Из дикого леса дикая тварь

Перед прочтением

1) Талана (она же Таль) — полуэльфийка из местечковой учено-магической элиты. Папа у нее служит суровым профессором в магуйном университете, мама (сволочь), хоть и бросила Таль с отцом, когда девочка была совсем маленькой, как известно, тоже преподаватель для юных волшебников у себя на родине. Дочь не получилась. Связалась в три годика с феями и до тех пор, пока не сбежала в леса, слышала Зов Леса.

2) Наставник Таль всегда являлся ей в зверином обличии. Чаще всего в форме орла. Общение у них шло за счет Разговора с животными, так что на обучение Талана была замотивирована. В гуманоидном обличии Талана наставника видела, более того, тесно с ним общалась, хоть и не связывала хорошо знакомого эльфа с не менее хорошо знакомым орлом, воспринимая как абсолютно разных личностей. Собственно, архидруида, который все тот же эльф и орел она тоже воспринимает отдельно.

3) Больше всего на свете Талана боится гусей. У нее детская травма. Когда Таль было три года, отец привез ее на все лето в деревню недалеко от моря, чтобы ребенок укреплял здоровье и не знал, что родители собираются развестись. Море Таль понравилось, гуси сперва тоже. Но когда жирная птица гоняет тебя по деревне, постоянно щипая, приятного в этом мало. В дальнейшем Таль пыталась справиться с этой фобией, но пока безуспешно. И да, о боязни гусей знает товарищ три-в-одном.

4) Фойна — куница Таланы, далеко не первая за годы жизни в лесу, но всех куниц всегда звали одинаково.

5) Дикая тварь Талана по той причине, что кучу лет ее общение ограничивалось общением с друидами ее Круга раз в лунный месяц, с наставником вслух никогда, а со знакомым ушастым по мере его визитов.

Счастье привалило

— Счастливым ты не выглядишь.

— Что?

Аэлар отвлекся от книги, которая все это время лежала у него на коленях, и задумчиво погладил котенка ускользающего зверя под боком.

— Говорю, на лике твоем, о многомудрый брат мой, печать горестей и страданий написана.

— Прекрати, — эльф поморщился. Перспектива бросить чтение и обсудить последние новости его не особенно сильно радовала. — Мне кажется, твое общение с нашим отцом лучше уменьшить раза в два.

— Не видел его с конца прошлого месяца.

Талиесин сдул упавшую на лицо прядь и плюхнулся на подлокотник плетенного кресла. Отставил в сторону посох.

— Между тем, повторюсь, счастливым ты не выглядишь. Что случилось-то?

— Круг. Отец решил вмешаться в дела Круга, — Аэлар, словно занервничав, запустил пятерню в распущенные волосы. — Притащил девчонку, сказал, что талантливая и её обязательно надо сделать частью нашего маленького общества.

— Красивая? — Талиесин хмыкнул и ткнул братца в бок.

— Тебя правда интересует это больше, чем талантлива ли она?

— Ну... она же девушка. Талант в данном случае вторичен. Нет? — он на мгновение задумался, прикинул что-то в голове. — Хотя... нет, не отвечай, кажется, понял. Та мелкая, бледная, похожая на одну нашу общую знакомую?

— Мгм.

Оба друида повернули голову в сторону выхода из беседки. Где-то там, сейчас спрятавшаяся за деревьями, бегала тощая полуэльфиечка в белом платьице. Подол мелькал между листьев, тут же пропадая.

— Эта скорее талантливая.

— Знакомы?

Талиесин покачал головой. Девчонку он знал, хоть и не лично. Видел несколько раз, когда приходил погостить к отцу. Она тогда, правда, была более мелкой и менее тощей. Но, что удивительно, с отцом он был согласен, девочку было бы неплохо отправить учиться, потому что у нее и правда была предрасположенность.

— Не лично. Отцовская питомица. Лет десять назад была забавной, лет пять назад посерьезнела. Может, все не так плохо. Последний раз, когда я ее видел, она отчитывала Кревана за то, что он пытался экспериментировать с двухвостыми лисами.

Обрадовался, когда брат улыбнулся.

— Не думаю, что он ее послушал. Но хоть кто-то... Может, Креван и правда заботился, отдавая ее, об образовании девочки, а не о собственных желаниях...

