Избранная тьмой, или Морок моего сердца

Глава 1

Книга (с красивой версткой, иллюстрациями и цветными форзацами) вышла на бумаге.

Купить можно в "Rugram-shop", "OZON", "Вайлдберриз".

___________________________

— Так ты женишься на мне?

— Я? — вскинул Морок темные брови. Девица на кровати застенчиво прикрыла грудь. Хотя после столь жгучей ночи о стыдливости впору было забыть.

— Сам ведь обещал: буду сговорчивой — наутро поженимся!

— Ты жаловалась на скуку, и я предложил весело провести время. Откуда мне было знать, что в твоем понимании свадьба и веселье — одно и то же, — пожал плечами охранитель сумрака, поправляя перед зеркалом ворот черной шелковой рубашки.

— Это что же выходит, — протянула девица, прищурившись, — получил свое и… и все?

— Помнится, ты и сама этой ночью не жаловалась.

— Но я думала, ты женишься на мне!

— Ты только из-за свадьбы так старалась? А я радовался, что девица попалась пылкая, — покачал Морок головой.

— Обманщик! — взвизгнула девица, разливая по щекам злой румянец. — Подлый лгун!

— Придумала себе невесть что, а обманщик я, — хмыкнул охранитель сумрака.

Девица с кровати вскочила, приблизилась, сжав кулаки.

— Да я тебя! Я… я… Да я к судье пойду! Скажу, ты меня соблазнил! Обманом увлек! Сладкими речами сманил! Невинность мою сгубил!

— Ты же вдова, — широко улыбнулся Морок.

— Сам старший судья Согдена мой знакомец давний! Вот увидишь, мало тебе не покажется! Так ославлю, не только в Согдене, а и в окрестных городах о тебе молва пойдет!

— Устал я от тебя, — охранитель сумрака лениво шевельнул пальцами, призывая тень. Тотчас перед ним возникла крепкая фигура, сотканная из густой тьмы, которой он коротко велел: — Верни ее в Согден.

Тень поклонилась, ухватила девицу за руку дымными пальцами. Миг — и исчезли оба. Последнее, что Морок увидел, был распахнутый от удивления и ужаса рот девицы.

Охранитель сумрака бросил взгляд в окно, за которым уже занимался бледный рассвет. Вот он, еще один день — обещает быть искристым, ярким, радостным. Морок подошел ближе, дернул тяжелые занавеси, отсекая тьму покоев от рассвета, погружая комнату в привычный мрак. Закинув за ухо прядь черных, словно вороньи перья, волос, вышел из покоев и направил стопы в библиотеку. Там, среди уходящих к лепному потолку полок, меж сотен томов, около мирно потрескивающего камина с удовольствием устроился в глубоком кресле. Взял в руки книгу, которую начал вчера, и погрузился в чтение. Однако успел глазами пробежать лишь пару строк.

— Покоя и здесь не найти, — услышал недовольное.

Морок хмыкнул только.

— Что ночью, что днем — никакого уважения! И это в моем почтенном возрасте!

Морок снова промолчал. Услышал только, как позади воздух легко рассекли крылья, а через несколько мгновений рядом с ним, на ручку мягкого кресла, опустилась летучая мышь.

— Не спится, Ворчун? — сделав вид, что только его заметил, поинтересовался охранитель сумрака. Теперь уж оставить без внимания духа не получится, вздохнул мысленно.

— Да какой там сон, хозяин, когда от девиц этих шума столько!

— Не преувеличивай. Девица всего одна была, — откликнулся Морок, не отрывая, однако, взгляда от книги.

— Сегодня одна, да вчера две. Вот уже и три получается. А несколько дней назад так и вовсе четверо за раз здесь побывали! Считать я умею!

— А тебе с того какая печаль? В доме покоев хватает. Выбери, какие больше нравятся, там и спи.

— Уснешь тут, как же! Тени по коридорам мечутся, по углам шепчутся, а у меня слух острый! Девицы ваши визжат и хохочут. И как только сами от всего этого не устали!

— Как видишь — не устал.

— Скоро вас в Согден дальше городских ворот не пустят, — язвительно подметил Ворчун.

— И кроме Согдена города есть. Интереснее куда, и крупнее.

— Ну да, ну да… «Только та, что твоей никогда не была, в тени укажет на свет», — так ведь предначертано?

— Не притворяйся, что забыл, — проворчал Морок, перелистывая страницу книги и делая вид, что погружен в чтение, хотя взгляд против воли и скользнул по кольцу с рубином, что на указательном пальце поблескивало.

— Я и не забывал, а вот вы, хозяин, похоже!

— Утихни, Ворчун.

— Я-то утихну, а вам впору о суженой вспомнить. Какой год тут сидим, в поместье этом, а вы палец о палец не ударили.

