Измена (не) укрепляет брак

Глава 1

Я замираю у окна, наблюдая за внезапной переменой в лице Тамары. Она смотрит в свой бинокль на дом напротив, и что-то в её взгляде заставляет меня похолодеть.

– Тамара? – мой голос звучит неуверенно. – Всё в порядке?

Она не отвечает, словно загипнотизированная тем, что видит. Её рука, держащая бинокль, слегка дрожит.

– Тамара? – повторяю я, делая шаг к ней.

Подруга резко оборачивается, в глазах шок и что-то ещё... сожаление? Жалость?

– Таня, твой… Я... – она запинается. – Не смотри туда.

Эти слова, сказанные таким тоном, производят обратный эффект. Что-то внутри меня напрягается, инстинкт самосохранения кричит, что лучше послушаться, но другая часть, та самая дерзкая девчонка из прошлого, толкает меня вперёд.

– Дай сюда, – тянусь к биноклю.

– Не надо, – Тамара пытается отойти. – Давай лучше...

Но я уже забираю бинокль из её рук. Что-то там, в доме напротив, заставило её так побледнеть. Что-то, чего я не должна видеть.

Навожу бинокль на фасад соседнего здания. Десятки окон, десятки чужих жизней. Какое из них?

– Третье справа на седьмом этаже, – тихо говорит Тамара, сдаваясь.

Перевожу бинокль в указанном направлении и замираю. В первую секунду мозг не понимает, что именно я вижу, настолько нереальной кажется картинка. В ярко освещенном окне напротив мужчина прижимает к стеклу обнаженную женщину. Молочно-белая кожа, острые бедренные косточки, длинные светлые волосы, намотанные на его кулак.

Она выглядит такой молодой. Бесстыдно юной.

Мужская рука с силой обхватывает её талию.

Его руки. Мой Алексей. Мой муж.

Мир сужается до круглого окошка бинокля. Я не могу отвести взгляд. Как при автокатастрофе: понимаешь, что нужно отвернуться, но не можешь. Алексей с силой вжимает девушку в стекло, прижимая её грудь к прозрачной поверхности. Его лицо искажено гримасой наслаждения.

– О господи… – шепчу я онемевшими губами.

Комната начинает вращаться, словно я на карусели. Стены плывут. В ушах странный звук: высокий непрерывный свист. Бинокль выскальзывает из вмиг ослабевших пальцев, с глухим стуком падает на паркет.

– Таня! – Тамара подхватывает меня под локоть. – Ты белая как полотно!

Ноги подкашиваются, и я оседаю на пол, неуклюже, как сломанная кукла. Тамара опускается рядом, заглядывает в лицо:

– Ты меня пугаешь. Я не знала... Прости меня, я правда не знала, что…что…

– Лёша, – единственное слово, которое я способна выдавить из пересохшего горла.

Тамара поднимает упавший бинокль, нервно крутит его в руках.

– Таня, я... Боже, мне так жаль. Я просто иногда наблюдаю за соседями, это как сериал, понимаешь? Я не могла знать, что там окажется...

– Он должен быть в командировке, – слова вырываются сами собой. – Проверить один из филиалов...

Мой голос звучит странно, словно принадлежит кому-то другому. Высокий, дрожащий, с металлическими нотками.

Тамара сидит рядом со мной на полу, её рука на моем плече. В её глазах отражается то, что я сама чувствую, оглушающий шок.

– Может, все-таки не он? – неуверенно предполагает подруга, но я вижу, что она и сама не верит своим словам.

– Мы, нас двое, мы обе ошиблись? Это он, – я обхватываю колени руками, пытаясь унять дрожь.

Тошнота подкатывает к горлу. Он даже не удосужился снять часы, которые я подарила ему. Часы, на которые я копила полгода. Леша говорил, что никогда их не снимает. Даже в душе.

– Они как твоё прикосновение на моём запястье, – сказал он тогда, целуя меня.

А теперь эти часы отбивают ритм его толчков в тело другой женщины.

– Ему сорок пять, а ей... – мой голос срывается, – Ей лет двадцать, не больше.

– Сволочь, – шепчет Тамара и садится рядом, обнимая меня за плечи. – Какая же он сволочь, Таня.

Я чувствую, как по щекам текут слёзы. Они жгучие, словно кислота, прожигают кожу. Не помню, когда в последний раз плакала. Кажется, на похоронах отца, три года назад. Алексей был рядом, крепко держал за руку, шептал, что всё будет хорошо.

Сейчас эти руки ласкают чужое тело, пока я сижу на холодном полу и пытаюсь собрать рассыпающийся мир.

– У вас же... всё было хорошо? – осторожно спрашивает Тамара.

Резкий, похожий на карканье смех вырывается помимо воли.

– Хорошо? Я думала, что да. Что у нас идеальный брак. Все эти годы... – горло сжимается.

Тамара молча гладит меня по спине, и в этом движении столько сочувствия, что новая волна горячих слёз накрывает с головой. Сколько их было? Одна? Две? Десять? Как давно это происходит за моей спиной? Месяц? Год? Всю нашу совместную жизнь?

Тело словно разделилось на две части: внутри бушует ураган, а снаружи странное оцепенение. Не могу пошевелиться, не могу встать. В голове пульсирует один вопрос: Почему?

Глава 2

Сижу, обхватив колени руками, погруженная в свои мысли. Тамара все это время сидит рядом, гладит меня по спине. Не знаю, сколько проходит времени, но прихожу в себя только тогда, когда телефон в кармане вибрирует. Сердце пропускает удар. Достаю его трясущимися пальцами. На экране высвечивается: Любимый.

Что-то случилось? Или... воздух застревает в лёгких. Или он как-то понял, что я знаю? Невозможно. Я смотрю на экран телефона, не в силах ответить.

– Не бери, – твёрдо говорит Тамара. – Не сейчас. Ты не готова с ним говорить.

Телефон продолжает вибрировать в моей руке. Один звонок, второй, третий. Затем сообщение:

“Танюш, скучаю безумно. Проголодался. Сможешь к моему возвращению приготовить тот пирог с мясом, что ты делала месяц назад?”

Разве может человек так легко спать с одной, а через пол часа написывать другой? Словно это ничего не значит? Я что, просто предмет интерьера: удобная, готовящая, словно я какая-то сковородка.

Горечь подкатывает к горлу. Меня начинает мутить.

– Таня, – Тамара обеспокоенно смотрит на меня. – Ты в порядке? Ты позеленела.

Я молча показываю ей сообщение, не в силах произнести ни слова. Мутнеющим взглядом наблюдаю, как её лицо искажается от гнева.

– Скотина, – выплевывает она, и это слово звучит как приговор. – Ещё и издевается!

Киваю, пытаясь сглотнуть тошноту. Во рту появляется металлический привкус, настолько сильно я прикусила внутреннюю сторону щеки. Боль отрезвляет. Я делаю глубокий вдох и осознаю, что телефон в моей руке снова загорается.

“Таня? Ты получила моё сообщение?”

Пальцы сами собой печатают ответ, но я останавливаюсь, не спеша отправлять. Что я могу написать? Я видела, как ты мне изменяешь? Не утруждайся возвращаться домой? Почему, Лёш?

Вместо этого набираю:

“Всё хорошо. Тоже скучаю. Буду ждать.”

И нажимаю отправить.

– Зачем? – удивлённо спрашивает Тамара. – Почему ты не сказала ему?

Откладываю телефон и медленно поднимаю глаза. Я вижу свое отражение в стеклянной двери шкафа: бледное лицо, расширенные зрачки, прилипшая к влажному лбу прядь волос. Неузнаваемый человек.

– Не по телефону, – голос звучит неожиданно твёрдо. – Я хочу видеть его лицо, когда он поймёт, что я знаю. Хочу видеть, как рушится его идеальный мир, так же как только что рухнул мой.

Тамара смотрит на меня с плохо скрываемым беспокойством. Она никогда не видела меня такой. Я и сама себя такой не знаю. Словно лопнула какая-то невидимая нить, удерживающая меня в рамках привычной роли заботливой жены, понимающей спутницы, надёжного тыла. Теперь внутри бурлящая лава, готовая прорваться наружу.

– Мне нужно в ванную, – бормочу, поднимаясь на непослушных ногах.

Тамара провожает меня взглядом, полным сочувствия.

В коридоре останавливаюсь, глубоко вдыхая. Голова кружится, перед глазами плывут тёмные пятна. Опираюсь рукой о стену, чтобы не упасть. Нужно дойти до ванной. Просто дойти до ванной.

Наконец, оказавшись в маленьком белом помещении, запираю дверь и включаю холодную воду. Подставляю руки под ледяную струю, затем прикладываю мокрые ладони к пылающим щекам. Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с женщиной в зеркале.

Она выглядит старше своих тридцати восьми. В уголках глаз морщинки, которые раньше появлялись только когда я смеялась. Тонкие губы сжаты в линию. В каштановых волосах, всегда аккуратно уложенных, мелькают седые нити. Когда они появились? Я не замечала. Слишком была занята, создавая уют для мужа, поддерживая его бизнес, воспитывая детей.

– Ты стареешь, Татьяна, – шепчу я своему отражению.

Вот в чём дело? Он нашёл кого-то моложе? Свежее? Без морщин и седины? Без семейных обязанностей и бытовых забот? Без истории? Восторженную девочку, готовую боготворить успешного бизнесмена, жадно впитывающую каждое его слово?

Образ блондинки, бесстыдно выгибающейся в экстазе, снова вспыхивает перед глазами. Её идеальное молодое тело. Её упругая грудь. Её восхищенный взгляд.

Тошнота накатывает с новой силой. Я едва успеваю склониться над унитазом, прежде чем меня выворачивает. Волна за волной, пока не остаётся ничего, кроме горькой желчи и конвульсивных спазмов пустого желудка.

Дрожащими руками смываю, полощу рот. Снова смотрю в зеркало. Кто эта женщина? Что от неё осталось?

И главное, что мне теперь делать?

За столько лет Алексей стал частью меня. Мы вместе приняли тысячи решений. Создали двух детей. Построили дом. Прошли через взлеты и падения. Я всегда гордилась нашим браком.

Вот она, настоящая любовь, – говорили друзья.

Таня и Лёша – идеальная пара, – вторили родственники.

Всё это время я жила ложью. Верила в то, чего не существовало.

Достаю телефон. Открываю галерею. Наша последняя совместная фотография, сделанная месяц назад, на дне рождения его матери. Алексей обнимает меня за плечи, наклонив голову так, что его висок касается моего. Мы улыбаемся. Выглядим счастливыми.

Глава 3

Стук в дверь заставляет вздрогнуть.

– Таня? – голос Тамары звучит обеспокоенно. – Ты в порядке? Уже полчаса прошло.

Полчаса? Я потеряла счёт времени.

– Да, – откликаюсь я, с удивлением слыша, как хрипло звучит мой голос. – Сейчас выйду.

Ополаскиваю лицо еще раз. Вытираю насухо мягким полотенцем, стараясь не встречаться взглядом с отражением. Глубоко вдыхаю, считаю до пяти, выдыхаю. Затем отпираю дверь.

Тамара стоит в коридоре, нервно сжимая руки.

– Я испугалась, – признается она. – Ты так долго...

– Со мной всё нормально, – говорю я, и мы обе понимаем, что это ложь. Ничего нормального во мне сейчас нет.

– Я заварила чай, – она неуверенно улыбается. – Ромашковый. Он успокаивает.

Киваю, благодарная за эту простую заботу. Следую за ней на светлую, просторную, с окнами, выходящими на закатное небо, кухню. Пронзительная мысль: это новоселье должно было быть счастливым событием. Тамара так долго мечтала о собственной квартире. Копила, брала дополнительные смены в клинике, где работает кардиологом. И вот, наконец, её мечта сбылась, а я... я превратила этот день в катастрофу.

– Прости, – говорю я, присаживаясь за стол. – Я испортила твой праздник.

– Не говори глупостей, – Тамара ставит передо мной чашку с ароматным чаем. – Ты не виновата в том, что твой муж... – она осекается.

– Что мой муж трахает молоденькую пигалицу, едва ли старше нашей собственной дочери? – заканчиваю я за неё, и сама удивляюсь грубости своих слов. Я никогда так не выражалась.

Тамара морщится, но затем решительно кивает:

– Именно. Виноват он, а не ты. Никогда не забывай об этом.

Отпиваю чай. Горьковатый травяной вкус с нотами мёда. Тепло разливается по телу, немного смягчая ледяной комок внутри.

– Что теперь? – спрашивает Тамара, садясь напротив.

– Не знаю, – честно отвечаю я. – Правда не знаю. Мне кажется, я в каком-то страшном сне. Вот-вот проснусь и всё будет по-прежнему.

