Измена. Мой муж и моя сестра

Глава 1

Ева

У нас с Глебом все спокойно. Даже слишком.

Утро начинается с поджаренного хлеба и тихого ворчания кофемашины. Я натираю зеркала до блеска, поправляю подушки на диване, глажу рубашки, пока он щелкает пультом и что-то лениво читает на экране телефона.

Все как у людей, все правильно, все по графику. Иногда я улыбаюсь, глядя на него. Просто так, по привычке. Глеб редко замечает. А если и замечает, морщит лоб – мол, что ты все на меня смотришь, Ева?

Мы живем в трехкомнатной квартире, которую купили после свадьбы. В спальне у нас шторы в цвет морской волны, потому что Глеб сказал, что этот оттенок «не раздражает». На кухне висит портрет нашей семьи – я, он и кошка Марта, с огромными глазищами и дурным характером. На фотографии мы улыбаемся. Все трое, кстати. Даже Марта.

Глеб всегда хотел, чтобы все было как у людей. Уютно, ровно, тихо. Без истерик, без ссор. Я привыкла. Даже гордилась – мол, вот оно, взрослое счастье. Ни тебе страстей, ни резких взлетов. Только стабильность. Больше десяти лет мы в браке. И каждый год – ровный, гладкий.

Он приходит с работы в семь. Не в шесть, не в девять, а ровно в семь. Целует меня в висок, невесомо, как бы по привычке, и спрашивает, что у нас на ужин. Я всегда стараюсь. Уха, лазанья, тефтели в сливочном соусе – что-нибудь домашнее, с теплом, с заботой. Он кивает. Ест молча, смотрит новости или листает ленту. Я не обижаюсь. Привычка – вещь серьезная.

– Ты у меня молодец, – как-то сказал он. – Такая домашняя, правильная. Надежная.

Надежная. Как старая дубленка или сберкнижка. С этим не поспоришь.

Я работаю удаленно, занимаюсь дизайном упаковок. В основном заказы мелкие, но постоянные. Мои клиенты – кофейни, мастерские свечей, локальные бренды мыла и мармелада. Все зовут меня «фея визуала». Это приятно. Здесь я чувствую себя кем-то. Хотя бы на чуть-чуть.

Родители живут в соседнем районе. У нас с ними хорошие отношения, если не считать вечного сравнения:

– А вот Лена – да, Лена у нас всегда была умничка. Прям как с журнала: и внешность, и ум, и бизнес, и муж – профессор, не абы кто. А ты, Евочка, у нас девочка с душой. Главное – добрая.

Иногда мне хочется закричать: «А я что, не человек? Я второй сорт?!»

Но я улыбаюсь. Потому что младшая. Потому что «не подводи семью». Потому что мама с папой и так старенькие, зачем им их нервничать.

У Лены действительно все как в глянце. Машина, двухэтажный дом, сын в частной школе, путешествия, фитнес по утрам и адвокатский статус. Муж носит очки и дорогие костюмы, постоянно где-то в разъездах.

Она приходит к нам иногда – в платьях, от которых у меня ком в горле. Я стою в своем хлопковом халате, а она – словно журнал «Вог» вошел в мою хрущевку.

– Как вы тут? – спрашивает Лена, осматриваясь. – Все по-старому?

– Все отлично, – отвечаю я. – Мы счастливы.

– Ну и хорошо, – кивает Лена и идет целовать Глеба в щеку. Легко, будто по-родственному. Только взгляд у нее в этот момент чуть задерживается на моем муже.

Я это замечаю. Тогда – в первый раз – я не понимаю, что именно меня царапнуло. Вроде ничего…

Просто взгляд.

Просто слишком теплый.

Просто чуть дольше, чем нужно.

Просто мой муж, и моя сестра.

Но я прогоняю эту мысль. Ерунда. Глупость.

Это ведь Лена. Ее муж – профессор. У нее все есть. Ей не нужен мой Глеб…

А потом я слышу, как Глеб уходит в ванную с телефоном. И смеется. Тихо, коротко. Не как обычно. И я понимаю, что этого смеха в нашей квартире не было давно. Он стал редкостью, как солнечный день в ноябре. Но он звучит сейчас – не для меня, а для кого-то там, за дверью.

Может, он говорит братом. Может, с другом. А может...

Но я пока верю в стабильность. В морскую волну на шторах. В кофе по утрам. В нас.

Глава 2

Ева

Я не спрашиваю, кто там у него на том конце. Просто ставлю чашку в раковину и мою ее с усилием, будто оттираю не кофе, а мысль, что мне лучше бы ничего не знать.

Когда Глеб выходит из ванной, он выглядит расслабленным. Полуулыбки еще держится на его лице. Я уже сижу за ноутбуком, якобы сосредоточенная на эскизах. Он целует меня в макушку.

Механически.

– Не засиживайся, Ева, – говорит. – У тебя глаза быстро устают.

– Угу, – киваю, не поднимая взгляда. – А ты чего смеялся в ванной?

Глеб чуть замирает. Едва заметно.

– Антон мем скинул, – отвечает. – Про собаку в очках. Показать?

– Не надо. Не хочу прерываться.

Он уходит на кухню, а я продолжаю смотреть в экран, хотя там уже давно ничего не меняется.

Я просто думаю.

Антон. Мем. Собака. Очки. Убедительно. Почти.

Только Антон вечно шлет Глебу видосы с машинами и девчонками в бикини, и ни разу – собаку в очках. Но может, и правда просто прислал собаку. Всякое бывает.

На следующий день Глеб задерживается на работе.

– Срочный созвон с москвичами, – пишет он в мессенджере. – Поужинай без меня.

Я достаю из духовки курицу и сажусь есть одна. Кошка Марта прыгает на подоконник и смотрит на меня с таким видом, будто тоже в курсе, что «москвичи» – это термин для наивных.

Когда Глеб возвращается, пахнет чужими духами. Очень слабо, почти неуловимо. Нота цитруса и ванили. Я знаю этот запах. Такие духи есть у Лены.

Нет.

Нет-нет-нет.

Я просто накручиваю себя. Просто мимо кто-то прошел в метро.

Или это паранойя?..

Я ведь не из ревнивых. Мы не такие. У нас стабильность. Морская волна. Кофе.

– Как «москвичи»? – спрашиваю спокойно, собирая на стол.

– Задолбали, как всегда, – говорит Глеб и лениво зевает. – Хочешь – уволюсь и буду дома сидеть.

– И что делать будешь?..

– Ходить за тобой и критиковать эскизы.

Я улыбаюсь, но внутри – пусто. Слова есть, шутки есть. А вот радости в них больше нет…

Через неделю у мамы день рождения. Родители устраивают торжественный ужин. Мы собираемся всей семьей, как положено – гусь, салаты, много напитков и разговоры о достижениях Лены.

– А наша Леночка – настоящая героиня! И работа, и сын, и муж, и внешность – все у нее есть! – захлебывается мама. Она уже давно забыла, по какому поводу мы собрались.

– И фигура какая! – добавляет папа, не глядя на меня. – У Леночки гены хорошие. Вся в нас.

Я молчу и жую оливье. Глеб сидит рядом, держит меня за руку под столом. Его ладонь теплая. И, кажется, что он искренне поддерживает меня. Но каждый раз, когда Лена смеется, он поднимает на нее мечтательный взгляд.

Просто на звук. Просто потому что она яркая.

После ужина мама просит меня помочь ей со вторым тортом, а сестра вызывается проводить Глеба до машины.

– Ему же рано на работу, – говорит она. – Я мигом, просто до ворот.

Я выхожу на крыльцо минут через пять. Просто подышать. Просто потому, что стало душно. Просто не верю, что «до ворот» – это так долго.

И вижу их. Они стоят рядом. Лена говорит что-то, Глеб смеется. Тихо. Тем самым смехом из ванной. И смотрит на нее так...

Как будто меня у него нет. Как будто никогда и не было.

Я поворачиваюсь и ухожу в дом.

Падаю на кровать в маминой комнате. Закрываю глаза. Слышу, как закрываются ворота. Как хлопает дверь машины. Как заводится мотор.

Он даже не попрощался со мной. Просто уехал.

Позже Лена заходит ко мне с тарелкой торта.

– Ты чего сбежала?

– Устала.

– Да уж, семейные сборища – всегда испытание, – усмехается она. – А Глеб, кстати, молодец. Всегда поддерживает тебя.

– Да. Он хороший. И верный.

Лена улыбается.

– Повезло тебе, – говорит она. И вдруг, смотрит на меня чуть иначе. Чуть... с вызовом?.. Или мне кажется?

Я тоже смотрю на Лену. Улыбка у нее безупречная. Но взгляд...

Как будто она знает, что я начинаю догадываться.

Как будто это давняя игра. А я только вошла в нее.

Я возвращаюсь домой на такси. Глеб в спальне. Крепко спит. Я беру его телефон. Я делаю это впервые. Чувствую себя предательницей. Но разве можно предать того, кто, возможно, уже все разрушил?

В чате с Леной пусто. Только гифки с котами и поздравления. Обманчиво, идеально чисто.

Но в архиве – другой чат. Под странным именем: «Элина».

Я открываю.

И перестаю дышать.

Фотография. Со спины. Ее волосы. Ее плечи.

Он пишет: «Ты сегодня была потрясающая. Не могу забыть, как ты смеялась».

А потом: «Я люблю, когда ты надеваешь синее».

Я ставлю телефон на место. Сижу в темноте. Смотрю на Глеба. Он спит. Спокойно, ровно. Как будто все хорошо. Как будто он не разрушает нашу жизнь изнутри.

А у меня в груди – пустота. И пепел.

В голове лишь одна мысль: они вдвоем. Глеб. И Лена. Мой муж и моя сестра.

❤️Буду очень рада вашим комментариям.❤️

Глава 3

Ева

Я не сплю. Слышу, как он дышит. Ровно, глубоко. Будто нет на свете ни вины, ни секретов. Будто мы по-прежнему – мы.

Иногда мне кажется, что я с ума схожу от одной мысли: как можно жить рядом с человеком и не знать, о чем он думает на самом деле? Где он был… Кого любит…

А может, я все надумала. Придумала себе врагов – родную сестру, любимого мужа. Может, просто вымоталась.

Внутри – как будто льет дождь. Постоянно. Мелкий, холодный, противный. И не остановить его.

Я лежу и смотрю в потолок, пока не начинает светлеть за окном. Пять утра. Глеб просыпается под будильник, выключает его быстро, чтобы не разбудить меня – как всегда. Ну а я лежу с закрытыми глазами, делаю вид, что сплю, но улавливаю каждое изменение: как муж идет в ванную, как льется вода, как он выходит и выдвигает ящик комода, чтобы взять чистое белье.

