Избранная для невольника, или Дракон в наследство

1. Выпускной бал

По просторному бальному залу, огороженному с двух сторон длинными стройными колоннадами, кружатся в танце пары. Вальчик – танец-полет, танец-встреча – близкая, долгожданная, но все еще немного напряженная. Женщина откидывается спиной на согнутую в локте руку мужчины, держится за его плечо. Тела партнеров так близки, что между ними пройдет разве что ладонь, а бедра так и вовсе то и дело касаются друг друга, рассыпая по коже танцующих ознобные мурашки возбуждения.

Этерия стоит прямая, с ровной спиной и развернутыми плечами, у одной из колонн, подпирающих высокий потолок, и с волнением ожидает своего часа. Выпускниц в этом году – пять десятков. А драконов из Аджурмана – Драконьего Леса – прибыло всего пятнадцать. Пока-то каждый потанцует со всеми девушками… Зато после вальчика сложившиеся пары прилюдно объявят о том, что нашли друг друга.

Этерия очень надеется, что один из полутора десятков высоких, завораживающе-красивых аджуров почует свою пару в ней.

Все девушки надеются! Все мечтают стать женой крылатого Перворожденного.

Драконы – самые верные и заботливые мужья. Они не способны предать, бросить свою Хас Исемле – жену, дарованную Изначальными. А еще драконы – все до единого – богатые, образованные долгожители, способные поделиться не в ущерб себе силой и жизнью с избранницей. Не удивительно, что их считают самыми выгодными женихами. Этерия никогда не думала об этом – раньше, не гналась за выгодой. Для нее драконы – воплощение мудрости, силы, благородства и справедливости.

Этерия, Этти, как звали девушку ее погибшие два года назад родители, бредит драконами с детских лет. Живет мечтой о Драконьем Лесе. Знает наизусть историю каждого аджурманского рода. О! Она станет достойной спутницей жизни своему аджуру! Пусть только он найдется. Потому что сейчас – или никогда.

Драконов мало, и большинство из них находят своих Хас Исемле среди дракониц – женщин своего народа. И лишь немногие мужчины, достигшие брачного возраста и в течение десяти лет не обретшие пары среди соотечественниц, отправляются в дружественное человеческое королевство Шехерлар, в город Тау-Ара, где находится единственная в стране Королевская магическая академия.

В Академии обучаются юноши и девушки – потомки Четырех Великих Семей Шехерлара, чьи предки породнились с драконами через кровный магический ритуал. Благодаря этому союзу члены Четырех Семей и их потомки обрели доступ к магии Перворожденных, а сами аджуры получили возможность брать в жены человеческих женщин и иметь от них детей.

Позднее потомки Четырех Семей породнились с другими аристократическими семьями, и сейчас в каждом представителе знати Шехерлара течет капелька драконьей крови.

В Этерии драконьей крови намного больше, чем капелька, отсюда и магическая сила, и высокая совместимость с кровью и магией крылатых Перворожденных. Так неужели выпускной бал станет для нее не лучшим праздником в жизни, а величайшим разочарованием?

От мрачных мыслей девушку отвлекает один из аджуров, прибывших в академию в поисках своей суженой.

– Позвольте пригласить вас на вальчик, прекрасная эира, – говорит он низким мелодичным голосом, подавая Этерии руку.

Что ж, наконец-то дошла очередь и до нее, Этерии Кьергор. Она уже устала томиться в ожидании у колонны вместе с тремя другими девушками, не имеющими взрослых родственников-мужчин: отцов, братьев, кузенов… Ведь, помимо самих аджуров, танцевать на балу с драконьими невестами имеют право только близкие родственники девушек.

Говорят, чужая, неродственная мужская энергетика может помешать аджуру почуять свою пару. По этой причине ни одна благородная эира не начнет встречаться и уж тем более не вступит в близкие отношения с соотечественниками, пока не закончит академию и не побывает на выпускном балу.

Впрочем, эире Этерии Кьергор надеяться на внимание наследников благородных семей Шехерлара не приходится. Она теперь – сирота и бесприданница. У нее нет ни родственников, занимающих высокое положение, ни богатого наследства – ничего такого, что могло бы послужить процветанию рода супруга. Так что в рейтинге благородных невест королевства Шехерлар Этти занимает почетное первое место – если считать с конца.

Это для драконов не имеет значения ни богатство девушки, ни положение ее родни в высшем обществе. Аджуры смотрят только на реакцию своей второй ипостаси. Если дракон признал в эире свою Хас Исемле – аджур возьмет ее в жены, будь она хоть нищенка, хоть калека или уродина. Правда, среди тех, в ком течет хоть капля крови Перворожденных, некрасивых не бывает…

***

Этти – настоящая красавица: у нее хрупкая фигурка с тонкой талией и пышной грудью, большие выразительные глаза, иссиня-черные, словно ночное небо; нежная, гладкая белая кожа и густые темно-каштановые волосы. Красоту девушки не способны испортить ни скромное бальное платье, разошедшиеся швы и отпоровшиеся воланы которого Этти укрепляла собственноручно, ни поношенные бальные туфельки, которые, по счастью, не видны под ворохом длинных пышных юбок.

