Последний стрим
Меня зовут Вика. Официально – Виктория Ведьмина.
Но для тысяч подписчиков я была «Ведьмочкой» – циничным стримером, королевой троллинга и иронии, профессиональным возмутителем спокойствия и верховным жрецом сарказма на алтаре игрового фэнтези.
Род занятий – профессионально раздражаю троллей и разношу в пух и прах тупые игровые лоры. Особенно когда дело касается орков.
Боже правый! Ну кто в здравом уме может всерьез воспринимать этих зеленокожих качков с интеллектом таракана и единственной жизненной целью, сводившейся к примитивной триаде «ударить-украсть-размножиться»?
Пафосные, примитивные, смешные.
Мой последний стрим перед… всей этой катастрофой… должен был стать моим шедевром. Объектом моего остроумия стала игра «Орчий плен» –очередная РПГ, в которой эльфы изображались белыми и пушистыми жертвами, а орки – этакими тупыми, похотливыми злодеями, чьи амбиции не простирались дальше следующей драки и куска сырого мяса.
Классика дешевого фэнтези и неработающего воображения!
Но моя аудитория обожала, когда я доводила виртуальных громил до истерики, мастерски пародируя их хриплые вопли и безжалостно высмеивая их так называемую «культуру», которая на поверку оказывалась набором клише о дубинках, немытой коже и звериных инстинктах.
Моя комната, в которой я проводила большую часть своего времени, тонула в полумраке. Лишь холодное сияние двух мониторов выхватывало из тьмы контуры кружки с остатками кофе, пульт от телевизора и хаотичную паутину проводов. Воздух был наполнен сладковатым ароматом энергетика.

В реальной жизни я была студенткой юридического с посредственными оценками.
Честно сказать, перспектива стать юристом меня мало интересовала. Поступила туда только потому, что нужно было куда-то поступить. Родители настояли на юридическом, а они у меня слишком строгие, чтобы спорить.
Но все это было не важно, когда я заходила в игру и включала эфир. Здесь было мое место.
На экране мой аватар – стройная эльфийка в сияющих доспехах – изящным прыжком уворачивалась от топора оркского громилы. Легкое движение мышью, и виртуальная героиня, будто исполняя смертельный танец, вновь ушла от удара, позволив топору со скрежетом врезаться в землю, а затем всадила свой изящный клинок под лопатку противника. Кровь брызнула пиксельным фонтаном, алым веером раскрасив экран.
– Вот так, малыш! – я сладко потянулась и подмигнула в мерцающий объектив камеры, ловя свое отражение в ее линзе: выкрашенные в кислотно-розовый цвет пряди волос, насмешливый взгляд, легкая улыбка на губах. – А ведь говорят, в новом DLC орки стали сложнее. Ха! Сложнее чего? Коряги? Смотрите, что будет, если нажать на их самое больное место! Донаты, кстати, не забываем, друзья! Мне еще на психоаналитика копить!

Я подвела своего аватара к орку-пленнику, прикованному цепями к дереву. Должна признать, рисовка потрясающая: каждая бугристая мышца на его торсе была напряжена, грудь тяжело ходила ходуном, а из-под нависших мохнатых бровей полыхали два крохотных озера чистой, немой ярости.
На экране всплыло привычное меню:
[ПЫТКА] [ДОПРОС] [УНИЖЕНИЕ]
Уголок моего рта дрогнул в хищной ухмылке.
– Ну что, народ, чего изволите? Допрос? Скукота. Пытка? Грязно и долго. А вот унижение… – я провела курсором по списку, – это по-нашему, изящно и со вкусом. Давайте выберем его. Пусть знает свое место!
Мой палец кликнул на самый двусмысленный вариант в списке:
[УКАЗАТЬ НА ПРИМИТИВНОСТЬ ИНСТИНКТОВ (С ИНТЕРАКТИВНОЙ ДЕМОНСТРАЦИЕЙ)].
Аватар-эльфийка на экране издала нечто среднее между презрительным фырканьем и щелчком языка. Изящно изогнув бровь, она сделала шаг вперед, и вместо ожидаемого монолога в ее руке оказалась небольшая, гибкая плеть.
Она со свистом рассекла воздух и… звонко, с сочным, почти реальным звуком шлепка, обрушилась на ягодицы пленника. Громкий, унизительный хлопок эхом разнесся по игровому ущелью.
Эффект превзошел все ожидания. Виртуальный орк не просто зарычал. Он вздрогнул всем своим массивным телом, словно по нему пропустили электрический разряд.
Цепи звякнули, натянулись до предела, мускулы на его спине взбугрились от бессильной ярости. Из его глотки вырвался нечеловеческий, глубокий гортанный стон, больше похожий на звук рвущегося металла, чем на голос живого существа.
Чат взорвался.
«Проснувшись однажды утром
после беспокойного сна,
Грегор Замза обнаружил,
что он у себя в постели превратился
в страшное насекомое».
Франц Кафка
«Превращение»
В теле орчихи Урги
Новое имя всплыло в сознании, как всплывает на экране имя персонажа в игре. Оно было чужим и своим одновременно.
Лор игры тут же всплыл в памяти. Я была Ургой. Тупой орчихой-наложницей.
Тьфу.
Точнее, я была в ее теле. В теле Урги из сурового клана Камней.
Изгнанной. Отвергнутой. Оскорбленной.
Одной из многих второстепенных NPC, чья роль – украсить собой покои главного злодея и бесславно сгинуть.
Воспоминание остро вонзилось в мозг, заставив на время выпасть из новой реальности.
Вождь Аргон.
Его широкая, испещренная шрамами физиономия, искаженная гримасой надменности и похоти. Огромный, приплюснутый нос с перебитой переносицей.
А глаза… Маленькие, глубоко посаженные свиные глазки, в которых теплился тусклый огонек садистского любопытства. Его толстые пальцы сжимали рукоять плети с привычной для него жестокостью.

Он вышвырнул Ургу из своего племени за ненадобностью. Все потому, что она осмелилась отказаться стать его шестой по счету женой. Шестым куском мяса в его кровавом гареме.
О, если бы вы только видели его пятерых жен!
Они были ходячими ранами, живыми памятниками его садизму. Вспомнилась Гроха – самая старшая из жен. Ее некогда гордую спину теперь украшал причудливый рельеф из переплетенных рубцов, словно какая-то чудовищная лиана впилась в ее плоть и проросла сквозь нее.
А в ее глазах давно погас огонь. Остались лишь пустые, потухшие угольки, в которых читалась лишь усталая покорность неминуемой боли. Взгляд существа, которое уже давно внутри погибло, но не знает об этом и продолжает дышать.
Аргон не просто «не отличался нежностью». Он был кузнецом, а тела его жен – раскаленным металлом, который он с наслаждением ковал, сгибал истязал.
Ему доставляло особенное, сладострастное удовольствие не просто брать, а ломать. Слышать не крик страха, а сдавленные хрипы боли.
Он коллекционировал не женщин, а их страдания. И поэтому ему всегда требовались новые жертвы. Пока одна зализывала раны, дрожа в дальнем углу шатра, он уже приглашал к пытке следующую, с наслаждением предвкушая процесс нового разрушения.
Но самое чудовищное заключалось даже не в нем. Орчихи клана Камней воспринимали все это как извращенную норму, как высшую, пусть и кровавую, милость.
Они шли на собственное истязание с высоко поднятой головой, а их взгляды, полные жалости и презрения, были обращены к тем, кого вождь даже взглядом не удостоил.
Они сражались за его внимание. За право быть избитой, униженной, поруганной. Они видели в этом благодать, доказательство своей избранности.
Эта логика была для Урги чуждой и отвратительной. Ядовитым дымом, который невозможно было вдохнуть, не закашлявшись.
Пока был жив ее отец – старый Громор, с его седыми, заплетенными в сложные косы волосами, и топором, который помнил еще битву у Седых Холмов, – Урга была под защитой. Его авторитет воина, добывшего для племени несчетное количество шкур и мяса, был ее нерушимым щитом.
Аргон и раньше бросал на Ургу голодные взгляды, но не решался тронуть дочь Громора.
Но несколько лун назад ее отец не вернулся с охоты. Нашли лишь его потрепанный щит с огромной вмятиной от когтей какого-то невиданного зверя и лужицу запекшейся крови, уходящую вглубь мрачного леса.
Урга осталась одна.
И в ту же ночь Аргон прислал за ней. Его личный охранник, утробно хохотнув, передал «приглашение» вождя в его шатер – якобы «утешить скорбящее сердце».
Урга знала, какое утешение он предложит. Она помнила глаза Грохи. Видела, как хромает вторая жена, стараясь слишком не опираться на правую ногу.
Урга ослушалась. И тут же тело ее застряло лихорадочной дрожью.
Не от страха, нет. От омерзения. От ярости, что кипела в ней, требуя выхода.
Расплата была скорой и публичной. Двадцать ударов плетью на главной площадке, у подножия тотемного столба, с которого смотрели лики свирепых предков.
Урга, стиснув зубы, сбросила с плеч кожаную кирасу, подставив спину ветру и свистящему кнуту. Она не издала ни звука. Лишь впилась ногтями в ладони, пока теплая кровь не потекла по спине.
Пробуждение на шкурах
Сознание возвращалось медленно и неохотно. Первой пробудилась боль – тупая, разлитая по всему телу, пульсирующая в висках в такт чужому, гулкому сердцебиению.
Веки слипались. Но я заставила себя открыть глаза.
И новый мир обрушился на меня.
Грубая, первобытная реальность. Я увидела грубо обтесанные шкуры, натянутые на корявые жерди где-то высоко над головой.
Шкуры были темными, местами протершимися до дыр, сквозь которые пробивались косые лучи утреннего света.
Воздух был густым от дыма и того самого звериного мускуса. Где-то рядом слышалось тяжелое, ритмичное дыхание.
Чужое. Мужское.
Я попыталась пошевелиться. Тело снова отозвалось ноющей болью. Я повернула голову – скрипнули позвонки.
Рядом, на грубой звериной шкуре, мехом внутрь, лежало огромное тело.
ОРК!!!
Зеленовато-серая кожа, покрытая шрамами и боевой раскраской, что сползла за ночь, смешавшись с потом.
Мощные, бугристые мускулы под кожей были напряжены даже в состоянии полного покоя. Длинная, грубая грива черных волос раскинулась вокруг головы.
И лицо… Массивная, квадратная челюсть. Лицо было обращено ко мне. Глаза были прикрыты. Одна огромная рука, размером с мою голову, лежала на моей талии.
Властно. Присваивающе.
Громадная ладонь была шершавой и горячей.
Чужая рука на моем чужом теле.
Это был Гром.
