Измена. Привыкай, любимая!

1. 

Соня

— Я закончила пилинг, ваша кожа просто сияет, — сверху доносится мелодичный голос девушки-косметолога. — Приглашать коллегу? У вас ещё медовое обертывание.

Приятный запах эфирных масел и приглушенная релаксирующая музыка должны расслабить кого угодно, но я так истосковалась по мужу, что уже хочу уйти.

— Спасибо, от обертывания я откажусь, — отвечаю вежливо и сажусь на покрытой полотенцем кушетке, попутно прикрываясь простыней.

Мы с мужем собирались вместе понежиться в СПА. Он на массажном столе, а я — принять процедуры по уходу за кожей, но идти пришлось одной. Максим отказался в последний момент из-за важного звонка.

Весь этот час я лежала под умелыми руками девушки в белом халате и думала о том, что мы плохо поговорили перед тем, как я ушла сюда.

Девушка учтиво прощается и уходит, а я сползаю со стола и принимаюсь одеваться. До нашего коттеджа придется идти по морозной улице, так что в простыне добежать не вариант.

В голове крутятся дурацкие мысли. Наверное, не следовало повторять, что мы собирались пойти в СПА-комплекс вместе. В результате Макс только вспылил. Я понимаю, его работа важна, но он пахал с утра до ночи все три недели после медового месяца. Я предвкушала, что эти три новогодних дня мы проведем вместе.

Вообще поведение мужа сегодня мне показалось странным. Мы знаем друг друга почти год, и таким холодным я увидела его впервые.

Внутри тугой пружиной стягивается пугающая мысль, что на него так подействовала новость о ребенке, но он выглядел счастливым, когда я преподнесла ему тест с двумя полосками. Это был мой новогодний подарок. Мы весь медовый месяц не предохранялись, я была уверена, что он хочет этого ребенка.

Макс обнял и закружил меня прямо рядом со столиком в ресторане, когда узнал о ребенке. Глаза искрились счастьем! И улыбка, та самая, за которую я в него влюбилась. А спустя день — холодный и скупой даже на обычные прикосновения.

Я покидаю этот шикарный СПА-комплекс, борясь с подспудной тревогой. Новогодние украшения и роскошный интерьер давят. Убеждаю себя, что мне не с чего так беспокоиться. Мы с Максом женаты всего два месяца, даже чуть меньше, за такое время чувства точно не успевают остыть. Наверное, все дело в работе. Его там рассердили, а он сорвался на меня. И почему это должно меня так угнетать? Обычная размолвка, чего ни бывает в жизни? Но сердце ноет так, будто между нами внезапно образовалась трещина.

У дверей на улицу меня дожидается отправленный в сопровождение охранник Денис.

— Вы рано, София Дмитриевна, — произносит он, но почтительно кивает и открывает мне дверь.

Не понимаю, зачем было посылать его со мной? База отдыха «Снеговик» — местечко не из дешевых. Премиальный сегмент. Тут совершенно безопасно, вся территория охраняется. Да и отдыхающих собралось очень много, все — обеспеченные, уважаемые люди.

Выхожу на улицу и вдыхаю морозную свежесть. Белый сухой снежок поблескивает в свете фонарей искрящимся ковром. Повсюду елки, искусно созданные и идеально подсвеченные снеговики. Атмосфера волшебства.

Плотнее запахиваю шерстяное пальто и аккуратно ступаю по расчищенной дорожке базы. Денис вежливо берет меня под локоть.

Вокруг красота, огни, гирлянды, на центральной а-ля площади играет задорная рождественская музыка. Новогоднее празднование прошло два дня назад, а ощущение праздника сохраняется. Но только не у меня в душе. Я и сама не знаю, почему так разневничалась.

Наверное, я просто раздуваю из мухи слона. Беременность и внезапное изменение поведения мужа наложились друг на друга. Сейчас я вернусь в коттедж, обниму Макса, вдохну его мужской немного грубый, но очень вкусный аромат, почувствую тепло сильных рук и ласковых пальцев, загляну в красивые темно-карие глаза, которые всегда смотрят серьезно и внимательно, а он меня обнимет, прижмет к мощной груди, защитит от всех тревог и скажет: «Ну и чего ты себе надумала, глупенькая?» И мои страхи тут же растают.

Денис уверенно провожает меня по территории базы до площади, а потом останавливается.

— София Дмитриевна, вы в ресторан заглянуть не хотите? — он указывает на главное здание базы, в котором, собственно, происходило празднование Нового года. — Может, перекусите? Чаю попьете? Или глинтвейна? Отлично расслабляет после СПА.

Хочется спросить у него, какой глинтвейн, к черту, но он не в курсе того, что я в положении. А в груди ёкает еще сильнее. По другой причине. Денис никогда не был так многословен. И сейчас эта его активность выглядит как желание не дать мне вернуться в коттедж. Страхи взвиваются в душе вьюгой, и по спине ползут ледяные мурашки.

— Я не напряжена, Денис, — отвечаю сдержанно. — И хочу вернуться в наш коттедж.

Денис лишь вздыхает, но мы продолжаем путь под одной из широких аллей, пока вдали не показывается наш с мужем домик под номером семнадцать.

— А на каток прогуляться не хотите, София Дмитриевна? — снова Денис с дурацким предложением!

— Нет, Денис, я устала, — не пускаю гнев в голос, а душу заполняет тревога.

Сердце пускается вскачь.

— Проводите меня к дому, — добавляю твердо. — Или я сама дойду.

Мне хочется рвануть к коттеджу со всех ног и убедиться, что мои страхи надуманы. Ну по какой причине муж может желать остаться наедине? Мало ли причин? Может, ему надо провести переговоры, не предназначенные для моих ушей? Или просто уединиться захотелось?

Пытаюсь думать эти мысли, но душа не верит ни в одну. Всё кажется бредом. Поэтому я просто напоминаю себе, что муж меня любит. Его влюбленные глаза во время медового месяца, безудержная страсть, бескрайняя нежность…

Денис доводит меня до коттеджа и молча ждет, пока я зайду. Уже не пытается остановить, но выглядит немного виновато. Моя тревога достигает апогея. Я просто должна войти и убедиться, что я себя накрутила.

Вуживаю ключ-карту из кармана пальто, прикладываю к считывателю и тихо открываю себе путь. А в следующее мгновение замираю, слыша голос мужа из-за приоткрытой двери в спальню:

2.

Соня

Я вздрагиваю так, что едва не падаю. От макушки по всему телу стекает волна ледяного жара. Я ведь не ослышалась.

В душе поднимается ледяной буран. Меня бросает в дрожь, дыхание спирает. Да ну нет! Ну бред! Как такое возможно? Мы же только поженились!

Тело не подчиняется мозгу. Только инстинктам. Несколько порывистых шагов — и я в спальне этого домика. Под приятный треск в камине, в отблесках огня и мягком свете торшера я вижу… двоих. Муж сидит с краю кровати, одной рукой опираясь о матрас, а другой держа за волосы полностью голую белобрысую девицу.

Когда я вбежала, она ритмично двигала головой, а потом застыла. И ещё пару мгновений пыталась выпрямиться, но рука Макса удерживала её натянутой на его член.

Его черный взгляд прожигает меня насквозь, а я хватаю ртом воздух, даже не в силах ничего сказать. Мой любимый, мой красивый, мой самый лучший муж… развлекается с другой, отправив меня на СПА-процедуры. Это осознание невероятно болезненно вворачивается в воспаленный мозг.

В глазах застывают слезы. Отчаяние захлестывает леденящей волной. А муж, так и держа за волосы, отводит от себя голову девицы и отпускает её шевелюру.

— Убирайся, — бросает ей грубо. — Деньги уже на карте.

У меня от его… наглости рот открывается и округляется. Чувствую себя выброшенной на берег рыбой. Мозг отказывается верить в то, что видят глаза. Как это вообще возможно?! Что за лютый сюр? Дрожь бьет тело, я не могу сдвинуться с места. Смотрю только на Макса.

Он продолжает буравить меня мрачным взглядом ещё несколько тягучих, как клей, мгноввений, а потом встает и спокойно надевает боксеры и брюки. Затем возвращает мне свой тяжелое, как гиря, внимание.

Внутри разливается такая горечь, что, кажется, прожжет дыру наружу. Как он мог нанять проститутку, когда есть я? Когда я буквально позавчера сказала ему, что у нас будет ребенок? Почему нужно было предавать меня?

Мозг клинит. Это вопросы без ответа. А за грудиной невероятно саднит, будто воткнули сосульку. Промозглый холод забирается под кожу. В комнате жарко, трещит камин, а я вся продрогла до костей.

Мы играем в болезненные гляделки ещё какое-то время, пока я не выдерживаю. Лицо против воли кривится от слез. Не хочу, чтобы он видел. Разворачиваюсь и иду в прихожую. Не могу находиться с ним в одном доме. Не знаю, куда пойду, но точно хочу уйти!

Я хватаю пальцами дверную ручку, готовая вырваться наружу, когда за спиной раздаётся его низкий, холодный голос:

— София, успокойся.

Я замираю. Не могу поверить, что он говорит это так спокойно, будто всё, что только что произошло, не имеет никакого значения. Его тяжёлые шаги раздаются за спиной, и в следующее мгновение он оказывается передо мной, закрывая дверь своим телом. Скольжу взглядом по голому торсу, поднимаясь к холодным глазам.

— Ты слишком драматизируешь, — тон Макса остаётся ровным, даже немного раздражённым. — Для тебя ничего не изменилось.

В груди всё горит от его слов.

— Как? Как не изменилось?! — мой голос срывается, а слёзы обжигают глаза. — Ты предал меня, Макс! Предал нас… семью!

Его взгляд по-прежнему холоден, на лице маска спокойствия, будто он пытается унять истеричного ребёнка.

— Семья никуда не делась, — чётко и уверенно произносит Макс. — Мы остаёмся семьёй. Ты моя жена, мать моего будущего ребёнка. Ты ни в чём не будешь нуждаться. Я всё это обеспечу. Но сейчас, София, — он делает шаг ближе, его голос становится чуть более жёстким, — тебе нужно перестать истерить.

Меня как пыльным мешком по голове бьет. Ошарашенно моргаю и смотрю на него, но не могу понять: как человек, в которого я влюбилась, может говорить такое?

— Ты… даже не чувствуешь вины? — шепчу я, едва сдерживая дрожь в голосе.

Он смотрит на меня чуть более мягко, с тенью сожаления.

— София, это ничего не значит, — говорит он спокойно, но с нажимом. — Ничего. Это просто... разрядка. Ты должна это понять.

Мой мир сейчас рушиться с грохотом. Слова Максима, его спокойствие, его уверенность — всё это растирает моё сердце в пыль. Для него это «просто разрядка», а для меня — конец всему, во что я верила.

— Как ты можешь так говорить? — едва слышно спрашиваю я.

— Потому что я люблю тебя, — его слова звучат так, будто это очевидная истина. — Я выбрал тебя своей женой. Ты — моя семья. А это… ничего не значит.

— Для тебя не значит, — повторяю я, слёзы уже во всю текут по щекам.

Его лицо на мгновение становится жёстче, но он тут же берёт себя в руки.

— Ты будешь жить со мной, как жила, — продолжает Макс так, будто я всё уже должна была понять. — Тебе не нужно ни о чём думать. Я позабочусь о тебе и ребёнке. Наша семья останется неприкосновенной. Не надо сейчас устраивать драму на ровном месте.

Я не могу больше его слушать. Каждое его слово словно кувалдой ломает меня изнутри. Я отворачиваюсь, чтобы не видеть его, не слышать этот холодный, расчётливый голос. Мой мир превращается в руины, в пепелище. А Макс даже не видит этого. Или не хочет видеть.

