Из ряда вон

Глава 1, в которой парень сталкивается со своими страхами

Послышалось громкое шипение, и стеклопластик крышки отошёл в сторону. К конечностям постепенно приливала кровь, возвращая жизнь и способность двигаться. Онемевшее лицо отказывалось слушаться и выдавало странные гримасы. Гай дёрнулся, пытаясь встать, но столкнулся с препятствием – лёгкие пластиковые кандалы на руках и ногах были удивительно прочными! Ноги к тому же находились в специальных зажимах, отключать которые, по всей видимости, пока никто не собирался.

– Куда-а-а? – хрипло проговорил киборг с электрической дубинкой в руках. – Смирно лежать! Хочется ссать – ссы в штаны, гы-гы!

Охранник ходил вдоль рядов капсул, наблюдая, как в них от ледяного сна пробуждаются люди.

– Ы-ы-ы-ы-ать! – заорал кто-то дурным голосом. – Мурлина-а-ап!

Скосив глаза, Кормак увидел, как какой-то мужчина, покрытый синими татуировками, бьётся внутри капсулы, раскровянив себе лодыжки и запястья о кандалы. Изо рта у него шла пена, глаза закатились.

Киборг в четыре быстрых шага оказался рядом с припадочным и – раз, два – сильно ударил его по голове электрической дубинкой.

– Этого – в биореактор, гы-гы, – сказал он. – Фляга свистнула.

"Фляга свистнула" у многих. Из примерно сотни деактивированных капсул, стоящих в два ряда в длинном узком помещении, явно не в порядке были пассажиры двенадцати – они или тихо пускали слюни, или бились в истерике. Сноровистые киборги глушили их дубинками и бросали в тележку, одного за другим – как мясные туши.

Оглядев помещение, в котором стояли капсулы, Гай обратил внимание на стены – это был самый настоящий дикий камень, никакого металлопластика и популярного на некоторых планетах рокрита. Гранит поблескивал в свете ламп дневного света, на низких каменных сводах скапливался конденсат и крупными каплями падал на пол, разбиваясь о мелкоячеистую металлическую решётку.

Грохоча кибернетическими ногами, охранники выкатили тележку с отбракованными людьми. С лязганьем открылись и закрылись створки двери, тронутые ржавчиной. Только сейчас Кормак разглядел, что на всех них были надеты одинаковые синие бронежилеты с непонятным шевроном на груди – этакая эрзац-форма местных карательных органов.

Ничего не происходило достаточно долго – пленники капсул разглядывали друг друга и пытались понять, на каком свете они находятся и чего им ожидать в дальнейшем. Томительные минуты закончились – снова лязгнула дверь, и появились новые персонажи. Это совершенно точно были эльфы с Рованиона! Абсолютно симметричные, холодно-прекрасные лица, заострённые уши, длинные прямые волосы – ошибки здесь быть не могло. Пепельноволосый красавец в чёрном плаще и сапогах из кожи какой-то рептилии явно был здесь главным. Юноша и девушка (или дедушка и бабушка, чёрт этих эльфов разберёт) были похожи как брат и сестра и снаряжены куда более грозно. Чешуйчатые доспехи небесно-голубого цвета были подобраны явно в тон к холодным глазам, стрелковые комплексы они держали так, что сразу становилось ясно: это матёрые бойцы.

– Чтобы развеять все ваши иллюзии, скажу сразу – это Жмых. И вы здесь навсегда, – сказал главный. – Совершенно справедливо, что свои преступления вы должны искупить именно здесь, своим трудом и своими жизнями давая шанс на выживание миллионам других, более достойных, чем вы, людей. Бежать отсюда некуда – вы сейчас далеко-далеко от освоенных миров, и остаток дней своих проведёте под слоем каменной толщи и ядовитой атмосферы. Я не буду давать вам даже призрачных иллюзий на спасение – вы все... Ну, почти все – умрёте от радиоактивного излучения и тлетворных испарений в течение года. Каким будет этот год – зависит только от вас. Вы можете плодотворно трудиться – и получать обезболивающие препараты и другие лекарства, хорошую еду и возможность час-другой в неделю прополоскать мозги в вирт-капсуле. Это сделает вашу жизнь более-менее сносной. А можете потратить время на бесплотные попытки побега – и угробить себя даже сегодня. Вы отправитесь в Разлом – прямо сейчас. И меня совершенно не интересует, что там с вами будет происходить. Меня интересует, чтобы мумиё выгружалось на конвейер. Это понятно?

