Измена. Лёд и пепел

Пролог

Оля.

Последний ученик после обязательной прививки от гриппа бодро отправился на урок, хлопнув дверью медпункта. Слишком быстро и контрольной по химии избежать не удалось.

Тишина. Наконец-то.

Я потянулась, с наслаждением чувствуя, как хрустит позвоночник после шести часов работы почти без передышки. Сегодня был относительно хороший день. Никаких ЧП только одна подвернутая на физкультуре лодыжка - в отсутствии штатного учителя дети стоят на ушах, так что это просто малые жертвы и повод директору наконец-то взять кого-то на эту должность .

Собираясь домой написала сообщение Лёше: “Не забудь забрать Варю с английского в семь”. Отправила. И почти сразу экран осветился ответом. Удивительная оперативность.

“Не могу. Важное совещание. Разбирайся сама”.

Сухо. Как служебная записка.

“Важное совещание”. Эти слова отпечатались на сетчатке глаза и тут же запустили внутри знакомый, изматывающий конвейер.

“Важное совещание” в день родительского собрания. “Срочные переговоры” в единственные за месяц выходные, которые планировали провести вместе. “Неотложная встреча” с инспектором из минспорта, из-за которого он пропустил выступление Вари на конкурсе танцев.

Так не пойдет.

Я набрала его номер. Длинные гудки уходили в пустоту, пока на том конце не включился веселый женский голос, сообщивший, что «абонент временно недоступен». В трубке будто сквозил легкий, едва уловимый запах его дорогого парфюма и самодовольная ухмылка.

Тишина в школьном медпункте вдруг стала давящей. Своим сообщением он просто не оставил мне выбора. Опять. Леша у нас будущий политик и во главе всего внезапно оказались его блестящая карьера, кристально чистая репутация ответственного руководителя и красочные описания светлого будущего для блеющего электората.

А я — тот самый неприметный тыл, который должен бесшумно и безупречно обеспечивать этот фасад. Успеть, подхватить, решить, заместить. Все успевать.

Я швырнула телефон в сумку.

Дождь забарабанил по лобовому стеклу как раз тогда, когда я уже начала прокручивать в голове список продуктов на ужин. Сначала редкие, робкие капли, но уже через минуту небо обрушило на город сплошную стену воды. Дворники с трудом справлялись, сметая ее потоки по сторонам. Я прибавила скорость. Варе точно не понравится стоять под таким ливнем.

Навигатор вдруг зловеще пискнул и перестроил карту. Ярко-красная полоса затора на моей дороге сменилась предупреждением: “ДТП. Дорога перекрыта”. Сердце неприятно ёкнуло. Нет, только не сейчас.

“Проложить новый маршрут”, — тыкнула я в экран с надеждой. Навигатор задумался на секунду и выдал «приятное» известие: объезд через промзону добавит как минимум двадцать минут. Я громко выругалась, глядя на время на телефоне. “Идеальный конец” и без того идеального дня.

Свернув с асфальтированной дороги, я попала в другой мир. Ровное покрытие сменилось разбитой бетонкой, усеянной колдобинами, заполненными мутной коричневой водой. Мой Гетз подпрыгивал на ухабах, скрипел всеми пружинами и швырял из стороны в сторону. Я цеплялась за руль, пытаясь объезжать самые жуткие ямы, но они были повсюду. Грязь с шипением летела из-под колес встречных грузовиков и Газелей.

“Почему именно сегодня?” — мысленно стонала я, вжимаясь в кресло от очередного удара подвески и обещая себе, что мужу дорого встанет это мое приключение.

Я так увлеклась мысленными упреками, что заметила лужу слишком поздно. Вернее, это была не лужа, а настоящее озеро, растянувшееся поперек всей дороги. Я резко ударила по тормозам, но было поздно.

Передние колеса с гулким всплеском нырнули в жижу, а затем с противным чмокающим звуком машина клюнула носом и замерла, сев на брюхо. Панель приборов беспомощно моргнула мне желтой лампочкой пробуксовки.