– Таня, – она осторожно берет меня за руку. – Ты должна решить, что делать дальше. Поговорить с ним? Простить? Или...

– Развестись? – вопрос повисает в воздухе.

Развод. Слово, которое никогда не существовало в моём словаре. Ни разу за девятнадцать лет я всерьез не задумывалась о такой возможности. Даже в самые тяжёлые периоды, когда мы ссорились, когда неделями спали в разных комнатах, когда казалось, что мы говорим на разных языках. Никогда.

– Дети, – вдруг вспоминаю я. – Что я скажу детям?

Аня и Максим. Оба учатся за границей. Умные, талантливые, целеустремленные. Наша гордость, наше главное достижение. Как они отреагируют, узнав, что их отец... что их родители...

– Дети уже взрослые, – мягко говорит Тамара. – Они поймут.

Но я думаю не только о понимании. Я думаю о том, как это их сломает. О рухнувшей вере в семью, в любовь, в верность. О поколенческой травме. О том, что мой сын может вырасти, считая измену нормой, а дочь может выбрать мужчину, похожего на отца.

Мысли путаются, наслаиваются друг на друга. Последствия, решения, вопросы, их слишком много, они душат меня.

– Я не могу сейчас об этом думать, – качаю головой. – Просто не могу.

– И не нужно, – Тамара сжимает мою руку. – Сегодня просто отдохни. Выспись. Завтра будет легче, обещаю.

Не верю. Не может стать легче. Это как чёрная дыра, которая затягивает всё глубже. Но я киваю, благодарная за попытку утешить.

Телефон снова вибрирует. Я вздрагиваю, но это не Алексей. Это наша семейная группа в мессенджере. Аня прислала фото. Она смеётся, её сырые волосы прилипли к лицу.

“А у нас сегодня ливень! Люблю вас!”

А через несколько секунд приходит ответное от Максима: “А у нас солнечно, жарища! Собираюсь на пляж.”

Обычный вечер. Обычные сообщения. Обычная семья.

Только ничего обычного больше нет.

– Я не могу им сейчас отвечать, – шепчу я, откладывая телефон.

Тамара понимающе кивает:

– Никто не требует от тебя немедленных решений. Ты имеешь право на время, чтобы всё обдумать.

Но я знаю, что Алексей заметит моё молчание. Обычно я отвечаю детям сразу, не заставляю ждать. Он поймёт, что что-то не так.

Это хорошо. Пусть беспокоится. Пусть гадает. Пусть почувствует хоть каплю того дискомфорта, который сейчас разрывает меня на части.

На кухне сгущаются сумерки. Тамара встаёт, чтобы включить свет, но я останавливаю её:

– Не надо. Так... спокойнее.

Мы сидим в полумраке. Молчим. Мысли роем кружат в моей голове, но ни одна не задерживается достаточно долго, чтобы превратиться в решение.

– Можно я задам личный вопрос? – неожиданно спрашивает Тамара.

– После того, что случилось, можешь спрашивать что угодно, – горько усмехаюсь я.

Глава 4

*Ранее, утром*

Утро начинается как обычно с пустой половины кровати. Ладонь скользит по прохладной простыне, где должно быть тёплое тело мужа. Просыпаюсь всегда так, в поисках его. Привычный жест, на который тело откликается раньше сознания. Открываю глаза, щурясь от солнечных лучей, проникающих сквозь неплотно задернутые шторы.

Половина седьмого. Час, когда нормальные люди ещё спят. Но не Алексей Богатырёв, владелец одного из крупнейших туристических агентств города. Он встаёт в пять, независимо от дня недели.

“Время деньги, Танюш”, – это его мантра.

С кухни доносится слабый аромат свежесваренного кофе. Значит, Лёша ещё дома. Откидываю одеяло, натягиваю шёлковый халат и иду на запах, к нему. Пол холодит босые ступни. Надо бы надеть тапочки, но я слишком хочу успеть до его ухода.

Он стоит у панорамного окна нашей кухни, держа чашку кофе в одной руке и смартфон в другой. Безупречный профиль на фоне рассветного неба, идеально отутюженная рубашка, часы, которые я подарила ему. Утренний свет подчеркивает благородную, как я всегда говорю, седину на висках. За последний год её стало больше. Ему идёт. Придаёт солидности.

– Доброе утро, – говорю я, подходя ближе.

Он вздрагивает. Не ожидал меня так рано.

– Привет, – быстрый поцелуй в щёку. – Что-то ты рано. Плохо спала?

– Без тебя всегда плохо сплю, – отвечаю, обнимая его за талию и утыкаясь носом между лопаток. – Уезжаешь?

– Ага, – он отпивает кофе, не отрывая взгляда от экрана телефона. – Говорил же вчера.

Конечно, говорил. И позавчера. И неделю назад. Просто тайная часть меня надеялась, что сегодня он скажет:

“Знаешь, я решил никуда не ехать. Давай проведем день вместе”. Глупая, наивная надежда.

– Надолго? – спрашиваю, уже зная ответ.

– Всего на день. Метнусь туда и сразу обратно, – он наконец кладет телефон и поворачивается ко мне. – Анна звонила вчера. Там у неё какие-то проблемы с общежитием.

Сердце пропускает удар.

– Серьезные? Почему мне не позвонила?

– Не драматизируй, – он слегка морщится. Ненавидит, когда я начинаю беспокоиться о детях, ведь по его словам, они уже взрослые и мне нужно дать им пространство. – Просто хочет переехать на квартиру. Говорит, соседки шумные, мешают готовиться к экзаменам.

– И сколько будет стоить эта квартира? – задаю этот вопрос вслух, хотя на самом деле меня беспокоит то, что моя девочка будет жить отдельно. В общежитии за ними хотя бы присматривают.

– Я разрешил ей посмотреть варианты, – Алексей допивает кофе. – В пределах разумного. Видя мое недовольное лицо, добавляет: – Это её образование, Таня, – ставит чашку на столешницу. – На этом экономить нельзя.

Нельзя экономить – его любимая фраза последних лет. Когда дети были маленькими, я считала каждую копейку. Сейчас, когда дела идут в гору, он наслаждается возможностью тратить, не задумываясь. Я же до сих пор экономлю на себе. Привычка, от которой невозможно избавиться.

– Ладно, – соглашаюсь я. – Я позвоню ей сегодня, узнаю подробности.

Он кивает, снова берёт телефон. Пальцы летают по экрану: проверяет почту, сообщения, новости. Всегда в движении, всегда на связи. Помню времена, когда завтрак был для нас священным ритуалом. Кофе, тосты, разговоры о планах на день. Теперь это роскошь, которую мы не можем себе позволить.

– Водитель приедет через десять минут, – говорит он, не поднимая глаз. – Я собрал вещи, но не успел проверить, всё ли взял. Глянешь?

– Конечно.

Это наш ритуал. Я всегда проверяю его багаж перед поездками. Даже когда были маленькие дети, и я буквально разрывалась между работой, домом и их нуждами, всегда находила время, чтобы убедиться, что муж не забыл зарядку для телефона, зубную щётку или запасную рубашку.

Иду в спальню, где стоит уже собранный чемодан. Открываю, проверяю содержимое. Всё на месте. Закрываю и сажусь на край кровати, внезапно ощущая усталость. Почему-то вспоминается, как мы раньше проводили утро перед его отъездами. Как не могли насытиться друг другом, и такси приходилось ждать, а потом он мчался в аэропорт, опаздывая на регистрацию. Помню его глаза в эти моменты: темные от страсти, с лукавыми искорками в глубине.

– Это чтобы ты не забывала, кому принадлежишь, – шептал он, страстно целуя шею.

Когда всё изменилось? В какой момент мы перестали жадно ловить каждую минуту вместе? Когда секс из ежедневной потребности превратился в пункт списка дел на выходные, а то и на месяц, словно воинская повинность?

Возвращаюсь на кухню. Алексей уже надел пиджак, закрыл портфель. Готов к выходу.

– Всё на месте, – говорю я. – Даже запасные носки.

– Ты мой ангел-хранитель, – он улыбается, но улыбка не достигает глаз.

Раньше он шутил, что я его персональный талисман удачи.

– Без тебя я бы давно разорился, – говорил с нежностью.

Сейчас комплименты стали формальными, дежурными. Как эхо тех искренних слов, которые он когда-то произносил.

Подходит, целует в лоб. Еще один ритуал. Словно я ребенок, которого отправляют спать.

Глава 5

Допиваю кофе и решаю, чем заняться до вечера.

Раньше в такие дни я посвящала время себе, встречам с подругами, детям. С годами эти маленькие удовольствия как-то незаметно исчезли из моей жизни. Не потому, что нет времени или денег. Просто... перестала чувствовать себя достойной этих радостей. Словно материнство и замужество постепенно стерли ту девушку, которая любила ухаживать за собой, которая могла потратить целый день на выбор нового платья.

Телефон звонит, заставляя вздрогнуть. Проверяю, незнакомый номер. Странно, так рано.

– Алло?

– Таня? – узнаю женский голос.

Это Тамара Солнцева. Мы дружим вместе с университета. Последняя встреча была... Кажется чуть ли не четыреста лет назад.

– Тамара? – я удивлена и немного растеряна. – Привет! Что-то случилось?

– Почему сразу случилось? – она смеётся, и я вспоминаю этот смех – открытый, заразительный. – У меня отличные новости. Я наконец купила квартиру. И совсем там, где и хотела, представляешь?

– Серьёзно? Поздравляю! – искренне радуюсь за неё. Помню, как она всегда мечтала о собственном жилье.

– Спасибо! Слушай, я хотела позвать тебя на новоселье. Сегодня. Знаю, что внезапно, но мне не терпится показать квартиру, а из всех друзей только ты живешь близко.

– Сегодня? – я смотрю на пустую кухню, на одинокую чашку с остывающим кофе. – А во сколько?

– Да хоть сейчас! Посидим, поболтаем, ты же знаешь, как я готовлю.

Знаю. Тамара всегда была богиней кулинарии. На студенческих вечеринках все ждали её фирменных закусок.

– После таких талантов ты обязана выйти замуж за олигарха, – шутили мы.

Но Тамара не вышла. Насколько я помню, она предпочла карьеру.

– Давай адрес, – решаюсь я. Что мне терять? Всё равно дома одна, а общение с давней подругой может оказаться именно тем, что нужно, чтобы развеять гнетущее чувство пустоты.

Тамара диктует адрес. Действительно недалеко, всего несколько кварталов. Новый жилой комплекс. Говорит, что очень ждёт, и отключается.

Улыбаюсь, глядя на замолкший телефон. Странное совпадение. Только сегодня думала о том, как мало у меня осталось подруг, и вот звонок из прошлого. Может, это знак. Сигнал, что пора что-то менять в своей жизни.

Решаю начать с малого. Иду в ванную, открываю косметичку. Сколько времени прошло с тех пор, как я делала полноценный макияж? Не просто тушь и блеск для губ перед выходом, а настоящий: с тональным кремом, румянами, тенями? Год? Два?

Разглядываю своё лицо в зеркале. Тридцать восемь. Не старая, но и не юная. Морщинки в уголках глаз стали заметнее. Кожа потеряла былую упругость. Под глазами тени от недосыпа, от вечного беспокойства о детях, о муже, о том, чтобы всё было идеально.

Идеально. Это слово преследует меня всю жизнь.

– Ты должна быть идеальной женой, Таня, – говорила свекровь в первые годы нашего брака. Лёша особенный мужчина. Ему нужна особенная женщина.

И я старалась. Готовила его любимые блюда. Поддерживала порядок в доме. Воспитывала детей так, чтобы ему не приходилось отвлекаться от работы. Строила свою жизнь вокруг его расписания, его предпочтений, его нужд.

Когда я перестала быть собой и превратилась в приложение к нему?

Открываю тюбик тонального крема. Наношу на кожу, растушевываю кончиками пальцев. Вспоминаю, как в университете мы с девчонками собирались перед вечеринками и вместе делали макияж. Тамара всегда была лучшей в этом, могла одним взмахом кисти превратить простушку в красавицу.

Покрываю веки тенями, подвожу глаза, завиваю ресницы. С каждым движением просыпаются воспоминания о той девушке, которой я была до замужества. Смелой. Весёлой. Готовой рискнуть.

Наношу помаду. Тёмно-вишнёвую, которую купила год назад и ни разу не использовала. Слишком яркая для повседневности, говорила я себе. Алексей предпочитает натуральность.

Алексей предпочитает. Алексей хочет. Алексею нравится.

Когда его предпочтения стали важнее моих?

