– Ты так ему и не сказала? – удивление подруги сочится через динамик гарнитуры, кажется практически осязаемым.
– Я хотела сказать именно сегодня, – расплываюсь в какой-то рефлекторной улыбке, глядя на горящий красным круг светофора. – Сюрприз Ваньке сделаю.
Наверное, уместнее было прийти к нему в офис в плащике на голое тело, но горячий секс уже давно не спасает наши отношения, а этот сюрприз все изменит. Я так на это надеюсь. Очень надеюсь.
– Терпения у тебя вагон, Мира, – вздыхает она. – Тем более, учитывая ваши передряги.
Я мотаю головой, словно она вылила на меня ушат холодной воды. Передряги… Так себе слово, конечно. Все хуже, чем «передряги». Все, хватит! Не хочу сегодня думать о том, как мы отдалились – уверена, что все наладится, когда я расскажу мужу, что нас уже трое.
Я всегда очень его любила, просто молиться была готова на мужа. А теперь с его ребенком под сердцем, который у нас, наконец, получился после двух лет пустых попыток, и вовсе буду стараться стать ему самой лучшей женой.
– Все у нас хорошо, – проговариваю спокойно, – а будет еще лучше. Ладно, Аль, я уже у офиса.
– Тебе же еще можно? – спрашивает подруга, и я ловлю в ее голосе шаловливые нотки.
– Не понимаю, о чем ты, – отмахиваюсь я – не люблю обсуждать подробности своей интимной жизни даже с лучшей подругой.
– Ну покуролесить на столе у большого босса, – не понимает она моих попыток уйти от темы. – Святое же дело в днюху любимого мужа. Ты же его облизывать готова, как любишь.
– Ну хватит, – морщусь я. Да, я с ума по Ивану схожу, но почему-то меня задевает, когда кто-то подмечает, что я дышу им, а мой муж… Иногда мне кажется, что он просто позволяет мне быть рядом с ним. – Целую тебя. Пока.
Она что-то там еще говорит, но я сбрасываю вызов, хватаю с соседнего сиденья сумочку и выскакиваю из автомобиля. Вхожу в здание бизнес-центра и поднимаюсь на лифте на нужный этаж.
Ванина приемная совсем пустая, а ведь только середина дня. Я иду, цокая каблуками по гладким плитам, и чувствую, как внутри меня растет невнятная тревога. Тереблю в пальцах ремешок сумки и неосознанно замедляю шаг. Уже тянусь к дверной ручке, но отдергиваю руку.
Слышу за дверью раздраженный голос мужа и застываю как вкопанная:
– Не смей рассказывать об этом моей жене!
Сердце проделывает в груди болезненный кульбит, и я на ватных ногах подкрадываюсь к двери почти вплотную.
– Конечно, не стану, Иван Александрович, –звучит голос его секретарши. – Это наш с вами секрет.
– Я тебя прибью, если расскажешь, – обещает он, и я узнаю этот бескомпромиссный тон: не жди ничего хорошего.
– Все будет как пожелаешь, Ванечка, – вдруг выдает она, и мое сердце падает куда-то в желудок.
Почему эта девка так зовет моего мужа? Что там вообще происходит? Мои пальцы дрожат так сильно, что мне приходится прижать одну руку другой. Я до крови кусаю губы, чтобы не разреветься прямо здесь, под дверью.
– Никак не желаю, – огрызается он.
Во мне просыпается шаткая надежда, что я просто все не так поняла.
– Ну не сердись, – сюсюкает она, и мне слышится какая-то возня. – Сейчас я помогу тебе расслабиться.
Моя рука дергается к дверной ручке. Поворачиваю ее резко, распахиваю дверь. Почти вваливаюсь внутрь.
Мой любимый муж раскинулся в большом кресле у стола, а эта девка расположилась у него между ног. Ее голова двигается ритмично. Эта шлюха полирует ртом Ванин член, а тот просто блаженно прикрыл глаза.
– Как ты мог? – срывается с губ. Мой голос такой чужой, мертвый.
– Слава, – он резко садится и распахивает свои огромные глаза с длинными нижними ресницами. – Я…
Отталкивает ее от себя. Девка нелепо приземляется на пятую точку.
– Пошел ты! – выкрикиваю сквозь колючий ком в горле. – Сволочь! Ненавижу! Как ты мог так с нами?
– Слава, подожди, – бросается ко мне, на ходу натягивая штаны. – Давай поговорим.
– Не о чем, – резко разворачиваюсь на каблуках и бегу прочь, не чувствуя под ногами опоры.
– Слава, – он нагоняет меня у лифта и хватает за руку. – Это ничего не значит.
– Для тебя – нет, – заливаюсь слезами. – А для меня –да! Тебе отсасывала твоя секретарша, пока я...
– Слава, – беспомощно произносит он и отпускает мою руку.
Я колочу по кнопке вызова лифта, молясь, чтоб тот приехал побыстрее.
– Я сама подам на развод, – бросаю я, громко всхлипнув.
