– Мам, не плачь, - старший сын Денис обнимает меня за плечи и строго всматривается в мои глаза.
Ему всего семнадцать, но он сейчас кажется мне таким взрослым дядечкой, что я интуитивно затихаю, доверившись его басистому голосу.
Слезы так и продолжают литься по щекам, но я больше не вздрагиваю в истеричных припадках.
– Вдох-выдох, мам. Тебе нервничать нельзя. Подумай о нашем Егорке! - гипнотическим тоном шепчет Денис, а взгляд его становится темнее. Прямо как у его отца.
Я прикладываю ладони к своему восьмимесячному беременному животу.
Наш Егорка…
А что, если не обойдется? Если случится то страшное, о чем я боюсь даже вслух сказать?
Раннее осеннее утро принесло с собой не только густую прохладу и противную изморозь, но и страшное известие о том, что мой любимый муж попал в аварию.
Врачи боролись за его жизнь, собирали чуть ли не по частям.
Сейчас Миша в реанимации. И состояние его стабильно тяжелое.
А я…
Я была в больнице все это время. Меня пытались успокоить молодые медсестры, даже дали какое-то успокоительное. А в их глазах я видела страх, что у меня начнутся преждевременные роды.
Но я о ребенке совсем не думала, пока Денис не напомнил мне о моем положении.
– Ну правда, мам. Папа обязательно встанет на ноги, вот увидишь! - продолжает говорить Денис.
Я сильно зажмуриваюсь, позволяя соленым водопадам устремиться вниз по моим щекам. Это слезы веры и отчаяния. Слезы надежды и скорби. Слезы любви и боли.
Врачи никаких гарантий не дали.
– Первая ночь после операции самая сложная, - прошептала мне молодая медсестра, осторожно сжав мою руку своими прохладными пальцами. - Молитесь, чтобы все обошлось.
Вздрагиваю, когда сын крепче сжимает мои плечи.
– Будешь реветь, я деду позвоню. Уж он то найдет способ, как привести тебя в нормальное состояние, мам! - Денис начинает раздражаться.
Еще бы.
Я должна быть защитой и опорой для моих детей.
У меня их четверо. Денис самый старший, затем Артемий и Арсений - погодки, им тринадцать и двенадцать лет, и младшая дочка Надя, ей десять.
А через месяц я должна родить пятого ребенка.
Егорка пинает меня под ребро так, будто соглашается со своим старшим братом. Говорят, что малыши в утробе чувствуют состояние матери. И если это правда, то моему мальчишке сейчас нелегко.
– Только не деду, - шепчу я. - Гордей Петрович опять будет плеваться слюнями в порывах бешенства.
Сегодня в больнице мой свекр всех пугал, что убьет и засудит каждого врача, если Мишу не спасут.
– Вот именно, мам. Так что соберись. Гена скоро привезет Надю и пацанов.
Киваю.
Нужно взять себя в руки, как бы сложно не было. Дети напуганы. И я обязана быть сильной сейчас.
Я должна их уверить, что с папой все будет хорошо, и он вернется в наш дом уже через пару-тройку недель. А после полного восстановления спустя несколько месяцев, мы опять будем провожать папу на работу и целовать на пороге, как сегодня утром.
– Все, ма, иди умойся. Я тебе пока чай заварю, - Денис старается держаться и быть спокойным.
Это у него от отца. В стрессовых и диких ситуациях Миша становится серьезным, собранным, суровым.
И Денис это качество унаследовал. Стоит передо мной весь такой грозный решала, а сам внутри дрожит перед неизвестностью и страхом за отца.
Внешне сын никогда не покажет слабости.
Как и мой муж.
Мы с Мишей прожили в браке восемнадцать лет. И за это время было всякое. И ссоры с битой посудой и скандалами, потому что я завожусь с пол оборота и не в состоянии контролировать свои эмоции. Особенно, когда беременная.
В беременность гормональный фон меняется, и из милой ласковой девочки - отличницы я превращаюсь в свирепую Горгону.
Возможно поэтому мы так затянули с пятым ребенком.
А теперь… я в растерянности и ступоре.
И главное, чтобы Миша вернулся из больницы домой. Пусть даже он станет узником инвалидной коляски, главное - живой.
По приказу сына я умываюсь холодной водой. Долго и пристально смотрю на свое отражение.
А грудь стягивает острой болью. Еще утром Миша чистил зубы и смотрелся в это зеркало, а я в соседней комнате отпаривателем приводила в достойный вид его синюю рубашку.
– Опаздываю, Лен! - рыкнул он, и я ускорилась.
– Все уже готово, - спустя мгновение вынесла ему рубашку и очаровательно улыбнулась.
– День обещает быть сложным. Новый контракт - расширение горизонтов.
– Ты со всем справишься, как всегда.
Его ласковый взгляд скользнул по мне с безмолвной благодарностью.
Миша подошел ближе и приложил теплую ладонь к моему животу. Сын сильно толкнулся, будто поздоровался со своим отцом, а я невольно поморщилась.
– Маму не обижай, - твердо и нежно произнес мой муж, обращаясь к выпуклому животу.
Только мой Бронский так умеет. Быть жестким и нежным одновременно. Быть властным и мягким. Быть строгим и любящим.
У Миши большое и доброе сердце. За восемнадцать лет брака я в этом убедилась.
В висках пульсирует резкая боль.
Все не может вот так закончится. Аварией. Наши планы на совместную старость не могут рухнуть в одночасье.
Миша должен увидеть, как его сыновья влюбятся и женятся.
Он обязан проводить нашу Наденьку в белом платье к алтарю.
И увидеть Егорку…
– Мама! Ну-ка быстро иди сюда! - громко зовет меня Денис, и я смахиваю слезы.
Умываюсь еще раз торопливо и неуклюже выплываю из ванной комнаты.
– Денис, ты где?
– Сюда, мам, - отзывается сын.
Я выхожу в большую просторную прихожую, и на пороге замечаю блондинку с взрослым ребенком.
Замираю.
– Здравствуйте, Елена, - произносит незнакомка, растягивая губы в прискорбной улыбке.
Сердце пронзает резкой тревогой, и оно стучит быстрее.
– Здравствуйте, - тихо отвечаю я. - А вы..?
Я мельком смотрю на незнакомого пацана, и ладони вдруг потеют.
– Такого просто не может быть, - озвучиваю свои мысли одними губами, а голос так и остается где-то в горле парализованным хрипом.
Денис хмуро смотрит на незнакомого мальчика. Сжимает руки в кулаки.
– Что вам от нас нужно? - гаркает мой сын.
– Мы узнали, что Миша попал в аварию и прилетели первым же рейсом, - сообщает блондинка.
– Ты зачем пустил этих шарлатанов? - обращаюсь к сыну, а голос у меня позорно дрожит.
Трясущимися пальцами я впиваюсь в края своего халата. По спине ползут липкие капли пота.
– Дед сказал, чтобы мы ехали по этому адресу, - твердо заявляет чужой мальчишка.
Ему лет четырнадцать. Одет во все черное. Из-под ветровки виднеется ворот синей рубашки.
Качаю головой отрицательно.
– Какой дед? - Денис прищуривается.
– Гордей Петрович, - пикает блондинка имя моего свекра. - Я, честно, думала, что он приютит нас у себя, чтобы вот так лбом в лоб две семьи не сталкивать.
– У моего мужа одна семья! Это я и мои дети! - глаза горят огнем ярости.
Миша бы никогда так со мной не поступил. А эти двое все придумали. Мало ли, что в головах у людей и какие цели они преследуют.
Бронский известный и богатый человек. А люди завистливые и жестокие. И готовы пойти на все, чтобы получить для себя выгоду. Даже нажиться на чужом горе.
– О боже, Елена, - насмехается блондинка. - Только не делай вид, что ты ничего о нас не знала! Выглядишь жалкой!
– Заткнись! - орет Денис. - Пошли вон из нашего дома! Быстро!
– Полегче, мальчик, - иронично улыбается незваная гостья.
– Пошли вон! - рявкает Денис. - Пока я на вас собак не натравил!
Я зажмуриваюсь, а изнутри распирает, как перед взрывом. Меня шатает.
Я прижимаюсь спиной к стене, ощущая тяжесть в животе и ногах.
– Ну это просто невыносимо! - блондинка взмахивает руками и строго смотрит на своего сына. - Женя, звони деду! Пусть приедет и все разрулит!
Мальчишка достает из кармана телефон и утыкается в его экран.
У меня сердце пульсирует в горле, мешая дышать. Денис растерянно на меня смотрит, глаза полны сверлящей тревоги.
Я не верю…
Миша честный человек, любящий и оберегающий свою семью. Я рядом с ним всегда чувствовала себя защищенной, и знала, что с таким мужчиной мне нечего бояться.
Я безоговорочно доверяла ему. Спокойно занималась бытом и воспитанием детей, пока он пропадал на работе. У Миши большой бизнес совместно с его старшим братом Макаром, который основал еще их отец.
Мой муж не мог меня предать.
Но сосредоточенное лицо незнакомого мальчишки Жени говорит мне о другом. О том, что много лет назад между нами все же случилась измена.
И плод этой измены получился точной копией Бронского. От крепкого телосложения до мельчайших деталей лица. Даже суровый взгляд мальчика точно такой же, как у Миши.
Вторая семья…
Его вторая семья…
Столько лет лжи…
Осознание действительности медленно проникает в мою голову и плавит разум, застилая его пеленой отчаянной боли.
– Ало, дед? Мы приехали по твоему адресу, а тут… - Женя мажет возмущенным взглядом по моему сыну.
Что отвечает мой свекр Гордей Петрович я не слышу.
– Понял. Тогда ждем, - мальчишка опускает руку с телефоном. - Дед сказал располагаться и ждать его. А еще сказал, чтобы Елена предложила нам чаю.
– А говна на лопате тебе не предложить? - голос Дениса вибрирует от гнева.
– Сам говна похавай, - прыскает Женя.
– Ну все, - мой сын быстрой и резкой походкой подскакивает к мальчишке, хватает за ворот ветровки. - Шутки кончились!
Денис занимается спортом с раннего детства. И ему не составляет ни капли труда приподнять парня над полом и выставить его за порог.
– Отпусти! Говноед позорный! - орет Женя злым басом. - Хочешь подраться?
– Сынок, не надо! - верещит блондинка, выбегая за дверь на крыльцо.
– А у тебя кишка не тонка? - интересуется Денис со злой насмешкой, спуская соперника по ступеням на зеленый газон.
– А у тебя? - Женя расправляет плечи и с вызовом на моего сына смотрит.
Я переглядываюсь с блондинкой. Она сложила руки на груди ладонями к сердцу и хлопает ресницами. А я…
Мне ужасно страшно и холодно.
Женя наскакивает на Дениса, обхватывает его торс обеими руками и пытается повалить на землю. Парни пыхтят и рычат, как дикие тигры.
Сердце замирает и губы дрожат. Я хочу крикнуть на мальчиков, чтобы они отлипли друг от друга и прекратили эту бойню при беременной женщине, но не могу найти в себе силы. Только прикрываю лицо ладонями, чтобы не видеть всего этого.
А звуки ударов оглушают и заставляют меня сжиматься. Чудовищно и бесчеловечно.
Боже, они же друг друга убьют!
– Тварь! Так нечестно! - верещит Женя с болью и злостью.
Денис его заломал и уложил лицом на траву.
– Повякай мне еще, дебил, - рыкает мой сын.
– А ну-ка отошли друг от друга, щенки! - голос Гордея Петровича сотрясает прохладный воздух.
Сейчас свекр мне все объяснит!
Гордей Петрович оттаскивает Дениса от Жени за шиворот футболки. У моего сына лицо перекошено от праведного гнева, а из носа струится алая полоска крови.
Я стою в дверях, придерживаю тяжелый живот и глубоко дышу. Сердце сжимается в черную точку, а кровь холодеет в жилах.
– Это так вы гостей встречаете? - свекр сначала на моего сына смотрит, затем на меня.
Хмурый и злой, как черт. Брови на переносице свел так, что между ними пролегла глубокая темная тень.
– Гордей Петрович! Вы зачем нас так подставляете? - блондинка театрально держится за сердце и громко возмущается. - Мы думали, вы нам свой адрес дали! А вы…
– А потому что вам давно надо было познакомиться, Оленька, - отвечает мой свекр, пока я глазами растерянно хлопаю.
Это все правда? Неужели правда?
Ну нельзя же так разыгрывать беременную женщину, муж который сейчас борется за жизнь в реанимации!
Меня начинает трясти изнутри. Сердце заводится, барабанит о ребра с бешеной скоростью, разгоняет кровь по венам. Я вся покрываюсь нервными красными пятнами.
– Только знакомиться надо нормально, а не варварски на гостей нападать! - продолжает Гордей Петрович, с презрением глянув на Дениса. - Что это такое, а? Между прочим, это - твой брат!
Свекр жестом указывает на мальчишку.
Боже…
– А ты, Лен? Неужели настолько одурела от своих беременных гормонов?
Меня накрывает густой злобой и отчуждением.
Миша меня обманывал! У него все это время была вторая семья.
Перевожу взгляд на Ольгу. Кажется, что эта женщина меня даже старше. Ей лет сорок пять на вид. Полноватая, с крупным носом, тонкими пшеничными волосами и четко накрашенными бровями.
Я бы никогда в жизни не поверила, что такая может стать любовницей богатого и властного мужчины.
У богатых любовницы обычно им в дочери годятся.
Или, хотя бы, представляют из себя редкую смесь красоты и грации.
А Ольга… она обычная. Просто женщина, мимо которой в толпе пройдешь и внимания не обратишь.
Мой муж действительно с ней спал за моей спиной?
Живот неприятно тянет, но я игнорирую эту боль. Понимаю, что все от стресса. А за сегодня стресса было слишком много.
