Из деревни с любовью, или История одной попаданки

Глава 1. Блошиный рынок. Последний день старой жизни

Я давно хотела прогуляться по блошиному рынку. Всё время не хватало — работа, заказы, выставки, то ещё что-то. А сегодня, как по волшебству, свободный день, солнце безупречно золотит крыши, ветер едва шевелит пряди тёмных волос, и у меня нет ни одного срочного дела. Только я, шумный рынок и охота за сокровищами.

Толпа шла неспешно, лениво переливаясь между прилавками. Я тоже шла, довольная и счастливая, прижимая к груди свою драгоценную находку — огромный свёрток винтажных бархатных штор ярко-красного цвета. Они были тяжёлые, мягкие, пахли старой пылью и театром. Мне казалось, я чувствую, как эти шторы всё ещё хранят вздохи, аплодисменты и тени чьих-то забытых жизней.

На запястье болтался пакет с кружевами и платочками — настоящие реликвии, которые станут нарядами для моей новой коллекции кукол. Пальцы сами перебирали ткань сквозь целлофан, проверяя текстуру. Всё было идеально.

И вдруг я услышала незнакомый голос.

— Алиса! Алиса, постойте!

Я обернулась. Сначала подумала, что обознались. Ну кто может меня звать? Но женщина, бледная, с ярко рыжими растрёпанными волосами неслась в мою сторону с лицом, полным безумной решимости. В руках она сжимала пачку каких-то бумаг, и, судя по взгляду, не собиралась останавливаться. Она буквально врезалась в меня, прижав бумаги к груди.

— Что за чёрт? — пробормотала я, не имея никакого желания ни с кем общаться.

— Я вас так давно ищу! Вы ведь Хмурова Алиса Ивановна? — тараторила она, пыхтя.

Всё ещё крепко сжимая шторы, я осмотрелась по сторонам, силясь понять, что происходит, и кивнула.

— Прекрасно! Я вижу, вы уже собрались! Всё по договору. Вас встретят и всё объяснят. Так… у меня здесь указано, что вы хотели бы себе другое тело. Верно?

— Что?! Нет, меня и моё устраивает, спасибо… — пробормотала я, пятясь.

Незнакомка пахла пыльной бумагой и озоном. От неё исходила какая-то странная вибрация, как от работающего трансформатора, так что я решила, сто́ит держаться подальше.

— Отлично, отлично! Удачи вам! Встретимся в новом мире! — пропела она, как по сценарию, и просто ушла, растворилась в толпе, будто её и не было.

Я стояла, как вкопанная. По спине полз холодок.

— Что за спектакль? Камеры где? — я озиралась, но никто не обращал внимания. Все так же копались в старых книгах, фарфоре, значках, одежде. Как будто ничего странного не произошло.

Сердце стучало глухо.

Я сделала пару шагов, стараясь забыть инцидент. И тут почувствовала, как земля уехала из-под ног. Я споткнулась о невиданный камень, потеряла равновесие и рухнула вперёд. Инстинктивно вцепилась в бархатные шторы, словно в спасательный круг. Они обернулись вокруг меня, плотно, почти бережно, укрывая с головой.

В мгновение стало тихо. Ни голосов, ни шума. Только глухой удар сердца в ушах.

Я метнулась вперёд, сбрасывая шторы с лица, и в то же мгновение вдохнула полной грудью сырой, холодный воздух.

Вместо горячего летнего солнца вокруг были плотные сумерки, холодный ветер бил по щекам, морось заставила меня закашляться.

Я сидела на холодной, промозглой, пахнущей гнилой листвой земле. Под ногами месиво из грязи и мокрых корней, густой лес, темнеющий за спиной, а впереди через дождевую пелену виднелись крыши деревенских домов.

— Нет. Нет-нет-нет…

Я встала, с трудом, ноги скользили. Мокрые и тяжёлые шторы волочились за мной. Я подняла их, кутаясь, будто они всё ещё могут защитить. Руки дрожали.

— Это сон, — шептала я, еле переставляя ноги. — Мне просто стало плохо. Я упала, скоро очнусь, и всё будет нормально…

Но дождь был слишком настоящий, а холод слишком пронизывающий. И в воздухе не было ни единого звука мотора.

Только я, бархат, мокрая земля и чужой, безмолвный мир.

Агент

Агент по перемещениям между мирами уверенно шагала вдоль длинных, пёстрых рядов блошиного рынка, ловко лавируя между покупателями, картонными коробками с треснувшим фарфором, старинными рамами и медными чайниками.

Лицо её сияло самодовольством.

Она листала список. Отметки стояли рядом с уже «переданными» — жирные, уверенные галочки. Осталась последняя на сегодня. Агентша чуть не подпрыгнула от радости.

— Так, ещё одну нашла! — с восторгом прошептала она себе под нос, сворачивая к ларьку с виниловыми пластинками. — Хмурова Алиса Ивановна…

Она замедлила шаг, продолжая читать.

— Тысяча девятьсот… сорок… пятый… — вдруг её голос дрогнул. Она остановилась как вкопанная. Рука с ручкой замерла на полпути к бумаге. Она моргнула. Потом ещё раз.

— Ой, мамочки, — выдохнула агентша, чувствуя, как спина покрывается холодным потом. — Ну как же так…

Она судорожно перелистала назад, проверяя данные. Да, действительно: «Хмурова Алиса Ивановна. 1945 года рождения». А это значит… не та Алиса. Не та эпоха. Не тот кандидат!

Глава 2. На пороге нового дома

Я сидела под деревом, кутаясь в красные шторы. Холод пробирал до костей, пальцы онемели, но голова отказывалась давать хоть какой-то внятный ответ: где я? что случилось?

Я судорожно сжимала в руках смартфон, на экране которого не было ни намёка на связь. Да ещё и заряд предательски подходил к концу. Так что, даже если я смогу добраться до места, где будет ловить, мой аппарат к этому времени превратиться в тонкий и недешёвый кирпичик.

Вдалеке виднелись дома. Я встала, прижимая к себе ткань, и побрела туда, спотыкаясь о корни и коряги. С каждым шагом запах дымка становился сильнее. Последний раз я такое ощущала в детстве, когда гостила в деревне у бабушки. В её большом старом доме с печкой и баней во дворе. В сердце не к месту защемило. Я как раз собиралась поехать к ней в эти выходные. Бабуля недавно звонила, напомнить, как давно меня ждёт, но, похоже, она меня так и не дождётся. Я помотала головой, отгоняя эти мысли, и пошла дальше.

Первый дом стоял за невысоким забором, аккуратно выложенным из булыжников. Дом был каменный, приземистый, с тёмными балками, маленькими стеклянными окнами. Двор небольшой, по-осеннему пустой — ни травинки, только голые ветки и пожухлые листья на земле. Я сильнее вцепилась замёрзшими пальцами в штору, судорожно вспоминая, в какой части света может быть осень, когда в Москве самый разгар лета.

В окне горел слабый, дрожащий свет. Дома кто-то есть.

За спиной грохнул гром. Я резко обернулась. Лес уже заволокло чёрным. Небо разрезала яркая молния, и полил уже не просто дождь, а ливень, в одно мгновение промочивший и меня, и старые шторы, что служили мне плащом.

Я перелезла через изгородь, прижимаясь к ткани, как к щиту, и подошла к двери. Порог скрипнул. Я постояла секунду, слушая, как сквозь шум дождя колотится моё сердце. Постучала и замерла.

Дверь отворилась с долгим скрипом, и на пороге появилась женщина лет пятидесяти. Крупная, с поднятыми в тяжёлый узел волосами, сединой в висках, в странной одежде: длинная серая юбка, плотный корсет поверх рубахи, на плечах грубый вязаный платок. Всё выглядело так, будто она вышла из старинной гравюры, которых я за свою жизнь кукольного мастера видела тысячи. Мой взгляд сразу заметил, что ткань явно не фабричная, и даже пряжа, из которой вязали платок грубая, как с прабабкиной прялки.

Я, забывшись, даже потянулась потрогать швы на её необычном корсете, но вовремя спохватилась.

— Здравствуйте, — немного запинаясь то ли от холода, то ли от смущения, поздоровалась я.

— Ох, ты ж, матушки святые, — ахнула она, поднося руку к груди. — Да ты ж вся мокрая насквозь! Заходи же скорее, чего стоишь?

Не дожидаясь моего согласия, она потянула меня внутрь и тут же отняла с меня мокрую штору.

— Что это ты, дитя, с тряпьём по такому ненастью таскаешься? Простудишься же! Да ещё и в исподнем! — ахнула она, рассмотрев мою одежду.

Я тоже опустила взгляд на прилипшие к телу лёгкую юбку чуть ниже колен и простую белую футболку.

Я только хлопала глазами, не успевая ни задать вопросов, ни осмыслить происходящее. Но в доме было сухо, так что я не стала сопротивляться.

Было тепло и пахло хлебом, древесным дымом и сушёными травами. Справа пыхтела пузатая печь, на ней сушились тряпки и стоял горшок с чем-то пахнущим душистым. По центру стоял деревянный стол, неожиданно красивый, ровный, с резными ножками, но с потёртыми краями, вокруг три стула, деревянные, добротные, но на вид тоже изношенные. В углу стояла кровать с ворохом лоскутных одеял, а рядом полка с кривыми кружками и подсвечником. Под потолком висели связки лука и трав, покачиваясь от сквозняка.

Женщина ловко развесила мои шторы у печки, накинула мне на плечи грубую шерстяную шаль.

— Ну вот, другое дело. Садись, дитя, — она подтолкнула меня к табурету. — Сейчас я тебе сухого чего найду и горячего налью.

Я молча села. Жар от печи сначала показался враждебным, но я быстро пригрелась и разомлела. Всё казалось нереальным, будто я попала в чью-то старую сказку. Но шершавость шерсти на плечах, тепло огня и тяжесть усталости в теле были слишком настоящими, чтобы сомневаться — это не сон.

Женщина скрылась за маленькой дверью, что-то бормоча под нос, и вышла с ворохом серой одежды в руках.

— Так, — она осмотрела меня оценивающим взглядом. — Тощая ты, а детской одежды моей дочери не сохранилось. В этом ты утонешь, но они чистые и сухие, так что надевай.

Она положила одежду мне на колени и пошла суетиться у столика рядом с печью.

Я стала рассматривать вещи как музейные экспонаты. Комплект, который мне выдала хозяйка, мало чем отличался от того, что был на ней: всё из плотной, тяжёлой ткани, домотканое, грубое, серовато-коричневое. В других обстоятельствах я бы пищала от восторга, что мне в руки попали такие интересные вещи, ведь я столько лет для своих кукол делала миниатюрные имитации исторических костюмов. Сейчас же это меня скорее насторожило — слишком всё вокруг было странным и одновременно гармоничным. Я как-то раз с подругой была на исторической ролевке, даже сама готовила для неё наряд, но всё что сейчас меня окружало было слишком настоящим.

Я осторожно приподняла длинную холщовую рубаху. Ткань пахла золой и сушёными травами. Здесь же была грубая шерстяная юбка, чуть вытертая на подоле. И длинные шерстяные чулки. Надевать всё это нужно было, очевидно, послойно.

Я так замёрзла, что без стеснения сбросила с себя мокрую одежду и натянула странные вещи, которые приняла мне хозяйка.

— Спасибо вам большое, а то я, действительно, продрогла до самых косточек, — поспешила я отблагодарить.

Юбка была тяжёлой, а пояс неудобным. Но стоило мне натянуть рубаху и запахнуть кофту, как стало удивительно тепло.

— Я Алиса, — представилась я, кутаясь в странную одежду покрепче.

— А я — Агата, — женщина мне тепло, почти по-матерински улыбнулась и протянула колоритную глиняную кружку, похожую на те, что я как-то сделала на мастер-классе по керамике.

Попаданка познается в быту

Дорогие читатели, книга стартовала в рамках литмоба

#Попаданка_познаётся_в_быту

Волшебный мир теряет магию, и Бюро сохранения магии отправляет в него девушек из реальности — каждая уникальна и способна вернуть гармонию. Вот только попадание далеко не идеально: одной везёт с поддержкой, другая оказывается в чужих обстоятельствах и даже чужом теле против воли. Девушки обустраивают быт в новом мире, находят любовь, а у некоторых просыпается магия. Иногда их пути ненадолго пересекаются. Кто-то ищет причину исчезновения магии, а кто-то просто учится жить заново — в мире, где даже обычное рукоделие может стать волшебством.

Читайте 14 уютных историй о том, как попаданка познаётся в быту! Кстати, мир у нас один.

Расписание выхода наших книг:

15.07. «Цветочный код, или Попаданка для дознавателя»

Ольга (Ольга Михайлова)

17.07. «Попаданка-Песец, или Магия по-русски!»

Максимилиана Лэони

19.07. «Город сирот, или Попаданка детей не бросит»

Ния Рабин

21.07. «Волшебные свечи, или Попаданка по ошибке»

Лина Дорель

23.07. «Попаданка на болоте и маг (муж) на час»

Элина Амори

25.07. «Опасные булочки попаданки, или Лови Петюню»

Анна Крылатая

27.07. «Интрига для дракона»

София Дубовцева

29.07. «Из деревни с любовью, или История одной попаданки»

Евгения Валеева

31.07. «Ведьма поневоле и колдун на подхвате»

Джулия Ливингстон

02.08. «Сладкое исцеление для дракона. Кондитерская госпожи попаданки»

Галлея Сандер-Лин

04.08. «Магия красоты. Волшебные кисти попаданки»

Мира Гретли

06.08. «Волшебные шарики (для) Его Злодейшества»

Хелен Кейн

08.08. «Хозяйка травяной лавки. Целительница для дракона»

Мелиса Ригер

10.08. «Двойное замыкание. Магическая погрешность попаданки»

Наталья Игнатенко

Читать тут: https://litnet.com/shrt/PuCD

Глава 3. Немного правды и шепотка лжи

Проснулась я от холода. Казалось, что ледяной воздух пробирается сквозь одеяло и осторожно трогает кожу. Я открыла глаза и осмотрелась: низкий потолок, с чёрными балками, сквозь маленькое окошко едва пробивался серый рассвет. В ночной темноте я не могла рассмотреть комнату, теперь же видела, насколько та была крошечная: голые стены из светлого камня, в углу деревянный сундук и узкая кровать, на которой я спала.

За дверью уже поскрипывали половицы. Кто-то там, за перегородкой, ходил неспешно, с тихим шорохом.

Я не сразу решилась покинуть постель. Но холод гнал меня, и я, дрожа, натянула платье, шерстяные чулки, шаль на плечи.

Осторожно, почти на цыпочках, вышла в основную комнату.

Агата уже хлопотала у печи. Лицо её было розовым от жара огня, на щеках разлился румянец. Она двигалась с такой уверенной грацией, словно сама была частью дома.

— Садись ближе, — негромко сказала она, махнув рукой к столу.

Я послушно опустилась туда, поджав ноги, завёрнутые в шерсть, и с жадным любопытством смотрела на каждое её движение.

Агата ловко крошила хлеб, резала тонкими ломтями твёрдый сыр, наливала горячий настой из глиняного чайника. Она делала это будто бы нехотя, привычно, без суеты, но я не могла оторвать взгляда.

Мне казалось, что в каждом её жесте была тихая магия. В том, как она берёт нож уверенными, крепкими пальцами. В том, как движется её рука, срезая корочку хлеба. Даже то, как она медленно, с глухим стуком об дерево ставит кружки на стол, было для меня новым и странно завораживающим.

Агата улыбнулась, заметив мой взгляд.

