу, то обрывались вниз, в невидимые колодцы, сооруженные ветром. Свинцовые волны бросались на скалы и, не сумев покорить вековые камни, рассыпались холодными брызгами. Надвигался шторм.

На валуне, недосягаемом для прилива, сидел седовласый мужчина и сосредоточенно чертил что-то тонкой палочкой на глиняной табличке. Спустя некоторое время старик с чувством выругался и запустил табличку подальше в море.

- Черт возьми, Крон! Неужели в этом мире нет нормальной бумаги и шариковой ручки?

Из грота, затерянного в выступах скал, выглянул высокий мужчина.

- Сам прекрасно знаешь, что нет, - спокойно ответил он.

- Ну и как мне работать в таких условиях? – саркастический тон старика заставил собеседника выйти из укрытия под пронизывающий сырой ветер.

- Напоминаю, что не я тебя сюда затащил, - мужчина пожал плечами и поднял ворот свитера. – Ты сам за мной увязался. Или не так, Пифагор?

Старик проворчал что-то себе под нос и, соскочив с камня, побрел по направлению к гроту. Его длинное серое одеяние мгновенно напиталось влагой, драпировка облепила сухощавое тело, заставив мудреца в сотый раз выругаться в адрес кошмарного места, которое Крон выбрал для своего убежища.

Грот Афродиты оставался заброшенным тысячи лет, с тех самых пор, как капризная богинька переквалифицировалась в Музы. Кроме как для рекламных съемок и позирования на фоне волн, убежище ни на что не годилось. Сырая крошечная пещера, где едва могли разместиться два взрослых Духа, продувалась всеми ветрами, а приливы превращали песок в вечно мокрую и пахнущую водорослями трясину. Пифагора радовало только одно – они здесь ненадолго.

- Надеюсь, этот твой дружок не опоздает, иначе мне придется выбросить гиматий, - проворчал Пифагор, входя в грот и озадаченно оглядывая промокший плащ из тонкой шерсти.

- Если бы ты одевался по-человечески, таких проблем бы не возникало, - возразил Крон, усаживаясь на сухой песок в глубине грота. Его-то одежда соответствовала ситуации – теплый свитер, плотные шерстяные брюки, туристические ботинки. – К чему такой консерватизм?

- Проклятый имидж, - беззлобно отозвался старик и присел рядом с Кроном.

Некоторое время оба молчали, вглядываясь в маслянистую толщу волн, ворочавшихся на горизонте. Крон выудил из кармана пачку сигарет и выбил одну на ладонь. Искра, мелькнув в воздухе, перелетела от собранных в мудру пальцев к кончику сигареты. Глубоко затянувшись, Крон с наслаждением выдохнул облачко белого дыма.

- Неужели их еще можно достать в ЦИКе, - в голосе Пифагора не было ни тени удивления. На его серьезном лице с резкими морщинами, седых волосах и аккуратно остриженной бороде сверкала мелкая водяная взвесь, а тяжелый хитон промок почти до колен.

- Программа адаптации, - криво усмехнулся Крон и предложил старику сделать затяжку. Тот отказался. - Никак не могу бросить после Земли.

Лицо Крона – не молодое и не старое – словно рельеф, выгравированный на древней монете, не выражало ровным счетом ничего, кроме благородной красоты и спокойствия. После нападения на Бестиарий невзрачный Козинцев смог, наконец, расправить плечи, выбросить очки и принять облик, достойный великих планов. Есть преимущества у того, кто никогда не имел собственного лица.

Крон не отличался тщеславием, поэтому мужественный образ из популярных земных журналов о кино выбрал исключительно для дела. Полгода назад, когда он искал заброшенные парадизы для осуществления своих планов, внешность классического красавца помогла ему выведать координаты этого грота у наивной Венеры. Свидание в романтической обстановке, у моря – и легкомысленная Муза запросто доверила напористому кавалеру все, что тот захотел бы знать. Крон с усмешкой вспомнил и жеманную Музу, и пылающие ревностью глаза ее дружка-неудачника, Федерико, вся заумь которого не помогала в немудреном деле соблазнения красотки.

Сквозь шум прибоя послышался мужской голос. Крон затушил сигарету о песок и подошел к визитеру.

Пифагор не двинулся с места – это был не его гость.

Мужчина, чье лицо невозможно было разглядеть из-за света, бьющего в грот снаружи, был несколько ниже и изящней Крона.

