— Кость, я так соскучилась, — льну к своему мужу, встречая его с работы на пороге нашей квартиры. — Так ждала тебя.
Прижимаюсь к нему, а сама пытаюсь скрыть улыбку, чтобы не испортить сюрприз раньше времени. Сначала поужинаем, а потом я все ему расскажу. Хоть и не терпится! Весь день ждала, думала с ума сойду!
— Уже поздно, — устало говорит Костя. — Я надеялся, что ты уже спишь.
— Ты же знаешь, что я не люблю засыпать без тебя, — трусь носом о его щетинистый подбородок. У меня для него такие новости, что я и захотела бы — не смогла бы заснуть.
— Есть что поесть?
— Конечно! — восторженно отвечаю я, отлипая от замученного бесконечными собраниями мужа. Из-за них ему вечно приходится задерживаться в офисе и на семейную жизнь совсем не остается времени. — Разве я тебя хоть раз оставила без еды? — улыбаюсь, увлекая своего любимого в кухню.
Принимаюсь быстренько накрывать на стол. Все готово, осталось только по тарелочкам разложить.
Слышу, как у мужа без умолку пиликает телефон.
— Кость, опять работа? — вздыхаю я, уже переживая из-за того, что он никогда не отдыхает.
— Мгм, — он глядит в телефон.
— Выключи ты его, а? — прошу я, понимая, что сегодня мне потребуется все его внимание. — Ничего ведь страшного не случится, если ты один вечерок просто проведешь с семьей и расслабишься, м?
— Надь, — Костя поднимает на меня строгий взгляд и буквально пригвождает меня к месту.
Ему даже больше говорить ничего не нужно. Я знаю своего мужа. И знаю когда стоит остановиться.
Он не из тех, кто позволяет другим рассказывать как ему жить. Скорее это он всегда руководит. Всем и всеми. В том числе и мной. Просто сегодня мне так хочется чтобы мы побыли только вдвоем. Но он такой напряженный. Будто даже больше обычного. Как назло.
— Я твой любимый борщ приготовила, — улыбаюсь примирительно. — И курник.
Выдыхает шумно. Будто злится, но пытается себя в руках держать.
— Умница, — сухо выдавливает. — Я щас руки помою и вернусь.
Хочу было сказать, чтобы он помыл их на кухне, но боюсь и слово вставить, чтобы не сорвался. Видимо у него проблемы в офисе. Он бывает часто зол из-за своих управленцев. Говорит, что из-за некомпетентных спецов не может поводья в компании отпустить и из-за этого все время там.
Я потому лишний раз даже не спорю с ним. Ему и на работе хватает конфликтов. Поэтому я стараюсь быть для него надежным тылом и отдушиной.
Видимо сегодня придется особенно постараться.
Достаю из верхнего шкафчика свечи, чтобы намекнуть мужу на романтичную атмосферу. Тыкаю кнопку на колонке и принимаюсь искать какую-нибудь расслабляющую музыку, как вдруг из динамика вырывается визгливый женский голос:
— В общем думаю вы меня поняли, Константин Георгиевич, — явная претензия напрягает. — Либо платите мне ежемесячное пособие, либо ваша клуша все узнает. Потом уже ей будете объяснять что были пьяны и что вообще ничего не помните. Нам с девочками вы говорили, что вам все понравилось и фотки тому подтверждающие есть. Так что либо башляйте, либо я выложу вашей наседке, как вы занимательно съездили на корпоратив и совершенно случайно трахнули аж трех баб. С иллюстрациями.
Из моих рук выпадает свеча, и стеклянный стаканчик-подсвечник разлетается вдребезги ударившись о мраморный пол.
Как и мое сердце.
Как и мой брак.
Костя вдруг появляется в кухне и тыкает кнопку выключения на колонке, не позволяя визгливой шлюхе продолжать.
А я не могу вспомнить, как дышать.
— Надь… — он подходит вплотную.
Огромные ладони застывают над моим плечами. Будто боится прикоснуться.
И не зря.
Я даже ежусь от отвращения. Глаза горят от слез. В груди застыл болезненный вой.
Собираю всю себя в кулак. Поднимаю взгляд на предателя:
— Ужин на плите, — безжизненно выдавливаю. — Приятного аппетита, Кость.
Шагаю к выходу из кухни, но этот над ловит меня за локоть:
— Надюш…
— Если хоть каплю... — превозмогая боль выталкиваю слова из горла, — хоть что-то я для тебя значу… отпусти.
