Ночь — это целая жизнь.
Ночные Стражи появились в далекие-далекие времена, когда процветали древняя Греция и древний Рим.
Они были обычными людьми, пока не совершили нечто ужасное. Они посмели осквернить своих богов, за что жестоко поплатились. Оскверненные и разозленные, боги прокляли их. Прокляли, превратив в Ночных Стражей, заставляя каждую ночь вставать рядом с хозяином-человеком и творить для него сон. Они сделали их рабами чужих желаний, свидетелями чужих жизней, лишив их своей собственной возможности жить, как человек. Проклятье распространялось на всю семью. От союзов Стражей появлялись им подобные проклятые.
Конечно, боги не могли поступить так жестоко, заставляя их страдать на протяжении бесконечности. Они изменили условия, сказав, что найдется Избранный, который вернет им жизнь, освободив от этого проклятья. Поэтому Стражи каждую ночь искали человека, который мог бы оказаться Избранным.
Но среди проклятых нашлись и те, кто посмел нарушить условия проклятья. Они заставляли людей страдать во сне, пользуясь своим положением. Им нравилось, как человек ворочается и стонет, покрываясь потом. Так появились Разрушители, не желающие мириться ни с богами, ни с их решениями.
Так шли месяцы, годы, века. Стражи мучились и погибали в сражениях с Разрушителями, творили сны и пытались найти Избранного. Но надежда с каждой новой прожитой ночью понемногу угасала.
- Элпида, мы позвали тебя сюда не просто так. Тебя ждет важное задание.
Она стояла перед советом Стражей и слушала, что ее ждет, лишь молча кивая. Она была одним из низших творцов, которые лишились своих хозяев-людей. Вот уже почти 12 лет она скиталась по миру в одиночестве, не представляя, что делать. Жизнь казалось пустой, а создавать сны было некому. Каждую ночь она постоянно вспоминала его темные, почти черные глаза, длинные ресницы и милое личико младенца, ведь она лишилась его, когда мальчику было пять лет. Он предал ее, пытаясь рассказать о ней другим. Он не смог сохранить их общую тайну, а ведь он обещал.
Элла не смогла этого вынести и отказалась от своего хозяина, идя против законов Стражей. Правда, в последнее время это происходило все чаще и чаще, поэтому такое нарушение становилось незначительным.
Первые два года после разлуки с ним, она только и делала, что уничтожала Разрушителей. Она не хотела, чтобы хоть кто-то из них достиг мальчика и заставил его сны превратиться в кошмар. «Пусть ему не снится ничего, чем ужасы, из-за которых он будет страдать», - такими были ее мыли с каждым новым убийством.
И вот, спустя двенадцать лет ее скитаний, Элпиду вызывают на совет. Вызывают для важного дела. Что-то случилось...
- Ты должна будешь вернуться к своему бывшему хозяину, Мэтью Льюису, и вновь творить для него сны, - Анджелос посмотрел на нее с сожалением в глазах. Он понимал, что нелегко вернуться к тому, кто тебя предал. Но глава совета легко смог прервать ее возражения, несмотря на свое сострадание.
- Есть подозрения, что именно он является Избранным. Мы должны все проверить. Сколько лет мы искали и теряли. Сколько лет наша надежда гасла. Настал еще один момент узнать, сбудется ли наше пророчество. Так что, с завтрашней ночи ты приступаешь к своим полноценным обязанностям, и теперь никогда не сможешь отказаться от своего хозяина.
Девушка вновь лишь молча кивнула, пытаясь скрыть бегущие по щекам слезы.
- Ступай, - с этими словами совет поклонился девушке, которая проделала то же самое.
Таковы были правила. Они не изменялись с того времени, как их наказали боги. Прокляли. Они прокляли ее родителей, но печать вины легла и на нее, сделав почти бесплотным духом, скитавшемся по земле. Духом, который каждую ночь двенадцать лет назад творил сны своему хозяину. Изменилось лишь время – Стражи же остались неизменными. Только глаза, в которых отражалась вся боль и печаль прожитых веков, могли открыть истину.
Новое утро началось со старых воспоминаний. Я вновь жалел о том, что предал ее. Ту, которая творила для меня сны.