На шее Этерии Кьергор красуется тоненькая ниточка жемчугов – единственное украшение, которое ей удалось сохранить после того, как ее родители погибли, а сама девушка оказалась на грани нищеты, ведь внезапно ушедшие из жизни родители оставили столько долгов, что все их невеликое имущество ушло в уплату по распискам и закладным. 

2. Неожиданное наследство

На то, чтобы проститься с юностью и с мечтой о Драконьем Лесе, у Этти есть всего три дня: ровно столько времени выпускникам Королевской магической академии дозволено оставаться в пансионате для адептов после Драконьего Бала.

За эти трое суток Этерии предстоит подать документы в Королевскую магическую службу и найти съемное жилье – не ночевать же ей постоянно на постоялых дворах, а своего дома у девушки больше нет.

Вечер и ночь Этти проводит в слезах. Она не хочет плакать, но слезы сами безостановочно катятся из глаз, отчего нос благородной эиры распухает и краснеет, а веки становятся отечными и воспаленными. Лишь к утру девушке удается выплакать свое горе, укротить рвущиеся из груди рыдания и хоть немного взять себя в руки.

Поспав всего пару часов, она встает, умывается ледяной водой, заплетает волосы в тяжелую тугую косу, которую перехватывает темно-синей бархатной лентой. Такие ленты обязаны носить все незамужние благородные эйры. Упаковав бальный наряд в специальный чехол, Этерия надевает повседневное платье – простое, темно-синее, в цвет девичьей ленты, с неглубоким вырезом и длинными рукавами.

Бальное платье Этти продаст: вряд ли оно ей понадобится ближайшие десять лет, а к тому времени в моду наверняка войдет совсем другой крой. Впрочем, модничать Этти никогда не могла себе позволить…

Повесив на плечо сумку, в которую уже успела сложить зеркальце, расческу, кошель с парой серебряных монет и небольшой тубус, вмещающий в себя свиток-диплом, девушка подхватывает чехол и спускается вниз. Там, на входе в женский пансионат, сидит на вахте премилая женщина, простокровная магичка со слабым даром, каджа Маргарэта.

Этерия кивает ей, желает доброго здоровья и спешит проскользнуть мимо: опасается, что, если начнет разговаривать и делиться своими бедами – снова разрыдается. Но каджа Маргарэта окликает Этти:

– Эира Кьергор! Вам послание доставили, загляните в свой почтовый ящичек!

– Благодарю вас! – Этти недоумевает: слать ей письма некому.

Она спускается на несколько ступенек, находит среди ряда пронумерованных ячеек нужные цифры, прикладывает к магическому замку подушечку указательного пальца и шлет слабый толчок силы. Замок щелкает, дверца плавно открывается, и Этерия вынимает из пыльной темноты свернутую трубочкой и запечатанную магией записку. Присев прямо на ступени, снимает печать и погружается в чтение.

Каджа Маргарэта с любопытством наблюдает за сменой эмоций на лице выпускницы. Изначальное раздражение на нем сменяется вначале недоумением, затем – удивлением, еще позже – неверием. Заплаканное бледное лицо девушки чуть розовеет, в погасших глазах появляется намек на обычную живость.

– Что-то важное? – не выдерживает, интересуется немолодая каджа, привставая со своего места.

– Пока не знаю, – с сомнением качает головой Этти. – Меня приглашают в дом законника эра Мортэна на оглашение завещания. 

– Удивительное дело! – качает головой Маргарэта. – Вы ведь говорили, что у вас никого не осталось. Тогда кто мог оставить вам наследство?

– Наследство или его часть – тут не сказано, – спешит выполоть из своей души ростки сорной травы под названием «надежда» эира Кьергор. Она больше не хочет обманываться и разочаровываться. – Похоже, мне следует поторопиться: оглашение состоится сегодня в полдень.

– Тогда торопитесь, дорогая моя девочка! Хотите, вызову для вас возчика?

– Боюсь, я не могу себе позволить такие расходы, – вздыхая, признается Этерия. – Простите, но мне пора…

– Да улыбнется вам, Этти, богиня удачи Тюхе, – благословляет девушку добрая Маргарэта и еще долго смотрит вслед выпускнице, вздыхая и покачивая головой: вот и пришло время расстаться еще с одной доброй и светлой душой, которая всегда находила для старой каджи улыбку и теплое слово.

