Пролог
Спустившаяся ночь бледным светом полной луны бережно накрыла поселение. Ближе к утру поднялся лёгкий ветер, который принёс с собой серые дождевые облака. Они неистово клубились и с каждой минутой всё больше превращались в чёрные грозовые тучи. Вскоре по траве и листьям деревьев зашуршал завязавшийся ночной дождь. В его шопоте бесследно утопали шорохи подпирающего поселение леса, и таинственные шаги…
Отряд королевских гвардейцев постепенно окружал деревню. Через десять минут над ней уже поднимались клубы ядовитого дыма, который вкупе с усиливающимся дождём делал видимость ничтожной. Одна за другой вспыхивали подожжённые стражниками хижины, и бушующее пламя с треском пожирало деревянные дома.
Когда большая часть населения была убита, два огромных солдата вытащили из хижины обессиленное тело Джона Готфрида. Стражники будто не замечали оказываемого им сопротивления и ловко поволокли старосту по грязи в сторону деревенской площади.
Несколько воинов поставили его на колени перед командиром. Последний крутил в руке меч, с лезвия которого дождь смывал следы преступлений. Гвардейцы периодически сплёвывали и с презрением косились на приговорённого.
Чувствуя близкий конец, Джон нервно огляделся по сторонам в поисках своих сыновей. Он крикнул, но стена из дождя жадно проглатывала все звуки, оставляя взамен только шум падающих капель. Косыми струями они безжалостно били по глазам, вынуждали щуриться.
— Папа! — вдруг послышался заплаканый детский голос из стоявшей вокруг толпы.
Джон впился глазами в старшего сына.
— Уведи отсюда брата! Уходите! Я… — староста недоговорил фразу, и его тело, хладнокровно сражённое мечом, упало на мокрую землю.
***
Алекс поднимался с пыльного грунта поляны с отчётливым ощущением во рту стойкого солёного привкуса. Он дотронулся до разбитой губы и посмотрел на руку. На кончиках пальцев остались красные следы...
Вкус крови с некоторых пор стал его постоянным спутником. Он ненавидел его. Ненавидел так же сильно, как и свою физическую слабость, порождённую хилым телосложением. Для своих шестнадцати лет он был непозволительно маленького роста и имел настолько слабое сложение, что больше напоминал десятилетнего ребёнка, чем зрелого юношу. А что бывает по законам выживания со слабыми? Ответ на этот вопрос он ощущал на себе каждый день, и сегодняшний не стал исключением…
От учащённого дыхания пересохло во рту и хотелось пить. Мальчишка, словно затравленный волчонок, озирался на окружившую толпу, которая кричала в его адрес проклятия и жаждала продолжения избиения. Шум и бесконечные выкрики вперемежку с грязной бранью ранили не меньше, чем пропущенные по телу удары. Он ненавидел их всех и каждого…
Переступая с ноги на ногу, соперник потихоньку подбирался ближе, пока не достиг дистанции вытянутой руки. Ещё секунда, и Алекс почувствовал, как левое плечо пронзила острая боль, и конечность полностью онемела.
— Бей ещё! Ещё! — доносилось из толпы, которая будто питалась исходившими от подростка страхом и болью.
— Тебе конец, чахлик! — крикнул противник и бросился на Алекса, сбивая с ног своим весом.
Мальчишка в очередной раз оказался на спине. Обидчик прыгнул ему на грудь, и теперь встать было уже невозможно. Поднятая пыль забивала песком рот и лёгкие, мешая нормально дышать. Алекс зашёлся кашлем, но это не смутило противника, который, размахнувшись, саданул увесистым кулаком в левую скулу. В глазах внезапно потемнело…
— Ещё! Ещё! Еще! — не унималась публика, провоцируя продолжение начатого избиения.
Что было потом, Алекс точно не помнил. Ему казалось, что его бьёт уже не один человек, а целая толпа. Теперь он думал лишь о том, как поскорей оказаться дома. Только там он мог найти покой и избавиться от поселившегося в душе страха. Лишь, закрывшись в своей комнате, можно было почувствовать себя в безопасности.
***
В то судьбоносное летнее утро, наступившее на следующий день после избиения Алекса, отец разбудил его раньше обычного. Для этого имелся весомый повод, о котором ему не терпелось рассказать.
Он подошёл к безмятежно посапывающему сыну и тихонько сел на край кровати. От вида поцарапанной левой скулы и разбитой губы Альфреду очередной раз стало не по себе. Участившиеся в последнее время стычки сына со сверстниками, не на шутку настораживали. Однако сегодня был особенный день, поэтому Альфред попытался выбросить из головы нахлынувшие плохие мысли и наклонился к сыну.