- Ты знаешь, мы с Данте не ладим, поэтому я не могу точно сказать, чем он занят, - донесся до Пифагора звонкий тенор гостя, старавшегося перекричать рев моря.

Крон спросил о чем-то, и незнакомец согласно закивал. Мужчины перекинулись еще несколькими фразами, и гость направился к выходу.

- Не забудь, Зигмунд, - чуть громче окликнул его Крон. – Выведи ее из Академии, когда придет время.

Мужчина утвердительно кивнул и покинул побережье.

Крон махнул рукой Пифагору, и тот с готовностью поднялся на ноги: наконец, они уходят. Вскоре на берегу моря остались лишь крикливые чайки и ветер, поспешно заметающий песком стопку исписанных глиняных табличек.

2

На этот раз была очередь Пифагора отвечать за убежище. Философ выбрал отдаленный мирок «в северном стиле», из числа тех, что создавались тысячами на волне популярности скандинавской мифологии, а затем оставались в запустении. Жить за полярным кругом, где царят темнота и холод, - занятие не для слабых духом романтиков.

Глава 2

1

Яркое солнце пригрело особенно сильно, и мне пришлось, наконец, проснуться.

Сквозь щель между занавесками пробивался настойчивый и неуместно оптимистичный луч света, намекая на то, что время близится к полудню.

Я попыталась выпрямить спину и застонала от боли – за время сидения, а затем сна в кресле все мышцы затекли и превратились в неподатливые цементные наросты на моем несчастном теле.

Ворох книг, заменивший мне на минувшую ночь подушку, незаметно сполз со стола и грохнулся рядом с креслом. Впрочем, в моем домике уже с неделю царил разгром и запустение, поэтому пара-тройка книг на полу не повредили ландшафту.

Доброе утречко, Вероника!

Кряхтя, я разогнулась и на полусогнутых отправилась в ванную. Надо бы привести себя в порядок перед лекциями.

Из зеркала на меня глядело запавшими глазами жалкое существо с кое-как причесанными волосами и розовым отпечатком книги на щеке. Удивительно, как работает вселенский закон подлости! Когда лежишь на мягкой кровати, то ночами маешься без сна. А стоит только плюнуть на все и решить позаниматься – бессонница отступает.

За несколько месяцев, прошедших после битвы в Бестиарии, я так и не вошла в нормальный режим. Спала мало, ела скорее из необходимости, а не потому что испытывала голод. Постоянная тревога за Давида и – кого я обманываю? – свое будущее ежедневно испытывала на прочность мои нервы. Влюбленность и мощнейшее проклятие - такой себе коктейль, явно не для ЗОЖа.

Крон, незнакомец, заморозивший время в Бестиарии, не появлялся.

Если скажу кому-то о проклятии, тот сойдет с ума и больше всего на свете захочет убить меня.

Эти слова я повторяла про себя регулярно, как бредовую мантру. Несмотря на одиночество и дикую жалость к себе, теперь я редко виделась с друзьями и только наедине с каждым. Иногда ко мне забегали Леха или Лиза, но я всегда старалась выпроводить их побыстрее. Постепенно визиты становились все более краткими, что меня немного успокаивало – одной как-то надежнее, и ребята в безопасности. О веселых посиделках в компаниях или прогулках в толпе не было и речи. На лекциях и практических занятиях я всегда выбирала места подальше от других фантомов, а если была хоть какая-то возможность изучить вопрос по книгам – отправлялась в библиотеки. Работа в окружении книг и мертвых авторов была для меня привычной, в чем-то даже приятной. Единственная отдушина – надежда на скорое избавление от неопределенности. В любом случае, сейчас нужно было сосредоточиться на очищении жизней, проклятие этому не мешало.

Зигги посоветовал мне больше общаться с высшими Свободными Духами – у них психика устойчивее, и проклятье на них не будет действовать так сильно, как на фантомов или нечисть. По крайней мере, какое-то время.