Креван, что бы о нем Аэлар ни думал, уговаривать умел. Специфически. До отвратительного раздражающе. Однако умел. Если отцу было что-то нужно, то он этого добивался. Иногда просто возникал из ниоткуда. Иногда сбрасывал, как снег на голову, проблемы, которые должен был решить Аэлар. И из двух своих сыновей-друидов, шишки летели всегда в старшего. «Ты же архидруид! Наархидруидь!» было любимой фразой неуемного в собственном энтузиазме Кревана. Что-то, конечно, со временем обращалось в пользу. Но большая часть поручений приносила скорее неудобства, так что эльф мог сердится на отца с чистой совестью. Чего стоил только наплыв в лес армии белок на котах. Тогда пришлось отловить каждую жертву отцовского эксперимента, чтобы втолковать несостоятельность кревановской теории захвата чужих сердечек. Если фей подходил к захвату метафорически, то белки, выгрызающие сердца, с вполне буквально.

— Странно, что ты с ней не знаком. Она довольно частая гостья у отца.

— М? — Аэлар отвлекся от собственных мыслей. — А... Я стараюсь не появляться дома, если Креван на месте. Особенно последние лет пятнадцать. Если уж он тогда предложил поучаствовать в... Ладно, это не важно. Но лишний раз попадаться на глаза отцу чревато.

Белое платьице промелькнуло на этот раз ближе, чем ожидалось. Эльф подобрался, но, заметив, что девочка снова удаляется, расслабился. Встречаться раньше времени с будущей ученицей ему не хотелось. Особенно во Дворе. Существовала некоторая вероятность, что за ней следом появится и горе-отец.

— Расслабься. Я скрыл нас иллюзией. Работает недолго, но нам для разговора хватит.

Талиесин соскользнул с подлокотника и пересел в соседнее с братом кресло. Все же, он по-своему ценил желания окружающих. Пришлось научиться, пока был на Материальном Плане. И план смертных ему нравился отчего-то больше родного.

— А в остальном что нового, Лар?

— Почти получилось разобраться, что шло не так в том заклинании, связанном с водой. В Круге все спокойно. Люди лишний раз не лезут — получилось отпугнуть растениями.

— Воспользовался идеей с фигурным ростом?

— Очень фигурным, — Аэлар усмехнулся. — Списывают, правда, на гнев Мелоры, но мне все равно. Главное, что не лезут, а значит, не отвлекают от исследований.

Эльф окончательно отложил книгу и, поудобнее устроив на коленях котенка, принялся чесать того под подбородком.

— А как твой брак?

Талиесин неожиданно расхохотался.

— Все никак не бросишь напоминать? Столько лет прошло.

— Сам говорил, что была хороша.

— Была, — Лис закинул руки за голову и устроился поудобнее. — Азартная, веселая, самовлюбленная. Напоминает отдаленно некоторых из наших краев. Но смертная, — между пальцев фэйри возник сухой листик краснолистной черемухи. Талиесин растер между пальцев растение и сдул крошево. — Недолговечная. Красота длится мгновение, жизнь — чуть дольше. В общем, кажется, теперь мне по вкусу эльфийки.

Аэлар снова хмыкнул, пробормотал что-то под нос и покачал головой.

— Не увлекайся, Лис. В большом количестве все это приедается.

***

Она сидела на краешке мраморной ступеньки и что-то увлеченно чертила палочкой на песке, развлекая пикси. Те задорным роем кружились, рвались сами поправить рисунок и щебетали, мешая эльфийский с сильваном и общим.

— Если перенаправить поток вот так, то коэффициент полезного действия будет больше, то есть... ну... выйдет по итогу более мощное зачарование.

— Хм, возможно... можно будет уточнить это у...

Она не договорила. Отвлеклась на упавшую тень, смазавшую рисунок. Говорливая стайка пикси разлетелась, словно их сдуло ветром. Девочка подняла взгляд.

Круг

— Пройдешь порталом.
Голос у архидруида оказался настолько холодный, что Таль захотелось обнять себя руками. Она подняла взгляд на стоящего рядом... человека? эльфа? Плащ с капюшоном отлично скрывал не только лицо, но и расу говорящего. И все же, скорее он был эльфом, если, конечно, учитывать рост.
— Я поняла. Хорошо.
Себя она все-таки обняла, закрываясь.
— Надвинь капюшон. — Интонация сменилась, стала более теплой, словно архидруид улыбнулся. — Не бойся, они не кусаются. Обычно...
Талана ответила нервной усмешкой, подняла руки, потянув ткань вверх.
«Интересно, зачем все это?»
— Встречи Круга — мероприятие достаточно закрытое. Мы можем знать друг друга лично, но... что же, иногда надо соблюдать традиции, даже если они стали формальностью.
— Я... — Таль поджала губы, — хорошо, я поняла.
Темноту разрезал разрыв портала в дереве. Девушка заметила на той стороне каменный круг, невесть как оказавшийся посреди леса, сереющие светлым песчаником жаровни и обернулась нерешительно на провожатого.
— Иди.
Шаг. Легкая дрожь от преодоления большого расстояния. И Талана обнаружила себя под сенью старой ивы по щиколотку в воде. Она пришла первой.


