Ана Князева
Измена. Осколки нас

Аннотация
— Даже к лучшему, что все так случилось. Нам давно пора все закончить.
Мой муж, которого я застала в женской консультации с беременной любовницей, спокойно проходит вглубь палаты.
— Ч-что…
— Сколько мы уже женаты? Ты пустышка, Аида. Пять выкидышей за двадцать лет. Мне это уже надоело!
Моя рука под одеялом тянется к животу.
Четыре.
Сегодня у меня было кровотечение, но ребенка спасли. Моего ребенка. Потому что тебе на него плевать.
Ненависть пробивает до костей, я вздрагиваю, сердце разрывается от боли.
— И ты нашел ту, которая родит? — спрашиваю прямо.
— А что ты хотела? Я мужик, Аида. Мне нужна здоровая, нормальная жена. Которая подарит мне наследника! А ты… тебя я давно терплю из жалости. Подпиши бумаги и проваливай из моего дома. Или… Тебе лучше не знать, что я с тобой сделаю.
Когда-то он пообещал, что будет любить меня до самой смерти. Но не уточнил, чьей.
Теперь он хочет убить меня.
______________________________________
Сложные отношения
Героиня в беде
Герой - настоящий мужчина
Однотомник
ХЭ для тех, кто заслужил
❤️История Аиды из романа ИЗМЕНА В ПОДАРОК. Я НЕ ВЕРНУСЬ
https://litnet.com/shrt/nbsx
_______________________________________________________________________________
Глава 1
АИДА
Такси медленно заворачивает к медицинскому центру, а я снова пытаюсь дозвониться до мужа.
Слушаю длинные гудки и, окончательно потеряв надежду, сбрасываю вызов.
Не придет. Занят. Все как всегда.
Убираю телефон в сумку и, прикрыв глаза, пытаюсь выровнять дыхание.
Пальцы дрожат. Я неосознанно прикусываю нижнюю губу, стараясь спрятать за этим жестом обиду. Однако внутри все равно бушует страх.
Холодный, леденящий душу, ужас, который не оставляет ни на секунду с тех пор, как три месяца назад тест показал две полоски.
Долгожданные. Выстраданные.
После двадцати лет брака, четырех выкидышей и трех неудачных попыток ЭКО. Настоящее чудо. Я думала, что умру от счастья. Плакала и смеялась одновременно. Смотрела на положительный тест и не верила. Пока не получила подтверждение от врача: я действительно беременна.
Мы с Багратом, наконец, станем родителями!
Настоящей, полноценной семьей.
Вспоминаю, как мы познакомились. Мне было восемь, мы только переехали из холодного Красноярска в Краснодарский край и купили дом в частном секторе, недалеко от моря. Они жили по соседству. Одна из самых богатых семей в регионе. Уважаемая. А он – единственный сын, наследник, настоящий принц.
Я училась с его сестрой в одном классе. Мы сдружились, начали общаться, ходить друг к другу в гости. Постепенно сошлись и наши родители, начали общее дело. Я росла, глядя на Баграта. Видела всех его девушек, знала обо всех его тайнах. Годы шли, мы взрослели, я и не заметила, как полюбила его. И удивилась, когда узнала, что это взаимно.
Наши родители в шутку говорили, что хотят породниться. А когда мне исполнилось восемнадцать, и Баграт сделал мне предложение, вдруг стало не до шуток. Кажется, все были в шоке, но поддержали наш выбор.
У нас была шикарная свадьба. Три сотни гостей, живая музыка. На мне было шикарное белое платье. Баграт не сводил с меня глаз. Он буквально дышал мной. Не отходил ни на секунду. Кружил в танце, хотя раньше говорил, что танцевать не любит. Рядом с ним я чувствовала себя королевой. Единственной на свете. Самой красивой, яркой, желанной.
Сейчас он уже так не смотрит...
Мы выросли, прошли через многое. От былой химии почти ничего не осталось, зато теперь есть нечто намного важнее.
Теплая мысль пробегает внутри.
Я улыбаюсь и накрываю живот рукой. Глупый, почти инстинктивный жест, но в последнее время это стало привычкой.
Мой живот еще совсем плоский. Лишь небольшая, упругая выпуклость, которую вижу и чувствую пока только я.
Каждое утро, еще не открывая глаз, я кладу на нее руку и прислушиваюсь, стараясь уловить хоть какое-то движение, знак. Пока тихо. Моя кроха еще слишком маленькая, чтобы мне отвечать. Но я уже люблю ее. Или его. Неважно. Главное – он здесь. И от осознания того, что во мне растет, крепнет и развивается новая жизнь, грудь наполняется таким горячим светом, что хочется поделиться им со всем миром.
Расплачиваюсь с таксистом и выхожу из машины.
«Больно» — проносится в голове, когда сознание начинает постепенно проясняться.
Я настолько ослабла, что не могу открыть глаза.
На самом деле я ничего не могу.
