Измена. По нотам любви

От автора

Дорогие друзья! Приветствую всех в своём новом романе.

Визуалы, а также всякие интересности по ходу книги я буду размещать в своём телеграмм-канале. Приходите! Ссылка есть на моей страничке Литнет: https://litnet.com/shrt/uSt1

Всем приятного чтения! Не забывайте добавлять книгу в библиотеку и нажимать на кнопочку «Нравится». Моей Музе это очень важно. Спасибо всем! Ваша Мари.♥

Глава 1

Покидая свой кабинетик, я как всегда проверяю, не забыла ли чего-нибудь выключить. Кабинетом назвать не могу. «Кабинет», в моём понимании – это непременно кожаное кресло, большой стол, а на нём – органайзер, как минимум, из малахита. Вот у Марка, моего начальника, кабинет! Настоящий. А у меня – кабинетик. Со столиком из ДСП, ноутбуком, который таскаю с собой постоянно. С крутящимся креслом, на котором уже переломаны оба колёсика.

Но большего мне и не надо! С тех пор, как живём у Артура, любая каморка, где нет его мамы – для меня просто рай. Квартира у мужа прекрасная, очень просторная. И там, если честно, хватило бы места ещё и моих разместить. Два яруса, площадь в сто двадцать квадратов. Большая винтовая лестница, ведущая к нам, на второй. Ида Карловна спит в нижней спальне.

Мы вообще-то хотели уехать, снять, а потом уж купить что-нибудь для себя. Но свекровь каждый раз умудрялась устроить спектакль. Стоило нам заикнуться о переезде, как она моментально хваталась за сердце, за лоб, или за то и другое. Просила накапать сердечных, ложилась и грустно смотрела в окно. И Артур неизменно сдавался! Говоря, что «в этом доме он вырос». Что «здесь маме будет тоскливо одной». А о том, чтобы мама уехала, не было речи. Ида Карловна никогда не покинет пределов жилища. Из дома на Чернышевского её вынесут только вперёд ногами. И то, ещё очень не скоро! Невзирая на весь «моно-театр».

Так и живём! Артур снял квартиру для репетиций. Ему это нужно, я знаю. Уединение – важная часть его творчества. А Липницкий – творец! Несомненно, от Бога. Когда мы познакомились, он уже был «подающим надежды молодым пианистом», аккомпанировал оперной диве, на сцене Калининградской областной филармонии. Сейчас он – солист. Выступает в составе оркестра. И званий в его послужном больше, чем родинок у меня на спине.

Я тоже - «творческий вид». На том и сошлись! Правда, моя стезя – визуальное творчество. Я – фотограф. С недавних пор ещё иллюстратор. Дизайнер. Верстальщик. Художник. В общем, сама не знаю, кто я! Но мой босс говорит, что без меня их издательство рухнет.

«Тисман Паблишинг Хаус» - едва ли не единственное на всю нашу область издательство книг и журналов. Наш печатный станок непрерывно штампует шедевры известных писателей, исполняет печать на заказ. Периодика составляет лишь малую часть от всего. А ещё есть подарочный спектр! Это книги большого формата, где мои фотографии области, города, лиц и событий, занимают почётное место. Даже имя «Ульяна Севастьянова» значится в списке одним из первых.

Да, я не стала брать фамилию мужа. Во-первых, она у него слишком звучная! Липницкий у всех на слуху. Когда произносишь, у собеседника сию же секунду возникает вопрос:

- А это не тот Липницкий, который…?

- Тот, тот, - спешу убедить.

И став Липницкой, я бы осталась всего лишь «супругой маэстро». А я ведь не просто супруга! Я больше. Я – Муза. По крайней мере, так говорит сам Артур. К тому же, ещё со времён своей юности, я подписывала все свои работы, как «Ульяна Севастьянова». Именно эта фамилия вывела в ТОП моё имя! Так что сменить её, значит, начать всё с нуля. Севастьянову знают. Липницкую вряд ли. Вот так и живём.

Уходя, не забываю сложить свой любимый, потрёпанный временем Никон. С тех пор как отец подарил ещё в детстве, я практически не расставалась с ним. И даже в наш век цифровой фотографии, предпочитаю забытую многими плёнку. Это как пластинки взамен CD дискам. Артур знает, в чём суть! У него дома целый стеллаж всевозможных пластинок. Как правило, классика…

«Артур», – вспоминаю, смотрю на часы.

Муж опять будет ругаться! Скорее всего, уже ждёт? Завозилась! Выбирала хорошие фото из целой серии сделанных мною для буклета турфирмы.

Выбегаю в коридор, закрываю замок на двери. В этот момент слышу голос.

- Ульян! – это Марк. Мой бессменный начальник, наставник. И просто хороший человек. Это он заприметил меня на одном мероприятии. Я делала фото для местной газеты. А он предложил побеседовать. Спустя пару месяцев, взял меня в штат.

- Аушки? – стоя вполоборота, я улыбаюсь ему.

Марк красив, по-мужски. Но красота его не видна постороннему глазу. Я бы сказала, что он очень сдержан в одежде, в манерах, в общении с людьми. Даже чем-то похож на актёра из Дании. Как его там? Мадс Миккельсен. Правда, тому уже лет очень много! А Марку всего сорок пять, будет в этом году.

Дедушка Марка был немец. Женился на русской, остался здесь жить. Так что Марк – полукровка. Оно и видно! Немецкая чопорность, замкнутость, трудоголизм. Что и позволило сделать фамилию деда известнейшим брендом, который у всех на слуху.

- На счёт выставки думала? – стоя в паре шагов от меня, уточняет Марк Тисман, - Время есть выбрать фото. Помнишь, ты делала для проекта «Урбанистика», или «Одиночество в городе»? Там есть несколько очень хороших работ.

Речь о международной выставке фотографии на базе проекта Nat Geo Wild. Всего-то и нужно, отправить работы на сайт. Пока из России ещё принимают. А я всё никак не сподоблюсь найти подходящие…

- Я подумаю, Марк. Обязательно выберу! Щас спешу, - говорю, бросив взгляд на часы.

Марк усмехается, сунув руки в карманы:

- К Липницкому?

- Откуда знаешь? – улыбаюсь кончиком рта. Хотя догадаться нетрудно! К кому же ещё я могу так спешить?

Марк поднимает глаза на меня:

- Так он уже ждёт, - и кивает себе за плечо, - Наш газон затоптал. Ты скажи ему, Уль! Не для него ведь сажали?

Я качаю в ответ головой. Марк и Артур, отчего-то терпеть не могут друг друга! Хотя никогда не общались особенно близко. Может быть, в этом и суть? Вот пообщались бы, и неприязнь, непременно прошла.

- Серьёзно? О, Боже! – вздыхаю, сую маленький ключ от кабинета в карман.

