Измена. Однажды ты соскучишься по мне

Глава 1

Катерина опаздывала наверняка. Пусть подождет, не переломится. Бывший муж неделю пытается вытащить ее на «важный» разговор, но не по Сеньке шапка. Это раньше Катя бежала по первому зову и в рот ему заглядывала. Казалось, целую жизнь назад. Три года прошло с момента их разрыва, когда она узнала, что Кравцов завел интрижку на работе с блядского вида сотрудницей. У той прямо на лбу было написано: «Даю глубоко! Табун мужиков подтвердит мои недюжинные способности».

Катя, как знающая себе цену женщина, вышвырнула вещи Клима за дверь и подала на развод. Кравцов пытался вымолить прощение, говоря, что бес попутал и шлюхенция — это так, ничего не значащий эпизод. Катюха знала, что губастая соска в подметки ей не годится. К таким мужики в здравом уме не уходят от приличных жен. Синицына была приличная, как скрипка для одного единственного музыканта, не знавшая чужих рук. И ведь не постеснялся, струны оборвать, сученок…

«Где эта сволочь?» — она медленно скользила взглядом по залу. Некогда любимый ресторан никогда уже не будет таким, каким она видела его в первый раз. Здесь Клим встал на одно колено, протягивая кольцо в бархатной коробочке, и обещал любить вечно.

Обещалкин нашелся за столиком в дальнем углу. Не один. Приятного вида озорная блондиночка заливалась смехом, а бывший муж, придвинувшись к ней впритык, что-то увлеченно рассказывал.

Катя выдохнула ноздрями, выпуская огонь негодования. Так вот зачем он ее выманил! Чтобы показать свою новую бабу. Мерзавец! Он должен был страдать от содеянного, из-за разрушенной семьи, за слезы ее и боль. Сидеть под дверью с цветами в зубах и выбивать на стене ее имя. А он? Нашел себе моложе и счастлив. Где эта гребаная справедливость? Бумеранг? Кармическая отдача? Почему она, Синицына, три года одна-одинешенька, зализывает сердечные раны, воспитывает Вероничку. Оправдывается перед дочерью каждый раз на вопрос: «Почему она не может простить папу. Папа — хороший. Нужно простить и вернуть все, как было».

— О! Привет! — поменялся в лице Клим, когда она опустилась на стул и перекинула ремешок сумочки на сидение. — Девочки, знакомьтесь. Это Катя — моя бывшая жена и мать моей дочери, а это…

«Уебище» — мысленно произнесла Синицына, рассматривая молодуху. Обычная хлопковая белая футболка с принтом какого-то рокера на груди. Рожа знакомая, но вспомнить его не получилось сразу. Чистая белая кожа. Большие карие глаза создают контраст с белыми высветленными волосами, взбитыми будто неряшливо. На руках маникюр черного цвета. «Блин, ей хоть восемнадцать есть?» — Катерина сжала в руке столовый прибор, кажется вилку.

— Альбина, — пропела девка, и хлопнула длинными ламинированными ресницами под «натуралку».

Сама Катя пожалела, что вырядилась в бежевое классическое платье. Сейчас, сидя, она прямо ощущала, что ткань топорщится в районе живота, который она пытается втянуть неосознанно. Еще пять минут назад Синицына казалась себе неотразимой и стильной женщиной. Чтобы локти кусал и понимал, что потерял, кобелина.

— Клим столько о вас рассказывал, — затараторила, с оживленной мимикой на кукольном лице, при этом жестикулируя так быстро, что можно окосеть, если следить за ее руками.

— И что же? — ее улыбка была похожа на оскал.

— Какая вы прекрасная, умная и целеустремленная. Сами всего добились. Дочку чудесную Климу подарили, — Катя смотрела на ее поганый рот, выдающий всю несусветную ересь.

Подняв вопросительно бровь, посмотрела на бывшего, у которого непроницаемая рожа просит кирпича. В ее взгляде было очевидное: «Что же ты, такая падла, от прекрасной жены налево пошел?». Но ответа на свой немой вопрос, конечно же, не нашла.

— Катен, я заказал твою любимую форель, — он обернулся в сторону, откуда должен был появиться официант. Помнит, что она любит, заботливый какой. И ведь сто раз просила, не называть ее больше «Катеной»!

Катерина опустила глаза на тарелки перед ними, в которых был накидан салат. «Ну, все понятно! Зожницу себе завел. Теперь будет, как козлина, одну капусту есть. Собственно, почему «как»? Он и есть — козлина».

Девчонка не обращает внимание на полный игнор с ее стороны, и продолжает мило улыбаться и стрекотать…

«Стоп! Что-о-о-о?» — Катя чуть не поперхнулась минералкой.

— Мы съехались с Климом. И, надеюсь, вы будете не против, если Вероника будет к нам приезжать? — хлоп-хлоп бесстыжими глазенками.

— Кать, в самом деле. Нике десять лет, не маленькая уже, памперсы менять не нужно. В эту субботу на даче будем барбекю жарить. Компания соберется приличная, никто ужираться пивом не станет. Если уж ты так не доверяешь, то и тебя приглашаем, — делает ей великое одолжение.

Абсурд какой-то. Дико. Нелепо. Неправильно. Катьке хочется перестать быть сильной, снисходительной и воспитанной. Разбить тарелку об чью-то дурную голову, наорать так, чтобы стекла оконные посыпались. Возить мордасом самоуверенным, собирая им по блюду листья и масло, и тот кружок помидорки. А потом записаться к окулисту, чтобы «бельмо» из глаза убрать. Навсегда.

Кусок рыбы все никак не проходит в горло. Катя запила его минералкой.

— Я подумаю над вашим предложением. А сейчас мне пора, — Синицына резко встает, скрипнув ножками стула по плитке.

Спина ровная. Походка от бедра. Только не оглядываться, Кать! Нельзя, чтобы почувствовали ее слабость. Мозг неожиданно подкинул несостыковки, и Катерина едва не сбилась с шага. Какое, к черту, барбекю может быть, если Климчик на подножный корм перешел? Морковь с бананами жарить собрались?

Глава 2

Выходные накрылись одним местом. Ни при дочери будет сказано, каким. Клим, как всегда, пошел в обход и сообщил Веронике, что в субботу дочка едет с ним на шашлыки «и маму с собой берем». Разговоров в последние два дня только и было, что про эту поездку.

Кате хотелось разрыдаться косым дождем. Нет, даже ливнем, чтобы смыло всю дурацкую вылазку на природу, которая ничем хорошим не закончится. Не видела она три года этих Климовских друзей, и еще столько же готова не видеть. Будут косо на нее смотреть и ухмыляться, ироды.

Притвориться, что забыла. Да! Дел по горло, девичья память подводит. Пятое-десятое… С чего это Кравцов решил, что может диктовать свои условия? А дочери нужно пообещать что-то существенное взамен.