- Просто, бл*ть, фантастика!

Я судорожно переключила передачу и нажала на газ. Двигатель взвыл, колеса бешено прокручивались в грязи, разбрызгивая коричневую жижу по капоту и стеклам, но машина не сдвинулась с места ни на сантиметр. Только глубже и увереннее уселась в свою грязевую ловушку.

Я била по рулю обеими руками, бесилась в замкнутом пространстве салона, но это не помогало. Сквозь шум дождя и вой мотора доносился лишь мерзкий хлюпающий звук.

Распахнув дверь я вышла прямо в коричневое месиво. Ледяная вода мгновенно оказалась в туфлях, промочив колготки. Дождь за секунду прижал волосы к голове кудрявыми сосульками и заструился по лицу и шее, промочив одежду до самого белья.

Отчаявшись, я обвела взглядом унылый пейзаж: ржавые гаражи, покосившийся забор, и еще несколько луж размером с озеро. Помощи ждать было неоткуда. Стоило позвонить в эвакуатор и выслушать лекцию о том, что “на такие дороги на пузотёрках соваться не самая лучшая идея”. Да я и без них знаю. И хотя я нежно люблю своего Гетза, с удовольствием обменяла бы его полноценный седан с приличным просветом, вот только жене будущего политика нужно быть скромнее. Ага.

Я уже полезла в сумку за телефоном, как вдруг мой взгляд зацепился за одинокий силуэт машины, припаркованной метров за пятьдесят, в тени развалившегося склада.

Большой, дорогой, чёрный внедорожник BMW. Такой же как у Леши.

Глава 1.1

Я открыла дверь ключом. Спустя только час после того как увидела ту ужасную сцену мне удалось попасть домой. Кажется, что пальцы рук и ног онемели, от любимых туфель и костюма осталось лишь жалкое воспоминание, но я все-таки оказалась дома.

Или нет?

Дверь закрылась с глухим щелчком, будто пещера обмана проглотила меня целиком. В нос ударил теплый, уютный запах: аромат печеной пиццы и чего-то сладкого.

Они поужинали. Без меня.

Из гостиной доносились взрывы зрительских оваций и возбужденный голос комментатора: “…обостряет ситуацию у ворот, Панарин бьет — штанга!”

Леша смотрит матч. Как всегда.

Я сбросила туфли. Они с глухим стуком шлепнулись на паркет, оставляя грязные капли. Положила рюкзак на танкетку в прихожей, повернулась лицом к зеркалу. Из его недр на меня смотрела не женщина, а само воплощение хаоса и грязи, ворвавшимся в этот стерильный, фальшивый мирок.

Пришлось заставить себя сделать шаг в сторону гостиной. Леша сидел на диване, как и всегда листая ленту новостей на смартфоне. Взгляд его курсировал между гаджетом и огромной плазмой.

Покровский услышал мои шаги, а может уловил запах грязи, который пришел со мной. Его глаза медленно, нехотя, оторвались от экрана, скользнули по мне с головы до ног - по моим растрепанным мокрым волосам, по испорченной одежде, по заплаканному лицы с потекшей тушью. В его взгляде не было ни удивления, ни жалости, ни даже простого человеческого любопытства.

Только легкое раздражение, что его отвлекли.

- А, ты пришла, - произнес он ровным, спокойным голосом и тут же вернулся к матчу.

- А ты не ждал?

Леша не удостоил меня ответом, только пожал плечами.

Я застыла на месте как есть, сжимая кулаки и наверняка покрываясь пятнами от злости. Когда это с нами случилось?

Когда именно это произошло со мной?

Ногти впивались в ладони, но я почти не чувствовала боли. Во рту пересохло.

Во мне все кричало от ярости, от обиды, от дикой, животной боли. Картинка из его машины стояла перед глазами, накладываясь на его спокойное, самодовольное лицо. Мне хотелось закричать прямо сейчас, сорвать с себя эту маску приличия, под которой уже не было ничего, кроме выжженной земли. Закричать, чтобы он немедленно собрал свои вещи и проваливал к своей подстилке.