***

В доме законника эра Мортэна Этерию встречают почтительно, проводят до кабинета хозяина, усаживают в неудобное жесткое кресло с высокой прямой спинкой: в таком не расслабишься и не уснешь.

Кроме самого эра Мортэна, в кабинете присутствуют еще двое незнакомых девушке мужчин. Один – молодой, худощавый, облаченный в брюки и жилет. Поверх рукавов его белой рубашки надеты черные нарукавники, защищающие светлую ткань от брызг едко-фиолетовых неуничтожимых чернил. Второй мужчина находится в зрелом возрасте. Он одет в запыленный дорожный костюм и выглядит таким усталым, будто провел в пути не менее десятка дней и так спешил, что даже не стал снимать номер и приводить себя в порядок.

– Позвольте вам представить, эира Кьергор. Это, – эр Мортэн, услугами которого пользовались когда-то родители Этерии, кивает на молодого мужчину, – свенд Торстен, мой ученик и помощник.

Юноша почтительно кланяется, и Этти отвечает ему кивком головы.

– А это – эр Холдор, мой коллега из Кояш-кена. Он проделал долгий путь, чтобы разыскать вас и объявить вам волю вашего дальнего родственника, который приходился троюродным кузеном вашей бабушке.

– Рада знакомству, – приветствует мужчину полупоклоном Этти. – Я никогда не слышала от родителей о том, что у нас есть родственник в Кояш-кене.

– К моему великому огорчению, вашего дядюшки уже нет в живых, – качает головой эр Холдор. – Он внезапно скончался чуть более двух дней назад. Но, возможно, горечь потери будет не столь велика, когда вы узнаете, что ваш родственник назначил вас единственной своей наследницей и отписал вам не только солидную денежную сумму, но и все имущество.

3. В плену у степняков

Где-то за месяц до выпускного бала в Королевской магической академии Шехерлара, далеко в степях за юго-западной границей Срединной Империи

***

– Прррр-йух, йух, йух-хуууу!

Свист плетей. Конское ржание. Мелкая, словно мука из зерен арыша, степная пыль клубами вздымается из-под копыт, забивает ноздри, сушит горло. Четыре крепких низкорослых лошаденки под крики погонщиков тянут в четыре разные стороны веревки. Веревки привязаны к рукам и ногам крупного мужчины.

Любимая казнь степняков – разорвать пленника на куски, четвертовать без применения стали. Но этого мужчину, в темных волосах которого пробиваются седые пряди, порвать никак не удается. Дикие, жестокие, беспощадные жители степи даже рады такому повороту. Мужчина стал для них игрушкой. А попытки казнить его превратились в любимую забаву для всего племени.

Вот и сейчас зрители стоят по обе стороны от вытоптанного лошадиными копытами круга, гомонят, смеются, делают ставки. Всем интересно: выдержит ли пленник очередную пытку? И какая из лошадей упадет первой?

Лошади тянут изо всех сил. На их гладких взмыленных шеях проступают жилы. Копыта скользят по утрамбованной до каменной плотности смеси песка и глины. Солнце палит нещадно, горячий ветер не приносит облегчения. Тело пленника матово поблескивает от проступившего на коже вязкого соленого пота. Наконец, одна из лошадей оступается, поскальзывается и валится набок.

Погонщики тут же останавливают забаву. Лошадей стреноживают и уводят на выпас. Пленнику на руки надевают деревянную доску – кандалы. А ноги связывают так, чтобы мужчина мог передвигаться только очень короткими шажками.

– Альв! – зовет один из погонщиков. – Бери этот кусок драконьего дерьма и тащи его в вашу с ним тирму.

От сплошной стены зрителей отделяется фигура, которая никак не могла слиться с этой низкорослой темноволосой толпой благодаря высоченному росту, широко распахнутым зеленым глазам и светлым волосам. Правда, сейчас волосы Альва выглядят не светлыми, а, скорее, желтовато-серыми. Таков цвет степной пыли, которой полным-полно в спутанных космах истощенного мужчины.

Альв приближается к лежащему на земле телу, глупо, но ласково улыбаясь.

– Я помогу другу. Я отнесу его домой. Другу надо поспать. Нет! Сначала я дам Кайду водички. Потом – спать...

Продолжая бормотать себе под нос что-то утешительное, Альв приседает, усаживает темноволосого мужчину и, ловко извернувшись, просовывает свою голову в кольцо скованных рук. Медленно, с усилием присаживается на корточки, а затем выпрямляется в полный рост. К счастью, скованный пленник еще не потерял сознания, а потому кое-как помогает своему носильщику подняться. А когда оба, наконец, оказываются в вертикальном положении, Кайден повисает на спине Альва, но находит в себе силы переставлять ноги.