Отхожу от зеркала, оценивая результат. Из отражения на меня смотрит женщина, которую я почти забыла. Уверенная. Привлекательная. Своя собственная.

Иду в гардеробную, выбираю наряд. Взгляд падает на чёрное платье с открытой спиной, купленное на распродаже полгода назад. Бирки всё ещё на месте. Не было случая надеть, слишком откровенное для семейных ужинов, слишком нарядное для похода в торговый центр. Но и сегодня я не готова его одеть. Не то место, не то время, не та компания.

Выбираю менее броский и более свободный наряд.

Отворачиваюсь от зеркала, не желая думать об этом. Сегодня я иду к подруге. И буду веселиться.

Звонит телефон. Лёша. Сердце ускоряется, как в первые месяцы отношений.

– Привет, – отвечаю с улыбкой.

– Я в аэропорту, – его голос звучит отстраненно, словно он говорит и одновременно занимается чем-то ещё. – Посадка через полчаса. Не хотел, чтобы ты волновалась.

– Спасибо, – благодарно выдыхаю. Он помнит о моей привычке беспокоиться. – Как доехал?

Глава 6

Следую за Тамарой в квартиру. Просторная, светлая, с минималистичным дизайном и продуманными деталями. Большие окна от пола до потолка, открывающие вид на город.

– Потрясающе, – выдыхаю я, оглядываясь. – Настоящая квартира мечты.

– Я полгода искала именно такую, – с гордостью говорит Тамара, ставя коробку на журнальный столик. – Хотела, чтобы было много света. И вид обязательно на реку или парк.

– И как, получилось?

– Не совсем, – она смеётся, ведя меня к окну. – Вместо реки и парка вид на соседний дом. Зато квартира на двадцать процентов дешевле, чем с видом на набережную.

Подхожу к окну и действительно вижу напротив другой корпус того же жилого комплекса. Расстояние между домами небольшое. Метров тридцать, не больше. Окна смотрят прямо в окна.

– Не слишком уютно, – замечаю я. – Соседи всё видят.

– Зато я нашла себе развлечение, – Тамара подмигивает и достаёт из ящика бинокль. – Настоящее реалити-шоу каждый вечер.

Я смотрю на бинокль с недоумением.

– Ты подглядываешь за соседями?

– О, это звучит так пошло, – она отмахивается. – Я предпочитаю термин социологическое исследование. Шучу, конечно. Но иногда бывает очень забавно. Вон, например, на четвёртом этаже живет семья с близнецами. Мальчишки лет пяти, сущий кошмар. Каждый вечер устраивают родителям весёлую жизнь.

Я слушаю её с нарастающим дискомфортом. Мне кажется неправильным вторгаться в частную жизнь незнакомых людей, даже если они не задергивают шторы. Но Тамара продолжает рассказывать с таким энтузиазмом, что я не решаюсь её прервать.

– А на третьем этаже живет женщина, которая, кажется, практикует какую-то восточную религию. Каждое утро в семь она расстилает коврик и делает странные ритуальные движения. Очень грациозно, кстати.

– Может быть, это просто йога? – предполагаю я.

– Возможно, – пожимает плечами Тамара. – Но я предпочитаю думать, что она тайная жрица древнего культа.

Она заразительно смеется, и я не могу не улыбнуться в ответ. Тамара всегда была такой, умела находить приключения даже в самых обыденных вещах, превращать скучное в интересное. Эта её способность когда-то делала наши студенческие будни яркими и незабываемыми.

– Пойдём, я накрыла на стол, – она берёт меня за руку. – Надеюсь, ты голодна. Я, кажется, приготовила еды на роту солдат.

В гостиной действительно накрыт роскошный стол: салаты, запечённое мясо, овощи гриль, свежайший хлеб. И две бутылки напитка из элитных сортов винограда – красного и белого.

– Ты все еще потрясающе готовишь, – говорю я, усаживаясь за стол.

– А ты думала, я разучилась? – Тамара наполняет бокалы. – За новоселье?

– За новоселье, – поднимаю бокал. – И за неожиданные встречи с хорошими людьми.

Мы чокаемся, делаем по глотку. Напиток прохладный, с нотками цитруса и мёда. Идеально для теплого весеннего вечера.

– Расскажи, как ты? – спрашивает Тамара, накладывая еду в тарелки. – Дети, муж, работа?

И я рассказываю. О том, как дети учатся. О том, как Алексей развивает бизнес: открыл филиалы в трёх городах, планирует экспансию за рубеж.

О себе говорю мало. Что я могу сказать? Что моя жизнь это их жизни? Что моя главная забота создавать комфортную среду для успеха мужа и детей?

– А ты сама? – Тамара не отступает. – Чем занимаешься, кроме заботы о семье?

Вопрос застаёт врасплох. В последние годы меня редко спрашивают о чём-то личном, не связанном с ролью жены и матери.

– Я... – запинаюсь, пытаясь найти что-то значимое в своём расписании. –Участвую в мастер-классах по рукоделию, занимаюсь саморазвитием.

Это правда, но мои хобби занимают всего пару часов в неделю. Остальное время растворяется в бытовых заботах, в ожидании звонков от детей, в подготовке к возвращению мужа из очередной командировки.

– А помнишь, ты мечтала открыть свой бизнес? – Тамара смотрит с лёгкой грустью. – У тебя был такой талант.

Конечно, помню. Вот только из-за знакомства с Алексеем всё как-то... отошло на второй план. Сначала из-за бурного романа, потом из-за свадьбы и ремонта в нашей первой квартире, затем из-за беременности.

– Жизнь по-другому сложилась, – отвечаю с натянутой улыбкой. – Но я не жалею. У меня прекрасная семья.

Тамара смотрит пристально, словно видит то, что я пытаюсь скрыть даже от себя.

– Быть женой и матерью это прекрасно, – говорит она мягко. – Но быть только женой и матерью... Таня, ты всегда была чем-то большим.

Её слова, произнесённые без упрёка, просто как констатация факта, заставляют что-то дрогнуть внутри. Глаза вдруг наполняются слезами, и я быстро моргаю, чтобы скрыть их.

– А ты? – перевожу тему. – Кардиология, говоришь? Как давно?

– Десять лет, – она позволяет мне уйти от неудобного разговора. – После ординатуры сразу попала в хорошую клинику. Сейчас заведую отделением.

Я искренне рада за неё. Тамара всегда знала, чего хочет, и шла к своей цели. Не позволяла обстоятельствам или другим людям мешать её планам.

Глава 7

Вопрос Тамары ударяет меня под дых. Когда мы с Лёшей в последний раз были близки? Я открываю рот, чтобы ответить, и вдруг понимаю, что не могу точно вспомнить. Это было... месяц назад? Два? Перед глазами мелькают календарные листы, и я с ужасом осознаю правду.

– В феврале, – голос звучит хрипло, будто чужой. – На его день рождения.

Тамара молчит, но её глаза говорят громче любых слов. Три месяца. Двенадцать недель без физической близости в браке, который я считала если не идеальным, то хотя бы нормальным.

– Я списывала это на его усталость, на стресс из-за работы, – продолжаю я, пытаясь оправдаться перед собой больше, чем перед ней. – Думала, это временно, что скоро всё наладится...

Горечь поднимается к горлу. С каждым произнесенным словом я всё яснее вижу, насколько была слепа. Перебираю в памяти знаки, которые игнорировала: поздние возвращения домой, новый парфюм, внезапное внимание к своей внешности, таинственные сообщения, на которые он отвечал, отворачивая телефон.

– А она такая молодая, – шепчу я, сжимая кулаки так сильно, что ногти больно впиваются в ладони. – Такая... свежая. С идеальным телом.

Тамара накрывает мои руки своими, заставляя разжать пальцы.

– Это не имеет к тебе никакого отношения, Таня. Совершенно никакого.

– Конечно, имеет, – горько усмехаюсь я. – Я постарела. Обрюзгла. Стала... неинтересной.

– Перестань, – Тамара качает головой. – Ты красивая женщина. Дело не в этом. Мужчины не потому изменяют, что их жены недостаточно хороши. Они изменяют, потому что что-то сломано внутри них самих.

Её слова должны утешать, но почему-то становится только больнее. Я вспоминаю, как старательно поддерживала форму после рождения детей, как подбирала красивое бельё, которое он перестал замечать, как пыталась создать настроение романтическими ужинами, на которые он всё чаще опаздывал.

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – вздыхаю, убирая прядь волос с лица. – Но от этого не легче. Особенно когда видишь, как он... с ней...

Тамара крепче сжимает мою руку.

– Так что ты решила делать? – спрашивает она после паузы.

Вопрос возвращает меня к реальности. Я оглядываюсь на часы. Почти десять вечера. Завтра утром Алексей вернётся “из командировки”. Может быть, даже принесет какой-нибудь сувенир, чтобы поддержать иллюзию поездки в другой город. А потом будет врать мне в глаза о деловых встречах, о проблемах с офисом и прочей чепухе, в которую я так долго и легко верила.

– Я поеду домой, – решительно говорю я, и сама удивляюсь твёрдости своего голоса.

– Уверена? – Тамара смотрит с беспокойством. – Может, лучше остаться здесь? Отдохнуть, всё обдумать...

– И дать ему возможность подготовиться? Придумать новые оправдания? – качаю головой. – Нет. Я хочу быть дома, когда он вернётся.

– Ты собираешься устроить скандал? – осторожно спрашивает Тамара.

На мгновение эта мысль кажется заманчивой. Представляю, как выплескиваю ему в лицо всю боль, всю ярость, скопившуюся внутри. Как кричу о предательстве, разбиваю тарелки, выбрасываю его вещи из окна... Но это не я. Никогда не была.

– Нет, – отвечаю спокойно. – Я хочу посмотреть ему в глаза, когда он будет лгать. Хочу... увидеть его настоящего.

Тамара кивает, словно понимает. И, возможно, действительно понимает, она всегда была проницательной.

– Что я могу для тебя сделать? – спрашивает она, и в этот момент я как никогда благодарна судьбе за то, что она вернула мне подругу именно сегодня.

– Ты уже сделала больше, чем думаешь, – улыбаюсь сквозь слёзы. – Ты показала мне правду.

Я встаю, расправляю плечи. Тело, словно отдельная от разума сущность, готовится к бою. Мышцы напрягаются, выпрямляется спина, поднимается подбородок.

– Он хотел пирог с мясом, – говорю я почти спокойно. – Что ж, будет ему пирог.

Тамара вскидывает брови, не понимая, о чём я.

– Он просил приготовить пирог с мясом. Его любимый.

– Какая наглость, – шепчет подруга.

– Нет, – качаю головой. – Это возможность. Я приготовлю ему чертов пирог. Самый красивый, самый вкусный. А потом...

Не договариваю, сама не зная, что именно будет “потом”. Но впервые за весь вечер чувствую что-то помимо боли и отчаяния: холодную, кристально чистую решимость.

– Ты точно хочешь уехать? – Тамара всё ещё сомневается. - Я же дала добро на ночевку?

– Точно, – киваю. – Мне нужно встретить врага на своей территории.

Называю Алексея врагом и понимаю, что это не преувеличение, не эмоциональный всплеск. Он действительно стал моим противником в той войне, о которой я даже не подозревала. И теперь я наконец вступаю в бой.

Тамара провожает меня до двери. На пороге мы крепко, долго обнимаемся, как в студенческие годы.

– Звони в любое время, – говорит она. – Обещаешь?

– Обещаю.

– И не делай глупостей.

Слабо улыбаюсь:

Глава 8

Смотрю в окно на проплывающие мимо огни города. Чувствую себя странно отстраненно, словно смотрю фильм о ком-то другом. Сюрреалистичность происходящего всё ещё не даёт полностью осознать масштаб катастрофы.

Телефон вибрирует. Снова семейная группа. На этот раз Максим отправил фото своего друга, пытающегося съесть невозможно огромный бургер. Безмятежное, счастливое лицо сына заставляет сердце болезненно сжаться. Что я скажу ему? Что скажу Ане? Как объясню, что их отец, которого они так любят и уважают, оказался лжецом и предателем?

Моё сердце пропускает удар, а затем начинает колотиться так сильно, что, кажется, вот-вот проломит рёбра. Даже сейчас, даже зная, что я знаю, я не могу не чувствовать этого противного, липкого страха: а что, если что-то пойдёт не так? Что, если он никогда не вернётся домой?

Представляю, как я буду жить одна, строить свою жизнь дальше без него. И не знаю, буду ли я счастлива?

Такси останавливается у моего дома. Расплачиваюсь, благодарю водителя. Иду к двери, автоматически доставая ключи из сумки.