— Ты, гляжу, всё разглядываешь, словно впервые в доме таком.

Я в ответ только улыбнулась, грея ладони о кружку с горячим напитком, от которого пахло мятой и сухими яблоками.

Для Агаты это был обычный день. Для меня — другой мир. Мир, где утро начиналось с тепла печи, скрипа половиц и неспешного завтрака. Мир, в котором всё было так просто и так удивительно.

Агата, усевшись напротив, поставила локти на стол и смерила меня взглядом.

— Ну, давай, девонька, рассказывай. Откуда такая? Не похожа ты на местных.

Она кивнула на мои тёмные, вьющиеся волосы, которые рассыпались по плечам и спине.

Я не могла сказать ей правду. Как объяснить, что я из мира, где всё другое? Где улицы выстланы камнем, огонь зажигается одним нажатием пальца, а ткани ткут машины, а не женщины за станком? Она бы решила, что я спятила, или, хуже того, ведьма. Хотя надо ещё выяснить, как здесь относятся ко всяким ведьмам или таким, как я, кого занесло сюда из других миров.

Я покосилась на корзину, где лежали странные предметы, которые Агата вчера назвала артефактами. Их наличие давало повод думать, что ведьм и колдунов в этих местах не сжигают.

Я выдохнула и, стараясь не выглядеть слишком подозрительно, начала историю, которую придумал ночью, лёжа в холодной чужой постели:

— Я на самом деле очень издалека, — осторожно подбирая слова, начала я. — Шла с обозом, вроде как…

— «Вроде как»? — Агата прищурилась. — Ты либо шла, либо нет.

— Шла, шла, — поспешно кивнула я. — С купцами, нанялась им помогать — шить, вязать, штопать. За это они меня и взяли с собой.

— Ну, здесь всё ясно, — хмыкнула Агата. — Бабы с нитками в обозах всегда в цене. Сыты, да и дело в руках. Так значит, ты мастерица?

— Да, у меня своя мастерская, несколько работниц… — улыбаясь ответила я, но опомнилась и грустно добавила, — Была мастерская. Извини, это словно в прошлой жизни было, а потом дорога с обозом.

— А дальше-то что?

Я вдохнула поглубже, стараясь скрыть страх быть раскрытой. Честно признаться, врать я никогда не умела.

— Дорога была долгая, грязь по колено. То дождь, то ветер. Обоз остановился на привал. Все бегали, суетились. Я, дурёха, полезла за водой да оступилась. С насыпи грохнулась, ну, и стукнулась головой.

— Ох, ты ж, — протянула Агата присвистнув. — Голова — дело тонкое. После удара иногда и у мужиков разум набекрень идёт, хотя у некоторых, мне кажется, там и до удара пусто было.

Я не удержалась и невольно хихикнула, но тут же спохватилась и продолжила:

— Очнулась, — начала я, да еле сдержалась, чтобы не ляпнуть про «гипс», — никого нет. Обоз ушёл, будто и не было его. И я толком ничего не помнила. Куда они шли, в какой город. Хожу теперь, как во сне. Я и про себя-то теперь не всё помню…

Агата нахмурилась, но не сердито, а скорее задумчиво.

— Бывает, — сказала она наконец, понизив голос. — У моего двоюродного брата такое было. Как лошадь лягнула, так он всю жизнь жену с козой путал. Глядел на неё и говорил: «Чего это коза в доме ходит?» А ведь трезвый был, не пьющий…

Я прыснула в кружку, пытаясь не рассмеяться в голос.

— Не, ты гляди веселей, — продолжила Агата, теперь уже с усмешкой. — Видать, тебя не сильно приложило, раз ты слова ровно складываешь. А память… Память -- дело хитрое. Может, как раз у тепла и покоя да в добром доме и вернётся.

Она подалась чуть ближе, разглядывая меня с новым интересом.

— Сказала, с кружевом и нитками дружна? Это хорошо. Наши бабы любят всякое рукоделие, а уж в холода, сама знаешь, нитки и пряжа — первая радость.

— Могу попробовать, — кивнула я, чуть краснея. — Руки вроде помнят лучше головы.

Агата вдруг довольно кивнула, как будто уже всё для себя решила.

— Вот и славно, — сказала она с хитринкой в голосе. — У меня, как видишь, дом пустой, муж уж несколько лет как на тот свет от меня ушёл, — грустно сказала она. — Сын в моряки подался, а дочку недавно замуж выдала. А ты пока живи у меня. Глядишь, и в голове прояснится. А знаешь, что, сейчас с тобой соберёмся и на службу в храм наш местный сходим, сегодня как раз праздник.

Я кивнула, но почему-то внутри зародилось беспокойство. Что-то во мне не хотело, чтобы я туда шла. Глупость, наверное. Или нет?

— Ты у богини-то возвращения памяти и попроси. Она рукастых девок любит. Поможет. Да, — самой себе за хорошую идею кивнула Агата и принялась завтракать.

Глава 4. Куда же меня занесло?

Собрались мы быстро. Вернее, меня собрали.

Я стояла посреди комнаты, пока Агата хлопотала вокруг, обматывая меня вещами на несколько размеров больше. Сначала она сунула мне в руки грубую рубаху, пропахшую печным дымом и засушенными травами. Я влезла в неё послушно. Ткань шершаво царапала кожу, но было тепло. Поверх была длинная тёмная юбка, тяжёлая, как покрывало, и плотный лиф, который она с усилием затянула, оставив с ощущением, будто меня упаковали в бочонок.

— Шевелись давай, а то всю службу проспишь, — пробурчала Агата, затягивая на мне передник. Белый, с неровными вышитыми завитками по краю.

Я стояла, как кукла, уже еле сгибаясь в этой броне из шерсти и льна, когда Агата накинула мне на плечи тяжёлую шаль. Шаль была тёплая, с красными и зелёными нитками, шероховатая, но пахла приятно, то ли полынью, то ли ладаном. Я хотела что-то сказать, но в это время Агата вытащила из сундука ещё одну деталь — жёсткий, словно деревянный, кафтан из овчины.

Она ловко накинула его мне на плечи и подтянула пояс.

— Тепло будет. Это главное, — сказала она, хитро косясь на меня.

Я чувствовала себя забавно, не то медвежонком, не то каким-то пупсом, которого наряжают для потехи. Особенно когда Агата подошла со смешным белым чепцом, на завязках, как из старых сказок.

— Ох, да ты мне прямо игрушка, — хмыкнула она, повязывая мне чепец, не щадя ушей. — Тощая, а теперь ещё и смешная.

Я посмотрела на неё, убеждаясь, что она нарядилась точно так же: тёмная юбка, белый передник, та же шаль, та же овчина, и тот же смешной чепец. Только на Агате всё это смотрелось правильно. Органично.

— Ну спасибо, — неожиданно даже для себя обиделась я, почувствовав, как щёки вспыхнули под всей этой толщей.

— Не обижайся, — фыркнула Агата, завязывая на мне ещё один платок поверх чепца — серый, с тёмной полосой по краю.

Я только покосилась на неё и пробормотала, пряча досаду:

— Пошли, пока я не передумала.

Но в душе всё равно думала, что выгляжу каким-то недоразумением.

Мы вышли затемно, когда осеннее небо только-только начинало светлеть. Воздух был резкий, морозный, пах дымом и мокрой землёй. Я сразу поёжилась, но Агата лишь засмеялась, укутывая мне поплотнее шаль и поправляя на голове чепец.

— Да ты принесла с собой первый снег! — Агата приобняла меня за плечи. — Не дрожи, девонька. До храма недалеко. Согреешься по дороге, — сказала она, взяла меня под руку и повела с крыльца.

Деревня была ещё наполовину сонной, но кое-где в окнах уже мигали огоньки свечей, да из труб клубами валил дым, густой, пряный, с запахом дров. На улице слышались шаги, двери скрипели, люди выходили из домов. На моё облегчение все были закутанные, кто в овчину, кто в грубые шерстяные плащи.

Идти приходилось осторожно. Дорога была скользкой, мокрый снег с ледяной коркой хрустел под ногами. Я то и дело спотыкалась о слишком длинную для меня юбку и чувствовала себя забавно. Словно это не я шлёпаю по деревенской грязи, а какая-то героиня сказки. Вот честно.

Но вокруг всё было по-настоящему. Люди здоровались, переговаривались, улыбались друг другу.

— Эх, вот весело-то, — улыбнулась Агата, подхватывая меня под руку, чтобы я не поскользнулась. — Народ у нас разный, да только праздники все любят. Служба — дело святое.

Мы подошли к храму. Это было простое каменное здание с очень высокой острой крышей, совсем не похоже не привычные мне церкви. Но над ним уже звонили колокола. И их звон был непривычен. Весёлый, бодрый, он приглашал всех на праздник.

Чем ближе мы подходили к храму, тем теснее становился народ. Люди толпились перед дверьми, но внутрь никто не спешил. Я озиралась, удивлённо глядя на это оживлённое столпотворение.

— Почему все стоят? — шепнула я Агате.

Та усмехнулась и кивнула на подъезжающий экипаж.

— Так, баронесса приехала.

Я невольно вытянула шею, разглядывая карету. Колёса шлёпали по мокрой земле, лошади фыркали, сбивая копытами грязный снег. Сначала вышел мужчина. Он сразу привлёк мой взгляд. Я именно такими представляла себе героев исторических романов: высокий, с выразительным мужественным лицом. Следом показалась изящная рука в тёплой перчатке, затем вышла баронесса. Это была высокая девушка, не старше меня, в меховой накидке, в богатом платье, с тонкими чертами лица.

Он подал баронессе руку, помогая сойти, и провёл её до самых дверей храма, после чего сам остался стоять на крыльце. Его широкие плечи и спокойная, уверенная осанка сразу притягивали взгляд. А я и смотрела, позволяя людям проходить мимо меня.

Агата подтолкнула меня в бок, и мы тоже двинулись к крыльцу. Я, старательно придерживая юбки, шагнула на первую ступень, как вдруг что-то мелькнуло высоко в небе.

Это была тень. Огромная, медленно скользящая над деревней. Я замерла и резко вскинула голову.

Высоко-высоко, где небо сливалось с утренним туманом, плыл чёрный дракон. Огромный, грациозный, с широко раскинутыми крыльями, он словно медленно скользил по воздуху, с ленивым достоинством короля, не замечающего мелких людишек внизу.

Я похолодела.

— Это что? — прошептала я, отступая, не в силах отвести взгляд.

Но ступеньки под ногами оказались предательски скользкими. Я пошатнулась, подалась назад и вдруг ощутила, как кто-то резко поймал меня, не давая упасть. Сильные руки, надёжные и тёплые, мгновенно обвили меня удерживая.

Я медленно обернулась и встретилась с глазами того самого кавалера, что был с баронессой. Его лицо было совсем близко. Строгие, резкие черты, чуть насмешливый взгляд, и голос такой низкий и глубокий.

— Это дракон, — произнёс он спокойно, глядя мне в глаза. — Наш принц. Раймар Каллерион Вирен

У меня перехватило дыхание.

— Дракон… Чёрт меня побери…, — выдохнула я, глядя вверх. Но тут же осознала, что всё ещё нахожусь в его руках, буквально прижатая к широкой груди. — Э… Меня уже можно отпустить, знаете ли.

Мужчина чуть вскинул бровь, но не спешил разжимать рук.

Глава 5. Кружево на чужих плечах

Служба шла своим чередом, люди слушали священника. Я же, честно сказать, не могла отказать себе в удовольствии разглядывать всё и всех.

В детстве я нередко ходила в церковь с бабушкой и ожидала увидеть что-то знакомое: тёплый золотистый свет свечей, мерцающие иконы, запах ладана, тонкий и сладковатый. Но здесь всё было другим.

Икон — никаких.

На стенах ни следа фресок и росписи.

Свечи — редкие, и те больше напоминали масляные лампы, тусклые, с лёгкими коптящими язычками. Они здесь явно не для молитв, а просто освещают большой, просторный зал.

Вместо алтаря на возвышении стояли статуи в виде двух фигур — мужчина и женщина. У их подножия стояли огромные кристаллы. Они мутно поблёскивали в полумраке, похожие на сердца, вынутые из недр скал.

Я не удержалась и, подтолкнув её плечом, тихо спросила у Агаты:

— А это кто такие вообще? Святые какие-то?

Но прежде чем она ответила, сбоку раздался негромкий, хрипловатый голос:

— Они самые. Те, что смотрят, — мужчина поднял к потолку указательный палец.

Я посмотрела на него внимательнее. Не высокий, но крепкий мужичек. Лицо обветренное, серьёзное, но с теплотой в глазах. Пшеничного цвета волосы, зачёсаны назад, отчего только сильнее были видны уже внушительные залысины. Он стоял прямо за Агатой, и, судя по выражению его лица, слушал службу куда внимательнее меня. Его взгляд скользнул между мной и Агатой с лёгкой, почти добродушной усмешкой.

— Осторожнее, девица, — негромко сказал он, явно больше для Агаты, чем для меня. — Тут любят тишину. Да и странная ты какая-то, — он перевёл любопытный взгляд на Агату. — Как это твоя гостья не знает про святых?

Агата бросила на него сердитый взгляд, но глаза её смягчились. Она быстро шепнула ему:

— Не болтай, Мирон.

Я опустила голову, но внутри всё кололо от любопытства. Как-то подозрительно Агата разрумянилась от его простых слов.

Люди стояли нестройной толпой, касаясь друг друга плечами, и только ближе к алтарю было посвободнее. Там я и разглядела среди прихожан знакомую фигуру баронессы. А рядом тот самый мужчина.

Я наклонилась к Агате, шёпотом спрашивая:

— А это кто с вашей баронессой? Ты знаешь?

Но вместо Агаты снова ответил её друг.

— Его Сиятельство, граф Эдриан Рейсс. — Он произнёс это с нарочитым уважением, но во взгляде блеснула ирония. — Ухаживает за нашей Луизой.

Агата вздохнула и, не оборачиваясь к нему, тихо пробормотала:

— Ты говоришь так, будто она тебе родня.

Он усмехнулся негромко, как будто этот разговор они вели не впервые, и ответил, лениво, но с почти ласковой теплотой:

— Кто же ещё о ней подумает, если не я? Я ещё её отцом был назначен старостой. Её батюшки давно нет, а она всё одна да одна…

— Ты лучше о сынке подумай, — усмехнулась Агата. — Вот уж кого точно давно женить пора…

Я перевела взгляд на парочку. Баронесса Луиза стояла перед священником, выпрямившись, как королева. А рядом — тот самый граф. Высокий, красивый.

Почему-то стало немного обидно. Глупо, конечно, но вдруг захотелось, чтобы он хоть на миг посмотрел на меня так, как смотрел на неё. Совсем чуть-чуть — чтобы заметил. Смешно. Я, даже в более понятные и спокойные времена, так не реагировала не малознакомых мужчин. Да и на знакомых тоже…

Я нахмурилась, отгоняя эти мысли прочь: тебе домой надо, а не о графьях всяких мечтать.

Тем временем в храме становилось жарко. Люди дышали как одна огромная печка. Я уже не выдержала и сбросила с себя тяжёлый кафтан, старательно удерживая его вместе с шерстяным платком. Агата покосилась, но ничего не сказала.

Баронесса тем временем легко сняла с себя пальто, отороченное мехом, оставшись в простой шерстяной шали. Но из-под неё выглянул высокий, кружевной воротник. Я, как заворожённая, уставилась на него.