— Зажги жаровни, — на плечо опустилась рука, Таль чуть подтолкнули вперед, вынуждая сдвинуться с места. — Иногда нужны ориентиры, Талана.
Ветки ласково мазанули по лицу. Низ плаща намок и потяжелел, теперь хлестал по лодыжкам, несколько мешая двигаться вперед.
Она считала. Десять раз огонек вспыхивал на ее ладони, чтобы следом разгорелось пламя жаровен.
«Десять. Как число полнолуний... — она подняла голову к Като, вошедшей в полную форму и, чтобы не спал капюшон, придержала его. — Кажется, все ужасно торжественно...»

Из тени леса вышла на поляну необычно крупная рысь и, боднув Таль в бедро, села напротив. Склонила голову вбок, словно в наблюдении, и вдруг фыркнула. На месте большой кошки осталась стоять невысокая фигура, скорее женская. И голос, все еще по-кошачьи подмурлыкивающий, подтвердил предположение:
— Новенькая? Не тушуйся, здесь все свои. Идем в кромлех, а то ты как чужая.
— А вы... — Талана тут же стушевалась, — вы знаете, зачем мы собираемся?
— Медитируем. Сплетничаем. Делимся новостями. Если случилось что-то сверх нормы, то советуемся. Но, насколько мне известно, небо на нас не падает, люди не досаждают, лес чувствует себя хорошо. Да, сегодня мы хорошенько посплетничаем.
«Как-то... не торжественно и волнительно...»
— Ожидала большего?
Женщина засмеялась, заходили волнами складки плаща, выдавая легкую дрожь.
— Ты вся понурилась, стоило тебе узнать о том, что мы не решаем тут мировые проблемы по щелчку, — избавила от рвущегося наружу вопроса, словно смогла узнать мысли, собеседница. — Иногда решаем. Не мировые, но... Идем, скоро все начнется. Я уже слышу, как сюда топает Фьалар.
Талана обернулась, пытаясь лучше расслышать, откуда идет звук. А после и вовсе развернулась, чтобы встретиться с абсолютно не таящимся друидом. Высоким. Почти под два с половиной метра. И таким широким в плечах, что оставалось лишь задаваться вопросом, как на нем не треснул плащ. Краем сознания она поймала себя на мысли, что в один такой плащ она бы не просто спряталась, она бы скрыла под ним большую семью плодовитых полуросликов.
— Фьялар у нас фирболг, если ты понимаешь, о чем я...
— Боюсь, что не имею ни малейшего понятия, о чем вы, — Талана вновь развернулась к друидке, уже рассыпающейся в задорном смехе.
— Тогда узнаешь со временем.
Женщина подхватила фирболга под локоть и потянула в каменный круг.
«Мне... идти за ними? Не будет ли это навязчиво? ... Нет, наверное, стоит пойти...»
Таль нерешительно шагнула следом.


Когда ей предложили стать частью Круга Луны, говорили, что это довольно закрытая община, в которой принято быть изолированным не только от окружающего мира, но и друг от друга. Ее это устраивало. Не потому, что к своим пятнадцати она пресытилась чьим-либо обществом, но просто потому, что так ей было спокойнее. Меньше незнакомых лиц, меньше необходимости держать себя в рамках, меньше конфликта между желаемым и необходимым. Но если это не так, не стоит ли ей прямо сейчас уйти?
Нет, уйти она не могла.
— Тебя не было на прошлом собрании.
Сидевшая на траве Таль подняла голову, чтобы отметить в отсветах пламени только видимый подбородок говорящего.
— Я... я новенькая.
— Не помню, чтобы Инис брал учеников. А остальные своих еще, насколько мне известно, не обучили, чтобы можно было пустить их в Круг.
«Вот же... индюк...»
— Так вышло. Я не думала, что займу чужое место.
— Отстань от девочки, Бори, — вступился кто-то.
— Нам не нужна выскочка по протекции.
— Я прошу прощения... Вы... Вы с кем-то меня путаете... я не выскочка.
Талана внутренне порадовалась, что из-за капюшона не видно, насколько сильно она покраснела.
— Может, у девочки талант.
Напротив опустился кто-то грузный. Друид, которого какое-то время назад представили как Бори, ушел, будто не счел нужным что-либо пояснять или просто потерял интерес.
— Не обращай внимания, Бори у нас просто ворчливый.
— Честное слово, я не хотела никому мешать или...
— Брось. Если тебе предложили стать частью Круга, то ты этого достойна, наш архидруид иначе бы тебя не взял, — теплая ладонь нащупала ее ладошку под тканью. Сжала некрепко. — Бори ворчит, чтобы хоть кто-то это делал, а так мы почти как семья, видящая друг друга раз в месяц.