Вождь клана Теней. По игре… «жених» Урги.
Финальный босс. Моя главная цель в игре.
– Это не NPC. Это… живой, – пронеслось в моей голове, леденящим ужасом сковывая тело.
Осознание ударило, как обух по черепу.
Это не глюк интерфейса. Не сбой сервера. Это все… реальность.
Та самая, над которой я только что издевалась. Только теперь орки были не пикселями. Они были живыми. Они пахли – потом, железом, кровью и влажной землей.
И один из них, самый большой и внушающий первобытный ужас, уже положил на меня свою лапу, как на вещь.
Как на свою вещь. Как на трофей.
Я зажмурилась. Из моего рта вырвался тихий, жалобный стон. Внутри все сжалось в ледяной ком ужаса.
Я инстинктивно отползла к дальней стене шатра, нащупывая что-то твердое за спиной.
Топор?
Я взглянула на свои руки. Крупные ладони, широкие пальцы с короткими, крепкими ногтями, больше похожими на когти. На запястье – медные браслеты с грубой насечкой.
Я повертела руками перед лицом, с ужасом ощущая, как играют под кожей непривычно мощные мускулы. Кожа… зеленовато-серая, гладкая.
Я потрогала лицо, и кончики пальцев скользнули по незнакомому рельефу: широкие скулы, массивная, тяжелая челюсть, полные губы, приоткрытые над парой острых, выдающихся клыков. Волосы… густые, черные, спутанные космы, падающие на плечи.

Внезапно веки орка дрогнули и взметнулись вверх. Из-под них на меня уставились два расплавленных янтаря – глаза, лишенные всякого человеческого тепла, пронизывающие, дикие.
Гром рыкнул. Низкий звук, похожий на перекаты камней. Он встал и подошел ближе, и шатер сразу стал тесным.
Его запах – смесь пота, железа, дыма и дикой, необузданной силы – обрушился на меня, заставляя сердце бешено колотиться от чистого, животного, всепоглощающего страха перед хищником.
– Не подходи! – хотела крикнуть Вика, но из горла вырвался лишь хриплый рык Урги.
Он прозвучал жалко и неубедительно.
Гром усмехнулся. Один шаг. Другой.
Он уже был прямо передо мной. Его огромная рука протянулась ко мне. Я замерла.
Большая ладонь коснулась моей щеки. Прикосновение было грубым, лишенным ласки, будто проверка собственности.
Палец с провел по линии моей нижней губы, задев острый кончик клыка. Кожа под его прикосновением горела.
– Держи руки при себе, урод! – мысленно завопила я, пытаясь отбиться, заставить это непослушное тело оттолкнуть его.
Но конечности Урги, казалось, онемели, скованные древним, вшитым в подкорку инстинктом покорности альфе, вождю.
– Проснулась, самка? – его голос был глухим. Он говорил на гортанном наречии орков, но я, к своему новому ужасу, понимала каждое слово. – Спишь долго. Скоро охота. Ты должна быть готова.
Его рука скользнула вниз, мимо шеи, через повязку на груди, обжигая кожу даже сквозь ткань, и остановилась на моей талии.
Созревший план
В этот момент полог шатра с тихим шелестом откинулся, впуская внутрь столб утреннего света и еще одну массивную фигуру.
Вошедший орк был чуть ниже Грома, но не менее внушителен. Его черты казались не такими грубыми.
Широкий лоб, высокие скулы...
Но главным были бездонные, черные как смоль глаза. В отличие от жестоких глаз вождя, в них плескалась холодная насмешка.
Тело было покрыто сложными, изящными татуировками. А клыки были чуть короче, но острее, чем у Грома.
– Брат, неужто не находишь иных способов прочнее привязать к себе будущую жену, кроме как запугать ее до смерти? – голос был бархатистым, почти томным, и от этого контраста с внешностью стало еще страшнее. – Она же только в себя пришла.
Гром неохотно отвернулся от меня.
– Закрой пасть, Рактор, – проворчал он. – Твои советы в этом деле мне абсолютно не нужны.
Рактор.
Младший брат вождя. Еще один ключевой персонаж в игре. Ближайший советник Грома. После шамана, конечно.
И сейчас Рактор смотрел прямо на меня. Смотрел так пристально, будто видел сквозь зелено-серую кожу, сквозь тело орчихи, дрожащую, запертую внутри человеческую душу.
– Инициация… – прорычал Гром, возвращая мое внимание к себе. – Ты будешь состязаться с другими. Десять орчих на одно место. Сильнейшая получит честь стать моей женой. Остальных… – он усмехнулся коротко и жестоко, – ждет участь служанок. Или наложниц для других воинов. Зависит от моего настроения.
Десять орчих. Состязание. Обряд.
И в этот момент осколки сознания сложились в единую, пугающую, но единственно возможную картину.
Я действительно в игре. В самой настоящей игре. В теле одной из тех «тупых орков», над которыми я так язвительно смеялась на стримах, попивая кофе с печеньем в безопасности своей комнаты.
И единственный способ отключиться, выйти из игры, проснуться в своем мире – пройти ее. До самого конца.
Целью игры было убить Грома – вождя племени Теней, чтобы отогнать злобных орков подальше от земель Лунных эльфов.
Племя Теней уничтожило Священную Рощу, что веками разделяла владения орков и эльфов из Лунного клана. За это Лунные эльфы и мстили.
В игре я была эльфийкой, лучницей лунного племени. Изящной и смертоносной.
Но теперь я… Урга? Орчиха из враждебного племени?
Сердце заколотилось чаще. План родился мгновенно.
Нужно стать женой Грома. Войти к нему в доверие. Подобраться вплотную. И в первую же брачную ночь, или в тот миг, когда он будет меньше всего этого ожидать, перерезать ему горло острым клинком.
– Шаман зовет тебя, Гром, – произнес Рактор, нарушая мои страшные размышления. Его бархатный голос был полон почтительной интонации, но в черных глазах читалось лишь холодное любопытство. – Дело клана. Не терпит отлагательств.
Гром рыкнул что-то невнятное и недовольное.
– Готовься, Урга, – бросил он на прощание.
Его тяжелый взгляд скользнул по моему телу, задерживаясь на бедрах и груди, с таким неприкрытым вожделением, что меня чуть не вырвало от смеси унижения, страха и чистейшей ярости.
Гром грузно развернулся и вышел, едва уместившись в проеме.
Тело дрожало, как в лихорадке. Запястье пылало огнем. Губы онемели. Шея горела. Внутри все сжималось от ужаса и унижения.
Рактор все еще стоял на том же самом месте, заслоняя собой выход. Его темный, бездонный взгляд все так же с интересом изучал меня.
В его глазах не было простого желания Грома. Было что-то другое.
Более сложное. Опасное. Интригующее.
Его глаза скользнули по моему покрасневшему запястью, потом медленно поднялись к отметине на шее. На его губах дрогнул едва заметный намек на улыбку. Не добрую.
– Правильно делаешь, что боишься его, Урга, – произнес он тихо. Настолько тихо, что мне пришлось напрячь новые, чуткие уши орчихи. – Бояться его – единственный разумный выбор для всякого, в ком еще теплится искра самосохранения.
Он сделал шаг внутрь шатра. По спине снова побежали пугливые мурашки. Пристальный взгляд Рактора, тихий голос, сама его аура вызывали странное, щекочущее нервы чувство. Оно было таким же чужим, как и мое новое тело. И таким же сильным.
– Отпусти меня, – прохрипела я голосом Урги, пытаясь вложить в него всю беспомощность и страх. – Дай… Дай возможность уйти. Зачем я вам нужна?.. Что вам от меня надо?..
Рактор замер. Его черные глаза сузились до щелочек. Он медленно, с наслаждением, вдохнул полной грудью, пробуя воздух на вкус, будто выискивая в нем аромат моего страха. Его взгляд упал на мои сжатые кулаки.
– Страх, – констатировал он, и в его голосе прозвучало не презрение, а… живой интерес. Глубокий, как пропасть. – Интересно. Что же такого нашел в тебе мой брат? Пока… не вижу. Не понимаю.
– Тогда… тогда помоги мне, – выдохнула я, цепляясь за призрачную соломинку, не осознавая, куда бы я вообще побежала в этом чужом, враждебном мире, если мне представится такая возможность. – Помоги сбежать отсюда!
Клыки и когти
Я бежала, повинуясь слепому, животному порыву, тому первобытному инстинкту, что сжимает все внутренности в тугой, дрожащий узел и кричит лишь одно: «Прочь!».
Мозг, отягощенный шоком и невыносимой реальностью происходящего, отказался работать. Мысли путались, наскакивали друг на друга обрывками, тонули в паническом вихре.
Мои новые ноги – нет, ее ноги, ноги этой... Урги – несли меня с нечеловеческой, пугающей силой. Каждый толчок от земли отдавался гулким эхом в костях таза, заставлял тяжелые груди под тонкой шкурой (боги, и это моя одежда!) болезненно колыхаться.
Зелено-серая кожа лоснилась от пота, смешиваясь с вездесущей пылью и копотью.
Этот запах! Мой собственный! Мускусный, дикий, чужой. Он бил в нос, смешиваясь с вонью лагеря – гнилью, мочой, дымом и кровью.
Игра. Симуляция. Кошмарный сон.
В висках стучало в такт бешеному сердцебиению. Сердцебиению орчихи.
Каждый удар – пинок по ребрам изнутри, напоминание: ты в клетке. В клетке из плоти и костей, которая пахнет зверем и отвечает на прикосновения этого... Грома каким-то подлым, постыдным теплом.
Я рванула за угол огромного шатра, втиснулась в узкую щель между ним и частоколом из острых кольев. Прижалась спиной к грубой, колючей древесине, пытаясь заглушить хриплое дыхание.
Дрожь шла изнутри. От ужаса. От унижения. От той пылающей точки на шее, где его губы... его клыки... коснулись меня. От боли в запястье, где его пальцы оставили синяки, уже проступающие темными пятнами на серо-зеленой коже.
Он трогал меня.
Его огромные, шершавые лапы скользили по моей коже. По моей талии. И тело... тело Урги... оно... оно не сопротивлялось.
Оно замерло. Задрожало. И внизу живота, глубоко, там, где раньше было только знакомое, человеческое возбуждение от симпатичного парня или хорошего вина, сейчас клубилось что-то темное, горячее, первобытное. Как угли, раздуваемые ветром.
Это было отвратительно. Это было предательством по отношению к себе самой.
– Нет! – прошипела я, впиваясь когтями в собственные бедра. Острые кончики вонзились в кожу, боль острая, чистая на секунду перебила тот стыдный жар. – Это не я. Это ее тело. Это инстинкты этой... твари!
Но рациональность тонула в море паники.