Таких узоров я раньше не видела, а уж мне пришлось перелопатить множество исторических портретов и фотографий, сохранившихся кружев, чтобы подготовиться к новой коллекции. Я буквально видела, как он будет смотреться на платье одной из моих кукол…

И всё вокруг исчезло. Осталась только ткань, этот рисунок, и тянущее чувство под пальцами — прикоснуться.

Я осторожно, крадучись, прошла между прихожанами, игнорируя то, как Агата хватала меня за рукав. Ещё пара шагов, ещё чуть ближе… Я уже почти дышала в шею баронессы, рассматривая каждую петлю, каждый завиток.

И вот, когда открытый взору участок закончился, я совершенно автоматически протянула палец, чтобы чуть сдвинуть её шаль…

— Я бы на вашем месте этого не делал, — раздался у самого уха мягкий, глубокий шёпот.

Я вздрогнула, обернулась и едва не утонула в тёплых карих глазах графа Эдриана. Он смотрел на меня с лёгким прищуром и весёлыми искорками, явно развлекаясь.

Я резко выпрямилась и отступила на полшага, спрятав руки за спину, как школьница.

— А я ничего… — всё моё красноречие мигом куда-то испарилось, и я просто пробубнила, надеясь, что мои слова затеряются в речи священника, который уже поглядывал на нас, но не сбился.

— Ты что-то сказал, дорогой? — баронесса, похоже, тоже услышала и повернулась, чуть приподняв брови и бросив на Эдриана быстрый взгляд. Меня же своим вниманием, слава богу, не наградила.

— Ничего, Луиза, — мягко отозвался он, не сводя глаз с меня.

Я стояла, краснея, будто застигнутая на месте преступления, и вместо того, чтобы повернуться и уйти, смотрела, как граф чуть наклонился и что-то шепнул на ушко этой Луизе, как она улыбнулась, положив ладонь в перчатке на его грудь.

И снова мне захотелось оказаться на её месте…

Я тряхнула головой, сбрасывая с себя наваждение, и пошла к Агате, но сама так и не успокоилась, представляя, как вернусь домой, надену своё самое лучшее платье.

Вот только почему-то было обидно, что граф этого платья уже, возможно, никогда не увидит

Дорогие читатели!

Глава 6. Молитва чужим богам

Служба подошла к концу, и люди быстро высыпали во двор перед храмом. Я осталась внутри, но слышала весёлые разговоры и смех. Солнце успело показаться из-за леса и осветить небольшую площадь, заглядывало и узкие окна храма.

— А что, больше никто молиться не будет? — спросила я вполголоса, не отводя взгляда от пустеющего пространства.

Я ожидала, что люди останутся — выстроятся в длинную, терпеливую очередь к алтарю, статуям, каждая из которых ждала своей доли просьб.

— Совсем ничего не помнишь, — в очередной раз переспросила Агата, не скрывая беспокойства.

Я покачала головой.

Агата придвинулась ближе и, приглушив голос, объяснила:

— С простыми просьбами подходить не принято. Можно и дома в тишине богине о своих горестях и печалях поведать. А вот если уж что действительно серьёзное, то сюда приходит. Вот, — прошептала Агата и тихо повернула меня к алтарю. — Это Софа. У неё на днях ребёнок родился и очень уж слабенький. Всей деревней за него молимся.

Я посмотрела на заплаканную молодую женщину, и сердце сжалось от боли за неё.

Лицо её было совсем юным, измученным, заплаканным. Она молилась едва слышно, сжав платок в побелевших пальцах.

— Так может и мне дома тоже попросить? — неуверенно спросила я. В одно мгновение моя странная беда показалась такой незначительно. Я же целая и невредимая.

— Не глупи! Ты забыла даже про богов! Тебе точно сюда, — ещё чуточку подтолкнула меня Агата и вышла к ожидавшему её за дверьми старосте.

Я замерла, ожидая, когда Софа закончит, и внимательно смотрела, что она делает. Что-то мне подсказывало, что я и помолиться могу не так, как принято.

Софа стояла на коленях в ногах у женской статуи и что-то шептала, смотря на кристалл. По другую сторону алтаря также на коленях стоял какой-то мужчину, но его не было видно. Наверное, это места для молитв специально так организовали, чтобы не смущать друг друга.

Софа вскоре закончила. Слёзы всё ещё блестели на щеках, когда она вытерла лицо платком и поднялась. Шаги её затихли у дверей.

Я же осмотрелась вокруг. Если честно хотелось пропустить ещё кого-то вперёд, но я осталась в большом зале одна. Поэтому вздохнула поглубже и осторожно опустилась на колени перед богиней. Почему-то я очень волновалась, словно статуя мне будет отвечать.

Передо мной возвышался кристалл. Он был огромен, почти прозрачный, с тонким внутренним свечением, заметным лишь вблизи. Я не сразу поняла, когда он начал мерцать, словно дышал в такт моему сердцебиению.

Я протянула руку, чтобы его коснуться, но вдруг кто-то схватил меня за запястье и остановил.

Медленно, не спеша, я подняла взгляд и встретилась глазами с человеком, которого не ожидала здесь увидеть.

— Их не принято трогать, — сказал Граф, и его голос гулко пронёсся по пустому залу храма.

— Меня тоже, — громче, чем ожидала, ответила я.

— Да, простите, — с улыбкой ответил он, поспешил убрать руку и вернулся на прежнее место по другую сторону алтаря.

И как же мне молиться, если этот человек остался так близко? Хотя я и до его появления не очень понимала, что делать. Поэтому решила начать с того, в чём точно не могла ошибиться. Закрыла глаза и проговорила про себя: «Пожалуйста, я знаю, что ты меня не знаешь, как и я тебя, но если ты можешь помочь, пожалуйста, верни меня домой. Мне здесь не место. Спасибо».

Я открыла глаза и уставилась на книгу, что лежала прямо передо мной. Я чуть склонилась вбок и подглядела, что по другую сторону лежала такая же.

Похоже, что молитвенник, решила я про себя и прежде чем открыть, отчего-то произнесла вслух:

— Интересно, а читать я умею?

Вдруг граф, что по-прежнему был по другую сторону алтаря, закашлялся, и успокоившись спросил:

— Как так вышло, что вы этого не знаете?

— А как так вышло, что граф подслушивает. Вас, не учили, что так делать нельзя, а Ваше Святейшество? — проговорила я, понимая, что это прозвучало как-то не так.

Он выглянул из-за статуи, изумлённо приподняв бровь.

— Превосходительство? — неловко предположила я, пытаясь угадать.

Он не ответил, явно пытаясь сдержать смех.

— Ваше Высочество? — сделала я ещё одну попытку, после которой глаза графа удивлённо расширились и он поднялся на ноги.

— Женщина, пожалуйста, остановитесь, — рассмеялся он. И подошёл ко мне, протягивая руку.

Я нерешительно вложила ладонь в его. Рука у него была тёплая, уверенная.

— И так. Ко мне принято обращаться: Его Сиятельство, граф Эдриан Лоуран Рейсс. А как звать вас?

— Алиса, — скорее пискнула, чем сказала я, чем добавила весёлых искорок в глаза графа.

— Просто Алиса? Ну что же. Если вы закончили, то позвольте, провожу к вашей семье.

Я поспешно высвободила руку, смутившись ещё сильнее.

— Спасибо, я справлюсь, — и бросилась к выходу.

Уже почти оказавшись на улице, я обернулась.

Граф стоял на том же месте и смотрел мне вслед. На его лице уже не было той лёгкой улыбки, он скорее выглядел задумчивым. Я хотела было снова отвернуться, но вдруг краем глаза заметила еле поблескивающую на солнечном свету нить, что тянулась между графом и кристаллом у ног мужской статуй.

Захотелось вернуться и встать между ними, разорвать это тонкую сияющую паутинку. Но я не решилась, повернулась и пошла искать Агату, ещё долго мысленно ругая себя на трусость.

Дорогие читатели!

Эта книга пишется в рамках литмоба и одного мира.

Поэтому спешу познакомить Вас с еще одной историей!

Глава 7. Клубок тёплых дел

Обратно домой мы с Агатой шли молча. У меня, если честно, было много вопросов, но вот моя обычно добродушная спутница шла, поджав губы, и буквально тащила меня под локоток. Мимо кареты с баронессой и графом, мимо своего разговорчивого друга, чем очень его удивила, мимо женщин, что явно хотели обменяться с ней парочкой слов.

Я шла, стараясь не запутаться в длинных юбках, не поскользнуться в грязи со снегом, и судорожно соображала, за что на меня может так сердиться Агата.

Хотя, честно признаться, поводов злиться я ей дала много…

Как только мы вошли, Агата прикрыла за нами дверь и, прислонившись к ней спиной, вдруг засмеялась. Я замерла, пискнула, растерянно моргнула, но не стала перебивать.

— Ну что за дурёхи? — выдохнула она сквозь смех, вытирая ладонью глаза. — Обе ведь хороши. Ладно ты, головой стукнутая, — я, услышав это, хотела было возмутиться, но поджала губы, вспомнив, что сама же и придумала эту легенду. — А я то, о чём думала, притащив тебя на потеху такой толпе? Видела ж ещё дома, что ты странная.

— Очень странная, да?

Агата кивнула, проходя мимо меня. Она снимала с себя верхнюю одежду, посмеиваясь.

— Ну вот кто тебя дёрнул к Баронессе за шиворот лезть, а? — спросила Агата, вешая кафтан на гвоздь у двери.

— Так у неё такой воротник кружевной красивый. Узор вроде простой, а я такого не видела, — начала я, пытаясь в деталях вспомнить его плетение. Даже прикрыла глаза и попыталась пальцами в воздухе прорисовать его. — У меня руки чешутся его повторить, прям терпеть сил нет, — с виноватой улыбкой закончила я.

— А с графом? — спросила она, снимая кафтан уже с меня.

— А что с графом? — переспросила я, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

— Ой, точно дурная, — усмехнулась она, всматриваясь в моё лицо. — С благородными вот так общаться — себе дороже. Запомни это, пожалуйста.

Агата раздевала меня и по-доброму выговаривала, как ребёнка. А я и впрямь чувствовала себя ребёнком, которому стыдно, но приятно, что о нём заботятся.

Вдруг хлопнула дверь, резко, на весь дом. Звук отдался гулко по печным заслонкам, и где-то под потолком вздрогнула чёрная сковородка, висевшая на крюке. Я взвизгнула и обернулась.

В проёме стояли две женщины — одна высокая и худая, вторая низенькая и полноватая, запыхавшиеся, румяные, в сбившихся с головы платках, с корзинками и сердитым блеском в глазах.

— Вы чего? — тихо ахнула, придя в себя Агата, медленно заводя меня себе за спину.

— Это ты «чего» мимо нас пробежала, даже не поздоровалась. Думала, мы обидимся и не придём? — длинная выговорила, уперев свободную руку в бок, и при каждом слове кивала. Да так сильно, что я побоялась, клюнет нас длинным, как и она сама, носом.

— Показывай, кого ты от нас решила прятать, — вторая бесцеремонно потянула ко мне руку.

Я восхитилась её наглостью, но что было сил шлёпнула по пухлой ладошке, ибо нечего тут руки распускать.

— Иш-ты, — полненькая усмехнулась, поглаживая пальцы.

— А ну не драться, — Агата толкнула меня локтем. — А вы входите, раз припёрлись. Это — Клара, — она указала рукой на высокую. — Это — Нола. А это, знакомьтесь, Алиса. Моя гостья.

Женщины послушно вошли, закрыв за собой, и стали раздеваться, ворча себе под нос:

— И ничего не припёрлись, мы ж всегда у тебя собираемся…

Я тоже тихо раздевалась в сторонке. Сняла с себя тёплую шаль, с облегчением стащила с ног шерстяные чулки. Я понимала, что без них и дома будет холодно, но ноги так чесались, что пришлось выбрать меньшее из зол.

При всём при этом посматривала на незнакомок, а они не сводили глаз с меня.

— Это что? — Нина замерла, уставившись на мою красную штору, что всё ещё висела на верёвках у печи.

— Это я уже убираю, — Агата поспешила собрать моё винтажное богатство в комочек и закинула за печь.

Я не смогла остаться в стороне, когда на моих глазах с моими же вещами творили такое кощунство.

— Осторожнее, это же винтажный бархат.

— Бархат… — прошептали обе гостьи, протягивая руки, чтобы потрогать. Но я уже успела всё аккуратно сложить и спрятать в пакет.

Когда Агата растолкала подруг, я села на низкой скамеечке у печи, поджав ноги и укрыв их подолом шерстяной юбки. От неё шёл едва уловимый запах овечьей шерсти, что понятно, и хвои. Я принюхалась и осмотрелась по сторонам. Рядом нашлась связка еловых веточек, что висела на стене, греясь о тёплые кирпичи.

Женщины, между тем, достали своё вязание и расселись у окна.

Агата вязала быстро, почти сердито, будто шерсть была в чём-то перед ней виновата. Рядом Клара с серьёзным лицом, аккуратно наматывала нить на палец, словно читала молитву. Нола же, наоборот, всё время отвлекалась: то смеялась, то поправляла чепец, то угощала всех сушёной грушей из кармана. И всё то и дело поглядывали на меня.

Любопытство быстро заставило меня выбраться из своего укромного уголка. Я тихо перебралась к ним поближе. Уж больно было интересно, что именно они вяжут.

Женщины сидели вокруг большого стола, на котором стояла пузатая жестяная банка с иголками, пара чашек с недопитым чаем и корзина с пряжей. Сквозь запотевшие окна струился бледный, рассеянный свет.

Спицы в руках у женщин двигались слаженно, почти беззвучно. Они щёлкали и скользили, будто улавливая старинную, невидимую музыку. Из пряжи возникали варежки, носки, шерстяной платок: серые, практичные, добротные.

— Вы, как будто, всё это для одного набора делаете, — предположила я вслух.

— Ну да, — пожав плечами, ответила Агата. — На продажу тихими зимними долгими днями мастерим. Вместе-то и веселее, и сподручнее.

— А у вас найдутся спицы для меня? — тихо спросила я.

Женщины замерли и положили свои вязания на колени, поворачиваясь ко мне.

— А то и правда, — вскинула Агата руками и, многозначительно выпучив на меня глаза, продолжила. — Тебе же нужно ещё сделать подношение, чтобы боги прислушались к твоей молитве.

Глава 8. Сердце, шерсть и тайна

Я проснулась не от шума, а от тишины. За крошечным оконцем был серовато-голубой свет зимнего утра. Он мягко скользил по стенам, выцарапанным временем, и цеплялся за каждую щель между каменной кладкой стен.

Это было уже третье утро здесь, в этом странном, чужом мире. И в третий раз я просыпалась с одной и той же надеждой, что открою глаза и увижу потолок бабушкиной комнаты, её вязанные коврики и запах корицы с кухни. Но каждый раз вместо этого была узкая кровать с жёстким матрасом, потолок, затянутый паутиной трещин, и тишина, прерываемая лишь пощёлкиванием дров за стенкой.

Я ещё немного полежала, сжимая пальцами шероховатую ткань покрывала.

Потом, сделав над собой усилие, я села. Пальцы ног нащупали холодные доски пола. Тело неохотно приняло вертикальное положение, словно само не верило, что придётся снова начинать день не дома. Но сердце, как бы странно это ни звучало, билось уже с новой надеждой.

Я вспомнила.

На стуле, аккуратно сложенное с вечера, лежало детское одеяльце. Моё первое настоящее дело в этом мире. Тонкое, с мелким узором из веточек. Вязала я его с упрямством, от которого ломили пальцы, и с такой верой, что даже Агата в какой-то момент перестала отпускать колкости.