Мысли вновь перенесли меня в то время, когда я впервые ее увидел.
Мне было года четыре, когда как-то ночью она предстала передо мной. Тогда я не мог заснуть, поэтому часто ворочался и, в конце концов, открыл глаза. То, что я увидел, не удивило меня. Ребенком я верил во все чудеса, которые мог прочитать лишь на страницах книги.
Единственное, что я испытал – радость… Радость и облегчение, что моя вера была правильной, и кроме людей существуют еще сказочные создания. Это была девушка. Она казалась почти прозрачной и почему-то печальной.
- Почему ты такая грустная? – мой голос явно вывел ее из каких-то размышлений, и она тут же взглянула на меня.
В ее серых глазах отражалось непонимание того, почему я могу ее видеть.
- Странно… ты не должен видеть таких, как я… - она печально улыбнулась, - прости, я не смогла сберечь твой сон.
- Сон? Ты сторожишь сны?
- Да, я сторожу их, чтобы они не убежали от тебя, и ты спал спокойно. Разве ты не хочешь выспаться?
- Я? Очень-очень хочу. Но, получается, ты же не спишь? – я искренне встревожился за нее.
- Да, я не сплю. Но не беспокойся, мне этого и не надо, - она в который раз улыбнулась.
- Я хочу, чтобы ты поспала. Не могу поверить, что тебе это не нужно. Приляг со мной.
- А тебе разве позволяют общаться с незнакомыми людьми? – ситуация явно ее забавляла.
- Не-а. Давай, познакомимся? Меня зовут Мэтт, а тебя?
Она подошла и присела на краешек моей кровати.
- Можешь звать меня Эллой.
Я подполз поближе и обнял. Несмотря на то, что она была полупрозрачной, словно бесплотный дух, я смог до нее дотронуться. Смог обнять и почувствовать человеческое тепло.
- Ты же теплая, а значит человек. Так почему же ты не спишь? – я был удивлен.
- Я Ночной Страж, или Создатель снов, как меня начали называть в последнее время. Я создаю сны, поэтому сама спать не могу, иначе кто же будет охранять твой покой? – ее пальцы потрепали меня по волосам, - а теперь ты должен закрыть глазки и заснуть. И помни: это наш с тобой секрет, и ты никому не должен его рассказывать. Договорились?
- Хорошо. Я рад, что мой сон охраняешь ты. Спасибо.
Поудобнее устроившись у нее на коленях, я закрыл глаза и заснул. Мне приснился хороший сон, в котором был мой Страж.
Спустя год я перестал видеть сны. Я предал ее и потерял. Она ушла, возможно, навсегда.
Вспоминая ту, счастливую когда-то жизнь, я долгое время пролежал на кровати. Солнце уже поднялось высоко над землей, сообщая о том, что наступил полдень. Благо, у нас были летние каникулы, хотя в последнее время меня это уже мало волновало.
Отцу было плевать на меня, мать же постоянно где-то пропадала. Я ломал над этим голову лет семь, а потом просто надоело, да и ответы пришли сами собой, когда как-то вечером я увидел маму в окне ресторана. Она проводила время с незнакомым мужчиной. Все сразу встало на свои места. Лишь отдаление отца до сих пор являлось загадкой. Наверное, он просто не смог полюбить меня с самого рождения, потому что моим настоящим отцом был другой.
Ярким отрезком моей жизни было знакомство с Эллой, но и этого в скором времени я лишился из-за своей детской глупости.
Но надо было возвращаться в реальную жизнь, где все было серым и каким-то померкшим. Как обычно, я поднялся с кровати и подошел к зеркалу, висевшему в комнате. На меня посмотрел довольно высокий парень с печальными темно-карими глазами. Длинные ресницы отбрасывали тени на нижние веки, что придавало таинственности взгляду. Волосы, цвета только что созревшего пшена, торчали во все стороны. Парень, смотревший прямо мне в глаза, выдавил вымученную улыбку и направился в сторону выхода из комнаты.
