Дом, милый дом!
В самом радужном настроении забегаю в подъезд, несусь к лифту и сталкиваюсь с досадной неожиданностью - лифт не работает. Информационная записка сообщает, что неисправность должны устранить… вчера.
– Вот редиски! – выдыхаю разочаровано, и, внезапно, ловлю себя на мысли, что расстроиться по-настоящему ну никак не выходит. Подумаешь какая незадача! И что с того, что пешком на десятый?!
Мелочи жизни – сущие пустяки по-сравнению с предвкушением радости от скорой встречи с Глебом.
Как на крыльях взмываю на свой этаж и тихонечко отпираю входную дверь.
В прихожей сумрачно – окна на кухне плотно зашторены.
Моя рука автоматически тянется к выключателю - отдергиваю её в самый последний момент, замечая распахнутые двери в спальню.
В квартире царит сонная тишина и покой - моя радость явно ещё спит. Скорее всего измучился за ночь, бедняжка. Он всегда весьма тяжело переносит даже самое лёгкое недомогание, а уж если температура поднимается – то всё, считай пиши-пропало: для Глеба такое состояние равносильно пытке.
Накатывает нежность и острая потребность увидеть его. Не могу больше ждать! Не снимая обуви, (всё равно сейчас предстоят хлопоты по-хозяйству: чистота, покой и хорошее питание порой не хуже лекарств лечат) бесшумной тенью проскальзываю к дверям спальни, заглядываю в комнату, делаю шаг внутрь и… замираю.
Яркие солнечные лучи слегка пробиваются сквозь бархат штор, превращая тьму в тёплый, успокаивающий полумрак. Спится при таком освещении вполне себе неплохо.
И видится тоже…
Мой любимый, абсолютно обнажённый, лежит на спине. Скомканное одеяло сбилось в изножье кровати. Голова Глеба повёрнута к окну и мне отчетливо виден его тонкий, точёный профиль. Муж крепко спит.
Светлые локоны волнами разметались по подушке, создавая эффект своеобразного нимба. Он действительно похож на прекрасного ангела или на древнегреческого бога-Аполлона. Красивое, но вместе с тем, мужественное лицо, крутые плечи, широкая грудь, тонкая талия, переходящая в стройные бёдра, в меру мускулистые длинные и ровные ноги – кажется, что это совершенное тело создано не природой, а гениальным скульптором, настолько оно безупречно. Я застываю на секунду, всматриваюсь, ловя каждую мелочь, а потом перевожу взгляд на ту, что бесстыдно примостилась подле моего мужчины.
Голая блондинка с грацией холёной кошки плотно прижимается к Глебу.
Одна её нога закинута на ногу моего любимого, изящная ручка покоится чуть ниже его живота…
Несмотря на шоковое состояние, безотчётно отмечаю про себя, что соперница красива. И «красива» – это ещё мягко сказано.
«Высший сорт» - как выразился бы Глеб.
Кукольная мордашка, из разряда тех, что никогда не выходят из тренда: пухлые, чувственные слегка приоткрытые губы, аккуратно очерченные брови, большие глаза, обрамленные густыми изогнутыми ресницами…
Сама не очень высокая, но изящная, длинноногая, с полной грудью, крепким задом, плоским животом и осиной талией. Густая грива шелковистых волос золотым водопадом рассыпалась вдоль обнаженной спины.
Подле кровати стоят два фужера и валяется несколько пустых бутылок из под шампанского. А у самых моих ног какой-то комок белого тряпья. Поддеваю его носком кроссовка - взгляд фокусируется на красном кресте.
– Вот же! – проносится в голове, – А я была так уверена в его неприязни к представителям медицины…
Брезгливо отпинываю от себя карнавальный костюм белобрысой.
Тем временем Глеб шевелится и прижимается ещё плотнее к своей пассии. А я, наивная, думала, что ближе чем сейчас уже невозможно. Видимо, это правило распространяется только на меня.
Неимоверным усилием подавляю готовый вырваться судорожный всхлип.
Глеб бормочет что-то нечленораздельное и утыкается носом в макушку «медсестрички».
Понимаю, что ещё секунда и я либо рухну без чувств, либо заору во всю глотку, либо и то и другое сразу.
Нет! Подобного унижения мой рассудок уже не выдержит!
Разворачиваюсь, подобно заводной кукле, и механически, на автомате, выхожу из квартиры. Делаю шаг к лестнице, потом возвращаюсь и плавно поднимаю дверную ручку вверх – раздается лёгкий щелчок запираемого механизма.
Всё, не было меня тут! Не было!
Уже не имея возможности сдерживать истерические спазмы, всхлипываю, хватаю пересохшим горлом затхлый подъездный воздух и, очертя голову, несусь со всех ног вниз.
Мне везёт: по-пути не сталкиваюсь ни с кем из соседей. Вылетаю на улицу и останавливаюсь в ступоре.
– Как он мог!!!! Как вообще возможно, что он, такой верный, любящий и заботливый, мог так поступить?!
Рыдания сотрясают тело. Понимаю, что не могу остановиться, не могу успокоиться.
А если кто-нибудь из знакомых увидит меня в таком состоянии?!
Затуманенным слезами взглядом лихорадочно обшариваю окрестности. Мне нужно найти укрытие от любопытных глаз, место, где я смогла бы остаться наедине с собой, спокойно выплакаться и если не принять, то хотя бы осознать случившееся.
Внимание привлекает домик-теремок на детской площадке напротив. Несусь к нему, забираюсь внутрь, сажусь, сжавшись в трясущийся комок и обхватив колени руками.
Как же мне теперь быть?! Что делать?
Как так вышло, что всего лишь за сутки моя жизнь превратилась в кошмар наяву?!
Прокручиваю в голове события минувших часов. Найдётся ли в них хоть крупица света?
***
Мой вылет запаздывает уже на два часа. Погода выдалась не очень благоприятная для полётов - накануне город накрыло мощным грозовым штормом. Разгул стихии уже утихал, но рейсы нещадно задерживались.
Я с надеждой посматриваю на табло расписания рейсов: «задерживается», «задерживается», «задерживается»… «отменён»…
Тоска от томительного ожидания и тревога за Глеба переполняют и не отпускают ни на секунду. Зная нелюбовь мужа к докторам и лекарствам, я просто не могу заставить себя расслабиться.
Мысли о муже не дают покоя.
Как он там?
Во время нашего последнего видео-разговора он выглядел таким измученным и больным. Осунувшееся бледное лицо, копна нечесаных вьющихся волос, синюшные тени под лихорадочно горящими глазами.
– Лесь, я наверное не смогу выходить на связь в ближайшие дни. Чёртова простуда. Вчера вот накрыло. А сегодня температура под сорок, знобит, – голос Глеба сорвался и он закашлялся. – Ты, малыш, не переживай главное. Я шефу уже позвонил, объяснил ситуацию: отлежусь, поработаю пару дней из дома. Через недельку буду как огурчик.
Глеб улыбнулся ободряюще, но сердце моё екнуло и противно сжалось - очень уж нервной и неестественной вышла его улыбка.
– Глеб, ты точно норм? Может быть врача вызовешь? – я с тревогой вглядываюсь в лицо любимого мужчины.
– Лесь, какой доктор? Ну что кипишуешь-то?! Обычное простудное недомогание, а я, как старушка какая-нибудь, буду людей на вызова дёргать? – поморщился он – Ты, мать, давай панику не включай. Всё чики-пуки будет – не первый раз.
Брови мужа на секунду недовольно нахмурились, но тут же его черты разгладились и он опять улыбнулся. Улыбка эта вышла такой мечтательной и нежной, что моё сердце в очередной раз кольнуло, но к прежней тревоге добавилась ещё и тоска по мужу.
Как же я его люблю!
И как же редко, в последнее время, мы бываем вместе!
