Лондон
1972 год
Шум дождя пронизывал сумерки апреля. Обычный британский вечер как всегда пах сыростью и проституцией. Город заботливых людей, от которых невозможно дождаться заботы…
Детский дом приюта при женском монастыре Святой Марии в это время отправлялся ко сну. Как обычно вечерний обход совершала рабыня божья Елизавета – сухая и холодная старуха лет 60-ти, пользующаяся большим почтением и авторитетом среди своих сестер. Она ходила по коридорам и проверяла, чтобы дети ложились спать, и выключала свет в их комнатах. Она начинала свой обход с первого этажа, а затем поднималась по ступенькам на остальные.
Все проверив и убедившись в том, что вся обстановка в порядке, сестра Елизавета спокойно спустилась на первый этаж и направилась по главному коридору в свою комнату. Но проходя мимо парадной двери, ей вдруг что-то послышалось. Елизавета остановилась, дабы прислушаться. И ей не показалось – за дверью действительно был какой-то тихий не понятный звук. Она начала двигаться в сторону двери и внимательней прислушиваться. На миг ей показалось, что эти звуки издает ребенок, и, подойдя в упор к двери, она еще раз хорошенько прислушалась и решила убедиться в своих предположениях. Она достала ключ и открыла дверь. То, что она увидела, повергло ее в замешательство и некую растерянность. На ее лице проявилось какое-то недовольное удивление. Это действительно был ребенок. Совсем маленький, грудной ребенок в корзинке, оставленной кем-то прямо на крыльце приюта. Накрытый каким-то грязным одеяльцем, он двигал своими маленькими ручонками, и тяжело выдыхая сквозь легкий сон, тихонько похныкивал. Именно это нытье и услышала сестра Елизавета за дверью. От увиденного она просто стала столбом, колеблясь в своих мыслях. Какая-то внутренняя скрытая дрожь в ее теле не давала ясного ответа, что же делать с этим ребенком. Холод ее души пытался усомнить ее.
Именно в этот момент душевных колебаний ее окликнул приближающийся голос сестры Терезы. На вид ей было около 25-ти лет. Молодая, милая, кареглазая девушка.
- Сестра Елизавета, что-то случилось? – спросила она, подходя со спины Елизаветы.
Елизавета вздрогнула от неожиданности и, приняв свою привычную фригидную гримасу, натянула свои тонкие губы и сказала:
- Ничего особенного, сестра Тереза, – закрывая дверь и поворачиваясь к Терезе, сказала она.
Тереза подошла к Елизавете. Она была уверена, что та что-то не договаривает, ибо сама что-то слышала за дверью.
- Вы уверены? – переспросила она.
И вдруг, в этот самый момент, ребенок за дверью громко заплакал. Тереза поняла, в чем дело. Она с ужасом посмотрела на Елизавету. Та холодно опустила глаза. Тереза сразу же кинулась открывать дверь, но Елизавета, схватив дверную ручку, сказала:
- Нет, Тереза!
Тереза выкрикнула:
- Да как вы можете? – и с силой, оторвав руку гордой Елизаветы, она распахнула дверь и бросилась к ребенку.
Она достала его из корзины и прижала к себе, дабы успокоить. Она взглянула на Елизавету, которая стояла в дверном проходе, вовсе холодная, но недовольная сложившейся ситуацией. Она смотрела на Терезу, натянув свои фригидные, тонкие губы и в мыслях задавалась вопросом. Тереза тоже молча и вопросительно смотрела на Елизавету. Как она посмела умолчать сей факт? И не выдержав более важного и сильного взгляда Елизаветы, Тереза, все же, молвила первой:
- Как вы можете оставить ребенка на улице? Ведь вы это хотели сделать? – у нее начали накатываться слезы.
- Мы не можем себе этого позволить, ты же знаешь! Наш монастырь и так в сложном положении! – сказала Елизавета своим уверенным голосом.
- В любом положении есть место для детей! – вскрикнула Тереза, не выдержав своего отчаяния и черствости сестры Елизаветы.
- Не смей кричать, Тереза! Быстро успокойся! Ты знаешь, что мы…
- Нет! Молчите сестра! – крикнула Тереза, не дав договорить Елизавете. – Как вы смеете называть себя рабыней Божьей, коль с детьми так обращаетесь!? Вы не имеете права! Все время, что я служила с вами в этом монастыре, в этом приюте, я считала вас достойной, честной! Как же я ошибалась! И все ошибались! Я не медленно пойду и сообщу обо всем Габриэлле!
- Не смей! – сказала Елизавета, еще больше загородив проход Терезе, - Ты пойми, что мы не можем подбирать детей всяких пьяниц и проституток прямо на улице!
Они уставились глазами друг на друга. Гордый взгляд Елизаветы просто съедал заживо ранимую и нежную Терезу. Она еще крепче прижала ребенка к груди. Слеза спустилась по ее щеке. Никто не хотел уступать, и вдруг, в этот самый момент, спасительный для Терезы, из коридора прозвучал обеспокоенный голос Габриэллы. Она была старшей, главной сестрой в монастыре. Возрастом около 60-ти лет, она носила большие, неуклюжие очки, так как имела плохое зрение.
- Что случилось? Что за крики в столь поздний час? – донесся приближающийся голос Габриэллы из коридора.
Немного помешкав глазами от неожиданности, сестры продолжали сверлить друг друга глазами. Вот уже рядом слышались шаги Габриэллы, и край губы Елизаветы дрогнул от волнения. Тереза, сквозь слезы, немножко улыбнулась в злости к Елизавете. Момент достиг своего напряжения, и голос Габриэллы прямо за спиной Елизаветы провещал:
Лондон
1978 год
«Синди Уолкотт вернулась», «Британская топ-модель одолела наркоманию», «Англия в ожидании Синди Уолкотт» - таковы были заголовки модной прессы. Одну из таких публикаций держал в руках Боб Дилан, ассистент и по совместительству близкий друг Синди.
- Ты только посмотри, что они про тебя пишут, – иронично говорил Боб, – «Англия ждет»... Бред. Напишут же ерунды всякой пустословной.
