Измена? Повод прокатиться!

Глава 1

Я припарковалась у подъезда и на мгновение замерла, не выключая двигатель. По радио играла очередная новогодняя песня — из тех, что крутят по кругу с начала декабря, пока не начинаешь вздрагивать от первых же аккордов. Я выключила музыку и откинулась на спинку сиденья. За окном снег падал крупными хлопьями, оседал на капоте и лобовом стекле, превращая двор в рождественскую открытку.

Тридцать первое декабря. Два часа дня.

Я улыбнулась, покосившись на пакеты на заднем сиденье. Успела. Начальник отпустил всех пораньше — редкость для него, хотя даже самые жесткие начальники размягчаются в канун Нового года. Я вылетела из офиса, едва кивнув коллегам на прощание, и помчалась в супермаркет. Набрала всего: креветки, авокадо, сыр бри, бутылку хорошего просекко. Дорого, конечно. Андрей наверняка поморщился бы, увидев чек, но, черт возьми, раз в год можно себе позволить.

Андрей любил креветки, а я любила, когда он улыбался.

Может быть, сегодня все будет по-другому. Может, в этом году мы встретим Новый год так, как в кино — со свечами, музыкой, смехом. Не так, как обычно: он приходит около полуночи, валится на диван со словами «Лиз, прости, совсем вымотался», потом мы чокаемся бокалами под куранты, и он почти сразу засыпает, обняв меня одной рукой.

Я вытащила сумки из машины, перекинула их через плечо и пошла к подъезду. Снег скрипел под ногами, мороз крепкий — градусов пятнадцать, не меньше. Щеки мгновенно закололо, но внутри было тепло. Предвкушение — странная штука, согревает лучше любой куртки.

Лифт довез меня до восьмого этажа. Я вышла в тихий коридор — соседи, наверное, уже разъехались по гостям или колдовали над оливье. Остановилась перед своей дверью, достала ключи и на секунду замерла. Все будет хорошо.

Открыла дверь максимально тихо, прошмыгнула в прихожую с тяжелыми сумками и начала стаскивать ботинки. И тут услышала голоса из спальни.

Мужской — Андрея. И женский, который я точно где-то слышала.

Я замерла, согнувшись над ботинком, одна нога на полу, другая в воздухе. Сердце ухнуло вниз, провалилось куда-то в живот. Может, ему кто-то позвонил, может, он разговаривает по громкой связи? Но нет — голос был слишком близким, слишком живым и настоящим.

Я медленно выпрямилась, оставив сумки у входа, и ноги сами понесли меня по коридору. Деревянный пол заскрипел под моим весом, но я не могла остановиться.

Дверь в спальню была приоткрыта, и я увидела их через щель.

Андрей стоял у шкафа спиной ко мне, широкие плечи в сером свитере — том самом свитере, который я постирала три дня назад и повесила в шкаф. Он складывал вещи в чемодан: рубашки, джинсы, любимые кроссовки.

Рядом стояла девушка со светлыми волосами, собранными в небрежный хвост, в узких джинсах и белой футболке. Она смеялась тихо и звонко, а ее рука лежала на его плече просто так, естественно, как будто она имела на это право.

Вика.

Я узнала ее сразу — Виктория, его помощница. Она приходила к нам пару раз, принести документы или обсудить проект. Я предлагала ей чай, она улыбалась и говорила: «Спасибо, Лиза, вы так добры». Вежливая и милая.

Сейчас она стояла в моей спальне и касалась моего мужа так, как будто он принадлежал ей.

— Андрюш, ну быстрее! — смеялась она, наклоняясь ближе. — Нас же ждут! Трансфер через час, мы опоздаем!

Андрей обернулся, и я увидела его лицо. Он улыбался — не так, как мне, не устало и не из вежливости. Он улыбался ей так, как улыбаются, когда счастливы.

А потом он наклонился и поцеловал ее. Просто так, легко, как будто это было нормально.

Я стояла в коридоре, в трех метрах от них, и не могла пошевелиться или дышать. Мир сузился до этой картинки — их губ, его руки на ее талии, ее смеха, звенящего в тишине нашей спальни.

Я сделала шаг вперед неосознанно и наступила на ту самую скрипучую половицу, которую мы с Андреем всегда обходили, когда не хотели разбудить друг друга. Скрип прозвучал громко и резко.

Вика вздрогнула и обернулась, Андрей тоже. Наши глаза встретились.

Я видела, как он бледнеет, как его улыбка гаснет, будто ее стерли резинкой, как Вика отстраняется от него и смущенно опускает взгляд.

— Лиза?! — голос Андрея прозвучал напряженно и испуганно. — Ты что тут делаешь?

Я не могла говорить, в горле стоял ком, язык прилип к небу. Я просто стояла и смотрела на них.

— Я живу здесь, — наконец выдавила чужим хриплым голосом. — Это моя квартира.

Повисла тишина. Вика посмотрела на Андрея, и в ее глазах я увидела что-то похожее на жалость… ко мне? Андрей сжал челюсть и выпрямился, его руки сжались в кулаки и разжались.

Я перевела взгляд на открытый чемодан, наполовину заполненный его вещами, аккуратно сложенными.

— Ты уезжаешь? — спросила я тихо.

Он не ответил, просто смотрел на меня.

— Андрей, ты уезжаешь? — повторила я, и голос сорвался, стал громче, чем я хотела.

Он выдохнул медленно и глубоко, как будто готовился произнести что-то важное и отрепетированное.

— Да, уезжаю, — сказал он.

Слово упало в тишину тяжелым камнем, и весь мир рухнул.

Глава 2

Я стояла в дверном проеме и смотрела на него — на его лицо, на то, как он отводит взгляд, на то, как Вика делает шаг назад, словно пытается раствориться в воздухе.

Уезжаю.

Это слово эхом прокатилось по моей голове. Уезжаю. Просто так, как будто он сказал что-то обыденное: «Я в магазин», «Я на работу», «Я уезжаю».

— Куда? — я не узнала свой голос, слишком тихий и ровный, как будто спрашивала о погоде.

Андрей переступил с ноги на ногу, его взгляд метнулся к Вике, потом обратно ко мне. Он явно не ожидал, что я приду домой сейчас, думал, что все пройдет гладко — соберет вещи, уедет, а потом просто позвонит из аэропорта или уже с курорта.

— В Дубай, — сказал он наконец. — На десять дней.

Дубай.

Я медленно кивнула, как будто это имело смысл, как будто понимала, что происходит.

— Когда? — спросила я.

— Сегодня, — он сглотнул. — Вечером. Рейс в восемь.

Сегодня. Тридцать первое декабря. Он уезжает сегодня, в новогоднюю ночь.

Я посмотрела на Вику — она стояла у окна, сжав руки перед собой, лицо красное, взгляд в пол, как у школьницы, пойманной на списывании. Мне вдруг стало смешно. Почему она смущается? Она же его любовница, она выиграла.

— Вы вместе? — я задала вопрос ей, но она не подняла глаз.

— Лиза… — начал Андрей, но я подняла руку.

— Не надо. Просто ответь: вы вместе?

Он выдохнул.

— Да.

Одно слово, два звука, а мир перевернулся.

Я облокотилась о дверной косяк, ноги вдруг стали ватными, как будто кто-то вытащил из них все кости.

— Как давно? — спросила я.

— Лиза…

— Как давно, Андрей? — я повторила громче, жестче, и он вздрогнул, Вика тоже.

Где-то внизу хлопнула дверь — кто-то из соседей вышел или вошел, а у нас в квартире было так тихо, что я слышала свое дыхание, частое и рваное.

— Полгода, — сказал Андрей тихо.

Полгода.

Полгода он приходил домой, целовал меня в щеку, спрашивал, как дела. Полгода ложился со мной в одну постель. Полгода говорил «люблю», когда я уходила на работу.

Полгода врал.

— Господи, полгода, — выдохнула я.

— Я хотел сказать, но не было момента…

— Не было момента? — я рассмеялась истерично и резко. — Полгода, Андрей! Ты не мог найти момент за полгода?

Он молчал, просто стоял и смотрел на меня, и я вдруг увидела его таким, какой он есть. Не мужем, не партнером, даже не человеком, с которым прожила девять лет. Я увидела чужого мужчину, который просто хочет, чтобы я заткнулась и дала ему уйти.

— Слушай, — сказал он, и голос стал жестче. — Я понимаю, что это неприятно…

— Неприятно? — я разозлилась по-настоящему. — Неприятно, Андрей? Серьезно? Ты сейчас всерьез сказал «неприятно»?

— Ну что ты хочешь от меня услышать? — он тоже повысил голос. — Что мне жаль? Что я виноват? Да, виноват! Да, надо было сказать раньше! Но я не смог, я не знал как!

— А сейчас знаешь? — я шагнула в комнату прямо к нему, и Вика отпрянула к окну, как будто боялась, что я на нее наброшусь. Глупая. Мне было плевать на нее, вся моя злость была на него.

Андрей выпрямился и скрестил руки на груди в защитной позе.

— Сейчас я не могу больше тянуть, — сказал он. — У меня с Викой серьезно. Я люблю ее.

Я люблю ее.

Эти слова ударили больнее, чем все остальное. Он не просто изменял — он влюбился в кого-то другого.

— А меня? — спросила я дрожащим голосом. — Ты меня любил?

Он отвел взгляд.

— Конечно, когда-то, — сказал он негромко. — Но, Лиза… мы давно уже не пара. Мы просто живем рядом. Быт, привычка, ничего больше.

— Я думала, мы семья, — прошептала я.

— Семья? — он усмехнулся горько. — Лиз, мне двадцать семь. Я не хочу так жить. Я хочу чувствовать, я хочу…

— Ее, — закончила я за него.

Он кивнул.

Я посмотрела на чемодан, потом на Вику. Она все еще смотрела в пол, но ее губы дрожали — она не плакала, просто стояла, и я понимала: она не хотела, чтобы я пришла, надеялась, что все будет чисто, без сцен и слез.

— Андрей, нам пора, — тихо сказала Вика. — Трансфер ждет.

Он посмотрел на часы.

— Да, нам надо ехать.

Нам.

Он взял чемодан, закрыл его на молнию, поднял с пола его и сумку — ту самую спортивную, темно-синюю, которую я подарила ему на день рождения два года назад.

— Мы потом поговорим, — сказал он, проходя мимо меня. — О квартире, о разделе.

— Это квартира моей бабушки, — выдавила я.

Он обернулся.

— Я делал ремонт, Лиза, вкладывал деньги. У меня есть права.

Права.

Он говорил о правах на мою квартиру, на квартиру, которую бабушка оставила мне, когда мне было двадцать. Квартиру, в которой я выросла.

Я хотела что-то сказать, закричать, ударить его, но вместо этого просто стояла и смотрела, как он уходит, как Вика идет за ним, не поднимая глаз, как они надевают обувь в прихожей, как он берет ключи со столика.

— Андрей, — позвала я.

Он обернулся.

— Счастливого Нового года, — сказала я ровным мертвым голосом.

Он кивнул.

— И тебе.

Дверь закрылась.

Я стояла посреди спальни и смотрела на открытый шкаф — половина полок пустовала, его джинсы, рубашки, кроссовки исчезли, как будто его никогда и не было.

Села на кровать, просто села, положив руки на колени, и посмотрела на стену.

