Измена. 23 дня до счастья

Глава 1

– Вот здесь болело, и уже почти не болит! – радостно воскликнула клиентка, когда я осторожно ощупывала ее распухший палец. Ее глаза сияли благодарностью. – У вас золотые руки, Настенька!

– Вот видите, Нина Николаевна, вы больше боялись, – мягко улыбнулась я, аккуратно накладывая фиксирующую повязку. – Больше не тяните, приходите сразу. Подологи для того и есть, чтобы помогать в таких случаях

Закончив прием, я стала убирать инструменты, как вдруг услышала настойчивую вибрацию телефона. Обычно я не люблю, когда меня отвлекают во время работы, но сейчас, раз уж освободилась, решила ответить.

Сняв перчатки, я потянулась к телефону и с удивлением увидела на экране: «Вик. Ник.»

Звонила воспитательница из садика.

Мало ли по какой причине? Может, поделку надо срочно сделать или принести для занятий что-нибудь завтра. Выдохнув, я нажала на вызов и произнесла:

– Алло, слушаю. Здравствуйте!

– Добрый день, Анастасия Павловна, – взволнованно затарахтела в трубке воспитательница. – Я звоню вот по какому поводу: у Ванечки живот заболел, и внезапно поднялась температура.

Меня будто обдало ледяной водой. В голове тут же пронеслось: «У меня работы невпроворот, клиенты по записи идут!» И тут такой поворот, хотя с утра ничего не предвещало! Ваня ушел в сад здоровым, веселым…

Уже представляя, как будем лечить очередной насморк, я сжала телефон и уточнила:

– Какая у Ванечки температура?

– Почти сорок…

Меня будто молнией шарахнуло.

– Что с ним случилось?! – Я резко поднялась со стула, и мысли тут же понеслись вскачь. Чисто на автомате я стала хватать вещи, собираясь бежать.

– С утра было все хорошо, – торопливо заговорила воспитательница. – Ваня играл, был бодрым, бегал. А потом резко притих. Я коснулась его лба и…

Сорок… Пугающая цифра звенела в ушах. Я так растерялась, что, натягивая куртку, сунула руку не в тот рукав. Сумку чуть не забыла, хорошо, что вовремя вспомнила.

– Я сейчас приеду! – выдохнула я.

– Жду вас. А пока… Может, скорую вызвать? – взволнованный голос воспитательницы дрожал, и это только усиливало мою панику.

– Вызывайте! Я еду! – почти крикнула я и, не дожидаясь ответа, отключилась.

Натягивая сапоги, на ходу бросила нашему администратору:

– Мариш, обзвони моих следующих клиентов. У меня младший заболел.

– Совсем никак? – озабоченно переспросила Марина.

– Никак!

Я выскочила на улицу, и холодный ветер ударил в лицо. В машине руки тряслись так, что я едва вставила ключ в замок зажигания. Весь путь до сада прошел в мучительных догадках: что с Ванечкой? Что за хворь такая с ним?

Когда я ворвалась в группу, бледное лицо воспитательницы напугало меня еще больше. Она молча провела меня в спальню.

И там…

Мое сердце сжалось. На маленькой кроватке лежал Ванечка – красный от жара, непривычно тихий, вялый. С закрытыми глазками.

– Ванюш, ты как? – первой к нему подошла Виктория Николаевна и наклонилась над кроваткой.

– Я хочу к маме… – жалобно прошептал сынок, и у меня тут же подступили слезы.

– Я тут, малыш, – присела я рядом, нежно касаясь его пылающего лба. Кожа была сухой и обжигающе горячей.

– В одной группе был карантин по энтеровирусу, – тихо сказала воспитательница.

Я лишь кивнула, мысленно умоляя, чтобы это был он – а не что-то страшнее.

Скорая приехала быстро. Внушительный врач, на фоне Ванечки казавшийся настоящим великаном, сначала бросил на меня строгий взгляд, а затем принялся осматривать сына.

– Что у тебя болит? – спросил он, наклоняясь к Ване и стягивая байковое одеялко.

– Горло! – выдохнул Ванюша и слабо покашлял.

– Мы только с больничного вышли, – пояснила я под пристальным взглядом медика.

Он долго слушал, заглядывал в горло, щупал лимфоузлы и, наконец, вынес вердикт, доставая из сумки таблетку:

– Энтеровирус. На горле папулы.

Раздавив лекарство в ложке, которую подала воспитательница, он спросил:

– Госпитализироваться будете?

Я знала эту напасть. Со старшим сыном прошла «крещение», так что я хорошо представляла, что нас ждет.

– Нет. Я буду лечить Ваню дома, – твердо ответила я.

Врач неодобрительно вздохнул, но я была уверена: дома Ванечке будет лучше.

– Выхожу его, – повторила я уже более решительно.

– Уверены?

– Да.

– Ну смотрите.

Его тон оставлял недовольным, но я уверенно кивнула. Главное – теперь я знала, что это энтеровирус, и значит, теперь можно немного выдохнуть и… браться за лечение сыночка.

Глава 2

«Хорошо, что я на машине», – мелькнула мысль, пока я одевала вялого Ванюшку. Его тельце было горячим, а щёки пылали лихорадочным румянцем.

Подхватив сына на руки, я вышла из группы. Миновав длинный коридор, наспех обулась, застегнув сапоги лишь до середины замка, и побежала к машине, прижимая сыночка к груди. Бегом-бегом, чтобы не дай Бог, он не простыл ещё.

Мороз в двадцать градусов обжигал лицо, а я – в тонких джинсах и легкой куртке, даже шапку надеть не догадалась в спешке. Но сейчас это казалось такой ерундой. Главное – скорее добраться домой.

Салон машины встретил нас теплым дыханьем. Я усадила Ванечку, развязала ему шапочку, расстегнула комбинезончик, пристегнула и, поймав его мутный, болезненный взгляд, прошептала:

– Держись, солнышко, скоро будем дома.

Запрыгнула в машину, завела мотор и тронулась с места.

На светофоре схватила телефон. Пальцы дрожали, когда набирала Андрея.

Долгие гудки раздавались в динамике, неприятно свербя мозг назойливой монотонностью. Но он не взял трубку.

– Весь в делах, – выдохнула я с досадой, бросая взгляд на Ванечку в зеркале заднего вида. Сынок слабо постанывал, прижимая маленькие ладошки к животику.

Дорога домой показалась бесконечной. Казалось, что меня только и ждали красный свет и пробки.

Наконец, я завернула во двор, припарковалась между сугробов, и, заглушив двигатель, выскочила из машины.

– Всё, малыш, приехали... – зашептала, отстегивая и подхватывая Ваню на руки. Его слабенькие ручки обняли меня за шею, а головка упала мне на плечо.

С сыном на руках я почти побежала к подъезду.

Хотела позвонить в домофон, но вспомнила, что дома никого нет. Андрей в деловых разъездах, а Олежка с классом в зимнем лагере. Приедет только завтра.

Пришлось лезть в сумку, но в привычном отделении я ключей не нашла… Кажется, в панике я затолкала их не пойми куда.

Балансируя на одной ноге, как циркачка, левой рукой я прижимала Ваню к себе, а правой лихорадочно шарила по внутренним карманам сумки.

Где же вы, чертовы ключи?

Наконец, замерзшие пальцы коснулись холодного металла.

– Пф-ф! – я сдула с лица упавшую прядь. За время пробежки и поиска я взмокла, устала и замерзла одновременно.

Дверь подъезда распахнулась. Я вошла, поднялась по ступенькам и свернула к лифту.

Глядя на табло, где медленно менялись цифры, я мысленно отсчитывала этажи, мечтая скорее оказаться дома, раздеть мокрого Ванечку, уложить в постель, обтереть теплой водой.

– Сейчас, сейчас, мой маленький, – шептала я, целуя лобик сыночка и одновременно примеряясь, упала ли температура? Кажется, немного спала!

Когда двери лифта распахнулись, я буквально вывалилась из него и, увидев дверь родной квартиры, почувствовала прилив сил.

– Почти дома…

Удерживая вялого сыночка, я сунула ключ в замок. Толкнула плечом дверь, вошла и… по горевшему свету в коридоре поняла, что дома кто-то есть.

Сердце екнуло от надежды, я с облегчением выдохнула. Значит, Андрей всё же дома. Наконец-то! Хоть какая-то мне помощь будет и поддержка, хоть кто-то рядом!

Первым порывом было позвать мужа, но, вспомнив, как он злится, когда я отвлекаю его от таблиц и отчётов, решила сообщить ему о новом больничном Ванечки чуть позже.

Обдумывая, как это лучше сделать, чтобы обойтись без ругани, я разулась на ходу и прошла в детскую.

– Давай, Ванюш, я тебя раздену и уложу. И напою. Ты мое маленько Солнышко… Напугал мамку!

Воркуя ласково с Ванечкой, я раздела сына, скинула с себя куртку на стул и бросилась в спальню, ожидая увидеть Андрея, лежащего на постели с ноутом.

Чтобы не врываться ураганом и не раздражать мужа, я плавно повернула ручку, толкнула дверь и, приоткрыв, обомлела…

На нашей кровати, голый, потный, тяжело дыша, скакал мой муж.

Визуалы

Андрей

Настя

Глава 3

На нашей кровати – нашем «гнездышке», где мы когда-то с любовью целовались, где зачали наших детей, где я утешала Андрея после тяжелых, нервных дней, когда он приходил, падал и с отчаянием делился со мной, что у него не ладятся дела, и он больше не верит, что бизнес будет прибыльным… На ней, голый, обливаясь потом и тяжело дыша, яростно скакал Андрей на какой-то голой девке со жженым, светлыми паклями, разметавшимися на моей подушке.

Он увлеченно вбивался в нее под жалобный скрип постели, пыхтел, как загнанный конь, его ладони впивались в ее огромные, трясущиеся буфера, и он совершенно не замечал, что я вошла в нашу спальню.

Хотя… теперь слово «нашу» казалось каким-то чужим, нелепым, осквернённым.

Я стояла, как вкопанная, чувствуя, как земля уходит из-под ног, а он продолжал трахать ее, с хриплыми стонами и матерными ругательствами:

– Шлюшка! Да!

Девка под ним извивалась, повизгивала, а я стояла в дверях, онемевшая и парализованная, и смотрела на них, как пришибленная мешком по голове, пока внутри не вспыхнула болезненным фейерверком боль и не разлилась по телу, приводя меня в чувство...

Я не закричала. Не набросилась на них. Даже слова не сказала. Я вообще ничего не сделала, хотя весь мой мир рухнул в одночасье. Потому что страх за Ванечку, маленького, горящего жаром сына, оказался сильнее ярости, отчаяния и желания прибить их обоих.

Ругаться, рыдать, стыдить? Выбрасывать вещи девки и позорить, когда моему ребенку плохо? У меня просто не было сил. Да и не зачем этого было делать.

Прикусив губу до крови, я бесшумно закрыла дверь и отошла, с четким, леденящим осознанием: уже ничего не изменить, ничего не исправить.

Образ Андрея с потной спиной, с алыми пальцами девки на его ягодицах, их стоны – навсегда врезались мне в память. Я этого не забуду. Никогда.

И делить с Андреем одну постель больше не смогу. И прикасаться к нему.

Он будет стоять перед глазами — голый, потный, в момент, когда предал все, что у нас было.

Наверное, из-за стресса, из-за переживаний за Ванечку, боль от измены отошла на второй план.

Мне было мучительно больно, тошно, от глухой, тупой боли, разлившейся в грудине, но сейчас не Андрей был главным в моей жизни.

На автопилоте, держась рукой за стену, я прошла на кухню, дрожащими руками налила воды в чашку, достала лекарства – всё, что нужно при этой проклятой заразе, и вернулась обратно в детскую.

Пока мой муж скакал на девке и бурно финишировал, я плотно прикрыла дверь в детскую и стала молча обтирать ребенка влажной тряпочкой, вливать воду по чайной ложечке.

– Мама… а почему папа так кричит? – спросил Ванечка слабым голоском, приоткрыв глазки. И этот момент стал для меня самым горьким, мерзким, гадким.

Сердце – разорвалось.

Горло – сжалось.

Я застыла, как от оглушающего удара, но через секунду взяла себя в руки и вымученно улыбнулась, гладя сыночка по мокрому лобику.

– Это телевизор работает, Солнышко.

Малыш кивнул, закрыл мутные глазки и затих.

Я легла рядом, вцепляясь пальцами в одеяло и, глядя на курносый носик моего болеющего крошки, на длинные дрожащие реснички, начала молиться.

Не о том, чтобы всё наладилось.

Не о муже, чтобы он образумился.

Не о нас с ним.

А о моём малыше. Чтобы Ванечка скорее поправился и забыл этот день как страшный сон.

Не хочу, чтобы он это помнил эту мерзость.

Мне было сейчас плевать на отношения с мужем, что семья разваливается. Плевать.

Об этом я подумаю позже. Не сейчас.

Глава 4

Наш интим с Андреем уже давно превратился в рутинный, чисто механический процесс – быстрый, скучный, лишенный страсти. И совсем не по моей вине.

Сколько раз, стиснув зубы от усталости после бессонных ночей с детьми, я надевала кружевное белье, делала ему эротические массажи, старалась оживить угасающую искру между нами. Никогда не отказывала из-за головной боли, баловала минетам. А он лишь эгоистично принимал мои ласки и отказывался радовать меня в ответ.

«Устал», «не время», «потом» – были его стандартные отговорки. Зато сейчас он был явно в ударе.

Значит, проблема была не в усталости, а во мне? Я для него – скучная, неинтересная, замученная бытом, а для любовницы он готов стараться?

Горькая усмешка скривила мои губы. Хотя, зная Андрея и скромные размеры его «достоинства», я больше склонялась к тому, что его пассия решила польстить ему, потому орала как бешенная и, изображая порнушный оргазм, явно переигрывала.

Мне хотелось заткнуть уши, убежать, чтобы не слышать воплей, но сейчас я должна была думать о Ванечке.

Притянула к себе сыночка вместе с подушкой и стала тихим, срывающимся голосом напевать песенку из его любимого мультика, стараясь заглушить гадкие звуки из спальни…

Наконец-то все стихло. Но ненадолго.

– Ой, ну все! – донёсся до меня приглушенный, жеманный голос любовницы. – Андрюш, хорош меня лапать! – Игриво похихикивая, она встала с постели и зашлепала босыми ногами по ламинату. – Я в ванную схожу.

– Светуль, смотри, там волос не оставь, а то эта увидит – истерить будет! – вальяжно бросил ей вдогонку Андрей.

– Так я всегда осторожна! – задорно отозвалась девка, и ее слова стали для моего израненного, кровоточащего сердца солью. Значит, это не первая их встреча. И, судя по всему, не последняя.

Было тошно и горько слушать их. Сейчас я жалела, что не ушла из дома с Ванечкой. Так было бы правильно, но мне совершенно некуда идти – ни к матери, ни к подругам нельзя. Я даже не могла выйти и посидеть на лавке у подъезда, чтобы не застудить ребенка. К тому же Ванечку сильно лихорадило и тошнило. Из-за этого отсидеться в машине было тоже не вариант.