— Прости, малыш.
— Не смей! — рявкаю. — Называть меня так.
Малыш. Малыш… Дурацкое прозвище.
Вырываю свою руку из его лапы и спешу сбежать из квартиры даже не удосуживаясь собирать вещи.
Мне ничего от этого мерзавца не нужно.
Я заберу только своего малыша.
4 года спустя...
— Средь бела дня, Ивахина! — неистовствует в трубку заведующая садика. — Я тебя нянечкой взяла — сжалилась, потому что ты выла у меня в кабинете, что с детем на руках работу найти не можешь, а кормить его надо! А ты вот так сбегаешь посреди рабочего дня!
— Ну не сердитесь, Валентина Васильевна. Я за вашу доброту верой и правдой отработала уже три года. Чесслово, первый и последний раз такое, — клятвенно заверяю я, перехватывая тяжеленный пакет с продуктами из одной руки в другую. — Просто Пашка мой в больницу угодил. Я только быстренько проведаю его и вернусь! Успею пока детки спят. И Веру Петровну предупредила. Она сказала, что я вечерних опоздунов выдавать сегодня останусь за весь сад. Я только за! Отработаю сколько скажете! Но мне правда очень надо с его лечащим врачом поговорить. А вечером бывают только дежурные, — смахиваю со лба пот, топая по жаре к больнице. — И Паша говорит, что не кормят его там совсем. Я утром занесла завтрак на скорую руку. Щас вот обед ему отдам и вернусь.
— Никак с садиковской кухни обед утащила для хахаля своего? — подозрительно спрашивает заведующая.
— Да бог с вами, Валентина Васильевна! — возмущенно отвечаю я, входя наконец в прохладное здание. — Вы же меня знаете, я никогда крошки чужой не возьму. В столовую, что рядом с больницей забежала и купила, — оправдываюсь я, нажимая кнопки лифта. — Могу и чек принести. Я сохранила на случай, если что несвежее подсунули.
— Не нужен мне твой чек! Богатая стала, я погляжу? Еще не хватало на мужика деньги тратить, — фыркает заведующая. — Ну-ну… Сама-то хоть ела что-нибудь?
— Да, — вру я, и живот предательски подвывает. Благо в трубке не слышно. И в лифте никого со мной нет, иначе было бы неловко.
Ну не успела я. Что ж теперь поделать? Если бы еще и рассиживалась обедала, то точно за время тихого часа не уложилась бы, чтобы к Пашке сбегать.
— Смотри мне, чтобы не вздумала детей голодными обмороками пугать, — ворчит заведующая.
Она у нас вообще женщина строгая, но справедливая. А сегодня видимо в плохом настроении просто, раз так придирчиво допрашивает.
— Да ну, ни за что! — отмахиваюсь я и усмехаюсь. — Тёма меня за такое не простит, ему мамочка здоровая нужна.
— Это точно. Так что в первую очередь о себе заботься, Надь. А не о мужиках этих неблагодарных, — наконец смягчается она. — Я вон что первому мужу, что второму в задницу дула, а в итоге оба кобелины с молодыми любовницами в моем же доме гулеванили, пока я на работе надрывалась. Как двое из ларца, только с разницей в десять лет, — столь откровенные речи «без купюр» от нашей заведующей можно услышать только когда она действительно чем-то очень расстроена. Вот видимо потому и на меня сорвалась.
Так я и знала.
— Вы не волнуйтесь, Валентина Васильевна, — решаюсь хоть немного успокоить и поддержать начальницу. — Знаю я этих мужиков. Ученая. У меня ведь муж тоже такой был. Ну как «был». Он и есть, слава богу. Лишь бы подальше от меня. Но Пашка не такой. Вроде, — она своими отчаянными речами вселила в меня неуверенность. Потому что с доверием у меня уже давно проблемы — спасибо бывшему мужу. И я активно стараюсь с этим справляться. Но вот такие печальные примеры этому нисколько не способствуют. — Он хороший. Правда. Я ему верю.
— Ты как будто себя же успокаиваешь, — усмехается заведующая. — Ну-ну. Все они поначалу хорошие. Пока не покажут свое истинное лицо.
Молчу. Просто потому что не хочу с ней спорить. Да и не могу. Печальный опыт прошлого не позволяет. Я знаю, что могу верить только самой себе.
— В общем я скоро вернусь, — бурчу в телефон и спешу положить трубку, пока она меня еще больше не загрузила своим негативным настроем.
