ИЗ СТАЛИ И ПЛАМЕНИ
Аннотация:
Люди и драконы уничтожают друг друга поколениями. И я была уверена, что, когда придет час, убью чудовище без колебаний. Однако все пошло не по плану. Отныне мы с драконом связаны. Я жива, лишь пока он рядом. Он не может отпустить меня, не исполнив клятвы. Боги затеяли хитрую игру, связав двух кровных врагов прочными узами. И будто бы этого мало, заставили нас испытывать то, что врагам не положено чувствовать друг к другу...
ГЛАВА 1
Запах дыма защекотал нос. Я поморщилась, несколько раз моргнула, возвращая зрению четкость, увидела серый потолок над головой — и рывком села.
Что?.. Где я?
Судя по каменным стенам и низкому потолку, в пещере. В стороне — ближе к выходу — горит костер. Над ним котелок, черный от сажи. Подо мной шкуры северных волков; чуть позади меховая куртка, скрученная валиком. Кажется, ее использовали как подушку. Причем для меня. Грудь стянута повязками, левая нога зафиксирована двумя палками и туго перемотана. Осторожно, стараясь избежать ненужной боли, я ощупала ее и уверилась — кости вправлены.
Боги, что произошло? Откуда эти раны? Я ведь уходила из Ордена невредимой! А потом… потом…
В памяти замелькали обрывки недавних событий.
Горы. Снегопад, поваливший на декаду раньше срока. Злой ветер, царапающий лицо. И я, поднимающаяся все выше. Тяжелый дайгенор — оружие и гордость любого охотника — привычно оттягивает руку. Выбившиеся из косы волосы лезут в лицо. Наверное, из-за них я не сразу увидела дракона. А может, причиной всему метель. Не знаю. Наверняка скажу лишь одно: когда я наконец разглядела алый силуэт, нападать из засады было поздно — дракон тоже меня заметил.
Все, что случилось после, превратилось в набор смазанных образов. Я помню массивный спинной гребень и отливающие золотом когти. Помню, как пыталась, но никак не могла ранить проклятое чудовище, как нацелилась на брюхо, не защищенное роговой чешуей. И как отлетела назад, сбитая с ног мощным хвостом. Кажется, удар был сильным. Последнее, что отпечаталось в памяти, — нестерпимая боль в ноге и мой крик.
А теперь я здесь, в пещере. Заботливо уложенная на шкуры и со вправленными костями. Но кто помог мне? Неужели…
Губы дрогнули в улыбке.
Да! Я знала, что братья из Ордена не бросят меня! Наверняка они и убили чудовище! Ух, правда, придется объясняться перед отцами, почему я не сделала этого сама. Но, уверена, они поймут — никто из послушников не одолел бы алого дракона. А раз так, то не о чем переживать.
Шорох шагов заставил отвлечься от радостных мыслей и повернуться ко входу. Пришел мужчина. Высокий, широкоплечий, с густыми каштановыми волосами, заплетенными в тугую косу. Из одежды лишь штаны грубого пошива, заправленные в сапоги, да жилетка на тонкой шнуровке.
Хм, не похоже на облачение охотника. Вольный наемник?
— Спасибо, что спас меня от чудовища, — поблагодарила я искренне, когда он приблизился. Вспомнила рассказы о наемниках и добавила: — Для меня будет честью вернуть долг жизни.
— От чудовища?
Тонкие губы искривились в холодной усмешке. Он опустился на корточки, ухватил меня за подбородок жесткими пальцами, потянул на себя.
Сердце дрогнуло.
Иначе! Охотники и наемники двигаются иначе! В их движениях нет этой неуловимой тягучести — когда даже молниеносное движение выглядит плавным.
— Посмотри мне в глаза, — приказал он. — Что ты видишь?
Все мое естество отказывалось подчиняться. Взгляд против воли скользнул вниз — к расстегнутой жилетке — и замер на глубоких порезах на груди. Еще свежих. Слишком знакомых, чтобы ошибиться. Такие рваные края может оставить лишь одно оружие. Дайгенор.
От внезапной догадки спина покрылась холодным потом.