До стойбища, на краю которого находится тирма пленников, совсем недалеко. Но мужчины добираются до своего дырявого жилища долго. Так долго, что солнце – Солус, стоявшее в зените, успевает проделать треть своего послеполуденного пути.

Тирма – переносное жилище степняков. Три палки, установленные в форме пирамиды, несколько грубо выделанных овечьих шкур, заменяющих стены, пол и крышу. Разумеется, пленникам отдали самые старые, протертые и истлевшие шкуры-кошмы. Но даже они – лучше, чем постоянные ночевки на голой земле под открытым небом.

Альв сгружает Кайдена с закорков перед входом, берет друга со спины подмышки и затаскивает в пыльный жаркий полумрак. Хоть какая-то тень. Связанные веревками ноги темноволосого остаются торчать снаружи.

Жилища коротышек-степняков не рассчитаны ни на драконов, ни на эльфов. Да и не было такого никогда в истории Мира Трехрогих гор, чтобы Перворожденные оказывались в рабстве. Альвадон и Кайден – первые, кому не повезло.

***

Светловолосый, все так же то ли бормоча, то ли напевая, выбирается из тирмы и, шаркая и покачиваясь, бредет к жилищу шамана. Этот старик – единственный, кто не одобряет забав соплеменников.

Шаман встречает Альва словами, в которых слышится эхо почтительности:

– Все закончилось, Альвадон? Друг жив?

– Кайден жив, Кайден жив! – счастливо смеется эльф.

– Вот и прекрасно! – старик делает какой-то жест, то ли отгоняя злых духов, то ли призывая добрых. – Постой, сейчас возьму укрепляющего настоя и пойдем к Кайдену.

– Кайду надо воды! – сообщает Альв.

– Да знаю, знаю, – успокаивает его шаман, поглаживая по плечу, до которого еле дотягивается.

Вдвоем они приближаются к тирме, из которой торчат босые окровавленные ноги Кайда. На израненные, стертые едва ли не до кости щиколотки уже уселось несколько мух.

– Плохо, очень плохо, – вздыхает старик.

Он достает из вместительной кожаной букчи выдолбленный из тыквы харпат, заполненный отваром целебных трав. Протягивает харпат эльфу:

– Держи, Альв. Постарайся напоить друга. А я омою и покрою заживляющей мазью его ноги.

– Кайду надо пить. Много пить, – соглашается Альв и, откинув край кошмы, исчезает в сумраке жилища.   

Старик поливает раны дракона какой-то зеленоватой жидкостью с резким запахом, стараясь не слишком к ним наклоняться. Зелье, которое он использует, очень едкое и причиняет жгучую боль. Но ноги мужчины лежат совершенно неподвижно. Это беспокоит старика.

4. Срединная империя. Город Кояш-кен

За пять дней до выпускного бала в Королевской Магической академии Шехерлара

На невольничьем рынке Кояш-кена у каждого работорговца – свои бараки. Ну, как свои. Рынок и все его строения принадлежат городу, а торговцы снимают их за умеренную мзду. У каждого барака несколько дверей, а вдоль стены, в которой проделаны двери, сооружен деревянный настил. На нем и проводят дни пленники в ожидании покупателей.

А покупателей на рынке не так чтобы много: редко кто может позволить себе такую роскошь – купить раба, а потом еще и содержать его. Для домашних дел невольников почти не покупают: наемные слуги обходятся немногим дороже, а работают – лучше. А для ферм и рудников рабов берут сразу большими партиями.

Альв сидит, привалившись спиной к стене, и держит на коленях голову своего друга – Кайда. Дракон за эти дни так ни разу и не приходил в себя. Он лишь изредка слабо стонет и вскрикивает, терзаемый то ли болью, то ли страшными бредовыми видениями. Кайдена сжигает лихорадка.

Перед Альвадоном внезапно останавливается чуть полноватый мужчина среднего роста в богатых одеждах. На пальцах мужчины красуются кольца-печатки с крупными драгоценными каменьями. По бокам от него стоят два вооруженных охранника.

– О, Изначальные! Что я вижу?! – восклицает богатей. – Эльф и дракон на невольничьем рынке?

К возможному покупателю поспешно подходит работорговец. Он старается не суетиться и не показывать свою заинтересованность в том, чтобы поскорее избавиться от пленников, способных принести кучу проблем.

– Приветствую, уважаемый! – чуть кланяется караванщик. – Да, вы верно заметили: эти рабы – Перворожденные. Редчайший товар!  – он замолкает и выжидающе смотрит на богатея.

Тот, завороженный созерцанием диковинки – дракона в ошейнике и эльфа со скованными ногами – забывает обо всех политесах, присущих торговле рабами. В глазах мужчины разгорается пожар алчности. Пальцы его начинают подрагивать, словно он уже пересчитывает монеты, которые отдаст за пленников или заработает с их помощью.