По дороге в ванную, я поздоровался с мамой, и в ответ получил хмурый взгляд голубых глаз. Это было доказательством тому, что ночь она провела отлично, развлекаясь с очередным ухажером. Зайдя в ванную и закрыв за собой дверь, я включил воду. Дождавшись, когда ее температура сравняется с комнатной, я снял трусы и встал под душ. Понемногу начал поворачивать кран, меняя струю воды на прохладную, а затем ледяную. Я хотел смыть воспоминания, или сделать так, чтобы ледяная вода заставила их замерзнуть.
Жаль, но все мои попытки каждый раз были тщетны. Каждый день я просыпался, как только выходило на сцену солнце. И каждое новое утро окунало меня в то самое время, когда я встретил ее, мою Эллу, моего Стража.
Сильно повертев головой, выбивая хмурые мысли, я выключил кран и завернулся в чистое полотенце. Теперь по дороге обратно, я встретил отца, который даже не заметил моего существования.
Молча пожав плечами, я скрылся в своей родной комнате и задумался. Не то, чтобы мне не хватало внимания. Просто я скучал. Скучал по тому времени, когда нас еще можно было считать хоть какой-то семьей. Я жалел о том, что этого было не вернуть. И я, честно говоря, завидовал тем девушкам и парням, у которых были любящие родители. Мои мама и папа давали мне все, благодаря обеспеченности семьи, кроме своего внимания. Передо мной были раскрыты все двери, кроме дверей в их сердца. Мне было жаль, жаль их и себя.
- Да что же ты тоску разводишь? Самому еще не надоело? – сказал я себе, в очередной раз мотая головой из стороны в сторону. Наверное, скоро, повторяя такие упражнения, я вытрясу себе все мозги.
Я подошел к шкафу и резким движением распахнул его дверцы. Роясь в вещах, попытался найти мои любимые джинсы. Потертые временем, они все равно оставались самым драгоценным в моей жизни. Этот подарок мы выбирали с родителями около года назад. В тот день они казались мне настоящей семьей, ведь то был мой день рождения. Джинсы тогда оказались мне большеватыми и длинными. Но я все равно надевал их на себя, оставляя дырки, когда лазил по заборам, убегая от местной полиции. С этой вещью было столько всего связано, что я просто отказывался их выкидывать. А сейчас, через практически год после покупки, они стали мне впору, чему я радовался еще больше. Решив, что сегодняшний день должен быть особенным, я вытащил их из шкафа и надел на себя.
Разгуливая по комнате в одних штанах, я искал телефон, пока не обнаружил его, торчащим из-под дивана. Наспех набрал номер Селвина, моего друга детства, и два раза ошибся адресом. После чего уже заглянул в записную книжку и нажал вызов. Через несколько гудков я услышал голос старого товарища.
Предложив ему встретиться у супермаркета рядом с моим домом, я положил телефон и продолжил одеваться. Вновь заглянув в мой обширный гардероб, я выудил оттуда рубашку. Она была обычной, белой и, возможно, я надевал ее в школу. Честно говоря, уже не помню, да и не хочу вспоминать. В школе меня ожидал последний год, явно нелегкий, и я с малой долей ужаса ожидал сентября.
Теперь оставалась обувь. Осмотрев то, что у меня имелось, я выбрал пару белых кед с голубыми шнурками. Окончательно одевшись, я осмотрел себя в зеркало, и только сейчас увидел, что на полу лежит сложенный вдвое листок бумаги. Наверное, он выпал, когда я доставал рубашку.
Подойдя к тому месту, где он лежал, я развернул его… и тут же закрыл обратно. На бумаге была изображена она, мой Ночной Страж. Девушка, творившая для меня сны. Когда я в первый раз увидел Эллу, ее образ запал мне в душу. И, когда она покинула меня, я сделал все, чтобы изложить этот образ на бумаге. С шести лет я начал заниматься в художественной школе. Интересно, что учителя нашли меня талантливым мальчиком, и я закончил художку буквально за четыре года. Не желая останавливаться на этом, поступил в академию искусств. Несмотря на свой юный возраст, я занимался с профессиональными художниками. Мало того, тогда я тоже добился успеха. Мне приписывали талант, говорили, что стану великим творцом. Но мне не надо было этого. Я лишь хотел изобразить ее, Эллу.