Октябрь вынуждает одеться теплее. Но я безгранично люблю этот месяц! За его запоздалую солнечность, золото лиственных крон. За то, каким фотогеничным он может быть, при желании.

Простившись, бегу в направлении выхода. Марк был прав! Мой Артур уже тут. Как всегда, в нетерпении курит, топча наш газон. А вернее, бордюр у газона. Носки его длинных туфлей загибаются кверху. Плащ, распахнутый ветром, делает мужа похожим на суперзвезду. Обожаю, когда он такой! Нарочито небрежный, задумчивый, глядящий вдаль.

Глава 2

В лифт заходим с подарками. Артур держит бутыль коньяка. Я – с тортом. А в пакетике то, о чём папа не знает. Дорогие часы от Артура, абонемент на массаж – от меня. Он у нас педантичный до нельзя! И вечно болеет спиной. Так что, будет в восторге.

Внутри тесной кабинки Артур зажимает меня в уголок. Слышу запах мужского парфюма. И шепот у самого уха рождает табун «мурашей». Так Артур называет мурашки. Которые, стоит ему захотеть, разбегаются всюду. Моя кожа уж очень чувствительна к ласкам. Так и сейчас, застываю, даю ему власть над собой. О, как же люблю, когда он такой! Властный, сладостный, полный энергии, жизни…

- Кхе, кхе! – слышится сзади.

А мы не заметили, как распахнулась кабинка. Целовались взасос, чуть не выронив торт и коньяк.

Юрка курит в подъезде. Он старше меня на пять лет. Помню, в детстве подобная разница была всё равно, что бездонная пропасть. А сейчас мы почти что равны! Хотя братик на голову выше и значительно шире в плечах.

- Я, конечно, всё понимаю. Но вообще-то у нас тут камеры, - хмыкает он, сплюнув на пол.

Юрка очень похож на отца. Только цветом волос пошёл в маму. Я же – наоборот! В маму внешностью, в папу оттенком волос. Это сейчас он седой, а по юности был ещё тот «волосатик».

- Ну, ты дикобраз! – усмехается муж, тянет руку.

Юрка её пожимает, другой рукой трогает бороду. Он отрастил, и бородку и волосы. Стал так похож на актёра. Чарли Ханнэм зовут, я недавно ему присылала взглянуть. Он сказал:

- Я красивше!

Не знаю, чего Наташка с ним развелась? Хотя, нет! Знаю, конечно. Просто сломалась, при первом же кризисе. Юркин бизнес тогда прогорел. Он постеснялся просить денег у родителей, занял у друга. После – разбил свою тачку. Не сильно, но всё же. Вдобавок, ещё и на деньги попал. Ведь чужая машина была ухайдокана знатно! Со сломанной голенью он пролежал в стационаре примерно неделю. Когда вернулся, уже с костылями, домой. То Наташка ему объявила:

- Развод и девичья фамилия.

Якобы не для того она замуж выходила, чтобы разгребать его проблемы. Игоряшке, их сыну, тогда было девять. И парень страдал! Это сейчас он подрос, и с отцом проводит значительно больше времени, чем с истеричной мамашей. А у мамаши уже было двое мужчин после Юрки. Ни с одним не срослось! Потому истерит. Юрка втайне надеется, что бывшая даст ему шанс.

- На кой чёрт тебе эта стерва? – спросила однажды.

А он огрызнулся:

- Наташка не стерва.

И я поняла. Наверное, он ещё любит её? Невзирая на то, что она отвернулась от Юрика в сложный момент его жизни…

- Игоряша пришёл? – уточняю у брата, прижавшись к нему.

Это в детстве мы дрались. Сейчас восполняем пробелы в любви.

Он вздыхает:

- А то! Дядю Артура ждёт. Хочет, чтоб ты научил его играть на гитаре.

- Так я же на струнных не играю, - хмурит брови Артур.

- Ну, ты же умеешь? – напутствует брат, - Вот, научи!

- Гитара – это так сексуально, - я игриво кусаю губу, подмигнув мужу. Тот озадаченно хмурится.

- Ты кроме секса можешь о чём-нибудь думать? Извращенка малолетняя! – хмыкает Юрик.

- А ты не завидуй! – Артур приближается, обнимает за талию правой рукой.

- Это ты мне испортил сестру, - выдвигает брат версию.

Артур пригибается ближе:

- Ещё кто кого испортил.

Он успевает сорвать с моих губ поцелуй, прежде, чем дверь открывается. Мама стоит на пороге. В домашнем костюме и фартуке:

- Вот же они! И чего? Мне еду вам сюда выносить? Или всё же зайдёте?

Мамочка вечно такая, серьёзная. А папа – хохмач! Я в него. Юра в маму. Так природа делила черты. Как Попандопуло в «Свадьба в Малиновке»:

- Это мне, это тебе! Это опять мне, это всегда мне. И так далее…

Мы обнимаемся с мамой, заходим. Юбиляр выбирает в гостиной канал. Он сегодня красивый, нарядный. В рубашке и брюках. Ещё бы! Ему шестьдесят пять.

- Представляете, на мой день рождения и посмотреть-то нечего! Нет бы концерт показали какой? Всё ж таки, праздник! – сокрушается папа. И, отложив в сторону пульт, идёт к нам навстречу.

Я первой бросаюсь в объятия:

- Папочка, с днём рождения! Я тебя очень люблю!

- Я тебя тоже, котёнок, - целует меня прямо в лоб.

Прижимаюсь к отцовской груди, даже слёзы в глазах. Вспоминаю тот день, когда с папой случился инсульт. Семь лет прошло, а я помню, как будто вчера. Мамин встревоженный голос на том конце провода. То, как сама трепетала всем сердцем, пока на такси мчалась в больницу к нему. Артур собирался. Через два дня в Каннах был фестиваль. Он поехал один! Был на связи всё время. Но как же мне тогда не хватало его…

С тех пор мы щадим нашего папочку. Говорим ему только хорошие новости. А плохие обсуждаем совместно, решая, как лучше озвучить.

- Артурчик! Ну, удружил! Это что, для меня? – папа хлопает зятя по плечу, принимая бутыль.

- Это в бар, - пробегавшая мама, хватает её и уносит подальше.

- Вот так! Я давно сам себе не хозяин, - папа грустно вздыхает, - Под колпаком у жены.

- Шит колпак, да не по-колпаковски! – вырывается голос племянника. Тот выходит из кухни. Высокий! В свои четырнадцать ростом с меня.

- Игоряш, ты растёшь не по дням, а по часам! – я тянусь к нему, чтобы обнять.

Так похож на отца. И на маму. Наташку. Всё же, как ни крути, а пацан получился красивый и умный. Значит, всё не напрасно. Уже хорошо.

Мы проходим в гостиную. Стол накрыт. Я, чмокнув мужа, сбегаю на кухню. Оставляю мужчин созерцать многочисленный выбор закусок, глотать слюнки и ждать команду: «К столу!».