Собрание Круга едва ли отличалось от простого чаепития. Ну, разве что было не таким удобным, потому что сидеть им приходилось либо на траве, либо на жестком камне оставленного века назад алтаря. Но лес здесь откликался быстрее. Кромлех будто бы концентрировал природную магию, а потому для того, чтобы обратиться вглубь себя, слиться с окружающим пространством, требовалось гораздо меньше времени. Она слышала, как вдалеке шелестят ветки под ловкими беличьими тельцами, как сопит, обнюхивая землю в поисках мышиной норы куница. Талана впервые отчетливо ощущала, как сливается с тайгой, видела сквозь сомкнутые веки, как становится частью живого, раскинувшегося на тысячи лиг окрест леса. На мгновение ей даже показалось, что она сама стала упорно стремящимся к жизни побегом. Природа дышала ветром, а Талана дышала природой. Пальцы провели и некрепко сжали травяной ковер...

— Возвращайся, — недавняя полная знакомая пощелкала возле уха пальцами. Противно. Захотелось дернуть ухом. Но анатомия не позволяла.
— А это правда, что ты неделю назад отвадила браконьеров от своей части леса?
Таль нехотя открыла глаза.
— Мне помогли. А в остальном... я просто использовала их ловушки против них самих же.
— Это здорово. Расскажешь?
«Да... переход от медитации к сплетням не назовешь плавным...»
— Попозже...

Рябиновые бусы

Давным-давно в одном королевстве жил великий маг. Любили его жители королевства, ведь никому он не отказывал в помощи. Добрый был. И была у него жена, такая же прекрасная искусница, что и маг. Жили они счастливо, учили себе преемников, радовали жителей своего королевства. А какие фейерверки пускали в праздники, увидишь — диву не устанешь даваться.

И родилась у них дочь. Красивая, как весенний день. С глазами, что молоденькая травка зелеными, с косами длинными, золотистыми, как солнечные лучики, а с кожей такой белой, словно снег в суровую зиму. Больше счастья стало в доме волшебника.

Но счастье чужое покоя не давало лесным феям. Глазливые были. Глядели они на волшебникову дочку и думали все, как себе такую забрать. Год ждали, два ожидали. И дождались.

Устроил король по традиции праздник великий в честь равноденствия. Расцветили шатры ярморочные поляны да луга за городом. И пришли по привычке на праздник волшебник с женою и дочкой. Волшебникова жена новые фейерверки на потеху людям придумала. Волшебник наколдовал на радость детям красивых бабочек, чтобы взмах их крыльев звучал чудной мелодией. И пошло веселье.

За бабочкиной музыкой не услышало чуткое отцовское ухо тихого зова фей, но услышало его ухо детское. Побежала дочка волшебника на чудесное пение фей, а там к царю лесному попала. Да так понравилась ему, что тот решил оставить девочку у себя. Убрал ей косы цветами, в платье ее, сшитое сосновой иголкой, из листьев нарядил да на шею ей повесил амулет волшебный, чтобы девочка хотела сбежать, да не сбежала, ушла бы из лесу, да жить спокойно не могла. И решил, что добрую шутку придумал, что останется с ним навсегда волшебникова дочка, а как вырастет, станет ему невестой и женой.

Искал волшебник пропавшую дочь, а не нашел. Искала искусница-жена его дочь, да не нашла. Искали всем народом, но не нашли. И горе тогда поселилось в доме волшебника. Жена его плакала долго, и, глаза выплакав, ушла в те дальние края, откуда явилась когда-то. И совсем запустел дом волшебника. Помощь людям не приносила ему больше радости, не было счастья ему в обучении новых искусников. Так и замкнулся в своем горе.

Тогда взялась ему помогать старая кодунья, что жила на самом краю города, на самых выселках.

Раскинула травки свои чародейские, помощи попросила у покровителя своего темного, там и увидела волшебникову дочку в темном-темном зеркале.

Сидела волшебникова дочка в платье из травы, как в бархате, с венком пышным на голове, как с короной драгоценной. Сидела и плакала. По любимому папе слезы лила, по дорогой маме всхлипывала. А царь лесной по голове девочку гладил, утешал все, у себя остаться уговаривал.

Долго уговаривал лесной царь волшебникову дочку, да так и не смог уговорить. И с печалью великой согласился ее все же отпустить, но с условием — выйдет девочке пора жениха искать, так вернется она в царство его, а чтобы не забыла, пусть отдаст ему золото из своих волос. Согласилась на то волшебникова дочка, дала обещание вернуться. А там побелели ее волосы, как лунный свет стали светлые. Платье чудесное в простое девчоночье обернулось, парчовое. Венок цветочный в ленточку обернулся. И посреди знакомого пролеска оказалась девочка.