– Почему дракон спит? Вы позволяете своим пленникам лежать в присутствии уважаемых покупателей? – Все же интересуется богатей, доказывая, что жадность не до конца затмила его разум.

– Дракон не спал несколько ночей, защищал мой караван магическим пологом, пока мы шли по степи. – Работорговец закладывает руки за спину и скрещивает пальцы на удачу. – Кайден заслужил свой отдых.

– Кайду надо много отдыхать, – кивает согласно Альв, – Кайд сильно устал.

– Ты позволяешь своим рабам вступать в разговоры хозяев без разрешения? – тут же оборачивается к торговцу мужчина.

– Это же Первородный! – оправдывает своего невольника караванщик. –  Он кроткий и послушный, но научить его молчать – задача невыполнимая. Порой он словно забывает, что его мнение ничего не значит.

– Ну, отчего же? – хмыкает богатей. –  И его мнение может чего-то стоить, коли будет говорить по делу. Так сколько вы хотите за эту парочку, уважаемый?

Караванщик с трудом прячет радостное предвкушение. Вот сейчас он избавится от самого сомнительного товара в своей жизни, да еще и обогатится на нем неплохо!

– Всего сотня серебряных монет, уважаемый, и эти рабы – ваши! – сообщает он с воодушевлением.

– Целый золотой империал? Да вы шутите! Это же стоимость пяти здоровых крепких мужчин, а вы хотите столько же за двух доходяг, один из которых изможден настолько, что не способен открыть глаза в то время, когда решается его судьба!

Проходит несколько минут, прежде чем мужчины заканчивают торговаться и, довольные, ударяют по рукам. Все это время Альвадон сидит молча и, затаив дыхание, пытается понять, о чем говорят караванщик и покупатель. Эльф очень волнуется за друга и надеется, что их заберут в дом, где будет удобный лежак и вдосталь воды. О том, чтобы досыта поесть, Альв даже не мечтает: разучился.

По довольным лицам эльф понимает: сделка состоялась. У них с Кайдом появился новый хозяин.

Оформив купчую и отсчитав пять десятков серебряных монет, покупатель удаляется, пообещав прислать за невольниками своих работников чуть позднее – по вечерней прохладе. Довольный сделкой караванщик выдает Альвадону двойную меру воды, пару сухарей из белого хлеба и отправляет его в барак – отдыхать. Кайдена переносят другие рабы и кладут рядом с Альвом. «Присматривай тут за ним», – приказывает теперь уже бывший хозяин. Альв улыбается и кивает. В его глазах робко светится надежда на хороший исход событий.

***

Вечер вползает в город длинными невесомыми языками теней. Улицы, против ожидания, не пустеют, а становятся все оживленнее. Кто-то освободился от ежедневной трудовой повинности. Кто-то просто вышел из дома, чтобы пообщаться, прогуляться, пользуясь относительной прохладой после знойного дня.

Альв терпеливо вливает в рот Кайдена воду – по капельке, по маленькому глоточку. Пытается кормить друга размоченным сухариком, а сам чутко прислушивается: не идет ли за ними новый хозяин?

5. Путь в Кояш-кен

В день отъезда Этерия просыпается ни свет, ни заря. Принимает душ, просушивает и тщательно заплетает свои темно-каштановые чуть вьющиеся волосы, вплетая в них синюю девичью ленту.

Аккуратно укладывает в пару саквояжей новые неношеные наряды, которые приобрела накануне, потратив на все не более пяти десятков золотых империалов. Надевает дорожное платье из плотной ткани немаркого серого цвета, на голову – соломенную шляпку, тулья которой украшена траурной лентой – белой с черной вышивкой: знаком скорби по умершему дядюшке. Ноги обувает в новые кожаные башмаки с невысоким устойчивым каблучком.

Последний раз посмотрев на себя в зеркало, которое отражает миловидное овальное личико с пухлым ротиком и выразительными иссиня-черными глазами, подхватывает поклажу и выходит из комнаты, которая долгие четыре года служила девушке надежным пристанищем.

Этерия не считает себя опытной путешественницей. Раньше ей приходилось выезжать из Тау-Ары, столицы королевства Шехерлар, только в родной городок, до которого всего пять часов езды конным дилижансом. Сейчас ей предстоит куда более длинная дорога, и это наполняет сердце Этти радостью, предвкушением и одновременно – подспудной тревогой: мало ли что может случиться в пути? И как ее встретят там, в Кояш-кене, в доме дяди?