— Вероника, хочешь, мы с тобой поедем электросамокат смотреть? Только в субботу хорошие скидки. Папа может с тобой и в другой день погулять. М? — всматривается в карие удивленные глаза. Там и радость, и сомнение. Она давно выпрашивает этот самокат, хочет такой же, как у друга Данилки. «Соглашайся, малышка! Даже у доллара сейчас не такой выгодный курс, какую сделку я тебе предлагаю» — мысленно потирает руки, зная, куда весы качнутся.

— А как же пикник с папой? — пищит совестливо и краснеет, покусывая нижнюю губу.

— Ну, папа же не только для нас старается. У него там гости будут, друзья и его новая женщина, — шах и мат, Кравцов!

— У папы другая… новая женщина? — теперь Ника белеет на глазах.

Катя просто кивает.

— В воскресенье сходите куда-нибудь, без лишних теть. Похвастаешься, какой у тебя классный самокат. Купим еще наколенники и шлем.

— Голубенький?

— Какой захочешь.

Да, она использует запрещенный метод. Но чем бывший лучше?

Катерина вздрагивает от телефонной трели. Это звонит Клим. На телефон дочери. Вероника тоже подскакивает и хватает свой сотовый.

— Алле, папочка! Я… Я хорошо. Пап, мы с мамой не поедем на барбекю. На электросамокаты скидка. Мы едем мне выбирать… А? Маму дать? — растерянно хлопает длинными ресничками.

Катя, ободряюще улыбается и берет телефон дочери. Обняв ее, вдыхает сладкий карамельный запах родного ребенка. Сделав глубокий вдох, отвечает:

— Да?

— Ты специально все подстроила? — рычит Кравцов.

— Я ничего не обещала, если помнишь. У нас могут быть свои планы. Ты просто поставил меня в известность. В тот момент не готова была ответить, — внутри нарастает гнев, что приходится оправдываться, хотя совсем не обязана этого делать.

— У нас совместная опека над дочерью, а мы видимся только по воскресеньям, — так и выстреливает недовольством сквозь зубы.

— Не путай жидкое с мягким! Проводить время с ребенком и уделять ей свое внимание — это одно, а тащить ее на вечеринку, где она будет просто с боку бантик — другое!

Хотелось добавить про его Альбину, но это будет означать, что ее задел сам факт, что у бывшего мужа появилась девушка на постоянной основе.

— Катя, ты можешь хоть раз пойти мне навстречу? Но, нет. Ты же костьми ляжешь, чтобы было только по-твоему. Упертая, как…

— Как кто? — сузила глаза: «Ну же, Кравцов, не разочаруй. Назови упертой козой, которой ты навешал ветвистые рога».

— Чего ты хочешь, Катя? — он, похоже, выдохся. — Я хочу сделать, как лучше. Хоть что-то исправить…

Вот же тварь! Завел себе дурочку блондинистую, и так исправляет?

— Катя, почему ты молчишь?

Пристанет репьем, хрен отдерешь. Все нервы вымотает под остаток. В ней столько битого стекла внутри, что ломать даже ничего не нужно, один хруст идет. Скоро в песок перемелется.

— Ответь мне на один вопрос, Клим… Что ты скажешь дочери про свою женщину? — Синицына как наяву увидела, что он тянется к узлу галстука, чтобы его ослабить.

— Ты ей сказала?

— Да, сказала.

— Катя, как ты ей сказала? — тон заметно повысился.

Синицына скосила глаза на кудрявую макушку, притихшую рядом и внимательно впитывающую каждое слово. Отняв телефон от уха, она попросила дочь пойти в свою комнату, прибавив тихое и настойчивое «пожалуйста».

Когда Вероника неохотно, насупившись, и несколько раз оглянувшись, все же ушла, Катерина продолжила:

— Только правду… Это ты у нас мастер выворачивать наизнанку суть. Сказала, что у тебя новая женщина, Кравцов. Или ты решил «сюрприз» Нике преподнести и на пикнике представить новоиспеченную мачеху? Ты хоть немного думаешь, что делаешь? Как она воспримет?

— Вероника… Какая у нее была реакция? — не ответив ни на одну претензию, перебил своим вопросом.

— Выводы делать рано, — вздохнула женщина. У нее самой все смешалось в голове. Клим, который в последние месяцы притих и прекратил попытки вернуться в семью. Тут было все понятно и роли распределены, по мнению Кати, правильно. Изменник должен страдать и испытывать чувство вины. Но, похоже, что Кравцов перешагнул через барьер, вырвался из замкнутого круга и готов идти дальше. Без Кати.

— Кать, в субботу с утра я заеду за вами! Мы купим вместе дочери самокат и после поедем на дачу. Не получится бортануть меня, Кать. Тем более, что Веронике все известно.

Глава 3

Последние капли кофе с шипением упали в чашку из краника кофемашины. Катя вдохнула бодрящий аромат, но он не принес того удовлетворения, как обычно. Она взбодрилась еще со вчерашнего вечера, накрутив себя до психоза. Практически не спала ночью, прокручивая в голове их последний разговор с мужем. Бывшим. Кравцов переломить ее вздумал? Хорошо, она с дочкой поедет на этот сраный пикник. Всегда можно взять такси в обратную сторону. Катерине хотелось узнать причину столь явной настойчивости или наглости.

— Ника, пей свое какао. Скоро папа приедет, — сказала дочери, которая уже вышла умытая и причесанная из ванны.

Катя подошла к окну. Улица еще дремала в раннее субботнее утро. Вдали туманом объяты крыши домов. Позолоченный крест Никольского храма первый выхватил солнечный луч и сверкал нереально ярко. В безоблачном небе кружили голуби. Надежды на дождь — никакой. Во двор большим красным жуком вползала тачка Кравцова.

— Папа! Папа! — запрыгала Вероника, хлопая в ладоши.

Катя грустно улыбнулась. У ребенка сегодня оба родителя в распоряжении… Каждый получит день, который заслуживает. Пожалуй, пора прекращать фарс и сегодня Катя станет тем орудием, которое многое изменит. Жизнь Клима больше никогда не будет прежней. По-хорошему это нужно было сделать давно: сесть и поговорить откровенно. Но ей сначала было слишком больно, Катя чувствовала себя уязвимой, боялась, что разревется диким голосом, станет жалкой.

Кравцов, сам того не подозревая, спустил курок, притащив свою новую любовь.

— Беги, открывай, — сказала дочке, услышав трель домофона.

Ника тут же умчалась вприпрыжку. Даже двери открыла в ожидании, когда отец поднимется. С визгом повисла у него на шее. Только тогда Катя сделала свой выход.