Лифт наконец останавливается на нужном мне этаже и я прохожу через длинный коридор прямиком к палате Паши.
Медсестры на посту нет. Отдам Паше еду и надо будет ее найти, чтобы спросить где я могу выловить нашего лечащего врача для разговора. Я хочу знать что происходит. Паша толком ничего не объясняет. Его будто особо и не обследовали. Но вроде уже выписывать собрались. Это как так?
То ли они тут дико филонят? То ли Паша мне что-то не договаривает и мне впору волноваться? То ли он просто симулировал болезнь, чтобы прогулять работу?
Но это смешной вариант. Взрослый мужик ведь не станет таким заниматься? Тем более он знает, что я на свою зарплату нянечки вряд ли смогу его долго кормить. Мне в первую очередь о Тёме надо думать.
Рука просто отваливается от тяжести пакетов. И ладошки вспотели от нервов. Все из-за дурацких рассказов Валентины Васильевны. Предвкушение такое гаденькое. Но совершенно беспочвенное!
Вовсе не все мужики козлы. Есть и нормальные. Такие, как Паша например.
Уже в сотый раз перехватываю пакет с одной руки в другую и наконец берусь за ручку двери.
Толкаю.
Открываю.
— Здравсти, — киваю Пашиным соседям по палате. — А мой где?
— Так в процедурку вроде пошел, медсестричку искать, — отвечает дедуля. — Сказал вроде знакомая у него тут работает.
— О, спасибо. Я пакетики пока тут оставлю, — улыбаюсь вежливо и возвращаюсь обратно к посту, рядом с которым процедурный кабинет.
С собой тащу только пакет с фруктами, который купила, чтобы отблагодарить медперсонал за их работу.
Медлю перед дверью, сомневаюсь, могу ли войти. Но вдруг слышу сдавленный женский вскрик за дверью процедурного кабинета и без промедления заглядываю, с чего-то решив, что кому-то нужна помощь.
— Не входить без приглашения! — рявкает на меня из-за стола раскрасневшаяся медсестра. Она отводит взгляд и заметно тяжело дышит.
Шагаю в кабинет, озаботившись ее внешним видом:
— Извините… — бормочу тихо. — Вам плохо?
— Вон выйди! — требует она.
— Но вы… — осекаюсь заметив под столом знакомый тапочек.
Я его сама купила пару дней назад для Паши в больницу. С заичьими ушками. Ради шутки.
— Паша?
Первый порыв чисто интуитивный — расплакаться и прижаться к этому огромному гаду, и просто дать ему возможность как раньше решить все мои проблемы.
Но дело в том, что теперь мой бывший муж решает проблемы для другой.
И ее проблема сейчас — я!
— Что у вас тут? — холодно спрашивает Костя, не отрывая от меня взгляда.
— Эта овца сбила меня с ног и катетер вырвала! Представляешь?! — вопит сука, очевидно ставшая новой женой моему мужу. — Я требую компенсации! Пусть на коленях теперь извиняется, тварь! А она свалить собралась. Прикинь?!
Костя вдруг отпускает одно мое плечо и проводит костяшкой пальца по моей щеке, стирая слезу:
— Не плачь. Я все решу, — говорит вдруг он.
От неожиданности я шумно всхлипываю и опускаю взгляд, потому что слезы градом сыплются. А я не хочу, чтобы он видел.
Я так устала за этот чертов бесконечный день. А тут еще он…
Меньше всего на свете я хотела еще когда-нибудь в жизни с ним встретится. Еще и в столь унизительной для себя обстановке. Чтобы он как раньше выручал меня.
И как назло плакать перестать не могу.
Я устала. Я просто чертовский устала! И моя нервная система не справляется!
Но ей придется! Потому что мне не на кого больше полагаться кроме самой себя! Так что могу я или нет, но мне придется взять себя в руки!
— Н-не нужно за меня ничего р-решать, — всхлипывая и содрогаясь всем телом говорю я. Категорически не желаю принимать помощь от предателя даже в такой ситуации. Поднимаю глаза и уверенно встречаю стальной взгляд: — Я сама в состоянии о себе поз-заботиться! Да и тут решать нечего! Это была случайность! Я принесла свои извинения и предложила помощь! Она отказалась. Мне больше нечего ей предложить.
— Ты меня едва не убила! — продолжает вопить сука. — Считаешь простых извинений достаточно? На колени!