После рождения Кирилла наша жизнь изменилась. С появлением первенца, Глеб стал больше работать и всё позднее появляться дома. Приходил он не раньше десяти вечера, уставшим и сонным, оставлял без внимания приготовленный мною ужин, мылся и, полностью обессиленный, буквально валился в кровать. Иногда у него ещё хватало сил отвечать на мои ласки, иногда он их просто принимал, отдавая себя на волю моей инициативности, но чаще засыпал, лишь только его голова касалась подушки.
– Глеб, перестань так изводить себя! Ты же работаешь наизмот, не высыпаешься, не ешь практически… – умоляла я мужа.
Но он лишь отмахивался и упорно продолжал брать сверхурочные.
– Лесь, неужели ты не понимаешь, что я просто не могу иначе?! Я теперь отец, а это огромная ответственность! Нужно заботиться не только о настоящем, но и о будущем Кирюхи. Я вот покумекал тут, обдумал всё и открыл сберегательный счёт в банке. Буду туда переводить часть зарплаты и деньги со сверхурочных. Хочу, чтобы мой сын мог получить лучшее образование и ни в чём не нуждался.
Как бы я не тревожилась о Глебе, но его слова действовали на меня подобно бальзаму. Такая самоотверженная забота о благе сына трогала и подкупала.
– Глебушка, милый, какой же ты у меня замечательный! – с нежностью думала я, преисполняясь гордостью за своего мужчину.
– Лесь, голова чёт разболелась, – прервал Глеб ход моих мыслей, – Попробую поспать немного. Поцелуй Кирюшку за меня. Маме и дядь Паше большой привет. Объясни им там всё. Я обещал, что прилечу к вам, но сама видишь как оно вышло. Пусть не сердятся. На следующий год обязательно всей семьёй к ним рванём.
На заднем фоне послышался звонок во входную дверь.
Глеб оглянулся и стал торопливо прощаться.
– Это курьер, наверное. Я пиццу заказал. Постараюсь её сейчас в себя засунуть. Поем, отосплюсь и буду как новенький. Всё, побежал открывать. Целую! – быстро проговорил он и отключился.
Ещё пару минут я сидела тупо уставясь в дисплей телефона.
Поест и ему станет легче? Как же!
Помню, как в прошлом году чуть до пневмонии не дотянул. Благо, что уболтала всё же пойти к врачу. И «как новенький» он тогда стал не посредством поглощения фастфуда, а благодаря хорошему домашнему питанию и курсу антибиотиков.
А сейчас, когда меня нет рядом, о нём абсолютно некому заботиться и некому сломить его дурацкую анти-врачебную фобию.
Ещё через минуту я решительно встала и вышла из комнаты.
– Мааам! – позвала я, – Дядь Паш! Мне срочно нужно с вами поговорить!
Мы сидели на кухне и допивали по-второй кружке чая.
Мама и дядя Паша внимательно выслушали мой рассказ о болезни Глеба, о моих переживаниях и желании быть рядом с любимым в трудную минуту.
– Олеся, а он точно сам не вырулит? Может зря нагнетаешь? – с сомнением спросил дядя Паша.
– Ох, знали бы Вы его! Да он выглядел так, как будто бы не спал, а пахал всю ночь! Причём «пахал» - это я в прямом смысле слова! Дядь Паш, он же последнее время совсем себя загнал с этой чёртовой работой! Я же и сюда его на весь отпуск вытянуть хотела, чтобы он мог отдохнуть как следует, накупаться в море, выспаться, снять накопившийся стресс, – на одном дыхании выпалила я.
И, засмущавшись от осознания, что, возможно, проявила бестактность, продолжила:
– Ну и с Вами поближе познакомиться, конечно.
Дядя Паша понимающе улыбнулся.
– Да не красней ты, Олесь, – ободряюще произнес он – Одно другому не помеха - оба дела хороши. Я, признаться, и не знал, что Глеб у нас такой трудоголик. Эт он конечно молодец, но стоило бы ему напомнить, что «лучшее – враг хорошего», а «здоровье – важная инвестиция человека». А при такой нагрузке здоровье-то может и не сберечься…
Дядя Паша на секунду замолчал и пригладил седую поросль на щеке.
– Эх, жаль, что не увидимся в этом сезоне! Я б ему, между рыбалочкой и шашлычками, осторожненько так объяснил бы всё….
Да и к тому же, что ж он на себя только уповает? А мы с Галей на что? Как-никак, Кирюша – наш единственный и любимый внук. Неужто мы бы о его будущем не позаботились, не отдали всё, что только можем?!
Я печально вздохнула.
Да, жаль, что всё так неудачно сложилось. Я была уверена, что Глеб и дядя Паша быстро бы сдружились, и мой дорогой и горячо любимый отчим с лёгкость смог бы найти подход к не менее дорогому и горячо любимому мужу.
– Так, родные, а Кирюша-то заснул. – проговорила мама, осторожно поднимая сидевшего на её коленях внука. – Вы тут определяйтесь на тему Глеба и всего прочего, а я пока птенчика нашего в кроватку уложу.
И, нежно прижимая к груди драгоценную ношу, она тихо вышла из комнаты.
– Ну так что ты решила, Олесь? – понизив голос спросил дядя Паша.
– Я билеты домой покупать буду. На ближайший рейс, на который смогу достать.
– Не верное решение.
–???
Комментарий отчима меня смутил и я не сразу смогла подобрать слова возражения.
Видя, как я опешила и считывая мою готовность через секунду пуститься в жаркий спор, дядя Паша продолжил:
– А знаешь в чём не верное? А? Погодь лютовать, объясню сейчас. Вот ты говоришь: «билеты». Из чего я делаю вывод, что ты собираешься взять Кирилла с собой. Вывезти его в свои железо-бетонные джунгли, лишить пацана лета на море, свежего воздуха, ягодок и овощей с грядки. И ради чего? Чтобы притащить мальчонку к больному отцу? Вот зачем Кирилл-то вам там сейчас нужен? Ты же мужа выхаживать едешь. Нет? Сын, в данной ситуации, будет невольной помехой. Да и заразится ещё, ненароком. И будешь метаться между двумя больными мужиками. Хорошо ещё если сама не сляжешь следом.
Я начинала постепенно понимать, к чему идёт этот разговор. С одной стороны, возразить-то было особо и нечего, но вот только с Кириллом мне, до сей поры разлучаться не доводилось. Кроме того, через месяц сыну должно было исполниться три года и я планировала, что этот праздник мы отпразднуем всей семьей.
– Что хмуришься? – от проницательного дяди Паши ничто не ускользало.
– Значит так, дочка: я все твои опасения понимаю, но вот сейчас ты зря волнуешься. Кирюша твой отъезд примет, не переживай. Когда-то нужно начинать отрывать парня от юбки. Да и тут вторая юбка всегда на подхвате, – улыбнувшись добавил он, – Вон Галя его с рук не спускает. Ты и о матери своей подумай – не лишай её радости общения с внуком. Она несколько месяцев дни до вашего приезда отсчитывала, ни о чём другом говорить не могла. Пусть натешится. А ты, тем временем, к мужу дуй. Побудете вместе, наедине, глядишь и выздоровление его быстрее придёт. А как поправится, то уламывай не отказываться от отпуска и прилетайте к нам вместе. После болезни море – оно самое то. Отдохнёт, восстановится, со мной пообщается, – дядя Паша лукаво подмигнул и продолжил – А там и именины Кирюши отпразднуем. Как тебе такой план? Что скажешь?
Меня разрывали противоречивые чувства: с одной стороны: было страшно расставаться с сыном, с другой: перспектива провести пару недель наедине с Глебом, буквально окрыляла.
Как не была я счастлива в материнстве, но мне так не хватало нашей прежней, спонтанной и бесшабашной близости с любимым. Быт уже начинал постепенно заглушать прежнюю страсть, близость всё больше и больше походила не на проявления чувств, а на какой-то рутинный ритуал.
