Измена. Последняя просьба

Глава 1

- Больше нет смысла притворяться, Юль. У меня другая женщина. И она в положении.

Мы стоит с мужем в холле зала прощания, оба в цвете траура, и на мой вопрос, почему он сбегает с церемонии, выдаёт это. Кажется, рядом взорвался снаряд, а меня контузило. Осколки слов впиваются в грудь, добираются до лёгких, и становится тяжело дышать. Вонзаются в голову тонким остриём и бурлят в мыслительном потоке. Я готова была услышать всё, что угодно, только не это.

Захар дёргался с самого утра, и сперва решила, что у него проблемы с работой. Очередные санкции, из-за которых он не может достать оборудование. Только эти его вечные проверки стрелок на часах, будто вот-вот произойдёт что-то ужасное, оказались на поверку предательством.

- И через пару часов я стану отцом, - он какого-то чёрта улыбается, раскидывая руки в стороны, будто я сейчас кинусь к нему в объятья, чтобы поздравить. – Она в больнице, а твой отец даже здесь подгадил. Не мог сдохнуть раньше.

Очередь из новых слов прошивает меня насквозь, и нога внезапно подворачивается, заставляя сделать два шага к стене, чтобы не упасть.

Два дня назад моего отца не стало, и на его похоронах, которые даже ещё не завершились, муж выступает с заявлением.

Стою, не мигая, не веря своим ушам. Это сейчас всё Зар говорит? Мой муж, с которым я прожила тринадцать лет? Мужчина, который клялся в любви? Человек, которого мой отец вытащил из тюрьмы?

Тут же перед глазами всплывают огромные серые глаза Анечки, тонкие косички до плеч и брови, сложенные в вопросе.

«Ты правда заберёшь меня отсюда, Юля?

- Ну, конечно. Совсем скоро тебе не придётся возвращаться обратно».

Я обещала девочке, которую однажды предали, что у неё будет семья. Выходит, я лгала. Ведь теперь мой муж заявляет, что заделал кому-то на стороне ребёнка. И это после сбора бумаг для удочерения, когда в спину дышит ещё одна супружеская пара, которой отчего-то позарез нужна именно моя дочь!

Захар разворачивается, делая несколько шагов к выходу. Его здесь ничего не держит, он уходит в новую жизнь. А я остаюсь в старой.

- Кстати, - обращается ко мне снова, держась за ручку. – Соболезную твоей утрате, - и толкает массивную дверь, оставляя меня медленно умирать в холле зала прощаний.

Визуал Юлии Гущиной (Демидовой)

Юлия Гущина (Демидова) - 35 лет. Работает дизайнером квартир и офисных помещений. Тринадцать лет в браке. Все эти годы верила в то, что сможет зачать ребёнка. Только недавно сдалась и решилась на удочерение девочки. Муж её поддержал.

Только, оказывается, у него были совершенно другие планы на жизнь.

Визуал Захара Гущина

Захар Гущин - 38 лет. Более десятка лет владелец компании по продаже западного сельскохозяйственного оборудования. Активно пользовался положением тестя, с которым имел общие дела. Амбициозен, изворотлив, любит деньги и женщин.

Глава 2

Дождь усиливается. Наверное, оплакивает отца по двойному тарифу. Заодно и мои нервы, которые звенят комариным писком. Отец любил отмечать праздники с размахом. Кажется, похороны не явились исключением, и моё чёрное платье стало траурным не только по случаю утраты.

Стук каблуков гулко разносится по мраморному холлу, и я делаю вид, что поправляю туфлю. Ещё надо вернуться в зал, и так неприлично сбежала. Набраться сил и досидеть до конца, а потом позволить себе эмоции по случаю.

Спиной предчувствую какой-то негатив и поворачиваюсь.

- А что же наш зять? – усмешка на тонких губах тётушки. – Не приложится к руке препоподобного?

Издёвка даже после смерти отца. Как же она его ненавидела, могла бы и не приходить, только всё же здесь в чёрной шляпе, вязаном чёрном платье и кожаных перчатках изображает из себя горюющую матрону.

Не намерена отвечать, потому просто прохожу мимо. Хватит с меня сегодня соболезнующих.

- Наверное, разговор был не для моих ушей, но всё же я услышала, - догоняет её голос, в котором нет и тени сожаления. – Надо послать цветы роженице и поздравить Захара, - играет на моих чувствах. – Ты же так и не смогла подарить ему ребёнка.

Минутой до этого я не думала, что может быть ещё хуже, но всегда под дном есть ещё второе дно. Реагировать не буду, дёргаю ручку, возвращаясь в зал, и мать всматривается в моё лицо, пока иду мимо отполированных мраморных колонн, опускаясь на стул, рядом с которым теперь пустое место. Чувствую, будто меня облили помоями, и в таком виде я предстала перед остальными.

Люди сменяют друг друга, прощаясь у постамента с Анатолием Демидовым, а я сжимаю руки в кулаки, отрезвляя себя болью, чтобы быть в моменте.

- Что случилось? – рядом опускается мать, но смотрит за мою спину. Туда, где вальяжно шествует между скамьями Берта, и до носа добирается сигаретный дым. Отец терпеть не мог, когда она курила, наверное, именно поэтому она решила сделать это здесь.

Мать сжимает зубы, чтобы не вскочить и не вытолкать родственницу, но я удерживаю её. Не хватало нам скандала. Младшая сестра отца в своём репертуаре.

Работник зала подходит к Берте, делая ей замечание, и она пожимает острыми плечами, передавая ему «коптильню» из своих пальцев, будто не знала, что здесь курить нельзя. Продолжает играть, забываясь, что не на сцене своего чёртового театра, откуда её попросили столетье назад. Старая мегера, озлобившаяся на весь мир, которая считала отца виноватым в своём бесплодии, да и бог знает ещё в каких грехах.

- Где Захар? – мать пытается быть спокойной, только у неё плохо выходит. Сжатые гармошкой губы подрагивают, выдавая волнение. По глазам неясно: плакала или нет. Сейчас выглядит больше усталой, чем убитой горем.

- Ушёл, - отвечаю односложно, боясь сорваться на эмоции. Скоро все в городе узнают, как было дело, но сейчас я не готова ловить на себя любопытные взгляды от собравшихся. Хватит одного надменного сбоку.

- Как ушёл? – не понимает мать, вот и я до последнего не осознавала, что Гущин может сбежать с похорон собственного тестя, о которых завтра обязательно напишут. Всё же не последний человек в городе. Политик, бизнесмен, меценат.

- Ногами, мам, - поднимаюсь, намереваясь выстоять свою очередь и отдать дань усопшему. Кто-то снова говорит мне слова сочувствия, а я уже даже не различаю лиц, будто все они стали одним целым, и понимаю, что кружится голова.

Промокод "Измена под бой курантов" - oF8YmZ6-

Визуал сестры отца - Берты Демидовой

Берта Демидова - младшая сестра Анатолия Демидова, которая так и не вышла замуж. В своём бесплодии винит брата, которого всю жизнь ненавидела. С его семьёй так и не нашла общий язык. Исключение - Майкл, который ей импонирует.

До сорока пяти играла в одном из театров. После его закрытия, так и не смогла найти себя.

Глава 3

Кажется, во всём зале только несколько человек, которым могу доверять, остальные вот-вот ужалят ядовитыми жалами.

- Ты в порядке? - под локоть подхватывает Рустам, водитель отца. Он тоже среди приглашённых, только скромно где-то сидел в стороне. – Выглядишь ужасно.

- Соответствую событию, - отвечаю негромко, мысленно его благодаря, что он стал заслоном между мной и остальными. Он давно перешёл от обслуживающего персонала в члены семьи, отец ему доверял, и он работал на совесть. – Видел, как уезжал Захар. Срочное дело?

- Неотложное.

Ну да, у него же там женщина рожает. Шл.ха подзаборная. Сжимаю зубы, чтобы мысли не поскакали дальше. Туда, где чаша из слёз. Хотя даже заплачь сейчас, все решат, что я убиваюсь по отцу. Только перед ним будет стыдно именно мне.

Рустам по этому поводу не задаёт вопросов, просто поддерживает за локоть, а я чувствую в его касании поддержку, сродни отеческой. Он так часто был рядом, что его я воспринимаю за дядюшку, которого у меня никогда не было.

- Мишка не прилетел?

- Не видела.

- Большим боссом сделался.

Фыркаю, вспоминая брата. С отцовскими деньгами и не такое сможешь. Прожигатель жизни и чужого имущества, именующий себя на западный манер Майклом, вставляющий англицизмы через слово и меняющий женщин, как перчатки. Всё же Лена, его первая жена, была самой нормальной их всех, с кем он когда-либо спал.

Добираемся до постамента, на котором отец, как живой. Кажется, что сейчас встанет и начнёт шутить, как умел только он. Выдвинет речь минут на сорок, и ты даже не заметишь, как пролетит время. Мы были близки, и я действительно скорблю, потому что его мне будет не хватать.

Касаюсь холодного лба, ощущая тревогу, и пытаюсь запомнить каждую морщинку родного человека, а потом спускаюсь вниз, встречаясь глазами с братом. Он жуёт жвачку и перебирает пальцами в воздухе, приветствуя меня. Но во всём его холёном виде, расстёгнутой на пару пуговиц рубашке и тёмных очках на макушке скользит равнодушие и надменность. Только с самолёта, как понимаю. Но хотя бы успел.

Рядом Белоснежка с внушительным бюстом, обтянутым чёрным платьем. Цвет тот, а вот декольте явно неуместное. Старается держаться скромно, кажется, мы даже как-то встречались, но после его третьей «жены» я перестала запоминать проходящие составы.

Рядом оказывается Дарина, обнимая меня.

- Привет, дед точно умер? – шепчет на ухо, и я цокаю языком. – Ладно, прости, - признаёт свою вину. Шутки у неё, конечно, запредельные в её семнадцать. Но сегодня бунтарка хотя бы одета нормально, а не в чёрную кожаную куртку и такие же штаны. Ребёнок, у которого и дома по факту не было. Она Фигаро между матерью и отцом, с которым предпочла проводить последние годы, потому что он поселился в Штатах. - Пойду с дедом поздороваюсь, - хлопает меня по плечу, но я знаю, что она по отношению ко мне беззлобная, просто своенравная манера общения. И отца она любила.

Мишка раскрывает объятья, чтобы меня обнять.

- Как ты, систер? – вставляет англицизм. – Где Захар?

Кажется, только ленивый не спросил об этом, и брат жмёт меня к своей надушенной груди. А Захарки нет. Он держит за руку женщину, что внезапно решила разрешиться наследником Гущина.

- Креплюсь, - решаю уйти от ответа, когда к нам подходит мать и Берта.

- Мой дорогой крестник, - растягивает тётка максимально милую улыбку, которая у неё имеется.

- А-а-а, Берта Фуриевна, любимая тётя, - отдаёт ей пас, прикладываясь к каждой из щёк больше для проформы, чем по желанию сердца. А меня тошнит от этого шоу. Всё же мы тут не для того, чтобы кидать друг в друга коровьи лепёшки, и мне жаль отца, который вынужден на всё это смотреть со стороны.

- Говорят, у Захара сын будет, - не перестаёт улыбаться Берта, и взгляды остальных перемещаются на меня.

Промокод - "Измена. Бумеранг для любовницы" - sw7cXx_z

Визуал Майкла (Михаила) и Дарины Демидовых

Михаил Демидов. Старший сын Анатолия Демидова, который неплохо устроился в жизни. Благодаря отцу имеет бизнес в штатах (несколько ночных клубов, в которых часто отдыхает сам). За отношения не держится, считает, что жизнь одна.

Имеется дочь от первого брака, которая последнее время живёт с отцом и его женщинами.

Дарина Демидова - 17 лет. Дочь Михаила от первого брака. Знает в совершенстве два языка, не любит учиться, живёт в своё удовольствие, пользуясь деньгами отца. Мечтает и дальше так жить.

С Юлей у неё довольно тёплые отношения.

Глава 4

Кажется, сейчас у нас будут двойные похороны, потому что я придушу эту с.ку своими руками.

Спасает то, что распорядитель подходит к матери, интересуясь, когда можно преступать к следующей части церемонии, и нам приходится разойтись. Мы отправляемся в автобус, который довольно резво доставляет нас на кладбище, а дальше я плохо помню, может, потому что это уже было выше моих сил, но возвращаемся мы все в родительский дом.

Кто потерянный, кто в поисках спиртного. У каждого своё ощущение утраты.

- Мам, почему бар почти пустой? – пока Майкл выбирает бутылку, устало тру переносицу, размышляя, что делать дальше.

- Потому что в этом доме нет алкоголиков, - заявляет она на это. – А ты здесь бываешь довольно редко.

- Надо было ехать в гостиницу, - он всё же находит какую-то бутылку, отправляясь за бокалами, а я встречаюсь взглядом с матерью.

Вопрос о ребёнке повис в воздух, и пока его никто не озвучивал.

- Кстати, Жулька, что там Фурия говорила по поводу детей? Ты всё же залетела?

А нет, уже озвучил. Только так отвратительно и мерзко, как умеет только он. Ну вообще западное Майкл подходит этому холёному мерзавцу куда больше, чем русское Миша.

- Не называй её так, - вступается за меня Дарина, усаживаясь рядом. Она обхватывает мою руку, укладываю голову на плечо. – Или я буду звать тебя старый пердун.

- Лишу карманных денег, - кидает угрозу, но, кажется, это возымело эффект.

- Пофиг, - отзывается Дарина. – У тебя правда будет малыш? – смотрит в мои глаза, и мне неимоверно стыдно признаваться семнадцатилетней племяннице в грязной интрижке мужа в день похорон отца.

Достаю телефон из кармана, выбирая фотографию, и показываю ей снимок, сделанный недавно.

– Это Аня.

Дарина приближает фотку, а потом переводит на меня взгляд.

- Ты всё-таки решилась? – и нет в её глазах скепсиса или презрения, именно сейчас на меня смотрят глаза не подростка, а взрослого человека. – Она красивая, - улыбается племянница, снова обнимая меня. – И на тебя чем-то похожа.

Наверное, потому я так и зацепилась за эти глаза и улыбку, за пшеничные волосы и смех, подаренный мне в минуты радости.

- Рада за тебя, - продолжает племянница.