Он опускает голову, проводит ладонью по русым волосам и вскидывает на меня отчаянный взгляд.
– Я тебе его не дам, – скалится Ваня и резко хватает меня за предплечья.
– Пусти меня! – выкрикиваю истерично.
Я изо всех своих сил, которые еще остались, толкаю его в грудь. Борюсь с человеком, которого люблю больше жизни, которым дышу, который предал не только меня, но и нашего ребенка.
– Слава, прекрати эту истерику! – он встряхивает меня. Все еще удерживая одной рукой, пальцами второй вздергивает мой подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза. – Малыш, мы все сможем преодолеть. Мы все сможем… Веришь мне?
Из моих глаз льются слезы, все тело словно натянутая стальная струна.
Все преодолеть? Он о чем вообще? Нечего преодолевать: он все сломал своим предательством.
– Пожалуйста, пусти меня, – почти умоляю, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
– Не отпущу, – чеканит упрямо и прижимает меня к своей твердой, вздрагивающей груди. – Ты моя жена. И у нас все будет хорошо.
В другое время я бы сдалась: повисла бы на нем, растеклась, дышала бы его запахом и была бы готова простить все, но сейчас… Мне физически невыносимо находиться рядом с ним, воняющим чужими духами. Я просто хочу уйти…
– Я беременна от другого мужчины, – выпаливаю вдруг. – Я пришла сказать, что ухожу от тебя к нему.
Он вздрагивает словно от удара, резко отрывает меня от своей груди. Смотрит на меня, и его зрачки расширяются от боли. Такой же, как у меня.
– Ты что такое говоришь? – первый раз слышу, как дрожит голос моего ледяного, выверенного до последнего жеста мужа. – Что за бред ты, блядь, несешь? Какой еще мужик? Ты мне изменяешь, что ли?
Я хочу только одного. Только одного: запереться в детской, лечь на кровать моего малыша, свернуться в позе эмбриона вместе с одной из его игрушек и реветь. Я так скучаю, а этот мерзавец увез его далеко, чтобы поиздеваться, чтобы проще было мною управлять.
Я стираю струящийся пот с мокрого лба (хоть выжимай после пробежки, но легче мне не стало), поднимаюсь по словно парящим в воздухе прозрачным ступеням на второй этаж. В это время Эльдар в офисе – не будет его рук на моем теле, всей этой гадости, которую он любит со мной проделывать.
Быстро иду по коридору, но меня останавливают звуки, доносящиеся из ненавистной мне спальни.
– Да, да, крошка, – из приоткрытой двери разносится голос моего гражданского мужа.
И громкие стоны какой-то девки.
Толкаю дверь и вхожу. Мы встречаемся с ней взглядами. Огромные зрачки – сейчас кончит. Эльдар отжаривает ее, а блонда по инерции покрикивает и стонет. Не может остановиться, даже увидев меня. Или не хочет. Вероятно, он уже успел растрепать, что его жена – тряпка, которая все стерпит.
Он натягивает ее попку еще одним мощным толчком и вгрызается в меня взглядом, кривит губы в жесткой усмешке.
– Что вылупилась, радость моя? – рычит он, и я вижу, как на его шее вздуваются синеватые вены. – Или присоединяйся, или пошла на хер отсюда!
Зажимаю рот ладонью, сдерживая громкий всхлип, бросаюсь вон из комнаты и бегу в комнату Сашеньки. Мечусь, натыкаясь на игрушки, не зная, куда себя деть. Это не ревность, нет. Унижение. Его так много, что, кажется, мой хребет сейчас сломается от этой тяжести, которая распластывает. Я бы бежала из этого дома. Далеко, в чем есть, даже босая.
Я не могу уйти. НЕ МОГУ! Он отсудит сына, спрячет его и никогда больше не покажет.
Я падаю на колени, реву, утопив лицо в трясущихся ладонях. Не знаю, сколько так сижу, но грудь уже болит от рыданий. Почти ползу в ванную – если увидит меня такой, разозлится, и все станет еще хуже. Я хватаюсь за стены и косяки, стаскиваю с себя одежду и захожу в душевую кабину, подставляю лицо полосующим струям.
Вода заглушает все шумы, и даже мужские шаги, и я понимаю, что не одна, только когда меня вжимают в теплое стекло грудью и щекой.
– Пусти меня! – бьюсь в его руках, все же скатываясь в безобразную истерику со слезами и воплями. – Убери от меня руки, сволочь!
Он быстрым движением зажимает мне рот ладонью с такой силой, что я чувствую давление на корни зубов, дергает меня на себя и прижимает к своей вздымающейся груди. Теперь я лопатками чувствую его учащенный пульс.
– Ты забыла, откуда я тебя вытащил, Мира? – шипит мне на ухо. – Не строй из себя херову леди или обиженку!
Я всхлипываю ему в ладонь и сразу обмякаю в сильных руках, одна из которых спускается ниже и грубо трет мой клитор. Меня передергивает от омерзения: я не хочу, чтобы он брал меня сразу после той девки.