На кухне мамуля уже завершает выкладывать дольки румяной картошки на блюдо.

- Ульяш, достань противень! Только прихватку одень, он горячий! – бросает она. Отступает, давая мне доступ к плите.

Открываю духовку, и меня обдаёт ароматным, пропитанным соками жаром. На противне, словно мешочки, лежат голубцы. Папа их, ой как любит! Даже больше котлет.

- Хорошо, что твоя вторая мама не соизволила прийти, а то бы снова плевалась, - вполголоса делится мама. Имея ввиду Иду Карловну. Та ненавидит капусту и всё, что с ней связано! Из мяса ест только говядину. Ибо всё остальное «воняет». Гречиху и макароны она называет «едой для крестьян». Из гарниров ест рис, но только рассыпчатый. И картофель пюре, без комочков.

Глава 3

Утренний взрыв эндорфинов вторгается в мой затуманенный мозг. Руки мужа скользят по бедру, задирая сорочку. Я ощущаю их там, в самой острой, чувствительной точке. Туда устремляюсь я вся…

- Артюш, может, сначала в душик? – пытаюсь противиться. Вяло. Ведь мне хорошо. От одной только мысли, как он меня хочет. А он хочет сильно! И сила его упирается в тёплую щель ягодиц.

- Хочу тебя сонную, - шепчет Артурчик мне на ухо, - Спиии, я войду без стука. Можно?

Усмехаюсь в подушку, тону в ней, как в силе его нежных рук. Отдаюсь ему вся, согнув ногу в колене, даю доступ ко всем потаённым местам. Которые, стоит сказать, заждались…

Артур приглушённо мычит, ощущая на пальцах готовность моих тёплых недр. Он, пристроившись, входит! А я, закусив край подушки, подавляю мучительный стон. Так охота объять его, вскрикнуть, отдаться, прижаться лицом, утонуть в нём, взорвавшись единым, слепящим пятном. Но… нельзя. Внизу Ида Карловна. И, судя по запаху, сегодня у нас будут блинчики.

- Ты такая мокрая, такая сладкая, моя девочка, - шепчет Артур, приникая ко мне своим телом. Всей силой своих истомлённых ночным ожиданием чресл, вжимаясь в меня, и входя до конца…

- Да, - я шепчу исступлённо, рукой прижимая к себе его голову, позволяя себя целовать прямо в шею. И мурашки по коже! И пот по лицу. И уже наплевать, что не чищены зубы. И мы, слившись в единое, жарко целуем друг друга, меняясь слюной и интимными соками. Он напрягается. Рык, подавляемый им, остаётся внутри, где-то в горле. Я расслабляюсь, даю ему кончить в меня. Как эликсир, принимаю его плодородное семя.

- С добрым утром, сладость моя, - Артур трётся носом о мой.

- И тебе, мой бусёнок, - я прошу, - Подложи мне подушку под попу, ага? Полежу.

- Это нужно для дела? – говорит, подмигнув, приподняв мои обе ноги, он проводит рукой между них так божественно сладко, что меня настигают горячие спазмы.

- Ой, ой, - запрокинув лицо, издаю тихий вздох. И… кончаю. С большим опозданием.

- Вот тебе на! – удивляется муж, и ложится со мной на постель, - Я думал, ты кончила вместе со мной?

Я улыбаюсь ему:

- Я тоже так думала.

- Второй раз подряд? Ты, негодница? – он ловит губами сосок, и, втянув его в рот, выпускает с таким громким чмоком.

- Ты колючий, как ёж! – говорю, проведя по лицу, вороша бакенбарды.

- А я и есть ёж, - Артур принимается грубо тереться о голый живот своим колючим подбородком. Я не могу подавить громкий смех.

- Артур, перестань! – оттолкнув, умудряюсь сползти с другой стороны нашей общей кровати.

Наша спальня под крышей. Дыра в потолке, сквозь которую видно, как падают звёзды. Я нарядила её, эту комнату, так, как хотела сама. Сбоку шкаф, батарея в бамбуковом корпусе. На полу мягкий коврик, куда погружаются ноги, когда мы встаём поутру. На кровати «матрас для любви». Так его называет Артюша! Именно этим параметром мы руководствовались, когда выбирали его. Стоило видеть лицо консультанта, когда мой Артур проверял матрас в деле, имитируя вместе со мной то, чем мы будем на нём заниматься…

- Чур первая в душ! – я, поправив ночнушку, встаю.

- Тебе можно… уже? – Артур щурится, глядя на низ моего живота.

- Ну, я подмываться не буду. К тому же сейчас, риск забеременеть средний. У меня же вот-вот будут месячные, - я теперь стала чётко следить за своим ежемесячным циклом.

- Охотно верю. Мой трудоголик готов исполнять свой супружеский долг ежедневно! – подложив руки под голову, изрекает Артур. Он лежит, во всей первозданной красе своей голой натуры. Красивый и стройный. Хоть скульптуру лепи! Ни жиринки на теле. Хотя он не ходит в спортзал. И всё-то у него от природы. Фигура, талант.

У меня от природы волнистые волосы, которые трудно собрать даже в хвост. Целлюлитик на бёдрах. И улыбка во все тридцать два.

- Ну-ка прикрой своего трудоголика, - бросаю я взгляд на его утомлённый конец. Обожаю его, целиком! От макушки до пят. От начала и до конца.

- А ну-ка прикройся! – Артур накрывает себя простынёй.

Я смеюсь, у двери посылаю ему поцелуй и иду умываться.

Ванных у нас в доме две. Точнее, в квартире. Но эта квартира похожа на дом! А вообще у нас дом не такой, как у всех. Он стоит в историческом районе Амалиенау ещё со времён окончания второй мировой. И верхний этаж был техническим! Это потом, переехав сюда, Липницкие сделали там, наверху, ещё одну спальню. Которую Ида Карловна великодушно отдала нам с Артурчиком. Ибо ей подниматься по лестнице уже не так весело, в силу проблем со здоровьем.

Туника с котятами достаёт до середины бедра. Я хожу, как хочу! Я, в конце концов дома. Артурчику нравится то, как я выгляжу. Он вообще повторяет всё время, что любит меня вот такой, натуральной, без грима и без каблуков. Которые я итак редко ношу. В силу активной профессии.

Винтовая лестница влечёт меня вниз, до прихожей. А дальше скольжу по паркету на кухню. Где Ида Карловна стоит у плиты. На ней брючный костюм из чистейшего шёлка. Сверху которого — фартук. Её персональный! Мне его надевать запрещается. А сверху ещё и халат. Она вечно одета, как капуста. Потому, что худая и мёрзнет! Артур говорит, мать всегда была очень худая и строгая. Правда, с ним, на мой взгляд, она не строга.

