Глава 1

Тик-так. Тик-так. Тик…

Настенные часы стучат надсадно и громко.

Сидя на полу, я прислоняюсь спиной к дивану и обреченно закрываю глаза. От этого еще сильнее клонит в сон, но я не сдаюсь. Похлопываю себя по щекам озябшими ладонями. Еще немного и начну дрожать. Неудивительно – сижу в пижамных шортиках и тонкой футболке, когда за окнами минус двадцать. Но вставать не хочется. Я жду мужа с работы. То ли как последняя дура, то ли как любящая жена.

Все, что отвлекает от гнетущего желания уснуть прямо на полу, это холод и тиканье часов. Поэтому я не спешу включать радиатор. Сын спокойно спит в соседней комнате, ему тепло и уютно, а мне… лучше дождаться мужа.

В мои неполные двадцать пять лет у меня есть многое, если не все, о чем может мечтать современная женщина. Квартира, машина, и бизнес – кофейня самообслуживания, который я не стала делить с мужем. Он занимается своим бизнесом по продаже автомобилей. А я веду бизнес и успеваю воспитывать нашего ребенка. Все получается, все удается.

Но в последнее время я стала замечать, что не все так гладко, как хотелось бы.

Что мы с Владимиром заметно отдалились друг от друга.

Больше того, его поведение сильно поменялось в последнее время. Позже возвращается домой, равнодушнее разговаривает со мной, почти не заходит в детскую. Скоро Олежка забудет, как выглядит отец.

И на все мои претензии Владимир говорил сухим голосом лишь одно:

- Я устаю. Проблемы с бизнесом.

Эти проблемы не только не покидали его уже полгода, но становились только серьезнее. То налоговики озверели, то партнеры требуют увеличения доли, то еще какой-нибудь неумолимый форс-мажор. Но что интересно, это не делало Володю измотанным, уставшим, осунувшимся. Он прекрасно спал по ночам и не вздрагивал от телефонных звонков и СМС. Даже я стала сильнее переживать из-за ситуации, чем он сам.

Однажды за завтраком, в выходной день, когда Владимир выглядел вполне благодушно, я предложила ему свою помощь. Муж посмотрел на меня задумчиво, скептически, почти сверху вниз, и недовольно спросил:

- Чем ты сможешь мне помочь?

- Деньгами… - растерялась я. – Связей, правда, нет, но…

- Вот и не надо, - сказал он хмуро. – Следи за своим бизнесом.

Вот и весь разговор по душам. Но ясности больше не стало.

Сегодня муж обещал вернуться в семь часов вечера, чтобы мы посидели за праздничным ужином в честь годовщины нашей свадьбы. Но время шло, стремительно утекая сквозь пальцы, а Владимир так и не думал возвращаться.

Поэтому я сижу и не знаю, куда себя деть от беспокойства.

Понимаю, как это глупо, но ничего поделать с собой не могу. Меня так воспитали, что женщина должна бороться за семейное счастье и удерживать мужа рядом с собой. Умом я понимаю, что веду себя, как неразумная курица, но совершенно не представляю, как быть.

В какой-то момент понимаю, что начинают слезиться глаза. Смотрю на экран телефона с надеждой, ожидая увидеть хоть одну СМС или хотя бы одно сообщение в мессенджере. Ничего! Может, имеет смысл позвонить любимому мужчине? Но он терпеть не может, когда я ему названиваю, и обещает набирать меня сам при необходимости.

А вдруг что-то случилось? ДТП, не дай Бог…

Одергиваю себя, морщусь, яростно моргаю, чувствуя, как продолжает щипать в уголках глаз. Глупости какие выдумала… Надо пойти спать, а завтра он точно вернется и сможем спокойно поговорить.

Встаю с пола и собираюсь лечь на диван. В спальню идти неохота. Глаза слипаются, рот сводит зевота, ноги подкашиваются от усталости. Гори оно все… Главное, что Олежка спит и здоров, а остальное мы обсудим и обдумаем.

Стоит мне лечь на диван, как в прихожей раздается звук открываемого замка.

Замираю. Слушаю знакомые шаги – тихие, медленные, осторожные. Володя явно крадется, чтобы никого не разбудить. Какой заботливый… Или просто дело в чем-то другом? Но думать о плохом не хочется. Рука замирает по пути к пледу, опускается. Встаю с дивана, несмотря на усталость. В груди тлеет тепло надежды, что сейчас смогу порадовать его вкусной едой и добрым словом.

Осторожно выхожу в прихожую, босиком по холодному полу. Сердце радостно бьется, как у старшеклассницы перед первым свиданием. Тянусь к выключателю на стене и включаю свет легким хлопком.

- Рита! – восклицает муж и закрывается от яркого света. – Ты хоть предупреждай!

Становится неловко, я растерянно улыбаюсь.

Владимир угрюм, недоволен, избегает моего взгляда. А я продолжаю чувствовать себя глупой и до ужаса непонятливой.

- Прости, милый…

- Чего не спишь-то? – он грохочет обувницей.

- Тебя жду… Годовщина свадьбы… Я приготовила ужин…

Муж вешает куртку. Смотрит на меня с недоумением и досадой. Потом сжимает губы, выражение его лица становится спокойным и равнодушным. Его я видела уже не один раз за завтраком, поэтому стараюсь не удивляться.

- Рита, нам надо поговорить.

- Говори, - выдыхаю испуганно.

- Я изменил тебе, - соскальзывает с его губ. – У меня есть другая женщина.

Замираю. Смотрю на него широко распахнутыми глазами, понимая, что весь мой идеально выстроенный мир с разложенными по полочкам планами разбился вдребезги. Глаза немедленно наливаются слезами, в горле появляется горький ком. Хочется завыть, только я вспоминаю про Олежку. Его нельзя будить.

Безмолвно ухожу в кухню. Муж следует за мной.

Взгляд падает на вино в бокалах. Я осушаю один, красное вино приятно согревает горло. Толкаю другой – он падает, алкоголь выплескивается, пачкая белую скатерть. Как кровь на белом снегу. Краем глаза замечаю, как Владимир с сосредоточенным видом жует тарталетку с салатом. Подавляю в себе желание надеть ему парочку тарталеток на голову.

- Рит, послушай меня.

- Уходи! – шиплю бессильно.

- Я не дам тебе развод.

Глава 2

На кухне холодно. Сквозняк или открытая форточка. Кажется, весь дом продуло.

Только что я ощущала себя хоть немного, но нужной, и ждала любого доброго слова, на которое был способен Владимир. Не услышала. Он наелся салатов в рассыпчатом тесте, а я с ненавистью смотрела на еду. Хотелось швырнуть в него все, что я готовила не меньше двух часов. Чтобы колбаса, сыр, майонез, и ломтики апельсинов оказались на его белоснежной рубашке, а на голове – взбитые сливки. Чтобы ему стало хоть вполовину так же неприятно, как и мне.

Нет, не станет. Такие, как он, не чувствуют ни боли, ни вины.