Сегодня я смогу его отдать Софе и её малышу.

И, может быть, тогда моя молитва будет услышана. Я не знала, как это работает здесь, у этих деревенских богов, но что-то внутри подсказывало: дело — это должно быть даже сильнее слов.

Я натянула на себя уже ненавистные шерстяные чулки, тёплую тяжёлую юбку, перекинула на плечи шаль, пахнущую дымом печи и хлебом, и тихо приоткрыла дверь.

В большой комнате, где пахло сушёными травами, Агата уже хлопотала у печи, её спина чуть согнута, а движения быстры и уверены. На ней был тот же фартук, что вчера, только завязанный по-новому. Что-то булькало в котелке и пахло сладковато.

Она обернулась.

— А вот и наша чужачка, — проворчала почти беззлобно. — Спала крепко?

— Да, — кивнула я, улыбнувшись. — Скажи, пожалуйста, а где живёт Софа. Я хочу поскорее отнести ей подарок.

Агата вытерла о передник руки, посмотрела на одеяльце, что тихо лежало на стуле возле окна, затем снова вытерла руки и только после этого взяла его. Она медленно провела по нему натруженной ладонью и осторожным движением расстелила на столе.

Но не успела ничего сказать, как лицо её вдруг как-то странно посерело. Руки, державшие одеяльце, чуть дрогнули. Оно съехало на край стола. Я успела подумать, что ей стало скучно или, может, она что-то вспомнила, но затем она согнулась.

— Агата? — позвала я.

Она прижала ладонь к груди резким, почти злым движением, будто сердце вдруг стало горячим угольком. Губы её разом стали белее, чем пряжа в моём мешке.

Она не упала, просто присела на край лавки. Одеяльце соскользнуло на пол. Я смотрела на крохотное одеяльце на старом деревенском полу и женщину, прячущую боль в уголке губ, чтобы не испугать меня.

Опомнившись, я бросилась к ней.

— Агата! Что с тобой?

— Тихо, тихо, девочка, — прошептала она, когда я схватила её за плечи. Агата медленно подняла голову, и я увидела, как её лицо вновь наливается красками. Её губы дрогнули в попытке улыбки. — Это не впервой. Не суетись ты так.

Я опустилась на колени рядом, сердце колотилось, словно пугливая птица в клетке.

— У тебя же сердце… ты едва не упала…

— Ах, ну, это теперь у нас всех так, — она отмахнулась вяло, как от назойливой мухи, и, пересилив себя, выпрямилась. — В деревне, что ни день, кто с головной болью, кто с лихорадкой, кто с этим вот, — кивнула в сторону груди. — Так что не пугайся. Просто старое оно, сердце моё. Прихватывает, да в себя приходит.

Она тяжело дышала, но в глазах уже плескалась та самая упрямая ясность, которой она глядела утром на выстиранные простыни и недовязанные рукавицы. Склонилась и подняла с пола одеяльце, так аккуратно, бережно, будто извинялась перед ним.

— Алиса, милая, ты ж не плачь. Всё хорошо. У нас тут кто живёт, тот и болеет.

— Так что не уедешь? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал мягко, почти шёпотом, будто громкие слова могли снова вернуть только что утихший приступ.

Агата криво усмехнулась, удобнее уселась на скамью, придерживая ладонью бок.

— А куда мне? — переспросила, будто сама себе.

— У тебя же дочка в городе? К ней, — предложила я неуверенно.

Агата молчала с полуминуты. Потом покачала головой, будто отвечала на невидимые уговоры.

— Так их самих-то полный дом, — она махнула рукой. — Куда мне ещё. Там каждый угол на счету. Да и… — она опустила глаза, — я у них буду гостья, а не хозяйка. А я не умею быть гостьей, понимаешь?

Я кивнула. Понимала слишком хорошо.

— Нет, — продолжила она, разглядывая пламя в печке. — Я своё тут отживу. Тут всё — мои стены, мои подушки, мои утренние сквозняки. Даже если сердце шалит, лучше уж оно тут шалит, под вязаным одеялом и среди своих чашек.

Агата снова перевела взгляд на разложенное на коленях одеяльце. Её пальцы бережно поглаживали край, будто боялись смять узор.

— Я такую красоту в жизни не видела, — прошептала она мечтательно. — Алиса, а ты научишь меня этому узору? Я у Софы шерсти прикупила, хочу подарок дочке связать. Она у меня тоже на сносях. Первенца ждёт. Как было бы хорошо и её малышу такое сотворить…

Я чуть заметно улыбнулась, но в груди сжалось.

— Хочешь, я сама ей свяжу? — предложила я тихо, стараясь, чтобы голос не выдал той щемящей жалости, что закралась под рёбра.

Агата вскинула голову и с неожиданным упрямством покачала ею:

— Нет. Ты научи. Я сама. Своими руками хочу. Чтобы нитка от сердца, не от чужой доброты.

Я подошла ближе, встала рядом, осторожно коснулась её натруженных рук.

— Конечно, научу. И одеяльце свяжешь, и пинетки, и чепчик, и всё, что захочешь.

Но внутри у меня всё перевернулось. Было что-то в голосе Агаты не про надежду, а про прощание. Словно она торопилась успеть, а вязание — это последнее письмо, которое она спешит отправить в жизни, прежде чем уйти.

Глава 9. Маленькие дары

Я оставила Агату хлопотать по дому. Хотела уложить её в постель, напоить тёплым ромашковым чаем, укутать пледом и закрыть ставни от сквозняков. Но она только махнула рукой, гневно вскинув брови:

— Безделье сердце ест хуже любого недуга!

После этого она с неожиданной бодростью принялась перетаскивать поленья к печке и даже порывалась проводить меня до дома Софы, как будто забыв, у кого из нас только что чуть не остановилось сердце.

Тут уж я встала насмерть.

— Агата, я не маленькая, — строго сказала я. — И не в лес иду, а к соседке через две улицы.

— Через три, — поправила она.

Я кивнула, храня уверенность, что всё поняла. Топографическим кретинизмом, слава небесам, никогда не страдала. Тем более, Агата объяснила дорогу очень обстоятельно, с упоминанием каждого куста, сарая и покосившегося забора.

Я благополучно прошла по деревне, одна улица, вторая и вот за поворотом показался дом Софы — большой, деревянный, с покатой крышей и широким крыльцом, тёмный от времени и дождей. По обе стороны тянулись хлевы и загоны. Коз было много: белые, серые, чёрные — теснились у ограды, ступали по мёрзлой траве, пахло мокрой шерстью и молоком.

Во дворе кипела работа. У ворот мужчина в рукавицах наливал воду в корыто. Чуть поодаль двое подростков тащили охапку сена, весело переговариваясь. У стены женщина перебирала развешанную шерсть — пышную, как облака. Она аккуратно перебирала её, бросая изредка взгляд на двор.

Мне не хотелось прерывать эту тишину, не хотелось вставать между ними и их делами. Я стояла у калитки, стараясь не дышать слишком громко, и в какой-то момент меня окликнули:

— Так чего ж на морозе стоишь? Заходи, — Женщина, которая только что перебирала шерсть, теперь стояла уперев руки в бока, и внимательно меня разглядывала. — Алиса, да?

Я кивнула, шагнула внутрь, и калитка скрипнула за спиной, будто впуская меня не только в дом, но и в этот тихий, незнакомый ритм чужой семьи.

— Я к Софе, — решительно объявила я, прижимая к груди одеяльце.

Женщина внимательно посмотрела на меня, на моё подношение и резко кивнув в сторону дома, снова принялась за работу, словно меня и не было во дворе.

Я поднялась на крыльцо, постучала и, не дождавшись, что мне откроют, сама толкнула дверь.

В доме было тихо, пахло хлебом, жиром и свежей шерстью.

Я, уже привыкшая к маленькому домику Агаты, удивилась просторной комнате с большой печью, длинным столом, и широкими скамьями вдоль стен.

Мне навстречу вышла женщина, совсем юная, едва старше меня, если и старше вовсе. На ней было простое платье, с заплатами на рукавах и запахнутой шерстяной шалью, как будто она всё время дрожала, даже в тепле. И действительно, плечи её подрагивали. От холода ли, от волнения, или от бессонной тревоги было не разобрать.

— Прости… я… — пробормотала она, вглядываясь в меня, явно пытаясь припомнить.

Я не сразу смогла ответить. Её вид будто на мгновение вышиб из меня воздух.

— Я принесла тебе… — Я протянула ей свёрток, в который аккуратно было завёрнуто одеяльце.

Софа взглянула на него, будто не веря, что он настоящий. Потом на меня. И губы её дрогнули.

— Это ему? — тихо спросила она охрипшим голосом.

Я кивнула. Про себя тихо радуясь, что не пришлось ей объяснять, зачем я пришла.

— Спасибо, — прошептала она и вдруг просто, неловко обняла меня одной рукой, тонкой, как лозинка.

Где-то в глубине дома скрипнула кроватка, и слабо заплакал младенец. Так тонко, жалобно, с трудом, как будто плакать тоже было больно. Софа вздрогнула всем телом, коротко извинилась и исчезла в темноте, оставив меня на пороге, с ощущением, будто я на секунду прикоснулась к самому хрупкому, что есть на этом свете.

Я хотела уже повернуться и уйти, как Софа меня окликнула из глубины дома:

— Подожди, не уходи, я скоро, — услышала я её тихий голос, да так и осталась стоять у двери, не решаясь уйти.

Не прошло и минуты, как она снова вышла ко мне с младенцем на руках.

— У меня для тебя тоже есть подношение, — она протянула мне большой моток тонкой светлой шерсти. — Я сама пряла и вижу, что в твоих руках моя работа заиграет всей своей красотой.

— Спасибо, — приняла я подарок, испугавшись, что отказываться попросту нельзя.

Да так и пошла обратно домой к Агате, рассматривая тонкую, мягкую шерсть. Сама я надеялась, что уже не успею из неё ничего сделать — вернусь домой. А вот Агате она точно пригодится. Из неё выйдет отличный набор для её будущего внука.

Я так погрузилась в мысли о том, что же можно будет связать, как не заметила, что свернула не туда.

Я остановилась, озадаченно глядя перед собой. Деревня осталась позади, а передо мной раскинулось поле: серое, пустое, покрытое редким инеем. На горизонте дымились леса, и казалось, что весь мир там, а здесь только я и ветер.

— Вот тебе и не заблужусь, — пробормотала я и туже затянула шерстяной колючий платок.

Я уже собиралась повернуть обратно, как вдруг услышала стук копыт.

Из-за холма, по размякшей, разбитой дороге, вынырнули двое всадников. Их силуэты сначала казались нарисованными на фоне бледного неба, но я сразу узнала граф Эдриана. А рядом с ним была баронесса. Она словно плыла рядом с ним, такая лёгкая, будто сотканная из тонких нитей и меха.

Они ехали медленно, переговариваясь о чём-то. Баронесса смеялась, звонко, непринуждённо, а граф склонялся к ней, улыбаясь в ответ.

Я застыла на краю поля. Они были так близко, что я могла различить снежинки, цепляющиеся за опушку её капюшона. И всё же они не увидели меня.

Или увидели, но не посчитали нужным заметить.

В груди что-то ёкнуло, так обидно и глупо.

Простая девчонка в крестьянском платке, стоя́щая по щиколотку в обледеневшей траве. Не героиня, не участница сцен, которые достойны масляного холста. Просто фон.

Я отвернулась, делая вид, что рассматриваю свои валенки.

Глупость.

Глава 10.  Волшебное кружево

На следующее утро я снова проснулась в холодной чужой постеле, и на следующее и еще неделю спустя, открыв глаза, когда за окном еще было темно, а дом уже начал пробуждаться, я заплакала.

Ну почему я решила, что молитва мне поможет вернуться домой? Сама себе напридумывала и поверила в эту спасительную ниточку. А теперь что? Где искать новую надежду на возвращение?

Я села и коснулась кончиками пальцев холодного пола, накинула на плечи теплую колючую шаль. Все эти движение за почти две недели в новом мире успели стать привычными.

Я вышла в общую комнату. Агаты не было. Ее постель бала застелена, огонь в печи тихо разгорался, заполняя дом теплом. Я выглянула в окно. Агата в утренних сумерках суетилась возле сарающки, в котором жила ее козочка.

Сегодня я не стала присаживаться на скамейку и следить за хлопотами хозяйки дома. Сколько можно быть гостьей? Похоже, мне пора привыкать жить в этом мире, занять в нем свое место. Так что начну с этого гостеприимного дома. Пора платить за приют хотя бы посильной помощью.

Я присела у очага, вглядываясь в языки пламени. На подставленную к огню треногу водрузила пузатый медный котелок с водой.

Овёс нашёлся в деревянной коробке под лавкой. Зерно было грубое, с примесью тёмных вкраплений. Я пересыпала горсть в миску, залила горячей водой, подмешала щепотку соли, добавила козьего масла и поставила обратно на огонь.

Пока каша булькала, отрезала от круглого вчерашнего каравая ломти, сложила их на деревянную доску, отрезала от головки козьего сыра несколько треугольников и выложила на глиняную тарелку, которую поставила поближе к огню, чтобы сыр чуть прогрелся.

Травы заварила в двух пузатых чашках, которые нашла на полке у печи. В полотняный мешочек ссыпала сушёную мяту, мелиссу, чабрец, бросила крошку сушёного яблока и на кончике ножа вязла мёд, засахарившийся, почти янтарный.

К тому моменту, как дверь заскрипела и в дом вошла Агата, отряхивая с плеч мокрый снег, воздух уже был наполнен запахом дыма, каши и трав. На столе, покрытом потёртой скатертью, стояли две чашки, деревянная тарелка с хлебом и сыром, и миска с кашей, ещё пышущая паром.

— Завтрак готов, — сказала я, даже не представляя, какую реакцию на мое самоуправство мне ждать.

Агата подняла брови, кивнула и, не говоря ни слова, села к столу.

Ели мы молча. Мне не хотелось готовить, и я была очень благодарна Агате, что та не стала спрашивать меня н о чем.

Но убрав со стола и перемыв в талой воду посуду, я достала из-за печи свой пакет, что так старательно берегла для выстави, на которую уже не смогу подготовить кукол. Эти вещи были последним, что осталось от прежней меня, от той жизни к которой я до боли хочу вернуться.

Я положила перед Агата на стол все, что у меня было: красные шторы, антикварные кружева и уже вскрытую упаковку тонкой пряжи, села на против нее и начала все раскладывать.

— Как ты думаешь, — начала я, перебирая кружево. — Как много можно будет выручить, если это продать?

Агата перевела взгляд с меня на мои пальцы, что задумчиво гладили старые ленты, воротнички.

— Много, — громко сглотнув ответила Агата.

— А как вы продаете свои вязанные наборы?

— Муж Софы и его отец возят на ярмарку. Лавкам отдают всё оптом, как придётся.

— Так можно сильно продешевить, — рассуждала я в слух. — Надо поехать самой. — Я посмотрела на свое платье, подвязанное и перетянутое, чтобы не спадало. — Только в таком виде меня и на порог самой простой лавки не пустят.

Я сложила кружева в пакет и расстелила на столе одну из бархатных штор.

— Агата, ты не против, если я перешью несколько платьев твоей дочери?

— Делай с ними что хочешь, — осторожно ответила она. — А ну ка расскажи, что ты задумала?

— Я хочу продать эти кружева, всё, что у меня осталось. Это богатство мне больше не нужно. А монеты нам лишними не будут. Но нужно выглядеть так, будто у меня нет нужды в деньгах. Иначе не получится.