Глеб собирается быстро. Он организованный. Человек, который любит планы. Человек, у которого все под контролем.

Когда он наконец-то выходит из спальни, я поднимаюсь. Медленно, будто в теле что-то сломалось.

Выхожу. Он на кухне пьет кофе. В утреннем света его лицо кажется моложе. Спокойное такое. Как будто он и не врет мне. Ничего не скрывает.

Я подхожу, обнимаю его. Кладу голову на плечо.

Глеб улыбается и гладит мою руку.

– Ты рано встала, – шепчет.

– Хотела кофе с тобой выпить.

– Зря встала. Могла бы поспать.

Мы стоим молча. Кошка Марта прыгает на стол, и Глеб, смеясь, отгоняет ее. И в этом смехе нет ничего подозрительного. Просто смех. Просто Глеб. Самый обыкновенный.

Такой, каким я его полюбила…

Он собирается уходить. Целует меня в щеку.

– Ты у меня самая... – говорит, но не договаривает.

– Какая?

Глеб смеется.

– Самая. Просто знай это.

Я смотрю, как он уходит. Дверь закрывается, и я остаюсь на кухне одна. Марта снова прыгает на стол, тычет мордой в мою чашку.

– Самая, – говорю ей. – И ведь даже не уточнил, в чем я хороша.

Целый день я хожу как в тумане. Работа не идет, карандаш ломается, на звонки не отвечаю. Смотрю на себя в зеркало – и не узнаю.

Кожа бледная, под глазами круги. Волосы тусклые. Губы пересохшие.

– Прекрати, – говорю себе. – Прекрати превращаться в жертву.

Я люблю его. Честно. До боли. У нас за плечами десять лет жизни. Путешествия, ремонт, кошка, бесконечные разговоры на кухне. Я не могу поверить, что все это Глеб так просто променяет на ложь.

И даже если где-то он немножко оступился, если кто-то ему понравился... это еще не конец… Люди ошибаются. Главное – действовать, пока не поздно. Нужно стараться. Нужно бороться.

Я открываю интернет и ищу идеи: «романтический вечер для мужа».

Смешно. Как будто двадцатилетняя, которая хочет удивить бойфренда. Но мне не до гордости…

Я иду в магазин и покупаю свечи. Новое кружево белье. Дорогое, но плевать. Вино. Сыр. Гранат.

На кассе молодой продавец спрашивает:

– У вас сегодня романтический вечер, да?

Я улыбаюсь.

– Да. Самый важный в жизни, – отвечаю.

Вечером я накрываю стол на балконе – у нас там маленький круглый столик и два плетеных кресла. Я вешаю фонарики, ставлю свечи, режу сыр, складываю ягоды в хрустальную вазу. Все как в журнале.

На мне новое белье и легкий халат поверх. Волосы уложены. Макияж чуть ярче обычного.

Я снова красивая. Я снова та, в которую Глеб когда-то влюбился.

Он приходит в девять. Уставший.

Я встречаю его в прихожей. Он замирает, пристально смотрит на меня.

– Вау... – тянет.

– Проходи, – улыбаюсь. – У нас свидание.

Он снимает пиджак, целует меня в висок.

– Ева... что ты придумала?..

Мы ужинаем на балконе. Балкон пахнет гранатами и вином. Глеб смеется, рассказывает о каком-то идиотском клиенте. Я смеюсь тоже, хотя даже не понимаю, от чего мне так смешно. Наверное, мне просто хочется, чтобы в нашем доме звучал смех. И чтобы в нашем доме звучали… стоны…

Я поднимаюсь, беру его за руку.

– Пойдем.

– Куда?..

– Увидишь.

Я веду его в спальню. Запаливаю свечи, выключаю свет. Все готово.

Глеб смотрит на меня, а потом подходит и обнимает.

– Ты мое чудо.

– Нет. Я просто твоя.

– Знаю, – шепчет Глеб.

– Только... будь и ты моим.

Он кивает. Смотрит в глаза.

– Я всегда буду твоим, Ева. Я никогда тебя не брошу.

И в этот момент я почти ему верю.

Глава 4

Ева

Он засыпает сразу после. Лежит спокойно, руки раскинуты, грудь ровно поднимается. А я – опять не сплю. Вторая ночь подряд.

Может, организм сдает из-за нервов? А может, кофе перед ужином лишнее. А может, это просто не проходит то странное чувство, будто я что-то упускаю. Что-то важное и неприятное, что прячется в тени и угрожающе скалится, стоит только мне отвернуться.

Я не знаю, сколько часов я провожу без сна. Наверное, много.

Я беру телефон и выхожу на кухню. Наливаю воду. Смотрю в окно.

На стекле отражается моя фигура в ночной сорочке. Отражение блеклое, будто меня уже нет.

Включаю телефон, смотрю свои переписки с Глебом. Пытаюсь найти там что-то странное. Но ничего такого, к чему я уже не привыкла. В последнее время переписки с Глебом короткие и сухие – словно деловые.

Когда он начал так отвечать?.. Когда исчезли сердечки?.. Когда я перестала быть для него той, что его радует и вдохновляет, а не просто – существует?..

Я открываю соцсети. У сестры – новая фотография. Фигура, загар, белое платьице в облипку. Ну и, конечно, комментарии: «Богиня», «Завидую твоему мужу», «Как всегда безупречна».

Я смотрю на все это и не чувствую зависти. Только... пустоту.

Совсем недавно эта пустота раздражала. Сейчас – уже пугает.

Сестра выложила фото из ресторана. Красивый ресторан... Мне нравится. Вот только я не понимаю, где у нас такая красота находится. Оу, отмечен аккаунт заведения. Любопытно. Открываю профиль ресторана. Листаю.

Почти механически, но вдруг замираю.

Случайный снимок из сторис. Красиво сервированный столик. Два бокала. Мужчина и женщина. Он в профиль, лицо мужчины размыто, но...

Я приближаю.

Это мог бы быть кто угодно... Но я узнаю руку Глеба. Та же рубашка цвета морской волны. Та, что я гладила два дня назад. И его… запонки…

Я выключаю экран.

Нет. Это бред! Я просто придумала. Это... совпадение. Многие мужчины носят такие рубашки. Ну а запонки… Они же не в единственном экземпляре.

Я оставляю телефон на стол. Поворачиваюсь к Мартe, сидящей на подоконнике.

– Скажи, я просто ненормальная, да?..

Кошка смотрит мимо. Или сквозь. Как будто игнорирует… или же пытается разглядеть то, чего я еще не замечаю…

Я несколько часов лежу на диване в гостиной, а потом беру себя в руки и иду готовить яичницу. Глеб просыпается, идет в душ. Выходит из ванной в полотенце. Подходит ко мне и легко целует в плечо.

– Пахнет вкусно.

– Яичница. Как ты любишь. С помидорами и базиликом.

– Как в Риме, – улыбается он.

Сердце сжимается. Мы были в Риме четыре года назад. Он все еще помнит.

Я тоже.

Я тогда подумала, что хочу состариться рядом с этим человеком. Чтобы он держал мою руку, когда я буду уходить.

Сейчас кажется, что я уже умираю, но вместо руки Глеба, держу тарелку и пытаюсь ее не уронить…

Глеб уходит на работу.

И я снова одна…

Сестра звонит вечером. Она веселая, бодрая. Как всегда.

– Привет! Что ты сегодня делала?!

– Работала. А ты?

– У меня столько всего! Представляешь, мы едем в Сочи на следующей неделе! Паша нашел очень классный отель!

Паша – ее муж.

Я почти забываю, как Паша выглядит. Он всегда где-то на фоне, но никогда не жалуется. Ни на что.

– Поздравляю, – произношу. – Я за тебя очень рада, Лена, – стараюсь, чтобы голос звучал радостно.

– Ев, я тут хотела спросить… – тянет сестра. Неужто она что-то заподозрила?.. – Глеб твой какой-то грустный в последнее время. Все у вас нормально?..

Я замираю. Такого вопроса я точно не ожидала.

– А почему ты решила, что он грустный? И когда это заметила? – с опаской спрашиваю я.

– Не знаю, почему решила. Он просто мне на выходных написал, просил контакты дизайнера, с кем я работала. Говорит, что вы хотите обновить спальню. Все вроде нормально, но только мне показалось, что Глеб был какой-то поникший.

Я моргаю.

Мы?..

Глеб ни слова об этом он не говорил.

– Да? Странно… – медленно тяну. – Мы ни о чем таком не говорили. Может, решил сделать сюрприз.

– Может быть... – соглашается сестра. – А знаешь, он вообще молодец у тебя! – выдает Лена. – Ты его береги, сестренка! Таких сейчас мужиков мало, – говорит она и отключается.

Я же сижу с телефоном возле уха и смотрю в одну точку.

Сделать ремонт мне, конечно, давно хочется… Но почему Глеб именно с Леной советовался? Почему не со мной? Почему я ничего не знаю о его планах? Он же не тот человек, который любит устраивать сюрпризы... Ну и самый главный вопрос: «Почему я больше не чувствую, что мы – счастливая пара?»

Сомнения… Их еще можно отогнать, если сильно захотеть. Но я уже чувствую, как они разрастаются во мне, добираются до сердца, до каждого потаенного уголочка души.

Я сажусь на диван. Обнимаю колени. И говорю вслух:

– Только бы я ошибалась.

Глава 5

Ева

Я записалась к психологу ночью.

Без особой веры. Просто… пальцы сами пролистали сайт, выбрали ближайшее свободное окно. Может, это и был крик о помощи, просто я его не услышала.

В восемь утра Глеб снова ушел с поцелуем на щеку и коротким:

– Сегодня задержусь. Вечером совещание.

И я кивнула.

Потому что кивок – это всегда проще, чем что-то спрашивать.

Кабинет у психолога оказался светлый. Без диванов. Просто стол и два кресла.

Женщина – лет сорока пяти, с мягким взглядом и аккуратной прической. Говорит спокойно, без сюсюканья, но и без шпилек.

– Что вас ко мне привело?

– Я… – на секунду я теряюсь. – Я не сплю. Вторую ночь. Не знаю, почему.

– Что вы чувствуете сейчас?

– Тревогу.

– Из-за чего?

– Я думаю, что… может быть, мой муж мне изменяет.

Она не удивляется. Просто кивает.

– Это неоспоримый факт или ощущение?

– Только ощущение. Я ничего точно не знаю.

– А вы хотите знать?..

– Конечно! Или… нет. Не знаю. Иногда мне кажется, что лучше не знать. Потому что, если я узнаю, это все изменит. А пока – можно притворяться.