У них ни души, ни совести.

Я семь лет прожила с бездушным человеком.

Горло сдавливает горький спазм.

Отворачиваюсь от изменщика, опускаю голову, стараясь не рыдать или хотя бы, чтобы длинные светлые волосы закрыли мое лицо, если потекут слезы. Спрашиваю глухим, чужим голосом:

- Кто она?

- Ты ее не знаешь, - следует ледяной, черствый, бесчеловечный ответ.

Не выдержав, в ярости бью по столу кулаком. Тонкое стекло и фарфор дребезжат, словно сейчас вся посуда может свалиться на пол.

- Успокойся, - выдыхает он.

- Кто она?! – визжу.

Никогда раньше не опускалась до такого состояния. Похоже, я сейчас не в себе, но мне не хочется ничего с этим делать. Сжимаю кулаки и бессильно думаю, что заслужила возможность отомстить. По щекам медленно ползут капли слез, а потом срываются и разбиваются об пол. В висках грохочет кровь от перевозбуждения. Понимаю, что способна сейчас на разные глупости, но не могу себе позволить напасть на мужа или разбудить сына.

- Вознесенский… Если не скажешь, я все равно узнаю! – грозно рычу, но в итоге раздается жалкий скулеж.

Муж смотрит на меня устало и с жалостью.

- И зачем тебе ее имя?

Не отвечаю, потому что не знаю единственно правильного ответа. Ни один из них не приведет ни к чему хорошему. Факт остается фактом – мне изменили. Меня подло предали. Знанием имени, фамилии, возраста и места работы разлучницы ничего не решить и не улучшить.

А мне нужно сохранить холодную голову и спокойствие. Хотя бы попытаться…

- Ладно, Вознесенский, - тянусь за мятным шоколадом в вазочке.

Опускаю в рот маленькую дольку, ем, чувствуя мягкий приятный вкус. Мята дарит спокойствие, шоколад запускает эндорфины. Надеюсь, мне это как-то поможет.

- Ладно… - повторяю. – Давай по фактам. Почему тебе не нужен развод?

Внимательно смотрю в светло-голубые глаза человека, которого еще недавно искренне любила всем сердцем, мечтая родить ему еще одного ребенка. Не вижу ничего, кроме грусти, боли, стыда. Ничего, пусть потерпит. Мне сейчас еще хуже.

- Это долгая история, - сухо говорит мужчина и опускает взгляд. – Ты не поймешь.

Горько усмехаюсь. Поднимаю бутылку, собираясь наполнить полный бокал, потом передумываю и красное вино из горлышка, как пиво в подъезде. А что? Мне терять нечего, я сейчас готова на что угодно.

- Куда уж мне понять твои великолепные мотивы…

- Рита.

- Отстань.

Забираю бутылку и ухожу в спальню. Слышу, как он сначала резво вскакивает, а потом… передумывает. Садится обратно. Ножки табурета скрипят под его весом. Может, оно и к лучшему. Не знаю, на что сейчас надеяться и рассчитывать, но пытаюсь хотя бы держать себя в руках и не вернуться на кухню с истерикой.

Прохожу мимо детской. Не удерживаюсь и заглядываю в приоткрытую дверь. Сын крепко спит, и его не будит даже лунный свет, льющийся из окна. Облегченно вздыхаю. Я бы даже улыбнулась, если бы не было так больно и горько на душе.

В спальне так же холодно, как и в гостиной. Ставлю бутылку на стол и спешу закрыть окно, но зимний морозный воздух уже успевает остудить разгоряченную голову. Я больше не хочу напиваться. У Олежки и без того отец предал семью, еще не хватало матери-алкоголички… Вздыхаю, бросаю быстрый взгляд на лежавшие на тумбочке сигареты. Ну их-то можно…

Вытряхиваю из пачки последнюю сигарету, щелкаю зажигалкой, затягиваюсь. Горький дым наполняет легкие и комнату. Как давно я не курила? Как долго все было хорошо? Если так вспомнить, мы с Володей никогда не ссорились, потому что он очень спокойный, да и я не взрывная.

Тогда, в прошлой жизни, до измены, я изредка думала, что для масштабной ссоры нам потребуется просто огромнейший повод. И он таки наступил.

Давлюсь дымом. Кашляю.

Интересно, что Владимир делает на кухне?

Хотя нет, без разницы. Важнее то, что делать мне.

Внутри мутной грязью опять поднимается злость. Мало того, что он изменил, так еще чего-то темнит, недоговаривает! А я совсем не знаю, что в такой ситуации делать. Покидать квартиру вместе с сыном, среди зимней ночи, и идти в собственную, оставшуюся от родителей? Там квартиранты. Бежать к сестре? У нее муж и дочка, они не обрадуются. Остаться здесь и попробовать разобраться в случившемся?

Потираю виски, мучаюсь от тщетных попыток что-то придумать.

Слышу в коридоре приглушенные шаги. Судя по тихому звуку, Владимир успел переобуться. Гад такой!

Дверь медленно открывается с негромким скрипом. Как в фильме ужасов.

- Рита…

Замираю. Понимаю, что стою спиной к муженьку и не могу с размаху огреть его пощечиной. А резко развернуться для этой цели не смогу. Я же не Джеки Чан. Сжимаю кулаки, острые ногти впиваются в ладони.

- Володя…

Мы оба молчим. Ни у одного не хватает смелости и выдержки сказать хоть что-то еще.

- Можем поговорить? – шепчет он.

- Уходи! – выдыхаю я.

Поговорили.

Глава 3

Меня трясет.

Обнимаю себя руками за плечи и стараюсь не слышать удаляющиеся шаги. В глубине души боюсь, что мой неверный супруг передумает, вернется, упадет передо мной на колени и примется клясться в любви и верности. Именно так случилось у моей бывшей подруги Кати, когда мы еще общались. Сначала ее муж бил и выгонял из дома, пытался отобрать у нее троих детей, а потом дарил дорогие подарки, и она ему все прощала. Собственно, на этой почве наше общение и сошло на нет. Она так и не сделала важных выводов, а мне надоело быть вечной жилеткой для слез.

Теперь, похоже, нечто подобное происходит со мной. Надеюсь, что не буду вести себя и выглядеть со стороны так же. То есть, как полная дура.

Закрываю глаза. Сразу же возникает непрошенный образ Вознесенского на нашей свадьбе. Мой любимый мужчина в черном деловом костюме и белоснежной рубашке. Как я тогда была счастлива! И как больно теперь вспоминать об этом. Понимать, что другая, чужая и незнакомая женщина смотрит на него с такими же восторгом и любовью, что и я когда-то…

Прижав ладони к лицу, я замираю и вслушиваюсь в тишину. Точно ли я слышала, как секунд пять назад грохнула дверь? Владимир ушел из дома.

Через еще минуты три я слышу шум машины, выезжающей из гаража. Быстрым шагом подхожу к окну, прислоняюсь лбом к ледяному стеклу и все еще стараюсь не плакать.