Боб всегда был эмоциональным человеком. Он работал ассистентом Синди много лет, и за эти года он стал для нее чуть ли не лучшим другом в ее жизни, с которым всегда можно было поговорить на разные темы. Его лобная лысина придавала ему еще более уверенного и серьезного вида. Сам по себе он был довольно грамотным и умным человеком, который любил активно жестикулировать. На левой руке он всегда носил толстую золотую цепь вместо часов (из-за чего он часто не знал точного времени), и постоянно любил носить синие рубашки и строгие, деловые брюки.
- Англия любит меня, не смотря ни на что, – сказала Синди, сидя в кресле какого-то модного офиса, где она с Бобом пыталась решать проблемы.
Ее взгляд был немного задуманным. Совершенно безо всяких эмоций она уткнулась в одну точку, словно думала о чем-то. Боб, стоя возле стола с кофеваркой, наливал себе кофе.
- Слушай, Синди. Я, конечно, понимаю – ты только что выписалась и тебе хочется сразу же забраться на модный Олимп. Но тебе надо еще отдохнуть! Не жалеешь ты себя. Тебя же порвут в первый же день на публике! Да, успех такое дело – сегодня ты звезда, а завтра тебя уже нет на этом небе. Но пол года в наркологической клинике – это не детский лепет, это довольно серьезный повод для сплетен и интриг, – сказал Боб.
- Вот именно. Рано или поздно все равно придется распространяться на эту тему! А вот сплетен я уж точно не хочу! – ответила Синди.
- Конечно, сплетни это плохо. Но я помню твое отношение к Маргарет Спаровски. Зачем тебе это?
- Боб, все это мелочи. А на ее шоу я хочу сделать серьезное публичное заявление.
Боб заинтересованно взглянул на Синди и спросил:
- Какое заявление?
- Налей мне кофе, Боб! – сказала она.
Боб налил кофе и подал ей чашку. Отпив немного, Синди начала говорить:
- Понимаешь, Боб. Когда я была на лечении, я очень многое для себя поняла. Мне уже 30 лет, а в чем мои достоинства? Я привыкла все делать для себя. И я задумалась о том, что у меня до сих пор нет ребенка…
Синди стало тяжело говорить. Ее горло схватилось комом, лицо стало еще более грустным, а ее карие бездонные глаза покрылись мокрой пленкой.
Боб смотрел на нее и не знал, что именно сказать ей. Он сделал пару движений ртом, будто хотел что-то молвить, но лишь тяжело вздохнул. Он поставил свою чашку на стол и присел на корточки напротив Синди. Пытаясь импровизировать, он сказал:
- Синди, ты уверена в том, что говоришь?
Синди кивнула, стараясь не показывать эмоций. Боб вынул чашку из ее рук и поставил ее на стол, рядом со своей. Затем он обнял Синди.
- Ну, чего ты, Синди!? Синди! Ну, ты что, забыла – «Синди Уоткотт не плачет!» Успокойся, – ласково сказал Боб. – Успокойся. Ведь у тебя теперь есть повод для радостей. Если ты действительно этого хочешь, то нечего страдать. Пойди и скажи всем!
Шоу Маргарет Спаровски
- Здравствуйте! Я – Маргарет Спаровски! Сегодня суббота, а это значит, что пришло время шоу! Шоу Маргарет Спаровски!
Тысячи возбужденных от ожидания британцев включили свои телевизоры в предвкушении. Наконец-то, сегодня, один из секс-символов Великобритании 70-х – Синди Уолкотт, впервые, после своего полугодового пребывания в наркологической клинике, появится на людях и даст вразумительные ответы на наболевшие вопросы. Народ заждался Синди. Что она скажет сегодня, и чего ожидать от Синди в дальнейшем – только в шоу Маргарет Спаровски! И после вынужденной прелюдии хозяйки шоу, звучит объявление:
- И так, встречайте – Синди Уолкотт!
В зале разразились аплодисменты. Слева от камеры из-за кулис входит высокая брюнетка с пышными, длинными волосами. Они были уложены красивыми широкими локонами. Ее макияж был не менее заметным и прекрасным. В изящном красном платье она выглядела очень эффектно, а черные открытые туфли на высоком каблуке придавали ее походке уверенности и невероятной грациозности.
Она поприветствовала людей в зале, помахав им рукой, где так же сидела ее моральная поддержка – Боб. Она уселась в отведенное ей слева экрана кресло. Справа, немного напротив, сидела Маргарет Спаровски – рыжая, белолицая женщина средних лет, которая за пару лет сделала из своего шоу тотем британских домохозяек. Синди недолюбливала ее за то, что та вечно что-то путала в своих передачах. Но сейчас она была здесь, и ей приходилось улыбаться. Улыбнулась и Маргарет, после чего она приступила к диалогу:
- Приветствую вас, Синди!
- Взаимно, – ответила Синди.
- Как ваши дела? Как самочувствие?
- Не жалуюсь.
Несколько дней спустя настал тот самый волнительный момент. В последний день апреля, Синди решила усыновить ребенка.
Было теплое и солнечное утро, которое, казалось, само влекло к благим деяниям. Птички пели песни радости на ветвях деревьев, которые были в зеленых пятнышках от набухших почек и распускающихся листьев. Синди, на свою редкость, имела довольно веселый, легкий вид. Почти без макияжа, лишь чуть-чуть подведя глаза карандашом, она оделась в строгое, но красивое платье до колен. Как всегда напялив на свои глаза громадные солнцезащитные очки, она села в свой Bentley и направилась в детский дом приюта при монастыре Святой Марии.
Встретить Синди удостоилась сама настоятельница женского монастыря – сестра Габриэлла.
Сняв очки, Синди вошла в здание приюта. Все было довольно скромно, но уютно, каким он и должен был быть.
Ни ассистентов, ни журналистов. Синди была сегодня совершенно одна. Только Синди и ее внутренние переживания.
- Приветствую вас, дочь моя, – подойдя к Синди, сказала Габриэлла, старость которой, казалось, была бесконечной.
- Здравствуйте, сестра, – ответила Синди.
Они прошли по коридорам, пока сестра Габриэлла знакомила Синди с окружающей ее обстановкой. Габриэлла показала группы детей, которые находятся под опекой монастыря, после чего, наконец, сказала по делу:
- Какого дитя вы хотите спасти? Вам нужен маленький ребенок, ведь так?