— Здравствуй, Кать, — карие глаза встретились с холодными серыми. — Собрались уже? М-м-м! Как вкусно пахнет кофе. Угостишь? — он вручил Веронике нечто в подарочном пакете, и она ускакала смотреть папин подарок в свою комнату.

— Заходи, — пожала плечами Катя, стараясь выглядеть как можно более безразличной.

Клим выбрал капсулу с соленой карамелью. Открыв шкафчик с кружками, нашел ту, свою. Оглянулся, и в его взгляде мелькнула лукавинка… Что не выбросила ее, не разбила. В квартире больше не было его вещей… Никаких, кроме любимой кружки, которую она дарила в самом начале их отношений.

Катерина порывалась от нее избавиться, но не смогла. Заключив с самой собой сделку: как подарила, так и раздарила обратно, считала ее своей. Уж больно красивая — черная, с серебряной окантовкой по краю. А на дне приклеена монетка «на счастье».

Она так и стояла, облокотившись плечом о стену, и смотрела, как он пьет из ЕЕ кружки. Мысли унесли на три года назад, в тот злополучный день.

— Кать, да мы посидим с парнями немного в баре. Я много не выпью. Ты же знаешь? — он поставил черную кружку на стол и чмокнул ее в щеку. Засобирался торопливо, словно боялся, что передумает.

— Клим, только не долго. Ладно? Я волноваться буду и без тебя не засну, — надула губы, как маленькая капризная девочка. Он прекрасно знал, что Катя не спит без него. Ей нужно, чтобы рядом был любимый и родной. Уткнуться носом в плечо и сопеть. Еще ногу закинуть.

— Постараюсь, — он отвел глаза. — Но, ты же знаешь Костика, он не умеет недолго и по-тихому.

Кравцов выскочил, не поцеловав дочку на ночь, которая, обнимая своего зайчика, вышла босиком, потирая сонные глазки, услышав хлопок двери.

Уложив Веронику спать, Катя пошарахалась по квартире и вдруг заметила краем глаза, что муж оставил впопыхах телефон на комоде в прихожей. «Искать же будет, дурашка!» — стала звонить его другу Косте, чтобы тот предупредил.

— Але? — недовольный сонный мужик ответил ей, в котором она не сразу узнала Костяна.

— Кость, ты где? — спросила почти шепотом, чувствуя, как по всему телу растекается слабость.

— Спал, пока ты не разбудила. Случилось чего? — он уже понял, что прокололся…. Понял, но обратно своих слов взять уже не смог.

— Папа, я как раз такой набор для рисования хотела! — голос дочери вернул в реальность. Бойкая стрекоза забралась к нему на колени и задрала мордашку, подставляя лицо для папиных поцелуев. Какой же она ласковый котенок, и слава Богу, еще не понимает, что такое предательство. — И браслетик мне нравится, — вытянула руку и потрясла яркими бусинами. Она у Кати та еще сорока. Целая коробка всяких украшений — ее сокровищница, над которой часто чахнет. Будь Никушина воля, нацепила бы все сразу.

— Все, девочки, погнали! — подтолкнул Веронику вперед и сам поднялся, сделав кухню в разы меньше и теснее.

Кружку так и оставил на столе, свинтус. Никогда за собой не уберет.

Глава 4

С собой Катя взяла небольшую, но компактную сумку. У Вероники свой рюкзачок, набитый черте чем, под завязку. Конечно же, все очень нужное, особенно заяц, уши которого торчат с одного боку из дырочки.

Вероника первая запрыгивает на заднее сидение и самостоятельно пристегивается в детском автокресле. Катерина садится рядом с ней, игнорируя его возглас: «Садись вперед».

У Кравцова в машине пахнет сладкой и приторной ванилью. Найдя источник душегубки, Катя тут же понимает, что подобный ароматизатор он подбирал не сам.

— Раньше ты такие вонючки не любил. Пахнет как в кондитерской, — она демонстративно нажимает на кнопку, чтобы приоткрыть окно, хотя в автомобиле фигачит климат контроль.

Синицына ловит злобный взгляд во внутреннем зеркале. Ничего, потерпит. Это не у нее характер плохой, а у кого-то нервишки слабенькие.

Неожиданно Клим заруливает на обочину. Срывает висюльку и вышвыривает ее из салона через открытую дверь. Громко хлопнув, оборачивается, показывая взглядом: «Довольна?». Катя пожимает плечами, что ей по барабану, хозяин-барин, но окно со своей стороны прикрыла.

— Папа, ничего, что я Степу взяла? — Ника говорит про своего зайца, сглаживая возникшее напряжение.

Она выросла уже из плюшевых игрушек, но эта для нее особенная. Степку подарил отец ей на день рождение, в тот последний год их совместной жизни, когда Катя блаженно считала, что они — счастливая семья. Степа, не единожды стиранный, со скатанным ворсом и облупленным носом — самая любимая игрушка. Дочка ему рассказывает даже те секреты, что не доносятся до ушей матери.

Однажды Катерина услышала, как Вероника просила заиньку вернуть ей папу…

— У нас скидки на модели прошлого года, — девушка-менеджер подтвердила версию Синицыной. — Для девочек есть хороший выбор, — кокетливо бросила взгляд на мужчину.

Клим сегодня в спортивном костюме цвета металлик и белой футболке. Тридцатишестилетний, он в хорошей физической форме и всегда нравился женщинам любого возраста. Катя посмотрела со стороны на них троих. Если опустить момент, что они в разводе и Кравцов — сука подлая и предатель… вместе смотрятся гармонично. Будто обычная семья поехала в свой выходной выбирать ребенку самокат.

Бывший муж деловито осматривает красную модель, шелестит инструкцией. Катя знает, почему Ника выбрала именно этот, хотя раньше говорила про голубой. Красный — цвет Кравцова… Цвет любви и страсти, говорил он. Любил, когда на ней было алое белье, но не платье. Потому, что только для него, только он один знал секрет, который ждет его в спальне…

Катя в процесс покупки не вмешивалась и взбрыкнула, когда Клим достал свою банковскую карту, оплатив дорогостоящую прихоть дочери. Вероника сияла… Ради этого можно потерпеть. Ну, или засчитать как подарок на грядущий ее одиннадцатый «юбилей».

— Пап, а можно я на нем по дороге у дачи покатаюсь? Можно? — обнималась со своим новым шлемом красно-белой расцветки.

— Малыш, там гравийка, и для твоего самоката совсем не подходит. Лучше в городе потом, по асфальту. Ладно?

Ника насупилась, что у нее не получится проехаться перед отцом. Дело не в самокате и не в дороге. Ей важно крикнуть: «Папа, смотри, как я могу!» и услышать в ответ: «Молодец, дочка!».

