Измена. Подруга дочери

Глава 1

- Это же Катя?! – смотрю испуганно на обнажённую девушку в объятьях моего мужа. Узнать подругу дочери в таком виде удаётся с трудом. Я же помню её ребёнком. Маленькую с тонкими мышиными косичками. Без груди. А сейчас ненароком мелькнула молодая и налитая. Такие только с силиконом и бывают.

- Лёля, выйди! – пытается муж прикрыть свою наготу. Хватает первое, что попалось под руку – мягкую розовую подушку, которую я так люблю. И прямо на причинное место. – Или хотя бы отвернись!

Буравлю взглядом вещь, которую теперь придётся выбросить, сглатывая сухость во рту. А сердце бьётся в груди, как припадочное.

Хотя бы отвернуться… Между тем гости в столовой собрались, чтобы праздновать два юбилея: мой и дату нашей свадьбы. Тридцать, мать его, лет.

- Тебя стучать не учили? – муж бросает на меня грозный взгляд, словно это я нарушила все правила приличия. Всегда считал, что лучшая защита – нападение.

- А тебя не учили не спать с подругами нашей дочери? - парирую, переводя взгляд на Катю. Только что восседавшая голышом на чужом муже и отце, она прикрывается простынёй. Хотелось бы сказать стыдливо, только подбородок остриём торчит в мою сторону, не желая опускаться вниз. Наглость молодости. Такое чувство, что это я перед ней в чём-то виновата.

Пытаюсь решить, что делать: уйти и сделать вид, что ничего не произошло, или устроить скандал прямо здесь. Воздуха не хватает, словно горло сдавило железным обручем.

Всё будто не со мной. Словно я в кошмарном мне, только нет же: на самом деле вижу этих двоих: Аполлона и гетеру.

- В следующий раз вешай табличку: Не входить. Изменяю жене.

Снизу слышится еле различимый смех, и я понимаю: любовники настолько были поглощены друг другом, что не заметили нашего появления. Впрочем, комната довольно отдалена.

- У тебя гости? – удивлённо интересуется Штоллер.

- Сюрприз, - развожу руки в стороны. - А вообще не у меня. У нас гости, дорогой, - намеренно выделяю последнее слово. – Даже два повода. Только тут у тебя куда веселее, даже телефон отключил. Интересно, что они подумают, если узнают, чем занят хозяин дома?

- Не смей устраивать сцену, Лёля, - холодно отвечает, хмуря брови. - Это ни к чему хорошему не приведёт.

- Сцену? — едва сдерживаю сарказм. Говорю довольно спокойно, а внутри так колотит, мама не горюй. — Думаешь, это я устраиваю сцену? После того, как застала тебя с подругой нашей дочери в собственной спальне?

- Лёля, нам нужно поговорить наедине. Обсудить сложившуюся ситуацию.

- Вообще не понимаю, какого чёрта я тут ещё с тобой вообще стою, - горько качаю головой.

- Может, мне уйти? – негромко шепчет любовнику Катя, глядя ему преданно в глаза. Хороша парочка: гусь да гагарочка.

- Теперь ты решила проявить тактичность? - смотрю на неё с презрением. - Поздновато. Кстати, у него сердце больное. Вот так мужика загоняешь - и на тебе скончается.

Не кричу. Без эмоций, будто вынули их, а внутри пустота и чернота, которую я так пыталась чем-то закрыть эти годы.

- Лёля! – рычит Серёжа, поднимаясь с места. Браво расправляет плечи. Этакий орёл. Седина мерцает не только в бороде, на груди всё снегом припорошено. Жалобы на мужское здоровье оказались ложью. Выходит, всё лечится. Главное – подобрать нужное лекарство. С третьим силиконовым размером, который, небось, сам же и оплатил.

Только сейчас вспоминаю о портрете: Я поставила Полю на свою тумбочку, чтобы она была всегда рядом. Он лежит снимком вниз.

- Мешала, да? – криво усмехаюсь, чувствуя, что мои силы кончились именно сейчас, и приваливаюсь к дверному косяку.

Дорогие мои девочки. Ну и мальчики, если таковые забрели на страницы новой истории. Ваша поддержка много для меня значит. Огромная благодарность всем, кто переживает за героев так же, как я. Всем, кто готов поделиться мыслями по поводу повествования. Всем, кто до сих пор со мной, потому что именно благодаря вам истории оживают...

Визуал Ольги (Лёли)

Перед вами главная героиня - Ольга (Лёля) Штоллер (Мельникова). Мать троих детей и жена одного неверного мужа, с которым прожила в браке, ни много ни мало 30 лет.

Бухгалтер в прошлом, ушла после гибели дочери, не справившись с нагрузкой. Тяжело переживала утрату Полины - средней дочери, погибшей в аварии два года назад. Погрузилась в себя и депрессию, набрала лишних №№ килограммов.

День рождения и день свадьбы случился в один день, с разницей в 20 лет. И впервые за два года она решила отметить события...

Глава 2

Немая сцена водевиля, и тошнота подкатывает к гортани. Или что-то съела, или просится наружу отвращение к Штоллеру и страх осознания, что только что увидела.

Не просто любовница.

Лучшая подруга нашей Поли!

Выскакиваю в коридор, чувствуя, как горят щёки, запинаюсь о ковёр, чуть не падая, но стена удерживает вовремя. Со стороны можно решить, что пьяна. Только меня колотит мелкой дрожью, пока бегу, не разбирая дороги. Чёрт дёрнул нацепить туфли на каблуке.

Раздаётся оглушительный выстрел, и резко оборачиваюсь, вглядываясь в тёмный коридор. Тут же сетования, что Толик, друг мужа, рано откупорил шампанское. Я-то думала, что Штоллер застрелился сам или смыл позор кровью своей любовницы.

Только из нас троих, по всей видимости, стыдно лишь мне.

Как теперь забыть то, что видели глаза? Как теперь…

- Оль, ну спускайся, - слышу голос снизу и вижу Надю с задранной вверх головой. Мы накрыли в столовой, немного украсили комнату. Друзья и родственники в сборе, не хватало лишь блудной дочери и её беспринципного отца. – Мы что-то до Сергея дозвониться не можем.

- Он не придёт, - говорю так громко и надрывно, чтобы он услышал. Чтобы даже не думал появляться и позорить меня сейчас.

- Как не придёт? – не понимает Надя, вглядываясь в моё лицо. И мне снова невыносимо хочется плакать.

Раньше я такой не была. Всегда падала и поднималась, а потом снова шла, не боясь упасть. Только за эти два года выплакала столько слёз, сколько за всю жизнь не было. Я же прощалась с дочерью и не могла её отпустить.

- Никак не придёт, - сжимаю внутренности в кулак, заставляя себя быть сильной. И спускаюсь, вдавливая в перила пальцы до белых костяшек. Каждый шаг отзывается в коридоре звонким щелчком каблука.

Надя молчит, пытаясь найти ответ на моём лице. И я ей благодарна, что не сыплет миллионом вопросов, как обычно бывает с другими. За её спиной показывается Толик с бутылкой початого шампанского. Кажется, он уже начал отмечать, причём не заботясь об отдельном бокале.

- Оооо, - тянет гласную, накидывая тяжеленную руку на плечо Нади. – Шикарно выглядишь, Оль. Серёга, как тебя увидит, заново влюбится.

Да уж не до меня ему. Проиграла по всем фронтам: и в молодости, и в комплекции.

Сжимаю зубы ещё крепче, натягивая улыбку. Его искренняя против моей лживой. Рядом с ним всегда было просто, а теперь хочется, чтобы никого не было здесь. Как в сказке про Хоттабыча. Раз. И я одна.

- За вас, - поднимает бутылку, поднося к губам, а Надя стряхивает его руку, тут же оказываясь рядом.

- Оль, тебе плохо? Ты такая бледная, - касается заботливо рукой моего лба, испуганно вглядываясь в глаза, а позади неё снова раздаётся голос.

- Смотри, Олька, чего я вам тут приготовил, - усмехается очередной друг Штоллера. Они для меня, как семья. Только не теперь. Сейчас надо быть далеко ото всех. Он растягивает белую футболку, с которой улыбается физиономия Серёжи. Сергея. Так привыкла называть его все эти годы Серёжей, что даже сейчас на автомате как-то.

Тут же надпись: Счастливый муж. Стаж 30 лет.

Все устремляют взгляды куда-то вверх, и я понимаю, что там явление Штоллера народу. И настолько подкатывает тошнота, что не могу держаться. Хватаю первое, что попадается под руку, и меня выворачивает на счастливую морду изменщика на Димкином подарке.

Визуал Сергея Штоллера

А это человек, омрачивший праздник жены. Сергей Штоллер, 53 года, русский немец. В прошлом подполковник полиции, ныне руководитель и организатор охранного предприятия "33 богатыря". За что получил прозвище - Черномор.

Пока жена пыталась справиться с потерей дочери, он занимался делами фирмы, а так же лечил раны молодой любовницей.

Глава 3

Господи, за что? Вдруг он с ней не только сейчас? Вдруг он её давно соблазнил?!

- Звони в Скорую! – приказывает волевым голосом Надя бывшему мужу, и Толик принимается рассеянно хлопать себя по карманам, только я машу головой, выставляя вперёд руку.

- Всё хорошо, правда.

Сворачиваю футболку, отправляясь на кухню, и с отвращением швыряю её в мусорное ведро. Вот так просто. И причина не в том, что она испачкалась. Я сама себе кажусь грязной от того, что сделал мой муж. Только это вещь, а Штоллер отправил в утиль годы совместной жизни.

- Серёга, ты откуда? – наконец, подаёт голос Димка, и слышу, как муж спускается со второго этажа. Как только успел так быстро одеться? Помню ночные смены, когда вскакивал и летел по первому звонку куда-то во тьму. Опер, что с него взять. Натягивал заранее приготовленные вещи и исчезал. А у меня даже в мыслях не было, что могла быть другая. Неужели, все эти годы он мне откровенно лгал?

- Ольга у тебя сегодня во! - слышу комплимент за спиной, представляя, как Толик вытягивает вверх большой палец. – Шикарная ба…, - но тут же перекраивает слово, - женщина.

- Согласен, - отвечает, как ни в чём не бывало Штоллер. – Как хорошее вино: с каждым годом только лучше.

Удивлённо подкидываю брови. Будто не он каких-то пару минут назад прикрывал голый зад подушкой. А сейчас настолько спокоен, что мне приходится только позавидовать этой ментовской выдержке.

Интересно, Катя появится, чтобы поздравить меня с юбилеем? Или спрячется в шкаф? Или куда там прячутся любовники?

Вытягиваю руки, они предательски дрожат.

- Давай идём, - чувствую мягкие касания на своих плечах, и Надя намеревается утащить меня за собой в ванную.

- Может, помочь? – Толик хочет быть полезен.

Они были с Надей такой чудесной парой. Когда нас познакомили, мы сразу нашли общий язык. Только через несколько лет разбежались. Один общий ребёнок. Толик так и остался в свободном плавании, а Надя сошлась с другим мужчиной. Родила ему мальчика. А с Толиком они до сих в дружеских отношениях, часто виделись на совместных сборах. И мне казалось, что он так и любит её до сих пор, хоть и дурачится на публику.

- Ой, Толь, уйди, - отмахивается подруга от него, как от надоедливой мухи. Он с немного раскосыми глазами, добрый и большой. Совсем, как я сейчас, хотя два года назад вполне себе носила 46 размер. Только каждый со стрессом по-разному справляется. Я его заедала. А Штоллер лечил раны молодой любовницей.