Вхожу внутрь, включаю свет. Дом кажется чужим, как будто я попала в параллельную реальность, где всё выглядит знакомым, но ощущается совершенно иначе. Фотографии нашей семьи на морском побережье, дети на выпускном, мы с Алексеем в день пятнадцатилетия свадьбы. Теперь все это смотрится как декорации, как искусно созданная иллюзия счастья.

Первым делом иду на кухню и достаю бутылочку из элитного сорта винограда, которую мы с Лёшей собирались открыть на годовщину свадьбы. Дорогое, выдержанное. Муж специально заказывал его через своего поставщика. Дрожащими руками откручиваю пробку, наливаю полный бокал. Делаю большой глоток, чувствуя, как терпкая жидкость обжигает горло.

Мне нужна эта временная анестезия, чтобы пережить следующие часы. Чтобы не сорваться, не наделать глупостей, о которых потом пожалею.

С бокалом в руке поднимаюсь в нашу с Алексеем спальню, где мы провели тысячи ночей. Оглядываю комнату новыми глазами. Широкая кровать, на которой мы зачали наших детей. Фотографии на прикроватной тумбочке. Улыбающиеся лица, ложь, запечатленная в рамке. Его халат, небрежно брошенный на кресло.

Подхожу к шкафу, открываю дверцы. Аккуратно развешанные костюмы, рубашки, галстуки. Я столько лет заботилась об этих вещах, следила, чтобы его гардероб был безупречен. Веду пальцами по ряду рубашек, пытаясь угадать, какую из них он надел сегодня для встречи со своей... с ней.

Рука замирает на светло-голубой рубашке, которую я подарила ему на Новый год. Его любимой. Проходит секунда, другая, и я срываю её с вешалки. За ней следует вторая, третья. Выдергиваю костюмы, швыряю галстуки на пол. В голове стучит только одна мысль: он носил всё это, когда шёл к ней. Снимал перед ней то, что я так тщательно гладила и вешала.

Когда половина его гардероба уже валяется на полу, я останавливаюсь, тяжело дыша. Что я делаю? К чему эта истерика? Она никак не поможет мне сейчас. Не принесёт облегчения, не вернёт контроль над ситуацией. Только покажет ему, насколько сильно он меня задел.

Медленно, механически начинаю поднимать вещи, возвращать их на место. Каждое движение требует невероятных усилий, словно я двигаюсь сквозь плотную вязкую массу. Но я продолжаю, потому что это даёт мне иллюзию нормальности, иллюзию того, что я всё ещё держу себя в руках.

Закончив, смотрю на свою работу. Идеально ровные ряды одежды, такие же, как были до моего срыва. Ничто не выдаёт бури, только что пронесшейся в комнате. Как ничто не выдавало бури, бушевавшей в нашем браке.

Сажусь на кровать, делаю ещё глоток. Мне необходимо всё обдумать, составить план. Я не могу просто сидеть и ждать, когда Алексей соизволит вернуться в наш дом после своих любовных утех.

Пирог. Он хочет чёртов пирог. Ставлю бокал на прикроватную тумбочку и спускаюсь на кухню. В холодильнике должны быть все необходимые ингредиенты. Я всегда держу запас на случай, если муж внезапно проголодается или приведёт гостей. Годами я была безупречной хозяйкой, предугадывающей его желания.

Достаю муку, сливочное масло, фарш, лук, специи. Расставляю всё на столе, словно готовлюсь к кулинарному шоу. Руки двигаются автоматически. Замешиваю тесто, режу лук, обжариваю фарш. Каждое действие отточено годами практики. Я могла бы делать это с закрытыми глазами.

И делаю. С закрытыми глазами души. Механически выполняю знакомые движения, пока разум занят совсем другим. Вспоминаю, как Алексей впервые попробовал этот пирог. Тогда ещё рецепт моей бабушки, который я решила освоить на заре нашего брака. Как закатил глаза от удовольствия, как целовал меня, измазав в муке лицо и волосы. Как шептал, что я самая лучшая, самая заботливая жена на свете.

Где-то на этом пути восхищение превратилось в ожидание, а ожидание в требование. Мясной пирог стал не подарком, а обязанностью. Чем-то, что я должна делать, чтобы поддерживать его комфорт.

Включаю духовку, ставлю противень с пирогом внутрь. Таймер на сорок минут. Беру бокал, иду в гостиную.

Сажусь в кресло, которое всегда считала своим. Напротив любимое кресло Алексея, куда я никогда не сажусь, даже когда его нет дома. Даже сейчас, зная о его предательстве, я соблюдаю эти негласные правила. Как глубоко въелась во мне эта роль удобной, послушной жены.

Напиток постепенно расслабляет тело, но мысли становятся только острее. Все события последних месяцев, все мельчайшие детали поведения Алексея приобретают новый смысл. Его раздражительность, внезапное внимание к своей внешности, новый парфюм, таинственные сообщения, на которые он отвечал, отворачивая телефон. Постоянные задержки на работе, внезапные командировки. Как я могла быть такой слепой?

Глава 9

Беру телефон, открываю браузер. Пальцы сами набирают: “что делать если муж изменяет”. Тысячи результатов, сотни советов. Простить. Поговорить. Уйти. Отомстить. Столько вариантов, и ни один не кажется правильным.

Перехожу на форум для женщин, читаю истории других обманутых жён. Некоторые простили и пытаются склеить разбитую вазу брака. Другие ушли и начали новую жизнь. Третьи остались, но уже никогда не смогли доверять.

Что выберу я? Сейчас, в тумане красного напитка и боли, не могу принять такое решение.

Телефон вибрирует от входящего сообщения. Сердце пропускает удар. Алексей? Нет, это Тамара.

“Как ты? Всё в порядке? Может, приехать?”

Её забота трогает до слёз. После стольких лет, когда мы почти не общались, она переживает за меня больше, чем человек, с которым я прожила два десятилетия.

“Я в порядке. Насколько это возможно. Спасибо, что волнуешься.”

Отправляю ответ и откладываю телефон. На каминной полке стоят наши семейные фотографии. Беру одну. Мы с Алексеем на каком-то празднике. Я в бежевом платье, он в светлом костюме. Счастливые лица, искренние улыбки. Это было до или после? До или после того, как он начал искать утешения в других постелях?

Ставлю фотографию обратно, но не рамкой вперёд, а лицевой стороной к стене. Методично переворачиваю все семейные снимки. Это маленький жест протеста, крошечный акт неповиновения. Но он даёт мне странное удовлетворение.

Возвращаюсь в кухню, пополняю бокал. Пирог остыл, и я аккуратно перекладываю его на красивое блюдо, то, которое обычно использую для особых случаев. Ставлю посередине стола, как будто готовлюсь к празднику.

Что теперь? Ждать его возвращения может быть долго. Скорее всего, он проведёт ночь с ней, а утром придет домой с виноватой улыбкой за свою поездку.

Мысль о том, что прямо сейчас, в эту самую минуту, он может быть с ней, заставляет кровь закипать в жилах. Представляю их вместе: её молодое тело, его руки на её коже, его губы на её губах. От этих картин перехватывает дыхание, к горлу снова подступает тошнота.

Делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Не могу позволить этим мыслям отравить меня. Не могу допустить, чтобы его предательство разрушило не только мой брак, но и меня саму.

Что бы сделала та девушка, которой я была до встречи с Алексеем? Та смелая, уверенная в себе Таня, которая не боялась рисковать, которая знала себе цену? Она бы не сидела здесь, заливая горе напитком из винограда и выпекая пироги. Она бы действовала.

Мой взгляд падает на ключи от машины, лежащие на кухонном столе. В голове формируется безумная идея. Я могу поехать туда. Прямо сейчас. Увидеть своими глазами, где живет его любовница. Может быть, даже постучать в дверь, посмотреть ей в лицо.

Пальцы тянутся к ключам, но в последний момент я отдергиваю руку. Нет. Это не выход. Это только усугубит ситуацию, превратит меня в истеричку, в жертву. А я не хочу быть жертвой. Не в этой истории.

Вместо этого иду в кабинет Алексея. Обычно я сюда не захожу следуя негласному правилу: это его территория. Но сегодня все правила нарушены, все границы стёрты.

Кабинет воплощение его личности: строгий, функциональный, безупречно организованный. Массивный стол из темного дерева, кожаное кресло, стеллажи с книгами, которые он никогда не читает, но которые создают образ интеллектуала. На стенах дипломы, сертификаты, фотографии с известными людьми. Доказательства его успеха.

Подхожу к столу, провожу пальцами по гладкой поверхности. Сколько раз я приносила сюда кофе, когда он работал допоздна? Сколько раз тихонько целовала его в щёку, не желая отвлекать от важных дел? Всегда на цыпочках, всегда с уважением к его пространству, его времени, его приоритетам.

Сажусь в его кресло, впервые за все годы. Оно удобное, дорогое, настраиваемое под индивидуальные параметры тела. Еще одно проявление его стремления к комфорту и статусу.

На столе закрытый, выключенный ноутбук. Рядом органайзер, ручки в подставке, фотография нашей семьи в скромной рамке. Выдвигаю верхний ящик стола. Канцелярские принадлежности, аккуратно разложенные в органайзере.

Второй ящик. Документы, папки с деловыми бумагами.

Ничего личного, ничего, что могло бы дать подсказку о его тайной жизни.

Возвращаюсь на кухню, наливаю воды. Нужно привести мысли в порядок. Я не могу встретить Алексея в таком состоянии: расстроенная и неспособная ясно мыслить.

Телефон снова вибрирует. На этот раз это Аня.

“Мам, ты в порядке? Ты не ответила на мои фотки. Обычно ты сразу пишешь =)”

Сердце сжимается от любви и боли. Мои дети. Они не заслуживают этого. Не заслуживают, чтобы их семья разваливалась на части из-за эгоизма отца.

“Всё хорошо, солнышко. Просто была занята. Замечательные фотографии! Как твои дела?”

Стараюсь, чтобы сообщение звучало как обычно заботливо, но не навязчиво. Аня не должна заподозрить, что что-то не так. По крайней мере, не сейчас, не по телефону.

Откладываю телефон и смотрю на часы. Почти полночь.

Меня вдруг охватывает ужасная усталость. Эмоциональное потрясение, бессонная ночь впереди – все это наваливается сразу, буквально придавливая к земле. Поднимаюсь наверх, в спальню. Не могу уснуть в нашей постели, не сегодня. Но могу хотя бы переодеться, смыть макияж, приготовиться к долгому ожиданию.

Глава 10

Мой взгляд падает на бутылку. Она почти пуста. Наливаю остатки в бокал, делаю глоток. Вкус уже не приносит удовольствия, но мне нужно что-то делать с руками, с телом, которое буквально вибрирует от напряжения.

Телефон вибрирует от новых сообщений. Аня рассказывает о планах на переезд, присылает фотографии квартиры, которую хочет снять. Я отвечаю короткими фразами, стараясь, чтобы они звучали как обычно. Затем Максим рассказывает о новом преподавателе, который устраивает настоящий ад на лекциях. Я сочувствую, советую не сдаваться.

Обычный вечер. Обычные разговоры. Только моё сердце разбито, а руки дрожат так, что трудно печатать.

В какой-то момент ловлю себя на том, что жду сообщения от Алексея. Привычка. За столько лет я привыкла получать от него весточку перед сном, даже когда он в командировке. “Спокойной ночи, Танюш. Завтра увидимся.” Такие простые слова, которые теперь кажутся насквозь фальшивыми.

Допиваю, ставлю бокал в раковину. Смотрю на часы, почти час ночи. Он не придёт сегодня. Остался с ней.

Эта мысль должна ранить, но странным образом приносит облегчение. Я не готова к конфронтации. Не сегодня, не сейчас. Мне нужно время, чтобы собраться с мыслями, чтобы решить, как поступить.

Выключаю свет на кухне, поднимаюсь наверх. Все эти годы я спала на левой стороне кровати, а Алексей на правой. Даже когда его не было дома, я никогда не занимала его половину. Сегодня ложусь посередине, раскинув руки в стороны. Маленький акт мятежа.

Потолок над головой кажется бесконечно далеким. Закрываю глаза, но сон не идёт. Перед внутренним взором снова и снова прокручивается увиденная сцена: Алексей и та девушка у окна. Его руки на её теле. Их силуэты на фоне света.

Пытаюсь отогнать эти образы, заменить их чем-то другим. Вспоминаю наше первое свидание. Алексей был таким внимательным, таким галантным. Открывал передо мной двери, следил, чтобы в моём бокале всегда было вино, слушал с таким искренним интересом, словно я была самым увлекательным человеком в мире.

Когда всё изменилось? В какой момент я превратилась из объекта восхищения в удобное приложение к его жизни?