— Знаешь, что я думаю, — будто с новой ноты начинает он. — Мы прямо сейчас отправимся домой. Здесь все чужое и, если честно, я уже заскучал. Дома я положу тебя в теплую ванную, помою с твоим любимым гелем для душа, сделаю тебе хорошо, и ты забудешь всё это как страшный сон.

Я не узнаю того Максима, который ухаживал за мной, обещал меня любить в болезни и здравии, был внимательным и чутким. Сейчас передо мной машина, компьютер, холодное изваяние. Подобие человека! С таким нельзя строить семью. Но я отлично понимаю, что сейчас меня никто не отпустит. Мне придется подыграть ему, чтобы уйти. Нужно сделать это тихо и технично. Аккуратно.

— Да, — выдыхаю, вытирая слезы. — Поехали домой.

Визуалы героев

Максим Евгеньевич Орлов

39 лет, — талантливый стратег, выпускник МГИМО и обладатель степени MBA из одной из лучших бизнес-школ мира. Владелец международного консалтингового агентства. Спасает корпорации на грани краха, превращая их в успешные активы благодаря жёстким и безупречно продуманным методам.
Максим — хладнокровный лидер, привыкший контролировать всё вокруг, от бизнеса до личной жизни. Властный, манипулятивный и харизматичный, он видит людей как инструменты, но умеет очаровывать, чтобы добиваться своего.

София Дмитриевна Орлова (Сергеева)

23 года — выпускница факультета истории искусства Санкт-Петербургского университета, искусствовед и куратор выставок. Работала в частной галерее «Авангард», где занималась популяризацией современных художников. Искренняя, эмоциональная и мечтательная, она верит в любовь и красоту во всех её проявлениях. София выделяется своей добротой, умением находить прекрасное в мелочах и нежеланием мириться с несправедливостью.

3.

Максим

Сборы проходят быстро и спокойно — насколько это вообще возможно в сложившейся ситуации. Я делаю пару звонков, и через несколько минут в домик заходят охранники. Приказываю им собрать наши вещи, а сам прогуливаюсь до небольшой собственной кухни и выпиваю стакан воды.

Денис с Павлом быстро и бесшумно вынимают Сонину одежды из шкафа, аккуратно укладывают в чемодан. Может, это не совсем их работа, но они не решатся мне перечить.

Соня же, как опустилась на кровать после нашего эмоционального разговора, так и сидит. Плечи сгорблены, тусклый взгляд направлен в одну точку.

Я ловлю себя на мысли, что её состояние меня раздражает… и немного расстраивает. Мне нравится видеть её улыбку с небольшими ямочками на щеках — она излучает свет и радость, когда улыбается. А теперь, боюсь, я не скоро этого дождусь от неё.

Бесит. Соня очень драматизирует. Я лишь частично понимаю её обиду. Скорее, отдаю дань её собственничеству, но ей придется засунуть его куда подальше. Чёрт возьми, всё не так страшно. Секс с проституткой? И какой секс? Снежана даже не успела к этому перейти. Я только распалился, поставил эту суку на колени, и тут ворвалась Соня и разыграла спектакль.

«Тебе нужно успокоиться», — хочется сказать ей снова.

Сдерживаюсь. Я уже объяснил всё как есть: для меня это ничего не значит. Ни секс, ни тем более минет у проститутки. Это физика, мне нравятся другие женские тела, но это же не означает, что я не хочу провести остаток дней со своей Соней! Она моя жена и должна принять, что в моей жизни всегда будут Снежаны или Инессы, или Кати-Маши-Глаши, которые за деньги подставят мне свои дырки. Соня же всегда будет на пьедестале. Но вместо нормальной реакции мудрой женщины она устроила трагедию вселенского масштаба!

Ребята приступают к сбору моих вещей. Я взял с собой куда меньше шмотья, чем моя женушка, из крупного только костюм на Новогодний вечер. А он уже давно в чехле и в машине.

Я поднимаю с пола Сонино пальто и подхожу к ней.

— Давай, надевай, — говорю мягко, словно ребёнку.

Она не двигается. Даже не поворачивает ко мне безжизненное лицо без тени мысли.

Я сдерживаю раздражение и, как ни в чём не бывало, уверенными движениями сам впихиваю её руки в рукава. Соня не сопротивляется. От этого становится ещё неприятнее. Она выглядит так, будто я забрал её душу.

Надеваю джемпер и усаживаюсь рядом с ней. В душе возится неприятное досадливое чувство. Зря я это допустил. Можно было бы обойтись и без таких сцен. Но ничего, это пройдёт. Я все равно не дам ей уйти. Она нужна мне. Хотя я, конечно, без неё не умру. Я с некоторых пор обзавелся душевной черствостью, так легче управлять бизнесом. Просто не буду при ней трахать шлюх, и все будет путем.

Сейчас важно, чтобы она поменьше волновалась и нормально выносила ребенка. Это намертво привяжет её ко мне, и красивая жена с отличным публичным реноме навсегда останется рядом со мной бессменным талисманом на удачу.

Я впервые увидел её на светском вечере, где собирали деньги на избирательную кампанию нового губернатора, она сразила меня наповал. Среди всех женщин в кричащих нарядах, привыкших носить маски и отыгрывать роли, она выделялась своей настоящестью. Скромное голубое платье с открытыми плечами. Без вульгарного макияжа или трехэтажной прически, только естественность — лёгкий румянец на щеках и чуть завитые распущенные волосы. Она смеялась — искренне, звонко, заражая людей вокруг своим задорным смехом. В лучах света, который от неё исходил, хотелось искупаться. А потом, подойдя ближе, я почувствовал её аромат. В тот момент я просто залип. Мысли остановились.

Чистота. Именно это меня поразило в ней. Я видел сотни женщин, и все они вели себя одинаково — словно куклы с идеально прорисованными линиями лиц, на которых не отражалось ничего, кроме интереса к моим деньгам и положению. А София была живой и на меня не обращала никакого внимания.

Я сразу решил, что она будет моей женой и матерью моего наследника. Станет моим талисманом, частью моего успеха. Я тогда ещё подумал: наследник с такими глазами и её ангельской улыбкой станет лучшим символом моей фамилии.

Нет, рано или поздно Соня бы узнала о моей позиции относительно нашего брака. Мне следовало изначально повести себя иначе и просто купить её у пронырливого отца. Дмитрий Сергеевич с готовностью продал бы мне дочь и так. И без показушных ухаживаний, букетов и прогулок под луной. Тогда бы не было этой бесполезной романтики, и Соня не строила бы иллюзий.

Но я начал ухаживать за ней. По-настоящему, красиво, ярко. Хотел, чтобы все было правильно, чтобы таблоиды писали о нашем искрометном союзе. И пока они писали, девочка влюбилась по-настоящему и теперь будет выносить мне мозг. Но ничего. Я это переживу. И она переживет. Примет эти так называемые «измены» как данность. Я по определению не могу ей изменить. Изменить можно тому, кого любишь. Соня — лишь мой проект, отличная инвестиция в будущее. Придется ей снять розовые очки.

— Всё готово, Максим Евгеньевич, вещи уже в машине. — Денис стоит в дверях. — Павел отправился на стойку рецепции сдавать номер. Можно ехать. Подберем его по пути.

Я киваю и за плечо поднимаю Соню на ноги. Она податливо следует за мной, словно её здесь и нет. Будто моя «измена» высосала из неё жизнь. Смотрю на это скептически, если честно, но на всякий случай вызову жене врача. Пусть определит, все ли с ней в порядке. Я не позволю себя дурачить.

Три часа проносятся в полумолчании. Точнее, это Соня молчит, не отрывая глаз от дороги за окном. А я делаю звонки, отправляю письма и просматриваю финансовый отчёт. Работа никуда не делась. Внутри от Сониного вида скребется какой-то дискомфорт. Не тревога, а как неприятный осадок. Скажу врачу, чтобы подобрал ей успокоительные.

Телефон снова звонит — на экране высвечивается фото с подписью «Владислав Корнеев». Наш будущий губернатор. На этот звонок надо ответить. Это один из важнейших людей в моём стратегическом плане.

4.

Соня

Мой мир рухнул. Не треснул, не пошатнулся — рухнул в одно мгновение, как карточный домик. Я сижу на краю кровати, смотрю в одну точку и ничего не чувствую, кроме невероятной пустоты.

Максим ходит по комнате, отдаёт команды, и охранники слаженно упаковывают мои вещи, как будто это обыденная процедура. Наверное, для него это и правда обычное дело. Убрать, упаковать, вывезти. Всё под контролем. Он всегда все продумывал до мелочей, и раньше мне это казалось романтичным. А сейчас я понимаю, чем продиктована такая скрупулезность — авторитарной позицией как в бизнесе, так и в жизни.

Я не двигаюсь. Не могу. Макс кувалдой раскурочил всё, во что я верила. «Ты моя жена. Это ничего не значит». Его слова до сих пор звучат в ушах, догоняют и жалят раз за разом, как рой разъяренных пчел. Для него — «ничего». Для меня — наш союз, наша любовь была всем. Только любовь, похоже, лишь моя там и была.

Я могла бы, наверное, понять, если бы он вдруг соблазнился на кого-то случайно. Если бы был пьян, если бы эта женщина просто воспользовалась моментом. Но нет. Он хладнокровно вызвал проститутку. А до этого с таким же хладнокровием отправил меня в СПА. Он всё спланировал. Всё просчитал. Кроме моих чувств, которые вынудили меня вернуться раньше.

А ведь я загадала на Новый год любовь с ним. Ту, что до гроба. Любовь, которую не сломает ничто. Я верила в нас, верила в него, в эти сильные руки, в его серьёзные глаза, которые смотрели на меня с нежностью. Это было ложью? Или я просто не разглядела правду?

За грудиной снова растёт боль, глухая, удушающая, почти физическая. Как нож в сердце, который поворачивают ещё и ещё. Но я не покажу ему этого. Мне нужно просто уйти. Раз и навсегда. Через адвокатов развестись, родить вне брака и поставить в графу «отец» прочерк — то самое, чем является Макс на самом деле!

По дороге домой я смотрю в окно. На обочине то мелькают деревья, то простираются поля, иногда серыми пятнами всплывают дома в населенных пунктах, а я не вижу ничего, кроме собственного отражения на стекле. Пустого, бледного, неживого. Макс высосал меня досуха. Я не хочу смотреть на него, не хочу говорить с ним. Я даже одним воздухом с ним дышать не хочу!

Нужно сбежать. Эта мысль красным светится в голове, отрезвляет, даёт хоть какую-то цель. Я должна выбрать подходящий момент и ускользнуть. Вопрос в том, как. У Дениса приказ — следовать за мной неотступно, и он, как верный пес, будет выполнять его. Плевать! Плевать. Я найду способ. Я просто должна.

У Макса то и дело звонит телефон, я не вслушиваюсь. Он уже работает. Вот, что он любит на самом деле — свой бизнес, положение в обществе, карьеру, реноме. Но в какой-то момент слух улавливает то, чего не должен был:

— Павел, повезешь меня к Корнееву.

Выныриваю из мыслей. Вот так радость! Макс едет к своему хорошему знакомому и карманному политику — кандидату в губернаторы! Макс оставляет меня одну! Это сильно облегчит ситуацию.

На въезде в город мы тормозим, и Макс выходит из машины. Его фигура исчезает в другом внедорожнике. Происходит ещё одна рокировка — Павел меняет водителя другой машины. И мы с Максом разъезжаемся в разные стороны. В груди разливается слабое чувство облегчения. Он уехал. Теперь есть шанс.

Денис ведет машину дальше уже по улицам города. Нам на противоположную сторону. И по дороге будет много мест, где можно затеряться. Я продолжаю смотреть в окно, веду себя так же тихо. И иногда чувствую на себе взгляды Дениса в зеркало заднего вида. Он хладнокровно выполняет приказ. Надо извиниться перед ним мысленно. Ему влетит за то, что он меня упустит.