И вот я держу в руках листок. Мне было тринадцать лет, когда я нарисовал ее. Рисунок можно было назвать идеальным. Все, что я так долго хранил в памяти, вылилось яркостью красок и чувств в ее портрете. Милое лицо, которое обрамляли слегка вьющиеся темные пряди с легкой ноткой на рыжий цвет. Всегда печальная улыбка и грусть в серых глазах, которая не давала мне покоя. На тонкой шее висела цепочка с кулоном в виде маленькой звезды.
Она… я не мог и не могу ее забыть с нашей первой встречи. И сейчас воспоминания вновь накрыли меня с головой, заставив присесть в кресло рядом со столом. Не выдержав такого потока чувств, я схватил бумагу, карандаш и начал рисовать… Я выводил линии, отрезки, точки. Между тем, они переплетались меду собой, становились единым целым, превращая белый лист в мой очередной шедевр. И вот на меня уже смотрят глаза. Одни лишь глаза на белой бумаге и ничего больше.
- Ты знаешь, что делать, Орфей. Надежда Стражей возродилась в новом мальчонке, Мэтью Льюисе. Теперь твой выход. Сделай все, как положено.
- Хорошо, отец.
Орфей поклонился статному мужчине и вышел из зала, сопровождаемый мрачными взглядами присутствующих.
Он был Разрушителем. Все они были Разрушителями. Они, отказавшиеся от богов даже после проклятья, избрали для себя другой путь. Путь ненависти, обмана и лжи.
Прародителем Разрушителей был отец Орфея, Атрей, тот, кто открыл в себе это, однажды сотворив кошмар. Наслаждаясь тем, как человек, для которого он создавал свой сон, срывает свой голос, покрывается капельками блестящего в лунном свете пота. Как он просит о помощи, как понемногу его мозг захватывают чувства страха и отчаяния. И, в конце концов, человек умоляет о смерти, не осознавая, что это просто сон, в котором он все равно хозяин.
Атрей был первым, кто свернул с верного пути к избавлению. Он стал своим собственным богом. По следам Атрея последовала его жена, Апполония. Да, возможно, сначала ей не нравилось все это, и она пыталась отговорить мужа. Но вскоре все поменялось, когда и она вкусила этот запретный плод. Когда она впервые сделала человека рабом его снов.
Постепенно появлялись новые Разрушители. Продолжая перечить богам, они присоединялись к Атрею. Самым преданным оказался Танатос. Еще в детстве, когда он был обычным мальчиком, Танатос возненавидел богов, и был одним из тех, кто посмел их осквернить. За что жестоко поплатился вместе с остальными. Но ему было плевать. Он продолжал их ненавидеть и просто отказывался в них верить. Тогда, в детстве, боги не услышали его молитв, и мать и отец Танатоса погибли от рук врагов Древней Греции. После этого в сердце мальчика зародилась ненависть, и потихоньку пускала корни, становясь крепче и крепче… Став Разрушителем, больше времени он старался проводить в битвах со Стражами. С каждым новым убийством его глаза приобретали кровавый оттенок, пока, наконец, не стали темно-алыми. Танатос считался великим воином среди Разрушителей.
Буквально через год после того, как Атрей и Апполония стали Разрушителями, у них появился сын. Орфей. Это был первый истинный Разрушитель. Не бывший человек, какими были его родители, а почти бесплотная сущность, превращающая жизнь в кошмар. Поэтому он отличался от остальных. Тьма, жившая в нем, наградила его необычайно сильным даром: он мог полностью материализовывать свою плоть, что помогало ему слиться среди людей. Эта способность мальчика стала огромным преимуществом для Разрушителей, позволяя проникнуть в доверие людей, а после нанести еще более сильный удар. Мальчик рос, окруженный заботой и лаской, несмотря на то, что девизом его родителей была ненависть. Он был красив. Достаточно красив для того, чтобы тонуть во внимании. Длинные темные волосы обрамляли всегда строгое юношеское лицо. Пугающие своей темнотой черные глаза буквально притягивали взгляд, не оставляя возможности оторваться. Казалось, всякий, кто посмотрит в эти темные омуты хоть раз - пропадет без следа. Даже самим Разрушителям с трудом удавалось преодолеть это желание посмотреть в глаза мальчика. Орфей, достигнув восемнадцатилетнего возраста, перестал изменяться. Менялся лишь мир вокруг, люди. Приходили и уходили Разрушители, Стражи. Лишь возраст и имена богов, звучавшие в ушах, оставались неизменными, вечными, бессмертными.
