— Лили, родная, ты на громкой связи, так что постарайся не язвить, хорошо? — голос мамы, как всегда, утопал в карамели, но за ним легко угадывалась тревога.
— Мам, ты это говоришь мне? У меня сарказм в крови.
Я шагала по проспекту, попутно лавируя между туристами, зеваками и женщинами, толкающими коляски, как бронетехнику. Серое питерское небо было, как всегда, на грани дождя, но вместо капель на лицо сыпались яркие пятна вечернего света, отражённого от витрин.
Город пах кофе, мокрым асфальтом и чужими мечтами.
Я выделялась из толпы — ярко-сиреневый свитер, белые джинсы и черные кудри, которые жили своей жизнью. Один кудрявый демон прямо сейчас вился над глазом и явно пытался превратиться в знак вопроса.
— Мы с Фёдором всё решили, — продолжила мама, — в начале месяца едем в Вятскую область. Поместье его бабушки, ты помнишь? Федя таки выкупил его. Лили, покопайся в своих архивах, вдруг ты найдешь что-то интересное на поместье. Вдруг там может быть что-то ценное!
— Ага, гляну, нет ли в фондах закопанного золотого унитаза с гербом рода, — буркнула я, переходя улицу на мигающий зелёный. — А может, сразу священный ковчег? Он точно валяется где-то между делом “Архив. Лето 1917” и «Список мебели, украденной революцией».
— Лилия! Доча!
— Лили, — поправила я машинально. — Мам, ну правда. Поместье? Семейное гнездо? Флора Ивановна, ты у нас, вроде, женщина прогрессивная, а не героиня из романов про воскрешение дворянского гнезда.
— Именно! Мы с Фёдором хотим возродить корни. Это очень важно. И тебе, кстати, полезно будет окунуться в атмосферу. Может, и какой-нибудь роман найдёшь.
— Если только криминальный, — хмыкнула я, сворачивая на переулок к зданию архива. — Хотя… Кто знает, кого там можно встретить среди пыльных карточек. Вдруг герой окажется между строк?
Прохожие бросали на меня взгляды — то ли из-за яркого свитера, то ли из-за того, что я разговаривала слишком громко и слишком весело для понедельника. Ну, или просто не вписывалась в типичный питерский ноябрь. Слишком живая среди затоптанной серости.
На крыльце архива я остановилась, глядя на обшарпанную дверь и потёртую вывеску.
— Ладно, мамуль, я побежала. Обязательно принесу домой древнюю семейную тайну. И, если повезёт, не чихну от плесени. Целую.
В AirPods лупила бешеная ритмичная музыка — то ли электронный джаз, то ли саундтрек к внутреннему выгоранию. Под конец дня я уже не различала, что именно играет. Главное, что глушило звук флуоресцентных ламп и шорох чужих ботинок по линолеуму.
Архив был как всегда: пыльный, равнодушный и затаённо враждебный. Я весь день рылась в материалах какого-то купеческого собрания, сортировала списки имущества, росписи расходов, накладные на сахар и портянки.
Прекрасно. Моя жизнь буквально пахла мышами и чернилами дореволюционной России. А ведь были такие надежды стать археологом. Но пока пришлось быть мелкой научной мышью. Но, да ладно.
К четырём дня я вспомнила про «наказ матери» — найти в фондах хоть что-нибудь про наше славное семейное гнездо. Мой энтузиазм на эту тему был сравним с желанием почистить канализацию зубной щёткой, но… ладно. Всё равно уже сижу в архивах — почему бы не раскопать очередную ерунду?
Я пролистала несколько каталогов и нашла дело с говорящим названием:
«Поместье Вихровых, Вятская губерния. 1890–1923»
Фамилия, конечно, та самая. Отчим — Фёдор Вихров, сводный брат—Денис Вихров, я тоже… ну, по паспорту, да. Он меня воспитал, а не биологический отец, который испарился где-то между пелёнками и разводом.
Папочка-архив выдал мне тонкое, уставшее дело. Внутри — всё как всегда.