Старая колдунья собрала травки свои чародейские, поблагодарила покровителя своего темного, да пошла волшебникову дочку отцу возвращать.

Радовался волшебник встрече с любимой дочкой. Но не было больше прежнего в нем веселья — страшное обещание дала девочка лесному царю. Думал он обхитрить фей, за семью замками спрятал дочь. Да пришел срок, пропала вновь волшебникова дочка, ушла искать вход в земли лесного царя. И к отцу больше уже не вернулась.

И сейчас она между нами бродит, ищет вход в царство лесное. А проходит где, все звери да птицы появляются, пролески чащей густой становятся. Обойдет она все королевства, так везде лес встанет, тогда, глядишь, и дверь к феям для нее откроется...

***

— Что за чушь ты городил перед детьми? — Талана дернула за рукав своего друга, вытаскивая его из круга деревенских ребятишек. — Ничего лес за мной не вырастает. А жаль.

— Жаль или не жаль, но дети живут сказками, — пожал плечами эльф. — Может, из этой чему-то научаться.

— Чему? У твоей сказки нет морали.

— Отчего же? Есть. Что с феями водиться опасно, что родителей любить надо.

Талана фыркнула насмешливо, развернулась на каблучках сапожек и потянула друга подальше от шатра, где он детишек развлекал. Она и так потратила слишком много времени вне леса, чтобы терпеть чье-либо общество, кроме как Фойны, и дальше.

Ярмарка, устроенная старостой по случаю стопятидесятилетия деревни, ее привлекала мало. Не вытащи ее эльф из родной лесной избушки, осталась бы за лесом приглядывать. А интерес у нее сегодня к этому был — одна из молодых лисичек наконец ощенилась, а лисята представляли собой зрелище бесконечно милое, с каким ни торговые ряды, ни карусели, ни даже сладости в сравнение не шли.

— Таль, подожди. Будешь так лететь, шею сломаешь! Нельзя так.

— Вот именно! Нельзя. Я домой хочу! В лес. Там куничка, там птички мои, там лиса с лисятами. И деревце я посадила, слежу, чтобы прижилось и росло покрепче. А здесь мне плохо. Понимаешь? Я не могу среди этого шума.

Талана сердилась. Она и правда почти за год молчания отвыкла от людского гомона. Когда ты общаешься разве что с животными или молчаливым наставником, который если и отвечает, то только орлиным криком и клекотом, сложно потом быть даже в самой малой деревне, где все галдят, шумят разноголосицей. И от шума у нее разболелась голова, хотелось забиться куда-нибудь подальше под стреху и плакать, жалея себя. И сейчас, когда у нее появилась надежда вернуться в лес, она не хотела останавливаться или хоть сколько задерживаться.

— Да погоди же ты, Таль!

— Ну что еще? — она обернулась и шмыгнула носом, чтобы не разреветься.

Орлиный хвост

Орел мирно дремал, вцепившись когтями в спинку кровати. Обычно наставник все время, что Талана посвящала самообразованию, пропадал в своей части леса, занимаясь делами, однако сегодня неожиданно изменил своей привычке. Фойна, которая, наоборот, всегда носилась по всему домику, пока Таль делает зарисовки или что-то пишет, сегодня ускакала по своим куничьим делам. Все это было неприятно странным, немного выбивало из колеи и очень мешало собраться с мыслями.

Материала под запись было хоть отбавляй, но решить, с чего начать работу, Таль не могла. Она уже приготовила себе бумагу и чернила, поточила перья, которыми собралась писать, достала дорогие кисточки, какие недавно подарил ей добрый знакомый эльф, как сувенир из города, даже развела желтком темперные краски. Мысль никак не хотела приходить. Наконец сдавшись, Талана нехотя стала водить угольной палочкой в уголке листа. Из несуразных поначалу штрихов, не столько украшающих лист, сколько пачкающих его, вдруг проявился хищный орлиный клюв, округлый птичий глаз, а после и орлиная голова полностью. Весьма прозаичная орлиная голова, не имеющая никакого отношения к кречетам, которыми эти несколько дней занималась Таль.

«Чтоб тебя...»

На другом краю листа сами собой нарисовались когтистые орлячьи лапки, потом распласталось крылышко беркута. После были орел в разрезе, скелет орла целиком, скелет орлиной головы отдельно и строение орлиного глаза. От злости Таль почти хотелось плакать. Одни орлы и никаких кречетов.

Злиться, впрочем, Талана долго не умела, поэтому она решила, что вместо злости на себя проще обидеться на вредного наставника, который сегодня решил поспать в неположенном для этого месте. А обижаться просто так Таль не умела.