Да. Он не только ушел, а еще и уехал. Наверное, к своей этой самой…

Как только шум утихает, позволяю себе дать волю горьким слезам. Теперь можно.

По правде говоря, ненавижу плакать и хныкать. Как женщина, пережившая трудные роды и кризисы с бизнесом, давно поняла: слезами горю не поможешь. Но то были скорее деловые моменты, а не личные. Маленький Олежка меня не может предать или обмануть в силу возраста и доброго характера, а партнеры и сотрудники… всякие бывают. К этому я давно привыкла.

Но Владимир…

Удар ниже пояса.

Я смогла остановить свой плач только когда услышала, что рыдаю не одна я.

Из детской доносились горестные завывания моего мальчика.

- Олежка!

Сердце забилось с удвоенной силой. Забыв про свои кошмарные мысли, про предательство мужа, про все остальные проблемы, я сорвалась с места и кинулась прочь из спальни – в детскую. На бегу я еле успела вытереть мокрое лицо трясущимися ладонями. Пусть Владимир вытворяет, что ему угодно, пусть я бьюсь в истерике, но это не должно никак сказаться на психике Олега…

Не чувствуя под собой ног, я влетела в детскую. Замерла на месте, тяжело дыша, попыталась нашарить на стене выключатель, но с первого раза не вышло. Попробовала еще, и комната наполнилась мягким, голубым светом.

Мой сынок сидел на кровати, забившись в угол, и громко плакал. Увидев меня, он затих, хоть и не перестал всхлипывать, и показал маленькой ручкой куда-то в сторону противоположной стены.

- Бабай, - сообщил ребенок печально, и снова скривил покрасневшее лицо, явно собираясь продолжить плач.

- Здесь живет бабай? – я подошла к малышу и присела рядом, погладила его по светлым волосам.

- Дя! – возмущенно заявил Олег, явно уловив в моем голосе скептицизм.

- Не волнуйся, солнышко, бабай ушел. Он забыл свой плащик, и тебе кажется, что это он.

Сына такое объяснение вполне устроило, и он с готовностью перебрался ко мне на колени. Сразу же захотелось перестать убиваться по поводу ушедшего Владимира, что я и сделала. Действительно, бабай ушел, сам себя вынес за шиворот… Только пока не знаю, как объяснить это сыну. Пока он маленький, но потом подрастет и обязательно поинтересуется, где же папа.

А папа загулял.

Хотя что-то мне громко подсказывало, едва ли, не крича на ухо, что Владимир еще появится в нашей жизни.

Так думала я, медленно поглаживая волосы задремавшего сына, и сама, потихоньку впадая в легкую дремоту. Но засыпать нельзя, кроватка Олега слишком мала, нам не поместиться вдвоем. Поэтому, как только я убедилась, что он заснул, тихонько переложила его голову на подушку. Встала, положила рядом с сыном плюшевого медведя, которого он любил обнимать во сне, накрыла Олежку голубым одеялом. И конечно же поцеловала в лоб.

Все, теперь можно уходить.

Чтобы контролировать ситуацию, я постелила себе на диване в гостиной, примыкавшей к детской. Так услышу, если что-нибудь случится. Когда я испытываю сильный стресс, то всегда чутко сплю.

Мне снился Владимир.

Он был снова одет в черный костюм и белую рубашку, а я – в платье невесты. Но все оказалось подлым обманом. С гордым видом и радостной улыбкой на тонких губах Владимир прошел мимо меня, к другой женщине в ярко-красном платье, чьего лица я не видела. И надел на ее палец золотое обручальное кольцо.

Я протягивала к нему руки и бесконечное количество раз называла его имя. Кричала. Пыталась привлечь внимание. Разве что не побежала за ним следом, но он бы и на это не обернулся. Так я лихорадочно думала, пока металась в ужасном сне и пыталась проснуться.

Проснулась-таки. Со слезами на глазах. Сердце билось, во рту пересохло от нервного напряжения. Я повернула голову и увидела, что стрелки настенных часов показывают восемь утра. Надо вставать.

Села на диване и дотянулась на телефоне. Не знаю, зачем. Но сразу поняла, что не зря.

Едва разблокировала экран, на нем выплыло сообщение с незнакомого номера. Дыхание сразу же перехватило от недоумения и бессильной злости.

«Я заберу у тебя все» - вот, что гласила эта злосчастная СМС. И завершал ее издевательски хохочущий желтый смайлик.

Глава 4

СМС прислала любовница Владимира, сомневаться в этом было сложно. Одно только неясно, с чего вдруг такая лютая ненависть ко мне? Знать я ее не знаю, мы не встречались, не ругались, не спорили. Может, ей взбрело в голову отобрать наш с Владимиром дом?

А, черт с ней. Все потом.

Меня продолжает бить дрожь, но я принимаю успокоительное, забираюсь под одеяло и успокаиваюсь. Глаза снова слипаются. Если бы не СМС, я давно бы уснула, но эта гадина, судя по всему, настоятельно планирует отобрать у меня все. Или все гораздо проще: Владимир ей позвонил и рассказал, что ушел от меня, а она и рада стараться.

Все-таки мне удается заснуть этой черной, страшной ночью. Благодаря успокоительной микстуре мне не снятся жуткие и сюрреалистичные сны, которые иногда приходят, если у меня случается сильный стресс. Поэтому следующим утром я открываю глаза совершенно спокойная…

И разбитая.

Своим поступком Владимир не только разбил мне сердце, он вверг меня в холод, пустоту, уныние. Я не опустилась на глубину охватившего отчаяния только благодаря Олежке. Например, сейчас надо было вставать и кормить его завтраком, а потом идти с ним гулять, попутно проверяя по телефону, как идут дела в моей кофейне.

Стрелки часов показывают восемь утра.

Я встаю с дивана, морщусь от ледяного пола под согревшимися пятками, и рассеянно думаю, что ненавижу эти часы. Особенно их громкое тиканье. Главным образом за то, что их три года назад купил Владимир.

Превозмогая свое душевное и физическое состояние, я нахожу толстые розовые тапки, сую в них ноги и ползу в комнату сына. Через несколько десятков шагов расхаживаюсь, и открываю дверь в детскую. Олежка еще не проснулся – мирно спит в кроватке, и вроде больше ему не снились кошмары.

Немного полюбовавшись, осторожно бужу сына.

- Олеженька, вставай. Пора завтракать…

Он сразу не понимает, сонно хлопает голубыми глазами, потом кое-как вылезает из-под одеяла. Я облегченно вздыхаю, понимая, что ему спалось если не прекрасно, то хорошо. А вот мне не очень везет в этом плане. Надо будет еще проверить телефон, но потом. Пока не хочу портить себе настроение.

Самой мне есть не хочется, но сыну нужна каша. После умывания сажаю его в детский стульчик и начинаю быстро готовить. Тяжелые мысли об измене мужа и о разводе, который мне придется выбить, отходят на второй план. Вернусь к ним потом. В первую очередь – благополучие ребенка. Олежка чувствует мое настроение и жалобно куксится. Я подогреваю молоко и подмигиваю ему, сразу же став веселой и доброй мамой.

