Измена. Игра на вылет

Глава 1.

МАРТА

— Ну что, осталось только перерезать праздничную ленточку, и считай, мечта сбылась!

Муж довольно потирает руки. Его лицо выражает абсолютное счастье, но в глазах читается лёгкое беспокойство.

— Можно сказать и так, — поправляю заботливо его бабочку и разглаживаю лацканы пиджака. Любуюсь им. Мне всегда нравилось, как он выглядит в строгом костюме. — Поехали, нельзя опаздывать, — бросаю взгляд на кухонные часы.

— Марта, слушай... На сердце так тревожно.

Вдруг признаётся он, берёт мою руку, прижимает её к своей груди.

И правда — его сердце бьётся быстро, почти бешено. Он действительно очень волнуется.

— Тебе не о чем переживать, — настаиваю я, пытаясь его успокоить. — Всё организовано идеально: и пресс-зона, и входная группа оформлены безупречно. Оборудование проверено — всё работает. Персонал подобран из лучших специалистов города. Мы полностью готовы к открытию. Поехали. Артур, гости уже собрались. В такой день нельзя заставлять их ждать, — мягко настаиваю я, похлопываю его по плечу и нежно целую в губы.

— Спасибо, милая, за поддержку. Что бы я без тебя делал. Мы стольким рискнули... —говорит он так, будто я не знаю о всех вложениях и рисках, будто слышу об этом впервые. — Наверное, поэтому такой мандраж.

Киваю. Улыбаюсь. Делаю вид, что спокойна и беззаботна. Но не признаюсь, что сама нахожусь в таком же состоянии, что и он сам в данный момент. Пожалуй, мне даже положено волноваться больше, потому что наши ситуации совершенно разные.

Ему предстоит провести рядом с журналистами всего пять минут: поулыбаться, произнести речь, рассказать о наших планах и перспективах, перерезать ленточку — и всё. А затем... затем вся ответственность ляжет на мои плечи, ведь я — главный врач этой частной клиники.

— Ладно, хватит переживать, — целует меня в кончик носа. — Забудь! Просто вышел на финишную прямую и разнервничался. Клиника заработает в обычном режиме — и я смогу выдохнуть.

Он-то действительно выдохнет. А я... Вряд ли. Для меня, в отличие от него, всё только начинается.

...Пока мы едем в клинику, в памяти всплывает, как всё начиналось.

Когда Воронов — равноправный партнёр моего мужа впервые предложил ему построить эту клинику, и супруг пришёл домой с этой идеей, я сразу заметила, как его глаза горели азартом и увлечённостью. Он словно ребёнок с диким восторгом рассказывал мне о том, как всё это будет, если я соглашусь его поддержать.

Идея создать что-то значимое, своё, полностью захватила его и не отпускала. Я хорошо помню тот вечер на кухне, когда он впервые рассказал мне о проекте. Его голос дрожал от волнения и вдохновения, а глаза светились таким энтузиазмом и верой в успех, что я не могла не поддержать его.

Артур всегда был таким. Врачебная практика, по сути, никогда его не интересовала. Он поступил в медицинский только потому, что этого хотели его родители. А сам всегда мечтал о чём-то большем, о своём деле - где не нужно никому подчиняться и, главное, чтобы не приходилось лечить людей.

Вот управлять такой махиной, где врачи лечат — это да! А самому … самому неинтересно.

Когда первая эйфория прошла, мы оба осознали, насколько это будет сложно и финасово затратно. Для воплощения его мечты нам предстояло отдать всё, что у нас было. Организация такого масштаба требовала колоссальных вложений - только стоимость медицинского оборудования уже была астрономической для нас. Мне, как врачу со стажем, это было особенно очевидно. Да и он всё это знал, работая в этой сфере не понаслышке.

— Нам ещё повезло, что Воронов вкладывает половину! Будь это только мои... то есть наши деньги, — он тут же поправился, — такое вряд ли было бы возможно. Нет, Марта, такую возможность нужно хватать обеими руками за хвост и держать крепко-крепко! — настаивал и убеждал меня.

— Артур, нам придётся продать почти всё. Но эту квартиру я не отдам, как бы ты меня ни убеждал. Мы так мечтали о ней, так много работали... — я тщательно подбирала слова, и в итоге муж согласился оставить её.

— Конечно, хорошо, эту не тронем. Но, милая, вряд ли тебе стоит волноваться, потому что со временем всё окупится.

— Я понимаю, но либо не трогаем квартиру, либо никак, — я настаивала.

Артур принял мои условия, и мы, продав всё возможное — вторую машину, дачу, квартиру, купленную для дочери, — рискнули. Даже все накопления со счетов,

копившиеся годами, вложили в это дело. Оставили только квартиру, где живём, и одну машину на двоих.

Признаюсь, мне было очень страшно. Невероятно страшно. Но я старалась не показывать этот страх мужу. Хватало его дерготни и периодических сомнений, которые стали появляться, когда начались проблемы и глобальные вопросы.

Первые месяцы, когда муж оформлял участок под стройку, заказывал проект клиники и начиналось строительство, стали настоящим адом. Мы жили в режиме постоянного стресса. Часто ссорились, спорили, но нам хватало ума не переходить границы и не переносить эти конфликты в семью и личные отношения.

Артур пропадал на стройке, контролируя каждый этап, а я пыталась удержать всё остальное: дом, бюджет, который теперь приходилось жёстко экономить, эмоциональное состояние семьи. При этом продолжала работать в больнице и подбирала персонал для будущей клиники.

Только когда я увидела готовое здание, завершённый ремонт и собранную команду, наконец поверила — мы справились. Все трудности этих двух лет прошли не зря.

— Ты всё проверила? Фейерверк, фуршет, закуски...

Он снова пристаёт с вопросами в машине, перечисляя то, что мы уже не раз обсуждали.

— Вообще-то, я не этим должна заниматься. Если помнишь, я врач, а не менеджер, — пытаюсь пошутить, но вижу — шутка ему не по душе.

Меня беспокоит сегодня его состояние. Он выглядит слишком нервным, раздражённым, возбуждённым. Давно не видела его таким.

— Расслабься, милый. Всё будет хорошо, — оправдываю его поведение открытием клиники.

Глава 2.

Дальнейшее происходит как в тумане. Но это нормально, обычная реакция на острый и сильный стресс.

Слёзы готовы хлынуть без моего разрешения, но я сильнее этого желания. Выхожу из кабинета дочки Воронова и пытаюсь вспомнить, где мой кабинет. Оглядываюсь. Конечно, я прекрасно ориентируюсь в здании и давно к нему привыкла, но сейчас будто поглупела на несколько мгновений и никак не могу выйти из ступора.

Такое бывает, когда сталкиваешься с ситуацией, к которой совершенно не готов, и словно выпадаешь из реальности, попадая в параллельную вселенную, где твоё тело и душа существуют отдельно друг от друга.

Вот и я сейчас вроде шевелю руками, переставляю ноги, двигаюсь, но по ощущениям остаюсь на месте. Мои шаги неуверенные, медленные, раздражающие меня саму.

Вот он, мой кабинет. А зачем я здесь? Зачем я шла сюда? Ах да, отдышаться, прийти в себя, сделать глоток воды. Горло пересохло и саднит.

Мне нужно на меня саму хотя бы несколько мгновений, чтобы вернуться в нормальное, адекватное состояние. Уверена, моя кожа по цвету сейчас как белая стена, хотя я никогда не была бледнокожей.

Всё перевернулось… Сегодня утром мне казалось, мы прошли сложный путь и впереди нас ждёт только счастье. Но внезапно это оказалось иллюзией, обманом, пустышкой.

Захожу в свой кабинет, сажусь, а точнее, практически падаю, закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла.

Я переживала, как будет работать клиника... Но ни разу не подумала, как буду функционировать я, если что-то пойдёт не так. Этот момент упустила, разрываясь между делами, и вот теперь столкнулась с реальностью лицом к лицу.

Как там говорилось в шутке у Воронова: если проект окажется провальным… А я добавила в голове: тогда провальной станет и наша жизнь.

А теперь, когда это моя реальность, что теперь нас ждёт?

Я не плачу, почему-то ни единой слезинки. Наверное, всё ещё пребываю в ступоре. Позже нахлынет, главное, чтобы не здесь, в клинике.

Жизнь в этот момент кажется мне бессмысленной. Зачем всё это было? Для кого? Ради чего?

Весь этот год я была уверена: клиника - наш общий проект в будущее. Откроем её - и наконец заживём так, как всегда мечтали.

Я не раз представляла, как наша дочь будет гордиться нами. Она, кстати, тоже пошла по медицинской стезе и планировала работать в нашей клинике после медицинской академии.

Столько было планов: совместные путешествия, когда мы сможем наслаждаться плодами труда; развитие бизнеса, новые проекты, финансовое благополучие.

Но главное — всё это мы собирались делать вместе!

Теперь же... теперь понимаю, как заблуждалась. Это были лишь мои фантазии и ни одной из этих мечт не суждено сбыться.

Он получил своё: клинику, цель, страсть. А я? Что осталось мне?

— Дорогие друзья, мы рады приветствовать вас в нашей клинике! —раздаётся голос мужа, отвлекая меня от моих мыслей. Аплодисменты. Из-за открытых на проветривание окон всё прекрасно слышно, тем более он говорит в микрофон. — Благодарим вас за то, что разделяете с нами эту радость в такой важный день! —снова аплодисменты. — Как вы знаете, мы потратили больше года на выбор идеального расположения места, строительство этого прекрасного здания, подбор персонала, и, кстати, не просто сотрудников, — делает эффектную паузу для усиления значимости сказанных им слов, — а настоящих профессионалов высочайшего класса! —Вновь аплодисменты.

Он продолжает говорить, но его речь звучит настолько примитивно, что становится очевидно: к этому выступлению он не готовился. Да, мы действительно упустили этот момент, не обсудили его. Вероятно, он рассчитывал на меня, а у меня даже мыслей не возникало, что её должна буду говорить я.

Но теперь я рада этому, потому что горькая правда об его измене для меня лучше самой сладкой лжи, где он клялся, что наша семья для него самое главное достижение в жизни.

Пока он выступает, его слова путаются, фразы обрываются, он постоянно делает паузы, будто пытается вспомнить, что хотел сказать или подобрать подходящие слова. Сейчас ему приходится импровизировать, и я чувствую его волнение.

Мне казалось, я знаю своего мужа, умею его «читать». Но ошиблась, главного не разглядела: что он настоящий обманщик и предатель.

Да, всё, что он говорит — чистая правда. И про поиск площадки, и про переживания, и про поиск, кстати, мною, настоящих профессионалов в своей отрасли.

Мы действительно очень старались. Чётко распределили обязанности, и я все эти два года выкладывалась по максимуму, чтобы выполнить свою часть.

Дел было так много тогда, что я буквально валилась с ног от усталости. Каждый вечер, приходя домой, наспех готовила ужин, уделяла мужу немного внимания и мечтала только об одном — поскорее лечь спать.

А мой муж... Он оказался куда энергичнее и активнее во всех смыслах этих слов. Успевал не только заниматься строительством, согласованиями, закупкой оборудования, но и другими, не менее важными делами. Например, изменять мне с дочерью нашего партнёра.

Да, наш пострел везде поспевал...

На ватных ногах выхожу на улицу, где по-прежнему многолюдно. Кто-то хватает меня за руку, поздравляет, восхищается нашей работой. А я лишь автоматически киваю, улыбаюсь натянутой и искусственной улыбкой, благодарю и иду дальше.

Торжественные речи о перспективах клиники закончены, но аплодисменты не стихают. От этого гула начинает болеть голова. Хочется, чтобы всё это поскорее закончилось.

— Наконец-то, Марта Викторовна! Мы вас уже потеряли! —привычно ласковым тоном обращается ко мне партнёр мужа.

Если несколько минут я избегала его компании, то сейчас, выйдя из клиники целенаправленно шла именно к нему.

— Отойдёмте, — прошу. Он кивает, и мы отдаляемся от толпы.

— Что-то случилось? —не успеваю ответить, как он продолжает: — Скажите хоть что-нибудь вы для народа, а то ваш муж, как оказалось, двух слов связать не может. Наверное, волнуется... — ищет оправдания моему неверному супругу. — Но к таким событиям надо готовиться серьёзнее. Здесь же телевидение, журналисты. Материалы пойдут в сеть, а он стоит, мычит! Я бы и то лучше сказал!—Замечаю как он недоволен им. А уж как я недовольна, и не только речью, не передать!

Глава 3.

— Что за чушь? — неожиданно рычит на меня Александр Николаевич, его лицо искажено злостью, гневом, возмущением. —Она ваша сотрудница, а не любовница Артура, и моего, кстати, партнёра! Мне кажется, вы, мадам, переволновались, пока готовились к открытию клиники и с кем-то спутали мою дочь. Вас нужно отдохнуть.

Его реакция понятна, и она, вероятно, чревата для меня большим скандалом, но я не собираюсь отступать.

Во мне тоже внутри всё кипит от боли, унижения, предательства, растерянности, возмущения.

— Тише, Саша, тише, — его жена, дёргает его за рукав. —Люди услышат! — Она поворачивается ко мне, и её глаза сверкают в ненависти и злости, как недавно сверкали у её мужа. — Вы, милочка, совсем что ли чёкнулись!? —теперь она шипит на меня, как змея, готовая кинуться для укуса.

— Прекратите говорить такие вещи! —добавляет он к словам жены.

— Я говорю то, что видела собственными глазами, и не затыкайте мне рот! —Мне плевать, в этот момент, что это мой работодатель. Я пока ещё жена его, как он сам заметил, партнёра в том числе, и тоже имею право на многое по закону. А даже если бы не имела, я никогда не пресмыкалась перед власть имущими независимо от ситуации.

Замечаю, как некоторые присутствующие начинают поглядывать в нашу сторону. Их взгляды полны любопытства, и я понижают тон.

— Я не слепая и не дура. И даже будь я трижды уставшая, вряд ли мои глазам меня подведут.

— Замолчите! —повторяет Воронов повышая голос. Он хватает меня за локоть и пытается оттащить подальше, где совсем нет людей. — Что вы себе позволяете? Моя дочь и ваш муж?! Это абсурд! Такого просто не может быть! Он что, самоубийца, а она дура?!