– Проходите, гости дорогие, сейчас хозяйка нам всем чай заварит, - свекр проплывает мимо меня и входит в дом.
Хочется вцепиться в него ногтями, расцарапать его самодовольную рожу и выгнать. Это мой дом.
Мой и моего мужа.
– А вы не думали, что хозяйка не собирается вас обслуживать? - фыркаю в спину Гордею Петровичу.
Он останавливается и оборачивается через плечо. Взгляд просто лютый, давит на меня так, что я пошатываясь.
– Не вякай, Ленка. Ты сейчас не в том положении, чтобы свой гормональный яд выцеживать!
– Да причем тут мои гормоны!? - вскрикиваю. - Вы кого вообще ко мне привели?
Гордей Петрович нагло усмехается. Смотрит на меня, как на блаженную идиотку.
– Лена, закрой свой рот и прими гостей! Они нам не чужие люди! - на полном серьезе произносит он.
– Нет! - ору, а слезы собираются на глазах. - Нашли идиотку! С чего бы вдруг я буду ковриком под вашими ногами стелиться?
Свекр тяжело вздыхает. Его покатые плечи приподнимаются и резко опускаются.
– Дорогуша, если Миша не выживет, наследство вы будете делить под моим пристальным контролем, - предостерегающе шипит Гордей Петрович, прищурив свои глаза. - Я бы на твоем месте не вякал лишний раз с таким брюхом и четырьмя детьми, иначе…
Ком поперек горла и дышать тяжело. Это все несправедливо. И не вовремя.
Я не могу избавиться от страшной мысли, что моего любимого мужчины может не стать. Надо мной повисла черная туча страха и скорби. Я всерьез молилась, когда водитель Гена вез меня из больницы домой.
А теперь выходит, что я молилась за предателя?
Это еще ладно…
Мало того, что Миша меня предал и обманывал, уверяя в своей верности, так сейчас еще и оставил со своим полоумным папашей!
Мысли скачут в голове с болью и треском, а ноги облизывает мерзкий сквозняк.
Денис осторожно встает рядом со мной. Меня шатает, и кажется, что я могу грохнуться в обморок в любой момент.
– А вы сына уже мысленно похоронили, да? - произношу каждое слово сквозь боль. - Поэтому вызвали сюда этих…
Окидываю гневным взглядом Ольгу и Женю, что мнутся на пороге и ждут, пока я успокоюсь.
А я не собираюсь успокаиваться.
– Лена, заткнись! - рявкает Гордей Петрович так, что потолок над моей головой вздрагивает. - Денис, успокой свою мать.
Сын кивает и мягко накрывает ледяными ладонями мои плечи. У него тонкой полоской засохла кровь на губе.
Оборачиваюсь на Женю - тот за глаз держится, и на правой скуле уже успел расцвести большой синяк.
– Мам, пойдем, - мягко требует мой сын, потянув меня вглубь дома.
Но я не сдамся так просто. Это не только дом моего мужа, но и мой тоже. В конце концов, существуют законы! И я не обязана принимать в своем доме тех, кого не знаю и видеть не хочу!
– Нет! - торможу всеми силами.
Ноги, как пружины. Твердые и непослушные.
Меня мое собственное тело не слушается.
– Убирайтесь! Все уходите! Проваливайте из моего дома! - ору в приступе истерики раненым зверем, а слезы замыливают взгляд.
– Мама! Мам! - Денис крепко обнимает меня, не позволяет в порыве ярости кинуться на свекра и плюнуть в его самодовольную харю. - Мама, не делай хуже. Дед прав, наследство делить ему. А тебе нужно набраться сил, мам.
Денис заваривает чай, пока Гордей Петрович, Ольга и Женя сидят за круглым столом в моей кухне.
Я стою при входе, сложив руки под грудью, молча наблюдаю за происходящим. Кажется, что меня накрыло такой волной шока, что я даже пошевелиться не могу.
Все это кажется мне каким-то бредом! Будто я попала в свой самый худший кошмар.
Прикрываю веки и больно щипаю себя за руку. Мурашки ползут по предплечью.
Я не просыпаюсь.
Это все происходит в реальности, хоть и поверить в это у меня нет никаких сил.
– Как добрались? - интересуется Гордей Петрович у второй семьи моего мужа.
Нервно кусаю щеку изнутри.
– Нормально, - отзывается Ольга.
– Спасибо, что оплатил нам бизнес, дед, - улыбается Женя.
Боже…
Ну как это все может быть реальностью?
Денис ставит перед гостями чашки с ароматным чаем. Хмурится, переведя на меня сверлящий взгляд.
– Мам, ты тоже хотела чай, - тихо произносит Денис.
Я вздрагиваю от его голоса.
– Лен, что ты там стоишь, как статуя, а? Сядь за стол, пообщайся с людьми! - давит на меня свекр.
Качаю головой отрицательно. Слезы застыли на глазах, и я не позволяю им бежать по моим щекам.
Чувствую, что скоро опять сорвусь в истерику. В свирепые крики, в отчаянные рыдания. Я в приступе бешенства могу такого наговорить…
А мне сейчас действительно лучше заткнуться.
Если Миши не станет, то судьбу моих сыновей будет определять Гордей Петрович. Свекр построил огромный бизнес еще очень давно, и, думаю, в прошлом он точно был связан с криминалом. Иначе бы не получилось подмять под себя столько фирм, компаний, заводов…
Старший брат моего мужа - Макар, недавно решил отказаться от своей доли.
И теперь почти все официально принадлежит Гордею Петровичу.
А как отобрать у меня крышу над головой этот старый червяк обязательно придумает. У него деньги. У него статус. У него связи.
И я перед свекром лишь жалкая букашка, которую он раздавит без сожаления.
А Денису уже семнадцать, и на будущий год он планирует поступление в элитный институт заграницей. Кто оплатит сыну возможность получить достойное образование, если моего мужа рядом не будет?
А Артемий и Арсений сейчас тоже платно учатся в частной школе с особой программой, где из них растят будущих предпринимателей и бизнесменов. Кто покроет эти расходы?
Я работать не смогу, потому что у меня пупок на лоб лезет! Кто меня возьмет на работу с младенцем на руках?
Страх за будущее моих детей окутывает рассудок и парализует мою злость. Сжимаю челюсти до скрежета, но все же иду к столу.
Смотрю на Ольгу и Женю, как на врагов. Не могу по-другому.
– Миша говорил, что вы очень красивая женщина, - вдруг произносит Ольга, ее губы вздрагивают в улыбке.
– Да Елена у нас всем хороша, - ухмыляется Гордей Петрович. - Вон сколько внуков мне подарила! Не женщина, а богиня плодородия!
Ольга неловко посмеивается.
А я сжимаю пальцами под столом подол своего халата.
Мне не до смеха.
Денис осторожно ставит возле меня чашку с чаем и молча садится рядом. Мрачный и напуганный до побелевших губ.
– Что, Лен, у тебя к Оле даже вопросов нет? - строго интересуется Гордей Петрович.
Перевернуть бы этот стол и закатить скандал. Выгнать всех из моего дома и послать к черту и противного свекра, и эту гадкую семейку. Жаль, что я не могу позволить себе такой роскоши.
– Мы с Мишей познакомились в Сочи пятнадцать лет назад, - начинает говорить Ольга, а у меня сердце покрывается трещинами. - Он приезжал в командировку, а я тогда подрабатывала на пляже продавщицей вареных раков и кукурузы. У нас не сразу завертелось, но потом я… влюбилась в Мишу.
– Зачем вы мне все это говорите? - хриплю от бессилия.
Она плечами пожимает.
– Просто… мне кажется, ты должна об этом узнать.
И когда это мы успели перейти на “ты”?
Смотрю на Ольгу озверевшим от ревности и боли взглядом. Был бы Миша рядом, я бы сейчас его просто убила! Выместила все свои чувства на нем. Загорелась бы синим пламенем слепой злобы и спалила к черту все вокруг.
Предал меня. Изменил с продавщицей с пляжа! Позволил ей влюбиться в себя.
Заделал с ней ребенка.
И молчал!
Молчал столько лет, что у него на стороне есть еще одна женщина и сын!
Руки дрожат, а в кончиках пальцев щиплется ток.
– Сочи, говоришь, - шепчу я. - Теперь понятно, почему Миша никогда не возил меня и детей в Сочи, хотя я настаивала.
Ольга мягко улыбается и смотрит на меня снисходительно.
– Неужели ты не догадывалась, что муж тебе изменяет? - ехидно интересуется, глядя мне прямо в глаза.
– А ты знала, что он женат, когда перед ним ноги раздвинула? - голос скрипит от раздражения и злости.
– Знала, - кивает. - Миша не снимал обручальное кольцо. Никогда.
У меня все это просто в голове не укладывается.
– Зачем ты легла под женатого мужика? Боже… - тихо скриплю я.
– Я же уже сказала. Я влюбилась в Мишу до беспамятства! - с легкой улыбкой оправдывается Ольга.
По ногам противный сквозняк гуляет. И на корне языка ощущаю горький привкус.
Мне тошно от всего происходящего.
Я никогда не пойму женщин, которые вот так просто могут лечь под женатого мужчину и родить ему ребенка. Разрушить чью-то семью - это гадко.
Но в измене виновата не любовница.
Виноват только мужик, решивший, что ему можно обманывать жену и вставлять свой баклажан в чужие дырки.
Слезы все же срываются с щек и водопадами катятся по моим щекам. Я вздрагиваю всем телом от бессилия и отчаяния, а Денис заботливо протягивает мне салфетку.
– Спокойнее, Лена. Никто не будет терпеть твои слезы! Так что сопли подотри и веди себя достойно! - гаркает свекр прямо у меня над ухом.
Слышу, как дверь открывается. Пространство дома заполняют тихие голоса моих детей. Они все переживают за папу до щемящей тревоги в груди.
В груди все клокочет от лютой ярости.
Мой свекр, видимо, не в себе. О какой дружбе он говорит? О каком родстве?
Я эту женщину с ее сыном впервые вижу, и мое наивное сердце сжимается в черную точку от неверия. Этого просто не может быть, чтобы Бронский мне изменял. Я ведь знаю своего мужчину.
Знаю...
Сильный, смелый, дерзкий.
Он всегда отличался от сверстников.
Целеустремленный, мужественный. Миша был для меня всем. Моей первой любовью, первым прикосновением, первым поцелуем, первым мужчиной.
Я знаю его со школы!
Бронский учился на два класса старше меня. И я, будучи восьмиклассницей, уже на него засматривалась с тонкой восхищенностью и дрожью в коленях. И не только я.
Почти каждая девчонка хотела привлечь его внимание. Миша был борцом за справедливость, заступался за слабых, мог выйти против толпы. Он сочетал в себе остроумие, интеллект и физическую силу. Ядерная смесь, которая кружила мне голову и заставляла краснеть под его взглядом.
Я была тихоней. Девочкой с двумя белоснежными косичками. Отличница и зубрилка. Я бы никогда не подошла к парню первая, не проявила симпатию, не заговорила бы с ним. Поэтому только заливалась ярким румянцем, стоило Бронскому появиться рядом со мной.
Моя семья не богатая, но интеллигентная. Папа работал в научном центре, занимался вопросом сохранения окружающей среды, а мама преподавала химию в элитной школе.
Поэтому я и училась рядом с детьми богачей. Рядом с Бронским.
Поэтому я в него влюбилась до беспамятства будучи еще ребенком.
Конечно, Миша закончил школу и пошел по жизни дальше, не обратив на меня и капли своего внимания.
Мы встретились позже. Мне уже было двадцать лет, и я училась на втором курсе педагогического. Пошла по маминым стопам.
Вечером я возвращалась с учебы, и тут ко мне пристала шайка пьяных отморозков. Помню, как тогда перехватило дыхание, словно на грудь положили тяжелую плиту. Я почувствовала дыхание смерти за своей спиной, а от страха и паники у меня парализовало рассудок.
Помню, как приняла попытку спастись от молодых мужчин бегством, но меня быстро поймали и скрутили. Я даже вскрикнуть не могла, только заливалась горячими слезами и надрывно хрипела просьбы меня отпустить.
Миша появился внезапно.
Отогнал от меня отморозков.
Одному сломал руку, уложив его мордой в асфальтированную дорожку, второму рассек бровь. Двое других сбежали, позорно поджав хвосты.
Миша посмотрел на меня тогда и сразу узнал во мне белокурую девочку с двумя косичками из своей школы.
Если бы не этот случай, Миша бы не стал встречать меня с института каждый день. И он не влюбился бы в меня пылкой и страстной любовью.
Я закончила институт, мы скромно расписались и я сразу забеременела старшим сыном.
Наша совместная жизнь была похожа на сказку.
И я была уверена, что такие, как Бронский, влюбляются один раз и навсегда.
Наша любовь не могла сгореть, исчезнуть, рассыпаться.
Но сейчас передо мной прямое доказательство его измен. Мальчишка с его суровым взглядом, с кривыми губами и четкими скулами.
Женя так сильно похож на Мишу, что и теста ДНК не нужно.
– Лена, вытри сопли, - требует Гордей Петрович. - Миши рядом нет, никто не будет терпеть тебя и относиться с пониманием.
Смотрю на свекра волком.
– Вы привели в мой дом непонятно кого, - стараюсь сохранять спокойствие, но меня кроет истерикой.
Лучше задержать дыхание, сделать глубокий вдох и выдох. Успокоиться и не нервничать.
– Я привел в дом своих родственников, - заявляет Гордей Петрович. - Своего внука!
– А я тут при чем? - от моего громкого голоса дрожит пол. - Зачем вы их ко мне притащили? Зачем окунули меня в эту грязь? Я беременна, а вы мне нервы мотаете!
– Успокойся, - с холодным безразличием требует свекр.
– Чего вы добиваетесь? Чтобы я родила раньше времени!? Вы этого хотите!? - крик рвется из груди с остервенелой злостью.