Морок досадливо поморщился и ничего не ответил. Но Ворчун был не из тех, кто легко сдается. Молчание он принял за разрешение продолжить воркотню.

— Так за чем дело стало, хозяин?

Глава 2

— А вот и Мияна. Наконец-то, — кивнула мачеха, когда я вошла в столовую. Окинув меня придирчивым взглядом, она, судя по появившейся между бровей морщинке, моим внешним видом осталась недовольна, хотя причина была непонятна, — одета я была куда скромнее ее родной дочери. Однако мачеха выдавила тонкую улыбку: — А мы уж и не чаяли дождаться.

Госпожа Эрисса была видной дамой. Величавая, со светлыми волосами, в которых пряталась седина, она горделиво держала голову и смотрела чуть свысока. Платье из дымчатого шелка чрезвычайно шло ее чертам, подчеркивая серебро глаз. Я могла понять отца, остановившего свой выбор на ней.

— Непродолжительное голодание весьма полезно, оно помогает лучше наслаждаться вкусом пищи, — отозвалась я. Меня удивил тон мачехи, ведь я спустилась сразу же, как только горничная позвала.

— С этим сложно не согласиться. — Видан, широко улыбнувшись, коснулся губами моей затянутой в перчатку руки. — Мияна, вы очаровательны.

Я улыбнулась.

«Будущий супруг» Златы, как она сама его втайне называла, был хоть и невысок, но весьма хорошо сложен. Соломенные волосы, как Видан их ни причесывал, находились в постоянном беспорядке, словно их только что растрепал ветер, а лицо усыпа́ли яркие пятна веснушек.

— Видан, смею ли я надеяться, что по Аствиру не поползут слухи о том, как в доме госпожи Эриссы дорогих гостей морят голодом? — с улыбкой поинтересовалась мачеха у гостя.

— Как можно, — приложил он ладонь к груди.

— Давайте не станем разводить ненужные церемонии, — подхватила Злата, до этого не спускавшая с меня и Видана глаз. — К тому же мне не терпится увидеть, как вам, Видан, понравится эта говяжья вырезка. Наша кухарка приготовила ее, зная, сколь сильно вы любите мясо в меду.

О том, как Злата, едва рассвело, послала кухарку на рынок за самым свежим медом, а затем на ближайшую ферму за мясом, сказано не было. А я, помнится, еще гадала, зачем нам такие изыски сегодня за ужином.

— Вряд ли я найду в себе силы сопротивляться столь весомым доводам.

— Видан, какой же вы умный! — восхитилась сестра, а я спрятала улыбку. — Прово́дите меня? — Гость не успел и кивнуть, а сестра уже ухватила его под локоть.

Мы устроились за столом. Я только сейчас обратила внимание, что кресло Златы стоит уж слишком близко к креслу Видана, тогда как мне обзор за столом и даже лица присутствующих закрывают два подсвечника и большой букет ромашек, принесенных, судя по всему, Виданом. Ну да оно и к лучшему — не придется брать на себя бремя разговора.

Не могла я не обратить внимание и на то, как церемонно выступает служанка, словно подает ужин весьма важным особам, какими разнообразными кушаньями, помимо вырезки, уставлен стол, как сверкают начищенные до блеска серебряные приборы, как Злата выбирает лучшие кусочки для Видана и едва ли не норовит лично накормить его. Я куснула щеку. Нет, никогда я не смогу, позабыв обо всем на свете, вот так выплясывать перед мужчиной.

— Как поживает твой батюшка, Видан? — спросила мачеха.

— Прекрасно, благодарю. А господин Велимир? Ему не стало лучше?

— Мы ежечасно возносим мольбы Светлейшему, — с надрывом отозвалась госпожа Эрисса, промокнув узорчатым платочком уголок совершенно сухого глаза.

— Думаю, он поправится, — учтиво ответил Видан. — Мияна весьма сведуща в травах. Да и мой батюшка рассказывал, сколь умелой целительницей была ее матушка. Однажды она даже помогла…

— Мияна целыми днями пропадает в своем саду, а толку чуть, — отмахнулась Злата, перебив гостя. — Видан, я слышала, вы с батюшкой ездили на ярмарку в Ферт. Расскажите, как там было!

— Довольно интересно. Мы побывали на выступлении циркачей, сходили на рынок — отец давно хотел купить себе новое охотничье ружье и резвого скакуна.

— Как интересно! — восторженно взвизгнула Злата. Зная ее, прозвучало довольно фальшиво. Оружие было ей интересно ровно настолько же, как и поношенные туфли нашей кухарки.