Типографские бумаги, бледные машинописные строки. Сведения о национализации, изъятии имущества, передаче большевикам. Никакой драмы — только холодные факты. Дом был. Дом перестал быть. До свидания, дореволюционный уют, здравствуй, коммуналка.
Я переворачивала страницы, зевнула трижды, пока вдруг между двух листов не выпал тонкий, неровно сложенный план здания— выцветшие линии, рассыпавшаяся краска, надписи от руки. И из него — как будто не из прошлого, а из личной вселенной — вывалился конверт.
Старый. Пожелтевший. Запечатанный.
Адресат:
Для Лилии
Отправитель:
В. Л. Ф.
Я зависла. Вот прям буквально. Зрачки увеличились, дыхание замерло. Мозг начал срочно сортировать версии:
— Это шутка? Это не мне. Это совпадение.Это… блин, какого чёрта?
Сначала я просто держала его на ладони, глядя, как свет от настольной лампы пробивается сквозь тонкую бумагу.
Почерк был изящный, уверенный, явно дореволюционный. Чернила — тёмно-коричневые, выцветшие у краёв.
— Ну… если я сейчас попаду в ловушку «Проклятого письма», буду считать, что заслужила, — пробормотала я, и, медленно, с трепетом, вскрыла конверт.
Внутри — один лист. Бумага тонкая, с характерным запахом старости и чего-то… знакомого.
Слова были выведены тем же почерком. Внимательно. Лично. Как будто автор знал, что я прочту это.
«Лилия,
Если ты держишь это в руках — значит, всё уже началось.
Дом всегда знал, кто вернётся.
Ты — не случайна здесь, и не впервые.
Ищи в том, что кажется забытым.
Ключ — не там, где дверь.
Буду ждать тебя!»
— В. Л. Ф.
Я шла как в тумане.
Письмо лежало в сумке — оцифрованное, распечатанное, дублированное на флешку и в облако. Паранойя? Да. Но ты бы тоже не расслабился, если бы получил личное послание из прошлого. Почти столетней давности. На своё имя.
В такси я устроилась у окна, уставившись в серое питерское небо. Дворы-колодцы проплывали мимо, как главы из чужой жизни. Музыку в ушах я отключила — в голове и так играл странный марш невидимых мыслей.
“Дом всегда знал, кто вернётся.”
“Ты — не случайна здесь, и не впервые.”
Я снова взглянула на копию письма. Почерк был живым.
Пугающе личным. Как будто человек, писавший это, знал меня лично.
— Ну класс. Осталось найти говорящую мебель и карту с Х в подвале, — буркнула я себе под нос, чем вызвала подозрительный взгляд таксиста в зеркале. Я улыбнулась ему с убийственным обаянием. — Всё нормально. Просто голос из прошлого. Ничего особенного.
А внутри — всё скреблось, как мыши за стеной.
Что, чёрт возьми, значит “не впервые”?
Дверь в квартиру отозвалась знакомым скрипом, и меня сразу окутал запах… яблок и корицы. Шарлотка. Точно.
— Лили, снимай кроссовки, не оставляй следы! — донёсся голос мамы из кухни.
— Я как Золушка, только наоборот — прихожу к полуночи и в грязной обуви, — пробурчала я, пытаясь одновременно снять кеды и не уронить сумку с оцифровками.
Из кухни уже шёл папа — с тарелкой горячего пирога в одной руке и кружкой чая в другой. Он прошаркал мимо, чмокнул меня в макушку.
— Как дела, Лили?
— Потом расскажу, — таинственно улыбнулась я.
Он лишь хмыкнул, зная, что если я пришла из архива с этим выражением лица — значит, нарыла что-то очередное.
В гостиной, развалившись поперёк дивана, лежал Денис. На нём — растянутый чёрный худи, в зубах зубочистка, на лице — полное отсутствие мыслей.
— Живой? — спросила я, проходя мимо и скидывая сумку на кресло.
— Еле, — простонал он. — Эти пары меня доконают.
Я плюхнулась рядом, прижала к себе подушку и уставилась в потолок.