Она молчит, дает мне время прийти в себя после такого признания. Проходит минута – я немного успокаиваюсь. И тогда я продолжаю:

– Еще я чувствую, что… я стала невидимой. Я как будто существую на фоне. Совсем блеклая. Муж не делает мне больно, не кричит, не упрекает. Но он и не… видит меня нормально.

Психолог чуть наклоняется вперед.

– А когда вы чувствовали себя видимой?

– В начале отношений. Когда мы только начали встречаться. Он знал, какие духи я ношу. Помнил, что я люблю грушевый пирог. Он однажды ночью поехал за ним в кафе, просто чтобы я улыбнулась.

– А вы?

– Что – я?

– Вы его видите?

Я замираю.

– Я… наверное… тоже вижу его не так, как раньше. В последнее время н стал совсем другой. Или я перестала смотреть. Наверное… Я не знаю.

Она пишет что-то в блокнот, а потом мягко говорит:

– Иногда мы боимся смотреть, потому что боимся, что там – уже не наш человек. Но иногда – потому что внутри мы сами отдалились... Попробуйте его увидеть. Без обид. Без прошлого. Просто – кто он сейчас для вас?

Я киваю. Медленно. В голов немного проясняется.

Я выхожу из кабинета с чувством, что мне стало легче. Совсем немного. Как будто глоток воздуха перед новой удушающей волной…

Мне нужно развеется. Мне нужно привести мысли в порядок…

Сестру я встречаю в кафе неподалеку. Она сидит за столиком с бокалом апероля и ноутбуком. Ее волосы идеально уложены, а пиджак цвета шампанского выглядит как с обложки модного журнала.

Я колеблюсь, не знаю подходить ли к ней или лучше тихо сбежать, но она вдруг поднимает голову и улыбается:

– Ева?! Присаживайся!

Я подхожу, делаю вид, что не заметила ее сразу.

– Я тебя не потревожу? – тихо спрашиваю.

– Да что ты, я как раз почти закончила. Да и отвлечение будет полезным.

Мы болтаем. Про погоду, здоровье, м оду, отпуск в Сочи.

Лена говорит быстро, легко, с привычной уверенностью победителя по жизни.

Я чуть-чуть улыбаюсь ей, слушаю. И в какой-то момент спрашиваю:

– Ты ведь тесно общаешься с Глебом, да?

Сестра слегка приподнимает брови:

– Ну… да. Мы хорошо общаемся. Мы же… практически родственники. А что?

Я пожимаю плечами.

– Просто иногда кажется, что он мне не все говорит. А ты – с ним, кажется, на одной волне. Я даже иногда думаю, что ты знаешь его лучше, чем я.

Я улыбаюсь, но голос немного дрожит. Совсем чуть-чуть.

Лена смотрит на меня. Губы поджаты. Потом отводит взгляд, делает глоток и спокойно отвечает:

– Знаешь, мне кажется, у всех пар бывают такие периоды. Когда люди, как будто, не совпадают… Главное – не думать, что так будет всегда.

– Да?..

– Коктейли в этом заведении, конечно, так себе, – меняет тему Лена. Ловко. Как умеет только она.

Я медленно киваю.

Мне кажется, что что-то с Леной не так. И дело тут не в словах. А в неожиданных паузах. В том, как она периодически не смотрит мне в глаза…

Представляю вам еще одну новинку нашего литмоба:

Развод. Идите к Чёрту, Рогатые

https://litnet.com/shrt/grqd

Глава 6

Ева

Я стою в магазине и смотрю на игры для пар.

«Играйте вместе. Узнайте друг друга заново.»

Я не уверена, что верю в это, но беру коробку.

Красная, в форме сердца. Внутри карточки с вопросами.

Некоторые совсем простые, вроде «Какой твой любимый десерт?»

Но есть и другие. Те, где надо быть честным. Слишком честным.

Я хочу попробовать.

Может, если мы просто поиграем, он… снова меня услышит. Или я – его.

И вернуться те времена, когда мы могли говорить часами. Про сны, страхи, детство, мечты.

До всех этих «задержусь на работе» и «не забудь купить корм кошке».

Когда я возвращаюсь домой, в квартире пусто.

На подоконнике сидит Марта.

Я сажусь рядом.

И шепчу:

– А если это правда?..

Кошка жмурится.

А я впервые говорю это вслух:

– А если он с ней?..

***

– Что это? – Глеб смотрит на коробку с легким недоверием.

– Игра. Для пар.

– Ты где-то прочитала, что это укрепляет брак?.. – неожиданно спрашивает Глеб.

– Нет, – улыбаюсь я. – Просто… мне захотелось. А что… с нашим браком что-то не так?..

Глеб колеблется.

Потом пожимает плечами.

– Ладно. Только без вопросов «когда ты в последний раз плакал».

– Ну… я ничего обещать не могу, – шучу. – Я не знаю, какие тут вопросы, – а вот ту я вру.

Мы садимся на диван. Марта сворачивается калачиком рядом.

Я открываю коробку.

Достаю первую карточку.

– «Опиши день, который ты никогда не забудешь».

Глеб задумывается.

– Ну… день, когда мы купили квартиру. Помнишь?.. Ты чуть не расплакалась от счастья.

Я улыбаюсь.

– Я действительно была счастлива.

А еще я счастлива, что Глеб ничего не сказал о Лене.

Он тянется за следующей карточкой.

– «Если бы ты мог провести один день с кем угодно, живым или умершим, кто бы это был?»

– С дедушкой, – я отвечаю не раздумывая. – Он умер, когда мне было десять. Я бы все отдала, чтобы снова с ним поговорить, – признаюсь. И это действительно так. Ведь я очень любила дедушку. А он меня. Говорил, что я – самая-самая.

– Это трогательно, – кивает Глеб. – А я… не знаю. Может, с Илоном Маском?

– Правда?..

– Ну да. Многие говорят, что у него мозг как у пришельца. Интересно же…

– А из неизвестных?

Глеб смеется.

– Ну… Наверное, с кем-то, кто не будет меня дергать по работе.

Я выдыхаю и беру новую карточку.

– «Что тебя больше всего раздражает в людях, которые тебя любят?»

Интересный вопрос…

– Наверное, когда меня не отпускают. Когда хотят контролировать. Я – свободолюбивый.

– То есть, ты не любишь, когда от тебя чего-то ждут? Когда без тебя жизни своей не представляют…

Глеб пожимает плечами:

– Ну… Это напрягает. А я не люблю, когда меня напрягают.

Марта лениво приоткрывает глаз и смотрит на меня.

Я же достаю еще одну карточку.

– «Назови человека, который сейчас оказывает на тебя наибольшее влияние».

Глеб задумывается. И слишком долго не отвечает.

– Ну?

– Наверное… – он медленно говорит. – Наверное, твоя сестра.

Моя сердце начинает трескается, как стекло под каблуком.

– Почему?..

– Она… очень здравомыслящая. Видит на несколько шагов вперед. Умная. С ней всегда интересно. Она… собранная. В отличие от… – Глеб осекается.

Я чувствую, как что-то ломается внутри.

Как будто Глеб сам себя раскрыл – ненароком. Без излишних прелюдий. Сказал горькую правду.

– В отличие от кого?.. – спрашиваю я, почти шепотом.

– Ева… ну не принимай на счет. Ты же сама говоришь, что не любишь планировать. Что тебе легче чувствовать, чем просчитывать.

– Ага. А она все просчитывает.

Глеб кивает и улыбается. Он словно не понимает, что делает мне неприятно.

Я достаю следующую карточку.

– «Кто рядом с тобой делает тебя лучше?»

И вот тут Глеб впервые задумывается по-настоящему.

– Я не знаю, – честно говорит он.

– А я?..

Глеб смотрит на меня, будто только сейчас понял, как это звучит.

– Ева, не драматизируй…

– Я не драматизирую, Глеб.

Я встаю с дивана. И ухожу на кухню.

Без сцены.

Просто оставляю его с карточками. И с гнетущей тишиной.

Глава 7

Ева

Я просыпаюсь раньше будильника. Не потому что выспалась. Просто внутри гулко и пусто, как будто во мне все выключили. Я лежу на спине, смотрю в потолок и пытаюсь понять, что разбудило меня – шум или неприятное чувство. Наверное, чувство. Оно напоминает холодную воду, которая заливает грудную клетку и не дает дышать.

Глеб еще спит. Его дыхание ровное, чуть слышное. Он лежит ко мне спиной, как почти каждое утро. Я смотрю на изгиб его плеча, на знакомое родимое пятно, на то, как вьются его волосы. В этом есть что-то привычное и чужое одновременно. Я тянусь к нему – не касаюсь, просто лежу рядом, вытянув руку. Мне хочется тепла. Но между нами будто лед.

Будильник не звенит – я выключаю его заранее, чтобы не потревожить тишину. Я встаю тихо, стараюсь не скрипнуть полом. Как будто украдкой выхожу из собственной спальни.

Готовлю себе кофе. Поднимаю кружку обеими руками и стою, прислонившись к столу. Смотрю в окно – уже начинает светать. Первые отблески рассвета цепляются за крышу соседнего дома. Мир замирает…

Когда Глеб выходит из спальни, я уже сделала тосты и разложила на тарелке нарезку. Он, как всегда, не особо многословен. Привычно улыбается, привычно пьет кофе. Привычно целует меня в висок. Идет собираться на работу.

Я провожаю его взглядом. Смотрю, как он натягивает куртку, поправляет ворот. Как шнурует ботинки. Как открывает дверь и говорит дежурное:

– Сегодня будут в семь.

И уходит.

Я стою в коридоре еще минуту. Может, две. Потом возвращаюсь в спальню. Сажусь на кровать. Рядом с его комодом.

И понимаю, что не могу больше быть марионеткой в спектакле «ничего не происходит».

Если я ошибаюсь – я буду счастлива ошибаться.

Если нет – лучше знать, чем жить в неведении.

Я начинаю с малого.

Открываю комод.

Там – носки, футболки, платки. Все на месте.

И вдруг – коробочка.

Небольшая, бархатная. Под трусами.

Я прикасаюсь к ней пальцами.

Смотрю, как дергается кожа на запястье.

Открываю.

Внутри – браслет. Золотой. Я достаю его – и сердце уходит в пятки.

Он с гравировкой.

«С тобой я лучше. Г.»

Браслет женский. Изящный. С маленькой подвеской в виде сердца… Он лежит так, как будто был спрятан. Правда, не очень аккуратно. Я держу его в руках, как хрупкий предмет из музея, который не должен быть у меня в доме.

Я знаю точно – это не мне.

На день рождения месяц назад Глеб подарил мне сертификат в спортзал и блендер. Сказал, что не видит смысла в бесполезных подарках. «Зачем безделушки, если можно с пользой?» – так и сказал.