Где выход? Где меню? Где, черт подери, кнопки ALT+F4 в этом аду?
Вокруг только вонь, грязь и ощущение ловушки.
Я осторожно выглянула из своего укрытия и огляделась. Лагерь жил своей жизнью, не обращая внимания на сбежавшую «невесту» вождя.
Огромные орки в шкурах и доспехах чистили оружие, перетаскивали на плечах окровавленные туши незнакомых животных, орали друг на друга хриплыми, гортанными голосами, спорили о чем-то.
Самки, менее массивные, но с жилистыми, сильными телами и цепкими руками, возились у дымящих костров. Они месили что-то липкое и темное в огромных, закопченных чанах.
Дети… Боже правый, здесь были дети!
Маленькие, коренастые, с уже торчащими из-под пухлых губ зачатками будущих клыков. Они с визгом, больше похожим на щебет хищных птенцов, носились между шатрами, устраивая жестокие, по-взрослому бескомпромиссные потасовки из-за обглоданной кости или самодельной игрушки из палки и веревки.
Один из них, споткнувшись, грохнулся в лужу, поднялся и, даже не пытаясь отряхнуться, с новым воплем ринулся в драку.
Все слишком реальное. Слишком живое. Слишком вонючее.
И тут мой взгляд наткнулся на Рактора.
Он стоял недалеко от того проклятого шатра, опершись плечом о массивный столб, поддерживающий навес. Не суетился, не орал. Просто стоял и... наблюдал.
Его черные глаза медленно, методично скользили по лагерю.
Искали. Охотились.
Я прижалась сильнее к частоколу, стараясь слиться с тенью. Сердце бешено заколотилось снова.
Губы Рактора тронула едва заметная усмешка. Он что, знает, где я? Чувствует?
И тут мой желудок предательски заурчал. Громко. По-звериному.
Голод. Настоящий, сосущий, сводящий с ума голод, какого я не испытывала никогда в своей прошлой жизни, обрушился на меня.
Запах жареного, подгорелого мяса с ближайшего костра вдруг ударил в нос с гипнотической силой, затмив все остальные смрады лагеря.
Слюна предательски наполнила рот. Я чуть не сглотнула собственный острый клык.
Мясо.
Раньше я ненавидела стейки средней прожарки! Я всегда предпочитала легкую пищу: салаты, морепродукты, сладкую выпечку.
А сейчас слюнки текли на вонючую, закопченную, прожаренную до состояния угля ногу какого-то неизвестного рогатого существа, которую старая орчиха сдирала с вертела.
Это было последней каплей. Абсолютным, окончательным унижением.
Предательское тепло
Я зарычала.
Звук вырвался низкий, хриплый, полный дикой ярости, которой я в себе не знала. Я схватила первый попавшийся камень с земли, замахнулась и швырнула его со всей мощью новых мышц.
Камень со свистом рассек воздух и угодил зверю прямо в морду. Тот взвыл, отшатнулся и затряс окровавленной головой.
Его мелкие глазки метнулись на меня, но теперь в них был страх. Зверь фыркнул, развернулся и бросился наутек.
Я сидела на коленях в грязи и тяжело дышала. В груди бушевало что-то дикое и ликующее.
Я это сделала! Он не съел меня. Я жива!
– Неплохо исполнено. Для перепуганного кролика, застигнутого врасплох, разумеется...
Голос. Тихий. Бархатный. Опасный.
Прямо над моим ухом.
Я взвизгнула и рванулась в сторону.
Рактор стоял в двух шагах, скрестив руки на мощной груди. Его лицо было невозмутимо, но в глазах плясали искорки насмешки.
– Отвали! – прохрипела я, отползая. Голос Урги звучал хрипло. – Не подходи ко мне!
Он не двигался. Просто смотрел. Его взгляд скользнул по моему грязному лицу, по разорванной на коленке штанине. Потом остановился на моих глазах.
– Ты полна сюрпризов, Урга, – произнес он мягко. – Бежишь прочь от своего вождя и будущего мужа. Рычишь на боевого гончака, как разъяренная фурия. И смотришь на всех нас… – он сделал легкий жест рукой, указывая на весь лагерь, – как будто видишь все впервые. Как чужеземка.
Каждое его слово било точно в цель.
Молчи, Вика. Молчи. Он провоцирует.
– Что ты от меня хочешь? – выдавила я вместо ответа.
Рактор наклонил голову, будто прислушиваясь к чему-то.
– Хочу понять, – сказал он на удивление просто, без уловок.
И сделал один, плавный шаг вперед, сократив дистанцию между нами.
– В нашем племени достаточно орчих. Сильных. Плодовитых. Они бы с радостью распластались у ног Грома и целовали землю, по которой он ступает. Они видят в нем силу. Будущее нашего клана. Но он по указке шамана притащил тебя из соседнего племени Камней. Тебя там… продали. Всего за несколько шкур старых ящеров. Практически вышвырнули как ненужную, надоевшую вещь. Почему? – он еще ближе приблизился ко мне. – Что в тебе такого особенного?
Я отпрянула, прижавшись спиной к частоколу. Заостренные сучья впились в спину.
Но физические ощущения были ничем по сравнению с волной паники, захлестнувшей меня при его приближении.
И... снова это предательское, постыдное тепло. Не такое жгучее, как от Грома.
Другое. Колючее. Как статическое электричество, бегущее по коже.
Опасное. Запретное.
– Спроси у своего вождя, – бросила я, и голос, к моему удивлению, прозвучал чуть более дерзко, чем я могла себе позволить в этой ситуации. – Или у шамана. Раз уж такой любопытный и так любишь совать свой нос не в свои дела.
Рактор остановился в шаге от меня. Достаточно близко, чтобы я почувствовала его запах. Дым костра, горьковатый аромат какой-то незнакомой травы, и все та же базовая, звериная мужественность, которую не скрыть ничем.
Уголок его рта дрогнул, но улыбкой это назвать было нельзя. Больше похоже на оскал. И его глаза...
Боги, эти черные глаза. Они не отпускали. Гипнотизировали.
– Ты пахнешь страхом, – прошептал он так тихо, что я скорее угадала фразу по движению губ. Его пристальный взгляд упал на мою шею, на то место, где еще горел след от укуса Грома. В его глазах мелькнуло что-то... холодное. – Страхом и чужим прикосновением. Гром уже пометил тебя. Но ты все еще не приняла это.
Рактор медленно протянул руку ко мне. Его пальцы коснулись моей шеи.
– Не трогай меня! – я рванулась в сторону, но он был быстрее. Схватил за руку и притянул к себе. Второй рукой провел по метке Грома на моей шее.
Эффект был мгновенным. Как удар тока. Только не больно.
Искра.
Острая, жгучая волна пробежала от точки касания по всему телу, заставив меня вздрогнуть.
Я коротко вскрикнула. От шока. От неожиданности этого... ощущения.
Оно было совсем не таким, как от Грома. Не властным и не подавляющим. А острым, пробуждающим.
Как будто он коснулся не кожи, а какого-то спящего нерва глубоко внутри.
Рактор замер. Его черные глаза расширились на долю секунды, поймав мою предательскую реакцию. Невозмутимая маска на лице дрогнула, и в глубине взгляда вспыхнуло неподдельное, жгучее изумление.
– Интересно, – прошептал он. – Очень... интересно.
Он убрал руку. Но ощущение его прикосновения осталось. Жгучее пятно на коже, эхо дрожи в конечностях. Я смотрела на него, не в силах оторваться.
Страх? Да.
Но теперь в нем была примесь чего-то острого. Запретного. Как щекотание лезвия по горлу.
«Здесь приходится бежать со всех ног,
чтобы только остаться на том же месте.
Если же хочешь попасть в другое место,
тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее!».
Льюис Кэрролл
«Алиса в Зазеркалье»
Кровь и тени
Сумерки опустились на лагерь клана Теней. Но это были не тихие, умиротворенные сумерки моего мира.
Здесь темнота наступала стремительно и властно, словно живая субстанция, вытекающая из трещин между мирами.

Воздух густел, пропитываясь дымом костров, ароматом жареного мяса и чем-то тяжелым, металлическим и первобытным – запахом ожидания и предвкушения.
Предвкушения крови.
Надеюсь, не моей.
Я стояла в строю орчих, пригвожденная к месту тяжелыми взглядами новых «сестер». Они перешептывались, бросали в меня едкие ухмылки.
В их взглядах читалось не только презрение, а целая гамма эмоций: жгучее, почти неприличное любопытство к чужачке, откровенная насмешка, холодное недоверие и, что было страннее всего, – хорошо уловимая зависть.
Зависть к чему?
К мимолетному вниманию Вождя?
Будто бы я на это претендовала.
Я пыталась обрести опору в ощущениях собственного тела. Грубый ремень, стягивавший мою талию, натирал кожу. За спиной холодной тяжестью висел большой нож.
Оружие. Настоящее. Тяжелое. Которое хранило память о прошлых битвах.
На запястье пульсировали сине-багровые отпечатки пальцев Грома – клеймо его власти, заявляющее о своем праве на все, что находится внутри его владений.
На шее, под колючим воротником грубой туники, все еще жгло. И метка Грома, и… точечный ожог от прикосновения Рактора.
Два разных огня.
Один – грубый, подавляющий, напоминающий о праве собственности.
Другой – острый, коварный, как укол ядовитой иглы, оставляющий после себя странное, щемящее любопытство и тревогу.
«Кровь Посвящения». Первая миссия.
Пройти квест? Здесь?
Где каждый взгляд Грома, брошенный на меня с каменного возвышения в центре лагеря, заставлял мой желудок сжиматься в ледяной комок?
Где его янтарные глаза пожирали меня с обещанием продолжить то, что было так грубо прервано его братом?
Гром восседал на своем троне, высеченном из цельного валуна, обнаженный по пояс. Пламя костров играло на буграх его мускулов, отбрасывая зыбкие тени в паутину шрамов, что покрывала его тело.
Каждый рубец был историей, прочитав которую, можно было умереть от ужаса.
Рядом с ним, чуть отступив в сгущающиеся сумерки, стоял Багарх.
Шаман клана.
Древний, высохший орк в шкурах, обвешанный перьями и костями. Его мутные глаза, казалось, видели сквозь время, сквозь плоть, сквозь мои жалкие попытки сохранить маску равнодушия.
Чуть дальше от них стоял Рактор. Он прислонился к резному тотемному столбу на самом краю круга света, отбрасываемого кострами, полностью растворяясь в танцующих тенях.
Но его черные, бездонные глаза, лишенные отсвета пламени, не отрывались от меня.
Он смотрел изучающе. Как хищник, наблюдающий за необычным поведением жертвы. Его взгляд скользил по моей фигуре. От его взгляда хотелось поскорее спрятаться.