Как ни странно, чаще всего я оказывалась в обществе Директора ада. Данте продолжал муштровать меня до седьмого пота на тренировках по боевой энергетике, кроме этого, он не упускал случая заглянуть ко мне хотя бы раз в день – проверить, все ли в порядке. Я понимала, что дело здесь вовсе не во мне, а в том, что Данте присматривает за мной как вип-телохранитель. И все равно мне было приятно его внимание – он казался искренним, хотя никогда нельзя быть уверенным в чем-то, если дело касается Данте. Со временем я так привыкла к его стихийным «забеганиям» на чай, привыкла к самому Данте, что начала подумывать - а не рассказать ли Директору ада о Кроне? Иногда разговор с Данте представлялся мне здравым решением, но затем я вспоминала совет дедушки не доверять никому. И скрепя сердце, снова и снова решала держать все секреты при себе – ради своей безопасности и безопасности близких.

До меня доходили новости - хорошие и не очень - из жизни знакомых. Леха рассказывал о своих сменах в Карантине. Наоко разрешила ему перейти на волонтерскую позицию, и теперь он официально, как начинающий Санитар, помогал отцу, впавшему в беспамятство. Кроме этого, у моего некогда непутевого друга появилось много новых знакомых и подопечных. Он с энтузиазмом осваивал сложную науку целительства душ, забывая иногда о необходимости заглядывать и в другие учебные дисциплины. Например, успехи Алексея в теории хаоса и астро-программировании оставляли желать лучшего. Он провалил большое испытание и по ментальному проектированию, поэтому мне пришлось даже попросить Данте помочь Лехе нащупать «свою» энергию. Что же касается моей энергии – эмоциональной, то она чаще всего вела себя как неуправляемая стихия, но все же я постепенно начинала чувствовать приближающиеся выбросы и направлять их в нужное русло.

Селеста взяла себя в руки после ухода Руфуса в Сид и целиком сосредоточилась на учебе. У нее уже прошло второе погружение во Времяхранилище и она стремительно осваивала все необходимые кармические стандарты, чтобы как можно быстрее очистить открывшуюся жизнь. О том, что это за жизнь, я не расспрашивала – в ЦИКе такими вещами интересоваться не принято, пока фантом сам не захочет рассказать. Однажды Лиза принесла мне весточку о том, что Селеста из корпуса 2015 решила перебраться к своей давней подруге Бертине, занимавшей небольшую квартирку прямо над кафе у главного корпуса Академии. На расспросы ребят Селеста отвечала уклончиво, и приставать к ней не стали. Я обрадовалась за подругу – жизнерадостная Бертина души не чаяла в девушке. Меня не удивил такой поворот событий, будто фрагмент паззла просто встал на свое место.

Конечно, я скучала по Селесте, по компании фантомов из корпуса 2015, но сильнее всего я скучала по Давиду. Удивительно, как быстро можно привыкнуть к человеку или, в данном случае, к Мусагету. Через неделю стукнет ровно два месяца с нашей последней встречи, а до этого мы общались от силы месяца полтора. Дом Муз я почти забросила – там все слишком напоминало о друге и о том, что он должен найти другую душу. Миро и Венера несколько раз пробовали меня уговорить вернуться и продолжить занятия по искусству, но в ответ на их мягкие увещевания я могла только покачать головой и бесконечно бормотать «Как-нибудь обязательно…» Когда наступит это «как-нибудь», я не имела понятия.

Глава 3

1

Знакомая сияющая надпись «MEMENTO VITA» становилась все ярче на фоне темнеющего неба, но Давид никак не мог решиться и сделать шаг. Шаг в пропасть, где его ждут Музы, Академия, безопасный и дружелюбный мир, лишенный только одного – мечты.

Мусагет стоял на краю огромного утеса, бездумно всматриваясь в прихотливую игру облаков над бескрайними зелеными равнинами ЦИКа. Поодаль в зарослях оранжевого папоротника мирно гудел портал.

Давид и Рен еще около полудня достигли ворот ЦИКа. Ни у одного из путников не было горячего желания возвращаться, но сказать об этом вслух означало бы провести под знакомым прошлым черту, слишком резкую для Хранителя и слишком болезненную для Мусагета.

Давид решительно поставил ладонь на резное солнышко на столешнице портала, запустив трансформацию.

- Подожди, - остановил его Рен. – Мне нельзя идти.

Давид недоверчиво посмотрел на товарища.

- Не думал, что ты боишься трибунала, - без обиняков заметил Мусагет.

- Я и не боюсь, - ответил Хранитель. – Но сейчас мне нужно в другое место. Я должен вернуть Руфуса.