Но я ещё помнила то время, когда Глеб, поддавшись любовному порыву, буквально набрасывался на меня прямо среди бела дня. Помнила его дрожь предвкушения, его горячие поцелуи, его жадные руки, изучающие каждый сантиметр моего тела. Помнила наши безумства, когда голова просто отключалась, давая вырваться на волю чему-то мощному и первозданному. И я ещё помнила, как это приятно не сдерживать крик, не приглушать стон, а потом засыпать рядом, утомлёнными, обессиленными, но такими счастливыми. И как приятно, проснувшись нежиться в постели, смотря интересный фильм или просто болтать «ни о чём» под любимую музыку.
– Хорошо, – пробормотала я наконец – Если мама не будет против…
– Мама будет категорически за! – раздался за спиной голос любимой мамули.
Дядя Паша настойчиво предлагает мне помочь с поиском и оплатой авиабилета. Никакие мои отнекивания и доводы на него не действуют. На каждое моё слово у него находится как минимум два контр-аргумента. Он краснеет, суетится, распаляется всё больше и больше, В конце концов я обречённо сдаюсь, понимая, что открутиться, не обидев отчима, у меня не выйдет.
Через пол часа довольный дядя Паша сообщает, что билет куплен и я вылетаю в восемнадцать тридцать пять, по местному времени.
Бросаю взгляд на телефон. Сейчас час тридцать дня. Получается, что на сборы и прощание с ребёнком и родителями у меняя остаётся чуть более двух часов. При мысли о скором расставании с сыном и о предстоящем перелёте у меня перехватывает дыхание. Сдерживаю себя, стараясь не разреветься, захожу в спальню и склоняюсь над детской кроваткой.
Мой кроха сладко спит: лицо безмятежное, губки слегка приоткрыты, вьющиеся каштановые локоны спадают на лоб, оттеняя персиковую нежность чуть подзагоревшей кожи – идиллия и покой, достойные кисти художника.
– Маленький мой, как же объяснить, почему маме приходится уезжать без тебя?! – смахиваю набежавшую влагу и даю себе установку не раскисать.
Не хватало ещё сына своими слезами растревожить!
– Скучаю. Уже скучаю!
Словно почувствовав моё присутствие, сын шевелится, открывает глазки и радостно улыбается, перехватив мой взгляд. Улыбаюсь в ответ, а потом беру его на руки и, всё оставшееся время, практически не выпускаю из объятий.
Вопреки моим опасениям, Кирилл принимает известие о моём внезапном отъезде с недетским достоинством и пониманием – не плачет и не требует взять его с собой.
– Мамочка едет лечить папу. Папочке плохо, но мама даст ему волшебную конфетку и ему будет хорошо. А потом они вместе прилетят сюда и будет мой День рождения. – доверительно сообщает он бабушке.
Выражение его мордахи, при этом, настолько забавное, что мы с мамой не выдерживаем и начинаем смеяться.
Это немного разряжает атмосферу, настраивает на позитивный лад.
Время, до приезда такси, проносится незаметно.
Полечу налегке. С собой лишь сумочка с документами, кошельком и базовым набором косметики – не вижу смысла таскаться с чемоданом. Всё равно скоро вернемся сюда с Глебом, да и не к чему мне в городе купальники и пляжные наряды, а всё остальное вполне заменимо. Обойдусь как-нибудь.
Глебу я о своём скором прилёте решаю не сообщать:
Во-первых – вполне возможно, что мой любимый сейчас отдыхает и мне бы очень не хотелось ненароком его потревожить.
Во-вторых – зная про мою ужасную аэрофобию, он наверняка начнёт меня от полёта отговаривать. Нервничать будет, волноваться…
Нет уж! Во время болезни покой крайне важен!
Ну а в-третих – хочу сделать ему сюрприз. Уже представляю себе его радость и удивление, когда я неожиданно появлюсь на пороге!
К слову, о моей аэрофобии: летать я действительно очень боюсь. Каждый перелёт для меня превращается в своеобразную пытку. Если бы не острая необходимость – ноги бы моей не было на борту самолёта! Но ради любимых я готова пойти на многое.
Как истинный перестраховщик, приезжаю задолго до завершения регистрации. Меня смущает погода, но успокаиваю себя тем, что билеты же продают, а значит всё должно быть ок.
Прохожу в чистую зону и начинается моё длительное и томительное ожидание.
Несколько часов спустя, издерганная и уставшая, поднимаюсь на борт самолёта как на эшафот. Еле передвигаю одеревеневшими ногами, ладони потные, взгляд, скорее всего, дикий и загнанный. Нервно прыскаю, представив, как выгляжу со-стороны: «Красотка!»
Взлетаем.
Мечтаю о сне. Только бы удалось! Лететь четыре с половиной часа - как чудесно было бы отключиться и промотать всё это (в идеале ещё и посадку).
Самолёт ощутимо встряхивает.
Девушка, сидящая у иллюминатора, с видом заправского охотника достает свой смартфон, прижимается к стеклу и увлечённо начинает снимать происходящее за бортом.
– Вот это разряд! Потрясно! – комментирует она заснятое – ничего се шандарахнуло! Самолёт, вон как трясёт. Жуть! Офигеть просто!
Сидящий рядом с нею парень коварно улыбается:
– Свет, а ты в курсе, что наибольшее число самолётов падает именно при взлёте или на посадке? Помнишь, я те видос показывал - вот так же чуваки снимали, снимали, а потом «бац!» и… засняли своё падение. Круто ж?!Прикинь и ты так же… и опубликуют потом твоё «Потрясно!» уже посмертно… – мелкий паршивец давольно ухмыляется и глядя на растерянную физиономию подруги, начинает гаденько так хихикать.
– Да пошёл ты, Петь! – вспыхивает девушка, после минутной заминки. – Запарил! Нафига обламываешь-то так?! Просила же оставить свои дурацкие чернушки на земле! Мало того, что нервируешь, так и отвлекаешь же - вон какую вспышку из-за тебя пропустила.
Девушка хмурится и обижено надувает губки.
А Петя, будь он неладен, продолжает:
– Вот помнишь месяц назад самолёт упал - триста с лишним трупов: семьи, старики, молодые, пара беременных теток, детишек дофигища – все в мясо. Вот точно так же в грозовой фронт попали. Отказало там что-то не критичное, а пилоты не справились. Человеческий фактор… Так там видос был, с телефона одного из покойников в сеть слили – трясло их сначала, вот прям как нас сейчас, а потом кидать вниз начало, в воздушные ямы, значится, и капитан такой: «Полёт проходит в штатном режиме, просьба не волноваться…» и всё такое. И туууут их кааак швырнуло, как давай трясти, маски повылетали. Ну и визг там такой поднялся, паника. Этот, который снимал, только «пля!» из себя и смог выдавить. Но видос пилить продолжил. А потом свет отрубился, вопли и… всё. Обидно наверное, когда твое последнее слово - это «пля»… Как думаешь?
– Да ты снимай, Свет, снимай! Глядишь и тоже прославимся! Увековечимся в послесмертии… – давясь смехом продолжил гадёныш. Его явно радует испуганный вид девушки - шуточка удалась. И кого, в такой ситуации, вообще волнуют переживания какой-то «левой» незнакомой «тётки»?!
Прихожу в себя и не сразу понимаю, где нахожусь. Лежу на чём-то удобном и мягком. В глазах постепенно проясняется - вижу напряжённое лицо стюардессы, склонившейся надо мной. За её спиной ряд из парных, широких кресел. На стене - иллюминаторы, под потолком – отсеки для ручной клади. Ощущаю лёгкое потряхивание.
Я всё ещё в самолёте, только вот месторасположение моё внезапно поменялось с эконома на бизнес-класс.
– Ну вот, – бархатистый мягкий голос справа от меня – Я же говорил, что девушке нужно дать немного полежать и она непременно придёт в себя.
Поворачиваю голову в сторону источника звука.
На соседнем кресле сидит молодой, симпатичный мужчина, около тридцати с небольшим лет на вид.
– А теперь, принесите нам воды со льдом, пожалуйста. – обращается он к стюардессе.
– Конечно, – отвечает та, удаляясь за ширму, и практически сразу возвращается, неся бутылку воды и стакан со льдом.