Агата наклонилась, провела пальцем по ткани.

— В город попасть я тебе помогу. На Праздник Единения, что через несколько недель, я собираюсь к дочке, а ты поедешь со мной, — она внимательно посмотрела на меня с неуверенным прищуром. — А ты сумеешь себе сшить платье из этого?

Я провела ладонью по мягкому, бархатному полотну. Ткань под пальцами была тёплой, плотной, будто хранила в себе затаённую силу. Шить исторические костюмы я умела — в натуральную величину и в миниатюре. Фасон платья, в котором тогда стояла баронесса в храме, всё ещё жил в моей памяти до последнего изгиба.

— Смогу, — тихо ответила я. И голос уже не дрожал.

Тут без стука тихо отворилась дверь и на пороге появилась Клара. Она стояла, впуская в дом холодный вечер и снежинки, и словно завороженная смотрела на меня. Я не сразу заметила, но в руках она держала то самое одеяльце, что я вязала для малыша Софы.

Я, почувствовав не ладное поднялась из-за стола и тихо, боясь собственных слов спросила:

— Пожалуйста… — Я медленно встала. В горле стало сухо. — Только не говори, что Софиному малышу хуже.

Она моргнула, словно проснулась от наваждения, и, прикрыв за собой дверь, шагнула внутрь. Снег ещё мерцал в её ресницах. Румянец на щеках больше напоминал испуг, чем мороз.

— Нет, — прошептала Клара, покачав головой. — Они здоровы. Все… здоровы.

Она подошла ближе, не снимая верхней одежды, и вложила одеяльце мне в ладони. Её пальцы были холодными и дрожали.

— Они? — переспросила я растерянно, всматриваясь в её лицо. — Клара… кто они?

— Ребенку Софы стало лучше уже на следующий день, после того, как она стала его укрывать этим. — Она провела пальцем по узору, и кружево чуть дрогнуло от её прикосновения.— У ее соседки тоже маленький ребенок болен, и как только Софа поняла, что с ее малышом все в порядке, она решила проверить свою догадку и отдала одеяло ему. А затем и моей дочери.

За моей спиной послышался приглушённый выдох. Я обернулась. Агата, стояла с ладонями, сложенными у груди и смотрел на нас широко распахнутыми влажными от подступающих слез глазами.

Глава 11. Пока кристалл холоден

Спустя две недели я стояла посреди комнаты. За окном еще было темно, так что Агата, Клара и Нолла внимательно смотрели на меня, окруженную лучинами на высоких металических треногах. Пламя на их кончиках дышало ровно, но то и дело щёлкало, осыпая в воду редкую золу. Та шипела и медленно кружилась на поверхности, пока не оседала серой пылью.

Я же подозрительно поглядывала на ссыпающейся в миски с водой пепел. Уж больно пожароопасным на мой взгляд был такой способ освящения. Да и что путного можно было рассмотреть в этот слабом, подрагивающем свете.

Хотя, эти упорные женщины при таком свете умудряются вывязывать узоры, которым я их научила. Так что я послушно поворачивалась, показывая результат уже своей работы.

— Право слово, платье не хуже тех, что баронесса носит, — проговорила Нолла, поворачивая меня спиной и обратно. — Бархат прям заиграл так богато и благородно.

— Ой, — одернула ее Клара. — Будто он и до того, как стал платьем не был богатым. А вот как ты умудрилась из старого исподнего Мирры сделать такое аккуратное нижнее платье, я дивлюсь.

— Жалко не могу тоже посмотреть и оценить, — ответила я, поглаживая длинную красную юбку.

Я всё ещё не верила, что сшила это здесь. В этом доме, где нити пахли овцой, а большие ножницы натирали пальцы. Погладила кружева, которые я вывязывала самодельным деревянным крючком.

Благо от мужа Агаты остались инструменты, так что выстрогать крючок я смогла быстро.

— И я совсем не подумала, что это платье все равно будет спрятано под моим теплым, извини Агата, но поношенным кафтаном.

Женщины, что обычно болтали без умолку, печально замолчали, рассматривая меня.

— К Софе пойдем, — первой нарушила тишину Агата. — У нее есть приличное пальто из их шерсти, с воротничком. Тебе должно быть хорошо.

— Да, — закачала головой Нолла. — А я дам свои сапоги. Они тебе должны быть не сильно велики.

— Ну а шаль, — вступила Клара и подошла к столу, где лежали уже собранные в дорогу результаты нашего с ними совместного руда. — Накинешь эту. Как раз будет что сразу лавочниками показать.

Она взяла в руки тонкую кружевную шаль, которую я спицами вязала последние дни и накинула мне на плечи. Тонкая светлая, она мягкими складками легла по бархату.

— Да, так она точно себя продаст как надо, — улыбнулась я, поглаживая тонкий узор.

— А теперь переодевайся снова в простушку и пойдем в Храм, — засуетилась Агата, перекладывая все, что мы с ними навязали. — Сегодня еще много работы, так что все надо успеть.

Я послушно вернулась в свою комнатушку. Здесь принято каждую неделю ходить на службу. Что ж, пока не придумаю, как отсюда выбраться, буду вести себя прилежно и не отсвечивать.

Я еще раз посмотрела на бархатное платье, что уже аккуратно лежало на узкой кровати, и улыбнулась.

Не отсвечивать у меня не получается, это точно.

Уже завтра буду в этом наряде обходить лавки и заводить новые знакомства.

А что? У меня должно получиться. Смогла же сделать свою маленькую кукольную мастерскую, в которой работали я, да еще три помощницы, известной на всю страну. И тут смогу помочь этим замечательным женщинам продать результат своих трудов не за три копейки.

За размышлениями я не сразу заметила, как в окне мелькнуло что-то рыжее. Я замерла, стараясь понять, мне показалось или кто-то действительно заглянул?

Но вот в крошечное оконце снова заглянула уже знакомая бледная женщина с ярко рыжей челкой, что торчала во все стороны из под вычурной фетровой шляпки.

Она встретилась со мной взглядом, испугано моргнула несколько раз и пропала.

— А-ну стой! — прошептала я и бросилась из комнаты, позабыв, что за дверью меня ждут болтливые кумушки.

— Алиса, ты чего? — крикнула одна мне в спину.

— Ты куда это не одевшись? — почти поймала меня за рукав Агата, но я вырвалась и поспешила дальше.

Я уже отворила дверь и только в последний момент бросила первое, что пришло в голову.

— Я в туалет, сейчас вернусь.

Так торопилась, что выскочила во двор босая, в одних чулках, да в исподнем платье с накинутой на плечи шалью. На первый взгляд та женщина, что отправила меня в этот мир, уже испарилась. Двор, покрытый утренним сумраком, казалось был пуст. Я успела запаниковать, потому что за те секунды, что я бежала по дому, во мне успела укрепиться надежде. Но вот ее рыжая челка мелькнула за углом. Женщина выглядывала щурясь, и, рассмотрев меня, поманила рукой.

Я бежала по покрытой снегом земле, не замечая холода. Забежала за дом и сразу столкнулась нос к носу с рыжей.

— Ты! — прошипела я, схватила женщину за расстегнутое пальто и прижала к каменной стене.

В этот раз я была намерена держать ее крепко и добиться того, что она вернет меня домой.

— Алиса, я очень перед вами извиняюсь, — она взяла меня за руки и смотрела таким испуганным взглядом, что я невольно ослабила хватку. — Это моя ошибка, я должна была сюда отправить другую Хмурову Алису.

Я смотрела на нее, не веря своим ушам.

— Ты хочешь сказать, что ты по ошибке лишила меня привычной жизни и засунула в это средневековье?

— Да, простите, — тихо проговорила она, сильнее вжимаясь в стену.

— Простите? — рыкнула я. — Быстро возвращай меня обратно!

— Обязательно верну, — женщина вырвалась и отбежала на безопасное от меня расстояние. — Лет через семь точно смогу.

Я замерла, казалось даже сердце перестало биться. Семь лет? За это время вся моя так любовно выстроенная жизнь уже канет в небытие. За это время единственный близкий мне в том мире человек, моя бабушка…

Женщина, увидев мою панику, затараторила:

— Не беспокойтесь, я, кажется нашла способ, который возможно сработает, — она протянула мне подвеску в виде розового, будто застывшая капля рассвета, маленького кристалла. — Носите это всегда при себе. Той, с кем я вас перепутала, осталось не много. Скоро ее тела не станет в вашем мире, и я сознание перенесу сюда. Вот в этот момент мы можем попробовать вас кинуть обратно. Следите за ним. Чем кристалл теплее, тем ближе момент, когда можно будет возвращаться домой.

Часть 2. Глава 12. Спустя две недели. В городе

На следующий день мы выехали на рассвете, когда снег ещё лежал нетронутым, а воздух был свеж. Две телеги скрипели по укатанной дороге, будто разговаривали друг с другом на старом, деревянном языке. В первой ехали мы: Якоб — муж Софы, что уверенно держал вожжи, Агата, кутавшаяся в платок. Я же с прижатыми к груди руками вглядывалась в розовеющий горизонт.

Второй телегой управлял Софин свёкр, а рядом сидел, то и дело оборачиваясь, сын Агатиного старосты — молодой кузнец. Зачем этот ехал с нами в город, я так и не поняла.

Поля, замёрзшие ручьи, темнеющие перелески — всё медленно скользило мимо, будто мы плыли сквозь заснеженную гравюру.

А я почти не замечала этой зимней красоты. Всё внимание было сосредоточено на тонком кристалле, что лежал под рубахой у самого сердца. Я вновь и вновь прислушивалась к ощущениям, не стал ли он теплее. Но камень всё так же холодил кожу, и в этом ледяном прикосновении была радость: пока он холоден, моя бабушка, там, в нашем родном мире, жива.

В голове крутились несобранные мысли о том, что рассказала мне рыжая. Придёт день, и бабушка умрёт там и очнётся здесь, в этом мире. Неизвестно где, неизвестно в каком теле. Я не знала, пугаться мне этой надежды или держаться за неё. Бояться бабушкиной скорой смерти или радоваться за её второй шанс.

Вот с этими странными мыслями я коротала долгую, монотонную дорогу.

Город встретил нас затемно. Масляные фонари дрожали в морозной дымке, лошади шли осторожно по скользкой мостовой. Мы почти сразу, как въехали, свернули и остановились у небольшого домика с резными ставнями.

На крыльце мелькнула тень, дверь открылась, и в холодный лунный свет вышла молодая женщина с распущенной тёмной косой, укрывая шерстяной шалью большой выпирающий живот. Щёки румяные, а глаза точь-в-точь как у Агаты.

— Мам, ну наконец-то! — воскликнула она, уточкой спустившись по ступенькам. — Я уж думала, заночевать где-то решили!

Агата в ответ только развела руками, шагнула вперёд и крепко прижала дочь к себе.

— Дорога долгая, тяжёлая, — пробурчала она, целуя Миру в висок. — Не переживала бы, тебе нельзя.

Муж Софы, помогая мне спрыгнуть с телеги, хмыкнул:

— Ага, в другой раз будем голубей слать с новостями. Или баранов.

— Вот уж спасибо, — усмехнулась Мира и, наконец, перевела взгляд на меня. — А это у нас кто?

— Алиса, — кивнула я, поправляя на плечах замёрзшую шаль.

Рядом со мной заржала лошадь, я подпрыгнула и поспешила в сторону дома.

Мужчины после секундной тишины засмеялись мне в спину.

— Вот уж не думал, что встречу человека, который лошадей боится, — пробасил Якоб, поглаживая пегую кобылу по морде.

— Я не боюсь, а опасаюсь, — поправила я его, уже дожидаясь Агату с Мирой в двери.

— Заходите скорей, — тоже рассмеялась Мира, — у нас печь натоплена, чай на столе и пирог уже треснул от нетерпения. Замёрзли, небось, совсем.

— Мы поедем дальше, — Якоб уже выводил лошадь со двора. — Теснить вас не будем, остановимся по привычке, да и с утра много дел.

Проводив мужчин, Мира поднялась на крыльцо, распахнула дверь шире и пропустила в дом нас.

Когда мы вошли, дверь скрипнула протяжно, и в дом ворвался холод. Я едва успела стряхнуть снег с плеч, как тепло накрыло меня, и обволокло густым, тёплым воздухом, который пах сдобой, шерстью, варёными овощами и усталостью.

Внутри было тесно, но небедно. Низкие потолки, лавки, на которых лежали сложенные домотканые покрывала, у печи сушились варежки и шарфы. Старик сидел у окна, облокотившись на трость, смотрел на нас с недоверием, но не враждебно. Рядом, на высоком деревянном стуле, устроилась женщина с аккуратно забранными в платок седыми волосами. Она что-то вязала, почти не поднимая глаз.

В дальней части комнаты двое подростков, парень и девочка, пытались перетянуть что-то через балку, громко споря шёпотом. Увидев нас, оба стихли, вытянулись, переглянулись. Мужчина, сидевший у очага, встал, стряхивая с колен серую шерсть, подошёл к Агате и крепко обнял её.

— Вот вы и добрались, — с явным облегчением в голосе проговорил он и, отпустив Агата, приобнял Миру.

Та погладила его по плечу и, засмущавшись, глянула на меня.

— Это Алиса, — Агата представила меня уже всем. — Она живёт у меня, — на это Мира удивлённо посмотрела сначала на мать, потом обеспокоено на меня. — Она везёт своё и наше рукоделие на продажу. Обещает подороже пристроить.

— Ну что, а я Никас, — за всех ответил муж Миры и протянул мне руку. — Добро пожаловать в наш скромный дом.

Женщина улыбнулась мне, чуть смущённо. В ней не было ни городского лоска, ни напускной доброжелательности. Только усталость и теплота.

— Печка топлена, в каморке место есть, — показала она на закрытый угол комнаты, — Проходите, раздевайтесь.

Мы ужинали молча. На столе стояли простые, сытные блюда: пирог с капустой, суп с репой, хлеб с тёмной коркой и густой мёд на деревянной дощечке. Всё в глиняной посуде, неровной, потрескавшейся.

В доме становилось всё тише. Сквозь маленькие оконца, завешенные холстинами, просачивался бледный лунный свет.

Когда ужин закончился, никто не говорил, что пора спать. Всё было понятно без слов. Тихо встали, пододвинули лавки, разложили на полу соломенные тюфяки, накрыли их старыми одеялами.

Нам с Агатой постелили у печки.

Я переоделась за занавеской, натянула шерстяные носки и легла, укутавшись с головой. А потом какое-то время лежала, глядя в потолок, в темноту, и думала: так ли уж много нужно человеку, чтобы почувствовать, что он дома?

Так и заснула под тихий скрип досок, шепотки и сопение.

Я проснулась среди ночи, не сразу, медленно, с ощущением, что стало слишком свободно и холодно. Дом казался затаившимся зверем: щёлкала печь, от стены к стене перекатывался деревянный скрип.

Сон отполз, и я услышала голоса. Агата и Мира сидели у самой стены, ближе к входу. Я бы и не заметила, если б не их тихий шёпот.

Глава 13. Зимний город и кукольный свет

На следующее утро, сонная, но воодушевлённая предстоящим походом по лавкам, я стояла во дворе дома Миры, готовая к новому дню.

Из головы упорно прогоняла накатывающие воспоминания о ночном разговоре. Промучившись пол ночи, я себе пообещала обдумать их слова потом, а сейчас у меня много дел, которые кроме меня никто не сделает. Тем более что дальше слов они пока не заходили, поэтому переживать не о чём.