Дыхание рваное, в груди под ребрами и диафрагмой взрывается острыми вспышками, разрастается и ползет по венам агония, опаляя каждый миллиметр моего несчастного тела. Конечности, будто деревянные, совсем не поддаются.
Я пытаюсь пошевелиться, и тихий стон вырывается из моего горла, посылая в мозг новые импульсы. Глаза распахиваются.
Надо мной – белый, идеально ровный потолок. Лампы в ряд. В нос ударяет запах лекарств. По вискам сползают горячие слезы. Я всхлипываю, как мне кажется, беззвучно. Но меня слышат.
— С возвращением, Аида. Тихо, не двигайтесь, — женский голос. Сдержанный. Мягкий. Звучит совсем рядом. — Вам сейчас нельзя. Как вы себя чувствуете?
Мне требуется еще пара минут, чтобы очнуться от обморока и наконец повернуть голову вбок.
— Что… что случилось?
Я оглядываюсь.
Медсестра. Палата. Капельница.
Я в больнице.
Обрывки памяти, как осколки стекла вонзаются в мозг. Перед глазами проносятся последние отрывки воспоминаний, которые я видела перед тем, как почувствовать боль и темноту. Отравленные, ядовитые образы.
Баграт и… та девушка. Беременная.
Его рука на ее животе. Его поцелуй. И абсолютно пустой, ничего не выражающий взгляд, когда увидел меня…
Холодный ужас растекается по венам, вытесняя кровь. Руки сами тянутся к животу.
— Нет, нет, только не это! Мой малыш! — Я пытаюсь сесть, но медсестра настойчиво удерживает меня за плечи, не давая подняться. — Что с моим ребенком? Скажите!
Слова рвутся хриплом. Горло дерет, саднит, как после болезни.
Пытаюсь подняться. Морщусь от очередной болезненной вспышки.
— Тише. Не надо волноваться, — успокаивает меня медсестра, заставляя вернуть голову обратно на подушку. — С вашим ребеночком все хорошо. Слышите? Мы успели. Вовремя оказали помощь.
— П…правда?
Смотрю на нее не моргая, с мольбой. В глазах жжет. Дрожащими пальцами сминаю больничную простынь.
— Мой ребенок жив? Я не… не потеряла его? — всхлипываю.
— Да, Аида, он жив. Нам всем очень повезло. Выдыхайте.
Судорожно выдыхаю, вспоминая, что надо дышать. Губы расползаются в счастливой улыбке. Я беру эту добрую фею в бирюзовом за руку. Сжимаю.
— Спасибо. Спасибо вам. Спасибо.
Она улыбается. Гладит меня по плечу:
— Не за что. Это врачам нашим надо спасибо сказать. Анастасии Владимировне. Она у нас волшебница.
— Обязательно. Она здесь? Я могу ее видеть?
— К сожалению, Анастасия Владимировна сейчас на родах, но она к вам зайдет. Вы только после не плачьте, ладно? Вам сейчас нужно думать о малыше. Кровотечение было сильное. Повезло, что мы вовремя оказали помощь, но угроза еще не прошла. Вам придется полежать у нас несколько дней. Обещайте, что не будете волноваться.
Если бы это зависело от меня…
Но я готова! Все что угодно, лишь бы моя кроха была здорова. Я все ради этого сделаю.
— Сейчас я поставлю вам капельницу, а вы будете лежать и думать о хорошем. Пока вставать нельзя. Если что-то потребуется, жмите на кнопку, и я сразу приду. Ближайшие пару дней я ваши руки и ноги. Без меня вы не делаете ни шага. Договорились?
— Договорились, — выдыхаю, не задумываясь.
— Вот и славно. Теперь отдыхайте.
Мария, а именно так зовут мою фею-момощницу, проводит все необходимые манипуляции. Я даже не чувствую, как она устанавливает катетер. Мысли путаются, роятся без остановки. Тело все еще ломит, мышцы сводит от нервов, но я стараюсь расслабиться. Запрещаю себе думать о муже. Обо всем, что меня ждет.
Главное – мой ребенок. С ним все хорошо. Остальное…
Я пока не в состоянии об этом думать.
Минуты тянутся вечностью. Мария сидит в телефоне, я запоздало вспоминаю, что так и не спросила, где моя сумка. Надо наверное сообщить свекрови.
Но я не знаю, что ей сказать. Как?
Она – мать Баграта. Светлый, добрый, замечательный человек. Но она его мать.
Я закусываю губу, чтобы снова не разрыдаться и делаю несколько глубоких, протяжных вздохов, прикрыв на мгновение глаза.
Образ, трепетно и нежно поглаживающего чужой беременный живот, мужа маячит передо мной черной меткой. Отзывается в груди жгучей болью. Словно кислотой разъедает.
Он даже не сдвинулся с места, когда мне стало плохо. Ни слова не сказал. Ни единой эмоции не выдал. Ничего, кроме раздражения.
Теперь я понимаю. Баграт даже не планировал ехать со мной на УЗИ. Ему плевать. На меня, на мой первый скрининг, на моего малыша. Он все это прошел с другой!
— Выйди.
Тишину палаты разрезает властный голос мужа. Хриплый, злой.
Баграт обращается к Марии, но его глаза прикованы ко мне.
Сжимаюсь от нервов и невольно задерживаю дыхание, цепляясь пальцами за простыни. Неуклюже приподнимаюсь на локтях, прислоняюсь к металлическому изголовью.
Смотрю на растерянную медсестру и коротко киваю. Иди. Я справлюсь. Наверное…
— Все в порядке, — говорю тихо. Пытаюсь улыбнуться.
Сама себе не верю, но Маша всё же уходит. Прикрывает за собой дверь, отрезая нас от внешнего мира.
Воздух вмиг накаляется. Сердце гулко ухает. Простреливает с новой силой.
Баграт раздраженно меня рассматривает, усмехаясь уголками полных губ. Скользит вниз, задерживаясь на моей талии. Глаза черные. Почти звериные. Смотрит так угрожающе, будто мечтает вспороть мне живот.
Сердце делает сальто под ребрами.
Не смей…
Не подходи ко мне.
Я сильнее сжимаю больничное одеяло. Натягиваю выше. Мечтаю спрятаться, исчезнуть, провалиться сквозь землю. Только бы не видеть. Не дышать с ним одним воздухом. Забыть, как страшный сон и никогда больше, ни при каких обстоятельствах не пересекаться.
Но Баграту плевать на мои желания.
Он спокойно проходит в глубь палаты, стремительно сокращая между нами расстояние.
Запах его парфюма вперемешку с табаком бьет по щекам, тошнота усиливается.
Зажмуриваюсь.
Не хочу его видеть. Не могу.
Еле сдерживаюсь, чтобы не закричать.
— Ну и что за цирк ты тут устроила? Понравилось представление? Всю больницу на уши поставила и ради чего?
Каждое слово как наждачкой по сердцу.
Внутри что-то с треском ломается. Нечем дышать. Судорожно делаю глоток воздуха.
На глазах выступают слезы.
Муж подходит ближе. Останавливается у изножья кровати.
Высокий, широкоплечий. Одет, как всегда безупречно. Белая рубашка, черный костюм, густые короткие волосы, аккуратная щетина. Он был всем для меня…
— Цирк? Цирк, Баграт? Ты сидел там с другой девушкой! Эта девочка беременна от тебя! И я еще должна извиняться? — выдыхаю я пораженно, когда до меня доходит, в чем он меня обвиняет.
Голос предательски срывается на легкую истерику, и я замолкаю, тяжело дыша, пытаюсь сдержать рвущиеся на волю слезы.
В горле горький ком, а в голове никак не укладывается, что это происходит со мной по-настоящему.
— Вот только не нужно строить из себя жертву! Я с самого начала не хотел этого ребенка. Говорил, чем все закончится, но ты не слушала. Вбила себе в голову, что хочешь родить, зациклились. Что в итоге? Я как всегда оказался прав.
Кровь стынет в жилах. Во рту пересыхает.
Кажется, я снова падаю в ту самую черную дыру, из которой меня только что вытащили.
Кожа покрывается испариной.
Так больно, что я не могу произнести ни звука.
— Знаешь, это даже к лучшему, что все так случилось. Нам давно пора все закончить.
— Ч-что?.. — неверяще переспрашиваю я.
Я отшатываюсь назад, ударяясь головой о холодную стену.
Боль пронзает виски, но она ничто по сравнению с тем, что творится внутри. Весь мой мир, вся моя вселенная, мечты о будущем, выстроенные вокруг этого человека, рушатся у меня на глазах.
— Сколько мы уже женаты? Ты пустышка, Аида. Пять выкидышей за двадцать лет. Мне это уже надоело!
Моя рука под одеялом незаметно тянется к животу.
Четыре…
Сегодня у меня было кровотечение, но ребенка спасли. Моего ребенка. Потому что тебе на него плевать.
Ненависть пробивает до костей, я вздрагиваю, сердце разрывается от боли.
— И ты нашел ту, которая родит? — еле разомкнув губы, шепотом спрашиваю я, но в в звенящей тишине палаты мой голос звучит так громко, что я едва не вздрагиваю.
— А чего ты хотела? Я мужик, Аида. Мне нужна здоровая, нормальная жена. Которая подарит мне наследника! А ты… тебя я давно терплю из жалости.
Словно оплеухой по лицу.
От его слов физически тошнит. Воздух становится густым, тягучим, им невозможно дышать. Я смотрю на этого красивого, жестокого незнакомца и не могу поверить, что когда-то любила его больше жизни.
Из жалости.
Двадцать лет. Двадцать лет я была его тенью, его уютным пристанищем… Обузой, которую он терпел.
Глаза заливает горячая волна, но я закусываю губу до боли, до крови, лишь бы не расплакаться перед ним. Не дать ему этого удовольствия.
Руки под одеялом с такой силой сжимаются в кулаки, что ногти впиваются в ладони, и эта боль, острая, реальная, помогает немного прийти в себя.