– Как Вы себя чувствуете? – вопрос явно адресован мне.
Силюсь ответить, но в горле словно комок встал, вместо членораздельной речи мои голосовые связки воспроизводят что-то невнятное, среднее между клёкотом и хрипом.
Мужчина слегка склоняется ко мне, в попытке разобрать, что же я там говорю.
В этот момент я начинаю испытывать смущение и неловкость, вдруг осознав, что буквально полулежу рядом с нависшим надо мной незнакомым парнем.
Пытаюсь принять вертикальное положение и не сразу понимаю, как это сделать – до этого мне никогда не доводилось летать бизнес-классом. Предупредительная стюардесса проворно помогает мне справиться с этой задачей.
– Вот, попейте немного, должно помочь.
Парень вкладывает в мою руку стакан с водой и я с благодарным кивком принимаю её. Делаю глоток, ещё один… Прокашливаюсь.
– Спасибо! – прислушиваюсь к своим внутренним ощущениям – Кажется уже хорошо. У меня был обморок, да?
– Ага. Самый, что ни на есть. Вам до этого никогда не приходилось терять сознание? – участливо спрашивает он.
– Нет, ни разу в жизни.
Облизываю пересохшие губы и делаю ещё один глоток живительной ледяной жидкости.
– А как я здесь оказалась?
– Вы не помните, как оказались в самолёте? – голос и выражение лица серьезные, но в его серых глазах мелькают озорные искорки.
– Неееет, – понимаю, как двойственно это звучит и добавляю – Под «здесь» я имела ввиду бизнес-класс.
– Понятно, – кивает он – Ну если быть кратким, то после того, как с Вами случился обморок и Вас не смогли сразу привести в чувство, стюардесса ринулась сообщить об этом капитану судна. Я слышал шум в салоне и увидев её встревоженный вид, поинтересовался, что же приключилось в хвостовой части. Она была так добра, что удовлетворила моё любопытство. А я предложил ей перенести Вас сюда. Это место оплачено мной и так уж вышло, что осталось не занятым. Мне показалось, что функционал данного посадочного места на тот момент Вам подходил больше, нежели сидение эконом-класса. После минутного колебания, моё предложение было принято. И вот Вы здесь. Как-то так. – улыбнулся он.
– Ой! Вы были так добры! Спасибо Вам огромное! – этот человек с каждой секундой нравился мне всё больше и больше. В его рассказе не было ни грамма хвастовства или рисовки. Он просто пересказывал то, что случилось, не более.
– Меня и правда несли? О, Бооооже…Мне очень неудобно из-за произошедшего! Столько хлопот людям создала! Но всё произошло так быстро - я даже толком понять не успела, что к чему. Я просто очень боюсь летать, а самолёт так трясло… – пробормотала я в своё оправдание – Знаете, мне действительно уже намного лучше, так что я, наверное пойду.
– Куда? Вам так дорого Ваше место в хвосте? Неужели оно настолько комфортнее сидения бизнес-класса, что Вам так не терпится туда вернуться? – удивляется он.
Его вопросы ставят меня в тупик. Никак не могу понять, серьезен он или шутит. В любой другой подобной ситуации я бы решила, что со мной заигрывают, но сейчас… в его интонациях, движениях, мимике нет и намёка на мужской интерес.
– Нет, – выдыхаю я, – Конечно нет. Но Вы и так были ко мне слишком добры. Мне бы не хотелось доставлять Вам ещё большее неудобство и тратить Ваше время.
– Время? – он принимает крайне серьезный вид и внимательно смотрит на левое запястье (отсутствие чего-либо браслетоподобного на нём его ни разу не смущает), – Вы знаете, так уж вышло, что оставшиеся часы полёта я совершенно свободен. Так что, если Вы конечно не против, мне будет весьма приятно, если Вы поможете мне это самое время убить.
И не оставляя мне места для отступления, добавляет:
– Игорь.
– Чтто? – не сразу догоняю я.
Он улыбается:
– Игорь - это моё имя. А как мне обращаться к Вам?
– Олеся, – невольно улыбаюсь в ответ и ловлю себя на том, что на протяжении всей нашей беседы я ни разу не ощутила этого противного страха от нахождения в воздухе.
То ли самолёт вышел из зоны турбулентности и стал лететь ровнее, то ли общение с новым знакомым подействовало на меня так успокаивающе, но моя аэрофобия, похоже, заскучала и решила притвориться мёртвой.
Всё оставшееся время полёта проходит в общении. Мы болтаем обо всём и ни о чём сразу. Неожиданно легко, как старому другу, я рассказываю ему о своей жизни, о муже, сыне, родителях, о своих мечтах и тревогах… выдаю практически всё, что приходит в голову.
Он вторит мне ответными откровениями.
Я узнаю, что он уже несколько лет как женат, что детей у них с женой нет, но они мечтают об их появлении, что в Сочи он летал по делам его фирмы и это самое место было приобретено для его жены, но в последний момент планы поменялись и она не смогла сопровождать его в поездке…
Он умело налаживает беседу, не допуская ни на миг возникновения неловких пауз. Я буквально теряю счёт времени и искренне удивляюсь, когда капитан объявляет, что наш самолёт начинает посадку.
«Утопающий и за соломинку хватается».
В моём случае, эта «соломинка» – неравнодушие и дружеское тепло, так щедро и бескорыстно подаренные мне абсолютно посторонним человеком.
С отчаянием утопающего хватаюсь за эти воспоминания, вытягивая себя из ледяной, беспросветной мглы:
«Медленно въезжаем во двор. Показываю на свой подъезд:
– Игорь, если не сложно, то высадите меня вот тут, пожалуйста.
Буквально горю от нетерпения, подавляя острое желание тут же выскочить из салона и нестись со всех ног домой. Сердце и мысли уже там, с Глебом. Сдерживаюсь. Заставляю себя успокоиться и не выказывать чрезмерной спешки – человек так хорошо ко мне отнёсся, не хотелось бы выглядеть в его глазах неблагодарной грубиянкой.
– Спасибо Вам огромное, Игорь! Вы мне очень помогли сегодня! Если бы не Вы, то и представить боюсь как бы я справилась со всей этой дорожной историей. Даже не знаю, чем могу Вас отблагодарить… – смущаюсь и замолкаю, не понимая, что ещё сказать, как передать на словах то чувство тепла и благодарности, которое испытываю к своему новому знакомому.
– Всё нормально, Олеся, не переживайте! Вы уже меня отблагодарили более чем. Спасибо Вам за то, что скрасили часы полёта. Вы - чудесный собеседник! Давно не с кем не ощущал такого… Не всегда, знаете ли, выпадает возможность выговориться. Часто приходится сдерживаться, обдумывать каждое слово, а с Вами мне было действительно легко и приятно, – улыбается он, оборачиваясь ко мне.
У него такая красивая, солнечная улыбка! Искренняя, открытая. Когда он улыбается, кажется что всё его лицо начинает искриться мягким нежным светом. Усталость и тревога окончательно покидают меня. Греюсь в тёплых лучиках и, словно дурочка, блаженно улыбаюсь в ответ.
– Вы очень добры. Чудесного Вам дня, Игорь! И, ещё раз, спасибо за всё! – говорю я и лёгкой пташкой выпархиваю из машины.
– И Вам всего доброго, Олеся! Мужу - скорейшего выздоровления. Ему очень с Вами повезло. Удачи!
Благодарно киваю и закрываю за собой дверь. Игорь машет мне рукой и машина отъезжает.
Замираю на секунду, провожая её взглядом. Потрясающий парень - одного его присутствия хватило, чтобы нейтрализовать усталость и стресс от пережитого….»
– Ты что тут делаешь? – раздаётся сбоку тоненький детский голосок, – Прячешься от кого-то?
У входа в домик замерла девочка лет шести. Стоит и смотрит на меня с удивлением.
И действительно – не каждый день увидишь взрослую, зарёванную и всклокоченную тётку, играющую на детской площадке в прятки.
– Ага, прячусь… – вздыхаю я.