Погода словно знала о моих планах: серое небо нависло низко, пушистый снег лениво кружился, оседая на крышах, отчего настроение было почти новогоднее.

Я поправила Софино тёмно-серое пальто из тонкой шерсти. Шляпки, достойной уверенной в себе горожанки, нам раздобыть не удалось, так что я повязала на голову одну из наших шалей, тонкую, кремово-серую. Расправила бархатную юбку, немного сомневаясь, что она уместна для прогулки по городу. Но другого варианта у меня нет, так что придётся щеголять бархатом и кружевами.

Поправила на локте большую корзину с результатами нашего труда и кружевом, что я принесла из моего мира, и собралась было выходить со двора, как дорогу мне преградили.

— И куда это ты собралась? — спросил Якоб, насупив брови, глядя сверху вниз так, будто я ему дочь непутёвая.

— По делам, мне же нужно шали и кружево продать, — ответила я бодро и честно, перехватывая корзину повыше на локоть.

— В таком-то виде? — рядом возник во весь свой не малый рост кузнец Матей, скрестив руки.

— Именно в таком, — я, чтобы посмотреть в его лицо, забрала голову так, что платок чуть съехал с головы, высвободив локоны.

— Мы тебя так не отпустим, — почти хором сказали они, вставая плечо к плечу.

Я от неожиданности сделал шаг назад и замерла.

Мира с ними поговорила? Или Агата. Неужели решили перейти от шепотков по ночам к действиям? Утащат куда-нибудь в сарай, запрут до весны? Я уже почти представила, как буду вырезать ножом петлю в дощатой стене.

Ну уж нет! Сегодня, что бы эти двое не задумали, я выполню то, зачем пришла. Я внимательно посмотрела на них. И вдруг поняла, что на самом деле передо мной стоят и не мужики вовсе, а парни не старше моих двадцати трёх лет. Просто бородатые да суровые. И сразу стало так легко, что я быстро нашла слова им возразить.

— А мне всё равно, что вы там надумали и зачем решили меня остановить, но я опаздываю, — решительно отодвинула молодцов в разные стороны, благо они не стали сопротивляться. — Да и у вас много дел, Якоб, — я ткнула пальцем в его широкую грудь. — Шерсть продавать. Да и если у меня всё получится, то пол деревни будет у вас лучшую шерсть закупать. А ты, — я повернулась к кузнецу, вспоминая, как его зовут. — Матей, вообще не понимаю, чего с нами увязался.

— Так, отец отправил за тобой и Агатой присматривать, — как-то обижено пробубнил он.

— Так и присматривай за Агатой, — махнула я в сторону дома.

— Да что ей будется-то рядом с дочкой? А вот тебя в таком виде точно надо стеречь. Не отпустим одну!

— Так вы меня не останавливаете? — с прищуром спросила я.

Мужчины быстро покачали головой, пропуская меня со двора.

— Алиса, — максимально серьезно начал Яков, — не знаю, что уж ты там Софе сделала, бабы с нами не особо то делятся своими секретами, но она строго настрого мне наказала за тобой присматривать, да обратно вернуть.

Вернуть… Это слово после услышанного ночью разговора, большо резануло. Я даже зажмурилась и вздохнула, понимая, что вот так просто все это оставлять ну ни как нельзя.

Я всучила корзину с кружевным товаром кузнецу и пошла обратно в дом.

— Агата! — крикнула я еще вышагивая по двору.

Скрипнула дверь и Агата виновато выглянула.

— А ну пойдем, — Я взяла ее за руку и мы снова оказались в тепло маленького дома.

Нас встретили удивленные взгляды. Мира притихла, понимая, о чем может идти речь, а старики с любопытством уставились, в ожидании развития событий.

— Так, Агата, — начала я не очень до последнего не очень понимая, что именно буду говорить.

Мне было так обидно и горько на душе, что слова застревали в горле. Я совершенно одна в этом мире, только кристалл на сердце, как напоминание о том, что и дома меня уже никто не будет ждать, да эта женщина, что приняла, как родную. Я, несмотря на все услышанные ночью слова, не верила, что Агата желает мне зла. Пусть это и могло быть только моим глупым желанием, но я не готова потерять ее, пусть это и может стать большой ошибкой.

— Агата, — снова начала я. — Может быть мы в вами не правильно друг друга поняли. — Я взяла ее за руки, стараясь поддержать, а то уж больно дрожали ее губы. — Ты меня приютила и обогрела. Ты, если честно сейчас самый близкий человек в этом мире и я буду очень тебе признательно, если ты позволишь мне еще пожить с тобой.

На этих словах Агата облегченно вздохнула и хотела что-то сказаться, но я поспешно продолжила:

— И я буду очень признательна, если ты будешь со мной честна. Пожалуйста, если у тебя есть по поводу меня опасения, скажи прямо.

— Мы боимся, что ты останешься в городе.

— Мы? — переспросила я, переведя взгляд на Миру.

— Я и все, кому помогло твое одеяльце.

— Еще раз повторяю, что это просто глупое совпадение. Но поспешу вам успокоить, что я планирую вернуться обратно с тобой. У меня большие планы на все ваши руки. Очень надеюсь, что смогу сделать так, что ты и твои подружки сможете хорошо зарабатывать изготавливая то, чему я вас научила и еще научу. Поэтому, Агата. Возьми себя в руки и постарайся довериться мне так, как я доверилась тебе.

Агата кивнула, сдерживая слезы.

Я смотрела на нее, борясь с ощущением, что отчитала ребенка. Как так вышло, что мы с ней поменялись местами? Буквально вчера точно так же отчитывала меня она.

— Я пошла искать для нас с вами работу на долгие зимние вечера.

Я вышла из дома. Во дворе меня ждали Яков и Матей. Молодой кузнец так и держал перед собой на вытянутой руке корзинку с кружевами, словно, если прижмет ее к себе сам весь ими покроется.

Глава 14. Нити и монеты

Парнишка быстро привел меня в первой лавке.

Вывеска над дверью была покосившейся, буквы на ней выцвели, а стекло витрины казалось затуманенным не только от зимнего воздуха, но и от долгого равнодушия. За ним висели простые, добротные, но грубоватые вещи: тёплые юбки из плотной домотканой шерсти, суконные безрукавки, грубые плетёные пояса. Цвета все тёмные, землистые, без оттенков утончённости.

Я обвела лавку взглядом и сразу поняла, что моё тонкое, старинное кружево, купленное когда-то на блошином рынке, здесь сочтут баловством для богатых. За него не дадут и половины его цены, и будут правы в своей системе ценностей.

А вот вторая лавка оказалась именно тем, что было нужно.

Витрина была тесной, но аккуратной. Я засмотрелась на разложенные ткани: атлас, тонкий шёлк, плотный бархат.

Дверца легко подалась, и я шагнула внутрь. Половицы под ногами тихо заскрипели. От одного из столов доносился тонкий щелчок ножниц и шуршание ткани. По стенам расставлены катушки ниток, коробочки с пуговицами, на крючках висели готовые воротники. Всё было на своих местах, и всё говорило о том, что здесь умеют ценить работу рукой.

За столом стояла женщина лет под пятьдесят, с резким, но добрым лицом. Она подняла взгляд, когда я подошла.

— Добрый день, — спокойно сказала она. — Чем могу быть полезна?

Я отложила в сторону робкую вежливость и, чтобы узнать цену, сначала притворилась покупательницей. Я показала на один из белых воротничков, который лежал на мягком бархате под стеклом, и поинтересовалась:

— Сколько будет стоить такой воротник?

Она взяла изделие, поднесла к свету, провела по краю пальцем, и я увидела, как её лицо смягчилось. Она назвала цену, цифра, которая звучала значительно выше той, что я ожидала услышать в торговом ряду. В моём сердце сразу щёлкнуло: здесь ценят кружево.

Когда хозяйка вернула воротник на бархат, я позволила себе вздох облегчения. Цена подтвердила мою догадку: мои антикварные кружева могут действительно стоить хороших монет. Я выглядела спокойнее, чем чувствовала себя, и, положив ладонь на корзинку, тихо сказала:

— У меня есть нечто похожее. Я привезла его недавно и пожалуй, готова расстаться. — Голос мой был ровным, хотя внутри всё ещё бродило волнение.

Женщина не спеша, протянула мне руку. Её взгляд стал внимательнее.

— Покажите, — сказала она.

Я аккуратно вынула из пакета один моток — свернутый кусок тончайшего белого кружева. Прикоснувшись к нему, я почувствовала, как оно скользит между пальцами, едва слышно шуршит. Хозяйка расправила полотно, поднесла к свету и начала рассматривать узор.

— Ручная работа, — произнесла она наконец. — Очень тонкая. Откуда взяли-то?

Я нехотя сказала заранее заготовленную ложь:

— Достались в наследство.

— Я могу предложить вам… — начала она, заглянув в добротный сундук, — прямую покупку по рыночной цене, либо оставить на комиссию.

Я подумала о быстрых деньгах и о том, как хочется уже заплатить Агате за приют и купить материалы. Я хотела считать, считать сумму прямо сейчас.

— Сколько вы дадите сразу? — спросила я спокойно, стараясь выдать деловую решимость.

— За этот десять серебряных, и покадите что у вас есть еще.

Я присвистнула тихо про себя. Это больше, чем я надеялась.

Когда мы закончили с антикварном кружевом, я еще раз посмотрела все что продавалось в лавке, быстро отыскав воротнички, кружева на манжеты, которым я смогу научить моих кумушек.

— Если в следующий раз вам привезу работы такого качества, — осторожно спросила я, — возьмете?

Хозяйка улыбнулась и кивнула, явно понимая, что я еще не закончила.

— А еще я хочу предложить вам на реализацию шали, — начала я, но мастерица меня быстро перебила.

— Это я не возьму, сходите в лавку за углом, — стала она рекомендовать именно ту, мимо которой я уже проходила. — шерстяные шали пользуются спросом у них.

— Но вы, все же, посмотрите, — дождавшись, когда она закончит, я достала из корзинки кружевную шаль из самой тонкой шерсти, что может спрясть Софа, еще тоньше и искуснее, чем была на мне. — Мне кажется, что вашим клиенткам это должно понравиться.

— Это тоже наследство? — с лукавым прищуром спросила она.

— Нет, чтобы. Это делают мои мастерицы.

— Эту я беру, — хозяйка удивленно приподняла бровь и поспешила забрать у меня шаль, словно боялась, что я передумаю. За двадцать серебряных, — поспешила назвать цену. — И очень прошу, в следующий раз покажите ваши товары мне первой.

— Договорились.

На выходе я оглянулась на витрину: там, среди шелков и бархатов, моё тонкое кружево уже казалось уместным, как будто всегда было частью этой улицы.

Я оставила в этой лавке все, что мы сделали за прошлые недели. Не смога расстаться только с несколькими детским воротниками работы моих рук.

Я не верила тому, что мое кружево спасло детей, но что-то внутри меня тихо просило не расставаться с маленькими воротничками.

В лёгком морозном воздухе я пошла дальше с лёгкой корзиной и чуть более тяжёлым кошельком. А еще с мыслью, что у меня есть не только шанс выжить в этом мире, но и быть полезной.

Я шла вдоль улицы, прижимая к боку корзину и уклоняясь от проезжающих повозок, когда взгляд вдруг зацепился за витрину. Она была совсем крошечной — в низком доме, зажатом между сапожной мастерской и лавкой со свечами. За стеклом, припорошённым морозным узором, сидели куклы.

Я остановилась. Сначала просто посмотреть. Но, как часто бывало со мной и раньше, спустя миг уже толкнула дверь.

— Добрый день, — раздался из глубины помещения мягкий голос.

Из-за перегородки появилась высокая, худощавая женщина лет пятидесяти. Она вытирала руки о льняной передник.

— Вы присматриваете подарок?

— Не совсем, — призналась я, подходя ближе к прилавку. — Я просто не смогла пройти мимо.

Она доброжелательно улыбнулась.

— Многие так говорят. Но потом уходят с куклой в руках. Особенно если это была та самая кукла.

Глава 15.  Снежинки на воротнике

— Здравствуйте, милые дамы, — дружелюбно поздоровался Эдриан.

— Добрый день, — прошептала она, старательно приседая. Пальцы её в варежках крепко держали ладонь графа.

Она не смотрела на нас, восхищённо оглядываясь по сторонам. Её взгляд перебегал по полкам, от одной куклы к другой. Я видела, как малышке было физически сложно стоять на месте, а не броситься трогать каждую куклу. Я её прекрасно понимала.

— Вот ваша красавица, — услышала я из глубины лавки голос хозяйки.

Пока я любовалась малышкой, хозяйка успела скрыться за дверью, где, как я полагала, была её мастерская, и вынести большую коробку, украшенную бантом.

Малышка затаила дыхание. Казалось, даже снежинки на вороте её шубки перестали таять, боясь отвлечь внимание.

Я невольно улыбнулась. Она была так трогательна в своём ожидании, так искренне счастлива.

Именно в этот момент я подняла взгляд и снова встретилась глазами с Эдрианом.

Всё время, что я следила за реакцией девочки, он следил за моей и улыбался той самой тёплой улыбкой, которую я вспоминала странными вечерами в деревне. Я сразу почувствовала, как мои щёки налились огнём. От графа это тоже не утаилось, его улыбка стала чуть шире, а в глазах заблестели озорные искорки.

Ещё больше засмущавшись, я поспешила отвести взгляд и обратилась к Вирине.

— Что это там такое? — спросила я, подзадоривая притихшую девочку.

Вирина, проходя мимо меня, ненадолго остановилась, позволяя мне рассмотреть куклу, которая застенчиво выглядывала из широкой прорези коробки. Большая, длинной мне от кончиков пальцев до локтя, с гладкими фарфоровыми щёчками и маленькими стеклянными глазами. Я с трудом сдержалась, чтобы не коснуться её нежного наряда: бархатное голубое платьице, и белый расшитый цветочками воротник.

— А это, — низкий и густой голос графа мурашками коснулся моей кожи. — Подарок на день Единения для моей маленькой Зифиры.

Эдриан прошёл рядом почти коснувшись плечом, взял коробку и отдал девочке.

Она, словно боясь расплескать счастье, взяла её обеими руками и тут же прижала к себе.

— Она очень красивая, — тихо сказала я Вирине. — Я бы ей сделала маленький кружевной воротничок, — мечтательно добавила я, поздно спохватившись, что это не прилично, предлагать улучшения в чужую законченную работу.

Я испуганно посмотрела на неё, ожидая встретить оскорблённый взгляд. Но она в ответ на мои слова только хитро улыбалась.

— А сделай, — также тихо ответила она, скрестив руки на груди, словно бросая мне вызов. — Если сможешь сделать миниатюрные воротнички, я их у тебя куплю. Да, приноси всё, что можешь показать для кукольной одежды. Для меня, если честно каторга, одевать моих красавиц. — она протянула руки ладонями вверх. — Это создано не для мелких стежков, а для творческого создания лиц, рук и прочего.

Я кивнула, пряча свою радость, что смогу снова прикоснуться к созданию кукол, пусть пока и не моих собственных.

Я не могла больше смотреть в сторону и снова повернулась к Эдриану, ожидая, что граф смотрит на то, как малышка рассматривает подарок. Но он встретил меня прямым задумчивым взглядом.

Я замерла, стараясь по выражению его лица понять, узнал он меня или нет. Хотя и сама не знала, чего хочу больше: иметь шанс произвести новое первое впечатление, уже как вполне приличная горожанка, или чтобы он вспомнил нашу прошлую встречу, пусть я тогда и выглядела голодранкой в одежде с чужого плеча. Да ещё и несла всякие глупости.