Хорошо помню, как брат с женой делили ребёнка, а Дара закрывала уши, забиваясь в угол, откуда я забирала её потом, когда родители слишком усердствовали в отстаивании своих границ. Она жила у нас, пока шёл развод, и Надя перевозила вещи на новую квартиру. Потом был период, когда Надя восстанавливалась после операции, и Дара выбрала меня в качестве перевалочного пункта. Потому что во мне она видела близкого человека.

- Ты серьёзно намерена взять ребёнка из детского дома? – Майкл протягивает Белоснежке бокал красного, второй предлагает матери, но она качает головой. – Там же могут быть гены алкоголиков, наркоманов, убийц, - начинает перечислять то, о чём я с собой уже говорила тысячу раз.

- Иногда бывает так, что и в нормальной семье появляется алкоголик, - фыркаю в его сторону.

- Элитный, - уточняет брат, выставляя вверх палец и тут же осушая бокал, будто имеет значение, каким спиртным накачиваться. Главное – во что он может превратиться в самом конце.

- И сколько ей? – задаёт новый вопрос.

- Почти семь.

- Пфффф, - шумно выдыхает воздух. – Семь? Приручать лучше с пелёнок. Ну хотя бы с момента, когда они перестанут ходить на матрасы.

Нашёлся знаток детского воспитания и приручения. Даже звучит противно, будто он ребёнка с животным сейчас сравнил.

- Можно мне посмотреть? – Белоснежка приветливо растягивает губы, протягивая руку. Даже не знаю её имени, и не хочется показывать малознакомому человеку свою дочь. Только и отказать неприлично. Я должна быть готова к тому, что скоро на нас будут все смотреть. Кто-то, зная, что она приёмная, кто-то считая нас биологическими.

Вновь вспоминаю о Захаре, и страх поселяется в сердце. Мало того, что мне придётся начинать жить заново без него, так ещё и теперь будут проблемы с документами на Аню.

Мы подавались, как семья. Конечно, и одной мне могут дать ребёнка, только уже другого. Потому что приоритетное право имеют полные семьи, а не женщины в разводе, которым предстоит делить квартиру и предоставлять справки о доходах, которые по большей степени у меня недекларированные. И эти круги ада предстоит проходить заново, только я знаю, что там и другая семья с положительной характеристикой, которая нацелилась на Анечку, будто других детей в детском доме нет.

- Извините, надо позвонить, - вскакиваю с места, уходя в другую комнату. Оставляю за спиной непонимающие взгляды, и нахожу номер Гущина, на мгновение закрывая глаза.

Глава 5

Не хочу слышать Зара, потому что разговор может свестись к ссоре. Просто пишу сообщение.

«Нам надо поговорить».

Отправляю, но тут же добавляю.

«Истерик и молитв остаться не будет».

Вдруг он решит, что начну валяться в ногах, прощать и уговаривать его не пороть горячку.

Да, для меня Гущин не пустой звук.

Был. Следует добавить. Теперь необходимо выдрать его из мыслей и души, в которых эта мерзость проросла корнями за все годы. Оплетала, делала своей.

Смотреть постоянно на экран, ожидая, что он ответит, не стану. Убираю телефон подальше, чтобы не мозолил глаза, и возвращаюсь в комнату.

По брату неясно, что за мероприятие сегодня собрало нас здесь, а мать таращится на портрет отца на тумбочке, перехваченный траурной лентой. Глаза какие-то пустые, будто она вообще не видит никакого смысла в жизни.

- Юль, ну так что там с сыном Захара? – опять пристаёт Майкл, будто нащупав бикфордов шнур. Берта никогда лишнего не болтает.

- Заткнись уже, - огрызаюсь. – Напомню, что мы отца похоронили. Прояви уважение к нему хотя бы сегодня.

- Не говори так со мной, - вижу, как ходят желваки на его лице, и палец, выставленный в мою сторону, угрожающе торчит. Белоснежка укладывает ладонь на его колено, наверное, знает, как гасить агрессию. И это отлично, потому что после нескольких бокалов Майкл превращается в придурка.

- Ты нас не представил, - напоминаю ему про спутницу.

- Эмма, - подаёт девушка голос. Кажется, она рада, что я обратила на неё внимание. И уверена, что имя у неё совсем другое, просто рядом с Майклом не хочется быть какой-нибудь Наташей. – Но мы как-то виделись.

- Прости, сегодня сама не своя, - отчасти вру, отчасти говорю правду.

- Да-да, понимаю, - мне кажется, будто она говорит искренне. Но всё равно ощущаю присутствие в доме чужого человека, пусть и пришла она с братом.

Мать молчит, уверена, что устала. Видела, как она плакала несколько часов назад, только слёзы уже кончились. Сейчас больше похожа на бледную статую, которая желает покоя.

- Мам, - поднимаюсь с места и сажусь перед ней, заглядывая в глаза. – Тебе что-нибудь принести?

Но она лишь качает головой.

- Ба, я не сильна в поддержке, - подаёт голос Дарина, оказываясь рядом с нами. – Просто знай, - показывает ей сердце руками, как я учила. Мы часто прощались, она улетала на самолёте, и каждый раз, чтобы не кричать через толпу, мы показывали друг другу сердце.

- Чаю сделаю, - решаю за неё, отправляясь к рабочей поверхности.

- Привет, - голос брата, который добрался до телефона. – Что-то не видел тебя сегодня.

Даже не буду спрашивать, кому он звонит. И без вопроса понятно. Напускаю безразличие, хотя сердце предательски сжимается, и мне кажется, что я выдам волнение, которое никуда не деть. Переключаюсь на отца, вспоминая, что сегодня мы навсегда его потеряли. Не в день, когда его обнаружила мать в кабинете, а именно сегодня, когда несколько метров земли разделили нас.

Не намерена прислушиваться, плевать, что они скажут друг другу. Брат с Заром в нормальных отношениях, но не настолько тесных, по всей видимости, чтобы рассказывать Майклу о девках на стороне. Надеюсь, этому мудаку хватит ума на кричать на каждом углу о том, что…

- В больнице? – заинтересованно повторяет брат.

- Дай трубку, - поворачиваюсь к нему, протягивая ладонь.

- Подожди, друг, тебя тут жена слышать хочет.

Он протягивает мне гаджет, и по его лёгкой ухмылке невозможно догадаться, знает он всё или нет.

- Алло, - прикладываю трубку к уху, снова выбираясь из комнаты, и слышу, как Майкл кричит что-то на счёт своего телефона. – Ты ему сказал? – спрашиваю спокойно.

- О чём? – по ту сторону голос такой, будет сейчас он бросится себя защищать до последней капли крови. Но я не желаю участвовать в единоборствах. Мне не нужно противостояние. Хотя бы сейчас.

Мне нужна Аня!

- Взрослые люди, прекрасно понимаешь.

- Я ухожу, Юль.

- Я в курсе, не следует это повторять, как заезженная пластинка. Так сказал?

- Нет.

Наступаю себе на горло, ненавидя за то, что скажу. Но обещаю, что как только всё получится, я растопчу эту мразь до основания.

- У меня есть к тебе последняя просьба.

Глава 6

Самое плохое, что чувства не заканчиваются отношениями. Но я сменю плюс на минус, отправляясь по дороге «любовь – ненависть», договариваясь с собой, что это не более чем деловое соглашение.

- Значит, ты просишь меня побыть твоим мужем еще месяц? – Захар со скепсисом смотрит на меня, когда встречаемся дома вечером. Не знаю, есть ли ему где ночевать, наверное, любимая ещё в больнице, но спасибо на том, что притащил сюда свою задницу.

- Формально. Жить здесь тебе не следует.

- Даже так? – усмешка скользит по его лицу.

- Как только Аня окажется дома, ты волен делать, что вздумается.

- Даже подавать на развод?

- Это уже не будет иметь для меня значения.

- Хочешь сказать, что я для тебя не имею значения? – он прищуривается, словно ожидал услышать что-то другое. Как я безгранично его люблю, и что порежу вены, брось он меня.

- Абсолютно верно.

- И тебе не жаль потраченных лет?

- И давно ты закончил курсы психологов? Не лечи меня, Гущин. Мне это не требуется.

Я спокойна. Ни тени улыбки, никаких эмоций. Внутри всё клокочет и бурлит, но на мне маска, по которой нельзя понять, что на душе. Я не позволю ему упиваться своей властью надо мной, пусть совсем недавно говорила, что не мыслю без него жизни.

- Ты лжёшь, - размыкает пальцы, сложенные в замок, делая руками пируэт, а потом соединяет их снова.

- У каждого своё право: верить или нет. И мы здесь не для того, чтобы уличать друг друга во лжи, - меняю ноги, укладывая поверх правой левую, - а чтобы договориться.

Домашний костюм сегодня так и остался в шкафу. Не намерена снимать броню-одежду, подставляя себя естественную. В чёрном платье проще быть уверенной в себе, чем без косметики в пижаме. Так и не переоделась, вернувшись от матери. Дарина осталась с бабушкой, а вот Майкл куда-то уехал. Не хочу думать о нём плохо, но что-то мне подсказывает, что его ждёт бурная ночь в ночных клубах.

- А если я не соглашусь? – играет на моих нервах Захар. Отчего-то мне кажется, что ему не нравится мой волевой настрой. Что он ждал соплей по его пиджаку и увещеваний вспомнить, как нам хорошо было. Пожалуй, эту память я запру за семью печатями, потому что неважно, как там было. Главное, что здесь и сейчас. И один поступок может перечеркнуть всё хорошее, что было когда-то.

- Ты же знаешь, что у меня есть рычаги, - иду ва-банк, и в его глазах мелькает зерно сомнений.

- О чём ты? – поднимается с места, снимая пиджак, а потом растягивает галстук, бросая его рядом с собой, и расстёгивает несколько пуговиц. Совсем, как раньше, только с огромной разницей: теперь он мне НИКТО. Хотя нет, поправочка: по документам – муж, по ощущениям – дрянь, которая не стоит любви.

Молчу, просто выжидательно смотрю на него. Что называется, кто кого.

- Назови имя, - требует.

- Не хочу мериться с тобой членами, Гущин.

- Папаши нет, - напоминает, будто я могу забыть, что осиротела на половину. Для меня это огромная утрата, потому что мы были близки с отцом. Партия в шахматы по выходным, родительские объятия. Я была папиной дочкой, которую он научил быть сильной. – И он не может заставить меня жить с тобой.

Его слова обжигают, и на долю секунды спирает дыхание.

- Что ты сказал?

- Что слышала! – хмыкает он, подходя к бару. Копошится там, а я думаю о том, как он поедет в нетрезвом виде. Не хочу оставаться с тем, кого ещё утром называла мужем. Его маска спала вместе с уходом моего отца.

- Я давно хотел уйти, но этот старый пид… был против.

Беру диванную подушку, обхватывая её, и сминаю, пытаюсь передать всю ненависть, что накопилась внутри. Не поворачиваюсь, говорю из-за плеча, смотря в яркое пятно триптиха на стене напротив.

- Ещё раз выскажешься в подобном ключе о моём отце – я убью тебя.

Голос такой, будто я ему говорю, что макароны в холодильнике или его рубашка поглажена.

- Ого! – звучит его лживый смех. – Угрозы пошли!

- Предупреждения. Или ты думаешь, что ты король жизни и тебе всё можно?

Нельзя к шакалам поворачиваться спиной, они могут напасть только, когда не видят оскаленных клыков. Гущин – шакал во плоти. Как часто влюблённые женщины ничего не замечают. Только к чему жизнь, когда постоянно на пороховой бочке, в ожидании, что тебя предадут?

- Кажется, тебе нужна была дочь, - внезапно звучит голос над моим ухом, и чувствую, как проминается позади спинка дивана. – У меня-то уже есть, Юленька, - нарочито ласково выдыхает в мою сторону слова. – А у тебя?

Дочь. У него дочь, а у меня отцовские похороны, муж-козёл и Анечка в подвешенном состоянии. Сглатываю, чтобы справиться с эмоциями, потому что перед глазами подставка с ножами, что стоит в паре шагов на кухне. И я готова вставить один из них Захару в шею, чтобы только он заткнулся.

Визуал Анатолия и Раисы Демидовых

Анатолий Демидов - отец Юлии и Михаила Демидовых. Политик и бизнесмен, который помог своему сыну организовать своё дело. Был найден женой дома без сознания, приехавшие врачи констатировали смерть. Вскрытие показало сердечную недостаточность. Но всё ли так просто, как кажется на самом деле?

Раиса Демидова - жена Анатолия Демидова, ныне вдова. С мужем была в хороших отношениях. Всегда поддерживала его, помогала в делах. Подарила двух детей - Юлю и Михаила.

Глава 7

Захар продолжается накачиваться спиртным.

- Выпьешь со мной? – предлагает, протягивая стакан.

- Хочу, чтобы ты покинул квартиру, - отвечаю, не принимая.

- Это моя квартира тоже, поняла? – тычет себя в грудь. – И я буду здесь столько, сколько потребуется.

- Это квартира моего отца, Захар, - напоминаю ему.

- Купленная в браке, а значит, - разводит руками в стороны.

- Ясно, - хмыкаю. – До гусаров тебе далеко.

- Юль, ну так что за козырь? Мне любопытно.

- Алфёров, - решаю не ходить вокруг да около, и вижу, как напрягаются жилы на шее Гущина. Я бы никогда не стала прибегать к такому, но меня вынуждают.

- Я его не боюсь, - фыркает Зар, но в воздухе витает его страх. Отлично помню момент, когда мы расстались, и Гущин обещал ему, что сделает всё для моего счастья. Как быстро он забыл льва, что чуть не откусил ему голову. Только бандит оказался куда благороднее некоторых. Его слово – закон даже для него самого.

- Так ему и передам.

- И как давно вы спите? – опрокидывает в себя очередной стакан. Кажется, у него сейчас план – надраться и вырубиться прямо в гостиной.

- На твоём месте я бы так не усердствовала, Захар. У тебя слабый желудок, а у меня белый ковёр.

- У нас, слышала, у нас!

Я знала, что нельзя упоминать при Гущине имя Вадима, но он не оставил мне выбора. Если думает, что заступиться некому, то у Захара короткая память.

- Как давно ты с ним спишь, твою ….