— А еще мы видели шелру́тов. — Видан сверкнул веснушками между подсвечников. — Я сразу вспомнил о вас, Мияна, подумал, вам это было бы интересно…

— О! Я как раз жду посылку с травами шелрутов! Я много читала об этом горном народе, но никогда их не видела. А правду ли говорят, что они носят диковинные красные рубахи, а еще…

— Кажется, мы засиделись, пора подавать второе блюдо! — Мачеха ухватила со стола серебряный колокольчик и издала такую заливистую трель, что мне захотелось прижать затянутые в перчатки руки к ушам.

— Видан, до нас дошли вести, что ваш батюшка хочет избираться в городской совет, — заливалась соловьем Злата, пока служанка подавала горячее. — Я считаю это прекрасной мыслью! Аствиру нужны такие люди в совете, ведь…

Потеряв интерес, я перестала прислушиваться. Ужин шел своим порядком за весьма приятной беседой, в которой мне не пришлось принимать участие. Мысленно я собирала свою лекарскую сумку, размышляя, какие травы лучше взять для дочери госпожи Вереи.

— Как там тимьян в вашем саду, Мияна? — поинтересовался Видан, когда Злата предложила усладить слух дорогого гостя пением, а мачеха согласилась аккомпанировать ей на клавесине.

Я встрепенулась.

Глава 3

Взбешенная, я стрелой вылетела из трактира. В груди плескался обжигающий гнев. Все удовольствие от только что проделанной работы — сражения с лихорадкой — испарилось! А ведь как замечательно получилось — я провела у постели больной несколько часов, и благодаря моим усилиям жар отступил. Дочь госпожи Вереи пришла в себя, узнала мать, и нам даже удалось напоить ее укрепляющим отваром из восьми трав! Я гордилась собой, и знала, что справилась. Лучшей наградой для меня были счастливые глаза госпожи Вереи, блестевшие теперь не от слез, а от осознания, что дочь будет жить.

Вот только небо долго безоблачным не бывает, как говаривала моя мама. Госпожа Верея, обессилевшая от усталости и волнения за дочь, не удержала котелок с отваром, и часть выплеснула на меня. Все бы ничего, ведь травы, чтобы сварить лекарство заново, у меня с собой были, а вот перчатки пришлось снять — они не защитили от ожога кипятком. Запасные перчатки я взять не догадалась, пришлось просить их у хозяйки трактира. У той подобной роскоши не нашлось, и тогда из подкладки плаща я сделала себе обмотки, которые довольно плохо держались, к тому же сильно отсырели, когда я показывала, как обтирать Ниссу отваром. Пришлось снять их, чтобы хоть немного просушить… Роковая ошибка!

Сердце на мгновение остановилось, когда незнакомец ухватил меня за руку. Хорошо еще, что глупец коснулся лишь запястья. Сдвинь он пальцы чуть ближе к ладони… Я передернула плечами, стараясь отогнать страшное видение. Но при воспоминании о вызывающем поведении черноволосого и дерзком взгляде его темных, пронизывающих глаз, насмешливо прогуливавшихся по моему телу, брови сами собой сошлись на переносице. Я с силой дернула подпругу. Конь занервничал.

— Прости, Ирис, — обернув руку полой плаща, потрепала верного друга по шее. — Ты не виноват. Это все тот дурень! Чтоб его темные духи заставили танцевать на огне!

В тиши кто-то тихо хмыкнул.

— Не пристало девице так выражаться, — донеслось с другой стороны.

Я резко обернулась. Темный мужской силуэт закрыл выход из конюшни. Масляная лампа тускло светила, и лицо незнакомца я увидела, лишь когда он неспешно приблизился — грубые черты рассекал жуткий старый шрам.

— Что тебе нужно? — спросила я резко.

— Ты знаешь, девица.

— Я не умею читать мысли. — Я заметалась взглядом по сторонам, надеясь отыскать хоть какое-нибудь подобие оружия, способного устрашить, ведь намерения мужчины читались ясно, но в конюшне даже вил не было. Да и мальчишка-конюх куда-то удрал.

Я сделала глубокий вдох. Ничего. Самое верное оружие со мной. Если все зайдет слишком далеко, придется воспользоваться им.

— Я приглашал тебя составить мне и моим друзьям компанию.

— Мне некогда. — Я подхватила Ириса под уздцы и попыталась пройти мимо мужчины, но он не двинулся, лишь шире расставил ноги.

— Куда же ты так торопишься, девица? Я хорошо заплачу́, ежели ты об этом волнуешься. Золотом. — Из кармана появилась монетка, которую мужчина прокрутил в пальцах.

Я шумно выдохнула. Уже второй раз за последнюю четверть часа меня принимают одним богам ведомо за кого! И все лишь потому, что на дворе ночь, а я не нахожусь в сопровождении мужчины!

— Ты ошибся. Я не нуждаюсь в золоте. Я целительница. И приехала, чтобы оказать помощь.