—Очень вероятно, —хныкаю, когда он говорит про них в таком сравнении. — Ну, если я всё придумала, тогда скажите, где она сейчас? —После моих слов он начинает озираться по сторонам, как совсем недавно делала я. — Как сотрудница, она должна быть здесь и аплодировать успеху отца!

—Мы всё обязательно выясним, но я знаю, что такая как моя дочь никогда не будет с таким как ваш муж. Зачем ей этот … нищеброд! А вам, Марта Викторовна, придётся перед ней извиниться! И заставлю сделать это прилюдно, при всех сотрудниках этой долбанной клиники! Потому что я никому не позволю порочить её имя, честь и достоинство! — игнорирует мой вопрос.

—А мне и не нужно его порочить, она прекрасно справилась сама. И я не намерена молчать. Если ваша дочь, которая младше его почти на двадцать лет и к тому же моя подчинённая, спокойно ложится в постель с женатым мужчиной, то это говорит, что ни чести, ни достоинства у неё нет. Не находите?

Он смотрит на меня с таким возмущением, будто это я его оскорбила, а не его дочь меня.

— Урою! — не знаю, к кому относится эта угроза, но мне на данный момент плевать.

— Вы так и не ответили, где ваша дочь, Александр Николаевич? Почему её нет здесь?— настаиваю на ответе.

— Я за ней слежу, она не маленький ребёнок, — его голос по-прежнему резкий, но я вижу — он совершенно точно расстроен.

От прежней улыбки и беззаботности не осталось и следа. Тот, кто несколько минут назад травил шутки, веселился и показывал всем своё превосходство теперь выглядит как грозовой фронт, который с сумасшедшей скоростью движется в нашу сторону.

— Если она не ребёнок, пусть отвечает за свои поступки. Она сбежала, как... мышь, так тихо, что я даже не успела оглянуться.

Александр Николаевич быстрым движением достаёт телефон из кармана брюк и начинает набирать номер.

«Дочка»— замечаю, как он нажимает кнопку вызова.

Несколько долгих гудков, кажущихся вечностью, и... звонок сброшен. Но Александр Николаевич человек настойчивый, это я уже поняла.

Его улыбка лишь кажется добродушной, но на самом деле это видимость, не более и за ней скрывается холодный расчёт и твёрдость характера. Он добивается всего, что его интересует. А сейчас его интересует обманула я его или нет. Для него, как я неожиданно для себя поняла — это практически дело чести.

— Моего мужа, кстати, тоже уже нет, — замечаю это.— Как и она, сбежал, — оглядываясь по сторонам, понимаю, что это так.

Воронов снова набирает дочери. Теперь она, видимо, понимает — разговора не избежать. И наконец отвечает:

— Да, папочка!

Я стою рядом и слышимость довольно хорошая.

— Где ты?! — его тон уже совсем не ласковый.

— Я дома! — лжёт она.

Он поворачивается ко мне, и я вижу, как ему неловко от этого разговора. Отходит в сторону.

— Что за враньё?! — повышает голос. — Я видел твою машину! Где ты?!— Она ему что-то отвечает, но теперь её слова для меня недосягаемы. —Немедленно,— его слова звучат как приказ,— сюда, в кабинет главного врача! Сейчас же! И попробуй не прийти!

Он сбрасывает звонок, опускает лицо и несколько минут стоит молча, не шевелясь. Глаза его закрыты, а дышит он тяжело. Я его просто не узнаю.

— Она придёт, — поворачивается ко мне чуть позднее и говорит тихо, но твёрдо.

— Саша, успокойся! —его жена продолжает пялиться на меня с недоверием. —Надо во всём разобраться. Может, эта... сама что-то придумала про нашу Ларочку.

— Зачем ей это? — Недовольно бросает он.

— Ну не знаю… Может, завидует её молодости, красоте, уму…

—Ума у неё нет, не льстите способностям вашей дочери, — кидаю этой дуре в пику. Уж я-то точно это знаю, потому что вела её как куратор в ординатуре.

—Всё, все прекратили базар! —прерывает нас Воронов. —Марта Викторовна, если вы что-то выдумали...— ему, естественно, хочется верить именно в это, и я, если честно, его понимаю, — вряд ли мы сможем продолжить сотрудничество. Я всё-таки верю, что вы ошиблись, и это была другая девушка. Я понимаю, узнать об измене мужа тяжело, но …

—Конечно! Какое тут уж может быть сотрудничество, — даже не слушаю его дальше, прерываю, хотя я знаю правила хорошего тона. —Я сама собираюсь уйти, не беспокойтесь за это. Данный вопрос, как раз решается очень быстро. Есть более важные.

Глава 4.

— Да уж какие тут игры, о чём хоть вы говорите. Я же сказал, ни мне, ни дочери моей с таким, как ваш муж не может быть интересно. Да, он трудился много, чтобы открыть эту клинику, этого у него не отнять, но в другом… Можете мне верить или нет, но я не знал ничего об их связи.

Вижу, действительно не знал. Он и правда очень переживает, его глаза говорят сами за себя. Потухший взгляд, напряжённые черты лица. Я на каком-то подсознательном уровне понимаю: он не врёт.

— Впрочем, для меня это не имеет значения, я ничего не обязан вам доказывать, не находите? — киваю. — Неужели, если я знал, я бы позволил состояться этим отношениям? Да никогда! Только партнёрство в вопросе клиники и всё! Я даже не помню, чтобы Лара возле нас крутилась, когда он приезжал в наш дом, — вижу, как он пытается проанализировать ситуацию, видимо, действительно, вспоминает. — Нет, Лара всегда была где-то, но точно не с нами в кабинете, когда мы обсуждали дела. Ерунда какая-то… — чешет лоб.

— Да, да, наша Ларочка достойна другого мужчины, — его жене, видимо, крайне важно показать своё присутствие рядом. — У нас на неё другие планы.

— Закрой рот, — поворачивается к супруге Воронов и резко говорит ей. Видимо, не хочет, чтобы я владела лишней информацией. А она, точно есть, как я догадываюсь. — Конечно он ей не пара, если говорить о них как о гипотетических супругах в будущем! —подхватывает Александр Николаевич, снова в диалоге со мной, — зачем ей этот нищеброд? У вас же, по сути, заложено всё было из имущества, как я понял, чтобы вложиться в этот проект и открыть клинику. Вы до трусов практически всё продали, чтобы он стал моим партнёром. А я с такими, как правило, дел не имею. У меня масштабы другие.

— А зачем же тогда вы связались с нами? —не понимаю, правда.

— Ради дочери. Ей захотелось, чтобы я прикупил клинику, ну я и ввязался… на свою голову. Знакомых у меня в этой сфере нет. Ваш муж шарит в таких вопросах. Вы тем более — профессионал. А так мне ваш мужик не нужен ни в каком качестве. Я его в своё окружение никогда не выведу. А насчёт вашей супружеской доли в клинике, между прочим, тоже не всё гладко, — неожиданно усмехается и заявляет Воронов, и мне от этого смеха почему-то становится не по себе. — Кстати, мужу своему тоже наберите, раз он… участник событий. В рожу с удовольствием дам ему, если этот урод предал меня и позарился на то, что нельзя.

— Ой, а я на это посмотрю! И, кажется, получу от этого своё удовольствие, — сквозь боль, которую пытаюсь всё-таки скрыть от них, говорю вслух.

— А вы язва, Марта Викторовна! Никогда бы не подумал так о вас, но теперь вижу, что это так, — даже, кажется, удивляется.

Ничего не отвечаю ему на его «комплимент», достаю телефон и набираю номер мужа. В отличие от своей пассии, он поднимает трубку сразу.

— Вы вместе? — спрашиваю его, когда берёт трубку, зная, что поймёт подтекст: с любовницей ли он сейчас.

— Вместе, — уверенно отвечает. — Скоро будем.

Меня смущает, как он ровно теперь разговаривает. В голове стучит набат, что эта ситуация очень много изменит для нас. И не только в части вопроса семейной жизни, но и в других.

Ловлю себя на мысли, что Артур откроется для меня с такой стороны, которую я не знала. И от неё, как мне подсказывает интуиция, я буду в полном шоке.

Ну а как иначе, если он скрывал так искусно связь с дочерью своего партнёра, и ни я, ни Воронов, ни его охрана тем более ничего не знали про эти отношения?

А это, кстати, при условии такого количества лишнего народа рядом надо очень постараться!

— Пойдёмте в клинику, Марта Викторовна, — спокойно берёт меня под локоть партнёр мужа. И теперь совсем не грубо. Видимо, поуспокоился, пока мы говорили эти несколько минут. Он указывает головой в сторону здания. — Нам предстоит крайне неприятный разговор. Честно, признаюсь вам, я растерян. Хотя... учитывая характер моей дочери, всё ожидаемо. Дурочка... — вздыхает. — Может натворить такое, что потом не разберёшь. На ней же потом из наших хрен, кто женится после этого идиота с его провальной репутацией, — рассуждает вслух, но потом замолкает.

— О какой провальной репутации идёт речь? — хочу уточнить.

— Его репутации. Впрочем, скоро сами всё узнаете.

Мы идём к зданию, а его жена остаётся снаружи, беспокойно озираясь. Видимо, хочет первой встретить дочь и поговорить с ней до отцовского допроса.

— Позволите? — кивает на мой кабинет, спрашивая разрешения поговорить там.

— Без разницы.

Несколько минут после того, как мы остаёмся одни, каждый из нас молчит, думая о своём. И ему тяжело, и мне тоже.

— Я был с вами груб, — начинает он первый, опускаясь в моё кресло. — Приношу извинения. Вы ни в чём не виноваты, я признаю это безоговорочно, но, честно говоря, ваши слова меня ошеломили. Это, просто первая защитная реакция, не более. К тому же вы говорили так громко... Будто хотели, чтобы все услышали.

— Мне терять нечего, смысл шептать?

— Не стыдно перед людьми будет за измену мужа? — удивляется. — А особенно, при условии, что вы начальница моей дочери были и будете.

— А должно быть мне стыдно, считаете? Это же он и ваша дочь - предатели, а не я.

— Вы испортите ей репутацию в клинике.

— Плевать.

— А мне нет. Она ведь не только ваша сотрудница. Она моя дочь.

— В клинике она не ваша дочь. Плевала я на вашу родственную связь, если мы говорим о профессионализме. Кстати, её профессионализм сильно хромает. Я жалею уже, что согласилась и пообещала вам и дальше её обучать, только уже не в стенах городской больницы, а здесь. Надо было ещё там, на старой работе Ларису под зад коленкой выгнать за неправильные назначения по лечению пациентов и халатное заполнение документов.

— Уверен, вы говорите на эмоциях, преувеличивая масштаб бедствия. Я вас понимаю, в вас сейчас говорит, нет, кричит обиженная женщина, но я прошу успокоить её. И всё-таки насчёт Лары… я бы предпочёл, чтобы это осталось между нами. Постараюсь убедить дочь прекратить эту связь. А как вы с мужем...

Глава 5.

Он не успевает ответить — дверь распахивается. Моё сердце начинает трепетать в волнении предстоящего разговора. Но не из-за того, какие слова я боюсь услышать от собственного супруга, а оттого, что может, и скажет мне Воронов. Он сам сказал: «скоро всё узнаете». Вот я и намереваюсь прямо здесь и сейчас узнать это «всё». По крайней мере, очень на это надеюсь!

Я настроена критически, и пока мне не ответят на вопрос о долях, я не уйду.

Эти два предателя входят, держась за руки. Позади, следом семенит мать девушки, её лицо искажено тревогой. Я понимаю её как мать, но не понимаю её как женщина. У нас же тоже растёт дочь, и я даже не представляю, чтобы я сделала на её месте, окажись в аналогичной ситуации.

А Артур? Интересно, как бы он отреагировал, если бы его дочь встречалась с женатым мужчиной? Впрочем, я сейчас не о том совсем.

— Саша, прошу... Будь помягче с дочкой! — подходит к столу, говорит приглушённо, но я слышу. — Не обижай её ради... этой... — бросает в мою сторону высокомерный взгляд.

— Я разберусь.

— Да, да, я о том же. Пока есть все шансы… Ну, ты понимаешь, да, о чём я? — смотрит на него вопросительно. Они несколько секунд ведут свой немой диалог, а я за ними наблюдаю. Это замечает Воронов.

— Ты сегодня закроешь свой рот, а? — цедит жене сквозь замкнутые зубы.

— Главное, не кричи на дочь и держи себя в руках!

Что же, теперь понятно, откуда у Ларисы такое поведение. Похоже, для неё никогда не существовало никаких запретов. Чего бы они ни касались. И даже если она, как сказал Воронов «натворит дел», мать Ларисы закроет глаза на всё, лишь бы дочка была счастлива.

— Папа, — обращается к нему Лариса, — хорошо даже, что эта... — она кивает многозначительно в мою сторону, — узнала о нас с Артуром. По большому счёту, всё, что ни делается, всё к лучшему. Ты же мне всегда так говоришь, правда?

Совершенно точно её мать ей всё рассказала, и она готова к этому разговору.

Её голос перед отцом звучит по-детски, почти наивно, но, я уверена, что это только выбранная перед отцом роль. Когда она увидела меня, стоящую в проёме двери, и сказала громко о том, что я пришла, интонации голоса были совсем другие. И взгляд, не такой, как сейчас, где она хочет его разжалобить. Там был взгляд уверенной в себе особы и не имеющей никакого стеснения девки.

— Когда вы успели провернуть это за моей спиной? Почему я ничего не знал о ваших отношениях?

— А я что, отчитываться должна? Мне уже далеко за восемнадцать, если ты не помнишь!

— Не дерзи мне! Тебе давно за восемнадцать, а кажется, что мозгов как на шестнадцать, где мозг отключён и плевать на последствия! А на счёт отчитываться, если что, ты пока на моей шее прочно обосновалась, если ты не помнишь! Отвечай на мой вопрос: давно ты с ним? — игнорирует её слова Воронов.

— Нет, не так уж. Всего несколько месяцев. Но нам очень хорошо вместе, и я люблю его! — начинает хлюпать носом.