Звон стекла заставляет вздрогнуть, и вижу, как рядом с триптихом расплывается мокрое пятно от виски.

- Спала, - поправляю. – И тебе всё известно без меня. Это было давно.

- Не-е-е-ет, - блеет он. – Не ври мне. Ты общалась с ним все эти годы, да? А мне врала, что любишь только меня.

- Врала? – усмехаюсь. Как же легко вывести из себя мужика, который думает, что контролирует тебя полностью. – Себе врала, что люблю. Такая мразь не достойна любви.

Он тут же оказывается рядом, и я чувствую запах алкоголя, смотря в глаза напротив, когда сам Гущин упирается лбом в мой лоб.

- Только тронь меня, - предупреждаю, и он понимает, чем может закончиться наш разговор.

- Ты ему уже позвонила? – допытывает.

- Ты же не боишься, - отвечаю на это.

- Звонила? – кольцо из его пальцев на моём запястье больно сжимается.

- Нет ещё. Не хочу беспокоить человека попусту. Мы же взрослые люди, которые могут договориться сами, ведь так? И убери руку, теперь ты принадлежишь другой женщине.

Он раздувает ноздри, а меня тошнит от запаха и близости.

- Захар. Отойди от меня!

Подчиняется, и вижу в голове идёт какой-то мыслительный процесс.

- А ты молодец, - злая усмешка. – Думаешь, за яйца меня взяла? Думаешь, твой дружок что-то может мне сделать?

- Он не мой дружок. И повторюсь. Я не хочу войны. Мне нужна Аня. Захар, - запинаюсь на следующем слове, потому что тяжело его произносить, - пожалуйста, - выдавливаю, - не усложняй. Просто выполни мою просьбу.

- С.ука, - его бесит ситуация. – Ты обещала мне, Юля, ты, мать тв., обещала мне, что никогда я больше не услышу о нём!

- А ты обещал любить меня и в горе, и в радости. Сегодня у меня горе, если ты не заметил. Я провожала в последний путь дорогого мне человека. Но тебе было плевать на мои чувства, ты не нашёл ничего лучше, чем втаптывать меня в грязь прямо на похоронах отца.

- Я давно хотел уйти.

- И какая же цепь держала?

- Новоиспечённый покойник.

- Жду подробностей.

- Собрал на меня компромат, суч..ра, и держал, - хватает воздух рукой, сминая его в кулак.

- Осторожней со словами. О моём отце нельзя так говорить! – напоминаю ему. - Что за компромат?

Зар усмехается, качая головой и пальцем, и его волосы мокрые от выступившего пота. Рубашка тоже намокла, и он расстёгивает её, обнажая торс, но я не отвожу взгляда от его холёного лица.

- Он тебя слишком любил, - вижу, как развозит его.

- Ну хоть кто-то меня любил, - хмыкаю, убирая с платья несуществующие пылинки.

- Только он виноват в том, как тебе хреново! – алкоголь дал эффект на голос, это слышно в начинающемся растягивании слов. – В том, как я поступил.

- Удивительно, как ты переложил ответственность за свои измены на моего отца! – поднимаю брови, складывая руки на груди. Ну вообще, да, это талант так переводить стрелки.

Глава 8

Только что Гущин признался в убийстве моего отца, и мне становится настолько не по себе, что поднимаюсь с места, потому что от чудовища можно ждать всего, что угодно.

- Думаешь, я его убил? – отчего-то смеётся Зар. – Не-е-е-ет, - цокает языком, размахивая в воздухе указательным пальцем. – Разве я похож на убийцу?

Ещё утром он не был похож на последнюю сволочь, которая может оставить в самый тяжёлый момент жизни. А теперь очень даже. Но я молчу, ожидая от него дальнейших действий.

- Не смотри на меня так! – приказывает, протирая губы ладонью. – Не смотри, - вторит, медленно моргая. – Я мечтал, чтобы его не стало. Каюсь, - раскидывает руки в стороны. – Но, - выставляет палец в мою сторону. – Не трогал старика. Это кто-то другой, Юль. Услуга от инкогнито.

- Кто же? – обхватываю себя руками, чувствуя, что в комнате стало холоднее. Будто мне на плечи упал камень правды. Зерно, что закинул в мою душу Захар, будет мешать жить дальше. С чего он вообще завёл этот разговор?

- Откуда мне знать, пфффф, - выдувает шумно воздух. – Твой папаша был костью в горле многим.

- Например? – меня подкидывает от нервов. Только сегодня похоронить отца, и слушать подобные вещи.

- Я не буду ничего говорить, - нагло улыбается Гущин. – Потому что ничерта не знаю, только догадываюсь.

- Хоть одно имя! – требую от него.

Наш разговор из одного русла перетёк в другое. Аня ушла на второй план, но именно в этот момент я должна выжать из Захара максимум, который он может мне дать. Он усаживается на место, где только что сидела я. Я же стою напротив, готовая бежать в любой момент.

- Майкл, - пожимает он плечами.

- Майкл? – переспрашиваю, но уточнять, о ком он, не имеет смысла. Из знакомых у нас лишь один человек с таким именем. - Не неси ерунды, - тут же кривлю лицо, но отчего-то не могу до конца отрицать тот факт, что брат был довольно спокоен и собран, словно ему было глубоко плевать на то, что происходит. Наоборот, он шутил и смеялся, когда следовало скорбеть. Но я списывала это на его образ жизни: разгульный и свободный, который он вёл в штатах. Да и раньше он отличался беспечностью, тут ДНК-тест не делай, у них с Даринкой сходство колоссальное в отношении к родным и жизни.

- Ты готов чернить каждое имя, лишь бы обелить собственное.

- Берта, - называет новое. – Твоя дорогая тётка. Вот уж кто ненавидел собственного брата настолько, что был готов убить.

- Ты болен, Захар, - фыркаю, только в его словах есть крупица правды. Но я не стану показывать, что согласна с ним. – Берта ждала столько лет, чтобы убить отца?

- Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным!

- А тут уже оно просто покрыто льдом, - качаю головой, пока он хищно смотрит на меня.

- Ты боишься, Юля, да? – больше не спрашивает, а утверждает. – Ты боишься меня, жёнушка.

Это правда. Передо мной другой человек, не мой муж, а его двойник с чужой натурой.

- Лишь того, что ты можешь дотронуться. Мне противно, потому что ты касался другой женщины.

- Много лет подряд, - кивает согласием. – А потом приходил домой и имел тебя, чтобы сравнить, насколько ты ничерта не умеешь.

Он упивается словами, будто они ему приносят высшую степень удовольствия. Главное, не показывать, насколько мне противно и обидно это слышать.

Я шла в наступление, ожидая, что ещё минута, и дожму Гущина. Но в какой-то момент потеряла пас, и теперь сдавала позиции, позволяя ему подбираться всё ближе к моим воротам, куда он был намерен забить гол.

- Знаешь, каково это жить на пороховой бочке, ожидая, что в любой тебя могут нагнуть? И мне пришлось заключить сделку. Да, Юль. Ты столько раз мне говорила, что нельзя жить с человеком из-за жалости. А я врал, как сильно тебя люблю, и что не уйду, потому что ты мне нужна, - его голос всё тише и тише, что мне сложно различать слова.

- И ты верила в эту чушь. Ты реально думала, что можно любить бракованную женщину, у которой нихрена там не прикрепляется в этой чёртовой матке. Ты же никчёмная, Юль. Ноль, - показывает он пальцами овал. – Пустое место. Женщина, которая провалила главную миссию. Ты же понимаешь, о чём я?

- А у тебя какая функция, Гущин? Быть мразью?

Его слова изрешетили всё моё тело, и словно ощущаю, как ветер входит в душу и свистит в миллионы щелей, пробитых правдой. Никто так не ранит, как человек, которому ты безгранично доверял.

- Быть мужиком, - щёлкает он пальцами. – И отцом настоящему ребёнку, а не выбл..ку, что родился от кого-то другого.

Глава 9

Если он не замолчит, я его убью.

Убью.

Убью.

Убью.

- Ю-ю-юль, - тянет моё имя Гущин. – Чего молчишь-то?

Убью – посадят. А меня ждёт Анечка.

- Думаю, стоит ли снимать платье, или сразу в нём к тебе на похороны.

Он сидит, раскинув руки на спинке дивана и откинув голову, и принимается хохотать.

- Кишка тонка.

- Не бери на слабо, порой люди могут удивлять.

Разворачиваюсь, отправляясь к себе в комнату, уверенная в том, что в гостиной так и останутся осколки после его срыва: осколки нашей семейной жизни и моих чувств. Это не стакан он отправил в стену, а меня.

Сегодня точно убирать не буду, только знаю, что не будет и он. Остаётся надеяться, что сейчас свалит туда, откуда пришёл.

Открываю шкаф, чтобы выбрать вещи. Осознаю, здесь не только мои. Хочется всё сорвать и выкинуть в окно, прямиком с седьмого. Только это всё эмоции, которые могут помешать плану. А я не люблю, когда всё идёт коту под хвост.

- Юленька, - звучит за спиной, и я уже жалею, что стала общаться с ним наедине. Но не могу быть слабой. Только покажи таким, как Гущин, как тебе хреново, он сразу же перебьёт позвоночник. Блеф – вот моё оружие.

Он заваливается на кровать, и понимаю, что проще его оставить здесь, чем требовать выметаться из квартиры. Всё равно проиграю, потому что физически не смогу выгнать. Единственное - использовать реплики про Алфёрова, только я даже не представляю, где он и захочет ли вспоминать человека, который сделал ему больно.

«В тот вечер был дождь.

- Юль, что ты решила?

Глаза в пол, но не потому, что Вадиму стыдно. Он не из тех, кто протирает асфальт взглядом, просто даёт возможность сказать, что сейчас для меня так важно. То, что так сложно произнести, когда на тебя с надеждой смотрят любящие глаза.

- Это конец.

Зажмуривается, и желваки выпирают, показывая, как он напряжён. Кивает несколько раз, будто со мной согласен, но продолжает изучать всё, что угодно, лишь бы не меня. Короткие волосы, которые не успевают отрасти, как он снова их стрижёт, гладкое лицо с тонкими линиями порезов, рассечённая бровь, широкие плечи, за которыми можно спрятаться, и грудь, готовая под пули.

У нас не было будущего. Дочь политика и мальчишка в законе. Была сумасшедшая страсть, которая чуть не утопила до конца, если бы не Захар. Такой правильный на фоне беспределов и наркотрафика. И отец, всячески нахваливающий будущего мужа. Его умение держаться в обществе, знать, что сказать в определённый момент, как улыбнуться и очаровать. Он понимал, чего я хочу, и так желал заполучить, что сделал сказку, которую, по всей видимости, оплачивал мой отец.

У Вадима была прямолинейность и дурацкие пацанские шутки, а ещё глаза, которые говорили без слов.

Зар с отцом сместили мою орбиту в сторону, чтобы я, смотря на Вадима, понимала, насколько мы разные. И что кроме иррационального желания быть с ним, я ничего не имею.

Ещё было видео, любезно предоставленное анонимом, где Вадим имел какую-то девку. И поездка на остров, где мы с Заром провели почти месяц. Лечение, которое помогло сорвать пластырь, и я приняла решение.

- Ты уверена, Джульетта? – глаза напротив моих, и я ухаю в яму, отчего тут же неприятное чувство в солнечном сплетении. Дождь становится сильнее, предлагая разойтись.

- Да, - еле слышно, словно умираю. Словно капли, соединяющие небо и землю, отнимают последние силы. И это его Джульетта будет долго звучать в моих ушах. Только хвататься за прошлое – глупо, надо строить будущее.

- Это случайность, - он качает головой, смотря куда-то за мою спину.

- Это конец, Вадим.

- Она приняла решение, понял? – звучит голос позади.

Чуть поворачиваю голову, но всё равно не видно Гущина, который должен сидеть в машине. Была намерена ехать одна, но он настоял. Боялся, что сорвусь, говорил, что станет моей поддержкой.

- Иди сюда, суч.ныш, - Вадим делает резкий выпад, намереваясь меня обогнуть, но я хватаю его, прижимаясь к разгорячённой груди. Сминаю его куртку, боясь поднять голову, и вдыхаю аромат кожи, будто в последний раз. Хотя отчего будто, это так и есть. Он замирает, и я слышу, как отбойным молотком стучит его сердце.

- Не надо, пожалуйста, - шепчу в его грудь, чувствуя, как дрожу от холода и страха. – Это ничего не изменит.

И он просто стоит, позволяя дождю оплакивать свою любовь. А потом обращается к Захару.

Глава 10

- Куда ты? – задаёт вопрос Захар, медленно моргая. Его вконец развезло, но он строит из себя короля жизни. Того и гляди отключится отец года.

- На сегодня разговор окончен, я устала.

- Не тебе решать, когда его начинать, а когда заканчивать, поняла?

Его бесит всё. Любая моя фраза и поступок. И не скажешь, что он неимоверно рад нынешнему дню, который, кажется, не желает заканчиваться, как и дождь за окном.

Счастливые люди не такие, а у Гущина будто, как в сказке: родила царица в ночь не то сына, ни то дочь. Ему бы отмечать событие, а он втаптывает в грязь бывшую жену.

- Сейчас вернусь, - лгу. Только для чего препираться с пьяным, пытаясь что-то доказать – себе дороже. Это как распинаться около барана, который выставляет на тебя рога, совершенно не понимая человеческой речи.

Мы ссорились. Конечно, не без того. Кричали друг на друга, не разговаривали порой, а потом снова всё входило в колею. Только никогда прежде не расходились по разным комнатам, как чужие люди. Психологи говорят, чтобы сохранить любовь, надо иметь две кровати. По мне это чушь. Куда приятнее прижиматься к любимому, осязая аромат его кожи.

Сейчас моё желание оказаться от Гущина как можно дальше зиждется на отвращении и ненависти, которые невозможно ничем перебить. Даже не могла представить, что такой момент в моей жизни наступит.

Полагаю, что сегодня Захар останется здесь, и я ничего не смогу изменить. В коридоре наступаю на что-то, чуть не улетая на пол, и поднимаю телефон Зара. Сердце начинает ускорять бег, и я оборачиваюсь, словно за мной могут следить. На мгновение кажется, что он нарочно оставил его здесь, чтобы проверить меня, и раздумываю, не вернуть ли гаджет на место.