Я хореограф и пошла работать танцовщицей в тот клуб от безысходности, но Эльдар так и навесил на меня ярлык шлюхи, хотя и скрывал это первое время.
Я не искала любви и отношений после сокрушительного развода – мне просто нужна была защита. Я очень боялась, что бывший муж отнимет у меня ребенка, когда тот родится, и, спасаясь от него, попала в куда более жуткий капкан.
Он убирает руку от моего лица, трется носом о шею и шумно вдыхает мой запах.
– Прошу тебя, не надо, – умоляю я. – Прошу тебя…
– Моя шлюха отказывает мне в сексе? – усмехается он, коленом распихивает мне ноги на ширину плеч, и я чувствую, как в бедро упирается твердая плоть. – Ты можешь уйти, Мира, но в этом случае ты никогда больше не увидишь Сашу.
– Умоляю, верни мне сына и делай все, что хочешь, – всхлипываю я, и мои горячие слезы уносят струи воды.
– Он хорошо проводит время у моих родителей в Казани. – Он толкает меня в спину, вынуждая упереться ладонями в скользкое стекло. – И осенью Сашенька обязательно увидит маму, если та не будет дурой, а будет послушной. Будет ведь, да?
– Да, – стараюсь не закричать, когда в меня упирается горячая головка.
Он хватает меня за волосы, наматывает их на кулак до боли у корней, дергает назад и входит в меня одним тугим толчком. Прямо после той девки.
– Теперь ты ведешь себя как нормальная баба, – шепчет сбито мне на ухо и вколачивается в меня по самые яйца. – У тебя, сучка, две функции, как и у любой моей дырки. Раздвигать ноги по первому требованию. – Толчок, от которого я всхлипываю. – И быть красивой куклой, чтоб не стыдно с тобой в люди выйти.
Я проваливаюсь внутрь себя, стараясь спрятаться от его мерзких слов и толчков, разносящих боль по всему моему телу. Я думаю о моем мальчике, о том, какие у него голубые глаза, вспоминаю, каково это, когда он обнимает меня своими маленькими ручками и шепчет на ухо: «мамочка любименькая».
– Скажи, что любишь меня, Мирослава, – его голос и рука, обхватывающая шею, возвращают меня в жуткий реальный мир. Я молчу – просто не могу вытолкнуть эти слова из горящих легких. Не могу.
– Давай же! – рычит он, вдалбливаясь в меня и сжимая горло так сильно, что я почти не могу дышать. – Скажи это, сука!
Он чуть разжимает пальцы, и я с трудом выдыхаю слова из горящего, спазмированного горла:
– Люблю… тебя.
В этот момент он весь вздрагивает, впивается пальцами в мои бедра, еще раз болезненно толкается в меня, и мое тело наполняется горячей спермой. Я не выдерживаю: рыдаю в голос, ощущая его дрожания в себе.
Выскальзывает из меня, и я сползаю на пол. Сижу на коленях и никак не могу заставить себя унять истерику.
– С тобой только и перебиваться другими бабами, – зло выдает он и сплевывает рядом со мной.
– Давай расстанемся, – умоляю я. – Просто верни мне Сашеньку, и я уйду. Мне же ничего не надо, Эльдар.
– Нет, – отрезает он. – Ты будешь со мной, пока не надоешь, а сына я тебе не отдам никогда. Так что, старайся лучше, Мирослава, чтоб иметь возможность видеть его хотя бы по видеосвязи.
Я долго смываю с себя его следы, не жалея ни мыла, ни горячей воды, а потом собираюсь. Замазываю синяки под глазами, маскирую косметикой заплаканный вид, надеваю одно из его любимых платьев: красное, с глубоким вырезом на бедре. Становлюсь той самой статусной секс-куклой, которой вынуждена быть.
– Добрый вечер, Мирослава, – учтиво здоровается со мной начальник охраны Эльдара, когда я выхожу из дома. – Чудесно выглядите сегодня.
– Спасибо, – бросаю холодно. Еще не хватало, чтоб мой гражданский муж заметил, что Скиф неровно ко не дышит.
Я крепче сжимаю клатч и прохожу мимо, ощущая на себе его более чем заинтересованный взгляд.
Сажусь на заднее сиденье черного «Майбаха» рядом с Эльдаром. Он долго и придирчиво рассматривает меня, а потом удовлетворенно кивает и по-хозяйски кладет тяжелую руку мне на бедро.
– Куда мы едем? – спрашиваю я, не надеясь, что он ответит.
– Едем играть в карты с моими деловыми партнерами, – бросает недовольно. – Будь желанной, Мира, чтоб они слюни по тебе пускали, зная, что ты только моя.
Он резко хватает меня за скулы, сжимает их до боли и заставляет посмотреть себе в глаза.
– Ты поняла меня? – шипит он у моего лица. – Только моя, а эти смотрят на тебя и мучатся от стояков.
– Поняла, – бормочу я, пытаясь вырваться из его цепкой хватки.