— Какая удача! — осклабился мужчина. — Мне ведь как раз нужна помощь.

— Ты не похож на больного.

— Да нет же, у меня жар. Прямо вот здесь, — приложил ладонь к своему паху и хрипло рассмеялся.

Я с трудом сглотнула. На помощь звать бесполезно — в трактире и без того шумно, хоть укричись, никто не услышит. Прикусив щеку и решившись, я выпростала руки из-под плаща.

— Я не хочу причинить тебе вред. Но если не отойдешь, буду вынуждена.

— Не больно ты сговорчива, девица, — покачал мужчина головой. — Ну да это не страшно, я сложности люблю. — Сделал ко мне шаг, распутывая завязки штанов. — И не таких укрощал.

— Тебе бы слух проверить. Странно, что на него не жалуешься, — раздался чей-то ленивый голос, а я вздрогнула от неожиданности и обернулась.

Из глубины конюшни, из густой тьмы, куда и не долетал свет масляной лампы, ступил он. Тот самый черноволосый, что схватил меня за руку в трактире. А он-то здесь как оказался?

— А?

— Девица же ясно сказала, что не желает с тобой никуда идти.

— Шел бы ты отсюда.

— Только после тебя, — насмешливо откликнулся черноволосый.

— Я эту пташку первый приметил. Для меня она и споет.

— Песни в другой раз послушаешь.

Черноволосый сделал неуловимое движение, в один миг оказавшись рядом с бритым. А в следующую секунду тот камнем упал на пол конюшни, только сено взметнулось в разные стороны.

Я ахнула.

Черноволосый обернулся, смерив меня нахальным взглядом темных глаз, словно я стояла перед ним без одежды.

— Если рассчитываешь, что…

— Настроение пропало, — перебил он насмешливо.

Его поведение сбивало с толку, однако я смогла произнести:

Глава 4

Домой я вернулась поздно, и к моменту, когда смыла с себя дорожную пыль, пробило два часа пополуночи. Все уже крепко спали, а я только добралась до своей постели. Закрыв дверь на засов и сняв перчатки — ночь я любила именно за возможность избавиться наконец от них, — устроилась на пахнущих лавандой простынях, закрыла глаза и постаралась заснуть, но случившееся в конюшне трактира никак не давало забыться. Причем думала я вовсе не о том негодяе, на уме у которого было недоброе, а о незнакомце с глазами цвета ночи. Как ни пыталась, не могла выбросить его из мыслей, а все ворочалась с боку на бок. Простыни и подушка казались раскаленными. Вспоминая нахальный взгляд, на дне которого плескалась сама тьма, чувствовала, как тело начинает дрожать, но отнюдь не от страха.

Промучившись две четверти часа и осознав, что своими силами уснуть никак не получится, поднялась и направила стопы в свою рабочую комнату. Там, подумав, взяла щепотку успокоительной смеси из одиннадцати трав и прошла на кухню, где сделала себе большую чашку настоя, все еще раздумывая, стоит ли пить его. Настой этот я пила лишь однажды и больным давала неохотно, в исключительных случаях, но завтра мне понадобятся силы, а значит, необходимо хорошо выспаться.

Осушив чашку в несколько глотков, вернулась к себе и устроилась под одеялом. Будто только того и поджидая, дом наполнился шорохами, а по стенам начали скользить туманные тени. Мстилось, что за окнами дома кто-то бродит, мучимый бессонницей, от которой страдала и я.

Чтобы успокоиться и ожидая, пока подействует настой, я гладила колечко на пальце, его выпуклый прохладный бок был почти родным, хотя и дарил не только радостные, но и печальные воспоминания. Вскоре мысли начали путаться, и под сомкнутыми веками засновали неясные образы.

— Мияна. — Услышав собственное имя, произнесенное густым, тягучим голосом, я приоткрыла глаза. В углу спальни ясно увидела очертания высокой мужской фигуры.

— Сиян? — прошептала хрипло и с надеждой, стремительно поднимаясь с постели.

Темная фигура вышла из тени, и я узнала незнакомца из трактира. Только увидев его в густой дымке, оседавшей у высоких лаковых сапог, поняла, что сплю. Потому-то я и не любила настой из одиннадцати трав — слишком сложен состав и чересчур непредсказуемы последствия. Такое уже бывало — два года назад, когда я получила роковое письмо, перечеркнувшее мои мечты на счастье. Тогда ясно и в мельчайших подробностях я видела себя идущей под венец с Сияном, а проснувшись, поняла, что ничего этого не было на самом деле.

По этой причине сейчас мне и не было страшно. Никто не мог проникнуть в дом. Дверь в спальню надежно заперта на крепкий засов — мера, при которой я могла позволить себе снимать перчатки на ночь, — так же, как и окно, на которое я бросила взгляд. Незнакомцу неоткуда здесь появиться. А значит, это сон. Морок, навеянный силами одиннадцати трав.