Переворачиваюсь на бок, обнимаю подушку. Виноградный напиток наконец начинает действовать, мысли путаются, становятся вязкими и тяжёлыми. Перед глазами расплываются тёмные пятна. Последняя мысль перед тем, как провалиться в беспокойный сон: что я скажу ему утром?

***

Просыпаюсь от звука открывающейся двери. Сердце подпрыгивает и начинает колотиться где-то в горле. Он вернулся.

За окном едва брезжит рассвет. Часы на прикроватной тумбочке показывают половину шестого утра. Слишком рано для нормального возвращения.

Лежу неподвижно, прислушиваясь к звукам внизу. Шаги, осторожное закрывание двери, звон ключей, брошенных на столик в прихожей. Он старается не шуметь, думает, что я сплю.

Мысли лихорадочно скачут. Встать? Остаться в кровати? Притвориться спящей или сразу начать разговор? Что сказать? Как себя вести?

Решаю остаться в постели. Пусть поднимется, пусть увидит меня в этом шелковом халате, раскинувшуюся посреди кровати. Пусть почувствует хоть на мгновение то, что чувствовала я, глядя на него с другой женщиной.

Шаги на лестнице. Медленные, осторожные. Дверь в спальню тихонько приоткрывается.

– Таня? – его голос, тихий, с вопросительными нотками. – Ты не спишь?

Притворяюсь спящей. Дыхание ровное, глаза закрыты. Чувствую, как он подходит к кровати, останавливается, глядя на меня. Что он видит? О чём думает? Чувствует ли хоть каплю вины за то, что сделал?

Сквозь прикрытые веки наблюдаю, как он начинает раздеваться. Снимает пиджак, расстегивает рубашку. Движения уставшие, механические. На запястье поблескивают часы. Мой подарок, которые он не снимает даже во время измены.

Уходит в ванную. Слышу шум воды. Он принимает душ, смывая с себя запах другой женщины перед тем, как лечь в нашу супружескую постель.

Эта мысль вызывает новую волну гнева. Как он может? Как смеет приходить сюда после ночи с ней? Как смеет делать вид, что всё нормально?

Сажусь на кровати, когда он выходит из ванной с полотенцем вокруг бёдер. На мгновение замирает, удивлённый тем, что я не сплю.

– Ты вернулся, – мой голос звучит неожиданно спокойно.

– Да, – он быстро приходит в себя. – Удалось решить проблемы быстрее, чем я думал. Решил не ждать до утра, взял более ранний рейс, сразу приехал домой.

Ложь. Такая гладкая, такая привычная. Интересно, как долго он практиковался перед зеркалом, чтобы она звучала так убедительно?

– Как командировка? – спрашиваю, наблюдая за его реакцией.

– Нормально, – пожимает плечами, идёт к шкафу, достаёт чистое бельё. – Стандартно. Проверил работу филиала, провёл пару совещаний.

Каждое слово новая ложь. Каждое слово новый удар ножом в моё сердце.

– Устал? – продолжаю игру.

– Немного, – он надевает пижамные штаны, вешает полотенце на спинку стула. – Ночной рейс выматывает.

Ночной рейс. Который не существовал. Из города, в котором он не был.

Глава 11

– Я видела вас, – слова вырываются сами собой, прежде чем я успеваю их остановить.

– Что? – Алексей выпрямляется, его плечи мгновенно напрягаются. Взгляд становится острым, внимательным.

Сейчас, глядя на его настороженную позу, я вижу совсем другого человека. Не уставшего мужа, вернувшегося из командировки, а хищника, готового защищаться.

– Тебя и её, – продолжаю, чувствуя, как внутри поднимается волна ярости. – Вчера. В окне. Я видела, как ты ублажал эту молоденькую прямо у окна, даже не потрудившись задернуть шторы.

Его лицо мгновенно меняется. Не бледнеет, как я ожидала, не приобретает виноватое выражение. Нет, его черты словно каменеют, глаза темнеют, становясь почти черными. Секунда и передо мной уже не муж, а незнакомец, опасный и непредсказуемый.

– Где ты была? – спрашивает он жёстко, голосом, которым обычно разговаривает с нерадивыми сотрудниками. Ни тени раскаяния, только холодный расчёт.

Его реакция настолько не соответствует моим ожиданиям, что я теряюсь на мгновение.

– Какая разница, где я была? – голос дрожит от возмущения. – Ты мне изменяешь, а теперь пытаешься выяснять, где я находилась?

Он выглядит еще более опасным. Сильное тело, натренированное регулярными тренировками, напряженные мышцы под загорелой кожей.

– Ты следила за мной? – спрашивает, не повышая голоса, и от этого спокойствия мне становится ещё страшнее.

– Нет, – качаю головой, инстинктивно двигаясь к изголовью кровати. – Случайно. Была у Тамары на новоселье, в доме напротив... того места.

Он замирает на долю секунды, а затем неожиданно начинает одеваться. Быстро, методично, словно собираясь в бой. Натягивает брюки, хватает свежую рубашку из шкафа.

– Алексей, – мой голос срывается. – Что ты делаешь? Мы должны поговорить.

– Не сейчас, – отрезает он, не глядя в мою сторону. – Мне нужно уладить одно дело.

– Какое дело? – я не верю своим ушам. – Ты только что вернулся от своей любовницы, я уличила тебя в измене, а ты собираешься уйти?

Он наконец поворачивается ко мне. Его лицо непроницаемая маска, и это пугает сильнее, чем открытый гнев или агрессия.

– Именно поэтому я и должен уйти, – говорит он равнодушно. – Нужно всё исправить.

– Исправить? – переспрашиваю недоверчиво. – Что именно ты собираешься исправлять?

Застегивая рубашку, он бросает на меня короткий взгляд:

– Ситуацию.

Такой простой ответ, такая чудовищная самоуверенность. Словно речь идёт о бизнес-проблеме, которую можно решить парой звонков. Словно он не разбил только что моё сердце.

Я вскакиваю с кровати, загораживая ему путь к двери:

– Нет. Ты никуда не пойдёшь, пока мы не поговорим. Пока ты не объяснишь, что происходит!

Он останавливается в шаге от меня. Не пытается отодвинуть, но его взгляд говорит яснее слов: не стой на пути.

– Таня, – произносит спокойно, почти мягко, как говорят с душевнобольными или с детьми. – Сейчас не время для сцен. Я вернусь через пару часов, и мы всё обсудим.

– Сцен? – от возмущения перехватывает дыхание. – Ты считаешь это сценой? Твоя жена узнает, что ты ей изменяешь, а ты называешь её реакцию сценой?

Его челюсть напрягается, желваки ходят под кожей. Единственный признак того, что за этой маской ледяного спокойствия кипят эмоции.

– Я не говорил, что ты устраиваешь сцену, – произносит он с нажимом. – Я сказал, что сейчас не время для разборок. Есть более срочные вопросы.

– Срочнее, чем наш брак? – я чувствую, как слезы подступают к глазам, но усилием воли сдерживаю их. Не хочу, чтобы он видел, насколько мне больно. – Срочнее, чем девятнадцать лет совместной жизни?

Его выражение лица смягчается на миг, но затем снова каменеет:

– Именно поэтому я и должен идти. Чтобы спасти эти девятнадцать лет.

Не понимаю, о чём он. Что он собирается делать? Идти к ней? Объясняться? Просить, чтобы она держала рот на замке?

– Ты поедешь к ней? – спрашиваю прямо, ненавидя, как жалко звучит мой голос.

– Да.

Такой простой, такой убийственный ответ.

– Зачем? – выдавливаю из пересохшего горла.

– Закончить это, – отвечает он коротко. – Раз и навсегда.

Смех, больше похожий на всхлип, вырывается из груди:

– И ты думаешь, я поверю? Что ты решил порвать с ней только потому, что я узнала?

– Нет, – качает головой. – Я собирался закончить это в любом случае. То, что ты узнала, просто ускорило процесс.

Не верю.

Ни единому его слову не верю. Сколько раз за эти годы он так же гладко лгал мне? Со всем своим успешным видом бизнесмена, снисходительным спокойствием, не терпящим возражений тоном?

– Почему я должна тебе верить? – спрашиваю, скрестив руки на груди, чтобы унять дрожь.

Впервые за весь разговор его маска трескается. В глазах мелькает что-то, но исчезает так быстро, что я не уверена, не привиделось ли мне это.

Глава 12

Гнев и обида сильнее меня.

– Почему я должна делать то, что ты хочешь? После всего, что ты сделал?

– Потому что мы заслуживаем шанса, – отвечает он тихо. – Наш брак заслуживает. Наши дети заслуживают. Ты и я заслуживаем.

С этими словами он выходит, оставляя меня в оцепенении посреди спальни. Его шаги быстро удаляются по лестнице, затем хлопает входная дверь, и наступает тишина.

Я стою, будто парализованная, не в силах поверить в происходящее. Всё идёт не так, как я представляла. Никакого раскаяния, никаких извинений, никакого выяснения отношений. Только этот странный, почти деловой подход к ситуации, словно речь идет о контракте, а не о живых чувствах.

Оцепенение длится минуту, две, пять. Затем меня начинает трясти. Не от горя, не от отчаяния, а от чистой, неразбавленной ярости. Он посмел уйти. Уйти в тот момент, когда решается судьба нашего брака. Сбежать вместо того, чтобы объясниться.

Сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Боль отрезвляет, возвращает способность двигаться. Иду в ванную, умываюсь холодной водой, пытаясь остудить пылающее лицо и успокоить бешено колотящееся сердце. В зеркале отражается женщина, которую я едва узнаю: бледная, с горящими глазами, с выражением такого отчаяния и ярости, что становится не по себе.

Что мне делать? Сидеть здесь и ждать его возвращения, как послушная жена? Или уйти? Показать, что я не игрушка, не вещь, которую можно предавать, а потом требовать, чтобы она сидела дома и ждала?

Телефон на прикроватной тумбочке мигает новым сообщением. Подхожу, проверяю. Это Тамара:

“Как ты? Не спишь? Звони, если нужна помощь.”

Её забота заставляет глаза наполниться слезами. Набираю номер, прижимаю трубку к уху.

– Таня? – она отвечает после первого гудка, словно была уверена, что я позвоню. – Ты в порядке?

– Нет, – шепчу, глотая слёзы. – Совсем не в порядке, Том.

– Что случилось? – в её голосе тревога.

– Он вернулся, – слова даются с трудом. – Я сказала, что всё видела. А он... он просто собрался и ушёл. Сказал, что поедет к ней. Закончить это.

– Господи, – выдыхает Тамара. – Какой мерзавец.

– Я не знаю, что делать, – признаюсь, опускаясь на край кровати. – Сидеть здесь? Ждать его? Или уйти? Показать, что я не намерена мириться с таким отношением?

Тамара молчит несколько секунд, и это молчание громче любых слов.

– А ты сама чего хочешь? – спрашивает она наконец. – Не то, что ты должна сделать, не то, что правильно. А то, чего хочешь ты, Таня?

Закрываю глаза, пытаясь разобраться в хаосе чувств. Гнев, обида, страх, разочарование. Но под всем этим глубокое, выматывающее душу желание понять. Понять, почему это случилось, почему он предал, что привело нас к этой точке.

– Я хочу знать правду, – говорю тихо. – Всю правду. Как давно это продолжается, почему он это сделал, что это значит для нас.

– Тогда, может быть, стоит дождаться его? – предлагает Тамара осторожно. – Выслушать, что он скажет? А потом уже решать, что делать дальше.

– А если он соврет? – мой голос дрожит. – Если скажет то, что я хочу услышать, только чтобы я осталась?

– Ты знаешь его лучше, чем кто-либо, – отвечает она мягко. – Ты поймёшь, лжёт он или нет.

Действительно ли я знаю его? После вчерашнего, после всего, что я узнала, я уже ни в чём не уверена. Тем более, в своей способности отличить его правду от лжи.

– Я не знаю, – признаюсь честно. – Уже ничего не знаю.

– Таня, – голос Тамары становится твёрже. – Что бы ты ни решила, я на твоей стороне. Хочешь уйти, приезжай ко мне. Хочешь остаться и поговорить, поговори. Но помни, что ты имеешь право на правду и на уважение.

Её слова находят отклик глубоко внутри меня.

Уважение.

Сколько лет я мирилась с тем, что мои желания, мои потребности, мои чувства ставились ниже его? Сколько раз проглатывала обиду, подавляла возмущение, шла на компромисс, который на самом деле был просто капитуляцией?

– Спасибо, – говорю искренне. – Я, наверное, останусь. Дождусь его. Выслушаю. А потом решу.

– Уверена? – Тамара не скрывает беспокойства.