«Возможно, настали действительно тяжелые времена» - подумал Орфей, покидая обитель Разрушителей. На него возлагали большие надежды, отправляя на поиски мальчишки. И Орфей не хотел их разочаровывать.
***
Она вошла в этот город, вдыхая привычные уже для легких выхлопные газы. Прикрывая рукой глаза, она пыталась спрятать их от солнца, что отражалось от стеклянных зданий. Да, она была Ночным Стражем, но это не мешало ей наслаждаться дневной суетой. С одной лишь маленькой поправкой: она видела всех, ее же не видел никто. Никто из людей. Кроме него, ее хозяина, Мэтта.
Элпида шагала по вымощенному гранитными плитами тротуару. Она не мешала людям, несмотря на то, что те должны были натыкаться на нее. Просто, если сильно захотеть: можно действительно стать духом. Ощущение, когда через тебя проходит тело, было не из самых приятных, поэтому Элла старалась держаться того места, где людей ходило меньше, а именно: самого края дороги.
Элпида шагала, подгоняемая ожиданием их встречи. Это пугало ее и в то же время волновало, заставляло сердце биться чаще. В голове возникала мелодия, которую пальцы уже начали наигрывать на невидимых струнах арфы. Осознав, что делает, девушка закрыла глаза, сдерживая слезы. Она скучала по тем временам. По временам пиров, музыки и войн. Жестокое и красивое, холодное и горячее – тогда все сливалось воедино, образуя нечто прекрасное, завораживающее душу.
Элпида с нежностью вспоминала то место, где она родилась. Это был один маленький городок Древней Греции. Она выросла в заботе и любви, окруженная счастьем и искусствами. Еще маленькой, она была отдана родителями в небольшой храм воплощений муз. Там она научилась практически всему, что знала сейчас: танцам, игре на арфе и, конечно же, песне. Элпида до сих пор помнила тот день, когда ее ноги неуверенно перемещались по полу, то подпрыгивая, то медленно и нежно скользя.
То был день экзамена. Последним пунктом стояла игра на арфе. Проверив перед выступлением все струны и тяжело вздохнув, девушка вышла на сцену.
Пальцы прикоснулись к струнам, и полилась чудесная музыка. Она заставляла людей заглянуть внутрь себя, в свою душу, свои мысли, свои чувства. Элпида играла, наслаждаясь переливами мелодии, ее тоном, ее звучанием. Окончив игру, она открыла глаза, ожидая услышать вердикт судей, оценивающих ее выступление. Но… вместо этого увидела восхищение и страх в глазах людей, сидящих в зале. Легкий поток ветра донес до нее шепот ближайших переговаривающихся зрителей:
- Ты видел, кто играл эту мелодию? Она чудесна. Жаль, что мы не увидели исполнителя.
- Да… эта музыка… она чудесна… Но кто же так прекрасно играл?
Девушка стояла, недоумевая, почему ее никто не замечает. Ведь это играла она, и она стояла сейчас здесь, перед всеми. Элпида кричала, надеясь, что ее услышат, но все было тщетно. Никто даже головы не повернул в сторону сцены. Все были заняты обсуждением возникновения столь восхитительных звуков.
Арфа выпала из ее рук, и Элпида опустилась на пол. Слезы лились из глаз, мешая что-либо разглядеть. Девушка подняла руку, чтобы стереть их с лица, но она так и застыла в воздухе. В серых глазах Элпиды отразился ужас, на губах застыл немой крик. Ее рука была полупрозрачной. Казалось, что кожа приобрела бледный цвет и покрылась мелкими трещинками. На самом деле это был мраморный пол сцены, на которой она сдавала свой экзамен. Все рушилось на ее глазах. Страх сжал сердце. Испуганная, она выбежала из этого места. Элпида побежала в самое родное и надежное место, в дом, где жила она и ее родители. Ничем не примечательное здание, но именно там творились все чудеса жизни. Именно там жила ее любовь, которую она не хотела терять. Но, только переступив порог, она увидела полупрозрачных отца и мать.