Перед глазами расплывалась дымка, комната словно покачивалась, а воздух сгустился, когда незнакомец неуловимо и неслышно, как ночной туман, сделал ко мне шаг.

— Зачем ты здесь? — сорвался с моих губ шепот. — И почему именно ты? — спросила саму себя.

— Я пришел к тебе, Мия, — просто ответил он, поднимая руку со сверкнувшим на пальце кольцом и проводя пальцами по моей щеке.

Я не отпрянула, хотя наяву закатила бы нахалу хорошую оплеуху. Но сейчас в теле ощущалась легкость, а еще беспричинная радость. Меня развеселила одна лишь мысль о том, в каком ужасе была бы мачеха, узнай, что посреди ночи в моей спальне находится незнакомец, а из одежды на мне лишь сорочка, хоть и свободного кроя, но все же из довольно тонкого полотна.

— Зачем? — повторила, рассматривая смуглое лицо.

— Хочешь, чтобы я оставил тебя? — Его пальцы продолжили путь ниже, по шее, замерев у основания горла, где сотнями крыльев бабочек трепетала жилка.

Я не ответила, лишь судорожно втянула носом раскаленный воздух. Он был обжигающим, как кровь, спешащая по моему телу. Поглощенная собственными ощущениями, я пропустила миг, когда каким-то неуловимым движением незнакомец сплел свои пальцы с моими, поднял руки выше и перевернул ладонями вверх, устремив на них пристальный взгляд.

— Нет!

Я привычно вздрогнула, постаралась высвободиться и отстраниться. Однако через мгновение прекратила попытки, поняв, что незнакомец лишь крепче сжал мои руки. Тело словно пронзил удар молнии — слишком яркими и острыми оказались ощущения. Сколько я себя помнила, прикосновения были под запретом. Перчатки стали моей второй кожи, способом защиты. Не меня. А от меня. Да, это действительно сон. Будь иначе, незнакомец бы уже лежал бездыханный.

— Не бойся, — тихо произнес он, касаясь меня столь легко и просто, что я ощущала это каждым кусочком кожи.

— Это ты должен бояться.

Незнакомец лишь кривовато улыбнулся.

— Возможно, ты и правда предназначена мне.

В комнате сгустились тени, огонь в затухающем камине почти погас, но лицо незнакомца я видела ясно — изгиб его чувственных губ казался таким манящим, что мне вдруг захотелось узнать, каковы они на вкус. Наши глаза встретились. Я чувствовала, как меня затягивает в черный омут его взгляда, на дне которого плескалась густая тьма. Я слышала лишь собственное прерывистое дыхание и ощущала неровный стук сердца.

Предназначена ему? Какая нелепость! Ведь я люблю Сияна…

Глава 5

— Папа, я вернусь к обеду. Дочитаем с тобой эту книгу, — улыбнулась я.

Отец попытался кивнуть в ответ, но лишь прикрыл и снова едва приподнял веки, а из его горла не вырвалось ни звука. Я с силой прикусила щеку, чтобы не расплакаться, и покинула покои отца, где на всем лежал отпечаток безысходности.

В коридоре прижалась спиной к стене и обхватила себя руками. Удары сердца отзывались болью в груди.

Нельзя раскисать.

Нельзя.

Этим делу не поможешь, а только растравишь душу и окончательно потеряешь всякую надежду.

Скоро прибудут заказанные мною у шелрутов травы, которых не отыскать в здешних полях. Может быть, именно они вернут отцу потерянное здоровье. А сейчас я должна, как и намеревалась, собрать ромашку, а затем съездить в лес за хвоей. После обеда отправлюсь в деревню проведать дочь госпожи Вереи, а вечером ко мне придут нуждающиеся в помощи. Повседневные дела позволят не думать о собственном бессилии и невозможности излечить самого близкого человека на этой земле.

С ромашкой я управилась быстро. Вернувшись в дом, разложила ее на просушку, затем сменила перчатки, наспех выпила травяного чая и, прихватив соломенную шляпу от солнца и корзинку для сбора, уже распахнула дверь, чтобы выйти, как услышала за спиной:

— Мияна, могу я поехать с тобой?

Обернувшись, увидела Злату и удивленно вскинула брови.

— Я еду в лес, — уточнила на всякий случай.

— Знаю.

— Ты ведь с трудом выносишь, когда я работаю в саду. В лесу я стану еще невыносимей, — чуть улыбнулась я. Мне казалось, что после случившегося вчера Злата и разговаривать со мной не станет, хоть в произошедшем и не было моей вины.