Надя осторожно проталкивает меня в сторону выхода, где стоит муж, но я упираюсь. Не хочу сюда, лучше в другой, который прямо, чтобы не встречаться лишний раз с предателем. И подруга будто понимает, что всё не так просто. Что это не здоровье и несварение, а нечто иное, и становится от меня слева, закрывая собой. Она даже не представляет, насколько я ей благодарна.

Выбираемся в коридор, а оттуда рукой подать до ванной. Машинально трогаю полотенце, понимая, что оно мокрое. Надо же, не забыли принять душ перед этим делом. Какие молодцы!

И как только за нами закрывается дверь, смотрю на Надю глазами побитой собаки.

Она тут же открывает кран на полную мощность, чтобы заглушить звуки. А потом включает душ, будто под дверью нас реально может кто-то подслушать.

- Если не хочешь, можешь ничего не говорить, - предупреждает, а я понимаю, что в моей душе на Штоллера уже не осталось слёз.

Слишком много я их выплакала за эти годы.

Визуал любовницы

А это Катенька. Екатерина Тихонова, одноклассница погибшей дочери Ольги. Не так давно сменила имя на Анжелику. Согласитель, это имя куда больше подходит по статусу, нежели Катенька.

Амбициозна, без комплексов, с отмменными навыками работы в постели, куда попала перед устройством на работу, о которой мечтала.

А вообще, Катя мечтает безбедно жить. А, как говорит одна фирма, мечты должны сбываться...

Глава 4

Мне казалось, что я предаю память дочери. Что не имею права стать чуточку счастливее, потому что сын в горячей точке. И пока мы будем сидеть за столом, празднуя мой юбилей и дату нашей с Серёжей свадьбы, он станет защищать Родину. Только Тима сам настоял ещё два месяца назад. Взял с меня клятвенное обещание отметить круглые даты.

- Мам, пожалуйста, - шептал мне на ухо, прижимая крепко к себе. Прошло немного с того обещания, а кажется, что несколько лет, хотя порою время тянется настолько тоскливо и тягуче, что ему нет конца. – Не хорони себя. Полина бы сказала тоже самое, окажись я на её месте.

- Молчи, Тимка, молчи, - слёзы душили. Впилась пальцами в его широкую спину, не желая отпускать. Справа стоял большой стол, на котором тут и там - грязные тарелки и недоеденные салаты по случаю его приезда. Отпустили на пару недель, которые пролетели в один миг, и вот снова уезжал.

Друзья Тимки уже ушли, остались только самые близкие, не считая Ники. Она не успела вернуться из отпуска, хотя по мне у неё вся жизнь – вечный отдых. Так уж повелось: залюбили младшую так, что выросла другой. Не такой, как Тимка и Поля. Будто и не с нашего огорода что ли: эгоистичная, циничная, нахрапистая. Лишний раз не обнимет. Не скажет доброго слова, если ей что-то не нужно. Одним словом: лиса.

Невестка стояла в дверях, держа на руках Яшку. Такой рыжий, совсем не в моего Тимофея. Ничего не могла с собой поделать, постоянно думала об этом, когда видела внука. Только сын принял Марину, хоть и слухи про неё ходили плохие. Уверял, что его мальчик. Прикрыл честью нашей семьи, а я до последнего не верила в то, что маленькая девчонка в конопушках с огромными серыми глазами станет мне роднёй.

- Обещаешь, да? – отстранил от себя Тимка, держа за плечи, и мне пришлось согласиться, кусая губы и быстро-быстро кивая несколько раз, потому что произнести ничего была уже не в силах. Слёзы снова проступили, уверенно пробегая по знакомой дорожке от уголка глаза до подбородка. Столько раз за последние два года, потому что рана так и не затянулась. – Отец, - обернулся он к Серёже, который тут же вскочил из-за стола, принимаясь куда-то собираться.

- Конечно, Тимка, - подал ему руку, пожимая крепко. Только отчего-то глаза были блуждающими, будто до конца и не понимал, чего от него хотят.

- Береги мать, - было наставление от Тимки, а потом он ушёл.

Два месяца пролетели мигом. Я всё ждала, что Серёжа первым станет говорить о том, как лучше отметить, кого позвать. Всё же и тридцать лет брака, и моё пятидесятилетие. Только он отчего-то молчал, да и не ладилось у него последнее время с делами, потому приходилось на работе задерживаться. Трудоголик, этим всё сказано. Я решила сама всё организовать, а ему сюрприз сделать. По себе знаю, насколько нужна забота и внимание от близких.

Ресторан решила не бронировать. Куда уютнее собраться дома за столом. Только Надя, которую я знала больше двадцати пяти лет, предложила нашу дачу. Просторно и смена обстановки. Да и Серёжа заранее ни о чём не догадается.

Блюда заказали на адрес. Сейчас чего только нет, а сил и желания готовить так и не появилось за эти два долгих невыносимых года, в которые пыталась понять: как жить дальше.

И теперь, когда все в сборе, а не хватало только моего мужа, нахожу его в нашей спальне. С той самой Катей, что все одиннадцать лет с Полиной за партой сидела. Катей, что росла на наших глазах. Будто не нашлось больше никого другого в миллионном городе.

Невыносимо больно… Силюсь понять: оттого, что меня предали, или оттого, кто именно эта женщина. Будто своей изменой Штоллер не только растоптал мои чувства и всю семейную жизнь, а ещё опорочил память нашей дочери.

Визуалы детей Ольги и Сергея

А теперь хочу познакомить вас с детьми главных героев, которые сыграют немаловажную роль во всей истории.

Тимофей (Тимка) - 29 лет. Уже второй год служит на благо Родине. Есть жена и ребёнок. Только Ольга сомневается в том, кто действительно отец малыша.

Полина - средняя дочь. На момент гибели было 24 года. Добрая и жизнерадостная девочка, так и не вышедшая замуж.

Вероника (Ника) - 23 года. Младшая и залюбленная всеми. В силу характера и воспитания эгоистичная, циничная, наглая. С детства завидовала старшей сестре. Первостепенно брала её игрушки, потом косметику и вещи. Не знает отказа. Любимая дочь своего отца.

Глава 5

Так часто жалею, что мало говорила детям о своей любви. А теперь, чтобы не делала, до Поли не докричаться. Лишь на кладбище, куда найду дорогу даже с закрытыми глазами, могу сказать о том, что чувствую. Тимофею стараюсь напомнить каждый раз, когда выдаётся возможность. Только лезть к нему с нежностью порой не с руки. Ему там не до меня.

Ника просто смотрит, будто спрашивает, к чему ей эта информация? А потом в ответ слышу «ага», и она кивает, пожимая плечами. Красивая и холодная, совсем, как Снежная королева. Такие не любят, а лишь позволяют любить себя. А всё потому, что никогда не знала отказа.

Серёже я признавалась давно. Даже уже и не могу вспомнить, когда последний раз мы обсуждали наши чувства. Не скажу и про него. Казалось, мы настолько близки, что не требуется никаких слов. Притёрлись, вросли друг в друга, стали двумя частями одного целого.

Он первым узнал о том, что случилось с Полей. Ему позвонили. А потом уже подготовил меня. Только разве к этому можно подготовить? Усадил на диван, взяв руки в свои ладони, и какое-то время молчал.

- Что, Серёж? – силилась понять я. И потом он вколотил в моё сердце острые тонкие гвозди. Совсем как те, что соединили крышку гроба и её основание, разделяя нас с Полей навсегда.

Я не хотела верить. Да и кто в здравом уме согласиться принять такую весть сразу? Кажется, ощутила горячую волну в груди, хватаясь за сердце, пока Серёжа пытался хоть как-то меня успокоить.

Мы были с ним заодно в своём горе. Так мне казалось. Только сейчас не уверена, что в тот момент он был честен со мной до конца. В какое время начались его встречи с любовницей?

Вода шипит раскалёнными тонкими змеями, потому что Надя включила кипяток. И по ванной плывёт белый туман, залепляя собой зеркало. Размывая моё лицо, которое за столько времени впервые вспомнило, что такое косметика.

- Что он сделал? – призывает меня к ответу Надя, которая только что не была намерена давить. Но, возможно, именно ответ-вопрос, и я выдам ей всё.

- Изменил, - отвечаю спокойно, не глядя ей в глаза. Тереблю подол ярко-оранжевого платья. Любимый цвет Поли. Потому сегодня и решилась на такое безобразие в свои пятьдесят.

Надо же, как вырядилась на собственное унижение. Пришла при параде, чтобы застукать мужа с любовницей. Только всё омрачается тем, что она не просто девка с улицы.

Надя не меняется в лице. Наверное, сейчас такое сплошь и рядом. Нет ничего странного в том, что мужчина слегка за пятьдесят, всё ещё красивый, галантный, имеющий вкус в одежде, в отличной форме решил повестись на молодое тело.

- К сердцу прижмём или к чёрту пошлём? – интересуется Надя, усаживаясь у моих ног, в то время как я разместилась на краю джакузи. – Могу ещё предложить вариант кастрации или эвтаназию, но, зная тебя, ты откажешься.

Она складывает пальцы в подобие ножниц, несколько раз щёлкая ими в воздухе, а я горько улыбаюсь. Подруга прекрасно знает, что я на это не способна. Не то, что она - ветеринар со стажем, которая насмотрелась на хозяйство своих клиентов сполна.

- Могу тебе даже в счёт заведения оформить, - толкает моё колено, чтобы как-то разрядить обстановку. – И когда ты узнала?

- А вот только что, - пожимаю плечами. – Захожу в спальню, а они там утехам предаются.

Надя несколько секунд переваривает информацию, округлив глаза, а потом поднимается с места.

- Хочешь сказать, что она сейчас тут?! – указывает на дверь, всё ещё пуча глаза. – В доме?

- Наверное. Ей пришлось бы спуститься вниз мимо гостиной. Может, конечно, Штоллер приказал ей слезть со второго на простынях.

- Давай поднимайся, - тянет меня Надя. В ней проснулась воинственная амазонка, которая намерена сделать что-то, что мне не понравится. Я ушла оттуда не затем, чтобы возвращаться. – Ты если не хочешь, я сама. Я могу. Отомщу за всех обиженных женщин. Ну же, Оль, поднимайся. Выдадим ей леща!

Быстро закручивает краны, открывая дверь, и туман выбирается из ванной, растворяясь в пространстве.

- Ой, Катя пришла, - оповещает меня. Видимо, дверь была открыта не вовремя. В тот момент, когда совершался побег. Только Надя не в курсе, что именно Тихоновой она сейчас была намерена выдать оплеуху. Она знает её, как подругу дочери. Даже на семейные праздники Полина её звала.

- Здравствуйте, - звучит голос, от которого теперь тоже воротит, хотя раньше он мне казался приятным. Катя занималась вокалом, даже в конкурсах побеждала. И Полина гордилась своей подругой. Знала бы она, что тут сейчас творится. – Срочно уйти надо, - оповещает Надю любовница мужа, не видя меня за спиной подруги, и быстро стучит каблуками в сторону выхода.

- Да ты погоди. Сейчас Оля подойдёт. Она тебе рада будет, - кричит ей вслед Надя.

Ну да. Вот как раз наверху так обрадовалась, что не знала, куда деть глаза. Ох, Надя-Надя. Знала бы ты, с кем сейчас так ласково говоришь.

Глава 6

Гости прибывают. В доме становится шумно, и я смотрю на Надю, моля её всё закончить, как можно быстрее. Димка всё пытается напялить на меня уцелевшую майку с моим лицом, пока вторая покоится на дне мусорного ведра, но я деликатно отнекиваюсь.