Я мгновение смотрю на неё и готовлюсь к тому, чтобы вымолвить что-то. Привыкла уже! Поначалу боялась её, как огня. Особенно, этих волос. Абсолютно седых, длинных, ровно постриженных. Взгляда, которым она обдаёт, словно льдом. Если смотреть, как она варит суп, можно подумать, что это ведьма из сказки готовит какое-то зелье. Страшноватенько есть! Но Артур уплетает за обе щеки. Правда, он уплетает стряпню моей мамы с не меньшим азартом. Я бы даже сказала, что с большим!

У Иды Карловны не забалуешь. Всё исключительно свежее, постное, с низким уровнем холестерина. С её слов, точнее, со слов докторов, Артуров отец умер как раз по причине избытка оного в организме. Холестериновые бляшки привели к атрофии сосудов, по ним перестала течь кровь и... кранты. Так что опасения Иды понятны. Но знала бы «мама», что ест её милый сынок вне квартиры. Ох, лучше не знать!

Глава 4

«Tisman Publishing House» официально основан в 1949 году. Именно тогда из подпольной конторы по производству листовок в период второй мировой, он превратился в издательство книг. И первая книга, которую выпустил, была приурочена к дню рождения Сталина. Она так и называлась «Иосиф Виссарионович Сталин», имела 400 с лишним страниц, золотое тиснение, много картинок внутри, раскрывающих личность вождя с наилучших сторон. Она и сейчас стоит в нашем музее. Да, у нас есть свой музей!

Книга, конечно, понравилась Сталину, он отметил издательство знаком отличия. С тех пор дела пошли в гору! Правда, «репертуар» пару раз кардинально менялся. На период хрущёвской оттепели пришёлся большой поэтический бум. Было выпущено множество сборников наших поэтов и поэтесс. В советский союз просочились шедевры мировой литературы. Которые Тисман печатал ограниченным тиражом.

За пару лет до моего рождения основатель издательства умер, передав своё дело потомкам. Марку тогда было десять. Он с детства читал! В том числе и недетские книги. Любимой из книг был «Таинственный остров» Жюль Верна. Где маленький Марк путешествовал в джунглях, выживал наравне. И, наверное, из всех героев он мнил себя принцем? Хоть даже индийским, который всех спас.

Марк пишет книгу, я знаю об этом. Но никогда не покажет её никому! Иногда, подходя к его двери с надписью «Главный редактор», я слышу весьма характерный стук клавиш. Притом не компьютерных, нет! Марк по-старинке, использует ретро «Москву». Агрегат, доставшийся ему по наследству от прадеда. Пару клавиш на нём западают, и он постоянно ругается, когда это происходит в самый ответственный момент поворота сюжета.

Он загадочный, Марк. И такой несовременный! Что мне порой кажется, это не он, а его дед — Генрих Тисман, вселился во внука, и делает вид, что он — Марк.

- Ульяшенька, ты к Тисману? - вопрошает меня маркетолог Любаня.

В нашем издательстве штат небольшой, постоянный. Есть редакция, где я тружусь. Правда, мне место в отделе художников, он на втором этаже. Но Тисман обеспечил мне свой закуток. Так что я обитаю на третьем. Бухгалтерия, маркетинг, транспорт, завхоз — это всё на втором. А на первом — тот самый станок, что печатает книги. И ребята, которые им занимаются. Станок иностранный, из старых запасов. Есть новый, компьютерный. Но Марк его бережёт.

- Привет, Любань! - улыбаюсь коллеге. Она, как и все в нашем офисе, называет меня исключительно нежно. Ульяша, Ульяшенька, Уленька.

Я — оптимистка по жизни. Всегда улыбаюсь! «Улыбастая», - как говорит мой Артур. С его слов, он влюбился в улыбку. Ощущая мандраж перед тем, как усесться за клавиши, он разглядел мой весёлый анфас среди прочих пришедших к нему на концерт, и его отпустило. С тех пор улыбаюсь ему постоянно! Плачу редко. И только по поводу. Последним поводом был папин инсульт...

- Ульяшенька, платье какое красивое! Ты как сама? Хорошеешь! - Любаня ведёт монолог. Сама спросила, сама же ответила. А я улыбаюсь:

- Спасибо, Любань! Хорошо. Вот рисую очередную серию комиксов, - демонстрирую ей свои карандашные эскизы.

Это именно Люба придумала «Усю и Бусю», обозвала их так. Идея пришла неожиданно! Как обычно в моменты задумчивости, я рисовала карандашом на бумаге. Сама не заметила, как увлеклась! Получились забавные пчёлки. Двое, он и она. Он потолще, она постройнее. Он заботлив, но очень упрям. Она — дама ранимая, нежная. Реснички, кокетливый взгляд. Эти двое всегда попадают в истории! В пределах тенистого леса у них есть друзья и родня. Есть другие насекомые, с которыми наши, то дружат, то нет. На самом первом рисунке я изобразила их знакомство. Двое пчёлок. Он держит ромашку, она скромно отводит глаза. Дальше больше...

Марк вдохновился идеей создать иллюстрацию-комикс. Над которой работала денно и нощно. Даже Артур подключился к созданию сцен! Это он придумал «Усю и Бусю на отдыхе». А ещё, соответственно «Усю и Бусю в процессе соития» тоже придумал Артур.

- Ути, какие усечки-бусечки! - пропела Любаня, когда точно также столкнулись с ней в коридоре. Я тогда несла Марку свой первый рисунок, а она — еженедельный отчёт.
Так им придумали имя. Теперь это бренд. Уся-Буся уже на прилавках повсюду. Есть усе-бусечный мерч. Дети в восторге! И взрослые тоже. Ведь у нас есть контент и «для взрослых». Из серии «пчёлки тусят»! Меня так понесло, что я теперь никак не могу остановиться. Уся с Бусей уже поженились и съехались. Обитают в уютном дупле. А скоро, наверно, детей заведут. Только свекровь, мама Буси, мешает. Всё нудит и нудит, точнее, жужжит...

- Покажи! - тут же требует Люба.
Мы обсуждаем, как Уся стоит перед зеркалом и комплексует. В отражении видится то, чем она не является. Как у всех женщин! Тем временем Бусе о комплексах некогда думать. Его ждёт вишнёвый пирог...

- Ой, Ульяшка, ну ты просто мастер! Я без твоих Уси-Буси уже и заснуть не могу. Это ж надо такое придумать, - смеётся Любаня.

Мы угораем над тем, как у Буси раздуло живот. Над тем, как Уся осуждающе смотрит на мужа. И жужжит ему на ухо!

- Так похож на моего Борьку! Ну, просто вылитый, - Люба делает фото рисунков, намереваясь продемонстрировать мужу его прототип в насекомой среде. А я принимаю бумаги из рук, - Ульяшенька, будь другом, передай Тисману? - шепчет Любаня, суя мне отчёт.