На ней висела наша свадебная фотография: мне восемнадцать, ему двадцать, мы улыбаемся, счастливые и влюбленные.

Идиоты.

Я закрыла глаза, и мир провалился в тишину.

---------------

Дорогие читатели,
я рада видеть вас на страницах этой истории 💚

Поддержите нас с ребятами сердечком ❤️ и устраивайтесь поудобнее.

Обнимаю 💚

Глава 3

Не знаю, сколько просидела на кровати — может, пять минут, может, час. Время перестало существовать, растянулось, как резинка, и остался только этот момент: тишина, пустая комната, пустота внутри.

За окном стемнело. Снег все еще падал, хлопья медленно опускались в свете фонаря, создавая красивую новогоднюю идиллию.

А внутри квартиры — только одиночество.

Наконец удалось встать. Ноги затекли, пришлось схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть. Немного постояла так, пока тело снова не начало слушаться, потом выпрямилась и пошла к выходу.

Коридор встретил меня темнотой. Не было смысла включать свет — зачем, когда ничего не нужно, когда все равно все потеряло значение.

У порога кухни я остановилась.

Сумки с продуктами все еще валялись у входа, одна упала, из нее вытек пакет молока. Белая лужа растеклась по полу, впитываясь в старый коврик. Креветки, авокадо, вино, сыр бри — весь этот праздничный набор теперь выглядел как издевательство. Хотела сделать праздник. Смешно.

Ноги подкосились, и пришлось опуститься на пол прямо там, спиной к стене. Взгляд уперся в белую лужу, и мысли потекли медленно, вязко.

Девять лет. Девять чертовых лет с ним.

Замуж вышла в восемнадцать — дура, молодая влюбленная дура. Андрей был первым парнем, единственным. Познакомились в школе, в десятом классе, он сидел за соседней партой и всегда давал списывать контрольные по математике. А потом как-то предложил пойти в кино. И я согласилась, потому что он был симпатичным, и все девчонки в классе смотрели на него.

Через два года — свадьба. Бабушка умерла как раз тогда, оставила мне квартиру, вот Андрей и сказал: «Давай начнем новую жизнь вместе». А я, конечно же, согласилась — любила его, думала, что это навсегда.

Оказалось — до первой помощницы.

Смех у меня вырвался сам, тихий, потом громче, потом перешел в истерический хохот с руками, прижатыми к животу. Остановиться было невозможно. Полгода он спал с ней, а я ничего не заметила. Как? Как можно было не заметить?

Воспоминания нахлынули сами: последние месяцы он часто задерживался на работе, приходил поздно уставший, ужинал молча, уткнувшись в телефон, потом ложился спать, повернувшись спиной. Казалось, что у него просто стресс из-за важного проекта и карьеры — он же всегда говорил: «Лиз, потерпи, для нас стараюсь».

Для нас. Оказывается, старался для нее.

Смех оборвался. Лицо закрылось руками само, тело сжалось в комок, и тогда хлынули слезы — горячие, жгучие, бесконечные. Сдерживаться не было смысла. Я плакала, уткнувшись лицом в колени, рыдала так, что тело тряслось, а в горле стоял ком, мешающий дышать.

— Тварь, — вырвалось сквозь слезы. — Тварь… тварь…

Кулак сам ударил по полу раз, второй, третий. Боль в костяшках отрезвила меня на секунду, но слезы вернулись снова. Я ведь девять лет отдала ему — готовила завтраки, стирала вещи, ждала по вечерам, делала все, чтобы ему было хорошо, чтобы чувствовал себя дома комфортно, чтобы знал — я рядом всегда.

А он просто взял и ушел к другой.

Сил не осталось даже сидеть, и я легла прямо там, на холодной плитке, щекой на коврик, руки под голову. В голове была странная ватная пустота, когда даже думать не хочется. Дыхание: вдох, выдох, вдох.

Где-то внизу хлопнула дверь, кто-то громко смеялся — наверное, соседи возвращались с праздника. Топот ног, музыка. А здесь — только тишина.

Телефон завибрировал в кармане джинсов. Пришлось нащупать его и вытащить — на экране горело сообщение в общем чате с подругами.

Катя: «Лиз, ты где? Мы уже на катке! Приезжай, тут весело! Коньки свои вези, тут все разобрали».

Каток. Они там веселятся, а я тут на полу лежу в луже молока. Обещала подумать, приехать ли, потом соврала, что встречаю Новый год с мужем.

Время на экране показывало половину седьмого.

Медленно удалось сесть, опершись спиной о стену. Взгляд метался: сообщение, молочная лужа, темный коридор. Квартира — пустая и холодная. А Андрей сейчас едет в аэропорт с ней, полетит в Дубай, встретит Новый год на пляже под пальмами с шампанским.

Нет.

Я резко встала, и голова слегка закружилась. Пришлось схватиться за стену и постоять, пока мир перестал качаться.

Нет, черт возьми, все не так!

Хватит сидеть и плакать! И встречать Новый год одной в пустой квартире нельзя. Категорически!

Ванная встретила меня ярким резким светом, ударившим по глазам. Я зажмурилась, потом открыла и посмотрела в зеркало.

Ужас: тушь размазана черными потеками по щекам, глаза красные и опухшие, волосы растрепаны, лицо бледное, губы сухие. Настоящий призрак.

Я быстро умылась, и холодная вода из крана обожгла кожу. Терла руками, смывая тушь и слезы, потом выпрямилась, схватила полотенце и вытерлась. Еще один взгляд в зеркало — лучше, не намного, но лучше.

Вернулась в спальню, мельком глянув на открытый шкаф, где пустовала половина полок. Отвернулась и начала рыться в своих вещах.

Что надеть, чтобы встретить Новый год? Что угодно, только не заранее выбранное платье… Темно-синее, с открытыми плечами, купленное для него, оно висело в углу все еще с биркой.

Выбор пал на теплые черные джинсы, серый мягкий свитер и фиолетовый пуховик, который Андрей терпеть не мог: «Ты в нем как пузырь», — говорил он.

Отлично, буду пузырем!

Переодевание заняло пару минут — быстро, механически, без лишних мыслей. Шапка, шарф, перчатки, телефон в карман.

У двери я остановилась. Куда, собственно, мне пойти? Подруги сейчас на катке, у главной елки, а мне и видеть их не хочется. Объяснять, почему одна, почему заплаканная… Жалеть будут. Или нет?

Я растерянно обернулась, будто надеясь найти в квартире то, чего в ней никогда не было: коньки.

Мысль пришла внезапно и засела в голове четко и ясно. Ни разу в жизни не каталась на коньках. Андрей говорил, что это трата денег: «Зачем тебе коньки? Все равно упадешь».

Теперь было плевать на его мнение. Мне вдруг отчаянно захотелось на каток, захотелось встать на лед, сделать что-то, чего никогда раньше не делала.

Глава 4

Машина завелась с первого раза, хотя на улице было градусов пятнадцать мороза. Печка заработала на максимум, но тепло пошло не сразу — сначала только холодный воздух хлестнул в лицо, и пальцы начало ломить еще сильнее. Я сжала руль, и машина выехала со двора.

Улицы встретили пустотой. Все уже сидели по домам, готовились к празднику. Только редкие машины проезжали мимо, внутри мелькали силуэты людей — семьи, пары, компании. Все вместе, все счастливые.

А я ехала одна в пригород за коньками — абсурд. Но мне было все равно.

Радио включилось само, из динамиков полилась новогодняя песня — что-то про снег, про волшебство, про то, как все мечты сбываются в эту ночь. Я переключила на другую станцию. Там тоже новогодняя. И на следующей. И на следующей.

— Да заткнитесь вы! — я выключила радио резким движением руки.

Тишина. Только шум двигателя и шуршание колес по снегу.

Трасса встретила мельканием фонарей за окнами, превращающихся в оранжевые полосы. Снег падал гипнотически — крупные хлопья летели прямо на лобовое стекло, дворники едва справлялись. Я сбросила скорость до минимума, дорога была скользкой.

Сорок минут до цели. Сорок минут, чтобы подумать.

Но думать я не хотела. Я хотела просто ехать, смотреть на дорогу, не чувствовать ничего.

Мысли лезли сами.

Девять лет назад была свадьба — маленькая церемония в загсе, человек двадцать гостей. Бабушка плакала от счастья, мама улыбалась, хотя была против: считала, что рано замуж, что надо пожить для себя. Но я не хотела слушать. Влюбленность затмевала все.

Андрей был красивым в своем костюме — темно-синий пиджак, белая рубашка. Он держал меня за руку и смотрел так, как будто перед ним был центр его вселенной.

Когда это изменилось?

Когда он перестал так смотреть?

Может, год назад, может два, может раньше. Я была слишком занята бытом, работой, домом — мне казалось, что так и должно быть, что любовь — это не только бабочки в животе и романтика, но еще и стирка, уборка, совместные счета.

Видимо, он думал иначе. Хотел бабочек. И нашел их в Вике.

Я сжала руль в ладонях до побелевших костяшек.

Вика — светлые волосы, улыбка, молодая, лет двадцать, не больше. Конечно, он выбрал ее: молодую, веселую, без быта, без усталости, без девяти лет рутины.

Двадцать семь — это не старость, черт возьми!

Но видимо, для него — да.

Слезы навернулись на глаза снова, я яростно смахнула их рукой. Нет, хватит плакать, хватит.

Я включила музыку со своего телефона — плейлист с роком, тяжелым и громким. То, что Андрей терпеть не мог: «Это же шум, как ты это слушаешь?» А мне ведь нравилось, я просто никогда не включала при нем.

Гитары взревели в динамиках, я подняла громкость до максимума. Пусть голова болит, пусть хоть что-то заглушит эти мысли.

Мост через реку промелькнул быстро. Внизу лед — темный и блестящий, на берегу горели огни, наверное, кто-то решил встретить Новый год на природе с кострами и шашлыками. Компания друзей, смех, тепло огня.

А я ехала одна по темной дороге в Сокольники за коньками — зачем?

Честный ответ — не знаю. Я никогда не каталась, ни разу, даже в детстве. Бабушка боялась, что я упаду и сломаю что-нибудь, а потом как-то случая не представилось.

Но сейчас мне было плевать. Сейчас мне нужно было сделать что-то — что угодно — лишь бы не сидеть в той квартире и не смотреть на пустой шкаф.

«Как Новый год встретишь, так его и проведешь».

Фраза крутилась в голове. Бабушка всегда так говорила, верила в приметы, в магию новогодней ночи: «Лизонька, если встретишь Новый год в слезах, весь год будет плохим. А если встретишь в радости — счастье тебя догонит».

Как встретить его в радости, я не понимала. Но точно не в слезах. Я не дам Андрею испортить весь следующий год.

Сбросила скорость на повороте, снег валил сильнее, видимость была плохой. Но я продолжила путь.

Через десять минут я въехала в нужный городок — маленький, уютный, дома с украшенными окнами, гирлянды на столбах, огромная елка на площади. Все как в кино, сказка.

Мне стало противно.

Я нашла торговый центр на окраине — трехэтажное здание с неоновой вывеской «СпортМастер». Парковка почти пустая — всего несколько машин. Место у входа освободилось быстро, я заглушила двигатель, и мой взгляд упал на часы.

Восемь сорок. Магазин работает до десяти. Я успела.