— Лара, хватит соплей. Это с матерью проходит, а со мной нет, и ты это знаешь, — тяжело вздыхает Воронов. — Тебе же работать у Марты Викторовны под её руководством. Как это будет — теперь даже представить страшно.

— И что? — словно не понимает его. — Это не взаимосвязано.

— Ок, ладно… Но ты практически ровесница их дочери, — кивает в мою сторону, а затем в сторону моего мужа. Начинает сначала ровно, но вижу, сдержаться не может.

— И что? — снова повторяет, не принимая аргументы отца.

— Ты идиотка?! — всё-таки не выдерживает её «и что?», басит теперь и неожиданно бьёт с силой кулаком по столу. Со стола слетают все предметы, расставленные на нём, оставляя абсолютно чистую поверхность.

Замечаю, как резко вздрагивает дочь Воронова в растерянности от такого поведения отца в данный момент. Видимо, она неожиданно поняла, что поддержки в его лице не найдёт. Но мне, бесспорно, это только на руку!

Она теперь стоит, потупив глаза, не рискуя что-то сказать отцу в ответ. Её мать приобнимает дочь в знак утешения, целует в щеку, что-то шепчет, а потом зло смотрит то на своего мужа, то на меня.

— Ну а ты, партнёр... — Александр Николаевич обращается к Артуру и словно выплёвывает это слово, — как тебе с моей дочуркой спится? Ты, мразь, ничего не попутал, а? Мы, кажется, только о деньгах и клинике говорили. Когда ты успел её в постель затащить и что пообещал, чтобы она рискнула потерять своё нормальное будущее ради тебя? — голос жесть, металл, кремень.

Да, я не ошиблась в нём, когда думала, что добродушность его — это лишь иллюзия, на самом деле там всё иначе.

— Александр… Саш… — начинает уверенно мой муж в разговоре.

— Какой я тебе Саш!? Я больше не намерен с тобой вести никакого панибратства. Вон к чему оно привело! Отныне и навсегда, при любых обстоятельствах и ситуациях я для тебя Александр Николаевич!

— Александр Николаевич... — поправляется сразу Артур, но голос его на удивление ровный и спокойный. Такое ощущение, что он был готов к этому разговору, в отличие от меня. — Я люблю вашу дочь, — и даже сразу на «вы» — и готов развестись со своей женой ради неё.

Он говорит это прямо при мне, так в лоб, без сомнений, колебаний, уверенно!

— В смысле, развестись?! — я даже не успеваю ничего сказать. Эту фразу говорит за меня Воронов. — То есть ты, не стесняясь, даже не обсудив это со своей женой, при условии того, где мы только что открыли клинику, назначили её главным врачом, готов с ней развестись? Я всё верно понял?! — Замечаю, как желваки на его скулах начинают двигаться. — То есть так всё просто?! Херня — вопрос, как говорится? — раскидывает широко руки.

Он явно сдерживает себя, но я чувствую, что вот-вот произойдёт взрыв. И когда он произойдёт, всем будет тяжело от последствий.

— Папа, — пытается вмешаться Лариса снова, и её голос уже звучит нервно, почти умоляюще. Девушка, кажется, поняла, что папа недоволен и это не просто проступок, за которой не погладят по голове. Но Александр Николаевич не обращает на неё внимания. Его взгляд по-прежнему прикован к моему мужу.

Глава 6.

— Александр Николаевич, хватит с ним, прошу. С ним всё понятно: готов развестись, стать вашим зятем. Давайте потом вы решите этот вопрос. Меня отпустите. Мне ещё надо заявление на увольнение написать. Вы спрашиваете, как быть со мной? Со мной как раз всё ясно. Я же сказала: отдайте мою долю. Деньги прошу вернуть в ближайшее время. Уверена, для вас это немного. Вы же сами сказали — у вас другие масштабы.

— Счастливого пути, — колко бросает Лариса. Ей, видимо, как и её мамаше, обязательно надо вставить своё слово.

— Веселишься… Не стыдно тебе ни капли ни передо мной. Ну ладно, передо мной, я тебе никто. Но перед отцом. Посмотри на него, как он расстроен, — поворачиваюсь к ней.

Задаю этот вопрос, и сама понимаю, что в нём нет никакого смысла.

— Мы разберёмся сами! — фыркает Воронова младшая. — Учительница здесь нашлась мне морали читать.

— Неблагодарная ты дрянь… — вырывается из меня.

— Нет, Марта Викторовна, никуда вы не уйдёте с должности! — прерывает нас Воронов. — Как люди без вас начнут работать? Вы собирали этих врачей! Вы их костяк! Завтра первый день, как полноценно выходит весь коллектив. Сегодня вы были на открытии, и это все видели. Как объяснитесь с людьми, что открыли клинику и уволились сразу же? Это же автоматом куча вопросов, обсуждений, сплетен! Журналисты были на открытии, реклама везде. Она разве что из утюга не идёт. Только ленивый, сопоставив факты, где главный врач сначала открывает клинику, а следом увольняется, не поймёт, что внутри организации явные проблемы. А конкуренты ещё и воспользуются этой новостью в свою пользу!

— Вашей дочери об этом надо было думать, когда она к моему мужу в постель ложилась.

— Также самое могу сказать вам! В конце концов, он старше! — Между нами теперь искрит. — Нет, я против вашего ухода.

— С чего вдруг вы решили мне указывать, что делать? Вы что-то перепутали. У вас с мужем моим, почти бывшим договорённости, а не со мной. Я нанятый работник.

— Согласен. Но не спешите с выводами на тему, что вы так просто можете развернуться и уйти! На данном этапе теперь я буду решать, кто куда пойдёт! — Замолкает на мгновение. — Я на взводе сейчас, Марта Викторовна, — он смотрит на меня пристально, и хоть его голос звучит уже чуть мягче, но в нём слышится сильное напряжение. — Давайте с вами потом решим все вопросы, хорошо? Прошу вас! Очень! Мне с этими, — кивает в сторону дочери и моего мужа, — разобраться надо. Только вы хотя бы вы не вмешивайтесь. Я ссориться с вами не хочу. Вы отличный главный врач, уверен, но эта ситуация... дрянь! Я ввалил в эту клинику кучу денег. Как я понимаю и, в принципе, не удивлён, вы не в курсе, того, что ваша семья здесь с минимальным участием. Для вас, даже если здесь что-то закроется, практически ничего не изменится. А для меня — очень даже!

— Да хватит ходить кругами! Какими минимальным?! Вы о чём? Мы говорили, что будет вложена половина ваших средств, половина наших. И так и было по бумагам! Не надо водить меня за нос и делать из меня идиотку!

— А я и не собираюсь, — пожимает плечами. — Довольно того, что из вас её делает ваш муж. Извините, конечно, но это так.

— Я уже ничего не понимаю. Артур, — поворачиваюсь к мужу. — Ты вроде не трус, всегда говоришь всё в лицо, почему ты молчишь сейчас, как только речь о деньгах заходит? О чём твой партнёр говорит? — обращаюсь к мужу теперь.

Чувствую себя растерянно, хотя стараюсь этого не показывать всем тем, кто сейчас здесь собрался.

— Марта, я своё слово сказал! Нам надо развестись, а по поводу денег я тебе позднее всё объясню.

— Ну почему ты такой тупой?! И почему приоритетом ставишь своим личные интересы, а не интересы клиники! — разрывает наш диалог Воронов. — Тебе с женой не ссориться надо, а в ногах у неё валяться, чтобы она не ушла! Ты слышал, что Марта Викторовна сейчас сказала?! Твоя жена здесь не останется, и мне снова нужно искать главного врача?! Где я такого специалиста найду?!

— Но...

— Молчи и слушай! Ты же сам убеждал меня, что она лучшая в городе! Я всем своим друзьям, приятелям, партнёрам по другому бизнесу расхвалил твою жену как лучшего кардиолога! Друзья моих родителей, вся родня, и остальные, у кого проблемы с сердцем выстроились к ней в очередь! И что теперь мне, перед каждым из них оправдываться?!

— Марта, насчёт работы, может, Александр Николаевич и прав. Подумай… Хорошо подумай… Не надо уходить тебе пока. Если ты уйдёшь, останешься вообще без всего.

— Поясни о долях, деньгах. О чём все говорят, чего я не знаю.

Отворачивает лицо.

— Я поясню, — Воронов не выдерживает. — Но вас это расстроит, предупреждаю сразу. У вас практически ничего нет. А знаете почему? Вложиться-то вы вложились, только муж ваш за два года, пока клиника строилась, успел порядком мне задолжать. И долги эти оформлены документально.

— А откуда долги? Что-то со стройкой было не так? Не хватило денег, и вы дали больше?

— Если бы... Нет, не так всё радужно. Артур, оказывается, любит играть в азартные игры. Уже год как. Подсел ваш муженёк на них! Да так, что теперь за уши не оттащишь! Ребята с казино его за задницу взяли, чуть яй… — не договаривает слово, видимо, вспомнив, что ведёт диалог с женщиной, — мужские органы не отрезали. На счётчик жёсткий посадили с дикими процентами. Он ко мне приполз пару месяцев назад, чтобы я его выручил.

— А клиника здесь причём? — уже догадываюсь, что он мне скажет.

— При том, что денег я ему дал, занял, а рассчитываться он собирался с прибыли этого мероприятия, — обводит рукой мой кабинет. — Но раз вы уходите, и клиника нормально работать не будет, значит, с тобой, — кивает моему мужу, — я отзываю все договорённости о «подождать». Гони долг!

— Но вы же знаете… — блеет теперь Артур, — у меня…

— Знаю: сейчас нет! Но есть эта доля. Она и будет покрывать твои долги передо мной. Ну, из такого диалога вам всё понятно, Марта Викторовна? Кто, кому, что и откуда. Или ещё пояснения нужны? — Воронов смотрит на меня, я смотрю на мужа. Мой же муж смотрит на его дочь.

Глава 7.

Жду его ответа. Мне становится в этот момент совершенно неважным, что нас окружают чужие люди. Мне главное — сейчас понять, сколько мы должны Воронову. А потом надо думать, как из этой ситуации выходить.

Игрок… Мой муж играет в азартные игры.

Сейчас закричать хочется, что Воронов врёт, но я же понимаю — нет, не врёт. Иначе он бы не вёл себя сейчас, так как ведёт. Он уверен в том, что делает и говорит.

Да и в принципе, такие как он не играют в тупые игры формата: «Улыбайся. Я пошутил!».

Он всегда у меня вызывал двоякое чувство. Страх, смешанный с восхищением.

Страх от его могущества, внутренней силы, уверенности в себе.

Восхищение от того, как он при этом умеет мило улыбаться, и ты неожиданно начинаешь верить в то, что он добряк, неспособный на жёсткие действия.

Поднимаю на него глаза, он смотрит на меня. Пристально, не отводя взгляда, словно хочет мысли мои прочитать, но я не позволю.

Во взгляде Воронова читается поддержка, и… сочувствие? Ну, или мне просто хочется в это верить.

В голове начинает пульсировать тупая боль от того адреналина, которые вулканом во мне кипит. Начинаю тереть виски. Готова рыдать, но сейчас нельзя. Ни в коем случае.

Стыдно и позорно будет плакать при всех этих людях от того бессилия, что охватывает меня после таких новостей.

— Ну, отвечай. — Перевожу снова взгляд на мужа. Молчит. — Сколько?! В какое дерьмо ты меня втянул?! И главное, зачем? Разве ради этого мы рискнули всем? Я же не хотела уходить из больницы, меня всё там устраивало, но ты уговаривал меня, чтобы я взялась за это дело. Я всё бросила: своих больных, своих друзей, всех, кто уговаривал меня не пускаться в эту авантюру! Я отдала той больнице пятнадцать лет! А теперь прихожу сюда, и практически в первый день своей работы узнаю, что ты спишь с дочерью своего партнёра!? Ну ладно, это я переживу, но клиника, доля, долг…

— Успокойся! — повышает на меня голос, — дома поговорим, я же сказал!

— Нет, у нас нет с тобой дома больше.

— Да? — удивлённо вздёргивает брови и улыбается. — Ты собираешься уходить из нашей квартиры жить в другое место? Или я что-то не понял, когда ты говоришь, что у нас нет больше дома? — смотрю на него и теряюсь. Это не Артур, не мой муж. Словно чужой человек стоит передо мной. Только не понимаю, в какой момент он стал таковым? Когда понял, что пришла пора открывать все секреты и потайные комнаты? Хорохорится или реально ублюдком стал из-за безвыходности в ситуации?

— У тебя нет. Ты уйдёшь, — безапелляционно. — Если ты всё потерял, и я из-за твоих действий тоже, пусть квартира мне останется. Это будет как минимум — честно!

— Ничего подобного! Даже не подумаю ничего тебе оставлять! И с чего я должен уходить? Если ты забыла, то я тебе напомню: мы покупали эту квартиру с тобой вместе. Она принадлежит нам с тобой одинаково, на равных правах, что мне, что тебе. Тебе надо, ты и иди куда хочешь. Вон, хоть к матери своей, а я останусь! — пожимает плечами практически игриво, и каждое слово он говорит с каким-то непонятным для меня удовольствием, словно смакуя.

Улыбается при этом и смотрит на Ларису, словно оценки её ждёт, реакции. А та довольно улыбается в ответ и кивает в подтверждение того, что она согласна с такой постановкой ситуации.

— Ну ты и урод, — удивлённо говорит Воронов, влезая не в свой разговор.

— Папа… — удивляется дочь. — Не называй так Артура.

— А кто он, если так со своей женщиной поступает?! — замечаю шокированный взгляд супруги Александра Николаевича после этих слов. Они переглядываются с Ларисой, но молчат.

— Уходи жить к своей любовнице. В чём проблема? Наверняка у неё есть жильё, — киваю в её сторону. — Вали к ней.

Девушка, услышав мои слова, отрицательно крутит головой.

— Ко мне некуда. Папа не хочет, чтобы я отдельно жила, пока замуж не вышла, — поворачивается к своему отцу, видимо, ожидая, что на это Воронов скажет. — Папа, ну раз жена Артура выгоняет и ему негде будет жить, может, тогда к нам? — вижу, как ждёт, одобрит ли он такое предложение.