Эр Холдор, как и обещал, уже ждет Этерию за воротами академии. Мужчина выглядит посвежевшим и радует глаз опрятным добротно сшитым костюмом. Он не поскупился: нанял флэткар. Завидев Этти, мужчина подходит к ней, учтиво кланяется, здороваясь, забирает из рук тяжелые саквояжи и лично грузит их в багажное отделение летающей повозки.

– Устраивайтесь удобнее, эира Кьергор, – рекомендует ненавязчиво. – Этот флэт доставит нас до первого постоялого двора на Имперском тракте.

– А дальше как? Дилижансом? – интересуется Этти.

– Боюсь, если мы будем добираться дилижансами, то дорога займет не менее пяти дней, а вам, эира Кьергор, желательно оказаться на месте как можно скорее, – качает головой законник.

– Почему? – Этти удивлена: в ее понимании, даже если бы она явилась через месяц – ее наследство никуда не подевалось бы.

– Видите ли, эира, ювелирное дело держится во многом на личных знакомствах и договоренностях. Ваш дядя, эр Ярвинен, руководил своим хозяйством сам, предпочитая обходиться без старшего управляющего, и теперь все, с кем покойный сотрудничал, ждут от нового владельца подтверждения прежних договоренностей. Пока они его не получат – дело стоит, прибыль теряется.

– Значит, сразу по прибытии мне придется первым делом познакомиться со всеми партнерами моего дядюшки?

– Да, это необходимо. Если позволите, я помогу вам, – предлагает эр Холдор. – Эр Ярвинен доверял мне, так что большинство его деловых документов заверено моей магической печатью.

– Благодарю вас, эр. Думаю, я, как и мой дядя, буду пользоваться вашими услугами, – Этерия уже не выглядит такой веселой, как всего пару минут назад: она чувствует, как на ее хрупкие плечи нелегким грузом ложится новая ноша. – И все же, каким транспортом мы можем воспользоваться, чтобы добраться в Кояш-кен как можно скорее?

– На каждом постоялом дворе, которых много вдоль тракта, дежурят возчики с флэткарами. Вот на них и будем совершать перелеты от одной остановки до другой. Это не самый дешевый способ путешествовать, зато самый быстрый и безопасный.

– И как скоро мы окажемся в Кояш-кене?

– Думаю, успеем завтра к ночи, – терпеливо отвечает на расспросы эр Холдор. Он и сам не прочь поговорить: за хорошей беседой и пусть пролетает быстрее.

Этерия на некоторое время замолкает. Она смотрит на проносящиеся мимо флэткара, который движется невысоко над землей, улочки и дома Тау-Ары и мысленно прощается с городом своей юности на долгие годы, а может быть, и навсегда.

Постепенно высокие, в три-четыре этажа, нарядные особняки знати сменяются одноэтажными скромными домами простого люда. Перед флэткаром встает высокая арка, знаменующая собой границу города и начало Имперского тракта.

Пролетев под аркой, магическая повозка набирает высоту и у Этти захватывает дух: ей никогда еще не приходилось видеть землю и все, что по ней ходит, ездит, бегает и ползает, с высоты птичьего полета.

– Завораживающее зрелище, не правда ли? – заметив взволнованное взгляды своей попутчицы, улыбается законник.

– Вы правы, эр Холдор, – соглашается девушка. – У меня просто нет слов, чтобы описать эту красоту.

Чтобы добраться до границы королевства Шехерлар, путники тратят восемь часов и делают две пересадки.

Солус, дневное светило, прячется за горизонт. На смену ему из-за пиков Трехрогих гор выкатывается ночное светило – Сигил. Его света хватает, чтобы возчик не сбился с дороги.

– Вы можете подремать, эира Кьергор, – предлагает законник. – Мы будем лететь всю ночь, остановимся лишь раз, чтобы сделать пересадку.

Этерия с благодарностью кивает, но уснуть ей еще долго не удается: налюбовавшись на расстилающиеся внизу виды при свете дня, она теперь сравнивает их с ночными, и находит, что вторые не менее прекрасны.

6. Новая хозяйка для Перворожденных

Жизнь в невольничьем бараке, в котором держат Кайдена и Альва, почти замерла. Не слышно ни стонов, ни слез, ни тоскливых напевов. Только пыль кружится-танцует в тонких лучах Солуса, проникающих через щели в стенах. Только сквозняк заставляет поскрипывать приоткрытые двери.

Торговец распродал почти всех рабов, которых пригнал из степей или прикупил в других городах Срединной Империи по дороге к Кояш-кену. Кого не распродал – отдал по дешевке городскому совету. Теперь эти несчастные принадлежат городу: их будут сдавать в аренду – на несколько дней или недель. Незавидная судьба: быть рабом без хозяина. Хуже – только в шахтах, штольнях и каменоломнях.

Торговцу давно пора отправляться обратно, за новой партией двуногого товара. Он бы и ушел, не дожидаясь известий от нового хозяина Перворожденных, но его задержали свои дела.