— Посмотри на меня! — рявкнул незнакомец, и на этот раз я подчинилась.
Медленно подняла взгляд, отмечая волевой подбородок, хищные черты лица, прямой нос и… темно-зеленые глаза с вертикальным зрачком. Я дернулась, попыталась высвободиться из цепких пальцев. Однако стоило шевельнуться, как незнакомец с силой сжал мое левое бедро. По ноге молнией прострелила боль. Еще терпимая. Но стоит ему сместить ладонь на несколько сантиметров вниз, и боль станет невыносимой.
— Ты дракон? — несмотря на страх, дрожи в моем голосе не прозвучало.
— А что, много вариантов? Ну же, охотница, не разочаровывай меня. Ты ведь уже все поняла. Так почему спрашиваешь?
Я упрямо поджала губы.
— Что, думаешь, убью тебя? — Зеленые глаза насмешливо блеснули. — Поверь, хотел бы — давно бы уже это сделал.
— Тогда почему?
— Почему ты до сих пор жива?
Я кивнула.
— В отличие от вас, мы не убиваем невинных. — Поймав мой непонимающий взгляд, дракон пояснил: — Ты еще не окропила себя нашей кровью, — кивком головы он указал на мое плечо, виднеющееся через прореху на рубашке. — Охотникам ставят клеймо за каждого убитого дракона, верно?
Первым, что я ощутила, придя в себя, была слабость. Тело будто окаменело, руки казались неподъемными. Даже веки, и те поддались с трудом — приподнялись лишь наполовину. Я украдкой огляделась.
Дракон сидел ко мне полубоком, обнаженный по пояс, — ноги скрещены, спина прямая. Света костра не хватало, чтобы разглядеть все; но то, что могла, я изучала со всей тщательностью. Отливающую золотом кожу, старые рубцы на спине, видимые жгуты вен, напряженные мышцы. Мощный, зараза. Одолеть такого будет непросто даже лучшим из охотников. А уж мне, раненой, — и вовсе невозможно. Проклятье!
От котелка, уже снятого с огня, поднимался густой пар. Чувствовался горьковатый запах незнакомых трав. Дракон тихо рыкнул, будто недовольный тем, что собирается сделать, запустил длинную деревянную ложку в котелок, выудил комок чего-то вязкого, темно-зеленого. Несильно отжал и приложил к рваной ране на груди. Новый рык — протяжнее и ниже первого — отозвался во мне мелкой дрожью. Только совсем не от страха.
Очень давно, еще в первый год служения Ордену, я сорвалась со скалы. Не слишком высокой, но все же достаточно, чтобы при падении ободрать кожу до ребер. До сих пор с содроганием вспоминаю обеззараживающие примочки, тугие перевязки и мази. Казалось, каждое лекарское средство служило лишь одной цели — заставить меня заново прочувствовать глубину того разочарования, что охватило праведных отцов. А разочарованы они были безмерно. Еще бы! Я ведь обещала забраться на самый верх, а в итоге сорвалась, не достигнув даже середины.
Пальцы невольно дернулись и сжались в кулаки.
В тот день я пообещала, что больше никогда не подведу Орден. Я стану достойной. И шесть кривых шрамов пониже груди стали молчаливым напоминанием о моей клятве.
Я снова посмотрела на спину дракона — широкую, мощную, со следами прошлого. Интересно, несет ли он похожие клятвы? Или, как дикий зверь, лишь следует инстинктам?
— У тебя тяжелый взгляд, охотница, — бросил он, не поворачивая головы. — С таким ты никогда не нападешь из тени.
В первую секунду я растерялась. Мне казалось, дракон не заметил моих разглядываний. Но уже в следующую взяла себя в руки: широко открыла глаза и посмотрела не прячась.
— Чего ты хочешь?
Вопрос заставил дракона хмыкнуть, отложить ложку и повернуться.
— Чтобы ты выжила.
— Зачем?
— Чтобы вернулась к своим и рассказала о нас: что мы не звери, как вы привыкли считать. Что если на нас не нападать, мы не станем убивать в ответ. Что нам не чуждо милосердие.