Катерина так же когда-то ждала его одобрения, похвалы и внимания. Старалась, чтобы в доме был уют и порядок. Лишний раз не дергала по пустякам. Было раньше. Да. Теперь Катя без зазрения совести может позвонить в полночь и потребовать забрать Веронику завтра с танцев, потому что у нее планы изменились. Синицыну больше не волнует: занят он, или в бане с бабами греется. Не сделает — звонки прекратятся. Никто ни о чем больше не спросит. Это его шанс быть хорошим отцом.

На площадке у забора из коричневого профнастила стоит несколько машин. Кравцов притыкается рядом, шурша покрышками по гальке, и бодро командует:

— Приехали! Выходите, девочки.

Сам жмет кнопку, чтобы открыть багажник. У Кати и Вероники свои вещи с собой. Клим не успевает быть галантным. Он открыл дверь со стороны жены, а та даже не взглянула и выползла следом за дочерью, которая уже крутилась, высматривая все вокруг: где, что и почему.

— Милы-ы-ый! Наконец-то, — у Клима на шее повисает блондинистая лохудра, и лезет с поцелуями.

Кравцову неудобно, он пытается скинуть ее, отстраниться, и не смотреть в округленные, ошарашенные глаза Вероники. Колючий и циничный взгляд с презрительно поджатыми губами от бывшей жены… Но Катя ничего не скажет, не упрекнет. Клим сам справляется хорошо с задачей: просри последнее доверие. Дети необыкновенно памятливы.

— К-катя? — вылетевший им навстречу из калитки Костян, притормозил и дернулся было назад.

— Привет, Кость, — она ему улыбнулась коряво, многообещающе.

— Неожиданно, — почесал свой лысый затылок, и круглые глазки забегали, заметались.

— Ага, внезапно, — кивнула Катя, удивляясь, что Климушка ему не сказал о визите бывшей жены.

Терпение и труд, ей не идут — цедив апельсиновый сок из кружки, Катя наблюдает, как новая пассия Кравцова то тут приткнется, то там, с ненужными советами. Толку от нее — ноль. Синицына и сама не предлагает помощи, там без нее хватает. Мужчины копошатся в мангальной зоне, разжигая угли. Из женщин здесь: жена Кости, жена Толяна, не считая «болонки», которую просто терпят. Из детей только Вероника, которая пытается найти себе занятие самостоятельно и бегает по мелким поручениям отца.

Глава 5

— Такую кислую физиономию нужно оставлять дома, — Тамара, жена Кости, говорила своей подружке, но так, чтобы и владелица «кислой физиономии» — Катерина, ее услышала.

— Не пойму, зачем Клим обеих собрал? — шушукалась Татьяна в ответ.

— Тем интересней будет посмотреть спектакль, — подмигнула Тома, прыснув в кулак. Глянула в сторону Кати, которая, натянув на нос солнцезащитные очки, ловила дзен, подняв лицо к солнцу.

«Две вертихвостки! Где хочу свою физиономию, там и выгуливаю» — Катькин коронный прищур поверх очков.

Их уродливая форма «дружбы» всегда поражала Синицыну. Тома и Таня готовы обсуждать всех и каждого за спиной, даже друг друга. Там совсем никаких тормозов нет, привязанности, чувства такта. И сейчас они режут овощи и прыщут ядом, закатывая глаза и кудахча, перемывая всем косточки. За три года ничего не поменялось, только еще больше обабились, нажрав лишние килограммы по бокам.

Когда подходит Альбина сунуть свой нос, кумушки замолкают и делают вид, что сильно заняты накрытием стола. Молодуха тоже не зашла склочным теткам из-за своей сочности и почти «детской» наивности, глупыми советами, типа: «А вы салат оливковым маслом заправили? Оно полезней стократ». Слащаво так, до ломоты зубов приторно. Тьфу!

«Вот оно! Началось!» — заметила Катя сальный взгляд Толяна в сторону задницы блондинки, которая нагнулась, чтобы шнурки завязать на кедах. Синицына один раз покусала придурка, когда тот полез зажимать ее в углу. Крапивин просил не говорить никому, Катю упрекал в том, что хвостом крутила. «Ты сама виновата! Все вы — шлюхи!» — шипел, потирая покусанное плечо. По его логике: сыр сам виноват, что нравится мышам.

— Еще раз рыпнешься, ухо оторву! — пообещала Катька и вдобавок разбила Дон Жуану нос.

Крапивин остальным сказал, что упал и напивался тихо в углу, зыркая злобной крысой.

Костенька незаметно за ней подглядывает! Хороший мужик этот Костя, как бабка на лавочке болтливый. Его только спроси и все расскажет, как на духу. Он и сдал Кате Кравцова за обещание не палить, что информация — его говорливого рта дело.

— Ты это… Катюха, не руби с плеча. Погуляет и вернется. Вы же семья, а семья — это святое, — выдал странные понятия о семейных ценностях. — Опоила его эта сука. Помнишь, у них в конторе восьмого марта корпоратив был? Накачала и взяла «тепленьким». Сама ведь видела, в какой кондиции я его привез под утро. Он два часа у меня на плече ныл и сопли размазывал, что его бес попутал.

— Потом тоже бесы помогли? — Катя уже поняла, что там была не разовая акция.

Синицына хорошо запомнила, что после злополучной вечеринки Клим сильно изменился. Его задержки на работе. Придет поздно и ныряет в душ, будто следы заметает. В глаза не смотрит и невнятно блеет, уходя от прямого ответа.

— Ну… — пожал плечами. Хыркнув, сделал смачный плевок в сторону. — Совесть поутихла. Да и заглатывает она прямо с яйцами, — сам почему-то передернулся. — Пасть, как у акулы, — сделал показательно руками «краба».

— Где и когда? — оттянув ему рубаху, скрутила ткань под самое горло, словно задушить хотела.

— Отпусти, ненормальная! — забрыкался Костик, пробуя ее оттолкнуть. Отпрыгнул. Матерился страшно, отплясывая круги. А куда он, нахрен, денется, если уже на «крючке»?

— Мам, мам! — трясла ее Вероника за плечо. — Там колбаски пожарили и скоро ребрышки будут готовы. Пойдем кушать?

Со стороны могло показаться, что Катя задремала. Встав, потянулась, положив руку на поясницу, чтобы размять затекшее тело. Шеей подергала… Засекла бывшего. Клим подвис, жадно разглядывая ее грудь и бедра. Поняв, что замечен, резко отвернулся к своей трещотке назойливой.

Потянуло жареным мясом. Такой аромат, что слюной захлебнуться можно. И правда, пора перекусить. Поймав руку дочери, Катерина пошла к столу.

— Разрешите сказать! — встал во весь рост Кравцов, схватив пластиковый стакан с минералкой.

Катя разрезала в тарелке колбаску кружочками для Ники, чтобы та успела быстрее остыть и удобно было в рот положить.

— Говори уже, не тяни! — Костя отвернул с пшиком крышку на бутылке пива.