— Слушай, — сказала я спустя пару секунд, — мне сегодня в руки попало кое-что странное. Он повернул голову.
— Странное — это ты. А что именно попало?
Я достала копию письма и протянула ему. Он взял, пробежался глазами, хмыкнул.
— «Дом всегда знал, кто вернётся…» Ну звучит, конечно, как пролог к фильму. — Он задумался, повертел лист в руках. — Может, это просто совпадение? Типа чьё-то личное письмо, которое затерялось. Или… архивный арт-перфоманс? Такое бывало.
— Угу. Только имя в письме — моё.
Он посмотрел на меня чуть внимательнее.
— Ну, тогда ты, возможно, избранная. Добро пожаловать в клан загадок. Где твоя сова?
— Очень смешно, — буркнула я, забирая лист обратно.
Мама позвала ужинать. Мы втроём уселись за стол, и я благоразумно решила не говорить о находке. Мама способна развить драму из разбитой кружки, а тут письмо, найденное в архиве, да ещё и адресованное мне? Её точно унесло бы. А папа был весь в мыслях о стройке — вон как глазами не в фокусе смотрит, значит, считает цифры.
Ужин прошёл в привычной болтовне: мама рассказывала, как выбирала плитку для кухни в поместье, папа шутил про гастарбайтеров и дизайнеров, а Денис ныл о паре по философии, на которую он опять не попал.
После я поднялась в свою комнату — маленькое уютное пространство, где стены были увешаны открытками из музеев, а подоконник заставлен книгами. Я опустилась на кровать, развернула копию письма.
В комнате было тихо. Даже слишком.
Я устроилась на кровати, натянула на себя плед, подоткнула под спину подушку и, зевая, достала телефон. На мне была старая, мягкая пижама с выцветшими вишнями — из тех, которые носят только в стенах своей крепости и ни при каких обстоятельствах не показывают миру. Волосы растрепались, на щеке остался след от ладони — элегантная, загадочная барышня в момент раздумий над странным письмом. Почти Агата Кристи, только в носках с котиками.
— Саш, ты где? — пробормотала я, набирая видеозвонок. Сашка ответила почти сразу. Экран ожил — и передо мной возникло родное лицо: рыжая копна волос, веснушки, чуть дерзкий взгляд и то самое розовое тату—сердечко на скуле — привет подростковому бунту и спору с матерью о «воспитании нормальной дочери».
— Ты чего такая? — спросила она, прищурившись. — Ты как будто только что из хроники Рен-ТВ сбежала.
— У меня тут… Короче, ты сама смотри.
Я поднесла к экрану письмо, повернула, чтобы она могла прочесть. Потом прочла вслух, ещё раз — медленно, как будто сама хотела понять больше. Пауза. Сашка перестала дёргать за хвост свой свитер.
— Так. Это уже не шутки, — сказала она серьёзным тоном. — Лиль, ты понимаешь, что такие штуки просто так в архив не попадают? Там же миллионы бумаг! Ты думаешь, судьба тебе такая: “Опа! Ловко спрятали — вот тебе!”?
— Я думала, может, кто-то из работников пошутил, или случайно…
— Случайности в архивах бывают только с мышами и пылью, — отрезала Сашка. — Подожди.
Она резко отвернулась от камеры, щёлкнула мышкой, потом ещё раз, в кадре мелькнули её длинные пальцы и чашка с остывшим чаем, в углу — торшер с кривым абажуром. Всё как всегда: творческий беспорядок, обклеенные записками стены и строчка маркером прямо над монитором: «История — это шепот, а не гром».
— Так… — бормотала она. — Смотрим. По именным архивам. Поместье… Вихровы… Ага. Есть Алексей Филиппович Вихров, владелец в двадцатых. Но никаких Л.Ф. нет. Твой… В.Л.Ф. — это кто?
— Не знаю, но это пугающе странно, — выдохнула я. — Будто мне из прошлого письмо писали. Персонально.
— Ну, может, это твой тайный фанат из двадцатых, — усмехнулась Сашка. — Или твой дедушка был гением маркетинга времени.
— Или я просто сошла с ума.