Наконец за окном показывается нужное мне здание в центре.

— Денис, — произношу я жалобно. — Мне нужно в туалет.

Он хмурится.

— Скоро будем дома. Потерпите.

— Нет, — говорю твёрже, добавляя в голос нотки раздражения. — Я не могу терпеть. Остановите у кафе. Вон того, на углу.

Он переводит взгляд на вывеску кафе «Бочка и чарка», которое я хорошо знаю ещё со студенческих времён.

— София Дмитриевна, это лишнее, — пытается он меня урезонить.

— Денис! — восклицаю я, как будто уже на грани. — Я серьёзно. Мне очень нужно!

Он сдаётся, бормочет что-то неразборчивое и сворачивает к кафе. Машина останавливается у входа. Оба охранника выходят первыми. Денис помогает мне выбраться из внедорожника.

Кафе выглядит уютно, запах кофе и выпечки встречает прямо с порога забивается в нос. Я уже все спланировала. Вход в уборные тут отгорожен небольшой полупрозрачной стеночкой, а рядом находится кухня. Сквозь неё можно попасть на другую сторону дома, где паркуются поставщики.

— Я вас подожду тут, — произносит Денис, останавливаясь у барной стойки. Он кивает официанту и делает вид, что расслабился, но я знаю — он следит за мной.

Я захожу за декоративный простенок и сразу ныряю в кухню. Толкаю дверь с надписью «Только для персонала».

Здесь жарко, влажно и остро пахнет всякой едой. На меня вдруг нападает тошнота.

— Вам сюда нельзя, — вздрагиваю, слыша сзади моложавый мужской голос.

Оборачиваюсь. Повар. Ну конечно.

— Мне очень нужно выйти, — срывающимся голосом отвечаю я, делая вид, что сейчас заплачу. Прикладываю ладонь ко рту. — Пожалуйста, мне нужно на воздух. В зале очень плохо пахнет.

— Здесь помещение для персонала! — Парень хмурится и преграждает дорогу. — Выйдите в зал, а оттуда на улицу! Через двери для посетителей!

Молитвенно складываю руки.

— Ну пожалуйста, мужчина, — слезы и правда собираются в глазах. Я слишком на взводе. — Пустите меня. Мне нужно на другую сторону дома.

То ли что-то в моем лице его обезоружило, то ли уговоры подействовали, но молодой мужчина в белом резко разворачивается и указывает в нужную сторону. Бегу к задней двери сквозь всю кухню и вскоре вырываюсь наружу. Попутно вынимаю из сумки телефон.

Морозный воздух ударяет в лицо, но это уже не имеет значения. Я свободна. На улице, дрожа от холода и нервного напряжения, вызываю такси.

5.

Соня

Такси плавно тормозит у особнячка родителей в пригороде. Здесь всё кажется уютным, привычным и родным — ворота, калитка, свет в окнах. Но сейчас я смотрю на дом, и он кажется мне чужим. Тёплые воспоминания не могут стереть того, что произошло за последние несколько часов.

— Приехали, — устало произносит водитель.

— Спасибо, — пытаюсь сказать ровно, но меня трясет от переполняющих эмоций.

Автоматизированный голос приложения громко объявляет: «Поездка будет оплачена картой».

Он кивает, и я выхожу, плотно запахивая пальто. Руки всё ещё дрожат. Ноги как макаронные, тяжелые и нетвердые, но я иду вперёд, шаг за шагом, пока не дохожу до калитки. Толкаю металлическую створку, слушая жалобный скрип петель, и направляюсь к дому. Дверной звонок дребезжит в морозной тишине, а я всё ещё не могу до конца осознать, что я здесь делаю.

Дверь открывается почти сразу, и на пороге появляется мама.

— Сонечка?! — её глаза округляются от удивления и тревоги. — Что случилось?

От её теплого родного голоса, который сейчас звучит взволнованно, у меня по щекам скатываются первые слезинки. Я больше не могу сдерживаться — бросаюсь в её объятия, плачу, цепляюсь за неё, как за единственный якорь в этом сломанном мире.

— Мам, Макс… он изменил мне! — выдавливаю сквозь всхлипы. — С проституткой, мама… Я не могу… не могу к нему вернуться!

— Ну-ну, тише, тише, — мама гладит меня по голове, прижимая к себе. — Идём. Пойдём в столовую, я тебе чаю сделаю. Ты мне всё расскажешь.

Я снимаю пальто, и мама тут же вешает его на вешалку. Вытираю глаза рукавом платья, безвольно позволяю маме вести себя вглубь дома. Мы проходим через холл, и тут сверху раздаётся громкий голос отца.

— Что здесь происходит? — голос звучит строго, как пронзительный удар хлыстом.

Я вздрагиваю и поднимаю взгляд на лестницу. Отец стоит на втором этаже и смотрит на нас с таким видом, будто я сделала что-то не так.

— Соня, — продолжает он тем же напористым тоном. — Почему ты здесь? Ты должна быть с мужем.

Вроде он ничего ужасного не сказал, но, видимо, это просто последняя капля.

— С мужем?! — кричу я, срываясь. — Этот муж мне изменил! Я не вернусь к нему! Никогда!

Вмиг образовавшаяся тишина давит на уши. Мама начинает что-то бормотать и неуклонно ведет меня в столовую, отец молча догоняет нас уже там. Останавливается с другой стороны стола. Они с мамой играют в странные гляделки, будто знают что-то, чего не знаю я.

— Почему вы так переглядываетесь? — спрашиваю дрожащим голосом, едва успокоив слезы. — Что вы скрываете?

Мама слабо улыбается, берёт меня за руку. Сжимает ледяные пальцы между своих престарелых немного грубых ладоней. Меня всегда это успокаивало, но сегодня почему-то не работает.

— Тише, Сонечка. Садись, — воркует мама. — Тебе нужен чай, ты слишком перенервничала.

— Нет! — вырываюсь я. — Отвечайте!

Отец стоит с прямой спиной и с сокрушенным взглядом смотрит на меня, но в нем нет ни тени сочувствия.

— Мне жаль, что так вышло, Соня, — говорит холодно, будто отсекая каждое слово, — но тебе придётся вернуться к мужу.

— Что?! — В груди будто взрывается бомба. Сердце и легкие и желудок обдает жаром. Я не верю своим ушам.

— Между нами с Максимом есть договорённость, — продолжает отец. — Ваш брак выгоден всем.

— Выгоден всем, — спрашиваю утвердительно. Голос внезапно хрипнет, точно я неделю не пила. — Выходит, всем, кроме меня?

Мама ставит на стол чашки и суетливо вмешивается, будто пытаясь успокоить.

— Сонечка, ну перестань. Ты же сама видела, какой Максим замечательный. Он любит тебя. По-своему. Он обеспечит тебе будущее, и вашим будущим деткам тоже. Что ты выдумываешь? Это всё ерунда.

— Ерунда?! — я снова срываюсь на крик, но выходит сипло. — То, что он мне изменил, — ерунда?

— Это в мужской природе, дочка, — вдруг сурово произносит отец, глядя на меня с невозмутимым спокойствием, точно учитель на уроке биологии. — Мужчина может желать многих женщин, но любить при этом одну единственную.

Что за бред он несет?! Меня захлестывает злость.

— А ты? Ты из таких мужчин, папа? — резко спрашиваю я.

Мама краснеет и отводит глаза. Вопрос повисает в воздухе, словно облако ядовитого дыма. Тишина становится удушливой. Вот тебе и ответ.

Они предали меня. Из глаз снова текут слезы. На этот раз горькие и в три раза более болезненные, чем после предательства мужа. Теперь я вижу, что меня предали все, кому я доверяла.

— Всё, — всхлипываю я, отступая на шаг от стола. — Я ухожу.

— Куда, Софочка? — восклицает мама, звуча уже почти испуганно. — Куда ты же пойдёшь?

В её голосе искренняя обеспокоенность. Она считает, что одна я пропаду. Ну да, мне легко не будет. Но я справлюсь. И для начала мне надо уехать отсюда как можно дальше.

— Подальше от этого прогнившего предательского клубка змей! — кричу я и направляясь к выходу.

Срываю пальто с вешалки и порывисто сую руки в рукава.

— София, не делай глупостей! — мама обгоняет меня, преграждая путь у двери. — Подумай о ребёнке! Подумай о будущем! Ты не можешь вот так рубить с плеча!

Я не отвечаю. Мне плевать на её слова. Мне нужно уйти. Подальше. Начать жизнь с чистого листа.

В этот момент раздаётся мелодичная трель дверного замка. Мама машинально тянется к ручке и открывает, даже не спрашивая, кто там.

Я замираю на месте, ощущая холод по всему телу, когда вижу, кто пожаловал.

***

Привет, мои красивые!
Рекомендую ещё одну книгу литмоба «Загадай любовь»
«Тайный миллиардер. Вскрытие покажет» Анны Королёвой
https://litnet.com/shrt/SmYr

6.

Соня

На пороге стоит Денис как всегда с непроницаемым лицом, в глазах мелькает сдержанное сожаление. Однако самое страшное — не он. За его спиной я вижу Максима. Он не спеша идет по дорожке к дому, настолько уверенно, будто это его дом и его территория.

Я смотрю на него, закусив губу от дикой горечи. Не могу не восхищаться тем, насколько он статный и красивый. Распахнутое пальто с поднятым воротником, белый джемпер, черные костюмные брюки, начищенные ботинки. Он воплощение лоска и стиля. И он же воплощение жестокости и цинизма.

Его тяжёлые шаги звучат словно траурный колокол, а взгляд пронзает меня, лишая воздуха, и я неосознанно отступаю к дивану в гостиной, будто это поможет мне от него скрыться. Он загнал меня в угол, отсюда деться некуда.

— Вот и ты, дорогая женушка, — его голос звучит низко, почти ласково, но в нём звенит металл. На губах играет улыбка — холодная, дьявольская. — А я тебя обыскался!

Это зло в человеческом обличьи входит в дом, перешагивая порог. Я не могу дышать. Его спокойствие страшит меня больше всего. Будто всё происходящее — в его глазах просто очередной рабочий момент, который он уже просчитал до мелочей.

— Я никуда с тобой не поеду, — выговариваю дрожащим от отчаяния голосом, пошатывает, и я приваливаюсь бедром к спинке дивана.

Максим улыбается ещё шире, но эта улыбка больше похожа на оскал. Плотоядный жестокий оскал хищника, наметившего жертву.

— Не устраивай сцен, София, — голос Максима становится тверже, звучит по-деловому холодно. — И не упрямься. Ты всё равно поедешь со мной. По-хорошему или по-плохому.

Позади него Денис недвусмысленно напрягается. Знает, что слова могут перейти в действия. И я тоже понимаю. Если я буду упираться, меня просто вынесут на руках и посадят в машину. Отчаяние захлестывает меня с головой, из глаз рвутся слезы. Ну как можно так с живым чувствующим человеком? Это же не по-людски!

Смотрю на родителей.

— Вы… — мой голос срывается. — Это для вас нормально? Вы меня… продали?

Мама бледнеет и виновато обводит гостиную взглядом, а отец скрещивает руки на груди и произносит спокойно, почти буднично:

— Извини, Максим. Мы с Таней пытались вразумить Соню. Думаю, у тебя получится лучше.

Они. Пытались. Меня. Вразумить. В какой реальности разумно потокать изменнику? Прощать любимому человеку потрахушки с проституткой? В каком мире это может считаться нормой?!

Горечь душит. Пульсирует в висках. В ушах поднимается гул крови. Воздуха вдруг начинает не хватать, и кружится голова. Пищевод стискивает спазм, и в горле появляется несглатываемый комок. Поднимается тошнота, сильно мутит. Перед глазами все плывет, а сердце скачет так, что вот-вот выскочит из груди. Последнее, что я вижу — холодные глаза Макса и пустое выражение лиц родителей, а потом мир заваливается по дуге — камин, полка над ним, часы выше, карниз, потолок и… чернота.