Вышла из машины, и мороз ударил мне в лицо. Я поежилась, натягивая шапку ниже. Снег скрипел под ногами, где-то вдалеке играла музыка — наверное, с площади. Смех, крики детей.

Двери раздвинулись с тихим шипением, внутри меня окутало теплом. Магазин был ярко освещен, почти пустой. У кассы стояла девушка-продавец, листала что-то в телефоне. В углу возился парень в синей форме — раскладывал коробки.

Вывески: «Лыжи», «Сноуборды», «Коньки».

Коньки — вот моя цель. Я прошла к отделу, меня встретили стеллажи с коробками и стенд с образцами. Белые, черные, с мехом, без меха.

Я начала рыться в коробках, переворачивая одну за другой. Пусто. Пусто. Пусто. Все стеллажи будто разграблены — ни одной коробки с коньками.

Я уже собралась развернуться и уйти, когда заметила ее — на самом дне, почти в углу, задвинутая за другие…

Я присела на корточки и потянулась к ней.

И в ту же секунду чья-то рука легла на коробку рядом с моей.

Я подняла голову.

Передо мной стоял мужчина. Высокий — метр восемьдесят пять точно, а то и все девяносто. Широкие плечи под темной курткой, которая сидела на нем так, будто ее шили на заказ. Волосы темные, чуть растрепанные, и от этого он выглядел не небрежно, а скорее притягательно. Глаза серые, но не холодные — в них плясали теплые искорки, будто он вечно был готов над чем-то посмеяться. Скулы четкие, губы красиво очерченные, на которых сейчас играла легкая улыбка.

Красивый. Очень красивый, черт возьми — из тех мужчин, на которых оборачиваются на улице женщины любого возраста.

Глава 5

Я шла к кассе, прижимая к себе огромную коробку, и с каждым шагом в голове начинал пробиваться здравый смысл. Тихий настойчивый голос разума, притаившийся где-то за всей этой истерикой и отчаянием, вдруг ожил и зашептал: «Лиза, ты что творишь?»

Коньки сорок третьего размера. Для ноги тридцать седьмого.

Посреди прохода я остановилась, прямо между стеллажами с лыжными палками и стойкой с термобельем. Девушка-кассир подняла голову от телефона, посмотрела на меня с ожиданием, но я не двинулась дальше.

Я смотрела на коробку в своих руках — большую, квадратную, с яркой надписью «43» на боку. Смотрела и пыталась понять, что, собственно, делаю. Зачем мне коньки, в которых моя нога будет болтаться, как спичка в коробке? Что я собираюсь с ними делать? Прийти на каток и упасть в первую же секунду? Встретить Новый год в травмпункте?

Абсурд. Чистейший абсурд.

Я развернулась.

Мужчина все еще стоял у того же стеллажа, где мы нашли коньки. Только теперь он не смотрел на меня — рылся в оставшихся коробках, пытаясь найти себе хоть что-то подходящее. Наклонился, отодвинул несколько пустых упаковок, заглянул на нижнюю полку.

Я сглотнула, сжала коробку покрепче и пошла к нему.

Он услышал шаги и выпрямился, обернулся. Увидел меня с коробкой в руках и поднял брови.

— Вот, — я протянула ему коробку. — Берите.

Он моргнул.

— Что?

— Берите, — я сунула коробку ему в руки, не дожидаясь согласия. Он принял ее, все еще глядя на меня с непониманием. — Они вам нужнее. Вы правы были. Я в них утону.

Он посмотрел на коробку, потом снова на меня.

— Но вы же...

— Передумала, — оборвала я. — Это была глупая идея. Извините, что отняла время.

Я развернулась и быстро пошла к выходу. Каблуки громко стучали по кафельному полу, и мне казалось, что весь мир слышит, как я убегаю от собственной глупости.

— Счастливого Нового года! — бросила я через плечо, не оборачиваясь.

Я услышала, как он что-то сказал в ответ, но слова потонули в шуме моих шагов.

Стеклянные двери я толкнула обеими руками, и они раздвинулись с тихим шипением. Холод ударил в лицо, словно пощечина. Снег валил еще сильнее, чем когда я подъезжала — крупные влажные хлопья летели косо, задуваемые ветром, садились на лицо, на ресницы, мгновенно таяли. Ветер задувал под куртку, пробирался сквозь шарф, и я поежилась, втянув голову в плечи.

Парковка была почти пустой — только моя машина у входа и еще две у дальнего края, наверное, сотрудников. Фонари отбрасывали оранжевый свет на белый снег, и все вокруг казалось нереальным, театральным, как чужая сказка.

Я быстро пошла к машине, на ходу доставая ключи из кармана. Руки дрожали — от холода или от нервов, непонятно. Пальцы плохо слушались, ключи выскользнули и упали в снег. Я выругалась сквозь зубы, присела, нашарила их и поднялась, отряхивая снег с перчаток.

Открыла дверь, забралась в салон и захлопнула ее за собой.

Тишина обрушилась мгновенно — глухая, ватная, та самая, которая бывает только в закрытой машине зимой. Даже ветер перестал быть слышен, только мое дыхание — частое и рваное.

Я положила руки на руль и выдохнула. Попыталась успокоиться. Но сердце все еще колотилось где-то в горле.

Что теперь?

Ехать домой и сидеть там одной всю ночь? Смотреть на пустой шкаф? Вспоминать, как он собирал чемодан? Слушать, как соседи снизу будут встречать Новый год с музыкой, смехом, криками «Горько!»?

Или ехать к подругам? Врать им, что все хорошо? Улыбаться через силу? Делать вид, что я не рыдала два часа подряд на кухонном полу?

А коньки? Что я там забыла без коньков?

Ни то, ни другое я не могла.

Я закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Холод уже просачивался внутрь салона — печка была выключена, температура падала с каждой секундой.

Может, просто остаться здесь? Просто сидеть в машине, переждать полночь, встретить Новый год одной — в тишине и темноте, без музыки, без курантов, без фальшивых улыбок.

Хотя бы здесь меня никто не увидит. Никто не спросит с наигранным участием: «Лиза, что случилось? Ты в порядке? Где Андрей?» Здесь я могла просто быть. Просто дышать. Просто существовать.

Я достала телефон из кармана, экран осветил салон холодным светом. Три пропущенных звонка от мамы за последний час. Сообщения от подруг в общем чате:

Катя: «Лиз, ты точно не приедешь? Тут правда весело! Приезжай!»

Маша: «Лизка, хватит сидеть с мужем! Один раз можно и с подругами!»

Я начала печатать: «Девочки, извините, не смогу», но остановилась и стерла. Потом написала: «Все хорошо, встречаю дома с Андреем», но и это показалось неправильным. Ложь. Все ложь.

В итоге я просто заблокировала экран и бросила телефон на пассажирское сиденье.

Хватит. Нужно заводить машину, включать печку, ехать куда-нибудь — куда угодно, только не домой.

Я сунула ключ в замок зажигания и повернула. Ничего. Я замерла, повернула ключ еще раз, сильнее. Снова ничего.

Двигатель молчал — даже не пытался схватить, даже не кашлянул. Только тихий жалкий щелчок где-то под капотом. Тишина.

— Нет, — прошептала я. — Нет, нет, нет, только не это. Только не сейчас.

Я попробовала еще раз. И еще. И еще, уже яростно выкручивая ключ. Щелчок. Тишина. Щелчок. Машина не заводилась.

— Ты издеваешься?! — Я ударила ладонями по рулю, звук получился глухим, бессильным. — Ты что, издеваешься?!

Ответа не последовало. Только ветер завывал за окнами, а снег все падал и падал, укрывая мою машину белым саваном.

Глава 6

Я откинулась на спинку сиденья и уставилась в потолок, на серую обшивку, которую видела тысячу раз.

Конечно. Конечно, машина не заводится. Потому что этот день просто обязан был быть идеальным во всех смыслах. Муж сбежал с молодой любовницей в Дубай встречать Новый год, я одна, коньков моего размера нет, и теперь еще машина сдохла. Я застряла на парковке в чужом городе, в куче километрах от дома, в новогоднюю ночь, когда никакие службы не работают.

Просто идеально. Обалденно!

Я закрыла лицо руками, упершись локтями в руль, и попыталась не заплакать. Снова. Хватит уже слез, сколько можно реветь, как идиотке?

Но слезы все равно полились — тихо, почти беззвучно, текли по щекам горячие и соленые, капали на джинсы.

Что мне делать?

Вызывать эвакуатор в новогоднюю ночь? Приедут через три часа в лучшем случае или вообще не приедут до утра: «Праздник, понимаете, все заняты».

Позвонить маме? И что сказать? «Привет, мам, у меня все отлично. Андрей сбежал к своей помощнице, я осталась одна, поехала за коньками неизвестно куда как полная идиотка, машина сломалась, забери меня»?

Нет. Ни за что.

Я вытерла слезы рукавом куртки, размазав по лицу остатки туши, которую так и не удалось полностью смыть дома, и посмотрела в окно.

Снег падал крупными хлопьями, парковка была пустой и тихой. Магазин светился яркими неоновыми огнями, через стеклянные двери виднелись кассы, стеллажи, одинокая девушка-продавец у входа.

А я сидела в холодной машине, которая не заводилась, и не знала, что делать дальше.

Вдруг в окно постучали.

Я вздрогнула так резко, что чуть не ударилась. Повернулась — за стеклом, припорошенный снегом, стоял тот самый мужчина из магазина. В руках он держал ту самую коробку с коньками сорок третьего размера.

Я опустила стекло, холодный ветер ворвался в салон.

— Что? — мой голос вышел хриплым, сорванным от слез.

Он посмотрел на меня внимательно, потом на машину, потом снова на меня, и что-то в его взгляде изменилось, стало мягче.

— Не заводится? — спросил он, хотя ответ был очевиден.

Я кивнула, не в силах выдавить из себя слова.

Он медленно выдохнул, пар вырвался изо рта белым облачком, посмотрел на коробку в руках, потом снова на меня.

— Слушайте, — его голос был неожиданно серьезным. — Я купил эти коньки.

Я уставилась на него, не понимая.

— Что?

— Ваши коньки, — он поднял коробку выше, показывая. — Сорок третий размер. Купил за свои деньги.

Я моргала, пытаясь осмыслить его слова, но в голове был туман.

— Зачем?

Он пожал плечами, снежинки посыпались с его куртки.

— Потому что у вас проблема. Две проблемы, если точнее — коньки и машина. И я, как мужчина, просто обязан помочь.

Я молчала, просто смотрела на него, не в силах сообразить, шутит он или нет.

— Не знаю, что у вас случилось, — продолжил он спокойно, — и не буду спрашивать, если не хотите рассказывать. Но вы приехали сюда одна в канун Нового года за коньками, которые вам даже не подойдут. Значит, что-то случилось, что-то плохое. И теперь еще машина не заводится. — Он протянул мне коробку через окно. — Поехали со мной.

Я смотрела на него — на его лицо, припорошенное снегом, на серые глаза, в которых не было насмешки или жалости, только участие, простое человеческое участие.

В голове было пусто, совершенно пусто.

— Куда? — наконец я выдавила, мой голос прозвучал как чужой.

