Из жизни закодированных

Как стать звездой

Звонит как-то один закодированный другому:
– Слышь, это… че делаешь?
А другому послышалось в голосе первого что-то такое… неестественное, что ли.
– Да ничего, так… А ты?
А сам прислушивается: чего это, мол, первый-то напрягся?
– И я ничего. Журналы вот тут листаю.
– А. И чего в журналах?
– Да так, ересь всякая. У той лифчик украли, тот на журналистов обиделся, что они про него пишут, что это он лифчик стырил, та жопу показала, та не показала, хотя ее просили – жизнь звезд, короче.
– А. А че за звезды-то?
– Да хрен их знает, современные какие-то. Фотки есть. Красивые, но я их не знаю в лицо. Да и в другие части тела не знаю, хотя части эти кажутся вполне знакомыми – ну все эти жопы, попы и прочие задницы.
– А. И че – интересно?

– Да так… как сказать… Жопы ничего, интересные… С другой стороны, если подумать, жопы как жопы, просто в журнале по-другому смотрятся… ярче, что ли.
– Да, анатомия-то та же, просто фотографы хорошие. Ну а за что этих звезд в журналы-то? Чего они сделали? Поют или чего?
– Да хрен их знает, чего они делают. Написано – звезды, причем мега и супер-пупер, а чего сделали – не написано. Ну, наверно, это… жопы и показали.
– А. Это да, это не всякий сможет. Вот ты бы показал в журнале свою?
– Я?! Чего я – шальной что ли?!
– Вот видишь, не бывать тебе звездой.
– Хотя… ты знаешь, сколько заплатят – а то и показал бы.
– Так это надо чтобы ты звездой сначала стал, чтоб за твою задницу деньги платили.
– Ну дык, может, и стану, если покажу.
– А чего в твоей заднице такого звездного?
– А в их чего? Тоже ничего, кроме жопы показывать, не умеют.
– Не, не прав ты. Их же позвали, значит, они заслуженные какие-то.
– Короче, ладно. Запутал ты меня. Шарада какая-то: покажи – станешь звездой, а чтобы показать, уже надо быть звездой – хрен поймешь.
– А-а-а. Я все понял: чтобы стать звездой, надо сначала продюсеру какому-нибудь знающему показать. Если ему понравится, то он и на всю страну покажет.
– Жопу?
– Ну. Твою.
– Да на фика мою-то?!
– Дурак, деньги будешь зарабатывать, звездой будешь.
– Я?!
– Ну, если жопа подходящая.
– А петь не заставят?
– Ну иногда. Но ты не бойся – фонограмму запишут, включат. Рот только открывай, да по журналам ходи – жопы показывай, лифчики тырь.
– А лифчики-то зачем?
– Ты ж сам говоришь: в журналах только и пишут, кто у кого лифчик стырил. Это и есть самое звездное занятие. Че, за такие бабки, за звездные, не стыришь, что ли?
– Да стырю, фигли мне. Пускай башляют.
Тут закодированные помолчали. Потом второй спросил:
– Слышь, Петь, а ты че какой-то… напряженный, что ли?
– Я? Я нет. Хотя… есть немножко. Тут, понимаешь, эти звезды в основном на вечеринках лифчики тырят. На банкетах всяких… Ну а на банкетах, сам знаешь, чего делают…
– И че – это прям в кадр попадает? Прям видно?
– Ну… если присмотреться.
– Да… славная жизнь: лифчики тырь, да официанта подзывай.
– А как думаешь, официанту можно че хошь заказывать?
– Мне кажется… Так! Все! Хорош! Закрывай на фик все свои журналы! Сейчас мы с тобой договоримся! Там и реклама, поди, есть? Баккардей всяких?
– Ну это… есть немного. Красивое такое все – жидкое…
– Все, Петя, пока. А тебе так скажу: лифчики до хорошего не доведут. Начнешь с лифчиков, кончишь, сам знаешь чем. Закрывай!
– Да ладно, ладно. А че делать-то тогда?
– Не знаю! Кроссворды отгадывай. Я потом позвоню – проверю.
– Ладно… отгадаю. Пока.
И закодированные повесили трубки. Но как-то напряженно повесили. Как будто не трубки вешали, а избавлялись от чего-то, от наваждения какого-то…