– А от кого? – девочка ещё сильнее округляет васильковые глазки – От волка?
– Волка? – смотрю на неё с нескрываемым изумлением – Да... А откуда ты знаешь?!
На секунду мне показалось, что девочка имеет ввиду моего мужа. Тут же отвешиваю себе мысленную оплеуху – откуда этой малышке знать, что его (а соответственно и моя) фамилия – Волк?!
– Странная ты! Ну а от кого ещё можно в домике прятаться? – парирует тем временем девочка.
– Но ты не бойся! На самом деле волк же не настоящий! Это понарошку всё. В городе всамделешных волков не бывает, – успокаивает она меня, – А если тебе всё равно страшно, то давай я с тобой посижу, пока он не уйдёт.
Девчонка уже всё для себя решила. Не дожидаясь моего ответа, она с деловитым видом забирается в теремок и усаживается на скамеечку напротив меня.
В этот момент со стороны подъезда слышится какой-то шум. Приникаю к маленькому окошку и вижу Глеба в сопровождении его давешней пассии.
Оба одеты по-дорожному. На Глебе – свободная футболка и джинсы с кроссовками. На белобрысой – моднявые кеды и миленький бежевый спортивный костюмчик. Не тот, в котором занимаются реальным спортом, а этакий «сити-стайл» из разряда тех, в каких обремененные деньгами особы любят выгуливать своих крысоподобных собачек. Волосы девицы собраны в высокий конский хвост. Она вышагивает как по подиуму, направляясь к припарковавшемуся неподалёку такси. Мой муж движется рядом.
В каждой руке у Глеба по чемодану.
Меня начинает трясти.
– Это и есть волк? – шепотом интересуется девочка и добавляет разочарованно – Какой-то он и не страшный совсем.
Вздрагиваю – я уже и забыла, что рядом со мной ребёнок. Хорошо ещё, что истерику не успела закатить.
Закусив до боли губу, достаю из заднего кармана телефон и направив объектив на счастливую парочку, делаю снимок. И ещё, и ещё, и ещё…
С остервенением луплю по красной кнопке. Попались, голубчики! Вот вам! Вот вам! Вот вам!
Перед тем как сесть в машину, блондинка останавливается, прижимается к моему мужу и встав на носочки хищно впивается в его губы.
– Мерзость! – резюмирует моя подружка по пряткам.
– Да, – мысленно соглашаюсь я, – Ещё какая мерзость!
Но Глеб, похоже, придерживается иного мнения. Он отпускает ручки чемоданов, одной рукой обхватывает белобрысую за талию, а другую пятерню впечатывается в её ореховидный зад – гладит, ощупывает, ласкает не стыдясь, не скрываясь. Их губы сливаются в долгом и страстном поцелуе.
Мне хочется орать в голос. Хочется выбраться отсюда, вцепиться в её роскошные космы и рвать их, рвать пока не останется ни одной живой волосинки, причинить этой твари столько же боли, сколько испытываю сейчас сама.
– Не смотри! Это не для детей! – выдавливаю вместо этого, обращаясь к девочке.
Делаю ещё один кадр и убираю телефон в задний карман. Поплотнее придвигаюсь к окну, максимально закрывая собой обзор – ни к чему ребёнку видеть такое, маловата ещё.
Таксист загружает чемоданы в багажник, и сладкая парочка скрывается в салоне автомобиля. Машина отъезжает.
Проводив взглядом увозящее изменника авто, начинаю хаотично соображать, что же делать дальше.
– Юлька! Ты что там застряла? Пошли домой! Мать ждёт!
– Брат мой, – поясняет Юлька, – Ладно, пойду я. А волка этого больше не бойся! Он не опасный, – и добавляет наставительно – Красивые опасными не бывают.
– Ещё как бывают, малыш! Ещё как! Красивые – они всегда самые опасные… – задумчиво откликаюсь я, – Но ты за меня не волнуйся, он уже уехал. Беги. Хорошего дня! И спасибо тебе за заботу.
Дождавшись, пока девочка уйдёт, выбираюсь из укрытия и направляюсь к подъезду. Нужно привести себя в порядок и всё хорошо обдумать.
Квартира встречает меня ароматом чужих духов. Сладкий, приторный запах, как и вид спальни, вызывают тошноту. Этот гад даже прибраться за собой не удосужился!
Так, сначала уборка! Вычистить всё, уничтожить малейший след этой твари! Глеб был со своим дорожным чемоданом, а значит в ближайшее время гостей ждать не приходится.
Распахнув настежь все окна, подхожу к супружескому ложу и морщась сдёргиваю шелковую нежно-лиловую простыню. Этот комплект – подарок на нашу с Глебом свадьбу. Мы застилали его лишь по-особым случаям – дни рождения, годовщина, Новый год…
– Праздничное бельё для праздников, – как не раз говорил мой муж.
Видимо приход любовницы был для Глеба воистину праздничным и важным событием. На простыне разводы – жаркая ночка выдалась у этих двоих…
Приношу из кухни пакеты для мусора и с брезгливостью засовываю в один из них прохладную, скользящую ткань. Туда же отправляются пододеяльник и наволочки. Теперь это всё – не более, чем грязь. Вот и моя жизнь так же…
Эротический костюм белобрысой, фужеры, пустые бутылки и прочие следы действа, развернувшегося тут минувшей ночью – всё туда: хлам к хламу, грязь к грязи! Как жаль, что и этих мерзавцев нельзя упаковать сюда же!
– Ненавииижу! – реву я в голос, уже не сдерживаясь.
Меня трясёт от боли, обиды и пережитого унижения.
Ещё раз обвожу взглядом комнату, не пропустила ли чего, и крепко завязываю ленты мешка. Один готов.
Раздвигаю дверцы стенного шкафа и с остервенением продолжаю «уборку»: трусы, носки, футболки мужа - в грязь!
Верхняя одежда, рубашки, костюмы – туда же. Место в шкафу освобождается, полки стремительно пустеют… Последней, сдёргиваю с плечиков любимую косуху Глеба – что-то с мягким стуком падает на пол. У моих ног лежит бархатная розовая коробочка в форме сердца. Поднимаю её, безотчётно верчу в руках и открываю.
На нежно-розовой атласной подложке искрящейся змейкой свернулась золотая цепочка, но внимание привлекает не она, а изумительный кулон, тончайшей работы.
На усыпанном бриллиантовой крошкой полумесяце, в вальяжной позе, грациозно лежит изящная кошка. Её миндалевидные глаза сверкают изумрудами, на шее лента из белого золота украшенная фиолетовым опалом. Одна из передних лапок зверька расслабленно свисает вниз, сжимая в коготках ажурное сердечко из розового золота, по-центру которого разместился рубин глубокого, насыщенно-кровавого цвета.
У меня невольно вырывается вздох восхищения – такой красоты мне ещё не приходилось держать в руках.
На внутренней стороне крышки, золотым тиснением по розовому, выбито «Любимой».
Любимой? Вот значит как?! Нееет, Глеб, любимым не изменяют! Или ты решил, что можешь вероломно крутить с левой бабой, а потом откупиться от угрызений совести дорогой безделушкой?!
Хмурюсь, закрываю коробку и возвращаю её в карман куртки, после чего последняя отправляется в пакет, к остальному имуществу предателя.
Любовь не покупается и не продаётся, Глебушка! И никакие драгоценности мира не в состоянии компенсировать ту боль, что ты мне сегодня причинил.
Наверное, в минуты сильного стресса, именно наличие цели помогает выстоять и хоть как-то пережить острый период. Как заведённая ношусь по квартире, собирая Глебовы вещи. Из спальни переключаюсь на детскую, потом перехожу в кухню, следом в ванную, и не успокаиваюсь, пока всё его имущество не оказывается рассованным по туго набитым пакетам. И только после этого останавливаюсь и понимаю, на сколько же сильно устала.
Оставшейся энергии хватает лишь на то, чтобы закрыть окна и доползти до кровати. Прямо в одежде падаю на незаправленную постель и засыпаю крепким, тяжёлым сном без сновидений.