Продажи стоят. Это лучше, чем падают! Но всё же печатная отрасль нынче в упадке. И Тисман не рад тому, что вместо художки мы вынуждены принимать заказы на печать методичек, учебников. Он помнит былое, когда книжных магазинов в нашем городе было не счесть. А теперь только два, оба - Тисмана.

- А сама? - говорю с укоризной.

- Ой, - Любаня кивает, - Опять будет ныть, будто я виновата, что книги никто не читает.

- Читают, Любань. Электронные, - вздыхаю я. Сама, признаться, всегда покупаю бумажные. И не только из долга, а просто, люблю полистать.

- Вот именно! Нужно перепр... пе-ре-про-фи-лироваться, - удаётся ей вымолвить.

Глава 5

Я встретила Артура, когда училась на первом курсе БФУ имени Канта (Балтийский федеральный университет). Специальность, связанную с фотографией, выбрала с целью учиться и дальше. Быть фотокорреспондентом мне не хотелось. Вылавливать сплетни и новости! Хотелось просто узнать чуть побольше о том ремесле, которое так захватило меня. Попутно училась на курсах дизайнера. Постигала азы.

Это потом мне пришлось изучать кучу новых программ. Ведь прогресс, он на то и прогресс. Не стоит на месте! В общем, я много училась, совершенствуя навык. Уже тогда была лучшей на курсе! Преподаватели видели скрытый талант, и каждый из них хотел стать «первооткрывателем».

Помню, тусили с девчонками где-то в гостях. На подобных сборищах было всегда много разных парней. И ко мне подбивали клинья! Вот только тогда я была ещё скромная девочка. Фотографировать умела лучше, чем флиртовать. И вот, на одном из таких «мероприятий», были ребята из консерватории. Один – трубач. Другой – скрипач. А третий…

- Артур, ну сыграй! – попросил его кто-то.

Артур отказался:

- Я чё сюда пришёл развлекаться, или развлекать? – язвительно фыркнул, держа в руке пиво. А второй прижимая к себе длинноногую девушку.

Я опустила глаза. Сама была в брюках и кофточке. Скромный наряд. Но я не привыкла выпячивать всё, чем меня наградила природа. Берегла это всё для того, кто оценит, заслужит, поймёт…

- Ну, сыграй! Пианино же есть? Ну, чего тебе, жалко? – опять попросили Артура.

- Это не пианино, это рояль! – отозвался Артур с тяжким вздохом.

Он был молод, красив. Так безумно, что тело моё под одеждой заныло, желая себя показать. И стало обидно, что девушка в платье, коротком настолько, что видно трусы, ему ближе, милее, чем та, кто прикрыт. Будь рядом с ним скромница, вроде меня, обида была бы не такой острой.

- Какая на хрен разница? – донеслось из толпы.

Нас и правда, была толпа. Таких разномастных, совсем не похожих, парней и девчонок. Чья-то квартира. Большая, огромная! Я не имела понятия, чья. И откуда в ней взялся рояль, да ещё лакированный. Старый, правда! И пыльный. Настолько, что внутри весь зарос паутиной.

- Огромная! – откликнулся парень, которого звали Артур.

И поднялся с дивана. Оставив свою кареглазую девушку молча следить за ним взглядом. Я тоже следила. Как встал, как пошёл. Так небрежно и нехотя. Как вздохнул, подойдя к пианино… К роялю! Как стряхнул с него пыль. Словно гладил собаку.

Мне в этот миг захотелось стать этим роялем. Чтобы он тоже стряхнул с меня что-нибудь. Да хоть бы не стряхивал! Просто погладил, потрогал, обнял…

Парень сел на предложенный стульчик. Открыл крышку. Замер над клавишами. Казалось, он видит их впервые. И не умеет играть. Просто уставился так и сидит, ожидая, когда они заиграют сами.

Я, минуя девчонок, и делая вид, что иду к минибару. В моём случае выпивкой был апельсиновый сок! Продвинулась вдоль обветшалой стены. Обои на ней были серого цвета. Когда-то, наверное, были другого? Но тогда были серыми. Это я помню, как будто сейчас…

Встала так, чтобы видеть лицо. У Артура оно было очень красивым! Профиль такой идеальный, мужской. Длинный нос, лоб высокий и волосы как-то мятежно лежат. Будто ещё не решили, как лечь – поровнее, или взлохматиться.

Он сглотнул, кадык на шее дёрнулся. Затем занёс руки над клавишами. Закрыл глаза, словно отрешившись от всего. Все звуки в комнате стихли. Или мне так казалось? Они стихли в моём воспалённом мозгу. Я ждала! Я смотрела на руки Артура. И когда они мягко коснулись заложенных в клавиши нот… те воспарили. Возникли из ниоткуда! Он словно рождал их своими волшебными пальцами.

Звуки были божественны! Музыка то затихала, то пробуждалась опять. Как и душа моя вместе с ней. Это было и грустно, и радостно. И каждый мускул во мне трепетал! До того я никогда не интересовалась классической музыкой. Предпочитая попсу. Никогда не была в консерватории. Родители как-то не очень любили искусство. Я вообще была далека от всего того, с чем был так близок Артур. Но в тот незапамятный миг я приблизилась, встала у него за спиной, я слилась воедино с ним в этом порыве…

Нет, конечно же я продолжала стоять, точно памятник! Сжимая стакан с апельсиновым соком. Когда он закончил, слезинка упала в стакан. Я отёрла щеку. Задышала опять. Глубоко и порывисто. Словно всё это время почти не дышала.

Под шквалом оваций я тупо сбежала на улицу. Наверное, в этот момент я влюбилась. Точнее, я в этот момент поняла, что влюбилась. Взаправду! Навеки. Всем сердцем влюбилась в того, кого даже не знала. И кто уж точно навряд ли захочет узнать, кто есть я…

- Почему ты ушла? Не понравилось? – огонёк сигареты воскрес в полуночной тиши.

От неожиданности я вздрогнула и крепче схватилась за поручень.

- П-понравилось, очень, - сказала, не глядя Артуру в глаза. Это было несложно. Он оказался значительно выше меня. И стоял позади. Наверное, сверху ему было видно, как дрожат мои губы, ресницы, как под тканью вздымается грудь…

- Приходи на концерт, он будет в пятницу, - предложил он, как старой знакомой.

- А… у меня нет билета, - сморозила глупость.

- Держи! – предложил, прикоснувшись ко мне тёмным флаером. На нём была надпись «Бахослужение». Я перепутала с Богом.

- Это что-то церковное? – ляпнула.

- Нет! – усмехнулся Артур и выдохнул дым мне в лицо, - Это Бах. Я не очень люблю его. Но мне дадут отыграть Е Минор.

Я не стала позориться дальше, уточнять, что такое минор. Просто кивнула:

- Приду.

- Ну, увидимся, - бросил Артур, затушил сигарету в большой металлической банке, которая служила всем пепельницей. И в которой уже была груда окурков. И ушёл.