Давид все понимал. Наблюдатель Руфус нарушил запрет таинственных фоморов из мира Сид и спас жизнь недавнему врагу – Рену – в схватке с нечистью в Бестиарии. Давиду было прекрасно известно, что Рен скорее умрет, чем не вернет долг чести.

- Ты не обязан, - произнес Мусагет, заранее зная, что ответит Хранитель.

- Передай Арлене, что я вернусь, и трибунал состоится, - после недолгого молчания сказал Рен. – Мне жаль, что я подвел ее.

- Мы все подвели, и не только ее, - помрачнел Давид. Перед его глазами все еще стояла сцена, где милосердный Дзидзо хлопает в ладоши, алые демоны каньона отступают, но Пифагор уже ничком лежит на черных камнях ущелья. Спустя мгновение тело старика рассыпалось на мириады сверкающих искр, которые невидимый ветер разметал по темноте каньона.

- Никто не виноват в том, что случилось с Пифагором, - голос Хранителя был тихим, но уверенным. – Ты сделал все, что мог.

- Столько веков я провел в поиске. Неужели все потеряно теперь? - Давид снова подошел к краю утеса и уселся на скалистый выступ, свесив ноги над бледно-лиловым маревом.

- Возможно, по записям Пифагора удастся понять, как он разыскивал души в иных мирах, - Рен легонько хлопнул Давида по плечу. – Иначе нам с тобой придется организовать клуб романтиков-идиотов.

Это была первая шутка Рена за все время их долгого путешествия. Давид грустно усмехнулся. Он пристально посмотрел на Хранителя, тот улыбался, несмотря на потрепанный вид и неестественно обвисшее левое крыло.

- Я нашел все, что хотел. Без Пифагора и совершенно случайно, - сказал Рен. – Возможно, ты уже сделал больше, чем нужно, не теряй надежду. Я однажды отступил в отчаянии с верного пути, и поплатился за это. Теперь моя Мидори меня ненавидит, и я должен сделать все возможное, чтобы искупить свою вину.

- Удачи, друг, - сказал Давид на прощание. – И береги крылья.

- Как пойдет, - пожал плечами Рен и, минуя портал, вышел на открытую площадку. Секунду спустя лишь тающий шелест крыльев напоминал о том, что на гигантском утесе находился еще кто-то, кроме задумчивого Мусагета.

«Пора», - скомандовал себе Давид, когда в небе над утесом зажглись перламутровые огоньки созвездий.

Надежда никогда не угасает в любящем сердце. Но помимо надежды Давид испытывал и иное чувство, которое заставило его устыдиться самого себя. Облегчение. «Ты сделал все, что мог», - звучали в голове слова Рена. Может быть, было бы разумнее отпустить прошлое и открыть свою душу для чего-то нового, того, что никак не вмещалось в доселе ясные планы?

Давид поспешно отогнал от себя глупые мысли. Его ждут дома, а Данте поможет раскрыть алгоритм Пифагора. Кроме того, медальон философа хранит все данные о его жизни. Необходимо разыскать его. Это все, что нужно знать прямо сейчас.

Мусагет поднялся на ноги и направился прямиком к слабо светящемуся порталу.

2

Первым, кого встретил Давид по возвращении в свою студию, был Миро. Тот зашел, чтобы полить комнатные цветы и проверить, не стащил ли кто-то из фанаток Давида его рисунки, как это уже не раз бывало. Завидев друга, Миро издал радостное «Ха!» и бросился обнимать Давида.

- Ты жив, дружище!

- Что со мной могло случиться, - проворчал Давид, пряча улыбку.

- О, и настроение нормальное, - захохотал Миро. – Наш Давид снова с нами. Пойду позову ребят и принесу что-нибудь перекусить! А ты пока приведи себя в порядок – пахнешь, как старый енот, который упал в бочку с протухшей рыбой…

Он уже бежал к двери, но Давид остановил его.

- Всего две просьбы. Первое: никогда не рассказывай мне, при каких обстоятельствах ты умудрился обнюхать старого енота. Второе: я бы не хотел, чтобы прямо сейчас о моем возвращении узнала Венера и вся Академия заодно. Дай мне отдохнуть денек, хорошо?

Миро понимающе кивнул и вернулся в комнату.

- Можно чем-то помочь? – Миро присел на высокий барный стул. По выражению лица Давида он сообразил, что странствие друга оказалось не очень удачным.

Загрузка...