— Просыпайся… — тихонько прошептал он на ухо, потормошив за плечо.
— Ну пап! — недовольно заворочался Алекс.
Предвкушение того, как обрадуется сын приготовленному сюрпризу, заставило Альфреда улыбнуться.
— А если я скажу, что сегодня в городе пройдёт рыцарский турнир, на который приезжает… — последние два слова он протянул, давая возможность Алексу угадать самому.
— Алан Галахард?! — удивился подросток, просыпаясь от собственной догадки. — Ты шутишь!
Одна только мысль о том, что он собственными глазами увидит легендарного рыцаря, будоражила воображение и вытисняла последние остатки сна. Алан Галахард... Рыцарь, победивший последнего дракона!
Альфред через пробивающуюся улыбку с трудом сумел изобразить гримасу разочарования и иронически произнёс:
— Если ты не хочешь идти, то я присоединюсь к тем людям без тебя, — и показал рукой в сторону располагающегося за домом холма, сверху которого проходила дорога к королевскому замку.
И только в этот момент Алекс услышал характе́рный приглушённый гомон и топот, а также звуки горна, доносившиеся с той стороны. Тысячи людей спешили увидеть самый яркий рыцарский турнир десятилетия.
***
Пока родители собирали в дорогу корзинку с чем-нибудь съестным, Алекс суетился в своей комнате в поисках любимого наряда, в котором можно было пощеголять на турнире. Через несколько минут на нём были одеты льняные укороченные брюки и бежевая рубашка с растительным орнаментом на груди.
Перед выходом он на мгновение остановился, чтобы собраться с мыслями и подумать, ничего ли он не забыл. Мальчик присел на кровать и посмотрел по сторонам. В окно лился мягкий утренний свет, и в лучах недавно вставшего солнца была видна поднятая пыль.
Внимательно осмотрев комнату, взгляд Алекса задержался на стоявшем в углу сундуке. «Коготь!» — вдруг всплыло в его голове, и мгновение спустя из сундука на свет появился коричневый коготь с янтарными переливами. Он нашёл его в лесу. Отец немного затупил острый кончик и проделал в верхней части отверстие, через которое пропустил шнурок. С тех пор это был его талисман.
Повесив коготь на шею, Алекс сообщил о своей готовности, и через пять минут они с отцом выдвинулись к городу.
Поднявшись на холм, подросток очередной раз за утро испытал щенячий восторг от того количества людей, которые шли к замку. Это была целая река, которая своим неиссякаемым потоком угрожала затопить замок с близлежащими деревнями. На зубах чувствовалась пыль, поднятая сотнями ног, шагающих к замку. Все спешили успеть к торжественному шествию рыцарей-участников, которое должно́ было проходить непосредственно перед началом состязания.
Тем временем схватка продолжалась. В связи с тем, что после первого захода никто не оказался на земле, всадники снова разъехались по противоположным сторонам. По звуку трубы они вновь понеслись навстречу друг другу. На этот раз один из них оказался более удачливым и, угодив противнику прямо в центр грудины, выбил того из седла. Трибуны охнули, но когда упавший рыцарь пошевелился, выдохнули и зааплодировали.
— В этой схватке побеждает Мэльбур из дома Барнсов! — объявил победителя герольд, и зрители поблагодарили участников аплодисментами.
— Томас из дома Морандов и Вольфганг из дома Пэтисов! — объявил ведущий новую пару соперников и трибуны восторженно зашумели.
— Пап, тот самый Томас Моранд! — попытался перекричать толпу Алекс.
На арену выехал огромный белый конь с сидящим на нём непомерно больши́м рыцарем в светлых доспехах. Шлем был в форме волчьей головы, но без пера. Когда этот всадник подъехал к той части ристалища, которая предназначалась для Томаса Моранда, Алекс понял, кто есть кто. Внушительные размеры лошади и рыцаря не остались не замеченными публикой, которая восторженно зааплодировала. Томас поднял правую руку и сделал на коне небольшой круг, приветствуя собравшихся.
— Ты, кажется, говорил, что он должен быть старым?! — недоумённо воскликнул подросток. — А это настоящий великан!
Алекс не на шутку разволновался. Шансы на победу Алана Галахарда в его глазах начали потихоньку таять.
Альфред был удивлён не меньше сына.
— Да, кажется, он время даром не терял…
Второй рыцарь – Вольфганг Пэтис, был чуть ли не вдвое меньше Томаса. Бедняга сидел на обычной лошади, которая была коричневой масти с тщательно расчёсанной длинной гривой и пушистым хвостом. Чёрные доспехи рыцаря красиво отливали на солнце, а сам воин по сравнению с Томасом напоминал ребёнка. Когда рыцари разъехались по своим сторонам и получили от оруженосцев щиты и копья, раздался звук трубы.