Гром встал со своего трона. Его тень накрыла половину лагеря.
Гул разговоров стих, сменившись напряженной тишиной, прерываемой лишь треском костров и далеким, тоскливым воем незнакомого существа из чащи.
– Клан Теней! – его голос обрушился на тишину, как удар гигантского молота, заставляя землю вибрировать под босыми ногами.
Казалось, от этого рыка содрогнулись сами звезды.
– Пришла ночь испытания! Ночь, когда духи предков сходят к кострам и жаждут доказательств нашей силы! Они жаждут не слов, не обещаний! Они жаждут крови!
Орки заревели в ответ.
Я чуть не подпрыгнула от этого какофонического вопля. Тело Урги напряглось, готовое к бою.
Ее инстинкты кричали «Охота! Добыча! Кровь! Победа!».
Мои – «Спрятаться! Бежать! Выжить!».
– Орчихи! – шаман обвел взглядом нашу небольшую группу.
Его взгляд задержался на мне. Дольше, чем на других. В нем читалось ожидание. Ожидание, что я сломаюсь.
Охота на Тенеклыка
Багарх воздал руки к небу, где уже проступала бледная половинка луны. Его голос внезапно обрел силу и металл, превратившись в громоподобное песнопение, слова которого были на неизвестном наречии.
– Грох-тал! Мака-норр! Уш-нагат! – слова падали в звенящую тишину.
С каждым его криком костры начинали полыхать яростнее. Их пламя рвалось к небу, окрашиваясь на мгновения в зеленый и кроваво-красный цвета.
Воздух загустел, стал вязким. Им стало тяжело дышать.
Амулеты на шесте шамана засветились изнутри тусклым светом. Казалось, сама тьма между деревьями зашевелилась.

Духи предков сходились на зов. Они были здесь. Я чувствовала их холодное, безразличное присутствие, их взгляд, оценивающий нас на прочность.
Ритуал набирал силу, превращаясь из простого обряда в зрелищное, пугающее проявление магии этого мира. Это была не театральная постановка, а реальная сила, меняющая реальность, и от этого понимания кровь стыла в жилах.
Шаман опустил руки и уставился на первую в строю орчиху – ту самую, со шрамом через оба глаза.
– Пей! – прозвучал его приказ. – Испей гнева предков! Пусть их ярость ведет твою руку!
Рослая и злая на вид орчиха, не колеблясь, шагнула вперед, взяла тяжелую чашу и залпом выпила содержимое. По ее подбородку потекла густая темная жидкость.
Она закинула голову и издала нечеловеческий, гортанный клич. Ее глаза на мгновение также вспыхнули зеленым огнем. Она обернулась к соплеменницам, и на ее искаженном лице расцвела ужасающая, нечеловеческая ухмылка.
Очередь неумолимо приближалась ко мне. Одна за другой они подходили к шаману. Каждая выпивала свою долю. Каждый глоток, каждый воинственный крик отзывались во мне леденящим ужасом.
Я наблюдала, как меняются лица орчих. Их взгляды становились остекленевшими, дикими. Дыхание – тяжелым и хриплым.
Зелье пробуждало в них нечто древнее, звериное, подавляя рассудок и усиливая инстинкты до предела, стирая личность и оставляя только голую, яростную сущность хищника.
И вот чаша оказалась передо мной.
Густой, тошнотворный запах ударил в нос, вызвав рвотный порыв. Внутри плескалась темная, почти черная жидкость, в которой отражалось искаженное пламя костров и мое собственное, остекленевшее от ужаса лицо.
Кровь. Смешанная с чем-то еще, что заставляло ее пузыриться и издавать тихое шипение.
Рука Багарха, костлявая и жилистая, протянула чашу мне. Его мутные глаза сузились.
– Пей, дочь чужого племени, – прошипел он.
Пить кровь? Серьезно?!
Все взгляды уперлись в меня.
Взгляд Грома – голодный и собственнический.
Взгляд Багарха – предвкушающий и оценивающий.
Взгляд Рактора из тени – холодный, аналитический, ждущий моего решения.
Мое горло пересохло. Руки задрожали. Внутри все кричало и умоляло не делать этого. Но вокруг сжималось кольцо ожидания и первобытной магии. Я понимала, что отказ – это мгновенная смерть. Позорная и жестокая.
– Пей, Урга! – низкий голос Грома прогремел прямо надо мной. Он подошел вплотную. Его жар и запах обволакивали меня, вызывая головокружение. – Или ты боишься? Боишься крови? Боишься силы, что тебе даруется?
Его рука грубо схватила мой подбородок. Жестокие пальцы впились в челюсть. Больно. Унизительно.
В глазах, против моей воли, выступили предательские слезы – гремучая смесь животного страха и бессильной ярости. Я попыталась вырваться, дернулась, но его хватка была подобна закаленным стальным тискам.
Он заставил меня поднять голову и посмотреть ему в глаза. В этих узких янтарных щелочках я увидела не просто торжество. В них я увидела любопытство огромного хищника, который играет с пойманной мышью, ожидая, когда та проявит отчаянный характер.
Я увидела в них ненасытную жажду. Жажду сломать, подчинить, переплавить по своему усмотрению.
Я метнула взгляд в сторону, ища спасения, которого не могло быть. Взоры орчих пылали – в них читалось откровенное любопытство к зрелищу чужого унижения и глумливое презрение к слабачке, недостойной стоять в их строю. Для них я была ошибкой, помехой, пятном на чести клана.
– Я не… – начала я, но чаша была уже у моих губ.
Гром наклонил ее резким, безжалостным движением. Густая, вязкая, невероятно противная жидкость хлынула мне в рот. Я поперхнулась, захлебнувшись этим медно-сладким, отталкивающим потоком.
Вкус был ужасающим, отвратительным – теплая медь крови, горькая полынь и дым, от чего корень языка немел, а небо свело судорогой.
Я попыталась выплюнуть эту мерзость, инстинктивно сопротивляясь, но ладонь Грома на затылке заставила меня сглотнуть. Огненная волна прокатилась по горлу, ударила в желудок.
Опасная миссия
Вокруг началось движение. Орчихи, подстегнутые зельем и зовом крови, уже разбивались на небольшие группы.
Они перекликались гортанными, нечеловеческими криками, бряцали оружием и, словно стая голодных гончих, кидались в черную, бездонную пасть леса, мгновенно растворяясь в сумраке между вековыми стволами. Их возбужденные вопли быстро затихали вдали, поглощаемые зеленой, живой мглой.
Я осталась одна. Совсем одна перед мрачным, бесконечно враждебным лесом. Сердце бешено колотилось.
Куда идти? Что делать?
Инстинкт человека кричал бежать, спрятаться, переждать, пока этот кошмар не закончится. Но другая часть, та, что пробудилась от проклятого напитка, жаждала движения, ломки, погони, крови.
Она требовала немедленного действия, любого, лишь бы выплеснуть наружу эту разрушительную, распирающую изнутри энергию.

Я сделала неуверенный шаг к лесу, ветка хрустнула под ногой с громким треском. Из кустов справа донесся низкий, предупреждающий рык. Я замерла, повернув голову. Тень отделилась от столба.
Рактор. Он сделал шаг ко мне, и его движения были плавными, как у большого хищника, уверенного в своем превосходстве.
– Ну что, дитя чужого племени? Лес не любит нерешительных. Он уже учуял твой страх, – произнес он тихо. – Тенеклык… он предпочитает тропы вдоль Мертвого ручья. Это на западе. Иди против ветра.
Я смотрела на него, не доверяя ни единому слову. Для чего он говорит это? Какая ему выгода? Его проницательный взгляд все так же изучал меня, словно он ждал определенной реакции.
– Лес не будет ждать, пока ты примешь решение, Урга.
– Почему ты помогаешь? – выдавила я, сжимая рукоять ножа.
Зелье гнало по жилам волны жара, смешиваясь с адреналином.
Он улыбнулся. Не доброй улыбкой. Это был оскал волка, видящего запутавшегося в силках зайца.
– Потому что интересно, – ответил он просто. – Интересно, как долго ты продержишься. Интересно, что ты будешь делать, когда страх сожрет тебя целиком. И интересно… – он сделал шаг ближе, – что скрывается под твоей зеленой кожей. Тенеклык – не единственная опасность в этих лесах. И не самая большая. Помни об этом, если вдруг решишь остаться в живых.
Его рука протянулась ко мне. Я инстинктивно отдернула руку. Его прикосновения… они вскрывали что-то внутри меня.
– Не трогай! – прошипела я.
Он засмеялся. Коротко, беззвучно.
– Первое правило охоты сводится к простому выбору, – произнес он. – Ты либо охотник, либо добыча. Выбирай. Но выбирай быстро.
Он повернулся ко мне спиной, демонстративно показывая, что я больше не интересую его.
– Беги, Урга, – бросил он через плечо, уже растворяясь между деревьями. – Беги к Мертвому ручью. И постарайся не стать чьим-нибудь ужином.
И он исчез, оставив меня одну. С бурлящим в жилах зельем. С ножом в дрожащей руке. С указанием, которое могло быть единственным шансом – или самой изощренной ловушкой.
Я посмотрела на черный провал леса. Запахи хвои, гниения, сырой земли заполнили легкие. Страх сдавил горло. Но под ним, глубже, клокотала ярость.
Ярость на этот мир. На Грома. На Рактора. На собственное бессилие. И ярость тела Урги, напитанного кровью и жаждущего действия.
– Мертвый ручей, – прошептала я. – Хорошо. Вперед.
Я втянула в себя воздух и шагнула в черные объятия леса. Мои новые ноги, сильные и быстрые, легко несли меня по мшистой земле. Уши ловили каждый шорох. Ноздри раздувались, выискивая запах добычи.
Я бежала. Теперь не от страха. Я бежала ему навстречу. Прямо в самое пекло первой миссии. Чтобы выжить. Чтобы выбраться. Или… чтобы доказать им и самой себе, что я – не просто добыча.
Тени леса вокруг меня сгущались. Лес жил своей ночной жизнью. А где-то впереди меня ждал Тенеклык.
Вскоре лес поглотил меня целиком. Не просто темнота – живая, дышащая, враждебная тьма. Каждый шорох под ногами, каждый треск ветки звучал как предсмертный крик.
Адреналин от зелья еще клокотал в жилах, но страх, холодный и липкий, снова подбирался к горлу. Я шла наощупь, цепляясь за скользкие стволы деревьев, прислушиваясь.
Рактор сказал, что Мертвый ручей на западе. Но как определить запад, когда небо затянуто сплошной черной пеленой, а деревья сплетаются в непроглядный свод?
