Июнь, июль, отлынь, август

На пустынной автобусной остановке весь день просидел единственный потенциальный пассажир — молодой парень лет двадцати пяти, одетый в слегка запылившиеся модные джинсы и чуть помятый пиджак. Рядом валялся строгий кожаный рюкзак с ноутбуком и документами. Парня звали Михаил, и он уже измаялся: успел посидеть, походить, полежать, но автобуса всё не было. Ему срочно нужно было в райцентр — вчера по телефону сообщили, что берут учителем в местную школу, и требовалось оформить документы.

Напротив, на пыльной дороге, сидела кошка и снисходительно наблюдала за ним. Казалось, она знала что-то важное, но делиться не собиралась. Михаил жил здесь недавно, и знакомых почти не было — лишь хозяйка съёмной комнаты да девушка Ева с другого конца деревни. Он пытался позвонить ей, но связи не было. Ни связи, ни автобуса, ни прохожих. Не хватало только перекати-поля для полной атмосферы запустения.

Обеспокоенный, парень зашагал к невесте. Он нашёл её лежащей на одеяле под яблоней. Она даже не поднялась ему навстречу, лишь тепло улыбнулась глазами.
— Ева, у тебя куры в огороде. И, кажется, давно. Они в малиннике спят вместо сарая, — в тревожных глазах Михаила отразились блики заката. — Связи нет, коровы бродят без присмотра, автобус за день ни разу не пришёл.

Девушка молча доедала огурец.
— Тётя Таня с соседкой ушли в Малюгино. К подружке, говорят. Надолго. «Ешь, что найдёшь в огороде», — в голосе Михаила дрогнули нотки беспокойства.

— Ну и что? — она протянула ему огрызок огурца. — Отлынь же. Так и должно быть — закон такой.

— Какой закон? — спросил парень, машинально отправляя огурец в рот. Он шагнул на веранду, распахнутую настежь.

— Ты даже не готовила сегодня? — разочарованно крикнул он из дома. — Я надеялся поужинать у тебя. Огурцами сыт не будешь!

Девушка рассмеялась:
— Ты как себе это представляешь? Нельзя же!

— Чего нельзя? — Михаил присел рядом и взял её за руку. — Ева, что происходит? Вчера ты гоняла кур, а сегодня лежишь целый день. Всё вокруг словно обезумело...

— Вчера — вчера, — она зевнула, отнимая ладонь. — Сегодня — отлынь.

— Почему?! — он почти кричал. Ещё вчера деревня кипела жизнью, а сейчас напоминала вымершую.

— Первое число отлыня, — как ребёнку объяснила Ева. — Ничего нельзя делать. Целый месяц.

— Месяца «отлынь» не существует! Сегодня первое августа!

— У нас — существует. Где метеоритное излучение достаёт.

— Метеоритное? — Михаил фыркнул. — А коров? Их же нельзя не доить месяц!

— Не дают они молока в отлынь. И петухи не кричат. Нарушишь — несчастье придёт.

— Мне-то что? Я не здешний.

— Но ты здесь, — её глаза, обычно собранные в строгий хвост волосы, рассыпанные по плечам, улыбались. В малиннике пискнула курица.

— Ева, выйдешь за... — начал он, заворожённо глядя на неё.

— Отлынь, — палец лег на его губы. — Нельзя. Всё потом.

Он притянул её к себе. Губы встретились в поцелуе, сердце застучало в висках. Треск, грохот — и крыша дома рухнула, подняв облако пыли.

— Говорил же — обвалится! — Михаил в ужасе смотрел на руины.

— Пока отлынь не нарушали — стояла, — Ева чихнула.

— Ев? — донёсся голос из-за забора. — Всё целы?

— Целы, Зинаида Павловна! — крикнула девушка. — Крышу теперь в августе перекрывать.

— Ночевать идите к нам! — предложил голос.

— Мишка пойдёт к себе, — подчеркнула Ева. — А я — на сеновал с девчонками.

— Не оставлю тебя одну! — Михаил направился за палаткой.

На обратном пути он столкнулся с подругами Евы. Они молча прошли на картофельное поле, неся шезлонг и брезент. К ночи там загорелись костры. Михаил поставил палатку во дворе и присоединился к компании, глядя на звёзды, ронявшие искры в чёрное небо.

— Ев, — сказал он сквозь пламя костра, — пожалуй, ваш отлынь не так уж плох.

— Это вы, городские, странные, — донеслось из темноты. — Ни работать, ни отдыхать не умеете. Как жениться-то будем — засмеют.

Справа сонно прозвучало:
— Картошка готова?

Михаил вгляделся в темноту:
— Картошка? Где вы её печёте?