«Вот тебе!»

Дернула она совсем несильно, скорее пытаясь разбудить наставника, чтобы попросить удалиться, но в руках осталось длинное рулевое перо, белое у основания и буренькое к кончику. Талана оторопело рассматривала светлые продольные полосочки на пере, не веря, что только что натворила. Полосы сливались в одну, перетекали в жуткие картинки недавно пережитого наказания. И месяца не прошло с того дня, как наставник обернулся живым кошмаром Таль — гусем, и гонял ее по всему лесу, всякий раз придавая ускорение болезненными щипками. Синяки до сих пор не сошли и желтели подгнившей алычой на руках и бедрах.

— Я... я не хотела, правда... — помертвело шептала Талана часто-часто, надеясь, что ее бормотание услышат. Подняла нехотя взгляд на наставника, ожидая, что тот в лучшем случае ее сейчас хорошенько клюнет, как обыкновенно делал, когда она не думала перед тем, как что-то натворить.

Орел смотрел на нее с бездной молчаливого осуждения. Пристально, с обещанием неминуемой расплаты за свершенное. Но вдруг словно вздохнул.

— Ну и дура же ты порой, — прикрыл крылом голову, — Талана.

И стало совсем стыдно.

Белые перья

За последнюю неделю маленькую лесную избушку занесло почти по порожек, скрыв в высоких сугробах высокие сваи, на которые домик когда-то поставили. Выбраться из жилища Талана не могла: стоило наступить ногой на хрупкий наст, как тот с треском ломался, обещая, что девушка провалится в снег по пояс.

— Смотри, Талана, каждую осень Мелора, богиня дикой природы, прячется в теплую белую шубу, чтобы с весной снова показать всем свою красоту.

Маленькие пальчики тянутся к падающему снегу, брови ползут вверх от удивления.

— Но она же холодная!

— Одна снежинка — да, Талана, но заберись в сугроб, и тебе станет теплее...

Интересно, стань я куницей, как Фойна, мне было бы тепло бежать в снегу за мышью?..

— Таль?

Полуэльфийка обернулась, чтобы увидеть, как ее друг сбрасывает с себя обличие ловкого камышового кота. Кивнула, приветствуя.

— Тебе не говорили, что выходить зимой на улицу в одной рубахе, будет плохой идеей.

На плечи легла теплая вязаная шаль, скрывая фигуру почти до колена.

— У тебя уже ресницы белые от снега.

— Я не заболею.

Талана отвернулась от гостя, чтобы вглядеться вглубь леса. Вдалеке мелькнула молниеносная тень — сокол спикировал на зазевавшуюся, сонную утицу, лениво расчерчивающую темную гладь небольшого лесного озера. Таль подняла руки и резко опустила, словно она тоже взмахивающая крыльями птица.

— Скажи, так я похожа на сычика?

— Ты всегда похожа на сычика, — гость приблизился, смахнул налипшие ей на брови снежинки, стер заледеневшие на ресницах остатки снега. — У тебя губы уже синие от холода, Таль. Пожалуйста, иди в дом.

Девушка вздохнула печально, почесала покрасневший на морозце носик и укоризненно посмотрела на эльфа.

— Я бесполезная и необучаемая, да?

— Кто тебе это сказал?

— Мне кажется, так думает мой наставник. И архидруид, наверняка... да и ты, только скрываешь...

— Таль, — он несильно сжал ее плечи, — никто не думает, что ты необучаемая. И тем более, что бесполезная. Никто не оборачивается первые год-два, ты слишком многого хочешь.

Ее мягко подтолкнули к входу в избушку. Стоило распахнуть дверь, в лицо дохнуло теплом, крепким запахом трав и пробивающейся сквозь него нотой горьковатых духов.

Она сидела на кровати, завернувшись поверх шали в крепкую волчью шкуру.

— В котелке остался отвар, угощайся.

— Хочу, чтобы ты сама налила.

— У меня лапки замерзли, — Таль тихо шмыгнула носом.

— Я подожду.

Он ходил по небольшой комнате, порой останавливаясь и внимательно рассматривая оставленные на разбросанных по всем поверхностям листы с зарисовками. Особенно долго рассматривал нарисованного кречета. Снежно-белого с темными крапинками на оперении. Эльф развернул лист изображением к ней.

— Превращайся в нее. Красивая птица. К тому же, насколько знаю, самки больше самцов. всех напугаешь.

— Ты же знаешь, что я не могу превращаться, Аэлар...

— Сумеешь.

Таль опустила босые ноги на пол, но тут же подтянула их обратно к груди под строгим взглядом.

— А где ты шаль взял? - попробовала перевести разговор в другое русло.

— Твое житье здесь сложно назвать бесследным.