— К моей сестре, — ответил он просто. — Она живет тут, в пригороде. Там сегодня праздник — семья собралась, стол накрыт, дети носятся, все как положено. — Он улыбнулся, в уголках его глаз появились морщинки. — Коньки у сестры точно есть, она постоянно катается, у нее наверняка ваш размер найдется. А каток в центре района работает до середины ночи, успеете покататься, если захотите.

Я смотрела на него и не знала, что сказать.

Незнакомец. Совершенно чужой человек, которого я увидела первый раз в жизни десять минут назад, предлагает поехать с ним к его сестре, в дом полный незнакомых людей.

Безумие. Полнейшее безумие.

— Я вас не знаю, — сказала я слабо, и это прозвучало как последняя попытка здравого смысла пробиться сквозь хаос.

— Максим, — он протянул свободную руку через окно. — Двадцать восемь лет. Можно просто Макс.

Я посмотрела на его руку — большую, в шерстяной перчатке, потом на его лицо.

— Лиза, — сказала я тихо. — Двадцать семь.

Он улыбнулся шире.

— Вот видите? Теперь мы знакомы. Поехали или будете тут замерзать?

Я не знала, что ответить. Разум кричал, что это глупость, что нельзя ехать с незнакомым мужчиной неизвестно куда, что это опасно, что я с ума сошла.

Но что-то другое — что-то глубже, в самой глубине, там, где жила усталость и отчаяние — шептало: «А какая разница? Что ты теряешь? У тебя уже ничего не осталось».

Я перевела взгляд на пустую парковку, залитую оранжевым светом фонарей, на темный салон машины, где температура падала с каждой минутой, на холод за окном, на снег, который заметал все вокруг.

Потом снова на него.

— Вы точно не маньяк? — спросила я, и от абсурдности этого вопроса мне вдруг захотелось рассмеяться.

Он рассмеялся первым — искренне и громко.

— Нет, клянусь. Самый обычный человек. Живу в Москве, работаю в IT, приехал к сестре на праздники погостить. У нее трое детей, муж, бабушка с дедушкой, дом полный народу. Маньякам такие сборища обычно не интересны, поверьте.

Я выдохнула долго, медленно.

Безумие. Чистейшее, стопроцентное безумие.

Но я устала от здравого смысла, устала от правильных решений, которые привели меня к тому, что муж сбежал к другой.

— Хорошо, — сказала я, и сама удивилась твердости своего голоса. — Поехали.

Глава 7

Я вылезла из своей машины, прихватив сумку и телефон, и закрыла дверь. Снег сразу начал садиться на волосы, на плечи — липкий и холодный. Макс стоял рядом, все еще держа в руках коробку с коньками, и кивнул в сторону дальнего края парковки.

— Вон там моя, черная.

Я посмотрела туда, куда он указал — большой черный внедорожник, припаркованный у самого края. Явно не дешевый, чистый, несмотря на снег и слякоть на дорогах.

Мы пошли к машине, и я шла чуть позади него, все еще не до конца веря в то, что делаю. Что я вообще согласилась поехать с незнакомцем в неизвестном направлении. Мама бы сказала, что я сошла с ума, подруги бы закатили истерику. Андрей бы...

Стоп.

Какая разница, что сказал бы Андрей? Он сейчас в самолете с Викой, летит в Дубай. Ему плевать на меня.

Макс открыл машину с брелока, огни мигнули. Он распахнул переднюю дверь пассажирского сиденья и жестом пригласил меня сесть.

— Прошу, — сказал он с легким поклоном, явно пытаясь разрядить обстановку.

Я села, и салон встретил меня теплом — видимо, он приехал издалека, машина хорошо прогрелась и еще не успела остыть. Пахло какой-то хвойной отдушкой, не резкой, приятной. Чисто, кожаные сиденья, панель с кучей кнопок и экранов. У нас с Андреем была старенькая «Киа», которой уже лет десять.

Была.

Теперь у меня — которая не заводится.

Макс закинул коробку с коньками на заднее сиденье, обошел машину и сел за руль. Захлопнул дверь, и внезапно стало очень тихо — только негромкое гудение печки и наше дыхание.

Он повернул ключ, двигатель ожил с низким уверенным рокотом. Тепло сразу пошло из дефлекторов, обдавая лицо, и я непроизвольно зажмурилась — так хорошо было после холода.

— Замерзли? — спросил он, регулируя температуру.

— Немного, — призналась я, натягивая шапку ниже на уши.

Он прибавил обогрев и включил подогрев сидений. Тепло начало разливаться по спине, по бедрам, и я выдохнула с облегчением.

— Сейчас согреетесь, — сказал он, выруливая с парковки. — Моя сестра живет минут в двадцати отсюда, частный дом.

Я кивнула, глядя в окно. Мы выехали на дорогу, фонари замелькали за стеклом. Снег все еще валил, дворники работали в усиленном режиме, счищая хлопья с лобового стекла.

Молчание затянулось — не неприятное, но какое-то напряженное. Я чувствовала, что он хочет что-то сказать, но не знает, с чего начать. А я не знала, что говорить вообще.

Наконец он включил радио, из динамиков полилась музыка — новогодняя песня, конечно же, что-то про елочку и снежинки.

Я поморщилась.

Макс заметил.

— Что-то не то? — спросил он, бросив на меня быстрый взгляд.

— Можно без новогодних? — попросила я тихо. — У меня на них теперь аллергия.

Он усмехнулся и переключил станцию, потом еще одну, третью. Везде новогодние песни. Он выругался негромко и подключил телефон через Bluetooth.

— Выбирайте сами, — сказал он, протягивая мне телефон.

Я взяла его, разблокировала экран — пароля не было — и открыла плейлисты. Пролистала: рок, альтернатива, инди. Неплохой вкус.

Я выбрала что-то нейтральное — The Killers, «Mr. Brightside». Гитара зазвучала из колонок громко, но не оглушительно.

— Хороший выбор, — кивнул он одобрительно. — Люблю эту песню.

Мы ехали дальше, город остался позади, начались пригороды — редкие дома, заборы, огни в окнах. Везде праздник, везде семьи собрались, столы накрыли, ждут полуночи.

Я смотрела в окно и думала о том, что должна была сейчас быть дома с Андреем, встречать Новый год, наш десятый совместный Новый год.

А вместо этого я еду с незнакомым мужчиной к его сестре.

Жизнь — странная штука.

— Можно вопрос? — нарушил молчание Макс.

Я напряглась.

— Смотря какой.

— Вы правда хотели купить коньки на шесть размеров больше? — он улыбнулся краем губ. — Или просто хотели что-то сделать? Что угодно, лишь бы не сидеть дома?

Я молчала, горло сдавило.

— Второе, — призналась я наконец. — Мне не нужны были коньки. Мне нужно было... не знаю. Сбежать, наверное.

Он кивнул, не отрывая взгляда от дороги:

— Понятно.

Мы помолчали еще немного, песня закончилась, началась следующая — Arctic Monkeys.

— А вы? — не выдержала я. — Почему вы были в магазине?

— Заехал купить коньки, — пожал он плечами. — Я же к сестре и собирался, а они точно потащат меня на площадь.

— Значит, я едва не лишила вас семейного праздника.

— Скорее, едва не спасли от него, — усмехнулся Макс.

Я попыталась улыбнуться.

Мы свернули с главной дороги на узкую улочку, дома стали ближе друг к другу, заборы выше. Частный сектор — старые деревья, припорошенные снегом, тянулись над дорогой, образуя что-то вроде тоннеля.

— Почти приехали, — сказал Макс. — Приготовьтесь, там будет шумно.

— Шумно? — переспросила я.

— Говорил, у сестры трое детей, — он усмехнулся. — Девочка восьми лет и два мальчишки, пяти и трех. Плюс муж, плюс бабушка с дедушкой, плюс я. А теперь еще и вы. Дом небольшой, так что тесно будет.

Я почувствовала, как тревога начала подниматься где-то в животе.

— Может, не надо? — выпалила я. — Я не хочу мешать. Я могу просто... посидеть в машине или в кафе каком-нибудь.

Он посмотрел на меня, нахмурившись.

— В кафе? В новогоднюю ночь? Лиза, все закрыто. И в машине вы замерзнете. — Он помолчал, потом добавил мягче: — Послушайте, я понимаю, что вам неловко. Вы меня не знаете, я вас не знаю. Но моя сестра — нормальный человек, она не будет задавать лишних вопросов, если вы не захотите отвечать. Просто побудьте с людьми, это лучше, чем сидеть одной. Поверьте.

Я смотрела на него и думала, что он прав, чертовски прав. Сидеть одной — это последнее, чего я хотела.

— Хорошо, — сказала я тихо. — Спасибо.

Он улыбнулся.

— Не за что.

Мы свернули еще раз и остановились перед высоким деревянным забором. За ним виднелся двухэтажный дом, светящийся всеми окнами. Гирлянды мигали на крыльце, из окон лился теплый желтый свет. Слышна была музыка даже через закрытые окна машины. Лился детский смех.

Глава 8

Калитка закрылась за нами с тихим щелчком, и я осталась стоять на заснеженной дорожке, ведущей к крыльцу. Макс уже шагал вперед уверенно и привычно, а я замерла, глядя на этот дом.

Он был большим — не особняк, конечно, но явно не маленький. Двухэтажный, с широким крыльцом, с резными наличниками на окнах, которые сейчас светились изнутри теплым желтым светом. На перилах крыльца были намотаны гирлянды, разноцветные лампочки мигали в такт какой-то своей мелодии. Во дворе стояла елка — настоящая, большая, увешанная игрушками и огнями. Рядом с ней снеговик, кривоватый, с морковкой вместо носа и ведром на голове.

Из дома доносилась музыка — не новогодняя попса, а что-то живое, может, кто-то играл на гитаре. И голоса, много голосов, смех, крики детей, чей-то громкий басовитый голос.

Я стояла и чувствовала, как внутри все сжимается.

Что я здесь делаю?

Это чужой дом, чужие люди. Они меня не знают, я не знаю их. Я ворвусь туда, в их праздник, в их семью, и что? Буду сидеть с натянутой улыбкой и делать вид, что все в порядке?

— Лиза, — окликнул меня Макс, обернувшись. Он уже стоял на крыльце, держа коробку с коньками под мышкой. — Идете?

Я сглотнула и кивнула, заставляя ноги двигаться. Снег скрипел под ботинками, холодный ветер трепал волосы, забивался под шарф. Я поднялась на крыльцо, и Макс толкнул дверь.

Она не была заперта.

Мы вошли в прихожую, и меня сразу окутало теплом — резкий контраст с морозом на улице заставил меня зажмуриться на секунду. Пахло чем-то вкусным: выпечкой, мясом, пирогами, корицей. Пахло домом — настоящим домом, где готовят, где живут, где пахнет не освежителем воздуха, а едой и людьми.

В прихожей было тесно. На вешалке висела куча курток — детских и взрослых, на полу стояли ботинки, сапоги, валенки. Зеркало на стене, шкаф для обуви, коврик с надписью «Welcome».

— Макс, ты что, уже приехал?! — раздался женский голос откуда-то из глубины дома, и через секунду в прихожую выбежала женщина.

Ей было лет тридцать пять, среднего роста, с темными волосами, собранными в небрежный пучок. На ней был фартук поверх свитера и джинсов, на щеке — мазок муки. Лицо круглое и добродушное, глаза серые, как у Макса. Явно сестра — они похожи.