Первым рванул Вольфганг. По его уверенным движениям казалось, что он был единственным, на кого не произвёл впечатления Томас. Эдакий задор и похвальная уверенность в себе принесла плоды, и за считаные секунды публика прониклась к нему симпатией.
Сначала неспеша, но потом, ускоряясь, Томас поскакал навстречу, и к середине ристалища обе лошади уже неслись во весь опор. Копья начали смещаться в правильном направлении.
Момент, когда рыцари встретились, был последним, что видел в тот день участник из дома Пэтисов. Удар копья Томаса был оглушительным. Щит Вольфганга не выдержал столкновения и раскололся надвое, пропустив затупленное орудие прямо в грудь. Не пробив доспехов, оно разлетелось в щепки, покрывая собой ресталищный песок. Вольфганг слетел с лошади, а вибрация от этого сокрушительного удара передалась на трибуны, заставив их замереть в страшном ожидании.
Упавший на спину рыцарь не шевелился. Через несколько секунд на арену спешно выбежал лекарь и, припав к груди несчастного воина, прислушался к дыханию.
— Дышит! Просто потерял сознание! — крикнул врачеватель, и публика громко зааплодировала. Однако сам Вольфганг по-прежнему не шевелился и в целом представлял собой жалкое зрелище.
Через мгновение лекарь кому-то махнул приглашающим жестом и из толпы выбежали несколько человек, которые взяли под руки лежащего без сознания рыцаря и потащили с ристалища.
Спустя минуту судьи объявили победителя, которым, разумеется, оказался Томас Моранд. Раздались бурные аплодисменты, но старый воин в ответ не поднял руки, а просто развернул коня и удалился с поля. Такое вызывающе гордое поведение вызвало бурю оваций. Публика любила уверенных в себе рыцарей. Создавалось впечатление, что Томас даже не заметил противника, следуя какой-то своей цели, о которой многие догадывались.
После этого прошли ещё несколько посредственных поединков, пока герольд не объявил сладкую для уха Алекса фамилию — Галахард. Его соперником был грузный рыцарь в таких же чёрных доспехах. Из какого он был дома, Алекс не услышал, поскольку увлёкся наблюдением за своим кумиром. Кроме того, шум трибун, приветствовавших любимца публики почти полностью заглушал речь герольда.
Разъехавшись по разные стороны ристалища, рыцари приготовились к поединку. Пока они ждали свои копья и щиты, которые несли оруженосцы, Алекс внимательно разглядывал Алана. Легенды не лгали — он был широкоплеч, подтянут, а доспехи под палящим солнцем так и переливались, бликуя на лицах окружающих. На шлеме грациозно покачивалось пушистое чёрное перо, придавая воину поистине торжественный вид.
— Красавец! Ничего не скажешь… — проговорил Альфред, который был заворожён не меньше сына.
Лошадь Алана в отличие от коня Томаса была вполне обычной. Задняя её часть была покрыта широкой попоной, свисающей по обе стороны до колен животного. На полотне красовался всем известный герб в виде стоя́щего на задних лапах льва на зелёном фоне. На морде лошади были надеты черные шоры[1], закрывающие обзор по бокам.
Получив копья и щиты, всадники заняли свои позиции по разные стороны от барьера с противоположных сторон арены. Все замерли в ожидании сигнала. Песок на ристалище к этому времени порядком утрамбовался и теперь лошади уже не так глубоко в него проваливались. Под звук трубы оба рыцаря сначала медленно, но потом всё быстрее поехали навстречу друг другу. Из-за утрамбованности песка стук от копыт стал ещё более глухим, ухающим.
В это же время в Мовентауне – одной из деревушек соседнего королевства под названием Эйзенхауэр, в центре загона для овец стоял молодой следопыт с лёгкой небритостью на лице. Его голова была покрыта чёрными, едва касающимися плеч волосами, а несколько выделяющиеся на правильном лице аккуратные скулы намекали на далёкие восточные корни. Сам он был не плохо сложен и подтянут. На его тёмно-зелёную приталенную тунику с длинными рукавами и капюшоном была накинута кожаная коричневая жилетка. Одежда была подпоясана широким чёрным ремнём, с правой стороны которого крепились чёрные ножны, откуда торчала узорчатая рукоятка ножа.