— Пытаешься меня задурить? Думаешь, я поверю твоим словам, чудовище?
— Не словам — действиям.
Поднявшись, он достал из котелка еще один комок непонятной зелени и, роняя на пол пахучие капли, зашагал ко мне. Я дернулась. Попыталась сесть, но слабые руки не дали опереться на них и отползти.
— Чудовища не помогают людям, — процедила сквозь зубы.
— Верно. И я докажу тебе, что драконы — не те, кем вы привыкли нас считать.
Вместе с последним словом он прижал к моей ноге горячий влажный ком. Кожу обожгло. Причем так сильно, что сдержать крик не вышло. Инстинктивно я ухватилась за дракона слабыми пальцами. Будто понимая, что я чувствую, он пропустил руку под моей спиной. Прижал, давая ощутить свою силу и… надежность, и впился в меня взглядом. Вертикальные зрачки едва заметно расширились, запульсировали, будто гипнотизируя, не позволили отвернуться. И я, пусть нехотя, поддалась их магии. Сейчас, когда левую ногу пожирает невидимое пламя, я согласна даже на это — на силу дракона.
— Теперь выдыхай, охотница.
Он опустил меня обратно на шкуры и отошел. Я проследила взглядом за его рукой, дернувшейся к ранам на груди.
Дайгенор — опасное оружие. Опаснее меча или лука. Оно не просто травмирует тело — оно отравляет его. Лезвие дайгенора обрабатывают заговоренным настоем шесть полных лун подряд. И старинный рецепт знают только праведные отцы.
Однажды — больше по глупости — я сцепилась с Айкиром, братом по Ордену. До сих не знаю, совпало так или Айкир все подстроил, но рукоять моего дайгенора надломилась. Я едва успела отвести его в сторону — лезвие лишь краем скользнуло по голени. Не сделай я этого, лишилась бы ноги. А так отделалась всего тремя неделями в лекарском крыле. Тогда же я узнала, каково это — когда закипает кровь в оставленной дайгенором ране. И сейчас, разглядывая рваные края порезов на груди дракона, я будто заново переживала дни после схватки с Айкиром.
— Корни хладовой травы, — произнесла быстро, опасаясь, что если замешкаюсь хоть на секунду, то передумаю. — Завари их с корой калины, остуди и…
— О, надо же, охотница делится со мной рецептами снадобий, — дракон насмешливо скривился. — Не стоит. Ваши средства бессильны против нашей крови.
Не сводя с меня взгляда, он коснулся открытых ран, намочил пальцы в собственной крови и встряхнул рукой, роняя тяжелые капли на пол. Камни, на которые они упали, зашипели. В воздухе запахло серой.
Несмотря на уверенность дракона, метель не утихла ни к утру, ни к следующей ночи. Наоборот лишь набирала силу. Как и жар, лижущий мое тело. Поначалу я не обращала на него внимания: списывала то на слабость, то на близость костра. Но к вечеру стало понятно — это лихорадка.
Дракон покидал пещеру дважды. В первый раз он ушел утром, чтобы через несколько часов вернуться с тушей горного алькарда. Увидев добычу, я не сумела скрыть удивления. Да и как иначе? Трудно сохранить невозмутимость, когда в нескольких шагах от тебя кидают огромное серо-голубое тело с тонкими полосками на шкуре. Мощные витые рога загибались назад, словно крендели; похожие на рогатку копыта отливали серебром. Именно из-за копыт алькардов еще называют «сребровыми арисами».
Шкуру с алькарда дракон содрал всего в несколько движений, чем вновь удивил меня. При этом — готова поклясться — он едва сдерживал самодовольную улыбку! Но ни один из нас не проронил ни слова. О чем думал дракон, я не знаю. Я же не могла заставить свои глаза смотреть на что-то, кроме него. Взгляд словно приклеился к сильному мужскому телу. Раз за разом возвращался к ранам от дайгенора, виднеющимся сквозь распахнутую жилетку; скользил вдоль рук со жгутами вен, очерчивал контур лица.
Как же так вышло, что никто в Ордене не знает о способности драконов менять облик? И почему никто из чудовищ не попытался выйти на общение раньше? Или…
Пугающая мысль вонзилась в меня иглой.