Только сначала приведу себя в порядок.

Если и выяснять отношения, то стоит хотя бы выглядеть прилично.

Мне нужно было смыть с себя всю грязь этого дня. И не только ту, что была на одежде.

Я двинулась по коридору, стараясь не прижиматься к стене и быстрее оказаться в тишине ванной комнаты. Мне нужно было несколько минут покоя, чтобы собрать себя для разговора с мужем. Чтобы его холодный презрительный взгляд не сбивал с толку.

Но до того, как я попала в ванную из своей спальни показалась Варя. Лицо хмурое и недовольное. Она вышла держа в руках последнюю модель айфона - подарок отца на день рождение и что-то активно наговаривая для сообщения своей подруге. Или в их девчачий чат.. Ее взгляд, скользнув по мне, не выразил ни беспокойства, ни сочувствия. Только чистое, неподдельное отвращение.

Дочь брезгливо сморщила носик, точно учуяв не запах болота, а что-то по-настоящему отвратительное.

- Фу, мам, - ее голос был резким, обвиняющим. - Ты вся грязная и воняешь, как болото после дождя. Ты откуда такая?

Я открыла было рот, чтобы что-то сказать, найти хоть какое-то объяснение, но она не дала мне и шанса.

- И где ты была? - продолжила она, выставив вперед подбородок. - Папа задержался и сказал, что был на совещании. Он просил тебя забрать меня, ведь твоя смена в школе закончилась раньше. Я почти час ждала на улице под козырьком дома, пока он не сорвался со своей встречи! Где ты была? Почему вы до сих пор не подключите меня к общей карте? Я могла бы вызвать такси!

Вот же скотина! Покровский - это низко даже для тебя.

Словно кто-то со всей силы ударил меня в солнечное сплетение, выбив воздух из легких. Он не только изменил. Не только заставил меня пройти через этот ад. Он еще и выставил меня виноватой перед собственной дочерью. Удобно же все вывернул: я - плохая, нерадивая мать, бросившая ребенка под ливнем, а он — герой, который, сорвавшись со своего “важного совещания”, все-таки приехал.

На деле мог бы забрать раньше, но наверняка решил по-быстрому кончить свои дела и забросить секретаршу домой, чтобы она не промочила свои талантливо развигающиеся ноги в лужах.

- От дома твоего репетитора есть прямой автобус, - парирую устало ее претензию.

- Автобус? Серьезно?

- Ты стала слишком высокомерной для общественного транспорта?

- Папа говорит, что скоро станет политиком. Разве дочка политика должна ездить на автобусе?

- Дочка политика должна показывать положительный пример своим поведением и учебой. А пока, Варя, ты ни первым ни вторым особенно не блещешь! Хватит болтать с подругами - готовься к контрольной по алгебре, - огрызнулась я, шагнув в ванную и закрывая за собой дверь.

Глава 1.2

Я заперлась в ванной, повернула замок и прислонилась лбом к прохладной поверхности двери. Снаружи все еще доносился гул телевизора и смех комментатора. Леша прибавил звук, чтобы заглушить мой спор с дочерью? Очень может быть.

Его мир продолжал существовать, как ни в чем не бывало.

С трудом стянув с себя мокрую, тяжелую от грязи одежду, я бросила ее в кучу на полу. Выкинуть. Сжечь. Уничтожить. Она лежала там, как молчаливый свидетель ужасного преступления. И моеей боли. Такое при себе оставлять нельзя.

Я залезла в душ и включила воду на полную мощность, выкрутила кран почти до кипятка.

Горячие струи обожгли кожу, но внутри меня была ледяная пустота. Я стояла, сгорбившись, опираясь ладонями о скользкую стенку, и позволила воде бить по затылку. Грязь с волос и тела стекала коричневыми ручейками, кружилась у ног и исчезала в сливе.