Я тогда улыбнулась. Поблагодарила.

А вот теперь – браслет.

Я чувствую, как нарастает тошнота. Сжимаю браслет в руке и не знаю, что с ним делать.

Вернуть? Спрятать? Надеть?..

Я кладу его обратно. Именно туда, где он и лежал. Точно так же. Словно ничего не видела.

Телефон вибрирует.

Мама.

Я беру трубку – голос бодрый, как всегда.

– Евочка, доброе утро! – напевает она. – Ты не занята?

– Нет, – отвечаю с трудом. Голос хриплый, как после долгого сна или слез. – Что-то случилось?

– У Леночке сегодня крайнее заседание! Очень сложное и важное дело. Ты ведь помнишь? Ну, конечно, ты помнишь, – отвечает мама вместо меня.

Я машинально киваю.

– Да, помню.

– Я хочу, чтобы ты заехала ко мне, помогла с готовкой, забрала подарок и отвезла ей. Леночка ведь не сможет сегодня отметить, она устанет, но я не могу оставить ее без поздравления. Ты же поможешь?..

Я глотаю воздух.

– Хорошо, – говорю. – Только закончу работу и заеду.

– Только не сиди долго над своими картинками. Все равно от них толку мало. Лучше сделай дело полезное.

Мама бросает трубку, не дождавшись ответа.

Приглашаю вас в эмоциональную книгу нашего литмоба "Искушение измены" от автора Ольги Булаевой https://litnet.com/shrt/gggH

Измена. Не/приличное предложение

Глава 8

Ева

Я сажусь за ноутбук. Нужно закончить логотип для кофейни. Я рисую его уже четвертый день. Цвета не сочетаются, шрифт не ложится. Но сегодня должно получиться.

Через полтора часа я добавляю финальный штрих: маленькую чашечку, стилизованную под сердечко. И вдруг понимаю, как я устала. Не от работы. От этого дня, который еще даже не собирается заканчиваться. У стала от вранья, от Лены и даже от мамы.

Я выключаю ноутбук и некоторое время просто сижу, смотрю в экран, в котором отражается мое лицо. У меня грустные глаза, губы поджаты, а волосы растрепаны, будто я пережила бурю. Все еще думаю о браслете. Я стараюсь вытеснить из головы мысли о нем – я шепчу себе, что это, возможно, старый подарок, который он купил когда-то кому-то… Нет. Кому – если не мне?..

И мне бы он это не купил. Он сам сказал: «Зачем то, что не приносит пользы?..» А этот браслет – бесполезен. Для Глеба. А для меня… Красивый, изящный – именно такой, какой я всегда хотела. И именно такой, какой он никогда бы мне не подарил.

Я иду в душ, и вода бьет по плечам, по затылку, по спине, смывает все, кроме неприятного чувства – это чувство липкое, приставучее. Оно как паутина, цепляется к коже, к сердцу, к мыслям.

Вытираюсь, крашусь на автомате. Не стараюсь. Просто создаю видимость. Тени, немножко туши, тон – только чтобы не испугать маму своим видом. Смотрю на себя в зеркало – и вижу чужую девушку. Ту, которую больше не любят. Которую, возможно, предали.

Я выезжаю к маме около одиннадцати. Беру такси. Да, это деньги, но я не хочу, чтобы мама ворчала, что я очень долго собираюсь.

За окном март. Снега нет, но ветер сильный. Водитель ведет машину аккуратно, но я все равно сижу напряженно, как будто каждая кочка может разрушить меня окончательно…

Когда я подъезжаю, мама уже стоит на крыльце, в фартуке и с прищуром – как всегда. Мне кажется, она и в старости будет так стоять – деятельная, вся такая деловая.

– Ну наконец-то, – говорит она вместо «привет». – Я уже думала к тебе ехать.

Я обнимаю ее, легко. Она пахнет ванилью.

– Я закончила заказ и сразу выехала, – оправдываюсь я, как девочка.

– Ну и правильно. Нечего тебе засиживаться – нам еще пирожные печь.

Мама исчезает в доме, я иду за ней. В прихожей пахнет корицей и сливками – запахи из детства. Она протягивает мне аккуратно упакованную коробку – нежно-розовую, с бантом. Открывать ее нельзя, но я и так вижу бренд – ювелирный. И что-то внутри меня обрывается.

– Это что? – спрашиваю, будто не понимаю.

– Подарок, конечно, – отмахивается мама. – Очень миленький. Я помню, Лена говорила о нем как-то. Или это ты говорила? Ну… неважно.

Она отворачивается, как будто ее слова ничего не значат. А для меня они значат многое. Я помню, как в этом году я рассказывала маме, что мечтаю о серебряных сережках. Я тогда даже картинку показывала. Говорила: «Если вдруг Глеб будет спрашивать, что мне подарить…»

Но Глеб не спрашивал.

А теперь я, скорее всего, держу в руках подарок своей мечты – только он не для меня. Он для Лены.

Я стою с этой коробкой, как оплеванная. Мама хлопает в ладоши:

– Ну что, теперь за сладости! Без них – не праздник. Лена обожает рулеты с кремом!

Я киваю и иду на кухню. Потому что так проще, чем спорить.

Тесто мы замешиваем вместе. Я просеиваю муку, разбиваю яйца. Мама взбивает белки до пиков – она делает это с удивительной энергией, как будто сражается с чем-то. Я отмеряю сахар, потом варю сироп. Крем варим на молоке – с ванилью, маслом, чуть-чуть ликера. Он должен получиться нежный, как облако.

Пока рулеты пекутся, мы болтаем. Вернее, болтает мама.

– Ты когда-то видела, как Лена выступает на суде? – спрашивает мама.

– Не видела, – спокойно отвечаю.

– Еще посмотришь. Там в записи где-то есть. Она как актриса – держит зал, говорит, как по нотам. Умница, конечно.

Я киваю. Куда деваться.

– А ты как? Все дизайнерством? – мама поджимает губы.

– Угу.

– Ну, если тебе это нравится...

Я мешаю крем. Очень медленно. Стараюсь не срываться.

– У меня хорошие заказы, мама. Все идет нормально.

– Ну хорошо, хорошо. Только ты давай мешай активнее. Лена, может, там уже голодная, а мы как черепахи.

Мы собираем рулеты. Мама берет кондитерский мешок и делает завитки из крема. Я ставлю сверху ягоды – малина из заморозки. Ягоды тают, оставляют алые пятна. Словно это... кровь.

На часах почти три.

Я умываюсь, вытираю руки, беру коробку с подарком, кладу рулеты в сумку-холодильник. Мама целует меня в щеку, как в детстве, и говорит:

– Скажи Леночке, что я ее люблю. Очень.

Здравствуйте, мои дорогие, представляю вам еще одну книгу литмоба "Искушение измены".

После измены счастье есть

https://litnet.com/shrt/ghlp

Глава 9

Ева

Я снова вызываю такси, сажусь и смотрю вперед. Мир кажется слишком громким. Птицы щебечут, дети бегают и смеются, машины сигналят. А у меня внутри – тишина. Только два слова пульсируют в голове: «сережки» и «браслет».

Пятна солнца, ползущие по капоту, бесконечные остановки, пешеходы – все это как будто не имеет теперь ко мне никакого отношения. Я существую отдельно.

В коконе из боли, вопросов и недоверия.

Дорога до Лены занимает минут двадцать.

Все это время я еду молча, даже попросила водителя выключить радио, потому что любые слова лишние.

Таксист подъезжает к дому Лены, я смотрю на него и впервые испытываю раздражение – он слишком… идеальный. Современный фасад, ровный газон, клумбы без единой соринки, автоматические ворота. В доме два этажа, большие окна. Все это отражает Лену. Успешную, роскошную. Ту, которую всегда ставили в пример.

Я вхожу и жму кнопку вызова. В динамике раздается короткий писк, потом голос Лены:

– Да?

– Это я. Приехала от мамы. С подарком. И с… пирожными.

– О! Заходи! – голос звонкий, радостный. – Сейчас открою ворота.

Они открываются плавно, с легким гулом. И тут я слышу что-то странное: будто Лена ойкает. Словно что-то ее напугало.

– Ты в порядке? – спрашиваю.

– Да-да, – отвечает она слишком быстро. – Не обращай внимания. Я просто Паше сказала тебя встретить, а он… неважно.

Через несколько секунд из дома выходит Паша.

Спортивный, подтянутый. Он в джинсах и сером свитере. Волосы немного взъерошены, будто он только что вымыл голову и не досушил. Лицо спокойное, почти невыразительное – но в этом спокойствии есть что-то фундаментальное. Сколько я помню Пашу, он всегда был таким. Уравновешенный, тихий. Не болтун. Полная противоположность Лене.

– Привет, Ева, – говорит он. – Давай помогу.

– Привет. Спасибо. Вот подарок. И... мамина кулинарная любовь.

Он берет у меня коробку и сумку с пирожными. Смотрит на меня внимательно, но без особых эмоций.

– Проходи в дом. Лена скоро спустится.

Мы идем по дорожке. Газоны по бокам – просто невероятные. Настолько, что я не могу удержаться:

– Классный у вас ландшафтник. Все так аккуратно, как по линейке. Передай ему мое восхищение.

– Восхищение принято, – улыбается Паша. – Классный ландшафтник – это я, – отвечает он спокойно.

– Ты? – удивляюсь.

– Да.

Я смеюсь. Сначала натянуто, потом – искренне.

– А почему возишься сам?.. Выходит, никому не доверяешь?..

Паша поворачивается ко мне. Смотрит чуть дольше, чем нужно. Смотрит... не как муж Лены, не как родственник. Просто... странно. Будто хочет что-то рассказать.

– Возможно, – наконец говорит он.

Мне становится не по себе. Но почему?.. Я не знаю. Может, от того, как долго он на меня смотрел. Или от того, что я – в доме сестры, которую подозреваю в связи с моим мужем…

Внутри пахнет чистотой и еще чем-то вкусным. Просторная кухня, стеклянный стол и белые стулья. Паша ставит коробку, открывает шкаф, достает кофейные чашки. Уверенно, точно.

– Хочешь кофе?

– Да, спасибо.

Он готовит его вручную – с кофемолкой, туркой. Пока варится, достает блюдо и ставит туда рулет. А потом достает из духовки кексы.

– Лена любит их, – объясняет. – Особенно с ванильным кремом.

Я улыбаюсь.

– Я думала, Лена не умеет готовить.

– Это я пек, – отвечает Паша.

Признаться честно, я поражена. Глеб никогда не готовит. Он может пожарить яичницу, если я болею, но и то – с видом мученика.

– Впечатляет.

Он подает мне кофе. Я беру чашку. Пью. И тут слышу гулкий звук шагов. Лена спускается.