– Там есть один… – он замолкает, зло зыркает глазами, сжимает челюсти так, что на щеках вспухают желваки. – Пытается, сука, меня обскакать. Я хочу, чтобы он узнал этим вечером свое место.
Он сжимает пальцы в кулаки так сильно, что белеют костяшки. Мне уже нравится тот его деловой партнер, если он так взбесил самого Эльдара Нуриева.
– Он будет тебе завидовать, – подыгрываю ему. Веду себя как приспособленка, лишь бы дал увидеть сына. Как же мерзко от себя.
Мы приезжаем в большой загородный дом, спускаемся на цокольный этаж, где нас ждет большой зал со стеклянными витринами со всяким антиквариатом, картинами на стенах, огромным баром с разноцветными бутылками и покерным столом в центре.
Мужчин за столом трое, и тот, кто в центре, мне смутно знаком. Он перебирает в пальцах карты, голова опущена – не могу разглядеть лица, но от его жестов по спине пробегает мерзкий холодок.
Он поднимает глаза, и я сразу спотыкаюсь, лечу в бездну. Рухнула бы на пол, если бы Эльдар не придержал меня за локоть.
– Ты что? – шипит он.
– Прости, шпильки скользкие. – Мне сложно говорить – все, о чем я могу думать, – это мой бывший муж, которого здесь быть никак не должно.
Смотрю на него украдкой, а он обращает внимание только на моего спутника. Точно он, почти не изменился. Только стал еще привлекательнее: повзрослел, и черты лица ожесточились, стали острее и мужественнее.
– Это Мира, моя жена, – представляет меня мужчинам Эльдар, хотя мы не расписаны, и я всего лишь сожительница.
– Иван, – кивает он. В первые мгновения думаю, что он меня не узнал. Но…острый как бритва взгляд касается меня на долю секунды. Не забыл.
– Приятно, – проговариваю еле-еле. Во рту так сухо, что кончик языка липнет к небу.
Мы рассаживаемся по местам, и мне кажется, что я сижу на раскаленном железном стуле. Держусь из последних сил, радуясь, что он смотрит только на крупье, которая раздает фишки и забирает и у игроков пачки купюр.
Ваня бросает на меня мажущий, кажется, безразличный взгляд, но мне хватает, чтобы вскочить на ноги и попытаться сбежать. Мне не дают. Пальцы Эльдары до боли впиваются в предплечье и дергают, заставляя почти рухнуть в кресло.
– Сидеть, – рыкает он, и напряженный взгляд моего бывшего застывает на его пальцах, впившихся в мое тело.
– Побудьте с нами, Слава, – улыбается он одними уголками губ, а его глаза начинают переливаться сталью.
Слава. Он единственный человек, который сокращает мое имя до такого варианта. Меня всю жизнь это бесило. Всю мою прошлую жизнь, которая крутилась вокруг него.
Я не отвечаю. Одариваю презрительным взглядом, поворачиваюсь к Эльдару и трусь кончиком носа о его скулу. Делаю вид, что вся теку от своего мужчины. Я даже бедра сдвигаю плотно, словно мой бывший может это увидеть.
– У тебя красивая жена, Эльдар, – заявляет он тоном, от которого веет холодом и презрением.
Ежусь. По голым рукам ползут колкие мурашки. За что мне это после стольких лет, когда моя неподъемная боль хоть немного притупилась?
– Самая красивая, – фыркает Эльдар и сжимает мое колено так, чтоб все видели. – Ты б ее трахнул, да?
– Я не трахаю женщин, которые мне не принадлежат и меня не хотят, – проговаривает Ваня спокойно, вновь мазнув по мне взглядом, который почти останавливает сердце. – Но Слава – такая драгоценность, что я готов поставить all-in на нее, – добавляет вроде бы шуткой.
– До этого не дойдет, – самодовольно заявляет Эльдар, которого Ваня явно задел за живое. – Я сниму с тебя последние штаны гораздо раньше.
– Посмотрим, – улыбается Ваня. – Делаем ставки, господа!
Я ничего не понимаю в игре и просто наблюдаю, как с каждым коном крупье придвигает к моему бывшему все больше фишек, а остальные, и особенно Эльдар, рвут на себе волосы.
– На хер такую игру! – Загорелый брюнет раздраженно швыряет на сукно свои карты и встает. – Не знаю, как это возможно, но этого черта невозможно обыграть. Поеду заливать свое горе.
– Я с тобой, братишка! – Второй мужчина тоже встает и хлопает брюнета по плечу. – Покер никогда не был моей сильной стороной.
– Ну тогда расходимся. – Мой бывший тоже укладывает свои карты на стол рубашками вверх. – Да и время позднее.
Я кошусь на Эльдара. У него бешено вращаются глаза, белки все в полопавшихся капиллярах, а на лбу мелкие бисеринки пота. В таком состоянии он держит как питбуль. Ничего не остановит, и теперь он скорее все свое состояние просадит, чем просто выйдет из-за стола.