— Нет, если б ты сошла с ума — ты бы не пошла в архив. А так — ты просто ты. То есть, вполне способна вляпаться в историческую мистику, — усмехнулась Сашка. Потом снова посерьёзнела:
Такси мчалось сквозь утренний Питер, зевнувший в ладони улиц. Город лениво сбрасывал с себя остатки сна, и даже дома выглядели так, будто ещё не успели накраситься.
Сашка сидела рядом — красноглазая, как сова после марафона по истории России. Она листала что-то на телефоне с такой страстью, будто собиралась защитить диссертацию в такси.
— Ты вообще понимаешь, что я могла выспаться? — буркнула я, потягивая кофе. — В субботу. С суб-бо-ту.
— Понимаю, — не отрываясь, ответила Сашка. — Но ты находишь письмо из прошлого с твоим именем, и не хочешь знать, кто его туда подложил? Серьёзно?
— Может, это фокус. Или квест. Или прикол от архивного бога. Ему скучно, вот и развлекается.
— Архивный бог не подкидывает зловещих писем, — фыркнула Сашка.
Мы свернули в какой-то район на окраине. Никаких тебе башен и булыжных мостовых. Обычный жилой комплекс, где люди живут, работают, смотрят сериалы и спорят, кто вынесет мусор. Мистика? Ну конечно.
Гадалка открыла дверь как раз в момент, когда я собиралась заявить, что это всё — розыгрыш.
Женщина с необычным именем Клио оказалась лет сорока с хвостиком — с короткой чёлкой, в махровом халате с застиранными локтями и мопсом на руках.У мопса был ярко—красный свитер с надписью: «Я чувствую ложь».
— Проходите, — сказала она спокойно, почти ласково. — Я вас ждала.
— О, нет. Только не это, — прошептала я, косясь на Сашку. — Это что, девиз всех ведьм? “Я вас ждала”? Сашка шикнула на меня.
Квартира была самая обычная: кухня с занавесками в горошек, плед с котами на диване, пионы в банке из-под мёда. Мы устроились за столом, она поставила чайник, достала кружки, высыпала на тарелку печенье в форме звёздочек.
— Сахар или мёд? — спросила Клио, наливая чай.
— А с какой тайной лучше сочетается мёд? — не удержалась я.
Клио не ответила. Только строго посмотрела И присела напротив нас.
— Ну? — спросила Клио, взглянув на меня. — Что ты хочешь узнать?
Я подалась вперёд, скрестила руки на столе. Саша посмотрела на меня, мол, начинай.
— Я нашла письмо. В архиве. Пожелтевший конверт, старый план усадьбы, всё как в фильме. Но адресовано оно… мне. Хотя ему больше ста лет.
Клио кивнула, словно знала это ещё до моего рождения.
— Случайностей не бывает. Время редко ошибается. Но иногда оно… отзывается.
— Это от кого-то из прошлого? — спросила Сашка.
— Или из будущего, — ответила Клио. — Но скорее из… вбок.
— Вбок? — переспросила я. — Это сейчас что… временной сколиоз?
Она слегка усмехнулась.
— Это значит, что письмо пришло из линии, которая не реализовалась. Но хотела бы.
— Кто его написал?
— Тот, кто знал тебя. Знает. Или узнает. Возможно, все сразу.
Я закатила глаза. Сашка, наоборот, загорелась.
— Это связано с усадьбой?
Клио снова кивнула.
— Там началось. Там должно закончиться. Или начаться заново. Всё зависит от того, насколько ты готова войти в историю.
— Войти куда? — уточнила я.
— Туда, где всё сдвинулось. Где кто-то выбрал не то. И теперь платит за это. Или заплатит. Или заплатят его потомки.
Я почувствовала, как ладони стали влажными. Но не от страха. От ощущения, будто я стою на краю чего-то большого и зловещего.
Сашка вдруг громко сглотнула и тихо спросила:
— Есть ли опасность?
Клио посмотрела в её сторону, потом на меня.
— Ваша семья уже под прицелом. Пока это только трещина в потоке. Её можно исправить. Но если линия пойдёт дальше — ты проснёшься от кошмара и узнаешь, что он реален.