— Ха! — смеётся в голос. — Ну и наглецы! Денег у меня занял вагон и не отдаёт. Дочку мою в постель затащил, мозг запудрил. И ещё в мой дом на всё готовое собрался привалить? На мой белый любимый диван в своих грязных ботинках. А ничего не треснет?! Нет, друзья, так точно не получится!

Александр Николаевич крутит головой отрицательно, не соглашаясь с предложением дочери.

— Ну, папочка... — но Воронов игнорирует её.

— Да, Лариса всё верно сказала: пока она живёт со мной. Я планировал передать её мужу, то бишь своему зятю. Но я не планировал, что это будешь ты! Какой ты зять? Ты тот зять, с которого нефиг взять! Ну и зачем ты мне такой сдался? Я для неё кандидатуру поинтереснее подберу!

— У меня отличная квартира в центре города! Машина тоже недешёвая совсем, — гордо нос задирает мой пока ещё муж.

— Да, но для такой, как она это… пшик! Моя дочь привыкла к тому, что у неё есть: обслуживающий персонал, жить на всём готовом, получать удовольствие от жизни и не задумываться ни о чём. Она не знает, что такое быт! От слова «совсем»! Моя дочь с пелёнок привыкла к шелкам да бриллиантам. Прислуга на цыпочках, мать перед ней тоже, хоть я и против. Сколько из-за этого у нас скандалов было, но не суть! Как думаешь, ты реально сможешь ей дать всё, что она привыкла иметь? Или мне будешь снова звонить, чтобы я вас спонсировал?

— Папочка, Артурчик баловал тоже меня. У тебя о нём ошибочное мнение. Ему всегда было важно, чтобы я была счастлива. Так же как и вам! Мы справимся, не волнуйся за меня.

— Да? А с каких барышей он тебя баловал, если он весь в долгах передо мной? От стройки деньги отрывал деньги? Воровал, что ли?!

— Па-а-ап, — канючит, — можно всё-таки к нам Артуру переехать? — смотрит с надеждой на отца любовница моего мужа.

— Нет. Я же сказал, в свой дом этого прохвоста я не пущу!

— Но папа, — обиженно дует губы и складывает руки на груди. — А где же мы будем встречаться, если ты не разрешаешь ему переехать к нам, а в его квартире его жена? Не на работе же!

Глава 8.

Я без сил прикрываю руками лицо и сижу так пару минут. Все молчат и ждут моего решения.

— Как там вы сказали? Мой муж урод? Нет, не он один, — смеюсь с печалью в голосе. — Меня, видимо, окружают только такие теперь. И как я раньше этого не замечала? — пожимаю плечами.

Не говорю открыто, кишка у меня тонка говорить оскорбление Воронову в лицо, признаю. Но уверена, что намёк он мой понял по той реакции, которую замечаю: как он удивлённо вздёрнул бровь и неожиданно улыбнулся краешком губ с одной стороны лица.

Я злюсь. Хотя… почему я на него-то злюсь, если он по большому счёту такой же пострадавший, как и я?

Только он тот пострадавший, кто своё вернёт, а я та пострадавшая, кто останется в итоге ни с чем при таком раскладе, как заявляет мне сейчас Александр Николаевич.

— Понимаю ваше разочарование во мне. Но и вы меня поймите. Могу лишь сказать стандартную фразу современности: ничего личного, только бизнес! Сами подумайте: он мне должен. Много. Вы его жена. А муж и жена одна история как по закону, так и в остальном.

— То есть добровольно у вас меня уговорить не получается, и вы таким способом меня хотите к клинике наручниками приковать? Чтобы на хлебе и воде сидела и на ваше благо работала?

— Нет, я не настолько суров к тем, кто меня не предавал. Вы будете главной, как и планировалось, и продолжите управлять, распоряжаться, руководить. В общем, делать всё, изначально мы обговаривали и планировали, чтобы бизнес наш развивался и процветал.

— Только не наш, а ваш. Ведь как я поняла, нашего там…

— Да, так. Но тем самым ваш муж мне вернёт долг. Он будет работать, вы тоже. Раскрутите клинику, найдёте себе замену и можете уходить. А с этим, — кивает в сторону моего мужа, — я буду разбираться дальше сам.

Встаю со стула, но мой муж неожиданно преграждает мне путь.

— Пошёл вон с моей дороги, — цежу сквозь зубы.

— Подожди. Александру Николаевичу пообещай, что раскрутишь клинику. Мне нужны гарантии.

— Ты обгадился, ты и штаны свои стирай. Но без меня.

— Марта, это ненадолго! Да услышь ты! Вы все меня топите сейчас! Зачем!? Обо всём же можно договориться.

Артур крутит головой, поглядывая то на Воронова, то на меня. Он ждёт реакции хоть чьей-то, но её нет.

— Мы справимся, но действовать надо сообща! Да, правда, я проигрался! — говорит громко, с надрывом. — Так случилось! Но я думал, что отыграюсь! Александр Николаевич дал мне денег и обещал, что ничего тебе не скажет. Но нарушил своё слово

После этих слов мой муж недовольно смотрит на отца своей девки.

— То есть ты мне ещё претензию предъявляешь, что ли? Ну так-то и я не планировал, что ты будешь спать с моей дочерью! У меня на неё были другие планы. И она это знала! Но с неё, дуры не знающей реальной жизни что взять, а вот на что ты рассчитывал, я примерно теперь уже понимаю. Вижу, как ты растерялся на мою реакцию насчёт вашей связи. Надеялся, что в итоге долг прощу? Или, на худой конец, с Лары решил денег тянуть? Я ей отсыплю, она тебе, ты мне. Охрененная цепочка! Через неё хотел моими же средствами со мной рассчитываться? Так всё, у Лары ларчик закрывается, и ничего у тебя не получится!

— Я подумаю, как решить всё. Ситуация не стандартная, согласен, — отвечает, отводя глаза.

— Пустой трёп и никакой конкретики. Всех накормил своей болтовнёй, — вздыхает, — но ничего о решении проблемы не сказал. И я даже знаю, почему: потому что в лужу сел, руки моей ждёшь, чтобы я тебя вытащил. А её не будет!

— Я понял уже, — опускает голову.

— Хорошо, — говорит Воронов. — А пока ты будешь думать, как и сказал, я забираю твою долю. Вернёшь деньги, верну долю. Всё равноценно, я считаю.

В его голосе снова появляются нотки того добродушного тона, который был совершенно недавно в нашем разговоре.

— Марта Викторовна, я очень вас уважаю и давно понял, что вы прекрасная женщина и врач. Вообще не понимаю, что не хватало вашему уроду... — Он делает демонстративную паузу, — но у меня нет выбора. Я бизнесмен прежде всего, и, если вопрос коснулся моей дочери, чести, и денег, простите, здесь без вариантов, как говорится.

Продолжает Воронов, и его голос снова становится жёстким:

— Сами понимаете, меня просто засмеют в моём круге, среди бизнесменов, если я прощу такое! Если ваш муж, скажем так… нагнул мою дочь, я в ответ нагну его. Да так, что взвоет!

Теперь его слова звучат, как приговор.

— В бизнесе, если ты слабину показал, всё, сожрут. А я из-за кого должен быть сожранным? Из-за Артура? Нет, я против!

В глазах Воронова горит холодный, почти звериный огонь.

— Так что отключайте эмоции и судите по справедливости. Вы расстроены сейчас, я понимаю и поэтому прощаю вам в том числе ваше оскорбление в мой адрес. Но, поверьте мне, если бы вы были на моём месте, вы поступили бы точно так же.

Догадываясь, что диалог дальше уже совершенно бесполезен, я ничего не отвечаю больше. Слова застревают в горле, будто ком, который невозможно проглотить.

Понимаю, что любые попытки что-то объяснить, что-то доказать для меня просто пустая трата времени. Он уже всё для себя решил, и точно не поменяет своего решения.

Должна ли я унижаться и выпрашивать, чтобы он не лишал меня последнего, что осталось? Нет, не должна. И не хочу!

Если ему действительно должен Артур, и Воронов начнёт воевать за возврат долгов, согласна, там будет сложно отбиться и выиграть. Но квартиру он не получит никогда.

Падать духом раньше времени не хочу. Пойду к адвокатам, послушаю, что они скажут и посоветуют, и тогда уже буду думать, как поступать дальше.

Отталкиваю мужа, иду на выход из кабинета. Каждый шаг отдаётся в висках, сердце колотится, словно вот-вот вырвется из груди.

Рука сама тянется к ручке двери. Я дёргаю её с такой силой и закрываю, переступив порог, что дверь с грохотом захлопывается за моей спиной.

Звук эхом разносится по коридору, но мне всё равно. Я не вижу больше смысла разговаривать с этими людьми. Пусть сами, как пауки в банке жрут друг друга, доказывая, кто прав, кто виноват. А я пас.

Глава 9.

Хочу сбежать отсюда и никогда больше здесь не появляться, несмотря на то, что и сколько я сюда вложила.

Ловлю себя на мысли, что моя жизнь теперь изменилась на сто восемьдесят градусов и как это принять, пока ума не приложу. Разве я могла подумать об этом утром, когда мы собирались сюда? Даже представить не могла…

Всё смешалось в моей голове: любовная связь мужа с дочерью Воронова, работа клиники, предстоящий развод, который теперь кажется неизбежным.

И как итог — практически нищее существование после двадцати лет тяжёлого труда на нескольких ставках в больнице и частных клиниках на подработках.

Почти двадцать лет! Я отдала столько сил, столько времени, столько здоровья этому браку, этим достижениям, этой, даже не моей мечте, а теперь всё это рушится, как карточный домик…

Спешу побыстрее в уборную, потому что слёзы градом, и мне надо привести себя в порядок.

Умывшись, чувствую, как холодная вода немного освежает лицо, смывая следы слёз и размазанный макияж. Замечаю, что из зеркала на меня смотрит разочарованная и растерянная женщина с покрасневшими глазами.

В уборной провожу около пятнадцати минут. От былой красоты, которую я наводила так тщательно перед открытием, не осталось и следа.

Возвращаюсь в кабинет, чтобы скинуть с себя это платье.

Открываю шкаф, достаю припасённые джинсы и кофту. Наспех одеваюсь, накидываю куртку, застёгиваю её на все пуговицы, будто пытаясь защититься не только от прохладного весеннего воздуха, но и от всего, что происходит вокруг.

Решаю не ехать домой сразу. Мне нужно время. Нужно отвлечься, переключить мысли, иначе я просто сойду с ума. Хочу прогуляться, почувствовать свежий воздух, и не думать об этой ситуации хоть немного.

Замечаю входящий звонок от дочери. Не знаю, как сейчас поступить: взять трубку или нет. Наверное, надо взять, потому что, если она не дозвонится до меня, она может начать звонить отцу. А этого никак нельзя допустить.

Он сдуру ляпнет что-нибудь, и расстроить её. Но дочь я втягивать в эту ситуацию не хочу.

Она сейчас учится в другом городе на бюджете, и, если она начнёт отвлекаться на наши проблемы, переживания будут неизбежны. А я этого точно не допущу.

— Алло, милая… — беру себя в руки насколько это возможно.

— Да, мамуль! Привет! — щебечет моя птичка. — Ну что, вас можно поздравить? Вы открылись? — чувствую, как она рада за нас и закрываю глаза, смахивая очередную слезу.

— Ну да, открылись.

— Что-то радости в голосе нет… — сникает. — Что-то пошло не по плану?

— Да, есть немного, — цепляюсь за её предположение. — Но ничего серьёзного, не переживай! — спешу успокоить.

— Расскажи свои впечатления! — ей так хочется знать больше, а мне совершенно нечего ей рассказать.

— Доченька, так голова болит от волнения и переживания, — пытаюсь посмеяться, — давай потом, на днях?

— Ладно, понимаю всё. Папе тогда от меня привет и поздравления! Вы для меня настоящий пример, мамочка! Я буду ровняться на вас в будущем! — сыплет комплиментами, а я плачу тихонько, прикрыв ладошкой рот. — Всё, целую!

— Плохой мы пример, доченька, — говорю уже погасшему телефону, точно зная, что она меня не слышит. — Я совершенно точно никогда не пожелаю тебе, милая, оказаться в такой же ситуации, как твоя мама…

Скинув платье в мусорное ведро, не желая иметь его больше в своём гардеробе, спешу уйти из этого здания прочь.

Выхожу из кабинета и замечаю капли крови. Поднимаю лицо, замечаю, как недалеко стоит мои муж и держит салфетку возле своего носа. Скорее всего, меня ждал.

— Ввалил тебе всё-таки Воронов? — молчит, хмурится. — Эх, жалко, я не видела. А как хотелось посмотреть…

Быстрыми шагами иду к выходу из клиники.

— Подожди, Марта, — следует за мной муж. — Я попросил же: подожди! — хватает за руку и держит, не позволяя вырваться.

— Как ты собираешься решать проблему долга? — это единственный вопрос, который мучает меня больше всего. Про измену говорить бессмысленно. Это уже свершившийся факт, который ничего не изменит.

Но долг... Долг Воронову — это то, что может разрушить всё окончательно в финансовом плане для меня самой.

— Пока не знаю. Был уверен, что клиника раскрутится, и я быстро верну ему деньги. Лариска с отцом обещала поговорить и закрыть этот вопрос. Всё бы разрешилось и утряслось, если бы ты не разболтала, что я с ней сплю, и теперь не хочешь у него работать!

Его слова обрушиваются на меня новым ушатом дерьма.

— То есть то, что вы сношались как два кролика в кабинете, с условием, что войти в него мог даже Воронов, и ты мне изменил, это как бы ничего, да? А то, что я рот открыла и сказала об этом открыто, так всё испортила, — смотрю на него с нескрываемой ненавистью.

— Лара дверь не закрыла на замок, — объясняется этот идиот, словно оправдывается, что они были застуканными.

Наблюдаю, как из его носа снова течёт кровь, он размазывает её по лицу, а потом задирает его вверх.

— Блин, надеюсь, он мне нос не сломал, козлина.

— А я надеюсь, что сломал, — отталкиваю его с дороги.