Может, включить ему сегодня мультик? Или отложить это сомнительное развлечение на лучшие времена? Подозреваю, что сейчас у меня начнется настолько «веселая» и «интересная» жизнь, что просто небу жарко будет…

Отвлекаюсь. Добавляю в молоко крупу и не забываю помешивать, хотя так и подмывает заглянуть в экран телефона, который стоит на беззвучном режиме. Надо было оставить его в комнате, но я то ли ждала звонка от Владимира, чтобы попытаться наставить его на истинный путь развода, то ли хотела после готовки позависать в соцсетях хоть пару минут, пока Олежка ест самостоятельно.

Хорошо, что скоро телефон разрядится, и появится повод не смотреть в экран.

Плохо, что я успокаиваю себя подобным образом.

Олег между тем успел проголодаться и стучал ложечкой с требовательным видом.

Я улыбаюсь сыну, ставлю перед ним тарелочку с кашей, некоторое время наблюдаю за тем, как он ест. Потом беру телефон, захожу в популярный видеохостинг и улыбаюсь, заранее предвкушая пару минут с короткими забавными видео про котиков.

Но не тут-то было.

Опять СМС, с того же неизвестного номера.

«Чего не отвечаешь? Перепугалась что ли? Ну и бойся. Тебя я с твоим ребенком на улицу выставлю, а мы с Володенькой там заживем».

Пальцы так и чешутся, чтобы написать яростный, полный желчи ответ. Пока сдерживаюсь. Кусаю губы, откладываю телефон, желание смотреть видео пропадает. А потом в голове появляется спасительная мысль – я снова беру телефон и звоню Владимиру. Можно было и в мессенджере написать, но не факт, что сразу увидит. Сначала я с раздражением и напряжением вслушиваюсь в длинные гудки, потом автоматический женский голос просит меня подождать, потому что абонент разговаривает.

Скриплю зубами от досады.

Пока Олег ест, я торопливо набираю Владимира несколько раз, тихо ругаюсь, а потом набираю номер его лахудры, с которого она мне писала СМС.

Тут тоже долго не берут трубку. Потом наконец я слышу бодрый и веселый голос молодой женщины:

- Алло, слушаю!

На пару секунд накрывает ступор.

- Слушаю! – девица явно догадалась, кто и зачем ей звонит, но издевательски продолжает ломать комедию. – Говорите!

Выдыхаю. Выхожу из кухни, чтобы Олежка не видел маму злой. Прикрываю дверь в коридор.

- Слушай ты, фурия чертова, - шиплю я со всей злостью, на которую сейчас способна. – Заруби себе на носу, что меня пугать бесполезно! Не с той женщиной связалась!

- Простите, а это кто говорит?

Закатываю глаза. Сглатываю гневную тираду, которой готова разразиться. Натянуто улыбаюсь.

- Маргарита Вознесенская. Жена мужчины, которого ты у меня увела и еще смеешь угрожать!

Пауза. Внутри меня копится злость, и в то же время я понимаю: что-то не так. Совсем не так. То ли я начала не с тех слов, то ли…

- Простите… - теперь голос собеседницы звучит пискляво и очень неуверенно. – Вы, наверное, звоните Тане, моей сестре. Но это мой телефон. Я Катя, сестра Татьяны. Она попросила у меня его вчера, чтобы кому-то написать пару сообщений.

Все внутри меня обрывается.

Дыхание замирает.

Сердце пропускает удар.

Вот же змея поганая!

Но я больше не произношу ничего опрометчивого. Только торопливо, не слишком искренне извиняюсь, и вешаю трубку.

Глава 5

Теперь я чувствую себя жертвой, загнанной в угол злопыхателями.

Кто-то угрожает мне навредить, и не факт, что именно любовница, а не тот, кто планировал отобрать мой бизнес. В последнее время он стал приносить больший доход, чем раньше. Я даже подумывала нанять няню для Олежки и расширяться, но в свете нынешних событий, боюсь, деньги мне больше понадобятся для адвоката и судебных издержек.

Ох, как же это все не вовремя…

На глаза наворачиваются слезы.

Я ведь все и всегда делала как надо. Растила сына, любила мужа, вела бизнес. Чего этому козлу Вознесенскому не хватало?! Сердце снова сжимается от боли и горечи, я торопливо смахиваю слезы с ресниц. Нельзя сейчас расклеиваться. Олежка сейчас сытый, дела пока подождут, надо прогуляться и проветрить голову.

Эта идея кажется мне сомнительной до самого выхода из дома. Я бы и вовсе ограничилась бы зимней террасой, одевшись потеплее, но сыну нужен свежий воздух. Пока ставлю тарелки в посудомоечную машину, одеваюсь сама и одеваю Олега, ребенок внимательно смотрит на меня большими голубыми глазами. Он серьезен. Не смеется, не озорничает, даже, наверное, грустит, чувствуя мое настроение.

И я вымученно улыбаюсь, чтобы развеселить его. Жаль, сейчас нельзя, как раньше, потрясти погремушкой, чтобы сын начал улыбаться и смеяться.

- Папа… - неуверенно произносит сын.

Вздыхаю.

- Папа уехал, - и ведь правда же. – Пойдем гулять?

Одев Олега в синий комбинезон и белые шапку с шарфиком, вывожу во двор. Он оглядывается по сторонам, смотрит растерянно, кого-то ища взглядом. Я прекрасно понимаю, кого, и душа рвется на части от досады и злости. Бедный сынок привык, что мы с мужем гуляем с ним и держим за ручки вместе. Боюсь, теперь этого не будет, но как объяснить Олегу?

В душе тлеет робкая надежда, что Владимир передумает и вернется сюда.

Конечно, жить с ним, как жена с мужем, я уже не смогу. Но пусть принимает участие в воспитании ребенка… большего мне от него не надо. Вздыхаю, поджимаю губы, когда Олег смотрит на падающие снежинки.

- Красиво, правда? – улыбаюсь.

Сама по привычке смотрю в противоположную сторону, но там никого нет. Только много белоснежного пространства. Улыбаюсь в пустоту и веду сына дальше, ведь мне нельзя раскисать и сдаваться.

После прогулки я переодеваю Олега и отвожу его в детскую, выкладываю на большой круглый коврик игрушки, чтобы он играл и не замерз. Ухожу к себе, сажусь за ноутбук и проверяю дела кофейни. Все вроде нормально, но делаю несколько заметок. Потом возвращаюсь на кухню и с тоской смотрю на чистую плиту.

Надо бы готовить обед. Но у меня ни желания, ни вдохновения. Для Олежки еда есть, а сама я перебьюсь доставкой. Все равно аппетит хромает на обе ноги.

Выбираю в приложении пасту карбонара и овощи гриль. Заказываю, нарочно оплачивая с карты мужа, чтобы напомнить о себе. От хохота стереотипного киношного злодея меня удерживает даже не здравый смысл, а какая-то внутренняя усталость.