Слово «спасти» ввело Синди в небольшое заблуждение, но будучи сама довольно религиозной в детстве, Синди поняла, что Габриэлла имела ввиду.
- Да, я думаю, мне нужен ребенок пяти или шести лет.
- Именно в этом возрасте дети начинают интересоваться и спрашивать, где их мамы и папы, – сказала Габриэлла, кивая головой.
- Понимаете, - продолжила Синди. – я многое поняла в своей жизни и очень хотела бы отдать все тепло и заботу, которые долго держала в себе. Я стала чувствовать необходимость.
- Понимаю, дочь моя. Иди за мной! – сказала Габриэлла и рванула по коридору.
Синди вслед за ней. Пройдя так около 20-ти метров по коридору, Габриэлла остановилась у одной из дверей. Глядя в окошко двери, можно было увидеть небольшую группку 5-6 летних деток, которые занимались рисованием. Синди, посмотрев на этих детей, улыбнулась и сказала:
- Какие они все хорошие.
- Несомненно! Бог свидетель! – сказала Габриэлла. – Видите вон того темненького мальчика?
Габриэлла указала на худенького, красивенького мальчика с черными волосами стрижки боб. Он был в коричневом, старом свитерке, с разными угловатыми рисунками, напоминающими орнамент. Он сидел с увлеченностью и некой задумчивостью в глазах и что-то рисовал.
- Да, он очень милый! – сказала Синди.
- Он – ангел! Это наш самый замечательный мальчик! Он всегда спрашивает, когда придет его мама…
Лицо Синди сразу же покрылось сожалением, с неистовым добром в глазах. Она уже не могла оторвать от этого милашки своих очей.
- Как его зовут? – спросила она.
- Натаниэль. Замечательный ребенок! – сказала Габриэлла.
Минутное молчание наполнило момент меланхолией. Синди всматривалась в этого маленького ангелочка, больше не волнуясь о ком-либо другом. Какое-то странное чувство, и приятное, и нервное одновременно, начало дрожать в ее сердце. Она вдруг поняла, что именно Натаниэль должен стать ее ребенком.
- Я могу с ним поговорить? – спросила Синди.
- Дочь моя, если ты знаешь, что ты делаешь, значит делай это. Ибо дело это доброе, – ответила Габриэлла и открыла дверь комнаты, в которой находилось около дюжины маленьких деток и присматривающая за ними молодая сестра Тереза.
Многие дети сразу же отреагировали на вход Габриэллы и высокой незнакомой тети с темными волосами. Только не Натаниэль. Он был погружен сам в себя, в мир собственных пристрастий. Когда Габриэлла и Синди подошли к нему, он даже головы не поднял. Лишь тень, упавшая на его рисунок, заставила его обратить внимание на Синди и Габриэллу. Он смотрел на них и молча хлопал своими длинными ресницами. Синди с Габриэллой мило смотрели на него.
- Натаниэль! – сказала Габриэлла. – Тетя хочет тебе кое-что сказать.
Синди присела на корточки и сложила свои руки на коленях. Немного вытянув свою голову вперед, дабы быть поближе и разглядеть Натаниэля, она сказала:
- Здравствуй, Натаниэль!
Они заворожено смотрели друг на друга, ожидая какой-либо реакции. Натаниэль словно не знал, что сказать этой незнакомой тете. Синди неохотно оторвала от него глаза и увидела рисунок, над которым так старательно трудился Натаниэль. Взяв его в руки, она сказала:
- Какой красивый рисунок! Кого ты рисуешь, Натаниэль?
- Это Иисус! – ответил он, будучи все еще закрепощенным.
- Это очень красиво! – сказала Синди.
Она вертела рисунок в руках и рассматривала его. Натаниэль не отрывал от нее глаз. Будто все это время он набирался уверенности в том, чтобы сказать ей сейчас:
«Синди Уолкотт усыновила шестилетнего мальчика по имени Натаниэль. Также, по не подтвержденным данным, модельное агентство Elite Paris предлагает контракт новоиспеченной мамочке…»
Боб сидел перед телевизором в гостиной Синди. Он смотрел утренние новости, пока Синди собиралась.
Ее лондонский дом представлял собой достаточно стильное, винтажное строение, абсолютно светлое, пропитанное аристократизмом. Оно было двухэтажным и, на самом деле, принадлежало городской власти. Из-за частых переездов Синди не нуждалась в постоянном жилье, и не тратила деньги на приобретение имущества. Но она очень любила Лондон, и очень любила этот дом. Поэтому она была здесь довольно часто. Особенно последним временем, из-за неимения работы.
Сейчас Синди была настроена решительно. Зайдя в гостиную, она увидела Боба, наблюдавшего за тем, как говорят о ней в телевизоре. Он сидел к ней спиной и не видел ее появления в комнате.
- Мы готовы! – сказала Синди.
Боб повернулся и увидел Синди во всей красе. Она была одета по тренду – укороченное бежевое пальто, красные сапоги – все, как подлежит «безвкусным», но модным 70-ым. Она безумно любила красную помаду. И в этот раз она не избежала возможности намазать ею свои губы. Так же, как всегда, она надела свои огромные солнцезащитные очки, и сделала объемную укладку волос, с широкими локонами. Рядом с ней стоял Натаниэль в детском смокинге.
Боб с восхищением смотрел на Синди. Он выключил телевизор и сказал:
- Отлично. Честер уже ждет, – потом глянув на Натаниэля, - Ты тоже едешь, малый? – погладив его по голове.
Натаниэль молча кивнул в ответ. Синди сказала:
- Ну, конечно. А с кем же его оставлять. Вот устроится мама на работу, найдет Натаниэлю кого-нибудь.
Они сели в черный Bentley и Честер тронул по заданному адресу. Синди, как всегда, у левого окна. Боб справа. А посредине Натаниэль. Он спокойно сидел и думал о чем-то своем, не мешая, таким образом, разговору.
- Уже все о тебе говорят! Тебя действительно ждут, Синди! Будет замечательно, когда вы договоритесь с Elite Paris. Да, они пафосные свиньи, и они на тебе еще больше выплывут. Ты думаешь, их предложение действительно стоящее? – говорил Боб.
- А у меня есть выбор? Тем более, я уверена, что такое агентство как Elite Paris, уж точно не будут распинаться ради какой-нибудь жлобской сделки! Я модель с мировым именем!