Она красивая, как всегда. Волосы чуть вьются, легкий макияж, джемпер цвета мяты, джинсы. Непринужденно, но как с картинки из журнала. Она улыбается. Подходит и... обнимает меня.

– Ой, спасибо, что приехала! – говорит и берет со стола коробку. Даже не спрашивает, ей ли подарок. В этом вся Лена. – А мама не смогла приехать?

– Да, у нее дел по дому много. И еще один рулет в духовке…

– Боже, рулеты! – смеется Лена. – Мамина классика!

Паша подходит к ней, целует в висок.

– Еще раз с победой, – говорит он коротко.

– Спасибо, милый, – отвечает Лена. – Клиент был в восторге! Мы с ним даже немного отметили после заседания. Совсем чуть-чуть шампанского. И все – по домам.

Я смотрю на то, как она поправляет волосы. И вдруг замечаю, как что-то блестит на руке. Я вжимаюсь в кресло.

Представляю вам еще одну книгу литмоба "Искушение измены":

По ту сторону измены

https://litnet.com/shrt/gP9X

Глава 10

Ева

Это он.

Браслет.

Тот самый. Я чувствую. Я вижу…

Это он был в тумбочке. В ящике у Глеба.

Он!

И сейчас он на руке у Лены.

Паша берет ноутбук и говорит, что нужно поработать. Уходит. Лена его даже не провожает взглядом.

– Так… – тянет она. – А это подарок от мамы?..

Я киваю. Сама не понимаю, откуда берутся силы.

Лена развязывает ленту, открывает. Внутри – серебряные сережки с маленькими каплями аметиста. Моя мечта. Именно о них я рассказывала маме. А Лена, видимо, – нет.

Лена смотрит на них и морщится:

– Странный выбор. Мне никогда такое не нравилось. Ну ладно. Маме скажу спасибо. Все же подарок.

Мне почти не больно. Уже не больно. Все притупилось.

Я беру чашку и с улыбкой спрашиваю:

– У тебя новенький браслет?

Лена улыбается, показывает руку:

– Ага. Как тебе?

– Классный. Можно ближе посмотреть?

– Конечно!

Она протягивает запястье. Я беру его, как ювелир. Смотрю. И вот она. Гравировка. Это его инициалы. Не Пашины.

Это МОЯ буква.

Этот браслет должен быть мой.

И Глеб должен быть мой!

Он и был моим… Раньше.

Мир рассыпается. Воздух становится густым. Но я держу лицо. Я не плачу. Я смотрю на браслет, улыбаюсь и отпускаю ее руку.

– Очень красиво, – говорю.

И сижу дальше. Пью кофе. Молча.

Снаружи – весна. Внутри – конец света…

Я закрываю за собой дверь, стараюсь не хлопнуть слишком громко, и делаю пару шагов по выложенной плиткой дорожке. Я почти ничего не слышу. В ушах – только гул. Он раздается внутри, словно эхо от удара колокола.

Я иду, но чувствую, как ноги словно сдают. Я оборачиваюсь – дом Лены, такой красивый, с огромными окнами и идеальной лужайкой, остался позади.

Я зажимаю рот ладонью, чтобы не разреветься.

Кажется, будто земля дрожит под ногами. Кажется, я сейчас куда-то провалюсь.

Почему? Почему ты это сделал?! Какой, черт возьми, браслет! Зачем?! Зачем ты, Глеб…

Я вижу эту сцену, как на старой пленке: Лена поправляет волосы, а я смотрю на ее запястье – и вижу то, что нашла у нас дома.

Он не мог... Он не мог быть настолько… жестоким? Глупым? Зачем он положил его в комод? Зачем он принес его домой? Глеб думал, что я ничего не найду? Или – хуже – ему все равно?

Я замираю у ворот, меня не начинают бить судороги. Это не рыдания, это какой-то звериный звук, вырывающийся из меня. Губы трясутся. Я закусываю их, но ничего не помогает – слезы идут все равно. Они жгут, как спирт рану.

Я понимаю, что сейчас просто... упаду. Как будто в меня выстрелили. Ворота открываются – и я выхожу. Хватаюсь за железные прутья, сжимаю их так, что костяшки белеют.

Горло перехватывает.

Я хочу завыть. Просто сесть на землю, обхватить себя руками и завыть, как раненное животное. От боли, от предательства, от этого омерзительного чувства, что ты не просто никому не нужен, а тебя используют. Подменяют. Стирают из привычной жизни.

Но я не позволяю себе лишнего. Не сейчас

У Лены камеры. Она все увидит.

Я отпускаю прутья и иду. Шаг, еще шаг. Один за другим. Ощущаю, как мир вокруг дрожит, как будто все распадается, теряет очертания.

Через несколько метров останавливаюсь у дерева. Облокачиваюсь на шершавый ствол.

Дерево твердое, устойчивое, надежное. В отличие от людей.

Я закусываю губу, до боли, до крови, чтобы не закричать. А потом...

Потом слезы градом.

Они капают. Они режут меня, как осколки стекла. Бегут по щекам, по подбородку, попадают на одежду. Я не всхлипываю. Просто плачу. Глухо. Почти молча.

Я вспоминаю, как Лена держала меня за руку, когда мне было страшно в детстве. Как она заплетала мне косы. Как говорила: «Ты у меня самая красивая сестренка». Ну а я верила ей. Господи, я верила.

Вспоминаю, как Глеб целовал меня в висок по утрам, как укутывал пледом, когда я засыпала на диване. Как говорил, что у нас все и всегда будем замечательно. Все обязательно… будет.

А теперь… вот.

Представляю вам еще одну книгу литмоба - "Искушение измены".

Тая Стрельцова

"Измена. Никаких иллюзий"

https://litnet.com/shrt/gPm5

Глава 11

Ева

Я поднимаю глаза. Не могу больше плакать. Нет больше слез. Лицо опухло, губы горят, нос заложен. Все тело будто пульсирует болью.

Я отталкиваюсь от дерева и иду вперед. Стараюсь не спотыкаться.

Небо уже розовеет от заходящего солнца.

Люди возвращаются с работы, кто-то идет с детьми, кто-то – с сумками.

Я прохожу мимо мужчины с собакой, он что-то бормочет и усмехается. Слышу обрывок:

– …набухалась, что ли?

Если бы раньше я такое услышала, то… Да я бы провалилась сквозь землю! А теперь… Мне все равно. Пусть думает, что хочет. Я просто хочу исчезнуть. Раствориться в весенней пыли, стать невидимой.

Не помню, как дохожу до дома.

Ноги гудят, ступни болят, колени ноют. Когда поднимаюсь на наш этаж, держусь за перила. Ключ едва попадает в замочную скважину, пальцы дрожат.

Я открываю дверь. Захожу. Закрываю за собой.

Тишина. Хотя… нет. Я слышу шум воды.

Глеб уже дома.

Я машинально смотрю на часы: 19:20.

Конечно. Все идет по графику.

Сегодня пятница. День, когда мы обычно заказываем пиццу и смотрим что-то глупое.

Только сегодня я не хочу ничего смотреть, мне хочется вцепиться ему в горло.

Я слышу, как он насвистывает. Весело. Беззаботно. Он доволен. Может, даже счастлив.

Разуваюсь. Ноги ватные, пальцы не слушаются.

Я медленно захожу в спальню. Я будто не живу здесь... Я будто актриса, пришедшая на репетицию чужой жизни.

В углу стоит его рабочая сумка. Черная, кожаная. Я подхожу к ней, словно в трансе, опускаюсь на колени и открываю молнию.

Сначала – документы. Какие-то бланки, папки, ручки. Все привычное, знакомое. Я копаюсь глубже. Бумажник. Мелочь. Зарядка. Пауэрбанк. Еще папки. И тут – что-то мягкое, прямоугольное.

Я вытаскиваю.

Пачка презервативов. Открытая. Одного нет.

Мы с Глебом не пользуемся презервативами.

Мы уже четыре года как пытаемся завести ребенка. Безуспешно, хоть и оба «здоровы». Так сказали врачи. Просто не везет. Бывает…

Я когда-то плакала ночами, утыкаясь в подушку, потому что каждая задержка – это надежда. А потом – опять ничего. Но со временем я успокоилась. Работа, книжки и кошка из приюта, которую я обожаю. Я как-то выстояла.

А теперь – вот.

Я сижу на полу, сжимаю эту гребаную пачку в пальцах, и чувствую, как внутри все рушится. Все. Окончательно.

Брак. Вера. Мечты. Надежды.

Просто – хрясь. И нет больше ничего.

Я не знаю, сколько я так сижу. Может, минуту. Может, пять.

Потом выдыхаю. Громко. С хрипом… И поднимаюсь.

Я стою посреди комнаты и смотрю на пачку в руках. Сейчас мне кажется, она весит тонну. Пальцы дрожат, но не от страха. От ярости. От боли. От чего-то темного, горячего, того, что разливается по венам и жжет огнем.

Я слышу, как Глеб по-прежнему мурлычет в ванной – фальшиво, но старательно. Как будто все хорошо, как будто небо голубое, мир чудесный, а в душе у него ромашки и солнечные зайчики.

Я хочу закричать. Я хочу вцепиться в него ногтями. Я хочу, чтобы он знал, что я все поняла. Но... нет. Не так. Не сейчас. Так просто он не отделается.

Я иду к коробке с рукоделием. Достаю самую тонкую иглу. Сажусь на край дивана, вынимаю презервативы. Механически. Спокойно.

Почти на всех теперь крошечные дырочки. Едва заметные, аккуратные.

Я слышу голос Лены в голове:

– Я больше не хочу ребенка. Ни за что. Я и так настрадалась в прошлый раз. А он… он все про дочку мечтает. Дурак. Я не собираюсь больше жертвовать собой ради его прихотей.

И я тогда кивала. Сочувствовала. Мы пили кофе и ели сыр. Лена рассказывала, как тяжело быть матерью, как тяжело быть всесторонне развитой женщиной. Как все-все на ней. А я слушала, думала: какая она у меня сильная.

А потом она сказала:

– Но аборты – это чудовищно. Кто делает аборты – те просто... не люди. Не могу даже говорить об этом спокойно.

Да, она всегда так говорила. Громко. Принципиально. Без оглядки на нюансы.

И вот теперь я протыкаю последний. Кладу все обратно в пачку. Закрываю. Засовываю ее в сумку Глеба, туда же, откуда достала. Как будто ничего и не было.

Вода в ванной затихает

Секунда. Еще секунда.

Я быстро прячу иглу в кулаке. Оглядываюсь по сторонам. Натыкаюсь на свое отражение и пугаюсь. Выгляжу я просто ужасно. Мне нужно срочно что-то придумать! Может, сказать, что я упала?..