Запах. Сначала слабый, потом все сильнее. Сырость. Гниль. И что-то еще… Кислое. Протухшее.
Мертвый ручей.
Это должен быть он. Я двигалась на запах.
Сильное и выносливое тело Урги не подводило, но каждое движение отзывалось тупой болью в предплечьях.
Шепот Тенеклыка
Тенеклык.
Он фыркнул, выпуская клубы пара в холодный воздух. Его копыта разрывали мшистую землю. Он меня учуял. Я была добычей.
Беги. Спрячься! Затаись и не дыши! – вопил тонкий, исступленный голосок Вики где-то в глубине сознания.
Атакуй. Убей. Докажи, что ты сильнее! – рычал другой голос.
Я замерла в параличе между этим выбором. Ноги вросли в землю, а пальцы судорожно сжимали и разжимали рукоять охотничьего ножа.
Тенеклык рванул с места. Неожиданно быстро для своей массы. Как пушечное ядро. Я едва успела отпрыгнуть за огромный валун. Клыки зверя с оглушительным, сухим хрустом вонзились в камень прямо на том месте, где я только что стояла, отколов кусок гранита размером с мою голову.
Я вскрикнула от запредельного страха. Зверь отшатнулся, тряся головой, и снова уставился на меня. Красные глазки снова нашли цель.
– Двигайся, черт тебя дери! – заорала я самой себе.
Я бросилась прочь от валуна, к спутанным, похожим на скрюченные пальцы великана, корням поваленного дерева.
Тенеклык, издав хриплый рев, ринулся следом. Его тело пронеслось в сантиметрах от меня. Горячее, зловонное дыхание опалило спину. Запахло падалью и медью.
Я споткнулась о скользкий, скрытый во мху корень, потеряла равновесие и рухнула на колени в холодную, влажную грязь. Развернулась на звук, инстинктивно занося перед собой нож.
Он уже был надо мной. Огромная, заслоняющая лунный свет тень смерти. Его разинутая пасть, полная желтых, загнутых клыков и стекающей ядовитой слюны, была уже готова размозжить мой череп, отхватить голову.
И тут тело взорвалось. Не мое решение. Рефлекс Урги.
Я рванулась вперед, под брюхо зверя, как когда-то читала в каком-то игровом гайде. Но теперь это движение было продиктовано инстинктом выживания.
Нож, будто сам собой, вонзился в мягкую плоть под ребра. Теплая, липкая кровь хлынула мне на руки. Тенеклык оглушительно взвыл. Он рванул в сторону, вырывая клинок из моих онемевших пальцев.

Я откатилась, покрытая грязью и кровью – его и, кажется, своей – царапина чуть выше груди горела огнем.
Зверь тяжело дышал, кровь хлестала из его раны ручьем. Но он все еще стоял на ногах. Его маленькие глазки налились чистой ненавистью. Он снова приготовился к броску.
У меня не было ножа. Только камни вокруг. И страх.
Леденящий, парализующий страх.
– Левей! – прозвучал голос.
Резкий, как удар хлыста.
Я даже не подумала. Рванула влево. Тенеклык пронесся мимо, врезаясь плечом в дерево. В этот миг из темноты метнулась тень.
В руке Рактора сверкнул тяжелый, изогнутый клинок, похожий на гигантский коготь какого-то доисторического хищника.
Одно движение. Короткое. Точное. Смертельное.
Клинок беззвучно вошел зверю в основание шеи, под череп. Раздался глухой, костный щелчок.
Тенеклык дернулся, захрипел и рухнул на землю, сотрясаясь предсмертной дрожью.
Тишина.
Только мое хриплое дыхание и последние судороги зверя.
Я прислонилась к дереву, вся дрожа. Кровь и пот текли по лицу, смешиваясь со слезами ярости и облегчения.
Мой взгляд, помутневший от пережитого ужаса, медленно поднялся на Рактора. Он стоял над тушей зверя, вытирая свой клинок о его жесткую шерсть.
Его движения были спокойными, размеренными, будто он только что выполнил рутинную работу. Ни тени напряжения или усталости.
Затем он повернул ко мне свое каменное, нечитаемое лицо. Его черные глаза медленно, оценивающе скользнули по моей окровавленной одежде, дрожащим рукам, по свежей ране на груди.
– Нож бросила, – констатировал он. Голос ровный, без эмоций. – Почти легла под клыки. Крик… жалкий.
Я хотела зарычать. Оскорбить. Поблагодарить?
Слова застряли в горле комом. Я только сжала кулаки, чувствуя, как кровь сочится из царапины на груди.
Рактор подошел ближе. Его запах смешался с вонью убитого зверя и моим собственным страхом. Он остановился в шаге. Его взгляд упал на мою окровавленную грудь.
– Ты ранена, – констатировал он безразлично.
– Пустяк, – хрипло выдохнула я, пытаясь взять себя в руки, выпрямиться, чтобы не выглядеть совсем уж жалкой и беспомощной перед ним.
– Яд Тенеклыка – не пустяк, – парировал он, и его слова повисли в воздухе зловещим предупреждением. – Даже царапина может свести с ума от боли. Сначала холод. Потом жар, который будет жечь. Судороги сводят мышцы, ломая кости. Сознание помутнеет, и ты будешь умолять о смерти, пока твое сердце не лопнет от напряжения.
Спасение
Я быстро взглянула на царапину. Кожа вокруг нее уже начала синеть и пульсировать. Боль усиливалась.
– Что… что делать? – выдохнула я, ненавидя себя за этот вопрос, за эту слабость перед ним.
Уголок рта Рактора дрогнул, сложившись в тонкую, опасную улыбку. Она не сулила ничего хорошего.
– Есть выход. Быстрый и эффективный.
Он сделал шаг. Еще один.
Теперь он был так близко, что я видела каждую мельчайшую шероховатость на его зеленоватой коже, каждую тонкую линию темных татуировок, пересекающих высокую скулу и теряющихся в волосах.
– Нужно высосать яд. Пока не поздно, – его голос был низким, почти ласковым, и от этого становилось только страшнее.
Я инстинктивно отпрянула, но спина уперлась в шершавый ствол дерева.
Ловушка. Бежать было некуда.
Сердце бешено колотилось, гнало отравленную кровь по венам.
– Ты… шутишь? – беспомощно вырвалось у меня.
Я затравленно замотала головой, чувствуя, как влажные пряди волос прилипли к вискам.
Мир сузился до его черных, бездонных глаз, в которых не отражалось ничего, кроме моего перекошенного ужасом лица.
– Тогда умрешь… – его черные глаза не дрогнули. – Выбирай, кролик. Либо ты позволишь мне прикоснуться к тебе. Либо будешь корчиться от боли, пока яд не прожжет тебя изнутри и не доберется до сердца. Судя по расположению раны, это произойдет довольно быстро.
Это была не помощь. Это был ультиматум. Новое испытание. Еще более изощренное, чем охота.
Взгляд снова скользнул вниз, к тонкой синеющей линии чуть выше левой груди. Боль становилась жгучей.
Страх умереть здесь и сейчас, такой глупой и мучительной смертью, был иррационален, но абсолютно реален.
А страх перед его прикосновением… он был иным.
Горячим. Унизительным. Запретным.
– Решайся! – его голос стал жестче.
Я зажмурилась. Ненависть к нему, к себе и к этому миру клокотала внутри. Но страх глупой, мучительной смерти от яда какого-то виртуального зверя оказался сильнее. Я быстро кивнула, глядя куда угодно, только не на него.
– Давай, – прошипела я сквозь стиснутые зубы.

Рактор не стал медлить. Его сильные пальцы вцепились в ворот моей грубой туники.
Раздался резкий, неприличный треск рвущейся ткани. Ворот туники расползся, обнажив плечо и груди. Холодный ночной воздух опалил кожу.
Сильные пальцы Рактора легли на мою голую грудь и сжали ее. Я ахнула, пытаясь вырваться, но его хватка была железной.
Он притянул меня к себе. Наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.
– Тише, кролик, – прошептал он. – Нужно, чтобы ты не дергалась.
– Лапать меня обязательно? – огрызнулась я.
– Пусть это будет моя награда.
Его голова склонилась, и обжигающе горячий, влажный язык медленно провел по моей обнаженной коже от ключицы до самого соска.
Я застыла, парализованная этим невыносимо интимным прикосновением.
Затем его рот нашел рану. Язык скользнул по порезу. Из рта вырвался сдавленный, похожий на стон звук. Пальцы впились в кору дерева за спиной.
Волна тепла, похожая на чистое возбуждение, прокатилась от раны по всему телу. Сильнее всего – к низу живота.
Предательское, щемящее, непрошенное тепло, смешанное с головокружительной слабостью.
Мощные плечи Рактора стали единственной опорой в мире, который потерял все ориентиры, поплыл, растворился в этом странном ощущении.
Я чувствовала каждое движение его языка, каждый мускульный жест его челюсти, выжигающей яд из моей плоти.
Боль уходила, растворяясь в нарастающем онемении и этом всепоглощающем жаре.
Он оторвался с тихим, влажным звуком. Сплюнул на землю черную, вязкую слюну.
Его глаза, когда он поднял их на меня, горели странным огнем. Не холодным интересом, а чем-то более темным, первобытным и ненасытным.
На губах алела тонкая полоска моей крови, и он медленно, с наслаждением, провел по ней языком.
Затем его взгляд потух. Стал прежним – ледяным и пустым. Он разжал пальцы, отпустив мою грудь, и отступил на шаг.
Выражение лица снова стало отстраненным и суровым, будто ничего и не произошло.
– Готово, – сказал он голосом без следов недавней хрипоты. – Пока будешь жить.
Слово «пока» повисло в воздухе холодной угрозой. Но оно уже не могло заглушить тот пожар, что Рактор разжег во мне.
Клеймо и шепот предков
Тяжелая шкура Тенеклыка волочилась за мной по земле.
Каждый шаг к центру лагеря отдавался болью чуть выше груди – там, где шершавый язык Рактора выжег яд, оставив после себя не только затянувшуюся царапину, но и жгучую память о его прикосновении.
Рактор шел чуть впереди, неся основную часть добычи с убийственной легкостью. Он не оглядывался на меня.
Гром ждал на каменном возвышении рядом с шаманом. Его черные глаза уставились на меня, когда я скинула окровавленную шкуру к его ногам.
На Рактора Гром бросил лишь короткий, недовольный взгляд.
– Ты вмешался, – не вопрос, а обвинение.
– Она первая нанесла удар. Я лишь добил, – ответил Рактор спокойно. – Если бы не помог, она была бы мертва. Ты бы хотел этого? – в его словах прозвучала ледяная насмешка. – Была бы твоя потеря, брат.