Не зря все переглядываются. Ой, не зря! И косятся в ее сторону, будто ждут реакции именно от Кати.

— Мы с Альбиной решили пожениться! — и притих, словно выдернул чеку из гранаты и ждет, когда рванет. А может сам испугался…

Слышно как птички поют. Где-то жужжит бензопила. Вероника, еще не осмыслив, хрустит огурчиком.

— Ты ебанутый? Почему ты при них… При дочке? Зачем?

От кого Катя не ожидала помощи, так это от Костяна. Ему Тамара локтем заехала, чтобы заткнулся.

— Мам? — Ника застыла с полным набитым ртом, заглядывая щеночком в глаза: скажи, что он пошутил.

— Прожуй, доча, — Катя положила ей руку на плечо, отдавая свое тепло и поддержку.

— У нас будет ребенок! — добила Альбина, лыбясь во все лицо. Откинувшись на спинку стула, положила руку на свой живот.

Чего они ждут? Аплодисментов и салюта в воздух? Даже Татьяна проговорила тихо:

— Ой, дур-ра-а-ак.

Глава 6

— Веро-ни-ка! — Катя кричала с надрывом. Горло болело от ора, и вот-вот голос сядет совсем.

Она металась по улицам поселка и, должно быть, со стороны казалась сумасшедшей. Ее трясло от страха, что дочка может из-за пережитого шока наделать глупостей. Беготня самой Синицыной напоминала трусцу хомяка в круге. Сил уходит много, а толку — нет.

— Ты — к озеру, я — у рощи посмотрю, — рядом поравнялся взмыленный Константин, который так же тяжело дышал и утирал пот со лба. — Мы ее найдем, Катька! — крикнув вслед, галопом ринулся через поле.

Катерина бежала, хватая ртом воздух, и выпускала с всхрипами. Боль в груди адским пеклом, словно легкие скоро взорвутся. Все перед глазами скачет. Едва вписываясь в извилистую тропинку, она выскочила на пригорок.

Фигурку дочери она углядела сразу же. Та стояла на мостике, скрючившись старушкой, и плакала, закрывая лицо ладошками.

— Ника! — каркнула и закашлялась со слезами. — Доча, я тебя ищу…

Спуск крутой по сыроватой земле. Потянуло кислой застоявшейся водой. Мутная, дна не видно. Мелкие водоросли покрыли почти всю гладь озера до середины пруда. Мозг просто фиксирует разные мелочи, когда глаза смотрят только на важную цель.

Девочка вздрогнула и обернулась. Затравленный взгляд раненного в душу маленького человека.

— Вероника, иди ко мне, малыш, — мать тянет руку, приближаясь осторожно, боясь спугнуть.

— Он все врал! — ее лицо скуксилось в гримасе. — Говорил, что любит меня и тебя. Мам, он врал… — тихий плач эхом прокатился над водой, спугнув стрекоз.

— Ничего, мы справимся, — Катя вступила одной ногой на мостик.

— Ты не понимаешь! Я все писала о тебе. Все-все ему про тебя рассказывала. Он говорил, что хочет вернуть. А сам…, — махнула рукой.

— Господи, бедная моя девочка, — она чувствовала ее боль как свою. Клим использовал дочь в своих непонятных интригах. С ним Катя разберется позже. — Иди ко мне. Все будет хорошо, — старалась удержать взглядом, хотя саму трясло от напряжения.

— Зачем он врал? Завел другого ребенка с этой… — Вероника попятилась. — Вы все меня обманываете! Не будет хорошо, — ее вновь накрыло истерикой.

Последний шажок и нога уходит с доски. Ника взмахнула руками и полетела в воду. Бледное испуганное лицо. Ужас в глазах, что она не умеет плавать. Как в замедленном кадре темные воды расходятся, чтобы сомкнуться над кудрявой детской головой.

— Ника-а-а!

Катя, не думая ни секунды, с разбега, прыгает за ней. Когда Синицына последний раз плавала? Очень и очень давно… Но тело помнит. В непроглядной холодной мути, что лезет ошметками в глаза, ни черта не разглядеть. Она хватает руками вокруг себя наугад и кажется, что вот, что-то задела. Время играет со смертью наперегонки. Приходится выныривать, чтобы еще набрать воздуха. Схватила! Да! Она поймала ее за волосы и потянула наверх. Перехватив под руки, подняла голову над поверхностью. Рывки ногами. Взмах рукой.

— Давай! Держу ее! — у бортика из воды девочку вытягивает Костян и кладет ее на настил.

Катя болотной кикиморой со страшным лицом выползает следом. Смотрит, как Баринов профессионально, со своими навыками спасателя, проводит реанимационные действия. Последними остатками разума Катя сдерживает себя, чтобы не отнять детеныша… Просто потому, что так хочется прижаться к ней. Почувствовать, что рядом. Синицына стоит на коленях, обтекая мутью и слезами. Сцепив зубы, она ловит любой звук. В голове пустой звон. Внутри нее что-то с треском ломается, поворачивается вспять.

— Дыши, детка, дыши! Вот так, — Костя переворачивает ее на бок и хлопает по лопаткам.

Вероника блюет жидкостью, слизью, и это самый прекрасный звук на свете — вдох твоего ребенка, сравнимый только с первым криком при рождении.

— Мама, — пищит жалобно, хлопая ресницами. Ищет ее глазами.

Катерина слишком долго была сильной. Взвыв, отталкивает мужчину, чтобы занять место рядом. Обнимает свою дочку, целует, желая укрыть от всего этого жестокого мира.

Где-то фоном голоса:

— Уйди! Не подходи к ним!

— Там моя дочь! — выкрикивает Клим.

— Вспомнил о дочери, папаша? — злой и язвительный Костин. — О чем ты, блядь, думал?

— Не твое дело! Понял? Я сам разберусь со своей семьей.

Катя подняла голову. Если бы взгляды могли убивать, то от Кравцова осталось бы только мокрое место. Он сделал было шаг в их сторону, но уперся в поток чистейшей ненависти. «Стой, где стоишь!» — читалось в серой радужке глаз, окруженной лопнувшими капиллярами. На красивом бледном лице пролегла морщинка между бровей. У нее нет больше сил, но хватит на один бросок, чтобы выпустить когти и разодрать его самонадеянную рожу.

Клим замер, сжимая и разжимая кулаки.

— Я ему вмажу. Только скажи, — продолжал удивлять Баринов, встав грудью на их защиту.

— Кость, помоги собраться и вызови такси, — Катя согласилась на помощь.

— Я могу… — сунулся Клим.

— Ты уже все сделал, Кравцов, — прохрипела Катя, обнимая трясущуюся дочь.

Глава 7

Катя взяла отпуск, чтобы побыть с дочерью. Первое время даже спали в одной кровати, из-за кошмаров у Вероники. Ночью она кричала и барахталась, ей снился один и тот же сон, где темные воды тянут вниз, опутывая водорослями.