- Дай сюда, - забирает у него подруга тряпку, которую следует выбросить вслед первой. Только он же от чистого сердца. Старался, искал, заказывал. Даже глаза как-то погрустнели, что подарка его не оценили. Потому прошу у подруги трофей, расправляя его и прикладывая к себе.

- Спасибо, Дим, - киваю ему, - очень оригинально вышло.

- Да? – радуется он, как маленький ребёнок, и не сказать, что солидный дядька с сетью заправок. Вот так немного подопьёт, и сразу к цыганам ехать готов, каждого обнимать.

А мне хочется встать и сбежать отсюда к чёртовой матери, потому что тошно. Уже не физически, организм очистился, высказался, что говорится. А на душе невыносимо мерзко. Только это я же их всех сюда позвала.

Садиться во главе стола вместе со Штоллером – увольте. Он нарочно коснулся моей руки, проходя, а меня так дёрнуло, будто на высоковольтный столб забралась.

- Лёля, - зовёт он меня, растягивая улыбку шакала. – Хватит хлопотать, садись уже.

Боги. Где Станиславский? Такой актёрище пропадает! Надя зыркает в сторону Сергея, и он тут же понимает, что она тоже в курсе. Переводит на меня презрительный взгляд.

Да. Рассказала! Народ должен знать героев в лицо.

- Давайте, я первый, на правах лучшего друга начну, - поднимается Толик с места, призывая всех его слушать. Он там что-то говорит сперва про юбиляра, только теряю нить на моменте, когда он принимается сравнивать меня с Кустодиевскими женщинами.

- Толик, - звучит голос Нади, и он тут же выправляется в другое русло, а я вспоминаю пышнотелых тёток великого мастера. – Оль, ты не обращай на него внимания, - шепчет Надя, - он же безобидный. Просто иногда несёт не в ту степь.

Машу рукой, говоря, что ничего страшного, и вспоминаю худую Катю. Кошусь на Штоллера, который в свою очередь восседает один в центре стола и давит улыбку. Старый похотливый кобелина.

Не знаю, зачем я ещё здесь и делаю вид, что моя жизнь такая же, как и прежде. Её нет. А, может, никогда и не было. И жила я в матрице, которую сама же себе и сконструировала.

Звучит смех и речи. Как отличить честность от лжи? Вот так всю жизнь привыкаешь верить, а у тебя в спине нож торчит.

- Я всем вас в пример ставлю, - тем временем распинается Толик, а я упираюсь пальцами в стол, готовая встать и уйти в любой момент.

Уйти – это выход? От себя не спрятаться. Перебираю варианты, куда сбежать, потому что место, что я ещё недавно называла домом, стало в одночасье для меня чужим. Там будет Штоллер, который обязательно станет выворачивать всё наизнанку так, что я ещё и окажусь виноватой.

На такое не учат. У него врождённое. Жаль не адвокат, такой бы любого от тюрьмы уберёг, даже если неопровержимые доказательства.

Считаю до трёх и ухожу. Раз, два…

- Оль, - снова переводит внимание на меня Толик, и я, сжимаюсь пружиной, держа тело на весу, потому что уже немного привстала. – Ты – невероятная женщина, подарившая моему другу столько счастливых мгновений и троих чудесных детей.

От последнего слова в носу начинает щипать. Я не хотела этого праздника, будто заведомо знала, чем всё закончится. Заставляла готовиться, выдавливала радость, а теперь ненавижу себя за то, что дала обещание Тимке. Лучше бы этот день просто прошёл, как сотни других.

Позади раздаётся хлопок, и я вздрагиваю, оборачиваясь.

Ника привыкла перетягивать всё внимание на себя. Будь это чужой день рождения или свадьба, она всегда сделает так, что на время гости забудут о виновнике торжества, обращая внимание лишь на неё. Вот и сегодня не подвела. Заявляется последней в довольно откровенном платье и с большой хлопушкой, которую вырвало конфетти на наш пол. Уж не знаю, кого она тут шокировать собралась. После того, что сделал Штоллер, дочь могла прийти голой, я бы не переставала думать о том, что мой муж спит с подругой Поли.

- Привет, мамуля, - подходит ко мне первой, протягивая яркий пакет, и обнимает крепко, а мне в нос бьёт аромат знакомого мужского одеколона. Не сразу понимаю, откуда он мне знаком, как она отстраняется и принимается тараторить поздравление. Целый ворох пожеланий, и я понимаю, что за многословностью кроется какой-то подвох. Это не её типичное поведение. Ей что-то нужно.

Сердце предательски сжимается, будто предчувствуя беду, а она отправляется к горячо любимому папочке, вручая ему какую-то коробку. Поздравляет, а потом что-то шепчет на ухо, отчего он меняется в лице и качает головой. Улыбка сползает с лица Ники, и она буравит Штоллера глазами.

Мне же не показалось. У них немые упрёки. Ей что-то нужно, а он не в духе. Ловлю взгляд Сергея и тут же отворачиваюсь. Не хватало, чтобы он решил, будто мне вообще есть до него дело. Я не из тех, кто принимает спонтанные решения. Я семь раз отмерю, а потом рубану так, что наверняка. Без заклеивания и починки.

Визуалы друзей семьи

А вот и группа поддержки в лице подруги Надежды, по совместительству жены одного из друзей Штоллера. С Ольгой знакомы уже лет двадцать, с той поры и дружат. Ветеринар, который может по знакомству бесплатно стерилизовать неверного мужа. Правда, Ольга почему-то отказывается.

Добродушный и свой в доску Толик. Развёлся с женой Надей, так и не нашёл другую, кто смог бы пленить его сердце. Балагур, весельчак, тот, кто и выслушает, и пожурит. И его глаза всегда улыбаются, даже если он сам не улыбается.

А это Дмитрий. Владелец сети заправок, друг Штоллера. Тот самый, что принёс в подарок футболки с изображением счастливых мужа и жены... Только подарок не совсем ко двору пришёлся

Глава 7

Теперь я знаю, в кого моя дочь: в отца. Такая же циничная стерва.

Беру свои слова обратно. Вероничка всё же переплюнула Штоллера. Каждый из них предавал память Полины, будто в мире не существовало других подруг и женихов.

- Мам, скажи что-нибудь! - с вызовом говорит дочь, будто мы здесь собрались именно по поводу её чудного заявления. Мне кажется, притащи она сюда бомжа и скажи, что беременна от него, мой шок был бы куда меньше, чем теперь.

Задыхаюсь. Тянусь к груди, только забываю, что там нет никакого ворота. Довольно глубокое декольте, которое и стеснять не может. Только невыносимо хочется на воздух.

- Горько! - орёт Толик, не осознавая величины трындеца. Но тут же замолкает под взглядом Нади. Уверена, она зыркает в его сторону, как и прежде. Они, сами того не понимая, так и остались мужем и женой на общих посиделках.

Кто-то кашляет слева. В нависшей тишине слышу, как звякает посуда друг о друга. И все смотрят на меня, потому что прекрасно знают, кто такой Никита.

- Паааап, - тянет Ника, и линии губ должны вытянуться в тонкую полосу, как раньше, когда она злилась. Только теперь напичканы бог знает чем и выглядят как два надутых круга.

Раньше я не понимала, как можно по-разному любить детей. Что за матери выделяют одних, а вторым отдают меньше внимания. Сейчас, смотря на младшую дочь, понимаю, как же я ошиблась, позволяя ей слишком многое. Выходит, сама виновата. Только там ещё и характер. Поля с Тимой другие. Никогда не ущемляла их интересов, но выросли добрые и ласковые. А Ника вечно недовольная. И всегда ей хотелось то, что имеет старшая сестра.

Поначалу она таскала игрушки, потом косметику и вещи. Сейчас дошло до абсурда.

- Да скажи ты уже что-нибудь! – повышает она голос, смотря в мою сторону. Новоявленный жених застыл истуканом, понимая, что не ко двору. Надо же, неужели стесняется?

Попробовала бы Ника заорать на Штоллера, сразу бы лишилась всех благ. А в мою сторону – пожалуйста.

- Не ори на мать! - рычит Сергей, только ни к чему мне его заступничество. Прекрасно понимаю, зачем пытается казаться лучше. – Вам надо уйти, - принимает решение, и я с удивлением смотрю на него.

Да чтобы Штоллер хоть раз отказал своей любимой доченьке?

- Простите за этот инцидент, - галантно извиняется перед остальными, поднимаясь с места, и под его взглядом Никита становится меньше, чем обычно. На что он вообще рассчитывал?

- Но ты же обещал, - смотрит с вызовом на отца Ника, и тот добирается до стоящих в центре комнаты, подхватывая под локоть несостоявшуюся невесту.

Что-то не заладился у нас вечер с самого начала. Скандалы, интриги, расследования.

- Оль, ты как? – интересуется Надя, а Толик тянет в мою сторону до краёв наполненный бокал золотистой жидкости.

- Тебе б только напиться, - сетует подруга, только все знают, что это не про него. Я ни разу не видела Толика вне кондиции. Будто он точно знал, где та самая черта, за которую не следует заходить.

- Я сказал пей, - смотрит на меня друг сурово, а в глазах как будто смешинки. Как бы он ни хмурился, всегда казалось, что глаза улыбаются.

Обвожу взглядом остальных. Около десяти человек. Несколько знакомых с работы, которые чувствуют себя неуютно, друзья мои и Штоллера. Марина прийти не смогла, Яшка заболел. Но прислала чудесное поздравление от Тимы.

Тянусь за бокалом, и как только он оказывается в руке, залпом выпиваю пузырящуюся жидкость. Теперь для собравшихся у меня весомый повод набраться. Только знали бы они, что это лишь вершина айсберга.

Наконец, покидаю стол, и Надя подскакивает вслед за мной.

- Не надо, - прошу её остаться. – Займись гостями.

- Уверена?

Да ни в чём я сейчас не уверена, только ей это зачем знать?

Хочется сбежать. В первую очередь от самых близких: мужа и дочери. Потому уже от остальных и себя. Даже от подруги, которая намерена посадить в мягкий кокон и тихонько баюкать. Отправляюсь прямиком в сторону выхода: без права на юбилей, без денег, без ключей, без телефона. Искать их по дому не с руки. Остальные сразу догадаются, что не вернусь.

Туфли такие неудобные, но тут уже или идти в них, или вообще безо всего. Выбираю первое. Всегда успею снять. Хватаю пальто, накидывая на себя, и проверяю карманы. Даже ключи от машины умудрилась куда-то выложить. Только глупцы уходят вникуда. Но кто сказал, что я мудрая женщина? Пол своим носом ничего не видела.

Протягиваю руку в сторону входной двери, когда слышу голоса.

- Разговор окончен! – чеканит Сергей. – Или ты делаешь, как я предлагаю, или пеняй на себя.

- Ты обещал, что поговоришь с ней! – шипит Ника.

Глава 8

Если бы я могла умереть несколько раз, так бы и сделала. Моё сердце пропускает удар, а потом с трудом начинает биться дальше. Не просто измена. Предательство семейного масштаба.

- А теперь иди и успокой мать, - снова голос Штоллера.

- Может, это следует сделать тому, кто забыл про осторожность?

Они друг друга стоят. Пожинай плоды, Серёжа, она и локоть откусит.

От осознания, что Ника знала про грехи отца, но даже не подумала оповестить меня, колотит. Вела себя так, будто ничего не происходит. Господи! За что мне это? Настолько страшно, будто жила всё это время в логове маньяков.

- Может, тебе самой найти деньги на предстоящую свадьбу? – кроет Штоллер козырём, после которого больше не надо слов.