Но ощущение предательства, липкое и противное, не смывалось. Оно въедалось глубже в кожу. Я закрывала глаза и видела его руки на Соне. Ее губы на его губах. Его лицо, когда она собиралась расстегнуть его ширинку. Воображение раскрашивало картинку звуками, стонами, шлепками. Это произошло не в первый раз.

И не в последний, конечно.

После оцепенения пришли слезы. Тихие, бесшумные, смешивающиеся со струями воды. Я плакала, закусив губу, чтобы не издавать ни звука. Чтобы никто не услышал.

Чтобы он не слышал.

Плечи судорожно вздрагивали, а по лицу текли уже не капли воды, а поток горького, соленого отчаяния и бессилия.

Чем быстрее пройдет - тем лучше.

Вытерлась грубым полотенцем докрасна, будто пытаясь стереть с себя весь день и всю грязь. Надела чистую одежду, еще раз посмотрела на свое отражение в зеркале. Больше не грязная и растрепанная, но все еще разбитая и опустошенная.

Мой дом больше не крепость, муж - не опора. А Варя… она поймет, когда вся грязь всплывет на поверхность. Если получится - то сразу. Если нет - набьет шишки, но получит горький опыт.

Пока я была в душе Леша не сдвинулся с места. Он все так же полулежал на диване, уткнувшись в огромный экран, где мускулистые парни в яркой форме гоняли шайбу. На экране в верхнем углу показывали счет - 0:2 в чью-то пользу.

Это была картинка идеального вечера. Картинка полная лжи.

Я прошла через всю комнату и встала прямо между ним и телевизором. Плазма освещала мою спину, бросая его лицо в тень. Он даже не повел бровью, просто продолжил смотреть сквозь меня, будто я была прозрачной.

- Как давно и как часто ты трахаешь свою секретаршу?

Покровский не вздрогнул. Не отпрянул. Не изменился в лице. Хорошее качество для политика. Плохое для мужа.

Его веки медленно приподнялись, и он перевел на меня взгляд, полный чистого, неподдельного раздражения. Так смотрят на назойливую муху, которая жужжит и кружится где-то рядом, но от нее нет никакой возможности отмахнуться. Зато лицо оставалось маской абсолютного, леденящего душу спокойствия.

Он тяжело вздохнул, словно усталый взрослый, которому надоели капризы ребенка, пожал плечами и отвел глаза обратно на экран, поверх моего плеча.

- Оль, день был сложным. Я просто выпустил пар. Не бери в голову. - Его голос был ровным, скучающим, словно он рассказал про очередное бессмысленное совещания, на котором ничего не решилось, но пропускать казалось невозможным. - Это ничего не значит. Уже все закончилось.

Он сделал паузу, чтобы не пропустить что-то важное на экране, и лишь потом добавил, словно вскользь, будто сообщая, что на улице похолодало:

- Я люблю только тебя.

- Ты в своем уме, Покровский? Или не тебя я сегодня застала в машине на окраине города развившимся с малолеткой?

- Зачем ты нагнетаешь, Оль? Не зацикливайся, отойди. Тут важный матч.

Я застыла, не в силах пошевелиться, пытаясь осмыслить услышанное. Его слова висели в воздухе - плоские, пустые, лишенные всякого смысла. Они не имели веса, не имели последствий. Как будто он сказал, что купил новую рубашку.

- Я завтра подам на развод.

- Ты, конечно, умничка, - усмехнулся муж. - Но развод я тебе не дам, ты можешь даже не пытаться. Скоро выборы, ты моя жена и будешь поддерживать меня до конца. Пока я не почитаю, что от тебя больше нет никакого толку.

***

Дорогие читатели, если вам понравилось начало и вообще нравятся истории про сильных, отважных и классных хоккеистов (их здесь будет - поверьте!), а не только про бессовестных мужей, поставьте звездочку))) Так книга станет более заметна для других читателей, а автору будет очень приятно.

Глава 1.3

Внутри нарастала буря.