Следопыт молчал и озадаченно оглядывался по сторонам. В загоне, который представлял собой стандартную огороженную брёвнами территорию размерами примерно двадцать на десять метров, не было ничего необычного. Ничего, за исключением отсутствия овец. Выбрав участок более или менее свободный от грязи, следопыт переступил с ноги на ногу в попытке размять конечности и при этом сильно не испачкаться. Однако после пролившего ночью дождя не вымазать брюки было практически невозможно.
Ву́дроу ещё раз посмотрел на землю с изгородью. Какие-то следы искать было бесполезно, поскольку выпавшие осадки перемешали рыхлую почву подчистую, оставив после себя невнятные выемки.
Присмотревшись к забору, Вуд отметил, что замо́к на калитке находится в положении «заперто», а сама дверь повреждений не имеет, как и остальные участки ограждения. Со слов фермера, тот ничего здесь не трогал, и замок находился в таком же положении, как и накануне вечером. Однако овец по-прежнему не было… Вопросы проносились в голове один за другим, но хоть сколько-нибудь внятного ответа на ум так и не приходило.
«Нет, ну не по воздуху же, в самом деле, их уволокли?!» — горячился про себя следопыт, однако понимал, что признаться фермеру в том, что он не имеет понятия, что именно здесь произошло и кого нужно искать, было бы с его стороны не профессионально.
— Что думаете, Ву́дроу? — прервал повисшее молчание старый фермер.
— Пока что рано делать какие-то выводы…
Фермер многозначительно покивал головой в знак согласия. Следопыт понимал, что для того, чтобы клиент не почувствовал себя человеком, выкинувшим деньги на ветер, ему нужно было хоть как-то показать свою работу, хотя бы высказать версию, но в голове была абсолютная пустота.
«Мэт бы нашёл, что сказать…» — пронеслась грустная мысль.
В воздухе повисла очередная неловкая пауза, которую нарушало лишь пение птиц, доносившееся из рядом расположенного леса.
«Брошу всё к чёртовой матери! Верну деньги и уйду!» — подумал сыщик.
— Может, есть какие-то предположения? — словно угадал мысли следопыта фермер, — овчинку-то жуть как жалко! Целых тринадцать голов! Она ж для меня была, как родная, понимаете? Она ж кормила всю семью…
— Есть у меня парочку версий, — соврал Вуд, — но их нужно отрабатывать. Не хочу зря наговаривать…
— Вот как же ж так, господин следопыт? — не унимался фермер. — Замок, вон, не тронутый. Это ж как оно ж того… Овчинку-то мою, а?
— Да, тут дело интересное. Сработано грамотно!Но они не на того напали…
— Стало быть, есть у вас мыслишки-то, господин следопыт?
— Есть, конечно! Приметил тут я парочку интересных моментов, да не могу вам сказать.
— Это ж почему? Как… Овчинку-то спасать надо!
Вудроу невольно посмотрел на фермера, прикинув его умственные способности.
— Тайна это!
— Ммм, — замычал фермер, почесав затылок. — А когда ж этот ваш секретик-то узнать можно будет?
— Как проверю версии, так видно будет, что к чему. Вы поймите, тут дело-то непростое. Тут подход нужен, да аккуратность. Такие вопросы сразу не решаются. Будем планомерно продвигаться, а там всё и раскроется. Таких дел у нас сотни были!
— Это хорошо, господин следопыт! Хорошо, что вы знаете своё дело, так даже на душе легше!
— Не переживайте, найдётся ваша скотинка целая и невредимая, — подбодрил фермера Вуд, добавив про себя: «Великий Хрот уже забрал их овечьи души…».
Попрощавшись с фермером, и, заверив того, что приложит все усилия на поиски пропавших овец, Ву́дроу отправился через лес к ближайшему большому поселению, чтобы отправить в королевский замок почтового голубя с запиской об очередном происшествии.
Воздух после дождя обладал особенной свежестью. Следопыт любил этот запах. Запах чистоты, запах жизни. Он не считал себя романтиком, но в такие минуты ему хотелось присесть на корточки и ладонью прикоснуться к траве, клонящейся к земле от тяжести прилипших капель. Когда-то с Мэтом, распутывая очередное дело, они скитались несколько дней по лесам, и пили только с таких травинок. Он готов был поклясться, что не пил ничего вкуснее в своей жизни...
«Всё, ухожу! С Мэтом было одно, а сейчас…» — снова пронеслось в голове.
Мэтью Ховард или как его называли в известном кругу – Мудрый Мэт, был первым следопытом Эйзенхауэра и других близлежащих королевств. Внешне, из-за его вечно грязных седых волос, а также обветренного красного лица вкупе с прокуренным рычащим голосом, его можно было принять за обычного бродягу, как и было в большинстве случаев. Однако люди из карательно-сыскной сферы знали, что первое впечатление обманчиво.