— Приехал, Оль, — Макс стянул куртку и повесил на вешалку. — Привез гостью.

Женщина — Оля, значит — перевела взгляд на меня, и ее глаза расширились.

— Гостью?! — Она выдохнула, и на ее лице расплылась широкая улыбка. — Макс, ты серьезно?! Ты привез девушку?!

Я почувствовала, как краснею.

— Ну... я не...

— Наконец-то! — не дав мне договорить, Оля бросилась ко мне и обняла крепко, по-настоящему, так, что я даже растерялась и застыла, не зная, что делать с руками. — Господи, Макс, я уже думала, ты навсегда останешься один! Как тебя зовут, дорогая?

Она отстранилась, держа меня за плечи, и смотрела мне в глаза с таким искренним восторгом, что мне стало еще более неловко.

— Лиза, — выдавила я. — Меня зовут Лиза.

— Лиза! Какое красивое имя! — Оля снова обняла меня, потом отпустила и обернулась к Максу, все еще сияя. — Макс, ну ты молодец! Наконец-то! Идемте скорее, все уже за столом, я вас сейчас представлю!

— Оль, подожди, — начал было Макс, но сестра уже схватила меня за руку и потащила в глубь дома.

Я обернулась на Макса — он стоял, стягивая ботинки, и виновато пожал плечами, мол, «я предупреждал».

Оля тащила меня по коридору, и я едва успевала снять ботинки на ходу, стягивая шарф и расстегивая куртку. Коридор был узким, на стенах висели фотографии — семейные, много детей, Макс на нескольких из них. Из комнаты впереди доносились голоса, смех, звон посуды.

Мы вышли в большую гостиную, и я остановилась как вкопанная.

Передо мной был хаос — организованный, но хаос.

Посреди комнаты стоял огромный стол, заставленный едой: салаты, нарезки, горячее, пироги, бутылки с напитками. Здесь было человек восемь или десять — я не успела сосчитать. Мужчины, женщины, дети — все разговаривали одновременно, смеялись, передавали друг другу тарелки. В углу стояла елка, настоящая, украшенная игрушками и гирляндами, под ней — куча подарков. Дедушка что-то рассказывал, жестикулируя, бабушка смеялась.

По полу носились дети — трое. Девочка лет восьми с двумя косичками и два мальчишки помладше бегали вокруг стола, визжали, гонялись друг за другом с какими-то игрушками.

Все обернулись, когда мы вошли. Разговоры стихли, все уставились на меня.

Я застыла в дверном проеме, сжав в руках куртку, и почувствовала, как внутри все стянулось в комок.

— Все, все, внимание! — провозгласила Оля, подняв руку, как учительница на уроке. — Макс привез девушку!

Тишина. Все смотрели на меня, потом на Макса, который как раз вошел следом.

А потом грянул взрыв.

— Максим! — завопил дедушка, вскакивая с дивана. — Наконец-то, сынок!

— Машенька, девочка пришла! — закричала бабушка, тоже поднимаясь.

— Макс, ты серьезно?! — это был мужчина за столом, лет сорока, с бородой. Муж Оли, наверное.

— Дядя Макс привез тетю?! — завизжала девочка с косичками и побежала к нам.

Дети налетели первыми. Девочка схватила меня за руку, два мальчика прыгали вокруг, пытаясь рассмотреть поближе.

— Привет! — девочка улыбалась во весь рот, и у нее не хватало одного переднего зуба. — Меня зовут Маша! А тебя?

— Л-Лиза, — я попыталась улыбнуться в ответ, но лицо словно одеревенело.

— Красивое имя! — Маша потянула меня за руку. — Пойдем, я тебе покажу свою куклу!

— Маш, подожди, дай тете раздеться, — Оля перехватила дочь и отвела в сторону. — Лиза, давайте вашу куртку, проходите, садитесь.

Она забрала у меня куртку и исчезла в коридоре. Я осталась стоять посреди комнаты, чувствуя на себе все эти взгляды.

Глава 9

Бабушка подошла ко мне первой из взрослых — маленькая, полная, в цветастом платье и кофте. Волосы седые, собранные в пучок, лицо морщинистое, но с добрыми теплыми глазами.

Она взяла меня за руки и улыбнулась так, что морщинки у глаз стали еще глубже.

— Какая хорошая девочка, — сказала она, глядя мне в лицо. — Как тебя зовут, милая?

— Лиза, — повторила я, и мой голос дрожал.

— Лизонька, — бабушка сжала мои руки. — Красивая какая. Максим, наконец-то ты привел нормальную девушку!

Я покраснела до корней волос.

— Мы... мы не...

— Бабуль, не пугай ее, — Макс подошел и встал рядом, положив руку мне на плечо. Жест был успокаивающим, но я почувствовала, как все взгляды прикованы к этой руке. — Лиза — моя знакомая, помогаю ей. Машина сломалась, вот и пригласил встретить Новый год с нами.

— Ну конечно, конечно, — бабушка подмигнула мне заговорщически. — "Знакомая". Ясненько.

Я не знала, что сказать. Просто стояла, чувствуя, как внутри все переворачивается.

Дедушка подошел следом — высокий, крепкий, с густыми седыми усами. Он протянул мне руку, и я пожала ее.

— Володя, — представился он басом. — Рад знакомству, девочка. Проходи, садись, чего стоишь? Макс, сажай ее к столу, давай!

Муж Оли — бородатый мужчина — тоже встал и подошел.

— Денис, — он пожал мне руку, улыбаясь. — Муж этой сумасшедшей. — Он кивнул на Олю, которая как раз вернулась из коридора. — Рад познакомиться, Лиза. Проходите, не стесняйтесь.

Я кивнула, не в силах выдавить ни слова.

Оля схватила меня за локоть и потащила к столу.

— Давайте, Лиза, садитесь вот сюда, рядом с Максом. Макс, садись. Дети, дайте тете Лизе пройти!

Меня усадили на стул, Макс сел рядом. Я смотрела на стол, на все эти лица, на еду, на детей, которые уже снова бегали по комнате, и не понимала, что происходит.

Они приняли меня просто так, без вопросов, как будто я была своей.

— Ну что, будем знакомиться дальше, — Оля села напротив и начала показывать рукой на остальных. — Это мои дети: Маша, Артем и Ваня. Артему пять, Ване три, Маша старшая, восемь лет.

Дети помахали мне руками из-за стола, куда их усадила бабушка.

— Это наши с Максом родители, — продолжила Оля, кивая на бабушку с дедушкой. — Мама Вера и папа Володя.

— Очень приятно, — сказала я тихо, и мой голос звучал как чужой.

— А это мои кузены, — Оля показала на двух парней и девушку в конце стола. — Сергей, Игорь и Настя. Они из соседнего города приехали.

Все кивали, улыбались, что-то говорили, но я не могла сосредоточиться. В голове был туман — слишком много людей, слишком много шума, слишком много тепла.

— Лиза, ты покушаешь? — Оля уже накладывала мне в тарелку салат, не дожидаясь ответа. — Вот, попробуй, это мой фирменный оливье. А вот холодец, муж делал. Пирожки с капустой, бабушка пекла.

— Спасибо, — я взяла вилку, но руки дрожали.

Макс наклонился ко мне и тихо сказал:

— Дышите, все нормально.

Я посмотрела на него и кивнула, пытаясь успокоиться.

Бабушка Вера села рядом со мной, с другой стороны, и погладила меня по руке.

— Кушай, милая, не стесняйся. Ты замерзла, наверное? На улице-то мороз. Хочешь чаю?

— Да, спасибо, — выдавила я.

Она встала и ушла на кухню, а я сидела и смотрела в тарелку.

Это было нереально — сидеть за столом в чужом доме, в окружении чужих людей, которые встретили меня, как родную.

А ведь еще три часа назад я рыдала на полу своей кухни, думая, что жизнь кончена.

— Так, а где вы познакомились? — спросила Оля, подперев подбородок руками и глядя на меня с живым интересом.

Я замерла, не зная, что ответить.

Макс ответил за меня:

— В магазине. Лиза искала коньки, я помог.

— Коньки! — обрадовалась Оля. — Отлично! Значит, пойдете с нами на каток потом!

— Ну... может быть, — я попыталась улыбнуться.

— Обязательно пойдете! — поддержал дедушка. — Не умеете? А Макс мастер, он научит.

Бабушка вернулась с чашкой горячего чая и поставила передо мной:

— Пей, Лизонька. С лимоном и медом, от холода помогает.

Я взяла чашку, и тепло разлилось по ладоням. Я сделала глоток — сладкий, горячий, с кислинкой лимона. Вкусно. Закрыла глаза на секунду, чувствуя, как тепло растекается внутри.

— Спасибо, — прошептала я.

Бабушка погладила меня по голове, и от этого жеста — такого простого — у меня вдруг защипало в носу.

Я сделала еще глоток чая и посмотрела на всех этих людей. Они разговаривали, смеялись, передавали друг другу еду. Дети носились, бабушка ругала их, но не всерьез. Дедушка рассказывал какую-то историю, и все слушали, смеясь. Оля подливала всем вина, Денис что-то жарил на кухне, и оттуда шел запах мяса.

Это была семья — настоящая, живая, шумная.

И я вдруг поняла, что никогда такого не видела.

У меня была мама, была бабушка, пока не умерла. Все. Маленькая семья — праздники мы отмечали втроем, потом вдвоем. Тихо, спокойно.

У Андрея родители жили далеко, виделись мы с ними раз в год, и то формально. Его мать всегда была холодной, отец молчаливым. Никогда не было этого тепла.

А здесь... здесь было так, как в кино, как в книжках, как я мечтала сделать с мужем и кучей детей.

И от этого стало еще больнее.

Потому что это не моя семья, это чужие люди. И через несколько часов я уйду и больше никогда их не увижу.

— Лиза, ты в порядке? — тихо спросил Макс, наклонившись ко мне.

Я кивнула, сглатывая комок в горле.

— Да, все хорошо.

Он посмотрел на меня внимательно, и я поняла, что он не поверил. Но он ничего не сказал. Просто положил руку на спинку моего стула и остался рядом.

Глава 10

Ужин продолжался, и я понемногу начала расслабляться. Не до конца, конечно — внутри все еще была натянутая струна, готовая лопнуть в любой момент, — но хотя бы руки перестали дрожать, и я смогла нормально держать вилку.

Еда была вкусной, настолько вкусной, что я не могла остановиться. Оливье не такой, как из магазина, а домашний, с настоящим вареным мясом и солеными огурцами. Холодец прозрачный, с кусочками говядины, с хреном и горчицей. Пирожки с капустой горячие, румяные, с хрустящей корочкой. Я не помнила, когда в последний раз ела что-то настолько домашнее.

Андрей не любил, когда я много готовила — говорил, что это трата времени, что проще заказать доставку. И я заказывала: суши, пиццу, бургеры, все одно и то же.

А здесь пахло домом.

— Лиза, попробуй селедку под шубой, — Оля пододвинула ко мне еще одну тарелку. — Это мама делала, она у нее лучше всех получается.

— Оленька, не смущай девочку, — засмеялась бабушка Вера, но было видно, что ей приятно. — Пусть сама выбирает, что хочет.

— Я попробую, спасибо, — я взяла немного селедки и положила себе на тарелку.