Или дракон со мной играет?
Кот Мадека — одного из старейших отцов Ордена — тоже всегда играет с мышами, прежде чем задушить их. Я сама видела с полдюжины раз. Правда, вмешаться посмела лишь единожды — и за это провела ночь в яме с крысами. Тремя. Их хватило, чтобы не давать мне сомкнуть глаз: приходилось отбиваться от наглых созданий до самого рассвета. Урок я усвоила и больше никогда не мешала любимцу Мадека играть с добычей.
Сейчас же я вдруг почувствовала себя той самой мышью, угодившей в лапы к коту. Что будет, когда он наиграется?
Беспокойство крепло от часа к часу. Вместе с ним креп жар. Мысли становились ленивыми и неповоротливыми, как старая кухарка Найра, хорошо готовящая лишь тушеную картошку. Удивительно, но несмотря на то, что последний раз я ела еще в Ордене, голода не было. Даже воспоминания о стряпне Найры не раздразнили аппетита. И когда дракон, разделав тушу алькарда, кинул несколько крупных кусков на горячий от огня камень, я не испытала ничего. Только продолжила следить за драконом.
Сам он тоже часто поглядывал на меня. Причем с каждым разом хмурился все сильнее. Когда он поднялся и, ничего не говоря, покинул пещеру, я не испугалась. Хотя, пожалуй, стоило бы. Однако жар будто выжег из меня не только силы и голод, но даже страх.
Я проводила дракона мутнеющим взглядом, отвернулась и ненадолго прикрыла глаза. По крайней мере, так мне показалось… В себя я пришла от громкого треска ткани. Дернулась, вырываясь из марева темноты, и повернулась на звук.
Дракон был здесь. Не знаю, куда он уходил и когда вернулся, но сейчас сидел на корточках у моей ноги. Судя по ощущениям, штанину он порвал. Словно в подтверждение моей догадки, ноги коснулись чужие пальцы. Несильно сжали. Скользнули выше, надавили… и тут же исчезли, стоило мне закричать. От внезапной боли я на миг ослепла. А когда пришла в себя, то подавилась воздухом, потому что там, где еще недавно были пальцы дракона, теперь меня касались его жесткие горячие губы.
— Что… что ты делаешь? Прекрати…
Мой голос прозвучал слабо, жалко. Но, к счастью, настаивать не пришлось — дракон отстранился, сплюнул и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Твоя кровь горит. Если за ночь тело не сможет успокоить ее… — он не договорил.
Я криво дернула уголком рта, без слов понимая все, что не было озвучено: если к утру жар не спадет, я умру. В груди похолодело.
Охотников с первых дней учат, что наш век недолог. И мне казалось, я давно смирилась с судьбой. Но сейчас, лежа на полу пещеры посреди Пайтенских гор, поняла, что не готова умирать. Случись это еще сутки назад — в бою, с зажатым в руке дайгенором, — и я бы не побоялась. А вот так — медленно, неотвратимо, угасая точно огарок свечи — не хочу.
— …тогда в нашем поединке дракона и человека победа останется за тобой, — несмотря на страх, мой голос прозвучал твердо, как и подобает истинной дочери Ордена.
Дракона такая стойкость разозлила. Он наклонился, впился в меня взглядом, словно иглами, и процедил:
— Что, охотница, собственная жизнь ничего для тебя не значит, раз так спокойно говоришь о смерти? Или в вашем ордене учат именно этому — покорно принимать судьбу?
— Горячку крови не вылечить. Если боги будут милостивы, мое тело само погасит ее; если нет — значит, мой срок настал. Или что, у чудовищ есть зелья, творящие чудеса? — спросила я, не пряча издевки.
Гнев дракона вызывал во мне ответную ярость. Зачем он заставляет меня озвучивать прописные истины? Чтобы напомнить о скорой кончине? Или хочет подарить пустую надежду, а потом потешаться, наблюдая, как я цепляюсь за нее? Не выйдет. Пусть я не прошла новое рождение, но по духу я охотница. И если пришел мой час, я встречу его как подобает. С честью.