— Тише-тише, мама с тобой, — Катерина обнимала плачущую девочку, успокаивала, как могла.

В углу детской стояла коробка, до верху набитая игрушками и разными безделицами, из которой торчали заячьи уши. Ника сама собрала все, что подарил ей отец, и попросила маму выкинуть или отдать другим детям, со словами: «Мне это больше не нужно».

На звонки Клима женщина не отвечала. Его номер просто заблокировала. Кравцов пытался дозваниваться с неизвестных, но едва услышав его голос, тут же скидывала соединение. То, что произошло, было за пределами ее бедного разума. Ладно, бывшая жена… по ней можно бить и Катя ответит, сможет себя защитить. Дочь за что наказал? К таким разговорам нужно подготовить как-то заранее. Но Кравцов делал все наоборот, убеждая Веронику в переписке, что хочет именно с ними быть семьей. Подобное гадство трудно расценивать здраво. Кате хотелось уничтожить его… И это одна из причин, почему не нужно встречаться с бывшим мужем. Того терпения, что ранее было, смыло в озеро. Лучше им пока не встречаться.

Убедившись, что дочка снова заснула в тревожном сне, после очередной атаки кошмара, Катя пошла налить себе чаю. Полистала сайт турагентства с горящими путевками. Но по ее деньгам ничего особенного. Детский психолог посоветовала смену обстановки, море, горы, чистый воздух.

Палец по инерции листал и вдруг…

«Пятизвездочный отель «Эдельвейс» в пятнадцати километрах от Сочи. Горы, чистый пляж. Срочный выкуп двух путевок… Вылет…».

Цена была настолько смешная, что будь это не проверенный источник, то Синицына бы подумала, что какие-то мошенники. Недолго думая, Катя нажала «забронировать». Рассеянно посмотрела по сторонам небольшой и уютной кухни. «А чего сидим? Вылет уже завтра! Нет, сегодня днем» — посмотрела на настенные часы, где стрелка перевалила глубоко за полночь. Соскочив, побежала собирать в чемодан самое необходимое на десять дней.

Занявшись делом, Катерина отвлеклась от тяжелых мыслей. Спать легла только в четыре утра, заведя будильник на восемь.

Казалось, она только положила голову на подушку, и уже прозвенел звонок. Проморгавшись, посмотрела сколько времени на телефоне. Убедилась, что зрение ее не подводит и перевернулась на другой бок.

Вероника спала, сопя веснушчатым носиком. Она очень походила на Клима внешне. «Моя дочка» — любил повторять Кравцов. Убрав со щеки кудрявую прядь, Катя тихо позвала:

— Ника, вставай! У меня есть для тебя сюрпри-и-из, — и наблюдала за мимикой просыпания своего ребенка.

— Мам, еще пять минуточек, — пробубнила, не открывая глаз.

— Вставай, засоня. Мы едем сегодня на море.

— Море? — один карий глаз все-таки проснулся.

Ну, еще бы! На море они были лет пять назад. Она и забыла, как это море на ощупь колышется. То Кравцову было некогда, то развод со всеми вытекающими финансовыми проблемами, когда денег впритык на ее одну зарплату. Клим платил алименты по-честному, но они все уходили на содержание ребенка и еще не хватало. Один кружок танцев влетал в копеечку, с костюмами для выступлений.

— Малыш, мы едем отдыхать. Сегодня! Я свои вещи собрала и кое-что из твоих. Но, думаю, ты тоже захочешь немного добавить? — сделала «пип» вздернутому носику.

— Ура! Мы едем на море! — соскочила тут же, осознав, что ее ждут новые приключения.

«Слава Богу! Хоть какие-то положительные эмоции за последние дни» — с улыбкой смотрела Катя на скачущую прыткой ланью дочерь.

Они плотно позавтракали кашей. Вероника уминала бутерброд с сыром, запивая его чаем. Катя закончила в это время всю их регистрацию и полностью оплатила тур.

Прекрасный день, полный надежд на лучшее. Их внизу ждет такси. В одной руке ручка чемодана, в другой зажата связка ключей от квартиры. Ника с рюкзачком за спиной нетерпеливо топчется рядом.

Дверной звонок обрубает все. Катя отдергивает руку от дверной ручки и припадает к глазку.

— Катя, нам нужно поговорить! Я все объясню! Кать, я знаю, что ты дома… Ты должна меня выслушать, Катя, — базлает Кравцов на всю лестничную площадку.

Непередаваемая сила и красота русского диалекта вертится на языке... С какого это хрена она еще должна осталась? Где та тряпочка, в которую нужно молчать? Еще немного и понесется, честное слово…

Дочка больно вцепилась в запястье и мотает головой как болванчик. Ей больно. Ей плохо от одного упоминания имени отцовского, а тут он сам на пороге стоит, требуя впустить.

Секундомер тикает в голове. Скоро таксист включит счетчик платного ожидания. «Препятствие» за дверью, с первого взгляда, кажется непреодолимым. Глаза женщины мечутся по прихожке в поиске ответа или чего-то увесистого.

— Уходи! — взвизгнула истерично Ника. — Я не хочу тебя видеть! Уходи! — затопала ногами и зажмурилась.

— Кравцов, если в тебе еще осталась хоть капля нормального человека… Дай ей время. Ты довел дочь до неврастении. Мы ходим к врачу. Уйди, ради Бога! — Катя прислушивается к тому, что происходит за дверью.

Глава 8

Если хотите взять курсы «Как потерять все», обратитесь к Климу Кравцову. Он долго анализировал, с чего все началось.

Корпоратив, на который он привел Катю и очень сильно об этом пожалел. Хотел козырнуть красавицей женой, привлечь внимание к собственной персоне. Здесь были два учредителя — молодые и борзые, почти одного с ним возраста. Директор перед ними ползал на пузе, стараясь угодить.

— Это наш начальник по сбыту продукции. С женой, — представил он чету Савицкому и Колчину.

Катерина вежливо поздоровалась и не повела себя как остальные идиотки, раскатав губу на рослых смазливых ублюдков. Отказалась от танца с блондином Эдуардом Савицким, над которым потом долго потешался партнер. Вечер казался мукой, ему хотелось увести Катьку куда подальше, но пришлось высидеть до конца. С тех пор он жену на мероприятия фирмы не водил, находя любые отговорки.

Потом все стихло. Его работой довольны. Премии каждый месяц. В планах — свозить семью на море в майские праздники. На лето, в самую горячую рабочую пору, ни одна собака сутулая отпуска не даст.

Лялька появилась за неделю до женского праздника. Прошлую секретаршу торжественно отправили на пенсию. И разговоров в конторе было только про эту… блядь. По-другому не скажешь. Первой жертвой ее чар пал директор, потом она «завербовала» айтишника. Клим держался, не поддаваясь провокациям. Бабские уловки: «Ой, у меня что-то в принтере застряло. Не посмотрите?», «Я тут в почте вашего отчета не вижу…», а сама зыркает на него, облизываясь плотоядно.

Он, черт возьми, не нажирался восьмого марта! Знал, что Катя его ждет и Вероничка. Один бокал всего и накрыло не по-детски. Не помнил, как в туалет зашел поссать. Только своего «парня» расчехлил и струю пустил, а уже чьи-то губы начмокивают.

— Уйди, дура, — хотел вырвать свой бедный член из алчных губ, но такая похоть накатила — мозги в мякиш. Нифига не соображал, будто обдолбался чем-то.

Потом пришло осознание, что натворил. Костяну все рассказал в деталях. Его отымели, как пьяную малолетку. Уволиться хотел… До того, как на телефон пришло видео порнографического характера с его участием. «Ох, Катюха-а-а!» — кончал он в лицо Ляльке, почему-то называя эту шлендру именем жены. Стыд жрал поедом, вина перед любимой женой спать ночами не давала. У него было только два варианта: сознаться Катюхе, рассказав все, как есть, на духу, или… Или продолжить порочную связь. Такова цена молчания. Он выбрал второе, придурок.

Кравцов чувствовал себя роботом. Что-то делал, говорил, трахался с Лялькой в комнате отдыха, приемной, задерживаясь на работе. Приходя домой, прятался в ванной, шкуру с себя сдирая мочалкой, но грязь въедалась намного глубже.

Сколько веревочке не виться, всегда конец один. Катя все узнала и выставила его вон, на развод подала. В тот день он Ляльку ударил, разбив ей губу. А эта сука, слизывая кровь, только смеялась над ним, говорила, что он слабачек, просила еще… Блевать хотелось от самого себя, от тупости своей. Чудным образом, после официального развода Кравцовых, Ляля исчезла «по собственному желанию».

Клим понимал, что заслужил пренебрежение Катерины. Жена даже девичью фамилию себе вернула, став вновь Синицыной. Он всеми правдами и неправдами пытался вернуть ее, но стена между ними, которую воздвигла его Катюха, оказалась непробиваемой. Видел ведь по глазам, что не безразличен до сих пор, и все равно каждый раз натыкался на «нет».

— Если действительно любит, то пусть поревнует. Заведи бабу, которую можно представить как свою невесту, — посоветовал в курилке айтишник. — Выведешь ее на эмоции. Любящая женщина будет бороться за свое.

Но у Кравцова как всегда все из жопы.

***

— Помнишь, красавицу Катю из филиала на Бронке? — Савицкий повернулся к своему другу и партнеру Дмитрию Колчину.

— Катя-Катерина… Хм. Это такая блондинка зеленоглазая? — нахмурил лоб синеглазый брюнет.

— Нет! Это такая сероглазая шатенка, которая мне отказала в танце, — Эд равнодушно смотрел на плещущихся в бассейне голых девиц.

— Бля, Савицкий… Сколько лет прошло, а ты помнишь чью-то жену. У нее уже трое детей и жира на боках как у бегемота.

— Нифига! Мы ее тогда развели с мужем, этот пентюх не прошел проверку. А потом как-то выпали из истории... То я под следствием и в ссылке, то ты по заграницам зализываешь сердечные раны. Короче! Мне тут птичка на хвосте принесла, что Катерина долго страдала по мужу, ни с кем из мужиков не общалась. И никакая она не корова. Вот, смотри, — потыкался на телефоне и развернул к нему экраном.

— Согласен. Катя — самый сок. Осанка как у царицы Савской. Ты прав, есть что-то в ней такое, — Колчин двумя пальцами развел по экрану, приблизив женское лицо и внимательно рассматривал. Внутри зашевелилось что-то застаревшее. Похожа на его Надю… Хотя, больше не его. Да. Острый взгляд, не лишенный интеллекта, лицо сердечком, губы бантиком. Сколько лет без мужика? Должно быть, голодная и страстная девочка.

— Она сюда летит, в «Эдельвейс». Мои спецы покопались и подкинули ей хорошее предложение.

— Забьемся на Катю? Но она, кажется, с ребенком… — Дима нехотя вернул телефон другу.

— Мамочки, они — ласковые кошечки. Поверь моему опыту, — Эдик отпил еще вина.

— Или кошечка выцарапает тебе глаза бесстыжие, — хмыкнул друг. — А может и мне заодно.

Глава 9

Катя любовалась утром с балкона. В руках чашка ароматного кофе из кофемашины. Она не просто удивилась, когда ее заселили в люкс, а несколько раз переспрашивала: точно ли это их номер? Может, ошибка?

Ее вежливо, улыбаясь во все тридцать два, заверили, что это именно ее номер по купленной путевке. Осталось только согласиться и заселиться.

Если повернуть голову налево, виден каменный утес с шапкой хвойных деревьев. Прямо перед ней — море, в золоте восходящего солнца. Втянув морской воздух в легкие, она запрокинула голову, наслаждаясь ощущением легкости и спокойствия. Телефон отключен. Никто ни звонит, ни пишет… Благодать!

— Доброе утро, соседка, — красивый мужской голос прервал ее балдеж и оторвал от медитации, настройки внутреннего баланса. Бедные струны внутри протяжно скрипнули.

Катерина посмотрела на раздражителя спокойствия. На периферии сознания отметила, что мужику быть таким красивым — преступление. Скандинавский бог, не иначе. Голубые глаза, ершик светлых волос. Рослый, примерно на голову ее выше, хотя она не Дюймовочка. На нем такой же белоснежный халат отеля.

— Что-то мне ваше лицо знакомо… Увидев раз, я точно запомнила. Трудно не запомнить, — ловила дурака на тщеславие и не ошиблась. Кокетливо заправила прядь мягких волос за ушко.

— Имел честь быт отвергнутым, не смог уговорить на танец. Вы тогда не одни были. С мужем, — он облокотился на перила балкона, потянувшись большим сильным телом, и стал задумчиво смотреть вдаль. — Прекрасный вид, — начал лирику, — сегодня будет чудесная погода. Не хотели бы вы…

Эдик моргнул, не поверив своим глазам. Балкон рядом был пуст. Он просто трындит сам с собой. Позади язвительный тихий смех Димки перешел в гогот гуся.

— Заткнись! — прошипел Савицкий. Он, черт возьми, специально в такую рань поднялся. Караулил Катьку битый час. Целую речь заготовил и, получается, распинался зазря?! Размечтался про синицу в руке, опытный соблазнитель… Ее отчуждение вызывало обратную реакцию. Эд в лепешку расшибется, но добьется своего. Рассадник пороков, в котором верховодил эгоизм, зашевелился змеиным гнездом. Гордячка снова утерла ему нос. Давно он не позволял так с собой обращаться, со времен, когда выкрал жену Кирюхи Беловича. Деньги и внешность позволяли иметь все, что захочется. Моделями, как компрессом, мог обклеиться во все тело.

— Разведенка, а еще выпендривается, — ворчал он. И что еще больше бесило, так это довольная рожа Колчина. — На такой долго не полежишь, колючая во всех отношениях…

Катя нежилась на солнышке после нескольких заплывов в море. Вероника быстро познакомилась с двумя девочками ее возраста и уговорила мать отпустить ее играть под присмотром аниматора на специально оборудованную детскую зону с горками, батутом и неглубоким бассейном с морской водой.

Слегка подрумянившись с двух сторон, Синицына решила пойти в душ охладиться. Неподалеку стояли очень удобные кабинки для душа и переодевания, которые закрывались изнутри. Можно спокойно выполнить все процедуры, не боясь, что к тебе кто-то заглянет.

— Я весь пляж обошел, Катюхи нигде не видно.

Катерина застыла, стянув трусы до колен. Рядом с кабинкой топтались двое и их прекрасно слышно. Первая мысль была: «Мало ли Катюх на этом курорте?». Но она затаилась, стараясь не шевелиться лишний раз.

— Первый день, а я уже заколебался, если честно… — этот голос она определила. Тот самый блондинчик, изображающий из себя неотразимого индивидуалиста. — Только что тут была и сверкала зачетным попецом.

— Уступаешь мне Синицыну? — подтрунивал второй. Голос его был тоже молод, с бархатинкой разного спектра, у нее аж мурашки по телу прошлись. Сомнений никаких не осталось, речь идет о Катиной скромной персоне.

— Еще чего?! — фыркнул. — Я понял эту породу условно честных женщин.

«Условно честных?» — у Кати забурлило негодование. Каков наглец!

— Им нужны гарантии!

Женщина так и представила, что ей выписывают гарантийный талон со сроком годности на пошлого обормота.

— Любовь-морковь, восхищение ее умом и талантом. Колечко на пальчик в знак серьезных намерений.

— Но обещать — не значит жениться, — понял мысль его сообщник.

— Ага!

Катю передернуло от отвращения. Такой видный мужик снаружи и такой гнилой изнутри.

Шелестя песком под ногами, мужчины отправились дальше, сами не подозревая, что сдали свои намерения с потрохами.

Катя, натянув полусухие плавки от купальника обратно, осторожно открыла задвижку и высунула нос наружу. Серые глаза осмотрели доступное пространство. Убедившись, что блондина с напарником нет по близости, она выскочила из кабинки и понеслась искать свою дочь.

Странное небольшое скопление народа. Ее ноги сами понесли ближе, узнать в чем дело.

Разбитые колени дочки она перевидала и раньше. Тут была небольшая царапина, которую обработал спиртовой салфеткой какой-то незнакомый мужчина и наложил сверху пластырь.

— Все! Снова у принцессы красивые ножки, — выдал лекарь.

— Спасибо, что помогли моей дочери, — Катерина нависла тенью над сидящей на песке Вероничкой и ее врачевателем, примостившимся рядом на колени. Широкие загорелые плечи, ровная гладь спины. Темные волосы. Мужчина поднял голову и его синие глаза расширились.

Глава 10

Аллея, щедро освещенная фонарями. Запах роз с примесью прибоя. Вероника, которая все никак не угомонится и тянет мать за руку посмотреть еще на ночное море. Кто-то «свистнул» в уши ребенку, что ночью сюда приплывают русалки, заплетают косы, поют свои русалочьи песни, сверкая чешуей хвоста под луной.

Да, луна сегодня яркая, такая невероятная, приковывающая к себе все взгляды.

— Смотри, мама! Смотри! Там русалка! — Ника показывает на воду, в которой едва угадывается силуэт человека. Вокруг плясали тысячи маленьких звезд, и незнакомец казался посланником царства Нептуна во плоти, явившимся только избранным со дна морского. Даже взрослой, не верящей в сказки тете, на минуту показалось, что они стали единственными свидетелями на Земле чудесного явления. Ведь они здесь битый час околачиваются и не видели, чтобы кто-то входил в море.

— Скорее, русал, — хмыкнула Катя, разглядев короткие волосы и сильный обнаженный торс. Плеск размыкающейся воды, выпускающей идеальное тело на берег. — Пойдем, подсматривать за людьми нехорошо, — обняв восторженную дочку за плечи, Катерина пыталась развернуть ее в другую сторону. Вероничка все равно сворачивала голову в надежде увидеть вместо ног нечто, похожее на хвост.

— Это общественный пляж, милые дамы, — сказал персонаж, разбивая девичьи грезы, вышагивая двумя ногами по песку. — Здесь голых заплывов не бывает. Смотрите сколько влезет.

Наглец непонятно на что намекал. Все Вероникино волшебство разбил своим пафосом. Катя, недовольно поджав губы, повела дочь за собой. Отвечать ему — себя не уважать. С ней всегда так было, Синицына уходила в игнор и глухую оборону. Настроение резко пошло вниз, совсем некстати вспомнился Клим, который ее убеждал, что нужно понять и простить, а Катька со своим упертым характером, не видит, как он любит ее и дочку. Другая бы на ее месте нашла способ сохранить семью. Пусть теперь Альбинке втирает бредятину.

Они отошли от ночного купальщика шагов на десять, и Катю накрыло запоздалое узнавание. Это же тот синеглазый мужчина, обработавший ногу Веронике. Он еще Дмитрием представился. Черт! Теперь Катька выглядит неблагодарной взбалмошной дурой. Но повернуть назад было уже поздно.

Вероника отключилась, еще не долетая подушки. Катя мыкалась из угла в угол, собирая в свете небольшого ночника разбросанные вещи по комнате.

— Катя! — позвал кто-то тихо и настойчиво. — Кать, выгляни на минутку.

«Че за фигня?» — примерно такое у нее лицо было, когда Катюха вышла на балкон, чтобы проверить, в чем там дело…

И чуть не взвизгнула, вовремя прикрыв ладошкой панически открывшийся рот. На ее балконе стоял блондинистый сосед с охапкой цветов, разодетый как Ромео в белую рубашку, застегнутую наполовину снизу. Синицына потрогала себя за волосы, проверяя наличие головы на месте, где ей положено быть. Сглотнула вязкую слюну, собравшуюся на языке. Подошла ближе, не спуская с непрошенного гостя глаз. Встала напротив, у перил, чувствуя свежесть его парфюма и разбрызгиваемые тестостероны заинтересованного самца. Посмотрела вниз, примеряясь, насколько высоко будет падать мужик с букетом.

— От судьбы не убежать. Ка-тя, — шагнул к ней, неестественно ярко сверкая глазами.