Меня распирает. Желудок сжимается в спазме. Изжогой обжигает до самой глотки.
– Лена, хватит.
Надя с мальчишками входят к нам в комнату. Дочь замирает, увидев меня в истерике. Расширенными и испуганными глазами на меня смотрит.
Денис ловко и быстро хватает младших и тащит их на второй этаж. Все, как в тумане. Перед глазами пелена слез.
Чувствую, как схватывает поясницу. Опоясывающая боль прокатывается по животу.
– Я не позволю вам издеваться надо мной. Не позволю! Не позволю!
Неприятно тянет низ живота.
И я узнаю это ощущение.
Я уже четыре раза рожала, и спутать боль схваток с чем-то другим не могу.
– Миша выйдет из больницы и разберется с вами! - верещу я, взмахивая руками в отчаянном порыве. - Он вас уничтожит за то, что вы надо мной издеваетесь!
– Послушай, Лена, - Гордей Петрович хватает меня за локоть и притягивает к себе так, что его рот оказывается прямо возле моего уха. - Врачи сказали, чтобы мы готовились к худшему.
По ногам растекается тепло, а в глазах темнеет.
– Что это такое? - Гордей Петрович смотрит на меня брезгливым взглядом.
Я не сразу понимаю, что происходит.
Моя реальность расплавилась, превратилась в густую серую массу, окутавшую меня со всех сторон.
Слишком много потрясений за один день.
Кажется, что кто-то сжал в руках мою судьбу. Кто-то безжалостный. Ненавидящий меня от всего сердца.
Потому что мои самые худшие кошмары становятся явью.
И мне больно.
Мне чертовски больно.
И морально я изнасилована сегодняшним днем, и физически еле стою на ногах. У меня не осталось сил.
Но новая волна схватки заставляет мое тело интуитивно сжиматься.
– Ты что, рожать собралась? - спрашивает Гордей Петрович, сильно сжав мой локоть в своих пальцах.
Меня трясет.
– Я вызову скорую, - тревожно звенит голос Ольги, а после она суетливо зарывается в своей сумке.
Когда я рожала нашу дочку Надю рядом со мной был муж. Мой любимый мужчина держал меня за руку от первой схватки до последней потуги. Мы вместе увидели нашу девочку, вместе услышали ее первый крик, вместе всплакнули от счастья. Я чуть ли не навзрыд, а Миша скупо и по мужски.
И на роды Егорки мы собирались идти вместе.
Еще рано.
Еще слишком рано, чтобы рожать!
В приступе паники стук сердца ощущается в горле, но я глубоко и размеренно дышу. Так меня учила акушерка, когда я рожала первого. И сейчас это получается на автомате.
– Я сам тебя отвезу, - Гордей Петрович взволнован, и это заметно по его смягчившемуся голосу. - Тебе не рановато рожать?
Сверкаю злобным взглядом.
– Рановато, - шиплю, как змея, стараясь защититься от нападающего. - Это вы виноваты! Вы!
– Поехали, - свекр тащит меня к выходу из дома прямо в домашнем халате.
– Это вы довели меня до преждевременных родов! - остервенело хриплю я. - Вы виноваты! Если с ребенком что-то случится, Миша вам этого не простит!
– Лена, заканчивай возмущаться. Сейчас нужно думать о моем внуке!
– Надо было думать до того, как вы решили притащить в мой дом этих…
– В дом моего сына, - пресекает меня свекр ледяным голосом, от которого мурашки. - Здесь ничего твоего нет, Лена.
И он прав.
Я знаю, что мне лучше сейчас быть мягкой и удобной. Не возникать, затихнуть и просто ждать, пока Миша вернется из больницы и во всем разберется.
Гордей Петрович - это не мой муж. Свекр лишен любви ко мне и всякого уважения.
Он вообще женщин не уважает. Мы для него пустое место, домашние зверьки. Наше дело выглядеть дорого, чтобы мужика украшать, и покорно головой кивать.
Поэтому я стискиваю челюсти и иду с ним в машину. Мне действительно нужно в роддом, чтобы моему ребенку могли оказать первую помощь сразу, как только он появится на свет недоношенным.
Слезы замыливают взгляд.
Тучи на небе сгущаются, пока мы едем в частную клинику, где у меня оплачены роды. Я закрываю глаза и молча переживаю каждую схватку, пронизывающую низ живота горячим пламенем.
Вот до чего довел… старый козел!
Закусываю губу и кошусь на свекра.
Сидит весь такой величественный и грозный. Настоящий тиран и деспот!
Его в нашем городе каждая собака знает. Бронского старшего уважают и боятся. С ним осторожничают и стараются обходить стороной.
И закон для него - пустой звук.
В его власти сделать так, что я отправлюсь в психушку, а моим сыновьям не достанется ничего из благ их отца. Свекр может все отдать Жене и Ольге, потому что эта дрянь с ее сыночкой ведут себя покорно и не вякают.
Сердце покрывается нарывами от этих мыслей, и голова кружится.
Мне жизненно необходимо, чтобы Миша вернулся из больницы.
Господи, пусть вернется. Пусть у него все будет хорошо! Пусть он встанет на ноги. Пусть поставит своего полоумного папашу на место!
А с его изменами я буду разбираться потом, когда сама смогу думать о чем-то, кроме своего плачевного положения.
Новая схватка ощущается острее и болезннее.
Я тяжело и шумно дышу, снова закрыв глаза. Так легче проживать эту боль. И концентрируясь на дыхании и малыше, я прерываю поток своих черных мыслей.
– Мы уже близко, - жестко выдыхает Гордей Петрович. - Не вздумай родить в машине.
Мой врач Тимур Камильевич и акушерка Татьяна принимают меня в родовом отделении.
Проверяют раскрытие и с добрыми улыбками сообщают, что мы успели приехать как раз вовремя.
Я и сама чувствую, как боль схваток меняется. Становится давящей, распирающей изнутри.
Никто не нервничает и не суетится. Персонал сохраняет спокойствие и действует слажено.
Только мне от этого не легче.
В моей родовой палате уже стоит врач-неонатолог, а в коридоре кувез для реанимации новорожденных.
– Давай потужимся, - предлагает мне Тимур Камильевич, а я только отрицательно качаю головой.
Я боюсь.
Боюсь, что могу потерять Егорку.
Миша не очень хотел еще одного ребенка, и мы постоянно откладывали беременность на потом.
У нас же уже было четверо. И желанные сыновья - наследники, и лапочка-дочка, моя отдушина.
Но в сорок лет я решила, что мне просто необходимо еще раз окунуться в пеленки, распашонки, памперсы.
– Лена, так у нас ничего не получится, - Тимур Камильевич всматривается в мои глаза с суровой строгостью. - Если ты не будешь слушаться, ребенок начнет страдать!
Мне плохо.
Мне тошно.
Мне хочется орать от боли, растягивающей меня изнутри, и выть от бессилия, что я не справилась с вынашиванием малыша.
Не уберегла себя и нанервничалась так, что случилось ужасное.
Я закрываю глаза и тихонько скулю. Я не хочу… не хочу…
Я на границе между безумием и реальностью. Еще немного, и я сорвусь в точку не возврата. И тогда реально можно будет сдавать меня в дырку.
Стискиваю пальцами простынь под собой и машу головой.
– Лена, ты делаешь только хуже. Ребенок уже в родовых путях! Назад засунуть его не получится. Нужно рожать, милая, - осторожно произносит голос акушерки рядом с моей головой.
Я ее слышу, как из-под толщи воды.
Хватаю пересохшими губами воздух, а подбородок дрожит.
– Да сделайте ей уже кесарево! - рявкает мой свекр, и я испуганно открываю глаза.
Ищу его в палате ошалевшим взглядом.
– Гордей Петрович в коридоре, - сообщает мне врач. - Просился к тебе, но мы не впустили.
Господи, какой кошмар…
Какой беспросветный ужас!
Миша всегда заботливо защищал меня от своего отца, а сейчас я осталась с ним один на один. И этот старик, если ему вздумается, влезет куда угодно, даже в мои роды!
– Новая потуга, - произносит акушерка Татьяна, взглянув на монитор аппарата, который подключен к моему животу. - Лена, нужно тужиться!
И я тужусь. Сквозь отчаяние и беспамятство. Преодолевая свой страх и дикую боль в районе груди.
Мое сердце расслаивается на кровавые волокна.
В ушах стоит шум, и я вовсе не понимаю, что происходит вокруг.
– Молодец, Лена! Еще, еще, еще!
Набираю в легкие побольше воздуха, и мне кажется, что я умираю.
Но не от физической боли.
– Все! Умница! - сияет радостью Татьяна. - Смотри, кого ты родила!
Слезы текут по лицу. Я не могу заставить себя поднять голову и взглянуть на ребенка.
Только шепчу одними губами:
– Егорка…
Сердце тяжелым камнем замирает в груди.
– Егорка? Лен, у тебя девочка! - с нежностью шепчет акушерка.
Распахиваю глаза, уставившись в потолок.
Что?
– Хорошая живая девочка, - добавляет Татьяна.
Чувствую, как мне на живот опускают теплого новорожденного.
– Девочка? - я еле говорю, а на лице расцветает слабая улыбка. - Живая девочка?
Я чувствую ее тепло своей кожей.
И ответом на мой вопрос звучит звонкий плач.
– Опять подвела, Елена! Опять девка! - рявкает голос свекра со свойственным ему холодом и высокомерием.
– А можете его отсюда убрать? - шепчу, с мольбой глядя на Татьяну.
Она кивает и выходит из палаты. Предлагает Гордею Петровичу выдохнуть и расслабиться в комнате ожидания.
И я тоже выдыхаю и расслабляюсь.
Девочка…
У меня появилась еще одна лапочка-дочка.
– На УЗИ нам всегда говорили, что это мальчик, - произношу я, когда у меня с живота забирают малышку.
Она такая крохотная, что трогать страшно.
– УЗИ, бывает, ошибаются. Наверно, ваша девочка пуповину зажимала между ног, - Тимур Камильевич улыбается.
– Девочка… - шепчу я.
Под кожей прокатывается волна блаженства, а в разум врезается один только вопрос: обрадовался бы мой муж, зная, что у него родилась еще одна девчонка?
Стою у окна и перебираю в пальцах кулон в виде птички колибри, что висит на шее. После родов слабость ощущается в ногах, а низ живота все еще прихватывает спазмами. Матка очищается после беременности, и это не самые приятные ощущения.
За окном снова изморозь, небо темное и хмурое, на парковке возле роддома огромные лужи. Ночью была гроза.
Мою девочку забрали из родового блока почти сразу. Хоть она родилась крепкой, но все же недоношенная, и ей лучше находиться под наблюдением врачей.
Сегодня мне ее вот-вот должны принести для первого кормления. Сможет ли она вообще сама сосать грудь?
Прикусываю губу так сильно, что во рту растекается солоноватый привкус.
Ночью мне дали сильное снотворное, чтобы я могла хоть немного передохнуть от всего этого ужаса и кошмара.
Жизнь покатилась в беспросветную яму боли и тревоги за будущее.
И я понятия не имею, как там мой Миша…
Время еще слишком раннее, а я уже вскочила. Да, под снотворным я поспала добрые четыре часа, но сейчас опять утопаю в предъистерическом состоянии и руки дрожат.
Дверь едва слышно шуршит петлями, и я оборачиваюсь, надеясь увидеть свою малышку.
– Леночка…
Моргаю.
– Мам? - хриплым шелестом вырывается из груди. - А ты здесь как..?
– Гордей Петрович позвонил, рассказал все. Я к тебе не одна, - мама отходит в сторону, и теперь я вижу мою Наденьку.
У нее заплаканные сонные глазки и покусанные красноватые губы.
Нанервничалась тоже моя девочка.
– Ты как, Лен? - мама проходит внутрь моей палаты, взяв за руку Надюшку.
Пожимаю плечами, а горло сжимает болезненным спазмом.
Моей маме шестьдесят три.
У нее аккуратная стрижка до плеч и полностью седые волосы, но седина ей к лицу.
Мама всегда ярко красит глаза, но сегодня на ее лице ни грамма косметики, отчего выглядит она точно на свой возраст.
А еще у нее взволнованный взгляд.
– Мальчики остались с Денисом, они скоро поедут в больницу к Мише, - сообщает она, усаживая мою дочку на диванчик для посетителей.
– Как Миша?
Мама многозначительно молчит.
– Он жив? - мой голос дрожит.
– Жив, - шепчет тихо. - Приходил в сознание, но от боли едва соображал. Его обкололи обезболом, сама понимаешь… и он еще не знает, что ты родила, - мама хмурится и взгляд становится жестким. - Тебе нельзя было нервничать, Лена! Миша крепкий мужик, он выкарабкается. Зря ты так за него переживала!
Мама не знает самого главного.
Гордей Петрович ей не сказал, как привел в мой дом Ольгу с ее сыном, как гневно рычал на меня и требовал закрыть рот и напоить чаем гостей.
Свекр довел меня до ручки.
И если раньше я просто относилась к нему, как к тирану и ограничивала общение до минимума, то теперь я его ненавижу всем сердцем!
И я не стану скрывать эту ненависть и злость.
Тянуть к Наденьке, чтобы обнять. Дочка сразу встает и прижимается ко мне.
– Так непривычно, что ты без живота… - шепчет она, едва различимо улыбнувшись.
– Что с Егором? - интересуется моя мама.
Поджимаю губы неловко. Меня не покидает чувство, что я всех подвела.
Все ждали мальчика.
И Гордей Петрович явно дал понять, что внучке он не рад.
– Это не Егорка, ма, - говорю мягко и сдержанно. - Я родила девочку.
– Как так? - мама глаза округляет.
– У меня сестренка? Правда? - Надя тоже поднимает на меня расширенные от удивления глаза, что горят огнем радости.
– Сестренка, - киваю.
– Вот это да…
Повисает тишина, и я слышу учащенный стук своего сердца.
– А я всегда хотела внучек, - продолжает мама, расплываясь в улыбке. - Как назовешь?
Пожимаю плечами.
Мы с Мишей всегда выбирали имена для детей вместе. И в этот раз мы уверены были, что ждем мальчишку. Егорку.
Имя для девочки даже не рассматривали.
Но и ждать одобрения Миши на имя для дочери я не могу, нужно ведь делать ей свидетельство о рождении и другие документы. Да и какое теперь его одобрение, если он скрывал от меня любовницу и сына?
– Надежда у меня уже есть, - глажу дочку по голове. - А вторая доченька пусть будет Верой.
– Верочка… - ласково выдыхает моя мама, сложив руки ладонями к сердцу. - Очень символично, учитывая обстоятельства ее появления.
Прищуриваюсь. Или мама все таки знает, что виной преждевременных родов стал свекр и вторая семья Миши?
– Мам, а что за тетка вчера к нам приходила? - интересуется Надя с недовольством. - Носатая такая!
Сердце удар пропускает.
Моей дочери уже десять лет, и если рассказать ей правду, она все поймет до мельчайших подробностей.
Она будет знать, что ее папа предатель.
Мой муж - предатель и лицемер, носивший маску порядочного человека долгие годы.
– Какая тетка? - вкрадчиво шепчет мама.
– Нас Гена вчера домой привез, на кухне был дед, какая-то тетка и мальчик, - рассказывает Надя, сделав слишком серьезное лицо.
– Лен, какая тетка? Какой мальчик?
Боже, у меня сейчас в ушах зазвенит от ее пытливого голоса.
Не хочу говорить правду. Особенно детям.
Я сама должна все узнать у Миши. Пусть расскажет мне, как же так получилось, что у него есть внебрачный сын и любовница.
Вся эта история с его любовью из Сочи покрыта мраком. Может, я совсем спятила, раз все еще не могу поверить в его измены.
Мне нужно услышать подробности из первых уст. Миша должен во всем покаяться сам.
И только тогда я смогу принять решение, как действовать дальше.
Нельзя рубить с плеча. Надя слишком переживает за отца. И в бочку дегтя я не стану сейчас добавлять еще дегтя.
– Это друзья Гордея Петровича, - вру я. - Приезжали поддержать меня.
Знаю, что правда все равно всплывет. Я в роддоме, Миша в больнице, а безумный дед грезит дружбой внебрачного Жени и моих сыновей.
Только вот я в своих пацанах уверена. Мальчики встанут со мной плечом к плечу. Просто мне нужно приглушить послеродовые гормоны и быть хитрее.
Вера такая крошечная, что мне даже дышать в ее сторону страшно. Как кукла, в которую еще недавно играла Надя. Даже меньше…
Я помню каждого своего ребенка младенцем.
И в каждом я находила что-то уникальное, особенное. Что-то, от чего мое материнское сердце трепетало и растекалось от нежности в розовую лужицу.
Денис очень смешно зевал, когда я старалась укачать его на руках и пела колыбельную.
Арсений смотрел на меня сурово и даже сердито. Весь хмурился, сводя к переносице очертания бровей.
Артемий еще в роддоме начал мне улыбаться. Неосознанно, конечно, а рефлекторно, но этого было достаточно, чтобы запустить по моим венам огромную дозу окситоцина.
Надя отличалась от мальчишек не только тем, что была девочкой. Мальчишки у меня были спокойные и молчаливые, а вот дочь дала мне жару уже во вторую ночь после рождения.
Надя так орала, что я научилась высыпаться за три часа и пить кофе за пять секунд.
Когда появилась дочка Надежда, я была вне себя от радости, и тяготы материнства казались мне раем.
Четверо детей.
Сыновья и дочь.
На этом можно было бы остановиться.
Но сейчас… я держу на руках Веру, смотрю на ее сморщенное личико и плотно закрытые глаза, а у самой слезы наворачиваются.
Это совершенно другое чувство.
Держать своего ребенка на руках в сорок лет - не тоже самое, что в двадцать или тридцать.
И я по особенному чувствую Веру.
До мурашек чувствую, будто под кожей тлеют раскаленные угли. Слеза стекает по щеке, а сердце щемит в припадках гормональных вспышек. Весь мир остановился и замер. И больше не существует никаких проблем там, за пределами нашей тесной комнатки в родильном доме. Нет больше надвигающихся сумерек, поглощающих наш город, нет зияющей дыры в груди и скорби, что стояла поперек горла, нет раздирающей душу ревности…
Есть только я и моя Вера. Моя девочка, которой хочется подарить все самое лучшее, доброе, светлое, вечное.
Хочется…
Но моя реальность сурова.
Телефон вибрирует на прикроватном столике, но я не сразу различаю этот звук. Все вокруг смешалось и замерло, давая мне возможность насладиться новым младенцем, мирно спящем у меня на руках.
Медленно моргаю и перевожу взгляд на экран телефона.
Что-то обрывается в груди.
Реальность с болью и тревогой возвращается в наш с Верой тесный мир.
На экране смартфона я вижу имя моего мужа.
– Папа звонит, - сообщаю Вере, будто она знает больше, чем я.
Как умалишенная таращусь на мобильник, так и не решаясь протянуть к нему руку. А жужжание проникает в слух, как электрические разряды. С надрывом. С искрами. С болью.
Прикусываю губу и лишь сильнее прижимаю к себе Веру.
Звук обрывается, наступает тяжелая тишина, давящая на меня тяжелой плитой. Я вновь всматриваюсь в личико дочери, стараясь погрузиться в состояние транса и спокойствия.
Это нереальная жажда спрятаться за чем-то хорошим, что появилось в моей жизни после кошмара. Моя девочка - луч света в кромешной тьме.
Я мечтала о еще одной дочери.
Но у меня больше не получается найти в Вере успокоение и откинуть мысли о своем тревожном будущем.
А телефон вновь загорается ярким светом.
Я тянусь к нему дрожащей рукой, и в кончиках пальцев вибрирует ток.
– Лена… - голос Миши звучит хрипло и тяжело.
Зажмуриваюсь, словно меня холодной водой окатили.
– Моя Лена…
Прикусываю кончик языка и не дышу, а изнутри распирает, как перед ядерным взрывом.
Это мой муж. Тот, с кем я жила в абсолютном доверии. Миша для меня делал все, что только могла пожелать женщина. И ни разу за годы нашего брака у меня не возникло мысли, что его чувства ко мне угасли или остыли.
Мой муж не из тех, кто бросает слова на ветер. И если он говорил “люблю”, я верила слепо и безоговорочно. А если веришь, то всюду видишь подтверждение и доказательство этой веры.
– Отец сказал, что ты родила, - произносит Миша из динамика телефона. - Как ребенок?
– Это девочка…
– Я знаю, - выдыхает таким голосом, что я фантомно чувствую его боль своим телом.
– Ты как? - спрашиваю вполголоса.
– Я выберусь, Лен. Я должен увидеть дочь, - произносит еще тише, а потом замолкает.
И в этой тишине я слышу стук своего сердце и тихое посапываение спящей Веры.
– Миша? - шепчу, а слезы катятся бурными потоками.
Молчит. Только едва различимо стонет от боли.
А после вызов обрывается, и моя душа уходит в пятки также быстро, как оборванная кабина лифта.
– Такая кроха, - Денис умиляется, рассматривая спящую Веру. - Наша Надька такой маленькой не была.
Губы непроизвольно растягиваются в улыбку.
Видеть, как почти взрослый старший сын тает при виде своей маленькой сестренки - особое удовольствие.
Мы с Верой лежим в роддоме уже восемь дней. Ее перевели в мою палату, малышка активно набирает вес и скоро нас будут готовить к выписке.
Миша больше не звонил. Но я все еще помню, как нежно и трепетно он шептал в динамик “Лена… моя Лена”.
Я его голос по ночам слышу, и я молюсь за него.
– Есть новости о папе? - интересуюсь я, глядя на Дениса.
Он едва заметно напрягается.
На эти восемь дней все оставили меня в покое. Гордей Петрович не звонит и не пишет. Что там с Ольгой и Женей я понятия не имею, ведь сын мне тоже ничего не доносит, будто бережет мои хрупкие нервы.
– Папа пришел в сознание, - сухо произносит Денис. - У него… блин, мам, ты уверена, что хочешь все знать?
Сын таким взглядом на меня смотрит, будто вымаливает, чтобы я отрицательно качнула головой и оставила попытку разведать обстановку.
Но я киваю. Медленно и неуверенно.
– У него обе ноги сломаны, а еще задет какой-то нерв в позвоночнике. Я в подробности не вдавался, мам. В медицине я полный ноль.
Ком поднимается к горлу.
– Какие прогнозы дают врачи? - шепчу.
– Жить будет, - холодно отвечает Денис, а взгляд его мрачнеет.
– А ходить?
Внутри все натягивается и замирает. Невыносимое чувство пустоты ощущается прямо в горле.
– Я не знаю, - твердо произносит Денис.
Отвожу взгляд в сторону окна и пальцы в кулаки сжимаю. Я переживаю за мужа, потому что просто не могу по-другому. Это мой родной человек, самый близкий. У меня от него никогда не было секретов и тайн.
А у него от меня, оказывается, были.
Спросить у Дениса про Ольгу и Женю?
Вновь смотрю на сына, стараясь отогнать назойливое желание задать свои дурацкие вопросы. Денис пришел, чтобы увидеть Верочку, а не мое любопытство удовлетворять. И сейчас будет неуместным вытягивать из него информацию.
– Ты хочешь спросить про его любовницу? - сын словно мои мысли читает, а затем отходит от Верочки и встает к окну, убирает руки за спину и строго мне в глаза смотрит. - Папа был в ярости, когда дед ему сообщил, что Ольга приехала.
У меня вздрагивает верхняя губа в сухой насмешке.
Конечно, а какой предатель обрадуется, что его “маленькая” ложь вдруг всплыла?
– Когда папа вырвется из больницы, он деду этого не простит, - добавляет Денис.
Прохлада сквозит между лопаток.
– Что это значит? - недоумевающе смотрю на сына.
По предплечьям бьет озноб. Хочу обнять себя и разогнать мурашки, но не шевелюсь.
– Это значит, что ты в приоритете, - в голосе Дениса звенит сталь. - Папе не понравилось, что эта Ольга высунула свой нос и примчалась к нам.
– Значит, это правда… - глухо шепчу, а в живот ударяет разочарованием. - У Миши вторая семья…
– Да. Женя его сын. К большому огорчению. Но это не значит, что ты отцу не нужна.
Я прекрасно слышу, что говорит Денис, но смысл его слов растворяется в пространстве тесной комнаты. А затем я вдруг осознаю его фразу, и мне становится сложнее дышать.
– Как цинично и мерзко это звучит, - гневно шиплю себе под нос.
Внутренности обжигает злостью. Мне мерзко, словно меня помоями облили.
Денис приподнимает бровь вопросительно.
– Я что, вещь? - спрашиваю я. - Нужна… не нужна… я не комнатная зверюшка, Денис.
– Я знаю.
– Тогда зачем ты это сказал? Что я нужна отцу…
– Это правда жизни, - сын плечами пожимает. - Он тебя любит, мам.
Сильно стискиваю челюсти, и у меня от возмущения кончики ушей горят и краснеют.
– А он мне нужен после его измен? - хриплю я ядовитым тоном.
Это не тот разговор, который мать должна вести с сыном, но мне до тошноты обидно, что мой ребенок воспринимает меня в таком свете.
По его мнению я должна безропотно проглотить измену. Упасть на спину и от радости лапками махать - ура, я нужна мужу, я в приоритете, меня не выбросят на свалку и не променяют на любовницу!
– Мам, ты чего? - сын сводит брови на переносице и волком на меня смотрит.
А я на грани.
– Я ведь думала, ты меня поддержишь, - пожимаю плечами с неловкой растерянностью.
– Так я тебя и поддерживаю, - уверенно заявляет мой сын..
– Неужели ген неверности по наследству передается? - с горькой усмешкой выдыхаю. - Ты считаешь, что ничего страшного не произошло, да?
– Я считаю, что нельзя рушить крепкий брак из-за интрижки, - спокойно произносит сын.
А я буквально давлюсь его самоуверенностью.
Вот, чего мне стоит ожидать, когда я сяду за стол переговоров с мужем. Миша тоже скажет, что его сочинская интрижка не должна стать причиной развода.
– То есть ничего страшного не случилось? - скрещиваю руки под грудью и сурово смотрю на Дениса.
Я сейчас в сыне вижу мужа. И мне лучше остыть. Видимо, ген неверности действительно существует, иначе как все это объяснить?
– Не нужно на меня свой яд сцеживать, - цинично выдает Денис. - Это ваши с папой личные дела, а я просто сказал свое мнение.
– Я тебя так не воспитывала! - вскрикиваю.
– Я знаю, что изменять жене, значит дно пробить, - с оскалом произносит мой сын. - Но в ваших отношениях это произошло! И я уверен, на то были свои причины.
Причины? Разве можно вот так просто взять и оправдать предательство?
Мне обидно, что Денис такого обо мне мнения, но это мои ошибки в воспитании. Сыновья очень много времени проводили с отцом. Миша всегда стремился самостоятельно растить наших мальчишек.
А мне с мягкой снисходительностью заявлял, что задача мамы мальчика - любить его любым и принимать со всеми ошибками и недостатками. А вот воспитывать в мальчике мужчину должен именно отец.
И раньше у меня не возникало вопросов к такой семейной системе, ведь я в Мише было на двести процентов уверена.
Убеждена была, что он правильные, светлые ценности заложит в сыновей.
А теперь, получается, мой старший сын меня ни во что не ставит, раз так со мной разговаривает. Возможно, это неуважение к женщинам все же вшивается в сознание на генетическом уровне. Чего я хотела от своих детей, если у них такой чокнутый дед?
Мы с Верой лежим в роддоме еще четыре дня, пока малышка не начинает активно прибавлять в весе. И когда добирает два с половиной килограмма, нас, наконец, готовят к выписке.
Все эти дни я только и думаю, что о своих детях и погрешностях в их воспитании. И обиду ощущаю физической тяжестью в груди, и выть хочется от несправедливости.
Миша больше мне не звонит, но я верю, что с ним все хорошо. Возможно, Ольга его уже утешила и успокоила.
Скриплю зубами от этой мысли.
Мама приходила вместе с Наденькой два раза, но мы вели пустые разговоры. Ни слова о изменах моего мужа.
Значит, они ничего не знают.
– Ну что, Лен? Выписывают? - голос Марины звучит из динамика телефона со звенящей радостью.
Марина - жена старшего брата моего мужа.
И если мне с кем-то и хочется поделиться своей болью, то только с ней.
– Ты уже знаешь, что у Миши есть внебрачный сын? - сипло интересуюсь я, игнорируя ее вопрос.
Марина молчит несколько секунд.
– Знаю, - отвечает сжато.
– И давно ты знаешь? - горько спрашиваю я, ощущая себя полной дурой.
Такое чувство, что все сговорились против меня и покрывали моего мужа долгое время. Это я не умею язык за зубами держать.
Когда я узнала, что у Макара есть любовница, я сразу рассказала об этом Марине, ведь посчитала это справедливым. Женщина не должна жить во лжи. А меня обманывали больше четырнадцати лет, и теперь я в каждом вижу предателя.
– Я узнала обо всем после твоих родов. Сама понимаешь, Макар теперь мало контактирует с твоим Мишей и с Гордеем Петровичем.
И это правда.
Марина и Макар пережили удивительную трансформацию отношений, прошли через предательство и развод, но потом удивительным образом сошлись вновь.
Я обалдела, когда узнала, что Марина перешагнула через измену и вернулась к мужу. И потом я видела их вместе.
Их отношения после примирения казались мне наигранными и ненастоящими. Будто фальшью веяли за километр, потому что эти двое просто не могли друг от друга отлипнуть, как влюбленная пара попугайчиков-неразлучников, но…
Но разве может мужчина подделать влюбленный взгляд? Макар на свою жену теперь смотрит, как на богиню.
И она цветет. Сменила имидж: гардероб, прическу, аксессуары. Словно другим человеком стала.
Моим главным страхом были измены Миши. До трясучки боялась, что он посмотрит на старшего брата и тоже пойдет по его стопам.
А оказалось, мой муж изменяет мне уже давно. Это не интрижка, которую мужчина завел от скуки, потому что бес в ребро ударил.
Это полноценная вторая семья, в которой рос и воспитывался ребенок.
Закрываю глаза, а ресницы вновь мокнут от слез.
Я варюсь в этом состоянии уже вторую неделю. С одной стороны я люблю Мишу и боюсь его потерять навсегда после аварии, а с другой - я его ненавижу за измены.
Но даже с ножом, вкрученным мне промеж лопаток его изменой, я не могу пожелать Бронскому зла и молюсь за его здоровье.
– Кто будет забирать тебя с роддома? - вновь спрашивает Марина, выводя меня из транса.
Смахиваю слезы с ресниц.
– Мама, наверно…
– Я хотела предложить тебе помощь, - осторожно произносит Марина. - Макар может забрать тебя с дочкой и отвезти домой.
Это плохая идея. Проще вызвонить нашего семейного водителя Гену. Видеть Макара и Марину, которые воркуют, как голубки, после измены - тошно.
Потому что я сама окунулась в это болото. Я увязла глубже, чем Марина. Это она смогла уйти, потому что у нее не было целого выводка детей и новорожденной девочки. А для меня развод - непозволительная роскошь.
Миша не отпустит, раз я в приоритете.
А еще я боюсь, что Марина начнет меня уговаривать взять с нее пример и все простить блудливому мужу.
Только как простить? Где взять силы на искренность? Миша давно отравил нашу жизнь, впустив в нее любовницу.
Тут нечего прощать.
Остается только смириться, сделать глубокий вдох и устроить предателю настоящий ад. Пусть живет с осознанием, что я его больше не люблю. Пусть видит, как мне на него все равно.
От гибели любви рождается ненависть. И я могла бы возненавидеть Мишу от чистого сердца.
Но равнодушие - лучшая месть.
Уверена, что Бронский ждет от меня диких скандалов, громких истерик, тупых разборок. Этого не будет.
– Лена? - тихо шепчет Марина в телефонной трубке.
– Спасибо, но помощь не понадобится, - сухо произношу я и скидываю вызов.
– Я виделась с папой, - заявляет Наденька, когда я сажусь с новорожденной на руках в большую машину нашего семейного водителя. - Он спрашивал о тебе. Хочет увидеться уже поскорее! И хочет нашу Верочку на ручках подержать!
Задерживаю дыхание, усилием воли заставляю себя улыбнуться.
– У папы ноги в гипсе и на голове бинты, - с дрожью в тихом голосе добавляет Надя.
А я прикрываю веки, и перед глазами встает эта картина. Мой Миша… беспомощный, слабый и уязвимый.
Таким я его никогда не видела.
– Папа жив, и это главное, - бодро выдает моя мама, обернувшись к нам с переднего сидения. - А уж косточки срастутся. И будет опять вас на руках носить и пылинки с ваших плеч сдувать!
Прикусываю кончик языка до ощутимого дискомфорта. Нужно все рассказать маме про любовницу Бронского и внебрачного сыночка, чтобы не строила ложных иллюзий и не питала никаких надежд.
Настала моя долгожданная выписка из роддома. Скоро я с Верой окажусь дома, а кажется, будто в ловушке.
Спокойная жизнь для меня отныне закончилась.
И я прекрасно понимаю, что Гордей Петрович не просто так столкнул меня лицом к лицу с этой Ольгой. Старый червяк явно что-то подлое и безумное задумал. Знать бы глубину этого безумия, чтобы быть готовой…
Свекр точно не ожидал, что я начну рожать от стресса в тот злополучный вечер. Вера, нужно признать, меня прямо спасла!
Две недели меня никто не трогал, и я успела привести мысли и сердце в порядок. Теперь я подготовлена и не буду бестолку орать и ногами топать, тратя свои нервы. По крайней мере я очень постараюсь держать себя в руках, хотя совсем этого не умею. Обычно я вспыхиваю при первой же возможности, будто бензин!
Гена трогает машину с места и плавно выезжает с облагороженной территории роддома. Внедорожник мягко рассекает широкими колесами глубокую лужу, и сквозь приоткрытое окно я слышу, как плещется вода. Веет осенней прохладой, и я вытягиваю шею, чтобы подышать кислородом.
Я две недели не была на улице. Из своей палаты, считай, и не выходила. Сидела в четырех стенах, анализировала и осмысливала возникшую ситуацию, пытаясь предугадать, что меня ждет после выписки?
– Когда к Мише поедете? - спрашивает мама, обернувшись ко мне.
Ее взгляд такой ласковый и трепетный, что у меня внутри все болезненно вибрирует. Натянуты все струны души, и я ничего не могу с собой поделать. Я окутана холодным облаком тревоги.
Пожимаю плечами медленно и взгляд опускаю на Веру. Она спокойно спит у меня на руках.
– Вера еще очень маленькая, - тихо произношу я.
– Я посижу с Верой. Тебе, наверно, не терпится Мишу увидеть! Соскучилась? - эмоционально щебечет моя мама.
– Конечно! - поддерживает Надюшка. - И папа соскучился! А Веру с собой нужно взять. Папа ее увидит и быстрее поправится.
Прикусываю губу и тихонько выдыхаю весь воздух из легких. Кажется, что они болят.
Изо всех сил стараюсь улыбаться дочери, чтобы не накалять сейчас обстановку. А сама считаю минуты до приезда домой.
Сразу же вызову маму на серьезный разговор.
Понимаю, что она будет в шоке. И эта новость пронзит ее сердце ржавой иглой точно также, как когда-то пронзила мое.
Мама ведь Мишу тоже со школы знает. Она у него химию с седьмого класса вела. И ведь хвалила моего мужа, что он очень умный и целеустремленный.
Когда я замуж выходила, моя мама мне шепнула, что я сделала правильный выбор мужчины.
А теперь все обернулось непонятно чем.
Гена подвозит нас к воротам, и я первой распахиваю дверцу. Спешу оказаться дома, пока он у меня еще есть.
Надя быстро идет за мной, а мама не спеша плывет по участку.
Мальчишки сейчас в школе. Это Надюшку я с уроков отпросила, потому что она надрывно молила меня об этом. Хотела провести время с новорожденной сестренкой. И я сдалась, ведь дочери сейчас тоже не просто. Я знаю, что она за папу сильно переживает, хоть он и идет на поправку.
– А можно мне ее на ручки? - просит Надя, протягивая ладони к Верочке.
Я киваю, разворачивая выписной белый конверт с нежно-розовым бантиком.
– Какая хорошенькая получилась, - лепечет мама у меня за плечом. - Так на тебя маленькую похожа, Лена!
– И на меня? - шепчет Надя.
– И на тебя. Теперь у вас в семье три красавицы! Счастье то какое! - мама прижимает руки к сердцу, а голос ее от радости повышается на пару децибел.
– Мам, только без слез, ладно? - тихо произношу я. - Нам с тобой, кстати, нужно поговорить. Надюш, а сделаешь чай? Я так по сладкому соскучилась.
– А когда можно будет Веру на ручки взять? - не унимается дочка.
– Когда она проснется, - отзываюсь с доброй улыбкой.
– Ладно, - немного печально вздыхает Надя и выходит из комнаты.
Убедившись, что моя дочь спустилась по лестнице на первый этаж, я плотно закрываю дверь.
– Миша мне изменяет, - твердо говорю я, глядя маме прямо в глаза.
Она застывает, как статуя.
– Ты что такое говоришь? - шепчет после долгой паузы. - Лена…
– Говорю, как есть. Его любовницу зовут Ольга. И у них есть общий взрослый сын.
Глаза моей матери округляются, и между нами повисает напряженная тишина.
– Гордей Петрович привел вторую семью Миши ко мне, поэтому я разнервничалась тогда. Поэтому я родила недоношенную Веру! - с оскалом рассказываю я, а внутри поднимается болото злости.
– Миша не мог, - шепчет мама.
– Смог. Еще как смог! И теперь он считает, что я никуда не денусь и проглочу его измены.
Моя мама бледнеет. Кожа становится странного серого оттенка, и на ней отчетливо видна каждая старческая морщинка.
– Какой-то бред, - шелестит одними губами, почти беззвучно. - Миша не такой!
– Оказывается, Бронский обычный кобель, - пожимаю плечами, а сердце окутывает облако холода. - Я думаю о разводе, мама. Ты сама учила меня, что есть вещи, которые не прощают.
Больничная дверь скрипит петлями, и я слышу мягкие шаги. Шпильки осторожно клацают по полу.
С трудом поворачиваю шею. Боль адская. Никак не заживает, хотя раньше я думал, что раны на мне затягиваются, как на собаке, и мне все нипочем. Теперь лежу прикованный к постели, а за каждое малейшее движение приходится расплачиваться адской агонией.
– Я просил тебя больше не приходить, - цежу каждое слово сквозь плотно сомкнутые зубы.
Ольга останавливается в двух метрах от моей койки. Тревожно поджимает губы и переминается с ноги на ногу.
– Миш…
– Я не хочу разговаривать, - поворачиваю голову в исходное положение, едва поморщившись от новой волны боли, и пялюсь в потолок.
Если бы я только мог подняться с койки, за шкирку бы выкинул эту дрянь за дверь. Или в окно, чтоб наверняка. Моя палата как раз на восьмом этаже.
– Миша… - слезливо тянет Оля, нервничает, перебирая в пальцах ремешок своей сумки. - Не злись на меня. Я ведь не виновата!
Возможно и так. По большому счету во всем виноват мой отец, которому я доверил слишком большую тайну, не подумав наперед. Если бы я держал язык за зубами, папаша никогда не узнал бы ни про Олю, ни про Женю.
Но я решил покаяться хоть кому-то в своем грехе.
И я помню, что в тот вечер знатно налакался с Макаром коньяка - отмечали большую сделку, которую мы заключили с иностранцами.
Потом Макар поехал к любимой жене под бок, а я к отцу.
Ввалился в его особняк и с порога заявил, что скоро у меня родится сын в теплом городе Сочи. С гордостью себя в грудь ударил, что заделал еще одного пацана, а потом осел на диванчик при входе и обреченно завыл от осознания собственной никчемности перед женой.
Для отца эта новость стала еще одним козырем в рукаве и средством манипуляции.
Он не любил Елену.
Был против нашего брака.
И мне пришлось бодаться с отцом, чтобы жениться по любви. Как мой старший брат.
Только вот Макар выбрал безропотную Марину, которая трепетала перед нашей семьей, а я захотел себе изворотливую фурию в ангельском обличии.
Лена умеет притворяться, но моего отца не проведешь. Он знал, что я хлебну горя с такой супругой.
А горя я хлебнул вовсе не из-за Лены.
– Миша, не прогоняй меня, - просит Ольга с тихой мольбой и подходит ближе ко мне.
Чувствую, как ее холодные после улицы пальцы касаются моей руки. Ком встает в горле, а по коже скользит неприятный холод. Проникает в мои вены, и кровь стынет в жилах.
– Я не разрешал тебе приезжать, - голос гневным рыком прокатывается по тесной палате. - Ты должна была сидеть на жопе ровно! Должна была слушаться меня, а не моего отца!
Смотрю на Ольгу разъяренным взглядом, и сердце сильнее долбить начинает от гнева. Эта гадина высунулась из своей теплой и уютной норы, которую ей обеспечил я. Вышла в свет, показала себя Лене, наплевав на наш договор.
– Но Гордей Петрович сказал, что ты в предсмертном состоянии, - тихо шелестит Ольга.
Хорошо, что я не могу встать с койки. И, кажется, Ольга этим пользуется. Мне ее не прогнать. В этом сейчас моя слабость.
А орать, вызывать охрану, приказывать крепким парням избавить меня от общества этой бабы не хочется. Пойдут лишние разговоры.
Ее прикосновение доводит меня до бешенства. Резко убираю свою руку и смотрю на Ольгу прямым и тяжелым взглядом.
– Я думала, что тебе совсем плохо, Миш. Я приехала, потому что…
– Ты ждала, что я сдохну? - мускулы на лице с болью напрягаются в безумной улыбке.
– Н-нет, - заикнувшись, качает головой.
– Думала, что я сдохну. Испугалась, что останешься без содержания, а Женя пойдет по твоим стопам. Станет каким-нибудь аниматором для туристов.
– Миша…
– Ты нарушила наш договор, - мрачно произношу я. - Поверь, ничего хорошего тебя теперь не ждет.
Ольга пускает слезу. Очень показательно дрожит ее подбородок. Вот-вот сорвется в истерику, держится из последних сил.
Плевать я на нее хотел. Пусть плачет, ноет, скулит. Главное, не при мне.
– Убирайся, - гневным рыком прокатывается под потолком мой голос так, что пространство вокруг сотрясается.
– Я приехала, потому что переживала за тебя! - пищит Ольга. - Я любила тебя! И сейчас… - сглатывает ком в горле, морщится. - И сейчас я тебя люблю!
Закрываю глаза и шумно дышу. Слушать не желаю все эти речи про большую любовь.
Меня ее ласковые слова доводят до изжоги.
– И я готова принимать тебя любого! - Ольга бьет себя в грудь. - Ты ведь понимаешь, что Лена…
– Не смей произносить ее имя своим поганым ртом! - шиплю сквозь зубы, сжимая пальцами простынь под собой.
Ольга накрывает лицо руками, ее плечи дрожат.
– Я всегда была второй. Запасным аэродромом. Была той, кто примет, поддержит. Я жила в тени твоей супруги, ждала тебя, скучала и надеялась, что однажды ты придешь не просто к сыну. Я все эти годы ждала, что ты останешься со мной! - каждое слово дается Ольге с трудом, будто в ее горле застревают опилки.
– Я тебя об этом не просил, Оленька, - растягиваю губы в безжалостную улыбку.
Она ведь именно этого и ждет - что я пожалею ее. Пожалею и разрешу остаться.
– Что ты будешь делать, когда тебя выпишут домой? Миша, да твоя красавица-жена палец о палец не ударит! Кто будет за тобой ухаживать, ты подумал? Лене ты такой будешь не нужен! Она от тебя уйдет!
И Ольга, и мой отец считают, что Лена подаст на развод и не станет возиться с инвалидом.
После выписки меня ожидает инвалидное кресло и долгая реабилитация.
И я знаю, что Лена не ушла бы от меня, будь это единственной проблемой. Моя женщина боролась бы за меня до последнего. Сделала бы все возможное, чтобы вернуть мне возможность ходить.
Лена бы не ушла, не будь я изменившей скотиной.
– Если Лена решит уйти, я лучше найму сиделку, чем буду с тобой, - заявляю я жестко и прямо.
Мама смотрит на меня округленными глазами, полными шока и ужаса. Прижимает пальцы к побледневшим губам, медленно моргает, а затем нервно заправляет за ухо небрежную прядь волос.
– Ты думаешь… о разводе? - переспрашивает, будто не расслышала с первого раза.
Но я точно знаю, что она все прекрасно услышала, просто осознать такую новость крайне сложно.
Я и сама не до конца представляю, как это - развестись с мужем, влияние и власть которого распространилась на все сферы моей жизни. Факт очевиден - я без Миши никто.
Просто тень. Серая масса.
Это он своей любовью возносил меня до небес и делал особенной женщиной в жестоком мире элиты.
Без Бронского я пустышка, нарожавшая целый выводок, но не способная содержать собственных детей на привычном для них уровне самостоятельно.
Прикусываю губу и чешу лоб ногтями до красных отметин.
С младенцем на руках, без собственных средств к существованию - я в ловушке. Есть у меня кое какие сбережения, но этого едва ли хватит на приличную жизнь, не говоря уже о каких-то благах, что окружали меня в браке с Мишей.
Я в золотой клетке без права голоса. Вот чего мне стоила безусловная любовь к Бронскому.
– Я… понимаю… ты только родила, сейчас тебе нужно сконцентрироваться на нашей Верочке. А потом и она подрастет, и Миша поправится. Вы все обсудите и… он… он…
– Перестань подбирать слова! - грозным взглядом сверкаю в сторону матери. - Всё очевидно. Из меня сделали куклу, которой можно и изменять, и лгать годами. Я не оставлю этого так, я через такое не перешагну!
А голос так и норовит сорваться. Приходится отвернуться от мамы и задержать дыхание, чтобы не скатится в истерические вопли и не начать стучать себя в грудь в порыве праведной ярости. Чувствую, что кончики ушей горят, и мои щеки краснеют.
Прикладываю к ним тыльные стороны ладоней и тушу в себе злость и гнев.
– Лена, я знаю, как тебе больно…
– Не знаешь.
– Ладно, не знаю, но могу представить, - мягко шепчет за моей спиной. - Но сейчас нельзя просто взять и пойти разводиться. Миша попал в беду, а ты его женщина и…
– Должна заткнуться, да? - фыркаю, опустив голову.
– А ты умеешь? - слышу в ее голосе добрую улыбку.
Медленно оборачиваюсь через плечо, и наши взгляды встречаются. Мой - дикий, отрешенный и обезумевший от боли. И ее - нежный, любящий и тревожащийся.
Только за меня ли она тревожится? Я то как-нибудь переживу, а за Мишей, скорее всего, особый уход нужен будет. Как я могу оставить нуждающегося во мне человека?
– Я только один совет дам, Лен. Не руби с плеча! Жизнь довольно странная и непредсказуемая, никогда не знаешь, где споткнешься и лоб расшибешь! - уверенно и легко выдает мама.
Хмурюсь. Знаю, что она права. Жизнь и правда порой такие сюрпризы преподносит, сначала до небес возносит, а затем разбивает с разгона в лепешку.
– Ты на моей стороне? Или… - свожу брови на переносице, хмуро всматриваясь в ее лицо.
Мама - само спокойствие. Ресницами похлопала и пришла в себя, а я все еще не могу свыкнуться с мыслью, что мой муж оказался самым настоящим гадом.
– Я на твоей стороне. Нужно будет начистить Бронскому морду - зови! Но сначала разберись во всем.
Прикусываю кончик языка и отхожу к окну. Скрещиваю руки на груди и всматриваюсь в пожелтевший сад. Небо темнеет, скоро будет дождь.
Нужно готовить обед для сыновей или заказывать доставку.
Жизнь продолжается несмотря на обстоятельства.
Телефон вибрирует в кармашке, и я быстро достаю его.
– Это Миша, - шепчу.
– Я не буду мешать вам общаться, - выдает мама и быстро поднимается с места. - Пойду займу чем-нибудь Наденьку. И… постарайся громко не кричать, ладно?
Закатываю глаза под веки от недовольства.
Оставшись с Верой наедине, я принимаю вызов.
– Лена… ты дома? Все хорошо?
– Ну как тебе сказать, - даже не скрываю, что злюсь.
– Сегодня мой папаша припрется к вам на ужин, - осведомляет меня Миша как о чем-то повседневном.
Шумно втягиваю воздух носом. Он кажется вязким и наэлектризованным. Меня окутывает облако тревоги и холода.
– Я не хочу его видеть! - каждое слово сквозь зубы произношу.
– А я не могу его остановить. Я прикован к этой чертовой койке! - рявкает, а затем молчит и прерывисто дышит в трубку.
Знаю, что ему больно, поэтому закрываю глаза и глушу в себе вспышку гнева. Нельзя быть глупой истеричкой. Я себе обещала!
– Послушай меня, - требовательно просит мой муж. - Никакие документы не подписывай. И постарайся не вестись на его провокации. Я все решу, Леночка. Очень скоро я все решу.
Чем ближе вечер, тем неспокойнее у меня внутри. На груди будто тугими канатами стягивается тревога, но я стараюсь внешне этого не показывать.
В доме затишье. И кажется, что это затишье перед бурей, ведь скоро сюда явится мой свекр, и тогда никому не сдобровать.
Гордей Петрович уже промыл мозги Денису. Да так хорошо, что мой сын выбрал оправдывать измены своего отца и в открытую мне заявил, что просто так Миша бы не предал меня.
Что касается Арсения и Артемия, то они пока ведут себя обыденно. И я первая не лезу к ним с вопросами про их внебрачного брата Женю.
Наденька расставляет на столе тарелки, пока я перекладываю салат из контейнера в большую прозрачную салатницу.
Ни сил, ни желания готовить самой нет никакого, и я просто заказала доставку.
– Чем еще помочь? - дочка осторожно заглядывает ко мне на кухню.
– Переложи рыбу на тарелку, - отзываюсь я не поднимая взгляда.
Несу салатницу на стол.
– Мам, я уже такой голодный, - Арсений проходит мимо меня с планшетом в руках.
– Я тоже, - вторит ему Артемий, голодными глазами смотря в миску с салатом. - Скоро уже за стол?
У моих мальчишек всегда был хороший аппетит.
– К нам должен приехать дед, - отвечаю сыновьям.
– Зачем? - ревко звучит голос моего старшего сына.
Я медленно поворачиваю голову, и под пристальным и темным взглядом Дениса чувствую себя совершенно беззащитной. Он сидит возле детской люльки, где спит Верочка, и сейчас старший сын слишком сильно похож на своего отца.
Такой же серьезный и сосредоточенный, а между бровями пролегает темная складка.
– Деду здесь делать нечего, - сурово произносит Денис.
– Ну мы же не можем его не впустить, - оставляю салатницу на столе.
К большому сожалению, Гордей Петрович даже разрешения спрашивать не будет. Войдет в дом, как полноправный хозяин, а если я закачу скандал и попытаюсь его выгнать - мне же хуже будет.
Арсений и Артемий нетерпеливо вьются возле стола.
– Лишняя нервотрепка. Дед сейчас выжмет из тебя силы, которые ты должна тратить на Веру, - слишком рассудительно говорит мой старший сын суровым тоном.
Надя несет на стол красную рыбу, запеченную с грибами и сметанным соусом. Запах такой насыщенный и приятный, что слюна во рту скапливается.
– Да ладно, пусть дед с нами поужинает, - выдает Артемий.
Я поджимаю губы.
Мальчишки хорошо ладят с Гордеем Петровичем, и для них совместный ужин с дедом - обычное мероприятие. Но для меня это самое настоящее испытание. Тем более Миша предупредил, что его отец наведается к нам в гости. Значит, приедет свекр не просто так.
И я жду его появления, как неизбежной расплаты за тяжелое преступление. Будто на меня повесили все смертные грехи, и теперь меня ожидает не меньше, чем смертная казнь.
И он появляется на пороге в черном строгом костюме и недовольной физиономией. Подходит к детской люльке и пристально смотрит на Веру, пока я стою в стороне и молчу, сложив руки под грудью в защитном жесте.
– Вера-а-а, - тянет Гордей Петрович, а потом поднимает на меня орлиные глаза с прищуром. - Вера, надежда… любовь, - хмыкает он. - Что, Лена, пойдешь за еще одной дочкой?
Мальчишки переглядываются, а Надя жмется ко мне.
– Возраст не позволит, - отзываюсь я, натягивая мягкую улыбку.
Пережить один вечер, а дальше… Миша обещал все решить.
Я жду с замиранием сердца его возвращения из больницы. Да, пусть мой Бронский оказался предателем, но я теперь точно уверена, что он не оставит меня и детей в плачевном положении, а будет защищать. И мне нужно его покровительство, так что сначала переждем бурю, а потом спокойно разведемся, как взрослые люди.
– Да ладно уж прибедняться, - Гордей Петрович коварно улыбается. - Родила пятого, родишь и шестого.
– Я сама решу, сколько мне рожать, - отвечаю я холодным тоном.
– Никто и не сомневается, - продолжает ухмыляться мой свекр. - Ты никогда не спрашивала у Миши, хочет ли он еще детей. Просто ставила перед фактом.
Закрываю глаза и медленно выдыхаю, уговаривая себя не ломать дров и молчать. Чаша моего терпения почти пуста, но мне нельзя срываться сейчас. Я обещала себе почаще включать голову и не быть психованной истеричкой, какой меня воображает Гордей Петрович.
Мы садимся за стол. Мальчишки сразу набрасываются на рыбу, будто их неделю не кормили. Уплетают за обе щеки.
– Что за рецепт? - интересуется свекр, пробуя маленький кусочек.
Морщится, будто ему лимон подсунули. А я смотрю на него через весь стол, как на врага. Враг он и есть! И он решил негласно объявить мне войну.
– Я заказала доставку из ресторана, - отзываюсь тихо.
У меня кусок в горло не лезет и аппетита совсем нет, но я все же показательно засовываю вилку в рот. Рыбка нежная, грибы в сливочном соусе идеально ее дополняют, а капля кислинки растворяется во рту пикантным послевкусием.
– А что сама не приготовила? - Гордей Петрович выбирает для меня снисходительный тон, будто общается с блаженной дурочкой.
– Мама только родила. Не до кулинарных подвигов сейчас! - вклинивается Денис, сверкая злым взглядом в сторону деда.
Поджимаю губы, и в ушах начинает неприятно звенеть.
– Как дела в школе, Денис? - переключается свекр.
– Все зашибись, - шипит мой сын.
– Во как, - свекр приподнимает бровь. - А что за тон такой? Где уважение к старшим?
Надя взволнованно смотрит на Дениса, который стискивает в руках вилку до побелевших костяшек , затем на деда с насмешливым взглядом. Все за столом ощущают это напряжение, игнорировать его становится все сложнее.
У меня по спине катится капля холодного пота.
Проявить благоразумие сложно, когда ты не знаешь, чего ожидать.
И я все жду, когда же будет “самое интересное”. Гордей Петрович приехал не просто так, чтобы посидеть с нами за общим столом и поесть мою еду. Мерзкий старикан задумал что-то грандиозное и злое.
Я смотрю на него исподлобья диким и отчаянным взглядом, а в голове звучит голос Миши - не ведись на провокации и не подписывай никакие документы.
– Мам… - осторожно произносит Денис, а затем его ладонь едва ощутимо накрывает мою руку.
Одергиваю ее, откладываю вилку в сторону и встаю.
– Ну давайте поговорим, Гордей Петрович, - резко произношу я.
Его губы искривляются в подобии устрашающей улыбки, от которой у меня сводит желудок.
С такими людьми, как он, нужно быть осторожной и сдержанной, а у меня внутри все бурлит черной злобой. Ужасный человек - мой свекр. Самый настоящий черт, пронырливый и дикий.
Проходит мимо меня в кухню, прикрывая за собой двери. Я останавливаюсь возле окна, опираюсь на подоконник и молчу.
– Я понимаю, что тебе страшно, - заявляет свекр. - Боишься меня?
– Вас? Нет, вас я не боюсь.
– А зря, - он стучит пальцами по подоконнику барабанную дробь.
Мое сердце ускоряется, и сдержать его не получается. Я боюсь не Гордея Петровича, а своего будущего. Уязвимое положение вечной декретницы сделало меня слабой и беспомощной. И сейчас у меня на руках новорожденная Вера, которая была желанным ребенком, а стала якорем.
Все дети - это якоря, пригвоздившие меня к семье Бронских и не дающие мне развернуться и уйти с гордо поднятой головой.
– У меня к тебе предложение, Лена, и я бы на твоем месте не спешил отказываться, - произносит мягче, и даже взгляд его становится теплее.
Скрещиваю руки под грудью.
– Что за предложение?
– Я куплю тебе дом. Большой, красивый, какой ты сама выберешь. Обеспечу все блага, о каких попросишь. Машину, водителя если надо. Назначу тебе содержание.
Он говорит вполне серьезно, и мне даже страшно представить, что он попросит взамен.
– Мне ничего от вас не нужно, - произношу сухо.
– Я же сказал, не торопись с решением!
– Я даже обсуждать это не хочу… - выдыхаю в его лицо.
– Эх, Лена… Я то думал, хоть одна моя невестка имеет каплю гордости, а ты такая же, как Марина. Ты тоже проглотишь измену, заткнешь свою женскую гордость. Может, еще и Женю в семью примешь? Удивишь меня?
По ногам гуляет сквозняк, и мне холодно.
Я не осуждаю Марину за то, что она простила мужа. Они сейчас выглядят вполне счастливыми. И у Марины теперь есть бизнес, а ее муж перестал общаться с отцом, оградив свою женщину от влияния полоумного старика.
– Я останусь рядом с Мишей пока он во мне нуждается, - заявляю я.
А сердце удар пропускает.
Миша и правда будет во мне нуждаться, когда вернется из больницы. И прежде чем искать в муже защиту и опору, мне нужно подумать и об этом тоже.
– Это ты нуждаешься в нем, - пресекает меня строгим взглядом Гордей Петрович. - Не думала, что будет, если он выберет Ольгу? Захочет в итоге остаться с ней.
– У него был выбор все эти годы. Он мог уйти от меня в любой момент и быть с Ольгой. Но Миша выбирал меня!
– Выбирал, - кивает. - Но ситуация изменилась. Пока ты точишь обиду и гниешь от боли, она ухаживает за ним в больнице. Ольга рядом с ним, пока тебя нет. И Миша может снова полюбить ее, как пятнадцать лет назад.
В груди растекается страшная агония. Мне хочется убедить себя, что свекр лжет! Специально выводит меня на эмоции, провоцирует ревность, пытается надавить на самое слабое и уязвимое.
Но Миша уже изменял мне с Ольгой. И у них есть плод “любви”.
– В любом случае, я буду разговаривать с Мишей о своей дальнейшей судьбе, а не с вами, - нахожу в себе силы отвечать достойно.
– А если он выпнет тебя под зад? Утилизирует за ненадобностью, и ты останешься на обрыве жизни.
На обрыве я быстрее остнусь, если поведусь на провокации Гордея Петровича.
– Мне нужно беречь нервы, я кормящая мать, - скалюсь я. - И я не собираюсь с вами что-либо обсуждать.
– Уже обсуждаешь, Леночка. Я дам тебе время, чтобы ты подумала. Должна же быть в тебе гордость? Или ты тупая овца, закрывающая глаза на потрахушки мужа, в которых ты не участвуешь?
Сильнее стискиваю челюсти.
Забрать детей и уехать подальше от неверного мужа, а потом подать на развод - вполне себе нормальное решение. Я не обязана переживать за гнилого человека, который не только предал меня, но и вытирал об меня ноги долгие годы своим молчанием.
Я жила во лжи.
Варилась в этой грязной жиже, ничего не подозревала. Любила.
Я отдала всю себя мужу и детям. Посвятила жизнь семье. И я об этом не жалею, потому что сама всегда так хотела.
Но теперь вся эта “семья” отдает чем-то зловонным и липким.
– У тебя и дочерей будет все, - произносит свекр. - Я позабочусь об этом, и даже когда меня не станет ты будешь в безопасности. Со своим домом и при деньгах.
– А мои сыновья? - уточняю я, будто собралась принять щедрое предложение свекра.
– Будут навещать тебя, - выдает Гордей Петрович.
Можно ли переиграть дьявола? Прожженного и лютого, ненавидящего всех вокруг?
Едва ли.
Это не моя война, и я в ней лишь пешка. Корни уходят намного глубже, чем я могу себе представить.
И мне кажется, что Гордей Петрович играет не против меня.
– Мне нужно время, чтобы подумать, - твердо заявляю я. - А сейчас я пойду за стол, если вы не против.
– Я скоро вернусь из больницы. Эти гады хотят держать меня тут до полного восстановления, но у меня есть дела поважнее! - голос Миши звучит зыбко и тяжело. - Не вздумай ему верить, Лена! Ты сама прекрасно понимаешь, что мой отец - самодур и сволочь. Мы с тобой в одной лодке, и я… я тебя люблю. Ты можешь опереться на мое плечо, если посчитаешь нужным.
Он говорит вполне искренне, и мне хочется верить мужу. Хочется вычеркнуть из жизни Ольгу и Женю. Не знать о них.
Но я знаю. И это отравляет меня изнутри. Я хочу, чтобы Миша был в моей жизни наказанным козлом, которого настиг бумеранг и врезал ему по больному, но он не должен остаться инвалидом. Не такой судьбы я ему желаю.
Мое сердце болит за Бронского, прикованного к больничной койке, даже после всего, что он натворил. Мне хочется наказать предателя своим безразличием и разводом, но я не смогу остаться безучастной, когда его привезет домой наш водитель.
– Я решаю вопрос. Скоро мой папаша не сможет влиять на тебя и детей. Ты только верь мне.
Закрываю глаза и просто выдыхаю, а внутри все сжимается и кровоточит. Эти раны на сердце оставил Миша своей изменой. Я не знаю, как такое прощать и где брать силы, чтобы смотреть в его глаза без ненависти и презрения.
И я не знаю, как оставить мужа в инвалидной коляске и уйти от него навсегда.
Какой пример я покажу детям, если брошу мужа в таком положении?
– Завтра ко мне приедет человечек, поможет оформить на тебя квартиру. Ты с детьми уедешь туда на время. А если кто-то из сыновей будет возмущаться, я сам лично надеру ему зад! - грозно выдает Миша. - Что ты молчишь, Лена?
– Я не знаю, что тебе сказать. Все это происходит сейчас по твоей вине.
Чешу лоб ноготками и прикусываю язык. Мои слова прозвучали слишком двояко, и я не успела их заранее взвесить.
Я будто обвиняю Мишу не в том, что он изменял мне, а в его беспомощности после аварии. Стыдно.
Ладно, я хотя бы не закатываю истерики и не объявляю бойкот. Это было бы по-настоящему глупо с моей стороны.
– Я виноват. И нет больше смысла отнекиваться. Да! Есть за мной грешок, но…
Замолкает.
– Хотя какие могут быть “но”? Это не телефонный разговор.
Я вновь тяжело вздыхаю.
Верочка в детской кроватке начинает ворочаться. Бросаю короткий взгляд на часы. Одиннадцать часов ночи уже. Моя малышка проголодалась и скоро раскричится, если я не приму меры.
– Мне пора, - сообщаю мужу и собираюсь уже оборвать звонок.
– Ле-е-ен, - ласково тянет он. - Ты хотя бы фотку Верочки пришли, ладно? Я понимаю, что ты меня, скота такого, видеть не желаешь, но меня напрягает, что я до сих пор свою девочку не видел.
– Пришлю, - обещаю я, а губы вздрагивают в улыбке.
Прикладываю полусонную дочку к груди, а сама отсылаю Мише пару снимков.
Миша: “Такая сладкая”
Смотрю на экран мобильного и улыбаюсь.
Все должно сейчас быть не так.
Миша должен быть рядом. Он - мой мужчина, только мой, заботливый и любящий отец, который ценит, оберегает, и уважает меня, как мать и как женщину.
Но это все останется моей влажной фантазией, потому в реальности мой муж - предатель, безжалостно пустивший мне дозу яда по вене пятнадцать лет назад.
Да, он не собирается оставлять меня на расчленение своему отцу. Будет защищать. Но что с этого? Это не перекроет предательство и не избавит меня от вечных мыслей про Ольгу и их общего сына.
Может, Миша и правда решит сдаться ее чарам? Однажды проснется и выберет ее. А меня вытолкнет из своей жизни безжалостно, как лишний мусор. И я останусь совсем без защиты с пятью детьми.
“Наследство” передет Жене, а мои сыновья останутся за бортом.
Мне нужно что-то предпринять, чтобы саму себя защитить, не на кого не надеясь.
И я знаю женщину, которая недавно также как и я пережила предательство мужа.
Марина. Жена Макара. Сейчас у нее свой довольно крупный бизнес, в котором она растворилась. Как то же она смогла раскрутиться на нижнем белье? Теперь она от мужа не зависит, и в случае чего ей уходить будет не страшно. Но когда Марина уходила от Макара, у нее ничего не было.
Прикусываю губу, смотря в лицо спящей Веры. Она все еще висит на моей груди, но уже не ест. Я не рискую перекладывать ее в кроватку, может проснуться в любой момент.
Пусть побудет у меня на руках.
К Марине я могла бы обратиться, но теперь мне невыносимо тошно от мысли, что она простила измену.
Она простила, а у меня от мысли, что я тоже дам слабину и останусь вместе с предателем жгучая боль в грудной клетке, словно так вакуум.
Я воспринимаю воссоединение с изменщиком, как высшую степень женской слабости и беспомощности. Но Марина уже не была беспомощной, когда приняла решение вернуться к Макару.
Закрываю глаза и выгоняю эти мысли из своей головы. Не в моем праве осуждать кого-то и лезть в личное.
Нужно сконцентрироваться на себе и что-то придумать. Я должна буду уйти от Бронского с наименьшими потерями для своих детей.
А сделать это ой как не просто.
Уверена, Миша вспыхнет синим пламенем ненависти, как только я заикнусь про развод. Он разозлится и меня уничтожит.
– Михаил Гордеевич все для вас подготовил моими руками, - Аркадий Игоревич протягивает мне ключ от квартиры и торжественно улыбается.
– Спасибо, - роняю я, опуская глаза в пол.
Надя, Арсений и Артемий сейчас со мной. Стоят за моей спиной и нетерпеливо перешептываются. Мальчишки боятся, что папа о них не позаботился должным образом, и в новой квартире им придется делить одну комнату на двоих.
А я прикусываю губу до боли и прижимаю к себе Веру покрепче. Сердце того и гляди из груди выпрыгнет.
При входе в подъезд я увидела оборудованный пандус для инвалидных колясок, и мне резко стало тяжело дышать, словно весь воздух выбили из груди и перекрыли доступ к кислороду.
Рука дрожит, когда вставляю ключ в замочную скважину.
Наша новая квартира на втором этаже. Мы поднимались по лестнице, но рядом большой лифт, как раз рассчитанный для инвалидов-колясочников.
Проворачиваю ключ, задержав дыхание.
Стараюсь уговорить свое сердце биться помедленнее, но оно не собирается меня слушать. Долбит и долбит, разгоняя горячую кровь по венам.
С ума сойти можно от напряжения.
Я ведь все еще не могу поверить, что Миша лежит в больнице. Я его так и не видела после аварии. Операция, потом реанимация, меня отослали домой, так и не пустив к мужу.
А потом любовница, горькая правда, преждевременные роды и… тишина.
Миша словно уехал в долгосрочную командировку, а не в больницу. А те страшные часы, проведенные в ожидании приговора для Бронского, стерлись из памяти.
Распахиваю дверь и вхожу в просторную квартиру. Большой коридор с встроенным в стену шкафом сразу бросается в глаза. Стены светлые, на полу гранитная плитка. Рядом с обувницей четыре пары домашних тапочек. Мои - розовые.
– Михаил Гордеевич просил, чтобы я показал каждый уголок квартиры, но, думаю, это лишнее, - тихо басит Аркадий Игоревич.
Он главный по охране у моего мужа. Можно сказать правая рука.
– Ого! Мам, смотри! - Артемий уже успел пролететь вглубь квартиры и распахнуть одну из дверей.
– Что там? - Надя спешит за братом. - О, аквариум! Мам, ты видела?
Аквариум?
– Ваш муж просил поставить в вашу спальню, - сообщает Аркадий Игоревич. - Говорят, наблюдение за рыбками успокаивает психику.
– Думаете, мою психику нужно успокаивать? - недобро улыбаюсь.
Аквариум… это очень в стиле Миши.
– Я всего лишь исполнял поручения босса, - мужчина разводит руками и неловко мне в глаза заглядывает.
А я выдыхаю. Обещала себе не быть язвой - не буду. Уж не на охраннике мне свою нерастраченную злобу спускать надо.
Дети разбредаются по большой квартире, изучая каждый уголок. А я заглядываю в свою спальню, замираю возле аквариума с рыбками. Золотые и пузатые, с пушистыми хвостами. Их три. Плавают себе мирно, выпучив лишенные разума глаза.
Чем-то эти рыбы мне напоминают Ольгу. Такие же скользкие и бестолковые.
– Аквариум нужно убрать, - сухо сообщаю Аркадию Игоревичу, что замер на пороге моей спальни, и отворачиваюсь, подхожу к детской кроватке.
В ней розовый пледик и белоснежная подушка для Верочки. Кладу ребенка, нежно улыбнувшись. Вера хмурится, будто готовится заплакать.
– Тебе тоже рыбки не понравились? - интересуюсь у серьезной малышки.
Вера находит взглядом цветной мобиль. Щелкаю кнопку, и мишки начинают медленно кружится под певучую колыбельную.
– Аркадий Игоревич, а вы знали про Мишину вторую семью? - оборачиваюсь через плечо, глядя на охранника мужа.
Он бледнеет от моего вопроса. Ежу понятно, что знали все приближенные.
А я не еж. У меня и колючек сейчас нет. Я их прячу, чтобы моим детям спокойнее было.
Голоса детей доносятся из глубин дома, и я уверена, что никто не услышит наш с Аркадием Игоревичем разговор.
– Вы знали? - жестче спрашиваю я.
Он кивает.
Чего и следовало ожидать. Возвращаю взгляд на Веру, а внутри все дрожит. Идиотка я, и этим все сказано.
– В верхнем ящике стола документы на эту квартиру. Она ваша. Дети проинструктированы о правилах нераспространения нового адреса. А Михаил Гордеевич постарается заехать в гости, как только это станет для него возможным.
Тревожно от слов Аркадия Игоревича.
Я должна радоваться. Новая квартира - это хорошо. Чудесно! И спальня моя мне нравится, за исключением аквариума. И дети, вроде, довольны, раз все еще не прибежали ко мне с криками и психами.
Но что-то стягивается внутри, звенит и гудит. Вроде все логично - мы прячемся от Гордея Петровича и его влияния. Миша так это преподнес.
Но что, если мой муж просто решил почистить наш общий дом от меня и детей? И мое место там вскоре займет ядовитая сочинская кобра?
Хочу убедить себя, что мне нет дела до отношений Миши и Ольги, и не тратить силы на пустую ревность. Но в груди отчаянно жжет.
А еще это несправедливо, если она займет мое место хозяйки в шикарном доме, а я и пять моих детей будем ютится в квартире, словно нас в ссылку отправили.
Я не могу перестать искать подвох.
– Я хочу видеть тебя. Сегодня! - произношу грубо, потому что не могу сдержать свои эмоции.
Отец опять довел меня по телефону. Только он умеет выкручивать мозги до предела, как никто другой.
И я хорошо понимаю Макара, который отказался от своей доли в бизнесе. Выбрал размеренную и спокойную жизнь без сумасшедшего старика, не зассал, не запаниковал, а просто достал свои железобетонные яйца и слился.
А я… я теперь прикован к койке вместе с яйцами и гордостью.
– Хорошо, заеду, - сухо бросает отец. - Но ты бы задумался, Миша. У твоего Дениса шерсть дыбом встает, когда я начинаю его воспитывать, а Женя…
– Замолчи ради Бога…
– Жене скоро пятнадцать лет! Его нужно брать под свое крыло, понимаешь? Парень не промах, хватка железная!
– Я сказал, это даже не обсуждается! - срываюсь на крик.
Телефон летит в сторону.
Падает на пол.
Вызов обрывается.
– Черт проклятый! - рычу я, поворачивая корпус в сторону.
Боль сдавливает грудину, и дыхание перехватывает. До телефона я самостоятельно не дотянусь. Ну и хрен с ним!
По коридору раздается стук каблуков. Узнаю по ритму шагов, что это Ольга. Ее в мою палату носит с завидной регулярностью. А я хотел бы видеть Лену.
“Я хочу видеть тебя сегодня” - эту фразу я должен сказать жене, а не отцу.
Но я не могу. Потому что знаю, что Лена ко мне не приедет. Я ее предал, это раз. Два - мой папаша втягивает ее в свои игры, стараясь задвинуть на второй план.
– Мишенька, - Ольга осторожно открывает дверь в мою палату. - Ты не спишь?
Крадется, как мышь. Или как крыса. Мягко ступает на мысочках к моей койке, чтобы каблуками не цокать.
– Мишенька… - шепчет приторным голосом.
– Я сплю, - вру я.
– Ты телефон уронил? - улыбается Ольга и поднимает мой мобильник.
Кинув короткий взгляд на экран, поджимает губы и кладет его мне под руку экраном вниз.
– Я тебе супчик сварила. С форелью и грибами. Гордей Петрович сказал, что ты такой любишь.
– Оль, уйди пожалуйста, - устало вздыхаю я. - Иначе я охрану попрошу тебя вывести и больше не впускать.
– Гордей Петрович будет возмущен, если ты…
– Да срать я хотел на Гордея Петровича! - ору грубо и громко, нервы сдают.
Я нахожусь в незавидном положении. Еще никогда я не был таким жалким и слабым. Беспомощный клоп, бесполезный овощ. Лежу тут с парализованными ногами, а жизнь утекает сквозь пальцы.
Мне нужна Лена.
Я хочу ее увидеть так, что эта необходимость физически чувствуется. Зудит под ребрами, пульсирует, болит. Хочу увидеть, прикоснуться.
Вдохнуть запах ее кожи до боли, до ломоты, до судорог.
– Зачем ты так… - шепчет Ольга, касаясь моей руки своими пальчиками.
Меня начинает трясти.
– Пошла ты, - одергиваю руку.
– Я ведь так стараюсь… а ты ведешь себя, как хамло бессердечное! Разве так можно, Миша? - пускает слезу.
В коридоре раздается звук приближающихся шагов. Дверь скрипит петлями.
В палате появляется Женя с пластиковым стаканчиком в руках.
– Привет, па, - салютует мне, а затем протягивает стаканчик Оле.
Всматривается в ее лицо хмуро. Переводит взгляд на меня.
– Вы опять ругались? - интересуется строго.
– Нет, - пикает Ольга в ответ. - Просто папа не в духе…
– Да! - рявкаю я. - Твоя мать никак не может понять, что мне в зад не уперлась ее забота! Прицепилась, как клещ!
Женя напрягает губы, а его брови сходятся на переносице. Он ведь на ее стороне. Она его мать. И Женя считает, что всем теперь рулит дед.
Уж Гордей Петрович охрененно постарался, плетя свою паутину из моей судьбы. Думает, что сам может решать, как мне продолжить жить после выписки из больницы.
Старый понимает, что я не ретируюсь, как Макар. Не достану из закромов железобетонные яйца и не свалю в туман строить свое тихое счастье с женщиной, неугодной для моего отца.
Я практически инвалид. Благо хоть мозги на месте. В остальном - можно списывать со счетов.
Ниже пояса ничего не чувствую.
Я теперь марионетка. Кто за нитку дернет, тому и покорюсь.
– Ты ведь должен понимать, что мы здесь для помощи, а не для войны, - произносит Женя, глядя на меня сверху вниз.
Щенок, возомнивший себя на вершине жизни. Он под покровительством деда! Лидер, мать его, среди внуков.
Накрываю лицо рукой.
– Я не хочу вас видеть, - голос вибрирует от гнева, и мне приходится прикладывать усилия, чтобы не орать. - Если сами не уйдете, я вызову охрану.
Как низко я упал… как низко. Сам не могу разобраться с двумя недоумками.
– Знаешь, отец, ты поступаешь как чмо, - с победной улыбкой выдает Женя. - Пойдем, мам, пусть он проспится. Может завтра будет посговорчивее и поласковее.
Узнаю в его словах голос моего отца. Женя слишком много с ним общается. Из-за этого ссыкун в себя поверил.
– Миш, я супчик тут оставлю. Попросишь медсестру, чтобы разогрела. Поешь обязательно, тебе силы нужны для восстановления! - ласково стелится Ольга, ставя круглый контейнер на прикроватный столик.
Буду я ее похлебку жрать, как же. Гарантий ноль, что они мне яду не подмешали.
– Ты был у деда? - присаживаюсь напротив Дениса.
Он только недавно вернулся домой, и я была очень возмущена его поздним появлением. Все уже спят, а Денис где-то шляется, без Миши совсем распоясался. Но я не позволила себе читать нотации сыну.
Денис уже успел принять душ и сидит теперь за столом на просторной кухне. Достал из холодильника салат, беспощадно залил его майонезом и уставился в окно.
Молчит. Смотрит вроде на меня, но такое ощущение, что я прозрачная.
– Денис, поговори со мной, - осторожно требую я. - Что происходит?
– Мне не нравится эта квартира, - заявляет сын. - Я не хотел переезжать.
– Папа так сказал, - строго смотрю в его глаза.
Взгляд у него расфокусированный, уставший.
– Папа так сказал, - повторяет за мной и нос морщит. - Смешно.
– Что смешного? - опускаю руки под стол и нервно пальцы сжимаю на коленях.
Хмурюсь. Не нравится мне все это. Еще не хватает только раскола внутри моей семьи, ссоры с сыном я точно не выдержу. Понимаю, что он взрослый, на него Миша на пару с Гордеем Петровичем возложили много ответственности, взрастили в нем настоящий локомотив, который прет вперед и всех тащит.
Денис с детства погружен в бизнес. Книги специализированные читает, в школе он учится частной для будущих руководителей, даже курсы по управлению коллективом посещал.
Так вот… сейчас локомотив Денис сошел с рельс. Все сыпется из-за появления Жени. Я отдаю себе отчет, что за лидерство сыну придется бороться.
– Мам, нахрена мы переехали? Что это изменит? - задает прямой вопрос и впивается жестоким взглядом в мое лицо.
Я даже отшатываюсь на спинку стула.
– Переехали, потому что так было нужно.
– Нужно кому? - сжимает вилку в кулаке.
Хороший вопрос.
Закрываю глаза и устало вздыхаю.
– Разбор полетов мне решил устроить? - шепчу.
– Ты как послушная собачонка. Тебе сказали “к ноге”, и ты тут как тут. Еще и хвостом радостно виляешь. Нравится квартирка? Да? - откровенно хамит мне сын.
Распахиваю глаза широко.
– Ты обалдел что ли? - выдыхаю возмущенно.
– От кого мы прячемся? От деда? - с насмешкой фыркает мне в лицо. - Так деду на тебя по барабану! Он только рад будет, что ты дом освободила!
Я не знаю, что отвечать, чтобы не продолжить конфликт и не посеять между нами зерна раздора. Мне с Денисом нужно быть в одной лодке, плечом к плечу, а он словно взбесился.
– Ты, видимо, забыл, что ты в семье не единственный ребенок, - спокойно говорю я. - У меня на руках месячная Верочка, а еще Надя, Сеня и Тема. Я вас защищаю! Поэтому да, что мне Миша сказал, то я и делаю.
– Отца там со всех сторон оккупировали! Ольга к нему каждый день в больничку ходит с обедами, пока ты на жопе ровно сидишь! - гневно заявляет Денис. - Раз такая послушная, может и меня тогда послушаешься?
– Не разговаривай так со мной, - предостерегающе шепчу.
– Иначе что? Из этой квартиры меня выставишь? Или салат отнимешь?
– Денис, да что с тобой?
– Да то! Ольга отца окучивает, дед давит на него, что ты никчемная дрянь, которая к больному мужу ни разу не явилась, и я…
Он замолкает. Его лицо идет красными пятнами гнева, на шее выступают желваки.
– Денис… - тихо выдыхаю.
– Я не для того жопу рвал, чтобы меня теперь задвинули на второй план, - стучит по столу кулаком, вилка звякает. - Вылизывать деду я реально больше не могу, потому что противно. Отец мне сейчас ничем помочь не может. А ты… подачки отца принимаешь и отсиживаешься.
Поджимаю губы виновато.
– Думаешь, мне стоит навестить Мишу в больнице? - прикладываю ладонь к лицу.
Щеки горят пожаром, кожу изнутри адски жжет.
– Как хочешь, - рычит Денис и отшвыривает вилку на стол. - Это ваше дело, и я не должен в это лезть. Но мне смотреть на вас противно. На тебя, мама, противно смотреть! Вам все равно не избежать встречи и разговора про Ольгу. Так почему бы не сделать это сейчас? И мне спокойнее будет. Я хотя бы буду знать, чего ждать дальше в нашей семье. Буду знать, как мне вести себя с полоумным дедом.
Он прав. Денис скрипит зубами при каждой встрече с Гордеем Петровичем, но не может открыто его послать. Держится за перспективу управления частью империи Бронских.
Я уверена, что мой сын не пропадет без поддержки Гордея Петровича.
Мне пора расставить все точки в отношениях с Мишей. Не бояться его немилости ко мне, а открыто заявить о своем решении. Развод.
И пусть он выбирает Ольгу.
Пусть слушается своего отца и взращивает Женю для большого бизнеса.
Завтра поеду в больницу и встречусь с мужем.