– Да, – выдыхаю, чувствуя странное спокойствие, приходящее после принятого решения. – Я должна знать. Должна посмотреть ему в глаза, когда он будет объяснять. А потом... потом видно будет.

Мы говорим ещё несколько минут. Тамара даёт советы, подбадривает, обещает быть на связи. Я благодарю её и заканчиваю разговор, чувствуя себя немного сильнее.

Взгляд падает на часы. Прошло всего пятнадцать минут с тех пор, как Алексей ушёл. Если он говорил правду и вернётся через три часа, у меня впереди ещё долгое ожидание. Чем заполнить это время? Как не сойти с ума от бесконечных мыслей и вопросов?

Решаю принять душ. Горячие струи воды смывают усталость, тревогу, напряжение. Намыливаю тело, скользя руками по коже, которую столько раз касались его руки. Смываю шампунь с волос, которые он любил перебирать пальцами, когда мы лежали рядом. Каждое движение как напоминание о нашей близости, теперь отравленной его предательством.

Глава 13

Иду к двери, открываю. На пороге стоит пожилая женщина с огромным, пышным букетом цветов, в котором смешаны розы, лилии и орхидеи.

– Татьяна Богатырёва? – спрашивает она официальным тоном.

– Да, – отвечаю растерянно.

– Вам доставка, – она протягивает букет. – Распишитесь здесь, пожалуйста.

Механически ставлю подпись в планшете, принимаю цветы. Они тяжёлые, пахнут сладко и дурманяще.

– От кого? – спрашиваю, хотя уже знаю ответ.

– Карточка внутри, – отвечает женщина равнодушно. – Хорошего дня!

Закрываю дверь, несу букет на кухню. Ставлю на стол, достаю карточку, спрятанную среди цветов. Почерк Алексея, размашистый, уверенный:

“Прости меня. Я всё объясню. Дождись, пожалуйста.”

Простые слова, но они заставляют меня задрожать. Вот так просто? Прости меня, и всё должно быть забыто? Цветы, записка и я должна смириться с предательством? Принять его обратно, закрыть глаза на измену, на ложь, на унижение?

Комкаю карточку, бросаю в мусорное ведро. Цветы хочется выбросить туда же, но рука не поднимается уничтожить такую красоту. Вместо этого ставлю их в вазу, едва сдерживая слёзы. Каким жестоким может быть очарование этого букета в контексте того, что произошло.

“Молодец” какой. Успел и к любовнице заскочить и цветы жене отправить.

Часы показывают начало десятого. Прошло почти два часа с тех пор, как Алексей ушёл. Если он не солгал, опять, скоро должен вернуться. Что я скажу ему? Как себя поведу?

Репетирую в голове разговор. Спокойный, взрослый, без истерик и обвинений. Хочу сохранить достоинство, не дать ему увидеть, насколько глубоко он меня ранил. Но получится ли? Или при виде его лица, его глаз, его рук, которые ещё вчера ласкали другую женщину, я сорвусь и наговорю того, о чём потом пожалею?

Телефон вибрирует. Сообщение от Максима:

“Мам, ты уже второй день не отвечаешь нормально. Что-то случилось?”

Мой умный, наблюдательный сын. Даже на расстоянии, даже занятый своей жизнью, он чувствует, что что-то не так. Что ответить? Как объяснить происходящее, не разрушив его представление об отце, о семье, о браке?

“Всё хорошо, солнышко. Просто много дел и немного устала. Скоро созвонимся, расскажу подробнее.”

Ложь. Снова ложь, даже если во благо. Неужели так будет всегда? Муж лжет мне, я лгу детям. Замкнутый круг обмана, в который превратилась наша семья?

Звук открывающейся двери прерывает эти горькие мысли. Вздрагиваю, замираю, прислушиваясь. Шаги в прихожей. Его шаги, которые я узнаю из тысячи.

– Таня? – его голос, напряженный, неуверенный.

Делаю глубокий вдох, готовясь к самому сложному разговору в моей жизни. Выхожу из кухни в прихожую, опираясь о дверной косяк, чтобы скрыть дрожь в коленях.

Он стоит у входа, все еще в пальто, с растрепанными волосами и с таким выражением лица, которого я никогда у него не видела. Смесь решимости, страха, раскаяния и чего-то ещё, чему я не могу дать название.

– Ты дождалась, – говорит он тихо, и в этих простых словах звучит такое облегчение, что на миг мне становится его жаль.

– Да, – отвечаю спокойно, удивляясь твердости собственного голоса. – Я здесь. И жду объяснений.

Он делает шаг вперед, но останавливается, видя, как я напрягаюсь:

– Можно мне... можно снять пальто? И может быть, выпить кофе? Разговор будет долгим.

Киваю молча, поворачиваюсь, иду на кухню. Слышу, как он снимает пальто, вешает его, следует за мной. Его шаги тяжелые, усталые. Не походка уверенного в себе бизнесмена, к которой я привыкла.

На кухне он останавливается, заметив букет в вазе:

– Ты получила цветы.

– Да, – отвечаю сухо. – Спасибо. Но это не меняет ничего.

Он кивает, словно и не ожидал другой реакции:

– Я знаю. Просто хотел... не знаю. Сделать хоть что-то.

Завариваю крепкий, черный кофе, как он любит. Привычка, от которой невозможно избавиться даже сейчас. Ставлю чашку перед ним, сажусь напротив, скрестив руки на груди. Защитная поза, о которой писали в журналах по психологии.

– Я слушаю, – говорю, глядя ему в глаза.

Он делает глоток кофе, словно собираясь с мыслями. Его руки сильные, с аккуратно подстриженными ногтями, с дорогими часами на запястье, обхватывают чашку. Руки, которые ласкали другую женщину.

– Прежде всего, – начинает он медленно, – я хочу, чтобы ты знала: то, что ты видела... это закончено. Навсегда.

– И я должна поверить на слово? – не могу сдержать горькую усмешку.

– Нет, – он качает головой. – Не должна. Но это правда. Я только что был у неё. Всё закончил. Она больше не работает в компании и уезжает из города.

Его слова застают меня врасплох. Я ожидала отрицания, оправданий, попыток преуменьшить значимость случившегося. Но не этого четкого, уверенного заявления.

– Ты ее уволил? – спрашиваю недоверчиво. – Из-за меня?

Глава 14

– Я не ищу оправданий, Таня. Я виноват. Полностью, безоговорочно виноват. Но если ты хочешь знать правду, я скажу тебе правду: да, в тот момент я не устоял.

Его прямота обезоруживает. Я ожидала уверток, попыток переложить часть вины на меня или обстоятельства. Но не этого прямого признания собственной слабости.

– Почему? – вопрос, который мучает меня больше всего. – Почему, Лёша? Чего тебе не хватало? Что я сделала не так?

Его лицо смягчается, словно он смотрит на глупого ребенка:

– Ты? Ты не сделала ничего неправильного, Таня. Это целиком и полностью моя вина, мой эгоизм, моя слабость. Не ищи ошибок в себе, их нет.

– Тогда почему? – настаиваю я, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. – Если я была хорошей женой, если любила тебя, заботилась, поддерживала, почему ты искал что-то на стороне?

Он отставляет чашку, проводит рукой по волосам.

– Потому что я идиот, – говорит он тихо. – Потому что поддался тщеславию. Мне льстило внимание молодой женщины. Мне нравилось, как она смотрела на меня. С восхищением, как на героя, а не как на человека, который не забирает грязные носки из ванной и храпит по ночам.

Каждое его слово нож в сердце. Значит, дело не в страсти, не в любви. Дело в его уязвленном эго, в желании почувствовать себя снова молодым, снова объектом восхищения.

– И ради этого, – мой голос дрожит, – Ради нескольких комплиментов от девчонки, которая годится тебе в дочери, ты готов был разрушить девятнадцать лет брака?

Он морщится, словно от физической боли:

– Нет. Нет, Таня. Я никогда не собирался разрушать наш брак. Это была... глупость. Ошибка. Момент слабости, который затянулся слишком надолго.

– Надолго? – переспрашиваю, ощущая, как внутри всё холодеет. – Как долго это продолжалось?

– Таня, – произносит, не отводя взгляда. – Мы начали... Таня, хватит.

Такие страшные последствия. Пытаюсь представить, что он делал весь наш брак, где встречался с ней, как лгал мне. Но мозг отказывается принимать эти образы.

– А вчера? – спрашиваю, чувствуя, как щёки горят от унижения. – Что это было вчера? У неё дома? У окна?

Его лицо каменеет, желваки ходят под кожей:

– Вчера должен был быть последний раз. Я ехал, чтобы закончить отношения. Собирался сказать ей, что больше не могу продолжать эту связь, что это ошибка.

– И вместо разговора ты решил переспать с ней у окна? – слова вылетают прежде, чем я успеваю их остановить.

Он вздрагивает, словно я ударила его:

– Таня, успокойся. Все было и прошло. Я ответил. Но не собираюсь оправдываться и унижаться.

– Успокоиться? – горько усмехаюсь. – Странный способ успокоения ты выбрал, милый.

Последнее слово произношу с особой интонацией и горестью.

– Да что ты все заладила: почему, почему. Потому! Я все объяснил, исправил. А тебе этого мало. Ты хочешь знать все подробности! Не много ли чести для небольшой интрижки? Я не ищу оправданий, – повторяет он устало. – То, что произошло непростительно. Но я хочу, чтобы ты знала: я никогда не планировал уходить от тебя. Никогда не собирался разрушать нашу семью.

– А что ты планировал? – спрашиваю, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. – Вечно жить двойной жизнью? Быть примерным мужем дома и спать с молоденькими девицами у меня за спиной?

Он молчит, опустив голову. В этом молчании признание, которое больнее любых слов. Он не знает, что планировал. Просто плыл по течению, наслаждаясь новыми ощущениями, не задумываясь о последствиях.

– Что произошло сегодня? – меняю тему, не в силах продолжать разговор о его планах. – Куда ты ездил?

– К ней, – отвечает он, поднимая взгляд. – Как я и сказал. Чтобы закончить всё окончательно. Я расторг её контракт с компанией, выплатил компенсацию за три месяца вперед при условии, что она никогда не будет пытаться связаться со мной или с тобой.

– Всё решил сам, – не могу сдержать иронии. – Как всегда. Без обсуждения, без моего мнения, без...

– Таня, – прерывает он грубо, безапелляционно, – я понимаю твою обиду. Я не должен был уходить сегодня утром, не поговорив с тобой. Но я хотел доказать тебе, на сколько все это не важно. Просто пшик в биографии нашего брака.

Что-то внутри меня сопротивляется, не позволяет принять его версию событий. Так мерзко и противно осознавать, что мужчина, который рядом со мной, способен на предательство.

– Почему именно вчера?

Его взгляд становится настороженным:

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, – качаю головой, пытаясь сформулировать смутное подозрение. – Просто странное совпадение: я впервые за много месяцев встречаюсь с подругой, иду к ней в гости, и именно в этот момент вижу тебя с любовницей.

Алексей хмурится, явно не понимая, к чему я веду:

– Это был несчастный случай, Таня. Я не знал, что ты будешь у Тамары. Не знал даже, что она живёт в том доме.

– А Кристина? – спрашиваю, чувствуя, как в голове начинает складываться какая-то неприятная головоломка. – Она знала, что из окна её квартиры видно квартиру Тамары?

Глава 15

Горло перехватывает от смеси страха и возмущения. Он всегда так действует. Решает за нас обоих, ставит условия, определяет границы дозволенного. В хорошие времена это казалось заботой, проявлением силы. Сейчас это ощущается как клетка.

– Ты не можешь мне запретить, – слова выходят тихими, но твёрдыми. – Не имеешь права указывать, что мне делать после того, что ты сделал.

Алексей делает глубокий вдох, явно пытаясь сдержаться. Его пальцы сжимаются в кулак и тут же разжимаются.

– Я не запрещаю, – произносит он, тщательно подбирая слова. – Я говорю, что для нас это не вариант. Что значит какая-то интрижка по сравнению с тем, что мы построили вместе? Это был просто... момент слабости. Ничего значительного.

Момент слабости? Ничего значительного? Как он может так легко обесценивать то, что для меня сравнимо с концом света? Комната вдруг начинает кружиться перед глазами, к горлу подкатывает тошнота.

– Для тебя, может быть, – выдавливаю из пересохшего горла. – Для меня это... значит всё, Алексей. Ты разрушил мою веру в тебя, в нас. Ты превратил наш брак в ложь.

Он качает головой, нетерпеливо отмахиваясь от моих слов:

– Не драматизируй, Таня. Да, я поступил неправильно. Я признал это. Я закончил эти отношения, я сделал всё, чтобы исправить ситуацию. Что ещё ты хочешь от меня?