— Док, отведите уже свою пациентку в палату и поправьте ей катетер. А-то чувствую ее жизнь сейчас реально под угрозой, — перебив свою истеричную женушку требует Костя, а затем возвращает внимание ко мне: — Ты тоже можешь идти, Надь, — вдруг говорит он, слегка сжимая мое плечо. — Дальше мы сами разберемся.
Я хочу спорить с ним.
Хочу показать, что имею свое мнение и не нуждаюсь в покровительстве от предателей!
Хочу грызться до смерти!
Но осознаю, что и без того уже достаточно унижена. Поэтому проглатываю всю свою покореженную гордость, как горькую пилюлю и запиваю ее собственными слезами.
Проводив гневным взглядом суку шагающую в подоспевший лифт поднимаю глаза на бывшего и коротко киваю:
— Спасибо, — цежу, задирая подбородок. — Но именно это я и собиралась сделать. Если бы вы не встали у меня на пути!
Он так крепко сжимает мое плечо, что кажется не отпустит. И взгляда своего от меня не отрывает. Скользит им по моим губам и ухмыляется:
— Я уж было решил, что ты совсем не изменилась, — тихо говорит он, когда мы останемся у лифта наедине. — Плачешь как раньше. Все так же красиво.
— Рада была в очередной раз порадовать тебя своими слезами. На этом и закончим!
— Но судя по тому, как ты при этом держишься, — продолжает он, полностью игнорируя мои попытки уйти, — моя малышка выросла.
У меня совершенно нежелательные мурашки от его слов. Хочется помыться от этого раздражающе-согревающего ощущения. А еще чтобы в здании больницы было холодно, чтобы самой себе объяснить дурацкую реакцию организма на свое прозвище из прошлого.
Но тут душно. Настолько, что дышать тяжело.
— Не смей меня так называть! — рявкаю я, пытаясь защититься от его неуместных подкатов. — Я никакая больше не малышка! И уж тем более не твоя, — дергаюсь, выдирая свое плечо из захвата огромных пальцев: — Всего вам доброго, Константин Георгиевич. Вам и вашей истеричке!
Обхожу наконец бывшего мужа стороной и спешу свалить подальше из этой гребанной больницы напичканной предателями и их чокнутыми бабами.
Однако быстро идти нет сил — ноги подкашиваются, потому что я знаю, что Костя провожает меня взглядом. Затылком чувствую. И у меня от одного этого ничем необоснованного предположения каждый волосок на теле поднимается.
От страха.
Что в этот раз он все же захочет меня остановить. Чего он не сделал четыре года назад.
Когда я узнала о его изменах, он великодушно позволил мне уйти. Я отказалась от всякого раздела имущества и прочего, ведь все это мне не принадлежало.
Я же забрала только самое ценное. Нашего малыша, о котором он так и не узнал.
И никогда не узнает.
— Мамочка, тебя кто-то обидел? — голос сына вдруг врывается в сумбурный поток моих отчаянных мыслей. И на мое лицо ложатся его прохладные ладошки.
— Нет, Тём, с чего ты взял? — встряхиваюсь, и улыбаюсь, чтобы не пугать своего малыша.
— Мне показалось, что у тебя слезки, — он говорит еще не слишком хорошо, но для трехлетки очень уверенными предложениями.
— Тебе показалось, — улыбаюсь на всякий случай еще шире. — Может просто песок в глаза попал. Помнишь я рассказывала, что нельзя обкидываться. Вот потому что глазки могут заболеть и слезиться будут.
— И кто это наделал? — воинственно спрашивает малыш. — Покажи мне, я быстро со всеми разберусь!
У меня ком в горле. Говорит в точности, как его папа…
Я прижимаю к себе Тёму и целую макушку:
— Спасибо, мой герой. Ты самый лучший мужчина на свете.
— А как же Паша? — сразу чует подвох проныра.
— Разве он нам нужен? — пожимаю я плечами. — Мы вроде и без него отлично справлялись. Правда ведь?
Кивает задумчиво:
— Не нужен. Он тебя обижал и ты плакала из-за него.
Вздыхаю устало:
— Все-то ты помнишь, мой маленький принц, — глажу его по щечке: — Беги играйся с ребятами, а-то уже почти всех разобрали, скоро домой пойдем.
Он чмокает меня в нос и убегает к остальным детишкам, которые играют с поливалками. Они весело хохочут, бегая босые по траве вокруг разбрызгивателя в виде грибочка. А я стираю слезы, пока никто не заметил.
Как я хочу, чтобы этот дурацкий день поскорее закончился. Хочу просто прийти домой и отрубиться, и чтобы все, что сегодня произошло оказалось простым кошмаром.