Боги отвернулись от меня. Я поняла это ближе к ночи, когда почти ослепла от жара. Взор размылся, окружающий мир превратился в пятно смазанных красок. И только тени от костра оставались четкими. Они шевелились, подбирались ко мне, словно дикие звери, замирали перед прыжком. И вместе с ними замирала я. Дух охотницы требовал действий; слабое, налившееся тяжестью тело — покоя. Противоречия выматывали почти так же сильно, как и жар.
Пропитавшаяся пóтом одежда липла к коже. Хотелось содрать ее, остаться почти нагой под редкими порывами ветра, задувающими в пещеру. Под ними становилось легче, пусть и ненадолго.
Несколько раз я проваливалась в беспамятство. Выныривала из него, точно из болотной топи, и увязала вновь. Иногда, очнувшись, я чувствовала прикосновения дракона — он что-то прикладывал к моей ноге, чем-то смачивал лоб. Дважды снова прижимался ртом к моей ране и сплевывал отравленную жаром кровь.
В себя я пришла в предрассветных сумерках. Пришла и отчего-то сразу поняла — это последнее пробуждение. Как у погибающей птицы, которая находит силы встрепенуться еще лишь раз. И, кажется, дракон тоже это понял.
Он сидел рядом. Смотрел на меня пристально, почти не моргая, и хмурился.
— Твои боги оказались глухи, охотница, — заметил он, стоило нашим взглядам встретиться. — Но мои все слышат.
— Ты молился за меня? — я тихо усмехнулась.
Пусть сил во мне, как в той птице, осталось лишь на рывок, но я взлечу. В последний раз. И дракон не увидит моего страха перед падением.
— Нет. Но я поклялся Первопредку, что ты вернешься к своим.
— Что ж, значит, ты поспешил.
Дракон оскалился. Пальцы на его руке вдруг стали удлиняться и утолщаться, наливаться темным золотом. В тусклом свете костра блеснули когти. Их движение вышло стремительным: словно золотая молния сорвалась и исчезла, оставляя после себя ощутимый запах. Только не свежести — драконьей крови. Оскал дракона стал шире — как у хищника, готовящегося к нападению.
И оно последовало.
Я не успела ни дернуться, ни уклониться, когда он резко вскинул руку и прижал кровоточащий порез к моим губам. Зеленые глаза полыхнули алым, и все во мне оборвалось. Я была готова умереть от жара. Была готова к тому, что дракон раздерет когтями мое горло. Но не к тому, что он решит отравить меня своей кровью.
В памяти взметнулись цветные образы. Наша с драконом схватка, мой удар дайгенором по мощной груди; брызги крови на кожаном доспехе, и шипение, с которым тот начал сгорать. Пришлось быстро скидывать его, а самой кувырком уходить от атаки. Вспомнилось, как задымились камни от попавших на них капель, а в воздухе запахло серой. И когда драконья кровь хлынула мне в рот, боюсь, я не сумела скрыть ужаса во взгляде.
Язык обожгло, перед глазами взорвался густой сноп алых искр. В сознании вспыхнули и затухли сотни мыслей. Так много, что разобрать я успела лишь одну, полную горького разочарования.
Дракон действительно играл со мной, как тот кот с мышью. А наигравшись, убил.
Сначала вернулось ощущение жара, за ним пришло чувство тяжести. Никогда прежде собственное тело не казалось таким неподъемным. Я попыталась шевельнуть рукой — не вышло. Попыталась сжать пальцы в кулак или хотя бы открыть глаза — без толку.
Неужели забвение именно такое? Вечность в неопределенности, в неспособности даже увидеть, что вокруг. Тысячи дней лежать и не знать, как изменился мир после твоей смерти. Только вслушиваться в звуки, пытаясь по ним догадаться, что происходит. Вот сейчас я отчетливо различала треск костра, приглушенный шорох каменной крошки, шаги…
— Просыпайся, охотница, — низкий, чуть рычащий голос прозвучал пугающе близко.
Инстинкты вздыбились, словно шерсть у кота на загривке. Дракон! Дракон рядом! А я лежу перед ним беззащитная, словно ягненок!