«Как я мог отдать купчие на Кайдена и Альва, даже не поинтересовавшись именем покупателя? – ругает себя караванщик. – Теперь вот даже не могу ему записку послать, разузнать, отчего он не торопится забирать то, за что отдал половину золотого империала».

...К концу восьмого дня, когда в огромных зеленых глазах эльфа угасает последний лучик надежды, а работорговец от злости начинает рычать и едва ли не пинать Альва и его друга-аджура ногами, в барак заглядывает необычная компания. Возглавляет её девушка. По виду и манерам – самая настоящая благородная эира.

Девушку сопровождает суховатый и сутуловатый мужчина «без возраста» в потертом коричневом костюме – типичный законник. За эирой и законником следуют четыре охранника.

Раздраженный караванщик нехотя встает с лавки и идет навстречу посетителям.

– Чем могу служить благородным эрам? – интересуется он, глядя то на молодую красавицу, то на стоящего бок о бок с ней душеприказчика.

А в том, что это не просто законник, а именно душеприказчик, сомневаться не приходится: траурная лента, повязанная вокруг тульи его шляпы, говорит сама за себя. Девушка тоже облачена в траурное белое платье с черными кружевами по воротнику и манжетам. Ее темные волосы прикрывает изящная шляпка без полей, к которой крепится траурный цветок хризастерии.

– У нас есть купчая на невольников, имена которых – Альвадон и Кайден, – сообщает законник. – Эр Ярвинен, заключивший с вами сделку, скончался в тот же день от апоплексического удара.

– О, какое горе! – восклицает работорговец, всем своим видом изображая скорбь, которой не испытывает. – Полагаю, эира …

– Эира Кьергор, – подсказывает душеприказчик. – Внучатая племянница и единственная наследница эра Ярвинена.

– Благодарю, – кивает караванщик и обращается уже к девушке: – Полагаю, эира Кьергор, вы желаете забрать своих рабов?

– Да, разумеется, – соглашается та. – Можем мы взглянуть на… «товар»?

По тому, с какой неловкостью произносит девушка это слово, караванщик понимает: у нее никогда не было рабов, и она не привыкла относиться к невольникам, как к имуществу.

Торговцем овладевают нехорошие предчувствия – и не напрасно.

Пройдя вслед за ним в темный угол, в котором ютятся два раба, эира делает небрежный жест рукой, и над головами присутствующих зависает облачко, состоящее из мелких светящихся жучков. Они дают достаточно света, чтобы можно было во всех подробностях разглядеть пленников.

– Эльф? И… дракон?! – восклицает девушка.

– Перворожденные?! – вторит ей законник.

Как назло, именно этот момент «выбирает» Кайден, чтобы застонать.

Ослепленный яркостью магического светильника Альвадон вздрагивает, пытается прикрыть друга, защитить его от чужих глаз.

– Альвадон, насколько я понимаю, – это имя эльфа? – бросая через плечо взгляд на караванщика, уточняет эира Кьергор.

Мужчина несколько раз подобострастно кивает.

Аристократка пристально рассматривает мужчин, волею насмешницы-судьбы доставшихся ей в наследство вместе с домом, тремя горными выработками, ювелирными лавками и парой десятков других рабов. Её глаза расширяются от ужаса, когда она замечает исполосованное шрамами лицо Кайдена и его вырванные ноздри.

– Они очень плохо выглядят, – прерывает эира затянувшееся молчание.

Подходит к пленникам, присаживается подле них на колени, кладет руку на лоб дракона, затем – на шею, нащупывая пульс. Охранники дергаются: они уверены, что их хозяйка сильно рискует, приближаясь вплотную к новым рабам, от которых можно ожидать чего угодно. В том числе – нападения.

– Дракон – Кайден – очень болен. И искалечен. – Сообщает эира законнику.

Тот понятливо кивает и оборачивается к работорговцу:

– Вы можете объяснить, отчего товар в таком ужасном состоянии? Продавать умирающих невольников запрещено законами Срединной Империи. Мы можем оспорить законность этой сделки.

Интерлюдия

На чужой роток не накинешь платок

Ювелирный квартал по вечерам оживает так же, как и прочие кварталы Кояш-кена. Здесь тоже прогуливаются по вечерней прохладе почтенные матроны с детьми, солидные каджи с супругами и веселые гуляки-подмастерья.

Среди подмастерьев есть не только талантливые и трудолюбивые ребята, но и лентяи, ищущие легких путей для своего возвышения. Таков, к примеру, Лориц – один из учеников, работающий в ювелирном доме Ингер. Как и прочая молодежь, Лориц любит погулять и выпить, но еще больше он любит подслушивать, подсматривать и использовать то, что узнал, в собственных целях.