Не дождавшись ответа, эльф развернулся на каблуках и вышел за дверь. Следом за ним помещение покинули и охранники.

– Кондопога есть? – раздался вдруг рык из дальнего угла зала.

Столько первобытной мощи было в этом зверином баритоне, что все вдруг зашевелились, оглядываясь и пытаясь понять, что это за слово такое – "Кондопога", и кто тут такой смелый, что решил подать голос.

– Кондопога есть?! – снова прозвучало под каменными сводами.

– Е-эсть! – хрипло откликнулся кто-то, совсем рядом с Гаем.

Следом за ним – ещё и ещё. В этот самый момент капсулы снова зашипели, и зажимы на ногах раскрылись. Затёкшие конечности слушались плохо, и парень, перевалившись через борт капсулы, рухнул на решётчатый пол. Сквозь мелкие ячейки он рассмотрел в паре метров под собой ручеёк, нёсший свои мутно-жёлтые воды куда-то в сторону трубы коллектора под дверью. Ощутимо пованивало.

– Медвежа-а-атки! – снова раздался рычащий баритон, который спрашивал про Кондопогу.

Худой, сутуловатый, но широкоплечий и жилистый брюнет, который точно так же как и Гай только что выкарабкался из капсулы, приподнялся и откликнулся:

– Оу!

Кормак глянул на него: массивная нижняя челюсть, чёрные бакенбарды почти до самого подбородка, кудлатая шевелюра, мрачный блеск жёлтых глаз... Рывком поднявшись на ноги, этот тип зашагал в тот самый угол, откуда раздавался голос. Таких как он, было ещё трое – превозмогая боль и слабость, они ковыляли на зов.

– Подъём, подъём! – снова появились киборги. – Не задерживаемся!

Тычки дубинок, дополняемые электрическими разрядами, были серьёзным аргументом. Колонна мужчин двинулась к дверям – товарищи по несчастью поглядывали друг на друга, пытаясь понять что за люди вокруг. Гай прокручивал в голове слова эльфа о преступлениях и искуплении – и пытался понять, где он раньше слышал название "Жмых" и что такое "мумиё".

Глава 2, в которой медвежат пытаются прописать

Лифт резко затормозил, отправляя желудок к гландам. На самом деле таких лифтов тут было около двух десятков, и они спускались с интервалами примерно в четверть часа. Наполняемость их была разной – но уж точно роскоши ехать впятером на одной платформе, кроме компании троек, никто не заслужил. По какому принципу комплектовались команды, Гай пока не разобрался – та и времени на это не было.

– Свежа-а-ак! – взвыла внизу толпа.

– Кондопога есть?! – заревел дядя Миша, перекричав на секунду их всех.

Кто-то ему откликнулся – откуда-то издалека, и дядя Миша принюхался, ноздри его затрепетали, а глаза налились кровью.

– Нехорошо! – сказал он и, не дожидаясь пока лифт окончательно остановится, оперся руками о борт и выпрыгнул наружу – с пятиметровой высоты.

Медвежатки последовали за ним. Они тут же признали его лидерство, и даже на мгновение не ставили под сомнение правильность поступков своего седого вожака. Гай особенно не торопился – он дождался, пока платформа ударится днищем о стальные рельсы, уложенные на землю, собрал в стопку все картонные коробки и вышел наружу.

– ... здесь так принято! – застал он самый конец разговора. – Пайку нужно заработать. Пока не выгрузите первый центнер – жрать не положено.

– Ты сделаешь это? – дядя Миша нависал над толпой как утёс над бушующим морем. – Кто из вас подойдёт ко мне и скажет: "Твоя пища нужнее мне, чем тебе!" А?

– Общество! – заявил приземистый киборг с протезами обеих рук и почти стёртой цифрой 2 на комбезе.

Его кожа была покрыта язвочками, нос распух, но в расширенных зрачках плескалась безбашенная смелость – скорее всего, он был под веществами.

– Предлагаю обмен, – сказал дядя Миша, найдя наконец того, с кем можно было говорить глаза в глаза. – Пайка – моя и их, взамен на того мужчину, которого вы посадили в яму.

Местные заворчали. Им такое предложение было не по душе.

– Ты просто отдашь нам её, седой. Или мы заберём силой.

– Силой? – зарычал дядя Миша и ударил себя кулаками в волосатую грудь. – А ну, давай! Davaj, yob tvoyu mat'!!!