Гром низко рыкнул. Его пальцы сжались в кулаки. Густое и опасное напряжение между братьями повисло в воздухе.
Шаман постучал посохом о камень. Звон костяных амулетов разорвал тишину.

– Добыча есть! – проскрипел он. Его мутные глаза уставились прямо на меня. – Духи выбрали ее! Все так, как пришло мне в ведении, мой вождь!
Пришло ему в видении?
Что?
Гром перевел взгляд с брата на меня. Его ярость сменилась на мгновение чем-то другим… Жадностью? Облегчением?
Он шагнул вперед. Его огромная лапа шлепнула по мокрой от крови шкуре Тенеклыка. Потом он поднял глаза на меня.
– Подойди ко мне, Урга.
Приказ, не терпящий возражений. Я сделала шаг. Ноги подкашивались. Не столько от усталости, сколько от его взгляда.
Я остановилась перед ним. Гром был огромен. Он протянул руку к шаману.
Тот подал ему что-то длинное, тонкое, заостренное на конце. Из черного металла. Кончик раскалился докрасна в костре.
Клеймо?
Ужас сковал меня ледяными тисками.
Нет. Нет-нет-нет!
Это же просто игра! Виртуальность!
– Духи требуют знака! – провозгласил шаман. – Кровь пролита! Сила доказана! Прими метку Клана Теней от самого вождя, дочь моя!
Гром взял раскаленное клеймо из рук шамана, сверля меня черными глазами.
– Рука. Левая.
Я застыла. Паника стала подниматься по горлу, грозя вырваться воплем. Рактор стоял чуть сбоку, его лицо было каменной маской, но в черных глазах читалось… предвкушение.
Он ждал, когда я сломаюсь?
– Урга! – рявкнул Гром. – Протяни руку! Или я выжгу знак силой!
Тело Урги, повинуясь древнему инстинкту подчинения альфе, само двинулось. Моя левая рука медленно поднялась. Гром схватил ее выше запястья.
Его пальцы – стальные тиски.
Больно. Страшно.
Он притянул мою руку к себе. Раскаленный кончик клейма приближался к коже чуть выше локтя.
Я зажмурилась. Сжала зубы. Услышала шипение раскаленного металла, приближающегося к коже…
Боль.
Адская. Острая. Всепоглощающая.
Как будто мне вонзили в руку раскаленный лом. Я вскрикнула – нечеловеческим, звериным воплем. Невыносимый запах паленой плоти, моей плоти, ударил в нос, заставляя желудок сжаться в спазме.
Слезы хлынули из глаз, но тут же испарились от жара. Я дергалась, пыталась вырваться, но Гром держал мою руку мертвой хваткой.
Сквозь пелену боли я увидела в его глазах не просто удовлетворение.
Наслаждение.
Глубокое, животное наслаждение от моих мук, от моей абсолютной покорности, от того, что я теперь навсегда отмечена им.
Дьявол! Самый настоящий.
Но потом… что-то изменилось.
Боль не утихла. Она стала… глубже. Она растеклась по руке и плечу, проникла в грудь. И сквозь нее… пробились голоса и образы.
Чувства.
Поток хаотичный, как сон наяву.
Белоснежные башни, парящие в облаках, но от них веет не благодатью, а ледяным, безразличным высокомерием.
Шепот на непонятном языке, мелодичный и ядовитый, как змеиное шипение.
Искаженные яростью, прекрасные лица эльфов, с глазами, полными холодной, расчетливой жестокости.
Лес, замерший в мертвом, магическом оцепенении.
Истина
Гром разжал пальцы. Я рухнула на колени, хватая ртом воздух, сжимая обожженное плечо.
Кожа на месте клейма была обуглена. Черно-красная, с четким знаком клана Теней – перекрещенные клыки под полумесяцем. Знак горел адским огнем, сливаясь с пульсацией татуировок вокруг.
Шаман Багарх воздал руки к небу. Его костяные амулеты зазвенели в такт этому танцу теней.
– Видишь, о Вождь! Видишь, клан Теней! – его скрипучий голос прозвучал торжествующе. – Духи откликнулись! Они говорят с ней! В ней пробудилась истинная сила Тени! Она будет не просто женой. Она будет оружием! Щитом! Вождь, она будет достойной тебя и нашего рода!
Тени, словно повинуясь его слову, тут же отступили, растворились. Стекли с моей кожи, как вода.
Но синеватые узоры остались, бледнея и становясь похожими на старые, едва заметные татуировки.
Я тяжело дышала, все еще чувствуя ледяное прикосновение тьмы и жгучую боль от клейма.
Внутри я металась в панике, почти ничего не понимая, отчаянно пытаясь отгородиться от этого кошмара.
Галлюцинация. Точно.
Побочный эффект от коктейля из крови, яда Тенеклыка и адреналина!
Я ничего не могла понять. Это не могло быть правдой.
Я не сумасшедшая!
Я стала лихорадочно вспоминать оригинальный лор игры, ведь прекрасно знала эту историю. Я читала о ней, изучала гайды по прохождению!
Сутью игры было победить орков племени Теней, сражаясь за клан Лунных эльфов.
В начале игры эльфы рассказывали о Священной Роще, которую вырубили варвары-орки из племени Теней. Именно они уничтожили Рощу, что была древним сердцем магии в их мире.
Орки – бездумные разрушители, враги жизни, силы Тьмы, которых нужно остановить.
Это была аксиома. Основа всего сюжета.
Орки – злодеи. Не эльфы!
Почему тогда духи говорят мне совершено противоположное?
Почему эльфы в видениях были не прекрасными существами, а холодными, высокомерными и жестокими злодеями?
Почему их магия ощущалась не животворным светом, а ледяным оцепенением?
Почему голос, прозвучавший в моей голове, был настолько убедительным, настолько подлинным в своей ярости и боли?
А если все, что я знала об этой игре, – ложь?
Что если история всегда пишется победителями, а я сейчас среди тех, кого объявили проигравшими?
Голова шла кругом. Я чувствовала себя сбитой с толку.
Я не знала, чему верить и как действовать. Ведь могло же быть так, что именно шаман послал мне это видение, чтобы очернить эльфов… Чтобы переманить меня на грязную сторону орков.
Шаман Багарх наблюдал за мной своим мутным, всевидящим взглядом. Казалось, он читал мои мысли. Его тонкие, высохшие губы растянулись в странное подобие улыбки.
– Не всегда то, что кажется светом, несет жизнь, дитя мое, – проскрипел он так тихо, что услышала лишь я. – И не всегда тень несет смерть. Иногда она – единственное укрытие от слепящего, обжигающего солнца. Духи показали тебе истину. Не разумом ее принимай. Она не для разума. Прими ее кровью. Плотью. Болью. Как и все мы.
Я плохо воспринимала его слова. Они доносились до меня будто сквозь толстую, стеклянную стену, искажаясь и теряя смысл. Они были неправильными. Они требовали слепой веры взамен логики.
Мой разум, сосредоточенный на четких квестовых заданиях в прописанном лоре, отчаянно сопротивлялся, пытаясь найти ошибку или подвох.
Орки племени Теней заревели. На этот раз рев был не только яростным, но и ликующим. Глядя на мою боль, на мое клеймо, они видели подтверждение своей вековой обиды.
А над всем этим хаосом возвышался Гром. Он стоял, выпрямившись во весь свой исполинский рост. Его грудь, покрытая паутиной шрамов, учащенно и мощно вздымалась.
Он не смотрел на толпу. Он смотрел только на меня. Его янтарные глаза пылали. В них читалось нечто более сложное и оттого еще более пугающее: голодное, ненасытное обладание.
Жажда власти не только над моим телом, но и над той силой, что, как ему показалось, открылась во мне. Он был подобен охотнику, который загнал редкого зверя в свой капкан.
Сквозь пелену дыма от костров мой взгляд упал на Рактора. Он не ревел месте со всеми. Не тряс оружием и не бил себя в грудь в приступе дикого восторга. Он стоял чуть поодаль.
И его темные, бездонные, лишенные отблесков пламени глаза так же были прикованы ко мне.
Но в них не было слепого торжества клана. Не было животного, собственнического удовлетворения, пылавшего во взгляде Грома.
В них было нечто иное. Глубокое, неспешное понимание. Понимание всей глубины моего ужаса, моего смятения, моего падения в эту новую, чудовищную реальность.
Он медленно, едва заметно, кивнул. Его губы тронула та самая опасная, хищная полуулыбка.
– Добро пожаловать в реальность, кролик, – словно сказал его взгляд. – Теперь ты – часть всего этого. Нравится тебе это или нет.
«Он не знал, что такое любовь,
и он требовал ее, как требовал пищи,
и она должна была принадлежать ему,
иначе он разорвет ее на куски».
Эмили Бронте
«Грозовой перевал»
Повиновение
После обряда инициации меня привели в шатер Грома.
Войлок и грубая шерсть пропускали внутрь резкие шумы ночи: отдаленный вой сторожевых волков и перешептывание часовых.
Воздух внутри был густым, тяжелым, пропитанным дымом горевшего очага.
Сейчас я как следует смогла разглядеть покои вождя. Шатер был огромен по сравнению с другими жилищами орков.
По его периметру были разложены шкуры невиданных мною зверей – одни с клыками, длиннее моего предплечья, другие – с причудливыми рогами, отбрасывающими на стены пугающие, искаженные тени.
В центре, на неком подобии постамента из досок, находилось ложе из мехов. Кровать вождя.
Я не могла даже помыслить лечь там. Я сгребала в углу несколько жестких, тонких шкур и устроила себе подобие гнезда. Каждый мускул дрожал от напряжения и усталости.
Я прижалась спиной к прохладной кожаной стенке шатра, втянув голову в плечи, как затравленный зверек.
В кулаке, спрятанном под складками моей грубой туники, я сжимала рукоять кинжала. Его холодная сталь была единственной реальной, знакомой точкой в этом кошмаре.
Убить Грома.
Просто перерезать ему глотку, пока он спит. И все это закончится. Я очнусь в своей комнате, в своем теле…
Эта мысль грела меня, придавая сил.
Я не помнила, как провалилась в беспокойный, поверхностный сон. Меня вырвало из него внезапно и безжалостно порывом ледяного ветра. Среди ночи в шатер зашел Гром.
Он вошел не спеша, с тяжелой уверенностью хозяина. Я притворилась спящей, но сквозь ресницы следила за каждым его движением.
Гром сбросил массивный наплечник, и тот с глухим стуком рухнул на землю. Расстегнул пряжку на поясе. Дыхание его было ровным, чуть тяжелым.
Я ждала.
Ждала насилия, грубых рук, животной похоти. Внутри все сжалось в комок леденящего ужаса. Но его шаги миновали мое убогое логово. Он даже не взглянул в мою сторону.