В этот момент один из мальчиков — Артем, кажется — подбежал к столу и дернул скатерть, пытаясь что-то достать. Тарелка с нарезкой опасно качнулась.

— Артем! — Оля вскочила и перехватила тарелку. — Сколько раз говорить — не тяни за скатерть!

— Но я хочу колбаски! — заныл мальчик.

— Попроси нормально, — Денис поднялся, взял сына на руки и усадил к себе на колени. — Вот так: «Папа, дай, пожалуйста, колбаску».

— Папа, дай, пожалуйста, колбаску, — послушно повторил Артем, и все засмеялись.

Денис положил ему на тарелку несколько кусочков, и мальчик тут же схватил один и побежал обратно к игрушкам.

— Ваня, ты тоже хочешь? — крикнула Оля младшему сыну, который строил что-то из кубиков в углу.

— Хочу! — Ваня бросил кубики и помчался к столу, едва не сбив с ног старшую сестру.

— Осторожнее! — Маша отскочила в сторону и строго посмотрела на брата. — Ты мне чуть на ногу не наступил!

— Извини, — пробормотал Ваня, залезая на стул рядом с бабушкой.

Бабушка Вера вытерла ему руки салфеткой и положила на тарелку пирожок.

— Кушай, только аккуратно, не обожгись. Горячий.

Макс сидел рядом со мной, ел молча, но я чувствовала, что он краем глаза следит за мной. Наверное, боялся, что я сейчас сорвусь и убегу. Честно говоря, я и сама этого боялась.

— Макс, налей Лизе вина, — Оля протянула бутылку через стол. — Или ты предпочитаешь что-то другое, Лиза? У нас есть сок, вода, компот...

— Вино хорошо, спасибо, — нелепо ответила я.

Макс взял бутылку и налил мне напиток в бокал — не до краев, в меру. Потом налил себе и поставил бутылку обратно на стол.

— За что будем пить? — дедушка Володя поднял свою рюмку.

— За Новый год! — предложила Маша, подбегая к столу с куклой в руках.

— За Новый год! — подхватили все.

Мы чокнулись, и я отпила глоток вина. Оно было терпким, с легкой кислинкой, согревало изнутри.

— Так, Лиза, рассказывай, — Оля оперлась локтями о стол и посмотрела на меня с неприкрытым любопытством. — Откуда ты? Чем занимаешься?

Я замерла с бокалом на полпути ко рту.

Вопросы. Начались вопросы.

— Я... из Москвы, — сказала неопределенно. — Работаю в офисе, бухгалтером.

— О, ответственная работа, — кивнул Денис, разрезая мясо на тарелке. — С цифрами надо дружить.

— Да, надо, — я попыталась улыбнуться.

В этот момент дедушка встал из-за стола и направился к шкафу в углу гостиной. Он достал оттуда гитару — старую, потертую, с выцветшими наклейками на корпусе.

— Володь, не начинай, — засмеялась бабушка. — Мы же еще не доели.

— А что, нельзя под музыку? — дедушка устроился обратно на диване, положил гитару на колени и провел пальцами по струнам. Звук был чистым, настроенным.

Он заиграл что-то медленное, мелодичное. Не новогоднюю песню — что-то старое, советское, которое я слышала в детстве, но не помнила названия.

— Папа всегда так, — тихо сказал Макс, наклонившись ко мне. — Как только за стол сядет, сразу за гитару хватается.

— Красиво играет, — ответила я, и это было правдой.

Дедушка играл и напевал вполголоса, а бабушка подпевала ему, улыбаясь. Маша села на ковер рядом с ними и слушала, обняв куклу.

— А семья? — не унималась Оля, передавая через стол тарелку с горячим. — Родители, братья, сестры?

Струна внутри натянулась сильнее.

— Мама, — ответила я коротко. — Живет в Москве.

— А папа?

— Оль, не приставай, — одернул ее Денис, вытирая рот салфеткой, но Оля отмахнулась.

— Я просто интересуюсь! Лиза, извини, если что не то спросила.

— Все нормально, — сглотнула я. — Папы нет. Он ушел, когда мне было три года.

Повисла неловкая пауза, которую разорвал детский смех. Артем с Ваней столкнулись головами, бегая вокруг елки, и теперь сидели на полу, потирая лбы и хихикая.

— Мальчики, аккуратнее! — крикнула Оля, но улыбалась.

— Ой, прости, милая, — бабушка Вера снова погладила меня по руке. — Бывает. Главное, что мама рядом.

— Да, — кивнула я, глядя в тарелку.

Макс подался вперед и переменил тему:

— Оль, а где Маша научилась так быстро бегать? Я бы ее еле догнал.

Оля оживилась и начала рассказывать про спортивную секцию, куда записала дочь. Денис встал из-за стола и пошел на кухню, вернулся с горячей сковородкой, на которой шипело мясо.

— Кто хочет свежего шашлыка? — объявил он.

— Я! — закричали дети хором.

— По очереди, по очереди, — Денис начал раскладывать мясо по тарелкам.

Я выдохнула с облегчением — внимание переключилось. Макс бросил на меня быстрый взгляд, и я поняла, что он специально отвлек сестру. Благодарность теплой волной разлилась в груди.

— А ты, Макс, все работаешь в Москве? — спросил дедушка Володя, откладывая гитару в сторону. — Или уже надумал вернуться?

Глава 11

Тишина.

Я смотрела на нее и не знала, что сказать. Формально я была замужем — мы с Андреем не развелись. Но он улетел с любовницей, сказал, что любит другую, что мы давно не пара.

Замужем ли я?

Нет. Не замужем. Уже нет.

— Нет, — сказала я, и мой голос прозвучал тихо, но твердо. — Не замужем.

Оля кивнула, явно довольная ответом.

— Ну и хорошо. Значит, свободна. Макс еще не до конца занял?

Макс поперхнулся чаем и начал кашлять. Денис хлопнул его по спине, смеясь.

— Оля, ты хоть немного аккуратнее, — сказал Макс, отдышавшись.

— Что? — невинно спросила Оля. — Я просто констатирую факт.

Я опустила взгляд в тарелку, чувствуя, как щеки горят.

Дети вернулись к столу, требуя десерт, и внимание снова переключилось. Бабушка начала доставать из холодильника торт, Оля побежала за тарелками, дедушка разливал всем чай или кофе.

Я сидела и смотрела на все это, и внутри что-то тихо ломалось.

Почему у меня такого никогда не было?

Почему я никогда не сидела за таким столом, в окружении такой семьи, где все шумят, смеются, где пахнет едой и теплом?

Почему я девять лет прожила с человеком, который никогда не приглашал меня к своим родителям на праздники? Который говорил, что семейные сборища — это скучно и бесполезно?

Почему я думала, что так и должно быть?

— Лиза, вы плачете? — тихо спросил Макс, и я вздрогнула.

Подняла руку к лицу и почувствовала влагу на щеках.

Я плакала.

Молча, не рыдала, не всхлипывала — просто слезы текли сами по себе.

Я быстро вытерла их рукавом, но было уже поздно. Макс видел. И бабушка Вера видела, потому что она тут же оказалась рядом, обнимая меня за плечи.

— Милая, что случилось? — Она прижала меня к себе, и я почувствовала запах ее духов — что-то цветочное, старомодное. — Тебе плохо? Ты заболела?

— Нет, — я покачала головой, пытаясь взять себя в руки. — Извините, просто... просто устала. Длинный день.

Бабушка погладила меня по волосам, и от этого жеста стало еще хуже. Я не помнила, когда в последний раз кто-то меня так утешал. Мама пыталась, но она всегда была сдержанной, не очень эмоциональной.

— Может, тебе прилечь? — предложила бабушка. — Оля, покажи девочке комнату.

— Нет, нет, — я быстро вытерла лицо и попыталась улыбнуться. — Все хорошо, правда. Просто... немного эмоций. Извините.

Оля подошла и присела рядом, положив руку мне на плечо.

— Лиз, если что-то случилось, ты можешь рассказать. Мы не чужие.

Но вы чужие, хотела сказать я. Вы совершенно чужие люди, я знаю вас два часа.

Но почему-то я не хотела это говорить. Потому что они не чувствовались чужими. Они чувствовались... как семья.

— Спасибо, — прошептала я. — Но все действительно хорошо.

Оля кивнула, но было видно, что она не очень верит.

Макс наклонился ко мне и тихо сказал:

— Хотите выйти на воздух? Подышать?

Я кивнула.

Мы встали из-за стола, и Оля сразу спросила:

— Вы куда?

— На крыльцо, — ответил Макс. — Воздуха глотнуть.

— Только не застудитесь, — забеспокоилась бабушка. — И не уходите далеко!

Мы вышли через ту же дверь, через которую вошли. Холод снова ударил в лицо, но на этот раз я была ему даже рада — он отрезвлял, прогонял туман из головы.

Макс закрыл дверь за нами, и мы остались на крыльце вдвоем. Снег все еще падал тихо и мягко, гирлянды мигали над нашими головами.

Я прислонилась спиной к перилам и выдохнула, пар вырвался изо рта белым облачком.

— Извините, — сказала я. — Не хотела устраивать сцену.

— Вы не устраивали сцену, — Макс стоял рядом, засунув руки в карманы джинсов. — Просто расстроились. Это нормально.

— Они подумали, что я какая-то странная.

— Нет, — покачал он головой. — Они подумали, что у вас что-то случилось. И они правы.

Я посмотрела на него.

Он глядел на меня спокойно, без осуждения, просто ждал.

И я вдруг поняла, что хочу рассказать, хочу выговориться хоть кому-то, хоть этому незнакомому человеку, который почему-то оказался добрее, чем мой муж за девять лет.

— Мой муж ушел, — сказала я тихо, глядя в темноту. — Сегодня. Несколько часов назад.

Макс молчал, но я чувствовала, что он слушает.

— Я пришла домой и застала его с любовницей, — продолжила я, и мой голос дрожал. — Они собирали вещи, улетали в Дубай встречать Новый год. Он сказал, что мы давно не пара. И ушел.

Я замолчала, сглатывая комок в горле.

— Девять лет, — прошептала я. — Мы были вместе девять лет. Я вышла за него в восемнадцать, он был моим первым, единственным. Я думала, что навсегда.

Слезы снова полились, и я не сдерживала их — просто плакала, стоя на крыльце чужого дома, а снег падал на волосы, на плечи.

Макс шагнул ближе и обнял меня — просто обнял, не говоря ни слова. Я уткнулась лицом ему в плечо и плакала, а он стоял, держа меня, и не отпускал.

Я не знаю, сколько прошло времени — может, минута, может, пять.

Наконец я отстранилась, вытирая лицо рукавами.

— Извините, — сказала я хрипло. — Я вас совсем замучила.

— Перестаньте извиняться, — он покачал головой. — Вы имеете право плакать, имеете право злиться. Он поступил как сволочь.

Я всхлипнула и неожиданно для себя засмеялась.

— Да. Он сволочь.

— Еще бы, — кивнул Макс. — И он не заслуживает ваших слез.

Я посмотрела на него — на его лицо, серьезное, но теплое, на глаза, в которых не было жалости, только понимание.

— Спасибо, — сказала я. — За то, что привезли сюда, за то, что не бросили.

— Не за что, — он пожал плечами. — Просто не мог оставить вас одну в новогоднюю ночь на парковке. Это было бы неправильно.