- Не спорю, Синди! Пусть все модники Милана знают, от какой модели они отказались!
Машина припарковалась там, где Синди уже ждали. Это было многоэтажное офисное здание, с множеством представительских и рекламных компаний внутри, не только модных. Зайдя внутрь, можно было увидеть огромный зал с кафетерием. Именно там расположились Боб с Натаниэлем, пожелав Синди удачи.
Она, проехав пару десятков этажей на лифте, стала перед нужной дверью. Сняв очки и набравшись настойчивости, Синди постучала.
- Да, войдите! – отозвался за дверью приятный мужской голос.
Синди открыла дверь.
- О, Синди! Рад вас видеть! Проходите! Присаживайтесь! – сказал мужчина средних лет, с конским хвостиком на затылке.
Он был одет в плотный коричневый пиджак и, в общем, оказывал приятное первое впечатление.
- Здравствуйте, – сказала Синди, будто хотела добавить его имя.
- Уокер. Роберт Уокер, – мгновенно сказал тот.
Взглянув на свои ручные часы, он добавил:
- Не зря у вас репутация пунктуальной модели, – и улыбнулся.
Синди улыбнулась в ответ. Она знала, как теперь ей надо себя вести. Она была одной из самых опытных и востребованных манекенщиц Европы своего времени. Не смотря на негативную критику в ее адрес последним временем, дизайнеры все равно сохли по ней и ее харизме. Beatrice Models списали ее со счетов за наркотики, более молодые модели отправляли ее на пенсию. Но она знала, собственно как и Уокер, как и Elite, как и любые другие – она востребована в моде, и с этим ничего не поделать.
Синди сделала легкий не принужденный вид, с некой недостижимостью в образе. Легким, характерным взглядом она смотрела на Уокера, будто тот сам должен начать говорить.
- Выпьете? – спросил он для начала, достав из-под стола начатую бутылку виски.
- Нет, спасибо! – ответила Синди.
Уокер налил себе в стакан немного. Выпив, он сказал:
- Ну, что, Синди? Как поживаете?
- Не плохо.
- Надеюсь, будет отлично! Ведь вы не ради пустых разговоров пришли сюда, верно?
Они оба улыбнулись.
- Я отлично знаком с вами, Синди! Мне даже не хочется открывать каталоги, резюме, характеристики и прочую чепуху о вашей работе, с вашими параметрами, снимками и так далее. Мне не интересны ваши косяки, а уж тем более личная жизнь. И я думаю, вы будете не против такого режима собеседования.
- Абсолютно!
- Вот и замечательно! Знаете, когда я беру на работу совсем юных девочек, то у меня проскакивает небольшая дрожь. Но, предлагая работу вам, я даже больше чем уверен.
- Не волнуйся, малыш! – говорила Синди, подбадривая Натаниэля, у которого сегодня был первый звонок в его английской школе.
Она присела на корточки, дабы обнять его и успокоить. Хотя на самом деле Натаниэль ничуть не нервничал. Как всегда он был индифферентен к происходящему вокруг.
- Все нормально, мама, – сказал он Синди и улыбнулся.
- Тогда иди мой милый!,– с радостью сказала Синди. - Софи заберет тебя после школы.
Натаниэлю было грустно от того, что его не заберет мама. Она стала слишком много работать. И не то, чтобы ему не нравилась Софи. Нет. Он обожал ее. Просто он переживал за Синди. Но, не показав никакого вида, он просто пошагал в сторону парадной двери.
На его спине красовался черный детский рюкзак, который отлично сидел на его черном костюме. Казалось, Синди позаботилась о том, чтобы ее сын выглядел как можно лучше. И она провожала его взглядом, сама понимая, что даже для такого важного момента, она едва нашла время в своем поминутном графике дня. Могло ли ей это нравиться?
Ее камбэк в мир моды только начинался. Ее рейтинги росли, а показы тем более. Теперь она могла уехать куда-нибудь хоть на две недели, ни разу за это время не повидавшись и даже не поговорив с Натаниэлем. Но она знала для себя, что все это ради его же блага.
Она смотрела ему вслед, дожидаясь, когда он скроется внутри учебного здания. И дождавшись этого волнительного момента, Синди тут же устремилась к своему Bentley, который увозил ее подальше отсюда.
Натаниэль с первых же минут пребывания в классе пленил сердце миссис Крафт – 27-ми летней учительницы, которую назначили руководителем этого небольшого класса. Он быстро адаптировался в этой уютной частной школе, где учились такие же англоязычные дети, как и он сам. За одной партой с ним сидела маленькая рыжеволосая девочка по имени Марлен. Она все время улыбалась ему, когда он смотрел на нее. Но Натаниэль не особо стремился быть общительным.
В классе училось не более десяти человек. Все эти дети были в основном детьми состоятельных родителей. Миссис Крафт решила знакомиться с каждым ребенком лично, попросив его представиться, что-нибудь рассказать о себе и о своих родителях. Так она хотела установить контакт с каждым из них. И пообщавшись со всеми, она добралась до самого молчаливого и инфантильного ученика в классе – Натаниэля.
Миссис Крафт заметила, что Натаниэль не рвется что-либо рассказывать. Поэтому она решила сама ставить ему вопросы.
- Представься, пожалуйста! Расскажи, кто твои родители. Чего ты хочешь больше всего в жизни? – сказала она.
Натаниэль медленно встал из-за парты и стал говорить, со свойственной ему отстраненностью:
- Меня зовут Натаниэль! У меня есть мама. Она модель. Она очень красивая я хотел бы быть таким же красивым, как она.
Некоторые дети рассмеялись от услышанного. Миссис Крафт, очарованная скромным эстетом Натаниэлем, по доброму улыбнулась и сказала:
- Натаниэль. Мальчикам не обязательно быть красивыми.
Натаниэль не стал ничего говорить в ответ. Миссис Крафт, заметив его неразговорчивость, попросила его сесть, дабы больше его не тревожить. Марлен смотрела на него и не могла отвести своих очей. Ей очень хотелось познакомиться с Натаниэлем. И на перемене она подошла к нему. Натаниэль был не против знакомства. Но он ждал, когда же его заберет Софи, с которой ему было гораздо интереснее и привычнее общаться. Его первый день в школе показался ему весьма не плохим, и ему очень многое хотелось рассказать.