Осталось всего трое детей, если не считать моего Артемку. Значит уже скоро мы будем свободны.
— Здравствуйте! Мы за Ивановыми, — окликает меня женский голос.
На всякий случай смотрю, как дети реагируют на забирающих, потому что оставшиеся малыши из других групп, и родителей я особо не знаю. Ответственность колоссальная.
Однако мальчишки-близнецы с шумом бросаются к маме с папой и я протягиваю им планшетку:
— Распишитесь и вещи не забывайте, — действую на автопилоте.
Семейство Ивановых скрывается за калиткой сада и нам с Тёмой остается выдать только одну девочку, но как назло ее родители совсем не спешат закончить мой рабочий день. К слову, официально который закончился уже больше получаса назад.
Девочка довольно плохо еще говорит, а может просто стесняется. И заметно грустит, даже позабыв уже про игры с водой.
Подхожу к детям и выключаю поливалку:
— Тём, бери Аленку за ручку, пойдем я вам сказку буду рассказывать.
Тёма подходит к расстроенной малышке и протягивает ей ручку. Но она губы дует, обнимает себя пухлыми ручками и отворачивается.
Опускаюсь перед ней на корточки:
— Ну что ты, зайка? — поддеваю пальцем кнопку курносого носика. — У тебя тоже день трудный выдался, да?
Кивает, и крепче себя обнимает.
— Сказку про опаздывающих родителей будешь слушать? — улыбаюсь я, чтобы расположить к себе ребенка.
Ее глазки загораются интересом и она наконец берет Артема за руку и мы вместе идем в беседку.
— Тебя кто должен забрать? — пытаюсь разговорить малышку. — Мама или папа? Или может бабушка?
— Мама, — шмыгает она носиком.
— Я вот тебе какую историю расскажу, — усаживаемся на лавочке в беседке и я на ходу придумываю, чем уболтать расстроенного ребенка. Педагогического образования у меня конечно же нет, поэтому сила моего воспитательного процесса в импровизации: — Одна девочка очень расстраивалась, что за ней мама позже всех пришла. А потом оказалось, что маму задержали на работе. Да не просто так, а чтобы она заработала побольше денюжек и смогла купить своей принцессе побольше вкусняшек.
— А моя мама не работает, — бормочет лялька.
— Ну значит она сразу в магазин пошла. За вкусняшками, — пытаюсь выкрутиться. — Но там оказалась очередь, и поэтому она задерживается.
— Мама говорит, что вкусняшки вредны для здоровья, — категорично отрезает девчушка.
— И правильно говорит, — переобуваюсь я на лету. — Но есть ведь и полезные вкусности. Например, ммм… морковка! Да, Тём? — подключаю я сына. — Помогай, какие еще есть полезные вкусняшки?
— Фрукты и ягоды, — тут же декламирует сынок.
— Лишняя трата денег, — отмахивается от нас малышка. И я начинаю подозревать, что девочка из малоимущей семьи.
— Ладно. Расскажи, что ты обычно кушаешь?
— То, что в садике дают, — пожимает она плечиками. Во всяком случае мне удалось переключить ее с тоскливого ожидания и то хорошо.
— А на выходных? — не отстаю я, чтобы ей некогда было грустить.
— Гамбургеры из Макдоналдса, — внезапно отвечает она. — Картошку там.
У меня окончательная каша в голове от этой крохи.
Гамбургеры из Макдоналдса никак не вяжутся у меня с образом малоимущей семьи. Возникает ощущение, что стоит поговорить с воспитательницей Аленки, для лучшего понимания картины, а заодно узнать, как поздно обычно ее забирают, ведь мое рабочее время даже как дежурного воспитателя закончилось уже почти час назад.
А может у мамы малышки просто форс мажор и она не знает как мне дозвониться.
К слову… а где мой телефон?
Блин, кажется в саду забыла.
— Сынок, сходишь за моим телефоном в нашу группу? Там Татьяна Степановна как раз порядки наводит, она тебе поможет найти. А мы пока с Аленкой еще немного пообщаемся. Ага?
— Хорошо, мамочка! — Тёма с готовностью вскакивает с лавочки и мчится с площадки к дверям сада.
Проводив его взглядом и убедившись, что он справился с дверью, снова возвращаю внимание к девочке:
— Тебя обычно вместе со всеми детками забирают? Или ты всегда с дежурными воспитателями остаешься? — пытаюсь осторожно прощупать почву, чтобы понимать, пора ли уже поднимать тревогу о том, что у нас пропала мамочка.