Послышался звук падающего на ложе тяжелого тела, скрип деревянного постамента, и затем в шатре воцарилась тишина, нарушаемая лишь его ровным, мощным дыханием.
Неужели? Неужели он просто… лег спать?
Ошеломление на мгновение взяло верх над страхом. Эта непредсказуемость пугала куда больше откровенной угрозы.
Прошло время. В напряженном ожидании время текло иначе. Дыхание Грома стало глубже и ровнее.
Он действительно спал!
Вот он. Мой шанс.
Сердце колотилось где-то в горле, мешая нормально дышать. Я разжала онемевшие пальцы, снова ощутив шершавую рукоять ножа. Ладонь вспотела.
Медленно я поднялась, стараясь это сделать без малейшего звука.
Ноги подкашивались, тело отказывалось повиноваться, но острая мысль о свободе гнала меня вперед.
Вот он. Лежит на спине.
Его мощная грудная клетка медленно поднимается и опускается. Лицо в полумраке кажется менее суровым, черты смягчились, губы слегка приоткрылись.
В этой расслабленной мощи было что-то пугающе притягательное. Я заставила себя это проигнорировать.
Я занесла нож над Громом. Лезвие слабо блеснуло в темноте, ловя отблеск тлеющих углей в очаге.
Сейчас.
Один быстрый, точный удар. В грудь. И все будет кончено.

Но рука не двигалась. Она застыла в воздухе, предательски дрожа.
«Это же не человек!» – внушала я себе.
Это конечная цель. Убей его, и ты проснешься.
Убей!
Я сжала зубы до хруста, собрала всю свою волю в кулак и ринулась вперед, чтобы вонзить сталь в его тело.
Мгновение.
И хватка Грома сдавила мое запястье с огромной силой. Дикая боль заставила меня вскрикнуть. Нож с глухим стуком упал на землю.
Я встретилась взглядом с парой глаз, которые горели в полумраке холодным янтарным огнем. В них не было и тени страха. Лишь чистая, безраздельная ярость и… удовлетворение хищника.
Он не спал. Он ждал. Ждал этого.
– Так вот какие ласки приготовила для меня будущая жена, – его голос был низким и густым, и от него по спине побежали ледяные мурашки.
Кровавая жатва

Знойный воздух струился над землей, дрожа маревами, искажая очертания далеких холмов. Солнце пылало на блеклом небосводе. Горячие лучи обжигали плечи, заставляя пот ручьями стекать по спине.
Каждый мускул в теле ныл от вчерашнего напряжения, от адской боли клейма, что пылало на плече под грубой тканью моей новой одежды.
Меня, вместе с другими орчихами, ранним утром несколько воинов-орков привели на широкое поле.
Оно простиралось до самого горизонта, сливаясь с выжженной степью, и лишь золотистый злак, в котором я с трудом узнавала нечто, отдаленно напоминающее пшеницу, колыхался под редкими порывами горячего ветра.
Вокруг меня трудились другие орчихи. Их низкие, хриплые пересмешки, окрики детям и мерное, гипнотическое постукивание примитивных серпов создавали обманчивую, почти идиллическую картину простого быта.
Картину, в которую я никак не могла вписаться.
Я механически, с усилием, заставляла непослушные мышцы повиноваться, повторяя движения других. Ритмичная, почти медитативная последовательность: замах, удар затупленным лезвием, выдергивание упрямых корней из сухой, потрескавшейся земли.
Этот монотонный труд парадоксальным образом стал спасением. Он позволял сознанию, цепляющемуся за грани безумия, отвлечься, уйти в оцепенение, забыться в повторяющемся физическом усилии.
Рядом со мной, сгорбившись, работала юная орчиха с большими, любопытными глазами. Она старательно собирала срезанные колосья в охапку. Ее движения были угловатыми и неумелыми.
Совсем еще юная. Она с интересом поглядывала на меня, не решаясь заговорить.
И вдруг тишину разрезал пронзительный, ледяной звук. Знакомый до мурашек. Звук, который я слышала сотни раз через наушники, но который в реальности обжег слух своей смертоносной чистотой.
Звук эльфийского горна.
Он пришел с опушки леса, что темнела на горизонте изумрудной и зловещей полосой. За этим звуком последовал первый свист летящей стрелы. За ней – второй, третий. Это был стройный, слаженный хор смерти.
– Миссия «Кровавая жатва», – пронеслось в голове автоматически.
Уровень сложности: средний.
Цель: поджечь поля и уничтожить урожай орков для оказания экономического давления.
Но то, что случилось дальше, не имело ничего общего с игрой.
Первая стрела с глухим, влажным всхлипом вонзилась в горло молодой орчихе рядом со мной.
Ее большие глаза расширились от страха и непонимания. Из горла вырвался лишь короткий, пузырящийся хрип. Она рухнула на золотые колосья, которые тут же начали жадно впитывать алую, темнеющую на солнце кровь.
Наступила доля секунды гробовой, шокированной тишины.
И тут же мир взорвался.
По полю разнеслись крики ужаса и боли. Поле, еще секунду назад бывшее местом монотонного труда, превратилось в хаос.
Женщины метались, пытаясь найти укрытие, которого не было. Дети, до этого резвившиеся на полянке под огромным деревом, с визгом бросились к матерям.
А из леса, словно призраки, возникли они. Высокие, стройные эльфы. Солнце играло на их золотых волосах и серебре лат, слепило глаза. Они были прекрасны. И абсолютно безжалостны.
Эльфы не спешили поджигать поля. Они целились. Холодно, расчетливо. Целились в спины убегающим женщинам и детям.
Я застыла, парализованная. Мой разум отказывался верить.
Это были эльфы. Мои эльфы. Союз света и добра. Аристократы с безупречной репутацией.
Я же сама, играя за ловкую эльфийку-разведчицу, участвовала в этой миссии. Я гордилась тем, как лихо уворачивалась от оркских громил и метко запускала стрелы. Мне это казалось таким… правильным!
Но это была самая настоящая бойня. Целенаправленное, хладнокровное истребление беззащитных.
– Ложная миссия… – пронеслось в голове обрывком, но тут же меня накрыла волна чистого, животного ужаса.
Вопли боли и паники, рев раненых, призывы матерей. Пожилая орчиха захрипела и осела на землю, получив стрелу в горло.
Внутри меня что-то надломилось. Будто рухнул целый мир, который я сама же и выстроила в своем сознании. И сквозь обломки этого мира на меня смотрела ужасающая, голая правда.
«Эльфы злодеи. Докажи это, Урга!»
Слова духов, прозвучавшие в видении, ударили с новой силой.
Один из эльфов без тени эмоций на лице прицелился в меня. Время замедлилось.
Я видела, как его пальцы разжимаются, как тетива выпрямляется, отправляя в полет очередную порцию изящной смерти.
Помощь
Это была не тактическая операция из квеста под названием «Кровавая Жатва».
Нет.
То, что развернулось перед моими глазами, было самой настоящей, смертоносной бойней с большим количеством жертв.
И я когда-то, сидя в удобном кресле в своей комнате, нажимала клавиши, чтобы это свершилось.
Тошнота подкатила к горлу.
Орки не метались в истерике, не рвали на себе волосы. Их скорбь была молчаливой.
Они двигались с мрачной, выверенной точностью, поднимая изувеченные тела погибших, с величайшей осторожностью укутывая их в шкуры. Стоны раненых рвали тишину.

Под низким навесом, сколоченным на скорую руку из кривых жердей и натянутых шкур, кипела своя, тихая и отчаянная война – битва за жизни.
Здесь не было места панике или суете.
Орчихи делали, что могли, чтобы спасти как можно больше жизней.
Но их медицина…
Боги, это было возвращение в каменный век!
Слепая борьба со смертью почти голыми руками!
Я увидела, как одна из женщин собирается наложить на рваную рану какую гнилостную смесь и чуть не поперхнулась.
– Стой!
Все взгляды устремились на меня.
Я сорвалась с места, подбежала к ним.
– Это убьет его. Будет заражение крови. Нужно очистить рану, попытаться остановить кровь.
Грузная старая орчиха с седыми, заплетенными в сложные космы волосами, нахмурилась.
– Остановить кровь? А что я, по-твоему, пытаюсь сделать? Только моя смесь может помочь!
– Есть иной способ, – я уже искала глазами то, что могло мне подойти. – Нужен кипяток! Много кипятка, и самые чистые тряпки, какие найдутся! И спирт! У вас он есть? – мой голос прозвучал хрипло и непривычно громко в этой давящей тишине.
– Огненная вода? – задумчиво прошмякала губами старуха. – Есть.
Мозг лихорадочно рылся в архивах памяти, выуживая обрывки школьного курса ОБЖ.
– А еще… крапива! Ее настой останавливает кровь.
Орчихи переглянулись, их взгляды выражали сомнение и глубочайшее непонимание. Но потом грузная орчиха кивнула мне.
– Принеси кипятку из большого котла. И скажи Зурке, пусть принесет свою сушеную жгучую траву и горькие коренья. Быстро!
Их медицина была действительно ужасающе примитивной: прижечь, зашить грубым волокном, затолкать в рану какую-то зловонную траву.
Я не могла на это смотреть.
– Нет, – вырвалось у меня, когда я увидела, как одна из женщин готовила раскаленный нож. – Сначала промыть! Промыть и перевязать, и только если кровь не останавливается…
Я показывала, как промывать раны, как накладывать давящие повязки, как готовить примитивный отвар. Я действовала на автомате, движимая жгучей потребностью искупить свою вину хоть чем-то.
Я почти не осознавала откуда во мне эти знания. А сильные, привыкшие к труду руки орчих удивительно точно повторяли мои движения. Они прислушивались ко мне.
Сумерки затянули небо тяжелой, багровой тканью, когда основная суматоха утихла. Стоны раненых стали тише, переходя в прерывистый, тревожный сон.
Я сидела на корточках у котла с остывающей водой, оттирая с рук засохшую кровь.
Именно за этим занятием меня и застал Рактор.
Он стоял поодаль, прислонившись к столбу, и молча наблюдал. На его груди проступало темное пятно – его собственная рана, которую он проигнорировал, часами таская тяжелые носилки с ранеными и мертвыми.
– Ты молодец, Урга, – произнес он, и его низкий, грудной голос прозвучал неожиданно мягко.
В нем не было привычной едкой насмешки или скрытой угрозы.
– Я просто делала то, что должна была.
– Многие сегодня делали только то, что должны. Но немногие – то, что нужно, – он присел рядом со мной на корточки. От него пахло дымом, потом, лесной хвоей и кровью.
– С тобой все в порядке? – бросила я ему. – Твою рану тоже нужно обработать.