Я прихожу в себя уже в нашей с Максом спальне. Я узнаю её по лепнине под потолком. На мне короткая ночнушка, от которой веет свежестью кондиционера для белья. Мягкая постель пахнет мужем, и я сначала с чувством втягиваю носом этот аромат — соленая вода, древесная кора, эфирно-масляные нотки пачули. Родной. Любимый. Только потом нагрянывают жестокие воспоминания, и от собственного желания прикоснуться к мужу становится гадко. Снова тошнит. Пытаюсь подняться на локти, но падаю на подушку на середине движения. Руки, точно не мои, не слушаются.

— Не вставай, — ушей касается спокойный голос Максима.

Я вздрагиваю и оглядываюсь. Он сидит в кресле у окна, снова как хищник, затаившийся в засаде и терпеливо наблюдающий за жертвой.

Он поднимается и подходит ко мне, берет с тумбочки стакан с водой. С пугающей уверенностью наклоняется ко мне и, подняв мою голову с подушки, подносит стакан к губам.

— Пей, — приказывает, хотя голос все ещё мягкий.

— Я не хочу ничего от тебя, — выдавливаю я сквозь зубы и отворачиваюсь.

Макс на удивление отпускает меня, но продолжает держать стакан.

— Упрямство тебе не поможет, София, — его голос чуть мягче, но от этого не менее страшен. — У тебя обезвоживание. Тебе нужно восполнить жидкость. Врач тебя уже осмотрел, пока ты была в отключке. Он вернётся завтра, чтобы проверить малыша.

От его хладнокровной заботы становится совсем не по себе.

— Уйди, Макс, — снова чувствую, как подступают слезы. Мне дико жаль себя, что я вообще оказалась такой дурой и поверила в его любовь. Но слова «я люблю тебя» из его уст звучали пронзительно искренне. Любая бы поверила.

— Я не собираюсь тебя обижать, — доверительно говорит Макс. — Я просто хочу, чтобы ты пришла в себя.

— В себя? — Меня пробирает нервный смех, на самом деле очень хочется рыдать. — Ты похитил меня! Увёз силой! Разве это не насилие?

— Ты моя жена, — спокойно отвечает он. — Я не похищал тебя. Я вернул тебя домой. Туда, где тебе и место.

— Я не твоя собственность, Максим! — Крик вырывается сам по себе. — Я не вещь!

Он прищуривается, его глаза темнеют, но голос остаётся ровным:

— Мы не будем вдаваться в юридические аспекты твоего положения. Для тебя должно быть достаточно, что я не отпущу тебя. Ты моя жена, и я позабочусь, чтобы ты жила со мной в счастливом браке, была довольна и растила наших детей, — он ласково убирает прядку волос мне за ухо. — Но пока ты не примешь свою роль, я буду убеждать тебя. Ласково. Или не очень.

— Убеждать? Принять твою измену?! — у меня дыхание перехватывает от его цинизма.

— Не совсем так. ИзменЫ, — он делает ударение на последнюю букву, — раз тебе так удобнее это называть. Для меня это просто физические упражнения. Полезно для здоровья. Люблю я одну тебя.

— Если любишь, дай мне свободу от себя, пожалуйста, — выговариваю, тщетно пытаясь скрыть дрожь, которая бьет все тело.

— Это невозможно, дорогая женушка, — отвечает Максим невозмутимо. — И предприняв попытку побега, ты подорвала мое доверие к тебе. Так что отныне твои перемещения будут ограничены пределами нашей спальни.

7.

Соня

Я остаюсь одна. Тишина давит на уши, как ватный кокон. Я медленно обхватываю себя руками и осматриваю комнату. Просторная спальня с высокими потолками и огромной кроватью кажется одновременно знакомой и чужой.

Надо делать ноги. Эта мысль светится красным прожектором в утомленном мозгу, единственная разумная и отчётливая.Единственно возможная и верная. Я не могу здесь оставаться. Я должна выбраться. Но как? Вокруг меня — клетка из обстоятельств и людей.

Я подхожу к окну и распахиваю тяжёлые шторы. Ночь за окном — морозная, тихая. Внизу ровным слоем лежит снег, и отчётливо видны тени от садовых фонарей. Я прислоняюсь лбом к стеклу и смотрю вниз. Второй этаж. Можно попробовать сделать канат и выбраться через окно, но куда я пойду? У меня нет ни верхней одежды, ни телефона, ни обуви, а босиком в ночной сорочке я далеко не убегу. Не говоря уже о камерах и охране.

— Чёрт… — шепчу я, отчаяние вспенивается внутри, стискивая горло.

Можно попробовать через врача. Он должен прийти снова — Максим сам сказал. Если я попрошу его помочь, объясню, что меня здесь удерживают силой… вдруг у него получится что-то сделать? Может, он скажет, что нужна госпитализация, а из клиники я найду способ позвонить? А если и он под контролем Максима? Чёрт, да у моего мужа даже охранники не люди, а роботы, запрограммированные на защиту хозяина.

Я не сломаюсь. Это точно. Не позволю сломить свою волю и уйду, как только смогу. Я прижимаю ладони к щекам и сдерживаю слёзы. Я найду способ. Должна найти.

Звук ключа в замке заставляет меня вздрогнуть. Я разворачиваюсь и замираю. В спальню заходит домработница Максима Мария. Когда я переехала сюда, она уже была, будто идет в комплекте с особняком. Невысокая плотненькая, но фигуристая женщина со строго убранными волосами, всегда в черном платье и белом переднике. Она ставит на тумбочку у кровати поднос с лёгким ужином. Творожок в маленькой фарфоровой миске и клубника в стеклянной вазочке.

— София Дмитриевна, угощайтесь, — говорит она тихо и как будто виновато. — Вам нужно поесть.

Я молча смотрю на поднос, сжимаю кулаки. Клубника. Её не было, когда мы уезжали на базу отдыха. Купили только что специально для меня. Досадно, что Макс так хорошо меня изучил.

— Я не голодна, Мария, заберите, пожалуйста, — отвечаю холодно, не двигаясь с места.

Женщина медлит, словно думает, как ответить, но в итоге только вздыхает и уходит. В дверной проем я замечаю профиль Дениса. Он стоит в тени, как часовой. Все ясно. Он будет стеречь меня. Максим снова показывает чудеса планирования. Интересно, он предполагал, что ему придется запереть меня в доме, чтобы я осталась его женой? Но это же бред. Бред! Насильно мил не будешь. А вот насильно женат, наверное, в его больной голове возможно.

Я нахожу подхожу к двери, стучу по ней ладонью.

— Денис? — говорю негромко.

Он долго не отзывается.

— Денис, — повторяю с ноткой укоризны.

— Что вы хотели, София Дмитриевна? — наконец отвечает он.

— Денис, — мой голос дрожит, но я стараюсь говорить спокойно. — Вы можете выпустить меня?

— Нет. — Ответ четкий и безапелляционный.

— Пожалуйста, помогите мне. Вы соучастник похищения, — держусь, чтобы не заплакать снова. — Разве вы можете так спокойно смотреть на это? Вы же человек!

За дверью долго висит тишина. Я уже собираюсь вернуться в кровать, как раздается голос охранника.

— Простите, я ничем не могу помочь. — Звучит глухо и отстраненно. — И за разговоры с вами меня уволят.

Денис говорит холодно, но мне мерещится в тоне тень сожаления. Значит, он понимает, что помогает злу. Но даже это не имеет значения — Макс держит всех на коротком поводке.

На часах десять вечера, меня клонит в сон. Силы просто иссякают. Я сворачиваюсь калачиком и не замечаю, как отключаюсь.

Сквозь сон я чувствую тепло, которое пробивается сквозь липкую усталость и обволакивает меня, точно мягкий плед. Что-то спокойное, знакомое и ласковое скользит по моей спине. Сначала я не придаю этому значения — всего лишь сон, полусон, забытье.

Мужские пальцы скользят по моей коже — медленно, нежно, настойчиво. От этих прикосновений по телу пробегает дрожь, и где-то глубоко внутри нарастает нестерпимо живое напряжения.

Я ощущаю, как мужская ладонь задерживается на талии, а затем медленно поднимается вверх, подбирается к груди. Тёплые пальцы, чуть грубые, уверенные, по-собственнически сжимают мои полушария, лаская соски через тонкую ткань ночной сорочки. Это приятно, возбуждение разливается жаром внизу живота, с губ сам собой срывается слабый стон. Который я улавливаю собственными ушами, и сонное оцепенение постепенно тает.

Я вдыхаю — глубоко, полной грудью — и нос улавливает запах Максима. Он окутывает меня, выпадает испариной на коже, солью на языке, заполняет всё пространство. Знакомый аромат люксового парфюма с горьковатым оттенком, лёгкий флер дорогого табака и собственный мужской запах, присущий только ему.

Туман сна мгновенно рассеивается. Тёплые руки, мягкие поглаживания, его дыхание совсем рядом, над ухом. Я вздрагиваю, точнее, дергаюсь, словно меня ударило током.

— Н-нет… — выдавливаю, распахивая глаза.

В комнате приглушённый свет, тени от лампы расползаются по стенам, но фигура Максима видна отчётливо. Он лежит на своей половине кровати рядом со мной, его руки все ещё трогают мое тело, а лицо находится слишком близко. Глаза, в которых плещется похоть, плотоядно смотрят прямо на меня — тёмные, сосредоточенные, без намёка на сомнение.

Я всем телом отпрянываю, подальше от него, так резко, что сваливаюсь с кровати. Взвизгиваю скорее от неожиданности, но и больно немного.

— Чёрт! Соня! — кричит Максим удивительно обеспокоенно, будто ему не все равно.

Макс в один прыжок с хищной грацией оказывается надо мной. Голый. Со стояком в полный рост.

— Не подходи ко мне! — хриплю я, выставляя руку вперед, сил отползать вдруг не оказывается.

8.

Соня

Эти слова пронзают насквозь, режут сердце по живому. Каждое движение Максима кажется мне чудовищным и неумолимым. Я пытаюсь отвернуться, отстраниться от него, но он сильнее, как всегда. Раньше мне нравилось знать, что я никак не могу противостоять ему. В нем два метра роста и стальные мышцы, создающие бомбический рельеф, но и гарантирующие ему стопроцентную власть. Если я капризничала, не желая куда-то идти, он просто нес меня на руках, и я таяла в его крепких объятиях. Сейчас эти объятия больше напоминают удушающий захват и болевой прием в одном флаконе.

Его взгляд — темный, как омут, — не даёт мне сбежать даже мысленно. Макс словно проверяет меня на прочность, держа под колпаком беспощадного молчания. Повелительно гладит меня по щеке, все так же нависая сверху. Чуть выпрямляется и опускает другую руку на мое оголенное бедро. Скользит вверх под ткань ночнушки.

— Ты спал с проституткой! — выкрикиваю я в отчаянии, понимая, что я не смогу ни оттолкнуть его, ни вывернуться. — Ты мне омерзителен!

Его глаза темнеют от ярости и возбуждения.

Он наклоняется, чтобы меня поцеловать. Тепло его обнаженного тела жжется через ночнушку, дыхание опаляет кожу, но меня выворачивает изнутри от одной лишь мысли о возможной близости. А тело предательски реагирует мурашками и напряжением внизу живота.

В момент, когда Макс уже почти коснулся моих губ, поворачиваю голову, и он целует меня в щеку. Кажется, он звереет. Выпрямляет спину, сидит теперь ровно рядом со мной. За подбородок поворачивает к себе мою голову.

— Что-то я не заметил этого, пока ты не проснулась окончательно, — произносит медленно, с расстановкой, будто катая каждое слово на языке. — Тебе нравились мои ласки.