Легкую двухместную летающую повозку, принадлежащую дому Ярвинен, он узнает сразу, замечает он и грузовой флэткар, следующий за повозкой Ярвиненов. Аккуратно пробирается юнец сквозь толпу гуляющих, заглядывает, будто ненароком, через высокие бортики грузового флэткара. С удивлением обнаруживает в багажном отделении двух мужчин, судя по виду – рабов.

«Надо бы разузнать побольше об этих рабах», – решает Лориц и отправляется на невольничий рынок. Там за пару медяков получает от охранника на воротах разрешение прогуляться вдоль бараков, а заодно узнает, у кого из торговцев рабами забирали товар поздние визитеры из дома Ярвинен.

Найти караванщика для Лорица – дело нескольких минут. Поздравить с удачной сделкой и уговорить отметить удачное завершение торгов в Кояш-кене – тоже не сложно. Караванщик и сам не прочь посидеть в таверне, выпить крепкой и сладкой ягодной наливки во славу Изначальных, позволивших ему избавиться, наконец, от рабов-Перворожденных.

Наутро караванщик, кое-как подлечившись от похмелья, уходит из Кояш-кена, а хитрый Лориц отправляется к главе ювелирного дома Ингер, чтобы поделиться добытыми сведениями.

– Светлого дня, эр Ингер, – заглядывает Лориц в кабинет хозяина, расположенный тут же, в мастерской. – Есть у меня для вас новость, которая наверняка вас заинтересует.

– Рассказывай, Лориц. – Эр Ингер не предлагает подмастерью пройти и присесть, и сам не встает: слишком много чести для пронырливого юнца – вставать перед ним.

– Вчера новая владелица дома Ярвинен забрала с невольничьего рынка двух рабов, которых приобрел перед самой кончиной ее дядюшка, – с таинственным видом сообщает Лориц и замолкает, всем своим видом показывая, что это еще не все, что он разузнал.

– Продолжай, – коротко велит эр Ингер, – и имей ввиду: если то, что я услышу дальше, окажется пустой сплетней – я велю мастеру наказать тебя, чтобы впредь думал, как отвлекать хозяина от работы.

Лориц тут же подбирается, перестает таинственно ухмыляться и без лишних предисловий докладывает:

– Я узнал, что рабы, которых купил эр Ярвинен с десяток дней назад – Перворожденные. Дракон и эльф.

– А ты, часом, ягодной наливки не перебрал вчера? – вот теперь эр Ингер все же начинает подниматься из-за стола с явным намерением схватить юнца за ухо и устроить болтливому молокососу памятную трепку.

– Нет-нет, эр Ингер, вы не подумайте, я ничего не присочинил, все говорю прямо, как есть. Рабов я своими глазами видел – их в грузовом флэткаре везли, – торопливо рассказывает Лориц, – а потом уж я караванщика нашел да расспросил со всем тщанием. Он-то мне и поведал, кто эти рабы, да откуда.

Владелец ювелирного дома Ингер в самоцветных камнях разбирается очень хорошо, но и в людях – немногим хуже. Теперь, когда Лориц перестал кривляться, эр видит: молокосос не врет, во всяком случае, сам верит в то, о чем говорит. Хотя в рабов-Первородных не то что поверить – даже мысль такую допустить кажется невероятным! Нет! На такие выдумки даже Лориц не способен. Значит, пора наведаться к конкурентам-Ярвиненам, разузнать о том, что там у них происходит.

Эр Ингер догадывается, для чего мог понадобиться его недавно почившему сопернику раб-аджур. Среди старых ювелиров ходит то ли байка, то ли легенда о том, что драконы – все или некоторые – владеют особой силой: могут призвать из земных недр золотоносную жилу или заставить развернуться и приблизиться к стенке забоя в шахте рукав, несущий самоцветные камни. Правда ли это – ведомо лишь Изначальным, но, если правда, то дом Ярвинен может сильно разбогатеть и подмять под себя остальные дома…

Этого допустить никак нельзя!

Счастье еще, что теперь ювелирным делом эра Ярвинена управляет его внучатая племянница, молоденькая и наивная эира из Шехерлара. Уговорить ее продать аджура эр Ингер сумеет: уж если он бывалых дельцов уламывает, то с девчонкой тем паче справится!

– Держи, Лориц, – бросает благородный эр подмастерью монетку в полсеребрушки, – и, кроме меня, никому ни слова, понял?

Лориц ловит монетку на лету, прячет в тощий кошель, болтающийся на поясе, кланяется и пятится к дверям:

– Благодарю вас, эр Ингер, всегда к вашим услугам, эр Ингер, – бормочет невнятно.

– Ступай уж на свое рабочее место, – шикает на него хозяин. – Мастер тебя, небось, уже заждался.