Он махнул рукой.
– Пустяк. Эльфийские стрелы меня жалят, но не убивают.
Он помолчал, глядя, как женщины разносят воду.
– Можно вопрос? – я решилась спросить то, что грызло меня изнутри целый день.
Рактор кивнул, с интересом разглядывая мое лицо.
– Спрашивай, кролик.
– Рактор… Зачем? – я выдохнула. – Зачем вы сделали это? Зачем вырубили Священную рощу? Вы же сами развязали эту войну! Зачем разозлили эльфов, дали им повод для… этого? – я обвела рукой пространство вокруг, вмещающее всю их сегодняшнюю боль.
Новые открытия
Как только ночь опустила на лагерь свое густое, непроглядное покрывало, я выскользнула из шатра вождя. Благо, Гром еще не вернулся – я слышала его властный голос у дальних загонов.
Каждый мой шаг отзывался глухим стуком крови в висках. Сердце колотилось где-то в районе горла.
Рактор возник передо мной бесшумно и схватил за локоть.
– Ни звука, – прошептал он мне прямо в ухо. – Иди за мной.
Мы двигались как призраки, обходя спящих воинов и тлеющие костры. Он вел меня прочь от лагеря, к подножию чернеющих на фоне ночного неба скал. Слабый свет звезд выхватывал из тьмы очертания узкой, почти незаметной расщелины в каменной громаде.
Вход в пещеру был скрыт занавесом колючего кустарника и свисающих лиан. Рактор раздвинул их, не обращая внимания на цепкие шипы, и перед нами зевнула темнота, пахнущая сыростью.
Он бесшумно скользнул внутрь, и я, сделав глубокий вдох, последовала за ним.
– Пещера Духа, – пробормотал он. – Место, где был заключен первый договор.
Он высек огниво. Вспыхнувшее пламя факела вырвалось на свободу, жадно принявшись плясать на стенах. И я сдавлено ахнула.
Стены от пола до самого свода были покрыты рисунками. Не грубыми наскальными черточками, а настоящими фресками, выполненными с удивительным мастерством. Краски, потускневшие от времени, все еще хранили следы былой яркости.
Рактор повел меня вдоль стены, и история оживала у меня на глазах. Вот они – орки и эльфы. Стоят плечом к плечу. Их руки были подняты в едином жесте против общего врага – ужасающего чудовища из тьмы и щупалец, чей образ, даже будучи лишь рисунком, заставлял кровь стынуть в жилах.
Я видела его: чудовищный змей с десятью головами, каждая из которых изрыгала слюну и пламя, а глаза горели холодным, неживым светом.
Орки и эльфы сражались рядом. И это был не мимолетный союз – в следующих сценах они вместе хоронили павших, делили добычу. Эльфийские мастера показывали оркам какие-то чертежи, а орки вручали им выкованные из темного металла клинки.
Я видела их общую тактику, взаимовыручку. Видела, как могучие и яростные орки принимали основной удар на себя, прикрывая эльфов. Их тела, казалось, гнулись, но не ломались под натиском страшной твари.
А эльфы… эльфы оставались на заднем плане, их изящные луки посылали стрелы, но их лица, прорисованные с поразительной четкостью, выражали холодную, расчетливую отстраненность.
Без орков они бы не победили. У эльфов не было этой первобытной, животной силы.
– Когда-то вы были союзниками? – поняла я.
– Именно так, – кивнул Рактор. – Мы сражались против одного врага.
Я шла дальше, зачарованная. Финальная битва. Вождь орков, черноволосый гигант с топором в руках, чьи черты лица с ужасающей точностью повторяли суровое лицо Грома. Он заносил свое оружие над последней, отчаянно извивающейся головой змея.
И тут же группа эльфов, возглавляемая изящным существом в короне, направила свои луки… не на змея. Острие смертоносных стрел было нацелено в мощную, непокрытую спину орчьего вождя. Лица эльфов были прекрасны и абсолютно бесстрастны.
Предательский удар.
Ложный лор, красивый фасад, который нам подавали в игре.
«Орки-варвары, напавшие на мирных эльфов».
Все было перевернуто с ног на голову. Духи говорили правду.
Эльфы были злодеями. Они всегда ими были. Их цивилизация была воздвигнута на костях и предательстве.
– Эльфы предали вас?
Рактор наблюдал за мной, читая на моем лице смятение, неверие и горькое прозрение.
– Эльфы жаждали славы, которую не могли сами заработать, – прорычал он. – Они желали, чтобы мифы и легенды воспевали их доблесть и мудрость. Но история вышла иной. Орки стали настоящими героями. Нашу ярость, нашу неукротимую силу воспевали в легендах. Перед нашей силой стали поклоняться. Эльфы спровоцировали войну, потому что мы оказались сильнее и не пожелали склонить перед ними голову.
Я закрыла глаза, пытаясь переварить это. Да, это абсолютно сокрушало образ благородных эльфов.
– Видишь? – тихо сказал Рактор. Он наблюдал за моей реакцией, стоя посреди пещеры. – Договор был. Они предложили сражаться вместе. А когда поняли, что наша рука сильнее, захотели надеть на нее кандалы. А когда не вышло… решили отрубить наши руки. Они не могли простить, что последний удар нанес не их «безупречный» герой, а наш вождь. Их гордыня оказалась дороже мира между нами.
Это история делала эльфов предателями с самого начала. Но она совсем не снимала вину с орков. В моей душе, освобожденной от одной лжи, тут же зародился новый, колючий червь сомнения.
Да, эльфы – подлецы, негодяи и убийцы.
Но… сейчас они мстят за Священную рощу! За место силы, которое уничтожили орки из клана Теней. Зачем было снова развязывать эту бесконечную, кровавую войну?
Ради памяти? Ради принципа? Это было так жестоко и безрассудно.
Это был поступок, достойный орков – яростных, прямолинейных, не думающих о последствиях.
Тайное влечение
Рактор подошел ко мне ближе. Тепло от его тела, смешанное с запахом дыма, кожи и дикой степи, достигло меня. Тайное влечение, зреющее где-то в глубине подсознания все эти дни, вдруг с силой прорвалось наружу.
Внутри все было перевернуто с ног на голову, и мне вдруг отчаянно захотелось чего-то настоящего.
Якоря в этом бушующем море отчаянья.
Именно поэтому я не отступила. Не отвела взгляд от его темных, почти черных в отсветах факела глаз. Не отпрянула, когда он сократил дистанцию между нами до минимума.
– Так что же ты хотела?
– Я… – голос сорвался, предательски дрогнув.
Я нервно сглотнула комок, подступивший к горлу, стараясь не потерять хрупкое самообладание. Его близость парализовала сознание, мысли путались, сплетаясь с первобытным сигналом опасности и нестерпимым желанием.
– Я хотела… поблагодарить тебя. Ты сегодня снова спас мне жизнь.
Его рука с неожиданной, почти невероятной нежностью прикоснулась к моей щеке. Это прикосновение обожгло, и по моей коже побежали мурашки от щемящего, острого предвкушения.
Он наклонился чуть ближе. Его пальцы мягко, но властно коснулись моего подбородка, приподнимая его. Теплое и удивительно спокойное дыхание Рактора коснулось моего лица.
– Кажется, в тебе – моя погибель, Урга, – выдохнул он мне прямо в губы прежде чем поцеловать.
Этот поцелуй не был похож ни на что, что я могла бы вообразить. В нем не было грубой, поглощающей власти Грома, не было простого желания подчинить и взять.
Никто и никогда не целовал меня так.
В нем было… глубокое, неутолимое любопытство. Вопрос. И бесконечная, обволакивающая нежность.
Он вкушал меня медленно, словно пытаясь разгадать самую сокровенную тайну, скрытую во мне.

Я позволила мыслям уйти. Отключила голову, доверившись инстинктам.
Мои губы ответили ему сами, становясь мягкими, податливыми, а внутри все оборвалось и поплыло в сладком, головокружительном грехопадении.
Я ощутила, как ноги подкашиваются, и вцепилась пальцами в твердые, рельефные мышцы его плеч, чтобы не рухнуть на холодный каменный пол.
– Дух пещеры пробуждает во мне то, что не должно было пробудиться, – прошептал он хрипло, на мгновение оторвавшись от моих губ.
– Разве в этом виноват Дух пещеры? – выдохнула я.
В ответ он издал лишь тихий, похожий на рычание звук.
Его руки скользнули с моей щеки на шею, ощущая бешеный пульс под тонкой кожей, потом на плечи. Пальцы запутались в моих волосах.
Рактор медленно развязал завязки на моей тунике, а затем стянул ее с плеч. Материал с тихим шелестом сполз с меня и упал на пол мягким кругом, обнажая кожу, мурашками отозвавшуюся на прохладный воздух пещеры.
Я не сопротивлялась. Не хотела.
Сейчас во мне не было места для мыслей о Громе, об игре и миссии. Все было выжжено, сметено очищающим пламенем, которое Рактор разжигал каждым своим прикосновением.
Мир сузился до тихих, непроизвольных стонов, вырывавшихся из моей груди. До ослепительного, всепоглощающего ощущения желания.
Желания, рожденного не в голове Вики, а в теле Урги, в самой ее сути.
Губы Рактора проложили путь вниз от уголка рта к чувствительной точке на шее, где билась жизнь, потом к хрупкой ключице.
Я закинула голову назад, опершись затылком о шершавую, прохладную поверхность стены, позволив ему беспрепятственно исследовать, касаться, целовать, кусать. Я отдалась на волю этого безумия полностью и без остатка.
Мои собственные руки действовали сами по себе, впиваясь пальцами в мощные мышцы его спины, пытаясь притянуть его еще ближе, стереть и без того несуществующую между нами границу.
Это было моим падением. Полным и окончательным. Растворением. Потерей себя и обретением чего-то нового, пугающего своей интенсивностью и неотвратимостью.
Внезапно он опустился на колени передо мной. Его сильные руки обвили мои бедра, властно притягивая к себе. Его лицо уткнулось в мой живот, и я почувствовала жар его дыхания в районе пупка.
Дрожь в теле становилась все сильнее. Внутри все сжималось в тугой, сладкий узел ожидания.
Его пальцы продолжали свое исследование, скользя по внутренней поверхности бедер. Губы Рактора оставляли влажные, пылающие следы на коже моего живота. А зубы игриво прикусывали, заставляя меня вздрагивать и издавать сдавленные звуки.
Я запустила пальцы в его густые, непокорные волосы, уже не пытаясь что-либо контролировать.
Рактор мягко, но уверенно раздвинул мои ноги, открывая своему взгляду и ласкам самое сокровенное. Прохладный воздух пещеры коснулся влажной плоти, заставив меня вздрогнуть от контраста.