— Хозяйка, а представите меня вашей гостье? — обратился он к Вирине, и та, заметно растерявшись, оглянулась на меня.

Я же, не понимая, как принято в такой ситуации действовать, поспешила ей на помощь.

— Алиса, — назвалась я, но вспомнив сцену в храме, быстро добавила, — Хмурова Алиса, — и тут же прикусила язык, понимая, что моя фамилия уж больно отличается от принятых здесь.

Но Граф не сильно удивился, лишь приподнял бровь и с ещё большей заинтересованностью спросил:

— Не припомню такой семьи в окру́ге. Вы нездешняя?

— Издалека, — мягко уклонилась я, стараясь держаться прямо, будто от выправки зависело, примет он меня за даму… или вновь за деревенскую оборванку.

Так хотелось показать себя с лучшей стороны, а не как в прошлый раз — дурочкой. Но кто же знает, как здесь принято себя вести нормальной, воспитанной женщине. В моём арсенале только информация из исторических книг и фильмов. Сделать реверанс? Вроде уже поздно.

Я чувствовала, что если останусь ещё хоть чуть-чуть, то сдамся. Скажу что-то неуместное или позволю себе поверить в невозможное.

Поэтому я не нашла ничего лучше, как просто уйти.

— До свидания, — обратилась я сразу ко всем и тихо-тихо, бочком мимо графа вышла за дверь.

Колокольчик насмешливо звякнул, а я, оказавшись на улице, поспешила полной грудью вдохнуть зимний холодный воздух.

Я шагнула вперёд, но всё же обернулась. Сквозь запотевшее стекло лавки я видела: Зифира открывала коробку, а Эдриан… Эдриан смотрел в мою сторону, будто знал, что я обернусь.

И снова улыбался. Совсем чуть-чуть.

Дорогие читатели!

Эта книга пишется в рамках литмоба и одного мира.

Поэтому спешу познакомить Вас с еще одной историей!

Мелиса Ригер

Хозяйка травяной лавки: Целительница для дракона

https://litnet.com/shrt/mi6h

Глава 17. Серебряная паутинка

У края мостовой, впряжённый в изящную тёмно-синюю коляску, стоял вороной жеребец. На его холке снег таял и стекал тонкими струйками, тёмная грива блестела влажным шёлком. Он мирно переступал с ноги на ногу, пока я не поравнялась с ним. В этот момент конь резко фыркнул, выпустив в морозный воздух облако тёплого пара, которое коснулось моего лица.

— Ой! — я отпрянула, прижав корзину к боку так, словно она могла защитить меня от полутонной массы мышц и копыт.

— Боишься? — прозвучал знакомый голос за спиной.

Я обернулась. Эдриан стоял, заслоняя мне пол-улицы. И когда только успел выйти. Я бросила быстрый взгляд на дверь кукольной мастерской, мыслено ругая колокольчик, который не удосужился меня предупредить своим звоном.

Эдриан чуть развернулся, вставая между мной и животным, за что я ему была очень благодарна. Сразу стало спокойнее на душе. Но я всё равно глянула ему через плечо, проверяя, не собирается ли конь ко мне подходить.

— Похоже, мы нашли того, кто вас пугает, — заметил он с лёгким смешком в голосе.

— Я просто не слишком дружу с лошадьми, — призналась я, надеясь, что мороз спрячет румянец. — Особенно с теми, что фыркают.

— Она, вероятно, хотела лишь поздороваться, — сказал он. — И, похоже, вы произвели на неё впечатление.

— Прекрасно, — вздохнула я. — Теперь я буду переживать, что обидела лошадь своим бегством.

— Давайте так, — он сделал шаг так, чтобы полностью перекрыть мне обзор лошади, — позвольте мне быть вашим щитом.

Я невольно улыбнулась, но ответить не успела. С противоположного конца улицы, пробираясь между возами, быстро шли Якоб и Матей. Снег скрипел под их тяжёлыми шагами. Они выглядели так, будто готовились в любую секунду вытаскивать меня из беды.

— Алиса, — Якоб подошёл первым, бросив на графа взгляд из-под нахмуренных бровей, — всё в порядке? Этот человек не мешает тебе пройти?

Матей встал чуть сбоку, перекрыв собой половину улицы, и спросил уже жёстче:

— Нужно проводить?

Эдриан, не меняя выражения лица, перевёл на них спокойный, чуть любопытный взгляд.

— Могу поинтересоваться, кто ваши спутники?

Сердце у меня кольнуло. Мы ведь никогда не обсуждали, кем я прикидываюсь в столице. Надо было придумать легенду. Хотя кто знал, что она может пригодиться. Лавочникам-то всё равно кто я да откуда.

— Деловой партнер, — уверенно сказал Якоб, кивнув на себя.

Вот же! — удивилась я тому, как быстро он нашёлся с ответом. Похоже, что Софа в своё время выбрала его в мужья не только из-за ширины плеч, да крепкого семейного дела.

— А я… сосед, — добавил Матей. Этот явно сказал первое, что пришло на ум, не сильно-то и задумываясь.

— Мы приехали торговать, — поспешил перенять инициативу на себя Якоб, явно опасаясь, что кузнец продолжит какой-нибудь глупостью.

— Торговать, — повторил тот, переводя взгляд с Якова на меня.

— Шерстью, — твёрдо сказал Якоб.

— И кружевом, — добавила я, чувствуя, как пальцы сильнее сжали ручку корзины.

Эдриан чуть приподнял бровь, его взгляд скользнул от одного к другому, потом вернулся ко мне.

— Необычное сочетание.

— Зато прибыльное, — быстро отозвался Якоб, не сумев скрыть блеск глаз от одного только упоминания из семейного дела.

— Ну почему же необычное? — здесь уж я принялась защищать своё дело, которое только начала. — Семья Якоба производят чудесную шерсть, его жена прядёт удивительно тонкую пряжу. А мои мастерицы из неё создают вот такие шали и кружева.

Я с больши́м удовольствием покрутилась перед графом, показывая шаль, что всё это время грела меня на зимнем морозце.

— Что же, — сказал граф, чуть склонив голову, — приятно видеть тех, кто умеет держаться вместе.

Мне показалось, он всё понял, но решил подыграть. И это почему-то взволновало сильнее, чем если бы он спросил в лоб.

Якоб и Матей переглянулись, решив, что можно оставить меня наедине с графом. Якоб коротко кивнул, а Матей, отступив в сторону, с шумом втянул морозный воздух и пробурчал что-то про дела на рынке. Их шаги удалялись по скрипучему снегу, пока не слились с гулом улицы.

Дверь кукольной мастерской отворилась, колокольчик звякнул, и на крыльцо вышла маленькая фигурка. В руках она держала большую коробку, перевязанную яркой малиновой лентой, которая в слабом зимнем свете казалась почти алой. Зифира, едва удерживая коробку, подошла к нам.

— Это твоя дочка? — спросила я, не удержавшись, и тут же прикусила губу, опасаясь, что вопрос слишком личный.

— Ох, нет, — звонко рассмеялась девочка, подняв на меня чистые, как первый снег, глаза. — Он мой дядя.

Эдриан лишь мягко улыбнулся.

И именно тогда я увидела её.

Тонкая, как паутинка, нить, тянущаяся от девочки прямо в сторону храма. Серебристая, едва уловимая, она дрожала в воздухе. Я обмерла, и сердце на мгновение пропустило удар. Едва я успела перевести взгляд, то заметила, такая же нить тянулась и от самого Эдриана.

Я посмотрела на всех прохожих вокруг, но никто больше не был связан с храмом. Что же отличает этих двоих?

Я не знала, что это значит. Но точно была уверена, что девочка рядом с ним сейчас уязвима, даже если сама не подозревает.

Я опустила взгляд в корзину, почти машинально нащупав мягкое кружево. Белоснежный воротничок с тонким узором цветов.

— Можно? — спросила я, протягивая кружево девочке.

Зифира замерла, с интересом глядя на подарок, а потом радостно кивнула. Я аккуратно развернула воротничок, накинула его поверх её светлого пальто и застегнула крошечную пуговку под подбородком.

И в тот миг нить исчезла. Не оборвалась, а просто растворилась в воздухе, будто её никогда и не было.

— Красиво… — выдохнула девочка, глядя на кружево.

— Благодарю, — тихо сказал Эдриан. В его голосе я услышала неуловимую тень задумчивости, будто он хотел спросить, зачем я это сделала, но передумал.

А я лишь улыбнулась, понимая, что не могу объяснить, зачем сделала этот подарок.

Глава 18. Свет и тень храма

— Алиса, а пойдёмте с нами в храм! — Зифира подняла голову от коробки с куклой так быстро, что малиновая лента взметнулась в воздухе. — Мы с мамой будем украшать его к празднику. Она уже нас ждёт. Там очень красиво!

Я растерялась. Храм — это то место, от которого мне хотелось бы держаться подальше. Я снова посмотрела на тонкую нить, что тянулась от Эдриана. При нашей первой встрече в деревенском храме она была значительно толще. Что-то изменилось в нём? Или дело в другом храме и другом кристалле?

— Не уверена… — начала я, старательно прислушиваясь к внутренней борьбе: спрятаться от потенциально опасного места или пойти и постараться что-нибудь разузнать.

— Почему нет? — мягко перебил Эдриан. — Это действительно сто́ит увидеть. Зимой храм особенно хорош.

— А там тепло? — спросила я, пытаясь найти повод отказаться.

— Для вас я готов обеспечить целый шерстяной плащ, — с едва заметной улыбкой ответил он.

Зифира захлопала в ладоши, даже не дождавшись моего согласия, и уверенно схватила меня за руку.

— Тогда пойдём скорее, а то витражи светятся только до полудня, а потом уже не так интересно!

Эдриан вежливо жестом пригласил меня идти рядом. И я, ещё не до конца поняв, как это вышло, уже шагала с ними в сторону храма, чувствуя, как от их присутствия мороз кажется не таким колким.

Храм величественно возвышался над площадью и ни в какое сравнение не шёл со скромным собратом из деревни. Его светлые стены срезали украшенные карнизы, а купол, усыпанный инеем, сиял, словно был отлит из серебра.

Эдриан шёл чуть впереди, ведя за руку Зифиру. Девочка подпрыгивала на каждом втором шаге. Я осторожно переступала след в след, стараясь не мешать и одновременно запоминать, как уверенно он держится, как мягко улыбается, когда девочка что-то спрашивает. Очень хотелось принести с собой обратно в маленький агатин дом как можно больше воспоминаний о нашей случайно встрече.

Внутри храм был залит светом. Зимний день, хоть и короткий, щедро отдавал свои лучи через высокие, узкие окна. Запах хвои и воска обволакивал, колокольный звон снаружи казался далёким, будто мир за стенами уже не ждал нас обратно.

У алтаря женщины закрепляли на венцах свечи. В центре зала стояли изваяния всё тех же местных божеств: мужчина и женщина. Изящные и более искусные, чем в деревенском храме. В ногах каждого стояло по высокому кристаллу, гладкому, с тонкими жилками внутри. Я подошла ближе, почти неосознанно, глядя, как свет преломляется в глубине. От каждого из кристаллов шла тонкая нить, и проследив за ними, я убедилась, что обе они сходятся на груди Эдриана.

— Красиво, правда? — рядом оказался седовласый священник. Я вздрогнула, услышав его голос, но быстро взяла себя в руки.

— Очень, — призналась я. — И нити от них тоже красивые. Кристаллы — это какие-то артефакты?

— Нити? — он прищурился. — Дитя моё, вы, должно быть, ошиблись. Кристаллы в храмах никогда не были артефактами. Они лишь символы, что отражают чистоту помыслов. Никакие нити от них идти не могут, — со снисходительной улыбкой добавил он.

Я кивнула. Значит, то, что я видела ненормально? Что же, впредь об этом лучше помалкивать.

Я сделала шаг назад, отступая в сторону колонны, но услышала, как кто-то тонко, радостно зовёт:

— Алиса!

Зифира бежала через зал, подол её пальто взлетал на каждом шаге. Мать, стоявшая у противоположной стены, обернулась, но девочка уже почти добралась до меня.

И вдруг я заметила, как вверху, у одной из гирлянд, крепление надломилось. Тяжёлый венок с еловыми ветвями и подсвечниками накренился.

— Осторожно! — крик вырвался раньше, чем я успела подумать. Я бросилась вперёд, успев закрыть Зифиру собой.

Тяжёлый венок ударил меня по спине, пронзив тело глухой волной боли. Мир качнулся, погас, и я упала на колени, зажмурившись от резкой темноты.

…Когда я открыла глаза, надо мной склонялись два лица.

— Всё в порядке, вы целы? — голос Эдриана был взволнованный и почему-то рассерженный.

— Думаю да, — я осторожно поднялась на локти, морщась от ноющей боли.

Мать Зифиры опустилась рядом, взяла мою руку в тёплые ладони.

— Вы спасли мою дочь. Я не знаю, как вас благодарить.

— Не стоит… — попыталась отмахнуться я, но сердце било так сильно, что слова давались с трудом.

— Я настаиваю, — твёрдо сказала она. — Завтра вы пойдёте с нами на бал в ратуше.

— Но я ведь просто горожанка, — пробормотала я, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

— Это несветский бал, — мягко улыбнулась она. — Мы проводим его для мастеров, ремесленников, предпринимателей. Вы будете почётной гостьей.

— Тем более, — добавил Эдриан, подхватывая меня за локоть и помогая встать, — что вы владелица мастерской, где создают такие вещи, как эта шаль и воротник.

Я попыталась возразить, но он чуть наклонился, и тёплое дыхание коснулось моего уха:

— А я прослежу, чтобы вам там было весело. Не отойду ни на шаг.

Я только кивнула, чувствуя, как в груди разливается странное тепло, совсем не похожее на жар от огня или смущение. А может, это и было оно чувство, от которого даже под сводами холодного храма становилось светлее.

Глава 19. Когда весь дом в курсе

Вернуться в дом Миры я спешила, как могла. Бежала, не оглядываясь на удивлённые взгляды прохожих, позабыв, что я старательно изображала уважаемую горожанку. Дыхание сбилось на морозном воздухе, горло жгло, и щёки горели.

К дому я подбегала в уже распахнутом пальто, а шаль держала в руке, боясь потерять. Казалось, что времени на сборы не осталось совсем. И только коснувшись рукой двери, прежде чем её распахнуть, я смогла замедлиться и подумать. А с чего это собственно я решила куда-то собираться? Совершенно неуместная я, на неуместный в моей ситуации бал, по приглашению ещё более неуместного шапочного знакомого?

Но при воспоминании об Эдриане сердце снова пустилось в пляс, напоминая, какой он очаровательный. Я зажмурилась, прогоняя так живо всплывший перед глазами образ.

Я пойду на этот бал, но не ради графа. А в поисках деловых знакомств. Да, это может быть полезным.

И полная решимости, я толкнула дверь.

Тепло дома сразу меня обволокло вместе с неожиданной тишиной.

Я прижалась спиной к закрытой двери, понимая, что на меня уставились все, кто был в доме: Агата с Мирой, её муж и племянники, пожилые родители, и на моё удивление Яков и кузнец. Последние, казалось, своим присутствием занимали половину дома, совсем не рассчитанного на такое количество людей.

— Говорю же, что с ней всё хорошо! — крикнул Яков, показывая на меня рукой.

И в этот момент все разом заговорили.

— Да как вы могли её там одну бросить! — Агата накинулась на Якова, явно продолжая прерванный разговор.