Нет. Следов нет. Он не поверит. Нужно, чтобы выглядело правдоподобно.

Я царапаю кожу на колене иглой – быстро, резко, до крови. Шиплю от боли, сжимаю зубы. Потом бросаю иглу под кровать и сажусь. Делаю вид, что просто уставшая. Расстроенная.

Щелчок двери. Скрип.

– Ева? – голос Глеба.

Я поворачиваюсь. Он стоит на пороге, обмотанный полотенцем, волосы влажные, щеки, покрасневшие от тепла. Лицо сначала довольное, но вдруг Глеб резко хмурится.

– Что с тобой? Ты… Ты как будто… Боже, ты плакала?!

– Я упала, – говорю тихо. – Когда шла домой от Лены. Споткнулась. Вот… – я показываю на коленку. Кровь капает. Все выглядит вполне убедительно.

Глеб с сочувствием смотрит на меня. Интересно, ему правда жаль или притворяется?..

– Подуй, – прошу. – Больно.

Глеб моргает, как будто не сразу понимает, что я сказала. А потом медленно подходит. Присаживается на корточки. Осторожно касается моей ноги.

– Ты же всегда ходишь в кедах, Ева, – шепчет. – Как ты так умудрилась?

Глеб склоняется и дует.

И в этот момент я дергаю ногой. Резко. Словно случайно.

И смачно бью его коленом в лицо.

– Ай! – вскрикивает Глеб и хватается за губу. – Ты чего?!

– Прости! Прости, я не хотела! – восклицаю, прижав руки к губам. – Я такая неуклюжая, я же тебе говорила… – шепчу и горько плачу. Жалобно так. Как будто я снова маленькая девочка.

Глеб морщится, но старается держаться. На его губе – ссадина. Красная. Быстро набухает.

Глава 12

Ева

Я просыпаюсь слишком рано – в комнате царит полумрак, за окнами размытый, сероватый рассвет, а воздух тяжелый, насыщенный запахом влажных полотенец и приторного аромата мужского геля для душа, который напоминает мне о чем-то фальшивом и отталкивающем.

Я лежу на спине, не двигаясь, слушаю ровное дыхание рядом – Глеб спит спокойно, глубоко, как человек, у которого на душе нет ни малейшей тени беспокойства.

Я поворачиваю голову и долго смотрю на него, стараюсь удержать в себе ту бурю, которая теперь живет внутри. Его лицо расслаблено, губы чуть приоткрыты, ресницы подрагивают. Глеб выглядит так, будто никогда не делал мне зла, будто ужас вчерашнего дня мне просто приснился.

Совсем недавно лицо Глеба ассоциировалась у меня с родным домом. Теперь – с пустым фасадом. Когда-то одно его прикосновение могло согреть меня в самый промозглый день. Теперь я чувствую только холод.

Я тихо выдыхаю, и кажется, вместе с воздухом из меня выходит все, что связывало меня с ним. Я медленно встаю с кровати, стараюсь не разбудить его, и почти на цыпочках ухожу на кухню.

Здесь, в полумраке, я на автомате ставлю воду на чай, насыпаю кофе в турку, достаю хлеб, яйца. Все делаю так, будто я еще живу прежней жизнью, будто мое сердце не превратилось за ночь в сгусток боли.

Руки двигаются привычно и точно, словно это не я управляю ими. Они стали чем-то отдельным, живущим без меня. Как актеры на сцене, разыгрывающие старую пьесу.

Я смотрю на пальцы, улавливаю их движения, и в этом отстраненном наблюдении понимаю: они больше не олицетворяют тепло или заботу, нет – они кажутся безжизненными ветками дерева, сломанными, сухими, ненужными.

Пока я жарю хлеб, на мгновение перед глазами встают воспоминания – как мы сидели на балконе с чашками кофе, укрытые пледом, строили планы на будущее, мечтали о доме за городом, о саде, о детях, о жизни, которая теперь кажется такой недосягаемой и чужой.

В груди нарастает боль. И она разрывает меня изнутри.

Я накрываю на стол, аккуратно, почти торжественно, как делала это все годы, будто бы пытаюсь сохранить видимость нормальности.

И в этот момент я слышу шаги. Глеб появляется в дверях кухни, в домашних трениках, растрепанный, зевающий, живой и довольный. Он подходит ко мне и целует в щеку, легко, беззаботно, будто бы между нами все так же просто и ясно, как раньше.

– Ммм, как пахнет... – бормочет он с улыбкой. – Ты самая лучшая жена на свете.

Я отвожу глаза. Не могу смотреть на него. Каждое его слово отзывается внутри меня тупой, ноющей болью, словно кто-то давит на старую незажившую рану.

– Сейчас умоюсь, – говорит он, почти шепотом, и направляется в ванную. Я слышу, как захлопывается дверь, как начинает течь вода. И тут на столе возле его чашки дрожит его телефон. Экран загорается. Сообщение от «Элина».

Я медленно протягиваю руку. Пальцы дрожат. Одно легкое касание – и я вижу:

«Вчера было прекрасно. Я не могу насытиться тобой. Люблю.»

Меня словно обухом бьют по голове. Слово «люблю» словно выжигает мне глаза.

Элина. Лена. Моя сестра. Мой кошмар.

Я роняю телефон на стол, отдергиваю руку, как от змеиной пасти.

Глеб все еще в ванной, шумит, бормочет что-то себе под нос. Он не слышит, не видит.
Он не знает, что я только что увидела.

Я стою и дрожу всем телом. Я не плачу. Я не кричу. Я просто чувствую, как мое сердце превращается в ледышку, а в груди разрастается пустота.

Глеб выходит из ванной, и я успеваю спрятать боль за вымученной улыбкой, за привычной маской спокойствия.

Он подходит, улыбается, садится за стол.

Я наливаю ему чай.

Глеб что-то говорит, а я киваю, хотя не понимаю ни единого слова.

Где-то глубоко внутри меня медленно зарождается что-то новое. И это не жалость к себе. Это огонь. Холодный.

Я смотрю на Глеба, на его довольное лицо и впервые чувствую странное, пугающее спокойствие.

«Хорошо…» – думаю я.

«Ты сам развязал эту войну. Но играть по твоим правилам я не собираюсь…»

Я ем и не чувствую вкуса. Глеб сосредоточенно двигает вилкой по тарелке и молчит. Мы оба делаем вид, что все нормально, что нет в этой комнате напряжения, густого и вязкого.

Вдруг мой телефон на столе начинает вибрировать. Я смотрю на экран – мама.

Секунду думаю, не сбросить ли. Но потом принимаю вызов.

– Алло, мам, привет.

– Ева! – радостно говорит мама. – Как там сережки?! Понравились Лене?! Она довольна?

Вилка застывает в руке. Глеб тоже замирает, внимательно смотрит на меня.

– Ну… – я осторожно мну салфетку в пальцах. – Если честно, мама, не очень понравились.

Глеб чуть слышно шипит:

– Ева, что ты делаешь?..

Но я не реагирую на него. Я впервые за долгое время не вру. Мне надоело глотать обиды.

– Как это не понравились?! – мама начинает нервно хихикать, она явно хочет свести разговор к шутке. – Я же помню, Лена сама такие хотела!

Я вздыхаю.

– Мама, это я хотела такие сережки. Не Лена. Она вообще сказала, что это «старомодно» и она «такое не носит».

Мама на том конце притихает, а потом слышу, как она шумно выдыхает в трубку.

– Ну почему ты мне не сказала, Ева? Я бы эти тогда вернула в магазин и купила Леночке что-то другое! – она явно делает меня виноватой. – Ну а теперь у Лены испорченное настроение! Как тебе не стыдно! Все через тебя...

У меня внутри что-то щелкает. Щелкает и ломается.

Я смотрю на Глеба. Его глаза уже настолько округлились, что я опасаюсь: не выскочат ли.

– Думаю, Лена переживет. Ей уже не пять лет, – спокойно говорю я.

Глеб шумно втягивает воздух сквозь зубы. А мама фыркает в трубку, что-то возмущенно бормочет себе под нос и отключается.

Я медленно кладу телефон на стол. Глеб все еще таращится на меня, как будто я только что голыми руками задушила кролика.

– Ева, что же ты делаешь? – возмущается он.

Глава 13

Ева

Я пока стараясь не смотреть на Глеба. После разговора с мамой тишина в кухне становится особенно ощутимой – плотной, вязкой, напряженной. Я чувствую, как Глеб кипит напротив, как его дыхание становится чуть более частым. Поднимаю глаза и вижу, как подрагивает его правая бровь – она всегда выдает Глеба, когда он злится, но хочет казаться дружелюбным.

Он смотрит на меня несколько секунд, а потом делает вид, что занят завтраком, но это не так – Глеб не ест, он раздавливает куски омлета вилкой, как будто именно он виновник всех его бед.

– Тебе обязательно было говорить все это маме? – его голос звучит хрипло и чуть тише, чем обычно, но в нем я слышу упрек, тщательно замаскированный под заботу. – Ева… ты… ведь понимаешь, что… ну… выставила Лену, мягко говоря, не в лучшем свете… И мама теперь совсем расстроена…

Я не поднимаю на него глаз. Откладываю вилку в сторону. Выдыхаю. Мне хочется, чтобы голос звучал спокойно, ровно, холодно:

– Я не собиралась никого подставлять. Я просто сказала правду. Впервые за долгое время.

– Правда не всегда уместна, – сразу реагирует Глеб. – Иногда лучше промолчать. Ты знаешь же, как твоя мама реагирует на…

Я поднимаю глаза и вижу, как Глеб зависает – он моргает чуть чаще обычного, как будто не ожидал от меня взгляда в упор.

– А ты со мной честен, Глеб? – спрашиваю негромко, и в этот момент вокруг нас словно все замирает. Птицы за окном перестают петь. Мотор соседской машины вдруг стихает. Внутри тоже становится пусто и тихо.

Глеб каменеет. Его вилка повисает в воздухе. Взгляд слегка смещается в сторону, как будто он пытается найти ответ на стороне.

– Конечно, – наконец говорит он. Я слышу, как его голос дрожит. – Я всегда честен с тобой.

– А если бы ты разлюбил меня… – продолжаю я, не отводя от мужа взгляда. – Ты бы сказал?

Глеб наконец-то опускает вилку. Он массирует лоб пальцами, как будто у него разболелась голова. Долго молчит.

– Тебя невозможно разлюбить, – наконец выдавливает он, – ты добрая, умная и настоящая. Тебя все любят.

Я молчу какое-то время. Протягиваю руку к чашке, пью остывший кофе. Он горчит.

– А красивая? – спрашиваю почти равнодушно.