Он рассказывал Софи о своих впечатлениях. Что он видел внутри школы. Какой она ему показалась. Он рассказывал, что познакомился с рыжеволосой девочкой по имени Марлен. Так же он не упустил момента и рассказал, что в его классе учится мальчик по имени Вальтер, который занимается фехтованием на шпагах, и он тоже очень хотел бы делать это. Софи понравилась эта идея, и она рассказала Синди по ее приезду. Синди пообещала, что сама поведет сына на фехтование. Но у нее были сплошные командировки. И ее обещание шло все дальше во времени
- Я приеду с Ниццы, и тогда точно запишу тебя в секцию! – говорила она Натаниэлю.
Но для Натаниэля это было очередным обещанием, срок которого был неопределенным. Он привык к этому. Ему приходилось тешиться общением с Софи, и учебой в школе. Это хоть как-то позволяло ему не думать все время о Синди, внимания которой все больше не хватало.
Синди, став достопримечательностью Elite Paris, не сходила с подиумов и площадок фотосессий. Она снова вцепилась мертвой хваткой, и в этот раз ее ждала Ницца. Вовсе не модный по мировым масштабам город, собирал пару десятков моделей во главе с Франком Пацони для одной рекламной акции.
Синди чем-то была схожа с Франком. Они оба были трудоголиками и, возможно, поэтому Франк так обожествлял Синди. Она, безусловно, была его любимой моделью в его команде. Тридцатилетняя модель со скандальным прошлым утирала носы молодым перспективным красавицам, которых откровенно это бесило. Многие осознавали, что в команде Франка соперничать с Синди бесполезно и ломались. От этого Синди еще больше чувствовала себя могущественной.
Пресса и телевидение снова стали насыщенными Синди Уолкотт. Многие признавали ее возвращение феерическим и неожиданным для всех. Журналисты хотели вывести ее на чистую воду, но крепкая как камень Синди не давала даже повода раздавить себя. С момента шоу Маргарет Спаровски Синди больше не открывалась обществу, что еще больше подогревало интерес к ней и ее личной жизни. Какая-то парижская газетенка даже вдалась в ретроспективу и напомнила народу, что «Синди Уолкотт не плачет». Образ жесткой и бескомпромиссной карьеристки снова стал укореняться в сознании людей, созерцавших Синди. Сама она знала, что делает. И это двигало ее.
Париж
1982 год
Сегодня был тот самый день, когда привыкли праздновать день рождения Натаниэля. Сегодня ему исполнялось десять лет. Полный дом гостей, апрельский вечер в Париже. Синди, наконец-то, была дома. Всего лишь один день. Но этот день был очень дорог для Натаниэля.
Несмотря на все заботы, этот день Синди решила посвятить своему, уже подросшему сыну, который, впрочем, практически не менялся в своем милом лице. Она и так редко бывала с сыном, и практически не устраивала ему праздников. И ее сотрудники по работе были рады слышать, что Синди отдохнет хотя бы один день и отметит десятилетие своего сына. Она и сама была не прочь, зная, что совсем потеряла прямой контакт с Натаниэлем.
Натаниэль, все тот же миловидный парень с черными глазами, встречал гостей с радостью и гостеприимством. Хотя, больше всего он был рад увидеться со своей мамой, от которой пытался не отходить ни на секунду.
Первым его поздравил Боб, что не было сюрпризом. Как ассистент Синди, он был с ней практически с самого утра. Он подарил Натаниэлю фирменную курточку от Prada, которую он приобрел на одном из показов в Милане. Померив ее, Натаниэль улыбнулся и сказал, что ему нравится.
Затем Натаниэля поздравила Софи. Ее состояния не были столь велики, и она решила подарить Натаниэлю англо-французский и французско-английский словарь. За все время, в течение которого Софи общалась и присматривала за Натаниэлем, она выучила его французскому языку так, что он знал его не хуже, чем его франкоязычные сверстники. Но Софи считала, что словарь всегда пригодится, чего также не стал отрицать Натаниэль. У него с Софи было отличное взаимопонимание, и они всегда знали, чего каждый из них хочет. Даже сегодня они были неразлучны, так как с наплывом гостей у Синди становилось все меньше времени на Натаниэля.
После того, как дом наполнился пару десятками людей, наконец-то, появился Франк Пацони. Как всегда, он не вылазил из своих любимых пляжных рубашек с изображениями пальм, берегов и чаек. В подобной бело-желтой рубашке и светлом костюме он явился и сюда, и был похож больше на сутенера, чем на модника. Хотя все были в курсе интересного вкуса Франка и его фанатичности к пляжной тематике. Дополнением к его образу всегда была дымящая сигара, которую он мог сосать целый вечер. Подергав за щечки Натаниэля, он усмехнулся и поздравил его, подарив какой-то фильм про фехтование, которым Натаниэль занимался всерьез.
Натаниэля поздравляли десятки людей, половину из которых он даже не знал. Синди, ввиду своей занятости, уже как пару лет никуда с собой его не брала. И он не знал ее знакомых так хорошо как Боба или Софи. Поэтому их подарки практически ничего не значили для него. Особенно по сравнению с подарком Синди.
Когда народ собрался воедино и сконцентрировал свое внимание на Синди и виновнике торжества, она достала из коробки ангела на серебряной цепочке. Фигурка была вырезана из прочного белого камня, и символизировала как хранителя, так и самого Натаниэля, названного в честь ангела.
Натаниэль был тронут подарком. Он так же, как и взрослые понимал его значение. Но также он был тронут вниманием Синди, и он обнял ее с искренней радостью и сказал:
- Я люблю тебя, мама! – что редко слышала Синди, - Это лучший день в моей жизни! – не ослабляя своих объятий.