Аэлар отложил в сторону рисунок, взял со стола деревянную чашку и наполнил ее отваром.

— Шаль в деревне сунули. Жена охотника велела тебе передать в благодарность, что ты вывела ее сына из леса.

— Я не вывела. Я его выгнала. Он чуть всю траву не затоптал!

— Да, за это она тебе тоже благодарна. Говорит, сын так испугался, что теперь и не помышляет сбежать от работы в лес, — эльф втиснул ей в ладонь кружку. Чуть задержал в своих руках ее пальцы. — Пей. В деревне точно не обойдутся без такого друида.

Таль нахмурилась, кисло улыбнулась. Не обойдутся, как же...

— Талана, — позвал Аэлар. Девушка подняла взгляд, — у тебя все получится. Не сейчас, но чуть позже. Выпей отвар, а то действительно заболеешь.

Феяк

— Какое милое дитя...
Существо тянет руки, больше похожие на суставчатые лапки насекомого. И Талана замирает.
— Потерялась? — незнакомка облизывает плотоядно губки, расплывается в нарочито доброй улыбке, но получается у нее несколько неестественно, словно она не привыкла улыбаться. — Я могу проводить тебя... — и тише добавляет, словно думая, что ее не услышат. — Вот Старший-то обрадуется. Детеныш... ему наверняка нравятся детеныши. Такие маленькие, сочные, сахарные...

Существо мелко качает головой, а Талана безуспешно пытается вырвать ладошку из крепкой хватки. Блестит круг повешенного портала.

Фея оказывается куда страшнее при встрече, чем Таль казалось еще утром...


Вокруг царит ожившая сказка. Цветы, яркие, какие бывают только в снах, качают пурпурными, ярко-алыми, бледно-голубыми головками, светятся в темноте летнего ночного леса, и на свет их летят крошечные зеленые точки светлячков. То тут, то там мелькают костровыми искорками рассыпающие со слюдяных крылышек золотистую пыльцу фэйри. Талана забыла, что пыталась вырваться, еще в самом начале чудесного леса.
— Добро пожаловать в Страну Фей, — смеется над ухом встреченное с час назад существо. Незнакомка уже не кажется страшной, она больше не суставчато-коленчатая, как насекомое, но исключительно красивая, с мелодичным серебряным голосом. Теперь она в глазах Таль кажется чудесной, привлекательно очаровательной. — Идем скорее, нас заждались.
Перешептывается и перещелкивается волна травы, ходит беспокойным прибоем под несуществующим ветром. Страна Фей проникает своей нереальностью и красотой в самое сердце, очищает самим своим воздухом от страха. И кислит на языке горстью крупных черных ягод, похожих на чернику.

— Ты кого привела, Бриар?
— Подарок, — кланяется фея, скаля остренькие зубки. — Маленькая, славная, нашей будет.
Названный Старшим хмурится, качает головой. Подарок ему не по нраву.
— В такой хороший день, когда мы снова в добрых отношениях с жителями города, ты через Поместье приводишь в дар не уличного босяка, не ребенка из трущоб, но девочку, одетую более чем прилично, которую точно будут искать. Это весело, но недальновидно.
— К смертным дальновидность! С этой можно играть. Она же совсем как куколка, какую смертные выставляют в витринах. А когда надоест, ее можно съесть!
Талана не замечает слов феи, она увлечена разглядыванием крупных бабочек с пушистыми тельцами, усиками-антеннами и по-праздничному яркими крыльями. Бабочки интереснее, чем возможность быть съеденной.
— Из вас двоих сложно выбрать ту, что могла бы назваться взрослой, — вздыхает собеседник феи. Таль отвлекается наконец от созерцания бабочек и переводит взгляд на фейри.
— Ух ты! Феяк! — и не встретив в молчаливом недоумении преграды, продолжает, — а как тебя зовут, феяк? А ты важный феяк или как тетя Блиал? — она хмурит бровки и, на мгновение сложив губки куриной гузкой, морщится. — Не так... Бли... не... Бри-ал... опять не то! Бри-ар! Во! Феяк! Ты важный или как тетя Бри-ар?
— Очаровательно, — с ноткой апатии заключает все еще опешивший архифей. — Ты кого привела, Бриар?
— Девочку, — уверенности в голосе феи все меньше. — И очень болтливую, надо заметить, девочку. Обычно дети у нас становятся более тихими. Первое время, конечно, но... Действительно, кого я привела?..