Ваня встает и уже намеревается уйти, когда его останавливает бешеный выкрик Эльдара:
– Мы играем дальше! – Швыряет фишки и прессы денег в центр стола. – Ты и я! Крупье, раздавай!
– Да все с этим уродом нормально, – фыркает Ваня, хватает меня за руку и оттаскивает от Эльдара, который тихо стонет. Приходит в себя. – Пошли.
– Я никуда с тобой не пойду! – кричу я, но все же семеню за ним на своих высоченных шпильках. – Ты мне никто! Слышишь ты?!
Хочу быть такой же жестокой и холодной, как он, но меня прорывает, словно я перепила крепкого алкоголя. Все то, что я не сказала ему в том офисе, рвется наружу сейчас.
Ваня останавливается так резко, что я врезаюсь в его спину. Оборачивается, и я ловлю тот мимолетный миг, когда он не может совладать со своими эмоциями. Мгновение, и бывший снова возвращает на лицо маску непроницаемой холодности.
– Меня не волнует твое мнение, Мирослава. Ты пойдешь со мной, это не обсуждается.
Он замолкает, сжимает челюсти так, что скулы становятся идеально острыми, и вновь дергает меня на себя. Так, что я врезаюсь в его грудь и помимо своей воли вдыхаю его запах. Он все такой же, и мне хочется рыдать. Скучала по нему. И сейчас скучаю. Но лучше язык себе отгрызу, чем признаюсь в этом – дважды в одну реку не войдешь. Шарахаюсь от него, вновь пытаюсь вырвать запястье из твердых пальцев.
Не отпускает, прижимает крепко к груди и убирает за ухо растрепавшиеся волосы, смотрит внимательно, нависнув надо мной. Мое сердце пропускает удары, захлебывается кровью.
Резко отпускает меня, но сразу же смыкает руки на моей талии, поднимает и взваливает себе на плечо. Уносит прочь из этого странного дома. Держит меня строго над коленями, не задевая интимных частей тела.
Ваня выносит меня во двор и аккуратно опускает на землю. Пикает брелоком сигнализации и толкает меня к большой черной тачке.
– Садись в машину, – цедит приказным тоном.
– Я тебе не вещь! – резко развернувшись на каблуках, выкрикиваю ему в лицо. – Мы развелись. Давно. И я больше не твоя!
– Моя, – просто отвечает он и засовывает руки в карманы брюк. – Этот скот проиграл тебя мне, как ту самую вещь. Так что садись в машину, Слава. Или я сам тебя туда посажу.
– Нет, – не сдвигаюсь с места. – Я больше не заглядываю тебе в рот, когда ты говоришь. И не бросаюсь выполнять каждое ваше требование, Иван Александрович.
Внутри меня все рушится, и я точно знаю, что, если поеду с ним, себя уже не соберу. Нечего будет собирать – пыль не склеить.
– Я. Сказал. В. Машину, – цедит слова по одному, а потом вновь хватает меня за запястье.
– Ты делаешь мне больно, – выдыхаю я, попавшись на крючок его синих глаз. – Отпусти.
– Я тебе делаю больно? – усмехается он. – А ты мне не сделала, Слава, когда связалась с этим?
– Тебя не волнует, – всхлипываю я. – Мы больше не вместе.
– Пока нет, – бросает неопределенное и распахивает передо мной дверцу пассажирского сиденья. – Просто сядь в машину.
– Я лучше сдохну, чем буду с тобой, – выкрикиваю я, и он на момент зависает, морщится, словно пытаясь стряхнуть с себя мои слова.
Молча запихивает меня в машину, захлопывает дверцу и сам заскакивает за руль. Резко рвет с места и меня вжимает в спинку, которая повторяет изгибы тела и пахнет натуральной кожей.
Я смотрю на его красивые пальцы на руле и с трудом восстанавливаю дыхание.
Вновь вспоминаю о Сашеньке и до боли в суставах сжимаю в пальцах край юбки. Что мне делать? Рассказать, что мой ребенок – его сын, а не Эльдара, и попросить помочь? Или станет только хуже? Он так меня ненавидит, что может забрать ребенка у Эльдара, только чтобы отнять его у меня.
– Куда мы едем? – спрашиваю.
– Домой, – бросает, не глядя на меня.
– Разве тот дом не твой? – ловлю его взгляд в зеркале заднего вида.
– Нет, – еще один короткий ответ. – В бардачке сигареты, прикури мне.
У меня перехватывает дыхание. Зачем он так? Это наш маленький ритуал: Ваня за рулем, а я подаю ему сигарету, и наши вкусы смешиваются на фильтре. Был наш ритуал. Теперь слишком больно воспроизводить все это.
Я дрожащими пальцами достаю из бардачка пачку, прикуриваю, пачкая фильтр помадой, затягиваюсь глубоко и подношу ее к его губам. Он забирает сигарету из моих пальцев так, что касается их губами. Меня простреливает электрическим током.
– Я к тебе не вернусь, – выстраиваю я хрупкий барьер. – Вместе с тобой больше не буду.