— Надо было молчать о том, что увидела! — продолжает муж шагать за мной. — Натворила ты дел, Марта! Ох, натворила! Своим языком всё сама испортила, и теперь он не только меня на счётчик посадил, но и тебя захватит. Оставит нас вообще без жилья. Без единственного, кстати!

Он назойлив, продолжает добивать меня, шагая по пятам.

— Какой же ты трус. Боишься, да?

— А ты нет?

— Нет, потому что у меня мозг есть. Мы же с тобой оба знаем, что он не сможет это сделать. Это наше единственное жильё, а значит, никакой суд он не выиграет, желая лишить нас его.

— Разберёмся с жильём, уверен. Марта, пожалуйста, пока не пиши заявление на увольнение, — неожиданно выдаёт мне практически умоляюще. — Всё правильно Воронов сказал, пусть хоть клиника работает, деньги приносит. Прогремела же рекламой на весь город.

Я продолжаю идти к выходу.

Глава 10.

Желаний было очень много, мечт тоже! Мы строили их вместе, шаг за шагом, год за годом. Казалось, что всё идёт так, как должно быть. Мы были уверены в завтрашнем дне, в себе, в наших силах. А теперь... Теперь не осталось ничего.

Единственное, чему я сейчас радуюсь — это то, что наша дочь уже выросла и уехала в другой город учиться. Ей, по крайней мере, не придётся видеть всё то дерьмо, что происходит между мной и её отцом. Она всегда видела пример практически идеальной семьи, и теперь для неё такие изменения, впрочем, как и для меня, могут стать настоящим шоком.

Я хочу отложить этот момент на как можно дальше. Не нужно ей это сейчас. Пусть пока она не видит, как рушится то, что мы когда-то называли семьёй. Пусть пока она не узнает, как её отец предал всё, что было для нас важно.

С Артуром мы познакомились, когда были ещё студентами медицинской академии. Оба молодые, беспечные, полные амбиций и планов.

Да, у нас не было огромного стартового капитала для лёгкой жизни, но и нищими нас назвать было сложно. Мы были обычными студентами, которые верили, что всё в этой жизни зависит от нас самих. Ну и родители с обоих сторон на старте помогли нам с квартирой. Пусть небольшой, но мы и этому были рады.

Закончив медицинскую академию, оба устроились работать в одну больницу. Оба кардиологами. Мы жили дружно, спокойно, родили ребёнка и наслаждались всем тем, что имели. Были обычной среднестатистической семьёй, но для нас это было счастье.

Моя мама, несмотря на своё слабое сердце, помогала растить нашу дочку Дашу, настаивая на том, чтобы мы строили карьеру. Я с благодарностью это принимала и трудилась, стараясь обеспечить крепкий финансовый тыл всей семье.

Незаметно для себя я заработала рекомендацию хорошего специалиста. Пациенты шли ко мне с удовольствием, коллеги уважали, и я чувствовала, что нахожусь на своём месте.

А вот Артур... Он, напротив, свою работу не очень любил. Его раздражали люди, которые жаловались на свои болячки.

Я до конца так и не поняла, что он делал в медицине, при условии, как он её не любил.

Спустя пять лет работы Артур бросил профессию, но не ушёл из направления навсегда. Он начал работать в бизнесе, связанном с медициной в части поставок лекарств и оборудования.

И, на удивление всех тех, кто в него не верил, у него отлично получилось. Его умение общаться с людьми, говорить то, что они хотят слышать, привели к отличным результатам. Он нашёл свою нишу, и, казалось, был доволен.

Шли годы, одна мечта сменялась другой, и со временем Артур решил воплотить в жизнь главную мечту: о своей клинике. Оставалось найти партнёра.

Этим партнёром и стал Воронов. Я видела, что они были очень разными по характеру, но ни одного из них это не смущало.

Воронов — человек жёсткий, прагматичный, с холодным расчётом. Артур, напротив, харизматичный, умеющий убеждать, с лёгкостью находивший подход к людям.

Несмотря на эту разность, мой муж легко нашёл с ним общий язык, и они решили рискнуть.

Но оказалось, что как раз этот союз стал началом конца нашей семейной жизни и краха в финансовом вопросе.

… Выхожу на улицу. Весна уже вступила в свои права. Снег сошёл, и земля, кажется, дышит новой жизнью. Трава зеленеет, радуя глаз своими яркими оттенками.

Поднимаю глаза, замечая, какое чистое и безоблачное небо. Смотрю на него и пытаюсь убедить себя, что, может быть, не всё так плохо, как казалось ещё пару часов назад. Ну надо же во что-то верить? А иначе как?

В кармане пиликает телефон. Достаю его, читаю сообщение: «Упрямая ты, Марта. Убежала! Раз не захотела ехать со мной в машине, тогда я жду тебя дома».

Не отвечаю. Не хочу. Не могу. И домой... домой я тоже не хочу. Но куда деваться? Я не могу ночевать на улице, как бы мне этого ни хотелось.

Не заметив, как пролетели часы прогулки, понимаю, что нужно ехать домой.

Подъехав к нему, ещё несколько минут сижу возле подъезда и не решаюсь туда войти.

Это вроде мой дом, но при этом мне кажется, что с сегодняшнего дня жить мне там станет невыносимо.

Смотрю на знакомые окна, и у меня возникают ощущения, что я стою здесь, на этом пороге, как будто в преддверии чего-то нового и пугающего. Пытаюсь проглотить очередной комок слёз, потому что мне неожиданно становится страшно.

Но сбежать от реальности я всё равно не смогу, поэтому нужно просто войти в квартиру и принять неизбежное.

— Где ты была? Я жду тебя уже очень долго! — голос мужа звучит резко, он даже не пытается скрыть своего раздражения.

Молчу.

— Я задал тебе вопрос! — теперь его голос становится чуть тише, видимо, вспоминая, что со мной такой тон общения не приведёт ни к какому положительному результату.

Хотя сейчас любой его тон ни к какому результату не приведёт.

— А тебе какое дело, где я была?

— Не разговаривай так, словно сквозь зубы, — срывается всё-таки.

— Я вообще предлагаю тебе не разговаривать, — усмехаюсь. — Сбережём нервы.

— Марта, ну я же попросил тебя, пожалуйста, давай не будем вести себя как обиженные дети. Давай сядем и всё спокойно обсудим. Да, ситуация нестандартна, согласен, но...

— Ничего себе. Нестандартная! Это полное дерьмо называется, а не нестандартная ситуация! Она работает вместе с нами! Если тебе на меня было плевать, ты хоть бы подумал, что о тебе и обо мне в коллективе будут говорить! Ты создал условия для сплетен, где только-только люди начинают работать вместе! Какой тон ты задал нашей работе!

— Да, я не думал об этом, мне было плевать, — признаётся без смущения. — А насчёт Лары, просто так получилось, пойми же ты, наконец!

— Поняла, приняла, опускаю тебя с миром, — киваю, соглашаюсь.

— В каком смысле? — он смотрит на меня не понимая. — Куда ты меня с миром отпускаешь? Я не шутил, когда сказал, что никуда не уйду отсюда. Это было сказано на полном серьёзе. Пока мне пойти некуда.

— И всё-таки я настаиваю, чтобы ты ушёл, хотя бы потому что ты мужчина! Вспомни, что дамам принято уступать.

Глава 11.

От слов Артура у меня перехватывает дыхание.

— Ты на что намекаешь?! — вырывается из меня резко, голос дрожит, но не от страха, а от дикой ярости, которая вот-вот взорвётся и выплеснется наружу.

— Ни на что, — он пожимает плечами, но в его глазах открытая насмешка, а в голосе открытое ехидство.

Вдыхаю. Глубоко, но воздуха не хватает. Злость и ненависть к нему кипит во мне в этот момент.

Кулаки сжимаются сами по себе. Хочу вмазать в его наглую морду. И так, чтобы со всей дури. И желательно попасть в нос, который Воронов уже разбил недавно.

Он ловит мою руку слишком быстро, и я не успеваю вложить в удар всю ненависть и ярость, которая кипит внутри меня.

— Отпусти! — рычу сквозь зубы на него, но он только сильнее сжимает моё запястье.

— Успокойся! Ну, не подумав ляпнул. Глупая шутка, согласен!

— За такую шутку я возьму у хирургов скальпель и отрежу тебе твой поганый язык! Если только ты попробуешь позвонить моей маме и что-то сказать, я тебя уничтожу.

— А сил-то хватит? — улыбается.

— У меня да, не хватит. Пойду к тому, у кого хватит. Когда ты стал таким ублюдком? И как я пропустила этот момент?

Артур понимает, что я про Воронова сейчас говорю, и хмурится.

Иду на кухню, и он снова следует за мной.

— А ты когда стала такой упрямой и дерзкой?!

— Слушай, уйди, а? Я устала от тебя до тошноты.

Пару часов он не появляется в нашей спальне, я в это время стараюсь отвлечься, включила музыку, на телефоне листаю новостную ленту.

У меня даже немного получается это сделать. Но в дверном проёме снова появляется муж, и моему спокойному состоянию приходит конец.

— Ну что, как жить будем? — присаживается недалеко от меня. — Давай поговорим.

Молчу.

— Марта, — вздыхает устало, и в его голосе даже слышится что-то вроде сожаления. — Да, я понимаю, всё перевернулось вверх дном сегодня, но так случилось. Наверное, в твоей голове сейчас куча вопросов, но я могу сказать только одно: просто так случилось, и всё. Хоп, и молния в меня попала, когда увидел её! — он стучит себе по груди, — вот прямо сюда, в сердце!

Его на откровения, что ли, пробило? Усмехаюсь, но больно всё равно.

— Мы же с тобой с медицинского вместе, по сути, ни с кем, кроме друг друга не были, потом работали тоже вместе. Наскучили, наверное, друг другу.

Белов долгим браком пытается оправдать себя, мол, все в долгом браке устают, и я устал. Я примерно так понимаю его слова.

Он что, хочет тем самым оправдать свою слабость, нечистоплотность и подлость? Не получится! Точно не со мной!

— Просто устали друг от друга. Приелись, — да, я всё верно поняла.

Я молчу, делая вид, что его здесь нет, но муж продолжает не щадить меня, рассказывая свои впечатления от нашего брака, и его голос при этом звучит уверенно.

— Я её как увидел в доме у Воронова…

Замечаю, как его глаза загораются, когда он говорит о Ларисе.

— Понимаешь... она вся такая… из бассейна выходила… Задница… — он показывает руками, как будто пытается изобразить её фигуру, — как орех! Грудь, — он снова жестикулирует, поднимая руки выше, — шик!

Закрывает глаза, словно её представляет.

— Волосы, улыбка! Потом я её после сауны случайно увидел. Она даже после сауны словно куколка накрашенная, представляешь. Не знаю, что у неё за косметика такая на лице, но я залип на её красоте и свежести. А ты? Ты… Ты вечно с минимумом косметики и…

— И задница не орех, — заканчиваю за него, и он улыбается. А следом, не стесняясь, кивает.

Смущения от своей подлости и откровенности — ноль. Уважения ко мне как к своей супруге тоже. Понимаю почему. Он не боится обидеть мои чувства, потому что меня не любит. Ему просто плевать, что они ранят меня.

Обычный мужской эгоизм.

— Какой же ты… тупой… Грудь, задница у твоей дамы силиконовые. Зубы — виниры. Губы яркие и стрелки на глазах — татуаж. Обычная, но искусственная девка. Сбрось до заводских настроек свою куклу, где не было бы операций и такого ухода, и уверена, будет обычной, — я продолжаю улыбаться, хотя на душе, конечно, скребут кошки от обиды и возмущения.

— Ну ладно, всё это мелочи. Марта, прошу, ты, главное сейчас, подумай обо мне.

— О тебе? — удивляюсь и всё-таки вступаю с ним в диалог. — Да мне на тебя плевать! Меня ты лично меньше всего теперь интересуешь! Я не хочу и не собираюсь о тебе думать. Ты разом убил все чувства своим поступком. Совершенно странно, что ты этого не понимаешь. Ты или идиот, или глупец, если просишь подумать о тебе. Я о тебе теперь могу думать только в одном варианте: чтобы ты исчез!

— Да? — с усмешкой смотрит на меня прищурившись. — А почему же ты тогда плакала? — оказывается, видел.

— А что, при таких условиях был повод для радости?! — удивляюсь его выводам, что это было из-за него. — Я оплакиваю годы, отданные такому уроду, как ты! А ещё меня волнует, что из-за тебя я без денег и на крючке у Воронова! Вот из-за чего я плакала, потому что это единственное, что меня волнует по-настоящему!

Мы понимаем оба теперь, что разговор пустой, и расходимся в разные углы квартиры.

Ночь прошла тяжело. Естественно, мы не спали вместе с одной комнате, а легли в разных.

Казалось бы, после такого эмоционального потрясения и навалившейся усталости я должна была провалиться в сон, как в бездну, но всё оказалось ровно наоборот.

Я лежала в постели, укутавшись в плед, и вместо долгожданного покоя чувствовала лишь сильный озноб в своём теле. Оно дрожало, словно от холода, хотя в комнате было тепло. Я знаю, что это всего лишь реакция на стресс, и это надо пережить.

Мой муж тоже не спал, бродил по квартире, периодически, как я слышала, заходил на кухню, там сидел, разговаривал со своей любовницей и даже хихикал.

Он обещал ей что-то, говорил, что всё решит, и, наверное, сам в это верил. Нет, я не подслушивала, но тишина в квартире стояла звенящая. Не услышать чужую речь при таких условиях было сложно.

Глава 12.

Всю ночь я думала о клинике, рассуждала, какой из вариантов для меня будет самым лучшим, но пока в голове крутились лишь сомнения.

В принципе, его предложение про полгода работы могло бы стать для меня стимулом, если бы не одно «но». А точнее, два.

Первое «Но»: я ему не верю.

Второе «Но»: как я смогу продержаться эти полгода рядом с ним? Как я буду улыбаться людям, которых сейчас ненавижу?

Я же отчётливо понимаю, что Артур никуда не денется из клиники и его кабинет недалеко от моего. У него нет другой работы, нет другого места, куда он мог бы уйти. Он привязан к этой клинике так же, как и я на данный момент.