Дочь так привыкла к обеспечению со нашей стороны, что даже не представляет себе, как это, когда перекрыт кран. Сергей знает слабые стороны, и снова доказывает, что вожак стаи.

– Ну! – повышает на неё голос.

Последний раз я играла в прятки с детьми. Наверное, с Никой. Как все матери делала вид, что в упор не вижу колышущейся занавески или торчащих из-под кровати ног. Громко сетовала, как ребёнок отлично спрятался, а потом признавала своё поражение, чтобы подарить маленькое счастье.

Сейчас с точностью до наоборот. Прятаться следовало мне, потому что, судя по всему, так просто они меня отсюда не выпустят. Времени подняться по лестнице на второй этаж нет, как и скрыться на первом в другой половине дома. Радует, что гости приклеились за столом, и никто не бродит.

Говорить ни с одним из предателей не намерена, а потому желаю стать невидимкой.

Единственным укрытием выступает обувной шкаф, в котором я помещаюсь с трудом. Но всё же втискиваюсь в узкое пространство, осознавая, что раньше здесь мне так тесно не было. Килограммы взяли своё. До конца дверь закрыть не удаётся, как слышу шаги.

Раз, два, три, четыре, пять – меня идут искать.

Вижу, как Ника проходит мимо, скрываясь в гостиной. Только не сидеть же мне тут, пока все не разойдутся, это так глупо. Дожидаюсь, пока Штоллер отправиться вслед за дочерью, и выскальзываю из шкафа, неудачно цепляясь за выступ. Пальто хрипит порванной тканью, а я уже держусь за дверную ручку и чувствую на лице воздух свободы, когда меня снова окликают.

- Мам, надо поговорить!

Замираю, раздумывая, не рвануть ли отсюда и бежать без оглядки, как золушка по ступеням дворца.

Настолько глупо и наивно, не для полувековой женщины. Звучит очень страшно, если честно. Экватор. Середина. Только не знакома ни с одним, кто бы добрался до трёхзначного числа. А так хочется ощущать себя молодой.

Боковым зрением улавливаю какое-то движение.

Никита подпирает дом, смотря на меня спокойно и без эмоций. Раньше он казался мне приятным человеком, теперь я не уверена, что он вообще любил Полю. Да, я не требую носить траур, но банальное уважение должно быть. Жить где-то за периметром нашей семьи, а не соблазнять сестру невесты. Хотя, зная Нику, неизвестно, кто кого соблазнил.

- Мамуль, - внезапно дёргаюсь от того, что ко мне прикасается собственная дочь. Она протискивается так, чтобы оказаться перед моим лицом. Сдвигает брови на переносице, а я ловлю себя на мысли, что ненавижу её. Именно сейчас, после всего, что узнала о ней, я вдруг посмотрела на свою дочь другими глазами.

- Оставь ласковые слова для кого другого, - намерена пройти мимо, но она пытается удержать. Не потому что хочет помочь мне справиться со всем, что навалилось. Нет. У неё иная причина, и мне противно от того, как я воспитала свою дочь. Вернее, что я её вообще, выходит, не воспитала.

Только Тимка и Поля не такие. Не такие же! Они самые чудесные дети, которыми стоит гордиться. Которых следует ставить в пример. Почему в тот ужасный вечер в машине была именно Поля?

Тут же окатывает страхом, потому что я думаю о немыслимом: только что я желала, чтобы Ника умерла. Нет, конечно, я желала, чтобы Поля была жива. Но не просто так. А будто взамен. И от этого становится неимоверно жутко. Я ужасный человек. Я отвратительная мать! Я не имею права так думать!

- Прости, - понимаю, что прошептала это вслух, хотя не была намерена, и Ника воспринимает этот всё иначе. Будто я приношу извинения за то, что не сразу приняла их чудесный союз.

Она тут же улыбается и протягивает руку в сторону Никиты, призывая его подойти. Будто именно здесь, на крыльце, в порванном пальто, туфлях не по погоде и растрёпанных мыслях я намерена выдать им своё благословение.

- Мамочка, - бросается лгунья мне на грудь. – Мы так любим друг друга. Давно уже, но боялись тебе рассказать.

Дешёвый водевиль, на который я не покупала билета.

Давно любят…

Глава 9

Ника первой приходит в себя, зыркая в сторону жениха, а потом отвечает за него какую-то ересь, но я уже зацепилась за слово.

- Что за ребёнок, Никита? – голос дрожит. Становится настолько холодно, словно резко понижают температуру воздуха, и меня начинает подкидывать. Только это нервы и давление. Пробный период без болезней закончился в тридцать семь, а потом последовали проблемы одна за другой. Так и гипертония, вечный спутник, нуждающийся во внимании. Но я не уйду отсюда, пока не услышу ответ!

- Оля, - слышу за спиной, и Надя тут же оказывается рядом. Наверное, я выгляжу ещё хуже, чем спускаясь со второго этажа, потому что она продолжает. – Быстро пошли в дом, тебе следует успокоиться.

Наивно думает, что может спасти меня, только я уже погибла. Я умерла в который раз после слова «ребёнок».

- Да скажи уже! – кричу на Никиту так, что рядом стоящие вздрагивают. – Она что была беременна?!

Прожигаю взглядом мужчину, которого некогда считала красивым, потому что из-за него лучились глаза Поли. А теперь презираю за всё, и особенно за то, что все эти годы они молчали о моём внуке.

- Скорая уже едет, - новый участник диалога Штоллер спокоен. Ворот рубашки расстёгнут, одна рука в кармане, вторая держит телефон. – Ты не в себе, Лёля, - говорит монотонно. – Сделают укол и…

- Себе сделай! – возвращаю ему подачу. – А лучше пойди сдай все анализы на венерические заболевания и выкинь чёртову подушку, о которую тёрся чем ни попадя.

- Тебя просто просили поговорить с матерью, - буравит он взглядом младшую дочь. – А ты что устроила?

- Она же невменяемая! – пытается защищаться Ника, искажая лицо, а я горько прикрываю глаза. Ну вот и дожили. – У неё как климакс начался…

- Рот закрой, - не могу больше слушать это.

Никогда не позволяла в сторону детей ничего подобного. Да, бывало, наказывала, ругала. Но без криков. Без угроз и унижений. Для меня ребёнок – маленький взрослый, с которым следует говорить серьёзно. Позволять принимать решения, что не повлекут за собой Армагеддон, но позволят становиться самостоятельнее год от года.

Однажды я услышала о женском воспитании, которое подавляет мальчиков и не даёт им возможности стать мужчиной. Как только они способны ходить, мы требуем от них подчинения, потом в детском саду их учат быть правильными, отмечая тех, кто ест чисто и засыпает сразу. А в школе новая женщина ставит в рамки, где есть определённые требования. И так ведём ребёнка до выпуска из школы, а потом говорим: да будь ты уже мужиком, в конце концов!

Вот за Тимку мне не стыдно. Он не только моя радость, но и опора для Марины, хоть у нас и отношения не задались.

- Да пошли вы все! - презрительно окидывает взглядом нас Ника, будто мы грязь на сапоге. Нет любви, нет жалости, нет банального человеческого понимания. Она готова страдать лишь за деньги, но сейчас уже и это не мотивирует. А, может, не верит до последнего, что Штоллер лишит её пособия. – Идём! – просит Никиту. – Тоже мне семейка, даже нормально отпраздновать не можете.

Она отправляется в сторону ворот, за которыми разместились остальные машины собравшихся на моём крахе жизни, а я поворачиваюсь к Штоллеру.

- Ты знал? – пытаюсь высмотреть в его глазах ответ. В бесстыжих глазах, которые лгали и прежде. Не думаю, что всё обошлось без него. Слишком сложно, чтобы матери не сказали таких подробностей. Конечно, он знал. Не мог не знать. Ему же звонили. Он занимался вопросами похорон.

Выходит, все кругом были в курсе, и только я, как слепой котёнок, тыкалась в углы, пытаясь унять свою боль.

- Так было надо, Лёля.

- Тебе? – чувствую, что снова плачу, и быстро смахиваю слезу со щеки, руки складываю на груди. Только не закрыться от его холода, пронизывает насквозь цинизмом. – Кому надо было, Серёж? Кто ещё знает?

Перевожу взгляд на притихшую Надю и падаю в глубокую яму от того, как она на меня смотрит.

- Нееееет, - тихо выдыхаю, качая головой. – Не может быть, - ладонь прижимаю к губам, и я чуть не падаю на чёртовых каблуках, сделав небольшой шаг назад, но Штоллер тут же реагирует, успевая ухватить за руку. Баланс восстанавливается. Только спасибо не будет.

- Оль, давай, пойдём, - ласково говорит Надя. Совсем, как со своими собаками, которые боятся. Сама видела, как из забитой дворняги животное превращается в радостное существо, которое без ума от ласки. Именно после вот такого её тона голоса.

Надя умеет любить, и её в обратную сторону тоже любят кобели на четырёх лапах. И я, которая безгранично доверяла…

- Никуда с вами не пойду, - быстро качаю головой, смотря, как из дверей показываются две подруги с прежней работы. Они одеты и тоже хотят уйти. Неудивительно. Мы бросили гостей, устраивая разборки на улице. Представляю, как они себя чувствовали, сидя в чужом доме за накрытым столом, пока хозяева решают свои проблемы.

Визуал одного жениха на двух сестёр

А вот и Никита. На протяжении двух лет ухаживал за старшей сестрой, а когда её не стало, обратил внимание на младшую. История о том, как это случилось, впереди. А пока хотелось показать вам человека, который решил всё же войти в семью со второй попытки.

Не очень успешный продавец автомобилей, мечтает сменить профессию на более прибыльную. А лучше и вовсе не работать...

Глава 10

Скорая останавливается у ворот через двадцать минут. Хотя бы в чём-то Штоллер говорит правду.

- Где больная? – окидывает взглядом собравшихся молодой, но уверенный в себе фельдшер. Низенький и коренастый, а на голове уже залысина. Рядом женщина постарше зевает в кулак, закрываясь спиной напарника.

Только меня угадать не сложно по залитому кровью пальто, которое отказалась снять. На платье тоже попало. В голове шумело так, будто там сейчас что-то лопнет. Звенела струной боль, проткнув гвоздём висок и затылок. Но это повезло, что стенка сосуда лопнула в пазухе, а не в желудочках мозга.

- Оль, давай, - Надя трогает меня ладонями, чтобы помочь, и я в который раз одёргиваюсь.

- Да уж сама.

Позволяю женщине-медику себя раздеть и плетусь в ближайшую комнату: скрыться от посторонних. Целое шоу сегодня для гостей. Программа насыщенная. И любовницы, и предстоящая свадьба, и осознание, что я почти стала бабушкой, и несостоявшийся инсульт. Даже не могу понять, что стало тем гвоздём, что пробило висок.

- На что жалуетесь? – мальчишка ставит на стул оранжевый чемодан, видавший не одного больного, и внимательно всматривается в моё лицо. Наверняка бледное и с кровоподтёками, которые вытирала сама. Когда что-то горячее ощутилось в носу, а потом закапало, я даже пошутила, что это мои слёзы. Кровавые и горькие. Так плачут иконы.

За эти два года начала молиться. Но не для себя, нет. Мне казалось, если там что-то есть, пусть я хоть как-то отправлю весточку Поле. Что помню, что никогда не позволю себе забыть.

Никогда.

С десяток раз ходила в церковь, чтобы помолчать. Чтобы смотреть, как неторопливо сгорает свечка, вознося огненную голову в потолок, и уплывает в песок её тело, напоминая о том, что мы не вечны. Слушала церковный хор, заставляющий душу плакать, и продолжала молчать.