Что я хочу? Чтобы он понял глубину моей боли. Чтобы он осознал масштаб своего предательства. Чтобы он почувствовал хоть каплю того отчаяния, которое переполняет меня.

– Я хочу, чтобы ты понял, – говорю тихо, слезы жгут глаза, но я не позволяю им пролиться. – Чтобы ты по-настоящему понял, что сделал.

– Я понимаю, – отвечает он нетерпеливо. – Поверь мне, я понимаю. Но жизнь продолжается, Таня. Мы должны двигаться дальше.

Двигаться дальше? Как он может так просто переступить через эту боль, через это унижение? Меня начинает трясти. Не от горя даже, а от внезапного, всепоглощающего гнева.

– Я не могу, – встаю из-за стола, чувствуя, как ноги дрожат. – Не могу оставаться здесь, под одной крышей с тобой. Не сейчас. Мне нужно... мне нужно пространство, время.

Его лицо мгновенно меняется, подбородок напрягается, глаза темнеют:

– Нет. Ты никуда не пойдёшь.

Не просьба, приказ. Как всегда. Но сегодня, впервые за много лет, его властный тон не вызывает привычного желания подчиниться. Вместо этого внутри разгорается огонь возмущения.

– Я не спрашиваю твоего разрешения, – говорю, направляясь к двери. – Я просто сообщаю тебе свое решение.

Он оказывается быстрее. Одним плавным движением встаёт, преграждая мне путь. Не касается, не угрожает, просто стоит, занимая всё пространство дверного проёма своим крупным телом.

– Таня, – его голос понижается, становится почти бархатным, контрастируя с жёсткой позой, – Послушай меня. Бегство ничего не решит. Оно только усложнит всё. Мы должны быть вместе, чтобы преодолеть это. Как семья.

Его слова звучат разумно, убедительно. Они взывают к той части меня, которая всегда верила в силу нашей связи, в святость семейных уз. Но другая часть, которая родилась вчера, когда я увидела его с другой женщиной, кричит о том, что его слова, просто ещё одна манипуляция.

– Мне нужно время, – повторяю, чувствуя, как слёзы предательски катятся по щекам. – Хотя бы несколько дней. Я могу пожить у Тамары...

При упоминании имени подруги его лицо еще больше напрягается, складка между бровей углубляется:

– Нет. Только не у неё.

Его неожиданная реакция застаёт меня врасплох:

– Почему? Тамара моя подруга. Она...

– Она будет настраивать тебя против меня, – обрывает он, скрещивая руки на груди. – Разве уже не начала? “Брось его, он этого не заслуживает, все мужчины такие” – разве не это она тебе говорит?

Его слова странно перекликаются с тем, что Тамара действительно сказала мне по телефону. Но откуда он может знать? И почему так уверен, что она негативно влияет на меня?

– Это моё дело, с кем общаться, – возражаю, пытаясь протиснуться мимо него. – И где жить, пока я прихожу в себя.

– Нет, Таня, – его голос становится мягче, но в нём звучит стальная нотка. – Я не позволю тебе уйти. Особенно сейчас, когда ты расстроена и уязвима. Особенно к этой женщине.

Воспоминание вспыхивает в голове: первый год нашего брака, мелкая ссора, которая разрослась до настоящего скандала. Я тогда тоже хотела уйти, переночевать у родителей. Алексей запер дверь и спрятал ключи. Семейные проблемы решаются в семье, сказал он тогда. Я плакала всю ночь, а утром он задарил меня цветами и подарками, и я простила, решив, что это была просто страсть, ревность, признак сильных чувств.

Сейчас, столько лет спустя, это выглядит совсем иначе.

– Отойди, – требую, поднимая подбородок и глядя ему в глаза. – Я не одна из твоих сотрудниц, которым ты можешь приказывать. Я твоя жена, и я имею право на собственные решения.

Что-то мелькает в его взгляде и затем он медленно отступает, освобождая проход:

– Хорошо. Если тебе так нужно пространство, поезжай. Но не к Тамаре. В загородный дом. Там тихо, спокойно, ты сможешь всё обдумать без постороннего влияния.

Глава 16

Откладываю телефон, решив ответить позже, когда разберусь в своих мыслях. Встаю, открываю шкаф, начинаю доставать вещи для поездки в загородный дом. Не знаю, сколько пробуду там. День, неделю, месяц? Как долго нужно, чтобы исцелиться от предательства? Чтобы решить, стоит ли спасать брак, который так легко разрушил сам Алексей?

Выбираю самое необходимое: одежду, средства гигиены, любимую книгу, которую начала читать ещё до того, как мир перевернулся. Каждое движение даётся с трудом, словно тело сопротивляется самой идее отъезда. Столько лет я жила для семьи, для дома, для мужа и вот теперь уезжаю. Убегаю, как испуганный подросток.

Руки дрожат, когда складываю вещи в небольшой чемодан. Сердце колотится так, словно я совершаю преступление. Собственный побег кажется предательством. Не Алексея, а того, что мы строили вместе. Тех обещаний, которые давали друг другу в день свадьбы: быть вместе в горе и в радости, в болезни и здравии...

Но разве не он первым нарушил эти обещания? Разве не он предал нашу семью, наш брак, моё доверие?

Ловлю себя на том, что плачу. Тихо, беззвучно, слёзы просто текут по щекам, капают на одежду, которую складываю в чемодан. Больно так, что трудно дышать. Но в этой боли есть что-то очищающее, что-то настоящее. После стольких лет, когда я приучила себя не чувствовать слишком сильно, не хотеть слишком много, не требовать слишком откровенно.

Закрываю чемодан, сажусь на край кровати. Спальня, которую мы делили столько лет, вдруг кажется чужой, холодной. Как много вечеров я лежала здесь, ожидая, когда Алексей закончит работу в кабинете и поднимется наверх? Как часто засыпала одна, а просыпалась, ощущая тепло его тела рядом, когда он приходил глубокой ночью?

И все эти дни, недели, месяцы сколько раз он лгал мне? Сколько раз приходил ко мне после встреч с ней? Эти мысли невыносимы, они жгут изнутри, разъедают душу, как кислота.

Звук открывающейся двери заставляет вздрогнуть. Быстро вытираю слёзы, но знаю, что Алексей всё равно заметит. Он всегда видит, когда я плачу, даже если я пытаюсь скрыть.

– Ты собралась, – говорит он, останавливаясь на пороге, сухо констатируя обстановку.

– Да, – отвечаю, не глядя на него.

Он делает несколько шагов внутрь, останавливается перед чемоданом:

– Так много вещей. Ты надолго уезжаешь?

В его голосе тщательно скрываемая тревога. За все годы нашего брака Алексей редко показывал слабость. Даже сейчас, даже после всего, что натворил, он держится почти безупречно: прямая спина, приподнятый подбородок, уверенный взгляд. Только мелкие детали выдают его беспокойство. Напряженная морщинка между бровей, едва заметное подрагивание пальцев.

– Не знаю, – честно отвечаю я. – Столько, сколько понадобится.

Он садится рядом со мной достаточно близко, чтобы ощутить тепло его тела, но не касаясь. Знакомый запах его одеколона вызывает болезненную волну воспоминаний: наше первое свидание, его руки, обнимающие меня, его губы на моих губах. Когда-то этот запах означал безопасность, дом, любовь. Теперь он просто ещё одно напоминание о том, как многое изменилось.

– Таня, – начинает он тихо, – я знаю, что причинил тебе боль. Знаю, что ты сейчас чувствуешь себя преданной. Но я клянусь, что всё это ошибка, которая больше никогда не повторится.

Его слова звучат искренне, глаза смотрят открыто, без тени лжи. Но разве не так же искренне он смотрел на меня все эти месяцы, пока изменял? Разве не с той же убедительностью рассказывал о деловых встречах и командировках, которых не было?

– Как я могу тебе верить? – спрашиваю, чувствуя, как внутри всё сжимается. – Как я могу знать, что это правда?

Муж тянется, берет мою руку в свою. Его ладонь тёплая, сухая, знакомая. Сколько раз эта рука поддерживала меня, защищала, вела по жизни? И сколько раз касалась другой женщины?

– Ты не можешь знать, – отвечает он с неожиданной прямотой. – Ты можешь только решить: достаточно ли девятнадцати лет брака, чтобы дать мне шанс доказать, что я могу измениться.

Его честность разоружает. Нет обещаний, что я смогу сразу ему довериться. Нет попыток преуменьшить то, что произошло. Просто просьба о шансе, который я вольна дать или отказать.

– Я не знаю, смогу ли, – голос срывается, приходится сделать паузу, чтобы взять себя в руки. – Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу...её. Вас. У окна.

Он морщится, отводит взгляд. Впервые за весь разговор его маска самоуверенности даёт трещину:

– Я знаю. И я бы всё отдал, чтобы стереть эту картину из твоей памяти. Из моей тоже.

Эти слова первое настоящее проявление раскаяния, которое я вижу. Не рациональное объяснение, не попытка контролировать ситуацию, а искреннее сожаление о причинённой боли.

– Это займёт время, – говорю тихо. – Много времени.

– У нас оно есть, – отвечает он, слегка сжимая мою руку. – Вся жизнь впереди, Таня.

Вся жизнь. Когда-то эта фраза наполняла меня радостью и надеждой. Теперь она звучит почти угрожающе. Вся жизнь с человеком, который предал. Вся жизнь, наполненная подозрениями и сомнениями.

– Мне пора спать, – говорю, высвобождая руку. – Завтра рано вставать.

Глава 17

Просыпаюсь от настойчивого звонка телефона. Голова тяжёлая, глаза опухшие от слёз. На мгновение забываю обо всём, что случилось, и тянусь к пустой половине кровати. Туда, где должен лежать Алексей. Реальность обрушивается с новой силой, когда рука встречает лишь холодную простыню.

Звонок продолжается. Нащупываю телефон на тумбочке, смотрю на экран: Тамара. Часы показывают семь утра. Слишком рано для обычного звонка.

– Алло? – голос звучит хрипло, как будто я не говорила несколько дней.

– Таня? Боже, наконец-то! – в голосе Тамары слышится неподдельное облегчение. – Я места себе не находила. Ты написала, что едешь за город, и больше не отвечала. Всё в порядке?

Сажусь на кровати, пытаясь собраться с мыслями. Действительно, после того сообщения я ушла в свои мысли, не обращая внимания на дальнейшие звонки и сообщения.

– Да, прости, – трогаю пальцами опухшие веки. – Я просто... уснула. Очень устала.

– Понимаю, – её голос становится мягче. – Ещё бы. После такого потрясения. Так ты правда собираешься ехать в этот загородный дом? Одна?

– Да, Алексей повезёт меня сегодня, – отвечаю, не замечая, как легко выдаю информацию, которую не упоминала в сообщении.

– Алексей? – в её голосе слышится удивление, смешанное с тревогой. – Ты позволишь ему отвезти тебя? После всего, что он сделал?

Вопрос застаёт врасплох. Я не думала об этом в таком ключе, как о позволении. Просто приняла как данность, что он отвезет меня, как всегда решает подобные вопросы.

– Я... ну, это практично, – оправдываюсь, чувствуя себя глупо. – Я не очень люблю водить по трассе, особенно в таком состоянии.

– Таня, Таня, – Тамара вздыхает с нотками разочарования. – Ты не видишь, что происходит? Он продолжает контролировать тебя. Даже сейчас, когда должен стоять на коленях и молить о прощении, он диктует условия.

Её слова поражают своей проницательностью. Разве не то же самое я ощущала вчера, когда Алексей настаивал на том, чтобы отвезти меня? Разве не поэтому так сопротивлялась сначала?

– Возможно, ты права, – признаю нехотя. – Но я не знаю, что делать. Я правда не хочу садиться за руль сейчас.

– Я могу отвезти тебя, – предлагает она без колебаний. – Или вызови такси. Что угодно, лишь бы не оставаться зависимой от него. Таня, это важно, показать ему, что ты можешь принимать самостоятельные решения.

В её словах есть смысл. С другой стороны, так ли это критично, кто отвезет меня в загородный дом? Не лучше ли сосредоточиться на более важных вопросах?

– Я подумаю, – обещаю, не желая сейчас принимать решения. – А что ты вообще делаешь так рано?

– У меня ранняя смена в клинике, – отвечает она легко. – Кстати, о клинике. У меня к тебе серьёзный разговор, Таня.

По её тону понимаю, что речь пойдет о чём-то действительно важном.

– Что-то случилось? – спрашиваю, сразу насторожившись.

– Надеюсь, что нет, – говорит она медленно. – Но лучше перестраховаться. Таня, тебе нужно сдать анализы. На всё.

Сердце пропускает удар:

– Что ты имеешь в виду?