Звонок в дверь раздается довольно быстро, хотя обещали привезти через полчаса. Может это так быстро время летит? Убираю задвижку с двери, растерянно выдыхаю. Передо мной стоят две женщины – полная и худая. Одна в затрапезном пальто, другая в полицейской форме.

- Здравствуйте, - говорю растерянно.

- Добрый день. Органы опеки. На вас поступила жалоба.

Мне в лицо тычут двумя удостоверениями и проходят в прихожую, чуть ли не оттолкнув меня.

- Чья жалоба? Кто написал?

- Неравнодушные люди, - цедит толстая. – Будем проверять условия содержания ребенка.

- Простите, а как к вам обращаться?

- Варвара Никодимовна.

Ну и имечко… Понятно, почему она такая злая, хотя мне ее искренне жалко.

Вопросительно смотрю на полицейскую, но она делает каменное лицо и не собирается представляться, хотя это ее прямая обязанность. Только успеваю открыть рот, как работница органов опеки начинает продвигаться в сторону комнаты Олежки. Очень резво и шустро для своего веса, надо сказать.

- Подождите! – семеню за ней.

- Нечего ждать! Дождались уже! – бубнит эта ведьма, тяжело дыша. – Ребенок один, мать весь день на работе! Соседи слышат детские крики весь день!

- Мы в коттедже! Какие соседи, какие вопли…

Обгоняю нахалку, чтобы не дать ей пройти в детскую. Голова идет кругом, мысли путаются, сухо во рту. Меньше всего хочется, чтобы эти две курицы напугали моего сыночка. Пытаюсь загородить дверь собой, но полицейская без лишних слов хватает меня за руку и оттаскивает в сторону, бесцеремонно прижимает к стене лицом, как опасную преступницу.

- Дернешься – впаяю тебе сопротивление при задержании и насилие над сотрудником органов! – шипит мне на ухо эта тварь. – Мало не покажется!

- Пошла ты! – я не робкого десятка.

- О, молодец, оскорбление должностного лица готово. Наговаривай дальше…

Меня удерживают все то время, пока Варвара Никодимовна осматривает комнату, моего сына, и черт знает еще что там делает. Потом отпускают. Выйдя из комнаты, Варвара кривит лицо. Смотрит на полицейскую, качает головой.

- Все чисто.

- Плохо, - вздыхает та. – Могу посодействовать.

- Не надо. Пошли отсюда.

Я наивно надеюсь, что они уйдут из дома, но они еще топчутся по чистой кухне грязными сапогами, лезут в холодильник, цокают языками. Спасает ситуацию только наличие еды для Олега и овощи с фруктами в поддоне.

- Ладно уж, - Варвара фыркает и пренебрежительно цокает языком. – Выкрутились.

Она уходит в прихожую, чуть не сбивая меня с ног.

Полицейская идет за ней следом, но я преграждаю ей дорогу.

- Может представитесь? – спрашиваю мрачно, со злостью.

Ожидаю новых грубостей и угроз, но к моему удивлению она ехидно улыбается.

- Наталья Карловна Карпова, - шипит полицейская змея мне в лицо. – Старший лейтенант. Мы с вами еще увидимся…

Кривлюсь за их спинами, когда выпроваживаю обеих, потом закрываю дверь на все задвижки и замираю, пытаясь анализировать. Что это только что было, и вернется ли оно на самом деле?

Глава 6

Все стало еще более запутанным.

Зачем пришли эти грубые тетки на самом деле? Чего им надо? Знаю случаи, когда такие под видом обыска подкидывали наркотики, но тут совсем уж странно. Едва ли женщина из опеки стала бы что-то подсовывать в детскую, иначе слишком странно и удивительно. Но я все равно пошла проверять. Нет – побежала! Как только оказалась в коридоре, ведущим в детскую, услышала громкий детский плач.

Мой маленький сынок сидел на ковре и заливался слезами.

- Олежка! Не плачь, все хорошо… - растерянно бормотала я, поднимая сына на руки. – Ты испугался злой тети?

- Дя! – сообщил ребенок, и перестал завывать и всхлипывать, но в его глазах остались тревога и страх.

Я вздохнула. Надо сохранять спокойствие и холодную голову. Если мы тут вдвоем будем сырость разводить, ничего хорошего не выйдет. Я осмотрела Олежку, но ничего подозрительного не увидела. Потом успокоила его, вытерла влажными салфетками слезы и усадила обратно на коврик. А сама принялась осматривать комнату.

Раза три осмотрела. Никаких наркотиков так и не нашла. Тогда что же им тут нужно-то было? Ни за что не поверю, что пришли без повода, просто спутав с чужой фамилией. Вознесенские – не Ивановы, их не так уж и много. Эх, жалко, что не расставила по дому камеры слежения, как однажды предлагал муж, теперь нет доказательств вторжения.

Хотя какое вторжение? Сама ведь открыла и духу не хватило вытолкать.

- Мама! – мои мысли прервал бесконечно милый голос моего ребенка.

- Да, мой хороший?

- Поиграй со мной… - пролепетал Олежка.

Я умилилась и тут же выдвинула из-под кровати коробку с игрушками. Сын выбрал железную дорогу – собирать и катать по ней паровозик и вагончики. Он был еще слишком мал, чтобы разбираться в железнодорожных составах, но ему просто нравился процесс катания. Я в свою очередь отвлеклась и забыла на время о происходящем.

Но меня не покидало стойкое желание поменять место жительства.

Переехать.

В доме мы особых богатств не хранили, все деньги на банковских счетах и вкладах, а техника была застрахована. Надо только написать домработнице, что она может идти в отпуск на пару недель. А пожить мы с Олежкой можем у подруги или у моей мамы. От той тоже ушел муж – мой отец – на старости лет. Вот у сестер, вроде, еще мужья не уходили на ночь глядя.

Но для начала я решила еще раз набрать номер мужа.

На этот раз он соизволил снять трубку.

- Алло? – связь на удивление четкая, ясная, безо всяких помех. – Слушаю.

- Здравствуй, Вознесенский, - устало ответила я. – Как жизнь?

- Ритусь, я все объясню…

- Да уж, объясни. Только не мне, а своей потаскушке. Которая смеет мне писать угрозы в СМС-ках! – выпалила я, надеюсь, что достаточно злобно.

- О чем ты?

- А вот она тебе и расскажет. Как ее там… Татьяна… - протянула я. – Танечка. В Татьянин день не забудь шубку подарить.

- Рита…

- Я двадцать пять лет Рита. А ты – козел, урод и ничтожество! – выпалила я в трубку зло, но с абсолютно сухими глазами. – Передай своей козе, - забавный получился каламбур, - что дом я не отдам и с ребенком отсюда никуда не уйду!

- Рит, она не могла такое написать… - кажется, он был в шоке.

- Разбирайтесь сами. Могла, не могла – это уже не мои проблемы. – И еще. Если твоя шалава вздумает прислать сюда опеку с ментами, ее потом не найдут. Даже несмотря на твои попытки в защиту.