Его абсолютно не смущало двадцатикратное превосходство противника в живой силе. Медвежатки набычились, а Гай завертел головой, чуя подвох. И не зря – несколько лихих демонов с опухшими лицами уже крались вдоль отвесной стены ущелья, сжимая в руках совковые лопаты.

– Сзади, дядя Миша! – крикнул он, ляпнул на землю коробки и половчее перехватил обмотку из полотенца.

Кормака, в целом, тоже не пугало численное превосходство местных. Он воспринял их атаку даже с радостью – ощущение собственной беспомощности перед жёсткостью пенитенциарной системы, бессмысленность сопротивления судьбе – это всё было ему не по нутру. А вот вколотить в грунт парочку мерзавцев, позарившихся на его зубную щётку – это да. Это ему нравилось.

– Яр-р-р! – заорал Гай, и с разбега обеими ногами впечатал в стену доходягу с лопатой.

Отмахнувшись от размашистого удара второго, он ощутимо получил в бок черенком, перекатился, вошёл в клинч и, распрямляя ноги, впечатал обмотанный полотенцем кулак в подбородок заросшему длинной щетиной каторжанину.

Утробно хрустнули зубы или позвоночник, или и то и другое сразу, мужчинку подбросило на несколько метров вверх, и он, врезавшись в перекрытия лифтовой шахты, так и повис там, на металлических конструкциях.

Кто-то таки достал Кормака лопатой – прямо по черепу. В голове загудело и помутилось, но усилием воли парень не дал себе упасть и, вцепившись в черенок чуть выше лезвия, изо всех сил дёрнул. Изо всех сил – это оказалось слишком, и ловкач, выпустив инструмент, улетел в сторону.

– Какие они тут, однако, лёгкие! – Гай крутанул обретённое оружие так, что загудел воздух.

Дядя Миша и медвежатки творили и вовсе какой-то кошмар. Рыча и завывая, они мощными оплеухами разгоняли толпу, нанося кровавые раны когтями. Рыжий в угаре битвы вцепился в кого-то зубами и вырвал целый клок мяса. Белый и чёрный работали в паре – спиной к спине, прикрывая друг друга. А дядя Миша рванул напролом, низко пригибаясь к земле и расшвыривая местных направо и налево.

Вскоре местные обратились в бегство, оставив раненых и сбитых с ног самостоятельно решать вопросы с выживанием.

Гай попытался проследить, куда это понесло седого медведа, но особенно времени размышлять не было – у соседних лифтов тоже начиналось действо – новички с номерами 1, 2 и 4 на комбинезонах прибывали на дно разлома. И там были свои комитеты по встрече.

– Э-э-э, да ты чего? – Кормак не мог найти слов – он, выпучив глаза, смотрел на рыжего, который в данный момент ковырялся во внутренностях убитого киборга, пытаясь что-то нащупать.

Наконец он достиг цели, рванул – и вытянул наружу печень поверженного врага.

– Только не вздумай...

Рыжий только хмыкнул и принялся жевать. Чёрный и белый вскоре последовали примеру товарища, и Гай согнулся в рвотном позыве. Они жрали человеческую печень!

Только что съеденный батончик и выпитая вода вырвались наружу, дальше пошла желчь и желудочный сок.

– Что это с ним? – послышался баритон дяди Миши.

Он скинул с плеча измождённого человека – человека ли? На теле его видны следы пыток, волосяной покров серого цвета во многих местах подпален, один глаз выбит, но второй горел таким же неукротимым, звериным огнём, как у дяди Миши и медвежаток.

– Нежный больно. Печёнку будешь? – чёрный наклонился над ещё одним местным.

– Дай лучше одноглазому, я себе сам раздобуду. Что там с остальными лифтами?

– Прописываются...

– Ну, с четвёрками и так всё ясно, там без вариантов. А киборги и модификанты не сдюжили?

– Сдюжишь – не сдюжишь, а причешут – заутюжишь, – буркнул вдруг одноглазый. – Собирайте трофеи – и сваливать пора. Этому, нежному-то верить можно?

Дядя Миша уже с сомнением уставился на Гая.

– Тебе верить можно?

– А вы меня жрать не будете, господа медведи?

– Только если подерёмся. Но мне, например, драться с тобой не с руки, – сказал седой медвед и многозначительно глянул на изломанное тело в грязном и рваном оранжевом комбезе, которое висело на одной из балок лифтовой шахты – метрах в десяти от поверхности. – Медвежатки, с Гаем Кормаком мы ведь драться не собираемся? Он ведь ровный парень и pizdatyj muzhik, да? И за барахлом нашим присмотрел – не в службу, а в дружбу...