Он снова берет меня за грудь. Сминает по-хозяйски. Хватаю за запястье и отпихиваю его клешню. Пытаюсь на локтях подняться и выползти из-под него, но он сидит на крае ночнушки, пригвождая меня таким образом к месту. Сдаюсь. Я в ловушке.

— Это будет насилие, Максим! — пищу сквозь слезы и пытаюсь выдернуть из-под него край шелковой ткани. — Я не хочу тебя! Не хочу!

Он резко вскидывается, сует руку мне между бедер так быстро, что я не успеваю их сжать, и касается мокрых трусиков. После этого медленно вынимает и показывает мне влажные пальцы. Нюхает. Пошло облизывает.

— Врешь, Соня. Твое тело говорит обратное, — он растягивает губы в острой ухмылке. — Ты вся мокрая и сладкая!

Макс снова тянется ко мне и кладет руку на шею. Властно держит, чуть придавливая пульс.

— По-хорошему отдашься? — спрашивает он изгибая бровь. — Или…

Я поднимаю на него тоскливый взгляд. У меня в голове не укладывается, как он может так со мной поступать. Куда делся обольстительный, галантный, безумно харизматичный мужчина? Как вместо него мог появиться этот — жестокий, бессердечный и циничный кобель?!

У меня нет аргументов, кроме искренней горечи. Я не смогу ему противостоять, если она задастся целью овладеть мной. Даже, наверное, целее буду, если отдамся. Но… Это меня уничтожит.

— Ты правда меня изнасилуешь? — спрашиваю, даже не пытаясь скрыть слезы. — Что же ты за монстр?..

Эти мои слова в нем вдруг что-то переключают. Распаленный желанием взгляд тухнет, а лицо каменеет. Он несколько секунд сидит неподвижно и скрупулезно сканирует меня, наверное, пытаясь найти признаки кокетства, а видит лишь настоящую скорбь. Я только что похоронила любимого человека. Сидящий передо мной монстр — не он. Не мой Максим, а какой-то чужой жестокосердный сухарь.

— Я тебя понял, — вдруг выговаривает Макс сурово.

Поднимается и уходит в гардеробную, оттуда возвращается в шелковом халате на голое тело, завязывает кушак и выходит из комнаты.

Из меня неостановимым потоком рвутся рыдания. Я на таком стрессе, что даже думать не могу. Захожусь в приступе отчаянного плача, не в силах себя успокоить. Меня только что чуть не изнасиловал любимый когда-то мужчина. И если бы я не была такой настойчивой в своем нежелании, он бы сделал это со мной. После того, что побывал в проститутке! Ощущения от его прикосновений до сих пор жгутся огнем. Это больно — так обманываться в людях. И это я ещё о родителях не вспоминала, которые меня разменяли на выгодную сделку.

Я не знаю, сколько проходит времени. Успокоиться так и не получается. Местами я перехожу на скулеж, а потом мысли снова возвращаются к Максиму, и я снова реву в голосину.

Скрежет замка заставляет меня на секунду отвлечься, но я все ещё плачу, всхлипываю и рефлекторно дергаюсь, как ребенок, который долго плакал.

В комнату заходит Максим. В руках держит наполненный прозрачной жидкостью стакан.

— Выпей, пожалуйста, — ставит на тумбочку.

А я не свожу с него взгляд.

— Соня, тебе надо успокоиться, — более настойчиво повторяет Максим.

— А то что, придется меня придушить? — спрашиваю с вызовом, но голос заикается.

— Соня, ты мне дороже всего на свете, — мягко говорит он. — Мне жаль, что я тебя расстроил. Я хочу, чтобы ты знала — в моем доме тебе ничего не угрожает.

— Кроме тебя, Максим! — огрызаюсь.

— Я был неправ. Выпей воды, пожалуйста, — сейчас в его голосе звучит сожаление и искренняя забота. — Успокойся. Я буду спать в другой комнате, чтобы не было соблазна тебя потревожить. Я забочусь о тебе и не хотел причинить вред или эмоциональный дискомфорт.

— Поэтому ты запер меня, как преступницу? — выговариваю с досадой. — Если заботишься, отпусти меня!

— Мы уже об этом говорили, — с озабоченностью в голосе выдает Максим. — Я тебя не отпущу. Ты моя жена. Я люблю тебя. Однажды ты примешь мою любовь, и мы станем счастливой парой.

Этому никогда не бывать. Никогда. За одни сутки он уничтожил все чувства, которые я к нему испытывала. Сейчас во мне лишь горечь, которая постепенно рассеивается, обнажая выжженную пустоту.

— Ну если ты успокоилась, ложись спать, Сонь, — ласково говорит Макс. — Завтра утром у тебя врач, неплохо бы проснуться к его визиту.

9.

Соня

Утро начинается не с солнечного света или пения птиц, а со скрежета ключа в замке. Резкий звук пробуждает меня, вворачивается в мозг, точно зазубренное сверло, заставляя сердце глухо застучать в груди. На этот раз никаких приятных иллюзий. Память подкидывает мне все, что произошло ночью, мгновенно, чтобы я ни в коем случае не забыла.

Поднимаюсь на локти, ожидая визитера. В теле все ещё держится слабость, как будто и не спала вовсе. В голове вата. Горло пересохло. Взгляд цепляется за стакан воды на тумбочке, к которому я ночью так и не притронулась. Тянусь к нему, и в комнату входит… человек в белом халате. В руках держит плотную прямоугольную сумку и кейс с прорезиненными вставками.

— Доброе утро, София Дмитриевна, — учтиво произносит мужчина и раскладывает принесенное на туалетном столике. Дверь за ним тут же закрывается на ключ. — Я Николай Васильевич, ваш врач. Мы проведём небольшой осмотр. Это займёт совсем немного времени.

— Какой врач? — спрашиваю боязливо.

— Я ваш личный гинеколог, София Дмитриевна, — мужчина чуть выпячивает грудь. — Меня пригласил Максим Евгеньевич наблюдать вашу беременность.

Ах ну да. Как же он выпустит меня из дома в женскую консультацию?

— И роды вы тоже на дому примете? — спрашиваю я, не тая внутреннего напряжения.

— Думаю, с этим не будет проблем, София Дмитриевна, — Николай Васильевич открывает чемоданчик со вставками, я с кровати вижу шарик, типа трекбола в старых ноутбуках, и множество покрытых одной клеенкой кнопочек, а крышка оказывается монитором.

— Что это? — меня одолевает беспокойство.

— Портативный аппарат УЗИ, — отвечает он, не отрываясь от прибора, подключает к нему датчик, каким пользуются узисты. — Мы проверим состояние плода.

Ребёнок.

Это слово кольцом сжимает мне горло. Всё остальное вдруг уходит на второй план. Ради него я должна выбраться отсюда. Ради него я должна бороться.

Я позволяю врачу начать осмотр, молча терплю прикосновения холодного геля и датчика.

— Плод развивается отлично, — произносит врач ровным, профессиональным тоном, глядя на экран прибора. — Срок примерно шесть-семь недель. Все идет хорошо.

Я ловлю каждое его слово, словно это единственное, что имеет значение в этом холодном и безжалостном мире. Это мой ребёнок. Живой. Моя частичка, маленькая жизнь, за которую я буду бороться.

Врач отключает прибор, аккуратно убирает датчик и вытирает остатки геля с моего тела.

— Это всё? — спрашиваю я хрипло.

— Да, — коротко отвечает он, собирая вещи в чемоданчик. — Плод здоров. Но вам необходимо спокойствие и полноценный отдых. Любой стресс может сказаться на развитии ребёнка.

Звучит угрожающе, и я невольно вспоминаю Максима. Именно он — мой главный стресс.

Врач собирается уходить, но я не могу упустить этот шанс. Ради ребёнка я должна попробовать.

— Послушайте, — начинаю я дрожащим голосом. — Вы должны мне помочь.

Он поднимает на меня удивлённый взгляд.

— Меня держат здесь против моей воли, — торопливо продолжаю я. — Вы сами слышали, как провернулся замок, когда вы вошли. Максим запер меня тут. Пожалуйста, сообщите в полицию!

Врач замирает с безучастным лицом и несколько долгих мгновений сверлит меня тяжелым взглядом.

— Вы же можете меня вытащить! — взмаливаюсь. — Пожалуйста, заявите в полицию о похищении!

Врач таки качает головой.

— Простите, но я не могу вам помочь, — говорит он ровно и отводит взгляд с видом, что разговор окончен.

— Вы же врач! — вскрикиваю я, почти плача. — Вы должны спасать жизни! Моя превратилась в кошмар!

— Я могу помочь вам только с медицинской точки зрения, — отвечает он холодно. — Всё остальное не входит в мои обязанности.

Замок вдруг скрежещет снова, и я вздрагиваю, как от удара.

В комнату входит Максим. Его лицо не выражает эмоций, непроницаемая маска, но глаза темнеют, когда он смотрит на меня.

— Всё в порядке? — спрашивает врача.

— Да, — кивает тот. — Осмотр проведён. Плод в порядке.

— Спасибо, — коротко отвечает Максим, жестом указывая врачу на дверь.

Тот молча собирает вещи и выходит, оставляя меня наедине с монстром.

Молчание накрывает комнату, как ядовитый дым.

— Соня-Соня, — наконец произносит Макс, катая имя на языке. — Ты меня разочаровываешь.

— Тем, что я человек, а не инкубатор для ребенка? — спрашиваю с вызовом.

— Нет, Соня, — спокойно отвечает Максим, и от его тона по спине ползут ледяные мурашки. Пробирает до костей. — Тем, что пытаешься совратить персонал на свою сторону. Денис доложил мне о том, что ты просила его тебя выпустить. Теперь ты попыталась провернуть тот же фокус с врачом. Думаешь, ты встретишь в этом доме недостаточно лояльного мне человека, который осмелится меня предать?

Я сглатываю, но не отвожу взгляд.

— Я просто хочу быть свободной, — выдавливаю я, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Свободной? — его губы кривятся в саркастической улыбке. — Ты моя жена, София. У тебя нет выбора, только покориться и принять меня.

— Это ненормально! — выкрикиваю я. — Ты не можешь держать меня здесь, как пленницу!

Он делает шаг ко мне, его глаза темнеют.

— Я держу тебя тут как жену, но ты, похоже, не понимаешь хорошего отношения, — произносит он строго, вонзая каждое слово мне в сердце, точно иглу. — Я покажу тебе разницу, дорогая, между женой и инкубатором для ребенка.

***
Рекомендую еще одну книгу новогоднего литмоба «Загадай любовь»
«Измена. Давай без фальши»
Риты Нестеровой и Алены Московской

https://litnet.com/shrt/SMMl

10.

Соня

Макс не ждёт от меня ответа — просто разворачивается и уходит, захлопнув за собой дверь. Щелкает замок. Я снова вздрагиваю. Наверное, я никогда не привыкну к этому резкому звуку.

Последние слова Макса прозвучали как приговор. Они оглушают, оставляя меня в вакууме. В душу вползает отчаяние. Если до этого он вел себя со мной «как с женой», то как он будет относиться ко мне ещё хуже?

Спустя полчаса в комнату входит Мария и молча ставит в изножье кровати завтрак — омлет с сыром и чай. От запаха меня мутит. Вот и токсикоз. Хочу попросить у неё что-то другое, но ловлю взглядом уже её затылок.

Есть не тянет, и я отставляю поднос на подоконник, чтобы не так сильно пах мне.

Спустя ещё какое-то время в коридоре раздается топот сразу нескольких ног в тяжелых ботинках. Дверь открывается, и в комнату заходят люди из охраны, суровые, равнодушные. Они не говорят ни слова, просто начинают выносить мебель из комнаты. Сначала забирают стул и кресло.

— Что вы делаете? — вяло возмущаюсь я, обращаясь к одному из мужчин, который выносит прикроватную тумбочку.

Он делает вид, что не замечает меня, смотрит мимо и уходит с невозмутимым видом.

