Измена. Обратная сторона счастья

Первая глава

Радость и счастье почти всегда ходят рука об руку с болью и бедой. Так уж повелось…

– Поздравляю вас, Виктория Викторовна, вы беременны! – обрадованно произнесла мой гинеколог, сверкая глазами и спрятанной за маской улыбкой.

– Точно? – спросила, задерживая от волнения дыхание.

– Точнее некуда! Теперь сдаём кровь, идём на УЗИ, пьём витамины и совершенно не нервничаем! Только положительные эмоции и только спокойствие, – деловито перечисляла врач, щёлкая снимаемыми перчатками.

А я лежала, прижимая ладони к животу в известном всем женщинам жесте и улыбалась. Наша с Илюшей мечта сбылась. Случилось самое главное и самое мистическое чудо. Крошечная, почти невидимая козявочка поселилась в моём животе. Смысл нашей с мужем жизни я держу теперь в себе. Храню и оберегаю его рост и развитие. Дышу ради него.

– Виктория Викторовна? Вика? С тобой всё в порядке? – забеспокоилась Галина Матвеевна.

– Всё хорошо! – я вытерла ладонями скатывающиеся в уши слёзы и поднялась, аккуратно сползая с кресла.

– Советую заваривать и пить пустырник и следить за своим состоянием, – с улыбкой напутствовала меня врач напоследок, когда я уже покидала кабинет.

Меня переполняла моя новая вселенная. Чувствовала себя совершенством. Носителем тайны мироздания и тихой радости жизни. Вдохнула пыльный жаркий городской воздух и улыбнулась светлому летнему небу.

Спасибо!

Это моя третья беременность. С первой, случившейся долгие восемь лет назад сразу после нашей свадьбы, вышло неудачно. Выкидыш. Нехороший и тяжёлый для меня во всех смыслах. И длительное лечение после, которое завершилось рождением нашего чуда. Принцессы Милочки. Людмилы Ильиничны. Барышни четырёх нынче лет, обитающей сейчас в детском саду.

Улыбнулась при воспоминании об упрямом выражении лица Милы, когда сегодня мы расставались утром. Ох, ждёт Вовку, вчерашнего обидчика принцесс, интересный день впереди!

А после рождения дочери через два года мы вновь задумались о ребёнке. Муж хотел сына. Смеялся, что после сорока пора думать о наследнике.

И в этот раз всё будет замечательно! Я это чувствую! Я верю в это! Всё-таки в двадцать восемь беременность воспринимается совсем не так, как в двадцать лет. Нет страха. Есть только счастье и осознание случившегося чуда. Радость.

Ни секунды не сомневаясь, я направилась к мужу на работу. Ведь такие новости нужно сообщать лично! Чтобы видеть счастье в любимых глазах и чтобы помнить потом эту радость, собирая, словно бисеринки, такие мгновения!

Охрана банка, где работал муж, меня знала в лицо, но я послушно предъявила пропуск и доброжелательно подождала, пока запишут в журнал все мои данные.

Странно, но в приёмной секретаря не было на месте. Зато двери в кабинет мужа приоткрыты. Я, стукнув пару раз для видимости, вошла в кабинет.

Муж сидел хмурый за столом. Брови сведены. Зубы сжаты и губы словно выточены из мрамора. Илья у меня высокий шатен с медовыми карими глазами и чуть вьющимися волосами. Такими, в которые невыносимо хочется запустить пальцы, чтобы прочувствовать их шёлк. Ему очень идёт всё это: галстук, костюм и кабинет в целом.

Его бессменная секретарша, чьё сорокалетие недавно отмечали, Ирина Александровна, стояла посреди кабинета, выпрямив худую спину и положив руки на плечи своего семилетнего сына.

– Извини, пожалуйста, я на минутку! – повинилась, понимая, что ворвалась не вовремя, – просто моя новость не может ждать.

Сказала, проходя ближе к мужу, и повернулась к Ирине Александровне лицом с виноватой улыбкой, извиняясь за неловкость.

Перевела взгляд на ребёнка, и улыбка сползла с меня, смытая осознанием, пониманием увиденного.

Застыла столбом не в силах пошевелиться.

Я знала о существовании этого мальчика, но никогда не встречалась с ним лично. И его фотографий, естественно, не видела раньше, иначе давно бы заметила невероятное сходство. Те же светло–карие глаза, чуть более светлые, но очень знакомые волосы, рисунок губ, разлёт бровей – всё кричало о родстве. И очень характерный идеальный нос.

Как же это?

Что же это такое?

Как такое могло случится, почему этот мальчик так похож на моего мужа?

Вторая глава

Оторвала взгляд от лица мальчика и наткнулась на презрительно-снисходительное выражение Ирины Александровны. Торжествующее.

В этот момент она даже показалась мне красивой. Словно богиня возмездия и правосудия. Прямая. Жестокая. Прекрасная в своей неотвратимости.

Мальчик моргнул, совершенно знакомым жестом поджимая губы, и я вздрогнула, отводя неизвестно как оказавшиеся около моего рта ладони.

Перекрывала свой собственный крик?

Вся новость целиком не укладывалась в моей голове. Она оседала фрагментами, как мозаика, складываясь как пазл в ужасную для меня картину. Эти фрагменты сталкивались друг с другом, рождая болезненную правду. С хрустом костей вставая на свои места. Но сознание ещё не могло окинуть всё полотно разом, выхватывая только кусочки.

Как и дальнейшие действия.

На деревянных ногах, стараясь не дышать, чтобы отчаянный крик не вырвался из меня ужасом понимания, я словно шарнирная кукла вышла из кабинета, и из приёмной. А услышав грозный рык моего мужа: «Виктория! Немедленно вернись!», – будто очнувшись, нырнула в незнакомый коридор и заторопилась неизвестно куда. Просто вперёд, подальше от источника боли.
Как раненое животное стремится спрятаться в нору, в укрытие, где можно зализать свои раны, так и я интуитивно искала место, где меня не смогут найти. Где меня не настигнет осознание. Где не больно.

Мозг отключился и не участвовал в процессе сейчас. Одни голые инстинкты.
Бежать! Куда угодно, только подальше. В безопасное место. Спрятаться! Быстрее!
Остановилась, задохнувшись, на очередном повороте, понимая, что хожу по кругу. Я уже была в этом коридоре перед этими дверьми, и не однажды. Стоп! Нужно собраться и просто выйти из здания.

Всё! Остальное – позже!

Добралась уже осознанно до выхода, где охрана, вопреки моим опасениям, пропустила меня спокойно.

На крыльце здания банка, как только неотвратимо звонко хлопнула за спиной входная дверь, так солнце безжалостно полоснуло меня по воспалённым глазам. А злой ветер бросил в лицо мелкую пыль и песок, знойным воздухом обжигая кожу.

Илья поджидал около моего автомобиля, вальяжно опираясь бедром на капот и скрестив руки на груди.

– Что с тобой? Какого чёрта я должен бегать за тобой? Виктория? – прорычал он, кривя свои красивые губы и зло сверкая глазами, стоило мне подойти поближе.

Он стоял обманчиво расслабленный. Только напряжённая надутая шея и впивающийся в неё крахмальный воротничок выдавали его волнение. Да ещё блеснувшая капля пота на виске, ближе к линии роста волос.

– Отойди! – прохрипела, выталкивая из себя колючие слова.
Будто с кровью выплёвывая. Мякнула сигнализацией, разблокировав дверцу автомобиля.

– Да подожди! Ты всё неверно поняла! Давай поговорим уже! – муж нервно дёрнул шеей и не сдвинулся с места.

Его голос сорвался на последнем слоге и взвился, будто плетью хлыстнул по моим натянутым нервам.

Я оперлась о крышу своей ласточки и горько ответила, открывая водительскую дверь:

– При наличии у тебя семилетнего сына все разговоры не имеют смысла. Поздно. Упрямые факты красноречивее всех слов. Раньше нужно было говорить. Например, рассказать, что у вас с Ириной Александровной общий ребёнок. Как так получилось, родной?

Илья оттолкнулся от капота и перетёк ко мне одним звериным сглаженным движением. Вцепился в дверцу и склонился надо мной, стоило только сесть за руль.

Знакомый запах любимого мужем парфюма заполнил салон моего автомобиля. Горло пережало. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. В груди горело огнём. Голова кружилась, и тихим, но ощутимым звоном в ушах ломалась реальность. Мой мир рушился, а осколки больно ранили моё сердечко.

– Это не то, что ты думаешь! – прошипел он мне в лицо.

А я подняла на него взгляд и с удивлением заметила отчаянный страх в глубине янтаря его глаз. Этот страх был важнее всего. Он ярче всех возможных слов показывал всю пропасть, что разверзлась между нами.

Можно не слушать, что мне говорит Илья. Слова – это пыль, бабочки на поверхности. Дунет холодный ветер осознания реальности, и слов не остаётся.
Остаётся чувство в глубине глаз любимого.

Предавшего меня.

– Отойди от двери, Илья! Я не собираюсь говорить с тобой второпях на парковке перед банком на потеху всех твоих сотрудников. Шаг назад и руки держи при себе, милый, – холодом моего голоса можно было остудить всю парковку вместо кондиционера. Выстудить жар из салона моего автомобиля.

Муж внимательно вглядывался в моё лицо.

Его глаза судорожно бегали. От моих губ к глазам, обратно к губам. Судя по выступившим желвакам и побелевшим костяшкам пальцев руки, державшей дверь, ярость кипела в его сердце. Он в растерянности. Он ещё не придумал, как выкрутиться. Что соврать мне. Как оправдаться.

Представила в красках, в каким интересом сейчас сотрудники банка прилипли к окнам, разглядывая детали выяснения наших отношений. Ведь только слепой не догадался, чей сын у Ирины Александровны. И все знают, как выглядит жена директора филиала.

– Китаев! Какая пошлость! Роман с секретаршей на рабочем месте! Редкостная мерзость эта твоя вторая, тайная от меня жизнь, – фыркнула, дёрнув на себя дверь.

Но закрыть я её не сумела.

Третья глава

Куда мне против здорового мужика. Илья дверь удержал и только крепче сжал пальцы. Ярче выступили желваки на скулах, и вены проступили на напряжённом лице. Забилась жилка у виска, ритмично вспухая и опадая, чтобы вновь наполниться. Напряглась шея, рискуя оторвать пуговицу сорочки.

– Викусь, мы поговорим дома. В спокойной обстановке. Вечером, – муж разговаривал со мной как с норовистой лошадью.

Или как с психически больной. Увещевая и уговаривая мягким голосом. Убалтывая. Сдерживая в себе бушующие чувства.

Ага. Ещё бы по голове погладил. Для утешения. Или по крупу.

– Ну да! Когда ты придумаешь достаточно правдоподобную версию появления у твоей секретарши ребенка, катастрофически похожего на тебя, – перебила я его, не в силах слушать этот голос и этот покровительственно-утешительный тон.

Абсурд.

Картинка реальности постепенно складывалась в моей голове. Но не то, что осознать её или принять, нет! Я не могла даже толком понять, что произошло и как теперь дальше жить!

– Предлагаю вполне годную версию с потерянным в детстве братом-близнецом! А, нет же! Это ты был в отключке, и грозная секретарша изнасиловала тебя, беспомощного, шантажируя теперь и требуя остаться рядом с тобой! Или, возможно, тебя похитили инопланетяне! И втайне от тебя сдоили немножко биоматериала? Или клонировали и отдали твою маленькую копию на воспитание Ирине Александровне? – мой голос звенел, и я краем сознания понимала, что скатываюсь в истерику, но остановиться уже не могла, продолжая. – А может быть, ты сдавал своих живчиков в банк спермы и по невероятной случайности твоей секретарше так охренительно повезло? И теперь ты не можешь с ней расстаться в знак признательности?

Вдохнула, заставляя себя замолчать.

Какой смысл в моих криках?

Только пар спустить, да зевак развлечь.

Муж болезненно поморщился на моё выступление, и я заметила на мгновение брезгливо дрогнувшие губы.

За нашу семейную жизнь я уже точно знала, что Илью не прошибёшь моими истериками и слезами. Он просто уйдёт в другую комнату дожидаться, когда я успокоюсь, чтобы после прочитать мне мораль и ещё долго вспоминать недопустимость такого распущенного поведения.

– Виктория! Я не могу тебе позволить управлять машиной в таком состоянии. Позволь мне пригласить шофера? – тон мужа изменился. Теперь он говорил со мной повелительно. Практически приказывал.