– Не возвращайся, – пожимает плечами. – Я здесь не затем, чтобы снова играть с тобой в семью.
Играть? Это слово впивается под ребра острым ножом. Он всегда так к нам относился? Ну да, конечно.
– Тогда зачем я тебе? – мой голос противно дребезжит. – Секс?
– Нет, – мотает головой. – В этом недостатка нет.
Разумеется, нет. И в нашем браке тоже не было, если имеется в виду секс на стороне.
– Тогда зачем ты устроил этот цирк? – спрашиваю, пытаясь унять нервную дрожь, от которой каменеют мышцы.
– Какой цирк? – спрашивает он, мазнув по мне взглядом. – Я просто играл в покер.
– Вань, – поворачиваю к нему голову, – чего ты хочешь?
Он выезжает в высокие кованые ворота и паркует машину перед огромным трехэтажным особняком. Я даже не успела заметить, как мы выехали из города и оказались здесь.
– Я расскажу тебя за ужином, Слав. – Выходит из машины, обегает ее, открывает дверцу и протягивает мне руку. – Пойдем.
Я все же хватаюсь за его руку, и это как прыжок веры. Со стометровой вышки. Прямо в ледяную воду.
– Ты живешь один? – спрашиваю я, боясь столкнуться нос к носу с его женой или сожительницей.
– Не совсем, – туманно бросает Ваня и тянет меня к дому.
– Ой! – вскрикиваю я, когда мой каблук подкашивается, и лодыжку пронзает острой болью.
– Слава, – Ваня тут же подхватывает меня под подмышки и колени и легко поднимает на руки. – Что такое?
– Нога, – поясняю я, морщась от боли.
Он молча вносит меня в дом, проходит со мной через просторный холл в кухню и усаживает на высокий стул у кухонного острова. Присаживается на корточки передо мной и разувает: сначала снимает туфлю со здоровой ноги, а потом – с поврежденной.
– Ах, – выдыхаю я. Нормально так растянула, если настолько больно.
– Больно? – Ваня поднимает на меня глаза, и мне кажется, я бесконечно тону в их синеве. Вновь отвлекается на мою травму, фиксируя ступню в своих сильных пальцах. – Растяжение. Просто нужен покой на пару дней.
Его руки такие теплые, такие родные, что я почти плачу от потока нахлынувших чувств. Я вспоминаю нас вместе и нашего малыша, который так ужасно и прекрасно похож на Ваню.
Его взгляд как пытка. Рассматривает мое лицо внимательно, словно подмечая каждую новую морщинку, каждое мелкое изменение. Отпускает мою ногу, аккуратно поставив ее на пуфик, который подвинул, и заправляет мне за ухо выбившуюся прядь волос. Не только я скучала: Ваня ведет пальцами вдоль моей скулы, а потом выше, почти коснувшись уголка рта. Резко одергивает от меня руку и чуть кривится.
– Ваня, – его имя на языке как самое изысканное лакомство, но сейчас оно безбожно горчит, – зачем я здесь?
Он встает, отворачивается от меня и делает вид, что рассматривает бутылки на баре. Я же пожираю взглядом его внушительную фигуру, затянутую в идеально сидящий костюм. Я могу закрыть глаза и в мелких подробностях воспроизвести перед внутренним взором то, что под одеждой.
– Мы собираемся ужинать, – проговаривает спокойно, словно и не было пяти лет не вместе и всей этой тлеющей ненависти. – Есть хочешь, Слава?
– Нет, не хочу, – мотаю головой.
– Тогда будем пить, – выдает невесело и откупоривает бутылку вина, разливает по бокалам и подает мне один. – Твое любимое.
– Чего ты хочешь? – спрашиваю, не притронувшись к алкоголю.
– Очень зря ты так, – вздыхает он, двумя глотками приканчивает свою порцию и швыряет бокал в раковину. Я вздрагиваю от звона осколков. – Я хочу, чтобы ты побыла со мной семь дней. Здесь, в этом доме.
– Зачем? – Я физически чувствую, как у меня глаза лезут из орбит.
– У нас остались незакрытые гештальты, – проговаривает мрачно, опирается поясницей на край кухонного острова и складывает руки на широкой груди.
– Если мне это не нужно? – спрашиваю я и тут же прикусываю себе внутреннюю часть щеки.
«Дура… Дура! Заткнись! Проси у него помощи. Валяйся в ногах, умоляй вернуть тебе сына!!», – ору я внутри себя, пытаясь преодолеть эту тупую застарелую обиду.
– Мне не нужно твое согласие, Слава, – чеканит он. – Мнение твое тоже не интересует, – он вдруг замолкает и устало проводит ладонью по лицу. – Я спрошу у тебя сейчас кое-что, и советую очень хорошо подумать над ответом.
Внутри меня все замирает. Вот сейчас…Сейчас это случится, и я из просто шлюхи превращусь в бессердечную суку, которая скрыла от него ребенка.
– Что ты хочешь знать? – спрашиваю, зажмурившись на секунду и резко распахнув глаза.