— Ничего. Мне необходимо… проветриться. Подышать. Я… я словно задыхаюсь… Понимаешь?

Я внимательнее присмотрелась к сестре. Когда заметила ее опухшие, покрасневшие глаза, сердце кольнула жалость. Она искренне хотела выйти замуж за Видана. А я даже не замечала, что он все это время приезжал только ради меня…

— Злата, я…

— Мияна, не начинай! — сестра выставила передо мной ладонь.

— Но я и правда не знала. Клянусь. Даже не предполагала, что Видан…

— Пусть так, — перебила Злата. — Не хочу сейчас говорить и думать об этом. Видан все равно станет моим мужем. Не этим летом, так следующим. Но станет, — упрямо проговорила она. — Так что, возьмешь меня с собой?

— Переоденься. Твое платье хорошо лишь для прогулок по липовой аллее, но никак не подойдет для леса.

Через три четверти часа мы наконец выехали со двора. Одна я бы отправилась верхом, но Злата лошадей боялась, и нам пришлось ждать, пока конюх подготовит двуколку[1].

Если с утра светило солнце, сейчас небо заволокли густые тучи. Я надеялась, что мы успеем вернуться до дождя.

— Что в твоей корзине? — спросила я, только сейчас заметив на коленях Златы отнюдь не пустую плетенку, прикрытую чистой тряпицей.

— Я подумала, что на свежем воздухе мы проголодаемся, и попросила кухарку собрать нам пирогов и парного молока.

Кивнув, я сосредоточила внимание на дороге. Места в двуколке было только для нас двоих, и править пришлось мне.

До леса ехали в молчании. Злата была странно притихшей. Я думала, как бы нарушить затянувшееся безмолвие, но общих тем у нас со Златой не наскреблось бы и на четверть часа разговора. Мы никогда не проводили наедине много времени, настолько разными были. Злате быстро становилось со мной скучно, а у меня не хватало терпения выслушивать сплетни обо всех соседях в округе и делать при этом заинтересованный вид.

Вскоре мы были на месте. Небольшой хвойный лес раскинулся к северу от Аствира, и я частенько ездила сюда осенью за грибами и можжевельником.

— Так что тебе здесь понадобилось? — спросила Злата, осматриваясь со смесью страха и любопытства.

— Сосновая хвоя.

— И зачем?

— Я сделаю из нее настой, который весьма полезен при простуде. Но ты можешь подождать меня около двуколки. — Я распрягла Ириса и пустила его щипать траву.

— Лучше пойду с тобой.

— Как хочешь, — с сомнением протянула я, вешая пустую корзинку на сгиб локтя. — Оставь хотя бы припасы, мы же вернемся.

— А вдруг их кто-то возьмет?

— Скорее уж прельстятся Ирисом, а не пирожками нашей кухарки, — улыбнулась я, но Злата лишь крепче прижала к себе плетенку.

— Мы не заблудимся? — спросила она, стоило нам только двинуться по извилистой тропке. — Ты точно знаешь дорогу?

— Я часто здесь бываю, не переживай.

— Да ведь деревья и не отличишь одно от другого!

— Неправда. Видишь, в ветвях вот этой сосны, — я указала на дерево слева, — свила себе гнездо сойка, в дупле той, — взмахнула рукой чуть дальше, — устроилась белка, а подножие ели справа погрыз заяц.

— Откуда ты это знаешь?

— Никакого секрета нет — всего лишь наблюдательность. — Я подняла с земли свежую сосновую веточку и устроила ее в корзине.

Глава 6

— Занятно, — протянул Морок, наблюдая, как одна из сестер стремительно покидает поляну, тогда как вторая без движения замерла в траве. Однако все мысли тотчас исчезли, стоило охранителю сумрака увидеть Жнеца. Дух замер над лежавшей, протянул костлявую высохшую длань, и Морок понял, что у него остались считанные мгновения до того, как девица перейдет к охранителю праха. А уж к тому кто попал, обратной дороги было не отыскать. Сердце сделало тревожный скачок, поторапливая своего хозяина, и Морок ступил из-за деревьев.

— Сегодня здесь нет твоей жатвы, дух, — обратился к темной фигуре в плаще и капюшоне, скрывающем лицо. Охранитель сумрака щелкнул пальцами, в тот же миг явились тени, его верные прислужники, встали стеной меж Жнецом и девицей. — Жди, пока я к твоему хозяину наведаюсь, — велел, исчезая в клубах темного дыма.

К Диту, охранителю праха, Морок спускаться не то чтобы не любил, но предпочитал лишний раз в его владениях не появляться, слишком уж там было на его вкус тоскливо. А Мороку и своей тьмы хватало — его поместье тоже весельем особым не радовало.