Посмотрела на свои сведённые в судороге ладошки, вцепившиеся в руль, словно в последнюю надежду. Объективно муж прав. Мне с трясущимися ногами и цветными пятнами перед глазами лучше не управлять автомобилем. Но на его условия я не соглашусь!

– Не беспокойся. Я справлюсь самостоятельно. С любой ситуацией. Как всегда. Просто отойди от моей машины на шаг в сторону, – как можно более холодно проговорила, глядя в почти чёрные сейчас глаза мужа.

Злится.

Даже, можно сказать, в ярости.

– Виктория! – его голос звучал низко, и имя моё он уже прорычал, но я перебила и не дала Илье ничего сказать.

– Заканчивай валять дурака, Илья. Там, на третьем этаже, в твоём кабинете остался растерянный и обиженный маленький семилетний мальчик. Твой сын. И твоя любовница. Вернись к ним. Они нуждаются в твоей заботе. Они твоя семья, – прошипела, вновь дёрнув дверью.

И о чудо! Муж растерялся, отпуская на секунду несчастную дверь. Возможно не от моих слов, а потому что услышал вызов своего мобильника. А я дёрнула ручку переключения скоростей, попадая с разбега на вторую передачу, и отжала педаль, буквально выпрыгнув машиной вперёд. Дверь автоматически захлопнулась. Молниеносно заблокировала её. После выдохнула, осматриваясь.

Так.

Теперь нужно собраться и отъехать с парковки. Куда угодно. Но недалеко.

Илья догнал меня буквально в два прыжка и, шипя что-то невнятное, стукнул в боковое окошко. Я вздрогнула и с перепуга дёрнулась вперёд быстрее, чем планировала.

Ха!

Нормально! Аккуратненько, вот так, контролируя каждое своё движение, я скрылась с глаз мужа и завернула в ближайшую подворотню.

Выключила мотор и затаила в тишине дыхание.

Сердце билось в горле, заглушая все звуки. Отгораживая этим стуком меня от всего мира.

Зажмурилась, стараясь успокоить сердце и правильно дышать. Закрыла лицо руками.

Передо мной словно вживую стояло лицо мальчика. Семь лет. Таким мог бы быть мой сын. Сын, которого я потеряла. Не смогла выносить и сохранить. Не сумела.

Я забеременела практически сразу после свадьбы, не планируя этого и, честно говоря, была напугана и совсем не готова в двадцать один год становиться матерью. Передо мной был весь мир. Я готовилась к защите красного диплома. Мечтала, что вернусь в банк уже дипломированным специалистом, и мужу не будет стыдно за меня.

А беременность меня скорее напугала, чем обрадовала, утренним токсикозом и сонливостью. Полным отсутствием привычной работоспособности и эмоциями, которые скакали как очумелые зайцы вразнобой.

Но постепенно, начиная с первого УЗИ и звука сердечка моего мальчика, я полюбила его. Разговаривала с ним. Мечтала уже встретиться и познакомится. Посмотреть: каков он? Какой у него характер?

Четвертая глава

Открыв глаза, увидела Игоря, шофера Ильи. Он стоял рядом с моей машиной, и терпеливо ждал, пока я открою двери.

Муж следит за мной? На мне где-то метка, маячок, или как называется эта шпионская фигня?

С трудом погасила в себе порыв немедленно позвонить и устроить скандал благоверному. Он меня что, как домашнее животное чипировал? Чтобы не потерялась? Это типа я сама такая непредсказуемая идиотка, что нужен поводок?

Но шофер-то чем виноват, что стоит теперь и ждёт, пока я справлюсь с истерикой?

– Добрый день, Игорь! – открыла двери и вышла, уступая место водителю.

– Мне нужно заехать в аптеку по дороге, – попросила, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Обязательно. Принято, – Игорь аккуратно вёл мою ласточку, плавно выезжая на проспект.

Подстраховывается мой муж. Загоняет меня за флажки в стойло, чтобы не сорвалась и не сбежала? Так вроде не бегала никогда от трудностей.

Так. Нужно прекратить накручивать себя.

Иначе вместо разговора нас вечером после возвращения Ильи домой ждёт склока. Потому что скандала он не потерпит, а как можно будет ещё назвать мои односторонние нападки на него.

Поэтому к приходу мужа стоит подготовиться, встретить его, так сказать, во всеоружии.

Что мы имеем по фактам?

У мужа есть сын. Мальчик Фёдор семи лет. Я совершенно не помню его дня рождения. Даже месяца не припоминаю. Не было необходимости узнавать. А это важно.

Я поставила мысленно себе галочку – выяснить побольше о ребёнке.

С Ириной Александровной муж общается до сих пор. Она не просто секретарь. Она, по сути, его личная помощница. Человек, который заведует всей деловой жизнью Ильи. У неё контакты многочисленных партнёров, на ней рабочий график мужа. Да страшно представить, сколько она знает. Она ему в каком-то смысле ближе, чем жена. Ближе, чем я.

А ещё она умная, прекрасно воспитанная и... А почему, собственно, совсем не бедная женщина работает секретарём у директора филиала банка?

Я жила, словно слепая! У меня нет ответов ни на один вопрос!

Игорь остановится у аптеки, и я скорее выскочила из машины, сама не дожидаясь, пока мне откроют двери. Не люблю я этого, да и не хочу, чтобы шофер Ильи видел мои покупки. Затарилась пустынником, докупила витаминов и валерьянки, выпив парочку крошечных жёлтых горошин сразу у окошка провизора.

Меня чуть попустило. Жуть отошла от сердца, но держалась совсем-совсем рядом. Многолетняя привычка не расслабляться на людях держала мою истерику в узде.

Игорь плавно повернул к нашему посёлку. Замелькали знакомые места. Если бы я ехала сама, то сейчас бы притормозила, съезжая на просёлок. И обязательно вышла бы из конденсированного нутра автомобиля вдохнуть летнего зноя и полуденного разнотравья. Обняться со знакомой берёзой. Пожаловаться ей на жизнь.

Но под конвоем я не смогу, да и не нужно мне этого под чужим, и не факт, что добрым взглядом.

Я попросила остановить перед въездом в гараж и вышла из машины. Устроилась в беседке.

– Виктория Викторовна, Илья Дмитриевич просил передать, что дочь из сада заберёт Аня, ваша помощница, – раздался голос Игоря неподалёку.

Кивнула и дождалась, пока шофер мужа, простившись со мной, выйдет во двор.

Вот хлопнула, закрываясь за ним, калитка.

Всё.

Можно расслабиться.

Как жить-то теперь?

Я обхватила себя руками за плечи и оглянулась вокруг.

Участок, на котором стоял наш дом, был большим. Почти гектар земли с соснами. Он достался моему мужу ещё от деда – номенклатурной шишки при Союзе. Сам дом муж перестроил до моего появления. Оборудованием и отделкой занималась я, и территорию перед домом, и детскую площадку за домом организовывала тоже я.

Вспомнила, как выглядело это пространство, когда я впервые попала сюда, и невольно провалилась в воспоминания о нашем знакомстве.

Я училась по специальности банковское дело и считала огромной удачей, что смогла устроиться на летнюю работу в настоящий банк.

Мне безумно нравилась моя новая работа. Прохладные, чистые помещения, размеренность и даже дресскод, который нужно было соблюдать. Всё приводило меня восторг.

Приходила на работу раньше и уходила позднее. Задерживалась, стараясь как можно лучше делать свою работу. И не замечала ничего вокруг.

Частенько, покидая банк, я сталкивалась с Ильёй Дмитриевичем.

Наше общение началось ненавязчиво, с пары фраз. Затем чуть больше. Я с удовольствием делилась с ним своими эмоциями и мечтами. Планами на жизнь и надеждами.

Я не сразу догадалась, что, когда я сталкиваюсь с директором нашего филиала после работы, это не случайность.

До того момента, когда он пригласил меня на первое свидание.

Пролетая мимо, громко и, как мне показалось, издевательски прокричала ворона, кося черной бусинкой насмешливого глаза, и я очнулась, оглядываясь.

Подмёрзла здесь, в тени беседки. Просидела бездумно около часа и так и не придумала ничего. Рано делать выводы. Нужны факты.

Пятая глава

– Объясни, почему ты отобрал у меня дочь? – встретила я с порога вопросом мужа, сжав от злости ладони в кулаки.

Илья скривился, как от неприятного и противного вкуса, продолжая неторопливо разуваться в коридоре.

– Здравствуй, жена, – сказал он, шагая ко мне навстречу, качнувшись, чтобы, как обычно, обнять, возвращаясь домой.

Словно ни в чем ни бывало!

– Издеваеш-ш-ш-шься? – прошипела в ответ, отстраняясь и отойдя подальше, – ответь на мой вопрос!

– Виктория, ты всё неправильно поняла и сделала неверные выводы. Людмила с няней на квартире, потому что нам нужно поговорить без лишних ушей и не отвлекаясь. Ни к чему ребенку присутствовать при выяснении отношений между родителями, – устало начал говорить Илья таким тоном, будто я идиотка психическая и только и делаю, что ору на него у дочери на глазах.

Он грузно прошёл в комнату и сел на диван.

– Ты опять надумала себе проблем, не разобравшись с фактами. Сколько раз я тебе говорил: вначале факты, а затем выводы! Но ты торопишься. Моя торопыжка, – проговорил Илья и похлопал по дивану рядом с собой, приглашая меня присоединиться.

Как собачку подозвал. Болонку.

Я зажмурилась на миг, перебарывая в себе желание вцепиться ему в волосы или заорать, завизжать от злости.

Спасибо пустырнику, у меня хватило на это сил!

– Почему ты не посоветовался со мной, отправляя мою дочь с чужим человеком ночевать? – спросила, складывая руки на груди, – для тебя не имеет значения моё мнение?

– Я решил за нас двоих ради спокойствия ребенка! Что в этом криминального? Давно забота о любимых стала предметом торга? – чуть поднялась левая бровь моего мужа, характеризуя его раздражение.

Он огляделся и, не увидев накрытого стола, несколько удивлённо посмотрел на меня.

– И вообще, Виктория, давай вначале поужинаем, а потом будем разговаривать! Я голоден. Накрывай на стол, пожалуйста! – Илья встал и, сбросив на диван пиджак, направился было мыть руки, когда я обрадовала его:

– Я не готовила ужин, дорогой.

– В смысле, не готовила? – оторопело затормозил муж, останавливаясь в дверном проёме и разворачиваясь в мою сторону.

Он смерил меня тяжёлым взглядом, затем усмехнулся и заметил:

– Ну, что же! Так даже лучше! Закажем ужин из ресторана. Не проблема. Разнообразие и романтика. Я понимаю тебя! Усталость и эмоции.

Затем достал свой телефон и, открыв приложение, спросил:

– Что ты будешь, дорогая?

Кажется, что скрип моих зубов было слышно на другом конце Москвы.

Непрошибаемый и самодовольный индюк!

– Я сыта по горло, милый. Ничего не нужно. Просто ответь на вопрос!

Куда ты засунул мне «жучка»? Или это был чип, как для котёнка? Где эта чёртова штука, благодаря которой ты следишь за моим месторасположением?

Я выдохнула, видя, как скривился от моей ругани и от моего тона Илья.

И продолжила:

– Я могу обратиться с заявлением в полицию с просьбой оградить меня от преследования. И они найдут мулечку, прицепленную тобой. У нас рабства пока нет, и клеймить живого человека, словно животное, никому безнаказанно нельзя. Но я бы хотела от тебя честности и прямоты.

Илья смотрел на меня исподлобья, наклонив голову. Плотно сжав губы и раздувая ноздри. Злился. Достала-таки.

– Виктория! Не говори ерунды! Не перевирай мою заботу о тебе! – тихим голосом начал муж, но я не выдержала и перебила его.

– Это не забота, это ограничение свободы воли! Я не беспомощная и не идиотка. Двадцать восемь лет я как-то справлялась самостоятельно с жизнью. Под поезда не кидалась и топиться не бегала. Так с чего такое недоверие? Что это? Гиперопека? Или пунктик в шизочке? – меня уже несло. – Ирочку свою чипируй, поводок на неё надевай вместе с намордником, и на ней проводи эксперименты, а меня не смей загонять в стойло!

Илья посмотрел на меня, как на сумасшедшую, долгим и тяжелым взглядом осуждения и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Отлично поговорили!

Результативно – дальше некуда!

Главное – все выяснили же! Теперь ведь всё понятно, да?

Я резко развернулась и почти бегом залетела в нашу спальню на втором этаже. Схватила в охапку разложенную аккуратно пижаму мужа вместе с его подушкой и... Бросила обратно.