Уволить его, да, возможно, но сложно. Крайне сложно, я бы даже сказала и очень долго по времени. Но, с другой стороны, это как раз может стать одним из стимулов остаться работать.

В реализации моих планов мне может помочь то, что Воронов ненавидит Артура. К тому же он не хочет, чтобы я уходила, и чётко это обозначил.

В его лице я могу получить поддержку, только меня немного напрягает его наглость и уверенность в себе.

Он точно знает чего хочет, и завтра вместо меня он может захотеть кого-то другого в качестве главного врача в этой клинике.

Сейчас он воспевает мне оды, клянётся, мол, я останусь главным врачом, но кто даст гарантию, что в любой момент он не передумает и не вышвырнет меня, как отработанный медицинский материал?

Набираю следом номер мамы. Это уже стало привычкой — звонить ей каждое утро и каждый вечер, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке.

После её сердечных приступов я не могу позволить себе пропустить с ней привычный диалог, даже если сама нахожусь в отвратном состоянии.

— Алло, мамочка, привет.

— Привет, моя хорошая, — её голос ровный и спокойный, и я расслабляюсь.

Значит, с ней всё в порядке.

— Артур как? — задаёт вопрос.

— Хорошо… А почему ты спрашиваешь?

— Ты слышала, он вчера меня мамой назвал! — чувствую, как улыбается в трубку. Мне так приятно, Мартюш, так приятно!

— Да, наш Артур умеет удивлять!

Догадываюсь, она его слова по-своему поняла: она и зять становятся ближе. Но точно не собираюсь переубеждать её в обратном именно сейчас. Пусть пока так и будет! Мне надо время, чтобы подготовиться для разговора с ней о нашем расставании.

Привычный разговор на несколько минут, с вопросами, как она себя чувствует, как спала, и она отвечает, что всё хорошо.

Пока разговариваю с ней слышу, как открывается дверь.

Я была уверена, что Артур сегодня не придёт домой, потому что, скорее всего, он уехал с Ларисой в гостиницу ночью. Но я слышала, что совершенно точно кто-то вошёл в квартиру.

Дочь не должна приехать, по крайней мере, об этом она меня не предупреждала. Только если решила сделать сюрприз?

Встаю с кровати, и первое, что ощущаю — учащённый стук сердца. Гулкий, неровный, будто предупреждающий о чём-то плохом. Ноги сами несут меня в коридор, к прихожей, где слышны голоса.

Замечаю, как мой муж стоит в дверях с двумя сумками. И он не один. За его спиной… Лариса.

Артур, увидев меня в дверном проёме, замирает, расправляет плечи, слегка приподнимает подбородок.

Я по очереди смотрю сначала на него, потом опускаю глаза на сумку, потом перевожу взгляд на Ларису.

Артур смотрит на меня с вызовом в ответ, словно заявляет: «Попробуй что-нибудь сказать против!».

Замираю. Мозг отказывается понимать происходящее.

Это что, шутка? Сон? Галлюцинация? Она не может быть здесь. Не в моём доме.

— Проходи, милая, — говорит Артур, и его голос звучит так сладко, так неестественно, что у меня сводит желудок. — Располагайся, чувствуй себя как дома.

Лариса переступает порог, медленно оглядывает прихожую, потом, не разуваясь, идёт в гостиную.

— Тесновато у вас, — наконец она недовольно фыркает.

Голос её такой… ленивый, высокомерный, словно пропитанный снисхождением. По моим ощущениям она оценивает нашу квартиру не как квартиру, а как самый дешёвый мотель.

Артур тут же начинает оправдываться перед ней.

— Ну нет, почему? Прекрасная квартира, и вполне, кстати, просторная.

Артур жестикулирует теперь перед её носом, как риелтор на показе перед потенциальными квартирантами.

— Я понимаю, ты привыкла к другому: например, к отдельному дому в закрытом посёлке, бассейну, садом. Но всё-таки посмотри — это самый центр города! Глянь, какой вид из окна! На парк выходит. Всё рядом, уютно, ремонт хороший…

Он говорит это так, словно пытается втюхать ей наше жильё.

А я стою, сначала прихожу в себя пару минут, наблюдая эту картину, а потом осознав, что происходит, сжимаю кулаки в закипающей внутри меня ярости.

— Ладно, ладно, милый, — перебивает его Лариса. — Хватит оправдываться. Я всё понимаю и готова пойти тебе на уступки, это же временно!

Глава 13.

В этот момент Артур, видимо, словно опомнившись, хватает меня за талию и дёргает на себя. Его руки сильные, и я на мгновение, теряя равновесие, ослабляю хватку.

Лариса, воспользовавшись моментом, вырывается из моих рук и проскальзывает обратно в квартиру.

— Успокойся! — кричит мне муж, его голос звучит громко, почти зло. — Ты что творишь? Совсем с ума сошла?!

— Это я что творю? Это ты что творишь?!

Ответно нападаю на него, дышу тяжело, и голос срывается. Говорить даже нормально не могу, не хватает дыхания от возмущения и злости.

— Ты её зачем сюда притащил?! Ты сошёл с ума, подстилок своих сюда таскать?! И тем более приволочь жить?! Тебе что, гостиниц мало?! Совесть хоть где-то есть у тебя? Хотя бы грамм!

— А почему я должен снимать гостиницу, если у меня есть свой дом? — он также дышит тяжело.

— Хорошо, у тебя есть свой дом, но это не её дом!

Я словно во сне нахожусь и не могу поверить, что он способен на такой поступок. Он уже и так меня уже шокировал не единожды за такой короткий срок, но уже, в конце концов, пора остановиться, не правда ли?!

— Воронов её, — показывает в сторону шалавы, — выгнал из дома, когда Ларочка поставила условие принять меня в их доме. Куда ей было идти? Ну, скажи куда?!

Он требует от меня ответа, словно я несу за эту девку какую-то ответственность и обязана решить её проблемы.

Белов говорит мне всё это, словно такие признания что-то для меня должны резко изменить, и я должна передумать.

— Воронов выгнал... Ну и отлично! Правильно сделал! С такой как она по-другому и нельзя! Значит, пусть идёт в помойку, под мост, куда угодно, плевать! Но только не в мой дом! Или ты... — догадываюсь, что он скажет, но Артур перебивает меня.

— Да, я решил, что мы будем жить здесь, если больше пока негде, — отрезает.

— Ты что, пьян?! — вглядываюсь теперь в его лицо, пытаясь понять, серьёзно ли он это говорит. — Что-то несёшь?! Она не будет здесь жить, я просто запрещаю! А если тебе что-то не устраивает, собирай вещи и уходи отсюда. Проваливай! — показываю рукой на дверь и иду к выходу, чтобы открыть для них дверь.

Он отрицательно только крутит головой на мои слова, сложив руки на груди.

— Никуда я не уйду!

Дыхание моё по-прежнему сбивчиво, но я всё равно пытаюсь успокоиться. Несмотря на то что я никогда ни к кому не применяла рукоприкладства и всегда была категорически против любых драк и агрессии, сейчас я настроена решительно. Во мне проснулась доселе неизвестная даже мне самой львица, которая готова растерзать сейчас любого, кто встанет на её пути.

— Повторяю: я требую, чтобы она ушла отсюда вон! Сейчас же!

— Она никуда не уйдёт! Будет жить здесь, как и я!

Глядя на Артура, понимаю: он не собирается отступать, даже несмотря на мою категоричность.

Пока мы ведём этот разговор на повышенных тонах, Лариса уже проскальзывает в комнату, а точнее, в нашу спальню.

Разорваться на обоих я не могу, сосредотачиваюсь на разговоре с почти бывшим мужем, поэтому не сразу это замечаю.

— Ты сам говорил: дай полгода поработать в клинике и оставлю тебе квартиру. Что изменилось? Почему ты тогда тащишь её сюда?! Или ты думал, мало того, что я пойду тебе на уступки с клиникой, ты ещё получишь право притащить её в наш дом?

— Ты так и не дала ответ.

— Как же не дала? Оформляем квартиру на меня сейчас, и я остаюсь в клинике.

— Нет, меня это не устраивает. Я же не дурак, ты ведь тогда и жить нам здесь ты не позволишь. Я понимаю это! Да к тому же кое-что изменилось.

— Что?!

— Ну я же сказал, что Воронов выгнал Ларису…

Пока мы препираемся, неожиданно нас отвлекает какой-то звук. Артур поворачивается в сторону спальни, я также поворачиваю голову за ним и замечаю, как эта гадина уже активно раскладывает косметику на моём туалетном столике.

— Ну уж нет! — мой голос продолжает дрожать от ярости. — Ты что, совсем тупая? Ты в этом доме жить не будешь, я же ясно это сказала!

Не раздумывая, подхожу и со всего размаха смахиваю всё со столика. Флаконы духов, тюбики с кремом, пудреницы — всё летит на пол и с грохотом, разбиваясь о паркет.

— Ты офигела?! — визжит Лариса.— Мои духи стоят дороже, чем твоя зарплата! Не рассчитаешься, идиотка!

— Закрой свой рот, иначе... — я предупредительно поднимаю кулак, намекая, что он прилетит сейчас ей в лицо.

Она затыкается, смотрит растерянно то на меня, то на Артура, ожидая его защиты.

— Артурчик… она что, ударит меня сейчас, а ты ничего не сделаешь?! — губа наигранно трясётся.

Муж стоит и лишь растерянно хлопает глазами.

— Ну что же… тогда я пошла, — торопливо идёт к выходу.

— Погоди, милая, погоди! Я разберусь! — останавливает её мой муженёк у самой двери, предупредительно поднимая руку.

— Но ты меня не защищаешь! — кидает ему претензию.

— Не надо торопиться, моя прелесть. Не нервничай, всё нормально будет. Мы решим!

Воронова младшая начинает наигранно хлюпать носом и кивает, словно шанс ему даёт.

— Марта! Да услышь ты! — снова оказывается возле меня и заглядывает в глаза с призывом. — Лариса так и не смогла уговорить отца, чтобы я переехал к ним. Да я, наверное, и сам бы сейчас отказался. У нас слишком натянутые отношения с Вороновым. Сначала надо решить вопросы о долге, а потом пытаться налаживать какие-то другие отношения. Те условия, к которым привыкла жить Лариса, я предоставить ей в гостиничном номере не могу. Мне просто денег не хватит. Я в долгах! Единственным вариантом остаётся вернуться в эту квартиру и жить здесь. У нас всем места хватит! И тебе, и нам!

Белов пытается это объяснить мне, словно я не жена ему, а, например, сестра, и у нас одна квартира на двоих, которую мы не можем поделить и живём вынужденно вместе.

— Интересно! А если я с этими условиями не согласна, куда тогда должна деться я из своей квартиры?!

— Ну я же предложил: живи в соседней комнате, никто тебя не выгоняет! Марта, ты слишком торопишься. Нам нужно хотя бы какое-то время, чтобы решить эту сложную ситуацию. Ты сама всё испортила, а теперь требуешь от меня каких-то быстрых решений. На меня давят со всех сторон: Воронов, ты... Одна только Лара терпеливая и понятливая, старается помочь в моей такой непростой ситуации. Будь хоть на грамм такой же, не истери!

Глава 14.

Я стою посреди коридора, словно вкопанная, и хлопаю глазами, пытаясь осознать происходящее. Мой разум отказывается верить в реальность этой ситуации, где он выгнал меня из дома.

Из моего собственного дома.

Слышу, как идёт возня в замке у соседей и открывается дверь. Именно этот звук выводит меня из оцепенения, которое меня схватило в свои объятья.

— Марта? — раздаётся мягкий голос нашей соседки.

Она приоткрывает свою дверь и смотрит на меня с явным беспокойством. В её глазах нескрываемая тревога.

— Здравствуйте, Галина Андреевна.

— Милая, что-то случилось? — её голос звучит так тепло и участливо — беспокойно, что у меня ком подкатывает к горлу. — Я слышала, у вас там… шум, голоса. Решила выйти и проверить. Всё в порядке? У вас обычно так тихо, а сегодня… Очень шумно…

Соседка замолкает, подбирая слова, чтобы не обидеть меня. Её взгляд в этот момент полон вопросов, на которые она хочет получить ответы.

Женщина в солидном возрасте, я не хочу, чтобы она нервничала, поэтому натягиваю улыбку, но, догадываюсь, выходит плохо.

— Всё нормально. Извините, если мы вас напугали. Мне нужен телефон, дайте, пожалуйста.

Моё тело неожиданно начинает дрожать крупной дрожью.

— Ох, детка… Марта, вы дрожите, — замечает соседка и, не дожидаясь моего согласия, берёт меня за руку, желая затянуть в свою квартиру. — Заходите ко мне, вы ведь в одном домашнем костюме, а на улице всё-таки пока холодно для такой одежды.

Я позволяю ей вести себя в её квартиру. Мои ноги двигаются сами по себе, а мысли продолжают крутиться вокруг одного и того же: он вытолкнул меня из дома и закрыл перед моим носом дверь.

— Проходи. Тебе надо согреться. Надо выпить чая. Ты успокоишься. Будешь чай?

Киваю на автомате. Естественно, никакой чай я пить не буду. Желудок сжат в тугой узел, и даже глоток воды сейчас вызовет тошноту. Какой уж здесь чай?

— Мне нужен телефон, — напоминаю ей.

— Да, да, конечно. Вы поругались? — спрашивает она, усаживая меня на диван и участливо накрывая пледом.

Молча киваю ей в ответ снова.

Отрицать бессмысленно, потому что уверена: наш скандал наверняка слышали все соседи. Она же сама сказала: «обычно у вас тихо…». А сегодня мы кричали так громко, что, казалось, стены дрожали.

Кроме того, я вышвыривала сумки любовницы моего мужа, пыталась вышвырнуть и её, и у меня даже на мгновение удалось это сделать.

Но муж, который, теперь, совершенно точно, бывший не дал мне закончить начатое.

Да, никогда со мной такого не было. Мы приличная семья, оба врачи, с высшим образованием, с безупречной репутацией.