- Что? Маргарита, я не понимаю, - его голос из растерянного стал железным, твердым. – Какие менты? Какая опека?

- Ах ты не понимаешь, милый, - сладким голосом проворковала я, и тут же яростно зарычала: - Сейчас поймешь!

И тут же высказалась обо всем, что здесь произошло полчаса назад. О том, как перепугался Олежка, и о том, что я сделаю с посланцами его любовницы, если они придут в дом еще раз. Пусть только посмеют…

- Рит, у Тани нет никаких связей… Она и ее семья – небогатые люди.

Я пожала плечами: мне все это порядком надоело. Пусть разбираются со всем сами и не впутывают в эту грязь нас с Олегом. Обо всем этом я доходчиво изложила мужу, и еще раз дала понять, что собираюсь с ним разводиться. Подавать на алименты. Делить имущество. Разумеется, если сам он не захочет отступить.

Владимир молча выслушал мои слова, ни разу не перебив. В какой-то момент мне даже показалось, что он отложил телефон в сторону и молча делает свои дела. Но на заднем плане я не слышала ни шагов, ни шуршания бумаги, ни стука клавиш на клавиатуре, ни даже храпа. И как только я замолчала, он негромко кашлянул и произнес:

- Я уже сказал, Рит, не спеши сжигать лягушачью шкурку. Не разрушай отношения.

- Отношения?! – мой голос сорвался на хрип. – Да ты обнаглел, Вознесенский! Ты теперь это так называешь?!

- Именно так, милая, - ответил он, тоже с хрипотцой. – Если бы ты все видела и знала, как есть…

- Так расскажи мне! – потребовала я с нарастающей злостью.

- Не могу.

- Да почему, Вознесенский?! – сорвалась на крик. – Что там у тебя происходит?! Почему ты отказываешься объяснять?!

- Потом, Ритусь. Все потом.

- Не смей так называть меня, придурок!

- До связи.

Последние слова прозвучали глухо, почти бесцеремонно, и он тут же отсоединился, не дав мне возможности сказать еще пару ласковых. По щекам немедленно потекли горячие слезы, брызнувшие их глаз. Мои пальцы бессильно разжались, телефон с глухим стуком упал на ковролин, а я мелко задрожала, не в силах удержаться от бьющей меня током истерики.

Глава 7

Владимир

Черт, черт, черт! Как же все это нестабильно и ненормально! А я дурак.

Обстоятельства сложились таким образом, что пришлось срочно уехать от жены с трехлетним сынишкой, бросить их, признавшись в измене. Но и беда в том, что ее не было как таковой. С Татьяной у меня была связь за год до знакомства с Маргаритой, то есть около шести лет назад. А потом выяснилось, что ее сумасшедший папаша – мой конкурент. Не знаю, чего он там себе надумал, но все это время вынашивал какие-то мутные планы. Хотел отобрать у меня фирму, и не особо-то это скрывал.

И вот, сейчас я быстро еду в ночи, с ожесточением кручу руль и с сожалением смотрю на звонки жены. Не могу поднять трубку, чтобы не занесло машину. На светофоре успел перевернуть смартфон экраном вниз и только слышал вибрацию.

Петр Кораблев. Редкостная старая гадина с криминальным прошлым и настоящим. У него несколько детей от разных женщин по всей Москве, а может и дальше, и одна дочь, рожденная в законном браке. Ее он делать наследницей не хочет, зато вывернул все так, что я должен оставить семью и жениться на его дочке.

Меня просто трясет от злости.

Перед глазами все еще стоит довольное лицо этой седоволосой мрази, который утверждает, что я – отец Таниного ребенка. И плевать он хотел, что эта стерва была беременна на момент нашей связи. Первый месяц. Она сама тогда мне сказала, когда я озаботился контрацепцией.

Хотя, я уже в этом не уверен. Дурак я был наивный. Но помню, видел фото мальчика на экране дорогого смартфона, которым Кораблев тряс перед моим лицом, и ни единой моей черты. Если у Олежки мои глаза, то этот парень – копия мамаши.

- Ты женишься на Танечке, - сказал Кораблев, сладко улыбаясь, - или я лишу тебя всего. И всех.

Твари.

Семейка отморозков.

Ненавижу.

Но надо сдерживать эмоции, иначе я рискую попасть в аварию.

Решаю поехать в одну из четырех квартир, которые я сдаю. Она сейчас пустует. Может, получится переночевать спокойно, а потом все обдумать и принять окончательное решение. Больше всего волнуюсь за жену и сына, понимаю, что Маргарита сейчас рвет и мечет. Но помочь ничем не могу.

Больно, тяжело, страшно.

Но я не собираюсь жениться на Татьяне. Мужик я или кто, в конце концов?!

Муторно это все как-то. А Кораблев совсем страх потерял. Давно его менты и всякие проверки не кошмарили?!

Хмурюсь. Вздыхаю. Вспоминаю Риту – красивую, нежную, хрупкую. Ее стройное тело всегда ласкало мой взгляд, ее добрые слова радовали мой слух. И вот, сейчас, поддавшись страху за нее и сына, импульсивной панике, угрозам Кораблева, я потерял все. А самое главное – за свои поступки придется отвечать. Уже скоро.

Хорошо будет, если Рита догадается залечь на дно и не искать меня, чтобы привлечь к алиментам, хотя бы первое время. Ведь я до последнего буду верить, что удастся связаться с ней без слежки людей Кораблева, все объяснить и заслужить прощение.

Торможу около нужного дома, но не спешу выходить. Оценить обстановку не получается, за окнами машины мало того, что морозильник, так еще и темнота. Нащупываю пистолет, оставшийся у меня от тех лихих лет, когда я был тесно связан с криминальным миром, и решаюсь выйти на улицу. Хватит сидеть и трястись.

Ключи в кармане. Пистолет наготове. Искренне надеюсь, что мордовороты Кораблева не поехали шпионить за мной в такое время и в такую погоду.

Беру телефон и вижу там двадцать пропущенных. Половина – с неизвестных номеров.

- Да чтобы вас в аду черти грызли! – рычу сквозь стиснутые зубы.

Звонили Кораблев, его шестерки или его доченька. Больше некому трепать мои нервы.

Хлопаю дверцей, ставлю машину на сигнализацию. Все, можно идти.

До того, как поднимаюсь по лестнице, ничего страшного не происходит. Подъезд освещен – свет загорается от движения. Второй этаж, левая квартира на площадке. Открываю нехитрый замок, и как только захожу, меня крепко хватают под руки. Отбирают пистолет, тянут из кармана смартфон, бьют в живот.

- Черти! – шиплю сквозь зубы.

Меня волокут вглубь темной квартиры, в единственную освещенную комнату. Окна выходят на другую сторону, поэтому я не видел света, когда подъехал. Меня здесь ждали. В кресле сидит Петр Кораблев – в синем костюме и черных лакированных ботинках, закинув ногу за ногу. Крестного отца, что ли, корчит из себя, тварь?