К чёрту!

Просто закрыла дверь в комнату на задвижку и отошла к окну.

Как-нибудь обойдется ночь без любимой пижамы и на гостевой кровати. Не барин и не инвалид. Ничего не случится с ним без моей заботы.

Шестая глава

К чести её создателей, дверь в нашу спальню выдержала яростный напор моего мужа.

Больше он биться не стал.

Шуршание по ту сторону постепенно затихло. Муж, по-видимому, ушёл. Оставил меня в покое.

Разговора не получилось. Зря только ребёнка с няней оставили.

Илья старше на пятнадцать лет. Снисходительность всегда проскальзывала в его отношении ко мне. Но это не было таким омерзительным, как показалось мне этим вечером.

Была нежная забота, опека, иногда наставления. Он всегда играл ведущую роль. Он старше, а значит, лучше знает как правильно, и у него больше опыта. И это было для меня нормальным. Было аксиомой. До этого дня.

Что-то сломалось во мне по отношению к своему мужу.

Маленький растерянный мальчик Фёдор разрушил одним своим непонимающим взглядом всю нашу совместную жизнь.

Мой муж, оказывается, ошибается. Да ещё как! Он не знает, как быть! И не умеет признавать свои ошибки. То, что он старше, не делает его умнее или более порядочным по отношению ко мне.

И он, оказывается, боится выяснения отношений. И врёт. Пьедестал под ним рухнул и оцарапал меня своими осколками.

Вопрос теперь – как мне жить дальше?

Закуталась в одеяло с головой и уткнула лицо в колени. Я должна принять решение и двигаться целенаправленно к своей цели. Решить, что лучше для меня лично и для моих детей.

Смогу ли я жить с Ильёй, зная, что каждый вечер его ждёт на другом конце Москвы маленький Фёдор? А здесь, в доме среди сосен, дожидается своего папу Илюшу моя Милочка, уверенная в любви и защите отца.

Там моя соперница, любовница. Его верная соратница. Терпеливая и мудрая. Проверенная временем.

А здесь я со своими ненужными ему эмоциями. И проблемами.

Уже преданная им. Не раз.

Уже брошенная им.

Обняла себя за живот и свернулась калачиком.

Зажмурилась, представляя: так и будем жить.

Я рожу второго ребёнка, и Ирина Александровна, не отставая, ведь в сорок лет всё только начинается, как известно, тоже родит. Возможно, девочку. Сестренку моей принцессе.

Меня сейчас стошнит от нарисовавшейся картины!

Развод?

Как же мне страшно даже думать в этом направлении! Так больно!

Так и не решив ничего, я уснула, замотавшись во все, что нашла и свернувшись в защитной позе эмбриона. Оберегая свой живот.

Утром Илья постучал в дверь. Аккуратно:

– Виктория. Открой!

Встала, пошатываясь, совершенно разбитая, и попыталась отодвинуть засов щеколды, но не смогла даже сдвинуть его с места.

– У меня не получается. Ты вчера своей необузданной корридой повредил что-то в механизме, – ответила, судорожно соображая, как теперь быть.

– Ничего не предпринимай! Не вздумай вылезти через окно! Я пришлю специалиста вместе с начальником охраны, — голос мужа был глухим и невыразительным.

То ли от недосыпа и волнения, то ли просто было так слышно через запертую дверь.

Я как то и не собиралась вытворять никакие безумства и с недоумением посмотрела на дверь.

– И, Вика, послушай меня! Я выбрал тебя. Ты моя жена. Вы моя семья, и это моё решение. Я не собираюсь его менять! Ты же помнишь, я не меняю решений! – Илья говорил сбивчиво, явно волнуясь.

Совсем близко звучал его голос.

– А Ирина Александровна и Фёдор? Они не твоя семья? – фыркнула, опираясь спиной о закрытое полотно двери.

– Нет, – услышала так близко, будто не было между нами преграды.

– Нет? – скептически протянула, горько хмыкнув.

– Вика, я просто помогаю им. Конечно же, я общаюсь с ребёнком. Обеспечиваю его. Что в этом такого страшного? – муж говорил уверенно.

Успел обдумать удобоваримую версию для меня. Красиво стелет.

– И спишь с его мамой, – прервала, не в силах слушать этот бред.

– Нет! – яростно отозвался Илья через дверь, хлопнув по полотну ладонями.

Гудящий звук прошил мне голову. И я отстранилась, разрывая наш такой странный контакт.

– Не смеши. А Фёдор у нас непорочным зачатием случился? И Илюша, я всё-таки умею ещё считать. Он родился через полтора года после нашей свадьбы с тобой. Ты изменял мне с самого начала! С первого дня! – мой голос таки сорвался на крик, и я, рвано вдохнув усилием воли, вернулась к более тихой речи, продолжая, – пока я истекала кровью и оплакивала нашего сыночка, ты подсуетился и сделал себе нового. Это настолько отвратительно, что я просто не хочу тебя видеть больше. Никогда! – выкрикнула я последнее слово, вкладывая в него себя и свою боль, – эхом откликнулся мой крик.

Седьмая глава

Вик, открой окно, пожалуйста! – тихо попросил меня муж.

Я с удивлением посмотрела на трубку телефона, моргнула и подошла к оконному проёму, отодвигая шторы.

Илья в светло-сером летнем костюме стоял по ту сторону стекла. В тени дома. На узкой перекладине стремянки. Он держал телефонный аппарат у уха так, будто находится в своём офисе. При этом муж смотрел на меня с тревогой, немного нахмурившись.

Распахнула скорее створки окна, испугавшись, что он рухнет с этой хлипкой конструкции, и протянула было руку, чтобы помочь. Затем вспомнила, что мне нельзя теперь напрягаться, и застыла. Кого бы я выбрала, если...

Но муж не дал мне возможности заняться самокопанием. Он ловко перелез через подоконник, и сам сделал шаг ко мне, обнимая за плечи:

– Вика, ты как? – спросил, вглядываясь в мои глаза.

– Отпусти! – взвизгнула, вздрогнув от омерзения, – не прикасайся, пожалуйста. Мне неприятно. Очень.

Илья хлопнул ресницами и уставился на меня. Странно. И опустил руки.

– Зачем ты сам полез в моё окно? Для чего такой риск? – спросила, отходя в сторону и отворачиваясь, чтобы не видеть этого выражения его лица. Смесь обиды, возмущения и чего-то ещё, что видеть мне было совершенно невыносимо.

– Ну не мог же я позволить какому-то чужому мужику лазить в окна к моей жене? Я не мог оставить тебя в таком уязвимом положении, да и какой риск? Подумаешь, всего лишь второй этаж! – проговорил, хмыкая, муж. – Не волнуйся, со мной ничего не случилось.

Не выдержала и повернулась к нему лицом.

А он шагнул к двери, рассматривая повреждения.

– Я и не знал, что у нас здесь есть засов. Надо же! – говорил Илья, пытаясь исправить погнутую задвижку на двери.

Как-то у него не очень получалось. Сбросил пиджак, оставшись в одной сорочке. Закатал рукава, открывая загорелые жилистые предплечья. Дёрнул узел галстука.

Он толкнул дверь бедром, дёргая задвижку. Раз. Ещё раз. Мышцы мужа напряглись под тонкой тканью. Плечи надулись от натуги и вены выступили на руках. Острее запахло знакомым и родным запахом.

– Зачем ты вообще закрылась от меня вчера? – сдерживая раздражение, спросил муж.

Я молчала. Голова кружилась, и во рту стало сухо и противно.

Ведь вчерашний день навалился на меня. Вначале счастье. А затем цена этого счастья. Всё рядом, чтобы я не перепутала.

– Я не смогу жить с тобой как прежде, Илюша. Это исключено, – я прислонилась лопатками к стене напротив двери и не сводила глаз с мужа.

Его спина от этих слов напряглась, и Илья развернулся ко мне лицом.

– Я не понимаю. Что такого вчера случилось, что ты сделала настолько далеко идущий вывод? – спросил, пряча сжатые кулаки в карманы брюк, опираясь о дверь и сверкая злыми глазами.

От физической работы его шевелюра растрепалась, и короткие прядки, немного завиваясь, упали на лоб в художественном беспорядке.

– Вчера я узнала, что у моего мужа есть сын возраста нашего брака. И любовница, соратница и помощница... Скажи, по субботам ты бывал с ними, когда говорил мне об обязательных встречах с партнёрами?
Конечно! Именно поэтому ты никогда не брал меня с собой! – с горечью в горле закончила я перечисление своих открытий.

Голос мой звучал глухо и сдавленно от пережатого волнением горла. Сердце моё выпрыгивало из груди, спотыкаясь о рёбра. Рвалось, резалось об осколки моей любви.

Илья качнулся с пятки на носок и обратно. Сжал зубы до появления желваков и, тряхнул головой, отбрасывая волосы со лба. Затем вновь прислонился к двери и, откинувшись назад пару раз негромко с глухим звуком, стукнулся затылком.

Словно прихлопнул раздражающее насекомое.

– Хорошо. Да, Фёдор мой сын. И да, я помогаю им материально и по субботам занимаюсь с мальчиком. Что в этом такого криминального? Как это касается наших с тобой отношений и нашей жизни? – тихо и внушительно произнёс он.

Обида всколыхнулась во мне пламенем пожара, обжигая горло и полыхая огнём в груди.

– Выходя за тебя замуж, я рассчитывала на эксклюзивность отношений. Со своей стороны я неукоснительно следовала этим правилам. У меня мысли не возникало изменять тебе. И до вчерашнего момента у меня мысли не возникало, что ты изменяешь мне. Поскольку для меня абсолютно неприемлем такой формат отношений, то я вижу только один путь в разрешении нашего конфликта.
Это развод, – ответила я мужу, не отводя яростного взгляда от его глаз.

Чего мне стоило говорить относительно спокойно, не передать словами. Наверное, исключительно ярость и злость держали перед ним ровно. Не давали сорваться в крик и скандал.

Зажала трясущиеся ледяные руки. Вцепилась непослушными пальцами друг в друга.

Илья, оттолкнулся и перетёк через комнату, моментально оказываясь рядом со мной. Пахнуло остро и жарко от его тела, вызывая во мне противоречивые чувства.

– Нет. Я не дам тебе развода. Ни за что! Ты моя жена и останешься ею. Даже не мечтай, Виктория. Просто научись жить в этой реальности. Ты не получишь развода! – прорычал практически мне в лицо муж и, уцепившись за мои плечи, несильно встряхнул, – не выдумывай ерунды, и мы будем жить, как прежде!

Затем, развернувшись, с силой толкнул дверь, одновременно дёргая задвижку.

Восьмая глава

Несчастная дверь не выдержала мужниной ярости, отлетела и ударилась о стену со звуком выстрела.

– Я не понимаю, чего тебе не хватает? Что ты ещё хочешь? Ты живёшь, не зная хлопот. Я уделяю тебе время. Я стараюсь радовать тебя. Баловать. Ты не нуждаешься ни в чём. Делаешь, что пожелаешь! Я в лепёшку готов разбиться ради тебя! И что взамен? – орал на меня Илья, забаррикадировав собой проем двери.

Он раскраснелся и растрепался. Глаза сверкали и кривился рот. Куда делась постоянная выдержка и спокойствие?

– Даже не мечтай о разводе! Всё так живут, и их это устраивает. Что здесь такого? Нашлась особенная! Дура романтичная! Как ты будешь жить на одну свою зарплату? Ты о ребёнке подумала? Если себя не жалеешь и обо мне не думаешь, то хоть ребёнка-то пожалей! Хорошо ей без папы будет? Истеричка! – продолжал кричать муж, вцепившись в косяк побелевшими пальцами.

А на меня снизошло невероятное спокойствие. Только смотрела на мужа. Запоминала, какой он настоящий. Живой. Без снобизма и снисходительной вальяжности. Без привычных мне чуть поджатых губ. Без лоска и без отстранённой холодности.

Затем развернулась и молча зашла в ванную, закрывая за собой дверь.

Не собираюсь устраивать разборки и склоки. Не вижу в них смысла. Что бы я ни сказала, что бы ни услышала, а упрямый семилетний факт, сверкая светло-карими глазами, никуда не денется. И слова ничего не изменят.

– Виктория! Отвечай мне! Не смей уходить от разговора! – услышала я вслед и усмехнулась.

Попробуй на вкус своего вина, милый. Ты всю нашу жизнь так поступал со мной. Уходил от эмоционального выяснения отношений. Ещё и выговаривал мне потом за плохое воспитание и за недопустимость криков в его доме.