Я хватаюсь за край второй тумбочки, пытаясь вызвать хоть какую-то реакцию, однако другой охранник мягко, но настойчиво убирает мои руки. Они сильнее, я просто не могу им противостоять.

— Прекратите! — умоляю я, но это бесполезно.

Когда мебели в комнате, кроме кровати, не остается, мужчины скрываются в гардеробной и забирают оттуда мои вещи. Хочется встать в дверях, но меня так же аккуратно отодвинут в сторону и так же вынесут что им велено.

Захожу в гардеробную. На горизонтальной перекладине для плечиков висят несколько простых платьев, пара комплектов пижамы, на полке осталось белье. Больше у меня ничего нет.

Я безжизненно опускаюсь на кровать, которая теперь единственная осталась в комнате, и обхватываю себя руками. Вот, что Максим имел ввиду. Я переживу это наказание. Вечно он не сможет держать меня взаперти. Просто потому что ему нужен ребенок. Здоровый ребенок. А мне для этого нужно нормально питаться, спать и гулять.

Как учили мудрецы востока? На силу отвечай гибкостью. Вот и надо быть слабой, но не сломленной, чтобы победить.

***

Но это оказывается проще сказать, чем сделать.

В первый день я спокойно принимаю свое «наказание», надеясь, что Макс зайдет вечером и скажет, что достаточно продемонстрировал мне разницу. Но этого не происходит. Утром меня будит Мария принесенным завтраком. Снова молча ставит и уходит. Снова меня тошнит. Жду обеда, чтобы обратиться к ней с просьбой изменить меню, но даже когда я заступаю ей дорогу, она смотрит сквозь меня, только что губы поджимает, слыша мои слова. Макс приказал ей меня игнорировать, и она не ослушается.

Это невероятно мучительно — находиться в комнате, где есть только кровать, круглый день без возможности даже переброситься парой слов хоть с кем-нибудь. Человек — социальное животное, ему нужно общение. Максим лишил меня общения и каких-либо занятий. Все, что мне доступно — лежать или сидеть на кровати и ходить по комнате.

Поев, я открываю оба окна настежь, а сама кутаюсь в одеяло, чтобы подышать свежим воздухом. К счастью на улице потеплело, снег подтаивает, и мне не так страшно простыть. Это не полноценная прогулка, но так лучше, чем никак.

Вечером я снова останавливаю Марию и прошу сообщить Максиму, что мне нужны прогулки. Ребенку нужны прогулки. Домработница снова не выражает внешней реакции, но по глазам я вижу, что поняла.

Но после этого ничего не меняется. Она продолжает трижды в день носить мне еду и забирать грязную посуду. Макс не приходит и не выпускает меня. Я так же дышу свежим воздухом, открывая окна и кутаясь в одеяло. В душу просачивается жуткое уныние. Не хочу подчиняться, не хочу признавать власть мужа.

Дни сливаются в однообразную пелену. Каждое утро меня тошнит, но пока не до рвоты. Только вот есть не хочется совсем. В голове всплывала мысль отказаться от еды и объявить голодовку, но я никогда не смогу сознательно причинить вред малышу. Поэтому я стараюсь есть, когда влезает. Полностью удается съесть только обед, а ужин я обычно оставляю наполовину недоеденным.

От скуки постоянно клонит в сон, и я часто сплю днем, из-за этого ощущение времени стирается. Я могла бы отсчитывать сутки по приемам пищи, но память играет со мной в игры, и я не могу восстановить, в какой день что Мария мне приносила.

В какой-то момент мне начинает хотеться разговаривать с собой, но я держусь. Страшно — если начать, точно свихнусь.

Однажды, прогуливаясь по комнате, неудачно задеваю пальцем ноги ножку кровати и отчаянно кричу на неё, называя по имени «Кровать». Начинает казаться, это начало конца. К смертной тоске прибавляется отчаяние.

А потом накрывает невыносимая депрессия. Я провожу время на подоконнике, забравшись с ногами, смотрю на улицу. На свободу, которой, кажется, теперь никогда не видать.

Я не знаю, сколько я уже сижу в изоляции. Полное отсутствие общения сказывается на психике. Я варюсь в собственном соку и постепенно схожу с ума.

Сегодня светит солнце. Часы из комнаты тоже забрали, так что по светилу на небе я догадываюсь, что сейчас время обеда. Дверь привычно щелкает на открытие, и в комнату кто-то заходит. Не отрываюсь от окна. Мне не хочется снова видеть Марию. Был момент, когда я исступленно хотела, чтобы она сказала мне хотя бы «здравствуйте», но он прошел. И последнее время мне лишь до одури, до дрожи хочется на улицу.

Поднос со знакомым звуком металла по ткани опускается на кровать, а потом в нос забирается ужасно знакомый запах. Это парфюм Макса — запах моря, с нотками пачули и древесной коры. Мне казалось, я забыла этот аромат.

Поворачиваю голову — Макс. Не верю, что он пришел. Подношу руку к лицу, глажу щетину. Настоящая! Отдергиваю руку, как обжегшись, и по всему телу прокатывается нервная дрожь. Макс нисколько не меняется в лице. Нацепил непроницаемую маску.

11.

Максим

— Вынесите оттуда всё, кроме кровати, — приказываю охране, выйдя из комнаты жены. — Сложите в третьей гостевой спальне.

Мария стоит у двери, с подносом в руках, и её взгляд неожиданно остро цепляется за меня. Укоризненно так смотрит.

— Мария, подойди, — подманиваю её пальцем. — Чтобы ни слова Соне не говорила. Наша принцесса на горошине в опале.

Соня заслужила этот игнор. Её попытки перетянуть на свою сторону охранника и врача не оставили мне выбора. Если она не понимает по-хорошему, придётся показать, как это работает по-другому. Свободы захотела. Ну да, мечтай. Не смеет она отказываться от комфорта, который я ей создаю. Посидит пару дней в полной изоляции, заскулит, я приду, как принц-спаситель на белом коне, верну ей нормальную жизнь. Глядишь, сговорчивее станет.

На следующий день ловлю Марию, выходящей из спальни жены с нетронутым завтраком.

— Это ещё что? Голодовку объявила? — киваю на яичницу и апельсиновый сок.

— Не похоже, Максим Евгеньевич, — отвечает Мария. — Обед и ужин София Дмитриевна вчера поела. Мне кажется, это токсикоз так проявляется. София Дмитриевна просила передать, что ребенку нужны прогулки.

— Сначала пусть примет свою роль, потом прогулки, — бросаю гневно.

— Но София Дмитриевна в чем-то права, — снова с укоризной замечает домработница. — Беременным важно гулять на свежем воздухе.

— Иди не умничай, Мария, я сам решу, что нужно моему ребенку, — выговариваю строго и ухожу в прихожую. Сегодня длинный тяжелый день.

Павел катает меня по встречам, и я напрочь забываю про жену. Вечером, вернувшись домой, справляюсь у Марии, как Соня.

— Что вам ответить, Максим Евгеньевич? — спрашивает она напрямую. Вздергивает на меня холодный взгляд.

— Как. Моя. Жена, Мария? — повторяю вопрос, зверея. — Говорить с тобой пыталась?

— Нет, больше не пыталась, Максим Евгеньевич. Обед съела, ужин начала, но не доела, — рапортует Мария безэмоционально.

Я думал, что Соня уже сегодня сломается, заскулит, попросит прекратить этот кошмар. Ладно, дорогая женушка, посмотрим-поглядим, кто окажется крепче.

Я уже третью ночь сплю без женщины рядом, и это начинает раздражать. Но класть рядом с собой эскортницу в собственном доме — это уже ни в какие ворота. Надо, чтобы Соня ощутила, что моя доброта дорогого стоит, и согласилась спать в одной постели. Насчет секса как-нибудь потом решим.

Но Соня не пытается идти на контакт. Ни на третий, ни на четвертый, ни на пятый день. Это суббота, к тому же Рождество. Корнеев с женой приезжают в гости, дарят подарки. Для Владислава это политический ход, а для его прекрасной фиалки по имени Валентина — повод развеяться. Она так же молода, как моя Соня, но в отличие от моей жены, полностью сделана. Мне кажется, нет ни сантиметра в её теле, где бы не поработали хирурги.

— А где твоя Соня? — спрашивает Владислав за бокалом виски у камина, когда Валентина в который раз окидывает гостиную скучающим взглядом. Ей не нравится слушать мужские разговоры о политике.

— К сожалению, Соне нездоровится, — отвечаю не моргнув глазом, а самого изнутри сжигает досада.

Мое наказание начинает выходить из-под контроля. Соня не сдается и, кажется, я выбрал тупиковый способ вразумить её.

Проводив гостей, я снова нахожу Марию и спрашиваю, как поживает моя бунтарка-женушка. Домработница рассказывает, что слышала, как Соня ругалась на кровать. На полном серьезе.

Ложусь спать в смешанных чувствах. Может, такая изоляция для неё слишком? Как бы она умом не тронулась с такими приходами.

Нет, ну однажды же она сдастся? Продолжаю ждать заветного сообщения от Марии, что Соня готова к диалогу, но даже за неделю изоляции она этого не делает. А домработница с тревогой сообщает, что Соня целыми днями смотрит в окно. Сука, нездоровая какая-то дичь совсем.

Наступает восьмой день. Соня с утра не идет из головы. Её, должно быть, тошнит дико, она ни одного завтрака не съела за это время. И никто не поддерживает. Никто даже волосы не подержит, если её полощет. Где-то в душе непрошенно ёкает совесть, которую, как я полагал, я задавил ещё в детстве.

В обед приезжаю из офиса и застаю Марию с подносом, на котором источает густой пар крем-суп ядрёно-оранжевого цвета. Она поясняет, что это морково-тыквенный суп с каким-то замысловатым названием. Сам беру поднос и несу в спальню жены. Денис отпирает дверь, вхожу.

Соня действительно сидит на подоконнике и не обращая на меня внимания смотрит на улицу. Сука, я никогда не считал себя извергом, но сейчас, глядя на неё, начинаю себя таким ощущать. Ставлю поднос на кровать и подхожу ближе. Соня поворачивается на звук и смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Потом гладит меня по щеке и вдруг отедргивает руку.

Сжимает губы до белого и крупно дрожит. Не понимаю, что сейчас у неё в голове, но испытываю желание утешить. Где-то внутри допускаю, что она сейчас меня оттолкнет, а я все равно прижму её к себе. Это ей нужно больше, чем мне. Я дам ей поддержку.

Встаю вплотную и без слов обнимаю за плечи. Устраиваю голову Сони у себя на плече и глажу по волосам. Жена так и дрожит, а потом все-таки отстраняется. Не пытаюсь снова её обнять.

Нет, мой подход в корне не верен. Результат противоположный тому, который я должен был получить.

— Погулять хочешь? — спрашиваю, заглядывая в её мокрые глаза и стираю дорожки слез со щек.

— Это нужно малышу, — грустно отвечает она и снова отворачивается.

Ох ты ж! Оскорбленная невинность! Ну да, малыш. Она будет пытаться мной манипулировать, напоминая про беременность, только я не поддамся. Прогулку она получит авансом за покорность.

— Пойдем, я помогу тебе одеться, — произношу бархатисто и подхватываю на руки хрупкое тело жены.

Пушинка. Дюймовочка. Моя. Никому её не отдам. Никогда не отпущу. Нам нужно лишь найти удобный обоим способ взаимодействия.

***
Рекомендую еще одну книгу новогоднего литмоба «Загадай любовь»
«Развод. Снегурочка с прицепом»
от Зои Астер

12.

Соня

Я не могу противостоять ему в прямом столкновении. За ним охрана и купленный персонал. Я гибкая. Мне нужно подойти к этому противостоянию по-женски и выпутываться иначе. Ничего не поменялось. Я уйду. Но придется дождаться подходящего момента, а до того подыграть жестокому мужу.