Просыпаюсь с жуткой головной болью. За незашторенными окнами сумрачно-серо – не могу понять вечер сейчас или раннее утро. Нашариваю лежащий рядом телефон: чёрный экран, никакой реакции на нажатие кнопки – разряжен в хлам.
Поднимаюсь и со стоном топаю на кухню. Голова просто раскалывается, каждый шаг отдаётся острой, пульсирующей болью.
Достаю аптечку и закидываюсь сразу двумя таблетками Ибупрофена. Открываю кран, прикладываюсь к струе, ловя губами холодную, слегка отдающую хлором, воду. Во рту - Сахара. Водопроводная вода кажется вкуснее и желаннее любого изысканного напитка. Пью не отрываясь, долго, жадно. Потом умываюсь и перевожу взгляд на настенные часы. Всё-таки утро, вернее предутрие.
Звонить, куда бы то ни было, рано – все нормальные люди ещё спят. Подключаю телефон к зарядному устройству и тащусь в комнату. Решаю, что самым разумным сейчас будет опять погрузиться в сон – грядущий день обещает быть тяжёлым и силы мне ой как понадобятся.
Но сначала не мешало бы вымыться, а то от меня скоро, как от того козлика, нести будет.
Достаю из шкафа свежий комплект белья и начинаю заправлять постель.
Подтыкая простынь, между матрасом и изголовьем кровати, нащупываю пальцами что-то жесткое. Выуживаю находку – в руке оказывается бластер с противозачатками. Не моими…
– Ах, какие ответственные! Предохраняются… Твари. –отшвыриваю таблетки на подоконник - позже решу, что с этим делать.
Плетусь в ванную, моюсь и ещё долго стою под струями горячей воды. Меня вчера в такое окунули, что хочется находиться тут вечно. Жаль душу так же легко, как тело, не отмыть…
Комната наполняется густой белой взвесью пара. Ощущаю себя маленьким, заблудившимся в тумане ёжиком. Ну ничего, я постараюсь найти в себе силы выбраться из обступившей меня мглы.
Распахиваю двери, выпуская влажный, горячий воздух и с остервенением тру себя полотенцем.
– Почему?! Ну чего ему не доставало?! Захотелось разнообразия? Или я ему стала настолько отвратительна, что он просто был вынужден кинуться в объятья другой, красивой и ухоженной женщины? Разлюбил? Или после родов со мной произошли какие-то физиологические изменения и я просто перестала его удовлетворять? Ведь именно после рождения Кира, наша интимная жизнь свелась к минимуму. Страсть, разнообразие, предварительные ласки – всё практически исчезло.
Глеб, до этого никогда не был большим поклонником миссионерской позы, но последнее время у нас всё начиналось и заканчивалось именно ей. Он молча забирался на меня сверху, быстро делал свои дела и откатившись в сторону, тут же засыпал. А я лежала и долго пялилась в потолок, не в силах уснуть – разгорячённая, неудовлетворённая, не понимающая этого разительного контраста между «до» и «после».
Иногда я, трясущаяся от переполняющего тело желания, осмеливалась настаивать на продолжении. Прижималась к нему, покрывая его шею и спину жадными поцелуями.
– Прекрати! Неужели не понимаешь, как я устаю на работе? Прояви хоть чуточку сочувствия, – слышался раздраженный голос мужа, – И отодвинься немного. Мокрый весь. Жарко.
А что если дело не только в нём? Что если я тоже невольно виновата в произошедшем?
Ведь сколько раз Глеб вскользь бросал мне, что я поднабрала после родов, что нужно бы заняться собой, сесть на жесткую диету или ещё что-то. Правда он категорически негативно воспринял мою инициативу записаться в спортзал.
– Пустое выкачивание денег! А сына ты куда денешь?
Мне зал необходим, так как дома силовые тренажеры не поставишь, а тебе-то это зачем?
Посадила Кира в коляску и ходи себе хоть весь день! Да хоть бегай – я вон, по-пути на работу, много бегуней с колясками вижу. Тебе-то что мешает? – менторствовал он, – И в еде ужмись – курица на пару, морковка… А то разбаловала себя! Я мужчина - у меня организм другой: пара котлет вполне легко выбиваются жимом. А у вас, баб, всё иначе. Вот и думай, хочешь ли ради жратвы в кубышку превратиться.
Я соглашалась с ним и честно пыталась следовать его указаниям. Но после недели на паровом рационе, чувствовала себя совершеннейшей развалиной. После даже самой непродолжительной прогулки с ребенком, руки и ноги начинали трястись, а головная боль становилась каждодневным и неотъемлемым спутником жизни. В итоге, происходил срыв и я возвращалась к обычному «домашнему» рациону, так и не добившись желаемого эффекта. Ощущала себя, при этом, жалкой и безответственной слабачкой. И ещё долго не могла спокойно смотреть мужу в глаза, чувствуя, что, в очередной раз, не оправдала его ожиданий.
Напротив меня большое зеркало во всю стену (каприз Глеба – не в пример мне, он очень тщательно отслеживает любые изменения в собственном теле). Я внимательно вглядываюсь в прояснившуюся поверхность.
Да, придраться есть к чему: руки чуть пополнели, плечи округлились… грудь правда тоже - это плюс, теперь у меня вожделенная полноценная тройка. С кожей мне повезло – она оказалась весьма эластичной и, не смотря на минувшую беременность, сохранила свою первозданную чистоту – ни единой растяжечки не нахожу. Опускаю взгляд ниже, морщусь. Живот, некогда плоский, утратил свою былую подтянутость. Нет, брюхом его ещё не назовешь, но и девичий тонус он явно потерял, округлился, стал более женственным – «бабским», как выразился бы Глеб. Талия чуть-чуть расширилась, бёдра тоже слегка раздались. Ноги ровные и вроде бы визуально всё хорошо, но я вспоминаю, что джинсы трёхлетней давности на меня натягиваются с бооольшим трудом.
Грустно вздыхаю, кручусь, пытаясь рассмотреть как обстоят дела с тыла.
Попа… ну обычная такая женская попа – не плоская, не обвислая, но вот до «ореха» белобрысой ей ой как далеко!
– Ну и чего ты от него хотела?! Сравни её и себя! Сравнила? Ну и как тебе? Ты же не круглая идиотка, чтобы не понимать, что на её фоне тебе ловить совершенно нечего!
– Я так тебя люблю! – срывающимся голосом шепчет Глеб, нежно покусывая мочку моего уха.
Содрогаюсь от томительной сладости, зарождающейся где-то внизу живота и горячей волной разливающейся по всему телу. Поворачиваю голову и ловлю губами его губы, впиваюсь в них страстным поцелуем, насыщаюсь его вкусом, его запахом.
– А как же она? – спрашиваю, подавляя стон удовольствия.
– Она? Ты о чём? – удивляется Глеб.
– Ну эта… белобрысая твоя… Я же вас вчера дома застукала.
– Дома? Но мы же ещё не прилетели домой… Лесь.
– Значит это был сон?
– Ну конечно же: всего лишь глупый сон… Как же я хочу тебя! – его рука ныряет под подол платья, гладит, ласкает, сквозь тонкую, стремительно увлажняющуюся ткань.
Мне кажется, что если я сейчас не почувствую его, то просто взорвусь от неконтролируемого напряжения. Приподнимаюсь, подаюсь на встречу, вжимаюсь в него, ощущая всю силу его желания. Он понимает, что я на взводе и проворно освобождает меня от ставшей ненужной преграды – плавочки ажурным комочком падают на соседнее кресло.
Кресло?
Открываю зажмуренные от удовольствия глаза и обнаруживаю, что мы действительно находимся в салоне самолёта. Бизнес-класс заполнен и все взгляды устремлены на нас. Через проход вижу ухмыляющуюся физиономию противного Пети, рядом с ним Света, закусив губу, ловит нас в видоискатель смартфона.