Я встала под душ и включила на полную катушку кран, чтобы не слышать мужа, и чтобы смыть с себя утренний скандал.

Тёплая вода с шумом обрушилась, впиваясь крошечными иголочками в плечи, заливая лицо и глаза. Звонкие весёлые капли застучали по стеклу перегородки, ограждая меня от всего мира. От настоящей истерики мужа.

Иди к чёрту, Китаев! Ори на свою воблу сушёную. Герой-любовник!

Когда я, распаренная и намытая до скрипа, вышла из ванной, мужа в доме уже не было. Только валялся смятой неаккуратной кучей костюм и белой подбитой птицей рядом с ним распласталась измятая сорочка.

Посмотрела, как на перформанс и... перешагнула. Это больше не моя забота!

Прежде всего позвонила к себе на работу предупредить, что задержусь.

Когда я вернулась после больницы в университет и тихо, без помпы, защитила свой диплом, то к специальности «банковское дело» моё сердце больше не лежало. Как отрезало. Что-то сломалось во мне тогда.

Вопреки желанию Ильи, уверявшему, что его жена должна сидеть дома и заниматься только хозяйством, я пошла на курсы аудиторов. А по окончании их устроилась в одно из агентств. К рождению Милочки у меня уже скопился опыт работы, и появилась уверенность в своих силах и собственные разработки.

Несмотря на настойчивое противодействие мужа, я не уходила в декрет. Доходило в тот год до скандалов, но я настояла всё-таки на своём. Мы договорились о работе по удалёнке с директором. А в этом году я вернулась в офис. Тоже под неодобрительным и немного брезгливым контролем мужа. Но тем не менее свою свободу жить как я хочу мне удалось отстоять.

Милочке нужно ходить в сад. Учиться общаться с людьми и с детьми. Учиться жить в обществе. А мне необходима своя собственная жизнь. С собственными заботами и приятелями. С собственными деньгами.

Насмотревшись на свою маму, которая всю себя вложила в отца и потерялась, моментально постарела после его смерти, я понимала, что как бы я ни любила своего Илюшу, а зацикливаться только на нём и на ребёнке не буду. Очень помог мне в своё время в осознании этого психотерапевт, которого нашёл для меня Илья после несчастья на защите.

И сейчас я понимала, что отстоять возможность жить своей жизнью и возможность работать было моим лучшим решением за весь наш брак.

Поговорив с директором, отложила телефон и достала чемоданы.

Сборы не заняли много времени. Я не барахольщица. Мне нужно было собрать необходимое нам с дочкой на первое время до конца лета, не заморачиваясь тёплыми вещами. Но всё равно каким-то волшебным образом набралось три больших дорожных чемодана.

Сложно не вспоминать свою жизнь, собирая вещи, чтобы уйти от мужа. Как ни старайся, всё равно, нет-нет, а прорвётся воспоминание.

То, как покупала вот этот костюм себе только потому, что цвет его отделки напоминал о глазах любимого. Или вот эту блузку мы привезли из совместной поездки. Только увидела, как немедленно отозвалось во мне воспоминанием то чувство скольжения по моим обнажающимся плечам шёлка её ткани под горячими руками Ильи.

Почти вся память моя о нашей совместной жизни теперь отравлена. Если смотреть назад, зная, что, лаская меня тогда под жарким испанским солнцем, Илья, возможно, думал об Ирине Александровне.

Я отбросила прочь чёртову блузку и захлопнула чемодан.

Всё!

Не доверяя себе сейчас, позвонила и заказала водителя на сегодня, а после вышла на улицу в ожидании.

Девятая глава

Приехавший водитель за отдельную плату спустил вниз чемоданы, утолкал в мою машину и довёз до работы ловко и без пробок.

В целом я уложилась даже немного быстрее, чем планировала. А когда добралась до своего стола, поняла, что устала. Безумно вымоталась за утро. И сил у меня почти не осталось.

Чем бы сегодня таким заняться немудрёным, чтобы и думать было некогда о своей жизни, и в то же время не запороть ничего важного?

За такими рассуждениями не заметила, как ко мне подошла наша директор. Поэтому, когда она меня окликнула, я вздрогнула и чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Вик, ты что такая нервная?

Не могу сказать, что мы были вот прямо подругами, но приятельствовали давно. Анастасия Андреевна старше меня. Практически ровесница моего мужа. Но по отношению к жизни мне кажется, что мы недалеко ушли друг от друга. Она лёгкая. В ней нет стремления меня поучать, и в нашем общении я не чувствую превосходства с её стороны. Бесконечно уважаю её, как высококлассного специалиста и понимаю, что мне ещё учиться и учиться рядом с ней. Но ни секунды менторства я не чувствовала от неё. Никогда.

Иногда я позволяла себе жаловаться Анастасии на жизнь и просить совета. Пожалуй, сейчас настал такой момент.

– Я собралась разводиться с Ильёй. Он живёт на две семьи уже давно. Практически одновременно со мной, или, возможно, до отношений со мной он жил со своей секретаршей. Это такая пошлость, что не укладывается в моей голове! – призналась, открываясь на спинку стула, и продолжила, – А сын Ирины Александровны, Фёдор, оказывается, от моего мужа, представляешь?

Я закрыла ладонями лицо и простонала в отчаянии:

– Вся, вся моя жизнь с ним – это сплошное враньё и игра. Я не понимаю, как так можно? Это бесчеловечно и жестоко! Зачем? Зачем всё?

Горло перехватило спазмом, и я залпом выпила стакан воды, что подала мне Анастасия Алексеевна.

Ледяная жидкость упала в желудок и осталась там морозным комом. Острым и холодным. И пока я хватала воздух сквозь судорожное горло, она предложила:

– Я подгоню тебе юриста по разводам через пару часов. Если решилась – то не тяни. Такой узел только перерубать, по-моему. Если ты готова, то скажи. А нет, то терпи. Не самое редкое явление, ребёнок от бывшей.

– Я не уверена, что она бывшая, понимаешь? Почему она продолжила после декрета работать с ним? Почему он ждал окончания её отпуска? Почему он не сказал мне раньше о ребёнке? Зачем скрывал? Я не понимаю. Зачем он на мне женился? – вопросы сыпались из меня как из прохудившегося мешка.

Вопросы без ответов.

– Викусь, ты в зеркало себя видела? – огорошила меня приятельница.

И пока я хлопала глазами, она продолжила:

– Вика, ты редкая красавица. Всё при тебе. Воспитание и удивительная гармония во всём. На тебя же все мужики округи оглядываются! Я вообще не понимаю, как ты не видишь? Помнишь Петра Сергеевича, что работал у меня? Знаешь, почему он уволился? Потому что ты не замечала его в упор. И его ухаживания тоже. Не могу, говорит, видеть её спокойно! Так-то. А ты спрашиваешь, почему твой мухомор женился?

Я вспомнила Петеньку. Высокий и, как мне помнилось, нескладный парень. Всё что-то говорил невнятное. Вроде он приносил мне кофе из соседней забегаловки пару раз, но я попросила так больше не делать. Я не очень люблю кофе, это во-первых, а во-вторых, мне не по нраву, когда выбирают за меня. В общем, и правда, он с его ухаживаниями прошёл мимо моего сознания.

Я в принципе никого, кроме своего мужа, не воспринимала как даже гипотетического партнёра. Помню, как-то сидели с девчонками на работе, и они с придыханием делились сокровенным: тот самый актёр, который играл Шерлока в сериале, их так возбуждает, что... А я никак не могла понять: как такое возможно?

– Ты до обеда решайся. Если надумаешь, то скажи, – пожала плечами Анастасия Алексеевна.

– Я уже решилась. Только мне очень страшно. Зазывай своего юриста! Что уж теперь? – вздохнула, тряхнув головой.

Лучше ужасный конец, чем ужас без конца!

Анастасия Алексеевна ушла, а я бездумно сортировала свои отчёты до самого обеда. Монотонная работа, требующая сосредоточенности. Не отвлечёшься и не расслабишься, в общем. Но даёт ощущение стабильности.

А после обеда я ждала юриста в нашей переговорной.

Она влетела как яркая экзотическая птица. На её фоне я даже не сразу заметила свою приятельницу, настолько мощное впечатление производила эта женщина.

Полноватая. Вернее, не так! Дородная! Статная! Высокая и сильная. С большими ладонями и большими длинными ступнями. Экстремально коротко стрижена и окрашена. Интересное, похоже, авторское серебро в ушах и на руках. В льняном сарафане чем-то отдалённо напоминающем национальный костюм.

Громкая.

И смешливая.

– Здравствуйте, Виктория Викторовна! Ничего не бойтесь! Развод – это не конец света! Это его начало! Приступим? – представилась мне Анной, просто Анной эта матрона и села напротив, со скрипом отодвинув себе стул.

– Я вас, девочки, оставлю, – сказала моя директор и, подмигнув мне, прикрыла за собой дверь.

Десятая глава

Возможно, Илья и раньше позволял себе подобные высказывания? Не акцентировалась и поэтому не помню.

Интересно. Раньше меня совсем не раздражала манера мужа командовать и выражать своё мнение безапелляционно. А нынче злит до зубовного скрежета.

Волшебный взгляд маленького Фёдора расколдовал меня и вылечил от любви.

Отрезвил.

С Анной расстались на позитивной ноте. Решили не медлить с подачей заявления. Зачем тянуть? А при разделе затребовать максимум и немножко больше. А там как пойдёт.

Я же не знаю реальное положение дел. Что там с финансами Ильи на самом деле?

В общем, работы – непочатый край, и это... бодрит!

Договорились созваниваться ежедневно в районе обеда и распрощались.

При расставании Анна произнесла кое-что странное. Я не сразу зафиксировалась на этом. До меня не дошло сначала, списала на шутку.

– Если три дня подряд не выходишь на связь – я подам в розыск, так и знай! – заявила она, обернувшись в дверях.

И только позднее, уже подъезжая к садику дочери, до меня дошло: эта большая женщина, буквально Василиса Микулишна, волновалась за меня, подозревая Илью.

И, возможно, не напрасно.

Я, естественно, прилетела к Милочке значительно раньше шести. К моменту появления мужа у ворот мы успели наобниматься и нацеловаться вдоволь. И теперь я пристёгивала малышку в кресле, попутно выслушивая её бессвязный рассказ о вчерашнем дне.

Няня позволила Милочке погладить и покормить уличную кошку, и это событие вытеснило всё остальное. Дочь требовала немедленно, просто прямо сейчас купить бедной кисоньке домик.

Спасибо, что пока она ещё не догадалась, что котичку ведь можно притащить к нам!

За такими милыми разговорами нас и застал Илья.

Он подъехал с шофером. И с помпой.

Дождался, когда ему откроют дверь автомобиля, чтобы, не торопясь, выставить вначале одну ногу в сверкающем ботинке. Затем явить миру своё великолепие.

И это перед воротами детского сада на глазах торопящихся мамочек и их потрёпанных, но не сломленных насыщенным общением с себе подобными детей и усталых работников.

Выглядело настолько пафосно, что мне стало смешно.

Как я раньше не замечала этой пошлости?

– Виктория! Садись в машину! И дочь прихвати! – заявил муж, подходя ближе к нам. – Игорь доставит твой автомобиль домой.

Я фыркнула и демонстративно уселась на своё водительское сидение и хлопнула дверцей перед его носом.

– Виктория, не капризничай! Прекрати вести себя, как ребёнок! Я сказал, садись в мою машину! – почти прорычал Илья в приоткрытое окно.

– Илюшенька, перестань строить из себя хозяина моей жизни. Это смешно. И не рычи. Ты пугаешь дочь! – пропела в разъярённое лицо.

Глаза его заледенели. Стали совсем чёрными. По скулам прошла судорога. А губы привычно сжались, жёстче обозначая носогубные складки. Лёгкая небритость придавала ему сегодня не привычный лоск, а намекала на дикость и мускулистость.

Зря я, наверное, дразню зверя. Нужно быть менее прямолинейной. Но как? Ведь мне нравится это. Доставляет удовольствие делать ему больно. Чтобы он прочувствовал. Чтобы тоже ощутил такое, когда рушится твой мир.

– Нам нужно поговорить! – прошипел муж, сдерживая свою ярость.

– Нам не о чем говорить, милый, – улыбнулась, как чужому, и выехала с парковки.

Я точно знала, что Илья последует за мной. И пока добиралась до городской квартиры, старалась успокоиться и дышать. Дышать, утихомиривая своё сердце.

Квартиру Илья купил недавно. Три года назад. Недалеко от будущего сада Милочки и от квартиры моей мамы в Сокольниках, где я была прописана до сих пор.