На концерт я пришла. И, оглушённая музыкой, стояла в большом, переполненном холле. Он тоже там был. Он играл. В этот раз я не плакала. Просто внимала тому, как летят вдохновенные ноты. Как птицы, по залу! Садятся ко мне на ладонь и клюют. Я ловила их, каждую. Я утопала в смятении звуков. Мне так хотелось понять, что такое минор. Но даже в тот вечер я не рискнула спросить у него.

Глава 6

Ида Карловна уже кошеварит на кухне. Точнее, готовит еду! В её исполнении даже мытьё огурцов превращается в некое таинство. Не готовка – а ритуал превращения пищи в готовое блюдо. В кафе «У Горгоны» есть множество странных, но вполне съедобных блюд. Супов пюре аж несколько: гороховый, овощной, грибной, кукурузный. Салатов огромное множество! Хотя, тот же огурец в нарезанном виде она называет салатом. Вторых блюд не так много. И главное – это бефстроганов! Его Ида Карловна готовит на самом деле неплохо. И просит его называть только так.

Как-то раз я сказала «подливка». И обида была такая, словно я обозвала её саму, а не мясо под соусом.

- Подливку подают в придорожных харчевнях. А бефстроганов – это еда аристократов! Оно было названо так в честь графа Александра Григорьевича Строганова, ещё в конце девятнадцатого века, - «включила» она искусствоведа.

Я закатила глаза. Да, да, да! Мы – графья. Точнее, вы с сыном. А я – так, приблуда.

Вхожу, разуваюсь. Снимаю пальто и любимую шляпу. Необычные головные уборы – это моя слабость! У меня идеальная форма лица. И слова не мои! Так говорят парикмахеры, когда я решаюсь постричься. Так что могу носить, что угодно. Спасибо на том! В этом сезоне на мне фиолетовый клош с тёмной изнанкой. И чёрно-сиреневый, в цвет, палантин.

- Холодает, - вбегаю на кухню. Наливаю воды, быстро пью.

Ида Карловна пробует мясо изящной серебряной ложечкой.

- Пахнет просто божественно! – пытаюсь умаслить её. Это так!

Вместо ответа она одаряет меня снисходительным взглядом:

- Почему в этом доме вся готовка на мне?

Я и тут нахожусь:

- Потому, что лучше вас говядину никто не готовит!

Дальше следует вздох. И она обращается к Моцарту:

- Животное! Эй, а ну иди сюда!

Голос звучит строго, и Моцарт, который сидит на засиженном им подоконнике, смотрит искоса. Говоря своим взглядом: «Чего?». Я в который уж раз про себя отмечаю, как эти двое похожи. Наверно, поэтому и не контачат? В силу сословных различий. Ида Карловна может сказать:

- Я себя не на мусорке нашла!

В то время, как Моцарт не может. Но она его, всё же прилюбливает. Наверное, даже сильнее меня! Вон, говядиной кормит практически с рук. Думаю, будь её воля, она бы и меня называла «животным».

Моцарт чавкает, смачно, с большим аппетитом. Он у нас крупный! Я как-то раз взвесилась с ним. Оказалось, что он весит десять кило.

- А может он у нас Мейн-кун? – предположил Артурчик.

- Рядом с Мейн-куном лежал, - сказала тогда Ида Карловна.

А я думаю, Моцарт лучше любого мейн-куна. У него нет кистей на ушах, но сами уши большие, стоячие. Окрас полосатый, с акцентом на тёмный каштан. На груди небольшое жабо ярко-белого цвета. А на морде полосочки так расположены, что хоть портрет пиши. Глаза по-змеиному узкие, цвета янтаря, или спелого мёда. В общем, Моцарт у нас выдающийся кот! Во всех смыслах этого слова.

Наевшись, отходит от миски, говоря своим видом: «Сойдёт! Но бывало получше». Снисхождение к миру у них с Идой Карловной – одно на двоих. Будь он самкой, они бы ругались и цапались. А так, он – самец и обязан блюсти этикет. Наверное, в этом его превосходство над ней.

- Моцарт, хороший, - ловлю его хвост, когда тот ускользает. Он трётся вокруг моих ног. Тем самым давая понять, как мне рад. Вот так бы Ида Карловна тёрлась! И я бы её тоже гладила. И шептала, - Моя ж ты козявочка.

Пока Артурчика нет, ухожу в мастерскую. Это он оборудовал мне в кабинете отца! Помню, как мать верещала:

- Отцовский кабинет превратить чёрт знает во что! Не позволю!

- Мам, это и мой кабинет, если уж на то пошло. А Ульяне негде заниматься своей фотографией, - упорствовал муж. А я «грела уши» снаружи.

В итоге Артур победил, отвоевав для меня территорию в их общей с матерью квартире. Территорию, где я могла бы уединиться, остаться один на один со своим старым Никоном.

Помню, как я, после всех приготовлений, стояла у порога моей новой студии. Стояла с повязкой на глазах и ждала, когда Артур её снимет. А он говорил:

- Подожди, ещё один сек.

А когда он завёл меня внутрь, снял её, то я думала, что ослепла. Внутри была темень:

- Артюша?

- Я тут, - крепко сжал мою руку, - Готова? – спросил.

Я не знала, к чему, но ответила:

- Да!

И тогда свет зажёгся. И я обалдела! От кабинета отца почти ничего не осталось. Разве что стол и стеллаж. Который теперь был заставлен всевозможными пузырьками, стекляшками, пачками разной бумаги.

- Я заказал сразу всё. Не знал, что конкретно тебе пригодится, - начал Артур, крутясь на одном месте.

Он подбежал к большой красной лампе:

- Вот! Это включается так! – красный свет фонаря загорелся.

Артур схватил пульт:

- Весь свет управляется пультом, чтобы тебе не пришлось постоянно искать выключатель.

Он что-то щелкнул, и верхний свет выдохся, остался лишь красный. В котором Артур показался каким-то загадочным демоном.

- Включи, я хочу посмотреть! – попросила.

Артур снова нажал на волшебную кнопку, и свет загорелся. А красный погас.

- Тут у тебя умывальник и зона… как это? Просушки? Промывки? В общем, вода!

- Ты как это сделал? – я подошла к уголку, где была настоящая раковина, а возле неё, на столешнице уже ожидали кюветы, щипцы.

- Ну, пришлось проштробить дырку в стене, - отшутился Артур.

Я представила, как это было… Я в тот год уезжала на выставку. И несколько дней проторчала в Москве. Артур убеждал, что мне «очень нужно поехать туда»! Вот только он, как всегда, не сумеет составить компанию. К тому же, в Москве у меня есть подруга. Она Калининградская. Только уехала с мужем в Москву. Мы общаемся, дистанционно.

К слову, я тогда хорошо провела время. А когда вернулась, то Артюша меня впечатлил.