- Смотрите сюда, - мальчишка, немногим младше моего Тимки, щёлкает пальцами перед самым лицом, пытаясь проверить реакцию, а потом заставляет следить за его указательным пальцем. На мне уже манжета от аппарата измерения давления. А я даже не заметила, когда её успели надеть. В зазор между косяком и дверью смотрят грустные глаза Нади.

- Закройте дверь, - прошу негромко, и женщина-медик тут же выполняет просьбу. Лучше так – втроём. С незнакомцами, которые хотят помочь, чем с теми, кто в другой комнате.

- Как вас зовут? – допытывается фельдшер, и я с трудом воспроизвожу имя.

- Ольга.

- Ольга, а дальше?

Ольга Ш…, - шиплю буквой, натыкаясь на стену из фамилии, что носила тридцать лет. Как одежду, а теперь не желаю. - Мельникова, - поправляю себя.

- Сколько лет?

- Пятьдесят.

- Дата рождения?

Наверное, он пытается понять, насколько я адекватна, только этим бередит ещё больше то, что внутри.

- Сегодня…, - грустно вздыхаю, смотря в стену.

Прохладный металл фонендоскопа касается сгиба локтя, и груша с шумом качает воздух. Раз, два, три. Мальчишка следит за рывками стрелки, а я прикрываю от усталости глаза.

«Олечка, да не могла я, не могла», - ревела Надя, стоя на крыльце, пока я всё дальше и дальше падала в пропасть. – «Ты пойми! Нам всем пришлось жить с этим! Мы же хотели, как лучше. Ты же и так была в шоке».

«Лёля!» – пытался ухватить меня Штоллер, а я ощущала дикую боль в голове и невидимые руки, сжавшие трепыхающуюся вену. Так совпало, что именно после его касания лопнуло, разорвалось, выплеснуло наружу то, что сидело внутри. Малая часть, толика. И я кривлю в усмешке губы, смотря на напряжённого Штоллера и свою любимую подругу.

«Может у вас там тоже в спальне бывало?» – кивая на окна, которые скрывали любовников каких-то пару часов назад. Решаю уточнить, потому что всё настолько смешалось, что я уже не понимаю, где, кто, с кем. Верить никому нельзя.

«Да ты что такое говоришь!» - корит Надя.

«Подружки» с работы помогают утащить меня в дом, и сидим тут. Кто в верхней одежде, кто с бокалом шампанского, продолжая праздновать.

Русская свадьба с мордобоем. А у нас вот пятидесятилетие с признаниями, от которых кровь в жила стынет.

Ребёнок. У Полички был ребёнок, а я даже не оплакала своего внука или внучку, потому что и этого меня лишили.

- Вам повезло, - вынимает фонендоскоп из ушей мальчишка.

- Да уж счастливица, - горько качаю головой.

- Сейчас бы с парализацией отправилась, - женщина груба. Только, кто знает, может это меня сейчас и может отрезвить. - Не понимает она своего счастья, - бубнит себе под нос.

- Людмила Петровна, - хмурит брови мальчишка.

Глава 11

Вот так деньги в который раз сделали своё дело.

- Куда вы её? – суетится Надя, будто пытается вымолить прощение своей беготнёй.

- В больницу, милочка. Допекли человека, - тараном идёт медичка, как ледокол по Северному Ледовитому океану. Выставила правое плечо так, что разрезает волну из стоящих по обе стороны гостей.

Даже «подруги» с работы, спешившие домой, остались до конца представления. Сложили брови домиком, заглядывая мне в глаза.

Я не говорила фельдшеру, что случилось. Наверное, она прочитала это в моём собачьем побитом взгляде, транслирующем безысходность. Одногодка, может и чуть младше. Только рядом с ней я чувствовала себя какой-то маленькой и несмелой, пока она тащила меня по коридору, а позади замыкал шествие мальчишка с оранжевым боксом.

- Мне с женой поговорить надо, - ставит по-деловому Штоллер, и я боюсь, что его тон перебьёт мою просьбу.

- Всё потом-потом. КТ срочно делать везём. Надо посмотреть, что за последствия, - не сдаётся ледокол.

Надя ахает, прикладывая ладони к лицу. Сергей задумчиво провожает взглядом, не вынимая рук из карманов, пытаясь просчитать шахматную партию, определить лжецов среди себе подобных.

- Я поеду следом, - постановил. Припечатал. Желает ехать конвоем, будто и впрямь боится, что сбегу. А я до конца и не понимаю, как может сочетаться забота и предательство. Будто в один флакон налили чего-то лёгкого, как луговые травы, и смердящего, как смрад общественного туалета. Только последнее уже ничем не перебить.

Зачем таким, как Штоллер, жена, когда можно иметь молодую любовницу? Семьянин года, его мать.

Сжимаю чужую руку, прося защиты, и женщина схватывает на лету, будто только всю жизнь и делала, что различала желанье других.

- А я вот позвоню, куда следует. Ишь, чего вздумал, за руль пьяным. У вас тут, поди, веселье в разгаре. Сядешь сейчас, человека собьёшь, а нам потом спасай?

- Людмила Петровна, - мальчишка делает круглые глаза, пытаясь урезонить коллегу. Только у меня такое чувство, что она ненавидит всю эту мишуру и праздность. Большой дом, который можем себе позволить. Красивую мебель и холёность, пока у неё там где-то мать с инсультом в какой-нибудь старенькой хрущёвке с советским ремонтом. А у неё вторая смена с мешками под глазами.

- Я поеду, - вызывается Надя, на которой уже куртка и шарф тащится шлейфом позади, превращаясь из белого в бурый.

- Нет у нас места, - отказывает ей снова медичка, и я неимоверно благодарна ей, отрабатывающей умело три тысячи, что она тут же сунула себе в карман, как только я достала их из шкафа, где лежали деньги на всякий случай. Вот и пригодились, что называется.

Ухожу без гроша в кармане. Даже мелочь и та не звенит. Так привыкли все к картам, что и забыли, когда держали деньги в руках. И теперь бы не пришлось, если бы не побег.

Она будто телохранитель толкает меня внутрь кареты Скорой помощи, тут же закрывая дверь. И металл с маленьким стеклянным окошком прячет меня в нутре жестяной банки.

Не видеть, не слышать, не знать.

Какое шоу: надрывное, запоминающееся. Сегодня все, кому не лень будут обсуждать торжество.

Машина дёргается, и я вижу, как суетятся на крыльце собравшиеся. Команда решает, какого бойца послать. Они просто так не отстанут.

Перебираюсь к заднему окну, смотря, как Надя дёргает запертую дверь машины Толика. Что-то кричит, а тот, по всей видимости, не может найти ключи.

Машина Штоллера спрятана в гараже. Я лишь предполагаю. Потому даже не могла подумать, что в доме кто-то есть. Даже дверь предусмотрительно закрыта. Только кто бы подумал, что снаружи она так же открывается, как изнутри.

Ещё тогда меня смутили ключи на полу, что выпали с другой стороны. И уже потом поднялась в спальню, будто что-то почувствовала.

- Вам куда? – интересуется через прорезь женщина, сидя рядом с водителем. Для меня выделена отдельная камера, и на ухабе подбрасывает так, что скольжу по белой каталке, чуть не ударяясь головой о стену.

Нигде меня не ждут. Сбегая, даже не думала, куда. А теперь понимаю, что придётся принять решение. Штоллер догонит, как пить дать. Если захочет. Он даже меня добивался усердно и до победы, хотя я поначалу от него нос воротила. Он догонит, чтобы добить…

За поворотом небольшой тупик, а дальше дорога по прямой. И как только дача скрывается из поля зрения, требую остановку. Просто потому, что иначе он заставит меня с собой говорить.

Глава 12

Думала, такое бывает только в фильмах.

Стою, дрожа, в тупике, прячась за большим мусорным баком, пока мимо не проезжает машина. Может, Штоллера, может какая другая, отсюда тяжело узнать. Мелькнула и пропала, а я вцепилась в воротник, будто именно в нём спасение.

Не знаю, что скажет потом фельдшер мужу, когда поймёт, что меня нет в Скорой. Как и не могу представить, куда идти дальше.

Домой? Туда, где всё пропитано ложью? Где всё так же стоят диваны и шкафы, а на столике вазочка со сладким, которым я заедала своё горе? Может, Штоллер и туда приводил Катю? Кто знает.

Телефон звенит в кармане. Единственное, что утащила с собой.

Надя. Ну, конечно. Кто же ещё.

И если задуматься, она же из лучших побуждений. Как подруга, оберегающая от беды. Только отчего же настолько тошно и гадко, будто вся спина в язвах от чужого вранья.

Имя Нади сменяется невесткой, и сердце заходится в груди снова.

- Что-то с Яшей? – внутренности ухают вниз, голос дрожит. Ноги околели в летних лодочках. Стою у мусорного бака, как выброшенная вещь, которую хотят предложить кому-то. Пакет сразу отправляется в утиль, а вот то, что может приглянуться другому, аккуратно ставят рядом, даруя вторую жизнь.

- У Яши температура, но я не потому. По поводу Тимы.

Отчего-то вырывается всхлип и слёзы, но я тут же прижимаю к губам ладонь, подавляя наступающую горечь. Будто всё разом, скопом намерено меня добить. Словно сейчас Марина скажет что-то ужасное, и мне больше нет смысла жить.

Она не звонит попусту. Так уж сложилось, что наше общение состоит из пары слов поздравлений на праздники да рассказов о том, что Яшка заболел. Не сложилось меж нами доброты, да и она не из тех, кто искал вторую мать, когда своей уже не было с десяток лет. А у меня камень на сердце такой, что не сдвинуть. Всё казалось, обман за спиной. Тимка не признавался, как не упрашивала.

- Да буду я любить её ребёнка, - обещала сыну. – Ты скажи только, чей он.

- Мой, мама, и точка! – нервничал он, смотря мне прямо в глаза. А я всё ждала, что однажды признается, но я пойму. А теперь мне звонит Марина, чтобы о Тимке что-то сказать. Только в мыслях лишь дурное.

Покачнувшись на неудобных каблуках, падаю спиной на железный хлипкий забор, по которому тут же проходится звук грома. Жесть отзывается рычанием, а я сползаю вниз, думая о самом плохом. Как часто умоляла себя так не делать, но каждый раз мысль проскальзывает.

Никто не вечен.

Оседаю на землю, неловко подкорчив ноги.

Он живой. Он здоровый. Вот скоро всё закончится, и снова заживём.

А теперь далёкий голос Марины: Я по поводу Тимы.

- Ольга Владимировна, что с вами? – отчего-то слышу нотки испуга в словах. – Мне Тима звонил, просил вас поздравить.

Пальто напитывается грязью осени. Совсем скоро первый снег, а пока всё настолько чёрно и мерзко, что хочется выть.

- Поздравить? – выдавливаю из себя шёпотом, будто не веря собственным ушам, и принимаюсь реветь. Тихо, чтобы невестка не услышала. Стыдно, Господи, как же стыдно.

- Включите камеру, - требует. Хотя кто такая, чтобы требовать.

- Не могу, - так же шёпотом говорю, а в ухо врезается звонок от Нади. Настойчивый, резкий, пронзительный. Нажимаю отбой, чтобы и дальше слушать, что там Марина про Тиму расскажет.

Новое пиканье, и я понимаю, что она предлагает переключиться на видео. Озираюсь по сторонам, будто раздумывая, где встать, чтобы не было так заметно, что настолько всё плохо.

- Не буду, Марина, - выдыхаю, чувствуя, что каждое слово даётся с трудом.

- Где вы? – она не собирает отставать. Маленькая и приставучая, хотя раньше из неё слова не вытянешь.

Тимка всегда звонил сам, если мог. Работа такая, что не каждый раз вырваться. И сегодня не забыл. А, может, заранее просил жену всё подготовить.

- Где вы, Ольга Владимировна?

Кряхчу, размышляя, как ответить.

- Здесь я, - сидеть мокро и холодно, и я пытаюсь подняться.

- Говорите адрес, сейчас приеду.

Голова шумит. Инсульт прошёл по касательной, но ясности нет, словно в тумане.

Она не знает, что случилось. Даже не представляет, какие подарки сделали мне самые близкие. Только отчего-то требует с меня адрес, будто в словах, вылетающих из моего рта, вместо смысла, который доступен всем остальным, кроется просьба о помощи.

- Тут я, в тупике около дачи.

На глаза попадается ржавая табличка с улицей. То ли Конского, то ли Ронского. Никогда не задумывалась, что рядом.

Глава 13

Голоса заставляют сжаться в комок и замереть. Различить не могу, просто шум вдалеке. Мимо проходят «подруги» с работы, всё же отправились домой, и мне мерзко вдруг становится от всего окружения. В глаза одно – за спиной другое.

Штоллер, по всей видимости, всё ещё догоняет Скорую, а я отключаю телефон. Устала. Неимоверно устала. Жить во лжи, прятаться, дрожать на ветру в мокром платье и пальто. Даже себе не могу ответить, где сейчас хотела бы оказаться. Наверное, в 2022, когда ещё Поля была жива.

Не знаю, найдёт ли Марина. Кажется, лишь однажды приезжала сюда. Не к мусорным бакам, к дому. Ко всему в добавок начинается дождь. Сперва робкий и несмелый, а потом и вовсе рыдающий так, что вскоре промокну до нитки. Оплакивает то ли осень, то ли меня.

Не проходит и получаса, как тормозит машина, и я смотрю, что невестка выбирается и бежит в мою сторону, будто точно знает, что я тут.

Смотреть ей в глаза неимоверно стыдно, но она ничего не спрашивает, а просто берёт за руку, возможно, впервые в жизни, и я отправляюсь за ней следом, совершенно не желая думать.

Ни одного вопроса от неё…

А сколько их было у меня, когда она только вошла в наш дом.

Кто родители? Где училась? Какие планы на жизнь? Почему это не идёшь в институт? Может, не стоит торопиться с замужеством?

Она казалась мне во всём всегда недостойной Тимоши. У того и диплом с отличием, и лучший университет, и родители… Мезальянс вышел, да кому я могла что-то объяснить. Тимка – твердыня, только отчего-то всегда правым оказывался.

Думала ли я, что спустя три года эта самая девчонка станет для меня единственным, кому доверюсь? Конечно нет…

В салоне тепло и пахнет сыном. И я поглубже вдыхаю древесный аромат сандала, сидя позади водительского сиденья. Спохватываюсь, что принесла грязь, только Марина успокаивает.

- Всё нормально, Ольга Владимировна.

Разворачивает машину, пока дворники быстро бегают по лобовому, и неторопливо увозит оттуда, где моя жизнь перевернулась с ног на голову.

Молчим. Лишь дождь барабанит по корпусу, намереваясь добраться до нас. Чувствую горячий воздух печки, и начинаю согреваться. Наверное, следует хотя бы поблагодарить за всё…

- Марин…

- Не надо, Ольга Владимировна. Я всё понимаю. Потом скажете, если захотите.

Она всё понимает. Сколько ей? Двадцать пять? Половина меня? Только молчать всё же куда лучше, нежели изливать душу.

Не готова я. Привыкла говорить с собой. А тут и знакомый человек, только тот, о ком не всегда хорошо отзывалась.

- Вот, это для вас, - протягивает мне телефон, и принимаю, смотря с тоской на своего сына. Такой красивый: в пиджаке и белой рубашке. Запись сделана в момент, когда он ещё был тут.

Держит в руках бокал с шампанским и улыбается, а мне хочется реветь.

«Мамочка, с юбилеем!» - нажимаю на треугольник, и сын начинает говорить со мной. – «50 лет – это невероятная дата, которая говорит о твоей мудрости, красоте и силе духа. Ты всегда была для меня не только мамой, но и лучшей подругой, советчицей и опорой.

Спасибо тебе за все наши совместные приключения, за вкусные пирожки, за чудесных сестёр, которые навсегда останутся для меня маленькими и любимыми. И спасибо за то, что всегда была на моей стороне. Нууу», - хмурит нос, улыбаясь, - «или почти всегда».

Бросаю взгляд на спину Марины, понимая, о чём он, и нутро нещадно колет совесть.

«Благодаря тебе я стал тем, кто есть сейчас. Твоя любовь и поддержка всегда были со мной», - слеза падает на экран, а Тимка продолжает.

«Помнишь, как мы вместе пели эту песню?»

Зажимаю ладонью нос, пытаясь совладать с эмоциями, а он, как в детстве, поёт «Песенку мамонтёнка». У него огромное и чуткое сердце. Хорошо помню, как он плакал из-за этого мультика, настолько ему было жалко маленького героя. И Полина ревела навзрыд. И, хотелось бы сказать, Ника… Только не могу. Она с детства ревела только из-за своих желаний, будто весь мир складывался из того, насколько ей в нём комфортно. А до остальных и дела не было. Во так и теперь. Ничего не изменилось.

Моя дочь вытерла о меня ноги, назвала истеричкой и сбежала, а я еду с той, кого считала недостойной своей семьи.

- Мы вам подарок потом вручить хотели, - подаёт голос Марина, когда видео заканчивается. Готова смотреть его несколько раз, настолько сентиментальна стала, но возвращаю телефон обратно. – Хотела сразу переслать, - признаётся невестка. – Но Тима просил, чтобы я позвонила сперва.

Даже там он думал обо мне, пытался окружить заботой и вниманием. Только отчего-то в сознании крутится один и тот же вопрос: знал ли Тимка про Полю?

Глава 14

В одном мы с Мариной похожи: в доме всегда чисто.

Неуверенно замираю на пороге, как бедная родственница, а невестка даёт указания.

- Разувайтесь. Снимайте пальто. В ванной оставлю полотенце, домашние вещи и халат.

Наверное, сейчас со мной так и надо: руководить. Потому что голова совсем в тумане. Закрываю дверь, смотря, как из комнаты выходит женщина. По всей видимости, соседка.

- Как он, тёть Маш? – разматывает шарф Марина и вешает на плечики куртку.

- Ой, поднимается, - цокает та, качая головой, и косится в мою сторону. И меня снова жрёт поедом совесть. Будто мой праздник всем поперёк горла встал. – Ты не тяни, если что Скорую давай. Могу остаться, мало ли.

- Здравствуйте, - тихо шепчу, всё ещё подпирая дверь, и она кивает, до конца не понимая, кто я такая.

Походы в гости к сыну были не такие частые. А уж встречаться с соседями и вовсе не приходилось, по крайней мере, эту я точно не помню, впервые вижу.

- Это свекровь моя, - всё же решает представить нас Марина, - Ольга Владимировна. А это тётя Маша, - и тут же проскальзывает в ванную, а я слышу, как шумит вода.

- Такая хорошая девочка, - принимается нахваливать мне соседка невестку. – Вам с ней очень повезло.

Киваю, обнимая себя за плечи, не зная, куда провалиться от этих её слов. В глазах человека напротив читается искренность, а у меня не только пальто грязное, оказывается, но и мысли. А тут о моей невестке только хорошее. Совершенно посторонний человек.

- Да вы проходите-проходите, - спохватывается Маша, и вижу, как выпархивает из ванной Марина, убегая в комнату. Не до меня ей, вон – Яшка болеет. А ещё и со мной возиться.

И кажется мне, будто я тут лишняя. Притащила и себя, и проблемы в чужое гнездо. Ношусь со своими горестями и печалями, а у меня тут оказывается внуку плохо!

- Горит, - Марина в дверном проёме, говорит твёрдо, но я вижу, как ей не по себе.

Сама ночей не спала, когда у кого-то из детей температура поднималась. У Тимки как не болезнь – так под сорок. Хорошо хоть редко болел, да метко, что ни говори. Один домой вернётся, чихая, - всё. Лазарет сразу.

Это сейчас дом такой, что можно по разным сторонам разойтись, сразу не поймёшь, кто где. А раньше с тремя детьми в хрущёвке ютились. И ничего не поделать. Иногда ещё успеешь понять, что к чему, так отошлёшь здорового к матери. А нет – бегаешь от койки к койке, душа рвётся.

И сейчас в глазах невестки я увидела тот самый страх.

Быстро раздевшись, переключаюсь на канал, где мой внук страдает. Плевать на молодых любовниц и загубленный тридцатилетний брак, на младшую дочку с её женихом, на… Нет, то, что связано с Полей, слишком свято для меня. Но сейчас следует думать о живых.

- Дай переодеться, пожалуйста, - прошу невестку, потому что не в лучшем месте была: в луже у мусорного бака. Не хватало ещё мальчишке заразы принести. И она тут же убегает к себе, а Маша прощается, говоря, что всегда готова прийти на помощь. Из такой простоты и человечности складывается добрососедство.

Быстро смываю с себя всю грязь, натягивая футболку сына и его брюки. У Марины не нашлось ничего для меня, и понятно. Тростиночка против того, во что я себя превратила. И я вдыхаю знакомый запах, от которого становится на сердце неимоверно хорошо. Будто именно здесь я дома.

Дом не там, где кровати и вещи, а там, где твои близкие и твоё сердце.

Платье загублено. Да и станет теперь напоминать мне о «чудесном» празднике. Выбросить в мусор? Только медлю. У меня кроме него ничего нет. Потому оставляю пока, разберусь потом, когда решится с Яшкой, и отправляюсь в детскую.

Пахнет страхом и болезнью, и я, осторожно ступая по мягкому ворсу белоснежного ковра, опускаюсь около ребёнка на колени.

Рыжий. Как Антошка из мультика. Ну в кого такой смешной и курносый?

- Тридцать девять и четыре, - констатирует Марина, вытаскивая градусник, а я слушаю сопящее хриплое дыхание Яшки.

Вот где мне следовало быть, а не за столом! А я даже не знала, насколько всё плохо.

Марина будит страдающее дитя, выдавая ему порцию жаропонижающего, а я приношу тазик с водой, чтобы постараться снять жар, и начинаю протирать тёплой водой кожу.

- Ты чего не сказала? – не смотрю на неё.

Сидим по разные стороны кровати, страшась за одного ребёнка, и чувствую себя какой-то никчёмной.

- А чего говорить? – пожимает плечами. – Болеем. У вас праздник. Пятьдесят раз в жизни бывает. Да и что бы вы сделали?

Приди я сегодня сюда, осталась бы в неведении обо всём. А так сама себя ощущаю отвратительной и мерзкой.

Глава 15

- Обязательно, до свидания.

Марина заканчивает разговор и возвращается обратно, усаживаясь на своё место.

- Хотите знать, что он сказал? – интересуется, но я качаю головой.

Хотя бы сегодня не думать о муже и его мерзком поступке.

Если бы не с Катей. Если бы не в нашем доме. Да много этих если, которые он как нарочно собрал воедино, будто был намерен убить меня наповал.

Жар у Яшки спадает, и я вижу, как борется Марина со сном.

- Ты ложись, мне всё равно не уснуть, - говорю ей, но она качает головой. Так и я не в силах расслабиться, если с детьми что-то. Хоть тогда, хоть теперь. И натянутой пружиной звеню уже два года, не в силах распрямиться.

Ночь долгая и ужасная.

То проваливаюсь в дрёму, то снова просыпаюсь. И снится одно и тоже, по кругу, будто плёнку заело. Мой мозг даже во сне транслирует этот день, который не намерен заканчиваться, и я раз за разом осознаю: меня предали.

Мы подобно солдатам, которые хранят детский покой, сидим с Мариной по обе стороны кровати. Яшка хнычет, ворочается, хрюкает носом, но потом засыпает, а под утро температура опять даёт о себе знать. И лекарство отправляется по назначению, а я надеюсь, что эта котовасия скоро закончится. Пускай идёт на поправку.

- Вы останетесь? – шепчет Марина, и мне кажется, будто стесняю. Только тут палка о двух концах. Сбежать и бросить её с больным внуком, или остаться? Не стану ли я для невестки обузой?

- А как надо? – тушуюсь. А действительно как?

- Мне на работу, постараюсь сбежать пораньше. Вы за Яшкой не присмотрите?

- Да конечно-конечно, - тут же заверяю, а у самой в голове не укладывается. Как она на работу? Да разве можно тут всё успеть? Огорошила так огорошила.

Тимка никогда не рассказывал, что Марина трудится. Спроси у меня, чем занимается, даже не отвечу. Она ж так института и не закончила. Поступила да бросила. И бог знает, что у неё за профессия.

Была б её матерью, не позволила бы. Человеку всегда нужна точка опоры. Будь он механиком или учителем. База требуется, которая на плаву оставит. Только я лезть в семью не стала, сами пусть разбираются.

Тимка горел компьютерами, оттого в институт с желанием ходил. Программист из него вышел хороший, теперь пользу стране приносит. Поля юристом устроилась в фирму. Не без протекции Штоллера, конечно. Только показала себя прекрасно, о ней только хорошее слышали.

А Ника и училась посредственно, будто сразу решила, что ей это ни к чему. Отец обеспечит хотелки. Но институт всё же закончила, а потом мне диплом вручила. Будто лишь мне это было надо, чтобы людям рассказывать, что дочка у неё с образованием.

Марина прикладывает губы к маленькой рыжей голове, оценивая материнским чутьём температуру, и покидает комнату. А я всё прийти в себя не могу. Я-то думала, она тут ребёнком занимается только. Нет, это похвально, конечно, но опять кажусь себе каким-то монстром, что под своим носом ничего не замечала.

Сижу какое-то время в задумчивости. Спустя минут десять поправляю одеяло у Яшки, выбираюсь из комнаты, и слышу, как течёт вода в ванной. А ещё сообщение на телефон приходит ей, и мимолётом читаю.

Стас Любимый.

«Жду тебя, давай, не опаздывай».

Сердце тут же заходится в груди, и я чувствую, как горю. То ли вчера перемёрзла, то ли вирус, то ли давление вкупе со страхом. Испуганно озираюсь, не ждёт ли меня ещё какое-то откровение.

Пока мой мальчик защищает родину, его жена встречается с другим мужчиной? Вспоминаю её лицо, когда она спокойно лгала Штоллеру. Хладнокровно и очень уверенно.

Экран гаснет, а я всё стою в гостиной. И борются во мне чувства: уйти или открыть их переписку. На работу значит…

Колотит. Неужели, вот это всё не закончится? А жизнь продолжает толкать меня носом в грязь.

Чувствую, как сохнет горло, как ударами набата звучит собственное сердце, как сейчас сойду с ума, если не узнаю. Решать, насколько это правильно, некогда. Совесть вступает в противоборство с материнскими чувствами. Но как только беру телефон, пытаясь сладить с ним, слышу, как открывается дверь в ванную, и застываю с вещью в руках. Не успела.

На языке крутится вопрос, а перед глазами снова рыжий внук, которому просто не в кого таким быть. Будто вор, пойманный с поличным, ожидаю развязки, пока невестка подходит ближе.

- Телефон мой не видели? – принимается искать. А, может, и правда не помнит, куда сунула. И я раздумываю, что делать дальше.

Полотенце на голове, второе обёрнуто вокруг тела. Зачем перед работой в душ? Прищуриваю глаза, всё становится таким подозрительным. Снова мысли бурлят, будто их поддели черпаком, и со дна поднялся чёрный осадок. Может, потому и к себе Марина не подпускала, что есть что скрывать? А вдруг, этот Стас и есть отец Яшки?

Глава 16

Наверное, всё написано у меня на лице, и Марина быстро складывает два и два.

- Можно? – протягивает руку, требуя свой телефон, и я отдаю, задумчиво хлопая глазами. Устраивать скандала не стану. С мужем, которого застала в одной постеле с подругой дочери, не стала, и тут тоже. Только тяжело на сердце, да и неправильно это, когда мой Тимка там, а она тут с другим.

Быстро печатает ответ, а потом смотрит на меня.

- Что-то спросить хотите?

И снова она, как раньше: уверенная в себе и колючая. Знает кошка, чьё мясо съела?

Можно бесконечно молчать и таскать за собой тяжёлый камень, качнуть головой, делая вид, что всё нормально. Сослаться на давление или усталость. Но вместо всего спрашиваю.

- У тебя кто-то есть, кроме Тимки?

Она размышляет не больше двух секунд, а потом отвечает.

- Яшка, тараканы в голове и кредит за ипотеку.

И снова не в курсе событий. Какая ипотека? Конечно, Тимка у нас не брал ничего, говорил, что взрослый уже. Но не настолько же, чтобы ипотека!

- Какая ипотека? – не понимаю.

- Известно какая, - хмыкает невестка. – За квартиру, - обводит руками пространство.

- Так…, - кряхчу, потому что слов не в силах подобрать. – Тимка же…

- А что Тимка? – перебивает. – Оберегал вас Тимка всю жизнь. Как что – маме волноваться нельзя. Да и он самостоятельный. Вы же меня в семью брать не хотели, вот мы и решили: сами справимся. Чтобы никто не говорил, будто несостоятельные. Вот и состоялись.

- Марина, - слышу свой блеющий голос, - да я не…

- Какая уже разница, Ольга Владимировна. – У нас семья, мы сами её строим. Я вам от души огромное человеческое спасибо хочу за Тимку сказать. Вот правда, такого мужчину сейчас редко встретишь. Отчасти, это ваша заслуга.

Отчасти… Вроде и похвалила, но тут же как помоями облила.

- Думаете, у меня муж там, а я тут с мужиками гуляю? – хмыкает она, смотря на меня с усмешкой. - Да что уж там, Ольга Владимировна, называйте вещи своими именами. Прост…ка, шл..а, шал…а. Там ещё ряд слов, но вы простите мою необразованность, я в институте не доучилась, как ваши дети. Стыдно, наверное, мне быть должно. А как-то не стыдно, - пожимает плечами.
Вы этих видели? Тимкиных знакомых из социальных сетей? Мужей похоронили, а через месяц фотографии с цветами. И надпись - боец подарил. Не знаю, как другие, а мне не понять. Как перчатки у них: порвались – новые.

Она тут же срывается, добегая до дверного проёма, чтобы проверить Яшку. Наверное, показалось, что зовёт, потому как я ничего не слышала. И возвращается назад, снимая полотенце с головы.

- Я сына вашего люблю, и он меня, - продолжает монолог. - Вышло так, не по вашему велению, а по маринкиному хотению. Вы мне можете не верить, но моя совесть перед мужем чиста. А на остальных мне плевать, уж простите великодушно, - прикладывает руку к груди, - манерам не обучена.

- Марина, ну что ты такое говоришь? – успеваю вставить несколько слов, пока она ещё тут.

- На работу опаздываю, так бы пообщались по душам, Ольга Владимировна, - она разворачивается и уходит к себе, чтобы одеться, а я стою, как истукан посреди чужого дома, который, оказывается, и им до конца не принадлежит. Ну почему же Тимка мне даже не заикнулся о том, что они ярмо на шею-то повесили? Неужели, я настолько слепая, что вообще ничего не видела в своей жизни?

Отправляюсь к внуку, проверяя. Кожа тёплая, но не горит. Лекарство снова подействовало. Хоть чем-то себя занять, потому как ситуация до жути неприятная. Слышу, как Марина ходит в гостиной, и снова решаю заговорить. И на сей раз про Штоллера. Сор из избы не выносят, да изба нынче общая.

Она приняла, ничего не спрашивая. А я благодарю подозрениями. Хороша свекровь. Да только и меня понять можно. Будто кругом одни волки в овечьих шкурах.

- Ты прости, Марина. Случайно сообщение увидела, а там любимый.

Она хмурит брови, будто я несу какую-то околесицу.

- Не думала, что спустя тридцать лет мне подарком от мужа будет любовница. Вот, вчера узнала, что у Серёжи другая. А потом Ника Никиту привела, - машу рукой так, будто, чего с них взять. – А теперь вот ты.

Марина слушает и молчит, не перебивая, хотя в моём сбивчивом рассказе вряд ли можно ухватить самую суть.

- Я не поняла, кто такой любимый? – интересуется у меня, и отвечаю.

Она тут же лезет в телефон, будто что-то проверяя, и усмехается, качая головой.

- Я ему голову оторву, - суёт телефон себе в карман. – Любимый, - цокает языком, делая кривое лицо. – Это Стас. Работаем вместе. Любит дурачится. Даже не знаю, в какой момент поменял. Наверное, знал, что ко мне свекровь придёт. Кстати, он не рыжий, - добивает меня, и вновь поджимаю губы, а невестка идёт в сторону ребёнка. Видно, как переживает, как хотелось бы остаться. Но, выходит, у них ещё и ипотека!

Глава 17

Последнее, к чему привык: что меня выставляют дураком.

Но эта погоня за Скорой, допросы свидетелей и поиски пропавшей – идиотизм. Неужели нельзя было просто поговорить? Все же взрослые люди!

- Вот я примерно так и думала, - Надя рядом создаёт помехи. И моё спокойствие, которое пытаюсь призвать, коту под хвост. – Говорила: узнает – не простит. Ни тебя, - тычет в мою сторону пальцем, - ни меня, - упирается в свою грудь: большую и мягкую. – Где её искать, Серёж?

- Откуда мне знать. Я вообще даже представить не мог, что она на старости лет будет как коза прыгать.

- Нашёл старость, - фыркает Самойлова. – Она молодая и красивая женщина, между прочим. А у тебя бес в ребро, да? Все вы мудаки из подворотни, - машет в мою сторону рукой. – Что ты, что Толик.

- С мужем своим сама разбирайся, а на меня не вякай.

- Он не муж мне давно, слава богу.

- Ой, детский сад.

Плюю в воздух, потому что всё нереально раздражает. И Надя со своими упрёками, и её обида на Толика, который случайно с кем-то когда-то переспал, и Ольга, которая играет в прятки. Растереть бы и плюнуть, пускай бежит, потом вернётся. Ну куда ей с корабля? Поздно уже расходиться, налажено-отлажено всё. Да чувствую себя гадко. Не потому, что делал за спиной, а потому, что неправильно узнала. Хотя что я, будто есть тут какой-то верный алгоритм.

Возвращаемся обратно на дачу. Противная тётка из Скорой так и не сказала, где высадила Ольгу. Ничего, найду на неё управу. Натравлю Палыча, вмиг работы лишится. Думает, со мной можно шутки шутить? Чёрта с два. Наглая ещё такая, халда.

- Аллё, Галя, - кричит в трубку рядом Самойлова, - тебе Оля не звонила?

И так уже пятнадцатый номер, и по кругу одно и тоже. Трындычит, подумать не даёт, а я смотрю на дорогу. Тут ещё чёртов дождь, чтоб его и всех знакомых вместе взятых.

Ника притащилась. Нашла время. Говорил же: утрою твоего трах…ря, нет, бл, надо ей с фейерверками, помпезностью. Носится с этим придурком который год, совсем уже. Сразу сказал: мать так просто не примет. Надо мелкими шажочками, постепенно. Иначе – скандал. А ей, видите ли, ждать надоело. В свои руки решила ситуацию взять. Взяла, дочка дорогая?

- И Галя не знает, - доводит до моего сведения Надя, а я оглядываю улицы: не покажется ли где-то знакомое пальто. С одной стороны, ездить вот так за ней – будто виниться. Да, согласен, поступок не красит, но пусть бросит в меня камень тот, кто не хотел чужого женского тела.

Все эти бабьи разговоры про предательство – чушь полнейшая. Сидят там и хотят кого-то, только кишка тонка. Дальше хотелок дело не заходит. У мужиков иначе всё устроено. Это любой психолог скажет.

А женщинам всё любовь до гроба подавай.

Муж под боком. Сытая жизнь. Дети какие выросли. Ну что тебе ещё, спрашивается, надо?

Ещё эти страдания затяжные. Я тоже не каменный. Отец. Будто лишь она похоронила Полю. Только жизнь-то дальше идёт! Живым – живое. Я и пытался её изначально выдернуть из болота этого, да она сама тонула и меня туда же. Ну нравится ей там – пусть. У меня другая позиция. Жизнь одна, у нас ещё детей двое, да и сами способны радоваться.

- Нет, это же уму непостижимо, - нудит справа Надя. – Ты и Катя, - отчитывает меня вместо жены.

- Ой, да замолчи уже, - отмахиваюсь, кривя лицо. – У тебя совета не спросил.

- А зря, Штоллер, между прочим, зря. Я бы тебе посоветовала! – говорит с такой уверенностью, что даже кошу глаза.

- Что? Другую любовницу?

- Кастрацию, Серёж.

Хмыкаю, а потом смеюсь. Вот они, подруги жён. Со всей любовью к тебе. С пониманием. Вознесением супруги на пьедестал святости и непорочности. А мы – похотливые самцы, которым плевать на чужие чувства.

- Спасибо, Надь. В следующий раз обязательно наберу, прежде чем решусь.

- Смешно тебе, Штоллер? – смотрит с упрёком, а я сбрасываю скорость, потому что дождь будто нарочно мешает. Всё против меня. – Что имеем не храним, да?

- Что тебе надо, Надь? – сдвигаю брови, бросая на неё взгляд. – Ты села мне мозги выкручивать?

- Вставлять!

- Ну так скажу тебе, что вставлять я сам чудесно умею! И не только мозги.

Шутки ниже пояса.

- Ха-ха, - делает вид, что смешно. – Сейчас на пол сползу от смеха. Вот всегда поражалась, как вы наговнить можете, а потом в кусты.

- Да какие кусты! – выхожу из себя, повышая голос. – Я говорить хотел! Объяснить всё! Тут Ника ещё притащилась.

- Да все вы хороши. И Ники, и Серёжи.

- Тоже мне, - хмыкаю. – Сидит тут белая и пушистая! – вижу, как слюна вырывается изо рта и летит на лобовое. Там дождь, тут тоже мокро. Да плевать. Видимость отвратительная. – Кто мне говорил про Полю не рассказывать?

Глава 18

Уснуть больше не удаётся, да и мальчишка встаёт, а потом принимается реветь.

- Это бабушка, Яш, - беру на руки, только у него явно горе-горькое. – Баба Оля, ну ты чего? Мама на работе, - поясняю ему, ласково улыбаясь. – А мы тут сегодня с тобой, да? – пытаюсь быть весёлой, поднося его к игрушкам. – Смотри, это кто? – вытаскиваю первое, что попало под руку. – Слон? – меняю голос.

Только мой настрой внуку не передаётся, и он отталкивается от груди, намереваясь выпрыгнуть на пол.

Последний раз тут была месяц назад. Просто заезжала на Яшку посмотреть, но как-то мельком всё вышло. Да и Марина не привозила его к нам, а меня, признаться, до сих пор сомнения одолевали. И пыталась высмотреть я в мальчишке черты Тимы своего или родных. Может, с натяжкой Штоллера притянуть, лоб, как у него. Но прям сильного сходства не замечала.

Следовало включить телефон, вдруг невестка звонила. Сообщения писала, да и мне, по всей видимости, помощь потребуется, если Яшка не успокоиться.

- Температура поднимется, - пытаюсь уговорить ребёнка. – Ну же, Яшенька, перестань.

От ласкового слова замирает, будто до этого звала я его совсем чужим именем. Выходит, привык именно к ласковому.

- Погоди, сейчас.

Усаживаю в кроватке, и он куксится, но плакать перестаёт. Ждёт, когда принесу что-то, и я суечусь у постели с игрушками, включая свой гаджет, который тут же укладываю на тумбочке.

Если бы не Яшка, я бы его и не включала, потому что тут же он начинает булькать, чем раздражает ещё больше. Но так и Марина может быть, и Тимка. Не всю семью я потеряла в одночасье ведь. Есть и те, кто мне дорог. Ради кого стоит жить дальше. Жаль, что поняла это, только когда меня холодным душем лжи окатило, как следует. И вот, будто сразу очнулась.

Миллион пропущенных от Нади, следом аудиосообщения и текстовые. Несколько от Штоллера. Да уж, не сильно он пытался меня разыскать. Добредшие вчерашние поздравления с Днём рождения, которые отослали знакомые. Звонки от забытых подруг, с кем не общалась неприлично давно. И тут же снова набирает Надя. Видно, добралась до неё смс о включении. Только я не намерена выяснять отношения. Не до неё мне.

Пишу невестке, интересуясь, если ли что-то, что может успокоить ребёнка, и она советует включить мультики. Но не просто наобум, а трактор этот, что из каждого утюга играет.

«Если не успокоится, позовите тётю Машу», - опять советует. – «Она ему как бабушка».

То ли ткнуть меня носом хотела, то ли просто так написала, а внутри меня острыми иглами внутренности колоть начало. Уже и тут мне замену подыскали.

- Ну что, Яш? – подмигиваю малышу. – Давай дружить.

Включаю мультфильм, а сама отправляюсь на кухню хозяйничать. Всё по полкам, баночкам. Чистота, да и только. Ни соринки, ни пылинки у невестушки Маринки. Ишь. Даже стихи в голове пошли.

Открываю холодильник, быстро находя кашу. Даже варить не надо, всё заранее. Видно, что никому обязанной быть лишний раз не хочет. Остаться не вышло, а всё равно по максимуму комфортом обеспечила. Наверное, эта Маша должна была нянькой быть, а я у неё место отняла.

Забылось уже немного, как с детьми маленькими себя вести. Одно дело потрепать и дальше в свой мир взрослых, другое - весь день сидеть. Но я справлюсь, тем более с внуком.

Разбираюсь с завтраком, выдаю лекарство, согласно списку педиатра, а потом представленье ему с игрушками устраиваю, как своим детям в детстве. Он так внимательно смотрит, что страшно становится под его взглядом. И читается в нём главный вопрос: кто ты такая?

Не думала, что настолько отдалилась от семьи, что Яшке буду доказывать, кто его бабушка. А выходит, единственный внук, а в лицо не признал. Не говоря уж про Штоллера. Тот вообще его лишь пару раз видел. Из роддома, когда забирали, два дня рождения да Новый год. Занятой дед. Только не работой, оказывается, а чужими телесами.

«Я забыла вам подарок подарить», - снова сообщение от Марины. – «Вы возьмите у меня в тумбочке».

Да ну как зайти в чужую спальню?

«Тебя подожду», - отвечаю.

«Вы как уложите Яшку – так и посмотрите. Лучше одной это видеть».

И снова мысли только о плохом. Отчего одной? Что там быть такое может? Только тут же себя останавливаю. Не может Тимка на юбилей мне гадость подарить. Он же не Штоллер.

Глава 19

Еле дожидаюсь, когда внука укладывать, сказку ему читаю, а потом осторожно в комнату прохожу, оглядываясь. Воровато пробираюсь к тумбочке, открывая её. Там для меня два конверта лежат. Так и подписаны. Один – для любимой мамы. Второй – лучший подарок для свекрови.

Усаживаюсь на кровать, трогая её край. Здесь мой Тимка с Мариной спят. Господи, пусть вернётся скорее домой. Яшке отец нужен, Марине муж, а мне сын – опора.

Начать решаю с того, что для мамы. Не сразу понимаю, что за бумажка. Сертификат какой-то. На пятьдесят занятий по масляной живописи. Осматриваю его со всех сторон, вдруг подсказка, и точно. Приписка рукой сына.

«Ты настолько погрузилась в себя, что я решился на крайние меры. Шутка, конечно. Предлагаю заняться тем, что тебе всегда нравилось. И, да, когда вернусь, рассчитываю на портрет Яшки. Уверен, у тебя здорово выйдет. Твой Тимошка».

Какое-то время сижу в прострации, держа в руках яркую открытку-сертификат. Я рисовала раньше. Не так, чтобы много и часто. Порою, под настроение, когда время находилось. Несколько картин даже на работе висят. А потом и это забросила. И тут Тимка мне 50 занятий. Да куда столько?

Всегда пытался отвлечь. Вот и теперь. Улыбаюсь, смотря на его фотографию на тумбочке Марины. Нарочно поближе к себе поставила. Беру в руки, подношу к окну. Отчётливо видны отпечатки губ. И как-то неловко становится от того, что будто подсматриваю за невесткой, как она любимого своего на фотографии целует.

Ставлю рамку назад, натыкаясь на второй конверт. Только как-то не по себе. Что такого мне припасено? Почему от Марины?

Вопрос отпадает, когда вижу тест на ДНК. И тут же сразу сворачиваю бумагу назад. Не хочу знать. Нет. Он мне внук и точка! И не надо доказывать никакими циферками обратное.

Снова колет совесть, что Марина унижалась и ходила ради меня тесты делать. Или это из-за Тимки тоже?

Открываю, чтобы попытаться разглядеть дату, но она, как назло, хорошо прячется. А я вижу, что отцовство подтверждено. Только всё равно нет облегчения, лишь осадок, что своими сомненьями я поставила всю её беременность под подозрение. Плохая мать, бабка и жена. Со всех сторон отвратительная и неприятная даже себе.

Звонок в дверь заставляет сердце задрожать и подпрыгнуть до горла, а потом ухнуть обратно. Кого нелёгкая принесла? Может, Марина вернулась раньше? Так у неё ключи.

Иду в сторону двери, по пути заглядывая к Яшке – спит. Наверное, соседка. Невестка говорила, что она должна зайти.

В глазок ничего не видно. То ли плохой, то ли закрыли.

- Кто там? – интересуюсь, прислушиваясь к звукам.

- Это я, Лёль, открой.

Тут же трясу головой, и неважно, что Штоллер не видит. Должен понимать, что не желаю с ним встречаться.

- Уходи! – требую, не собираясь открывать.

- Нет, Лёль. Поговорим.

- Не о чем нам говорить!

- Ты открой, а то тут соседи смотрят, - то ли блефует, то ли правду говорит. – Я с подарком.

- Ты в курсе, кому подарить!

- Я ж не уйду.

И я знаю: он не врёт. Именно так он меня и добился. А теперь намерен добить.

Сегодня в районе обеда вас ждёт ещё одна глава, и мы узнаем, что же был намерен подарить Штоллер своей жене. Кстати, глава будет от его лица