Кстати, а почему любимый муж не настоял о прописке на его жилплощади?

Отчего раньше у меня не возникало таких вопросов, это понятно. Для меня такая мелочь не важна. Но Илья? Ведь на смене фамилии он настаивал яростно. Или я придираюсь уже ко всему?

Эту квартиру я не любила. Новостройка. Все вокруг что-то сверлят. Да и дело даже не в этом. Дом рядом с железнодорожными путями – ещё то удовольствие. Я её сразу невзлюбила, но Илья решил, как обычно, по-своему. Впаривал мне, что это выгодно, и что удобно и престижно. И от его офиса недалеко.

Ремонт он тоже делал по своему вкусу. С модным дизайнером.

Не знаю, что подразумевал этот дизайнер, когда проектировал кухню, но только не прямое предназначение этого помещения, теперь больше напоминающего бар где-то в мегаполисе, чем место приготовления обедов для большой семьи.

Три спальни, по моему неискушённому мнению должны намекать на немаленькое семейство.

Впрочем, пока я нечасто бывала в этой квартире, и мне было не столь важно, как извратился дизайнер.

От садика до башни ехать всего ничего. Пока я высвобождала Милочку из кресла, машина Ильи припарковалась бок о бок ко мне.

Одиннадцатая глава

– Что это? – хлопнула я ресницами и повернулась к мужу лицом.

– Мамочка! Аня сказала, что это твоё ротичинное бельё! И не велела мне трогать! Я хотела померить вон ту розовую в кружавчиках, как для принцессы! Можно? Ну, пожа-а-а-а-айлуста! – оживилась Милочка на руках у отца.

А я смотрела в его потемневшие глаза, замечая пятна на скулах, и молчала.

– Ну, ма-а-а-ам, – канючила дочь, сев на любимого конька: вынь да положи вот прямо сейчас, немедленно!

– Это не моё, котичка, – проговорила я наконец, раз Илья онемел от радости, – это папино. У него спрашивай!

Мила замолчала, переваривая новую информацию и повернувшись на руках Ильи так, чтобы видеть его лицо, спросила, дрожа голосом:

– Папа? У тебя есть ещё одна принцесса кроме меня?

Её карие вишни наливались влагой. Подбородок задрожал, и вот-вот бриллиантовые слёзы брызнут из глаз.

А этот сухарь только молчит и смотрит на меня как на врага. Милый, ну если это не моё, то чьё? Твоё ведь!

– Виктория! Займи ребёнка! – отошёл, наконец-то, от ступора муж и опустил чуть не плачущую Людочку на пол.

Ну неужели сложно утешить малышку и сказать ей пару милых слов? Чурбан бесчувственный!

Я присела на корточки перед дочкой. Раскрыла объятия, и когда она прижалась ко мне, поцеловала румяную щёчку, глядя с упрёком в глаза мужа. Худенькие ручки Людочки обнимали меня из всех своих сил, и плач уже зародился в маленьком теле.

– Милочка, посмотри, какие игрушки ты хочешь забрать с собой? Мы едем в гости к бабушке сегодня. Помнишь, что у неё живёт кошка Исидора и кот Филисс? – зашла я с козырей, переключая внимание ребёнка запрещённым приёмом.

Слёзы высохли в момент, и Милочка радостно захлопала в ладоши, заглядывая мне в лицо:

– Кошички! Я смогу их гладить и можно помочь обустроить их дом! Мама! Давай купим домик? Ма-а-а-аленький-маленький!

Людочка оторвалась от меня и деловито потопала в свою комнату

Я открыла детскую и подтолкнула дочь внутрь, оговаривая с ней количество игрушек. Заодно и устный счёт оживим.

Дождалась, когда она пройдёт и, повернувшись к Илье, зашипела, прикрывая дверь за ребёнком:

– Нет предела твоей мерзости, Китаев! Приводить свою шлындру в семейную квартиру – верх цинизма. Или скупости? Что, на гостиничку уже не зарабатываешь?

Затем фыркнула и, развернувшись, вошла в спальню. Нашу спальню. Теоретически нашу.

Я не была здесь три месяца. С хвостиком. И что? Вот уже семейная кровать заправлена незнакомым мне бельём.

Брезгливо огляделась, примечая детали. Новая картина над изголовьем, изящная ваза, слева на тумбочке красный шнурок от зарядки смартфона. Везде следы другой женщины. Не просто клининг, нет. Явные звоночки, оставленные намеренно для меня.

Гадость и звенящая пошлость!

– Что за плебейская привычка делать выводы, не обладая всеми фактами! Ты ни к какой маме не поедешь и мою дочь не повезёшь чёрт знает куда! Я запрещаю тебе! Слышишь! – зашёл следом Илья и прикрыв за собой дверь, зашипел на меня, зло сверкая глазами.

Ах, ты ж! Шах-падишах! Он мне запрещает! Прелестно!

– Ты потерял право мне приказывать! – развернулась к нему лицом и продолжила, – вобле своей высушенной приказывай, а не мне!

– Ревнуешь? – усмехнулся муж.

– Брезгую, – ответила, поднимая подбородок.

– Я не отпущу тебя! – он склонился близко-близко, обдавая своим запахом, и меня замутило от этого. То, что прежде было знакомым и родным, сейчас показалось омерзительным. Тухлым. Я отшатнулась, стараясь дышать ртом, и сделала шаг назад. К стене.

Зачем я вступила с ним в пререкания? Какой смысл? Не хочу ничего, только бы скорее закончилась вся эта канитель.

– Заканчивай уже свои идиотские заявления. Тоже мне, шейх местного уезда. Я не принадлежу тебе. И у меня есть свобода выбора. Уймись, Илюшенька. Смирись. Я подала сегодня на развод. Жди извещение на госуслугах, – ухмыляясь, произнесла я и шагнула в сторону окна.

Мне нужен свежий воздух!

Здесь невыносимо воняет.

Отбросила штору вбок и дёрнула раму, запуская воздух города. Пахнуло раскалённым асфальтом и немного креозотом, пылью. Бурной рабочей жизнью столицы. Опустив взгляд, заметила в углу подоконника флакончик с розовым лаком для ногтей.

Ну везде Ирина Александровна пометила территорию. Как хищник в прерии обозначает границы. Загоняет свою жертву за флажки.

– Ты ведёшь себя как ребёнок, Виктория! Не нравится – раз и поломала всё, что с таким трудом я выстраивал столько лет! – тем временем вещал мой пока ещё муж.

Я закатила глаза и развернулась к нему лицом. Вздохнула и всё-таки произнесла:

– Это ты у нас так и не повзрослевший ребёнок, Илюшечка. Взрослый – это не скучный зануда, взрослый – это ответственный. Отвечающий за свои действия и оберегающий зависящих от тебя людей. За своих детей. И это не про тебя, Илюшечка! Ты никак не можешь восемь лет разрешить отвратительную, созданную тобой же ситуацию. Обделяя своих детей. Обоих детей.

Двенадцая глава

Стоило только немного отдышаться и прополоскать рот, как я услышала голос мужа за спиной:

– Так вот зачем ты ходила в женскую консультацию! Виктория, ты беременна?

И не лень ему следить за моими перемещениями? Чем он вообще вместо работы занимается? Ещё один кирпичик из-под пьедестала, на котором восседал мой муж, треснул и рассыпался в труху.

Подняла взгляд и, мельком отмечая чужую зубную щётку в стакане, внимательно посмотрела на отражение мужа в зеркале. Он был взволнован и... растерян? Стороной пролетела мысль: вот и узнал он о беременности, и что?

– Это не твоё дело! – пожала плечами и развернулась к нему лицом.

– Как это? А чьё? – недоумённо, растерявшись на мгновение, спросил Илья.

– Не смеши меня, Китаев. Неужели ты думаешь, что полностью контролируешь мою жизнь? – усмехнулась и шагнула на выход из ванной.

Поравнялась с Ильёй и приподняла в лёгком недоумении бровь. Так и будешь стоять, словно статуя командора?

Илья хмыкнул и отодвинулся на несколько сантиметров, обозначая мне проход, но затем, вглядевшись в моё лицо внимательнее, освободил проход полностью.

– Ты же понимаешь, что я не отпущу тебя, беременную! – проговорил он, когда я проходила мимо него.

Развернулась, так и не дойдя до гостиной, и спросила через плечо, чуть повернув голову:

– Да кто ты такой, чтобы пускать или не пускать меня?

После прошла к окну, распахивая и его тоже. Вся квартира провоняла чужими запахами. Невыносимо и отвратительно.

Илья зашёл следом и рухнул грузно на диван, обхватив голову руками, заговорил устало и тихо:

– Муж, Вика. Или ты забыла? И имею полное моральное право указывать тебе, что делать и как.

В другое время я бы пожалела его. Подошла и, запустив руки в мягкий шёлк его волос, массировала бы, поглаживала виски, целуя в прикрытые тонкими веками усталые глаза.

Но не сейчас. Сейчас я брезгливо взяла с кресла первую попавшуюся тряпочку за бретельку. Покачала на пальце сиреневую штучку в белой пене кружева и, выразительно глядя на Илью, сказала, отбрасывая в его сторону бельё:

– Как ты мне надоел со своими падишахскими замашками. Ты не смог в своё время удержаться от блуда, и при этом все наши годы позволяешь себе читать мне морали! Илюшенька, чтобы иметь право учить морали других, нужно самому хотя бы осознавать, что это такое! А у тебя с этим большие проблемы. Как и с нравственностью в целом. Оставь для Ирины Александровны этот тон.

Муж проводил брезгливым взглядом распластанные на полу бельё и, подобравшись, предложил:

– Хорошо! Давай договоримся по-хорошему, Виктория! Послушай! Разве тебе плохо жилось? Разве я чего-то не давал тебе? Разве ущемлял в чём-то?

Я смотрела, в когда-то давно: целую рухнувшую семейную жизнь, любимые глаза, и с удивлением видела, что он реально не понимает, о чём это я толкую.

– Ты украл у меня и у дочери самый важный и нужный нам ресурс – своё время и внимание. Это раз. И воспитывать девочку рядом с безнравственным папашей я не буду даже под угрозой. Просто никогда, – медленно, почти по слогам проговорила, не отрывая глаз от лица Ильи, добавила, - я, возможно, могла бы простить и понять разовую измену. С большими вопросами, конечно. Но находиться своему ребенку рядом с морально разложившимся типом, считающим за норму жить на две семьи я не смогу. Никогда.

Он поморщился в конце, словно услышал глупость или что-то неприятное, и тихо, будто с идиоткой или больной начал говорить:

– Вик, ну о чём ты? Это реальная жизнь, и она такова. Разве безнравственно поддерживать отношения и обеспечивать своего сына?

– И удовлетворять потребности его мамы, – перебила я его, выразительно взглянув на кучу эротического белья.

Минутку помолчала и спросила:

– И кстати, объясни, зачем твоя лярва оставила здесь своё бельишко? Её что, из дома выгнали?

Насколько я знаю, у Ирины Александровны квартира внутри Садового кольца с видом на Кремль и с озвучкой главных колоколов столицы. Вспомнила шалавную молодость и захотелось романтики железнодорожного вокзала?

– Виктория! Не смей оскорблять мать моего ребёнка! – моментом взвился мой муж.

– А ты не смей орать на мать твоего ребёнка! – парировала, усмехаясь, практически ощерив зубы. Угрожающе.

Как же мне хотелось сделать ему физически больно вот прямо сейчас! Расцарапать смазливую морду! Смазать ладонью по щеке так, чтобы отозвалась колкость щетины в ладони!

Так хотелось, что я с удивлением поняла, как у меня реально показывает правую ладонь.

– Давай договоримся цивилизованно, – предложил тем временем Илья, не подозревая о моих кровожадных планах.

Он откинулся на спинку дивана, раскинув руки, и с прищуром посмотрел мне в глаза.

– О! Давай! Развод по суду, алименты и раздел совместно нажитого – вполне цивилизованный метод, принятый во всём мире. В чём проблема? – с энтузиазмом отозвалась я на его предложение и встала с кресла, разворачиваясь к нему всем корпусом.

– Мамочка! Я собрала семь игрушек и три куколки. Я готова уже ехать? – вовремя появилась из комнаты Милочка, толкнув прикрытую дверь.

Тринадцатая глава

Илья присел на корточки и двумя руками подхватил дочь. Поцеловал в румяную щёчку, затем слитным и мощным движением поднялся, подбрасывая малышку, и, поймав её, прижал к себе.