– Сама знаешь, – в ее голосе звучит врачебная серьёзность. – Твой муж изменял тебе. Мы не знаем, с кем ещё он был, кроме той девушки. И насколько они были... осторожны. Ты должна проверить свое здоровье.

Эта мысль даже не приходила мне в голову. Среди всего хаоса чувств и мыслей я не задумывалась о практической стороне измены, о риске для здоровья. Кровь отливает от лица, во рту пересыхает.

– Господи, – выдыхаю, охваченная новой волной паники. – Ты думаешь, он мог...?

– Я ничего не думаю, – прерывает она твёрдо. – Я просто говорю, что ты должна позаботиться о себе. Это стандартная процедура в подобных ситуациях.

От её слов становится не легче. Стандартная процедура в подобных ситуациях – как клинично это звучит. Как будто я теперь часть какой-то безликой статистики обманутых жен.

– Я не знаю, где сдавать, – говорю растерянно. – В загородном посёлке есть только маленькая амбулатория...

– Не волнуйся, – её голос становится деловитым. – Я всё организую. У нас в клинике можно сделать полный скрининг анонимно, без лишних вопросов. Я пришлю тебе адрес и контакты. Просто скажи, когда ты вернёшься в город.

– Спасибо, – благодарность смешивается с новой порцией страха и унижения. Неужели до этого дошло? До проверок на заболевания, которые мог принести мне собственный муж?

– Не благодари, – она смягчается. – Для этого и нужны друзья. А теперь скажи мне честно: ты уверена, что хочешь ехать в этот загородный дом? Одна? Это безопасно?

Вопрос кажется странным.

– Конечно, безопасно. Почему нет?

– Ну, он так легко согласился отпустить тебя, – в её голосе проскальзывает что-то, похожее на подозрение. – Не боишься, что там могут быть... следы его развлечений? Или то, что он сплавляет тебя, чтобы продолжить развлекаться дома?

Новая ужасная мысль, которая даже не приходила мне в голову. Алексей мог водить любовницу в наш загородный дом? В место, которое было символом нашего семейного благополучия, нашим уединенным раем вдали от городской суеты?

Глава 18

Встаю, иду в ванную. Лицо в зеркале почти не узнать. Бледная кожа, тёмные круги под глазами, потухший взгляд. Сколько я говорила Алексею, что хорошо выгляжу для своего возраста? А теперь два дня и словно постарела на десять лет.

Умываюсь холодной водой, пытаясь привести себя в порядок. Что бы ни случилось дальше, я не хочу выглядеть жалкой, сломленной. Не хочу, чтобы он видел, насколько глубоко меня ранил.

Спускаюсь вниз, ощущая запах свежесваренного кофе и тостов. Алексей уже на кухне, в домашних брюках и футболке, готовит завтрак. Домашний, привычный вид, который так контрастирует с бурей, бушующей в моей душе.

– Доброе утро, – говорит он, поднимая голову от плиты. – Как спалось?

– Нормально, – лгу, не желая показывать, что провела ночь в слезах.

Он кивает, словно верит, хотя наверняка видит мои опухшие глаза:

– Я приготовил завтрак. Кофе, тосты, омлет. Тебе нужно поесть перед дорогой.

Его забота вызывает смешанные чувства. С одной стороны, приятно, что он старается. С другой, как быстро он перешёл в режим всё нормально, будто вчерашнего разговора не было, будто наш брак не висит на волоске.

– Спасибо, – сажусь за стол, беру чашку с кофе. – Когда ты хочешь выезжать?

– Ты не передумала? Когда ты будешь готова, – отвечает он, ставя передо мной тарелку с омлетом. – Я уже уладил дела в офисе, взял выходной.

Выходной. Он так редко берёт выходные. Всегда находятся неотложные дела, важные встречи, срочные звонки. А сейчас вдруг нашёл время. Почему? Потому что действительно осознал серьезность ситуации? Или потому что хочет проконтролировать меня, убедиться, что я еду именно туда, куда сказала?

Слова Тамары эхом звучат в голове: “Он продолжает контролировать тебя”. Такая простая мысль, но она переворачивает всё с ног на голову. То, что я всегда воспринимала как заботу, не было ли это на самом деле контролем? Тонким, ненавязчивым, но от этого не менее реальным?

– Я могу поехать сама, – говорю, глядя ему в глаза. – Или на такси. Тебе не обязательно терять целый день.

На его лице мелькает удивление, быстро сменяющееся настороженностью:

– Мы уже обсудили это вчера, Таня. Я отвезу тебя. Это не обсуждается.

Не обсуждается. Как часто он использовал эту фразу за годы нашего брака? И как часто я соглашалась, не желая конфликта, не желая разочаровывать его или злить?

– Всё обсуждается, Алексей, – возражаю, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. – Особенно сейчас. Особенно после того, что случилось.

Он замирает, ложка с омлетом останавливается на полпути ко рту.

– Хорошо. Ты права. Тогда давай обсудим. Я хочу отвезти тебя, потому что беспокоюсь. Потому что дорога длинная, и ты расстроена, и я буду волноваться каждую минуту, пока не буду уверен, что ты добралась благополучно.

Его слова звучат разумно, заботливо. Это тот самый Алексей, которого я знала все эти годы: надёжный, думающий о моей безопасности. Но теперь я смотрю на него другими глазами, сквозь фильтр вновь обретенного понимания.

– Я ценю твою заботу, – говорю осторожно, подбирая слова. – Но мне важно сделать это самой. Мне нужно... почувствовать свою независимость. Ты можешь это понять?

Он откладывает вилку, сцепляет руки перед собой. Он всегда так делает, когда пытается удержать себя от резкого ответа, когда заставляет себя быть терпеливым.

– Понимаю, – отвечает после паузы. – Но мне тяжело отпустить тебя одну. Особенно сейчас, когда я знаю, в каком ты состоянии.

– Я справлюсь, – настаиваю, чувствуя внезапный прилив решимости. – Я взрослая женщина, Алексей. Я прекрасно доеду сама.

– На чём? – поднимает бровь. – На твоей машине, которая стоит в гараже без движения уже месяц? Или на такси, водитель которого может оказаться кем угодно?

Его слова раздражают и одновременно заставляют усомниться. Он прав. Моя машина давно не выезжала на дальние дистанции, и я действительно не люблю доверять свою безопасность незнакомым водителям. Но разве не в этом суть? В том, что я всегда соглашаюсь с его доводами, всегда уступаю его более рациональному, более продуманному подходу?

– Тамара может отвезти меня, – произношу, вспоминая утренний разговор. – Она сама предложила.

Эффект мгновенный. Его лицо закрывается, челюсть напрягается, пальцы сжимаются в кулак:

– Нет. Только не она.

– Почему? – спрашиваю прямо. – Что у тебя против Тамары? Она моя подруга.

– Подруга? – он невесело усмехается. – Где она была все эти годы, Таня? Когда она в последний раз интересовалась твоей жизнью, звонила тебе, приглашала в гости? И вдруг, именно сейчас, когда у нас проблемы, она появляется из ниоткуда с новой квартирой, из окна которой, какое совпадение! видно квартиру моей... бывшей коллеги.

Его слова заставляют задуматься. Действительно, наше с Тамарой общение практически сошло на нет после рождения детей. Иногда поздравления с праздниками, редкие лайки в социальных сетях, вот и всё. И вдруг этот внезапный звонок, приглашение, которое так удачно совпало с изменой Алексея.

– Ты думаешь, она... знала? – спрашиваю, не желая верить в такую возможность.

Глава 19

Дорога в загородный дом занимает почти два часа. За окном проплывают пригородные пейзажи, постепенно сменяющиеся лесами и полями. Алексей ведет машину уверенно, как всегда, его сильные руки крепко держат руль. Между нами висит напряженное молчание. Не хочется поддерживать светскую беседу, когда внутри такой хаос, а он, похоже, тоже не горит желанием разговаривать.

Украдкой наблюдаю за его профилем. Жесткая линия подбородка, сосредоточенный взгляд, поджатые губы. В другое время я бы нашла его привлекательным. Сейчас же смотрю на него и думаю, а кто этот человек? Действительно ли я знаю его после стольких лет брака?

Телефон в сумке периодически вибрирует. Тамара отправляет сообщение за сообщением, спрашивает, где я, всё ли в порядке, доехала ли. Иногда звонит, но я не беру трубку. Не хочу говорить с ней при Алексее.

– Кто-то очень настойчиво пытается с тобой связаться, – произносит Леша, бросив взгляд на мою сумку, из которой доносится очередной сигнал уведомления.

– Тамара, – отвечаю коротко, не желая развивать тему.

Лицо мужа мгновенно каменеет, желваки ходят под кожей.

– Я уже говорил, что думаю о её внезапном появлении в твоей жизни.

– Да, говорил, – киваю, глядя в окно на проплывающие мимо сосны. – И поэтому я не отвечаю на её звонки. Довольно?

Он бросает на меня быстрый взгляд, в котором читается удивление. Раньше я не была такой резкой, особенно когда он проявлял недовольство. Обычно старалась сгладить острые углы, успокоить, согласиться. Но не сегодня. Не после того, что произошло.

– Таня, – его голос неожиданно смягчается, – я знаю, ты злишься. И имеешь на это полное право. Но поверь, я хочу только защитить тебя.

– От кого? – спрашиваю, повернув голову к нему. – От моей подруги или от правды?

Он стискивает зубы, но продолжает говорить спокойным, ровным тоном:

– От людей, которые хотят разрушить нашу семью. И от последствий необдуманных решений.

Обычно его уверенный, властный тон действовал на меня успокаивающе. Сегодня же он вызывает только раздражение. Кто дал ему право решать, от чего мне нужна защита?

– Мне не нужна защита, Алексей, – говорю, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. – Мне нужна правда. Полная, без умолчаний и смягчений.

– Я тебе её рассказал, – он быстро бросает взгляд на меня, затем снова сосредотачивается на дороге. – Всё, как было.

Не могу удержаться от горького смешка:

– Действительно? А сколько ещё командировок на самом деле были свиданиями? Сколько раз ты лгал мне, говоря, что задерживаешься на работе?

Алексей молчит. Его молчание красноречивее любых слов. Значит, были и другие случаи. Значит, то, что я увидела лишь верхушка айсберга предательства.

– Так я и думала, – произношу тихо, отворачиваясь к окну, чтобы он не увидел слёз, навернувшихся на глаза.

Остаток пути проходит в тяжелом молчании. Я погружаюсь в свои мысли, пытаясь разобраться в противоречивых чувствах. Гнев, обида, страх, неуверенность. И где-то глубоко внутри невероятная усталость. Словно вся моя жизнь, все старания быть идеальной женой, все жертвы ради семьи, всё оказалось напрасным.

Наконец машина сворачивает на знакомую дорогу, ведущую к поселку. Тихое, престижное место, где у нас есть дом уже восемь лет. Алексей купил его после особенно успешного контракта. Сюрприз для меня и детей. Помню, как мы впервые приехали сюда, как дети бегали по комнатам, восхищаясь просторной гостиной и огромным садом. Как Алексей стоял, обнимая меня за плечи, и шептал, что теперь у нас есть место, где мы можем быть просто семьёй. Без работы, без суеты, только мы.

Тогда эти слова наполняли меня счастьем. Сейчас они звучат как насмешка.

Машина останавливается перед двухэтажным домом из темного бруса. Алексей выключает двигатель, но не спешит выходить. Поворачивается ко мне, как будто собирается что-то сказать, но я опережаю его:

– Ты можешь ехать обратно. Мне нужно побыть одной.

Он качает головой, его взгляд становится жестким:

– Я никуда не уеду, пока не убежусь, что с тобой всё в порядке.

– Со мной всё в порядке, – отвечаю с нажимом. – Насколько это возможно в данной ситуации.

– Таня, – он протягивает руку, словно хочет коснуться моего плеча, но останавливается на полпути, видя мою реакцию. – Я понимаю, ты расстроена. Но мы должны держаться вместе. Особенно сейчас, когда...

– Когда ты изменил мне? – договариваю за него, чувствуя, как сердце колотится от гнева. – Когда разрушил всё, что было между нами?

Его челюсть напрягается, глаза темнеют. Он выглядит так, словно борется с собой, пытаясь сдержать раздражение.

– Я уже сказал, что сожалею, – произносит с напряжением в голосе. – И что это закончилось. Что ещё ты хочешь от меня услышать?

Смотрю на него долгим взглядом, пытаясь найти в этом знакомом лице того мужчину, которого любила все эти годы. Но вижу только незнакомца, холодного и расчетливого, который даже сейчас, после всего, что сделал, пытается контролировать ситуацию, а не искренне раскаяться.