- Здравствуй, Володя, - он улыбается уголками губ, в глазах сверкают жесткость и гнев. – Ты долго от меня бегал.

Ухмыляюсь. Молчу. Место удара все еще ноет, пока не буду нарываться. Пусть выговорится.

- Но самое худшее знаешь, что?

Тишина. Только слышно, как настенные часы тикают. Тик-так. Совсем, как дома…

- Ты бегал от своего ребенка, мразь.

Встает, подходит ко мне, доверительно улыбается и кладет руку на плечо. Мое внимание приковано к его фальшиво-добренькому лицу. Но напряжение оправдывает себя. Кораблев наносит мне сильный удар в живот – опять. Тварь! Рычу от боли, но его парни даже не думают ослабить хватку.

- Как жилось с левой девкой и ее щенком, пока другой родной ребенок обноски донашивал? А, мразь? Не слышу!

- Так что же вы не помогли? – ухмыляюсь.

- А это у меня принципы. Я помогаю своим внукам только из полных семей.

С напряжением жду очередного удара, но он отстраняется и возвращается в кресло. Смотрит на меня свысока, как удав на кролика.

- Как ты понимаешь, Володя, речь в данном случае не только о ребенке, - спокойно продолжает он. – Ты женишься на Танечке, и твой бизнес станет частично ее бизнесом. А все, что ее, то мое.

- Это не мой ребенок, - говорю глухо.

Кораблев отмахивается.

- Я в твои годы то же самое говорил. Не мой ребенок, не я и лошадь не моя. Так что не надо отмазываться, все и так понятно. А если будешь упрямиться, то твоя девка со щенком вдруг пропадут. А дом сгорит. Ясно?

- Ясно… - выдыхаю сквозь стиснутые зубы.

Глава 8

Маргарита

К утру следующего дня у меня получается опомниться.

Наверное, мне помог в этом мой маленький Олежка, потому что был вчера веселым и жизнерадостным ребенком. Только к вечеру он принялся капризничать и даже заплакал, я так и не поняла, по какой причине. Но именно утром, проснувшись пораньше, я поняла, в чем дело.

Олежка заболел.

Лоб у него красный и горячий, состояние – сонливое, а еще он шмыгает носом и смотрит на меня грустными голубыми глазами, полными настоящего страдания. Материнское сердце разрывается, я просто не знаю, что делать. Разве только вызвать скорую? Но я уже не могу отделаться от мысли, что вместе с работниками медпомощи приедут те две противные тетки. Полицейская и работница органов опеки. Даже не хочется вспоминать, как их зовут…

Обреченно вздыхаю. Вспоминаю, что у Владимира незаконченное медицинское образование, как раз на факультете педиатрии. Он обычно помогал мне с малышом, знал, что давать Олежке, а я нет чтобы запоминать и делать выводы, носилась и молча выполняла его указания.

На всякий случай набираю номер.

Телефон Владимира долго отзывается длинными гудками, затем кто-то сбрасывает вызов.

Я снова вздыхаю и кусаю губы в отчаянии. Какая-то напасть, не иначе!

Набираю номер «скорой помощи» и на автомате рассказываю все данные.

- Ждите, приедем в течение двадцати минут, - строго говорит мне женский голос.

- Спасибо… - грустно выдыхаю.

Но трубку уже кладут.

До приезда «скорой помощи» я суечусь вокруг сына. Проверяю температуру, ищу в аптечке лекарство для детей, чуть ли не клохчу, как глупая курица. И как только раздается звонок в дверь, бросаю все и мчусь открывать. Непричесанная, неумытая, в одном халате…

Врач – молодой мужчина – осматривает Олежку и поворачивается ко мне.

- Переохлаждения были?

- Нет…

- А стресс?

Вспоминаю позавчерашние события. Машинально киваю.

- Стресс был. Папа Олежки ушел, и…

Доктор быстро кивает, у него неуловимо меняется выражение лица. Я примерно понимаю, в чем дело, большая часть общества грубо и нетерпимо относится к матерям-одиночкам. Этот человек, видимо, из таких. Слава Богу, не спешит высказывать собственное нелицеприятное мнение.

- Позавчера ушел, - выдавливаю из себя. – Сынок спал, но проснулся. Плакал долго.

- Ладно, понятно… - безразлично бормочет врач. – Ничего серьезного я не вижу, горлышко у ребенка здоровое. Насморк небольшой. Температура на нервной почве.

Он смотрит осуждающе. Наверное, не сомневается, что я довела мужа, и тот от меня ушел, а ребенок страдает. Мне не хочется его переубеждать или оправдываться, но я вспоминаю, как тетка из опеки бесцеремонно ворвалась в комнату моего сына. Вот он и перепугался. Действительно, ужасный ведь стресс для малыша. Но про опеку и полицию я рассказывать не хочу, не ожидаю, что врач поймет.

- Ладно, я пошел. Если что-то еще будет беспокоить, то вызывайте, - советует доктор. – Приедем…

- Спасибо вам огромное!

Кажется, я расчувствовалась. И ведь не знаю, от чего.

Запираю двери и выполняю рекомендации доктора – умываю малыша теплой водой, пою некрепким куриным бульоном, и к полудню Олег расхаживается, становится веселым и живым. Краснота со лба уходит, и я могу спокойно вздохнуть.

Пока Олег играет в комнате, я спокойно готовлю еду. Сегодня домработница не придет, и вообще заслужила длинный отпуск. Конечно, это означает, что мне придется делать все самой и еще выкраивать время на бизнес, но что-нибудь придумаю. Наступила новая жизнь, а я нахожусь в абсолютно новой реальности, поэтому придется стиснуть зубы и идти напролом.

После обеда Олежка некоторое время спит в кроватке, а я сижу на кухне, ковыряю вилкой остывшие спагетти и напряженно думаю о случившемся. Что, если опека – дело рук Татьяны, которая любовница Владимира? Названивать ей бесполезно, да и несерьезно. Надо придумывать ответный удар.

Вот только пока я с ребенком на руках, я бессильна и уязвима.

Звонит телефон. С мрачной ненавистью смотрю на экран, но это звонит всего-навсего Настя – моя секретарша.

- Маргарита Викторовна?

- Да, Насть.

- Вы не могли бы приехать в кофейню? У нас небольшие проблемы.

- Могу…

Действительно. Возьму Олежку и приеду. Не оставлять же его дома. Да и бизнес из-за развода запускать нельзя.

- Как хорошо, Маргарита Викторовна! – искренне радуется девушка.

- А что у вас случилось?

- Налоговая приезжала. Просили до завтра подготовить документы и отчеты, - радости в ее голосе становится все меньше с каждым словом.

- Мы же им все показывали. Что бухгалтер говорит?

- Вика в декрете. А я вроде все подготовила, как вы и сказали…

Нервно кусаю губы. Мысленно прикидываю, какие лекарства положить в детскую аптечку, прежде чем ехать в кофейню. Так, на всякий случай…

- Закройте кофейню и ждите меня.