Охранитель праха стоял на балконе, примыкавшем к его покоям, и неотрывно глядел вдаль. Что он там высматривал — прах его разбери, да Морок в то и не желал вникать.

— Морок, — не выказал удивления Дит, едва повернув голову, когда рядом с ним возник охранитель сумрака, — чем обязан удовольствию лицезреть тебя в Долине Праха?

Голос его был тихим. Морок и не слышал, чтобы Дит его когда-либо повышал. Про охранителя праха мало кто доподлинно что-то знал. Жил он в одиночестве, замкнуто, и даже ежегодный праздник хозяина вулкана ни разу на памяти Морока не посещал. Охранитель сумрака с Дитом встречался лишь несколько раз, но вот о самой первой встрече предпочел бы навсегда забыть.

— Девицу Мияну твой Жнец пришел забрать.

Дит прикрыл глаза лишь на мгновение.

— Вижу. Отравлена девица. Здесь ее пути написано оборваться.

Морок, хотя и был в легком замешательстве после известия об отраве, этого не показал и сдержал порыв шагнуть ближе.

— Мне ее отдай.

— Это с чего же? — усмехнулся Дит.

— Скучно, — пожал плечами Морок. — А девица занятная. Да только шустрая. Себе во вред, как оказалось.

— Полагаешь, она тебе на свет укажет?

— Так далеко не заглядывал. — Охранитель сумрака снова как можно небрежнее дернул плечами, уже не удивившись, что охранителю праха ведомо о пророчестве. Но и сообщать, что Мияна не его суженая, не стал. Это касается только его. — Говорю же — скучно. Уж тебе о скуке побольше моего должно быть известно.

— Девиц на свете много.

— Много, — охотно согласился Морок. — А мне эта нужна.

Дит качнул головой, будто решил взвесить слова охранителя сумрака на невидимых весах. Мороку он напоминал птицу — черную, хищную. На лице только глаза краски и давали — пронзительные, цвета состаренного золота.

— Не положено, охранитель сумрака, сам знаешь. Правила нельзя нарушать. Из кого дыхание ушло, прахом станет.

— Девица еще дышит.

— Едва.

— Но дышит. Выходит, жива. И тебе не принадлежит.

Дит, снова поразмыслив, кивнул. У Морока внутри будто невидимая рука, державшая нутро, разжалась.

— Что взамен предложишь?

Охранитель сумрака сдержал порыв улыбнуться. Если есть торг — не все потеряно.

«И с чего бы мне до девицы этой дело есть?» — тут же подумал. — «Были и красивее ее, и фигуристей, и покладистей куда».

Но Морок помнил, как Мияна бесстрашно заглянула ему в глаза. Прямой взгляд охранителя сумрака мало кто мог вынести, особенно когда он того не желал. А девица мало того, что вынесла, к тому же еще и на язык остра оказалась. Да и трактирщик много чего Мороку в ту ночь поведал, разжег его любопытство. А это редко случалось. Последний раз, охранитель сумрака припомнил, девица хозяина вулкана подобный интерес вызвала, но то давно было. Да и прошедшая ночь, Морок с собой был честен, из памяти не изгладилась. Сегодня он потому следом за девицей в лес и устремился. Только рассчитывал, что она там будет одна.

— Теней могу тебе в услужение отдать, — для вида подумав, предложил он охранителю праха, зная, что тот откажется. А сам пока в это время пытался сообразить, что способно заинтересовать Дита.

— Теней мне и своих хватает, — откликнулся охранитель праха.

— Монетами и золотыми безделушками, думается, тебя не прельстить.

— А ты предложи. Попробуй.

Морок чуть уголком рта улыбнулся.

— Есть у меня один кубок. Три века ему. Работы мастеров из Ферта. Помнишь, наверняка, там гильдия ювелиров в чести была в незапамятное время.

— Помню. Прахом вся гильдия стала, растворилась в веках. Тени их в моих садах бродят, а вот об изделиях легенды рассказывают. Только кубок ведь фамильный, если и мне память не изменяет?

— Не изменяет, — процедил Морок, сразу поняв, откуда Дит про кубок вызнал.

— И ты готов вот так запросто память своего древнего рода за едва знакомую девицу отдать?

Глава 7

Веки будто придавил кто, с трудом смогла их чуть приподнять. Моргнула раз, другой, третий, чтобы прогнать муть из глаз, затем резко села. Незнакомая комната закрутилась волчком. Только и успела понять, что все вокруг в темных шелках, да камин напротив ярко горит, разгоняя мрак по углам.

— Долго же спишь, девица.

Повернула голову вправо.

— Что… Ты! — выпалила удивленно. Не сиди — точно бы упала. В голове вертелся сонм вопросов, и никак не получалось выдернуть из них нужный. Неужели все еще сплю?..

— Я, — кивнул мой вчерашний знакомец из трактира и широко улыбнулся.