Синди тоже обняла Натаниэля. Что-то в этот момент внутри нее зашевелилось. Продев цепочку с ангелом Натаниэлю на шею, она села на корточки и взяла его лицо ладонями, чтобы посмотреть в его бездонные глаза. Что-то прошло сквозь нее. Что-то говорящее ей о том, что за четыре года она слишком мало сделала для своего любящего мальчика, что он достоин большего, чем раз в полгода видеть свою мать. И, возможно, этот ангел станет связью между ней и Натаниэлем. Ведь она не может бросить свою работу, но она так понимает надобность Натаниэля в ней. И она задумалась в этот момент. Задумалась обо всем этом. И ей так стало приятно обнимать Натаниэля, что теперь ей не хотелось отпускать его. Милый мальчик так редко удостаивался ее ласки. Она поцеловала его в щечку, после чего раздались аплодисменты и поздравления в адрес Натаниэля.
Это был момент счастья. Но он был так кроток, что атмосфера праздника снова стала разрежаться. Оттаивающий айсберг Синди Уолкотт снова поплыл по своему течению, когда ее окликнул кто-то из гостей.
- Я тоже люблю тебя, мой маленький! – сказала она, помяв ему плечи и устремилась с глаз Натаниэля сквозь толпу.
Натаниэлю стало тепло. Ему было приятно. Но в тоже время его не отпускала тоска. Он понимал, что находясь с Синди под одной крышей, он не может полноценно быть с ней. Синди растворялась в толпе и налегала на алкоголь, в то время как у ее сына сегодня был десятый день рождения.
Она так много пила, что вскоре это превратилось в ее личный вечер, где она – звезда. Резвясь на столе с бутылкой в руке, Синди была пьянее даже заядлого гуляки Франка Пацони. Она уже не была в состоянии контролировать себя – гостям весело, а Синди еле стоит на ногах. Поэтому, спустя пару часов, Боб уложил Синди на кровать, чтобы та проспалась, и стал разгонять гостей, наверняка забывших, по какому поводу все они здесь собрались.
Он глянул на Натаниэля, и ему стало грустно. Ему стало по-настоящему жалко его. Вечер Натаниэля стал, по сути, очередной пьянкой Синди, где в первую очередь было весело ей и ее гостям, но не Натаниэлю. И он подошел к нему, и сказал:
Натаниэля поместили в клинику. Он никогда не бывал в клиниках с Синди. В этом не было надобности, так как он никогда не болел. Как и все дети, он обследовался у школьного стоматолога и детского врача. Но никто из них не мог рассказать того, что сейчас услышит Синди, так как не имели возможности подробно осматривать детей, и, по сути, это был не их профиль.
Доктор данной клиники решил провести подробный анализ и даже сделать УЗИ Натаниэлю. Он кое-что подозревал. И сведя первоначальные результаты анализов и подробного осмотра организма Натаниэля, он еще больше утвердился в своих домыслах. И беседу с матерью пациента он начал издалека.
- Натаниэль очень красивый мальчик. Я бы даже сказал феминизировано красивый, – неловко начал говорить доктор. - Вы не замечали такого в своем сыне? Обращали внимание на его внешность?
- О чем это вы? – спросила Синди, не понимая, причем здесь внешность Натаниэля, когда она хочет услышать причину его негодования.
Доктор хотел лишь подготовить Синди к тяжелому психологическому разговору. Поэтому он старался объяснить все постепенно.
- Внешность Натаниэля казалась вам странной? Или может быть поведение, манерность? – продолжал он.
- А что? Разве с ними что-то не так? – спросила Синди, задумываясь о том, что она, на самом деле, даже и не думала о подобном.
- Хм… нет. Вы не понимаете. Значит, я скажу вам по-другому. То, что случилось с Натаниэлем на соревнованиях, является результатом его редкого полового случая.
Синди задумалась. Она пыталась следовать мыслям доктора.
- Продолжайте, – сказала она.
- Я сразу обратил внимание на внешность вашего ребенка. Она не имеет четких половых признаков. Выделения из его молочных желез продуцировал эстроген – женский половой гормон, который резко повысился от избытка адреналина и психологического стресса. Но не это есть причина. Эстроген в организме Натаниэля рано или поздно все равно повысился бы потому, что Натаниэль имеет двуполую половую систему.
- То есть? – настороженно спросила Синди.
- Позвольте вам объяснить все поподробнее. Только держите себя в руках, Синди, – сказал доктор, после чего начал методично объяснять. - Натаниэль имеет как мужские, так и женские половые признаки. Имея врожденные мужские первичные половые признаки, такие как половой член, яички, мошонка, семявыносящий проток, он также имеет и женские первичные половые признаки – яичники. Повышенный уровень эстрогена в крови означает лишь то, что у Натаниэля начинается половое развитие. Скорей всего, в процессе полового созревания, эстроген вовсе начнет преобладать над тестостероном, и у Натаниэля начнут развиваться такие вторичные половые признаки, как женская грудь, строение тела по женскому типу, его голос останется не сломанным, а к совершеннолетию он, скорей всего, потеряет способность к семяизвержению. Натаниэль обладатель редкого клинического случая. Натаниэль – гермафродит.
Синди онемела от таких слов. Ее так шокировал данный вывод доктора, что она поначалу отказывалась верить его словам. Она не знала что думать, что предполагать. В ее голове стало твориться что-то непонятное. Доктор пытался поддержать ее словесно. Синди, показывая, что ей не нужна его помощь, сказала:
- Гермафродит? Вы уверены?
Доктор со всей уверенностью помахал головой и добавил:
- Гермафродитизм Натаниэля на генетическом уровне, а не на гормональном. Я должен лучше обследовать его, чтобы лучше понять его природу.
Доктор посмотрел на Синди и увидел пропасть в ее глазах. Ее лицо стало безжизненным.
- Это ни в коем случае не уродство, Синди! Так думают практически все о гермафродитах. Но на самом деле люди обладающие подобным половым сбоем мало чем отличаются от остальных людей. Многие из них проходят коррекцию пола…
- Делайте все, что считаете нужным! Изучайте, осматривайте, берите анализы! – перебила Синди, после чего решительно добавила. - Только об этом никто не должен знать! Слышите меня, доктор? Никто не должен знать, что мой ребенок – гермафродит!
- Обижаете, Синди! Я же доктор! Я не имею права разглашать информацию о своих пациентах!
Синди вышла из кабинета доктора в смятении. Чего, но такого она уж точно не могла ожидать.