- Боже мой, как ты это всё сделал? Не сам, я надеюсь? – спросила, имея ввиду, сам ли он штробил стену, тянул трубу из кухни сюда, обустраивал всё, в том числе освещение.

Глава 7

Рабочий день начался как обычно. С поцелуя Артура. С приветов коллег. Пока Тисман не вызвал меня по внутренней связи. Да, у нас есть аппарат! Для коммуникации внутри нашей скромной конторы. Мы тут, как в космосе, на полном обеспечении. Недавно поставили вендинговые аппараты: кофе и снеки. Так что, продержимся, если вдруг что…

- Ульяна! – звучит голос Тисмана в коммуникаторе.

- Ульяна на проводе, - отвечаю, зажав нос. На манер старых фильмов.

Но Марка моя находчивость не впечатляет. Он, кажется, даже взволнован слегка.

- Ульяна! Через полчаса будь у меня. Поняла? Это не обсуждается, - и отключился.

«Вот тебе на», - думаю я озадаченно. Значит, я у него на посылках? И, главное, не обсуждается! А если у меня есть планы? Вот возьму и не приду. И что он будет делать? Уволит?

Но я, через полчаса, естественно прихожу к кабинету начальника. Ибо любопытство моё берёт верх. Внутри слышу голоса. Мужские. Становится ещё любопытнее! Я деловито стучусь.

- Да! – отзывается Тисман.

Вхожу. Вижу мужчин. Их трое. Один из них – Марк. Другие два мне пока не знакомы. Оба при виде меня, поднимаются. Подбирают свои животы, хотя животов у них нет. Это я преувеличила! Вполне себе подтянутые мужские фигуры. Один чуть покрепче, пониже. Брюнет. Другой чуть повыше его, светловолосый. Тот, что пониже, первым представляется мне, шагнув вперёд и протянув ладонь для приветствия:

- Куликов Кирилл, глава медиастудии «ПитерКо», - звучит его голос, довольно приятный и ободряющий.

Он улыбается мне так открыто и вежливо, что дурацкая шутка про «ебанько» застревает внутри. Вместе с голосом.

- А это наша Ульяна, - приходит на выручку Тисман, - Наш идейный вдохновитель! И моя правая рука, - он массирует правую руку, как будто меня.

Новый знакомый сжимает ладонь, которую я удосужилась-таки протянуть. Сжимает достаточно бережно. Смотрит на руку, а после – в глаза. На моём безымянном - кольцо, золотое, с бриллиантом. У него нет кольца…

- Очень приятно, - нахожу в себе силы сказать. Что-то не нравятся мне эти двое.

Второй представляется Максом, Максимом Денисовым.

- Это мой зам, - представляет его новобранец Кирилл.

- Вообще-то, я – твой партнёр, - возражает Денисов.

- Ну, можно и так сказать, - усмехается первый.

- Ульяна, - Марк возвращает себе право голоса, - Эти двое людей вознамерились снять мини-фильм по мотивам истории «Уси и Буси». Нужно только твоё согласие.

- И участие! – добавляет Кирилл. Улыбается вновь. И в груди у меня нарастает тревожность.

- Фильм? Это… как? – хмурюсь я.

- Ты присядь, - оживляется Марк, подставляет мне стул.

Я сажусь.

Тут Кирилл придвигается ближе. Так, что колени наши почти прикасаются. Наклонившись ко мне, опираясь о локти, он с энтузиазмом начинает вводить меня в курс:

- Ульяна, ваша идея с пчёлами буквально взорвала мозги нашим детям.

«У него есть дети?», - рассеяно думаю я, - «А кольца почему нет на пальце тогда?».

- Это нечто совершенно новое, невероятное! А главное, для всех возрастов, - продолжает Кирилл.

- Да, вот именно, - внедряется голос напарника, зама, или как там его…, - Для взрослых можно снять отдельный мультфильм.

- А… это будет мультфильм? – уточняю.

- Всё верно, - кивает Кирилл.

Я замечаю, какие смешные у него уши! Такие, совсем небольшие, торчащие в разные стороны. А дужки очков уцепились за них, как крючки.

- Наша специализация - фильмы, короткометражки. Но с недавних пор мы снимаем мультфильмы для взрослых. В меньшей степени для детей. Но подобный опыт поможет расширить границы.

- Это будет что-то, вроде сказки? Как муравьишка домой спешил? – вспоминается детский мультфильм, который я очень любила.

- Я полагаю, что нас ожидает сезона три, и это как минимум! – отвечает Кирилл, выставив передо мной три пальца.

- Ваш оптимизм впечатляет меня, - отвечаю смущённо, поправив очки на носу.

Да, я тоже в очках! Без диоптрий. Одеваю, когда нужно выглядеть взрослой, серьёзной и собранной.

- А ваш пессимизм меня настораживает, - парирует он.

- Просто я не совсем уверена, что это будет востребовано, - пожимаю плечами.

- Да что вы? Поверьте мне, Уля, что будет! – переходит с «Ульяны» на «Улю», всё равно, что на «ты».

Я думаю, а как будет Кирилл сокращённо? Киря? Кира? Кирюша? Нет, ну это уж слишком!

- Кирилл, понимаете, это всего лишь рисунки. Всего лишь фантазия, - смотрю на него, поражённая тем, как он ловит каждое слово. Словно ждёт от меня откровения.

- Вот именно! Ваша фантазия сделает эту задумку такой, уникальной! Если сыграет, мы сделаем бренд «Уся-Буся». Конфеты, игрушки, эмоджи. Перспективы серьёзные, - делится он, - И притом, вы ничего не теряете. Что называется, остаётесь при своих. Мы не отбираем вашу идею! Мы просто её разделяем, а вам - гонорар.

Тисман сзади приводит в движение стул. И колёсики, скрипнув, дают осознать, кто здесь главный:

- Ульян, соглашайся!

- А ты согласился? – повернувшись к нему, вопрошаю.

- Уже, - отвечает мой босс.

- Ну, что ж, - говорю, возвращая свой взгляд на двух пришлых.

Кирилл выжидающе смотрит. Напарник спокойно сидит в стороне. Мне льстит, что он смотрит так, словно одно лишь моё слово решает вопрос. Будто скажи я «нет», эти двое уйдут не солоно хлебавши. А я ведь могу отказать! Я такая…

- Ну, что ж, - повторяю, - Кажется, вы не оставили мне выбора?

- Выбор всегда есть! И он правильный, - опережает Кирилл мой ответ, - Позвольте пожать вашу хрупкую руку?

Он без спроса берёт мою руку, подносит к губам и целует взасос. Буквально, прижавшись улыбчивым ртом к моим тонким костяшкам. Мне как-то неловко. И Тисман скрипит стулом громче, давая понять, что период «братаний» окончен. Пора перейти к более важным вопросам.

- Ну, раз ответ официально получен, давайте обсудим детали? Как то: гонорар, сроки, условия сделки. Пока на словах, а дальше моя секретарша предоставит вам бумаги на подпись. Вы внесёте поправки, если того потребует ситуация…

Глава 8

В ресторан приезжаем довольные. Артюша снимает свой плащ, помогает мне снять пальто и повесить его на крючок возле входа. Я поправляю причёску, глядя в большое настенное зеркало.

- Добрый день! У вас столик заказан? – встречает нас официант.

Артур отвечает:

- Нет, этот визит спонтанный. Мы не готовились. Просто решили, что ваш ресторан нас накормит. Я прав?

Он всегда умудряется подобрать нужный тон, точно в музыке. А я улыбаюсь. Моя привилегия!

- Что ж, могу предложить вам столик возле стены. К сожалению, возле окна все столики заняты, - говорит официант.

- Ничего? – уточняет Артур, глядя на меня.

Я пожимаю плечами:

- У стены, так у стены.

Мы садимся, Артур помогает, как джентльмен, придвигает мне стульчик. Сам садится напротив:

- Что будем кушать? Сразу всё меню заказать, или по частям?

- Начнём с малого, - я предлагаю взять рыбу, салатик и хлеб.

Официант приносит нам винную карту. Артур отвергает:

- Скажите, а есть что-нибудь безалкогольное?

- Да, конечно. Вот здесь, в меню, соки, коктейли, горячие напитки.

- Благодарю, - отвечает Артур.

Мы берём по коктейлю. В честь такого события стыдно пить просто чай. Напитки приносят практически сразу. И Артур берёт слово. У него – «Фруточино грейпфрутовый», а у меня – «Шипучий мандарин». Пузырьки ударяют в нос, когда нюхаю.

- Когда я встретил тебя, ты была девчонкой с фотоаппаратом, фотографирующая всё абсолютно, - произносит Артур.

- Да, да, - вспоминаю, как несколько раз мои кадры имели успех. Особенно, после обширных попоек! Когда ты трезвая, да ещё и с фотоаппаратом, то можешь такое заснять…

Артур улыбается:

- Кто бы подумал, что пройдёт столько лет и ничего не изменится. Ты всё та же девчонка.

- И фотоаппарат при мне! – добавляю я весело и беру свой эффектный стакан, - А ты, когда я тебя встретила, был неуверенным в себе выпускником консерватории, которому дали сыграть кусочек пьесы.

«Да и то, лишь потому, что его отец был дирижёром в той самой филармонии», - добавляю уже про себя. Так и есть!

- Да, - вздыхает Артур, - И то, потому, что мой отец дирижировал.

- Это не правда! – сглотнув, говорю, - Потому, что ты – гений!

Ведь сейчас это так. Я тогда уже видела что-то в Артуре. Что-то такое, как ауру возле лица, возле рук. Она окружала его светлым облаком. Так и сейчас продолжает сиять…

- А как будет гений женского пола? – хмурит он брови.

- Гейша, - шучу.

- Значит, ты – моя гейша, - кивает Артур убеждённо.

- Что есть, то есть! – я смеюсь с его тона, излишне серьёзного в этот момент.

Артур поднимает стакан:

- За гейш и за геев… точнее, за гениев!

Я, зажав рот рукой, не могу удержаться от смеха. Неужели, меня так легко рассмешить?

«Смешинка моя, улыбастая», - говорил мне Артур ещё в юности. Он утверждал, что я заряжаю его своим смехом, улыбкой, своим позитивом могу его вытащить из любой, даже самой глубокой депрессии. Но я, увы не смогла… И корю себя! Я не смогла его вытащить тогда, во время пандемии, когда Артур угасал на глазах. А я? Я не знала, что делать. Ведь он бросил всё! Перестал подходить к фортепиано. Даже есть перестал, похудел и осунулся. А сейчас… Он сидит передо мной, такой красивый, улыбчивый, гордый. Пусть не я возвратила его к прежней жизни, а музыка. Ей я готова его уступить! С ней не под силу тягаться.

После ужина, когда мы садимся в машину, Артур предлагает:

- Хочешь, по набережной прогуляемся?

Вечер, и правда, приятный. Хотя и прохладный уже, но не ветреный.

- Хочу, - говорю.

Мы едем в сторону речки Преголи. С Баграмяна съезжаем к парковке, ставим Вольво, выходим. Туристы ещё не покинули город, ещё не разъехались. Наоборот! Октябрь – это самое время, последний шанс насладиться красотами Калининграда, увидеть его в обрамлении красок природы. Под холодным октябрьским солнцем ещё ярче становятся домики Рыбной деревни, ещё звонче сияет река, ещё негасимее светят огни многочисленных парков.

Мы проходим до «Вёслы», кафешки у самой воды. Летом здесь многолюдно. Сейчас бар уснул. Видно огни пришвартованных к берегу суден. От воды тянет холодом. Артур обнимает меня, глядя в даль, на тот берег, где город живёт своей жизнью, готовится встретить осеннюю ночь.

- А мы никогда не расстанемся? – я расслабляюсь в объятиях мужа, как в коконе. Так хорошо и спокойно, но где-то внутри продолжает зудеть. Почему?

Тоном взрослого он произносит:

- С чего ты взяла? Что за мысли такие вообще?

Я усмехаюсь:

- Не знаю. Просто я всегда думала, что ты, когда станешь знаменитым, бросишь меня.

Артур приглушённо смеётся, и только сильнее обнимает меня, тем самым давая понять, что подобного с ним не случится.

- Вот тебе на! – говорит, - А я стал?

- Знаменитым? – роняю, - Наверное.

Он вздыхает:

- Н-да уж! Теперь мне светит стать знаменитостью разве что только в пределах страны. Со всей этой кутерьмой.

Теперь его голос звучит обречённо. Он как бы смирился, что нет больше сцен мирового значения. Но смирился ли? Или скрутил в узелок своё эго?

- Жалеешь? – шепчу.

- О чём? – вопрошает Артур.

Он знает о чём! Ведь ему предлагали остаться в Нью-Йорке. Я помню тот год. И то, как далеко он находится, этот Нью-Йорк. А Париж, с его «грандиозным размахом»? Средневековая сцена, где зал аплодировал стоя. Помню, как выбирала букеты. Представляла, что их дарят мне. И наш номер в отеле «Гренджой», с балкона которого был виден шпиль романтической башни.

- Что тогда не уехали, - говорю я Артуру.

Он задумчиво дышит в затылок, пальцы настойчиво греют мои:

- Я ни о чём не жалею. Значит, так было надо.

- Если звёзды зажигаются, значит это кому-нибудь нужно, - вспоминаю я фразу. И, глядя наверх, пытаюсь увидеть горящие звёзды. Но света огней слишком много над городом, звёзд не видать! Только мы, две звезды, стоим возле тёмной реки и мечтаем.