— Где же он, этот телефон! — бегает глазами по комнате и поднимает то одну подушку на диване, то другую. — Склероз! — пытается шутить. — Ну ничего, помиритесь, — говорит Галина Андреевна, пытаясь утешить меня, и её голос звучит так, будто она уверена, что это просто нелепая семейная ссора. — Все ссорятся, все мирятся. Мужики, милая, существа такие… глупые, импульсивные часто, обидчивые. Натворят дел, потом каются. Мой вот такой был один в один! Твой тоже, думаю, скоро одумается. Я же вас пять лет знаю, вы никогда не конфликтовали. Вроде же нормальный был мужик.

Она делает паузу, словно вспоминая, а мне хочется, чтобы она уже наконец-то замолчала и дала мне этот долбанный телефон.

— Здоровался со всеми, улыбался. Помню, у меня замок заклинило, так он мне открыть помог. Такой дружелюбный… — Неожиданно замолкает, смотрит на меня пристально, а затем осторожно добавляет, присаживаясь рядом:

— А кто там ещё кричал возле вашей квартиры?

Догадываюсь, стояла за дверью, слушала, смотрела в глазок, но не решилась выйти раньше.

— Любовница его.

Соседка не может скрыть своего удивления. В глазах написано возмущение, негодование, шок.

— Погоди, я тебе валерьянки налью, станет легче! — она резко встаёт и торопливо идёт к кухонному шкафчику. — И тебе бы поспать, ты так выглядишь… плохо… Прости, конечно, что я тебе это говорю, но твоё бледное лицо и белые губы меня беспокоят.

— Всё хорошо, не волнуйтесь за меня. Галина Андреевна, так что там с телефоном? Нужно вызывать полицию. Нужно взломать дверь, потребовать, чтобы эту... эту девку выкинули из моего дома.

С того момента, как мы живём в этом доме, мы с соседкой общаемся довольно тепло. Она добрая женщина в возрасте, которая не раз останавливала меня в подъезде на пять минут поболтать, а я никогда не отказывала.

Между нами всегда царило взаимное уважение: она приносила мне пироги, а я помогала ей разбираться в медицинских назначениях для её родственников.

Она добрая, отзывчивая женщина в возрасте, и я начинаю догадываться, почему она не хочет давать мне телефон. Ждёт, чтобы я остыла.

Соседка смотрит на меня с нескрываемым сомнением. Она явно не уверена в моём плане. Понимаю, такие как она никогда не решились бы на такое.

— Думаешь, нужно так делать? Всё прямо так кардинально? — осторожно спрашивает она. — Может, постучать, или позвонить ему на телефон, и ты попробуешь с ним договориться?

— О чём?

— Не знаю. Ну, чтобы… чтобы… — ищет слова, — вдруг это всё на эмоциях? Ну, в жизни всякое бывает... Может, он просто совершил ошибку.

— Это теперь неважно.

— Марта, он же мужчина. Он скорее всего уступит тебе, если ты попробуешь его попросить, поговорить ласково. Ну не монстр же он! Наверняка тоже остынет, послушает тебя и уйдёт к ней. Он, случаем, не пьян?

— Нет, — резко прерываю её.

Мне совершенно не хочется слушать всё то, что она мне пытается сказать. У меня своя точка зрения, и убеждать ни в чём меня не надо.

— Никого я ни в чём уговаривать и убеждать не буду. Он не пьян и не уступит. К ней он жить не уйдёт. Пожалуйста, дайте телефон, у меня своего нет. Если вы не хотите, значит, я пойду искать в другом месте.

Встаю, скидываю с себя плед и иду к выходу.

Глава 15.

Она преграждает мне путь, но делает это неуверенно. Думаю, достаточно одного моего взгляда, чтобы она поняла, что лучше не стоять у меня на дороге.

— Успокойтесь, Марта. Я хочу как лучше. Зачем такой скандал для вашей семьи, — вздыхает. — Может, всё-таки, не стоит полицию?

— И что? Я как-то должна этого бояться?

— Нет, конечно, но что скажут люди? —смотрю на неё с абсолютным удивлением в этот момент. — Просто, вы молоды, Марта. А все молодые импульсивны. Только как бы потом жалеть не пришлось.

Она, понимая, что я настроена критически, достаёт телефон из кармана своего домашнего халата и протягивает его мне. Её взгляд полон сочувствия, и я понимаю, что ей действительно жаль меня.

Становится неудобно перед этой женщиной. Почему я на неё накинулась?

Её поведение понятно. Она в возрасте, женщина «старой закалки», а это значит, что её мировоззрение сформировано в другую эпоху, где общественное мнение значило куда больше личных желаний конкретного человека.

Для таких людей главным мерилом поступков всегда было: «А что скажут люди?»

Меня всегда бесила эта вечная оглядка на мнение посторонних, и я давно для себя решила, что никогда не буду оглядываться на мнение других.

Вот и сейчас меня «что скажут люди» вообще не волнует.

Набираю номер полиции, и через несколько гудков раздаётся спокойный, почти равнодушный голос:

— Алло, полиция.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте. Что у вас случилось?

Голос в трубке ровный и безжизненный.

— У меня произошёл конфликт с мужем. Он выгнал меня за пределы квартиры и не пускает обратно домой. Я прошу вас приехать и помочь попасть мне обратно. Кроме того, в доме посторонний, и я прошу выпроводить её из моего дома.

— Насколько большой конфликт? Драка? Поножовщина? Что-то такое есть? Он вас избил, или что-то наподобие того, — спрашивает монотонно. — Вам причинены телесные повреждения?

— А это что-то меняет?

— Конечно. Трупы есть?

— Нет, трупов нет, но...

— Хорошо. Вызов зафиксирован. Диктуйте адрес, — он мне даже закончить фразу не даёт, что есть царапины и синяки.

Я называю адрес, чувствуя, как внутри всё клокочет.

Полиция, на удивление, ехать не торопится.

Пока я жду её, прокручиваю в голове, кому я могу позвонить, чтобы попросить о помощи в этом вопросе.

Через полчаса приезжает полиция. На лестничной площадке появляются двое мужчин. Один сотрудник, мужчина лет сорока пяти с усталыми, потухшими глазами, окидывает меня равнодушным взглядом, когда я выхожу из квартиры соседки и хочу обратиться к нему.

Взгляд полицейского сразу даёт мне понять: для него это обычная рутина, и ему совершенно всё равно, что я буду говорить. Догадываюсь: для них, наверное, такие вызовы - норма, но для меня моя ситуация аховая.

— Капитан Рыжов, — показывает удостоверение.

— Младший лейтенант Сидоров, — представляется второй.

— Ну, что у вас происходит? Рассказывайте, — спрашивает первый, тот, что выше по званию, как я предполагаю.

— Вы долго ехали.

— Время прибытия наряда определяется оперативной обстановкой и служебными задачами, которые выполняются нарядами полиции в конкретный момент времени, — монотонно, заученной фразой говорит мне полицейский. — Если речь идёт о ситуации, явно угрожающей общественной безопасности, жизни и здоровью граждан, сообщение будет проверено в первую очередь. В вашем случае, как понял дежурный, принимавший вызов ничего страшного не произошло.

— Ну, кому как…

— На административные правонарушения в черте города сотрудники полиции прибывают в течение тридцати пяти минут. Это стандартное время ожидания, — дополняет.

— А это разве административное? — спрашиваю, удивляясь.

— Если совершено впервые, да, стараемся административкой обуздать. Некоторым помогает. А вы считаете, что мы сразу уголовку должны возбуждать? — удивляется. — Что случилось?

— Мы с мужем поссорились, и он вытолкал меня за дверь квартиры. Я не могу попасть обратно.

Сотрудник полиции кивает, словно услышал что-то вроде «сломался кран» или «потерялся кот». Он подходит к двери нашей квартиры и начинает стучать по ней, а затем нажимать на звонок.

С той стороны тишина. Ни звука, ни шороха. Как будто там никого нет.

— Вы сказали, у вас есть повреждения? Мне кажется, что с вами всё в порядке?

Показываю царапины на руках, синяки от пальцев рук, где хватал меня этот предатель. Я даже не догадалась осмотреть себя до их приезда, в голове каша.

Но я тоже никогда не была в такой ситуации, поэтому растеряна. А особенно, при условии, что эту ситуацию создал для меня мой муж, человек, с которыми я прожила двадцать лет и в котором я была уверена ещё вчера утром.

— Ох, уж эта бытовуха... — вздыхает он. — Ну что, давайте вызывать МЧС, дверь ломать будем.

— Естественно!

— Уверены? — зачем-то переспрашивает меня, словно даёт шанс передумать.

— Да. Мы зря теряем время.

— А вы категоричная дама. Давайте я всё-таки ещё раз попробую постучать. Зачем ломать-то?

Он смотрит на меня с лёгкой усмешкой, а затем снова начинает громко стучать в дверь.

— Они точно дома, товарищ милиционер! — называет полицейского по привычке милиционером, вмешиваясь в наш диалог Галина Андреевна. — Стучите громче! Мой сосед хороший мужчина, я уверена, у них с Мартой всё разрешится!

— Галина Андреевна, вы можете хоть минуту помолчать, — здесь ей надо своим носом залезть.

— Мужик, это полиция! Если через пять минут не откроешь, я вызываю МЧС, и тогда дверь снесут. А тебя на пятнадцать суток заберу! Лучше открывай по-хорошему! — кричит капитан Рыжов, и его голос звучит теперь так громко, что, казалось, его услышат даже на других этажах.

Проходит несколько мгновений, прежде чем мы слышим, как за дверью Артур начал возиться с замком. Несколько секунд и дверь открыта. Перед нами стоит мой муж.

— Почему так долго не открывали?

Глава 16.

Белов стоит в дверях, его поза расслаблена, будто ничего необычного не происходит. Губы растягиваются в лёгкой, почти дежурной улыбке, но в глазах я вижу страх. Он переживает, я чувствую это.

Смотрит на полицейского, делая вид, что просто уточняет обстановку:

— А что у нас случилось? Вроде всё нормально.

Старший по званию полицейский резко кивает подбородком в моём направлении, не отрывая глаз от мужа:

— А если ничего не случилось, сами разобраться не могли? Нас вызвала ваша жена.

Он, не ожидая приглашения, проходит в квартиру. Его взгляд оценивающе скользит по прихожей, затем возвращается вниманием к Артуру:

— Почему я стучал, вы не открывали?

Тон у полицейского сухой, официальный, и в нём уже слышится раздражение.

— Документы мне покажите на квартиру, паспорта, — теперь он обращается к нам обоим.

Я не жду повторного приглашения, молча достаю из папки договор купли-продажи и выписку на квартиру, где указано, что у нас совместная собственность.

Протягивая документы полицейскому, не смотрю на мужа, но чувствую его тяжёлый взгляд на себе.

Поднимаю глаза встречно и вижу, как его брови сведены, ноздри слегка раздуты, губы плотно сжаты. Он явно не ожидал, что она дойдёт до вызова полиции.

Полицейский быстро пробегает глазами по тексту, сверяя данные по договору купли-продажи и выписке на квартиру. Потом также открывает паспорта, смотрит на наши фотографии поочерёдно, затем на нас, видимо, сравнивая.

В это время квартире полная тишина. Лариса сидит как мышь и не показывает своего носа.

Удовлетворённый документами, отдаёт мне их назад и спрашивает уже спокойнее:

— Всё в порядке.

Я киваю.

Старший по званию полицейский снова переключается на мужа, его голос становится жёстче:

— И всё-таки, что у вас произошло? — Он достаёт бланки, готовясь записывать. — Мне нужна полная информация, чтобы я мог составить протокол. А то потом начнутся всякие обжалования к вышестоящим.

При этом он вздыхает, будто уже предвкушая бюрократическую волокиту.

— Главное, что случилось — здесь посторонние. Я хочу, чтобы её здесь не было.

Полицейский поворачивается к Артуру:

— Где она?

Я, не ожидая ответа Белова, перехватываю инициативу, указывая на комнаты:

— Вы можете пройти по всем комнатам и найти её, раз у неё вдруг пропала смелость выйти само́й.

— Если это правда, пусть сама выходит. Не надо усугублять, — старший по званию полицейский уже явно раздражается и от происходящего и твёрдо говорит эти слова моему мужу.

В его голосе даже я почувствовала явную угрозу.

Второй полицейский, тот, что младше по званию, до этого молчавший у двери, вдруг фыркает:

— Вот ведь цирк! А сами всё-таки разобраться не могли? Ну ясно же, что это обычная бытовуха. Любовница и жена — сказка стара как мир!

— Помолчи, — резко, я бы даже сказала, грубо бросает старший младшему. — Пусть дамочка выходит, и мы составим протокол.

Младший замолкает, но по его лицу видно, что он недоволен происходящим.

— А протокол-то зачем? — удивляется Белов.

— Ну ясное дело — зачем. Раз она здесь без согласия второго собственника, она должна покинуть квартиру. Но вызов мы зафиксировать обязаны.

Мне становится легче от мысли, что они выкинут её из моего дома.

Пока полицейские разговаривают, Белов делает шаг ко мне.

— Марта, — обращается. Его голос звучит натянуто — мягко, с фальшивой попыткой примирения. —Можно тебя на минутку?

Всем своим видом я показываю, что не слушаю его.

— Марта, не упрямься, надо поговорить! — настаивает. — Я смогу тебе всё объяснить.

Поднимаю на него глаза и смотрю в его. Думаю, он видит в моих всё то, что я чувствую к нему теперь: дикая ярость, перемешанная с презрением.

Разговаривать с ним я совершенно точно не хочу. Всё, что я хочу — это, чтобы он исчез.

Старший по званию полицейский, наблюдающий за нами, вздыхает и подходит ко мне. Он отводит меня чуть в сторону и начинает раздавать советы.

— Пожалуйста, поговорите с мужем. Вы не видите, он настаивает. Может, сможете миром решить конфликт.

Хочется сказать ему, чтобы он не лез не в своё дело, но грубить стражу правопорядка, особенно при условии, что он приехал по моему звонку, я не решаюсь.

Ещё один сердобольный нашёлся, но вслух я этого, естественно, не говорю.

Галина Андреевна уже успела за пару минут влезть со своими "да вы помиритесь, все люди ошибаются", а теперь вот и полиция учит её жизни.