- Что? Что здесь происходит?! – Элпида тряслась от страха и отчаяния. Она не могла ничего понять.
Ласковые и нежные руки матери прижали девушку к себе, поглаживая по волосам. Мягкий голос отца успокаивал, объясняя, что произошло и внушая надежду на то, что это скоро пройдет. Вся семья стояла посреди комнаты, вцепившись друг в друга, ибо боялись потерять самое последнее, что осталось у них от прошлой уже жизни. Они начинали новую жизнь в виде искупления за свои ошибки. В глазах матери и отца отражалась грусть от того, что их дочь понесла наказание вместе с ними. Они не хотели ей этого, но уже поздно что-то менять. Сказанного не вернешь. То, что сделано, уже сделано.
В память о прошлой жизни Элпида сохранила арфу. Она специально вернулась в зал, чтобы забрать ее. Так как проклятье застигло девушку, когда инструмент находился в ее руках, арфа тоже казалась призрачной. Элпида поставила ее на самое видное место и, когда в голову приходили печальные мысли, она садилась и брала в руки инструмент. Пальцы сами находили струны, и из дома, в котором они жили, слышалась прекрасная музыка, заставляя людей останавливаться и погружаться в себя. Эта музыка была настроением Элпиды, ее мыслями, ее чувствами.
Но, проходили годы, сменяли друг друга столетия. Менялись люди и их отношение к чему-то необычному. Постепенно боги стали мифом, а все волшебные существа ушли в сказки. На их место пришла наука, возникла техника.
И лишь сердца некоторых продолжали биться, когда пальцы Элпиды перебирали струны арфы, извлекая из нее звуки невиданной чистоты и изящества. Лишь эти сердца были наполнены настоящей, искренней любовью и верой. Элпида верила таким людям, иногда пытаясь покровительствовать. Постепенно она заменила несколько муз, став одной, в которой искали вдохновения писатели, музыканты, актеры.
Но лишь один человек смог затронуть ее собственное сердце. Несмотря на то, что Элпида творила свои сны многим, лишь один смог заставить поверить ее в саму себя.
Не понимая этого, он окружил ее заботой и вниманием. Пускай, детским, но все-таки вниманием. Даже лучше, он мог видеть ее. Он сам как будто творил для нее сны, служил ее вдохновением. Она открылась ему, доверив тайну Стражей. И как же глубоко было ее разочарование, когда она смотрела, как мальчик однажды среди ночи не выдерживает и бросается в комнату к родителям, мечтая показать ее им. Она ушла, огорченная его поступком. После, узнав, что мальчик пытался рассказать о ней своим друзьям, она еще больше поникла и приняла решение отказаться от него, пока он сам не натворил еще больших глупостей и не привлек лишнего внимания.
Она говорила себе, что так будет лучше для всех. Она врала себе.
Но ее вернули, приставили вновь к своему хозяину. И сейчас Элпида шла к нему. К тому, кого она полюбила за эти недолгие пять лет. Полюбила, когда он был еще ребенком. Она хранила эту любовь в себе, прятала далеко, не давая ей глотнуть воздуха, чтобы пустить корни далеко, чтобы не привязаться к мальчику. Но это было бесполезно. Чувство лишь росло, ведь она следила за ним эти двенадцать лет. Наблюдала, как он рос, креп, хорошел. Ей не нравилось лишь то, что в его глазах постоянно жила грусть, глубокая грусть, которая проникала прямо в сердце, стоило только посмотреть в его шоколадные глаза.
Она захотела обнять его. Обнять крепко-крепко, чтобы согреть своим теплом. Посмотреть в глаза и улыбнуться, чтобы он улыбнулся в ответ. Ноги сами собой ускорили шаг, а в голове возникла новая мелодия. Мелодия, которую позже она назовет «Мэтт».