– Шлеп! – Андрей смачно шлепнул любовницу по заднице.

– А-ха-ха-ха! – громко загоготала деваха прокуренным, сипловатым голосом.

Я скорее закрыла ушки Ване, прижалась лбом с худенькому, горячему плечику сыночка и бережно, ласково погладила его по влажным волосиками.

Совершенно счастливые, довольные, беззаботно шушукаясь, они вышли из спальни и пошли по коридору к ванной, чтобы вместе принять душ.

Им было весело. Очень даже. Пока они не заметили у входной двери мои скинутые сапоги.

– Не понял! Чего за…? – пробормотал Андрей.

Послышались торопливые шаги. Он рванул на кухню. Не застав меня там, метнулся в гостиную и только потом в детскую.

Дверь резко распахнулась, он ввалился в комнату голый, красный, жалкий, с перекошенным от злости и страха лицом.

– Ты что тут, бл…ть, делаешь?! – зашипел, увидев меня. Его голос дрожал. – Краулила меня?! Докараулилась! Довольна?!

Я боялась, что, когда увижу его, разревусь или впаду в истерику, однако при виде самодовольного и одновременно жалкого Андрея меня перемкнуло. От накатившей жгучей брезгливости, презрения. От осознания, что передо мной уже давно не Андрюшенька, в которого я когда-то влюбилась юной девчонкой, а чужой, лживый эгоист, предавший меня и детей. Лицемерная крыса.

Успокаивающе погладив Ванечку, я села на постели и окинула Андрея равнодушным взглядом. Всё, что я сейчас ощущала – это ледяную пустоту, растекающуюся по зияющей ране, оставшейся в груди после предательства.

Еще утром я думала, что у нас крепкая семья. Что он — хороший отец в меру своих сил, верный муж, с которым мы прошли бедность, выплату огромных кредитов, развитие бизнеса…

А вон оно как оказывается. Я для него – истеричка, не достойна уважительного отношения, честности, помощи, заботы, и бесплатная, узаконенная служанка, с которой он спрашивал придирчиво и порой даже со скандалом за малейший промах. Зато к себе всегда относился со снисхождением. Даже сейчас вместо того, чтобы признать вину и хотя бы устыдиться, повиниться, он хорохорится и строит из себя мачо.

Козлина!

– Пошел вон, – выдохнула я холодно. – Ванечка болеет. Мне не до тебя.

Рожа Андрея вытянулась от изумления. Прежде я сдувала с него пылинки и никогда не позволяла себе такого тона. Что ж, с почином, раз уж у нас сегодня «день откровений».

Глава 5

– Пошел вон, – отчеканила я, не удостоив Андрея взглядом. Голос прозвучал глухо, будто не мой. – Ванечка болеет. Мне не до тебя.

– Он только и делает, что болеет! А ты с ним возишься! – огрызнулся он, нервно проводя пальцами по взъерошенным волосам. Вместо того чтобы прикрыть наготу, Андрей продолжал стоять голым, сверкая мудями. Даже трусы не надел.

– Тебе-то что? Иди к своей девке. И дверь закрой в детскую! – прорычала я, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони.

Он не двинулся с места, смотря на меня с вызовом и испытывая моё терпение.

И я не выдержала. Рука сама потянулась к чашке на столе, и прежде чем он успел отпрыгнуть, плеснула в ему в лицо водой.

– Ты совсем охренела? Дура! – Андрей смахнул капли с себя и шагнул ко мне.

– Кто бы мычал! Убирайся, или я за себя не ручаюсь!

Мой ледяной голос со стальными нотками и взгляд напугали Андрей. Прежде он не видел меня в подобном состоянии и сейчас не знал, чего ожидать. А я уже была на грани. Едва сдерживалась, чтобы не совершить акт членовредительства.

Останавливала лишь мысль, что у меня дети, я за них в ответе. Если меня посадят, о них некому будет позаботиться.

Злой Андрей ушел, а я осталась с липким ощущением отвращения. После него захотелось не только хорошо проветрить комнату, но и помыться. Но как зайти в ванну, если она тоже опоганена?

Я схватилась за голову. Внутри все дрожало.

Как теперь жить? Как держаться?

Мое внешнее спокойствие – обманчиво. В груди и венах бурлила и клокотала лава из обиды, ярости, презрения. Я держалась только ради Ванечки. Но насколько меня хватит?

Мне было так плохо, что если бы не сыночек — рухнула бы на пол и лежала, задыхаясь от боли.

Андрей, тем временем, быстро выставил любовницу за дверь. Сходил в душ, сделал себе кофе и с наглым видом снова заявился в детскую, надев халат, который я ему когда-то выбирала с любовью.

Сейчас бы я его этим халатом придушила.

– Как Ванька? – спросил буднично, как будто только что проснулся после праведного сна, а не кувыркался с любовницей в нашей постели. Еще и кофе смачно отхлебнул.

Раньше мне нравился этот звук, он успокаивал меня. Я сидела на кухне за столом и любовалась, как Андрей ужинает после долгого дня, как пьет чай, расспрашивала о работе… Сейчас же меня затрясло.

Думает, раз я не накинулась, не устроила скандал, не исцарапала им рожи, значит, я спокойна? Нет! Просто я сейчас не могла позволить себе быть слабой.

С большим усилием, но я сдерживала себя. До тех пор пока Андрей не подошел и попытался коснуться Ванечкиного лба.

Я рефлекторно ударила его по руке и прошипела:

– Не смей тянуть свои грязные руки после шлю…– Из-за сына не договорила, с ненавистью зыркнув на Андрея.

– Совсем охренела? Он и мой сын!

Грубо оттолкнув меня, он попытался коснуться дремавшего Вани. Я вцепилась в руку Андрея, попыталась оттолкнуть…

Ничем хорошим это не закончилось бы, если бы Ваню внезапно не вырвало.

Я скорее схватила полотенце, вытерла его, прикрыла пятна на постели, чтобы сыночек не испачкался, но боковым зрением заметила, как Андрей отшатнулся и брезгливо скривил губы, осматривая запачканные подушку и простыню. И сразу возмущаться, что он отец, перехотел, умыв руки.

Я стиснула пальцами край полотенца. Еще хоть слово скажет – отхлестаю.

Так бы и сделала, если бы мы были одни.

– Принеси ведро с водой и чистое постельное белье, – прорычала я.

Андрей будто этого и ждал. Мигом смылся из детской.

Вскоре принес все необходимое, однако помогать убрать даже не предложил. Видите ли, брезгует.

– Чего, совсем плохо? – спросил, рассматривая Ванечку с расстояния.

– А не видишь?

– Таблеток бы ему. Чтобы жар спал. Вон, мокрый лежит.

Только советов непрошенных мне не хватало. Я наклонилась, взяла ведро, отжала тряпку и, принимаясь за уборку, отчеканила:

– Температура упадёт к утру.

Моя поразительная выдержка исходила от двойного стресса. Видимо, мозг выбрал самую важную проблему, а остальное отсеял. Именно поэтому я держалась нереально спокойно. Даже руки перестали дрожать, а голос звенеть.

Шумно допив кофе, Андрей сел на постель Олежки и вдруг произнес:

– Знал, Настька, что ты не дура. Но что такая стойкая — не ожидал. Молодец. За это тебе бабосики будут.

Так вот оно что!

Кровь прилила к лицу от озарения.

Дела в наших магазинах шли гораздо успешнее, чем Андрей говорил.

Я же чувствовала, что он тратит больше, чем мы могли себе позволить, ни в чем себе не отказывая. А я удивлялась, откуда у него деньги? Да он просто утаивал от нас доходы и тратил на себя!

То-то у него резьбу сорвало, берега попутал!

Когда был бедным, никому был не нужен, а теперь вон как запел. Думает, что откупится и я буду молчать, терпеть его загулы?

Нет!

Я еще не знала, как поступлю, что буду делать, но в одном была уверена: я с Андреем не останусь. И пусть меня некому поддержать, что-нибудь придумаю и не позволю себя втаптывать в грязь.

Глава 6

Когда начался между нами разлад?

Первые звоночки раздались в мой первый декрет, когда быт незаметно лег только на мои плечи. Именно тогда Андрей впервые посмотрел на меня свысока и заявил: «Почему я, уставший, после работы должен мыть посуду? Ты же дома сидишь!» — забыв, что на мне пелёнки, готовка, уборка, глажка и бессонные ночи с маленьким Олежкой.

Я же по его мнению в декретном отпуске только и делала, что развлекалась в свое удовольствие.

Именно тогда каждая моя оплошность стала превращаться в повод для упрёков.

Забыла погладить рубашку? «Ты, вообще, чем занималась целый день?! Дома же сидишь!»

Не смог найти свои носки? Начинал рычать: «Почему не разложила белье?!» Будто он сам не мог разобрать его.

Тогда я сделала выводы и после декрета вышла на работу. Но Олежка постоянно приносил из садика то одно, то другое. Мы не вылезали из больничных, и меня попросили уйти.

Я дождалась, пока сынок окрепнет, и выучилась на подолога.

Вышла на новую работу, жизнь стала налаживаться, однако судьба подкинула сюрприз — беременность Ванечкой.

Пока я могла наклоняться, продолжала работать, чтобы иметь опыт, а потом ушла во второй декрет.

Детьми занималась я одна, без помощи родных, погрузившись в бессонные ночи, вечные простуды, детские истерики и капризы.

Андрей не хотел, чтобы я возвращалась на работу, но я настояла, чтобы иметь свои деньги, общение, чтобы не киснуть дома и не превращаться в домоседку.

Андрей злился, выговаривал, что я не уделяю ему время, но когда я после работы и уроков, измотанная, подогрела оставшийся вчерашний суп, он кривился и со словами «Он стал безвкусным. Я такое есть не буду» — демонстративно ушёл перекусить в кафе, оставляя меня одну с детьми.

Я приноровилась готовить только свеженькое, в выходные делала заготовки на неделю и замораживала их. Но Андрей уже изменился, и все чаще предъявлял претензии.

«Ты долго не ложилась, я уснул без тебя и не выспался».

Можно подумать, что я спала больше его и будто высыпалась.

«Не придирайся ко мне, я устал!»

«Чего дети орут, лезут ко мне и не дают спокойно поработать? Ты совсем их не воспитываешь!»

Я старалась, тащила на себе быт, заботилась об Андрее часто в ущерб себе.

Любила, отдавала последние силы, а он хладнокровно предал меня.

Он совсем не ценил мои старания. Потому что он не знал им цену. И не хотел знать. Он думал только о себе.

Даже сейчас, когда его гнилая суть вылезла наружу, он стоял передо мной, выпятив грудь колесом, и старался сохранить маску «альфа самца», выглядя при этом убого.

Или это просто мои розовые очки наконец разбились, и я увидела его прикрас?

Почувствовав на себе взгляд, обернулась. Андрей разглядывал меня со спины, пока я ползала на коленях и мыла пол.

– Уйди! – бросила я сквозь зубы.

– Я тебе чего, мешаю что ли?

– В аптеку сходи.

– Щас.

Пока он допивал кофе, который сделал только для себя, я с горечью осознала: Андрей стал эгоистом и даже сейчас, когда сын болел, не проявил элементарного сочувствия. А ведь Ванечка его сын!

Ладно я... Прошли любовь и желание. Но где же его отцовские чувства? Где хоть капля заботы о собственном ребёнке и сострадание?

Нет, ему важнее только собственное удовольствие. Если бы он дорожил семьей, не привел бы шлюху домой. Но он сделал это!

Потому что идиот? Наглый? Или я была слепой и доверчивой?

Я отсчитывала минуты и желала, чтобы он поскорее ушёл. Но он, допив кофе, поставил чашку на стол, подошел ко мне и положил руку на плечо, явно намереваясь сказать что-то примирительное.

Я брезгливо скинула его ладонь с плеча.

– Да ладно, Настька, чего ты? Ну лоханулся я. От тебя ж не убудет.

Затем откинул полу халата и, двигая бедрами, хреном изобразил вертолетик.

– Ты у меня ничем обделена не будешь!

Мой взгляд, полный презрения и злости, дал ему понять, что сейчас он рискует остаться без "пропеллера".

— Убью! — прошипела я, чувствуя, как от ненависти сводит челюсти.

— Только давай без скандалов и бабских истерик. Идти тебе всё равно некуда. Мать тебя не примет. Так что давай, поартачься маленько, и будет. Будем жить дальше. Я ж тебя бросать не собираюсь.

Наконец Андрей собрался и отправился в аптеку, прихватив мусор.

Провожая его взглядом из детской, меня вдруг осенило: утром я сама поменяла пакет и вынесла мусор. Тогда что же он сейчас выносит?

Как только входная дверь закрылась, и на площадке стихли шаги, я пошла на кухню.

Налила свежей воды для Вани… А потом, подумав, открыла створку и заглянула в шкаф, где стояла пустая мусорка.

Мне бы плюнуть, но что-то не давало покоя.

Я достала ведро, снова заглянула в шкаф и… в глаза бросился скомканный чек, упавший мимо мусорки и белевший в углу.

Достав его, я развернула чек… и окончательно убедилась, что Андрей не просто изменщик, но и предатель и жадная крыса.

Глава 7

Чек из паназиатского ресторана с суммой и сегодняшней датой дрожал в моих пальцах.

Больше девяти тысяч Андрей потратил на себя и любовницу, сделав заказ в ресторане. Еще купил роллы на вынос…

Именно упаковочные коробки, которых было немало, он и понёс на мусорку, чтобы скрыть следы и траты.

Сжимая бумажку, я ощущала себя преданной во всем, что имеет значение в семье, и вспоминала, как Андрей возмущался и попрекал меня за покупки.

«Насть, ты охренела лифчик покупать за такие деньжищи? Кому показывать собралась?»

Я тогда накрыла на стол, чтобы он поужинал. Заодно решила показать, что купила. А в итоге радости не осталось, и мне пришлось оправдываясь за покупку обычного бюстгальтера, хотя я купила себе белье со своих денег.

«Андрюш, зато он очень качественный и удобный, не растянется и вида не потеряет. Хорошая белорусская фирма», — оправдывалась я.

Да он стоил в два раза дороже, чем обычный, однако был вполне нам по карману. Мы не жили богато, но и не бедствовали. Несколько магазинчиков сладостей, давали стабильный доход.

К тому же я никогда не была транжирой, просто из личного опыта поняла: лучше купить один хороший, чем несколько китайских, которые смотрятся на мне, как седло на пони.

А какую Андрей устроил мне головомойку, когда я выбрала себе хорошие сапожки из кожи с удобной колодкой, до сих пор неприятно вспоминать. Я копила на них, откладывала с зарплаты, когда вышла из декрета. А он устроил скандал, будто я украла эти деньги из семейного бюджета.

Я думала, Андрей бережливый, хозяйственный, копит на развитие бизнеса, а оказывается он просто жадный и экономил на мне и детях, в то время как на себя и любовниц денег не жалел, ведь один раз живет.

Сердце болезненно заныло. Горло сжало стальными тисками. Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, парализованная ещё одним предательством, пока стон Ванечки не вывел из оцепенения.

Я бросилась к сыну. Напоила с ложки, обтерла теплой водой, измерила температуру, убедилась, что жаропонижающее подействовало.

Лишь позаботившись о Ванечке, я вспомнила, что ужасно хочу пить.

Добрела до кухни на ватных ногах, налила себе воды, сделала глоток и… застыла с чашкой в руках, зацепившись взглядом за кухонный фасад, за которым стояла мусорка.

Я хочу знать правду! Всю остальную тоже. Какой бы болезненной она ни была.

Подавляя подступающую тошноту, я толкнула дверь, через силу заставила себя войти в спальню. Еще утром она была моей любимой комнатой, а теперь я входила, пересиливая себя.

Обошла нашу кровать, наспех заправленную Андреем, и, стараясь не оставлять следов обыска, стала перебирать в шкафу вещи Андрея.

Понадобилось всего пару минут, чтобы за висевшими на вешалках костюмами, рубашками и джинсами найти початую бутылку премиального коньяка «Remy Martin» и два фужера, спрятанные за ними. На одном из которых отчетливо виднелась красная помада.

Еще позавчера бутылки здесь не было. И дома тоже. Значит, Андрей купил коньяк сегодня. Для любовницы и себя.

У меня закружилась голова. Чтобы не рухнуть на кровать, подкошенной подлостями, пришлось облокотиться на шкаф.

Не понимаю, если Андрей тайком от нас живет на широкую ногу, то почему для своих измен не снял номер гостинице или квартиру почасовую?

Хотя… Зная его, я догадывалась о причине: он стал жадным. Настолько, что деньги стали для него важнее семьи.

Когда отдышалась, мой взгляд упал на сумку Андрея, стоявшую между кроватью и мебелью. Можно было порыться в ней, найти ещё "сюрпризов"... Но я была не в состоянии, подкошенная предательствами.

Мне бы то, что я узнала, пережить.

От взгляда на постель, на которой Андрей кувыркался с любовницей, тошнота подступила к горлу. Выступили слёзы, грозившие перейти в рыдания.

Я скорее сгребла свои вещи с полки, чтобы больше не заходить в спальню, и перенесла с детскую.

Ванечка тревожно дремал. Андрея ещё не было.

Я присела на постель Олежки, достала телефон из сумки и стала искать информацию по разделу имущества, изучать статьи и чужой опыт на форумах.

Первое что попалось на глаза, это проблема с разделом квартиры, купленной в браке. У некоторых женщин бывшие мужья принципиально отказывались съезжать, мотая нервы не только бывшим женам, но и травмируя детей. Из-за того, что после раздела имущества у них оставалась часть квартиры в собственности и по закону они могли занимать какую-то комнату.

Стоило представить, как Андрей на глазах детей будет приводить своих шлендр, чтобы больнее сделать мне, я поняла, что придется какое-то время снимать квартиру, пока не решится вопрос. Это очень дорого, но иного выхода нет.

Я сделала себе мысленную пометку, что следует заняться поиском квартиры, и стала искать информацию дальше.

Учитывая, что Андрей жадный, будет лучше, если я в суде попрошу взыскать алименты в фиксированной сумме. Чтобы она была выше, надо доказать, что муж скрывает доход, и этому могут помочь какие-либо документы о покупках, чеки…

Тут меня озарило. Я бросилась за смятым, выброшенным чеком на кухню. Достала из мусорки, разгладила его и… спрятала в детской за столом под ковром.

Это мое первое доказательство для суда. Но не последнее. Буду собирать и другие. Хорошо бы прошерстить сумку Андрея, но… Он может вернуться и застать меня. А мне не надо, чтобы он догадался о моих планах и стал более скрытным.

Я успела переодеться, умыть лицо холодной водой, нанести немного тональника, чтобы не было видно, что я рыдала. И только закончила, в замке провернулся ключ, входная дверь открылась, и в квартиру вошел Андрей, с аптечным пакетом в одной руке, и большим букетом роз в другой.

Он разувался и снимал куртку, гордо держа букет перед собой.

Я игнорировала его и не подошла к нему. И тогда он пришел в детскую.

— Настюх, прости меня дурака! — протянул мне цветы. Я даже не повернулась к нему. — Ну бес попутал, Настюх.

Глава 8

В доме стояла гнетущая тишина. Андрей молчал, уткнувшись в телефон. Я делала вид, что его не замечаю, и пока Олежка был в лагере, прилегла в детской на его кровать.

Каждый час я поднималась к Ванечке, поила его, проверяла температуру, поправляла одеяло.

К рассвету ему стало легче, температура спала, горячий румянец сошёл с щёк, дыхание выровнялось.

Я выдохнула с облегчением, но уснуть так и не смогла.

В приглушенном свете ночника, стилизованного под футбольный мяч, лежала и смотрела на спящего сыночка, на его крохотную ладошку, лежащую на одеяле с космическими кораблями.

В груди защемило от нежности.

Какой же он маленький, хрупкий, беззащитный. А Олежка хоть и старше, но тоже совсем ребенок и очень ранимый.

Измена Андрея стала для меня бедой, разбившей сердце, но предательство им детей – просто чудовищным ударом.

Как он мог? Неужели у него нет сердца и жалости?

Дети обожали его, несмотря на занятость, постоянную раздраженность, пропущенные утренники, забытые и невыполненные обещания. Глаза детей светились радостью, когда Андрей отрывался от своих дел и уделял им немного внимания.

Если мы все вместе выбирались на прогулку, в город или в кино, для Олежки это были самые счастливые дни.

Но для Андрея важнее был он сам и его член.

Я сжала зубы, чтобы не заплакать. Он не достоин ни одной слезинки. Ни моей, ни детей.

Надо собраться и держаться. Днем вернется Олежка. Придется улыбаться, изображать, что всё в порядке, потом как-то объяснять нашу с Андреем холодность.

"Господи, – мысленно взмолилась я, глядя в потолок, – где взять силы, чтобы пережить все это?"

Любовь к Андрею сменилась презрением. Но Олежка и Ванечка тянулись к нему, как подсолнушки к солнцу. Когда я уйду от Андрея, как они перенесут это? Не обвинят ли меня, что я разрушила семью и лишила их отца?

После развода, когда заботы и трудности лягут на мои плечи, смогу ли я дать Олежке и Ванечке все то, что им важно для счастливого детства? Не сделаю ли их несчастными?

Да, я никогда не прощу Андрея, но имею ли я право рушить жизнь сыновей?

Я не находила себе места, думая обо всем этом. Однако уже скоро получила ответ.

...Олежка приехал домой счастливый, обнял нас всех. И, глядя на его счастливую мордашку, я начала готовить ужин, чтобы тягостное молчание, повисшее в доме, не бросалось в глаза.

– Знаешь, мам, я Карину Владимировну люблю, она хорошая, но хорошо, что она заболела, – делился со мной впечатлениями Олежка. – Так она отдохнула от нас, а мы с бешками съездили в лагерь. Было весело!

– И что же вы делали?

– У нас проводили всякие конкурсы, мастер классы. А ночью мы не спали, строили домики и мазали друг друга зубной пастой. Усы маркерами рисовали. Но класснуха бешек бегала и ругалась.

– Почему? – повернулась я с Олежеку.

– Она сказала, что у Димы может быть аллергия от пасты, он может задохнуться, а она в тюрьму не хочет.

– И вы перестали мазаться? – прищурившись, я посмотрела на довольного Олежку, забравшегося с ногами на стул и играющего солонками.

– Нет, – его глазки озорно блеснули. – И утром она снова ругалась.

– Но тебе понравилось в лагере?

– Да! Было классно, мам! Хочешь покажу фото? Я их много сделал.

Олег сбегал в коридор, где остался стоять его портфель с вещами после поездки, достал телефон и вернулся на кухню.

– Вот! Это я, Маша и Виталик делаем роботов…

Голова раскалывалась от тягостных мыслей, но я делала вид, что мне безумно интересно рассматривать фото. Я расспрашивала сына, пыталась шутить и, отвлекшись, обожглась.

– Ох! – подула на ожог.

– Сильно больно? – испугался Олежка и, отложив телефон, побежал к холодильнику, чтобы достать противоожоговый гель.

– Олежка, ничего серьезного!

Сын не послушал меня и принес тюбик. Щедро выдавил гель, явно больше, чем следовало, неуклюже, но заботливо нанес на рану.

Его большие серые глаза были полны такой заботы, что у меня перехватило дыхание.

– Спасибо, моя любимый Зайчик! – Я поцеловала его в макушку, вдохнув знакомый и такой родной запах детского шампуня.

– Ты осторожнее давай, ладно? – Олежка строго посмотрел на меня, совсем как взрослый.

– Обязательно, – кивнула я. – Ну, давай ужинать.

Для Ванечки я приготовила овощное пюре и паровой омлет, а для Олежки его любимую картошку с мясом.

Мы как раз сели есть, когда на кухню пришел Андрей.

– Чего меня не позвали? – возмутился он, хмуря лоб.

Я не хотела с ним вообще разговаривать, но из-за Олежки ответила:

– Руки есть, где тарелки лежат – знаешь.

Андрею не понравилось, что я как прежде не подскочила, чтобы наложить ему и подать.

Он отодвинул стул, сел за стол и, скривив недовольно рот, процедил сквозь зубы:

– Позаботиться о муже не можешь?

Я видела, что Олежка напрягся, вслушиваясь в наш разговор, старалась быть спокойной, но Андрей явно хотел скандала.

– У тебя есть помощница, – ответила тихо, чтобы слышали только я и он.

Однако Олежик все-таки услышал и понял наш разговор по своему.

– Я могу положить, пап! – он вскочил, задев коленкой стол, и бросился к буфету.

Мы молча наблюдали, как сын тянулся на цыпочках, чтобы достать тарелку с верхней полки. Как подошёл к сковороде, взял лопатку в руку, старательно зачерпнул картошку…

Сам факт того, что сынок помогает и старается, многое значили для меня. Я радовалась, что у меня растет такой помощник. Но стоило Олежке нечаянно уронить несколько ломтиков картошки на пол, Андрей взревел:

– Ну что ты криворукий такой! Руки из задницы растут?!

Олежка замер. Медленно повернулся, и я увидела, как его большие серые глаза наполняются слезами. Нижняя губа дрожала, но он сомкнул зубы, стараясь не заплакать.

– Не смей орать! – рявкнула я, поднялась и обняла Олежку. Моё сердце бешено колотилось.

– Да он рукожоп!

Глава 9

Андрей оделся и, громко хлопнув дверью, ушёл. Ничего не сказав перед уходом.

Ну, хотя бы не стал врать. Да и мне было всё равно, куда он пойдёт: к своей матери или нет. Боль, стянувшая грудь, была такой мучительной, что выжгла ревность, надежды, глупые иллюзии… – и у меня в душе не осталось ничего, кроме пустоты.

Ведь дело не только в измене, но в подлом предательстве.

Да, мне очень страшно сейчас. Я не знаю и пока не могу представить, как буду выживать одна с детьми завтра, через неделю и месяц, однако я должна решиться. Если же струшу, то останусь с предателем, которого буду ненавидеть, презирать и никогда не прощу. Разве это будет жизнь? Мы будем собачиться по поводу и без, и дети будут видеть все это…

Нет, как ни посмотри, жизнь надо менять.

Разбитую чашку можно склеить, но прежней она уже не будет. Так же и с семьей, с доверием.

– Мам! Сказку! – Ванечка ткнул пальцем на книжную полку, где стояли наши любимые книжки с красочными картинками.

Я обрадовалась, что у него появились силы. Значит, потихоньку идет на поправку. Фух!

– Сейчас почитаю. Подождем только, когда Олежка почистит зубки и вернется из ванной. Хорошо?

Ванечка кивнул и закричал братику:

– Олеза! Быстрее!

Невольно улыбнулась. Сердце защемило от любви к моим любимым мальчишкам. И я отчетливо поняла: буду пахать, как проклятая, но Ванечка и Олежка будут жить спокойно, в нашей маленькой семье, зато без страха и слез. А Андрей пусть катится на все четыре стороны. Нет ему прощения.

Скоро Олежка прибежал, натянул на себя пижаму и, несмотря на то, что Ванечка болел, залез к брату под одеяло.

Стоило представить, что может заболеть и он, я мысленно вздохнула, но отправлять на его свою постель не стала. Хватит на сегодня ругани и слез. К тому же, это уже и не поможет.

…– Кто сделал лужу? Это кто сделал лужу? – читала я выражением.

Ванечка с Олежкой, зная любимую сказку почти наизусть, вопрошали со мной:

– Кто сделал лужу?

– Это слон! – улыбнулся Ванечка.

– Прикинь! Какая лужища вышла! Слон-то ого-го какой! – раскинул руки Олежка, к счастью, позабыв уже о том, что было за ужином.

– Тихо! Настраиваемся на сон! – чуть строго произнесла я.

– Ладно, – Олежка лег, укрылся сам и укрыл Ваню.

Я лежала и смотрела на сыночков. Ванечка уже дремал, прижавшись щекой к моей ладони, а Олежка вертелся, украдкой поглядывал на меня.

– Что, Зайчик? – тихо спросила, чувствуя, что его что-то волнует.

– Мам, уже поздно, а папа не вернулся. Вы сильно поругались, да?

Я замерла, перестав дышать. Ком встал в горле, подступили слёзы.

– Из-за меня?

Растянула задрожавшие губы в подобии улыбки, я сделала прерывистый вдох. Второй. Сглотнула горький комок, поправила подушку и подвинулась, чтобы оказаться еще ближе к Олежке, в глазах которого читалась тревога.

– Нет, сыночек. Ты ни в чем не виноват, – прижалась щекой к его макушке.

Я решила не лгать и сказать правду, только мягко. Так будет лучше, чем Олежка будет считать себя виноватым и страдать. – Это мы с папой вчера поругались. Папа поступил очень некрасиво и сильно обидел меня. Но ты ни в чём не виноват, и я люблю тебя сильно-сильно! – Наклонилась, вытерла слезы с его мокрых щек и поцеловала в носик.

– Но он ушел сегодня. Потому что я уронил картошку?

– Нет, Зайчик, – мой голос дрогнул от жалости, боли и бессилия. – Ты же знаешь, что даже я, взрослая, иногда роняю что-то на пол или проливаю. Но это ведь не повод так грубо и гадко вести себя. Так?

Олежек кивнул, но в его глазах еще оставалось сомнение.

– Когда я была маленькая, – тихо начала я, – я думала, что все взрослые – очень умные и всегда знают, как надо правильно поступать. Но теперь я выросла и поняла: иногда люди вырастают, но остаются глупыми.

Наверное, я говорила лишнее и не совсем то, что нужно было. Но сейчас я не могла объяснить сыну лучше и найти других слов.

– Почему?

– По разным причинам. – Вздохнула. – Но твой папа… иногда тоже ведет себя грубо. И это не из-за тебя.

– Ты говорила, что он много работает, устает, – напомнил Олежка мои же слова.

– Я ошибалась. Нет ничего дороже родных и близких. И если даже у папы был непростой день, это не значит, что ему можно обижать тебя и меня и больно ранить.

Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Я попыталась объяснить проще.

– Помнишь Егора? – напомнила сыну про гадкого мальчишку со двора.

– Как его забудешь? – вздохнул сынок.

– Если Егор будет всех бить и обзывать, оправдывая себя тем, что он с утра устал, разве это будет честно?

– Нет, – покачал головой Олежка.

– Поэтому усталость папы не может быть оправданием для его грубости.

Мы перебрались на другую кровать и разговаривали обо всем, что волновало сыночка, пока он не уснул.

Я тихонько поднялась, укрыла старшенького, поправила одеяло Ванечки. У него еще была температура, но уже не такая высокая.

Приглушив свет лампы, я постелила себе постель на полу.

Теперь детская – и моя комната. Последнее, что в этой квартире не осквернено. А в спальне нашей для меня все чужое, и даже махровые бегонии, которые я очень люблю, но отныне видеть не хочу.

Утром меня разбудил звонок.

Глава 10

Утром мне позвонила свекровь.

Я не хотела с ней разговаривать, но надо держать руку на пульсе. Если Андрей что-то задумал, я должна знать это и максимально подготовиться.

Нажала на экран.

– Настя, что у вас там случилось? – оглушил меня бодрый, недовольный голос Нины Васильевны.

Я замерла, сжимая телефон в ладони, опешившая от наглости. Это после всего она еще на меня наезжает?!

Хватит! Больше терпеть не стану и не позволю разговаривать с собой в подобном тоне.

– Разве Андрей не сказал? – ответила я холодно, сдерживая дрожание голоса.

Все слишком свежо, я еще не пережила ситуацию, не отпустила. И меньше, чем с мамой, я бы хотела обсуждать свою беду со свекровью – очень своеобразной женщиной.

Мы с ней не враждовали, однако она меня так и не полюбила, хотя я очень старалась наладить отношения, чтобы между детьми и бабушкой была особенная теплота. Да не вышло.

– Это потому, что ты об Андрее плохо заботишься! – резко перешла она в наступление, – а он для вас всё делает! И даже больше! Себя не жалеет. А ты даже не позвонила, не поинтересовалась, где твой муж. Жена называется.

Обида подкатила к горлу, и я перестала себя сдерживать.

– Шлюх трахать на нашей постели — это часть его заботы о семье? – прошипела я.

Свекровь даже не поперхнулась, не притихла. Сразу кинулась защищать Андрея, будто я в самом деле его незаслуженно обидела.

– Все мужики гуляют, Настя. Мой тоже когда-то был ходаком. Но я за семью, в отличие от тебя, боролась и сохранила.

Я стиснула пальцы до побеления костяшек, чтобы они не дрожали. Интуиция подсказывала, что она и раньше знала, что Андрей изменяет мне. Что он утаивал деньги – тоже. Возможно даже, сама ему советовала, как обвести меня вокруг пальца.

Но больше меня резануло другое – та жизнь, которую она желала мне.

Нина Васильевна действительно “отбила” мужа у любовницы. Только что с того?

Свекр так и бегал всю жизнь по чужим постелям. Свекровь его вытаскивала из-под баб, тащила домой... А кончилось все тем, что он умер от сердечного приступа на любовнице-алкашке… И это она считает победой и счастливой семьей?

Да такого только врагу пожелать!

– Да, вы сохранили, но разве это принесло вам счастья? – возразила я.

Когда я в первый раз при знакомстве увидела Нину Васильевну, поразилась, что в пятьдесят у неё уже были глубокие морщины, потухший, колючий взгляд, севшее здоровье. И походила она на озлобленную тетку, а не на женщину, жившую в счастливой семье.

– Зато та его тоже не получила! – рявкнула свекровь. – И Андрей жил в полной семье! Так что я не жалею! И ты, Настя, бери себя в руки. Тем более, роднее нас с Андреем у тебя никого нет. Мать с отчимом тебя откровенно не любят. Так что гордыню усмири и думай о семье.

Упоминание о маме попало точно в моё самое уязвимое место. Я ощутила, как стягивает живот, будто меня реально ударили.

– Ну разведешься ты... – голос свекрови стал ядовито-сладким, – куда пойдёшь? Кому ты нужна будешь? Двое детей... А ты уже не молодая, располневшая...

Воздух перехватило в груди. Да, я моё тело изменилось, бедра стали шире, но я родила двоих детей! Ношу сорок восьмой или чуть больше! Выгляжу нормально, ухоженно, просто... не как двадцатилетняя. Но и мне уже тридцать пять!

– Со своей жизнью я разберусь сама, – сквозь зубы отчеканила я и положила трубку, чувствуя, словно по мне прошелся каток.

Настроение стало паршивым. Хорошо, что дети еще спали и не слышали разговора.

Не сразу я поняла, что по щекам катятся предательские слёзы.

Я сдерживала в себе боль. Она застыла в груди иглой и не выходила. Только иногда прорывалась.

Аппетита не было, но я заставила себя сделать кофе с молоком и отрезала кусочек сыра. Мне надо держаться, быть сильной, бодрой, ведь теперь я одна отвечаю за себя и детей.

Приоткрыла окно. Морозный воздух ворвался на кухню, но это было хорошо – я поежилась и почти сразу взбодрилась.

Чтобы не простыть, подвинулась к другому краю окна, прислонившись плечом к пластиковому откосу, глубоко вдохнула и попыталась взять себя в руки.

Пусть Андрей и Нина Васильева говорят что угодно. Я лучше буду одна, чем стану терпеть унижение.

Сделала глоток горячего кофе и, смотря на улицу, залитую ослепительным солнцем морозного утра, стала думать, что делать дальше.

Первым делом надо готовиться к разводу.

Сделав еще пару глотков, я взяла телефон со стола.

Пальцы слегка дрожали, когда я открыла поисковик и набрала: "юрист по разводам, раздел имущества".

На экране пестрело с десяток адресов контор, оказывающих юридические услуги, но взгляд остановился на объявлении: “Юридический кабинет Косыгиной Э. М. Ул. Свободы, 155”. Это почти рядом с работой.

Набрала номер, нажала на вызов и прижала трубку к уху.

Я почти не дышала, глядя на свое отражение окне. Выглядела я плохо. Бледная, тени под глазами.

– Юридический кабинет Косыгиной, добрый день, – в трубке прозвучал спокойный, чуть низковатый женский голос.

– Здравствуйте, мне нужна консультация... по разводу и разделу имущества.

– Поняла. Эллина Марковна принимает по предварительной записи. – Девушка замолчала. В трубке раздался звук печатающей клавиатуры. – Ало. К сожалению, ближайшее окно только в следующий вторник, в десять утра.

– Хорошо, – отозвалась я. – Утро мне подходит.

– Тогда записываю вас. Как вас зовут?

– Радожкина Анастасия Николаевна.

– Ждем вас в следующий вторник. Не забудьте взять документы для предварительного анализа.

– Спасибо, – я отключила телефон и опустила руку.

Сердце гулко стучало от осознания, что первый шаг был сделан.

Денег, конечно, на услуги юриста уйдет не мало. А мне надо откладывать как можно больше, однако, если я пожадничаю, Андрей попытается оставить меня ни с чем.

Раньше я думала, что он поступит благородно, сейчас же уже не верила в подобный исход. Даже переживала, что придется искать съемную квартиру, пока Андрей не поймет, что все кончено между нами.

Глава 11

Ванечка поправился, я отвела его в сад и вышла на работу.

– Вы все переболели что ли? – первое, что спросила Марина, когда я вошла в салон. – Выглядишь измученной. – Она оценивающе оглядела меня с ног до головы.

Перед работой я постаралась, нанесла тональник, подкрасила глаза, чтобы скрыть бледность и появившиеся синяки, но женщины всегда подмечают тонкости, иногда интуитивно.

– Да, хворь была пакостная. Тошнило все время. Я почти ничего не ела, – ответила я, поворачиваясь к шкафу для верхней одежды.

– Зато похудела.

– Хоть какой-то плюс.

Я сняла куртку, повесила ее в шкаф на вешалку и, через силу улыбнувшись администратору, направилась в кабинет, чтобы переодеться и привести рабочее место в порядок перед приемом клиентов.

Включила освещение, чтобы избавиться от стойкого запаха антисептика, открыла окно. Все в кабинете было как прежде, без изменений, но… изменилась я сама.

Раньше я приходила, чтобы иметь общение, свою копеечку, получать опыт, а теперь я пришла работать и зарабатывать.

– Марин! Ты спонжи антисептические заказала? – уточнила я, готовясь к приему первой клиентки.

– Да, уже привезли! – отозвала она. – Чай-кофе будешь?

Не успела я ответить, зазвонил телефон администратора.

– Центр подологии, – отозвалась Марина, принимая звонок.

Прислушиваясь краем уха к ее диалогу, я поняла, что звонит возможный клиент. Выглянула из кабинета и знаком показала, что готова принять, как раз есть окно завтра.

Марина кивнула, потом повертела головой и ответила звонившему:

– Да, конечно, у нас есть специалист, который ставит скобы, но, к сожалению, записи к нему в ближайшие дни нет.

Я вздохнула. Чтобы заниматься ортозониксом, надо пройти интенсивы. Я все откладывала их, и вот теперь пожинаю плоды.

Мысленно сделала себе пометку: если хочу зарабатывать больше, надо заняться этим вопросом.

Вскоре звякнул входной колокольчик, вошла Валентина.

– Привет! – поздоровалась она с нашим администратором. Слово за слово - между ними завязался непринужденный диалог.

Вскоре напарница вошла в наш кабинет с двумя чашками ароматного кофе.

– Привет, Настен. Говорят, ты постройнела? – Одну из них она протянул мне.

– Спасибо, – я приняла горячую чашку, села на стул. Валя тоже села, желая поболтать.

Она легкая, смешливая, эдакий добродушный круглый одуванчик из-за фигуры. Валентина нравилась мне, но сейчас я находилась сама в себе и вести ничего не значащие беседы не хотела. Однако не выгонишь же.

– Ну, ведьма! – Валя хлопнула себя по пухлому колену. – Я так и не могу скинуть лишнее. А ты молодец!

Она улыбнулась и перевела тему: стала рассказывать, как прошли её выходные.

Первая клиентка пришла с жалобой на вросший ноготь. Пока я обрабатывала воспалённый участок, женщина, лет пятидесяти, с гордостью рассказывала о своей дочери-студентке. Я кивала, даже что-то отвечала, а мысленно думала о том, как кардинально изменилась моя жизнь, и как еще неожиданно она может повернуться.

Потом пришла пожилая женщина с натоптышами.

Затем взволнованная девушка, умолявшая меня скорее вылечить грибок на её ногтях .

– У меня скоро свадьба, а тут такая гадость! – едва не плакала она, пока я брала соскоб. – А тут такое... Вылечите его скорее.

– Мы делаем соскобы и отправляем на анализ, а лечением занимается уже врач, – терпеливо объясняла я. Мне было жаль её, но каждый должен заниматься тем, на что учился.

– Это же долго! Я могу не успеть! – Она начала психовать. Еще и телефон ее не умолкал, но стоило позвонить жениху, в голосе девушки появились нежные нотки, от которых мое сердце тоскливо сжалось.

Такой же счастливой была и я когда-то, уверенная, что все у нас с Андреем будет хорошо, что мы будем вместе навсегда, будем любить друг друга, что бы ни случилось... А теперь что? Мне страшно остаться одной с двумя маленькими детьми на руках, без поддержки. Настолько, что я не могу ночами спать.

После обеда пришёл пожилой мужчина с диабетической стопой. Пока я бережно обрабатывала трещины, подошла другая клиентка…

Последней была молодая женщина с онихолизисом на больших пальцах.

Объясняя механизм образования отслоек, я тщательно обрабатывала их, срезая кусачками и дочищая фрезой.

К вечеру у меня затекла шея, заболела спина. Остался ещё один клиент, по перед ним я должна успеть забрать Ванечку из сада.

Прежде я заканчивалась работать раньше, так как доверяла Андрею и полагалась на него. Теперь же каждый рубль на счету, поэтому я после сада привезу Ваню домой, оставлю с Олежкой на полтора часа и снова вернусь на работу. Благо, что ехать недалеко.

Это был пока единственный возможный вариант, чтобы не терять в заработке.

В впопыхах прибрала рабочее место и стала собираться.

– Неужели муж не может забрать Ваню из сада? – Валя подняла на меня большие темные глаза. – Ты бы так, Насть, не дергалась, отработала спокойно. А то хорошо устроился он.

Ох как она была права! Я была полностью согласна с ней. Но делиться болью не хотела.

– Анжрей работает, – ответила сдержанно.

Не дождавшись никаких подробностей и жалоб, Валя дальше расспрашивать меня не стала. И я была ей благодарна.

Переодевшись, вышла на улицу.

Пока шла к машине, позвонила Олежке, чтобы узнать: пришёл ли он из школы домой и чем занимается?

– Мам, я уже дома. Делаю уроки, – обрадовал меня старший, хотя на заднем фоне громко работал телевизор.

– Ты бы сосредоточился, Олеж, на уроках, а то наделаешь ошибок, потом будем переделывать до позднего вечера.

– Да не-е… Нормально все, мам. Только мне надо сделать на завтра объемные фигуры по математике. У меня не получается! Уже весь картон извел!

– Сколько фигур? – уточнила я, почувствовав подвох.

– Четыре!

Я закатила глаза и досчитала до семи.

Мне надо было успеть забрать Ваню, где-то срочно купить клей, картон, вернуться на работу, потом примчаться домой и к утру сваять фигуры.

Глава 12

Оставляя впервые Ваню с Олежкой одних, я сильно переживала.

Раньше я работала, только пока Ваня был в садике, но теперь я одна отвечаю за детей, и придется как-то подстраиваться, приноравливаться под новое положение дел.

Если бы дети были старше и более самостоятельным, я бы ни минуты не сомневалась, что мы справимся без чужой помощи. Но Ванечке только четыре. И накладывая ответственность на старшего сына, который сам еще ребенок, я чувствовала себя отвратительно.

Однако жить, как мы жили прежде, уже не выйдет, даже если я переступлю через себя.

Андрей уже никогда не станет тем мужчиной, которого я когда-то полюбила. Выносить его изменившимся я не смогу. Это мучить не только себя, но и детей.

Доказательство этому то, что мы с Андреем ещё не развелись, не начали в суде делить имущество, а он уже наказывает не только меня равнодушием, но и наших детей. Они спрашивают: где папа? Когда он придёт? Почему ушёл? А мне нечего ответить им.

Ещё недавно я защищала Андрея, рассказывала детям, какой наш папочка ответственный, как он старается, чтобы у нас все было, и мы ни в чем не нуждались. Что ему тяжело, и он бывает не в духе…

А теперь для них он хороший, а я плохая, потому что поругалась. Но и очернять Андрея я не могу.

Мальчишкам будет больно. Рухнет идеал их любимого папочки…

Пытаясь объяснить сыновьям, что происходит, я рвала себе сердце. И мне было больнее от того, что Андрей предал наших маленьких ангелочков, доверяющих отцу безгранично.

Больше чем за неделю отсутствия, Андрея не только дома не появлялся, но и не позвонил ни разу даже детям, хотя у Олежке имелся свой телефон.

Как же так: ещё недавно он был отцом, а потом по щелчку пальцев перестал? Чувства без следа испарились? Или он и не испытывал к нам ничего?

Сердце щемило, что я выбрала в отцы детям такого эгоиста.

Однако на помощницу я ещё не заработала, поэтому у меня просто не было пока иного выхода, как оставить Ваню с братом.

Оставляла я детей с тяжелым сердцем и несколько раз наставляла старшего сына:

– Олеж, не своди, пожалуйста, с Вани глаз.

– Ладно, мам. Мы будем играть вместе.

Я оставила подогретую еду на столе, налила компота, убрала все острое, опасное и ядовитое. Закрыла окна на замки. И все равно уходила, чувствуя тревогу.

Если даже я займу денег и найду няню, тогда Андрей заподозрит, что я настроилась на развод, а мне надо к нему подготовиться. К тому же, надо еще найти ту, с которой не страшно будет оставить детей.

Отъезжая от дома я не удержалась и выпалила:

– Какой же ты скот, Андрей!

Мне стало холодно от осознания, что он вот так легко отказался от нас, без раздумий предал. Если бы я знала, что он такой подлый, не решилась бы на Ванечку… Тут же закусила губу и отругала себя:

– Дура ты, Настька! Как ты можешь такое говорить! Вот, какой чудесный Ванечка у тебя! Ты справишься и все сможешь. Главное, возьми себя в руки, собери доказательства и сделай все, чтобы у тебя была возможность иметь свой угол. Пусть эту квартиру продадим, но главное, чтобы не мотаться по съемным…

Вернулась домой в пол девятого вечера. По дороге забежала в магазин, купила картон, тортик, чтобы порадовать мальчиков. А они порадовали меня, как только я вошла в квартиру.

Ваня, босой, в одних трусиках и маечке, выбежал мне навстречу. Подняв ладошкой волосики со лба, он гордо покрутил головой:

– Мамочка! Я – единоог!

Я схватилась за сердце, разглядывая шишку на лбу Ванечки.

– Что случилось?

– Я упал.

Старший сын, чувствуя себя виноватым, вышел из детской поникшим и испуганным.

– Мы в догонялки играли, бесились.

Я понимала, что он не виноват, но… я испугалась. Обняла Олежку, Ванечка тоже подбежал к нам.

Успокоившись, накормила детей, Ваню искупала, проверила уроки у Олега, потом села чертить и вырезать фигуры…

Где-то часов в одиннадцать, на телефоне, что лежал под рукой, засветилась надпись: “Ленка”.

Я устала и разговаривать ни с кем не хотела, но почувствовала, что раз подруга звонит в такой поздний час, значит есть причина.

Нехотя ответила на звонок.

– Але…

– Привет, Насть. Спишь? – голос подруги был торопливым, оживленным, на заднем фоне играла музыка. Она явно сейчас находилась в каком-то заведении и звонила мне из него.

– Со старшим уроки делаю.

– М-м… – протянула Ленка. – А Андрей чем занимается?

– Как всегда. А ты звонишь, чтобы узнать, чем он занят? – уточнила я, почувствовав, что подруга звонит не просто так.

– Да нет. Я рада, что Андрей дома. А то я тут увидела мужика, на него похожего… – Лена замолчала.

Я тоже. Обдумывая, что ответить.

Сомнений, что она увидела именно его, у меня не было. Чутьем поняла. Но надо ли выносить сор из дома?

– Хочешь, фото его пришлю. С бабой, – вдруг предложила Ленка.

По моему молчанию, она поняла, что не все у нас так хорошо, поэтому продолжила:

– Я тут с кавалером своим пришла на вечерний сеанс. А тут смотрю, знакомое лицо. Он ведь не дома, да?

– Дома, – зачем-то упрямо ответила я. Наверное, потому что не хотела лживого сочувствия, не желала сплетен знакомых за спиной.

Мы с Ленкой еще в школе сидели за одной партой. Сдружились, но ее характер я знала, поэтому была уверена, что она мне посочувствует, но в душе и позлорадствует.

Когда у нас с Андреем все было хорошо, и мы пригласили ее на новоселье, в ее глазах я отчетливо видела зависть.

Ленка всегда считала себя умнее меня. Она была любимицей у классной, поэтому строила грандиозные планы на будущую жизнь. А тут я ее обскакала. Раньше вышла замуж, родила ребенка, жили с Андреем дружно…

Она даже стала реже общаться со мной, поздравляя только по праздникам, а теперь вот позвонила.

– Да уж не бреши! Мы с ним поздоровались! – с какой-то злостью припечатала меня Ленка.

– Тогда зачем ты мне звонишь, если уверена, что это он? – мне хотелось скорее закончить разговор.

Глава 13

Телефон в моей руке казался раскалённым.

Звонить Андрею я отчаянно не хотела. Душа противилась этому. Он ведь подумает, что я испугалась остаться одной, что звоню, чтобы уговорить его вернуться домой… А мне одной с детьми было хорошо. Настолько, что я пусть и через боль, задышала свободно.

Больше не надо было подстраиваться под недовольного Андрея, рычать на детей, соскучившихся по отцу, чтобы они не мешали ему, уставшему… Стоять у плиты, готовить только свеженькое мне тоже было уже не надо. Еды вообще стало нужно готовить меньше.

Дети стали вести себя спокойнее. Я, несмотря на работу, могла уделить им больше времени…

Да мне, блин, вообще было хорошо без Андрея. Он ушёл, пропал с глаз, и моё сердце стало успокаиваться. Он стал как отрезанный ломоть. С болью и кровью я вырвала его из своей души. И все из-за картины, стоявшей перед глазами днем и ночью, как Андрей скакал на любовнице. Это была адская боль, она разбила меня, но дойдя до дна, я собралась ради детей. И мой мир сократился до нас троих: меня, Олежки и Ванечки. Для предателя Андрея места в нем нет, но…

Мне кровь из носу нужны эти курсы!

Ради детей.

Прежде чем позвонить, я долго собиралась, мысленно выстраивала диалог, оттягивала этот момент, но звонить все равно надо.

Правда, я решила прежде позвонить свекрови. Раз она настаивает, чтобы мы сохранили семью, значит, заинтересована в этом. Тогда пусть и найдёт слова для Андрея. А я прикинусь простушкой.

Но даже так звонить мне пришлось вечер силу.

Я заперлась в ванной, чтобы дети не слышали диалога и нажала на вызов.

Потянулись долгие, мучительные гудки. Я уже думала, что свекровь не ответит, как в динамике раздался недовольный голос:

– Да-а? – голос её прозвучал сладко-ядовито, будто она уже знала, что я сдамся.

Я сжала трубку так, что она скрипнула. Нет, этого не будет! Я звоню только для того, чтобы стать независимой, свободной.

– Нина Васильевна, – через силу я заставила себя говорить мягко, – мне нужна ваша помощь.

– Да не уж то?! – усмехнулась она. – Мириться надумала? Поняла, что без Андрея тебе хреново будет?

Горячая волна гнева подкатила к горлу. Я знала, что разговор будет неприятным, изматывающим, но что таким? Меня откровенно унижали. Уже потянулась к кнопке отбоя, как тон свекрови вдруг сменился на снисходительный, даже покровительствующий.

– Ладно. Замолвлю за тебя словечко. А то Андрей тоже страдает без семьи, по мальчикам скучает очень…

“Знаю я, как он страдает и скучает!” – едва не сорвалось с языка, но я стиснула зубы. Пусть думают, что хотят. Мне важно, чтобы Андрей принес домой свой ноут, в котором у него отчетность по магазинам. Если я добуду их – это будет просто круто! А еще мне нужен курс по скобам!

Свекровь пообещала поговорить с Андреем и отключилась. А я, перенервничав, пошла на кухню. Включила воду, чтобы помыть посуду, собраться мыслями. Но только намылила губку и несколько тарелок, позвонил Андрей.

Так быстро?

Мелькнула надежда, что разговор пройдёт спокойно, однако стоило ответить, первое что я услышала, это был холодный, уверенный голос Андрея, искренне уверенного, что я согласна забыть измену и все что было.

– Ну что? – его голос прозвучал так, будто он делал мне одолжение. – Чего ты решила?

– Дети по тебе скучают, – выдавила я. И это было правдой. К сожалению.

– Ну хоть кто-то. А то ты истеричка и детей воспитаешь такими же. А они хоть и мелкие ещё, но будущие мужики. Им мужская рука нужна…

Слушая, что Андрей несёт, меня начало потряхивать. Хотелось ответить, что мне от него ничего не надо, пусть катится на все четыре стороны, но… у меня была цель. Я должна её добиться ради благополучия детей.

Закрыла глаза, стиснула пальцы так, что ногти больно впились в ладонь, и дрожащим от презрения голосом тихо продолжала разговор. С трудом разжимала зубы, говорила что-то, чувствуя на душе омерзение.

Если бы не дети, не позвонила бы с собой так разговаривать. Но лучше оставлю детей с ним, чем с незнакомой женщиной. Иначе все равно не смогу спокойно поехать.

– Ладно. Приведу завтра, — ответил Андрей. – Сегодня ещё дела есть. Матери надо с кое-чем помочь.

Отключившись, я бросила телефон в груду белья, чувствуя, как дрожь охватывает всё тело.

В ванной умылась ледяной водой, глядя в зеркало на своё искажённое отвращением лицо.

“Ничего, Настька, сомкни зубы и действуй. Действуй и выгрызай свое, чтобы потом не просить подачек,” – шептала я себе. Знала, что поступаю верно, но на сердце легла тяжесть. Не хочу видеть Андрея. Не могу. Ещё больно.

Глубоко вздохнула, вытерла лицо полотенцем и вышла.

В детской тихо перешёптывались мальчишки.

– Мам, а кто звонил? – спросил Олежка, приподнявшись с дивана.

– Папа. Он завтра приедет.

– Папа приедет! – запрыгал радостно Ванечка, а Олежка закусил нижнюю губу, виновато посмотрел на меня и тихо прошептал:

– Хорошо, что папа приедет. Но… мне с тобой и Ваней больше нравится. Никто не ругается, не ворчит.

Я подошла к сыночку, крепко обняла его и пообещала, уткнувшись в вихрастую макушку, едва сдерживая слезы, что больше не позволю не только к себе относиться как прежде, но и к детям.

Ради этого стоит немного потерпеть.

Ночью я не могла уснуть.

Ладно, приедет домой Андрей, попрошу его посидеть с детьми в выходные. Как раз курсы выпадают на них. Надеюсь, протянет два дня и справится без помощи свекрови.

Мне постоянно приходится выслушивать от неё, что мои дети очень шумные, и Андрей таким невоспитанным в детстве не был. По ее словам, Андрей в детстве почти с младенчества был вундеркиндом.

В год разговаривал и стихи складывал, а в два уже решал головоломки, убирал игрушки, комнату. Сам ел, мыл посуду…

В такие моменты мне хотелось съязвить, что он у нее, наверное, сам и родился. Но раньше я молчала из уважения к Андрею, а теперь не позволю обесценивать моих детей выдумками.

Глава 14

Ванечка проснулся, выбрался из постели и разбудил меня, ласково подергивая мои пряди.

– Ты как, мое солнышко, – я протянула руку, коснулась его лобика.

– Намально, – улыбнулся сынок, показывая мелкие зубки.

– Есть хочешь?

– Хочу, – сынок кивнул.

Я поцеловала его в светлую макушку, пахнущую по-родному, сладко и встала, чтобы сварить легкий, диетический супчик.

После сложных дней и бессонных ночей я была уставшей, но ясная погода радовала и бодрила.

На кухне утренние солнечные лучи отражались на глянцевых фасадах шкафов, подсвечивая пылинки в воздухе. Запах готовящегося куриного супчика разошелся по квартире. Я прикрыла окно, впуская свежий зимний воздух, и достала из морозильника замороженную зелень. Дети еще спали, но скоро проснутся.

Я стояла у плиты, помешивала суп, когда щелкнул замок, и входная дверь хлопнула.

Пришел Андрей. Я знала, что он придёт, мы договаривались. Но я впервые испытывала тяжесть на душе. Больше не было любви между нами. Я отчетливо поняла это, почувствовала. Грусть пронзительно защемила сердце, но так лучше. Нельзя любить человека, который тебя легко предал.

Знакомые шаги Андрея раздались в коридоре, однако встречать его я не стала.

Более того, его приход меня… расстроил.

Перед глазами встал тот день, когда наша жизнь рухнула, его наглое лицо без капли раскаяния. Накатила обида, и от горечи во мне стала подниматься злость.

Хотелось ругаться, кричать от боли, разлившейся в груди, хотелось высказать то, что копилось на душе, но… тогда мой план будет нарушен, и я не соберу доказательств для суда, что Андрей скрывает доходы. И тогда мне будет тяжелее потом… Я должна быть сильной и сосредоточенной сейчас. Это тяжело, но необходимо, чтобы Олежка и Ванечка имели дом.

К тому же стоило узнать, сколько стоит услуга няни, мне стало совсем тошно. Я просто не потяну с двумя маленькими детьми съем квартиры и найм няни. И все эти хлопоты легли на мои плечи, потому что Андрей разрушил нашу семью.

Он думал только о себе и на наших детей ему было плевать.

Что ж, тогда я имею полное право делать так, чтобы отстоять права детей. Наших детей!

Как мы будем жить без Андрея, я поняла, когда мы жили втроем. Это были спокойные дни. Мы с детьми радовались, что Андрей не нудел, не придирался. И нам было хорошо.

Не дождавшись, что я приду встречать, Андрей молча разделся и ушел в спальню. Повозившись там, вышел и ушел в ванную.

Молчание меня устраивало. Я была бы рада, чтобы мы так и жили дальше, однако после душа Андрей пришел на кухню. Делая вид, что ничего не произошло, подошёл со спины и обнял меня за талию.

– Чего у нас на завтрак, Настен?

Я дернулась, сбросила руки и отстранилась от него.

Улыбка сошла с его лица.

– Сделай себе бутерброды.

– А суп? – покосился на меня возмущенный Андрей. – Я, может, соскучился по твоим кулинарным шедеврам.

– Это для Вани. Он еще на диете.

– А я?

– Я устала после бессонных ночей. Если ты забыл, Ваня болел. Я не спала, наблюдая за нашим сыном, – напомнила ему.

– Раз остались дома и не легли в больницу, то значит, ничего ужасного. Ты снова походишь на клушу, – раздраженно ответил Андрей, желая сделать мне больно. Раньше я этого не замечала, а теперь видела отчетливо, будто прозрела.

Раньше его фразы причинил бы мне боль. Но не теперь.

Андрей продолжал нудеть:

– На тебя смотреть неприятно. Все ко-ко-ко… Вся мамочка. А мне нужна жена, которая на кухне хозяйка, королева на людях и в постели бля…

– То есть, нам нужно было лечь, чтобы не мешать тебе, и в инфекционке подхватить другую инфекцию? – возмутилась я.

Андрей раздраженно пожал плечами. Дошел до холодильника, распахнул его и стал рыться, стараясь вывести меня из равновесия.

Я молчала, игнорировала его. А потом мне стало так обидно.

– Если у тебя такие требования ко мне, то и я могу требовать, чтобы ты был мастером на все руки, Биллом Гейтсом на работе и ночью знойным Антонио Бандерасом.

– Губа не треснет?

– А у тебя? Хотя… в поисках моей замены ты явно снизил планку и выбрал просто бля…

– Потому что я не хотел разрушать семью! Мне просто не хватало внимания! А оно мне нужно, чтобы у меня был смысл сворачивать горы для тебя и детей! Я пашу как вол! А ты этого даже не ценишь!

Я могла ответить Андрею едко, но… это ничего не изменит, его не проймет. Он эгоист и лицемер, думает только о себе и врет, как дышит.

Противно с ним не то, что находиться вместе в квартире, но и разговаривать.

Я налила суп в две детские тарелки и поставила остывать.

Андрей тем временем, громко хлопнув дверцей холодильника, сел за стол и стал демонстративно резать бутерброды.

Пока резал, сорил, крошил, стучал чашками.

Делая себе кофе, мешался под ногами.

Мне так и хотелось съязвить: а что же в ресторан не пойдешь? – но я молчала, пока нельзя выдавать своих намерений.

Я домывала посуду, когда пришел Ванечка. Подошел к отцу, попытался усесться к нему на колени, но Андрей рыкнул на него:

– Дай поесть нормально!

Ваня свел бровки, захныкал, готовый разреветься. Но Андрей продолжал равнодушно жевать.

Раньше он сажал детей на колени, а теперь как будто стал бездушным.

Это он меня наказывает или детей? За что? То, что его измены вскрылись?

Скотина бездушная!

Я выключила воду, наспех вытерла руки полотенцем и, подойдя к ревущему сыночку, подхватила на руки и вышла из кухни.

Когда Андрей поел, быстро оделся и ушел из дома, я вернулась на кухню. Грустно посмотрела на оставшиеся на столе булку, колбасу, масло, сыр… Хотелось оставить все как есть, чтобы вечером Андрей получил результаты своих «трудов», но если колбасу не убрать, то дети могут отравиться.

С тяжелым сердцем я убрала за ним все в холодильник, подмела, навела порядок и принялась кормить Ванечку и Олежку.

Ничего, я как-нибудь справлюсь. Главное – подготовить ребят и создать им условия для спокойной жизни.

Глава 15

Приближалась дата интенсива. Я отчаянно делала вид, что несмотря на обиду, стараюсь сохранить семью. Терпение было на пределе, особенно стоило столкнуться с Андреем на небольшой кухне или в тесной ванной.

Всеми силами я избегала столкновений и разговоров, а он как раз таки старался подкараулить меня и зажать в углу.

– Настька, хватит строить из себя Снежную Королеву, – Андрей обхватил меня за талию со спины, когда я застирывала детские вещи в ванной, и притянул к себе, отчетливо намекая на намерения.

Раньше я боялась, что не выдержу, дам слабину, что глупое сердце начнёт трепыхаться, вспоминая наши былые отношения и любовь. Но оказалось, что во мне поднимается лишь волна брезгливости и презрения.

Увидеть Андрея в момент измены, было очень больно. Мне в миг вырвали сердце, оставив кровоточащую дыру в груди, но боль давала сил и решимости. Я была твердо уверена, что никогда не приму факт измены, не прощу и не забуду. Это просто невозможно.

Былую любовь не вернуть, а жить с Андреем только ради денег не стану, потому что из него и отец так себе.

Чем больше я думала, тем отчетливее понимала, что нас уже ничего не держит вместе. Если бы у меня был надёжный человек, который бы поддерживал меня, я бы даже разговаривать с Андреем не стала. На порог бы не пустила.

Но я одна. Совсем одна. Мама мне не поможет, потому что ненавидит меня. Лишь потому что я копия человека, который обманул её и бросил беременной.

А разве я в этом виновата? Разве я была причиной её бед и обид? Разве я могла выбрать себе внешность?

В голове от проблем, мыслей и разных эмоций выходила какая-то каша, однако у меня имелся чёткий план, я должна держать себя в руках, пока не выполню его.

– Мне нужно время, – оттолкнула от себя Андрея.

– Заметь, Насть, я пытаюсь делать все, чтобы примириться. А ты отталкивает меня!

Он недовольно поджал тонкие губы, но попыток уломать меня на интим не оставил, попытался обслюнявить шею.

Я решительно разомкнула его руки, отстранилась и повернулась, чтобы видеть его глаза.

– Правда? – вышло язвительно. – И что же ты делаешь?

В ванной было тесно, меня потряхивало от отвращения, что мы стоим так близко друг к другу, но убегать я не стану.

– Я домой пришёл, потому что ты позвонила! Я вообще выбрал тебя! Ты это понимаешь?

Ха-ха! Слушать вранье было бы смешно, если бы мне не было так грустно и больно. Благодаря звонку Ленки я знала, что это не так. Смотрела в глаза Андрея и видела, что он изворачивается, считая меня совсем глупой.

Стало горько, что я была слепа столько лет, но теперь я хотя бы знаю правду и трепать себе нервы, сердце и душу не позволю.

Выяснять отношения не стала, просто отвернулась и развешивая детские вещи на сушилке, напомнила:

– Твоя мама сказала, что ты скучал по детям.

– Конечно, скучал. Вот и пришёл. Но смотрю на тебя и понимаю, что зря. Ты не хочешь сохранять семью. Смотришь волком. Стоит мне подойти к детям, ты поджимаешь губы, будто я им чужой мужик. А я им отец. Родной! – Жар в словах Андрея был наигранным, он откровенно пытался манипулировать мною. Думал, что я прежняя, что сможет меня вновь обмануть. Но этого больше не будет.

Более того, я поняла правила игры и готова их тоже использовать. Я ведь не глупее!

Отчаянная мысль пришла внезапно. Настолько, что я даже застыла.

– А знаешь, Андрей, возможно ты прав… – протянула, поворачиваясь к нему и заглядывая в глаза. – Мне надо дать тебе шанс.

– Конечно! – обрадовался он, заулыбался.

– Почувствовать себя отцом, – продолжила я, и самодовольство сошло с лица Андрея. – Я не должна стоять между тобой, Ваней и Оледкой и сдерживать твои отцовские порывы.

Не это хотел услышать Андрей, однако спорить не стал, прикидывая, как мои слова использовать себе во благо.

– Мудрые слова, Настен. Рад, что ты поняла это.

– Не поверишь, – вздохнула я. – Но я ради семьи готова дать тебе этот шанс. Пусть любовь наших сыновей станет основой для возрождения нашей семьи.

– Что-то я не понял, – завис Андрей.

– Все просто. В эти выходные я не стану мешать вам. Ты сможешь провести два дня с Олежкой и Ванечкой. Вместе. Как захотите.

Не успела договорить, он рявкнул:

– То есть? А ты?

– Ради того, чтобы дать тебе раскрыться, не стану мешать и займусь полезным делом. Тоже сделаю все возможное, чтобы зарабатывать больше, и чтобы мы смогли все вместе отдохнуть…

Я самозабвенно врала, как обычно это делал Андрей. И ему почему-то не понравилось.

– Насть, не говори глупостей. Я нормально зарабатываю.

– Но мы давно никуда не ездили. Ты сам сказал, что наш бизнес только развивается. Я хочу помочь тебе.

Я поморгала, чтобы не выдать искренних чувств.

– Я справлюсь сам!

– Нет! Мы будем идти к цели вместе! – с жаром заявила я.

– Настя, у меня планы!

Стоило Андрею понять, что он останется один с детьми, пошел на попятную. Но я не сдавалась.

– У меня тоже, Андрей. Но ты сам сказал, что я не даю тебе раскрыться как отцу. Ради нашей семьи я готова идти на уступки. Но и ты, если тебе дорога семья, найди время на нас.

– У меня бизнес!

– У меня Андрей будет тоже свой бизнес, мы должны быть двумя равными половинками.

– То есть? Какими еще равными? – у него дернулся глаз.

– В самом хорошем смысле этого слова, – невинно улыбнулась я. – Вот увидишь, нам это пойдет на пользу.

Стоило заикнуться о равенстве, Андрею почему-то пришла мысль, что я намерена тоже изменять. Он вскипел, попытался поскандалить, но я улыбнулась и коротко спросила:

– Для меня важна наша семья. А для тебя?

– Конечно, тоже важна. Но лучше провести время нам всем вместе.

– Нет-нет, я не хочу тебе мешать быть классным отцом!

Андрей пытался юлить, но я стояла на своем. Твердила, что хочу сберечь семью, что верю ему, что он сможет, однако в реальности только убеждалась: он давно отделился от нас и ведёт себя словно чужой человек. Еще пытается изворачиваться и лгать.

Глава 16

– Ради семьи и сыновей ты должен найти время, – кротко, но уверенно отвечала я на все возмущения Андрея. Он злился, недовольно пыхтел, пытался укорять меня, что я безответственная мать, но раз сам обвинил меня в том, что я мешаю ему быть хорошим отцом, то по сути ничего не мог возразить.

Я ликовала, что нашла способ поехать на интенсив, однако возникла проблема, о которой не подумала.

Билеты.

Я не успела заранее купить билет, потому что не была уверена, что найду с кем оставить Ваню и Олежку. А когда убедила Андрея, решилась, подходящих билетов уже не было. Вернее, были, но только на неудобное время.

Вариант оставался один – уехать в четверг вечером и приехать в Москву к пятничному обеду, что было очень рано. Интенсив начинался утром в субботу. Но стоило мне заикнуться об этом, Андрей раздраженно зашипел:

– Насть, не наглей, а! Я освободил выходные, но у меня вся пятница забита под завязку. Надо товар развести, ревизию провести. Думаешь, я на работе просто так время убиваю?

– Но других билетов подходящих по времени нет! – не выдержала я и от отчаяния чуточку показала свои истинные чувства. Он тут же ухватился за них и стал выводить меня из себя. Как будто нарочно.

– Езжай на машине. Чтобы быстрее поехала и вернулась.

– Но я никогда не ездила на такие расстояния! – напомнила ему. – Я за руль-то села не так давно.

– Пришло время начинать, – развел Андрей руками с напускной важностью, – у нас теперь в семье два бизнесмена. Точнее, появилась ещё бизнесвумен. Вот и привыкай к форс-мажорам.

Я стояла, сжимая кулаки, и едва сдерживалась, чтобы не высказать то, что на самом деле думаю. Очень хотелось поставить его, наглого и дурного, на место. Пытаясь сдержаться, я открывала и закрывала рот, хватая воздух. Андрей, решив, что нашел мою болевую точку, ехидно ухмыльнулся:

– А чего ты так смотришь? Ты, Насть, хотела самостоятельности, свое дело, равенства – вот и разбирайся сама, учись. Может, после этого начнешь меня больше ценить.

Он видел, что мне страшно ехать на машине, но вместо того, чтобы успокоить, приободрить, язвил и хамил.

Скотина он! Но если думает, что я откажусь от поездки на мастер-класс, то ошибается. Пусть я буду плестись медленно, как черепаха, но я доеду!

Сделаю все, чтобы больше никогда не зависеть от него.

Чтобы не разругаться перед отъездом и не дать Андрею повода снова исчезнуть из дома, я старалась сдерживать раздражение и гнев.

В попытке отвлечься от тягостных мыслей, прошлась по квартире, навела порядок, вытерла сок, пролитый Олежкой. Потом уложила детей.

Когда сыночки сладко заснули, обняв свои плюшевые игрушки, я тихо, стараясь не шуметь, собрала самое необходимое.

Мне почти ничего не нужно было с собой – только тетрадь, ручка, телефон, деньги, карта, документы… Я уеду всего на пару дней и лишь одну ночь проведу в гостинице, потом сразу вернусь домой. Поэтому собралась быстро.

Когда вышла из детской, чтобы почистить зубы, Андрей услышал мои шаги. Выглянул из спальни с полотенцем на бедрах и с видом голливудского мачо заявил:

– Как классный отец, я требую аванс от дражайшей супруги!

От его напыщенности, наглости и самоуверенность я едва не фыркнула.

Он себя-то давно в зеркале видел?

Мачо, блин… С буквы «Ч».

Большие залысины на висках, которые вот-вот сольются в одну проплешину; покатые плечи, рыхлое тело, живот, на котором еле держалось полотенце…

В молодости Андрей не был красавцем, но покорил меня искренностью, заботой.

Теперь же сидячий образ жизни и отпечаток истинных эмоций и мыслей на лице совсем не красили Андрея. А девки, которые вешались на него, или которых он цеплял, видели в нем только деньги – те самые, которые он украл у семьи и которыми сорил.

– Утром деньги – вечером стулья, – ответила я, пытаясь не рассмеяться ему в лицо.

– Че? Какие деньги-стулья? Ты о чем? – нахмурился Андрей, подтягивая сползающее полотенце.

– Сначала явление детям классного отца, потом все остальное, – сворачивая на кухню, я выдавила из себя вымученную улыбку.

– У нас семья, а не рынок и торг на нём! – возмутился он.

– В семье есть только муж, жена и дети – и никакого лишнего, дешевого суррогата!

Закрыв за собой дверь, я прислушалась.

Думала, Андрей придет качать права, но к счастью, он следом не пошёл и делать этого не стал.

Выдохнув, я решила приготовить пышные сырники с малиновым вареньем – любимое лакомство сыновей. Пусть проснутся и обрадуются.

С утра до обеда я готовила, чтобы дома была еда на все дни моего отсутствия. Потом немного поспала, забрала Ваню из садика, встретила Олежку из школы

Мороз на улице щипал нос и щеки. Погода днем стояла ясная, яркое солнце играло зайчиками на столе, и судя по прогнозу, тщательно изученному мною накануне, погодных сюрпризов быть не должно. Разве что ночью чуть похолодает.

Пытаясь прогнать беспокойство, сжимавшее грудь, я легла под одеяло. Пара часов сна, потом в дорогу.

От волнения заснуть не выходило.

Предстоящая поездка в другой город на старенькой малолитражке вызывала у меня приступ паники. Никогда раньше я не ездила на такие дальние расстояния одна, но Андрей не оставлял мне выбора. Нужно было обернуться как можно быстрее туда и обратно, а билетов на поезд или автобус на подходящее время просто не было. Оставалась только машина.

Но больше всего обидно, что Андрей ведет себя так, будто я еду развлекаться.

Переживания мешали уснуть, а когда я отрубилась, зазвонил будильник.

Пора было собираться и отправляться в дорогу.

Глава 17

В дороге я проведу почти шесть часов, но добавила еще пару часов, с запасом, чтобы не спешить и успеть к интенсиву.

Встала ночью, как мышка на цыпочках прошла в ванную, умылась, быстренько перекусила и собралась. Затем, поцеловав детей, взяла вещи и вышла из дома тихо, тихо закрыв за собой дверь.

Андрей знал, во сколько я примерно встану. Возможно, слышал мою возню, однако не встал меня провожать. Чему я только порадовалась.

Мне от ничего ничего не надо. Пусть только присмотрит за детьми. А дальше я справлюсь сама. Стану сильной и независимой от него, жмота, у которого зимой снега не выпросишь.

Выйдя темной ночью на улицу и, ощутив как мороз сразу впился в щеки, обжег легкие холодом, я остро ощутила одиночество.

Сейчас на пустынной улице стояла лишь я одна, под ногами хрустел снег, а над головой сияли редкие, далекие звезды. А наша высотка, улица и даже город сладко спали.

Машина стояла припорошенная снежком, стекла покрывала узорчатая изморозь. Я открыла дверь, села за руль, и старый салон встретил меня ледяным молчанием.

Двигатель заурчал нехотя, будто ворчал на ранний подъем.

Я прибавила газу, прогревая мотор, и белый пар повалил из выхлопной трубы, растворяясь в темноте.

Пока машина грелась, я смотрела на спящий дом. Окна были темными, только в спальне Андрея будто горел приглушенный, едва заметный свет.

Неужели проснулся и смотрит в окно?

А впрочем, это не важно. Теперь есть только я и дорога. И я должна собраться.

Дохнув на пальцы, натянула перчатки, проверила документы, телефон, дорожную карту, банковскую… Все на месте. Оставалось только одно.

Закрыв глаза, я перекрестилась. Затем резко выдохнула, включила фары и тронулась.

Холодная машина постепенно согревалась, но внутри меня по-прежнему было тревожно и одиноко.

Фары выхватывали из темноты снежные сугробы, редкие фонари бросали на дорогу длинные, дрожащие тени. Я крепче сжала руль и двинулась вперед, навстречу цели, от которой зависит мое будущее и моих сыновей.

Город спал. Улицы были пустынны. Я ехала медленно, привыкая к дороге, к ночи, к одиночеству.

Пальцы были напряжены, но когда выехала за город и началась трасса, немного успокоилась. Даже прибавила скорость.

- Настька, не трусь! Доедешь! – твердила я себе.

Вроде бы успокоилась, но когда мимо проносились фуры, обдавая снежной жижей, и ветер бил в бок, я вцеплялась в руль и переставала дышать.

Да что же я за трусиха такая?

- Все нормально… Ты справишься… Главное не уснуть за рулем. Но ты не уснешь, потому что выспалась. Вроде бы..

Чтобы не уснуть, включила радио.

Через час сделала небольшую остановку, выпила кофе из термоса, погрызла горький шоколад для бодрости. И двинулась дальше.

Километры сливались в однообразную полосу асфальта, снежных отвалов, редких встречных фар. Глаза начали слипаться.

Я начала покусывать губы и щеки изнутри. Вроде бы помогало. Также радовало, что судя по встречным знакам, еду верно.

Ехала я, сверяясь с навигатором в телефоне. Андрей всегда смеялся: "Ты даже в соседний район не заедешь не заплутав», – но сейчас я успокоилась и чувствовала себя увереннее.

«Главное – не пропустить поворот», – повторяла про себя, всматриваясь в темноту.

Что что-то то не так, поняла, когда исчезли фуры, а дорога стала совсем пустынной. Заволновавшись, я глянула в телефон, чтобы свериться с картой.

Навигатор показывал, что я еду верно. Ладно…

Свернула налево, на узкую дорогу, потом направо — и вдруг осознала: это точно не трасса.

– Блин!

Резко остановилась. Дрожащими руками открыла дверь и выглянула наружу.

Не знаю, показалось ли мне от страха, но мороз как будто стал злее! А вокруг – ни души. Только черные силуэты голых деревьев да бесконечные заснеженные поля.

– Ладно, Настя, не паникуй! Сейчас развернешься и поедешь обратно!

Пытаясь сообразить, где я оказалась, открыла подробную карту. Но в страхе совсем туго соображала. Навигатор же показывал, что я вообще оказалась в СНТ — среди дачных участков.

— О, Боже…

Я вертела карту и так и эдак, пытаясь понять, как выбраться. Кое-как разобралась Однако самым лучшим решением было бы развернуться и проехать обратно.

Решила так и сделать. Но когда повернула ключ зажигания, двигатель рыкнул, захрипел… и заглох.

– Ехарный Бабай! – испуганно воскликнула, не зная, что теперь делать.

Я снова и снова крутила ключ. Стартер хрипел устало, но мотор не заводился.

— Давай же… — умоляла я, ударяя ладонью по рулю.

Увы, но нет. А мороз тем временем уже пробирался в салон.

В панике я дышала на пальцы и судорожно соображала: что делать?

Ждать утра? Да я быстрее замерзну!

Иди пешком и просить помощь? Куда? Вон огни вдалеке, но это может быть и несколько километров впереди.

Сигналить? Кому? Дорога пустынная.

Полезла в бардачок в надежде, что там найду хоть что-то полезное. Но нашла лишь полупустую бутылку воды, Ванечкину варежку и скомканную салфетку.

Осознав, как я вляпалась, отчаяние накрыло с новой силой. И тогда я решила позвонить Андрею в надежде, что он поможет, подскажет или даже выручит, приехав за мной.

Схватила телефон, нашла его в списке и нажала на вызов.

Раздались гудки…

Я ждала, что он ответит, но долгие гудки продолжались и продолжались, а Андрей так и не отвечал.

Звонила снова и снова, пока заряд телефона не уменьшился на целую полоску.

Тогда написала ему СМСку:

«Я потерялась и заглохла. Позвони мне. Пожалуйста!»

В полной тишине и темноте зимней ночи я сидела в остывающей машине и сжимала в ладонях телефон, в надежде, что Андрей прочитает и перезвонит. Но время шло, холодало, а он так и не ответил.

Глава 18

Я крутила ключ зажигания снова и снова. Поначалу двигатель издавал короткий, хриплый кашель, будто издеваясь, а потом окончательно замолчал – и наступила мертвая тишина.

Прошло совсем немного времени, я начала замерзать.

Сначала больно заломило пальцы на руках и ногах, потом боль сменилась странным, пугающим онемением. Я сжимала и разжимала кулаки, пытаясь вернуть чувствительность, но пальцы, непослушные, деревянные, будто принадлежали кому-то другому.

От безысходности и страха сжималось сердце. Но я переживала не за себя. Все мои мысли были о сыночках — об Олежке и Ванечке.

Мысль о том, что дети останутся сиротами при эгоисте-папаше, который при родной крови ведет себя с ними как чужой человек, подняла внутри меня волну такого отчаяния, что слёзы хлынули сами собой, рекой, и я зарыдала.

Материнская любовь заставила меня плюнуть на гордость. Я снова и снова набирала номер Андрея, взглядываясь в запотевший от дыхания экран телефона, пока в динамике не прозвучало:

– Телефон абонента отключен или находится вне зоны доступа… Перезвоните позже.

Неужели?! Он видел, что я звонила, по СМСке знал, что я в беде, и намеренно отключился!?

Это осознание оглушило меня, выбило последнюю надежду и почву из-под ног.

Находясь не пойми где, на сильной морозе, в замерзающей машине, в самом отчаянном положении, когда вопрос касался жизни и смерти, я поняла всю глубину его подлости, мелочности, мстительности.

Андрей не просто был равнодушен ко мне, нет. Он намеренно, расчетливо делал всё, чтобы сломать меня, подчинить. И плевать ему, что я в беде, на грани, в опасности.

Нет в нем ни капли не то, что великодушия к той, что доверилась ему и родила двух детей, а даже простой человеческой жалости. Порой чужие бывают добрее, а тут от мужа такая подлость.

Думала, так не бывает в жизни, однако мне, как всегда, “повезло”.

Но ладно я… А как Ванечка и Олежка будут жить без меня?

В голове всплыл образ серьезного, вдумчивого старшего сыночка. Его веснушчатый носик, смешно морщащийся, когда он сосредоточенно делает уроки. Олежка ненавидит свои копопушки, а я так обожаю их.

Резануло по сердцу воспоминание, как вчера, перед моим отъездом, сынок крепко обнял меня и прошептал: "Мамочка, ты самая лучшая. Я хочу быть как ты".

Вспомнилась его тёплая улыбка, его ладошка в моей руке, когда он смазывал мне ожог и делал это так нежно, будто я хрустальная.

А Ванечка – мой солнечный зайчик с кудряшками? Он любит засыпать, уткнувшись носом мне в шею. Любит подбежать, просто так обнять и вручить своего любимого плюшевого Щеночка, чтобы я не грустила…

Меня сотрясали рыдания, слёзы лились потоком. Я не вытирала их – было уже всё равно.

Рано или поздно… Скорее всего почти сразу Андрей приведет в дом другую. Она будет недовольно смотреть на моих сыночков, рычать на них, кричать, может даже поднимать руку… Начнет нашептывать Андрею, что они ей мешают, и она она не нанималась быть нянькой чужим детям.

Представила, как одинокие при живом отце и двух бабках Олеженька и Ванюша будут плакать по ночам, зовя меня: "Мамочка, вернись, пожалуйста! Нам без тебя так плохо…"

Я завыла раненным зверем, сжимая голову руками.

Представила Олежкины глазёнки, полные тоски, Ванины заплаканные глазки и пухлые ручонки, тянущиеся ко мне… Кто будет целовать им коленки, когда они упадут?

Кто их обнимет ночью? Кто прочтет любимые сказки, делая смешные голоса? Кто проверит уроки? Кто скажет, что любит?

Мои мальчишки, мои родные. Никому не нужные, кроме меня, – ни отцу, ни свекрови, ни моей матери.

Как они будут без меня?

Сердце сжалось от безнадежности.

За что?!

Я и раньше знала, что одинока, но старалась быть сильной, старалась растить сыночков в любви. Но почему все это случилось со мной?

Я лихорадочно перебирала в памяти нашу семейную жизнь с Андреем…

Где я ошиблась? Когда он изменился? Или всегда был таким, а я просто не хотела замечать? Или это я сделала что-то не так, и он изменился?

Воскрешая в памяти прожитые вместе годы, я не видела ничего, за что мне могло бы быть стыдно. И если бы можно было вернуть время, я бы не отдавала Андрею свою душу. Не верила каждому слову. Откладывала бы деньги. Была бы умнее. Холоднее. Расчетливее.

Горькие мысли ненадолго отвлекли, но реальность вернулась с новой силой. В машине становилось всё холоднее. Я пошевелила пальцами и не почувствовала их.

Ну да, в машине было едва ли теплее, чем на улице. Разве что завывающий ветер не сбивал с ног.

Через боль я напрягала тело – разминалась, шевелила пальцам, напрягала плечи, ноги.

Рано или поздно кто-нибудь поедет по дороге. Мне бы дождаться, не замерзнуть, выжить. Но глянув в садящемся телефоне температуру, опустившуюся резко почти на десять градусов, я поняла, что… меня может спасти только чудо.

Мороз всё глубже пробирался под одежду, под кожу. Подтянув ноги к груди, я прижалась лбом к коленям и стала молиться, переживая лишь о сыночках, которые останутся сиротами при родном отце…

Я рыдала так, что казалось, легкие вот-вот разорвутся. Как вдруг раздался стук.

Короткий. Негромкий.

Я вздрогнула, не веря своим ушам.

Неужели Андрей приехал?!

Глава 19

Мужчина, просто огромный, навис над моей машиной. У меня от ужаса замерло сердце.

Он пугающий, в ушанке и выглядит, как бандит.

Оглядывая его, я подняла голову и встретилась с холодным взглядом темных глаз.

Незнакомец тоже разглядывал меня, оценивая и щуря покрытые инеем ресницы.

Еще недавно я молилась, что бы хоть кто-нибудь пришел мне на помощь, а сейчас хотела остаться одной.

Незнакомец молчал, но взгляд у него как у волка. Хищный, пронизывающий, опасный.

Вдруг браток? Вдруг убьёт? Вон какой огромный, страшный и в ушанке?

– Чего, совсем околелела? – раздается его грудной, низкий голос. Красивый, но злой и раздраженный. – МЧС вызывала?

– Н-нет! – выдавила я из себя, потом спохватилась и закивала, чтобы не подумал, что меня не будут искать: – А… д-да!

– Так да или нет? – он наклонился, заглянул мне в глаза и, кажется, увидел мой испуг.

– Ты меня что ли испугалась? – спросил ехидно. – Так зря. Мороз страшнее.

Пока я решалась, он молча наблюдая за мной.

– Ты вообще соображаешь, куда вляпалась?

Он возвышался надо мной, широкоплечий, как медведь, весь в снежной пыли, и смотрел так, будто я была последней дурой на свете.

Не дождавшись ответа, наклонился ближе, тронул меня за плечо, и я почувствовала, как от него пахнет морозом, дымом и чем-то хвойным, будто он только что вышел из леса.

– Или мозги уже заледенели?

Я сглотнула, пытаясь выдавить из себя хоть слово. Но язык будто прилип к нёбу.

О, как я замерзла! Но сейчас ночь, темно, и я ужасно боялась этого верзилу.

– Ну? – он схватил меня за руку и потянул.

– Отпустите! – пропищала я.

– И оставить тебя на морозе? Совсем сдурела? Помереть хочешь? К утру – все, конец.

Он выпрямился и раздраженно выдохнул, окидывая меня оценивающим, холодным взглядом.

– Ладно, раз уж нашёл – греться пойдёшь. Добровольно или как мешок – выбирай.

Я отпрянула, вжавшись в сиденье.

– Я… я не пойду с вами!

Он замер на секунду, потом резко рассмеялся – дробно, без веселья.

– Ага, конечно. Сиди тогда. Мёрзни. Только потом не ной, что никто не помог.

И сделав шаг назад, развернулся, чтобы уйти.

Сердце ёкнуло.

– Стойте! – крикнула я.

Он обернулся, грозно свел брови.

– Ну?

Я сжала кулаки, чувствуя, как дрожь пробирает всё тело.

– Вы… вы точно не…

– Что? – перебил он, нахмурившись. – Не маньяк? Не бандит? Не собираюсь тебя резать?

Я кивнула.

Он тяжело вздохнул, провёл рукой по лицу.

– Слушай, девочка, если бы я хотел тебя убить – давно бы уже сделал. Тут вокруг ни души. Волки голодные бегают.

От этих слов стало ещё страшнее.

– Это… это угроза?

Он закатил глаза.

– Нет, блин, сказка на ночь! – рявкнул, раздражённо тряхнув головой. – Давай уже, решай. Я не собираюсь тут стоять и уговаривать.

И протянул руку – огромную, в толстой перчатке.

Я колебалась.

– Я уже понял, что ты боишься меня. Но извини, очереди спасать тебя, что-то не вижу, – отодвинулся и провел рукой, показывая пустое, заснеженное поле и безлюдную дорогу.

– А вы кто?

– Ну представлюсь я, тебе это что-то скажет?

– Я…я напишу родным в СМСке!

– Так я могу и солгать, – ответил он и, заметив, что я в растерянности, хмыкнул: – Так… идешь или нет?

– Я… Я вас не знаю!

– И что? Околевать теперь? Потом познакомимся.

Я зыркнула за его спину, сглотнула… Мы были совсем одни.

– Слушай, пусть я даже бандит с большой дороги, но лучше тебе пойти со мной, чем стать навечно заснувшей Белоснежной. Ну?! Последний шанс, – прорычал , снова протягивая огромную руку. – Через минуту ухожу.

Ветер завывал, снег бил в лицо, и я понимала, что незнакомец во всем прав.

Протянула руку.