— Если вы немедленно выведете эту даму, я поговорю, — определяю условия для общения с мужем. — Кроме того, мне нужно пару минут, чтобы скорую вызвать для фиксации побоев.

Полицейский кивает, слишком быстро, на лице появляется улыбка.

— Это непременно!

Я догадываюсь, ему очень хочется поскорее замять ситуацию, и совершенно точно он рассуждает как младший по званию. Только у него хватает ума и опыта не говорить нам с Беловым это вслух.

Разворачиваюсь и иду на кухню, не оглядываясь, но слышу за спиной шаги Белова. Поворачиваюсь к нему и жду, что он скажет.

— Ты слушал, её выпроводят. Так что лучше, чтобы не позориться и её не выводили в наручниках, пусть валит из моей квартиры побыстрее.

— Ты сейчас не кипятись, ладно? Я уже понял, что ты настроена категорично, но… У нас ситуация такая сложная. Я был уверен, что отец уступит ей, если Лариса поставит ему определённые условия. Он дочери многое прощал раньше, но сейчас неожиданно в позу встал. Она ему предложила, чтобы, ну раз он не хочет, чтобы мы в основном доме жили, пусть хотя бы в доме для гостей тогда. Но он упёрся и сказал, что раз я ей так дорог, она уходила вместе со мной.

Белов начинает оправдываться. Не агрессировать, как примерно час назад, когда он вытолкал меня из дома, а наоборот, мягко стелить.

— Вышвырнул её, значит. И правильно сделал! Молодец мужик, что не прогнулся. Наверное, до этого слишком долго прогибался, раз она такой дурой выросла.

Глава 17.

— Ну же, Марта! Для тебя же лучше! Ты останешься в квартире, а мы уйдём. Честно, я не планировал тебя прямо за дверь выгонять, но закрутилось всё… — заканчивает этими словами, словно это смягчит мой гнев.

Он не отводит теперь от меня глаз и ждёт ответа.

Только мой ответ для него не в разговоре. Он в действиях.

Разворачиваюсь и иду в гостиную, где под присмотром полицейских сидит Лариса и разговаривает с ними.

— А где ваш паспорт? — слышу, заходя в комнату, как спрашивает младший по званию.

— Я не взяла, — говорит недовольно Лариса. — Пару вещей, косметики и обуви закинула в сумки и к Артуру поехала.

— И к его жене, — тот, что младше, всё-таки не может, видимо, сдержаться, наблюдая за нашим спектаклем.

— Стой, Марта! Погоди! — Артур хватает меня за руку, но я дёргаюсь и вырываю её.

Его пальцы оставляют на коже очередную порцию следов. А я и не против. Пусть лучше будут синяки.

— Капитан, — мой голос звучит бескомпромиссно, — вы обещали составить протокол и задержать её. Прошу, сделайте то, что должны по закону.

Капитан Рыжов кивает.

— Антон Маратович, административку писать или…? — задаёт тот, что моложе старшему вопрос, и я догадываюсь: он говорит про выбор между административным делом и уголовным.

— Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, но раз уж это моя квартира, тогда и выбор за мной, верно? — кивают снова. — Прошу по всей строгости закона. К тому же я буду оформлять побои, скорая уже в пути.

И это не блеф. Мои друзья-врачи действительно приедут и зафиксируют всё для уголовного дела в будущем. Гулять так гулять, потому что по-другому таких иначе не наказать.

— Пиши по сто шестнадцатой УК РФ.

— А может, по сто тридцать девятой? — предлагает младший.

— Что такое сто шестнадцатая и сто тридцать девятая? И что такое УК? — сразу встревает Артур, и в его голосе впервые за это утро слышится нескрываемая тревога. Он бегает глазами от одного полицейского к другому и обратно.

— УК — это Уголовный кодекс. Насильственные действия, причинившие физическую боль, но без тяжких последствий. Совершённые из хулиганских побуждений. Ну или, та, что вторая — незаконное проникновение в жилище, совершённое против воли проживающего в нём лица, — монотонно поясняет капитан, пристально изучая моего мужа.

В комнате повисает тяжёлая тишина. Лариса бледнеет. Артур сжимает кулаки. А я... Я просто стою и смотрю, как лихо всё меняется в ситуации, где недавно он привёл свою девку в дом, а она теперь блеет как овца.

— Пожалуйста, фиксируйте всё как положено. Ничего не забудьте.

Тоже смотрю на мужа, а не на полицейского, пока говорю. Вижу, как он теряется ещё больше, понимая, что я отступать не намерена, как и Воронову звонить не буду.

— А в чём разница между этими двумя статьями, которые вы назвали? — Артур продолжает приставать к полицейским с допросом.

— Она штраф и тюрьма, вторая штраф или принудительные работы.

Лариса резко встаёт с дивана, подходит к Артуру, и в её поведении теперь чувствуется напряжение.

Её пальцы смыкаются вокруг его руки не просто так, а с какой-то почти отчаянной настойчивостью. Она пытается привлечь к себе внимание своего любовника, отвлекая от разговора с полицейскими.

— Артур, ты мне нужен. Можно тебя на минутку?

Это не просьба. Это требование, завёрнутое в вежливость для посторонних.

Он кивает, они выходят в соседнюю комнату, но я и полицейские слышим её возмущение, потому что дверь не закрыта.

— Какая ещё тюрьма?! — тихо и визгливо вскрикивает Воронова младшая. Её голос дрожит от истерики. — Ты с ума сошёл?! Меня папа убьёт! — Лариса взрывается в своём возмущении.

— Успокойся! Он тебя вытащит!

— Нет, он же сказал, если я уйду, он мне не простит! Ты же говорил, что всё будет тихо, мы придём, напугаем её совместным проживанием, она позвонит папе и уговорит его принять нас обратно! Сделай что-нибудь, нельзя допускать никакой уголовки! Ты же обещал, что всё будет под контролем, Артур! Ты же клялся!

Артур, догадываясь, что мы можем слышать, быстро закрывает дверь.

Капитан Рыжов в это время поворачивается ко мне, его лицо внезапно становится менее официальным, почти человечным.

— Марта Викторовна, — он понижает голос до тихого, его глаза становятся устало-понимающими. — Я уже понял в чём дело, и поэтому терпеливо жду, когда эта дамочка испугается окончательно. Но я видел и у неё следы, полагаю, от ваших ногтей. Вы должны понимать, что эта дамочка покажет нам их, и мы тоже должны будет всё это оформить. Я буду действовать строго в рамках закона.

— Плевать, — выдыхаю я, отворачиваясь к окну. — Пусть пишет.

— Эмоции не всегда хороший советчик. Иногда нужно включать и холодный расчёт, — говорит, возможно, с высоты своего опыта работая в такой профессии.

Лариса и Артур возвращаются к нам.

— Кстати, у меня тоже побои! Смотрите! — Она резко протягивает руки к лицу капитана, тычась в него тонким запястьем с едва заметной царапиной — следом от моего ногтя, когда я в ярости схватила её за руку. — Видите?! Это же явные телесные повреждения! У меня предложение! Давайте я не буду на неё писать заявление по всяким УК, и она не будет! Заставьте её!

Лариса практически топает ногой, видимо, представляя, что перед ней её молчаливая, со всем соглашающаяся прислуга.

— Нет, я не могу Марту Викторовну заставить отказаться от дела.

— Но почему?! — не понимает Воронова. — И что тогда будет? Тогда вы посадите меня в тюрьму?!

— Таков закон, — невозмутимо пожимает плечами страж порядка. — Оформляй шустрее, не отвлекайся, — вздыхает и говорит старший младшему.

Второй полицейский лишь кивает, продолжая методично заполнять бумаги.

— Марта, давайте без уголовки, а? — обращается ко мне Белов. — Ларисе нельзя уголовку. Воронов, он… зверь! Он её убьёт.

— Убьёт, значит, сядет, — не поднимая головы, заполняя бумаги, говорит младший.

Глава 18.

Не успеваю ответить, чувствую, как телефон вибрирует в сумке.

Воронов... Его имя всплывает на экране. Лёгок на помине.

— Алло, здравствуйте, Александр Николаевич, — громко так, для Ларисы с Артуром говорю. — Рада вас слышать.

На той стороне повисает молчание. Видимо, растерялся от моего добродушного приветствия. Ну, его тоже понять можно. Вчера мы были готовы глотку друг другу перегрызть, а сейчас я сама любезность.

Пока он молчит, я судорожно соображаю, как повернуть ситуацию, которая так неожиданно у меня сложилась с собственной выгодой. Мне совершенно точно нужно этим воспользоваться, и делать это как можно быстрее.

Теперь я всё больше понимаю, что у этой девки отношения с отцом очень тяжёлые, и надо цепляться за эту возможность. Самым лучшим вариантом будет, чтобы её забрали, завели дело, и Воронов понервничал.

Они всей дружной компанией играли на моих нервах, тогда почему и мне не сыграть?! По-моему, отличная идея.

Лариса и Артур оба смотрят на меня выжидающе, совершенно точно хотят услышать наш разговор.

— Марта Викторовна, — начинает он по-деловому, как будто между нами ничего не произошло. — Здравствуйте. Очень рад вас слышать. Настроение… кажется, за ночь изменилось?

— Да, оно отличное.

— Тогда, может, встретимся? — он тоже, кажется, доволен.

— С удовольствием. Нам с вами есть что обсудить. Я буду на работе через пару часов. У меня к вам тоже разговор, и, возможно, даже об одном и том же. Всё, не прощаюсь, скоро приеду в клинику.

Сбрасываю звонок и больше не хочу с ним разговаривать. Любезность моя наигранна, и главное — не переиграть.

— Я готов сейчас всё оформить, только не надо уголовки, — говорит Белов, когда я заканчиваю разговор.

Отрицательно кручу головой. И теперь Лара и Артур понимают, что я не уступлю.

— Господин полицейский, я прошу вывести её отсюда.

Не выжидая долго, капитан Рыжов подходит к Ларе, достаёт наручники и ждёт, когда она позволит ему надеть их.

— Ваши руки. Не заставляйте меня применять силу, — настаивает.

— Артур, Артур, — подвывает Лара, — спаси меня, я не хочу в обезьянник!

Тот мечется между мной и Ларой, не зная, чем ей помочь.

Через несколько минут младший по званию заканчивает оформлять протоколы и предлагает мне их подписать. Делаю это без промедления, а Артур крутит отрицательно головой.

— Вас, что ли, ещё с ней забрать? — злится полицейский, и Артур сдаётся. — Так, что мы имеем. У нас два эпизода. Первый — административное дело, связанное с установлением личности. Раз у Вороновой нет паспорта с собой, это тоже нужно зафиксировать. Второе дело по сто тридцать девятой — нарушение неприкосновенности жилища.

— Что нужно, чтобы её освободить? — суетится по-прежнему Белов.

— Паспорт, как минимум. Пока его нет, мы можем держать Воронову до сорока восьми часов.

— Но где мне его взять?! Воронов на мои звонки не отвечает. На территорию дома Воронова меня не пустят! — у Артура тоже начинается паника. — Марта! Ты набери ему! — снова пристаёт.

— Прощайся со своей дамой и поехали со мной в клинику, — мне крайне важно, чтобы он сдал анализ.

— Зачем?! — рявкает мне, теперь уже забыл о любезности.

— Там расскажу, — пока не хочу при полицейских. Если он что-то принимает, в том числе и моя репутация может пострадать.

— Если ты думаешь, что тебе это так сойдёт с рук, ты очень сильно ошибаешься, стерва! — бросает мне Воронова младшая, уходя из квартиры. — Я в долгу не останусь!

Лару забирают полицейские и уезжают, а я остаюсь один на один с Беловым.

Я словно все силы пока происходил этот ужас, потеряла. На душе полное разочарование, смешанное с удовлетворением, что я смогла их наказать.

Естественно, скорее всего, Воронов вытащит её в ближайшее время, я даже не сомневаюсь в этом ни на минуту. Но всё равно хоть так, я проучу её. Да и для Белова будет уроком, чтобы он понял: я никогда не позволю издеваться над собой, даже если окажусь в безвыходной ситуации.

— А всего-то стоило тебе нам просто подыграть и позвонить Воронову, — заходит в спальню.

— Сгинь с глаз моих, ты мне противен.

— Что ты намерена делать дальше?

— Тебе мой план расписать? Идти до конца, и сделать так, чтобы ты пожалел, что был на мне женат.

Приезжает скорая, и наши бывшие коллеги снимают побои.

Фельдшер смотрит на меня с удивлением, и он совершенно точно в шоке от происходящего. Но теперь, как и в синяках, я вижу в этом сейчас только плюсы. Больше свидетелей ситуации, больше мне доказательств в копилке.

Приезжаю в клинику, и ноги сами несут меня к кабинету моей подруги Насти. Мы всегда были близки, делились всем — и радостями, и проблемами.

Естественно, добирались мы до клиники отдельно. Белов обещал сдать анализ, и я уверена, что ради Лары он сделает это.

Насчёт машины я буду думать, но прежде мне надо понять, о его вменяемости. Оформи я машину сейчас бегом, потом, узнав, что он принимает запрещённые препараты, можно легко отменить любую сделку. Никаких резких движений — это совершенно точно, на что я настроена.

Открываю дверь её кабинета и вижу, как Настя сидит за столом, опустив голову, и тихо плачет. Её плечи слегка вздрагивают, а в руке она сжимает салфетку, которую уже успела измять.

— Настя, что случилось? — спрашиваю, быстро закрывая дверь на ключ.

— Ничего, — поспешно вытирает она слёзы и пытается улыбнуться, но улыбка получается кривой, неестественной. — Не обращай внимание.

— Ну как же не обращать?! — подхожу ближе и обнимаю её. — Ты плачешь. Расскажи, что случилось, я постараюсь помочь!

Она молчит несколько секунд, словно собирается с мыслями, а потом вздыхает и начинает говорить:

— Мне утром, около семи часов твой муж звонил и сказал, что ты увольняться собираешься. Но почему, Марта? — её голос звучит почти как крик. — Мы же только-только начинаем работать! Что случилось? Вы поругались, что ли?! Но разве это можно переносить на работу? — заваливает меня вопросами.