Глеб вздрагивает. Потом смотрит на меня. Кивает, с запозданием.

– Конечно. Конечно, красивая.

Я сдвигаю брови.

– А сексуальная?

Глеб меняется в лице. Губы приоткрываются, потом он снова отводит взгляд и начинает что-то поправлять на скатерти.

– Ты… ты другая. Не такая, как… – он осекается. – У тебя… ты вызываешь тепло. С тобой хочется быть. Рядом с тобой спокойно, уютно.

– Уютно, – повторяю. – То есть, я не сексуальная?..

– Ев, ну ты пойми…– пытается оправдаться Глеб.

– А Лена? – перебиваю я. Смотрю Глебу прямо в глаза, в самую середину зрачков. – Ты считаешь Лену сексуальной?

Глеб заметно вздрагивает, как будто его ударили. Челюсть чуть подается вперед, он что-то собирается возразить, но слова застревают в горле. Пауза затягивается.

– Ты не ответил, – напоминаю.

– Ева… зачем ты спрашиваешь?

– Просто ответь. Она – сексуальная?

Глеб делает вдох, откидывается на спинку стула. Пальцы сцеплены в замок.

Он явно перебирает в голове десятки вариантов ответа. И все они, похоже, неправильные.

– Я… не знаю, – наконец произносит Глеб. – Это странный вопрос. Она – твоя сестра. Я на нее не смотрю в таком ключе.

– А если бы посмотрел? – спрашиваю спокойно. Ни крика, ни слез. Только ровный тон, от которого, как мне кажется, у Глеба по спине ползет мороз.

И тут Глеб встает из-за стола. Резко. С шумом. Он идет к раковине, открывает воду, моет тарелку. Стоит спиной ко мне, будто просто прячется. Я вижу, как напряжены его плечи.

– Почему ты так себя ведешь, Ева? – спрашивает, оборачиваясь через плечо. – Ты сама себя накручиваешь. У нас все нормально. Просто… просто ты изменилась в последнее время. Ты стала другой. Какой-то подозрительной.

Я встаю. Подхожу ближе. Мы теперь стоим в шаге друг от друга.

– Нет, Глеб, я не изменилась. Я проснулась. Кажется.

Глеб поворачивается и смотрит на меня. Впервые за долгое время по-настоящему смотрит.

Я вижу в глазах панику. Но на его лице по-прежнему маска любви и приличия, за которой больше нет ни искренности, ни уверенности.

– Ты задаешь странные вопросы, Ева. Я не знаю, как к этому относиться, – выдает Глеб.

Я выпрямляю плечи.

– Не волнуйся, я больше не буду задавать таких вопросов. Я услышала все, что нужно.

Глеб, кажется, хочет что-то сказать, но я уже поворачиваюсь и иду прочь. Шаги звучат в моей голове, как марш. Уверенный, четкий, громкий.

Я больше я не собираюсь быть уютной. Я больше не буду слепой.

Представляю вам еще одну книгу литмоба "Искушение измены"

Измена. Временные трудности

https://litnet.com/shrt/g7Ef

Глава 14

Ева

Я ненавижу утро. Особенно такое. Когда в доме стоит ледяная тишина и сквозняк недосказанности гуляет из комнаты в комнату, как призрак.

А я еще и никак не могу найти свой чертов галстук!

– Ева, ты не видела мой темно-синий галстук? – громко бросаю, не скрывая раздражения.

Она проходит мимо, даже не оборачивается. Как будто я – пустое место. Или стул. Или пыль на подоконнике.

– Ева! – повторяю громче. – Где мой галстук?

– Не знаю, Глеб, – спокойно отвечает она. Ни капли участия. Ни попытки помочь. Хотя раньше все сама стирала, гладила, складывала в шкаф по цветам.

А теперь – этот холодный голос.

Я роюсь в комоде. Вытаскиваю носки, белье, какой-то старый шарф. Но ни одного галстука нет. Словно она специально убрала их.

– А рубашка белая где? – не унимаюсь. – Ты стирала на выходных?

– Стиралкой умею пользоваться не только я, – отрезает она и хлопает глазами. Медленно. Как будто наслаждается каждым взмахом.

Я сжимаю зубы. Так и вижу, как Ева мысленно улыбается. Такая пассивная месть – хуже, чем крик. По крайней мере, если бы она устроила скандал, можно было бы ответить. А это... как будто я один в доме, и никто меня не слышит.

Захожу в ванную, хочу побриться, но тут понимаю, что пены нет. Ну, конечно! И кто выкинул полупустой баллончик?

Я кричу с порога:

– Ева, пена где?!

– Я тебе что, справочная?! – отвечает она. – Посмотри в шкафчике! Или сходи, купи! Ты же взрослый!

Я срываюсь:

– Да что с тобой вообще происходит?! Где нормальная ты? – кричу в ответ и иду в спальню.

Она молчит. Просто сидит на подоконнике, закутавшись в теплый халат. А на меня реакции ноль. Ни раздражения, ни злости, ни даже усмешки. Только молчание. Молчание, в котором я чувствую, как с каждым вдохом распирает грудь от злости.

И тут я вижу галстук. Он валяется под кроватью, смятый, пыльный, как будто им вытирали пол. Вытаскиваю, смотрю – и хочется его разорвать. Но сдерживаюсь. Иду на кухню, хватаю ее кружку, пью остатки кофе.

Все! Не хочу тут оставаться ни минуты! Ни. Минуты.

Натягиваю пиджак и, не попрощавшись, вылетаю за дверь. На улице – апрельское солнце, яркое, нахальное. В глазах – красный туман. Я иду к машине, сжимаю зубы и кулаки. Все тело гудит от злости. Она доводит меня. Это просто саботаж.

Я достаю телефон. Набираю Лену.

Она берет трубку почти сразу:

– Привет, ты уже на работе?

– Нет еще. Лена… я так больше не могу. Честно. Ева, кажется, совсем поехала крышей.

– Глеб, не драматизируй…

– Я не драматизирую! – в голосе появляется надлом. – Она специально прячет мои вещи. Игнорирует. Отвечает, как будто я для нее ничто. Я живу в доме с чужим человеком. Я вру ей каждый день. Я не хочу так больше.

– Подожди, не спеши… – говорит Лена тише. – Это, наверное, просто кризис. Может, ты все видишь в темных тонах, потому что у тебя на душе тяжело.

– Лена, – перебиваю я, – ты хочешь быть со мной или нет? Без «может», без «потом». Хочешь, чтобы мы были вместе? Как мечтали? Без этой лжи, без этих пряток?

Она молчит. Секунда. Две. Пять. И потом:

– Конечно, хочу. Просто… сейчас, наверное, не самое подходящее время. Все слишком наэлектризовано. Ты на взводе, Ева тоже. Нужно подождать. Успокоиться. Подумать.

– Подумать? – повторяю я. Слово режет слух. Я выдыхаю, пытаясь не дать злости прорваться наружу. – То есть ты не хочешь жить со мной?

– Я не это сказала.

– А что ты сказала?

Снова пауза.

– Я просто не хочу, чтобы ты потом пожалел. У тебя семья. Дом. Может быть, это просто такой период, и он пройдет… – ее голос теперь мягкий, как вата, в которой прячут иголки.

Вот и все. Вот оно. Момент истины.

Я сжимаю пальцы на телефоне, так что костяшки белеют.

– Понял. Не буду давить.

– Глеб…

– Я перезвоню позже. Пока.

Я отключаюсь и смотрю на экран. Тонкая трещина на стекле – от старого падения, почти незаметная. Такая же трещина у меня на сердце от того, что случилось сейчас.

Она не выбрала меня. Она выбрала комфорт. Осторожность. Скучные вечера со своим Пашей, а не настоящую жизнь. А я… я как идиот, бегаю между двух женщин, и ни одна из них не хочет меня по-настоящему.

Я злюсь. На Еву. На Лену. На себя.

Сажусь в машину, но дверцу не захлопываю. Шум города вокруг. Люди спешат. А я вдруг ощущаю, как впервые за долгое время остался один.

Глава 15

Ева

Я не знаю, как жить с предателем. С тем, кто врет тебе в глаза за завтраком, спрашивает, где лежит его галстук, а потом, наверное, пишет твоей сестре, чтобы сказать ей, как сильно он ее любит.

Теперь они оба живут в моей голове, в нашей постели, в каждом углу и в каждом взгляде. Я знаю, что не выдержу… Я не смогу… Ни одной ночи больше с ним под одеялом. Ни одного ужина, где я готовлю еду, а он пишет ей в ванной.

Но и просто уйти я тоже не могу. Куда? К кому? Мама – не вариант. Подружек у меня почти не осталось: я годами строила крепкий брак, а не связи. Развестись и уйти от него?.. Но меня не отпускает мысль – а почему он должен жить спокойно, пока я срываюсь в бездну? Почему предатель должен спать в нашей кровати, пить из нашей чашки, и все это – безнаказанно?..

Я хожу по квартире и не чувствую пола под ногами. Воздух тяжелый, как в августовскую жару, когда окна раскрыты настежь, а сквозняка все равно нет – только духота и застой.

Я мою чашку, медленно, машинально. Круговыми движениями втираю губку в белую керамику, будто хочу стереть отпечатки его пальцев, которые он оставил сегодня утром, когда опять воровато глотнул из моей кружки. Мне противно даже это. Его ладони. Его взгляд. Его вопросы: «Где чистая рубашка?» «Ты не видела пену?» Он даже не понимает, как много я делала для него раньше. Просто брала и делала, молча. Без просьб. Без напоминаний. А теперь – пускай сам. Пускай тонет в этой бытовой трясине. Без меня.

Пусть теперь сам стирает вещи. Сам ищет носки по утрам. Сам вспоминает, где стоит сахар.

Я выхожу на балкон, закутываюсь в плед, и меня накрывает странное чувство: вроде бы я все еще здесь, вроде бы никуда не ушла, но уже не с ним. Уже не жена. Уже почти тень.

Сегодня утром, впервые за долгое время, он сам гладил себе рубашку. Что-то там бурчал про то, что «все не так лежит» и «почему нет его темно-синего галстука». Я наблюдала молча. Не мешала. Даже не улыбалась. Я смотрела на все это и понимала: он не справится без меня.

Глеб выглядел растерянным. Он почесывал затылок, ругался, разлил свой лосьон и вытер его полотенцем, моим, кстати. Галстук был мятый, воротник плохо выглажен – и я в этот момент почувствовала странное удовольствие.

Мне захотелось посмотреть, как он будет жить совсем один. Без моих завтраков, напоминаний, глажки, списков на покупки. Без приготовленных ланчей. Я бы с удовольствием пересматривала его утренние мучения, как комедию.