Макс выносит меня из комнаты и заносит в гостевую спальню, куда, похоже, сгрузили все, что наполняло нашу супружескую. Моя одежда в шкафу, мебель просто составлена на пустом месте.

Макс усаживает меня на заправленную постель и подходит к шкафу.

— Джинсы и джемпер или спортивный костюм? — спрашивает он, разглядывая аккуратно сложенную одежду на полках.

— Спортивный костюм, — отвечаю вяло.

Он вынимает светло-серую толстовку и брюки, кладет на кровать, роется в комоде, добавляет к костюму гольфы. Потом с плечиков снимает теплый белоснежный пуховик. Обувь хранится внизу в шкафу рядом с выходом.

— Давай, снимай ночнушку, — велит он ласковым голосом.

А во мне поднимается волна отвращения. Я не буду обнажаться перед ним.

— Выйди, пожалуйста, я сама оденусь, — произношу тихо.

— Соня, — в тон Макса просачивается металл. — Мне её с тебя сорвать?

Вздрагиваю. Он может.

— Откуда в тебе столько жестокости, Макс? — сама слышу подкатившие слезы в голосе.

— Соня, ты моя жена, — он говорит с ещё большим нажимом. — Я прошу всего лишь покорности. Это просто. Делаешь что говорю и купаешься в комфорте. Не делаешь, я заставлю. Ты сделаешь, но уже без комфорта.

— Ты уничтожаешь мою личность, Макс! — восклицаю, не в силах сдерживать отчаяние. — Я не хочу перед тобой раздеваться. Ты стал мне чужим человеком. А перед посторонним мужчиной неуютно обнажаться.

— С чего это я стал посторонним? — звереет Макс.

У меня нет слов. Он правда не догоняет?

— Ты мне изм-ме… — заикаюсь и замолкаю, под убийственным взглядом мужа.

— Не начинай! — говорит Макс низким холодным голосом, который плющит волю одним звучанием. — Иначе снова запру тебя в комнате и изолирую на месяц!

— Лучше сразу убей, — выговариваю ультимативно, подняв голову, смотрю ему в глаза.

Он замирает, будто что-то внезапно осознал. Одаривает меня напоследок очень гневным взглядом и выходит из комнаты.

— Жду через пять минут. Одевайся и выходи, прогуляемся, — бросает в дверях, затем хлопает дверью.

Я честно одеваюсь в спортивный костюм, натягиваю носки и пуховик, шапка там же, где обувь, так что выхожу минуты через три. Макс ждет меня у перил на балконе второго этажа, опираясь на них локтями. Поворачивает голову на звук моих шагов. Скупо бросает «идем» и направляется на первый этаж по полукруглой лестнице.

Весь его дом — воплощение роскоши и стиля, эксклюзивности лакшери сегмента. Мне никогда не было до конца уютно в этих стенах, но я надеялась, что со временем привыкну. Просто я выросла в семье среднего достатка, мой отец — предприниматель, но далеко не богатый… Да, теперь-то он разовьет бизнес с поддержкой Макса, который банально выкупил меня из семьи. Предательство самых близких, вспомнившись, снова колет в сердце раскаленной иглой, но я не пускаю слезы к глазам. Сейчас надо взять курс на покорность. Понятно, что во всем подчиняться не получится, как с сексом или обнажением, но в чем смогу — буду. Надо усыпить бдительность этого удава и выскользнуть из удушающих колец.

В прихожей я обуваюсь, надеваю шапку, и Макс открывает мне заветную дверь на улицу. Морозный воздух проникает в легкие, щекочет ноздри, и я чихаю с непривычки.

— Ты не простудилась? — вдруг обеспокоенно спрашивает муж-изверг.

Вот как в нем это уживается? Этот вопрос прозвучал с искренней заботой. С одной стороны он переживает, а с другой жестоко наказывает меня игнором?

— Нет, просто воздух прохладный, — отвечаю, чтобы больше не наседал.

Макс смотрит на часы и жестом указывает идти вперед по мощеной дорожке, которая огибает дом и приведет нас в небольшой сад с цветущими летом клумбами и фонтаном.

Меня не тянет с ним говорить, я просто иду рядом. Гадаю, что он задумал на эту «прогулку». Не выведет же он меня за пределы участка! Нет, все верно. Мы просто наматываем круги вокруг дома. Даже странно, что Макс не приставил ко мне того же Дениса, а сам не ушел в дом работать. Ведь работа — это единственно ценное, что у него есть.

— Время вышло, Соня, — вдруг заявляет он, когда мы в очередной раз подходим к двери дома. — Сегодня у тебя короткая прогулка, полчаса. Завтра сможешь погулять час, но до того нам надо прийти к соглашению.

Он делает шаг к дому и открывает мне входную дверь. Нет, я бы хотела ещё погулять. Даже при том, что это тупое хождение вокруг дома. Мне не хочется снова сидеть в четырех стенах, а запах кислорода манит и травит душу. Грустно представлять себе, что следующей прогулки придется ждать ещё сутки.

— Может, ты позволишь мне погулять ещё полчаса? — спрашиваю покладисто.

— Нет, — отрезает Макс и настойчиво показывает жестом заходить в дом.

Молча киваю, но плечи сгорбливаются. Он вообще ни на какие уступки идти не хочет. И сейчас даже не о побеге речь, а о банальной заботе обо мне. Но я не решаюсь ничего ему говорить, чтобы не злить.

Макс дожидается, пока я разуюсь, потом забирает у меня куртку и вешает в здешний шкаф.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает с неожиданной теплотой.

Сбивает блин с толку. Нет, мое решение сбежать от изверга не изменится, как бы он ни притворялся добрячком, но мозг клинит на том, что в такие моменты он искренний! Или… я вообще не знаю, с кем провела последний год.

— Проголодалась, Макс, — отвечаю честно.

— Я прикажу Марии подать нам обед в столовой, — доверительно произносит он. — Пойдем поедим вместе. Думаю, теперь ты способна к конструктивному диалогу. Я прав?

***
Рекомендую еще одну книгу новогоднего литмоба «Загадай любовь»
«Бывшие. Бесконтрольная любовь» Даны Герман

13.

Соня

Макс первым скрывается в столовой. Я захожу следом и окидываю взглядом стол. Все уже накрыто. Мария сработала идеально, как всегда. Белоснежная скатерть, тонкая фарфоровая посуда, хрустальные бокалы. На столе лёгкий суп-пюре, свежий салат и на горячее румяное куриное филе с овощами. Всё выглядит так, будто это обычный семейный обед, но я знаю, что за этим кроется. Контроль.

Максим пододвигает мне стул и сам садится напротив, как всегда безупречный. Спина прямая, выражение лица тяжелое, взгляд пронзает насквозь. Я медленно беру приборы, ожидая, что он сейчас чего-то скажет.

— Ты подумала над своим поведением? — наконец говорит Макс вроде спокойно, но я чувствую давление.

Я с трудом сглатываю. Внутри меня плещется жуткая горечь разбитой любви и предательства, когда любимый человек ведет себя как сатрап, но сейчас это нужно подавить.

— Да, — отвечаю кротко и поднимаю на Макса такой же взгляд.

Он кивает, довольный ответом, и кусает зубами тонкий, но нежный куриный шницель. А у меня чувство, что это он мне в душу вгрызается и вырывает клоки.

— Тогда вот как мы поступим, — продолжает он, вернув остаток курицы в тарелку, и смахивает невидимую крошку со скатерти, точно пытается показать, что контролирует и доводит до идеала все, что его окружает. — Мне кажется, я достаточно доходчиво продемонстрировал тебе, что будет, если ты продолжишь упираться. Я прав?

Наверное, этого разговора я боялась больше всего. Он выдвинет ряд ультиматумов, и если я их приму, буду чувствовать себя сломленной. А если не приму, он продолжит ломать. И я знаю, что он может. Вилка без выбора. Просто подтверждение могущества Макса.

— Достаточно, Макс, — отвечаю тихо и принимаюсь есть суп.

— Тогда вот мое предложение, — Макс отгрызает новый кусок филе. — Если ты обещаешь быть покорной, я сделаю твою жизнь комфортнее.

Я поднимаю на него взгляд, с трудом удерживая лицо нейтральным. Макс умелый политик, ему не впервой ставить безвыходные ультиматумы. Но это допустимо с врагами, а я… похоже, теперь в их числе.

— Я слушаю, — произношу серо.

— Хорошая девочка. Сразу бы так. — Он откидывается на спинку стула. Смотрит с довольной улыбкой. — Я позволю тебе перемещаться по всему дому, а не только в спальне. Гулять сможешь под надзором. Денис будет контролировать проведенное на улице время. А ещё я дам тебе право пользоваться домашним кинотеатром и библиотекой. Но стоит тебе хоть раз разочаровать меня, — его глаза темнеют, — ты до конца беременности из спальни не выйдешь даже на прогулки. Поняла?

Мои пальцы сжимаются на вилке. Я ненавижу его. Всё. Его тон, его слова, то, как он смотрит на меня сверху вниз.

— Ты правда ради своих эгоистичных интересов готов ставить под угрозу жизнь малыша? — мой голос дрожит от переполняющей душу горечи.

Ну как так можно? Я понимаю, если бы я одна была, это не было бы настолько преступным. Но малыша-то надо оберегать всеми силами!

Максим хмурится.

— Николай не позволит плохому случиться, и, если что, мне есть куда тебя госпитализировать, — произносит холодно и невозмутимо. — Поверь, мне важен этот ребёнок, важна ты, так что я сделаю всё, чтобы ты была в безопасности и рядом со мной.

— У тебя извращённое чувство безопасности, — шиплю я, не выдерживая его дикую логику.

— Я оберегаю своё, — парирует он с ледяным спокойствием.

— Только я не вещь! — выкрикиваю, не заботясь о тоне.

Максим наклоняется ближе, его глаза сверкают от скрытого раздражения.

— Считай как хочешь, Соня, но ты моя. Точка.

Да уж да. На шее сошелся невидимый обруч, от которого тянется такая же невидимая цепь, на которую меня посадил муж. Я отвожу взгляд, чтобы не показывать слёз. Он никогда не отпустит меня.

Замечаю Марию, которая явно подслушивает наш разговор из кухонной зоны. Её лицо остаётся бесстрастным, но она всё слышит.

В голове вспыхивает идея. Может быть, Мария — мой ключ? Она простая женщина, и, возможно, ей не чуждо сострадание.

Макс замечает мой взгляд на ней, поднимает руку, давая знак, чтобы она подошла. Мария молча подчиняется, а я напрягаюсь до кончиков волос. Макс просит её принести мне воды, будто демонстрирует снова, что все в этом доме подчиняется ему.

— У тебя остались вопросы? — спрашивает он, изучая меня внимательным взглядом.

— Нет, — отвечаю тихо, отодвигая тарелку с едой. Аппетит пропал.

Макс встаёт из-за стола и подходит ко мне. Наклоняется, чтобы заглянуть в глаза, и говорит низким голосом:

— Надеюсь, ты понимаешь, что я проявляю великодушие, идя тебе на уступки. Обманешь — пожалеешь.

Он не ждет моего ответа и уходит, а я остаюсь за столом. Смотрю на тарелку, но вижу только клетку, которую вокруг меня выстроил муж. Но есть Мария. Если я буду достаточно терпеливой, она станет моей союзницей.

Макс вскоре возвращается в столовую с видом, будто что-то забыл, подходит ко мне и протягивает руку.

— Пойдем, я провожу тебя в спальню. Туда уже все вернули, так что тебе снова доступен прежний комфорт.

Не берусь за его ладонь, но встаю. Он неодобрительно цокает, но не пытается схватить. Сопровождает меня из столовой, уверенно направляя в сторону спальни.

— Ты показала себя молодцом за обедом, — говорит он, открывая мне дверь.