– У тебя есть сын. – Он смотрит прямо на меня, и этот пристальный взгляд как пытка. Как худший детектор лжи. И вот тот самый последний гвоздь. Сразу. Наотмашь: – Чей это ребенок? Мой? Или того дебила, с которым ты связалась?
– Твой, – произношу единственное слово. – Твой, – повторяю, судорожно вдохнув порцию кислорода.
– Блядь, – выдыхает Ваня зло, и я вижу, как его плечи оседают, а грудная клетка вздымается от такого же отчаянного вздоха.
Я с трудом поднимаюсь и ковыляю к нему, держась за столешницу. Сейчас его измена меркнет в сравнении с моим поступком. Я бы многое отдала, чтобы вернуться в тот день. Я бы просто ушла без того позорного выкрика, что беременна от другого. Мы бы просто развелись, и, возможно, я бы сейчас жила спокойно с Сашенькой. Но я так не сделала.
– Прости, – шепчу я.
Пересиливаю себя и касаюсь его плеча. Ваня такой горячий, словно температура подскочила выше сорока.
– Иди спать, – бросает холодно, скидывая с себя мою руку.
– Ваня, – бормочу дрожащими губами.
– Иди. Спать, – повторяет он, выделяя слова. – Мне нужно…
Я закусываю внутреннюю сторону щеки и ковыляю по мебели, сама не знаю куда. Просто подальше от него.
– Себе делаешь больно? Или мне? – спрашивает он, в два шага оказавшись рядом.
– Прости, – вновь выдаю я слово, которое вообще ни на что не влияет.
Не отвечает. Подхватывает меня опять на руки. Прижимаюсь нему. Пышет жаром, и сердце так стучит. Мое. Его.
Несет меня вверх по лестнице, аккуратно заносит в одну из комнат на втором этаже. Так же молча сажает меня на край большой кровати. Резко разворачивается и идет к двери.
– Давай поговорим, – умоляю я.
Мне нужна его помощь. Мне очень нужно, чтоб он вернул нашего ребёнка. На прощение не надеюсь. Да и сама его не прощу никогда.
– Утром, – проговаривает угрюмо и уходит, хлопнув дверью.
Мне невыносимо тут. Невыносимо без него. И невыносимо опять чувствовать на себе его запах. Скидываю с себя платье, которое сдавливает тело корсетным верхом, кое-как разбираю постель и забиваюсь под одеяло. Плачу в подушку, закусывая ее край, чтоб этот рев не разносился по всему дому, и сама не замечаю, как засыпаю.
Просыпаюсь оттого, что меня обнимают его руки, и даже не сразу понимаю, что это не сон. Ваня прижимается ко мне, жарко дышит в шею, и я ощущаю в его дыхании запах крепкого алкоголя.
Он оплетает руками мою талию и прижимает спиной к своей голой груди.
– Ты сказал, что в сексе недостатка нет, – напоминаю я – перед глазами мелькают кадры того, что произошло в офисе.
У него столько женщин было. Столько есть.
– Я не за этим пришел, – его речь нечеткая – много выпил. Иначе бы не пришел, наверное. – Я скучал по твоему запаху, Слав. Он мне снился каждую херову ночь. – Ваня шумно тянет носом и утыкается его кончиком в мою шею. – Спи. Просто спи.
– Ваня… – беспомощно шепчу я, то ли прося его остановиться, то ли умоляя продолжать.
– Я люблю твои стоны, Слава. – Его палец накрывает мой клитор, вырисовывает на нем восьмерки. – Так давно их не слышал.
– Это ничего между нами не изменит, – всхлипываю я и срываюсь на громкий тягучий стон.
Он вжимается в меня еще теснее, и я чувствую, как в бедро упирается его твердое, горячее возбуждение.
– Ничего, – подтверждает, целует меня за ушком, у границы с линией роста волос. – Просто разрядка. Можешь притвориться спящей. Можешь все свалить на меня. Все моя вина, Слав, – в его голосе я слышу обиду и гнев, которые он старательно подавляет. – Просто расслабься.
– Я не должна была врать про Сашеньку, – всхлипываю, трусь попкой о его стояк, льну к пальцам на своих нежных местах. – Прости…
– Замолчи, – почти приказывает Ваня и стаскивает с меня трусики. – Просто замолчи.
– Поцелуй меня, – почти умоляю я.
Я так соскучилась по его губам, по его вкусу. Утром пожалею о том, что сейчас произойдет, но это будет утром. Я и так столько дров наломала, хуже уже не будет. Наверное.
Ваня игнорирует мою просьбу. Ладонь его второй руки протискивается между моих бедер, и сразу два Ваниных пальца проникают в меня на все фаланги. Я вскрикиваю, вздрагиваю, и у меня из глаз брызжут слезу. Просто разрядка, как он и сказал. Наказание. Просто оргазм без зрительного контакта, его губ, нашей близости… Просто механическая разрядка.
– Я тебя хочу, – вылетает из моего рта вместе с громким стоном.
– Кончи, – хрипло, над моим ухом. Его пальцы все быстрее двигаются во мне, давят на переднюю стенку, просто сводя меня с ума. – Я так хочу снова тебя почувствовать, – в его голосе что-то похожее на отчаяние.
Почти невозможно почувствовать друг друга под этим ворохом застарелых обид, лжи и взаимной ненависти.
Еще пара движений во мне, еще пара пульсовых нажатий на твердый, сверхчувствительный бугорок, и я, дернувшись, рассыпаюсь на острые осколки в его руках. Лишь на мгновение меня окунает в какое-то безумное счастье, ведь он снова со мной, но, когда в голове снова проясняется, накатывает ужасная безысходность. Я лежу и беззвучно глотаю слезы. Он только что сделал все еще хуже.
Ваня резко поворачивает меня на спину, нависает сверху и врезается в мои губы поцелуем. Его язык проскальзывает по моим зубам, раздвигает их и врывается в мой рот, кормя меня его вкусом. Я запутываю пальцы в его волосах, дергаю их судорожно и ласкаю его язык у себя во рту. Боже, как же я по нему скучала, как бредила им наяву все эти пять лет.
Я ерзаю под ним нетерпеливо, вся изнываю от желания вновь почувствовать его в себе, но Ваня вдруг отстраняется от меня. Резко и болезненно. Просто смотрит мне в глаза, пытаясь отдышаться, гладит по волосам и ничего больше не делает. Я чуть не плачу от этой холодной паузы.
– Спи, – шепчет мне в губы, целует в лоб и поднимается. – Я же сказал, что ты тут не за этим.
– Ты издеваешься? – Я сажусь, обнимаю свои колени и прижимаю их к груди. – Не хочешь меня? Слишком шлюха для тебя?
Он усмехается так, словно я сморозила какую-то глупость.
– Я хочу, чтоб ты определилась со своими желаниями, Слав.
Он стоит предо мной полностью обнаженный, так близко, только руку протяни, и в то же время мой бывший муж бесконечно далек. Впрочем, так всегда было: прекрасен и недосягаем, сам по себе. В его взгляде вечно читалось: если тебя что-то не устраивает, дверь там, я лучше буду один, чем в неудобных для себя отношениях.
– Ты привез меня сюда как вещь, – напоминаю я, готовая разреветься от обиды.
– В этом главная наша проблема, да, – цедит сквозь стиснутые зубы. – Спокойной ночи.
Он разворачивается и просто уходит. Я хватаю подушку и с воплем швыряю ее в закрывшуюся за ним дверь. Мне кажется, я сейчас сойду с ума.
Остаток ночи я мучусь, ворочаясь в кровати, которая вся пропахла им. Несколько раз встаю, намереваясь уйти, но снова ложусь, сворачиваюсь в позе эмбриона и реву. Мне нужно вернуть моего ребенка. Мне нужно… Ну же, Мира, признайся. Ты не переболела, не разлюбила его…
Я смотрю в светлеющий потолок, пытаясь хотя бы с собой быть честной: я хочу вернуть не только Сашеньку, но и бывшего мужа. Люблю его, и, вероятно, не перестану никогда, что бы Ваня ни делал, каким бы отчужденным и холодным ни был.
Я ковыляю в душ. Нога еще болит, но уже могу передвигаться, хоть и хромая. Не сразу решаюсь встать под прохладные струи – жалко смывать с себя его запах.
Быстро принимаю душ, заворачиваюсь в пушистый белый халат, сушу волосы и быстро наношу легкий макияж. Спускаюсь и застываю на последней ступеньке лестницы. Из кухни доносятся звуки песенок из детских мультиков.
Он привез Сашеньку. Несусь туда, забыв про боль в ноге, про все наши разногласия, вообще обо всем.
Влетаю на кухню, и моя надежда со звоном разбивается, столкнувшись с реальностью. Конечно! А на что я, дура, надеялась? Что стану кем-то, кроме интрижки? Он же сказал, что хочет закрыть гештальт: вернуть сына и показать мне, что у него все есть, и я ему не нужна, даже чтобы трахнуть.
За кухонным столом молодая темноволосая женщина пытается накормить кашей девочку лет двух с кукольными голубыми глазками и кудрявыми как у ангелочка светлыми волосами. У моего сына такие же глаза.
Я пошатываюсь, хватаюсь за стену, чтоб не упасть. Он привез меня в дом к своей семье.
– Давай еще ложечку за папу, Анюта, – воркует женщина, изображая из ложки самолетик, а потом замечает меня. – Здравствуйте! Вы, наверное, гостья Ивана Александровича. Садитесь с нами завтракать.
– Спасибо, не хочу, – бормочу я, не зная, что теперь делать.
– Па-па! – радостно выкрикивает девочка, когда на пороге кухни появляется вернувшийся откуда-то Ваня.
Женщина помогает ребенку слезть с высокого стульчика для кормления, и девочка бежит к моему бывшему. Тот с готовностью подхватывает ее на руки и улыбается.