— Ну же, охотница, неужели ты позволишь делать с собой все, что мне взбредет в голову?
Насмешка стеганула вожжой. В груди полыхнуло, как от огня; челюсти свело. Окажись сейчас меж ними кусок выделанной кожи — не вырвешь.
— Например, это… — мне на ногу опустилась широкая ладонь. — Или это… — дракон повел ладонью вверх до самого бедра. — Или даже это… — сильные пальцы задрали край рубашки и коснулись кожи живота.
Я отчетливо ощутила каждый из них. Шершавые подушечки, исходящий от них жар, уверенные, но в то же время осторожные надавливания. И то, как они сместились выше. В груди родился рык. Пусть не такой низкий, как у дракона, но сильный, неистовый. Я потянулась навстречу — дракону, собственной ярости, желанию сбить с себя это бесстыжее прикосновение. Веки на мгновение сжались — и распахнулись.
— Не смей!
Дракон прищурился. Убрал руку с моего живота, встал и развернулся к костру.
— Ты даже слабее, чем я думал, — заметил холодно.
Все во мне натянулось как тетива. Я уставилась в широкую спину, готовая спустить стрелу ненависти, но замерла, увидев повязку на его руке. С трудом повернув голову, отыскала взглядом камни с выжженными неровными углублениями — местами, куда упали капли драконьей крови. Потом осторожно облизнула губы. Соленые.
— Почему я жива?
Дракон посмотрел на меня искоса, однако отвечать не стал. Взял жареного алькарда, оторвал небольшой кусок и вернулся.
— Ешь, — приказал коротко, прижимая мясо к моему рту. — Если сил жевать нет — скажи, я помогу.
Сердце лизнула ярость. Да он издевается надо мной! Думает, я настолько слаба? Ну уж нет!
Не сводя с дракона взгляда, я вцепилась зубами в мясо и пусть с усилием, но принялась жевать. Сама. Дракон криво ухмыльнулся. Вернулся к костру, опустился в метре от него и уставился в огонь.
Минуты на две пещеру окутала тишина. Потом дракон заговорил:
— Люди не умеют контролировать свою кровь. Вы тратите ее в битвах, проливаете, принося клятвы, и платите ею за ошибки. Но при этом вы не можете вытравить из нее болезнь или жар. Нам это под силу. И пока я контролирую свою кровь в тебе, ты не умрешь.
Сказанное мне не понравилось. Осознание, что теперь моя жизнь зависит от дракона — тем более.
— И что теперь? — спросила, с трудом проглотив плохо прожеванный кусок.
— Дождемся, когда метель успокоится. Потом отправимся в Северные гнезда. Наше поселение, — пояснил дракон, стоило мне нахмуриться. — Гррахара — старейшая из нас — сумеет тебе помочь.
— Но… ты же сказал…
— Что ты жива, пока моя кровь в тебе. Но чтобы контролировать ее, мне нужно быть рядом. Если уйдешь к своим, я утрачу контроль, и ты умрешь. Сгоришь изнутри.
Дракон говорил о жаре, но меня от его слов сковало изморозью.
— Поэтому нам нужна Гррахара. Когда мы окажемся в Северных гнездах, я вытравлю из тебя свою кровь, а Гррахара вылечит твою.
— И ты так легко допустишь человека в поселение драконов? Охотницу?
Мне досталась кривая ухмылка.
— На этот счет не переживай: раз покинув Северные гнезда, ты не отыщешь дороги обратно. И привести других охотников не сможешь. Мы не убиваем без нужды, но и поставлять шею под ваши дайгеноры не станем. А сейчас поспи, охотница. Твоему телу нужно свыкнуться с драконьей кровью.
Я нашла в себе силы кивнуть. Несколько секунд не сводила с дракона взгляда, обдумывая все, что он для меня сделал. И решилась.
— Кинара, — выдохнула тихо. — Меня зовут Кинара.
Темные брови едва заметно изогнулись, выдавая удивление дракона. Однако губы дрогнули в намеке на улыбку. Не усмешку — улыбку.
— Спи, Кинара, — произнес он так же тихо.
И я действительно заснула.