— Что за кошмар? — переспросила я.
— Кажется началом будет авария, — произнесла она. — Да. Точно. Железо. Кровь. Чьи-то руки, выскользнувшие из твоих. Слишком поздно. Но это ещё не случилось.
Мы замолчали.
Клио поднялась, начала убирать кружки. Я уже хотела сказать “спасибо”, когда она, не поворачиваясь, вдруг добавила:
— Главное — не бойся пройти через дверь, которая тебе покажется чужой. Потому что за ней ты найдёшь себя. Настоящую. Но не забудь: чем ближе ты к ответу, тем сильнее прошлое будет тебя удерживать.
Я встала. Саша молча кивнула. И мы ушли.
Мопс остался сидеть на стуле, глядя в мою спину. Будто знал, что скоро я вернусь.
Двор заливало золотым светом — тёплым, не по-осеннему щедрым. Я толкнула дверь, скинула ботинки, на ходу зевнула и направилась на кухню, откуда пахло чем-то ванильным и родным.
— А у нас звезда пришла! — объявила мама, как всегда на подъёме. — Лили, срочно пробуй шарлотку. Она сегодня просто по рецепту Вселенной.
— Пахнет бомбически, мамуль— чмокнула её в щёку и направилась в гостиную.
Фёдор, как всегда, сидел у окна с планшетом и кружкой. В своём старом, смешном свитере с надписью “Сначала кофе, потом бизнес”. Он улыбнулся, когда увидел меня, отложил планшет.
— Где носит нашу архивную ведьму?
— Там же, где и всех нормальных людей в субботу утром — по делам странным и непредсказуемым, — усмехнулась я, устраиваясь за столом. — Сашка таскала меня к гадалке.
Фёдор рассмеялся.
— Звучит как начало плохого ситкома. Как дела?
— Нормально. Думаю вот… — я сделала глоток чая, поиграла ложкой в кружке, — может, нам всей семьёй куда-нибудь выбраться? Просто… не по делам. Без цемента, заказов, задачек.
— Ну, мы как раз собирались в усадьбу сгонять, — сказал он, — посмотреть, что там. Может, по пути заскочим на речку или в лес.
Я кивнула, но внутри что-то кольнуло. Совсем чуть-чуть. Я не знала, почему — просто… захотелось, чтобы они были осторожнее.
Я покрутила чашку в ладонях и, как бы невзначай, сказала:
— Папуль, главное, аккуратно, ладно? Дорога весной — не подарок, да и техника, знаешь…
Фёдор взглянул на меня внимательно. Тот самый взгляд, когда он вроде как улыбается, но в глазах — стопроцентное “я тебя понял”.
— Лилёнок, всё под контролем. Мы же не на танке по минному полю.
— Пап, просто будь осторожен, — сказала я и улыбнулась. — Мне спокойнее будет.
Он потянулся, чмокнул меня в макушку, как делал, когда я ещё в школу бегала.
— Мы тебя слушаемся, командир.
Позже я зашла к Денису. Он валялся на диване, щёлкал струны на гитаре, на столе стояла его фирменная кружка “Не трожь — я думаю”. Я присела рядом, порылась в кармане и достала тонкую цепочку.
— Вот. На, держи.
— Это что за модный обвес?
— Крестик. Бабушкин.Он для меня как талисман, но я хочу, чтобы его носил ты. Просто… так. Без особых причин.
Он поднял бровь, взял его, повертел в пальцах. Потом серьёзно на меня посмотрел, кивнул и надел.
— Всё будет нормально, да?
— Конечно. А что должно случиться? Ты чего такая странная сегодня?
— Во всем виноват дождливый ноябрь, — пожала я плечами. — Хочется, чтобы все были рядом. И чтобы всё было хорошо.
И, знаете, тогда мне действительно казалось, что всё — устаканилось. Разговор с родными состоялся, я себя успокоила. Мир наконец стал вести себя как положено. Но я тогда ещё не знала, что судьба уже, молча, перетасовывает колоду.