Милочка засмеялась весело и немного испуганно.

Моё сердце упало. Разбилось мелкими колючими осколками, царапаясь. Горло сдавила невидимая рука паники и закружилась голова.

– Поедем домой, принцесса! – улыбаясь, придержал муж дочку и победно посмотрел на меня, чуть скривив свои губы.

Я онемела от ужаса. Страх сковал все внутренности, и ледяной ком зашевелилась в животе. Да что же это такое происходит?

Не представляла, что можно сделать в подобной ситуации. Отнимать дочку? Перетягивать её?

Или совестить и просить мужа в надежде, что он меня пожалеет? Он, который все наши восемь лет цинично обманывал, изменял, и который вообще не чувствует вины за свои действия?

Да скорее солнце повернёт вспять, и небо упадёт на землю, чем у Ильи пробудится понимание аморальности своих действий и жалость ко мне.

Перевела взгляд на дочь, и мне скрутило ледяной воронкой живот от предчувствия беды.

А Илья ухмылялся уже откровенно. Я вглядывалась, не отрывая взгляда, в его глаза, и явственно видела в них довольство и усмешку над моей беспомощностью. Ему доставляло наслаждение прогибать меня под свои желания! Ему это определённо нравилось!

До тех пор, пока моя Люсинда не решила высказать свою точку зрения на происходящее. Она вначале просто вертелась в руках, пытаясь освободиться. Затем осознав бесполезность своих усилий, включила «иерихонскую трубу». Заголосила во всю мощь своих голосовых связок.

Мою дочь, как всякого ребёнка, легко обидеть и заставить плакать. Нужно просто не обращать внимания на её желания. И, как и любого малыша, сложно потом успокоить.

Всегда считала, что лучше не доводить до таких слёз. Отвлечь чем-нибудь, занять, заболтать, в конце концов. На то мы и взрослые, что можем увлечь и переключить свою дитёшку, заботясь о её здоровье. А не возгонять психику ребёнку до истерики.

И никогда прежде я не замечала за мужем таких садистских наклонностей.

Нет, он всегда давил авторитетом. Но вот так хватать дочь и, невзирая на её крик, куда-то тащить? Упиваясь её и моей беспомощностью?

И это Илья, который говорил, что не выносит детский плач? Что ему физически больно, когда при нём плачут дети? Что дети должны расти в любви и заботе? Его что, подменили?

Я впала в ступор.

До какой низости ещё может дойти мой ещё вчера любимый мужчина? И как ещё вчера импонировавшая мне его черта – упорство в достижении своей цели – смогла повернуться своей неприятной стороной против меня? Я словно попала в кривые зеркала. Или, наоборот, лишилась искажающего реальность своего влюбленного взгляда на нашу жизнь?

А Милочка боролась за свою свободу, извиваясь с воплем в его руках.

– Отпусти, – тихо и каким-то чужим, низким и грудным голосом произнесла я. – Отпусти ребёнка, ирод! Что же ты творишь?

Илья сморщился от очередного визга моей малышки и, наконец-то, поставил её на пол.

Милочка пошатнулась, а я перехватила содрогающееся тельце дочери и прижала к себе. Шептала ей ласковые, отвлекающие слова. Но она и не думала успокаиваться. Слишком далеко зашлась в своём крике.

– Людмила, прекрати истерику! – громко гаркнул на неё муж, кривясь.

Из-за этого моя малышка расплакалась ещё больше, уходя на следующий круг.

Да, что же ты делаешь! Это невыносимо! Феерический дурак!

Добралась с дочкой до ванной и захлопнула дверь перед носом мужа. Сейчас самое важное – успокоить ребёнка. Остальное подождёт.

Отвлекая и забалтывая, обещая дома разрешить поиграть с бабушкиными котиками, умывая и тормоша, наконец-то, утешила малышку. Мила затихла, уставшая и потная от долгих слёз. Но мыть и переодевать её сейчас я не буду! Не ко времени и не к месту. Все потом. Нам бы вырваться из квартиры теперь!

Когда Люся перестала всхлипывать и уже начала деловито обговаривать со мной детали кошкиного дома, я открыла двери ванной комнаты, искренне надеясь, что Илья свалил из квартиры.

Но не тут-то было!

Этот... отец года пошёл на второй круг:

– Людмила, тебе ведь нравится твоя комната в доме? Почему ты не хочешь поехать со мной?

Моя Милочка, глядя с ужасом на Илью, накуксилась опять и прижалась ко мне сильнее, намереваясь вновь заплакать.

– Да имей же ты сердце, уйди! Папаша, блин! Свали уже! – помня о беременности, тем не менее я подняла Милочку на руки.

Ничего. Она лёгонькая. Авось ничего не случится!

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Виктория! Ты не торговка на рынке и не на площади! – скривил губы Илья.

– Куда уж мне до твоих высоких стандартов! – фыркнула, делая шаг к выходу из квартиры, – Вобла твоя из нашей квартиры без трусов всякий раз уходит, что ты скопил здесь целую коллекцию?

Муж вспыхнул, как факел. В момент! Завелся с одного движения!

Четырнадцатая глава

Илья

Как только за женой закрылась входная дверь, я, разговаривая с фактическим владельцем основного пакета акций банка, внутренне улыбался. Так вот чего боится моя прекрасная жёнушка! Вот где волшебная кнопка! С кем будет дочь, там будет и Виктория!

Распрощавшись, я набрал быстро Ангелину и прорычал в трубку:

– Ты уволена. Сегодня же идёшь и пишешь заявление по собственному желанию. И только, дура, рискни вильнуть в сторону! Вылетишь за несоответствие должностным обязанностям как пробка из бутылки!

Тварь малолетняя! Подставила меня, как мальчишку! Это хорошо, что Виктория всё списала на Ирину и не подозревает о существовании других. Хотя с Ирой тоже получилось по-идиотски. Не так я хотел познакомить жену с Фёдором, не так...

– Илья Борисович, родненький, любимый, за что? Я же на всё ради вас готова! – предсказуемо запричитала Ангелина намеренно детским голоском невинного создания.

Ага... Невинного...

Прошёл в комнату и упал на кресло, где ещё недавно сидела моя жена. Взгляд невольно зацепился за валяющееся бельишко.

– Какого чёрта ты устроила в моей квартире? Я оставил тебя утром одну. Пожалел, как сладко спала. И что ты наворотила? Совсем дура? На хрена забарахлила мне всё своим тряпьём? Кретинка! – прорычал в трубку.

Не знаю, каким местом эта бестия чувствует смену моего настроения, но в этот момент она попала на сто процентов:

– Ой, я случайно. Я забыла не специально! Простите меня, пожалуйста, умоляю! Я готова полностью искупить свою вину! Как скажете! Накажите меня как следует! Я так неправа перед вами! Я такая глупая!

Залебезила, заюлила, запричитала тоненьким голосом, завлекательно предлагаясь в конце своей речи.

– У тебя совсем тормозов нет? Чего ты хочешь добиться? Я не собираюсь держать тебя рядом с собой! – хмыкнул и откинулся на спинку кресла, отбрасывая голову назад.

– Последний разочек? – промурлыкала Ангелина.

Идиотка! Я ухмыльнулся и рыкнул:

– Чтобы через полчаса была у дверей квартиры как штык!

И отбил вызов.

Сидел в оглушающей тишине, стараясь не думать. Выбросить из головы события последних суток, когда всё пошло наперекосяк, и моя жизнь, налаженная такими трудами, превратилась в кошмар.

Прикрыл веки и тут же перед глазами увидел, как наяву, лицо жены. Бледная. Невозможно красивая. И с брезгливо-изумлённым выражением на любимом лице.

Раньше, временами, мне хотелось, чтобы она узнала меня настоящего. Такого как есть. Со всеми недостатками. И чтобы она продолжала при этом любить меня. Любить, как прежде. Как я и подозревал, это нереально. Слишком Вика зашоренная. Живёт ценностями прошлого века. Слишком глубоко в ней мещанское воспитание.

А жаль.

На заре наших отношений я попробовал объяснить ей, как мне нравится разнообразие, и получил жёсткий и однозначный отпор. А после того, как я увидел её, потерявшую ребёнка, в реанимации, беспомощную и потерянную, пообещал себе, что сделаю всё, чтобы моя Виктория жила счастливо. И чтобы она была рядом. Окружил заботой. Создал ей картину такого брака, о котором она мечтала.

Потому что она – моя! И должна быть только со мной!

Нужно позвонить и поднять юристов на борьбу против развода. Я сделаю всё, чтобы удержать жену рядом с собой! Объявляю недееспособной, отберу дочь, закрою, в конце концов, в доме. Но она будет только моя! Она поймёт, что только со мной ей хорошо. Я не отпущу её!

Ничего. Ещё поборемся, моя Победа! Ты ещё полюбишь меня, счастье моё!

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Говорил мне отец – не гуляй там, где работаешь! Так нет же. Опять я не удержался. Но как сдержаться, когда они сами вешаются на меня? Я не понимаю, почему должен отказываться? Неужели непонятно, что мои связи на стороне не имеют ничего общего с любовью? Этот только физиология. Так, ерунда, не стоящая внимания. Как спорт.

Люблю я свою жену!

Я, конечно, лоханулся, что приволок сюда, в эту квартиру, Гелю. Нужно было гнать её сразу. Размягчился при виде сочного тела на простынях. И сам размяк. Не стал будить. А надо было на пинках выставить дуру.

– Ирина Александровна, пожалуйста, проследите завтра, чтобы заявление об увольнении Ангелины Цвиртко не затерялось и оказалось у меня на подпись. Спасибо, Ирочка! – позвонил помощнице.

– Ты решил уволить её? – удивилась она.

Холодом тона Ирины можно было обжечься. Вот же зараза! Умеет! От одного её слова все внутри меня всколыхнулось, и я улыбнулся, предвкушая.

– Конечно. Зачем мне такая дура под боком. Нужно было избавиться от неё ещё раньше, как ты и предупреждала. – решил подольститься и признал свою ошибку.

– Это банально, но я же говорила! – чуть усмехнулась Ирина и многозначительно замолчала.

– Я приеду сегодня?

Так захотелось простого человеческого тепла! Понимания! Только представил пустой дом и одиночество этим вечером, аж скрутило от тоски.

– Нет. Сегодня у меня будут гости. Возвращаются родители. Твой визит неуместен, – холодно отшила меня Ирина и положила трубку.

Пятнадцатая глава

Дорога ложилась под колёса, принимая шорох шин. Лента без конца, дорога без начала и конца...

Дачу недалеко от Звенигорода получил от академии наук мой прадед по маминой линии в далёкие предвоенные годы за выдающиеся заслуги. Дом строили и перестраивали несколько раз. Участок раздробили, выделив часть моему дяде, отчекрыжив изрядный кусок земли в начале девяностых. Дом остался нам. Когда был жив отец, мы утепляли это строение. Но в целом он так и остался деревянным особнячком с мезонином и резной террасой. Мама копошилась там понемногу, реставрируя дубовые двери от слоёв краски и покрывая их лаком. И стояла насмерть, запрещая нам с братом какие-либо манипуляции со столбиками террасы.

К огородничеству у неё совсем не было склонности. Как-то случайно у нас выросли на участке кабачки, и это было выдающееся и запоминающееся событие. Но на пятачке земли, что примыкал к дядиному забору у нас росла дикая смородина. И вечерами после знойного летнего дня смолистый запах смородинного листа плыл над домом. Запахом детства и свежести запомнились вечера бесконечных каникул.

Я любила дачу. Место моего счастья. А мама в последние годы жила там постоянно несмотря на отсутствие газа и современных удобств. Зимой, особенно в последние годы, приходилось откапываться. Да и топить дровами удовольствие сомнительное.

Я любила дачу. Но каждый раз, встречаясь с мамой, пыталась уговорить её вернуться хотя бы на зиму в квартиру.

Мой брат младше меня на девять лет. Он родился почти в день смерти папы. Маму увезли тогда с преждевременными родами. К счастью, успешными. Но, к сожалению, она очень сильно тосковала и далеко ушла в своём горе за отцом. С малюткой Сашенькой занималась большей частью бабушка. Мама, несмотря на психотерапевтов, так до конца и не отгоревала. Она до сих пор живёт в основном прошлым. Не могу сказать, что к детям мама равнодушна, нет, конечно! Но в ней будто выключили свет с уходом папы.

А брат уехал учиться в далёкую Австралию. Три года уже прошло. Осталось немного, и он должен вернуться. Ждём и надеемся на встречу. Чтобы обеспечить его учебу, мама продала бабушкину квартиру. Так что мамина трёшка в Сокольниках – это, считай, наше последнее жильё.