Столько лет! Столько лет я жила ради семьи, ради мужа и ради его будущего, а теперь он собирается решить этот вопрос вот так?

Никак?

Говорят, что розовые очки бьются стеклами вовнутрь, но я кажется получила удар под дых. И можно сколько угодно хватать ртом воздух и задыхаться от его нехватки. Можно чувствовать себя как рыба внезапно выброшенная на сушу - но я же не такая.

Раньше такой не была.

Никогда такой не была.

Кажется, что пришло время сбросить с себя морок этой нелепости и протрясти все, что происходит, словно муку через сито, отделив грязь, оставив лишь то, что важно.

— Как… «ничего не значит»? — голос сорвался с шепота на хриплый крик. — Ты что, совсем спятил? Я видела вас! В своей машине! Пока я тонула в грязи, пытаясь забрать нашу дочь!

Я сделала шаг к дивану, мои пальцы впились в запястье руки, которой Покровский держал свой айфон. Гаджет упал на пол, на экране было фото Сони. Почти что “ню”.

- Ты что творишь, ненормальная?

- У тебя должно быть сложилось впечатление, что я шучу, Леш? Сегодня, нет, прямо сейчас ты встаешь, собираешь вещи и уёб… уматываешь из этого дома.

- С какой стати? - он попытался наклониться, чтобы достать гаджет, но я отбросила его ногой в сторону двери. - Это мой дом, я здесь живу и не собираюсь менять свой быт, свое удобство из-за одной твоей истерики и недопонимания.

В этот самый момент из динамиков телевизора раздался взрыв возбужденных криков. Комментатор взвизгнул: “Да это же грубейшее нарушение! Смотрите, как Касьянов идет на судью! О, это драка! Начинается драка!”.

- Ты…

Но я могла не продолжать. Леша просто уставился в экран словно забыв о моем существовании. И смотрел на происходящее так словно… словно там решалась его судьба, а не здесь и сейчас.

Я настолько для него незначительна?

Наш брак и его обещания любить и уважать меня настолько ничтожны по сравнению… с чем?

В оцепенении перевожу взгляд на тот же самый экран плазмы. Дорогая, японская, такую сейчас сложно достать - санкции. Широкая диагональ, профессиональная матрица передающая мельчайшие оттенки всех цветов и делающая картинку супер-объемной, и, конечно, встроенный звук.

Взгляд Покровского просто прилип к экрану, где один столичного клуба, в ярости бросился на судью. Комментатор верещал про ярость и грубость, про недопустимость происходящего. Лицо Алексея стало сосредоточенным, внимательным. Он следил за каждым движением, анализировал, оценивал.

Здесь была настоящая страсть.

Настоящие эмоции.

Я стояла перед ним, вся сжавшись в комок от невыносимой боли, а он смотрел сквозь меня, затаив дыхание. Его мир был цел и невредим. Мой — разлетелся на осколки. И ему было все равно.

Что-то внутри меня снова оборвалось. Окончательно и бесповоротно. Этот тихий, ровный гул в ушах сменился оглушительным звоном. Я видела, как его глаза, полные живого, настоящего интереса, следят за дракой на экране. За чужими людьми. За чужими жизнями.

“В этом весь он - Касьянов! Артем Касьянов снова слетел с катушек, дорогие зрители. Но в этот раз он просто превзошел себя. Матч остановлен. Вероятно руководство клуба, которое допустило выход игрока в неадекватном состоянии на лед будет оштрафовано и подвергнуто критике”, - твердил голос с экрана.

Я слушала вполуха. И мой мозг не сразу распознал ухмылку удовлетворения на лице Покровского.

- Знал, что это ублюдок рано или поздно слетит с катушек. Он же псих, это было давно ясно. Согласна? - вопрос заданный мне словно между прочим, будто мы обсуждаем что заказать на ужин: суши или пиццу - выбесил и запустил мою собственную вендетту.

Мой взгляд, застланный пеленой ярости, метнулся по комнате в поисках хоть чего-то, что могло бы пробить эту броню равнодушия. И остановился на хрустальной стеклянной китайской вазе. Глупой, безвкусной, страшненькой вазе, подаренной его матерью на нашу первую годовщину. Символе всего показного, фальшивого, что было в нашей жизни.

Я не думала. Мое тело действовало под действием адреналина. Тяжесть стекла идеально легла в руку..

- Вот теперь ты меня выслушаешь, - прошипела я, и голос мой звучал чужим, низким, полным ненависти. - А не эту бездушную коробку!

Я замахнулась и изо всех сил швырнула ее в сияющий экран. Прямо в центр, где крупным планом показывали горящие яростью (прямо как сейчас у меня самой) глаза Артема Касьянова.

Громовой хлопок, сухой, как выстрел. Ослепительная вспышка. Экран погас, превратившись в паутину трещин, расходящихся из черной дыры в центре. На секунду воцарилась оглушительная, звенящая тишина, которую не мог заглушить даже свист в собственных ушах.

И эту тишину взорвал он.

Леша вскочил с дивана с таким стремительным рывком. Его лицо, наконец, исказилось настоящей, неподдельной эмоцией. Шок. Неверие. И ответная злость.

- Ты совсем охренела?! - заревел он, и его голос, всегда такой ровный и контролируемый, сорвался на визгливый крик. - Это же телек за полмиллиона! Да я тебя…

Глава 2.1

Покровский быстро пришел в себя.

Это ценное качество для управленцев и политиков. Кризис лишь этап, главное как быстро ты умеешь принимать нестандартные решения в нестандартных ситуациях.

Разбитая о телевизор ваза - как раз к ним относится.

Леша резко развернулся, прошел мимо меня, даже не удостоив взглядом. Его плечо слегка задело мое, но он не извинился, будто я была мебелью, просто взял со столика ключи, телефон, валявшийся на полу и на ходу натянул куртку.

- Куда ты? - выдохнула я, на мгновение выныривая из бездны саморазрушения.

Он уже держался за ручку двери. Обернулся. Его взгляд был пустым, как выгоревшая лампочка.

- Переждать твою историку в более спокойном месте.

- В постели своей шлюхи?

- На диване в рабочем кабинете. А ты ничего не трогай - утром вызову клининг - тут приберут . - бросил он вскользь, без интонации, словно зачитывал свой отчет о достижениях подопечных команд.

Мудак.

А потом Леша вышел. Дверь закрылась с тихим щелчком, который поставил финальную точку в этом вечере.

Я не побежала за ним. Не кричала вдогонку. Не вижу смысла.

Эмоции, которые я испытывала так редко - гнев, обида, боль, негодование - которые возможно просто подавлялись из-за моего желания быть хорошей женой, полностью поглотили меня. Как цунами. Как селевой оползень.

И в конце концов не оставили ничего.

Я механически, как робот с разряженными батарейками, потянулась к выключателю и погасила свет в гостиной. Комната погрузилась в полумрак, и только бледный свет от уличного фонаря выхватывал зловещие очертания осколков на полу. Убирать их у меня не было сил.

Клининг, значит клининг.

Плевать.

Я побрела в спальню, спотыкаясь о собственные ноги. На полпути прислушалась к звукам из комнаты дочери - кажется она уже легла. Или сделала вид, что легла, чтобы не касаться родительской ссоры. Так да лучше.

Я рухнула на кровать и натянула одеяло с головой, пытаясь спрятаться от всего мира и мыслей о том, что Покровский солгал - сейчас он там, у нее. А я здесь…

В нашей кровати.

Под одеялом пахло им. Его одеколоном, его шампунем. Пахло предательством.

Но даже на это не было сил реагировать. Сознание, перегруженное негативом, просто отключилось. Как перегоревший предохранитель. Последнее, что я почувствовала перед тем, как провалиться в черную, бездонную яму небытия - это оглушительная, звенящая в мышцах усталость.

Утро не наступало кажется целую вечность.

Меня разбудил не будильник, а назойливые, дотошные трели смартфона, долбящие по вискам.

Я с трудом разлепила веки. Тяжело. Больно.

В комнате было неестественно ярко - сквозь щели в шторах бил слепящий утренний свет.

Слишком ярко для семи утра, а ведь именно в это время я должна была встать.

Телефон на тумбочке продолжал яростно вибрировать. Я подтянула его к себе - звонили с работы.

Но… почему?

Взгляд зацепился за цифры, которые показывали время. Десятый час!

Я должна была быть на смене час назад.

Паника, острая и липкая, ударила в виски. Я попыталась резко сесть, но мир поплыл, а тело ответило пронзительной ломотой в каждом суставе и леденящим ознобом. Голова раскалывалась, будто по ней били молотком. Я прикоснулась ко лбу - кожа пылала под пальцами.

Не усталость. Не стресс. Это было что-то серьезное. Грипп. Или что похуже.

“Просто великолепно! К разводу добавим увольнение за халатное отношение к работе”, - прошептала я хрипло, откидываясь на подушки. Апатия накатила следом за паникой, тяжелая и безразличная.

Я проигнорировала новый звонок, но как только трель прекратилась написала сообщение, что сегодня не выйду. Заболела.

Дома был необходимый запас лекарств на непредвиденные приступы изжоги, аллергии или температуры, но мы болели так редко, что скорее всего они все просрочены.

Набрала Варю, чтобы предупредить, что мама дома, и что она больна и мне нужны лекарства. Даже подумала скинуть ей список, но дочь не взяла трубку. Уроки. Телефон должно быть на беззвучном. Такие там правила.

Я бросила аппарат на одеяло, чувствуя, как накатывает новая волна тошнотворной слабости и абсолютного, всепоглощающего одиночества. Я была беспомощна и никому не нужна. И кажется снова начинала проваливаться в спасительную дремоту.

Сквозь нее услышала как в прихожей щелкнул замок. Четкие, уверенные шаги. Сердце бешено заколотилось, предчувствуя новую бурю.

Это Леша.

Он зашел в спальню и замер на пороге, его взгляд скользнул по моей беспомощной позе, по мокрым от пота волосам, прилипшим ко лбу. Его лицо, напряженное и настороженное, вдруг смягчилось.

Уголки губ дрогнули в подобии улыбки. И жалости.

- Как я вовремя. Ты простыла, любимая? Еще бы, столько времени болтаться под дождем! - произнес он голосом, густым от фальшивой нежности.

Глава 2.2

Кажется я снова заснула на некоторое время.

До этого успела выпить таблетку жаропонижающего, которую мне принес Покровский.

Разбудил меня звук посуды, которую Леша… мыл? Вода шумела, и происходило что-то совершенно не похожее на то, что он может сделать.

“Оль, если это поможет мне продвинуться как кандидату в кресло главы администрации я и корову подою и даже навоз лопатой в тачку буду собирать. Для достижения цели все средства хороши.” - говорил Леша.

Но пользовался он конечно не только широкими общественными жестами, но и вполне приземленными.

Не самыми честными.

Мысли о том, что во время развода тоже все средства хороши, в том числе и шантаж мужа, были нагло стерты запахом малины.

Я повела носом.

Пахло как детстве, когда мама заваривала самый вкусный чай, когда я болела и поила меня, продрогшую после свидания на катке с… так, стоп! Еще этих мыслей не хватало.

Как раз в этот момент в комнату с чашкой горячего чая и зашел Леша.

- Твой любимый.

Я сморщила нос. Нужно было выдавить из себя хотя бы “спасибо”, но играть по его правилам я не хотела. Не сейчас. Не сегодня.

И больше никогда.

Покровский наклонился, достал из-под меня подушку, помог мне удобно на них облокотиться и протянул чашку с напитком богов прямо в руки.

- Пей, - коротко сказал он, кивнул на меня. - Потом таблетки. Я проконсультировался с нашим терапевтом. У тебя все симптомы простуды. Правильный прием медикаментов, еды и уход быстро поставят тебя на ноги.

Он уселся на край кровати, пружины прогнулись и заскрипели под его весом. Леша вздохнул, глядя куда-то мимо меня, в стену.

Все его действия сейчас - эта та же необходимость как подоить корову или месить силос навоз. Неприятно (написано на лице), но надо (улыбка настолько фальшивая, что по ней можно лекции читать).

- Я все утро занимался твоей машиной, - продолжил муж. - Вызвал эвакуатор, отвез на проверенный сервис. Ребята уже посмотрели - ничего критичного. Грязь, отложение солей в узлах. Почистят, промоют, все смажут. Я все оплатил. К вечеру, максимум завтра утром, будет готова.

Класс.

Давай поговорим о машине. О той самой машине, в которой я застряла в грязи, пока он… Пока он предавал меня. Он произносил это так буднично, так обыденно, как будто вчера не было ни моего открытия, ни его лжи, ни моего крика, ни разбитых телевизора с вазой. Как будто все это - просто небольшая техническая неполадка, которую он, великий и могущественный, уже устранил.

- И пока ты спала в квартире все прибрали. Приходил клининг. К сожалению телевизор восстановлению не подлежит, но я уже заказал новый.

Он вел себя так, словно стёр вчерашний день ластиком. Нарисовал новую реальность, в которой он - заботливый муж, решающий проблемы, а я - его глупая, простуженная жена, устроившая истерику.

И теперь он великодушно все исправляет.

Гудвин, бля*ь!

Я смотрела на его спокойное, деловое лицо, отпила немного обжигающего чая с привкусом малины, а еще манипуляции и лжи и почувствовала как горят уши. Не от температуры. От его чудовищного, оглушающего лицемерия.

Он помолчал, давая мне «оценить» масштаб его благородства по спасению моего «Хёндэ». Потом его рука потянулась ко мне. Пальцы коснулись моего лба, влажные и прохладные. Я внутренне вся сжалась, мышцы напряглись, но не было сил отшатнуться. Его прикосновение было таким же фальшивым, как и вся эта сцена.

- Олечка, - его голос стал тише, мягче, натренированно-убедительным. Идеальный голос для предвыборных дебатов или для того, чтобы усыпить бдительность. - У нас все будет хорошо. Я обещаю.

Он наклонился чуть ближе.

- Забудь вчерашний бред. Да, я был не прав, признаю. Но это был всего лишь поцелуй. Одна минута слабости. Она сама меня спровоцировала, ты же понимаешь, какая она… - он сделал многозначительную паузу, давая мне мысленно дорисовать образ бесстыжей соблазнительницы, с которой он, бедный, ничего не мог поделать. - Я уже уволил ее. С сегодняшнего дня ее нет в моей команде - Он сказал это с такой легкостью, с какой отмахнулся бы от надоедливой мухи. - Ты - моя жена. Я люблю только тебя. Давай не будем больше разрушать то, что мы строили столько лет.

И вот он — финал. Апофеоз его манипуляции.

Я лежала и слушала это, и сквозь жар и туман в голове меня пронзила ледяная, абсолютно трезвая мысль. Я видела это с кристальной ясностью, доступной только тем, кого отравили и кто это понял.

Он не просто врал. Он переписывал реальность, рассчитывая, что болезнь затронула не только мое физическое состояние, но и превратило меня в имбицила, неспособного мыслить критически. Стирал факты и вставлял на их место удобную ему версию.

Не измена, а “минуту слабости”.

Не секс в машине, а “поцелуй”.

Не его вину, а “провокация бесстыжей соблазнительницы”.

Он не был любящим мужем.

Покровский был пиарщиком, защищающим репутацию своего главного клиента - самого себя. Он вжился в роль политика, для которого не существует ни закона, ни совести - только интересы дела. И наш брак, его сохранность и нерушимость - его прямой интерес.