«Почему это произошло именно со мной – с супермоделью мирового класса! Ребенок, которого я усыновила, оказался нездоровым подкидышем! Почему я сразу его не обследовала? Это все за мои грехи! Я дерьмовая мать! А он кто? Почему он такой? Плохо ли это? Или хорошо?.. Об этом никто не должен знать! Уникален он, или урод? Свернет ли горы будущего или станет посмешищем общества? Никто не должен знать! Не знаю… Обидно… Хочется плакать, но нечем! Даже сейчас я слишком гордая для этого! Всего одна дорожка… Мне нужна дорожка и я успокоюсь! К черту все! Моя карьера на закате, а мой ребенок неизвестно кто! Я хочу все сделать на мажоре! Никто мне не помешает! Я – икона! Я люблю себя! И я должна терпеть! Я – Синди Уолкотт! Я не должна показывать слабость!..» - так думала Синди, и в голове ее творился бардак.
Дома она хотела серьезно поговорить с Натаниэлем. До этого она практически этого не делала, и она понимала, что ее мастерство в данной области хромает. Она чувствовала себя неудобно, смотря в глаза Натаниэлю и пытаясь поговорить с ним о чем-то важном. Он смотрел в ее глаза и пытался понять, что она от него хочет. Но Синди собиралась мыслями. Натаниэль, не выдержав, сказал:
Лондон
1985 год
Так как Синди любила Лондон больше, чем любой другой город, и считала его родным, все посчитали должным похоронить ее именно здесь, на одном из кладбищ столицы Англии.
На похоронах присутствовало много людей: друзья, знакомые, коллеги. Родители Синди тоже были здесь, так как их вчера уведомили о смерти их дочери.
Ближе всех к похоронной яме стояли священник, Франк и Боб, прижавший к себе Натаниэля, который сам был будто мертвец. Сегодня было его тринадцатое день рождения. Какого же оно – хоронить мать в собственный день рождения? Натаниэль со всей силой ощутил это на себе. Он ощутил всю грусть праздника дня рождения.
Серые тучи затянули небо и пустили свои слезы, скорбя о Синди. Все пустили слезы, когда священник окончил реквием. Теперь ее никто не сможет видеть. Лишь несколько минут, на протяжении которых с ней можно попрощаться.
Священник спросил, кто хочет молвить последнее слово усопшей. И первым вызвался Франк, как всегда впереди всех.
- Сей мир покинул гениальный человек. Поклонников этого человека не сосчитать. И я один из них. Я был одним из них, пока не понял, что Синди для меня гораздо выше этого. Она была и остается для меня бесценной. Не как моделью, не как коллегой, а как человеком и лучшим другом. И это печально – терять лучших друзей! Это ни с чем несравнимо! Это несравнимо с подиумом. Это несравнимо с работой, которой Синди отдавала все. Бог свидетель – ни один человек не был предан своему делу, как Синди. А такие люди уходят рано. Жаль. Царство небесное тебе, Синди.
Франк готов был говорить много и долго, но чувства заполнили его носоглотку. Вовсе расплакавшийся Боб, решил подменить его. Он стал говорить:
- Синди. Все эти годы ты была для меня всем. Я не представляю, кем я был бы без тебя. Ты дала мне работу, ты дала мне свою дружбу. Ты постоянно вдохновляла меня. Ты была моим катализатором. Даже, когда я тебя не понимал, я знал, что ты права. Надеюсь, на небесах, ты наконец-то отдохнешь. Ты достаточно сделала для Мира. Пусть Мир что-то сделает для тебя. Ты заслуживаешь самого наилучшего, потому что ты – наилучшая! Поэтому все будут помнить тебя. Царство небесное тебе, Синди.
Всеобщая депрессия ломала в людях кости. Они не могли стоять спокойно. Все рыдали. Их слезы смешивались с дождем. Настала пора погружать гроб в яму. Но вдруг, плачь окружающих прервал нежный голос Натаниэля.
- Подождите! – сказал он, нечто подавленно.
Гробовщики остановились и оглянулись. Весь народ посмотрел на Натаниэля. Он продолжил:
- Подождите! – сказал он, со все большим нарастающим отчаянием в лице. - Не смейте хоронить ее! Это несправедливо! Моя мать не достойна смерти! Нет равных перед смертью! Это все чушь! Так же как и бог! Его не существует! Его нет! Если бы он был, он не позволил бы умереть Синди!.. Не позволил бы! Нет! Нет! Нет!..
У Натаниэля началась истерика. Все были шокированы от услышанного. Никто не ожидал от него столь резких, но откровенных слов. Боб, пытаясь успокоить Натаниэля, стал обнимать его и закрывать от людей, но это еще больше выводило Натаниэля из себя. Он оторвал от себя цепкие руки Боба и побежал в буре эмоций. Он стал бежать в сторону дороги, а люди лишь с ужасом смотрели ему вслед. Лишь Боб пошел за ним, окрикивая его. Но Натаниэль бежал так быстро, что Боб не успевал за ним. Натаниэлю не хотелось слушать и видеть все, что происходит у него за спиной. И пробежав метров сто, он добежал до самой дороги, где ездили машины. Он приостановился. И каковым же было его удивление, когда он увидел, что перед ним в этот же момент остановилось такси, из которого вышла Софи.
На несколько секунд он просто обомлел. В нем настал момент ступора, так же, как и у Софи. Они просто смотрели друг другу в глаза, пока Софи не пустила слезу. В этот момент они одновременно обняли друг друга. Они не хотели разжимать своих объятий. Лишь спустя где-то полминуты, Софи разомкнула свой замок и стала целовать Натаниэля в щеки. Слова казались лишними. Но Натаниэль, наконец-то осознав, что здесь твориться, сказал тихим голосом:
- Софи, как ты здесь оказалась?
Они трепетно встретились взглядами, после чего Софи открыла рот, но Натаниэль тут же перебил ее, немного поменявшись в своем лице:
- Ты бросила меня! Как ты могла?
- Натаниэль! Я люблю тебя! Как я могла тебя бросить? – сказала Софи, все глубже заглядывая в черные глаза Натаниэля. - Твоя мать уволила меня! Я не могла что-либо поделать с этим. Лишь когда я узнала об ее смерти, я поняла, что, наконец, смогу увидеть тебя. Она запрещала мне это. Теперь я здесь. Я здесь чтобы быть рядом с тобой.