- Но у нас посетители….

- Значит не закрывайте… Короче, я скоро приеду к вам на помощь.

Пытаюсь улыбаться, когда прощаюсь с Настей, и петь детские песенки, когда одеваю Олежку. Но на сердце и на душе неспокойно, а на глаза не перестают наворачиваться слезы. Только я вытираю их твердой рукой и наношу макияж. Хватит плакать, хныкать, убиваться. Раз уж собралась быть железной бизнес-леди, так надо ей быть!

Вывожу из гаража машину, проверяю наличие автокресла, сажаю в него одетого в синий комбинезон Олежку.

- Ну что, сынок, - уже сидя за рулем, оглядываюсь назад и улыбаюсь моему мальчику. – Поехали?

- Ехали, - соглашается Олег, и улыбается.

Ну, раз малыш так оптимистично настроен и больше не плачет, то и я не должна раскисать.

Глава 9

Владимир

Прихожу в себя.

Удары больше не сыплются со всех сторон. Я в темноте, тишине, безопасности. Если мерзкую обстановку, которая меня окружает, можно назвать безопасностью. Где меня заперли на самом деле? Сердце тревожно стучит, к горлу подкатывает скользкий ком. Шевелю руками и ногами – свободны. Пытаюсь встать – колени дрожат и голова ватная. Тошнит. Вот-вот завалюсь набок.

Пистолета ожидаемо нет в руках. Вспоминаю, что его у меня отобрали. А смартфон? Напрягаю память и внезапно слышу знакомую, мелодичную трель. Как сейчас помню – поставил на звонок что-то из классической музыки.

Опасаясь, как бы бандиты Кораблева не услышали громкий звук, быстро принимаю вызов.

- Алло. Слушаю.

Связь хорошая, безо всяких помех, значит я не на заброшенном складе на другом конце Москвы, и не в подвале старой многоэтажки. Потом разберусь, куда меня притащили. Сначала разговор с Ритой. Это обязательно.

- Здравствуй, Вознесенский, - голос моей любимой женщины звучит устало и обреченно. – Как жизнь?

- Ритусь, я все объясню… - голос внезапно становится хриплым и срывается.

Где-то извне слышны шаги. Объяснить не получится, придется до последнего тянуть время. Я уверен, что справлюсь, особенно, если постараюсь навести Риту на ложный свет. Она не должна прийти сюда спасать меня, иначе они с Олегом могут пострадать. Кораблев слов на ветер не бросает, он – редкая тварь и ни перед чем не остановится.

- Да уж, объясни. Только не мне, а своей потаскушке. Которая смеет мне писать угрозы в СМС-ках!

О, Господи! С одной стороны, вполне в ее стиле, с другой же вполне возможно, что эти сообщения писал и ее папаша. На всякий случай осведомляюсь:

- О чем ты?

- А вот она тебе и расскажет. Как ее там… Татьяна… Танечка. В Татьянин день не забудь шубку подарить, - яростно цедит моя красавица.

И ведь она в своем праве…

- Рита… - тщетно пытаюсь вставить хотя бы слово.

- Я двадцать пять лет Рита. А ты – козел, урод и ничтожество! Передай своей козе, что дом я не отдам и с ребенком отсюда никуда не уйду!

Так. Надо приходить в себя и путать следы. Чем дальше будет Рита от всего этого безобразия, тем лучше. Я так сильно люблю ее, что попробую держать ее на расстоянии так долго, как получится.

- Рит, она не могла такое написать.

- Разбирайтесь сами! – фыркает жена. – Могла, не могла – это уже не мои проблемы. И еще. Если твоя шалава вздумает прислать сюда опеку с ментами, ее потом не найдут. Даже несмотря на твои попытки в защиту.

- Что? Маргарита, я не понимаю. Какие менты? Какая опека? – злюсь, отчетливо понимая, что Кораблевы перешли границу дозволеного.

- Ах ты не понимаешь, милый... – восклицает она ожесточенно. – Сейчас поймешь!

И любимая бойко стрекочет о том, что к нам домой приходила опека и полиция. Олежку напугали, ее унизили и оскорбили. Потом обещает жестокую расправу над другими незваными гостями, отправленными моей любовницей если попробуют к нам прийти.

- Если вы собрались отобрать у меня Олежку, - заканчивает она злобно, - ножами давиться будете!

Выдерживаю небольшую паузу, старательно обдумывая ситуацию. Ложный путь, не забыть об этой лжи во спасение. И очень быстро нахожусь.

- Рит, у Тани нет никаких связей… Она и ее семья – небогатые люди.

Тишина. Маргарита молчит, и от этого мне очень плохо, ведь я не знаю, догадывается ли она о моей лжи или нет. Она ведь у меня проницательная. Если поймет, что я увиливаю и путаю след, начнет докапываться до истины. И результат никому не понравится. Поэтому на всякий случай включаю плохого мужа.

- Я уже сказал, Рит, не спеши сжигать лягушачью шкурку. Не разрушай отношения.

- Отношения?! Да ты обнаглел, Вознесенский! Ты теперь это так называешь?!

- Именно так, милая. Если бы ты все видела и знала, как есть…

- Так расскажи мне!

- Не могу.

- Да почему, Вознесенский?! Что там у тебя происходит?! Почему ты отказываешься объяснять?!

Вопросы сыплются на меня, как из рога изобилия, а я вынужден стоять в полной растерянности, не имея возможности оправдаться.

- Потом, Ритусь. Все потом… - выдыхаю еле слышно.

Как же жалко, наверное, это звучит и тем более выглядит со стороны!

- Не смей так называть меня, придурок!

Отодвигаю смартфон от уха. Говорю глухо и почти сердито, потому что злюсь на собственное бессилие:

- До связи.

И отсоединяюсь.

Больше ничего не могу сделать. Вспоминаю, как сказал, что не дам ей развод, и на душе становится очень горько. Мне понадобится огромное мужество, чтобы повторить эти же слова Кораблеву. Своей жизни не жаль, главное, чтобы он не вздумал шантажировать меня женой и сыном… И тут же сжимаю кулаки от ярости. Ненавижу эту мразь! Если получится убить – убью!

Где-то за спиной поворачивается ключ в замке, скрипит дверь, к моим ногам падает узкая полоска желтого света. Недовольно жмурюсь и медленно оборачиваюсь. Там, у входа, стоит один из мордоворотов Кораблева, держит фонарь и смотрит на меня надменно, сверху вниз. А в глазах ни единого проблеска здравой мысли.

- Чего встал? – басит он. – Пошли.

- Куда?

Жмурюсь от света и шагаю к выходу. Этот шкаф хватает меня за шиворот, бесцеремонно выталкивает из темной комнаты. И тогда меня накрывает осознание, что давно нахожусь не в своей квартире, захваченной бандитами, а в чужом и незнакомом месте.

Надеюсь, это не слишком сильно деморализует меня, и я буду готов бороться.

Загрузка...