Такие мысли воспоминаниями и тенями скользили по краю моего сознания, пока я добиралась до нашего домика. Я старательно отгоняла от себя образ самодовольного мужа. Не в силах я сейчас. Вот позвоню Анне-адвокату, и с ней, из дальнего угла участка без Милочки рядом всё обговорю! А сейчас - не время и не место!

Подъезжая к Звенигороду, тормознула и, свернув на знакомый просёлок, остановилась. Высвободила Милочку из пут детского кресла.

Если пройти буквально десяток шагов, то пролесок расступится и откроется великолепный вид на холмы и блестящую ленту реки. А чуть правее, между соснами, а знаю, притулилась неприметная скамейка. Для таких, как я.

С возвышения просматривался вдали белокаменный красавец-монастырь, радуя небо золочёными куполами.

Мне кажется, что невозможно, имея сердце, не почувствовать родную прелесть этих мягких холмов и темнеющих лесов. Не проникнуться покоем и тихой радостью этого места.

Милочка деловито уселась на лавочке, болтая ногами и с удовольствием, выпила глоток сока, что я приволокла с собой.

Солнце царапало краешком горизонт, и далёкие тяжёлые облака серо-синими всполохами перечёркивали его жаркий шар.

Золотистые, и немного розовые лучи окрашивали жемчугом белые стены монастыря, постепенно сгущая краски. И вот уже алым расчерчено небо и сияет вдали огнём высокий золотой купол, а изгибающаяся река делится с миром отсветом солнечного серебра.

Торжествующим аккордом завершается этот длинный день, вселяя надежду.

– Ну что, пойдём в машину? - спросила малышку, больше для себя, чем для неё, обозначая действие.

– Ещё минуточку, мам! Подождем последний лучик! – попросила Мила, а я удивилась.

Надо же! Помнит, как мы с ней вместе провожали солнце здесь в прошлом году!

– Ты долго добиралась! – встретила мама упрёком, а на мои поднятые в удивлении брови объяснила:

– Звонил Илья, предупредил, что вы приедете к вечеру. Я нагрела воды для душа. Проходи, скорее. Комаров напустишь, – скороговоркой говорила мама, встречая нас на пороге.

Дочка была уже квёлая. Устала. Второй день у меня ребёнок не понять в каком виде! То с няней, то вообще... Немытый и некормленый толком!

После всех хлопот мы сидели с мамой за вечерним чаем, и я рассказывала. А мамочка слушала и смурнела всё больше.

– Ты точно уверена в разводе, дочь? – спросила она, укладывая свои ладони поверх белой льняной скатерти.

Я зацепилась взглядом за тканый рисунок, создаваемый переплетением нитей, и вздохнув, чтобы не расплакаться, ответила согласием.

Конечно, уверена.

– Мама, я сейчас, оглядываясь на нашу с Ильёй жизнь, не понимаю, как я раньше не замечала! Это ведь было очевидно, что у него ещё одна семья! Всё, буквально всё говорило, нет, кричало об этом. И только я, словно слепая, не замечала. Просто дура, влюблённая дура! – всё-таки всхлипнула, прижимая к лицу салфетку.

Мама пересела ко мне на диванчик и обняла, как в детстве. И я заплакала, наконец-то слезами вымывая свою боль.

Шестнадцатая глава

– Ты не можешь отвечать за его поступки. Не вини себя. – мама прижала меня крепче.

– За что жизнь так со мной?

– Торичка, обычно такие испытания нам даются не за что-то, а для чего-либо. Остановиться. Оглянуться вокруг и понять, что не так с этой жизнью, – тихо проговорила мама, ласково перебирая волосы на моей голове.

Она тихонько покачивала меня из стороны в сторону, приобняв за плечи, и вздыхала, вместе со мной.

– Викусь, скажи, ты уверена, что поступаешь правильно? У тебя есть точная информация, ты на сто процентов знаешь правду? Всё-таки семья и столько лет вместе? Может быть, это недоразумение? В голове не укладывается! – мама недоумённо покачивала головой, спрашивая меня, – Илья мне всегда виделся щепетильно-порядочным и правильным. Никак не могу представить его развратником.

Я всхлипнула в последний раз и горько засмеялась:

– Если у меня ещё были какие-то иллюзии, когда я увидела его сына, то после посещения квартиры в Сокольниках они растворились, словно дым на холодном ветру. Мам, там повсюду следы другой женщины! И сейчас, вспоминая, могу точно сказать, что развратное бельё в гостиной не могло принадлежать сухой и безгрудой Ирине Александровне. А вот ваза на тумбочке в нашей спальне, похоже, её. По стилю. Как и картина над кроватью.

Попыталась вспомнить, чем зацепила меня эта картина, но память отказывалась выдавать рисунок. Что-то знакомое и болезненное.

– Ладно, мусечка, пойду умоюсь, и мне нужно, пока не поздно, и время ещё позволяет, сделать пару звонков. Я буду на улице, не теряй меня, – тяжело, словно древняя бабка, с кряхтением встала с диванчика и, уже выходя с террасы, проговорила, обернувшись через плечо, – ужас в том, что я беременна, мам. Восемь-девять недель.

В глубине смородиновых кустов есть маленькая скамеечка. Она стоит там со времён моего детства, когда я устраивала себе убежища и домики для игр. Вот на эту ненадёжную жёрдочку я уселась, согнув ноги так, что можно было без проблем и удобно уместить подбородок на коленках. Несколько минут просто молчала, впитывая запах и вслушиваясь в посвистывающих то тут, то там соловьёв. Как в опере перед увертюрой настраиваются музыканты. Скоро-скоро грянут они ночным концертом!

Пахло сырой землёй, немножко грибами и далёкой водой. И, конечно же, черносмородиновым листом.

Улыбнулась, поглаживая правую ножку скамейки, точно зная, что в глубине под ней уже двадцать с лишком лет лежит спрятанный мной «секретик» с красивым фантиком и загаданным острым желанием счастья.

Которое обязательно будет со мной!

Ладно!

Прежде всего нужно позвонить и выяснить, заплатил ли Илья деньги за переработку нашей Анечке. Не люблю долги.

– Анюта, здравствуйте! – позвонила я няне.

– Здравствуйте, Виктория Викторовна! Не волнуйтесь, на завтра всё в силе. Я обязательно подъеду вечером к вам в дом и утром отведу Людочку в детский сад. За всем прослежу. Не переживайте, отдыхайте там спокойно. Илья Борисович мне всё объяснил, – затараторила Аня, а я зацепилась с силой пальцами за дерево скамьи, удерживая себя.

– Минутку, Аня. Что тебе точно сказал мой муж? – переспросила, стараясь говорить спокойно.

Так! Дышим глубоко и считаем!

– Что вы перенервничали и легли в специальную клинику отдохнуть и поправить нервы. Просил неделю побыть с ребёнком. На полный пансион. Отвозить в сад, забирать, водить на все секции, гулять, кормить и ночевать с ней, – старательно перечисляла няня, а я чувствовала, будто падаю в бесконечную трубу, когда вокруг только мелькающий бездушный камень, а далёкий просвет неба с каждой секундой всё дальше и дальше. Горло сдавило, и я закашлялась, выталкивая из себя спёртый воздух.

Ну каков подлец!

– Дело в том, что мы, во-первых, разводимся, а во-вторых, ни в какую клинику я не обращалась и нахожусь сейчас у мамы на даче. Вместе с ребёнком. И отдавать Милу на неделю мужу я не собираюсь. Спасибо за информацию. Но, надеюсь, ваши услуги в ближайшую неделю будут не нужны, – откашлявшись, проговорила я и попрощалась с Милочкиной няней.

Нормальный ход.

Илюшенька не сидит без дела. Активничает там. Елозит, гадина...

– Анна, здравствуйте! Я только сейчас узнала, что, по-видимому, мой муж решил объявить меня идиоткой и отобрать дочь. Что мне делать? – в отчаянии спросила адвоката, как только она ответила на мой поздний звонок.

– Прекратить паниковать! – пропела спокойным голосом Большая Анна и зевнула.

– Простите, я не вовремя. Просто только узнала, что я, оказывается, лежу в клинике, лечу нервы, и запаниковала. Я боюсь, муж будет настаивать на проживании Милочки с ним. Он хочет отобрать у меня дочь! – нервно проговорила я и зажала себе рот рукой, останавливая поток слов.

От уверенного и наполненного силой голоса Анны тиски на сердце немножко разошлись, и я начала соображать.

– Виктория, вы взрослая и самостоятельная ответственная женщина, которая посещает работу и на ней делает серьёзные финансовые отчёты. Вашему мужу придётся шерстью внутрь вывернуться, чтобы представить суду доказательство вашей недееспособности. – уверенно говорила тем временем Анна, продолжая. – Недееспособным гражданин может быть признан только в случае наличия у него серьёзного психического расстройства, влекущего за собой неспособность лица понимать значение своих действий или руководить ими, и только в судебном порядке.

– Спасибо, Анна. Вы меня успокоили. Рада, что мы вместе.

Семнадцатая глава

За забором, который, по легенде, первым делом установил мамин брат, когда получил выделенную ему часть земли, маячили плечи и взлохмаченная голова небритого незнакомого мужчины.

– Вы кто? – вырвалось у меня, прежде чем я успела хоть что-–то подумать.

– Сосед, – усмехнулся бородач. – Я случайно подслушал ваш разговор с подругой, простите. Но, всё-таки, на всякий случай, завтра в местное отделение полиции сходите. И как-нибудь отметьте своё посещение. Советую.

Я вспыхнула одномоментно вся. Словно факел. Просто чувствовала, что у меня краснеет не только лицо, но и грудь, и шея. Да что он себе позволяет? Сосед!

Прошипела что-то невнятное и сбежала подальше от прозрачных голубых глаз. Весело прищуренных! Смешно ему! Ага! Лезть в чужие дела!

Всё настроение сбил!

Зато и уныние смело с меня волной возмущения, как не бывало, и уснула я быстро и легко...

Рано утром, по заведённой давным-давно традиции, пока все спят, я пошла на речку.

Захватила с собой полотенце и, стараясь не шуметь, просочилась на улицу, аккуратно притворив за собою калитку.

Раньше, когда участок был весь наш, то к реке можно было спуститься почти сразу. Теперь же приходилось обходить дома по улице, и дорога занимала некоторое время.

Солнце недавно встало и ещё не успело высушить утреннюю росу. Птицы отчаянно щебетали, перекрикивая друг друга. Было безветренно. Только верхушки сосен медленно и величаво покачивались в светлеющем небе.

Я с наслаждением упругим шагом двигалась вдоль улицы, и моё настроение с каждым движением улучшалось. Стабилизировалось. Я будто наполнялась этим летним буйством пробуждающейся природы.

Я смогу всё! Не боюсь ничего!

Вот уже показалась, блеснула серебром река! Запахло остро и знакомо. Повеяло свежестью от воды.

Теперь осталось осторожно спуститься с крутого берега и вернуться немного назад. За небольшим поворотом должен быть плёс. На нём и вода чуть теплее, и ключей холодных нет, да и течение замедляется.

Удобно.

Сняла обувь и босиком, утопая в росе и мягкой траве почти до колен, получая невероятное удовольствие, добралась до нужного мне места.

Сбросила с себя поскорее одежду, полотенце и вошла по щиколотку и воду.

Здравствуй, река!

Вода плеснула, прозрачные, будто стеклянные крошечные волны накатывали на песок, закапывая мои ноги с каждым набегом. Вдохнула полной грудью и задержала пьянящий воздух в груди до головокружения. До звёздочек под прикрытыми веками.

Поначалу вода кажется ледяной. Но уже мокрые от росы ноги быстро привыкают к прохладе. И можно сделать ещё один шаг!

Я почувствовала что-то неладное, когда вошла в воду по пояс. Со странным звуком плескалась река. Затем явно расслышала всхлип и снова бульканье.

Оглянулась, сбрасывая с себя прекраснодушную расслабленность. Резко выбралась по направлению звука вправо, выбираясь за поворот реки. И увидела, как недалеко, метрах в двадцати от меня, взмахнув руками, ушёл под воду человек. Ребёнок! Река снесла его течением, и следующий раз он вынырнул уже значительно дальше.

Я не думала.

С силой оттолкнувшись от дна, кинулась на помощь, ложась, вытягиваясь как можно ближе к поверхности воды и мощно работая ногами. Делая сильные и выверенные гребки руками.