Соблазны культуры

Как-то двое закодированных решили причаститься к культуре.
– В цирк не пойдем, – сказал один. – Всем известно, клоуны – алкаши. Ни к чему нам такое издевательство. Он будет ржать с красным носом, а мы – загибаться от моральных мук.
– Ну, блин! – подтвердил второй и аккуратно почесал нос.
– В зоопарк тоже не пойдем, – задумчиво продолжал первый. – Я как посмотрю на этих макак шимпанзешных, сразу вспоминаю, как ты вино без штопора открываешь.
– Да, блин… – застеснялся от воспоминаний второй.
– И в музей не пойдем, – склонив голову набок, размышлял первый. – А вдруг там Петров-Водкин со своим конем? Конь бы еще ладно, хоть и красный, но надо же было такую провокационную фамилию выдумать!
– Ага, блин! Я как только услы…
– Тш-ш! Ни слова! Дальше… куда мы еще не пойдем? Еще не пойдем ни в театр, ни в кино. Потому что и там и там полно артистов. А уж артисты, скажу я тебе, это такой народ, такой народ!
– А че-че-че они делают? – оживился второй. – Ну скажи: че они делают в перерывах и после съемок, а особенно на премьерах, а?
– Ну да! Тебе скажи, ты облизываться начнешь, – сглотнул слюну первый. – Нельзя нам с тобой этого ни говорить, ни слушать, ни даже думать!
Оба помолчали, неизвестно о чем думая. Потом одновременно вздохнули, один откровенно, другой сдержанно.
– Ладно, – сказал наконец первый. – Расходимся. Сегодня с культурой не вышло. Рано нам еще, видать, приобщаться, иммунитет еще не вырос.
– А когда он того… вырастет? – робко спросил второй. – А то тяжко без иммунитета-то.
– Вырастет, – уверил первый. – Скоро. А пока ты газеты читай, только сильно официальные, типа вестника правительства. А то залезешь в объявления про работу, увидишь «требуются без вредных привычек», и того… заностальгируешь.
– В смысле затоскую?
– Во-во.
– Так я уже… это… как его…
– Тш-ш! Ни слова! Телик смотри только до одиннадцати вечера. После одиннадцати там начинается реклама сам знаешь чего.
– Да знаю уж… – блеснул мокротой глаз второй.
– Во-во. Знаешь? А теперь забудь!
– Да я почти и не помню… Так, отдельные моменты. Пена, например…
– Никаких моментов. О культурном о чем-нибудь думай! Без пены!
– Ну… Кстати, че с культурой-то? Приобщаться-то будем?
– Не сегодня. Сегодня как-то не заладилось… Направление какое-то не то принялось… Да и культура, надо сказать, у нас странная какая-то: куда ни сунься, везде об одном и том же напоминания! Как будто нечего отображать с помощью искусства, как только…
– Ну че-че-че? Ну скажи! Че отображать?
– Все, больше ни слова. Расходимся.
И они разошлись, один решительно, второй – весь в сомнениях, не решаясь смотреть по сторонам, чтобы не поддаться соблазнам культуры.

Сублимация

Как-то двое закодированных… да чего я их все закодированными да закодированными обзываю! И так уже все знают, какие они. А у них, между прочим, имена есть – Вася и Петя. Так вот, как-то Вася и Петя сидели на лавочке в сквере и хмурились на солнечный день.
– Слышь, Вась, – как-то отрешенно сказал Петя, – а как ты относишься к этой… к сублимации?
И посмотрел в сторону в землю. До этого он смотрел в землю же, но прямо, а теперь скосился. Вася перевел глаза с земли перед собой на Петю, потом в сторону в землю, куда смотрел Петя, потом вернул их, куда сначала смотрели.
– Зачем тебе такие слова? – без выражения спросил он.
– Да так… С Люськой на днях говорили, она и помянула такое слово.
– Как помянула? Про че говорили?
Петя вздохнул:
– Да так… про жизнь, ну и вообще… про всякое.
– И че она сказала? Особенно про всякое?
Петя посмотрел еще дальше в сторону, но по-прежнему в землю.
– Ну это… говорит, мол, если у художника бабы нет, например, то он начинает рисовать.
– Глупость какая! Есть баба, нету – он все равно рисует. Художник на то и художник, чтобы рисовать.
– Ну это… как бы, понятно. Но если, мол, ее нету, то он начинает вместо того, чтобы бабу того… лапать там и прочее, он начинает сильно хотеть и представлять, как он ее лапает там и прочее. Ну и типа от этого так рисовать начинает, так сильно… ну короче, такое сильное замещение деятельности…
– Как ты сейчас вот здесь сказал? Замещение деятельности?
– Ну типа, если бабу хочешь, а нету, то рисовать в сто раз лучше будешь!
– Сто кистей вместо одной? Ну ладно, допустим. А ты-то тут при чем? Ты че – художник?
Петя, не поднимая глаз от земли, добрался взглядом аж до самого горизонта.
– Ну Люська говорит, что, мол, и нам с тобой надо того… замещать.
– За красти и киски взяться, что ли? Тьфу ты! За краски и кисти?
– Не, ну зачем… можно просто деятельность какую-нибудь придумать.
– Ты че, работу бросил?
– Типун тебе на язык.
– Ну дык а че тогда замещать-то? Какую еще деятельность тебе надо?
– Ну это… замещающую.
– Да че замещать-то?! Бабы у тебя нету?!
– Вась, не прикидывайся, а? Ты ж понимаешь…
– А-а-а, вона ты о чем! А я думаю, к чему он про кисти с красками! А он вона про че!
Петя вздохнул. Вася сложил руки на груди и гордо посмотрел на вершины деревьев.
– И чем ты предлагаешь заместить незамещаемое? – спросил он, едва заметно, но при том весьма судорожно сглотнув.
– Ну почему незамещаемое… я вот на днях так сильно хотел это… ну того… что суп сварил. Из макарон и картошки.
– Поварами предлагаешь стать?
– Ну зачем поварами… может, бегать по утрам начнем?
– Только по утрам? А как же дни и вечера? Че, сублимировать только по утрам надо?
– Ну можно и днем и вечером.
– Олимпийцами предлагаешь стать? В марафоне еще, может, поучаствуем? «Замещающий побег от пьяной жизни»!
– Ну зачем…
– Короче так: тебе сколько осталось до конца кодировки?
– Сто семьдесят девять дней, тринадцать часов, ну минут еще пару…
– Ну так все эти сто семьдесят девять дней с минутами на Люське и сублимируй. И на красках с кисточками сэкономишь, и бабу порадуешь.
– Да неохота…
– А ты представляй, что она бутылка вина, а у тебя вместо штопора… ну это… ну короче, открыть надо, а штопора нету.
Петя кисло улыбнулся.
– И че? Сто с лишним дней, почти двести, ее открывать? Я ж слюной изойдусь.
– А кто говорил, что сублимировать легко? Сублимировать – оно так: без слюны никак.
И оба сглотнули, синхронно и как-то безрадостно.