— Ты правда говорила с самим графом? — тихо подобралась ко мне племянница Миры.

— Так, именно, что с графом! — защищался Яков.

— Вот именно с графом! — гневно вернула ему Агата, уже направляясь ко мне. — Милая, — она взяла меня за замершие пальцы. — Не стоит тебе больше видеться с этим мужчиной. Ты же понимаешь, что благих намерений у него быть не может. Тем более, что он вроде как помолвлен с нашей Луизой.

— А он меня на бал в ратушу пригласил, — тихо ответила я, прекрасно понимая беспокойство Агаты. А от напоминания про помолвку Эдриана я и сама засомневалась, уместно ди будет мне появиться на балу в его сопровождении?

В доме снова воцарилась тишина. Я даже услышала, как кто-то говорит, проходя мимо по улице.

— В чём же ты пойдёшь, — первой нарушила молчание Мира, тихо оседая на скамейку. Она так придержала свой живот, что мне стало совестно за беспокойно, которое я принесла в её дом.

— Никуда она не пойдёт, — прошипела на дочь Агата. — Ты ведь ему отказала? — с прищуром обратилась она ко мне.

Я покачала головой.

— И правильно сделала, — вступился за меня Яков. — В ратуше много нужных людей будет. Я тебе парочку имён дам,— засуетился он, — и расскажу, о чём с ними договориться.

— Не надо ей туда, — пробасил кузнец. — Одна без сопровождения да в лапы благородного? Ты думаешь, на что её толкаешь? — почти с кулаками бросился он на товарища.

Все мужчины внимательно посмотрели на меня, да так, что я от их оценивающего взгляда всё покраснела.

— Надо тебя попроще, да посерее одеть, — Предложил Никас. — Так что не позарились.

Агата подозрительно стала прицениваться к одежде, что видела на крючках рядом с нами. Явно предложение зятя пришлось ей по душе.

— Стоп, — решилась я взять происходящее сумасшествие в свои руки и вышла на середину комнаты. — Я уже дала согласие, — сказала я Агате. — И Яков прав. Для наше с вами нового дела это будет очень полезна. Я постараюсь поговорить с нужными тебе людьми, но имей в виду, если у меня всё получится, то мы будет твоими покупателями. И не маленькими.

— Но граф, — начала было снова Агата, но я остановила её, погладив по плечу.

— Я не маленькая девочка, за которой нужен присмотр, и имею опыт общения с мужчинами, — от моих слов почему-то именно мужчины покрылись красными пятнами, но я продолжила. — От графа я ничего не жду, кроме вежливого сопровождения. Переодеваться я не собираясь. Это платье я столько дней шила как раз для такого случая. Но вот что делать с волосами, — я умоляюще посмотрела на Миру, в надежде, что она поможет с причёской. — Я понятия не имею, какие здесь сейчас приняты… и что можно сделать приличного с моей копной.

Пока все наперебой стали обсуждать мой внешний вид, пожилая свекровь Миры, что всё это время тихо сидела у окна, поднялась и, не поднимая ног, прошаркала ко мне, заглянула в корзинку, которая всё ещё висела на моем локте, и достала оттуда детские воротнички.

Вся семья замерла, наблюдая. А старушка тем временем усадила меня на стул у окна, достала из мириной шкатулки грубые металлические шпильки. Она долго возилась трясущимися пальцами. Но когда закончила, все смотрели на меня с восхищением. Одна только я терялась в догадках, что она какого могла на моей голове наворотить?

На на мою удачу в доме было маленькое зеркало, и Мира поспешила мне его подать. Я повертела головой, стараясь рассмотреть в мутном отражении.

Мои кудрявые волосы были собраны в простой не очень аккуратный пучок. Но удивило всех, естественно, не этом. Причёска была украшена скрученными из маленьких детских воротничков кружевными цветами. Я смотрела не них и не могла отогнать мысль: заметит ли их Эдриан или для него я буду просто ещё одной гостьей среди сотни лиц?

— Матушка, ты думаешь, что-то такое сейчас в моде? — спросила Мира, стараясь не задеть свекровь.

— Даже если и нет, то скоро могут стать, — задумчиво ответила я за старушку.

Глава 20. В ожидании музыки

Вечер настал слишком быстро. Одну меня не отпустили, так что к зданию городской ратуши проводили все те же Яков и Матей.

Мы уже подошли к зданию, и я во все глаза смотрела на дам, что прибыли на праздник. На мою удачу я увидела, как несколько из них здоровались с мужчинами, приняв их руки и чуть присев. Я успокоилась, понимая, что легко повторю такое приветствие и не придётся смущаться и краснеть.

— Запомнила имена? — в очередной раз окликнул Софин муж. Я кивнула. — Один высокий, как каланча, не просмотришь, и седой. Второй, у которого ткацкий цех, лысый и с длинными усами. Что нужно сделать? — переспросил он.

— Договориться о встрече на завтра, — как прилежная ученица ответила я, пытаясь спрятать замёрзшие ладони в узкие рукава пальто.

— Вот и хорошо, — Яков радостно предвкушал новые деловые знакомства, оттого шёл передо мной, почти припрыгивая, и разве что не посвистывал.

— Только держись с ними построже, — Матей басил мне в затылок. Я между ними чувствовала себя, словно шла не на бал, в тюрьму под конвоем. — Чтоб не подумали, что на свиданку зовёшь.

— Да пусть хоть на свиданку! — ответил за меня Яков, — Главное, чтобы пришли. А там уж я разберусь!

Матей явно собирался что-то ответить, но ту Яков резко остановился так, что я ойкнула, столкнувшись с его спину.

— Ваше Сиятельство, — поздоровался он, снимая с головы шапку.

Я замерла, не решаясь выглянуть из-за плеча, даже вцепилась замёрзшими пальцами в пальто Якова. Но тот, не замечая моей хватки, просто сделал шаг в сторону, и передо мной предстал Эдриан.

Он был без плаща. Тёмный камзол из плотной ткани подчёркивал фигуру и ширину плеч. Белоснежная рубашка едва выглядывала из-под расшитого серебром жилета, манжеты украшали узкие полоски кружева.

— Добрый вечер, — произнёс он, протягивая мне руку. Я перевела на неё взгляд и увидела большой серебряный перстень с гербом.

Снова подсмотрела в его лицо. Такое же приветливое и открытое, как и утром. Но теперь весь его облик просто кричал мне: сейчас я говорю с графом. Я сначала испугалась, но в следующее же мгновение поняла, что это даже хорошо. Не буду строить иллюзий, поддавшись на обаяние этого шикарного мужчины.

— Поздоровайся, — очень громко прошептал Яков, подталкивая меня в спину, да не рассчитал силы, так что я почти ввалилась в объятия Эдриана.

Он уверенно поддержал меня, и на миг я почувствовала, как его рука крепко обхватила талию, удерживая от падения.

— Кажется, я должен считать это самым необычным приветствием сегодняшнего вечера, — сказал он с лёгкой усмешкой.

Щёки мои вспыхнули, я торопливо отстранилась.

— Простите, это всё Яков… — прошептала я, стараясь не обругаться вслух, что и сейчас выставила себя в дурном свете. Хотела же поздороваться, как подобает приличной горожанке, но снова моя нелепая сущность вырвалась вперёд.

— Ах, так это была помощь вашего делового партнёра? — Эдриан перевёл взгляд на Якова, который уже готов был провалиться сквозь землю. — Смелая тактика. Но, возможно, в следующий раз сто́ит позволить даме само́й выбирать момент для объятий.

Яков пробубнил извинения, и она поспешили скрыться за спинами всё прибывающих гостей.

— Алиса, — Эдриан предложил мне локоть, чтобы проводить в здание. Я не без колебаний приняла его руку, волнуясь, что и здесь могу сделать что-то не так. — Вы уверены, что на этих мужчин можете положиться? — спросил он, смотря им вслед.

— О, поверьте, рядом с ними я спокойна, — ответила я, и, чуть подумав, тихо добавила, — А вот рядом с вами… не уверена.

Эдриан, услышав мои слова, слегка сбился с шагу, но быстро взял себя в руки.

— Для меня это слышать очень неожиданно.

— Да? — удивлённо переспросила я, прокручивая в голове каждое сказанное мной слово. Но нет, мысль я передала совершенно верно. — Эдриан, — мы вошли, и я остановилась, позволяя ему снять с моих плеч пальто. — Вы мужчина, граф и обладаете силой и властью. А я — никто. Просто мастерица. Это неровный вес. И оттого тревожно. — Он слушал внимательно, не сводя с меня глаз. — И да, рядом с деловым партнёром, чью жену я знаю, и соседом, которого отец отправил приглядеть за моей тётушкой, я чувствую себя спокойнее, чем рядом с вами.

Когда слуга забрал пальто, я вдруг почувствовала себя голой. И даже бархатное платье и кружева не прикрывали меня. Ведь я знала, что всё это фальшь: старые театральные шторы, перешитое Мирино платье, да нелепые цветы из детских воротничков — всё это больше обнажало меня.

Но я едва успела подумать, что не смогу затеряться в этом шуме, среди изысканно одетых людей, как Эдриан коснулся моей руки. Совсем легко, кончиками пальцев, будто он проверял, здесь ли я. И этого оказалось достаточно, чтобы сердце на мгновение перестало колотиться в тревоге.

— Я услышал вас, Алиса, — сказал он тихо. Вокруг гул голосов, смех, звон каблуков, но слова Эдриана прозвучали так ясно, будто мы были только одни. — И потому обещаю: этот вечер я оберегу вас от всех. Даже от самого себя.

Я подняла взгляд и встретила его глаза. В них было то, чего я не ждала: внимание, спокойствие и уважение. От этого стало ещё труднее дышать. Люди проходили мимо, смеялись, здоровались, а мы стояли в самом центре тишины.

Я боялась пошевелиться, боялась разрушить этот хрупкий миг, когда его слова защищали меня больше, чем стены ратуши.

Он чуть склонил голову, предлагая руку.

— Позвольте мне быть вашим проводником в этот вечер.

Я кивнула. Его ладонь оказалась тёплой и уверенной, и в тот же миг нас снова накрыл шум, свет, блеск люстр и музыка.

Глава 21. Под сводами ратуши

Мы вошли в зал.

Просторное помещение встретило нас светом десятков свечей и ламп, отражённых в высоких оконных стёклах. Потолок с деревянными балками был украшен еловыми ветками и яркими лентами. Пол был натёрт до блеска, и каблуки танцующих отстукивали ритм, сливаясь с музыкой небольшого оркестра у стены.

Я растерялась. Всё здесь казалось и простым, и величественным одновременно. Ратуша не блистала золочёной роскошью, но в стенах ощущалась сила города и единство тех, кто в нём живёт.

И именно в этот миг глашатай громко объявил:

— Его Сиятельство граф Эдриан Лоуран Рейсс со спутницей госпожой Алисой Хмуровой.

Все вокруг молча смотрели на нас, только музыканты продолжали играть, хотя я могла бы поклясться, что и они сбились с такта. Я тоже остановилась, не понимая, как так вышло, что я оказалась всеобщим центром внимания. От неожиданности мои щёки запылали, а пальцы нервно вцепились в рукав камзола Эдриана.

— Откуда они знают? — еле слышно спросила я.

— Я предупредил, кто будет моей спутницей, — Эдриан это произнёс как само собой разумеющееся.

Он успокаивающе коснулся моей ладони, что лежала на его уверено подставленном локте, и продолжил:

— Потерпи ещё немного, — шепнул он мне на ухо, чуть подталкивая вперёд. — Пройдём, чтобы все успели тебя рассмотреть, и я угощу тебя самым вкусным вином столицы.

— Я обещала Матею не пить, — ответила я, стараясь выглядеть, как можно непринуждённей, но внутри вся сжималась от взглядов, которые даже физически ощущала не себе.

— Матею? — переспросил Эдриан, с лёгким напряжением в голосе. — Это кто?

Он шёл сквозь расступающуюся толпу, не отводя от меня взгляда.

— Сосед, — улыбнулась я, кому-то в толпе, совершенно не понимая, куда смотреть мне. — Ты с ним сегодня встречался дважды. Большой такой, здоровый.

— Понятно, — протянул Эдриан, увлекая меня к расставленным в конце зала столам. — А второму, деловому партнёру ты тоже что-то обещала?

— Да! — Я остановилась, позабыв, что на нас смотрят. — Нужно найти высокого, седого и лысого, усатого, — по памяти, как стихотворение пробормотала я, оглядываясь по сторонам.

Эдриан тихо, с неожиданной нежностью рассмеялся отчего я перестала оглядываться по сторонам и посмотрела на него. Сейчас в свете множества свечей и так весело смеющийся, он выглядел таким юным, что на мгновение я засмотрелась и задумалась, а сколько же ему лет?

— Высокого, седого, лысого и усатого? — переспросил Эдриан, успокоившись. — Кажется, твои деловые планы куда серьёзнее, чем я ожидал.

Я смутилась, но тут же выпрямилась, стараясь придать себе уверенности:

— Конечно, серьёзнее. Раз уж я согласилась сюда прийти, то должна использовать шанс.

— Что же, — он чуть наклонился, его взгляд скользнул по моему лицу, и я почувствовала, как сердце замирает в груди, — тогда я помогу тебе их найти. Но с одним условием.

— С каким ещё? — насторожилась я.

— Сначала — один танец.

Я даже растерялась, не сразу нашла слова.

— Танец? Но я… — я осеклась, потому что объяснение «я не умею» звучало бы правдоподобно, но не было бы правдой. Танцевать я умела, но совершенно не представляла, как это делают здесь.

— Именно поэтому, — сказал Эдриан, легко подхватывая мою руку, — я обещаю вести так, что ни одна нога у тебя не оступится, — он сам решил, какой была причина моей неуверенности, а я не стала переубеждать.

Он улыбался так спокойно, что сопротивляться было бы почти глупо. Но всё равно в груди тревога и радость сцепились друг с другом, и я лишь кивнула, понимая, что отказаться уже не смогу.

Музыка зазвучала мягче, и Эдриан уверенно увёл меня к середине зала. Я успела подумать, что всё ещё могу отказаться, но его ладонь уже обхватила мою.

— Смотри только на меня, — тихо сказал он, когда мы остановились среди других пар. — Остальное неважно.

Я кивнула, но, сто́ит признаться, услышала слова чужие раньше, чем успела забыть его:

— Кто она такая? — донёсся чей-то женский шёпот справа.

— Говорят, что простая мастерица, — ответил другой голос, явно сдерживающий насмешку. — Идёт под руку с графом, будто родилась в бархатах.

Сердце у меня сжалось. Я почувствовала, что щёки предательски горят. Ноги стали ватными, и я едва не сбилась с такта.

Но Эдриан, чувствуя каждое моё движение, чуть сильнее притянул ближе, ведя шаг так уверенно, что я даже не заметила, как снова вошла в ритм.

— Слышишь? — прошептала я, боясь поднять глаза.

— Слышу, — его голос был низким и спокойным. — И потому мы станцуем так, что никто больше не осмелится усомниться в том, достойна ли ты быть здесь.

Он поднял руку, заставив меня закружиться, и смех вокруг словно стих. Я уловила чьи-то взгляды, но в них уже было не любопытство, а внимание, смешанное с лёгкой завистью.

Когда я снова оказалась в его руках, Эдриан наклонился совсем близко, так что только я могла услышать:

— Сегодня ты моя единственная спутница. Пусть они смотрят. Пусть знают.

Я сглотнула, пытаясь отдышаться, и впервые позволила себе не прятать улыбку.