Я хорошо плаваю. На короткие дистанции – очень хорошо. У меня не хватает дыхания вдолгую сохранять такой темп, но уж пятьдесят метров до барахтающегося ребёнка мне точно не проблема преодолеть.

Но оказалось, что это не самое сложное.

Сложнее достучаться до перепуганного сознания тонущего человека.

Пацан отбивался от меня, наверное, активнее, чем боролся с рекой. Дрыгал ногами, руками. Больно попал мне в плечо. Усугубляло положение то, что что мы попали в течение.

Попыталась захватить мальчишку за руку, объяснить ему, чтобы держался за мои плечи, пока я вывезу его из стремнины. Но куда там! Замутнённым отчаянием и борьбой за выживание сознание пацанёнка просто не реагировало на мои доводы.

Ещё и дерётся!

Я начала уставать сама. Холодная ключевая вода делала своё дело, и правую ногу, что случайно попала в ледяной поток, свело судорогой.

Честно скажу, был момент, когда я подумала, что сделала всё, что смогла, и пора подумать о себе. О ребёнке, что ношу под сердцем. Сделать выбор. Сдаться.

Ну, не герой я. Совсем. Я маленькая беременная женщина! И сил у меня немного. Скрутить юркого и словно маслом намазанного пацана в воде я не могу.

Ну каков зараза же! Опять попал мне ногой в бедро!

Мы боролись с ним в воде, пока я не зацепилась, наконец-то, за его волосы на затылке, дёрнув со всей своей силой, до боли. Пацан вскрикнул обиженно и посмотрел на меня осознанно.

Как я его тащила на берег, не передать словами. Перевернула на спину и рывками выталкивала за собой дрыгающееся тело.

Когда ступни нащупали илистое дно, я думала, расплачусь. Радость, облегчение и неимоверная усталость одновременно обрушились на меня. Хотелось упасть на берег и не шевелиться, обнимать твёрдую землю.

Восемнадцатая глава

Нас изрядно снесло ниже по течению реки. Стояла, согнувшись и опираясь руками на дрожащие колени.

Полотенце и вещи остались на плёсе. Мне было холодно и зябко. С волос текла вода. Руки и ноги, все покрытые илом и грязью, дрожат от усталости.

– Ты зачем полез на стремнину? Там же, под обрывом, на поверхность выходят холодные ключи, и если попасть в течение, то сведёт ноги! Ты не местный, что ли? Зачем рано утром полез? И почему ты один? – накинулась, хрипя и задыхаясь, на угрюмого лохматого паренька.

Лет тринадцати. Худющий. Голенастый. Злой. Утёнок. На лице один нос и огромные глаза. Весь дрожит. Губы от холода синие.

– А ты зачем меня за волосы хватала? Ты сумасшедшая? Мне же больно! Я не девчонка! – огрызался он, стуча зубами.

– А за что тебя хватать ещё надо было? Ты же отбивался от меня, будто я топить тебя собралась, а не вытаскивать на берег! Псих! – прокаркала сухим горлом.

Вот странно. Из реки вылезли, а во рту пересохло до невозможности. И глаза слезятся.

Дунул ветерок, и меня затрясло от холода.

Выпрямилась и огляделась вокруг. Нас снесло за границы посёлка. Мы сейчас практически в чистом поле. Дорога пролегает дальше. До неё расстояние примерно такое же, как и до посёлка. Придётся топать по берегу реки. Потому что мы босиком, а по бездорожью в поле без обуви далеко не уйдёшь.

Да и до посёлка теперь ещё нужно дойти.

Повернулась к лежащему на земле парню и покачала головой.

Проблема.

– Вставай! Нельзя лежать на холодной земле! Нужно согреться. Двигайся! Не девчонка! – расталкивала я его, с трудом сама передвигаясь на дрожащих ногах.

– Я не могу! Отстань, дура, – огрызнулся пацан.

Посмотрел на меня зло, но упрямо встал на четвереньки, а затем попытался разогнуться.

По его телу прошла волна судороги, и пацан, содрогнувшись, согнулся пополам. Его вывернуло. И ещё раз. Нахлебался воды, пловец.

Шатаясь и шипя в мой адрес всякое, мальчишка всё же двинулся за мной, еле переставляя ноги.

Мы брели некоторое время, но я, чувствуя, что замерзаю, перешла на бег трусцой, активно работая руками. Мне никак нельзя простывать!

Всё тело чесалось невозможно, и я старалась отвлечься от боли в порезанной об острую осоку ступне. Ступня – это ерунда. Заживёт!

А пацан, шатаясь из стороны в сторону, упрямо шёл за мной, вцепившись себе в плечи мосластыми длинными руками. И всё ругался, чуть шевеля синими от холода губами.

Постепенно от движения и злости он раскраснелся, и, похоже, согрелся немного. Во всяком случае, его уже не трясло так сильно.

Хоть бы дойти поскорее!

Мы почти добрались до оставленных мною вещей, до вожделенного полотенца и сухой одежды, когда услышали полный отчаяния рык вдоль реки:

– Артём! Тёма! Тёмка! Отзовись, Ктулху тебя подери!

– Батя, – отчаянно прошептал пацан и побледнел ещё больше, выдвигая вперёд решительно челюсть.

Вот же! Подранок, честное слово! Рёбра торчат, коленки и локти такие острые, что немудрено, что он наставил мне синяков. А всё туда же! Бороться с родителями за право непонятно чего.

– Сюда! – всхлипнула я, стараясь не сбить дыхание. – Помогите!

Не успели мы продвинуться вперёд и на десять метров, как здоровенный бородатый мужик выскочил буквально из-под земли.

Пацан зыркнул на меня, как мне показалось, зло, и рывком обогнал. Загородил своими тощими плечами.

Защитничек.

Мужик окинул взглядом нашу живописную группу, сорвал с себя худик и одним движением надел на меня восхитительно обжигающе тёплую и сухую вещь, последним аккордом захлёстывая на мокрую голову капюшон.

Закрыла глаза, утопая в хранящей жар чужого тела вещи. Восхитительное удовольствие! Как же я замёрзла!

Нащупывая в огромной кофтейке рукава, повернула голову к Тёмке.

Мужчина, в котором я признала вечернего соседа, стоял напротив пацана и смотрел на него с упрёком. Он содрал с себя футболку и закутал в неё мальчишку. Был при этом всклокочен и взволнован. А пацан, напротив, стоял, выпрямившись, и несмотря на то, что его потряхивало от холода, старался не сгибаться и с вызовом смотрел на отца.

Рядом с соседом Тёмка виделся совсем мелким. Жалким нахохленным воробышком.

Вот уж: отцы и дети, блин!

– Охренеть! – рыкнул мужик, подхватывая трясущегося мальчишку на руки, как пушинку и спрашивая: – Какого тебя понесло на речку?

Пока сосед бухтел, а Тёмка пытался с ним огрызаться, дохромала до своих оставленных вещей и с наслаждением обтёрла голову полотенцем. Укутываясь в него поверх восхитительного худика. Сняла противный мокрый купальник. И с сомнением посмотрела на обувь. Не представляя, как можно в неё влезть моими разбитыми ногами.

– Куда вы делись? Что ж вы все бегаете от меня? – крикнул сосед, с шумом продираясь к моему укрытию.

Он с сомнением глянул на мои ноги и, придерживая Тёмку, уже наклонялся ко мне, когда я, догадавшись о его намерениях, отскочила в сторону!

Девятнадцатая глава

Мой муж стоял посреди комнаты и держал заспанную Милочку на руках, прижимая к себе лёгкое тельце. А мама перегораживала входную дверь. Так понимаю, моя хрупкая мамочка пыталась остановить Илью. Здорового сорокалетнего накачанного мужчину в полном расцвете сил. Ага.

Когда я вошла, все замолчали и повернулись ко мне. Илья, опалив меня взглядом, воспользовался моментом и рванулся к выходу. Он несильно оттолкнул нас с мамой, и выскочил в коридор, а затем и на улицу. Хлопнула входная дверь.

Заплакала Милочка.

Очевидно, Илья не хотел причинить нам вред. Так, неловко и фатально получилось не намеренно. Мама в этот момент обернулась ко мне, а я с пораненными неустойчивыми ногами не смогла устоять на месте. Всё одно к одному. Но шваркнулась об пол я чувствительно. Бедро свело от боли. И низ живота будто вздрогнул и заныл противно. Страшно.

Но разлёживаться у меня не было возможности. Моя дочь кричала криком, захлёбываясь слезами. И я вскочила, скрючившись, положив руки на живот, и понеслась на улицу к машине Ильи.

Вылетела за ворота и встала, опираясь на багажник машины, загораживая выезд.

Муж припарковал своего монстра почти носом в забор. А теперь, открыв дверь, заталкивал орущую дочь на заднее сидение.

– Илья! Очнись! Что ты делаешь? Прекрати издеваться над ребёнком! Илья! Услышь меня! – отчаянно закричала я сорванным голосом.

Муж чуть сильнее толкнул Милу вглубь машины и хлопнул дверцей, отрезая её истошные крики от нас.

Затем медленно повернул ко мне голову, и я поразилась ярости на его лице. Его перекорёжило всего и дёргался глаз.

– Села в машину! Быстро! – гаркнул, словно выплюнул в мою сторону муж.

– Что с тобой? Ты не в себе!

Никак не могла поверить в реальность происходящего. Казалось, что с Ильёй можно договориться, объяснить, что он разумный человек. Но со зверем, который стоял сейчас и смотрел на меня, как на жертву, договариваться нет смысла. Он просто не услышит.

Мила тоже замолчала, только прижалась ладошками и носом в стекло, дрожа губами.

Тишина вокруг нас стала хрустальной. Тронь её – и миллиард осколков вопьются в сердце.

Где-то вдали квакали характерным звуком полицейские сирены.

– Я не в себе? Я? На себя посмотри! Шалава! Кто валял тебя и по каким помойкам? – зашипел страшно Илья, разрушая момент, и шагнул в мою сторону.

Он смотрел на меня с ненавистью, кривя свои красивые губы в презрительную усмешку. С непонятным мне презрением, с болью.

– Я запру тебя, тварь, на цепь посажу и буду держать в грязи и отходах! Вот, оказывается, чего тебе не хватало! А я-то, дурак, из кожи вон выворачивался. Старался ублажить. Не знал, как тебе угодить. Наизнанку извернулся! Себе на горло наступил и жил так. А ты…

Я, возможно, ещё много бы услышала интересного в свой адрес, но излияния моего мужа прервал тихий, но очень уверенный баритон:

– Ребёнка выпусти из машины! Шаг в сторону от женщины! Быстро!

Сосед, всё такой же взлохмаченный, но злой и бледный, подошёл к нам. Я и не слышала, как и когда. Но он встал так, чтобы отгородить меня, если понадобится.

– Это ещё что за чучело? – изумился Илья.

Он переводил взгляд от соседа на меня и обратно, при этом на глазах становился ещё агрессивнее.

– Ты, оказывается затейница, так только бы сказала, я бы давно зарос как лесоруб, милая, – зло усмехнулся он и сжал ладони в кулаки.

Его глаза совсем потемнели. Плечи пошли вниз и вперёд, как и подбородок. Рот скривился и превратился в плотно сжатую щель. Ноздри породистого носа раздулись.

Он же сейчас кинется!

Только драки не хватает для полного счастья!

Я зажмурилась и завизжала что было сил. Вкладывая в крик всю свою боль и ярость. Всю свою беспомощность.

– Предъявите документы. Что здесь происходит? – услышала, как только замолчала, переводя дыхание.

– А?

Рядом с машиной Ильи стояли полицейские. С автоматами. В касках. В бронежилетах. Остро пахло почему-то гуталином. Недалеко работал двигатель служебной машины. Моргала проблесковыми огонечками сигнализация. Один полицейский что-то говорил в шуршащую рацию.

– Кто вызвал полицию? – задал один из них вопрос, и я с удивлением услышала, спокойное:

– Я услышал шум и угрозы жизни и здоровью со стороны этого гражданина в сторону беззащитных женщин, а также плач ребёнка, и вызвал наряд.

Сосед замолчал на минутку, доставая из заднего кармана паспорт, и продолжил:

– Этот гражданин, говоря по телефону перед воротами дома, уверял на всю округу, что его жена находится сейчас на излечении в одной из частных клиник. Поэтому, когда я увидел, как он выносит орущего ребёнка из дома и угрожает женщинам...

У меня невозможно кружилась голова. А во рту противно ощущался вкус крови. Если бы я не держалась за багажник, то, наверное, упала. А так только тихонько сползла на землю. Живот скрутило спазмом, и я застонала от боли.