— Я всегда самая последняя, — шмыгает носом Аленка.
И тут до меня доходит, что это та самая малышка, про чью проблемную мамашу весь сад гудит.
Тёма приносит мой телефон и я обнаруживаю под сотню пропущенных. Это ж надо!
Основная масса от Паши. Пролистываю не задумываясь: мне сейчас надо решать вопросы посерьезней, да и в принципе с этим козлом говорить нам не о чем.
Боже! Тут и заведующая и воспитателей сразу несколько пытались дозвониться. Ну как я могла совсем забыть про телефон, а?! Вот растяпа!
На всякий случай в первую очередь перезваниваю заведующей, мало ли.
— Да, Валентина Васильевна! — стараюсь звучать бодро, чтобы не вызывать лишних вопросов.
— Ивахина! Что б тебя! — ворчит она в трубку. — Где тебя черти носят? Никто дозвониться до тебя не может.
— Да я телефон в группе забыла. А мы тут гуляем с малышами, — оправдываюсь я.
— Гулять это хорошо. Но ты там до утра сидеть собралась?
— Да у меня тут одна Аленка осталась, — улыбаюсь детям и отхожу в сторонку, переходя почти на шепот. — Та, у которой мама легендарная. Вот никак не дождемся. Хотела у Ирины Николаевны номер мамаши попросить, кинулась, а телефона с собой нет.
— Ну хорошо, что хоть кинулась, — продолжает ворчать начальница. — А-то мы бы вас утром в беседке на лавочке всех троих будили. Мне Ирина Николаевна звонила уже, — вздыхает и я понимаю, что хороших новостей мне можно не ждать. — Сказала, что у этой мамаши телефон выключен, она весь вечер, то ей, то тебе попеременно дозвониться пыталась. Вот хоть тебя нашли. В общем… не жди…
Бросаю отчаянный взгляд на малышку в беседке:
— Да вы серьезно? — шепчу с надломом. — Мне ее домой забирать?
— А что делать, Надюш? Работа у нас такая, — сочувственно отзывается заведующая. — Но ты не волнуйся, одну ночь поспит, а завтра маманя заявится, как пить дать. Она обычно больше суток не загуливает. Так что это не надолго. А я тебе в этом месяце премию выпишу, за дискомфорт, м?
— Да не надо мне премию вашу, — отмахиваюсь. — Я ж не про дискомфорт вовсе, — не отрываю взгляда от Аленки, пока Тёма всячески пытается ее растормошить: — Она ведь так расстроится. Маленькая… — прижимаю руку к груди, потому что болит. — Она и без того вся поникшая, а тут я должна сказать, что мама не придет… А я ведь пообещала ей.
— А вот это ты зря, — строго говорит Валентина Васильевна. — С этой мамашей никогда уверенной нельзя быть. Я бы давно опеку на нее натравила, так ведь все мы знаем, что в семьей ребенку всяко лучше, чем в детдоме.
— А если… — говорю еще прежде, чем успеваю подумать, — опеку над ней взять?
— Кому?! Тебе что ль?! — восклицает она. — Совсем дурная? Мало тебе сына в одиночку тянуть, и вечно своего больного мужика подкармливать, так тебе еще чужого ребенка подавай?
— Ну если все так плохо…
— Не выдумывай! — отрезает она. — Да и потом маманя не отдаст девочку так просто.
— Мне показалось, что она ей совсем не нужна, — бормочу, пожимая плечами.
— Не показалось, — подтверждает мои ужасающие догадки заведующая. — Но я так понимаю, что она за малышку алименты нехилые от папаши получает. И все на себя спускает.
— Так значит отец есть? — удивляюсь я.
— Есть. Но с ними не живет. Подозреваю он и не в курсе всего происходящего.
— Так может с этого и начать? Рассказать отцу, что мы имеем намерение жаловаться в опеку. Пусть разбирается с этой своей…
— Надо попробовать, — задумчиво протягивает Валентина. — Только у меня даже его номера нет. И ни в одном договоре как назло он у меня не вписан. Все маманя эта оформляла. Но идея хорошая. Я попробую номер поискать по своим каналам.
— Надеюсь хоть папаша получше будет, чем эта… недомать.
— Получше или нет не знаю, но раз она ненужного ребенка при себе держит ради того, чтобы мужика доить, видать там есть с чего доить. Понимаешь?