Я улыбнулась, и на этот раз улыбка была настоящей.

— Вы хороший человек, Макс.

Он усмехнулся.

— Я стараюсь.

Мы постояли еще немного в тишине, потом он спросил:

— Готовы вернуться? Или еще постоим?

Глава 12

Мы вернулись к столу, и я снова села на свое место рядом с Максом. Бабушка Вера тут же подвинула ко мне тарелку с тортом — огромный кусок, политый шоколадной глазурью, с кремовыми розочками.

— Ешь, милая, — сказала она. — Сладкое помогает от грусти.

Я взяла вилку и попробовала. Торт был домашним, влажным, с прослойкой из вишневого джема. Вкусно, очень вкусно.

— Мамуль, ты как всегда превзошла себя, — Макс уже уплетал свой кусок. — Лучший торт в мире.

— Ой, Максимка, льстец ты, — засмеялась бабушка, но было видно, что ей приятно.

Дети тоже получили по куску торта и теперь сидели, измазавшись кремом по самые уши. Маша пыталась есть аккуратно, но у нее все равно шоколад размазался по щеке. Мальчишки вообще не церемонились — Ваня, самый младший, ел руками, размазывая крем по всему лицу и столу.

Оля вытирала его салфеткой, приговаривая:

— Ванюша, ну сколько можно! Ложкой ешь, ложкой!

— Не хочу ложкой! — заявил Ваня и снова запустил руку в тарелку.

Все засмеялись.

Я смотрела на этот хаос и улыбалась по-настоящему, впервые за весь этот ужасный день.

Когда торт был съеден, а дети начали снова носиться по комнате, дедушка Володя посмотрел на часы и громко объявил:

— Так, народ! Половина десятого! Если мы хотим успеть на каток до полуночи, пора собираться!

— На каток?! — завизжала Маша. — Мы на каток?!

— Да, на каток, — подтвердила Оля. — Как каждый год. Дети, одеваемся!

Маша и Артем побежали к выходу, крича от восторга. Ваня попытался побежать за ними, но споткнулся о собственные ноги и упал, заревел. Денис подхватил его и поднял на руки.

— Ну что ты, медвежонок, — засмеялся он. — Не плачь, пошли одеваться, на каток поедем.

Оля обернулась ко мне:

— Лиза, ты с нами, да? Коньки есть, размер подберем. У меня несколько пар, я постоянно катаюсь.

Я замялась.

— Я... я не умею кататься. Вообще. Ни разу не стояла на коньках.

— И что? — Оля пожала плечами. — Научим! Макс мастер, он тебя за пять минут на них поставит. Правда, Макс?

Макс кивнул.

— Легко. Главное, не бояться падать.

— Я как раз боюсь падать, — призналась я.

— Ничего, я буду рядом, — он улыбнулся. — Не дам упасть.

От этих слов что-то теплое разлилось в груди, и я кивнула.

— Хорошо. Попробую.

— Вот и отлично! — Оля вскочила. — Пошли, подберем тебе коньки. У меня в кладовке целый арсенал.

Она потащила меня в коридор, потом по лестнице на второй этаж. Дом изнутри был уютным — деревянные полы, ковры, на стенах фотографии и детские рисунки. Пахло деревом и чем-то сладким, наверное, от ароматических свечей.

Оля открыла дверь в небольшую комнату, заставленную коробками, лыжами, санками и прочим спортивным инвентарем.

— Вот, — она начала рыться в коробках. — Где-то тут были... Ага, вот!

Она вытащила коробку с коньками и открыла.

— Какой у тебя размер?

— Тридцать седьмой.

— О, идеально! — Оля достала белые фигурные коньки. — Это мои старые, но они в отличном состоянии. Я в них давно не каталась, перешла на хоккейные. Примерь.

Я взяла коньки — они были легкими, с мягкой внутренней частью. Красивые.

— Спасибо, — сказала я. — Вы очень добры.

Оля махнула рукой.

— Да брось. Мы же теперь почти родственники.

Я моргнула.

— Что?

— Ну, ты с Максом, — она подмигнула. — Я вижу, как он на тебя смотрит.

Я покраснела.

— Мы не... мы только познакомились сегодня.

— И что? — Оля села на коробку и посмотрела на меня серьезно. — Лиза, я не знаю, что у тебя случилось. Но я вижу, что тебе плохо. И я вижу, что Макс хочет помочь. Он хороший, очень хороший. И он одинок уже три года, с тех пор как расстался с предыдущей девушкой.

Я слушала, не зная, что сказать.

— Он не из тех, кто приводит домой первую встречную, — продолжила Оля. — Если он привез тебя сюда, значит, ты ему не безразлична. Просто... дай ему шанс. И себе дай шанс.

Я сглотнула.

— Я не знаю, готова ли я. У меня все так сложно.

— А у кого просто? — Оля встала и положила руку мне на плечо. — Жизнь — это всегда сложно. Но иногда надо просто довериться и посмотреть, что будет.

Она сжала мое плечо и улыбнулась.

— А теперь пошли вниз. Надо собираться, а то дети уже наизнанку вывернутся от нетерпения.

Мы спустились вниз, в прихожей уже стоял полный хаос. Дети одевались, путаясь в куртках и шарфах. Бабушка с дедушкой тоже собирались.

— Мамуль, ты точно поедешь? — спросил Макс, помогая дедушке натянуть валенки.

— Конечно! — бабушка повязывала платок. — Я каждый год катаюсь! Или ты думаешь, я старая?

— Нет-нет, — засмеялся Макс. — Ты самая молодая из нас.

— Вот именно!

Денис нес к машине огромную сумку с термосами.

— Оль, ты точно весь чай из дома забрала? — крикнул он.

— Не весь, только три термоса! — откликнулась Оля. — И взяла печенье. И бутерброды. Мало ли, проголодаемся.

Я стояла в сторонке, держа коньки Оли, и смотрела на всю эту суматоху. Это было безумие — веселое, теплое безумие.

Макс подошел ко мне, уже одетый в куртку и шапку.

— Готовы к приключениям? — спросил он с улыбкой.

— Не уверена, — призналась я. — Но пойду.

— Вот и правильно.

Он помог мне надеть куртку, и мы вышли на улицу. Снег все еще падал, но не так сильно. Во дворе стояли две машины — внедорожник Макса и минивэн Дениса.

Детей и бабушку с дедушкой загрузили в минивэн, Оля села за руль.

— Макс, вы с Лизой езжайте на своей, — крикнула она. — Мы там встретимся!

Макс кивнул, и мы сели в его машину. Он завел двигатель, включил печку и музыку — из колонок полилась спокойная мелодия, что-то инди, приятное.

Мы выехали со двора следом за минивэном.

— Каток в центре района, — сказал Макс. — Минут десять езды. Там всегда много народу в Новый год, но весело.

— А вы каждый год туда ездите? — спросила я.

Глава 13

Мы подошли к катку, и я остановилась у самого бортика, глядя на лед. Он был гладким, блестящим, отражал разноцветные огни гирлянд, превращая поверхность в мозаику из красных, зеленых и синих бликов. Люди скользили по нему легко и непринужденно — кто-то быстро, почти танцуя под музыку, кто-то медленно, держась за руки и смеясь. Дети носились стайками, падали с визгом, вскакивали и снова мчались, обгоняя друг друга. Музыка играла громко — какая-то веселая песня про снег и чудеса.

А я стояла и понимала, что сейчас мне предстоит выйти туда, на этот лед, на коньках, которые я никогда в жизни не надевала.

— Ну что, садись, надевай, — Макс поставил рядом со мной коробку с коньками Оли и сам начал доставать свои — те самые, сорок третьего размера, которые я отдала ему в магазине. Новенькие, еще в заводской упаковке. Он разорвал пленку, вытащил коньки и повертел их в руках, осматривая лезвия.

Я заметила, как он легко перешел на «ты», будто перешагнул какую-то черту. Села на скамейку у бортика. Рядом уже сидели Оля с детьми, все зашнуровывали коньки. Маша справилась первой и тут же вскочила на лед, крича:

— Я первая! Я первая!

Артем пытался завязать шнурки сам, но пальцы путались в узлах, и он сопел от усилия. Оля помогала Ване, который вертелся и норовил сбежать к елке, что стояла в двух метрах от катка.

Я достала коньки из коробки и посмотрела на них — белые, изящные, с острыми блестящими лезвиями. Попыталась засунуть в них ногу, но коньки оказались жесткими, кожа не поддавалась.

— Сильнее толкай, — посоветовал Макс, уже надевший свои и начавший затягивать шнурки. — Они всегда тугие, если давно не носили. Кожа задубела.

Я приложила больше усилия, и нога наконец проскользнула внутрь. Холодно, жестко, неудобно — ощущение, будто ногу засунули в тиски.

Я натянула второй конек, пошевелила пальцами — тесно, но терпимо. Взялась за шнурки, но они оказались длинными и скользкими, путались в пальцах. Я завязала как-то криво, не туго, лишь бы держалось.

— Дай-ка я, — Макс присел передо мной на корточки и покачал головой. — Так нельзя, слабо затянешь — нога будет болтаться, упадешь на первом же шаге.

Он взял мою ногу, бережно положил себе на колено и начал расшнуровывать мою кривую работу, потом затягивать заново — сильно, туго, методично, снизу вверх. Я сидела и смотрела на его руки, большие и уверенные, на его лицо, сосредоточенное, брови чуть нахмурены. Он был близко, очень близко — запах его одеколона смешивался с морозным воздухом. Я чувствовала тепло, исходящее от него, несмотря на холод.

— Не слишком туго? — спросил он, подняв глаза, и я вдруг осознала, что смотрела на него, не отрываясь.

Я встретилась с его взглядом и на секунду забыла, о чем он спросил. Серые глаза, серьезные, внимательные.

— Что? — выдохнула я.

— Коньки. Не давят? — в уголках его губ мелькнула улыбка.

— А... нет. Нормально.

Он кивнул и принялся за второй конек, затянул так же туго, завязал на два узла и похлопал меня по щиколотке.

— Готово. Теперь попробуй встать.

Я оперлась руками о скамейку и попыталась подняться. Коньки тут же поехали в разные стороны по асфальту с противным царапающим звуком, и я взвизгнула, хватаясь за бортик обеими руками.

— Спокойно, спокойно, — Макс подхватил меня за локоть, удерживая. — Здесь еще асфальт, лезвия цепляются. На льду будет легче, там они скользят ровно.

— Легче?! — я уставилась на него. — Серьезно?

Он засмеялся, и смех был теплым, настоящим.

— Ну, чуть легче. Давай, держись за меня, дойдем до льда.

Я вцепилась в его руку обеими руками и мелкими неуверенными шажками, как пингвин, поковыляла к выходу на лед. Ноги были абсолютно непослушными, коньки казались чужими и тяжелыми, будто к ногам привязали гири. Я чувствовала себя полной идиоткой.

— Отлично, — подбадривал Макс, идя рядом задом наперед и придерживая меня. — Еще чуть-чуть, почти дошли.

Мы дошли до края катка, и я посмотрела вниз, на лед, на людей, скользящих мимо, и сердце ухнуло куда-то в пятки.

— Я не могу, — выдохнула я. — Серьезно, это плохая идея. Очень плохая.

— Отличная идея, — возразил Макс, не выпуская моей руки. — Давай, один шаг. Я держу крепко.