Натаниэль отвел свои глаза. Он безумно был рад видеть Софи, но он ничего не понимал.
- Мама сказала мне, что ты сама ушла!.. – сказал он с некой подавленностью в голосе, после чего услышал приближающийся голос Боба за своей спиной.
Боб увидел Софи и так же удивился ее присутствию здесь. Сначала он был немного холоден, но позже они с Софи обнялись, после чего решили поговорить в другом месте.
Они сели втроем в одном из кафе в центре Лондона. Боб сказал:
- Родители Синди приехали.
- Боб, это похороны их родной дочери. Они не могли не приехать! – сказала Софи.
Сегодня утро было солнечным. Зеленеющие поля простирались к горизонтам. Натаниэль сидел у окна машины, в котором видел ферму Уолкоттов и надеялся на лучшее.
Софи с утра пораньше вызвала такси, и они с Натаниэлем решили поехать на штурм Уолкоттов. Они не знали, что их ожидает. Будут ли Уолкотты бороться за своего не родного внука, имеющего генетическое отклонение непонятное для них. Или, может быть, отпустят его, дабы избавиться. Никто не знал. Но второй вариант вполне устраивал Софи и Натаниэля.
Натаниэль заметил, как здесь ничего не изменилось. И это не успокаивало его. Он смотрел в окно машины и узнавал здесь абсолютно все. Но не хватало Моцарта. Не хватало того доброго и пушистого пса, который, видимо, не смог жить вечно. Теперь здесь обитала молодая и злая сука по имени Мадонна. Старик Билл подобрал эту ужасную, похожую на питбуля морду где-то на дороге. Эта собачья «поп-звезда» не скалила зубы разве что на самого Билла, и Софи, подходя к домику, чуть было не нарвалась на агрессию этой черной мрази, привязанной к цепи, к счастью для нее.
Натаниэль смотрел ей вслед. Строгая юбка-карандаш, белая блузка. Софи хотела выглядеть как можно увереннее и солиднее. Услышав лай Мадонны, Катрин открыла дверь, когда Софи едва ступила на порог.
- Здравствуйте! – сказала Софи, пытаясь скрыть свою неожиданность.
- Здравствуйте! Извините, а вы кто? – сказала Катрин.
- Меня зовут Софи. Я няня Натаниэля.
- Приятно познакомиться, – сказала Катрин и ничего более.
Видимо она думала, что эта милая леди, пришедшая сюда, знала к кому она пришла. Тем более ей не хотелось впускать ее в дом. Катрин держала Софи на пороге в ожидании последующих слов с ее уст. И Софи сказала:
- Я пришла поговорить о Натаниэле, – пытаясь не обращать внимания на жутко раздражающий лай Мадонны за своей спиной.
- Ах, Натаниэль! Милый сын моей дочурки!.. А что с ним? – спокойно говорила Катрин.
- Нет, с ним все в порядке! Я хотела поговорить с вами о его попечительстве, либо усыновлении!..
- Вчера мы с Биллом все порешили.
- То есть?
- Завтра мы становимся законными попечителями Натаниэля.
Эти слова показались Софи столь хладнокровными, что ей было сложно сдерживать себя, дабы не сорваться и сказать что-то вроде: «Вы кто такие для него? Вы абсолютно к нему равнодушны! Лишь признайтесь в этом!» Но она промолчала.
Временами она представляла себя на месте Синди. Не только как матери Натаниэля, но и как личности. Но внутри она была слаба. И ей очень хотелось в этот момент очутиться в шкуре Синди. Так же уверенно утереть кому-либо нос. И она смотрела на Катрин, которая ничего не значила для Натаниэля, и ей хотелось сделать это все больше и больше. И она сказала:
- Я не о вас спрашивала! Вы вообще видели Натаниэля всего раз в жизни! Вы совершенно не знаете его! В отличие от меня! Я знаю его уже семь лет! И никто другой имеет права на него больше, чем я! Он сам этого хочет! Вы спросили у него, с кем он хочет остаться?
Софи прорвало на слова, и она почувствовала это, вдруг, остепенившись. От столь резких слов, даже Катрин выпучила глаза и раскрыла рот.
- Что? – пыталась вставить слово она, - Как вы смеете хамить мне? Это вы никто! Понятно, милочка? А Натаниэль мне внук! И я обязана быть с ним! Пусть даже я его и не знаю!
В этот момент Софи чувствовала правоту слов Катрин. Действительно, она была для Натаниэля всего лишь няней. Но она никак не хотела сдаваться. У нее в голове не улаживалось, как можно заботиться о внуке, которого не знаешь. Ей казалось, что Уолкотты не смеют так поступать с ней, а уж тем более с Натаниэлем. Но она была растерянной. У нее не было никаких аргументов.
Лай Мадонны, казалось, вовсе прожужжал ей все мозги. Она не могла конкретизировать свои мысли. Но как только стала пытаться, ей не дал этого сделать Билл, который вышел на этот надоевший всем лай.
- Катрин! – сказал он, появившись в дверях рядом с ней, - Какого хрена здесь творится? – увидев стройную длинноногую брюнетку перед собой, он замолк на пару секунд, после чего добавил. - Ты не можешь ее успокоить или что?
Он схватил кусок железного прута и швырнул в сторону Мадонны, которая со скулением скрылась в будке. Затем он снова глянул на Софи и сказал:
- Здравствуйте! Чем обязаны?
Но Катрин не дала ответить Софи, она сама ответила:
- Представляешь, Билл! Эта юная леди хочет забрать у нас Натаниэля! Говорит, что у нее на это больше прав!
Билл смотрел на Софи своим суровым и сдержанным взглядом и просто пожирал ее. Софи стало не по себе. Она передернулась от столь тяжелого взгляда и больше ничего не смогла поделать. Билл, которого больше волновало выполнение работы, а не сам Натаниэль, не стерпел данного пафоса и сказал со свойственной ему грубостью:
- А ну пошла вон отсюда, шлюха!
Он выглядел угрожающе. И Софи не смогла ему возразить. Она попросту побоялась грубости Билла и как можно быстрее устремилась отсюда в слезах.
Сев в машину, ей хотелось молчать. Она чувствовала себя подавленной. Но она хотела бороться. И стараясь не показывать Натаниэлю свои эмоции, она сказала: