
– Кто такая Лиля? – держу в руке его телефон, заходя в прихожую, голос дрожит, – «Скучаю по тебе, зай...» – это что?
– Не надо читать чужое, – выхватывает телефон из моих рук, отворачивается, – это неважно.
– Ты спишь с ней? – шокировано, сдерживая истерический порыв.
– Сплю? Нет! – психует, убирая доказательства в карман и параллельно накидывая тёплую куртку. – Не сплю. И давай без истерик, это всего лишь сообщение.
– Куда ты уходишь? – хватаю с тумбочки его ключи, сжимая в ладони.
– Ир, мне надо уехать. Пожить отдельно. Подумать, – торопится он, доставая с антресоли подготовленную заранее дорожную сумку. – Дело не в тебе, во мне. Я давно это чувствую. Мы... застряли.
– И ты мне говоришь это только сейчас? Почему ты со мной это даже не обсудил? Сам всё решил!
– Потому что я не хочу делать тебе больно, – оправдывается он и грузит сумку на плечо, пряча глаза. – Я не хочу ссор. Я устал.
– Ты едешь к ней?
– Нет. Неважно... Это не про другую женщину, честно. Просто всё изменилось. Я не могу так больше, мне тяжело... тебя видеть. Ты изменилась, Ир. Не внешне, не только... Просто внутри что-то в тебе... угасло. Я чувствую это.
– Так значит... Ты не можешь на меня больше смотреть, да? Это из-за шрама? – прерывисто глотаю воздух.
– Нет-нет, я не только про это... В смысле, про другое. Ты стала... ну... слишком печальной. И я не могу всё время быть рядом с этим.
– Ты серьёзно мне это сейчас..? Я стала печальной потому, что каждый день, смотрясь в зеркало, вижу напоминание. Об аварии. Ты был за рулём, ты отвлёкся на телефон, Алексей!
– Я тысячу раз просил прощения за ту аварию! Это был несчастный случай!
– И всё же мне жить с этим лицом каждый день. Из-за этого попёрли с работы, сам знаешь. Как, по-твоему, здесь не быть печальной? Я ради тебя хожу к психологу, мне мозги вправляют два раза в неделю. Пытаюсь быть собой, учусь заново... я думала, ты видишь, как я стараюсь...
– Я понимаю, но и ты меня пойми. Я не могу вечно жить с виной. Я пытался. Но каждый твой взгляд, как укор. Я не обязан всю жизнь жить в этом... наказании.
– То есть ты просто уходишь? После всего? После больниц, бессонных ночей, этих долбанных кризисов? Но мы же справились, были хорошие моменты, и я тебя простила давно. И ты вот так ломаешь наш брак?
– Мне просто нужно начать сначала. Всё с нуля. Без прошлого, без этой... тяжести. Я тоже имею право на жизнь, Ирина.
– На красивую жизнь?
– Прости, но... я хочу рядом женщину, с которой не будет всё напоминать об аварии.
– Всё, ты имеешь в виду – это? – показываю ему на своё изуродованное лицо.
– Перестань, и давай, отдавай уже ключи.
– И чем же она лучше, а? Эта Лиля! Будет тебя любить так же, как и я? Заботиться, как и я? Готовить твои любимые щи? Пылинки сдувать? Чем она лучше?
– С ней легче. Смотрит на меня, как на мужчину. Привлекает меня, как мужчину...
– То есть это всё-таки из-за того, как я выгляжу?
– Не надо так... Ты сильнее, чем кажешься. Ты справишься, – протягивает мне руку, требуя ключи. – А я... Я просто не могу жить чужой жизнью. Ты заслуживаешь лучшего. Человека, который будет тебя любить, несмотря на... несмотря ни на что.
Швыряю ключи ему в ноги.
– Выметайся!
Больше ни слова не проронив, он гордо поднял ключи и буквально сбежал.
Человек, который со студенческих лет бегал за мной хвостиком и годами добивался, клялся в любви и отбивал от других мужчин, которым я тоже была не безразлична. Получается, ради этого? Чтобы бросить меня в самый непростой период моей жизни? Я всегда считала, что ему была важна моя душа, мой голос, шутки, смех... и никогда бы не подумала, что он настолько стыдится находиться рядом со мной.
Я старалась, сжимала зубы, улыбалась, когда всё внутри ломалось. А он... он просто ждал момента, чтобы уйти.
От внезапного чувства холода я запахиваю халат и решаюсь подойти к зеркалу.
Открываю глаза в надежде, что наконец-то очнулась от кошмара. Но это моя реальность.
На лице – глубокий, рваный шрам, начинающийся у левого виска и спускающийся по щеке, как будто кто-то разрезал кожу тупым ржавым ножом. Местами он вогнутый, как выжженная борозда. Ткани вокруг рубца побелели и натянулись, искажая прежние линии лица.
Нос чуть смещён вправо. В профиль видно, как одна сторона лица стала будто бы тяжелее – плотная, застывшая, с неровной, блестящей кожей. На самой щеке следы сшивания: вблизи отчётливо видно, что кожа там как не родная. Местами она гладкая, розоватая, как после ожога, а пониже – грубые ткани, зажившие криво.
Губа с той же стороны слегка натянута вверх, будто шрам тянет её, даже когда она не двигается. Лицо стало асимметричным, и когда я улыбаюсь, то это похоже больше на усилие, чем на жест.
Это лицо не пугает, но заставляет отвернуться.
Провожу пальцем по шраму. Не верится. Это я?
Дёргаюсь от пиликания телефона. Лёша.
Первая мысль: он передумал.
Поднимаю трубку.
– Ир? Ты меня слышишь? – нервно дышит, переживает.
– Тебе есть, что добавить? – усмехаюсь.
– Ир, прошу, позвони кому-нибудь, подруге или матери. Расскажи всё, поплачь, вытряси из себя обиду. Только я не хочу, чтобы ты из-за меня на себя вдруг руки наложила.
– Ты что несёшь? – его слова пробили дно, – ты думаешь, я выжила год назад благодаря чуду, чтобы из-за тебя со своей жизнью счёты сводить? Не дождёшься!
– Я не это имел в виду, Ирина. Я беспокоюсь. Тебе нужна помощь.
– Ага, понятно, – доходит до меня. – Это не забота. Это страховка. Чтоб потом не виноватым быть, да? На всякий случай?
– С тобой невозможно разговаривать. Давай, успокаивайся... Дам тебе пару дней на отторжение и принятие. Пока буду готовить документы.
– Документы? Какие ещё документы? – продолжаю смотреть на уродство в отражении.
– Вот не надо. Не заставляй меня говорить это. Ты сама всё прекрасно понимаешь.
– Ты так уверен в ней?
– Не начинай, Ир. Ты всё переворачиваешь. Я же сказал, дело не в ней... просто она помогла мне кое-что осознать.
– О, то есть если бы не её «помощь», ты бы до сих пор сидел и «размышлял»?
– Я просто не хотел делать выбор в пустоту. Но теперь всё ясно.
– Ага, – сбрасываю его баночки в раковину со стуком. – То есть ты нашёл замену заранее, чтобы не рисковать. Как бизнес-план?
– Не в этом суть, – он резко обрывает, но пауза перед ответом длиннее, чем нужно. – Не выдумывай.
– Да-да, дело во мне, – повторяю я его песню, – это я уже поняла. Козёл! – сбрасываю звонок.
Я уверена, он боялся уйти от меня раньше. Боялся, что никого не найдёт, что никому уже не будет нужен его дряблый зад. Ан-нет, Лилечке-то всё понравилось, и проблёскивающая залысина его, и отдышка после трёх минут в миссионерской... Её всё устраивает.
Может и правда позвонить подруге? Выговориться – легче станет... Но поздно уже, одиннадцатый час.
Решаюсь позвонить.
– Алло? – сонно и шёпотом, – Ира? Ты что так поздно звонишь? Что-то случилось?
– Да, – услышав её голос, весь стресс мигом начал выходить наружу, слёзы брызнули из глаз. – Я... Он...
– Ир? Ты плачешь? – уже бодрее.
– Тань, он ушёл от меня.
– Не понимаю? Кто ушёл? – взволнованно, медленно переваривая мои всхлипы.
– Лёша. Лёша бросил меня.
Молчание.
– Алло? Тань? Ты слышишь?
– Эм... Да. Я... просто... Что? Как бросил? Вы же столько лет вместе, не разлей вода. Что на него нашло? Тем более сейчас, в такой сложный для тебя период? – слышу, как она собирается.
– Тебе на работу завтра? Я, наверное, зря позвонила? – плачу я в трубку, шмыгая носом, – ты ложись, отдыхай, мы можем и потом поговорить...
– Нет, Ир, я уже выхожу из дома, сейчас приеду к тебе.
Через 20 минут она стояла на пороге и крепко сжимала меня в своих объятиях.
Дышу часто-часто, но воздуха не хватает.
Живот сводит судорогой, как перед рвотой. Хочу кричать – но горло сжато.
Я сжимаю бумагу – не порвать, не выкинуть, просто держу, будто в ней вся тяжесть, которая сейчас навалилась.
– Вот же ж рыжее мракобесие, – с любовью называю так своего кота, поглаживая по макушке. – Ты-то откуда знал?
Внимательно изучаю второй билет, вдруг померещилось?
Нет...
Написано на латинице – пассажир: Лилия Зюзюева. Или Зузуева? Не уверена, как её величество читается! Вылет через две недели, обратно только в конце следующего месяца...
Вдруг начинаю истерически смеяться.
Прибегает Таня.
– Что здесь стряслось? Ты чего смеёшься?
– А говорил, – начинаю я кричать и хохотать одновременно, размахивая билетами перед её лицом, – говорил, что денег у него нету! Что за ипотеку надо платить! Посмотрите только!
– Что это?
Отдаю ей, она читает.
– Мы с ним на кашах, бывает, сидели, на туалетной бумаге экономили, а оказывается вот почему! Он все деньги решил на эту Зюзю потратить!
– Вот гад... Слов нет, Ир. Гад и только!
– Мне так больно, Тань. Что делать с этим чувством? Хочется вырвать его у себя из груди, но я не могу, – колочу себя по груди, но Таня останавливает меня.
– Ир, я тебе говорю, он ещё приползёт к тебе обратно на коленях. Думаешь, нужен он этой Зюзе? Поиграется да бросит...
– Что с билетами делать? Порвать?
– Билеты – фигня, их восстановить можно. Паспорт он случайно не забыл?
– Сейчас посмотрю, – залезаю в шкафчик, – хм, нет... он всё забрал. А, постой! Вот его загранник! В углу завалялся.
– Рви.
– Тань? Может не надо?
– Он тебе врал? Врал? Изменял? Изменял. Если бы он по-человечески ещё себя вёл... Рви-рви.
– Ну, я не знаю... Это ведь... ну, документ. Официальный. Настоящий. Не распечатка из принтера.
– Ир, ты сейчас серьёзно жалеешь его? После всего?
Я молчу. Смотрю на обложку – потёртую, знакомую. Смешно, я же сама ему фотографию на визу делала.
Пока я раздумываю, Таня убегает на кухню и прибегает обратно с широким блюдцем и спичками.
– Или лучше подожжём?
– Вонять будет...
– Тогда идём на балкон. Расплавим его нафиг! – подталкивает меня к окну.
В итоге мы сначала разрезали паспорт на кусочки, потом подожгли. Он долго тлел, плавился, мы поджигали ещё раз и ещё. То, что не догорело, мы смыли в унитаз. Итого: нет улик, нет правонарушения.
– Всё, – выдыхаю. – Готово.
Таня улыбается.
– Молодец. Теперь чай? Или виски?
– Всё вместе... – вытираю глаза и смеюсь сквозь слёзы. – Сначала виски. Потом чай. И только потом – жизнь дальше.
***
Лавруша прыгает мне на колени, пока я смахиваю одно объявление за другим в поиске подходящей работы.
– Эх, Лаврик, только тебе одному наплевать, как я выгляжу и что у меня на лице, – тереблю его мордашку.
Ещё полтора года назад я работала телеведущей на муниципальном канале. Меня всё устраивало, денег хватало, даже кто-то на улице узнавал. Через какое-то время у меня были настолько высокие показатели, что мне предложили работу в Москве. Я тогда плясала от счастья. Федеральный канал, популярность, возможности! И наконец переезд в столицу.
Буквально за день до важной встречи, до решающего момента в моей карьере, муж решил, что я вся на нервах. Мол, «поехали на Исеть, там тихо, пройдёмся, подышим».
Я сначала отказалась, но он всегда знал, как давить правильно. Не приказом, а заботой.
В этот же вечер на пути домой всё и случилось.
Он пошёл на обгон по мокрой дороге, отвлёкшись на телефон, и не заметил встречную машину. Пытаясь резко вернуться на свою полосу, он затормозил, машину занесло и развернуло поперёк дороги. В этот момент в нас влетел другой автомобиль, удар пришёлся прямо с моей стороны. Я чудом выжила.
После случившегося, когда я вернулась на работу, с таким лицом меня просто развернули. Пообещали, что «всё решим», что «главное – ты жива», но на этом моей карьере пришёл конец.
«У кого-то и хуже бывает» – типичное обесценивание проблем человека, с чем я и столкнулась за время лечения.
Прошло 5 дней с тех пор, как я живу одна. От Лёши – ни звонка, ни сообщения.
И вдруг слышу шаги в прихожей.
Явился. В седьмом часу.
Я беру кота на руки и подхожу к нему, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Но он попросту меня игнорирует, будто ему начисто промыли мозги, будто мы чужие.
Развязывает шнурки, ставит обувь ровно, как всегда. Я молчу, не хочу закатывать скандал, не хочу его пугать, ругать, клевать мозги. Вдруг упущу свой последний шанс на счастье? Вдруг он посмотрит на меня, увидит ту самую, его любимую Ирку, проронит слезу и скажет: «прости, моя милая, бес попутал, негодяй!»
Сквозь шторы пробивается яркий луч света.
Я приоткрываю правый глаз. У окна, на балконе сидят два голубя и громко воркуют. Отворачиваюсь.
Улавливаю запах сгоревшего омлета и, кажется, какао. Время почти десять.
Я продолжаю лежать, закопавшись в одеяло, будто это спасёт меня от ледяного взгляда разгуливающего по квартире мужа.
Вдруг вижу, как он медленно открывает дверь и заходит в спальню. Притворяюсь спящей, а в венах бурлит кровь. Слышу шорохи и скрип дверцы шкафчика.
Копошение. Всё громче и громче, с пыхтением – «ну, где же?», «чёрт бы его побрал».
И я поняла, что он ищет.
Сердце заколотилось ещё сильнее. Щёки покраснели, кажется, если бы он сейчас спросил меня, то поймал бы с поличным. Но тут...
Толчки.
– Ира. И-ира. Спишь?
– Мм-м? – недовольно протягиваю, закрывая одеялом лицо.
– Очень важно. Ты мой паспорт видела?
– Какой ещё паа-аа-аспорт? – зеваю, чтобы скрыть волнение в голосе, вру я плохо.
– Заграничный. Он должен быть с остальными документами. Но там его нет, – теряет терпение.
– А куда ты собрался, что тебе загранник нужен, а? – потихоньку встаю, лицом к окну.
– Да... Это... – он замялся, затем рассыпал вокруг себя кипу каких-то бумаг. – Ну, рабочая поездка. В Баку. Или... может, в Ереван. Пока точно не сказали.
– Слушай... – начала я негромко, наполняясь сарказмом. – А это с какой такой работы тебя внезапно в командировки отправлять стали, а?
Он замер. Спиной ко мне. На пару секунд.
– Ну... – он обернулся, готовя горячую лапшу для моих ушей. – У нас новая программа, расширение партнёрства... типа международное сотрудничество.
Я тихо хмыкнула.
– У вас, это у кого? У монтажников лифтов? У вас, у мужланов, которые полгода пьют между заказами? Ты за шесть лет один раз в соседний город выезжал, и то с бодуна. Какая тебе командировка в Ереван?
Он сжал челюсть. Плечи напряглись.
– Ты перебарщиваешь, – процедил он, – меня уже повысили. И вообще... Это другое. Сейчас всё иначе. Я... не обязан тебе всё объяснять.
– Ага, не обязан, – кивнула я. – Тогда и паспорт искать не обязан. Может, он улетел уже. В Париж. Вместе с твоей новой, – не знаю, что меня cдуру за язык потянуло, но я тысячу раз пожалела.
Он на меня так посмотрел, будто сейчас ударит.
В первый раз я видела его настолько разъярённым, страх пробрал до пяток. Молча, он нашёл глазами ту самую книгу и судорожно начал перелистывать страницы. Найдя билеты, немного помятые, с поплывшими чернилами из-за воды, уставился на меня.
– Как ты посмела?! – начал он орать, швыряя книгу об стену. – Куда спрятала мой паспорт?! Быстро сказала!
– Я не знаю, где твой паспорт.
«Может, уже крысы в канализации дожевали» – думаю я.
– ... и не кричи на меня! Я тебе не подружка и не любовница, я всё ещё твоя жена!
Он делает пару глубоких вдохов и берёт себя в руки.
– Так, ты права. Ты всё ещё моя жена и я не имею права на тебя кричать... – делает пару глубоких вдохов.
– Спокойно.
– Я спокоен! Фух.... Я... я спокоен. Просто скажи мне, хорошо? Куда ты дела мой паспорт?
Закатив глаза, я сказала ему, что первое пришло в голову, мол, выкинула его в ближайшую помойку. Следующие два часа он провёл сидя в мусорных баках и ковыряясь в вонючих мешках. За это время я успела собрать свои вещи и уехать к Тане, забрав Лаврентия.
– Ир, ты чего так рано? Я только на рынок собралась, – стоит она в прихожей с пустыми кульками.
– Ну, я у тебя вещи оставлю и пойдём вместе, – закатываю чемодан и открываю клетку Лаврентия.
– Тебя твой уже выпер? – удивляется она.
– Нет. Пока нет... Сама ушла. Он про паспорт узнал.
– Ааа... Тогда располагайся. Поживёшь, пока всё не уладится. Постелю на диване. Как узнал-то?
– Да сама ляпнула, не выдержала. Да и чему тут ладиться? Придётся квартиру искать. И работу.
Выбегает из детской Яна, дочка Тани.
– Ура-а! Лаврик! – тискает его за мордочку, он отбивается лапой.
– Янчик, не лезь к коту, расцарапает рожицу, на всю жизнь запомнишь.
– И буду такая, как тётя Ира? – спрашивает она искренне, по-детски, и показывает пальцем на мой шрам.
– Ян, ты что такое говоришь-то? А ну-ка брысь в свою... – только начинает заводиться Таня, как я осекаю её.
– Тшш, пусть... Ну, видит ребёнок, как есть, что скажешь тут? Не ругать же.
– Не маленькая уже, знать надо, о чём прилично говорить, а о чём нет, – строго оглянув её, она показала рукой на комнату, та побежала со слезами на глазах.
– Ну зачем ты так, Тань? Она же ребёнок, – расстраиваюсь я и в то же время на душе горько, ведь если на меня и показывают пальцем, то теперь только по этому поводу.
На следующей неделе Лёша вызывает меня к нотариусу:
– Пожалуйста, не опаздывай. Ты и так уже дел натворила... Я понимаю, ревность, отчаяние женское, зависть, но постарайся всё же вести себя достойно.
У меня от этих слов кровь закипает.
– Достойно? – дохожу до шёпота, будто разговариваю сама с собой. – Немыслимо... Да я себе никогда не позволяла выходить за рамки. Теперь даже жалею. А ты? Ты мне твердишь что-то про то, как себя вести?
– Сегодня в 16:15. Адрес скину по СМС, – кидает трубку.
К четырём часам я уже подъехала к зданию.
Выхожу из машины со стороны дороги. Рядом по пешеходному неторопливо идёт мужчина, держа за руку девочку лет четырёх. Её взгляд случайно падает на меня – от страха она запинается, падает и начинает плакать, мужчина быстро поднимает её, отворачивая детское личико в противоположную от меня сторону.
Он осуждающе сплюнул, продолжив ход:
– Ну хоть прикрылись бы! Как пугало всех детей сейчас закошмарите! Совести никакой, на других плевать! – токсично вылетело из него, с паром из ушей, будто я физически ударила его ребёнка.
Я, было, только собралась ответить, но язык будто онемел, да и этот мужик уже был на другой стороне дороги, а кричать не хотелось.
Да уж. Тактичность покинула чат...
Смирившись со своей судьбой, я послушно направилась к этому денежному мешку по прозвищу Владислав Павлович, наш нотариус. Конечно – работать по таким тарифам только из-за того, что точка в самом центре... Меня, простого человека, жаба душит. Но Лёша давно был его знакомым и поэтому по надобности мы обращались только к нему. Хотя он никогда мне не нравился. Нагловат.
Захожу в кабинет. Они уже, как можно заметить по небрежно разложенным документам, расслабленной позе моего мужа и почти пустой бутылкой швепса, беседуют давно.
– Ну, здрасьте, Ирина Сергевна... Сколько лет, сколько зим! Вижу, не молодеете, – ухмыльнулся он. – Присаживайтесь. Бахилы надели? – привстаёт и со вздёрнутыми бровями рассматривает мои ботинки. – А, вижу... Отлично. А то, мало ли, зараза какая...
Я обращаю внимание на ноги Лёши. Он без бахил.
Попахивает женоненавистничеством.
– Давайте уже покончим с этим, – плюхаюсь на стул, вытягивая паспорт из кармана пальто.
– Мы тут с Вашим мужем... вернее, с вашим будущим бывшим мужем, – смеётся он, – уже всё подготовили. Вам осталось только подписать. Не благодарите.
Его смех напоминал кваканье больной лягушки: хриплое, с противным носовым присвистом.
– Как это всё подготовили? – удивляюсь я. – Без меня?
Владислав Павлович хмыкает и откидывается в кресле, расправляя плечи, словно ему приятно ощущать свою власть в этом душном, прокуренном кабинете.
– Ну... Алексей сказал, что вы согласны. А по сути, что тут обсуждать? Вопрос чисто технический. Вы же не против получить сразу три миллиона, без волокиты? А квартира... как бы... сами понимаете – такие вещи в таких случаях проще решать полюбовно, – его взгляд скользит по мне, как будто я мебель. Старенькая. Невыгодная.
Я перевожу взгляд на Лёшу. Он сидит с идеально ровной осанкой, руки аккуратно сложены на столе. На лице печальное, почти нежное выражение.
– Я просто хочу, чтобы ты не волновалась, – мягко говорит он, чуть склоняя голову. – Мы же оба понимаем, кто тянул эту квартиру. Кто вносил ипотеку, делал доплаты, ремонт. Ты вносила свою часть, я это не отрицаю. Но объективно... ты ведь знаешь, основное на мне.
Я молчу. Он всё говорит правильно. Тон доброжелательный. Слова будто справедливые. Только вкус – гнилой.
– Алексей предлагает тебе три миллиона, – продолжает нотариус. – Это живые деньги, без задержек. А взамен он выкупает твою долю. Машина тебе остаётся, как и обговорено. Подарок, между прочим, не обязаны были даже обсуждать. Но вот, человек порядочный.
– То есть из 12 миллионов я получаю три? – уточняю, уже почти шепотом.
– Ну, технически ты получаешь часть исходя из моего вклада, – грустно улыбается Алексей. – Ты ведь знаешь, что я не пытаюсь тебя обидеть. Я просто хочу... завершить всё цивилизованно. Без суда, без грязи.
Мои пальцы сжимаются вокруг паспорта. Он до сих пор говорит так, будто делает мне одолжение. Как будто я – не жена, с которой он делил дом и постель, а какая-то уходящая на пенсию актриса погорелого театра.
– Нет, – я резко встаю и говорю твёрдо, будто уверенная в себе женщина, хотя такой я не чувствую себя уже больше года. – Так не будет. Если хочешь квартиру – выкупай по рыночной стоимости, а не «по справедливости» из своей головы. И готовься – я подаю в суд.
Владислав Павлович кривит губы. Алексей вздыхает и наклоняет голову, как будто ему искренне жаль, что я всё усложняю.
Но именно в этот момент я понимаю: он надеялся, что я подмахну всё, лишь бы уйти красиво.
И я рада, что он ошибся.
Выхожу за дверь и сразу же слышу голоса:
– Ну ты Алё-ё-ёша... Ты же говорил она не откажет, почву не подготовил?
Лежу с закрытыми глазами. Вошкаюсь. На твёрдом диване не очень удобно.
Спать в одном доме с мужем больше не могу. Не могу даже в глаза ему смотреть. Мне кажется, он меня ненавидит. От этого горько. Сердцу больно так, будто физически ломают на части прямо изнутри.
Вдруг запрыгивает Лаврентий и проводит своим пушистым хвостом прямо по моему носу. Я чихаю два раза, затыкая нос, чтобы никого не разбудить.
– Пойдём, покормлю, – вяло встаю, опираясь костяшками пальцев на диван. – Ой-ой, важный какой, – наблюдаю, как он горделиво направляется на кухню с приподнятой головой и хвостиком вверх.
Захожу на кухню. На стуле уже сидит Яна и согнувшись поедает сладкую булочку с чаем, глаза – в планшет.
– Ян, ты чего? Так сидеть нельзя, давай-ка выпрямись...
Она послушно выпрямляет спину, не отрываясь от экрана. Я замечаю, как у неё текут сопли, затем она начинает чихать, аж несколько раз подряд.
– Заболела? – смотрю на неё с родительским беспокойством.
На кухню уже забрёл проснувшийся от шорохов Артём.
– Нет, – говорит он, – у неё просто аллергия на твоего кота.
– Аллергия? Не может быть... Ведь ещё пару дней назад всё было нормально.
– Ну так оно не сразу проявляется, – заваривает себе порошковый кофе. – Ир, тебе бы побыстрее место найти, где жить будешь. Я не против, ты не подумай, – его голос без единой эмоции, – но долго дети не протянут так. Да и на антигистаминных не найс сидеть, понимаешь? У Янки от них голова кружится.
– Артём, я не знала, прости... – чувствую себя виноватой. – Как только, так сразу съеду, обещаю.
– У Таньки и без тебя проблем много, хоть ты о них и не в курсе. Она святой человек – вешать на тебя лишнего боится, а сама стрессует. Ты уж полегче с ней. Лишний раз не грузи её, – наливает себе кофе в термос, достаёт контейнер с едой, приготовленный Таней ещё вчера, и уходит в прихожую обуваться.
У меня ком в горле образовался. Так значит я и тут обуза?
Такого я себе позволить не могу... надо возвращаться. Может, Лёша у своей Зюзи, и я смогу спокойно пожить там одна до предварительного заседания. А оно через 15 дней.
Вчера, в понедельник, я наконец сходила в центр занятости, узнать, могут ли они мне предложить профпереподготовку для психологов. Но, как выяснилось, ожидание примерно до трёх месяцев. А время ожидания мне сейчас дороже, чем платные курсы в университете. Я уже забронировала за собой место, осталось только оплатить. Придётся взять последние копейки со сберегательного счёта.
Янка доела и пошла собираться в школу, самостоятельный ребёнок, не надо следить ни за учебниками, ни за д/з, умница-отличница растёт...
Вдруг вибрирует телефон.
Сообщение в приложении для знакомств.
«Неужели я участвую в этом?!» – эхо в моей голове реагирует на начавшийся диалог с пока ещё незнакомым мужчиной. – «От этих приложений одни неприятности».
Ну, а вдруг?
Единственное... Я выложила свои старые фото в профиль. Красивые... Я тогда ещё была без лишних кило и без клейма аварии на лице. Пришлось выбирать только те, где не видно обручального кольца. А как иначе? Ведь если я такую себя выставлю, никто не «свайпнет» меня.
Евгений, 48 лет, из Челябинска, пишет:
«Добрый день! Вы сразу меня заинтерисовали – давайте познакомимся по ближе?»
Бум, ещё одно сообщение прилетает. Никита, 39 лет, Екатеринбург: «Вижу по глазам, тебе не нравится тягомотина. Предлагаю сразу к делу, поужинаем?»
По фото мне больше понравился Никита, да и орфография у него не хромает. Как вообще там общаться, в этом приложении? Нужны прелюдии или сразу назначают встречу? Я вообще в этом не разбираюсь...
Отвечаю: «Хорошо. Есть отличный японский ресторан на Гвардейской. Как насчёт завтра вечером?
Никита: «Давай лучше ко мне? Я куплю продукты, ты приготовишь. Потом посмотрим фильм...»
Я, слегка недоумевающая: «Тогда может лучше в кино?»
Никита: «Кино? Ну мы же не дети по кинотеатрам мотаться, милая. Тем более, у меня есть попкорн и ооочень удобная кровать. Скидывай адрес, завтра заеду за тобой».
Жаль. А казалось, приличный мужчина.
Отвечаю Евгению: «И вам добрый! Давайте. Только у меня правило – первая встреча исключительно на публике. Если вы действительно настроены на знакомство, это не проблема, правда?»
Сразу же печатает...
Евгений: «Ну что вы, это не обсуждаеться! Я сам вас боюсь, может, вы маньячка?»
Перед глазами отражение в зеркале. Не так уж он и не прав... Стукаю себя по лбу – «Какая же я дура! Так врать человеку неловко!»
Отвечаю с каплей иронии: «Вы бойтесь. Не прогадаете. Всегда надо быть начеку».
Евгений: «Можно на ты?»
Я: «Можешь на ты»
Евгений: «Давай поделемся тремя фактами о себе? Это ускорит процесс знакомства. Я начну с самого не приятного, но важного. Первый факт – я бывший алкоголик, но четвёртый год во рту сухо, как в пустыне. Второй – был женат четыре раза, от каждого брака по ребёнку, браки распадались изза разных интиресов. И третий – храплю ночью :) Теперь ты :)»
– Как же так, Ирка? Что у одного извилины засохли, что у другой! Ты как позволила ему уйти? И мне почему раньше не сказала? – слышу прерывистый голос моей матери, связь в деревне плохая. – Щас-же к тебе приеду! Перетру мозги твоему Лёшке!
– Мам, не надо... Всё кончено.
– Не говори чепухи! Эта зюзя как присосалась, так и отсосётся! А ты потерпишь. И не такое мы в наши годы мужьям прощали. За кого тебе щас держаться? Ни веток, ни шалаша!
– Мам, ваши-наши... уже никто за мужиков не держится. Все в феминистки подаются, самореализация, эмансипация...
– Я б те стукнула! Феминистка... Не матерись! Ишь слова выучила новые.
– Мам, дело-то не в любовнице его, а в моём лице, как ты не понимаешь? Он не её, так другую бы нашёл. Кого угодно, лишь бы со мной не в одной постели.
– Это он сам тебе сказал?
– Это очевидно.
– ... – тяжело вздыхает. – От-ж скотина непроглядная. Я думала хороший хлопец, а вот и ховнецо всплыло...
– Ну, ладно уже. Ты главное лишний раз не волнуйся. Я справлюсь...
– Как ж не волноваться-то? Выдумала чё, а... Квартиру не вздумай ему отдать! Гордыню свою спрячь.
– Мне пора. Буду держать в курсе. Давай, мам, – она продолжает читать нотации, – целую!
Кладу трубку.
Сегодня четверг.
Я сижу одна в своей же квартире, то есть... в нашей. Лёши нет. Наверное, боится смотреть мне в глаза после его выходки с долями.
Утром в почтовом ящике я обнаружила письмо от своей тёти. Она живёт в Подмосковье и приглашает меня в гости, с моим мужем. Мы не виделись уже много лет. Тётя Злата всегда присылает мне сладости, в этот раз я получила кучу мармелада в красивой коробочке. На сердце потеплело. Если честно, мне и правда хотелось взять билет в один конец, не думая ни о чём. Повидать Москву...
Вдруг я слышу – по коридору кто-то идёт. Не просто шаги, а звонкие, как будто каблучки цокают. Я вскочила, но не успела выйти из комнаты – в дверном проёме уже стояла блондинка.
Представляется.
И тут до меня доходит – передо мной та самая пресловутая Зюзя.
С ярко-синим маникюром, джинсами в дырку, которые вот-вот разорвутся на её широких бёдрах, жвачкой во рту и дешёвым парфюмом.
– Ой, привет, кисуля. Не ожидала? – она хохотнула, облокотившись на дверной косяк. – Лёшенька мне ключики дал.
Я чуть не выронила телефон.
– Ты... я... – подбираю слова в полнейшем шоке. – Как?.. Он дал тебе ключи от нашей квартиры?
– Ну да. Уже почти не ваша, правда же? – она обвела взглядом комнату. – Уютненько. В стиле «сама клеила обои». Класс.
– Ты пришла, чтобы хамить?
– Нет, я пришла, чтобы решить вопросик. Быстро и без нервов. Значит так, Ирочка: три мильёна. Забирай, радуйся. Машинка тебе остаётся. А мы с Лёшенькой в квартирку. Всё по-честному.
Я сглотнула. Горло сжалось.
– Ты кто вообще такая, чтобы об этом говорить?
– Я та, кто знает про твои маленькие секретики.
Смотрит с лукавой жалостью, как медсестра на пациентку в дурке.
– Какие ещё «секретики»? Выметайся из моего дома!
– Ой-ой. Злость к лицу тебе не идёт. Вообще, мало что идёт, конечно... – Лиля усаживается на подлокотник кресла, закидывая ногу на ногу, будто хозяйка положения. – Ты всё про свою долю. Квартирку пополам, ага? А ты уверена, что в суде тебе хоть что-то достанется?
Я чувствую, как в груди растёт тяжесть. Смотрю на неё молча, руки сжаты.
Она достаёт телефон и, не глядя на меня, начинает что-то искать.
– Смотри сюда.
Она разворачивает экран. На видео – я. Я в пальто. Я иду в вестибюль отеля с каким-то мужчиной, высоким, лысоватым. Мы заходим. Его рука на моей спине. Моя – у него на локте. Я чуть улыбаюсь. Камера не очень чёткая, но видно всё.
– Что это?.. – шепчу, в горле пересохло.
– Не узнаёшь? – Лиля захлопывает видео и поднимает бровь. – Отель на проспекте Вернадского. За пару месяцев до твоей аварии. Ты же тогда Лёше врала, что у мамы ночуешь. А на самом деле...
– Это не я, – перебиваю её. Голос дрожит, но я стараюсь не сорваться. – И я не знаю этого мужчину!
– Знаешь-не знаешь... – фыркает она. – Думаешь, кому-то будет до этого дело? ИИ, милая моя, сейчас твоё лицо хоть к задней части приклеит. А тут всё натурально.
– ИИ? – повторяю за ней вопросительно.
– Искусственный интеллект. Такое вытворяет, ты офигеешь. В умелых руках не отличишь, фейк или ориджинал. Ах, да... Этот мужик, кстати, уже согласился подтвердить в суде, что у вас с ним был роман. А знаешь почему? Потому что он мой кент.
Я чувствую, как меня бросает в холод.
– Так это всё обман?
– Нет, – ржёт она, – ты просто плохо помнишь! Ха-ха! Адвокат уже всё готовит. Будет красиво: ты изменяла, Лёша страдал, детей нет, а теперь ты ещё и с имуществом носишься, как будто тебе что-то полагается.
Вчерашний визит этой шаломындры выбил меня из колеи. Меня будто парализовало, а потом всю трясло. Но не от страха, а от ярости. С этим лицом я уже давно не чувствую себя человеком. Не то, что уверенной. Такое чувство, будто это я всем должна, хотя должны мне! Позволяю так об себя ноги вытирать, это правда... Я не знаю, как по-другому, в первый раз сталкиваюсь с такой жадностью и токсичностью.
Как только наткнулась на эту чёрную полосу, так света не видать. Снежным комом...
Неожиданно звонит Лёша.
Первая мысль: хочет добить.
Беру всю свою смелость в кулак и снимаю трубку.
– Что тебе нужно? – ядовито шиплю. – Её послал, так не хватило... сейчас будешь додавливать?
– Её? Кого её, Ир? Я лишь звоню спросить. Посеял где-то ключи от машины, а запасные не нашёл, когда дома был. Ты знаешь, где они? Ты в прошлый раз убиралась может куда-то запихала. Или... – он делает длинную паузу, – или ты и их спрятала, чтобы мне напакостить?
– Так, всё, хватит. Всё сказал? Делать мне больше нечего, твои ключи прятать! Ищи сам. Ещё и смелости хватает мне звонить после такого? Какой же ты... какая же ты сволочь!
– После какого? Я тебя не понимаю. Ты про развод? Мы же это уже...
– Про бабу твою! Как ты посмел послать её ко мне? Самому храбрости не хватает поговорить со своей же женой? А я-то думала в тебе ещё осталась хоть капля совести...
– Постой-постой. Ты про Лилю? Она к тебе приходила? – спрашивает он так, будто в первый раз слышит.
– Она-она. А кто ещё? Не притворяйся, что не знаешь! – окна уже трещат от крика, Лаврик спрятался под кровать от греха подальше. – Ключи ей дал... от НАШЕЙ квартиры. Считаешь это нормальным? Хоть раз... Хоть раз бы подумал головой, а не своим... Тьфу!
– Что?! – завопил он. – Ир, клянусь, не знал про это. И ключи ей не давал, – в замешательстве. – Я ей выскажу... вздумала, чёрт её подери. Что именно она тебе там наговорила?
– Не притворяйся святым! Она сказала, ты послал её меня шантажировать!
Молчание.
– Делать больше нечего, как придумывать видео, порочащее мою честь? Совсем мозги засохли? Я, может, и дура. Но чтобы та-а-ак от меня избавиться...?
– Погоди-погоди! Я вообще не понимаю, о чём речь. Но что бы она не сказала, забудь про это, я с ней поговорю. Ты так не переживай, – он произнёс это так спокойно, что меня ещё сильнее взбесило через трубку.
– Не переживай? – наезжаю я, меня понесло. – Говорит мне человек, с которым у нас через три месяца была бы розовая свадьба. Человек, который клялся в вечной любви, а теперь прячется за чужой юбкой. Тот, которого я всё ещё люблю несмотря ни на что, тот, кто вонзил мне нож в спину! Это всё, что ты можешь сказать? Не переживай?!
– Ира. Я не хотел всего этого, клянусь. Не мог иначе. Всё не так просто, как ты думаешь...
– Не просто? А что же? Какая же на самом деле тогда проблема? А? Помимо мозгов ещё и язык отсох?
– Я... Я просто... – запинается он. – Тьфу! Ну, говорил же, что с тобой чувствую себя виноватым. Говорил! Зачем ты заставляешь меня повторять всё это? Мне... мне просто нужна смена обстановки, – прозвучало слишком неуверенно.
– Ты поэтому у меня квартиру отбираешь? Потому что нужна смена обстановки? Так вали! Вали в другую хату, да хоть на край света! Меня-то зачем обдираешь? Смена обстановки ему нужна... Что за липовые отмазки?
– Так я...
– Хочешь новую жизнь, я знаю. Сказал бы давно уже, в чём причина, мямлишь и мямлишь, – специально провоцирую его, не могу больше слушать эту ложь: «ты меня пойми, я чувствую себя виноватым, всегда грустная ходишь».
– Прекрати.
– Ну! Скажи же! Давай! Почему бросаешь меня? Ну?
– Ир, успокойся... – нервничает он.
– Неужели и правда влюбился в эту Зюзю? Да она тебя на первого богатенького променяет! Думаешь, сдался ты ей?
– Хватит! Достала! Да! Да... Не могу я! Не могу больше смотреть на тебя, – слышу горечь в его голосе, от этого ещё больнее. – Твоё новое лицо выело мне все глаза. Я любил тебя, правда, и люблю до сих пор, но мне нужна красота, мне нужно чем-то любоваться, чему-то радоваться. Телу женщины, красивому, утончённому, с формами. А у тебя, ну... Уже и не только в лице-то проблема, Ир. А если б родила? Тебя б, наверное, вообще размазало. Раньше ты такая худенькая была, но с формами... Вся такая... кхм-кхм – жирок только там, где надо. А щас всё расплылось.
Я с этого выпала. Неужели это правда? Ему плевать на мою душу? Моему собственному мужу всегда было плевать кто я и что из себя представляю? Только тело его волновало? Моя грудь третьего размера да выпирающая попа?
После аварии не только моя жизнь рухнула в плане работы и семьи, но ещё и депрессия нахлынула, а за ней пошли и лишние кило. А всё из-за этого скотины ж...
Да, я его простила за аварию, уже давно. Но обвинять в... этом – просто немыслимо.
Он продолжает:
– Я люблю тебя, Ир. Правда люблю. Но не могу так больше. Отпусти меня уже. Отпусти. Давай начнём всё сначала. Только по отдельности.
Вечер
Я распаковала свою давно забытую косметичку с тональниками и пудрами, нашла скульптор и даже хайлайтер. Всем этим я не пользовалась со дня аварии. Не было сил на это.
Впечатывая слой за слоем тональный крем оттенка слоновой кости в свою рыхлую кожу, я подсознательно надеялась, что этот страх хотя бы не будет бросаться в глаза. Но, посмотрев в зеркало, меня постигло разочарование. Тонна косметики хоть и сгладила кожу, но полоса, похожая на Китайскую стену, была отчётливо видна. Меня бы спас только профессиональный грим.
Я делаю последние штрихи – наношу красную помаду и обвожу губы карандашом, чтобы придать им симметричности и сделать ровный контур. Затем стираю ватной палочкой помаду до тех пор, пока она не становится полупрозрачной. Вызывающий стиль не в моём репертуаре.
Из одежды – бежевое платье с воротником и рукавами, тёплое, до колен. На ногах прозрачные колготки и полусапожки. Про причёску тоже не забыла – мягкие кудри, слегка падающие на левую сторону лица.
Вызываю такси.
Волнение даёт о себе знать. Чувствую, как по спине катится капля пота. Хотя дома прохладно.
Накидываю пальто, но не застёгиваю. Выхожу в подъезд, вижу, как Лаврентий провожает взглядом. Будто говорит «только не помри, ты мне нужна. Кто ещё меня кормить будет?»
И зачем вообще я иду на это свидание? Я даже ещё не развелась толком.
Хотя... кого я обманываю? Я точно знаю, зачем иду – чтобы проверить, есть ли у меня шансы на рынке. Рынке мужчин и серьёзных отношений, а может даже и любви... Есть ли там счастье? Примут ли меня? Хочется разузнать сейчас, чтобы себя подуспокоить.
– На свидание? – внезапно спрашивает водитель.
– Эм... – на лице вымученная улыбка. – Да. Заметно?
– Как же ш! – пялится в зеркало заднего вида. – Така-а-я женщина! Всех с ума сведёте мужиков.
– Ой, да что вы... – сильнее прикрываю левую часть лица волосами.
– Я б женился на вас, да есть уже жена! Хе-хе, – стучит пальцами по рулю. – Ладно-ладно, шучу. Я за жёнушку свою горой, ни на кого не променяю. И вам желаю найти того самого!
Я только лишь вздыхаю, осознавая, что «тот самый» променял меня на змеюку подколодную.
– Вот и приехали. Семь минут делов. Не Москва всё-таки, хе-хе.
– У меня по карте оплата.
– Вижу-вижу. Всё прошло. Ну, удачи вам!
– Спасибо... Передайте вашей жене, что у неё отличный муж... Пусть держится за такого, а то и отобрать могут... – выхожу из автомобиля.
– Да она меня как быка за рога! – посмеялся он и дал газу, как только я закрыла дверь.
Как ни крути, а таксист вселил в меня немного уверенности.
Я почувствовала, что стою твёрдо. На одежде – ни пылинки, ни пятнышка, в зубах – ничего не застряло, а ветер придал волосам большего объёма.
Захожу в ресторан. До встречи ещё 10 минут. Выбираю столик у окна, сажусь и изучаю меню. Глаза периодически скользят по входу. Заходят парочки, подружки, а также одинокие молодые девушки, видимо, пытающиеся подцепить богатеньких в дорогом месте.
Вдруг заходит мужчина, сдаёт кожаную куртку в гардероб. Я разглядываю его лицо – ну точно, Евгений. На нём светло-голубая рубашка, заправленная в серые джинсы, и до блеска начищенные туфли. Хотя к этому прикиду больше подошли бы кроссовки. Ощущение, что он взял из нескольких образов по вещи и напялил их по отдельности.
Он направился в зал и, мельком меня оглянув, пошёл в другую сторону. Не заметил? Или не узнал?
Я машу ему рукой. Не видит.