Он шагнул на лед первым, его коньки скользнули легко, естественно, тело сохранило равновесие без всяких усилий. Он умел кататься, это было видно по каждому движению.

— Твоя очередь, — он протянул мне вторую руку. — Давай, я не отпущу. Обещаю.

Я сглотнула, зажмурилась и шагнула.

Лезвие коснулось льда, и нога тут же уехала вперед, как будто ее кто-то дернул за веревку. Я взвизгнула, дернулась, пытаясь удержаться, но вторая нога тоже поехала в сторону, и я повисла на руках Макса всем весом.

— Ого, — выдохнул он, удерживая меня и пятясь назад, чтобы не упасть самому. — Ну ты даешь.

— Я же говорила! — я почти закричала, пытаясь найти хоть какое-то равновесие, но ноги продолжали разъезжаться в стороны, как у новорожденного жеребенка. — Я не умею! Вообще не умею!

— Ничего, научишься, — он подтянул меня ближе к себе, практически прижав к груди, и я уперлась руками ему в плечи. — Стой спокойно, не дергайся. Дыши. Ноги поставь на ширине плеч, вот так, да.

Он поставил мои ноги правильно, придерживая меня за талию, и я попыталась стоять. Получалось плохо — ноги дрожали, мышцы напряглись до боли, я держалась за него, как за последнюю надежду на спасение.

— Хорошо, молодец, — сказал он спокойно. — А теперь попробуй сделать шаг. Небольшой. Скользи ногой, не поднимай ее высоко. Как будто ты по полу метешь.

— Не могу, — я мотала головой, вцепившись в его куртку. — Упаду.

— Не упадешь, я же рядом, — в его голосе была такая уверенность, что хотелось поверить.

Я посмотрела на него — он улыбался спокойно и тепло, без тени насмешки. И почему-то мне захотелось попробовать.

Я попыталась сделать шаг, осторожно сдвинула правую ногу вперед. Она поехала слишком быстро, лезвие проскользнуло по льду, и я снова повисла на нем с коротким вскриком.

Глава 14

Мимо нас пронеслась Маша, лихо затормозив и обдав нас ледяной крошкой.

— Дядя Макс, тетя Лиза, смотрите, как я умею! — она развернулась на одной ноге и поехала задом наперед, размахивая руками для равновесия.

— Молодец, Машка! — крикнул Макс.

Я смотрела на восьмилетнюю девочку, которая каталась лучше, чем я когда-либо смогу, и мне стало смешно и грустно одновременно.

— Давай еще попробуем, — Макс развернул меня лицом к себе. — Держись за мои руки. Я буду ехать назад, ты — вперед. Повторяй за мной движения.

Я вцепилась в его руки так, что, наверное, оставила следы от ногтей даже через перчатки.

Он начал медленно скользить назад, и я поехала за ним — вернее, попыталась. Ноги разъезжались, я пыталась их контролировать, но они жили своей жизнью.

— Расслабься, — говорил Макс. — Не напрягайся так. Просто скользи.

— Легко сказать! — я попыталась сделать то, что он говорил, но в следующую секунду правая нога улетела вправо, левая — влево, и я с криком начала падать.

Макс дернул меня на себя, и я врезалась в него всем телом. Мы покачнулись, но он удержал равновесие, расставив ноги шире.

— Ого, — выдохнул он. — Ты тяжелее, чем кажешься.

— Спасибо за комплимент, — огрызнулась я, пытаясь отстраниться, но ноги снова поехали, и я снова навалилась на него.

Он засмеялся — искренне, громко, и смех эхом прокатился по катку.

— Извини, не то хотел сказать. Ты легкая, просто я не ожидал такого... импульса.

— Ага, конечно, — я попыталась встать прямо, но это было невозможно. Я держалась за него, он держал меня за талию, и мы стояли, прижавшись друг к другу посреди катка, пока вокруг нас кружились другие катающиеся.

Близко. Очень близко.

Я подняла взгляд и встретилась с его глазами. Он смотрел на меня, и в уголках губ играла улыбка.

Мы постояли так еще секунду, потом он осторожно отстранился, не выпуская меня полностью.

— Ладно, попробуем еще раз. Только теперь без паники, хорошо?

— Я не паниковала! — возмутилась я.

— Ты кричала так, будто тебя убивают.

— Потому что я думала, что меня сейчас убьет этот проклятый лед!

Он снова засмеялся, и я не удержалась — засмеялась тоже, и смех вышел легким, почти счастливым.

Мы попробовали еще раз, потом еще, и еще. Я падала — он подхватывал, я визжала — он смеялся, я цеплялась за него — он терпеливо ставил меня обратно на ноги, объясняя, куда ставить вес, как держать равновесие.

Где-то через полчаса я наконец смогла проехать несколько метров без падения — правда, держась за Макса обеими руками, но все же.

— Получается! — я обрадовалась, не веря собственным ногам. — Черт возьми, у меня получается!

— Говорил же, — он улыбался, и гордость в его глазах была настоящей. — Ты молодец.

Мы объехали половину катка — медленно, неуклюже с моей стороны, но я не падала. Я ехала, пусть и на его руках, но ехала.

Мимо промчался дедушка Володя, лихо вырезая восьмерки и подмигивая нам.

— Макс, твоя девушка уже научилась?! — крикнул он на ходу.

— Почти! — откликнулся Макс.

Я покраснела до ушей.

— Мы не...

— Знаю, — перебил он, чуть сжав мою руку. — Но им так удобнее думать. Не обращай внимания.

Мы доехали до края катка, где стояла скамейка, и я с облегчением ухватилась за бортик.

— Передышка? — предложил Макс.

— Боже, да, — выдохнула я. — Ноги уже не чувствую.

Мы сошли со льда и сели на скамейку. Оля тут же материализовалась рядом с огромным термосом.

— Как успехи? — спросила она, разливая горячий чай в пластиковые стаканчики.

— Я не умерла, — ответила я, принимая стаканчик и согревая об него замерзшие пальцы. — Это успех.

Оля засмеялась.

— Макс хороший учитель. Он Машу за один день научил кататься.

— У Маши талант, — я сделала глоток чая — горячо, сладко, с лимоном, идеально. — А у меня... ну, не талант.

— Зато упорство есть, — заметил Макс, сидя рядом и тоже потягивая чай. — Это важнее таланта.

Я посмотрела на него — он снял шапку, волосы растрепались, щеки красные от мороза, глаза блестят. Он выглядел живым, настоящим, счастливым.

— Спасибо, — сказала я тихо. — За... все. За то, что привез сюда, за то, что учишь, за то, что не смеешься надо мной.

— Я смеюсь, — возразил он с улыбкой.

— Ну, не злобно, — уточнила я. — По-доброму.

Он кивнул.

— Потому что ты смешная, когда пугаешься, и упорная, когда пытаешься. Мне нравится.

Что-то теплое разлилось в груди, и я отвернулась, делая вид, что пью чай и смотрю на каток.

На катке заиграла новая песня — медленная, романтическая. Пары начали кататься, взявшись за руки или обнявшись, скользя синхронно под музыку. Я смотрела на них и думала, что когда-то мечтала об этом — о том, чтобы кататься на катке с любимым человеком в новогоднюю ночь.

Но Андрей говорил, что это глупости.

— Хочешь еще попробовать? — спросил Макс. — Или устала?

Я посмотрела на часы на запястье — двадцать три тридцать. До Нового года оставалось полчаса.

— Еще немного, — решила я. — Хочу хоть раз проехать сама, без поддержки.

Он улыбнулся.

— Тогда пошли, научу.

Мы вернулись на лед, и он снова взял меня за руки.

— На этот раз попробуем по-другому, — сказал он. — Я буду рядом, но держаться будешь только одной рукой. Вторую убери на спину или в сторону, так научишься держать равновесие самостоятельно.

Я сглотнула.

— А если упаду?

— Не упадешь, — он сжал мою руку уверенно. — Обещаю. Я же рядом.

И мы поехали.

Я держалась за него одной рукой, вторую неловко убрала за спину, как он сказал. Было страшно, очень страшно, но я ехала.

Медленно, неуверенно, но ехала.

— Отлично! — подбадривал Макс, скользя рядом. — Видишь? Ты можешь!

Я улыбалась — широко, искренне. Ветер трепал волосы, снег падал на лицо холодными прикосновениями, музыка играла, и я ехала на коньках.

Глава 15

Мы катались еще минут десять, и я постепенно начала чувствовать лед — не в прямом смысле, в переносном. Я начала понимать, как нужно двигаться, как держать вес, куда наклоняться. Макс все время был рядом, держал меня за руку, подсказывал, подбадривал.

— Попробуй теперь совсем без меня, — предложил он. — Просто немного. Я буду рядом, но не буду держать.

Я посмотрела на него с ужасом.

— Ты серьезно?

— Абсолютно. Ты готова. Давай.

Он медленно разжал мою руку, и я осталась стоять на льду одна, совсем одна. Мои руки инстинктивно вытянулись в стороны для баланса, ноги дрожали.

— Дыши, — сказал Макс, медленно отъезжая назад. — Спокойно. Ты можешь.

Я сделала глубокий вдох, потом выдох. Сначала я посмотрела себе под ноги, потом подняла взгляд на него.

— Не смотри вниз, — поправил он. — Смотри на меня.

Я снова подняла взгляд. Он стоял в паре метров от меня, протянув руки, готовый в любой момент подхватить.

— А теперь поехали. Ко мне.

Я попыталась оттолкнуться — правая нога, левая, правая. Я ехала. Медленно, неуклюже, размахивая руками, как мельница, но я ехала.

— Да! — крикнул Макс. — Вот так! Еще немного!

Я проехала метр, два, три. Я почти добралась до него — и в последний момент потеряла равновесие.

Взмахнула руками, отчаянно пытаясь устоять, но ноги разъехались в стороны, и я полетела вперед с коротким вскриком.

Макс подхватил меня. Он сделал это так резко и крепко, что мы оба покачнулись, но все-таки устояли. Я уткнулась лицом ему в грудь, и мои руки сами обхватили его за шею.

Мы замерли.

Я слышала его дыхание — частое, горячее. Чувствовала, как его руки обнимают меня за талию, чувствовала его тепло, его запах — что-то свежее, хвойное, смешанное с морозным воздухом.

Я подняла голову. Наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.

— Ты... — начал он, и его голос был хриплым. — Ты почти проехала сама.

— Почти, — повторила я, не отрывая взгляда от его глаз.

Они были серые, теплые, и смотрели на меня так, как будто я была кем-то важным, нужным.

Музыка на катке внезапно стихла, и по всему катку, по всей площади разнеслось громкое объявление:

— Минута до Нового года!

Я вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась. Макс тоже не отпускал меня.

Вокруг люди начали собираться ближе к центру, к большой елке. Семьи, пары, дети — все готовились к курантам.

— Надо... — я замялась. — Надо к елке, наверное?

— Наверное, — согласился он, но его руки не разжимались.

Я не отстранялась.

— Тридцать секунд!

Люди начали считать хором, громко и радостно.

— Двадцать девять! Двадцать восемь! Двадцать семь!

Макс медленно провел рукой по моей спине, и я почувствовала, как что-то внутри меня сжалось.

— Лиза, — сказал он тихо, почти шепотом. — Можно я...