— Да я ж не про деньги сейчас, — вздыхаю, все продолжая наблюдать за малышами. — Я о любви. Она такая крошка, а матери не нужна, и отец откупился и забыл.
— Ну с чего ты взяла, что забыл? — тормозит мою отчаянную фантазию она. — Может и приезжает? Может он и не в курсе, что эта дама дурная творит? — рассуждает вполне логично. — Вот сейчас номер раздобуду и выясним. Он может и рад ее забрать будет у этой гадюки неадекватной. Если сам адекватный.
— Хорошо бы, — вздыхаю я. — Ладно. Мы тогда пошли домой. А вы если найдете родителей, то мой адрес скажите, пусть приходят. Заодно в глаза тем родителям бесстыжим гляну.
Распрощавшись с заведующей кладу трубку и бреду к деткам:
— Ну, что, готовы идти домой? — наблюдаю за реакцией Аленки.
Тёма ожидаемо радуется, а вот она глядит с тревогой. И молчит.
— Ты же сказала, что хочешь к нам в гости, — подбадриваю я. — Пойдем?
— Мама не придет? — вижу, как дрожит ее подбородочек и мне хочется прямо из-под земли эту суку достать и на колени перед малышкой поставить. Чтобы прощения просила, за то, что так поступает с ней.
— Придет конечно! — вру я. — Просто у меня же ее номера нет. Я попросила нашу заведующую. Она сейчас позвонит ей и скажет, чтобы она за тобой поспешила.
— Но как же она меня найдет, если мы уйдем? — малышка испуганно вцепляется пальчиками в лавочку.
Опускаюсь на корточки перед ней и с успокаивающей улыбкой смотрю в напуганные глазки:
— Не волнуйся, я обо всем позаботилась. Заведующая скажет твоей маме наш адрес и мама прямо по навигатору туда такси вызовет и приедет. Хорошо?
Вижу, что до нее доходит все сказанное мной и напряжение на детском личике сменяется благодарной улыбкой:
— Вы такая умная, — говорит она с улыбкой и вдруг обнимает меня за шею.
Обнимаю ее в ответ и поднимаюсь вместе с малышкой на ноги.
— Ну что, пойдем? — подмигиваю сыну, который все это время с волнением наблюдал за недетской драмой маленькой Аленки.
Видимо решив, что все разрешилось как нельзя лучше для него самого, — ведь он неожиданно заполучил друга на ночевку, — Тёма бодро кивает и несется к калитке.
Сегодня у меня внезапно оказалось двое детей. Прямо как я когда-то мечтала…
Паша настолько осточертел мне своими попытками дозвониться, что я просто отключаю на телефоне звук, предварительно напомнив заведующей свой адрес. Уж если родителям будет крайне необходимо забрать у меня Аленку среди ночи, то они найдут нас. Хотя я вообще почему-то всеми фибрами души противлюсь такому развитию событий.
Во-первых доверия у меня ее родители вообще не вызывают. Хоть это вроде и не мое дело. Но за ребенка обидно. Во-вторых уже совсем поздно и детям пора спать. А раз до сих пор никто не забрал малышку, значит, на мой взгляд, меньшим стрессом для нее будет уже спокойно переночевать в месте, к которому она вроде успела привыкнуть..
Они так здорово разыгрались с Тёмой, что она совсем забыла о собственной драме и теперь я не представляю, как их утихомирить.
— Ну что, малыши-карандаши, готовы купаться? — спрашиваю я.
Оба довольно кивают. А по мне это отличный план их разделить, чтобы детки хоть немного успокоились перед сном.
Артём идет в ванну первым. Он у меня мужчина самостоятельный, я только напоминаю, чтобы он ничего не забыл помыть.
Тёма принимается рассказывать наизусть стихи и петь песни — такой у нас закон, чтобы я слышала, что с ним все в порядке.
Аленке это правило явно нравится. Она хохочет.
— Давай волоски причешем? — предлагаю я, понимая, что мокрым я ее сбившийся пушок и вовсе не вычешу.
— Будет больно? — заметно напрягается она.
— Я буду очень осторожна, — торжественно обещаю.
Улыбается. И кивает.
Кажется я заслужила доверие этой малышки.
Сажусь с ногами на диванчик в углу комнаты, и усаживаю перед собой Аленку:
— Слушай, а волосы-то у тебя какие красивые! — восторженно заговариваю зубы крохе, осторожно стягивая с ее тонких волосенок запутавшиеся резинки. И принимаюсь бережно причесывать кудрявые, почти как у меня, волосы.