Зар всё так же в комнате. Любопытство побеждает. Быстрыми шагами добираюсь до ванной, закрываясь там, и встречаюсь с собой глазами в зеркале. На фоне чёрного платье лицо выглядит слишком бледным.

Гаджет требует пароль, и я пытаюсь вспомнить, как недавно Гущин при мне быстро летал пальцами над экраном. Память не подводит, и со второго раза удаётся войти в святая святых – тайную жизнь моего мужа. Прислушиваюсь к звукам, боясь, как бы он не отправился на поиски телефона, и открываю душ, делая вид, что купаюсь.

Всплывает аудиосообщение от Каролины, и случайно нажимаю, оказываясь в переписке. Чёрт, теперь он поймёт, что я тут была. Сообщения не отмечаются синим, значит, он поставил функцию, по которой не видны твои действия. Уже проще. Подношу телефон к уху, нажимая запуск, и слышу женский плачущий голос.

«Это твоя дочь, Зар! Твоя, мать его, дочь! Не урод, как ты её назвал! Будь добр, притащи свой зад в больницу, потому что здесь твоя женщина и ребёнок! У тебя есть деньги, они решают многое. Операция исправит недостаток».

Сообщение заканчивается, и я отстраняю телефон от уха. Теперь уверена, что это не уловка Гущина. Он бы никогда не позволил мне услышать то, что я слышала. Но до конца не понимаю, о чём речь. Нажимаю следующее. Тот же голос.

«Любимый. Мы справимся вместе. Пожалуйста, позвони мне».

И такие качели с проклятиями и мольбами чередуются. Наверное, у Каролины жёсткий гормональный сбой. А вообще Гущин мастер пробить на эмоции. Ещё бы! С него не убудет. Только что у них там произошло?

От него успеваю услышать только.

«Ты прекрасно знала, что она с дефектом, это видно на узи. Только нахрена говорить мне, да, Каролин? Лучше по факту выдать. Возьмёт на руки – примет. А хрен! Мне такая не нужна!»

Слышу звуки из-за двери, понимая, что Зар явно вышел на поиски гаджета. Что будет, если он найдёт его в моих руках?

Стук в дверь заставляет вздрогнуть, и я вспоминаю поросят из сказки, к которым ломился волк.

Глава 11

- Ты тут? – голос пьяного.

- Что тебе надо?

- Поссать.

А когда-то Гущин общался со мной чуть ли не поэтическими строками. Как быстро растворяется любовь в складках мироздания и сперматозоидах, направленных в чужое русло.

- Ковёр пойдёт, - тут же дополняет комментарий, и я быстро выключаю воду, открывая дверь, боясь, что у него может крышу сорвать до конца. Хватит мне осколков в углу.

Гущин растягивает мерзкую улыбку, упираясь руками по разные стороны проёма, и щемится внутрь, а я тут же проскальзываю, бросая телефон на диван, чтобы он нашёл его там сам. Конечно, хотелось бы нарыть куда больше интересных фактов, но не намерена ходить по лезвию бритвы.

Оказалось, не знаю человека, который все эти годы притворялся моим мужем. Только что он хвалился, что стал отцом. Бравировал передо мной дочкой, а по факту выходит, что ему неимоверно хреново, потому что у ребёнка какая-то аномалия. И он готов отказаться от своей плоти и крови.

Какими же порою бывают женщины слепыми. Это я о себе, конечно же.

Ненавижу Зара, но никогда бы не пожелала зла ребёнку. Дети не должны страдать из-за родительских грехов.

В комнате всё же успеваю переодеться, когда он входит внутрь. Рубашка мокрая, волосы тоже, будто он сунул голову под душ.

- Иди сюда, - какого-то чёрта требует, и я понимаю, что он себе сегодня может позволить всё. Словно слетел стоп-кран, который когда-то сдерживал от лишних слов и действий, и теперь у него нет нужды притворяться.

- Зачем? – решаю уточнить, прикидывая, что в комнате может послужить мне защитой. Он любит связывать. Лёгкий БДСМ практиковался в постели, но лишь затем, чтобы порадовать мужа.

- Тебе же нравится со мной спать, - усмехается, дёргая рубашку, что первая пуговица теряет голову, отбивая ритм на паркете.

- Или я просто лгала, - подначиваю его. - Ты меня не тронешь, а просто ляжешь на кровать и уснёшь, - не отвожу взгляда от его глаз. Говорю тихо и спокойно. Не намерена показывать своего страха, может, потому что он только зарождается во мне.

Ну не совсем же Гущин отбитый идиот, если тронет меня против моей воли?

- Тц-тц-тц, - цокает языком, будто это его не устраивает. – Мы ещё муж и жена. И, если ты ждёшь моего согласия на свою беспризорницу, давай равноценный обмен. И я хочу, чтобы ты сейчас сделала мне ...

Он отвратительно улыбается, указывая на свою ширинку.

Что это? Обесценивание меня, как женщины? Попытка доказать, что он полностью контролирует ситуацию? Желание забыть, что у него творится в родильном отделении? Или упоение собственной безнаказанностью и вседозволенностью?

- Хоти, - пожимаю плечами, поворачивая голову в сторону, где на комоде стоит небольшая колонка. Это если на крайний случай. Вспоминаю про утюг на подоконнике. Это уже аргумент повесомее, но не такой удобный. Делаю шаг в сторону тумбочки. Настольная лампа пока лидирует в подручных материалах, но хочется верить, что крыша Гущина пока ещё на месте.

- Анечка приедет, Юль. Ты только подумай, - играет на моих чувствах, тут же подавляя зевок. – Всего один минет.

Такая цена мне не нужна.

Кажется, он готов отключиться, как только ляжет и прикроет глаза. Главное – лечь. Но он продолжает стоять и ждать от меня дальнейших действий.

- Раньше мне казалось, что ад только для террористов, маньяков и педофилов, - отвечаю ему на это. – Но нет, Зар. Там ещё будешь ты. Я готова к сделке на равных правах. Или катись к чёртовой матери.

- Я могу и передумать, - склоняет голову набок. Красивый подонок, которого нельзя любить.

- А знаешь, - раздумываю над происходящим. – Мне ничего от тебя не надо. Единственное, чтобы ты поскорее убрался из моей жизни. Да, именно так, - говорю, и становится легче. Завтра же попытаюсь найти кого-нибудь из знакомых отца, кто возьмётся помочь мне. Может, я зря паникую, и мне позволят переделать документы, закрыв глаза на то, что я одиночка. Только сколько уйдёт на это времени? Документы на рассмотрение поданы в суд, решение которого мы ожидаем в ближайшее время.

Мне говорили, что решение от нескольких дней до двух месяцев, и я навскидку назвала Гущину срок в месяц.

- А если я не дам тебе развод? – начинаются качели, и я уже перестаю понимать происходящее. Гущин сам осознаёт, что ему надо? Кажется, он из тех, кто говорит направо, когда требуешь идти налево. – Да, Юль, я решил. Развода не будет, как и удочерения.

Глава 12

Пока что мне ясно одно: человек заигрался в Бога.

- Ладно, как скажешь, - ухожу от ссоры, хотя всё моё естество рыдает и рычит, требуя доказывать, что он заплатит за всё, что сейчас происходит. Убеждая сказать, что он - последняя сволочь, которая сама не понимает, что ему нужно от жизни. Маты застревают в горле, но я не произношу вслух ничего, что может разжечь конфликт, потому что не эмоции должны быть на первом месте, а голова на плечах.

- Как скажу? – повторяет, будто ослышался. – Вот так просто?

- Да, так просто. И жили они долго и счастливо. А теперь давай спать, я очень устала.

Жду, когда займёт свою половину, чтобы уйти. И он тоже ждёт, только меня.

- Как я скажу, - несколько складок на лбу и задумчивость, только, кажется, он слишком много выпил, чтобы сейчас там отзывалось адекватным решением. – Не верю тебе, ЮЛЯ, - повышает голос на моём имени.

- Я не прошу твоей веры, тем более теперь у тебя другая семья. Женщина, которую ты любишь, если уж решил сбежать с похорон, и ребёнок. Настоящий, Зар, не чужой. Так что ты должен быть рад, что у тебя всё так замечательно сложилось, а у твоей жены хреново.

Говорю нарочно. Отчасти, чтобы он отстал. Проиграть битву, которая просто обязана закончиться в ближайшее время, потому что мне просто нечем крыть. Но не войну, проиграть войну с Гущиным я не готова. Просто необходимо подготовиться, как следует.

Кажется, я попала в точку, и ему не хочется говорить о дочке и её матери. Наверное, в этот момент он вспоминает о телефоне, хлопая себя по карманам, и смотрит на меня.

- Где она?

- Кто? Твоя совесть?

- Мобила, Юля!

- Откуда мне знать, в каких местах ты разбрасываешь свои вещи, - сажусь на кровать, чувствуя нарастающее волнение. – Может, в ванной потерял или гостиной.

Он тут же отправляется на поиски, и я знаю, что обязательно найдёт. Подхожу к двери, выглядывая в коридор. Гущин развалился на диване, проверяя сообщения, и через время отрубился там же, прижимая гаджет к груди. Играть в кошки-мышки не хочу, вытаскивая из его руки телефон. Но вопрос остаётся открытым: что с его ребёнком?

Укладываюсь на кровати, рассчитывая, что он не вернётся, и открываю интернет. Я так часто била себя по рукам, чтобы не искать Вадима. Банальное любопытство или же воспоминания, часть из которых так и не стёрлась из памяти, сказать сложно. Но я поклялась Зару и себе, что не стану искать встречи с Алфёровым. Просто пожелала ему счастья, отпуская.

Теперь же набирала в поиске иго имя и фамилию, намереваясь узнать хоть что-то о нём.

Владелец сети автомагазинов «Juli A» Алфёров Вадим показал свой личный автопарк. На минуту замираю, перечитывая название. Джулия – Юля… Неужели он всё ещё помнит?

Открываю первую ссылку, и сердце предательски сжимается. С фотографии на меня смотрят знакомые глаза. Конечно, он изменился, стал крупнее и солиднее, заматерел, только причёска такая же короткая, как и прежде, словно он решил оставить себе хоть что-то от себя прежнего. Рубашка обтягивает грудь, которая стала ещё шире, чёрные брюки подчёркивают отсутствие живота. Небритость на лице делает куда старше.

Стоит, держа руки в карманах, рядом с черной мордой Гелентвагена, и смотрит уверенно и спокойно, словно безмолвно говорит с каждым, кто увидит этот снимок.

Листаю вниз, пробегаясь глазами по тексту и следующим фотографиям, на которых с разных ракурсов запечатлены машины. Даны описания лошадиных сил, другие характеристики, интересные тому, кто зашёл полюбопытствовать касательно агрегатов, а не его хозяина. И в конце статьи Вадим с семьёй: девочка лет пяти на руках и женщина, больше похожая на куклу, растягивающая улыбку, прильнула к его голове своей.

Дата – пара месяцев назад.

И я отбрасываю телефон, потому что мне отчего-то больно.

Глава 13

Не знаю, когда удаётся уснуть, но открываю глаза под утро, когда звонит телефон. Очередная реклама, которая мешает жить, а, судя по звукам из гостиной, Гущин принимает душ.

В ближайшие пару дней взяла себе отгул, имею право. В такие моменты ещё больше ценишь возможность работы на себя, когда достаточно лишь договориться с клиентами о переносе встреч. Адекватных куда больше, нежели тех, кто будет крушить и ломать, если ты вдруг внезапно изменишь время.

7.46. Ни за что бы не встала с постели, но следует разбираться в жизни, а не просто прятаться в складках одеяла, ожидая, пока решат за тебя. Выбираю джинсы и футболку, стаскивая с себя пижаму, и будто нарочно входит Зар в одном полотенце.

- Ладно, - обращается неизвестно к кому, - если ты так хочешь, у меня есть минут десять.

Он дёргает единственную одежду на себе, оставаясь голышом, а я натягиваю футболку, стараясь не смотреть на его нижнюю часть тела. Он серьёзно? Будет делать вид, что всё отлично?

- Напомню, что ты не шейх и не султан, у которых гарем. А я не первая жена, а единственная.

Правая нога проскальзывает в просторные джинсы, а за ней вторая, и я застёгиваю пуговицу, опуская поверх штанов футболку. Резинка на запястье, волосы убираю в хвост, а Гущин так и не двигается, загородив собой выход.

- Прикройся, хозяйство простудишь, - обращаюсь к нему, устанавливая ладони на талию. Смотрю в глаза напротив, вспоминая Вадима. Его рассечённую бровь и слегка нахмуренный лоб.

Он счастлив. И я рада. Да, конечно, не имею права быть расстроенной только потому, что когда-то мальчишка говорил о любви. Ведь я говорила то же самое. Только узнав вчера, что у него семья и счастье, отчего-то почувствовала себя разбитой. Наверное, мне хотелось знать, что он до сих пор меня ждёт, что так и не сумел забыть… Эгоистично? Может быть. Да нет, точно эгоистично. Я ведь позволила себе узнать о нём только когда мне стало чертовски хреново.

- В общем, так, Гущин, - мои слова звучат спокойно и холодно. – Квартира, в которой мы жили, остаётся мне, машины у каждого свои, в твой бизнес я лезть не стану.

- Какая щедрость, - смеётся он надо мной, направляясь к окну, и различаю капли на его коже, которые он не вытер после души. Облокачивается о подоконник, стоя ко мне голой задницей, и, надо признать, тело у мерзавца красивое. Не раз я испытывала гордость, когда Зар на фоне мужей знакомых выглядел мужчиной с обложки. Вопрос в генетике, ему почти ничего не надо было делать, чтобы оставаться в форме. В то время как комплекция других знакомых не отличалась хорошим визуалом.

- Значит, ты даже не будешь лезть в мой бизнес, - задумчиво произносит. – А с какой стати ты вообще собралась туда лезть? Я построил его сам, Юленька, - говорит голосом удава из «Маугли».

- Знаешь, что у тебя короткое? – говорю, не думая, что звучит это двояко в данный момент.

- Явно не он, - усмехается Гущин, которого природа щедро поцеловала в темечко

- Память. Так что спешу напомнить, благодаря кому у тебя есть всё.

- Неужели, благодаря тебе? - издевается надо мной, но, наконец, отправляется поднимать полотенце, чтобы закрыть срам.