С постели я слетела вмиг, отметив, что вся одежда на мне, даже перчатки. Это слегка успокоило.

— Где я? — заметалась взглядом по комнате. Сразу видно, за убранством здесь следят: все прибрано, и каждая изысканная вещица находится на своем месте.

— В гостях у меня, — повел рукой наглец. Приметила, как на указательном пальце алым камнем полыхнуло кольцо, приманивая искры из камина.

— Не припомню, чтобы ты меня приглашал, а я ответила согласием. — Память подсказала, как была в лесу со Златой. — Где моя сестра? — представилось, что и Злата тут же, за стеной, вот так без памяти лежит, совсем как я только что.

Черноволосый небрежно дернул плечом, не сводя пристального взгляда. По шее побежали мурашки, а сердце беспокойно скакнуло к самому горлу, когда будто наяву ощутила его руки на своем теле. Сжала кулак с такой силой, чтобы кольцо впилось в пальцы, и боль отрезвила.

— Думается, давно дома. Бежала она так шустро, что наверняка добралась даже быстрей коня.

— Как ты… Зачем я здесь? Что происходит?

Неспроста мне вчера этот незнакомец показался странным, а предчувствие и беспокойные мысли не давали сомкнуть глаз. Знало сердце, нашептывало, предупреждало, что будет продолжение, что не случайно черноволосый вступился за меня в конюшне! А потом еще и этот сон… Вот только я всегда старалась прислушиваться к голосу разума, он надежнее.

Я еще не успела решить, как поступить, а незнакомец уже взял со стола что-то, поднялся, стремительно приблизился. Завороженно наблюдала, как легко он движется, будто скользит над полом, хотя в том уже была возможность убедиться. Гибкий, словно ивовый прут, высокий, но в то же время во всей фигуре незнакомца наблюдалась немалая сила. То ли из-за его черных одежд, то ли из-за непроницаемых глаз, которых не сводил с меня, но казалось, что надвигается сама тьма. Завораживающая, манящая, но все же тьма, в которой сгинуть можно, раствориться без остатка.

Замер напротив, заставляя отступить, вот только я назад не шагнула, а лишь выше вскинула голову. Дохнуло его ароматом — пьянящим, тягучим, сладковато-пряным. Знакомым. Утром с губ точь-в-точь такой собирала. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, втянула его глубже, чувствуя себя одурманенной и желая этот дурман продлить.

— Ответ на все твои вопросы, — протянул руку, и только после того смогла сбросить оцепенение и увидеть в его длинных пальцах пирожок, который в лесу так и не доела.

Память тотчас вернулась, все припомнила: и как со Златой говорили о приворотных зельях, и как помутнело в глазах, и как опустилась без сил в траву. А потом — ничего. Тишина. И пустота. Приложила руку к горлу, вспомнив, как перехватило дыхание. Сделала глубокий вдох, желая удостовериться, что и впрямь дышу.

— Злата бы никогда так не поступила… Не верю.

— Тебе, конечно, виднее, — прилетело в ответ насмешливое, а я только после того и осознала, что проговорила свои опасения вслух. Ну и пусть.

Приложила пальцы к вискам, чуть потерла, старательно воскрешая в мыслях, что чувствовала, когда ела пирожок.

— Ясенит… — прошептала, все поняв.

Вот почему пирожок был таким сладким… Я-то думала, виновата кухарка, а это сделалось для того, чтобы скрыть горький вкус ясенита. Но неужели Злата настолько возненавидела меня за случившееся с Виданом, что решила таким образом избавиться от соперницы? А как же ее просьба о помощи? Или это было лишь способом отвлечь меня?

Мысли толкались в голове, кусались, будто злые голодные псы, когтили разум, терзали сердце, но вот ответа так и не нашлось.

Обхватив себя за плечи, с опаской взглянула на черноволосого, который не мигая смотрел на меня своими глазами-капканами.

— А ты… ты спас меня?

— Не хотелось бы хвастать.

— Я ничего не помню.

— Сложно что-то помнить, когда лежишь без чувств, так что прощаю.

— Ты спас меня. Дважды за последние сутки. И я благодарна, но… Нет, не понимаю. Как ты там оказался?

— Гулял.

— В лесу? — Я бросила выразительный взгляд на незнакомца, по виду которого меньше всего можно было подумать, что он праздно бродит по чаще. Черные штаны и рубаха, к тому же вышитая атласной черной нитью, и лаковые сапоги до колен выдавали в нем хозяина поместья, но никак не любителя прогулок на свежем воздухе. Однако смуглое лицо и подтянутая фигура говорили об обратном. Окончательно запутавшись и смутившись оттого, что он заметил, как я его рассматриваю, смешалась и просто ждала, что он ответит.