Уж я-то знаю, какой это стресс вычесывать эти кудри. С детства не любила. Когда-то они у меня были такие же тонкие и каждое причесывание для меня было настоящей пыткой.
— Папа говорит, что я настоящая Златовласка, — с гордостью докладывает она.
Я удивлена впервые за вечер все же услышать от Аленки об отце. И думаю, как бы осторожно выяснить ее с ним отношения, чтобы понимать, стоит ли ждать, что этот человек сможет помочь малышке.
— И он абсолютно прав, — поддерживаю я разговор. — Папа твой очень умный человек.
— И очень богатый, — с ученым видом говорит маленькая всезнайка.
— А какой он еще? — продолжаю я прощупывать почву. — Расскажешь?
— Ну он большой… — задумчиво протягивает Златовласка. — И очень сильный. Он меня может целый день на руках носить и не уставать ни капельки.
— А вы часто видитесь? — понимаю, что это не очень профессионально с моей стороны. Но мне нужно понимать, что за человек ее отец и могу ли я доверить ему эту крошку.
— Не очень, — ожидаемо сникает Аленушка. — У него много работы и он живет в самой Москве и не может приезжать часто.
Я мысленно фыркаю от раздражения. Тоже мне. Мы в Подмосковье. Не так уж и далеко. Было бы желание, приезжал бы почаще. Ишь ты, какой занятой!
— А когда приезжает, чем занимаетесь? — даю еще один шанс нерадивому папаше.
— На свидания ходим! — наконец взрывается восторгом малышка. — Он мне цветы дарит и покупает всякие платья красивые и вообще все, что я захочу. Вкусняшки разные... ой! Только маме не говори, ладно? — она поворачивается ко мне и доверительно заглядывает в глаза: — Это будет наш с тобой и с папой секрет! Хорошо?
— Хорошо, — соглашаюсь я с улыбкой. — А скажи честно, ты бы хотела с папой немного пожить? Или тебе с мамой больше нравится?
— Мама говорит, что не может меня папе отдать, — довольно равнодушно для трехлетки пожимает она плечиками. — Он тогда ей платить за меня перестанет. А ей же тоже жить на что-то надо.
Охренеть!
Значит этот вопрос уже обсуждался? При чем, что самое ужасное, с самой Аленкой?
Это что же за мразь там такая, что собственного ребенка как товар рассматривает?!
Надо бы еще разок обсудить с заведующей это семейство.
Не прекращая осторожно причесывать Аленушку, достаю из кармана телефон, и кроме переваливших за сотню пропущенных от Паши обнаруживаю с десяток звонков самой Валентины Васильевны. Как говориться, на ловца и зверь бежит! Может она наконец нашла кого-то из родителей и теперь мы с ней предметно обсудим этих товарищей бесстыжих!
Даже не успеваю набрать номер, как она снова звонит:
— Ивахина, чтоб тебя! Я уже выезжать собралась к тебе!
— Это зачем еще? — удивляюсь я.
— Зачем-зачем… Нашелся папаша наш. Оказывается он искал Аленку в каком-то частном саду, всех там на уши поднял. Не нашел и недолго думая через министерство образования на нас вышел. Так что походу там папа сильно не простой. Теперь хоть ясно, чего эта пиявка так в ребенка вцепилась, — выдыхает она с досадой. — Хотя я так и думала.
Аленка опирается головкой на мою коленку и я откладываю в сторону расческу и на автопилоте принимаюсь легонько поглаживать ее причесанные волоски пальцами. Бедный ребенок. Матери нужна только за деньги отца. Ну хоть отец вроде ищет ее, и на том спасибо.
— И во сколько его ждать? — спрашиваю, а у самой отчего-то кошки на душе скребут.
— Выехал уже. Так что если еще не спите, не укладывайтесь, — советует заведующая. — Только, Надь, я тебя заклинаю, будь с ним повежливей, а? Я понимаю, что вся эта ситуация, мягко говоря, не очень. И мужик этот бесцеремонный я так понимаю. Он тому саду, где Алена числилась уже такие проблемы на таймер поставил, что ну его на хер. Дай бог нас пронесет. Но если цепляться к нему станешь, точно же и на нас проверок каких натравит.
— Да не буду я, — бормочу недовольно. — Аленка вроде и не против с отцом пожить. Говорит, что мама не разрешает. Но папа ей нравится, так что зачем бы мне к нему цепляться. Да, Ален? — слегка похлопываю малышку по плечику, и понимаю, что она уже спит.