- Косвенно, Зар. Я – дочь своего отца. Думаю, потому ты мной и заинтересовался, что искал тёплое место, куда тебя так чудесно пристроил твой дядя.

- Где же были твои глаза, Юленька? У каждого свой старт. Одним лижут задницу с малых лет, вторые проталкиваются поближе к выходу локтями. Я сделал себя сам, поняла? Не сидел, не ждал, когда подарят, а горбатился, чтобы взять то, что у меня есть теперь!

- Мы оба знаем, откуда у тебя первоначальный капитал. Это деньги, подаренные на свадьбу гостями и моим отцом. Так называемый вклад в семью. Только кто-то покупает постельное бельё и сервизы, обустраивает квартиры, а кто-то вкладывает в дело. Ты молодец, Гущин. И, пожалуй, единственное, за что тебя следует уважать – это за целеустремлённость.

Он хлопает в ладоши, будто ему понравилась моя речь. Но телефонный звонок перебивает разговор.

- Да, - отвечает Гущин, и я вижу, как меняется в лице. - Хорошо, еду, - говорит кому-то, а потом обращается ко мне. – Мы не договорили, вернусь вечером.

Он отправляется к шкафу, вытаскивая костюм, а потом покидает комнату.

Глава 14

Сейчас жалею, что была самостоятельной, отказавшись от протекции отца, который предлагал помочь с удочерением. Не хотелось выделяться и привлекать к себе внимание, учитывая, что меня и так в большей степени воспринимали, как дочку Демидова, которая ничерта не умеет. Не в своей профессии, конечно, тут я наработала себе портфолио, чтобы иметь клиентов. Но опять же не без помощи, люди выбирали неизвестного дизайнера из-за шапочного знакомства.

Листаю телефонную книгу, понимая, что в моей жизни так и не завелись нужные связи, и меня устраивало: случись вдруг что – есть Гущин или папа. Теперь ни первого, ни второго, и мне придётся или сдаться, или напрячь все силы.

Звонок от матери перебивает поиски, и я отвечаю.

- Да.

- Привет, я вчера уснула, даже с тобой не попрощалась.

- Всё нормально мам, я понимаю.

Она ушла к себе, сославшись на головную боль, и, по всей видимости, выпила снотворное. Будить я её не стала, просто уехала. Дарина должна была присмотреть за бабушкой, пока Майкл отправился «по делам», как он охарактеризовал свой разгульный образ жизни.

- Хочешь поговорить о Захаре? – внезапно интересуется.

- Нет. А должна?

- Мне кажется, между вами что-то происходит.

Сказать или нет? И я увиливаю от ответа. Мне кажется, это не телефонный разговор, да и у матери сейчас другим голова забита. Сперва следует продумать чёткий план, а потом уже начинать диалог со слов: не волнуйся, я всё решила. Отчего-то кажется, узнай она о нашем разводе, начнёт отговаривать от удочерения. Попросит время на обдумывание для меня, которого нет.

- На работе какие-то проблемы.

- И работа не могла подождать час? – хмыкает она в трубку, а я испытываю стыд за собственного мужа. – Сколько Толя для него сделал, никакой благодарности!

Сжимаю зубы, чтобы не сболтнуть лишнего. Хочется кричать на каждом углу, какая же Гущин сволочь, но не сейчас. Следует дать ей возможность, которую мне не дал Гущин, прийти в себя.

- Майкл вернулся? – решаю сменить разговор.

- Спит. Даже не знаю, во сколько пришёл. Но ему что-то надо делать со своим алкоголизмом.

- Только он не признаёт проблему.

Вчера мы общались немного, и он уже дома активно налегал на спиртное. Белоснежка пыталась его тормозить, но у неё закончились аргументы, а потом я ушла. У каждого свои семейный проблемы.

- Ладно, мне проект закончить надо, - вру, но не хочу, чтобы она возвращалась к теме, которая мне неприятна. – Ты там держишься?

- Есть ли у меня выбор? – горько вздыхает. – Хочу через пару часов на кладбище съездить, может, ты со мной?

Бросаю взгляд на часы, прикидывая время.

- Да, хорошо. Заеду.

И отключаюсь.

Отцу мы обязаны многим, если не всем. Он дал жизнь, воспитание, образование, капитал, от которого можно оттолкнуться. И я благодарна ему за всё, что он сделал.

Так, а теперь Анечка. Кому я могу довериться среди множества его знакомых? И я набираю дяде Жене, с которым у нас всегда были тёплые отношения.

- Соболезную, Юль, - отвечает на звонок, и я сразу перехожу к вопросу.

- Кхм, - кашляет в трубку. – Кхм, - будто ему нечего сказать. - Может, подождать тогда, как всё уляжется? – предлагает. – Ну куда тебе девчонка? Сама только-только на ноги встала.

- Мне тридцать пять, - напоминаю. Только и для отца я была будто маленькой девочкой, которую следовало оберегать.

- Да-да, Юлька, помню. У самого дочка твоего возраста.

- С двумя детьми, - напоминаю.

- Так-то свои, - вырывается у него, и он тут же поправляет себя. – Ну ты поняла, от них никуда не деться. А тут…

- Вы можете помочь или нет? Просто ответьте.

Снова напоминание о том, что я, как женщина, не в силах родить.

- Давай так. Ты мне адрес пришли и данные по девочке, а я что-нибудь придумаю. Только сразу говорю: обещать не буду. Это вообще не моя сфера.

Благодарю и отключаюсь, и тут же открываю сообщение от брата.

«Ну и когда ты была намерена мне сказать, что у тебя муж нагулял ребёнка?»

Глава 15

Когда я была намерена рассказать своему брату про ребёнка от любовницы? Да он тут же начнёт тираду шуток по этому поводу, не замечая в этом ничего ужасного.

Ответ очевиден.

Никогда. Ну или как можно позднее. Сколько я себя помню, он всегда был таким.

Сперва пишу сообщение, потом стираю, и так несколько раз. И всё же решаю позвонить, ведь он всё ещё у матери. И что-то мне подсказывает, что ему не терпится поделиться этой новостью со всеми, кого он знает.

- Откуда такая информация? – интересуюсь, заходя издалека.

- Привет, sister, - усмехается в трубку, и я понимаю, что он снова навеселе. – Встретил общих знакомых, разговорились. Ай-ай, хотела сохранить в тайне такую новость?

- Она меня не касается, и ты прекрасно об этом знаешь.

- Гипотетически, да, - соглашается, и слышу, как кто-то ему что-то говорит.

- Ты где?

- На массаже, кстати, Евгений не женат, могу номерок подкинуть. Отомстить Гущину. Правда переплюнуть его с беременным любовником не выйдет.

Ну вот, как я и думала. Пошли шутки ниже пояса.

- И когда весь город узнает об этом? – решаю поинтересоваться.

- Хочешь заплатить мне за молчание? – издевается. – Кстати, не откажусь. Ты же знаешь, денег никогда не бывает много.

В каждой шутке есть доля правды. Я не интересовалась делами Майкла, несколько месяцев назад лишь слышала от отца, что он испытывает какие-то трудности. Но такое бывает у всех. Наверное, если он остался таким же беззаботным, у него удалось поправить дела.

- Я не вступаю с террористами в переговоры, - заявляю на это.

- Шутки за 300, Юлька, не теряешь чувства юмора. Тогда давай так. Можешь заплатить мне за то, что я его грохну.

- Кого?

- Захарку, конечно же. Пиф-паф и дело с концом.

Напрягаюсь, потому что смеха нет. Будто он говорит на полном серьёзе.

- Хватит нести чушь, Майкл. Это не смешно.

- Согласен. But it's not a joke. (Но это не шутка)

Смотрю в стену, не понимая, как реагировать. Это проверка? Я не готова платить деньги, чтобы кого-то убить.

- Расслабься, - через пятнадцать секунд молчания говорит брат. – Давай уже, буду релаксировать. И встретимся как-нибудь, кто знает, когда прилечу в следующий раз.

Мы прощаемся, и я осознаю, что сейчас со всех щелей посыплется новость о Гущине.

Бросаю взгляд на часы: уже скоро надо быть у матери, потому отправляюсь подобрать что-то тёмное для встречи. Всё же я действительно скорблю, а не делаю вид, что для меня это утрата. Хотя по Майклу совсем не скажешь, что у него что-то произошло.

Уже в машине до меня дозванивается Эля.

- Привет, Юль. Прости, была вне зоны доступа. Только сегодня муж сообщил о похоронах. Я мысленно с тобой, дорогая.

- Спасибо, - поправляю зеркало заднего вида, намереваясь отъехать от дома.

С Элькой мы дружим с того момента, как она выбрала Майкла. Чуть ли не единственная из его бывших пассий, чьё имя я помню. Ещё бы, мы стали подругами!

- Ты там держишься? Как только вернусь, обязательно к тебе приеду!

Вот тогда ей и скажу про Захара, а пока выбираюсь на дорогу, вливаясь в общий поток.

- Майкл, конечно, мог бы и поскромнее быть, - продолжает. – Мне тут видео прислали, как он отжигает в клубе. Он подсел на порошок?

Испытываю испанский стыд за брата. Что будут говорить о нашей семье? Сын Демидова отмечает похороны отца с размахом, зять помогает любовнице принять роды. Заголовки – отпад. Сама бы прошла по таким, не будь причастна к семье.

Молчу, мне действительно нечего сказать на этот счёт. Спрашивать, что за клуб или кто прислал видео – бессмысленно.

- Ну ладно ещё за три дня до похорон, - внезапно говорит. – Но вчера…

- Что ты сказала? – сердце наращивает темп, а в ушах пульсирует кровь.

- Хорошо, что мы разошлись с Майклом. Мудак ещё тот, мне было бы стыдно.

- Нет. Что ты сказала по поводу три дня назад?

- Ну видели его в клубе общие знакомые.

- Каком клубе? – холодею от ужаса, проезжая на красный, и в меня чуть не влетает машина, тут же принимаясь сигналить, а я заезжаю в первый попавшийся двор, потому что меня колотить страх.

- Юль, что такое? – она явно не понимает, что происходит, как и я. Потому что Майкл уверял, что прилетел именно в день похорон.

Глава 16

Спросить или не спросить, вот в чём вопрос. И меня опережает мать.

- Может расскажешь, что тебя терзает?

Она сидит по правую руку на пассажирском сиденье, то и дело бросая на меня взгляды. Одета в чёрное пальто и платок, такие же сапоги. Никакой косметики, хотя обычно не позволяет себе выбираться из дома неприглядной. Считает, что женщина в любом возрасте и состоянии - женщина. Хоть при смерти, хоть на пять секунд выбежавшая в магазин.

- Напомни, когда прилетел Майкл? – интересуюсь.

Пытаюсь держать себя в руках, подавляя внутреннее волнение. Не желаю делиться подозрениями. Не могу представить, как будет больно, узнай она, что за смертью отца кто-то стоит. А если этот кто-то – мой брат?

Открываю окно, стягивая шарф с шеи, потому что душно.

- Вчера. Почему ты спрашиваешь? – она хмурит брови, а я паркуюсь у магазина цветов.

- Да просто, - вытаскиваю карту, протягивая ей. – Возьми от меня тоже, пожалуйста.

Она смотрит на бездушный пластик, способный купить почти всё. Всё, кроме жизни. Хотя и её, если смотреть на это с точки зрения пересадки органов или киднеппинга.

- Думала, ты сама хочешь выбрать. Всё же гармония, или как ты там любишь говорить? Хочется эстетики.

- Купи хризантемы белые, - пожимаю плечами, и по лицу вижу, что она недовольна, но берёт карту, открывая дверь, а я снова звоню Эле, провожая мать взглядом до цветочного.

- Да, Юлька, - говорит с одышкой, и сразу представляю её с мужчиной.

- Ты не одна?

- Почему? – опять дышит часто. – На пробежке.

Как часто мы в первую очередь думаем что-то не то о людях. Как-то оставили ключи знакомому Захара, и он жил в нашей квартире больше двух недель, пока мы отдыхали заграницей. Приехав, начала его подозревать во всем. Не могу найти крышку от кастрюли – разбил. Сломался чайник – точно он. Не работает пульт, которым не пользовались давно, опять он. Крышку я всё же нашла, как и несколько других вещей, но осадочек остался.

- Ты уверена, что видели Майкла?

- Юль. Что не так?

- Просто скажи.

- Погоди, - она ставит меня на громкую связь, что я начинаю слышать эхо, и копается в гаджете. – Чёрт, уже удалила, - сетует, цокая языком. – Но даже не могла предположить, что это важно.

- Это точно наш клуб?

- Юль, ну ты чего? А какой ещё? Это же не видео из интернета. Гарик в городе, он невыездной. Да ты можешь сказать, что случилось?

- Сама пока не понимаю. Ладно. Держи меня в курсе, вдруг ещё что интересное всплывёт.

Отключаюсь, тут же ахая. Точно. Дарина. Любительница выкладывать сторис. В контакте ничего, а вот в инсте как раз несколько фоток с подругами. Я знаю их, они местные. Главный вопрос: когда сделаны снимки.

Вздрагиваю от того, что возвращается мать, и делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить сердце, ускакавшее в пятки. Даже не заметила, как она пришла обратно. Укладывает цветы на заднее сиденье и садится вперёд, а я выключаю гаджет, и машина снова трогается.

Не забыть посмотреть на дату!

И что, если Дарина тоже была здесь? Что делать? Сказать, что я всё знаю? А что мне известно?

- Юля, - подаёт голос мать, и я откликаюсь. Безумно тяжело следить за дорогой, связно строить диалог и пытаться построить план в голове. И всё это одномоментно. К тому же диссонансом звенит страх. Что если Гущин прав, и отца убили? И почему Майкл врёт?

- Не выспалась просто, нормально всё.

- Так и знала, что этот негодяй начнёт тебе трепать нервы, как только Толи не станет, - в её голосе звучит ненависть, а я не понимаю, что она имеет ввиду.

- Ма-а-ам, - тяну слово.

- Поначалу он казался приятным, но всё равно сквозило в нём что-то…, - она подыскивает слово, - притворное.

- Почему ты со мной не говорила об этом?

- А что я должна была сказать? У тебя есть глаза. Ты была влюблена, тем более, он оказал нам услугу.

Вспоминаю статью и семью Алфёрова. Она говорит об этой услуге. И становится ещё гаже.

У кладбища торможу с лицом скорби по собственной жизни, и какое-то время сидим молча.

- Как будешь готова - приходи.

Мать выходит, забирая лишь чёрные длинноногие розы, и шагает к окрашенным золотом воротам. Наверное, такие должны вести в рай. А вот и апостол Пётр протягивает руку, собирая плату с живых. Мать копается в карманах, оборачиваясь ко мне, и я понимаю, что просит подать за неё. Дёргаю бардачок, выгребая мелочь. Она тут со времён сотворения мира. Я же знала, что однажды пригодится.

Глава 17

Мать будто просыпается и вручает мне цветы. Резко и нервно, и шипы впиваются в мои руки и шею. А она хватает венок, стаскивая его с насыпи, и бурчит что-то себе под нос.

- Мам, - оборачиваюсь, переживая, что за нами могут следить и снимать на видео, чтобы было что полоскать в интернет-источниках. Говорить о чём-то надо, и куда интереснее обсуждать, как вдова известного политика слетела с катушек. Даже представляю, что можно написать под такой фотографией: как она ненавидела отца, что решила топтать его могилу. – Мам, успокойся. Пожалуйста.

- Ты видишь, - тычет в дорогой венок, это сразу понятно по материалу, из которого изготовлен, я знаю, с чем сравнить. – Эта стерва никак не успокоится. Даже после его смерти!

Она смотрит на меня взглядом, полным негодования и отчаянья, и такая боль в её глазах.

- Думаешь, Берта? – хмурю лоб, задумчиво моргая.

- У тебя есть кто-то другой на примете? – она сдувает седую прядь, тут же убирая волосы за ухо. Всегда так делает, когда нервничает.

- Вспомни, как она вела себя хотя бы вчера. Она всегда желала ему смерти!

- Мам, - решаю спросить. – У отца были враги?

Она замирает, не сводя с меня взгляда.

- Что за странный вопрос?

- Просто ответь. Ты же была его правой рукой. Не только любимой женщиной, но и личным помощником.

Отчего-то её лицо вздрагивает, будто он внешнего воздействия или неприятного слова, или мне вообще показалось.

- Он сделал себя с нуля, Юль. Муками выгрыз компанию, и ты даже не представляешь, чего ему это стоило. Конечно, были конкуренты. У кого их нет. Но после одного из покушений, он перестал говорить об этом. А в последнее время он отдалил меня от дел. Я слишком близко принимала к сердцу такие моменты.

Слишком близко? Да я бы с ума сошла. Вспоминаю Захара, качая головой. Теперь пусть о нём переживает кто-то другой.

- Мне кажется, его убили, - делюсь подозрениями.

- Кого?

Она отчего-то слишком напрягается, словно у неё за спиной стоит человек с пистолетом. И это видно по мимике и мышцам шеи.

- Отца.

- Не говори глупостей, - отворачивается, не желая продолжать зрительный контакт, и обхватывает себя руками, словно замёрзла.

- Ты боишься? – догадываюсь. – Мам! Ты что-то знаешь, потому боишься? Тебе кто-то угрожал?!

- Никакого криминала, Юля. Всё слишком прозаично – возраст. Я много раз просила его сходить к врачам, но ты же знаешь своего отца. Упёртый, как, - она не продолжает, хотя я прекрасно понимаю, какое там слово дальше. Но о мёртвых или хорошо, или ничего. И она вовремя останавливается.

Поднимает руку к лицу, и я понимаю, что мимолётно смахивает слезу, чтобы не показывать мне, что плачет.

Венок валяется в паре метров, отброшенный её ногой, и я подхожу, укладывая оба букета на могилу поверх вчерашних.

- Мам, - обнимаю её, как она меня в детстве. Сейчас уже мой рост выше, и подбородок укладывается на родную макушку. – Не бойся. Я рядом. У меня есть деньги и связи, - с последним немного привираю, - я смогу тебя защитить.

- От чего? – слегка поворачивает голову в мою сторону. – От возраста нет защиты. Организм стареет, органы изнашиваются.

Она гнёт свою линию, только отчего-то мне кажется, словно она что-то не договаривает. Или же у меня просто паранойя на фоне происходящего.

- Обещай, что не станешь забивать голову глупостями, - поворачивается ко мне, поправляя волосы. – Что, наконец, станешь мамой, - это слово из её уст такое ласковое и нежное, что в носу начинает свербить. – Вам не приходил ответ?

Качаю головой, потому что кажется, как только скажу хотя бы короткое «нет», тут же разревусь.

- Ну ничего, скоро, - обещает, по-доброму прохаживаясь по моему лицу. – Мне нравится Анечка. Уверена, она станет твоим счастьем.

Мы стоим на кладбище с глазами, полными слёз, только оплакиваем не отца. А каждый что-то своё.

Ну скажи ей уже, скажи! Требует внутренний голос. Про Гущина! А кто-то более разумный уверяет, что сперва следует дождаться звонка от дяди Жени, который обязательно хоть что-то придумает. И я молчу…

Знать бы, где верное решение, так можно и не молчать.

- Я её засужу, - вспоминает о венке мать и оглядывается в поисках камер. – Идём, - зовёт за собой, отправляясь к сторожу, который просто обязан знать ответ на вопрос: кто притащил это на кладбище.

Для ускорения мать решает дать денег, но снова нет налички. Лезу в карман, укладывая перед мужчиной синюю купюру. Он тут же накрывает её рукой, делая вид, что её там и не было, а я вспоминаю Вицина в «Джентльменах удачи».

Глава 18

- Номер абонента выключен или находится вне зоны…

Сбрасываю в третий раз, потому что дозваниваться бесполезно.

- Не понимаю, - мать обхватила голову, сидя на пассажирском сиденье моей машины, и смотрит в одну точку. – Я была уверена, что это Берта!

- Тебя больше удивляет, что это не она, или что это Рустам? – завожу мотор, чувствуя, как в голове мысли мечутся теннисными мячами от одного края к другому, отскакивают от стенок черепной коробки и улетают снова.

Кажется, она не услышала моего вопроса или просто не хочет отвечать.

- Почему он это сделал? – размышляю вслух, но думаю, что, если у кого-то и есть ответы в этой машине, то не у меня.

- Они всегда были добрыми друзьями, ты и сама знаешь. Толя много сделал для семьи Рустама.

Помню, как у водителя болела жена, и отец сделал всё, чтобы определить её к лучшим врачам. В тот момент её удалось спасти, но у Бога на неё были другие планы, и Рустам, оставшись вдовцом десять лет назад, так и не решился на второй брак. Точно знаю, что у него было два сына, но где они сейчас – сказать не готова.

- Ну и что думаешь? – всё ещё держусь за руль, размышляя, куда ехать. – Адрес его знаешь?

- Да, - пожимает мать плечами неуверенно. – Хочешь вломиться к нему с требованием всё рассказать?

- А ты не хочешь? – смотрю на неё со смесью удивления и недовольства, нахмурив лоб. – Мам! Ты же видишь, что происходит? Папу убили! Теперь я в этом просто уверена.

- Кто? – короткое и ледяное от неё.

- Не знаю, но намерена выяснить! Надеюсь, ты со мной.

Она закрывается ладонями, будто прячет голову в песок, и какое-то время молчим. Ей тяжело, это видно, но она не открывает причин. Принимаю решение высадить её, а уже потом отправляться по адресу, и я завожу машину.

- Куда мы едем? – спрашивает через время.

- Домой. Думаю, тебе лучше остаться там.

- А что до тебя?

- Думаешь, я смогу просто забыть, что видела на кладбище? Мой отец не заслужил того, что сейчас происходит! Ни этот чёртов венок, ни плевки Майкла, который вообще слетел с катушек. Ты же видишь, что он изменился?

- Он всегда был таким, - не соглашается она со мной.

- Ну да. Себе на уме, мажором и мудаком. Но это уже перебор, не находишь? Он притащился сюда выяснять отношения с мёртвым! Господи, это же уму непостижимо. Ты вообще в курсе, что было между отцом и Майклом?

- Родственная связь, - то ли шутит она, то ли говорит всерьёз. Улыбки нет, и я не понимаю её отношения к происходящему. Прикладывает руку к виску, прикрывая глаза. Наверное, мигрень. Она часто на неё жаловалась.

- Ты видела, что он делал, - говорю с упрёком. – Не кажется, что пора снять ремень с себя, а штаны с него?

- Учить надо, пока дети поперёк лавки лежат.

- Ну тогда целовать в одно место, чтобы и дальше думал, что он офигенный мужик!

- Воспитывать детей умеют все, кроме тех, у кого они есть, - внезапно вырывается реплика, и вижу, как мать испуганно смотрит на меня. Только что слова обожгли мои уши, перетекая в грудь, и пламя загорелось в ней сильнее. Вспоминаю, что у Гущина теперь ребёнок, пусть и с особенностью. Но настоящий, живой малыш, от его плоти и крови. А я – безжизненная пустыня, в которой ничерта не растёт.

- Юля, прости, - мать касается моей руки, вкладывая в слова мольбу, но я одёргиваю, будто она слишком горячая.

- Да не извиняйся, нормально всё. Привыкла.

Нагло вру.

- Я не хотела, честно! – пытается защититься.

- Мам, когда не хотят, не говорят или не делают. А ты хотела. И давай просто помолчим, потому что я не в духе говорить на эту тему. Мне и так хреново.

И пока молчим, вижу, что обдумывает дальнейшие слова, а я проверяю телефон. Нет, Рустам не перезванивал.

- Просто назови его адрес.

- Юль, не надо. Если он действительно в чём-то замешан - это опасно!

- Спасибо, учту, - не смотрю в её сторону. – Адрес, мам.

- Тогда я поеду с тобой.

- Нет, - качаю головой. – Я хочу побыть одна, - останавливаю машину около нашего дома, и она не торопится на выход.

- Зайдёшь? – предлагает.

- Нет.

- Можем чаю выпить.

- Можем, - соглашаюсь, - но не пойду.

- Прости меня, - всё же укладывает ладонь поверх моей, пару раз проводит, поглаживая, а потом выбирается из салона, так и не назвав улицу.

Глава 19

Иногда я читаю книги. Больше развлекательные и лёгкие. Иногда драмы, романы о любви. И никогда детективы. Наверное, жизнь решила поиздеваться надо мной и подкинула его в реальности.

Какой у меня выбор? Отправиться в полицию и уверять, что моего отца убили? Только где доказательства? Требовать эксгумации? Мать на такое не пойдёт, ей и так тяжело…

Рассказать обо всех странностях, творящихся вокруг? Отправиться искать Рустама, который, по всей видимости, теперь станет прятаться? И, если это так, значит у него есть на то причина. Может, его нанял мой брат?

Да нет, бред. И для чего? Зачем Майклу следовало врать, что он прилетел сюда в день похорон? Единственный разумный ответ – он причастен к смерти отца.

Задираю кофту на предплечье, смотря, как на руке поднялись волоски. Привет, страх. Удивительно, но за все годы, что Рустам у нас работал, я никогда не задумывалась о том, где он живёт. Это было настолько неважно, словно его адреса и не существовало вовсе. Кто, кроме матери может знать?

Снова перебираю в голове список из друзей отца. Только трое у меня записаны, да и не думала я, что стану кому-то звонить. Никогда не угадаешь, какой стороной к тебе жизнь повернётся. Натыкаюсь на номер Анны, которая больше десяти лет в родительском доме порядок поддерживала, но ушла по состоянию здоровья. А телефон я так и не удалила.

- Здравствуйте, - приветствую её, и она по обыкновению ласково называет моё имя.

- Юлечка, как приятно, что помнишь.

Укол совести тычет в ребро. Если бы не вопрос, на который она может знать ответ, я бы и не набрала.

- Конечно, помню, тётя Аня. Как ваше здоровье?

Это правила хорошего тона: сперва поинтересоваться у человека его состоянием, планами, событиями, а уже потом переходить к тому, что тебя действительно заботит.

- Плохо, Юленька, - вздыхает, принимаясь рассказывать, как не вылезает из больниц. Что у детей на неё и времени нет, чтобы помочь хоть в чём-то, что были бы силы – вернулась на работу, потому что не хватает ни на что. – Только ты не подумай, что я прошу, - тут же перебивает саму себя. – Просто хочется порой кому-нибудь душу излить. Ой, да что я о себе, да о себе. У вас что нового? Детками обзавелись??

Она не знала о моей проблеме. Я не афишировала, да и кому надо распространяться на каждом углу, что у меня там что-то не работает. Сколько раз слышала вопрос от разных людей, но всё никак не привыкну. Он сразу вводит меня в состояние стресса.

- Нет, пока нет, - говорю уклончиво.

- Ну и ладно, для себя тоже пожить надо, - тут же уводит в сторону, будто боясь, что это мой осознанный выбор, и я из чайлдфри. – Мама как там? – переходит дальше к анкетированию. – Анатолий Алексеевич?

Мне казалось, что новость о смерти отца разлетелась по городу со скоростью света. Помимо сарафанного радио было пару слов по телевидению, несколько газет взяли себе разворот, ну и немереное количество интернет-ресурсов. И она не в курсе?

- Папы не стало несколько дней назад, - всё же говорю, вслушиваясь в то, что будет происходить по ту сторону разговора. – Похороны были вчера.

Вчера. А такое ощущение, что неделю назад, потомку что столько всего произошло за короткий промежуток времени, что в моей голове он семикратно увеличился.

- Господи, - ахает. – А мне и не сказал никто. Что же случилось?

Теперь я не уверена, но ещё два дня назад думалось сердце. Озвучиваю официальную версию, выданную матерью и патологоанатомом.

- Был человек, и нет человека, - она цокает языком. - Крепитесь, мои хорошие. Анатолий был хорошим мужем и замечательным отцом, - принимается она хвалить его. – Ну пусть с миром покоится. На всё воля божья. Спасибо, что позвонила, а то я так бы и не узнала. Тебе, наверное, бежать надо. Не задерживаю, Юленька. Надо же, Анатолий-Анатолий, - будто сетует на его судьбу.

- Я хотела у вас спросить кое-что, - наконец, перехожу к сути вопроса. – Помните Рустама, водителя семьи?

Она молчит, и я не понимаю: то ли вспоминает, то ли не хочет отвечать.

- Тётя Аня, - смотрю на экран, где прибавляются цифры, значит, не разъединилось.

- Я здесь, да, - подтверждает нашу связь. – Помню, неужели и он?

- Нет-нет, он жив, - спешу её заверить. – Мне адрес его нужен просто.

- Так позвони, я номер могу поискать, где-то записан.

- Телефон недоступен, - честно признаюсь. – А мне поговорить с ним надо.

- О чём же? – отчего-то спрашивает, и меня настораживает её вопрос. Какая ей разница, о чём я буду говорить с водителем? Банальное любопытство?

- Отец ему просил кое-что передать, - нарочно обманываю. – Как доброму другу и человеку, что все эти годы был рядом. Ну так адреса нет? – возвращаюсь к нужному.

Глава 20

Наверное, я бы сильно удивилась, если Рустам бы меня встретил. Домофон так никто не открыл, и даже оказавшись в подъезде у его двери не получила результата. На всякий случай стучу к соседям, которых тоже не оказывается дома а, выбравшись на улицу присматриваю женщину, кормящую голубей. Кажется, что она из тех, кто любит перепалки и ненавидит соседей. Я таких на дух не переношу. Но сейчас это то, что нужно.

- А вам он зачем? – сужает глаза, окидывая меня взглядом с ног до головы.

Рассказываю ту же легенду про отца, и выражение лица немного сглаживается.

- Не знаю, - пожимает плечами. – Я за ним не слежу.

Глупо было полагать, что сразу решу эту головоломку, в которой каждую минуту добавляются новые вводные. Но Рустам исчез неспроста. Значит, он тоже как-то причастен к гибели моего отца. Неужели, вокруг каждого человека предатели?

Долю секунды сомневаюсь, а потом вытаскиваю из кармана купюру, протягивая её женщине. Она пялится на бумажку и поднимает глаза на меня.

- Что это?

- Деньги, разве, не видите? – отвечаю спокойно.

- За что же?!

- На корм птичкам. Мне очень надо найти Рустама.

- Надо же, какой важный стал. То мужики к нему на танке приезжают, а теперь вот девица.

- Какие мужики? – не сразу понимаю.

Она хмыкает, будто я её попросила верблюда описать.

- Да братки из 90-х. Морда кирпичом, - резко проводит она по своему лицу. – Все на одно лицо. Ну и не машина, а танк. Огромная.

Достаю телефон из кармана, быстро находя Алфёрова. Не знаю, о нём подумала в первый же момент.

- Он там был? – протягиваю женщине, и она пытается различить на экране хоть что-то.

- Ничего не вижу, - отнимает у меня телефон, отворачиваясь так, чтобы закрыться от солнца.

- Не-е-е, - тянет слово, возвращая. – Этот красивый и симпатичный, представительный, а те страшенные.

Отчего-то приятно слышать от совершенно незнакомой женщины, что Влад красив. Это чужой мужчина, но мой выбор в прошлом. И она будто похвалила мой вкус, хотя сама по себе она мне совершенно не нравится.

Не скажу, что расслабилась, но стало легче, что это не он. Да, это могли быть его люди. Уверена, там целый штат, раз он поднялся так высоко. И с этим предстоит разобраться.

Бросаю взгляд на часы, благодарю за информацию, которая, к слову, мне ничего не дала, и намереваюсь уйти.

- А как же птички? – напоминает она про деньги, что всё ещё зажаты в моей руке.

- Да, простите, конечно, - выдаю положенное на летающих крыс и отправляюсь к машине.

Надо обедать, живот сводит. Домой возвращаться не хочу, предстоит что-то делать с Гущиным, который вконец оборзел, что качает права. Если бы только отец был жив…

А раньше мне казалось, что я многое могу сама. Выходит, он негласно был моей опорой, из-за которой, как только она была убрана, рухнуло всё, что стояло сверху. Ощущаю себя неимоверно одинокой и жалкой. Я не просто потеряла отца. Я лишилась твёрдой земли под ногами.

Откидываюсь на сиденье, поднимая глаза к потолку.

- Папа, дай подсказку…

Телефон отрывает от раздумий, и на экране вижу номер Эли.

- Я тебе скинула все видео, которые удалось найти, - первое, что говорит подруга, когда я отвечаю на звонок. – Красивый, засранец, - тут же добавляет. – Но боли от него много.

Она что позвонила мне, чтобы пуститься в воспоминания, как ей было хорошо с Майклом?

- Кстати, совсем забыла, документы пришли?

Она помнит… С одной стороны, приятно, с другой – очередное напоминание, что у меня проблемы.

- Нет, ждём.

- Я тебя не вижу, но такое чувство, словно тебе невероятно хреново.

Надо же, насколько мы близки. Мне всегда нравилась Эля. Даже сейчас она чувствует, что мне плохо.

- Это из-за отца, да?

А теперь разочарована, словно ожидала, будто передо мной экстрасенс, которой вот-вот и должен сказать тебе что-то невероятное. Ну, косвенно, из-за отца, конечно. Куда не поверни – он повсюду.

- Ладно, я пойду. В магазин надо, - вру, отключаясь, и тут же просматриваю видео. Король вечеринок в ударе, то и дело трогает нос, как заправские нарки. Я не специалист по клубам, но Эле врать незачем. Дата свежая. Позади надпись, и я вбиваю её в поисковик, где мне сразу же предлагают фотографии помещения. Да, Майкл в городе не меньше трех дней.

Прохожу к Дарине, и там нахожу подтверждение. В среду запостила фотографию с местными подружками. Что это всё значит?

Глава 21

Приезжаю первая, размещаясь в углу, чтобы мимо ходило как можно меньше людей. Сегодня настроение такое, да и разговор не предполагает лёгкости и беспечности.

«Ты была у Рустама»?» - интересуется мать, и я тут же перезваниваю, благодаря официантку за чайник ароматного чая и салат.

- Почему спрашиваешь? – задаю вопрос. Ей уже доложили? Но кто? Тётка с воробьями?

- Зная тебя, уверена, что не убедил мой отказ, и ты пошла искать дальше.

Усмехаюсь, ковыряясь вилкой в тарелке. Ну, если с этой стороны посмотреть, то да, я упёртая.

- С чего ты вообще вбила себе в голову это? Я показывала тебе заключение патологоанатома.

- И что?

- И что? Ты не веришь ему или мне?

Хочется сказать, что обоим, но лучше пока помолчу.

- Отпусти Толю, Юль, - продолжает мать. - Можешь считать меня сумасшедшей, но я верю: если близкий не в силах расстаться с умершим, он будет бродить неприкаянным призраком между мирами. Знаешь, как это для него плохо?

Хочется отстранить телефон от уха, чтобы посмотреть: я точно говорю со своей матерью? Никогда прежде из её уст не звучали подобные заявления. Она далека от церкви и Бога, и я перевариваю слова, прежде чем сказать.

- Мне кажется, хуже, если я не разберусь в этом, мам, предав память отца. Будто, ушёл он, и дело с концом. Покойся с миром, а мы тут продолжим пировать на костях.

- Что ты такое говоришь! – повышает голос. – Никто не намеревался этого делать!

- А что до твоего сына, мам? Что ты скажешь о Майкле? В каком виде он заявился на похороны? Да и опоздал, хотя мог приехать раньше.

- Ты прекрасно знаешь, что он не влияет на самолёты и…

- Когда он прилетел?! Ну же, скажи мне! Когда?

- Ты последнее время сама не своя. Не знаю, что там у тебя происходит, но ты готова срываться на каждого. Причём тут Миша?

- Привет, - касается моего плеча рука, и перевожу взгляд на Дарину.

- Потом перезвоню, у меня встреча, давай, - обращаюсь к матери и отключаюсь, поднимаясь, чтобы приветствовать племянницу. Мы обмениваемся поцелуями в щёки и рассаживаемся по местам.

- Что-то случилось? – она смотрит на меня, сдвинув соболиные брови на переносице, а я лишь пожимаю плечами, решая не бить её вопросами в лоб.

- Что будешь? – протягиваю меню, но она тут же его кладёт на край стола.

- Отец - жлоб последнее время, раньше больше давал, сейчас еле на тусы с подругами хватает, так что я – пас.

Это настораживает. Значит, у Майкла всё же дела не так хороши, как он намерен показать всем остальным. Да и шутка про киллера и деньги звучала слишком странной.

- Угощаю, - подвигаю снова меню, и Дарина изображает на лице: «тогда без проблем». Открывает список, пробегаясь по названиям, и совсем не смотрит на ценник, потому что глаза лишь в левом углу. Удел папиных дочек. Не так давно с матерью концы с концами сводила, а теперь заправски заказывает невообразимые салаты и смузи.

- О чём поговорить хотела? – интересуется, как только заказ сделан. Стаскивает куртку, укладывая рядом с собой, и остаётся в белой кофте с замком на груди. Рот постоянно в движении, потому что жвачка. Откидывает назад волосы, укладывая ногу на ногу, и облокачивается на диванчик.

- Давно не виделись, интересно, как там в Америке.

Она хмыкает, словно я спросила что-то из ряда: «Ну как там в тюрьме».

- Пойдёт, - снова движения челюстью, и я протягиваю ей салфетку. Это называется молчаливое замечание, когда, не произнося ни слова, ты подталкиваешь человека к нужному действию. Она нехотя принимает белый треугольник, отправляя туда жвачку, и сворачивает его, укладывая на стол.

- Видела, что ты с подружками встречалась, - перехожу к интересующей меня теме. – Пару дней назад.

- Не знала, что ты следишь за мной, - уводит взгляд.

- Не знала, что это так называется. Просто смотрела, как отдыхает племянница. Это противозаконно?

Она лишь пожимает плечами.

- Только не пойму, как ты была здесь, если прилетели вы только вчера?

Она смотрит на меня, не моргая, а я вспоминаю, как играли в гляделки. Дарина почти всегда выигрывала, и сейчас не намерена сдаваться. Только нас прерывает официантка, которая ставит перед клиенткой блюдо.

- Старые фотки, - пожимает плечами. – Просто выложила.

- Это с прошлого года? – решаю уточнить. Она примерно тогда здесь была.

- Ну да.

- Ладно, - понимаю, что она будет отпираться до последнего, потому тащусь к ней на страницу, разыскивая прошлогоднее фото. – Тогда расскажи, как ты успела отрастить волосы, - поворачиваю к ней один из снимков, где она с каре.

Глава 22

Дарина не знает или делает вид, что не знает, почему Майкл врёт.

- Ты же понимаешь, что можешь покрывать что-то плохое? – подвожу её к самому главному.

- Что, например? Наркотрафик? – она фыркает, принимаясь наворачивать еду. – Я вообще ничего не делала, - говорит с набитым ртом. - Мне плевать, если он вляпался во что-то. Сам виноват. Мальчик большой, проблемы решит.

А вот тут узнаю слова Лены, её матери, когда она умывала руки, если муж делал что-то идиотское. И меня коробит, что Дарина так говорит об отце. Он не родительский идеал, конечно, но многое сделал для неё. Именно благодаря Майклу она имеет то, что не имеют многие её подруги. А Мишка взял это от отца. Да он ему всем обязан! Они ему обязаны!

Неприятно находиться рядом с племянницей, которая всё больше становится похожа на людей, взирающих на окружение с гонором.

Беру сумку, раздумывая, не оставить ли на Дарину счёт, но тут же достаю карту, чтобы расплатиться. Я сама обещала, и слово надо держать.

- Уже уходишь? – интересуется, окидывая взглядом стол. А я так и не поела, потому что времени до её прихода было не так много, а когда зашёл разговор, аппетит пропал.

- Ехать надо. Да и общение у нас какое-то неприятное.

- Что не так, - раскидывает руки в стороны. – Я пришла, как ты просила. Сорвалась и притащилась. У меня, между прочим, встреча была, я ради тебя отменила.

- Лучше бы ты ради меня сразу правду сказала, а не сидела тут с американской рожей, считая, что все вокруг, начиная с твоего отца, откровенные идиоты, которые ничерта в этой жизни не умеют. Думаешь, я не читала твои посты? – поднимаю брови. – Никто ничего не добился. А чего добилась ты, Дарин? Мешаешь Майкла с грязью, говоришь, что тебе на него плевать. А потом протягиваешь руку в его сторону, как на паперти, чтобы тот, кого ты сейчас обгадила, давал тебе на сладкую жизнь.

Поднимаюсь с места, накидывая пальто, а за ним сумку на плечо.

Может, Майкл не заслужил того, что я за него заступаюсь: резко, безапелляционно. Потому что он бы вряд ли так поступил по отношению ко мне, ещё бы и добавил сверху. Только я – не он. Нас будто воспитывали в разных местах.

- За твой обед заплачу, - разворачиваюсь, чтобы уйти, и слышу в спину.

- Правильно, что у тебя нет детей. Такой нельзя рожать. И девчонка твоя - страхолюдина с какими-нибудь отклонениями, как пить дать. Нормальных в детдом не сдают!

Она желала меня задеть хоть чем-то и ударила по самому больному, зная, что худшего для меня и придумать нельзя. На долю секунды теряю самообладание, желая ответить и, желательно, кулаком в лицо, но тут же собираю себя снова, отправляясь в сторону официантки. Только не дохожу, а сворачиваю к выходу, даже не оборачиваясь. Плевать. Если есть зубы, которые показывает Дара, значит, должны быть и деньги, отвечать за свои слова. И плевала я на свои обещания. Это мой ремень по её заднице. Так даже больнее выйдет.

Не успеваю добраться до машины, как она звонит. Забыла сказать ещё что-то про моё бесплодие? Сдерживаюсь, чтобы не дать волю эмоциям, и не отвечаю. А потом приходит сообщение.

«Ты какого чёрта творишь? Вернись и оплати!»

Она думает, что способна мне приказывать, только это иллюзия. Нет ничего для неё хуже, чем игнор.

Не успеваю отъехать, как на проводе мать. Уже бабушке нажаловалась.

- Юля, что происходит? – задаёт она вопрос, когда я беру телефон. Скрываться от матери нет смысла.

- А что происходит? – делаю вид, что не понимаю.

- Дарина позвонила вся в слезах.

- Так уж и в слезах. А что? Не понравилось, как кормят в ресторане? – усмехаюсь в телефон, сдавая задом, чтобы развернуться.

- Она сказала, что ты обещала заплатить и сбежала.

- А она не сказала ничего на счёт моего бесплодия? Что-то типа: хорошо, что у меня нет детей. Нет?

Мать на мгновение тушуется. Не кричит, словно внучка не могла такое сказать, не говорит ничего в её оправдание, а я продолжаю.

- Если у тебя всё, то отключаюсь.

Не дожидаюсь ответа, потому что уверена: мне звонили лишь на этот счёт. Даже знаю, как сейчас поступит мать: просто переведёт деньги на счёт. Главное, чтобы Дарина осознала: я не стану плясать под её дудку. Остальные путь решают сами.

Домой не хочется, потому что там может быть Гущин. Но и скрываться по разным местам от него не могу. Официально мы ещё женаты, и именно я просила его подождать с разводом.

Неизвестный абонент на проводе, и отчего-то сердце ёкает, будто я уверена, что сейчас услышу знакомый голос. Узнаю ли я его через толщу лет?

- Да, - отвечаю, слушая пульсацию собственного сердца в ушах.

Глава 23

- Алло, Юлия, вы меня слышите? – звучит на том конце провода, а я вжимаю клаксон, чтобы привлечь внимание Рустама. Кажется, повернулись все вокруг, но интересен мне лишь один человек.

Разочаровано смотрю на мужчину. Это не он, просто со стороны очень похож. Машину качает, и на меня ругается женщина, у которой на руках заливается плачем ребёнок. Кажется, я испугала его, и теперь он решил истерить на всю улицу, а мать трясти кулаком в мою сторону, выместив злобу на автомобиле. У каждого из нас свой порог раздражения, просто одни могут совладать с собственными эмоциями, а другие нет, вымещая их на ком-то другом.

- Юлия, - повторяет вновь голос в телефоне.

- Да, да, простите. Просто за рулём. Давайте встретимся, конечно. В какой половине дня вам удобно?

- Завтра после обеда.

- Договорились, скиньте адрес, подъеду к вам.

Загорается зелёный, и спешу убраться отсюда побыстрее. Люди порой могут делать из мухи слона. Ничего не случилось, но мать с ребёнком наорала на меня, и теперь на душе какой-то осадок. Ещё незнакомый мужчина, который звонил. Что он намерен мне сказать?

Еду на автомате, размышляя о том, что вообще происходит. Майкл врёт, как и Дарина. Они явно что-то скрывают. Мать покрывает то ли сына, то ли ещё кого-то. Может, просто запугана конкурентами, и теперь я верю Гущину, которому, конечно, верить нельзя, что с отцом всё не так гладко, как казалось сперва.

Раньше мне хотелось, чтобы Захар был дома, сейчас надеюсь, что его нет. Наверное, решает вопросы со своей любовницей, потому что квартира пуста, и меня это вполне устраивает. Открываю холодильник, вытаскивая котлеты с гречкой, и смотрю на разбитый стакан, который так никто и не убрал. Хотя тут было два варианта: я или Гущин. Он может только рушить, на эту тему урок был проведён пару дней назад.

Я всё же не в хлеву, а у себя дома, потому убираю стекло, как водится, порезавшись одним из осколков, что называется по классике, и пока разогревается ужин, отправляюсь переодеться, но не успеваю. Решаю сделать это потом, будто чувствую, чем закончится мой вечер.

Кажется, сегодня еда против того, чтобы отправиться в мой желудок, потому что слышу, как открывается дверь, и на пороге появляется Гущин. Он снова пьян, хотя раньше за ним подобного не замечалось, будто за эти два дня он слетел с катушек полностью.

Прохожу на кухню в джинсах и кофте. Здороваются, когда хотят пожелать здоровья, я ему ничего хорошего не желаю.

- А чего теперь у нас в доме не принято приветствовать хозяина? – звучит его голос, и я в изумлении поднимаю брови, только он не видит, потому что разместилась к нему спиной. Хозяина?

Сижу в гостиной за столом, отламывая котлету, и чувствую нарастающее волнение из-за сгущающихся грозовых туч позади меня. Наверное, своим молчанием я провоцирую его на скандал. Только отчего он решил будто…

Додумать не успеваю, потому что меня хватают за волосы, оттягивая назад так, что падаю со стула на пол, больно ударяясь спиной, а Гущин продолжает держать.

- Что думаешь, меня теперь уважать не надо?! – выдыхает алкогольные пары мне в лицо, и я понимаю, что он снял блокировку с тёмной стороны, которая всегда в нём была. Да, он раньше злился, но никогда меня не трогал. Боялся отца? Такое чувство, что Захар и тот, кто смотрит на меня сейчас – совершенно разные люди.

Глава 24

Стул валяется неподалёку, я полусижу на полу, а Гущин нависает надо мной.

- Отпусти, - требую спокойно, ухватившись за его руку, которая всё еще сжимает мои волосы.

- Привет, Юль, - усмехается он. – Ну?

Хочется плюнуть ему в рожу, только понимаю: мы с ним сейчас не равны. Разговор может вестись лишь на уровне грубой силы, и я не дам ему отпор, как бы во мне не бурлила ярость. Слишком разные весовые категории.

- Привет, - отвечаю через не хочу, не могу, ненавижу эту мразь!

А он тянет улыбку. И выражение такое мерзкое, будто собака выполнила команду. Осталось меня ещё по загривку хлопнуть со словами: хорошая девочка.

- Отпусти, - снова повторяю. Без истерики, хотя сама на грани, без приказов. Это просьба. Такой может и убить в состоянии аффекта, а потом вывезти куда-нибудь в нескольких чемоданах. Придурков сейчас хватает, успевай читать только новости. И он, наконец, отпускает, отправляясь походкой пьяного победителя на диван.

Больше я пугать не намерена. Правило такое: если мы будем угрожать детям, что отнимем у них гаджеты, а потом не выполним обещанного, они поймут, что это просто слова. Я говорила Гущину, что могу сделать. Теперь не стану напоминать. Я не из тех, кто повторяет триста раз, надеясь быть услышанной.

Поднимаюсь с пола, оставляя на столе нетронутый ужин. Кажется, сегодня у меня разгрузочный, мать его, день.

- Ты рылась в моём телефоне? – звучит вслед, но я не намерена отвечать. Хватаю пальто, ключи и сумку, которые на выходе, будто тревожный чемодан, и выбираюсь из квартиры, громко хлопая дверью. Всё же хорошо, что не успела переодеться.

Я могу поехать к матери, к подругам. Но выбираю совсем другого человека.

- Да, слушаю, - звучит женский голос.

- Здравствуйте, мне нужно встретиться с Вадимом Алфёровым, - начинаю диалог. Уже в машине, и как можно скорее отъезжаю, чтобы Гущину не вздумалось вернуть меня силой. А он на второй линии, по всей видимости, с требованием рассказать, куда я сбежала.

- Вадим Игоревич занят, но, если вы подскажите, кто его спрашивает, попробую что-нибудь придумать.

- Меня зовут Юлия Демидова. Скажите, что мне необходимо встретиться с ним сегодня.

- Это вряд ли, но через две недели у него было окно. Я могу перезвонить вам на этот номер? – интересуется.

- Конечно.

- Как только будет информация, свяжусь с вами.

Я могла долго искать номер Вадима. Но звонить напрямую мне казалось неправильным. Не хотела прямого отказа, и оставила ему возможность сделать вид, что он неимоверно занят. Он не обязан встречаться со мной, когда в жизни полная задница. Только куда мне теперь?

Перебить Гущина может лишь карта с большим козырем, и я уверяю себя, что делаю всё правильно, и у меня просто нет выбора. Мне нужен Алфёров. Во-первых, спросить про отца. Во-вторых, про Аню. И в-третьих, решить вопрос с мужем, который понимает лишь страх, потому что раньше вёл себя прилично. Ему нужны ограничители, как оказалось.

На моё счастье, телефон оживает спустя двадцать минут.

- Вадим Игоревич будет ждать вас в офисе через полчаса. Вы успеете?

- Подскажите, куда ехать.

- Конечно.

Она диктует адрес, и я понимаю, что неимоверно волнуюсь. Сейчас я встречусь со своим прошлым.

Добираюсь довольно быстро. Вечер играет на руку, потому что в офисе почти никого нет. Лишь охранник, секретарша, с которой по всей видимости я и говорила, и сам Алфёров.

- Он вас ждёт, - после звонка, приглашает девушка меня в кабинет, и я вхожу туда, как в клетку к тигру.

Застываю у двери, смотря на фигуру у окна. Высокий, статный, широкоплечий. Руки в карманах. Вадим стоит спиной и смотрит на улицу, словно даёт мне возможность сбежать в любой момент или же привыкнуть к нему настоящему. В воздухе звенит тишина, и даже часы не тикают.

Алфёров слегка поворачивает голову, и слышу слова.

- Ты же помнишь, о чём мы договорились?

Киваю, только вряд ли он видит это.

- Да, - приходится ответить. Очень хорошо помню.

- И ты здесь?!

- Здесь, - снова отвечаю, сжимаю сумку от ручки в руке.

- Что ж, - поворачивается он ко мне полностью, и от соприкосновения наших взглядов падаю с горы вниз. – Думаю, ты пришла не просто поздороваться, а попросить об услуге. Тогда будь готова дать что-нибудь взамен.

Глава 25

Когда я ушла, Вадим взял с меня два обещания: если я снова появлюсь, он меня не отпустит. И моя просьба будет равна его просьбе.

Понимаю, что первое сейчас полнейшая глупость романтического направления. И мы давно друг другу чужие. Люди со своими тараканами, устоями и накопленными болячками, которых, кажется, больше, чем опыта. Я готова платить, только какой монетой?

Он, наконец, достаёт руку из кармана, указывая на диван сбоку, над которым нашли место стильные металлические «Juli A». Совсем, как моё имя, только немного завуалированное. Как игра букв.

Ждёт, когда размещусь, но сам не торопится садиться, отправляясь к шкафу и добывая оттуда какую-то бутылку.

- Беременна? – интересуется, и я тут же внутренне сжимаюсь в комок. – Юль, - лёгкая улыбка на его губах. – Просто спросил, чтобы угостить тебя пойлом.

Отмираю, усаживаясь на предложенное место. Диван чуть ниже, чем привычные, оттого ноги выше задницы, и мне приходится их чуть вытянуть вперёд. Выглядит неприглядно, а хотелось, чтобы крисиво.

- Не обязательно быть в положении, чтобы отказаться от спиртного, - отвечаю на это. - Может, я неизлечимо больна.

Стараюсь звучать спокойно и без эмоций, но улавливаю дрожание голоса, словно стою у доски, пытаясь пересказать плохо выученный урок. У меня почти не было времени, чтобы настроиться перед встречей. Лишь осмотреть себя бегло в зеркало, оставшись недовольной. Стоило сперва отправиться к парикмахеру, маникюрному мастеру, косметологу, чтобы предстать перед ним во всей красе. Только у меня другая проблема: я сбежала из дома. И решение необходимо сейчас.

- Все мы неизлечимо больны, - произносит, наполняя два стакана на пару пальцев, и мне кажется, в этом есть какой-то подтекст, касательно меня. Потому что из его уст несколько раз прежде звучало: я болен тобой. Или же я идиотка, которая желает обманываться спустя столько лет.

Он берёт оба стакана и подходит ко мне ближе: неторопливо, со вкусом, будто оставляет для последнюю возможность передумать и уйти. Но я сижу, чувствуя, как с его приближением воздух между становится плотнее, словно он давит на меня своим присутствием.

От того, что я застала его врасплох, он выглядит даже более убедительным, если бы мы договорились о встрече заранее. Потому что не имел времени на подготовку, и сейчас он такой, как всегда. Он – настоящий. Впрочем, я тоже. Без прикрас. Без дополнительной косметики, как говорится, без платья, сбежала, в чём была.

Откидываюсь на диване, смотря на мужчину перед собой. Он мог быть моим, и уверена, что никогда бы не поступил, как сегодня Захар. Хотя раньше мне казалось наоборот. А вот жизнь расставила всё по местам. Чудовищем оказался принц.

Вадим молчит, изучая мои глаза, словно читает в них историю, которая писалась без него. И в его облике сильного и уверенного в себе мужчины есть какая-то невыносимая тоска. Рука со стакан тянется в мою сторону, смещая внимание на себя, и на долю секунды задумываюсь, что ответить.

- Ты больше не любишь виски? – негромкий голос.

- За рулём.

- Всегда ей тот, кто может отвезти, - его рука всё ещё на уровне моего лица, и я принимаю стакан, ненароком касаясь знакомых пальцев.

Разряд. От ладони до самой макушки, заставляющий мурашки скакать по спине и сжимать в сладких спазмах желудок. Стакан в моей руке, а Вадим отпивает из своего, и слежу, как кадык делает одно движение, пока его хозяин не сводит с меня взгляда.

Слишком откровенно пялюсь для человека, которому всё равно, потому опускаю глаза, якобы изучая золотистую жидкость, а потом пригубляю, и горечь разливается по горлу, что сразу же хочется забить её чем-то. И как я пила чистый виски раньше?

- Соболезную, - произносит следом. – Слышал про твоего отца.

Киваю пару раз, вспоминая, что мы не просто сегодня встретились. Это не свидание или разговоры о прошлом. Мне просто нужна его помощь.

- Вадь, - называю его именем, которое использовала всегда, но тут же поправляюсь. – Вадим. Я знаю, что отца убили, и мне нужно понимать, кто это сделал.

Пока так. Не о себе, а про отца, чтобы не видел во мне бедную овечку.

Вадим уводит глаза вбок, словно гасит эмоции, а потом интересуется.

- Это твоя просьба? – и снова едва заметная горькая улыбка в уголках губ. – Думаешь, это сделал я? Самый ближайший бандит к твоей семье?

- Разве я это говорила?

Да, не озвучила, но подумала.

Внезапно гаснет свет, и я испуганно дёргаюсь, словно сейчас меня схватят и свяжут.

Визуал Вадима Алфёрова

Вадим Алфёров - бывшая любовь Юлии Гущиной. А, может, и не бывшая, кто знает. Некогда мальчишка-голодранец, у которого за душой ничего, связавшийся с не очень хорошими людьми. В данный момент владелец сети автомагазинов "Juli A".