Он схватил её крепко, рывком выдернул меня из машины и поставил на ноги.

– Вот и умница, – буркнул, не выпуская моей руки. – Теперь шагай. Если отстанешь – потащу на плече.

Я шагнула и поморщилась от боли. Точно отморозила себе пальцы. Еще от взгляда незнакомца душа уходила в пятки. Он смотрел, будто пронизывал, оценивал.

– Если вы попытаетесь меня убить, я вас прокляну. Перед смертью.

– Угу, очень страшно, – хмыкнул верзила, скривив губы. – Вот тебе и благодарность. Спасешь – потом будешь доказывать, что не верблюд.

– Я просто… боюсь.

– Пошли уже!

Он зашагал широкими шагами, я, спотыкаясь, едва успевала за ним.

Снег хрустел под ногами, ветер завывал, а рука незнакомца сжимала мою так крепко, будто боялся, что я сбегу.

Да какое бежать – я брела за ним, едва переваливаясь с ноги на ногу – так замерзла.

Бросив на меня недовольный взгляд, незнакомец подхватил меня на руки и быстро-быстро шагая, понес.

– Я сама!

– Видел я твое сама.

– Вы… куда меня несёте? – прошептала я.

Он не ответил. Только придал к себе сильнее.

И я сдалась, потому что выбора у меня не было.

– Так чего в МЧС не позвонила? – вдруг вспомнил он.

Мне было стыдно признаться, но я даже не подумала об этом. Совсем. Поэтому я молчала.

Не дождавшись ответа, верзила легонько тряхнул меня.

– Не спи!

– Не сплю, – отозвалась я.

– Потерпи, скоро будем в тепле. Тут недалеко, – он перешел на легкий бег…

Вскоре дорога закончилась, он свернул – и в низине я увидела дома.

– Где я?

– В Новоосиповке… Если тебе это что-то говорит.

Я качнула головой.

– Так чего не звонила-то? Если бы я не решил прогуляться за водой, как раньше бывало делал, ты бы околела к утру.

– Я не знала, что так можно.

– Как не знала? Тебе что, родные не прочитали правила безопасности на дороге зимой?

– Нет.

– Да уж. Даже не знаю, что за кретины тебя окружают. Не объяснили, как себя вести в экстренной ситуации. Еще и отпустили одну.

– Я сама поехала.

Глава 20

– Ну что, принцесса, добрались, – хрипло бросил мой спаситель, пугающий до ужаса, и поставил меня на ноги у крыльца. – Теперь можешь орать «помогите» и царапаться. Но сначала отогрейся.

Его голос так серьёзен, а вид так хмур, что я реально готова была впасть в панику, но… он ведь поставил меня на ноги и не толкал насильно в дом. К тому же рядом соседние дома… Если реально закричу – услышат. Может, он шутит?

Когда незнакомец повернулся, я прочитала на его замерзшем, красном от ветра лице скорее... раздражение, смешанное с усталостью, но никак не злость или что-то подозрительное.

– Ну?

Он убрал широкую ладонь, поддерживающую меня. Я шагнула, пошатнулась и вцепилась в рукав его дубленки. Только слабо. Пальцы уже не слушались, ног я вообще не чувствовала. Если бы он не подхватил меня под локоть, упала бы с крыльца.

– Шевели ногами, – качнул он головой и подтолкнул меня к двери. – Или хочешь, чтобы тебя как мешок таскали?

Дверь распахнулась, и меня буквально втолкнули в тепло большого дома, где пахло вкусно мясом и специями.

– Раздевайся, – приказал незнакомец, снимая ушанку и стряхивая с неё снег. – Или ждешь, пока я тебя раздену?

Я замерла, глотая воздух. Он высокий, широкоплечий, сильный и… опасный.

В голове снова заметались мысли: «А если он маньяк? А если сейчас закроет дверь на ключ? А если...»

– Да ладно тебе, – мужчина фыркнул, снимая дубленку и вешая ее на вешалку. – Если бы хотел тебя убить, давно бы уже сделал. В лесу места хватает.

Он шутил, но мне было не смешно. Его спортивное, крепкое, подтянутое тело не могла скрыть даже теплая кофта. У него силищи много. Я даже ничего не смогу сделать.

Пока оглядывала его, он буркнул, заметив мой испуг:

– Шутка. Садись к камину, грейся. Я пока чаю налью. А на мой юмор не обращай внимания. Какой уж есть.

Я не двигалась, пытаясь понять, что он за человек?

Высокий, симпатичный, молодой, ему не больше тридцати пяти. Из-за щетины кажется старше, но глаза у него красивые, серые, спокойные. Вот только хмурится и шутит по дурацки.

– Ну и стой тогда, – он махнул рукой и направился к камину, самому настоящему, с кованой решеткой, у которого стоял столик с чайником и чашкой, и рядом два кресла, под одним из которых лежала пушистая рыжая шкура.

Я сделала шаг и от боли покачнулась.

– Только не падай – поднимать лень, – тут же донеслось.

– Больно. Кажется… я пальцы отморозила, – призналась я.

– И куда поехала в мороз? За каким… делом? – проворчал мой незнакомец. Поставил чайник на столик и, разогнувшись, направился ко мне.

Движения его резкие, уверенные, но поднял он меня аккуратно и, донеся до кресла, бережно усадил. После чего сунул кружку в руки.

– Пей.

Я обхватила ее ладонями и едва не уронила.

– Горячо!

Хорошо, что он успел ее забрать, иначе бы я облилась.

– Она теплая, но никак не горячая, – он озадаченно обхватил ладонями чашку, проверяя, и, строго глядя на меня, покачал головой. – Как бы реально не обморозила. А что с ногами?

Присел на корточки, обхватил мой левый сапог и стал тянуть.

– Ой-ой! – скривилась я и, когда одна и вторая нога оказалась на свободе, почувствовала: как же я продрогла!

Незнакомец продолжал сидеть на корточках передо мной и задумчиво гипнотизировать мои ступни.

– Что? – спросила я, смущаясь внимания.

– Снимай штаны и колготы, будем смотреть.

– Не сниму! – я ухватилась за штаны и скрестила ноги.

– Тогда я разрежу. Иначе никак. У тебя видимо мозги замерзли, если не понимаешь, что дело серьезно.

– Не надо! – Я вжалась в кресло. Он изучающе смотрел на меня – я его. При контрастной светотени незнакомец выглядел пугающе грозно.

Он скрестил руки на груди, продолжая сидеть на корточках и смотреть на меня. Я смотрела на него и пристально изучала четкие, мужские черты: резкие скулы; тяжелый, волевой подбородок; темную щетину, две вертикальные морщинки на лбу, выдающие его напряжение.

– Неужели все так плохо? Может, обойдется?

– Если не принять меры, будет точно плохо, Белоснежка.

– Почему это Белоснежка? – слышать из его уст такие мягкие слова было удивительно странно, как если бы настоящий медведь заговорил.

– Такая же бледная, – хмыкнул он и резко встал, став просто реальной скалой. – Ладно, если боишься меня, позвони кому-нибудь, скажи, что ты в Новоосиповке застряла, что сейчас в крайнем левом доме на Майской улице.

Выдохнув с облегчением, я потянулась за телефоном... и поняла, что он остался в машине.

– Черт... – прошептала я.

– В машине? – угадал он.

Я кивнула.

– Завтра достанем. – Потом вдруг наклонился, прищурился. – А пальцы-то у тебя... белые. Отморозила, Белоснежка.

Я посмотрела на свои руки. Да, кончики пальцев побелели.

Он вздохнул, развернулся и пошел к шкафу, стоявшему на другом конце просторного зала. Похозяйничав, достал из шкафа миску, налил воды и вернулся ко мне.

– Руки сюда суй. Теплая вода, даже прохладная. А то отвалятся.

Я послушно опустила руки в воду. И сразу почувствовала такую боль, что слезы выступили на глазах.

– Терпи, – пробурчал он. – Сама виновата.

Потом вдруг спросил:

– Как ты вообще тут оказалась?

Я глубоко вдохнула. Что ему сказать? Правду, что муж объелся груш и ему плевать на меня, что мне даже позвонить некому и сообщить, что я в беде и опасности? Что никому нет дела до меня, кроме детей?

Это будет глупо, опасно и… мне же будет стыдно. Стыдно перед ним, как мужчиной, поэтому я уклончиво ответила:

– Я... ехала по делам. Свернула не туда... Потом машина заглохла...

– И сидела бы там до весны, если бы я не нашел?

Я промолчала.

– Ладно, – он выпрямился. – Переночуешь тут. Утром разберемся.

– Мне надо на интенсив успеть.

– Пальцы твои спасать надо, Белоснежка, и тебя. А не об интенсивах думать.

Глава 21

Я так и не могла согреться, даже сидя в одежде, у камина, закутанная в одеяло.

– Ну что, принцесса, до сих пор не оттаяла?

Его голос прозвучал низко и спокойно, без грубости, но с той самой мужской твердостью, от которой по спине пробежали мурашки.

Мой спаситель стоял перед камином, отбрасывая тень на стены, и держал в руках небольшой графин с темно-янтарным, кажется, коньяком, и два пузатых бокала.

Поставив их на стол, он разлил янтарную жидкость, после чего протянул один бокал мне.

– На. Пей. По глотку.

Я замешкалась.

Разум шептал о бдительности, безопасности. Но с другой стороны, мне повезет, если после того, как я промерзла до костей, отделаюсь простым ОРВИ, а не воспалением легких. Это будет чудо.

Высунула руку из-под одеяла, взяла бокал за теплую ножку, нагретую мужской ладонью. И на мгновение коснулась его немного шершавых и горячих пальцев.

Мимолётного прикосновения хватило, чтобы кровь прилила к щекам.

Смущённо опустив голову, я поднесла бокал к губам и вдохнула насыщенный аромат коньяка.

– Пей не бойся! Сам пью! — Мой незнакомец показательно отпил из своего бокала, оценивая вкус, затем еще сделал глоток и, опустошив, поставил его на стол.

Я всё еще медлила.

– Не бойся, не напою. Просто согреешься быстрее.

Наконец, я сделала глоток.

Напиток обжег горло, но почти сразу же тепло разлилось по груди и лицу.

– Так же лучше? – спросил он, и в его голосе сквозь привычную суровость пробилась едва уловимая забота.

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

– Теперь чай.

Подойдя к кухонному шкафу и электрическому чайнику, мой пугающий спаситель стал греть воду и собирать на поднос посуду…

Я повернула голову и невольно задержала взгляд на его спине — широкой, сильной, подчеркнутой простой, но качественной рубашкой.

Загляделась и успела отвернуться за миг до того, как он обернулся.

Скоро передо мной стояла большая кружка с дымящимся чаем и симпатичная вазочка с малиновым вареньем.

– Грей руки, – коротко бросил он.

Я послушно обхватила ладонями теплую керамику, чувствуя, как жар проникает в кожу.

– Ну, теперь можно и познакомиться. Я – Максим, – вдруг сказал он, опускаясь в кресло напротив. Его взгляд, спокойный и уверенный, встретился с моим. – А тебя как?

– Настя, – представилась я и тут же поправилась: – Анастасия.

– Настя. Анастасия, – повторил он. Моё имя в его устах звучало как-то по-особенному тепло, несмотря на всю внешнюю строгость Максима. – Есть будешь? Есть отбивные, есть котлеты. Овощной салат… Шоколад…

Максим не стал дожидаться ответа – поднялся и вскоре вернулся с тарелкой, на которой аккуратно лежали отбивная, пара котлет, столовые приборы, и с блюдцем с нарезанными овощами. Поставив всё на стол, он уселся в кресло и начал нарезать мясо на куски.

Отрезав первый кусочек, он на вилке протянул его мне.

Мне это показалось фамильярностью. Я не хотела переходить границы, но Максим лишь хмыкнул:

– Руки-то лучше грей. Потом сама будешь есть. Чай не маленькая, просто замороженная.

Я неожиданно для себя фыркнула и… даже улыбнулась. Потом приоткрыла рот и аккуратно приняла мясо.

– Вот так-то лучше, – он едва заметно улыбнулся в ответ. И от дикого, грозного медведя не осталось и следа. Передо мной сидел обаятельный мужчина с тёмной щетиной, в которой прятались милые, смягчающие суровое лицо ямочки.

Рукам стало горячо, я поставила чашку на стол.

– Ну вот, согреваешься. Надо еще чуть-чуть коньяка, и хватит, а то опять начнёшь думать про меня какую-нибудь гадость.

Мне стало неловко за свою подозрительность.

– Простите. Я бы лучше чаю с малиной попила.

Он молча потянулся к моей чашке. На моих глазах размешал в ней ложку варенья, зачерпнул, подул на горячий чай и протянул мне — точно так же, как поят маленьких детей, чтобы те не обожглись.

– Я уже не замороженная, – улыбнулась я, тронутая такой неожиданной заботой. И почему-то в голове промелькнула мысль об Андрее.

Он давно перестал относиться ко мне с таким вниманием. Если честно, то и никогда так не относился. Это всегда я тянулась к нему, а не он ко мне. Сначала не замечала его холодности, списывала на сдержанность, потом наивно мечтала, что он оттает, научится проявлять чувства… Потом дети, работа, быт, и я просто плыла по течению, пока не осознала, что живу с законченным эгоистом.

– Эй! Пей, пока не остыло! – нетерпеливо махнул рукой Максим, прерывая мои невесёлые размышления.

Пришлось послушно проглотить сладкий, душистый чай. Я всегда любила малиновое варенье, но никак не ожидала, что когда-нибудь меня, взрослую женщину, будет с ложки поить незнакомый мужчина…

Снова ложка с малиновым чаем оказалась передо мной. Её я уже проглотила без спора, как само собой разумеющееся.

Макс спокойно сидел рядом, иногда подкармливая меня, а потом принялся и за свою порцию. Время от времени он вставал, чтобы сменить остывшую воду в тазиках для моих ног. Разговор зашёл о непогоде, о том, что зима в этом году выдалась куда холоднее прошлой, что снега в этом году больше…

Чтобы разрядить обстановку, он включил большой телевизор, сделав его приглушённый звук фоном, и снова переключился на меня.

Он унес тазы, вернулся с большим махровым полотенцем.

Я потянулась, чтобы вытереть руки самой, но он не позволил.

Сурово поглядывая на меня из-под нахмуренных бровей, тщательно, бережно, вытер мне каждую руку, каждый пальчик. А затем, невзирая на мое сопротивление, потянулся к стопам.

– Я сама! – поджала я ноги, смущённо пытаясь скрыть неэстетичные обрезки испорченных колготок.

– Я что, ног не сидел? – усмехнулся он в ответ и, ловко просунув руку под край одеяла, вытащим мою ногу на свет.

Обтерев её насухо, он взял с подноса баночку с гусиным жиром.

– Ой! Ай! Щекотно! – я задергалась, когда его пальцы принялись втирать тёплую жирную мазь. В голове тут же мелькнула подозрительная мысль: а не заигрывает ли он со мной? Мне этого совсем не нужно! Он, конечно, симпатичный, но… не в моих правилах ввязываться в сомнительные авантюры с первым встречным. Решив прояснить ситуацию, я спросила прямо: