Я уже не помнила, который это был по счёту спор по поводу дурацких ленточек для выпускного. У кого-то из детей аллергия на синтетику, кто-то из родителей принципиально против красного. Удивительно, сколько страстей может вызвать жалкий кусок атласной ткани.
Я успела миллион раз пожалеть о том, что вписалась в основной состав родительского комитета десять лет назад. К сожалению, время назад не отмотаешь, да и я была не из тех, кто сбегает от ответственности. Но чем ближе был выпускной, тем чаще у родителей сдавали нервы. Я тоже не железная. Последние несколько дней чат просто кипел.
Увидев, что воскресным утром сообщений набралось уже под пять сотен, я чуть не выронила кружку с недопитым кофе. Нужно было взять себя в руки и разгрести все, что нафлудили за ночь. Увы, любые обсуждения постоянно скатывались в банальную перепалку.
— Вы серьёзно? — мои пальцы яростно стучали по экрану. — Мы уже третий день обсуждаем цвет грёбаных ленточек, а дату репетиции так и не утвердили! Это вообще нормально?
Секундная пауза — и чат родителей выпускников 11"А" класса взорвался. Посыпались сердечки, стикеры, обиженные комментарии.
"Адэль, а почему вы всегда всем указываете?"
"Она права, это праздник наших детей, а не повод устраивать скандалы!"
"Не понимаю, Адэль, зачем вы вообще участвуете, если вас всё бесит?"
"Давайте просто голосовать!"
Я почувствовала, что закипаю.
— АдЕль, — процедила я сквозь зубы. — Через Е, почему они десять лет не могут запомнить? Господи, как же всё достало...
— Игорь! — крикнула я, не отрываясь от экрана. Пора было привлекать к переговорам тяжелую артиллерию — моего мужа. — Зайди в чат, посмотри, что пишут! Поучаствуй! Это же выпускной нашей дочери, в конце концов!
Ответом мне была привычная тишина. Только тихое клацанье клавиш доносилось из запертого кабинета.
— Дорогой, ну можешь ты хоть раз включиться? — снова позвала я, на этот раз еще громче. — Можешь хоть раз поддержать меня? Просто зайди в чат и напиши: “Адель права”! Это займёт десять секунд!
— Я работаю! — заорал в ответ раздраженный муж.
— Утром в воскресенье?
— Не морочь мне голову ерундой! Сами разберетесь.
— Разберёмся, конечно, — пробормотала я себе под нос. — Только всё, как всегда, на мне…
Неужели мне одной нужно, чтобы у нашей принцессы получился настоящий праздник, который останется в памяти на долгие годы?
Я подождала немного, надеясь, что у мужа все-таки проснется совесть, но он упрямо молчал. Но и я не собиралась сдаваться.
— Мне не хватает одного голоса. Поставь лайк, я тебя умоляю. Это все, о чем я тебя прошу!
И как будто в ответ — в чате всплыло новое сообщение. От Игоря.
Картинка. Я сразу же нажала на нее, решив, что это, наверное, фотка с ленточками. Успела даже обрадоваться, что муж наконец-то решил вмешаться и меня поддержать.
Никаких ленточек там, разумеется, не было…
Это был скриншот переписки с подписью «Глянь, какая соска меня теперь после работы встречает 😏🔥». В самой переписке обнажённое фото с подписью внизу: «Хочешь меня снова сегодня вечером?». А чуть ниже его ответ: «Ты даже вкуснее, чем в студенчестве».
Мозг моментально подкинул мне разгадку того, что только что произошло. Игорь хотел отправить скриншот своей переписки с любовницей другу, чтобы похвастаться, но из-за того, что я все время его отвлекала, перепутал и случайно отправил в родительский чат…
Кто-то успел поставить смайлик. Кто-то запостить знак вопроса.
Этот скрин увидели десятки людей, родители одноклассников нашей дочери. Большего унижения для меня было бы сложно представить.
Тут же скриншот прямо на моих глазах растворился, исчез.
Я застыла. Палец завис над экраном.
Что я сейчас видела? Это был розыгрыш? Глюк? Мне… показалось?
Я медленно опустила телефон и вдруг услышала, как громко стучит сердце. В ушах — звон. Руки вспотели. Я тупо смотрела на экран, пытаясь понять, точно ли увидела то, что увидела.
Я не знала, что делать — ворваться в кабинет к Игорю? Потребовать объяснений? Наорать на него, вырвать телефон, чтобы убедиться?
Или подождать, пока Игорь сам мне все объяснит? Ведь должна же быть какая-то разумная причина для всего этого...
Но внутри уже начала подниматься волна. Не ярости даже — ужасающей догадки.
Я прикрыла глаза и в памяти сразу всплыла увиденная в скриншоте фотография. Женская грудь, едва прикрытая полотенцем. Размытая, будто сделана наспех. Без лица. Только пухлые яркие губы, прикушенные хищными зубками.
Но мне было важно другое. На плитке за спиной женщины был редкий узор. Мелкие серо-розовые разводы на молочном фоне. Уникальный рисунок. Мы выбрали его вместе с Жанной после многочасовых просмотров каталогов. Потом я лично ездила в Италию за плиткой. Моя лучшая бригада делала этот ремонт «от» и «до» по моему собственному проекту. Я тогда смеялась, что ванная у подруги выйдет гораздо роскошнее моей.
Я не увидела лица, но мне это и не нужно. Я знала ванную, в которой сделали фото, до мельчайших подробностей. Знала даже это чертово полотенце, которое прикрывало грудь. Его я тоже привезла ей из Италии.
Я прижала погасший телефон к груди — сердце колотилось, будто я бежала. Всё внутри меня сжалось.
А Игорь?…
В последнее время он часто задерживался на работе. Сначала — просто на час. Потом — «совещания», «форс-мажоры», «подвезти коллегу». А пару раз и вовсе приходил после полуночи, едва пробормотав что-то о срочных переговорах. Я верила. Не хотела казаться подозрительной женой. Да мне и некогда было следить за ним — своих дел всегда по горло. А же активистка, «вечная отличница». Вожу дочь по многочисленным кружкам и подготовкам, выбираю для нее университет, слежу за домом и параллельно строю свою карьеру в сфере дизайна.
Кроме того, мне всегда было важно сохранять доверие в отношениях. Я даже гордилась тем, что никогда не ограничивала свободу мужа. И при этом всегда твердо верила в то, что он верен мне так же, как я верна ему. Наши друзья, семейные пары, одни за другим разводились, но мы были незыблемы.
Я резко вздрогнула от шороха — дочь, зевая, вышла в коридор и обнаружила меня, застывшую у кабинета отца.
— Мам, ты что это тут делаешь? Пошли, посмотрим платье. Я ночью еще парочку нашла, — Милана посмотрела на меня с недоумением.
— Ночью спать надо, — бросила я по-родительски назидательно и поплелась вслед за дочерью.
Я с трудом могла сфокусировать взгляд на нарядах, которые она мне показывала. Тело гудело, как после удара.
Мой мир рассыпался, но никто этого не замечал.
Остаток воскресенья прошёл как в тумане.
Игорь вёл себя так, словно ничего не произошло. Ни словом, ни жестом никак себя не выдал. Улыбался за завтраком, нудно рассказывал о каких-то скидках на авиабилеты, мазал бутерброды.
А я сидела и думала: «Если бы кто-то сейчас увидел нас — сказал бы: идеальная семья.»
Да, наш фасад был безупречен. Только за ним скрывалась ложь.
Поев, Игорь сразу же ушел обратно в кабинет — перед этим мельком чмокнул меня в щёку. Дежурно, машинально. Раньше этот поцелуй был теплом. Привычной точкой отсчёта начала нового дня. А теперь…
Теперь от этого поцелуя меня передёрнуло. Будто обожгло. Хотелось вытереть щеку, стереть прикосновение. Содрать кожу.
Я стояла у раковины, раскладывая чистую посуду, когда зазвонил телефон. Номер знакомый — мама одноклассницы Миланы. Мне было страшно отвечать, но деваться некуда — не буду же я теперь вечно прятаться от всех родителей, которые были в чате. Однажды придется как-то все объяснить…
— Адель, привет, ты чего молчишь? — весело начала женщина. — Мы всем чатом переругались уже, а ты ни слова. Ты вообще с нами?
— Но ты же видела, — прошептала я. — Все видели. Этот скрин... с фото...
— Скрин? Какой скрин? Я ничего не видела...
Кровь стучала в моих ушах от волнения. Что это значит? Мне, что показалось?
— Кто-то что-то скидывал, да, но я даже посмотреть не успела, там же столько всего накидали! Я думаю, это чья-то шутка. Я даже не поняла...
Воздух в комнате стал вязким. Рука дрогнула, телефон чуть не выскользнул.
— Ты… его видела?
— Ой да ничего я не видела. Кто-то, кажется, сразу удалил. Что с тобой? Ты в порядке?
Сославшись на занятость, я быстро свернула разговор. В окно било яркое весеннее солнце, а я пыталась угомонить панику.
Что, если это был сон? ошибка? галлюцинация?
Но нет. Я же запомнила каждую деталь. Стоит мне прикрыть глаза, как я снова вижу перед собой это фото с похабной подписью. Как теперь это забыть?
И всё равно — внутри меня начало зарождаться сомнение. Или это была надежда?
Весь остаток воскресенья прошёл как в тумане. Милана писала эссе в своей комнате (ну или, как обычно, сидела в телефоне), Игорь заперся в кабинете, а я затеяла уборку, чтобы чем-то занять руки и успокоить мятущийся разум.
Или, может, я хотела найти какие-то улики? Какие-то реальные вещи, которые можно подержать в руках и которые явно свидетельствовали бы об измене? Нечто большее, чем глупый скриншот, растворившийся прямо на моих глазах.
Когда вечером мы легли в постель, Игорь сразу же отвернулся к стенке и быстро заснул. Или сделал вид? Пахло его шампунем, дезодорантом, его телом — знакомым до мелочей.
Я лежала с открытыми глазами на самом краешке, не желая даже к нему прикасаться. Рядом — человек, с которым я делила кровать долгие двадцать лет.
А теперь его прикосновение вызывало отвращение. Его теплое дыхание рядом — боль.
Рядом лежал предатель. А я всё ещё была его женой.
Утром я вдруг вспомнила — на прошлой неделе Милана принесла домой новый гаджет. Маленькое устройство размером с пуговицу, которое она хотела спрятать в рукав на экзамене, чтобы подслушивать ответы. Я, конечно же, запретила. Отругала, отобрала и спрятала в ящик с документами. Сказала, что обманывать нехорошо.
И вот сейчас он мог бы пригодиться.
Я торопливо прошла в спальню. Открыла ящик, нашла устройство и нажала на кнопку. Маленький светодиод мигнул. Работает. Сердце стучало, как перед прыжком с высоты. Я должна была знать. Не догадываться, не мучиться, не додумывать. Знать точно.
— Игорь, подожди, — позвала я, потому что муж уже собирался выходить. — Хочу пожелать тебе хорошего дня!
Муж удивленно обернулся. Я притянула его к себе и крепко-крепко обняла.
И прикрепила значок.
— Ну всё, я побежал, — сказал он, отстраняясь от затянувшегося объятия. — Уже опаздываю. До вечера.
Я понимающе кивнула. Он ушёл.
Я подождала несколько секунд, накинула пиджак и выбежала следом.
Он ехал быстро, уверенно лавируя между машинами. Торопился. Но он не опаздывал на работу — до начала рабочего дня у него было еще целая куча времени, кроме того, владелец своей компании и не обязан приходить в девять ноль ноль.
Но он ехал не на работу. Не туда, где находился его офис.
Я знала этот маршрут. Но всё равно на что-то надеялась…
Пожалуйста, пусть это окажется неправдой. Пусть я сошла с ума. Пусть я сейчас увижу, что он просто пошёл пить кофе с партнёрами или ему нужно что-то купить… или…Пусть будет какое-то разумное объяснение этому.
Каждый поворот, каждый светофор подкидывал последнюю надежду: вдруг не туда. Вдруг он свернёт. Вдруг едет в офис. Вдруг…
Но машина свернула на знакомую улицу. У меня пересохло в горле.
Да, мы направлялись прямиком к Жанне.
Игорь припарковался возле ее подъезда и почти побежал к двери, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения.
Я встала рядом, включила звук на телефоне — приложение ловило сигнал с устройства.
И спустя несколько тягостных минут услышала:
— Черт возьми, я так соскучился! Эти два дня без тебя — это не выходные, это пытка. Надо было плюнуть на все и приехать. А ты еще посылаешь такие фотки… Я не выдержал, сорвался к тебе до работы, хоть на десять минут тебя обнять…
Раздался знакомый смешок, потом звуки сочных, слюнявых поцелуев. Её голос:
— Обнять? Только обнять или…
Я увидела за стеклом лицо и снова вскрикнула — громко, испуганно, будто меня застали на месте преступления. Кто-то стоял возле моей машины, держа ладонь на стекле и глядя прямо на меня.
— О господи… — я откинулась назад, зажала рот ладонью. — Ты так меня напугал!
Это был Макс — сын Жанны. Он сильно изменился с тех пор, как я видела его в последний раз, поэтому я с трудом его узнала. И меня поразило то, каким взрослым он стал.
Если бы двадцать лет назад существовала передача «Беременна в 16», Жанна, несомненно, стала бы ее героиней. По началу сына помогала растить ее мать, потом отец ребенка проявил инициативу. Последние несколько лет Макс жил один — с тех пор, как поступил в университет. Он вообще был не по годам взрослым и самостоятельным. Совсем не поход на непутевую маму.
Я быстро вытерла лицо и опустила стекло. Воздух, который ворвался в салон, показался мне ледяным.
— Простите. Я не хотел, — сказал Макс с улыбкой. — Я просто шел к матери, а тут вы...
Я не успела ответить — из-под сиденья донёсся громкий, сладострастный стон.
Мой мозг взорвался от ужаса. Телефон! Чёрт! Я резко дернулась вниз, судорожно зашарила руками по коврику, не чувствуя пальцев.
— Всё нормально? — спросил Максим, наклонившись ко мне.
О нет, только не это. Он услышит! Что, если он узнает голос матери?
Покраснев до кончиков ушей, я бросилась искать телефон с утроенной энергией.
Где он? Где, чёрт побери?!
— Адель… — Макс открыл дверь машины. — Вам плохо?
— Нет! Нет, не подходи! — мой голос сорвался на визг. Я запаниковала. Руки не слушались, сердце билось где-то в горле.
А эти двое бесстыжих продолжали стонать. Звуки разносились по всему салону.
Выключить. Выключить сейчас же!
Наконец я нащупала телефон, дрожащими пальцами попыталась разблокировать экран. Несколько раз промахнулась. Меня бросало то в жар, то в холод, то снова в жар.
— Может, я помогу? — предложил Макс и наклонился, чтобы заглянуть в салон.
— Нет! — Я почти закричала. — Отойди!
Наконец-то воцарилась долгожданная тишина. Я посмотрела на чёрный экран и с облегчением выдохнула.
Потом вытерла оставшиеся слёзы, убрала волосы с лица.
— Извини за грубость. — пробормотала я, избегая его взгляда. — Просто... тяжёлый день.
Его взгляд снова скользнул по моему лицу, по заплаканным глазам, по дрожащим рукам, сжимающим телефон.
— Это видно. Может… я отвезу вас домой?
— Нет. Спасибо. Я доеду сама. Просто… мне нужно немного времени, чтобы успокоиться.
Я попыталась улыбнуться, но мышцы лица не слушались.
— Вам точно не нужна помощь?
Я покачала головой.
— Вы приехали к маме? — Макс кивнул в сторону подъезда. — Пойдемте вместе?
Я испуганно замотала головой. Нет, ни за что. Мне туда не надо.
— Ну ладно, — тихо добавил он. — Тогда я пошел.
Макс развернулся и направился к дому.
— Нет! — закричала я.
Он остановился. Обернулся.
— Послушай, — заговорила я торопливо, — сейчас не лучший момент. Жанна… возможно, она сейчас не одна.
— Не одна? — он прищурился.
— Я не хочу, чтобы ты туда шёл.
— Почему?
— Макс… Пожалуйста. Просто… доверься мне. Сейчас — не надо.
— Адель, вы ведете себя как-то странно... Вы точно в порядке?
Я снова вытерла слёзы, но только размазала растекшуюся тушь. Щёки горели от стыда, хотя мне-то как раз стыдиться было нечего. Я, в отличии от этих двоих любовничков, не сделала ничего противозаконного. Пока.
— Всё хорошо, Максим. Правда.
— Но вы плакали…
— Да брось… — я выдавила улыбку. — Подумаешь, женщина заплакала.
Он покачал головой, не отрывая от меня взгляда:
— Вас что-то сильно ранило. И если кто-то причинил вам боль…
— Макс… — Я нервно засмеялась, прерывая его. — Это не твоё дело.
Но он не отступал.
— Может, и не моё, но мне не всё равно. Я не могу просто уйти сейчас, зная, что вы сидите здесь в машине и плачете. И вас даже некому утешить…
От его слов сжалось горло.
Я отвела взгляд. Он такой… хороший. Мой муж в квартире его матери. И вот стоит её сын. И пытается быть моим рыцарем.
— Поехали отсюда, — вдруг неожиданно предложил Макс.
Я вскинула голову:
— Что?
— Я не могу отпустить вас одну. Поехали. Просто выпьем вместе кофе. Или прогуляемся.
— Давай я лучше тебя подвезу.
— К университету? Адель, вам точно это удобно…
— Да. Садись.
Сначала мы ехали молча. Я сцепила руки на руле и пыталась склеить мысли, отдышаться, прийти в себя после шока. И Макс словно почувствовал это — и первый начал говорить.
О чём-то лёгком. Ненавязчивом. Про университет, про какого-то чудака-преподавателя, про соседа по квартире. Он говорил легко, рассказывал интересно, с иронией. И я вдруг поймала себя на том, что улыбаюсь.
А потом Макс закончил какую-то очередную историю и рассмеялся.
И я засмеялась тоже. Первый раз — за долгое, слишком долгое время. Полчаса назад я рыдала, думая о том, что больше никогда не смогу даже улыбнуться, а сейчас…
— Ты умеешь отвлекать, — сказала я, бросив на него взгляд.
— Просто не люблю, когда грустят, — мягко ответил он. — Особенно, когда грустят красивые женщины.
Я опустила взгляд. Горло сдавило от неожиданной нежности в его голосе.
— Ну спасибо за комплимент…
— Там за углом есть маленькое кафе для студентов, — перебил меня Макс. — Очень уютное. Пойдёмте?
Я уже открыла рот, чтобы отказаться. Привычное «пора на работу», «много дел», «нет времени» вертелись на языке. Но вдруг…
— Давай, — неожиданно согласилась я.
Внутри меня разливалось тепло. Макс был как костёр в промозглый день. И мне очень, очень хотелось быть к нему поближе и погреться хотя бы еще немного. Пока я с ним — я могу не думать о том, что случилось. О том, что моя жизнь разбилась на куски.
Максим улыбнулся. Эти огоньки в его глазах снова вспыхнули — не наглые и самодовольные, а тёплые, ласкающие.
— Аделина Сергеевна… вы с нами?
Я вздрогнула.
Словно вынырнула из глубины, где не было ни воздуха, ни света — только гул собственных мыслей. На миг я даже забыла о том, где нахожусь.
Офис. Большой стол для переговоров. Экран на стене с открытым макетом. Несколько пар глаз, обращённых ко мне.
— Простите, — я слегка покачала головой и прижала пальцы к виску. — Немного задумалась. Продолжайте!
После короткой заминки собрание продолжилось, а я снова провалилась в свои мысли. Его голос — такой живой, искренний, тёплый… для неё.
«Я так соскучился… Выходные — это пытка… Не мог дождаться, сорвался к тебе…»
Меня передёрнуло.
Их стоны в унисон. Горячий шепот. Казалось, эти звуки навсегда отпечатались в моей памяти — как ожог. Как проклятие.
У меня снова задрожали руки. В груди застрял ком. Мне так больно, что трудно дышать. Я вынуждена сидеть здесь с умным лицом, хотя внутри у меня прямо сейчас разбивается сердце. И режет своими острыми осколками легкие.
Глупо, как всё совпало — я узнала об измене накануне финальной презентации. Как назло, именно сейчас горит этот проект. Самый важный для меня. Самый дорогой в моей карьере. Квартира в Москва-Сити целиком «под ключ» для столичного инвестора Роберта Ильязова. Он сам вышел на нас — ему посоветовал кто-то из друзей. Это была неожиданная удача. Не шаг даже, а целый скачок на новый уровень.
Только вот всё это теперь казалось мне совсем неважным по сравнению с душевной травмой, которую мне накануне нанес любимый муж.
Я силой заставила себя включиться на работу. Только она способна меня сейчас вытянуть из этого болота бесконечных переживаний.
Сейчас не время для чувств. Не время для боли.
Работай, Адель. Работай. Деньги тебе точно еще пригодятся.
После презентации, которая прошла на удивление удачно благодаря моей способности в нужные моменты брать себя за горло и доводить задуманное до конца, Роберт задержался.
— Аделина, — сказал он мягко. — С вами всё хорошо? Сегодня вы словно… сами не своя. На предыдущих наших встречах вы были куда более разговорчивы.
— Простите. Да, я просто… — я на секунду замялась. — Сложный день. Семейные обстоятельства…
— Понимаю, — он кивнул. — Семейные обстоятельства бывают беспощадны. Я сам недавно прошёл через развод.
Развод? Это слово ударило как гром среди ясного неба. До этого момента я и не думала о нем. Все мои мысли зациклились на неожиданном предательстве самых близких мне людей. Я скорбела — по нашей любви, по многолетней дружбе, по прошлому, по разрушенному доверию.
Но вдруг — мысль, ледяная и пугающая: ведь Игорь, наверное, действительно захочет развода. Хотя нет, это же я должна этого самого развода захотеть! Подача заявления, суд… Дележ имущества. Самое тяжелое для меня только начинается.
— Да нет, — соврала я почти автоматически. — Я не про эти обстоятельства. У меня дочь выпускница. Понимаете, как оно бывает… Подготовка, экзамены, поступление. Дочь вся на нервах, а я вместе с ней. Но спешу вас заверить, что на качестве моей работы это никак не отразится!
— О! — Роберт заметно оживился. — Понимаю! Даже больше, чем вы можете себе представить! У меня тоже сын выпускается. Это безумие! Еще большее безумие через ремонт с нуля в новой квартире.
Он заглянул в свой смартфон и развернул ко мне экран:
— Вот, смотрите. Я сделал ему таблицу: направления, вузы, бюджет, проходные баллы. Ещё выделил разными цветами — как-то же нужно его вовлекать.
Я неожиданно расплылась в умилительной улыбке. Таблица была, правда, впечатляющей. В ней были даже пометки «мнение папы» и «мнение сына» в отдельных колонках.
— Вау. А вы… прямо включены в этот вопрос. На полную.
Роберт пожал плечами:
— А как иначе? Мне не хочется быть тем воскресными папой, которому говорят: «у нас всё нормально» и вешают трубку. Я стараюсь поддерживать нашу связь. Мы видимся почти каждый день. То обед, то прогулка, то хотя бы просто контрольный звонок. Не хочу быть картонной фигурой с алиментами.
И в этот момент внутри меня что-то оборвалось.
Игорь. Мой муж. Отец нашей дочери. Которому как будто всё равно на то, что сейчас она на пороге, возможно, самого важного выбора в своей жизни.
Он только один раз спросил: «Ну чё, она уже выбрала?» — и уткнулся в свой телефон, когда ему наскучило слушать мои рассуждения.
Он живёт в нами в одной квартире, одной семьей, но сам является кем-то вроде… сожителя с отдельной экосистемой. Его кабинет — его крепость. Там он проводит большую часть жизни, выходит только поесть. И иногда поорать на меня или Милану.
Физически он рядом, но душой — в соседней галактике. Иногда мне кажется, что я — мать-одиночка при живом муже.
А тут — мужчина, который сам составляет таблицы для своего непутевого сына. Не потому, что должен. А потому что ему это действительно важно.
— Вы классный отец, — сказала я и удивилась, насколько искренне это прозвучало.
Он чуть смутился, провёл рукой по затылку:
— Стараюсь. Знаете, мне кажется, что это единственный проект в жизни, который нельзя завалить. Всё остальное можно переделать, закрыть, исправить. А ребёнок — один. Срок сдачи — лет через двадцать. И лучше бы сдать в плюс.
Я усмехнулась:
— Говорите, как заправский строитель.
— Я и есть строитель. Я с этого начинал. Сейчас уже отошел от дел, но я все еще в акционерах своей первой строительной компании.
— Прямо как мой муж, — удивилась я. — У него тоже свой строительный бизнес. Правда, не очень большой.
Еще некоторое время мы взахлеб говорили про университеты. И я готова была бесконечно его слушать, чтобы хотя бы ненадолго забыть про тупую непроходящую боль в груди.
— У дочери уже истерики каждый раз, когда я «завожу свою шарманку», как она это называет! — призналась я своему неожиданному единомышленнику.
— Понимаю. Сын, правда, не в истерике, а в отрыве от реальности. Сидит в наушниках, уговаривает себя, что ЕГЭ — это иллюзия.
Я была уже на пол пути к дому, когда настойчивая вибрация телефона вдруг выдернула меня из вязкого потока мыслей. Я машинально ответила.
— Ты не забыла? — с напором спросила Жанна, даже не потрудившись с приветствием.
— Забыла… — честно призналась я. — А о чем?
— Ну конечно! — подруга сразу перешла на высокомерно-покровительственный тон. — Куда тебе помнить о дне рождения лучшей подруги! Ты же вся в своих переживаниях… Сегодня в восемь. Ресторан «Шатон». И смотри! Чтобы обязательно явилась. Ты очень нужна мне в этот вечер!
— В восемь, ага… Я буду, — я резко притормозила и свернула на ближайшем повороте. У меня еще есть время для того, чтобы привести себя в порядок и прибыть на место битвы во всеоружии.
И, кажется, у меня получилось. Волосы, уложенные мягкой волной, сияющая кожа, губы — сдержанно алые, чуть хищные. Белое шелковое платье с открытой спиной. Строгое, элегантное и одновременно с этим почти неприлично эффектное.
Когда я подъехала к ресторану «Шато», только гудящая боль в висках напоминала мне о том, каким сложным выдался для меня сегодняшний день.
Да, день был ужасным, но вечер должен стать моим триумфом.
Неужели я смогу притворяться, когда внутри меня все воет от боли?
Я расправила плечи и улыбнулась своему отражению в зеркале заднего вида. Что за сомнения, конечно, смогу! Я ни за что не позволю этим двоим увидеть мои слезы. Не доставлю им такого удовольствия. Они меня не сломают. Я им не по зубам.
Когда я перешагнула порог ресторана, на меня обрушилась мешанина из громкой музыки, смеха и звона столовых приборов. Жанна закатила роскошную вечеринку, на которую позвала всех, до кого только смогла дотянуться, и, наверное, рассчитывала стать королевой вечера. Но ее планы очень постаралась нарушить я.
Она сидела в центре зала, окружённая друзьями, светом и вниманием. Её платье было просто до неприличия коротким и показывало все и сразу — и грудь, и ноги. На лице сияла уверенная улыбка женщины, которая празднует победу.
До тех пор, пока она не увидела меня. В этот момент у нее самым натуральным образом отвисла челюсть.
Я не торопилась. Медленно шла по залу, позволяя взглядам скользить по мне. Пусть все хорошенько меня рассмотрят.
— Адель! Ты всё‑таки приехала! — Жанна быстро взяла себя в руки и неискренне улыбнулась, демонстрируя белоснежные винирные зубы.
Не отводя от меня взгляда, сделала большой глоток, почти опрокинула полный бокал. Я заметила, как дрогнули её губы.
— Конечно! Как я могла такое событие пропустить! — я подошла, и мы расцеловались, изо всех сил изображая радость от встречи.
— Но как ты могла забыть про него? — с притворным возмущением набросилась на меня Жанна.
— Да я вообще позабыла обо всём на свете! Из-за нового проекта.
— Ох уж эти твои проекты, — она неодобрительно покачала головой. — Ты и про подарок, наверное, забыла?
— Нет, что ты! Я подготовилась сильно заранее! Тебя ждет большой сюрприз, — я заговорщицки подмигнула.
— Ты, конечно, выглядишь роскошно... — Жанна смерила меня оценивающим взглядом, зависть из которого так и сквозила. — Но ты вообще в курсе, что затмевать именинницу на ее празднике — это откровенно дурной тон?
Сказано это было легко, будто в шутку. Но было совершенно очевидно, что Жанна в бешенстве. Она привыкла быть той самой «красивой» подругой, а я всегда выполняла функцию «умной» в нашей паре. Так распределились наши роли еще в студенчестве, но теперь я не собиралась их соблюдать и великодушно позволять Жанне сиять на моем фоне. Я вообще-то тоже могу.
— Поверь, я этого не планировала. Оно как-то само. Надела первое попавшееся платье, сама накрасилась,— я пожала плечами, улыбнулась ей и направилась к столику.
Ужасно хотелось выпить ледяного шампанского.
— Адель? — вдруг раздался знакомый голос за спиной.
Я обернулась и столкнулась с его восхищенным взглядом.
Макс в тёмной строгой рубашке выглядел старше, чем он был, и… Что уж греха таить, еще привлекательнее!
— Ты… — он замолчал, глядя на меня сверху вниз, оторопев от моего внешнего вида и кардинального перевоплощения. — То есть… вы. Вы просто нереальная!
Я улыбнулась и поблагодарила за такой искренний комплимент.
— То есть я хотел сказать, что вы всегда были очень красивой, — добавил он. — Но сейчас… это что-то с чем-то.
Мы оба застыли в неловком, напряжённом молчании, пока из-за плеча Макса не донёсся слегка пьяный голос Жанны:
— Макс, милый, не отвлекай нашу звезду… У неё, похоже, сегодня своя премьера.
Он даже не обернулся. Я заметила, что у него напряглась челюсть.
У них с матерью всегда были непростые отношения, поэтому я даже удивилась, что он вообще сегодня пришел. Последние пару лет они почти не общались.
Я нарочно сделала шаг, чтобы оказаться к нему ближе и улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна.
— Макс… можно тебя кое о чём попросить? — начала я, понизив голос. — Мне очень нужна твоя помощь. В одном деликатном вопросе. В очень личном.
— Какая?
— Пообещай, что не откажешь — и я скажу.
— Ну… — он только мгновение поколебался. — Обещаю.
— Хороший мальчик, — прошептала я. — Теперь слушай внимательно… Мне очень нужен ключ от квартиры твоей мамы.
Он моргнул.
— Прости… что?
— Ключ. У тебя же есть? Просто у меня одна идея... Нужно подготовить особенный сюрприз. Хочу оставить ей кое-что очень личное от меня. Как символ нашей великой дружбы.
Макс растерянно улыбнулся.
— Что-то мне подсказывает, что это какой-то… очень странный сюрприз, Адель.
— Поверь, не хуже, чем тот, который она устроила для меня. Только тсс — никому. И главное — ей ни слова.
Он заколебался. Кажется, мальчик начал понимать, что его втягивают во что-то неправильное, но я шагнула еще ближе, посмотрела ему прямо в глаза и...
И Макс достал брелок, снял с него ключ и протянул мне.
Жанна зажигала на танцполе — она была уже изрядно пьяна. Яркая помада смазалась, уложенные в прическу волосы растрепались, платье смялось и задралось. Гости уже начали перешептываться — но Жанну это ничуть не смущало. Она привыкла быть объектом пересудов и даже наслаждалась этим. Всё это позволяло ей чувствовать себя главной героиней спектакля под названием «Жизнь».
Когда я приблизилась, Жанна вскинула на меня пьяные глаза, полные насмешки.
— Аделинка-а-а! — взвизгнула она с наигранно-радостной интонацией. — Быстро иди ко мне!
Она схватила меня за руку и дернула на себя с такой силой, что я еле удержалась на ногах.
— Покажем всем, как надо танцевать! Как в старые-добрые времена!
— Ты так любишь играть на публику, Жанна, — произнесла я, позволяя втянуть себя в танец. — Ты всё в жизни делаешь напоказ?
— А ты всегда всё скрываешь… даже правду от самой себя, — парировала она с улыбкой.
На миг я представила, что было бы если бы я пришла сюда с абсолютно искренним желанием поздравить лучшую подругу… Как мне было бы больно сейчас от этих колких намеков. Но первый шок ударил по мне сегодня утром, и там же, в одиночестве, я выплакала его. Сейчас я могла вынести все, что мне еще предстояло. К счастью, я приехала хорошо подготовленной.
Заиграла новая песня, и мы сошлись в танце лицом к лицу. Люди вокруг расступились, образуя вокруг нас импровизированный кружок, в центре которого мы и закружились. То притягивая, то отталкивая друг друга.
— Ты всегда так стараешься всё удержать… всё, что сыплется из рук, Аделинка, — произнесла Жанна с явными нотками злорадства, легонько толкнув меня плечом в танце.
Всё это уже мало было похоже на легкое подтрунивание старых подруг, и превращалось в словесную битву.
— Кстати, как там твоя супер важная презентация прошла? — спросила вдруг Жанна. Глаза её заблестели злорадством.
— Потрясающе! Всё прошло как по маслу. Заказчик в полном восторге!
— Ты у нас вся такая профи, да? — её голос был полон нескрываемой издевки. — Но когда проекты на работе идут как по маслу, что происходит с остальным? С остальным уже не так всё гладко, а? Муж… дом… уютное семейное счастье?
Я наклонилась к ней, делая вид, что, собираясь поделиться чем-то очень личным. Жанна застыла в ожидании, что сейчас я начну рассказывать про наши проблемы. Что муж в последнее время совсем отдалился, что он совершенно не участвует в жизни семьи, запирается в своем кабинете и не проявляет ко мне интереса, как к женщине. У нее даже глаза загорелись в предвкушении.
— Должна тебе признаться… Последние несколько месяцев… Всё просто чудесно! Прямо как второй медовый месяц! Хотя нет, даже в медовый месяц у нас такого не было! Я просто в шоке! Мы все свободное время проводим вместе… Знаешь, это совсем другой уровень отношений. Так здорово... Я очень счастлива!
Глаза у Жанны потемнели от злости, лицо перекосилось. Она с такой силой сжала бокал, что он лопнул в ее руках. Всё притворство разом с нее слетело, сметенное яростью, завистью, ненавистью — концентратом всех тех чувств, что она тщательно скрывала.
— Врешь… — выдавила она с такой злобой, что у меня мурашки побежали по спине.
— Врешь! — завизжала она на весь ресторан. Ее крик перекрыл даже музыку. Осколки бокала рассыпались по полу. Она сжала руку в кулак, и сквозь пальцы проступила кровь. Люди вокруг притихли.
— Врешь! Врешь! Ты все врешь! — кричала Жанна. — Всё это твоя дешевая показуха! У вас всё кончено! Он уйдет! Он очень скоро уйдет! Разведется с тобою! Ты… ты всё потеряешь!
Я замерла, с трудом сохраняя выражение ледяного спокойствия на лице. В эту секунду всё стало ясно. Эти чувства давно владели ей — зависть, отчаяние, одержимость Игорем. Все эти годы она вынашивала свою победу. Возможно, даже всю свою жизнь.
Гости примолкли, смех и легкость слетели с лиц.
— А ты так уверена в этом, да? — я стиснула зубы, но голос оставался ровным. — Потому что он тебе пообещал? Или это так… просто твои мечты?
— Ты не понимаешь… — прошипела Жанна, и в её взгляде была теперь не просто злость — была мольба о признании, что она права. — Ты не видишь очевидного… Твой брак уже похоронен!
Она замерла, тяжело дыша. Её глаза метали молнии, щеки горели алыми пятнами злости.
Между нами возник Макс.
— Что происходит? — спросил он негромко, но с такой интонацией, что Жанна наконец отвела взгляд, скривилась и сделала шаг назад.
— Просто разговор по душам, правда, Жанна? — улыбнулась я, пытаясь вернуть себе видимость легкости.
— Да уж, — прошипела она. — Очень «душевный».
Ведущий праздника тоже поспешил вмешаться.
— Дамы и господа! — радостно провозгласил он, хлопая в ладоши. — Какой потрясающий танец! Какая страсть! Жанна, Аделина, вы просто блистаете сегодня! Давайте поддержим наших красавиц аплодисментами!
Гости, обрадованные возможностью отвлечься от неловкости, послушно зааплодировали, кто-то даже присвистнул.
Не успел ведущий перевести дух, как Жанна резким движением вырвала у него микрофон — всё произошло так стремно, что никто не успел ее остановить.
— А вы знаете… — произнесла она с вызовом, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — Сегодня я получила много подарков… цветы, духи, конверты с сюрпризами… Но главный мой сюрприз … Главный мой подарок сидит сейчас здесь… — она указала на Игоря. — …вот он.
Гости синхронно обернулись. Игорь покраснел, сжал губы, глаза его заметались между мной и Жанной, как у загнанного зверя.
— Игорь… — произнесла Жанна с полуулыбкой, полуистерикой. — Мой главный подарок — это ты. Мой самый лучший мужчина!
По залу покатился легкий гомон — смешок с одной стороны, изумление с другой, перешептывания, смятение. В эту секунду вся легкость, вся лицемерно-яркая оболочка праздника рассыпалась, явив людям правду.
Макс не выдержал. Он подскочил к матери, ловко и решительно выхватил у неё микрофон.
— Хватит! Ты пьяна! — голос его дрожал от стыда и гнева.
— Даже не смей идти за мной, — произнесла я, не повышая голоса, но с такой резкостью, что это заставило Игоря растерянно остановиться.
Он замер на полушаге, протянутая ко мне рука повисла в воздухе — жалкая, напрасно пытающаяся удержать то, что рассыпалось на его глазах.
— Ты потерял меня, Игорь. Всё.
Эти два коротких предложения легли барьером между старым миром и тем, что я выбирала для себя с этой минуты.
Оправившись от первого шока, муж снова рванулся за мной. Его лицо было искажено тревогой и испугом — признаться честно, я не ожидала, что его реакция будет настолько яркой. Но для меня это было как бальзам на душу, как пластырь для разбитого сердца. Я наслаждалась его паникой не меньше, а может даже чуточку больше, чем злостью Жанны.
— Адель! Подожди секунду, ну пожалуйста! Давай я все тебе объясню… Ты не так поняла!
Я резко обернулась.
— Не так поняла? — голос мой звучал спокойно, но в этой тишине он резал, как бритва. — Не так поняла, когда слушала твои стоны и стоны твоей любовницы сегодня утром? Не так поняла, когда прочитала сообщение, где ты хвалишься ее голыми фотками перед своим другом?
— Что? Какое еще сообщение? — возмутился Игорь. — Я ничего такого никому не посылал! Я что, по-твоему, похож на идиота?
— Именно на него ты сейчас и похож, когда пытаешься неумело врать и отрицать очевидные факты! — горько усмехнулась я.
Он попытался что-то еще сказать, но я не дала.
— Ты не просто предал меня, Игорь. Ты уничтожил всё, что у нас было, перечеркнул все эти годы, что мы были вместе. И сейчас — запомни — ты для меня — пустое место. Ноль. Никто. — я сделала шаг к нему, глядя прямо в глаза. — Даже не думай идти за мной и что-то объяснять. Не смей. Ты для меня умер.
— Адель… пожалуйста… выслушай… всё вовсе не так, как кажется… — Игорь сделал ещё один шаг вперёд, протянул руку, чтобы схватить меня за локоть, задержать, заставить выслушать.
Не позволяю. Резко отдёргиваю руку — и всё. Контакт потерян. Мне плевать, как и что он будет объяснять. Для меня самой все ясно. Они с Жанной хотели посмеяться надо мной — но мы посмотрим, кто из нас посмеется последним.
— Игорь, — произнесла я твердо. — Мне плевать на твои оправдания. Сейчас для них слишком поздно.
— Адель… — он с отчаянием заглянул мне в глаза, пытаясь поймать хоть искру прежнего чувства, хоть воспоминание, но не видит там ничего. Мои глаза холодные, темные и абсолютно пустые.
— Иди к ней, — я произношу это с такой спокойной уверенностью, что сама удивляюсь себе. — Чего лицемерить? Зачем притворяться? Ты хочешь быть с ней, так будь!
Он замер с полуоткрытым ртом, пытаясь что‑нибудь возразить, что‑нибудь выдавить из себя — хоть что‑нибудь, но ни одни слова в мире не в силах исправить содеянное.
— Ты считаешь выходные со мной и с нашей дочерью пыткой, — продолжала я с той спокойной яростью, что выжигала всё вокруг. — Ты смотришь на наш дом, на нашу жизнь с тоской, с раздражением… Мы тебе в тягость! Так зачем себя мучать, Игорь? Чего терпеть? Иди к Жанне. Туда, где тебе хорошо. А между нами всё кончено. Забирай свои вещи из дома и проваливай!
— Что? Из дома? Я никуда не пойду, Адель, — произнес Игорь с такой резкостью, что я замерла на месте. — Ты можешь говорить всё что угодно, орать, истерить… но ты не сможешь выгнать меня из собственной квартиры! Этот дом — мой.
— Наш, — парировала я. — Мы покупали его вместе. Ремонт делали тоже вместе, вкладывались ровно пополам. Ты же у нас известный пополамщик, лишнюю копейку за меня не заплатил! Всё, что у нас есть, создано совместно.
— Юридически всё записано на мое имя, — холодно произнес он. — Когда будешь говорить с адвокатом, не забудь эту деталь. А я из своего дома никуда не уйду!
— Хорошо. Тогда уйду я, — выдохнула я, всё еще сохраняя прямую спину, хотя колени уже дрожали. — Я не останусь с тобой в одной квартире ни на минуту! Ты можешь властвовать сколько угодно… но властвовать ты будешь в одиночестве.
— Мам! Что случилось? — Милана выбежала из ресторана и подлетела ко мне. Ее глаза — точные копии моих, широко раскрытые, с легкостью выдавали всё ее смятение и страх.
— Пойдём, дочь…Нам пора. Уже поздно, — я старалась говорить спокойно и твердо, хоть всё внутри сжималось, дрожало и рассыпалось на части.
— Адель… — до меня донёсся голос Макса, который вышел вслед за Миланой. — Давайте я вас отвезу.
На секунду я замешкалась. В душе боролась жажда независимости и потребность хотя бы на минуту расслабиться, перевести дух. Позволить кому-то позаботиться обо мне. Но я перевела дух и ответила:
— Нет, Макс. Спасибо. Я сама справлюсь.
Не позволяя дрожащему голосу выдать своего смятения, я взяла Милану за руку и потянула за собой.
Я добралась до машины, закрыла за собой дверь и вытерла пот с раскрасневшегося лица. Всё вокруг стало каким‑то смазанно-размытым, нереальным. Трудно было поверить в то, что все это действительно происходит в моей жизни. Она разваливалась на куски.
Руки легли на кожаный обод руля, стиснули его до белизны в суставах. Весь день я старалась держаться, старалась быть сильной — такой, какой должна оставаться женщина, когда всё вокруг рушится.
Но теперь, когда самое сложное осталось позади, когда я наконец оказалась в спасительном уединении, я могла позволить себе слабину. Первая слеза покатилась по щеке, следом за ней другая… всё покатилось потоком, сметая эту выстроенную мной стену спокойствия. Свидетелем моих слез была только Милана. Она сидела рядом, непривычно притихшая.
— Мама… что это было? Там, в ресторане… что произошло? — голос у неё дрожал. Увидев мои слезы, она еще больше испугалась.
Я не сразу смогла подобрать нужные слова. Горло сдавило, воспоминания об ужасном вечере нахлынули с новой силой. Когда я всё‑таки выдохнула, голос звучал глухо.
— Ты знаешь… иногда люди совершают ошибки. И всё то, что казалось надежным… всё, что мы принимали за правду… рассыпается в один миг. — Я замолчала, с трудом переведя дух. — В ресторане старой жизни пришел конец. И пора всё начинать заново.
Ночь выдалась беспокойной. Под впечатлением от тяжелого, мучительного дня, я долго не могла заснуть и задремала лишь под утро. Я так привыкла спать на безупречной анатомической кровати, что теперь брошенный на пол тонкий матрас казался изощренной пыткой для моей спины. Вокруг все было завалено коробками, чемоданами, царил чудовищный беспорядок и неуют. После звонка будильника, я наскоро хлебнула отвратительного растворимого кофе и поспешила на работу. На душе скребли кошки, мысли все время возвращались к грядущему разводу, но я старалась не терять присутствия духа.
Когда я оделась — белая блуза с выверенной линией вытачки, строгая серая юбка-карандаш и лодочки на устойчивом каблуке, я будто снова почувствовала себя… собой. Профессионалом, высококлассным специалистом, сильной женщиной, которую невозможно сломать.
Сегодня должны были делать замеры в квартире Роберта, и я, как и обещала ему, должна была присутствовать лично.
Я пробиралась по комнатам, лавируя между грудами коробок с кафелем, вёдрами с клеем и разбросанными инструментами. Шпилька туфли с трудом находила точку опоры на полу, заваленном строительными материалами. Звуки перфораторов и дрелей делало пребывание здесь почти невыносимым.
В этот момент запищал телефон. Жанна. Рука дрогнула, я стиснула трубку, но все-таки провела пальцем по экрану, принимая вызов.
— Ты совсем с ума сошла?! — воздух взорвался потоком ругательств. — Ты разрушила мой дом!
— Как и ты мой, — ответила я с ядовитой иронией, наслаждаясь отчаянием в ее голосе.
Видимо, подруга только сейчас изволила приехала домой. Всю ночь развлекалась со своим «лучшим подарком», то есть моим уже скоро бывшим мужем, а теперь приехала отдыхать. Но отоспаться на разбитой плитке у нее не получится.
— Ты ответишь за всё! — прошипела Жанна. — Я заявлю на тебя в полицию!
Она вылила на меня поток бессмысленных угроз.
— Ты можешь думать, что тебе всё сойдет с рук… — продолжала она с ядом. — Но я это так не оставлю! Рекомендую ходить и оглядываться, Адель… Никогда не знаешь, что может произойти…
Не успела я перевести дух после звонка, как из смежной комнаты показалась высокая фигура Роберта. В руках у него был смятый чертеж, на рукавах рубашки белела пыль. Когда я его увидела, то едва не выронила телефон прямо в свежезамешанный цемент на полу.
Он намекал, что просьба о моем личном присутствии на замерах – это лишь повод меня увидеть, но сейчас я убедилась в этом. В смятении я убрала мобильный в сумочку, выдавила из себя спокойное:
— Здравствуйте, Роберт. Не ожидала вас здесь увидеть.
— Судя по звукам, звонили разъяренные клиенты? Ругают за качество ремонта? — произнес он с легкой усмешкой. — Кричали громче перфоратора.
Я иронично улыбнулась в ответ:
— Да, ремонт клиента не устроил, поэтому пришлось всё снести.
Роберт покачал головой с притворно скорбными нотами.
— Какая беда…
Он смёл с перевернутого ящика слой строительной пыли.
— Присядете? Наверняка не очень удобно бегать по строительному мусору на шпильках. Я-то думал, что вы оденетесь как настоящий прораб — в комбинезон и каску.
Я осторожно присела на импровизированное сидение, Роберт опустился напротив — на ящик с инструментами.
Солнце пробивалось в комнату сквозь прикрытые жалюзи. Его лучи легли на лицо Роберта, выделяя его яркие черты — темные глаза, легкую морщинку на лбу, изогнутую линию губ.
— Знаете… — сказал он, оглядываясь вокруг, — это настоящее волшебство, что из такого бардака однажды получится что-то по-настоящему красивое.
— Ты про ремонт?… — я слабо улыбнулась.
— Про всё. И про ремонт, и в целом про нашу жизнь. — он поймал мой взгляд и на секунду задержал его. — Иногда ремонт — лишь повод разломать всё и собрать заново.
Вдруг Роберт потянулся ко мне. Он смёл кончиками пальцев с виска белую крошку — то ли штукатурку, то ли побелку, что легла на мои волосы, когда я пробиралась по полуразрушенным комнатам. Это легкое касание неожиданно заставило меня вздрогнуть.
— Спасибо… — произнесла я, смущаясь самой себя.
Не позволяя этому моменту сломить границы, я выпрямила спину и произнесла с нарочитой легкостью:
— Я закончила здесь на сегодня. Мне пора.
— Так рано? — с непритворной досадой удивился Роберт.
— Увы. У меня еще куча дел. Нужно заехать в строительный, — пояснила я с полуулыбкой. — Неожиданный ремонт… на этот раз уже у меня! Всё случилось так внезапно… и нужно всё организовать самой.
Я легонько кивнула ему на прощание и двинулась к выходу, стараясь не выдать, насколько дрогнули мои колени, когда я поймала на себе его прощальный, пронизывающий взгляд.
Когда я в смятении села за руль, то автоматически поехала той самой дорогой, что тысячи раз проезжала, возвращаясь домой. Город проносился мимо, и всё вокруг было таким привычно-знакомым — парк, лавочки, магазины, старый тополь на перекрестке.
И только когда я притормозила у нашего старого двора, до меня наконец дошло, где я нахожусь.
— Черт, я совсем забыла, что больше здесь не живу…
Горло сдавило, воспоминания с новой силой нахлынули, но я заставила себя выровнять машину и проехать мимо. Нужно было возвращаться туда, где всё нужно выстраивать заново.
Я с трудом заволокла сумки в наше новое гнёздышко. В коридоре всё ещё висел запах свежей краски, пол поскрипывал под ногами, а из-за стены с самого раннего утра и до полуночи доносились звуки соседских ремонтов.
Посреди бардака сидела Милана — с максимально недовольным лицом и губами, сжатыми в одну тоненькую полосочку. Она не потрудилась разобрать хотя бы один чемодан или коробку. Едва я закрыла за собой дверь, как на меня тут же обрушился поток ее возмущений:
— Мам, мне тут плохо. Всё гудит и сверлит с утра, я не могу в таких условиях готовиться к экзаменам!… Я хочу в свою комнату… Хочу домой!
Мне даже не дали перевести дух. Я присела рядом с ней на матрас, взяла дочь за руку и произнесла с такой уверенностью, на какую только была сейчас способна:
Впустив Макса, я поспешила скрыться на кухне под предлогом, что гостю нужно налить чай. И застыла там, прислушиваясь к болтовне, которой Милана окружила Макса. Я пробыла там так долго, как только позволяли приличия. Мне просто-напросто было стыдно показываться Максу на глаза — он не заслужил того, чтобы его использовали так, как использовала я.
Наконец, я вошла в гостиную с чашками. Посреди комнаты возвышалась импровизированная конструкция из коробок, на которой сидела Милана и непрерывно щебетала что‑то про учебу, про одноклассников, про то, насколько здесь станет здорово, когда всё покрасят и расставят по местам. Рядом с ней на полу возился с инструментами Макс. Он натянуто улыбался и неохотно отвечал на бесконечные вопросы Миланы, стараясь не замечать того, что она откровенно с ним кокетничает. А она тем временем всё громче смеялась над его шутками, всё явственнее старалась поймать его всё время ускользающий взгляд.
— А когда закончим здесь, может быть, сходим в кафе? У нас тут пока даже кухни нет, невозможно ничего приготовить, — предложила ему Милана.
В этот момент я поймала взгляд Макса на себе. Он ответил что-то невразумительное, проще говоря, слился под благовидным предлогом, и продолжил на меня смотреть. Я растерялась под этим взглядом.
Я не могла понять одного — почему он, понимая, что я выудила у него эту проклятую связку ключей, чтобы реализовать свой план мести, всё равно пришёл мне помогать?
Не представляю, что он испытывает при этом. Какие чувства борются у него внутри?
В смятении я с трудом выдавила:
— Ребята… Чай готов…
Мой голос звучал спокойнее, чем я себя чувствовала на самом деле.
Я надеялась, что Милана не поймет, что все ее старания тщетны, потому что внимание Макса сконцентрировано вовсе не на ней. Когда я наклонилась, чтобы поставить чашку перед гостем, всё тело ощутило это внимание — навязчивое, неотрывное.
Сложившаяся ситуация начинала меня пугать. Я никогда, даже в самом страшном сне, не могла представить себя соперницей собственной дочери. Мне вовсе не нужно было внимание Макса. Я избегала даже мысли об нем.
Но желая насладиться своей местью, я ненароком втянула других, ранила, смяла чувства людей, которые вовсе не должны были быть вовлечены.
Вина легла на мои плечи с такой силой, что я с трудом выстояла. Вина перед Максом, что я воспользовалась его доверием. Вина перед Миланой, что я, сама того не желая, перетянула на себя внимание парня, который нравился ей.
— Адель, у нас нет нужных шурупов. Можем сгонять вместе до магазина, всё равно нужно взять еще парочку других инструментов… — голос Макса звучал слегка смущённо. Словно он с трудом подбирал повод, лишь бы остаться со мной наедине.
Не успела я и рта открыть, как из коридора выскочила Милана с лицом, полным детского азарта.
— А я с вами! — произнесла она с улыбкой. — Или мы можем сходить вдвоем, правда, Макс?
Глаза парня на секунду потемнели — разочарование промелькнуло тенью на лице. Он выдавил из себя полуулыбку и кивнул:
— Это не к спеху. Можно и в другой раз.
Когда она вышла из комнаты, чтобы освежить макияж, Макс тихо произнес:
— Может покажите мне смету на материалы? Вдвоём проще прикинуть.
— Смета? Отлично! — проворковала Милана, в ту же секунду возвращаясь. — Давай покажешь и мне! Вам определенно нужно свежее мнение со стороны.
Когда я погрузилась в каталог с образцами обоев, Макс, кажется, сделал всё, чтобы оказаться рядом со мной.
— А что вы тут выбираете без меня? — Миланы пролезла ровно посередине.
Перед тем, как уйти — было уже далеко за полночь — Макс задержался у порога. Наши глаза встретились на короткое, пронизанное так и невысказанными словами мгновение.
Дочь поморщилась.
— Чего это вы двое друг на друга так смотрите? — она перевела подозрительный взор с него на меня и обратно.
Я отрицательно покачала головой, смущаясь.
Когда Макс ушёл, дочь сразу же потеряла интерес даже к обсуждению ремонта и ушла спать. В комнате стало так тихо, что я слышала собственное сердцебиение. Чай на столе совсем остыл, я всё сидела и крутила чашку в руках, пытаясь собраться с мыслями.
Вдруг мой телефон завибрировал. Сообщение было от Макса:
«Выйдите на секунду, пожалуйста. Я у двери».
Я поднялась, легонько ступая по полу, стараясь не разбудить Милану, и замерла у входной двери. Что-то внутри меня подсказывало, что не стоит открывать. Но разве можно оставлять человека торчать в подъезде глубокой ночью?
Я приоткрыла дверь и выглянула. Там действительно стоял Макс — словно и не уходил вовсе.
Тут меня осенило — конечно, ему же просто нужно забрать то, что я так и не вернула! Ключи от квартиры его матери. Мы весь вечер вертелись вокруг да около, но я бы так и не смогла спокойно, без вопросов со стороны Миланы, их передать.
Жестом я попросила его подождать и вернулась в коридор. Нашла в сумочке связку ключей, вышла к нему в притихший, ночной подъезд и протянула в открытой ладони. Макс молча уставился на них, словно опасаясь брать, а я не могла подобрать правильных слов.
Да, я была зла и хотела отомстить его матери. Но зачем было использовать для этого Макса, который ни в чем не виноват?
Когда я всё‑таки набралась смелости заговорить — начала извиняться, что‑то сбивчиво объяснять, Макс резко меня перебил.
— Нет, погодите! Зачем вы извиняетесь? Это я хотел извиниться… За ту безобразную сцену в ресторане. Вообще за всё, что устроила мать. Это отвратительно, просто ужасно! — торопливо заговорил Макс, захлебываясь от возмущения.
Не зная, что ответить, я опустила глаза. Мне было больно даже от упоминания того, как меня пытались публично унизить. И мне не хотелось обсуждать это с ним — все-таки Жанна его мать, а о матери никому нельзя говорить плохо.
Но Макс перевел дух и продолжил — резко, смело, быстро — так, будто всё, что очень долго копилось в нем, нужно было выдать одним махом.