— А мама говорила, что все феи злые. Они едят детей и делают пакости. Ты тоже делаешь пакости, ар-хи-феяк?
Она дергает его за кончик тонкой каштановой косицы — одной из многих, — привлекая внимание. Но архифей все так же содрогается в неслышном смехе, прикрыв глаза ладонью. За прошедшее время он так и не смог ни согнать не в меру любопытного и даже несколько назойливого ребенка с колен, ни угомонить ее словоохотливость. Девчонка уже стребовала себе волшебное платьице из многоцветных трав его родного мира, чудесные туфельки из цветочных лепестков и веночек с живыми бабочками, которые должны были ее смешить. Неожиданный подарок обратился тем еще наказанием. В одном, впрочем, Бриар оказалась права: с девочкой и без того безудержное праздничное веселье стало еще более задорным.
— Конечно я устраиваю пакости. Хочешь, покажу тебе какие и верну одну не в меру болтливую девочку родителям?

Талана на глазах становится серьезнее и качает головой. Нет, не вернет. Из Страны Фей, как говорила мама, нет возврата. Можно сбежать, но чтобы тебя вернули — такого в рассказах мамы не было.
— Ты не сможешь. Мама говорила, что из твоего мира, — звук "р" все еще вызывает у Таланы недолгую заминку, — можно только сбежать. И только если ты ничего не ел, не пил и не брал у фей. А я ела. Ягоды. И пила. И платье... вот, — она тянет за травинку на подоле. — Ты не сможешь.
И вдруг на детской моське возникает коварное, очень даже фейское выражение чего-то хищного и немножко опасного в своем плутовстве.
— Стг'адай!
— Что?
Девочка снова морщится, шевелит губами, проговаривая что-то под нос, и наконец выдает четко:
— Страдай!

***

— Креван! — шепотом в ночную мглу.
Тишина.
— Креван!
Снова тишина.
Талана прикрыла устало глаза. Он же знает, что снова пришел срок, почему не отзывается?
— Феяк!
— Для смертной ты все еще слишком наглая и приставучая, унся.
— Не я себя украла и притащила в Страну Фей. Страдай, феяк, архифеем станешь.

Словесная перепалка, пускай и шуточная, за последние пятнадцать лет стала почти ритуалом перед началом их разговора. Тогда, много зим назад, он нашел способ почти безболезненно вернуть ее домой. Почти, потому что пришлось обзавестись меткой креванского Двора, нестерпимой тягой уйти навечно в лес и возможностью в любой момент вне зависимости от собственного желания оказаться в Стране Фей, если не успела обновить метку. Впрочем, не малую роль сыграла и кровь предательницы-мамочки из эладринов. Эльфам Страны Фей все дается словно бы проще.

— Ты дергаешь тигра за усы своим поведением, — нарочито недовольным тоном проворчал фейри, а после и вовсе цокнул языком, неодобрительно качая головой.
— О, Древние Боги, феяк, у тебя нет усов. А у меня нет совести. Мы выяснили это еще три года назад, когда я из-за пропущенной встречи с тобой "сбежала" из дома.
Талана нервно поежилась, огляделась по сторонам и кивнула самой себе, словно успокоившись.
— Пожалуйста, идем быстрее в дом. Если кто-то нас увидит, тогда меня точно накажут. Я и так в этом месяце слишком много дел натворила.


В домике удивительно тихо. Ни ночного перешептывания трав, ни треска веток под ветром, только еле слышимое дыхание сопящей на подушке куницы да шорох от задетого невзначай пучка сушеных трав.
— Для доморощенной королевишны здесь как-то скудновато и скромненько, — невзначай заметил Креван, усаживаясь в неумело сплетенное креслице с поистине королевским достоинством. — Уверена, что не хочешь вернуться домой или остаться у меня при Дворе? Обещаю тебе платьица из самой красивой травы и самые мягкие туфельки из лепестков.
— ... и будешь ты как куколка, какую смертные выставляют на витринах своих магазинов игрушек, — скривила губы Талана. — Очень красивая, глупая до пустоголовости и невероятно послушная. Нет, спасибо, Креван. Мне не три года, я уже не та восторженная девочка. А вернуться домой... я боюсь. Меня не было три года. Это не те три месяца, как в прошлый раз... Мне страшно посмотреть папе в глаза. А еще страшнее, что после моего возвращения меня хорошенько запрут и задушат чрезмерной заботой и тоннами зубодробительных учебников. А ты знаешь, что после того, как я погостила у тебя, мне душевно и порой физически больно без леса. Кроме того, — она провернула между пальцев рябиновые бусинки простенького кораллового ожерелья, — есть некоторые... в общем, есть то, что меня держит здесь. Мой лес. Мое обучение, которое еще не закончилось и, я очень хочу верить, никогда не закончится, потому что мне это интересно. Да и... в прочем... знаешь, пока хватит этого. Мой лес и мое желание стать хорошим друидом.
— Пока воля твоя, — пожал плечами фейри. — Давай руку.