– Евгений! – прокричала я чересчур звонко, все на меня обернулись.
Он прищуривается и подходит к столику.
– Ирина? – сглатывает он.
Я привстаю и подаю ему руку.
– Да. Приятно познакомиться.
Он замер, приоткрыв рот.
– Что-то не так? – спрашиваю я.
Он садится и показывает мне рукой тоже присесть.
– Нет, ничего. Давай сначала что-нибудь закажем.
– Хорошо.
Он листает меню уже несколько минут, а выбрать ничего не может. Видимо, глаза его там, а мысли совсем в другом месте.
Подходит официант.
– Уже выбрали?
– Вот, и вот это... – тыкаю пальцем по номерам.
– А мне, пожалуйста, вот этот коктейльчик, – Женя проводит пальцем по барной карте, – и... давайте какой-нибудь супец. Рыбный.
Официант оглянул его с небольшим презрением, будто тот сказал какую-то глупость. Видимо, его не устроило сочетание молочного напитка и рыбного супа. Он сжал губы, пытаясь не ляпнуть ничего лишнего и ушёл.
– Ну что, Ирка-Ирка... – вдруг начал он. – Столько всего навалилось, если честно. Прям мозги набекрень.
Я киваю, не зная, что на это ответить.
– А ты давно на этих... свиданках? – спрашивает он, ковыряя салфетку.
Телевизор на фоне. Передача про детские сады.
Я разбираю сообщения на почте, периодически поглядывая в экран.
– Переключи, – слышу недовольный голос Лили из коридора.
– Зачем? Ты всё равно не смотришь.
– Раздражает.
– Что именно?
– Ну вот они.
– Они?
– Дети. Терпеть не могу...
Я осел. Понятно теперь. Всё всерьёз.
– Так не смотри, – удивляюсь я. – Ты всё равно своим занята. А мне интересно.
– Я не смотрю, зато слышу! Писклявые голоски эти, – корчит нос.
– Ты всё время придираешься, – тихо замечаю, не отрывая взгляда от экрана.
– Я просто честная, – Лиля бросает с раздражением, заходя в комнату и хватая пульт. – Все эти сопли с детьми... Тошнит уже. Ни к чему эти сюси-пуси. Живём один раз, нужно брать от жизни всё, а не менять памперсы и возиться с орущими бэбиками.
Я молча смотрю на неё. Внутри – щелчок. Сухой, неприятный, как трещина по стеклу.
– Ну правда, – продолжает, скрестив ноги. – Разве не лучше наслаждаться свободой?
– А может, кому-то это неважно? – спокойно спрашиваю. – Может, есть те, кто в этом находит смысл. Радость.
Она закатывает глаза, будто особенная.
Я удивляюсь, как раньше не слышал этого тона. Или не хотел слышать.
Молчу. Смотрю на картинку, как маленький мальчик смеётся, цепляясь за руку отца. И чувствую, как что-то внутри обрывается. В который раз.
И тут она переключает.
– Ты же знал, что со мной не будет этих хлопот. Я честно тебя предупредила. Я тебя не обманывала.
– Знаю.
***
До суда я поживу у тёти.
Мне срочно нужно было сменить обстановку.
Лаврентия я отвезла матери. Это, конечно, крайняя мера. Прошлый раз она так его откормила, что пришлось садить на диету и покупать беговое колесо.
Полёт прошёл гладко. Но была небольшая заминка на стойке регистрации – не могли поверить, что это моё фото в паспорте.
Уж что-что, а менять я его не буду. Хочется хотя бы в паспорте не выглядеть убого.
У Домодедово меня ожидали чайки-таксисты.
– Такси!
– Такси!
– Вам куда?
– Такси!
– За две садись...
Я взяла электричку. Она как раз шла в сторону района моей тёти – Малое Видное.
В вагоне было куча людей, я даже не села, да и мне никто не уступил. Пару раз толкнули в плечо.
Колёсико у чемодана сломалось, пришлось тащить как тащится.
Выходя на станции, я затормозила перед турникетами. Оказывается, билет нужно держать до тех пор, пока не выйдешь со станции. А я выкинула его на перроне, как только вышла из поезда. Заставили платить по двойному тарифу.
На улице было серо и дождливо, но я плелась в надежде на горячий чай и компанию своей любимой тётушки в её уютной кухне.
В 10-ти минутах ходьбы от её дома я остановилась. Телефон завибрировал.
Лёша.
Что ещё? Не всё сказал? Мало грязи вылил?
Хочу сбросить, но почему-то палец сам смахивает на «принять».
– Алло? – слышу его голос. – Ира?
И молчание. Будто кроме меня по этому номеру мог дозвониться ещё и до Обамы.
– Нет, я не Ира. Для тебя Ирина Сергеевна.
Чёрт, нет, звучит даже как-то сексуальнее.
– Хорошо, Ира Сергеевна. Вы почему не дома? Я же сказал, что можете жить сколько захотите, пока не разберёмся кто куда... Время есть. Я же не изверг какой-то, чтобы выгонять тебя так сразу, – включил он свой суровый убедительный голос, от которого у меня всегда были мурашки по коже.
– А не ты ли мне говорил чемоданы собирать? – вспоминаю я.
Он раздумывает.
– Я это имел в виду... образно. Ну, то есть... Да. Но не так сразу же.
– Дай угадаю, ты не хочешь быть законченным подлецом? Хочешь быть просто подлецом. Мол, вот я тебе уступаю... Выглядит жалко!
– Я не это имел в виду.
– Тебе какое дело, где я? Ещё раз позвонишь, клянусь, я не поленюсь, возьму биту и тачке твоей трындец!
Тяжелое дыхание в трубку.
– Два раза повторять не буду, – продолжаю я.
– Как знаешь.
Сбросил.
Беру чемодан за ручку и продолжаю идти, раздумывая о том, что пора бы заморозить яйцеклетки пока не поздно.
Сворачиваю налево, за ларёк, и иду прямо. Справа показались ворота тёти – бордовые, высокие. Виднеется двухэтажный домик, немного покосившийся, но от этого не менее красивый. За пятнадцать лет рядом уже выросла огромная черёмуха.
Осталось только повернуть направо, к главному входу.
Я перескочила через лужу и, высунувшись из-за угла, застыла.
У ворот стояли две машины – полицейская и скорая. Двери были распахнуты настежь. Люди в форме сновали туда-сюда, кто-то переговаривался вполголоса.
Мгновенно похолодели пальцы. Сумки выскользнули из рук и плюхнулись в грязь. Я рванула к воротам.