Решение приходит быстро. Я открываю ноутбук, нахожу горящий тур в Грецию, смотрю даты, цены, перелет. Все подходит. Выбор почти механический. Меня не интересует, тепло ли там, будет ли хорошее питание, удобный ли номер. Главное – в ближайшее время я буду не здесь. Не в этой квартире, не с ним, не рядом.

Чемодан собираю днем, когда он еще на работе. Каждую вещь складываю аккуратно, чтобы больше влезло. Беру любимые духи. Беру книги, блокнот, купальник.

Да, мне придется врать – врать, что это командировка, курсы, работа. Он не отпустит меня просто так. Отпуск – это подозрительно. Курсы – звучит серьезно.

Он приходит с работы, расстегивает воротник, кидает ключи на полку и сразу же что-то бормочет про усталость. Я слушаю его, киваю, а внутри у меня все разлажено – как будто я смотрю кино про нас, но звук катастрофически отстает от картинки.

– Мне нужно уехать, – говорю я, пока Глеб пьет воду.

Он замирает, смотрит на меня.

– Куда?

– По работе. Курсы повышения квалификации. Уникальные. После них будет шанс получать проекты с удвоенной оплатой. Один из лучших специалистов приезжает. Мне повезло – меня утвердили в последний момент.

Глеб зависает, будто не ожидал от меня такой инициативы. Хмурит лоб. Ревность?.. Страх? Тревога?..

– Ты точно хочешь уехать? – произносит с нажимом.

– Да, – кивок. – Для меня это важно. Очень. Это может многое изменить.

Мне кажется, он не верит. Но хочет верить. Глеб не хочет меня отпускать просто так. Если бы я сказала, что хочу отдохнуть, он бы точно устроил сцену, пусть и под соусом заботы. Он бы задавал вопросы. Пытался свернуть, как всегда, в сторону контроля и справедливости.

Но слово «работа» его обезоруживает. Оно щелкает по его самолюбию, как шпора: мол, не только он умеет делать важные вещи. Не только он приносит большие деньги в дом... Глеб даже улыбается. Он... гордится?

– Ну, если это на пользу… – он чуть подходит ко мне. – А куда ты едешь?

– За город. Там есть база. Проживание включено. Все организовано. Туда едут только по приглашению.

Я вру легко, почти с вдохновением. Мне даже нравится сочинять. Это мой способ мстить – через выдумку. Через образ идеальной Евы, которая учится, растет, мечтает. Я уже не та Ева, что сидит на кухне с комом в горле, стирает его рубашки и ищет в аптечке успокоительные.

– Когда? – спрашивает он.

И вот тут я решаю: сегодня. Хотя мой вылет через два дня. Но я больше не могу. Ни дня. Ни часа. Я не хочу снова ложиться в ту же постель, где он шепчет имя моей сестры про себя. Я просто не выдержу этого. Я не хочу чувствовать его дыхание, руки, взгляд. Мне… противно.

– Сегодня вечером, – говорю. – Уже почти все собрано.

Он моргает, как будто его кто-то ударил по затылку. Потом шевелит губами – хочет что-то сказать. Протягивает руку. Я делаю шаг назад.

– Не надо, – шепчу. – Если ты меня сейчас обнимешь, я не смогу уехать. А я должна.

Я собираю остальные вещи с почти болезненной точностью. Не потому что боюсь что-то забыть. А потому что хочу занять руки. Не думать. Не срываться. Глеб ходит за мной, как тень, то в коридоре, то в кухне, то заглядывает в спальню, прислоняется к косяку, наблюдает.

– Тебя отвезти? – предлагает он наконец. – Правда, я устал, но могу.

Я качаю головой.

– Не надо. Возьму такси. Отдохни. У тебя завтра работа.

Он мнется. Ему хочется быть «хорошим мужем». Хоть на финальном отрезке. Но я не даю ему шанса. Мне хочется уехать красиво. Спокойно. Без истерик. Без сцены. Пусть лучше он потом сидит и думает: а вдруг она уехала не одна?

Глава 16

Глеб

Я просыпаюсь от противного писка будильника и, как всегда в последнее время, чувствую – что-то не так. Кровать пустая. Тепло, которое раньше исходило от Евы, теперь осталось только в моих воспоминаниях. Ни запаха ее шампуня, ни тихого сопения, ни привычного хлопанья дверцей шкафа. Только тишина. И с каждой минутой она меня раздражает все сильнее.

Я смотрю на часы и матерюсь.

Я проспал! Опять! Где мой галстук?!

– Ева! – кричу по инерции и замолкаю. Точно. Ее нет.

Открываю шкаф. Ничего не найти. Все не там, где должно быть. Словно Ева специально все перемешала перед отъездом, чтобы я с ума сошел.

Нужный галстук нахожу под утюгом. Утюг – выключен, слава богу. Но он упал! Я чуть не наступаю на его края босиком. Шиплю.

Иду на кухню. Открываю холодильник. Он выглядит так, как будто пережил апокалипсис: полбанана, соус, который воняет прокисшим чесноком, и банка горошка.

Раньше бы я плюнул и заехал бы в кафе по пути. Но сейчас каждая минута расписана: куча клиентов, все со срочными вопросами, и каждый считает, что именно его дело должно быть в приоритете. Не до кафе.

Ставлю чайник. Он не включается. Выдернут из розетки. Конечно! Кто же это мог сделать, если не моя заботливая жена? Уверен – на прощание она специально все повыдергивала. То ли забота, то ли акт мести. Но за что?..

Пока одеваюсь, заказываю доставку из ближайшей забегаловки. Суп и что-то на гриле – абы как перекусить. Курьер опаздывает. Привозит все в пакете, в котором протекла солянка. Я замечаю это, когда уже сую руку внутрь и обжигаюсь. Банка с супом неплотно закрыта, и половина содержимого выливается на брюки.

– Черт! Черт! – ору я и швыряю пакет на пол. Понимаю, что сменить одежду уже не успеваю. Да и брюки единственные чистые. Остальные в корзине…

Промокаю штаны полотенцем. Пахну я теперь, конечно, как столовая.

Приезжаю на работу, клиент уже ждет, пытаюсь сделать вид, что все в порядке, но он отшатывается от меня, как будто увидел не юриста, а сантехника после смены. И… сделка срывается. Мол, нам нужен человек, у которого порядок не только в бумагах, но и в жизни. Я сжимаю кулаки, улыбаюсь, а внутри все кипит.

После работы я чувствую, как меня трясет. Я весь в напряжении. Какой там ресторан, какой отдых – мне просто нужно выпустить пар. Я достаю телефон и набираю Лену.

Мы не виделись уже почти неделю. После того, как Ева уехала, я думал, что наконец-то мы с Леной сможем побыть вместе спокойно, без спешки, без суеты, без страха, что кто-то узнает. Но из этой недели мы провели вместе лишь сорок пять жалких минут в отеле.

Лена тогда пришла в новом платье, пахла мятой и ванилью. Я заплатил за пять часов. Пять. А через сорок пять минут ей позвонил Паша. Сказал, что ждет ее дома. Что, мол, все дела – днем. А сейчас – вечер. И она должна быть с ним.

Она натянуто улыбнулась, шепнула мне «прости», и я увидел – она испугалась. Я не стал устраивать разборки. Просто выбросил использованный презерватив в мусорку, оделся и уехал. Но осадок остался. И у нее, похоже, тоже. Потому что потом мы с ней не виделись.

– Привет, – устало говорит Лена.

– Ты занята?

– Не совсем. Что случилось?

– Ничего. Просто день такой… Хочу тебя видеть.

– Глеб... Паша опять какой-то... напряженный. Он что-то подозревает.

– Думаешь?.. Ты же говорила, он туп как валенок.

– Он стал внимательнее. Начал спрашивать, куда я хожу. Сколько времени провожу на работе. Я не хочу с ним сейчас ссориться.

– Лена, – говорю тихо. – Мне очень тяжело. Нет, я тебя не упрекаю, я просто... Мне плохо без тебя.

Молчание.

– Приезжай ко мне, – добавляю я. – Пока у Евы учеба, пока она будет там еще неделю. Мы можем спокойно побыть вместе.

– Прям к тебе домой? – удивляется Лена.

– Ну а что? Зачем платить за отели, если у меня есть собственная квартира?

– Мм... ну... хорошо. Но я, если честно, не в восторге. Я уже привыкла к гостиницам... Там хоть не пахнет дешевым женским кремом и нет твоих семейных фото.

Я сдерживаюсь. Не хочу ссор. Пусть приезжает. Пусть ворчит. Лишь бы была рядом.

Перед приездом Лены я судорожно пытаюсь убрать квартиру. Но все как назло. Пылесос забился. Я с горем пополам убираю засор и приступаю к уборке, как выбивает пробки. Иду к соседу… Я также дважды поскальзываюсь в ванной – сначала на каплях шампуня, потом на геле для бритья. И еще умудряюсь порезаться. Подбородок кровоточит. Я матерюсь в голос, стою с окровавленным лезвием в одной руке и зубной щеткой в другой, как полный идиот.

Пытаюсь приготовить что-то – хотя бы пожарить мясо. Но оно полностью не оттаяло. Все пристает к сковородке. В итоге масло загорается… Я тушу пламя полотенцем. Ну здорово! Теперь еще и воняет гарью.

Я уже в бешенстве. Это что, порча? Стоило Еве уехать, и все – техника бесится, моя жизнь разваливается, галстуки по-прежнему пропадают, еда оказывается на брюках, а любимая женщина – на расстоянии, потому что ее муж-придурок стал что-то замечать. Все не так.

Сажусь на край дивана, мокрый, злой, с порезанным подбородком, смотрю на стену, где висит наше с Евой свадебное фото. Я бы сжег его. Но она заметит пропажу, когда вернется. А она вернется. Наверняка. С этой своей новой «учебы». Хотя я все еще не понимаю, с чего вдруг такое рвение и почему именно сейчас. Но я все равно рад, что она не здесь. Если бы Ева заявилась домой, то я бы точно не выдержал. М-да… Нужно узнать, не приедет ли она раньше…

Звоню ей.

– Как ты там? – спрашиваю.

– Все хорошо! – выпаливает жена. Похоже, у нее действительно все хорошо. В отличие от меня. – Учеба в разгаре. Даже думаю задержаться еще на пару дней! Тут все та-ак интересно.

– Правда? Ну... ладно… Тогда оставайся. Раз интересно.

Мы еще немного говорим и прощаемся. Смотрю в окно и грущу. Фух… Ну ничего. Если уж все равно все летит к черту, пусть хоть Лена приедет. Хочу, чтобы она была в моей квартире. В моей кровати. Хочу почувствовать, что она – моя.