Моего любимого совсем не смущает наличие зрителей. Он покрывает горячими поцелуями изгиб моей шеи, покусывает, ласкает языком. Его движения то ускоряются, то замедляются, словно он смакует каждый момент происходящего с нами. Я чувствую, что приближаюсь к финалу. Тело напрягается, готовое принять сладкий спазм разрядки.
Взгляд бесконтрольно движется за спины Пети и Светы: в следующем за ними ряду сидит белобрысая и… Глеб.
Глеб?!!! Но кто же тогда сейчас…?
– Тебе хорошо, котёнок? Скажи! Тебе хорошо со мной? – мягкий бархат чуть хрипловатого от страсти голоса вливается в мои разгорячённые уши.
Поворачиваю голову, поднимаю взгляд и тону в серых, бездонных глубинах… и в эту же секунду мой мир взрывается в ярком, искрящемся фейерверке непередаваемого наслаждения…
Вскрикиваю и просыпаюсь. Лицо пылает, ощущаю бёдрами липкую влажность белья… Что это было только что? Что за нелепая и пугающая своей реалистичностью фантазия?!
Раздается настойчивый звонок телефона. Соскакиваю с постели и на заплетающихся ватных ногах спешу на кухню. Кидаю взгляд на дисплей: мама. Божееее, я же обещала ей позвонить! Так, не паникуем! У меня сейчас почти час, соответственно у неё ещё нет и девяти утра. Всё норм. Просто мамуля переживает, всё ли у нас тут в порядке. Выдыхаю и принимаю вызов.
– Привет, мам!
– Солнышко моё, как вы там? Как Глеб себя чувствует? Я буквально на секундочку - не буду вам мешать, ты там и так наверное вся в заботах. У Кирюши всё хорошо, уснул вчера нормально, не плакал. Так что на этот счёт не переживай! Не знаю, одобришь ли ты, но я ему объяснила, что мама звонить каждый день не сможет. Он всё понял и согласился, – на одном дыхании выдаёт мама и продолжает – Верно, Кирюш?
Слышу утвердительный голос сына. Сердце ёкает и пускается вскачь.
– Мам, – делаю паузу, лихорадочно соображая, что же ей сказать. Прихожу к заключению, что временное сокрытие правды ложью не является и продолжаю, – За Глеба не волнуйся – он себя чувствует намного лучше, чем ожидалось. Но… дела с ним всё-таки обстоят не совсем хорошо… Так, что пока я действительно буду немного занята и возможно не смогу звонить каждый день… Спасибо, что подготовила Кирюшу к этому.
– Ты у меня самая замечательная! Люблю тебя! Очень! И за меня не переживай – кажется я вполне справляюсь… – сглатываю образующийся в горле комок и торопливо добавляю, – Сейчас долго говорить не получится, но на днях обязательно поделюсь с тобой подробностями.
Прошу включить громкую связь и пару минут общаюсь с сыном. Радуюсь, что звонок проходит не в видео-формате – напугала бы крошика своим расстроенным видом. Не давая негативным эмоциям отразиться на голосе, осыпаю сына шквалом нежностей и обещаний, что приеду к нему сразу, как только смогу. После тридесятого заверения в любви, запинаюсь, не зная, как завершить беседу.
– Ладно, Кирюш, маме нужно к папе идти, а тебя деда в саду уже заждался совсем. Беги, расскажи ему, что мама звонила, – приходит на помощь мамуля. Потом прощается со мной и вешает трубку.
Так, одно дело сделано. Это было из разряда болючих, но приятных, а теперь на очереди не менее болючее и максимально омерзительное.
Открываю в WhatsApp контакт мужа. Сообщений от него нет. Даже не вспоминает обо мне.
Ну это мы сейчас быстро исправим!
– Привет, Глеб! Как ты?
Ответ приходит практически сразу:
– Привет! Да не очень, если честно. Вот как раз таблеткой закинулся и спать собрался – голова болит жутко.
– Ты дома?
– Ну и вопросы у тебя! Конечно дома! Где же мне ещё быть? – откликается Глеб спустя пару секунд.
От его наглой лжи меня просто выворачивать начинает. Из последних сил сдерживаю накатившую ярость и нажимаю на кнопку видео-связи. Ну, что ты на это скажешь, гадёныш?!
Муж ожидаемо отклоняет вызов.
– Лесь, не могу говорить, прости. Голос с утра сел. – вываливает он на меня очередную порцию вранья, сопроводив её грустным плачущим смайлом.
– Хочу тебя увидеть, хотя бы… – пересиливая отвращение, отправляю сердечко и добавляю, – Соскучилась.
– Блин, ну виделись же вот только! – фырчит Глеб, – Лесь, ну в самом деле! Мне и так хреново, а сейчас с тобой пообщаюсь – ещё больше расстроюсь. Сон, опять же, собьется. Ну я же объяснил всё вчера… Неужели так сложно отбросить свои хочушки и войти в моё положение?
Вот же гад! Ещё наезжать на меня смеет?! Ну, сейчас я тебе, дорогой, твой сон и настроение конкретно собью!
Выхожу в прихожую и фотографирую свалку мусорных пакетов. Потом иду в спальню и щелкаю противозачатки белобрысой.
– Сейчас, милый мой! Сейчас! – бормочу себе под нос, отправляя первое фото.
Ответ приходит не сразу.
– Что это? – наконец откликается муж.
– А ты не видишь? Вещички твои. Я так понимаю, что, судя по отсутствию загранки, ты сейчас где-то «за бугром» болеешь? Так вот, мой болезный, сегодня я меняю замки в квартире, так что на возвращение домой можешь даже не рассчитывать. И даю тебе двое суток на то, чтобы приехал за своим барахлом. Цени мою доброту! Послезавтра, в девять утра, оно будет выставлено за дверь и за сохранность его я отвечать тогда не берусь. Не заберёшь через два часа после указанного времени и весь твой хлам отправится, на радость бомжам, прямиком на помойку. Доходчиво объяснила?
– И поаккуратнее там, а то твоя швабра пилюли в кровати забыла. – подписываю я следующее фото.
Телефон начинает лихорадочно вибрировать. У моего благоверного прорезался-таки голос? Похоже, я обладаю просто феноменальными способностями к исцелению!
– Олесь! Ты не так всё поняла! Блииин… Ну да, я тебя немного обманул, но это совсем не то, о чём ты подумала! – запинаясь, с явными паническими нотками в голосе, тараторит Глеб, – Просто у чела с работы попа полная – связался в командировке с иногородней девкой, адрес ей свой по пьяни сказал, ну та взяла и прикатила из своего Кукуево… Хорошо ещё, что позвонила с вокзала, до жены добраться не успела, а то вылетел бы из дома, идиот. Как пить дать! Ну вот, а пассии его идти тут некуда, денег своих не гроша, а у другана заначки наличной как раз не было, а все движения на счетах жёстко отслеживаются его цербершей… долгая история, но так уж вышло. Вот он, зная, что вы в отъезде и попросил меня девчонку эту переночевать пустить, а я просто не смог отказать. Он урод, конечно, но друг же…
– И ты пустил, шампанским напоил, да ещё и приласкал на дорожку? – ехидничаю я.
– Лесь, не говори глупостей! – взвивается муж, – я даже не ночевал в тот день дома! Ключи им отдал и всё. Понятия не имею, чем там они занимались вообще. А сам я, это… в горах… в Кабардино-Балкарии… Брат из байк-тусовки зазвал Эльбрус покорять. Знаешь же, что я давно брежу восхождениями. Ну вот, а тут такой шанс представился, не мог же я его упустить, в самом деле! – голос Глеба звучит всё увереннее и увереннее.
– Ясно, – откликаюсь я, – А про болезнь ты нагородил, чтобы я о горах не беспокоилась?
– Ну конечно же, Лесь! Зачем бы ещё мне это делать?! – радостно подхватывает Глеб, – Ну и на видео-связь сейчас не вышел, чтобы ты окрестности не увидела… мы как раз готовимся к старту восхождения. Ну и до этого, про болезнь придумал, чтобы как-то объяснить, почему больше недели созваниваться не получится. Тут же акклиматизацию проходить нужно… ну объясню всё подробнее, как вернусь.
Вот же гад! Врёт так гладко и складно, как по писаному. Не застукай я их вчера лично – сто процентов, что непременно повелась бы на его сказку!
– А загранка тебе в Кабардино-Балкарии зачем?
– На всякий случай, Лесь. Подумал, мало ли что, горы всё-таки… Но сейчас понимаю, что зря взял. Но я ж первый раз – перестраховался… Как-то так.
– То есть ты хочешь сказать, что ты, сразу после нашего последнего разговора, отправился покорять Эльбрус? А в нашем доме, в это время, какие-то посторонние люди в любовь играли? – уточняю я.
– Именно! Ну вот примерно такой реакции я и ожидал. И ты ещё удивляешься, почему я был вынужден опуститься до лжи?! Да ты же просто не в состоянии нормально реагировать на то, что не откликается твоему мировоззрению! Тебя послушать, так ради твоих тараканов я должен был друга с работы нафиг послать и от мечты своей отказаться! Нет, моя хорошая! Пора бы уже вырасти и понять, что мир вокруг тебя одной не вертится! – металлические нотки в голосе Глеба, говорят о том, что он уже полностью оправился и утвердился, что опять целиком контролирует ситуацию.
– Короче так! – продолжил он, – Быстренько сейчас встала и вещи мои на свои места вернула! Дома буду дней через десять. Ты же, в это время, сидишь на попе ровно и, как настоящая нормальная жена, думаешь о своих косяках и терпеливо ждёшь моего возвращения. И названивать мне не нужно. Как ты уже поняла: я сейчас немного занят, да и слышать и видеть тебя в ближайшие дни у меня нет никакого желания! Ещё поговорим на эту тему, как вернусь. И да, к родителям твоим мы в этом году не едем. Так что придумай на досуге, как сына домой доставлять будешь. Он же в Сочах остался, я всё верно понимаю? Да уж, ты и как мать себя проявила с «лучшей стороны», прям…
Чувствую, что выжата до предела. Разговор с Глебом вытянул практически все силы. Злость, разбуженная давешним диалогом, стремительно и неотвратимо растворяется, подобно утреннему туману, освобождая место странному отупению и душевной пустоте. Я словно пребываю в вакууме. Даже боль уже не ощущается в полную силу. Мысли путаются, сбиваются. Снова тянет в сон. Хочется просто лечь, свиться в клубочек, под иллюзорным укрытием одеял – отгородиться от воспоминаний, мыслей, чувств…Нырнуть в спасительный мир снов, отложив все действия и решения до лучших времён.
Встряхиваю себя, силой вытягиваю из манкого плена апатии и бездействия. Взбодрись, Лесь, ещё не время складывать лапки!
Так, что там у нас дальше по плану?
Нахожу в Яндекс контору по срочной смене замков. Игнорируя настойчивое позвякивание Ватсап (даже смотреть не хочу, что там мне пишет этот гад), набираю контактный номер и оформляю заявку:
«Да, сегодня возможно… да, мастер будет у Вас через пол часа… да, окончательная стоимость будет известна после приезда специалиста - всё зависит от сложности работ, от типа замка и от требований к новому механизму… да, вы сможете оплатить услугу на месте, с помощью карты или наличными средствами…»
Выдыхаю, теперь мне остаётся лишь ждать. Надеюсь, что скоро моя крепость будет укреплена и мне не придётся больше переживать на тему внезапного и нежелательного вторжения Глеба.
Боже мой! А ведь ещё совсем недавно, скажи мне кто-то о подобном, я бы просто рассмеялась ему в лицо.
На протяжении нескольких лет, Волк являлся центром моей Вселенной а, до появления ребёнка и основным её смыслом.
Мы познакомились с ним, когда я училась на третьем курсе «графики».
До момента нашей встречи, вся моя жизнь крутилась вокруг учёбы и творчества. Не то, чтобы я была классической заучкой, просто мне действительно, до умопомрачения нравилось то, чем я на тот момент занималась. Постепенно рисунок вытеснил все другие увлечения, встречи с друзьями и студенческие тусовки не могли восполнить тот драйв, который дарило мне изобразительное искусство.
– Одержимая, – не раз говорила мама.
Этот эпитет не являлся оскорбительным. В её интонациях сквозило искреннее восхищение и толика глубокой печали.
Любовь к рисованию передалась мне по наследству от отца. Он был очень талантливым и, в рамках нашего города, весьма востребованным художником. Ярым фанатом своего дела. Сколько себя помню, наш дом всегда больше походил на художественную студию, нежели на обиталище средне-статистической «нормальной» семьи – и мне это безумно нравилось. Я буквально боготворила отца и обожала наблюдать, как он работает. Отец был мастером на все руки – ему одинаково хорошо давались как портреты, так и пейзажная живопись. Но больше всего он любил писать людей. Будь то портрет или художественная зарисовка – люди на его полотнах всегда выходили изумительно живыми, одухотворенными. Неудивительно, что эта его способность и являлась основным источником дохода нашей семьи. И доход этот был вполне существенным. Не могу сказать, что мы были безумно богаты, но вполне могли себе позволить приличный загородный дом, ежегодные поездки на отдых у моря и оплату моего обучения в частной школе с художественным уклоном.
Творчество. Я жила в нём.
Наш дом постоянно был заполнен различными интересными людьми. Художники, поэты, писатели, местечковые актёры – все они были частыми и постоянными гостями нашего дома. Мне казалось, что так будет всегда. Но сказочный мир рухнул в одно мгновение – папа неожиданно и сильно заболел. Его не стало за два месяца до моего четырнадцатого дня рождения. Рак сожрал его всего лишь за год и это был самый жуткий год в нашей жизни. Мама, буквально на глазах, постарела лет на десять и ещё долго не могла оправиться от потери любимого «Сашеньки».
Поначалу друзья отца искренне пытались нас поддерживать, помогать, но мама впала в состояние жесткой апатии – время шло, а атмосфера безмерной потери не покидала нашу семью. Люди приходили, пытались развлечь, вытащить из трясины траура и уныния, но понимая тщетность своих потуг, постепенно уставали, отсеивались, забывая дорогу в наш дом.
Постепенно ушли все, кроме лучшего друга отца – Полянского Павла Сергеевича, моего любимого дяди Паши. Не смотря на то, что мы жили в холодной Сибири, а дядя Паша в солнечном Сочи, он стабильно, раз в пару месяцев, приезжал к нам на несколько дней. И только в эти дни мама по-настоящему оживала. Он вытаскивал нас на долгие загородные прогулки, в зоопарк, в кино, на спектакли и музыкальные концерты. Водил в кофейни и буквально запинывал маму в магазины одежды и спа-салоны. Именно он воодушевил её вернуться к музыке и попробовать себя в качестве репетитора. Медленно, но верно, мы стали выбираться из тьмы на свет и наша жизнь, постепенно, вошла в нормальную колею. Дом мы продали (он давил на маму, ей всюду виделся отец, чудилось его присутствие) и переехали в небольшую квартиру в центре города. Основная часть папиных работ была передана в местный краеведческий музей, что-то продано с аукциона, а часть полотен оставлена мне, либо подарена дяде Паше.
Помню вечер, когда мама, потупив глаза, объявила о моём переходе в обычную школу – частная стала для нас непозволительной роскошью, ведь предстояло ещё думать о моей дальнейшей учёбе, а высшее образование - дело весьма затратное (от моей идеи работать и учиться на заочном, мама решительно отмахнулась, сказав, что Сашенька ей такого просто бы не простил).
Вот так и вышло, что одиннадцатый класс я заканчивала в другой школе. Все контакты с прежними друзьями довольно быстро оборвались (я уже не соответствовала их уровню), а новых друзей, к выпускному, мне завести так и не удалось – выработался у меня некий комплекс недоверия к людям.
Выбор будущей специальности не оставлял никаких сомнений. Поступила я мало того, что легко, так ещё и на бюджетное отделение.