Это сахарок. Он меня дрессирует. Внутри все переворачивается, но я молчу. Пусть считает, что его игра в контроль работает. Пусть думает, что я покорилась.

Я делаю шаг в супружескую спальню, в которой и правда все уже на своих местах, и Максим окликает меня сзади:

— Вечером тебя ждёт сюрприз, — произносит он низким, бархатным голосом, который всегда раньше заставлял меня замирать от предвкушения.

Теперь эти слова вызывают лишь тревогу.

— Какой сюрприз? — спрашиваю осторожно.

Его губы кривятся в едва заметной улыбке, от которой у меня пробегает мороз по коже.

— На то это и сюрприз! — отвечает он игриво. — Помучайся догадками.

14.

Соня

Первым делом, когда Макс уезжает по делам, я направляюсь в библиотеку. Едва открываю дверь спальни, как Денис, приставленный ко мне, тут же отрывается от стены и следует за мной, не отставая ни на шаг. Кажется, у него жёсткое предписание сопровождать меня повсюду.

Я выхожу в коридор и неспешно иду вниз по лестнице. Библиотека Макса — это его гордость. Стены, облицованные тёмным деревом, до потолка заставлены книгами. Здесь есть всё, от классической литературы до специализированных справочников. В отличие от этой вылизанной роскоши, моё сердце тянется к чему-то простому, человеческому. Но Донцовой или Марининой здесь, конечно, нет.

Пробегаю глазами по корешкам. «Пикник на обочине» Стругацких. Беру книгу и направляюсь обратно в комнату, прижимая её к груди, как затаённое сокровище. Наконец-то есть чем занять мозг.

Лежа в кровати, я читаю до самого вечера. История захватывает, а я нахожу в ней скрытые параллели с собственной жизнью. Разве я не на обочине? Вне своего мира, оторванная от свободы, балансирую между страхом и гневом?

Книга помогает мне отвлечься, но ненадолго.

Вечером, когда за окном темнеет и зажигаются дворовые фонари, Макс без стука заходит в спальню, заполняя пространство своим давящим присутствием. Я на мгновение ловлю себя на удивлении, что дверь не щелкает замком. Поразительно — успела привыкнуть, что она всегда заперта.

— Привет, Соня, — он садится на край кровати и через одеяло проводит рукой по моей согнутой в колене ноге. — Готова к сюрпризу?

Киваю. От щек отливает кровь. Что он ещё задумал? Книга меня расслабила и успокоила, что я даже подзабыла о гениальной придумке мужа.

— Надень что-нибудь стоящее, — велит он, скользнув взглядом по моему спортивному костюму. — У нас гости.

Сердце сжимается от тревоги, но я удерживаю лицо спокойным.

— Кто? — спрашиваю, откладывая книгу.

— Скоро узнаешь, — отвечает он, не утруждая себя пояснениями, и выходит.

Гости. Может, друг и партнер будущий губернатор к нам заехал? В голове сразу всплывает образ его жены, Валентины Корнеевой. Если это она, может, мне удастся с ней поговорить. Она себя в обиду не даст, и, возможно, захочет помочь мне. Вдруг я смогу попросить у неё телефон?

Я переодеваюсь. Выбираю одно из своих лучших платьев — легкое, струящееся, до пола, пастельного цвета. Перед зеркалом привожу себя в порядок, наношу легкий макияж, чтобы скрыть утомленную бледность, и надеваю маску спокойствия, хотя внутри буря. Возможно, мне уже сегодня удастся улизнуть из этого дома.

Когда я спускаюсь вниз, в гостиной меня встречает совсем другая картина. Вместо Валентины и её мужа на диване за кофейным столиком сидят мои родители.

У меня мгновенно падает настроение. Всё, что я представляла себе, обрушивается с грохотом. Приходится приложить огромные усилия, чтобы не выдать этого на лице. Я ведь должна быть рада видеть этих предателей.

— Софочка! — Мама вскакивает со своего места. Её голос кажется натянутым, а взгляд выдает заискивающее выражение. Она делает ко мне пару шагов, но останавливается, будто боится нарушить границы. — Как ты, доченька?

Я молчу. Слова застревают в горле. Будто она сама не догадывается, каково мне! Что за лицемерный спектакль?

Папа улыбается, в глазах настороженное выражение, он тут не за тем, чтобы повидаться со мной.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорит он, кивая на платье.

Комплимент звучит почти издевательски. Они догадываются, что ради их визита не стала бы так наряжаться. Это всё Макс. Моя внешность — его шоу.

Макс, как хозяин положения, садится в кресло сбоку и начинает непринуждённую беседу с папой. Он спокойно обсуждает бизнес, обменивается любезностями.

Мама вставляет свои одобрительные комментарии, поддерживая каждое слово Макса.

— Дмитрий Сергеевич, — Макс произносит его имя с лёгкой насмешкой, — удалось наладить поставки? Вы ведь говорили, что нашли нового поставщика. Надёжный?

— Да-да, Максим Евгеньевич, всё как вы советовали. — Папа кивает, явно стараясь угодить. — Перепроверили все документы, проанализировали отзывы. Надёжный партнёр, никаких рисков.

— Рад слышать, — отвечает Макс, слегка кивая. Его голос звучит ровно, но взгляд пронизывает насквозь. — Однако не забудьте, что репутация партнёра — дело переменчивое. Лучше держать под рукой альтернативу.

— Разумеется, разумеется, — торопливо подхватывает папа. — Мы учли этот момент, уже есть второй кандидат, если что-то пойдёт не так.

Мама, будто боясь упустить момент, вставляет:

— Максим Евгеньевич, Дмитрий так ценит ваши советы, — тараторит елейным голоском. — Он часто говорит, что без вас его бизнес не был бы таким стабильным.

А я молчу. Я офигеваю. Напрашивается только одна мысль, зачем Макс устроил этот спектакль — показывает, что я осталась совсем одна. Мои родители боятся Макса, ещё больше, чем я.

Когда разговор доходит до меня, я заставляю себя улыбнуться.

— Доченька, ты так и не сказала, как тебе живется замужем? — ласково воркует мама, так и не переключив свой тон после беседы с Максом.

Ей следовало сформулировать этот вопрос иначе: «Скажи мне, что у тебя все хорошо, чтобы формально я знала, что это так».

— Я совершенно счастлива, мам, — произношу самым достойным тоном, который только могу представить.

Ещё одна часть этого лицемерного спектакля. Бесполезно просить маму или отца о помощи, бесполезно им жаловаться. Я только более жалкой себя почувствую. Макс устроил этот показушный вечер, чтобы продемонстрировать мне власть над моими родителями, а им предъявить меня в полном здравии и хорошем настроении.

Наверное, я бы попросила у них помощи, если бы хотя бы на толику могла доверять им. Но нет. Особенно теперь после заискивающей беседы ясно, что они не на моей стороне.

Когда мы провожаем их, я держусь позади Макса, чтобы не пересекаться с родителями взглядом. Как только дверь закрывается за ними, он оборачивается ко мне.

15. 

— Я играю по твоим правилам, дорогой муж, — выговариваю с холодной улыбкой, хотя для этого приходится подтянуть все резервы. — Есть какие-то претензии?

Договорив, я аккуратно выскользаю вбок, и Макс отпускает. Остается стоять на том же месте, глядя на стену. Я кожей чувствую жажду, которую он продемонстрировал и не смог утолить.

— Подожди, Сонь, — вдруг окликает он. — Пойдем, может, кино посмотрим?

У меня ощущение, что теперь он пытается играть со мной в счастливую семью. Не останавливаюсь, бросаю через плечо:

— Я устала и хочу лечь, Макс. Не сегодня, — с этими словами направляюсь на второй этаж.

Макс не преследует. Я не спеша дохожу до спальни, скрываюсь за дверью и только после этого позволяю себе расслабиться. Стекаю по двери на пол и сижу, обхватив колени. Этот вечер меня выжал, высосал, не оставил тепла в душе. Пока я совершенно одна, и помощи ждать неоткуда.

Дверь вдруг толкает меня в спину и снова закрывается. От неожиданности я пытаюсь встать, но, запутавшись в платье, снова падаю. Отползаю, и дверь распахивается.

— Соня! — на пороге показывается обеспокоенный Макс. — С тобой все хорошо? Вызвать врача?

Он выглядит снова искренним, и эта его двойственность меня дико пугает. В его картине мира как-то уживается жесткий прессинг, который он ко мне применяет, и эта болезненная забота. Хотя, может, это просто два конца одной палки?

— Макс, я… — я не успеваю договорить, он входит в комнату, поднимает меня с пола и несет к кровати. Укладывает поверх покрывала. Мария успела все прибрать, пока я принимала гостей.

— Я все-таки вызову Николая, — Макс сосредоточенно смотрит мне в лицо. — Ты бледно выглядишь.

Он достает телефон и собирается набрать номер.

— Макс, не надо, — усталым голосом произношу я. — Физически я в порядке. Ты… Мне плохо с тобой, понимаешь?

У меня на мгновение появляется надежда, что сейчас я достучусь до светлой части его извращенного сознания, и донесу, что, как он, не поступают с теми, кого любят.

— Ну что ты такое говоришь, Сонь? — Макс понижает тон. Смотрит на меня удивленно на полном серьезе.

Кажется, он готов слушать?

— Ты… — начинаю и замолкаю. Мне трудно подобрать слова, чтобы донести до него настолько простые истины, как то, что ограничивать свободу другого — плохо. — Ты держишь меня рядом с собой против моей воли. Мне плохо в плену, понимаешь?

Макс несколько мгновений не мигая смотрит на меня, а потом резко поднимается.

— Мы по-разному воспринимаем счастливый брак, — выдает он сурово. — Ты проникнешься моим пониманием. Позже. И Николая я вызову. Жди визита врача.

На этом он выходит из спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь. Замок не щелкнул. У меня осталось право перемещаться по дому. А мне и не хочется никуда выходить. Макс непробиваемый. Он уверен, что это я не права, отвергая его власть.

Сейчас, анализируя наши отношения до брака, я понимаю, что он вел себя так же, разве что не ставил конкретных условий, все само собой складывалось так, что я была ограничена пределами дома, сидела и ждала его с работы, счастливая, когда он являлся раньше.

За этот год я растеряла всех подруг, потому что никто не хочет общаться с человеком, который не отвечает на сообщения и звонки. Мне и правда было не до них. Макс настолько захватил мое внимание, что я думала только о нем.

Но коса нашла на камень, и он обнажил свою деспотичную авторитарную сущность. Наверное, он иначе просто не умеет. Но мне-то оттого не легче. Я не готова жить с тираном взаперти. Который, к тому же, изменяет. Он не называет это изменой, но суть остается та же — он занимается сексом с другими женщинами.

За мыслями я погружаюсь в сон. Меня будит щелчок дверной ручки. Николай Васильевич проходит в мою спальню и располагает свои чемоданчик и сумку на туалетном столике.

— Я рад, что вы проснулись, София Дмитриевна, — произносит он мягко и немного виновато. — Максим Евгеньевич сказал, что вы плохо себя чувствуете.

— Я заложница, понимаете? — выговариваю гневно ему в лицо. — Мне плохо, потому что меня держат тут против воли. Но вам плевать, так что делайте свою работу. Что нужно? Слушать будете?

Во мне вспыхивает раздражение. Этот истукан бесполезен. Он только что и может поводить по мне стетоскопом или своим мегадорогим портативным УЗИ-сканером.

Николай подходит со стетоскопом. А я обнаруживаю, что я все ещё в том платье, в котором принимала дражайших гостей. Даже грудь оголять не придется. К глазам внезапно подкрадываются слезы. Это ужасно — ощущать, что не принадлежишь себе.

Николай слушает легкие спереди, потом просит сесть, прикладывает стетоскоп к спине.

— Сердце и легкие в порядке, — произносит буднично.

— Удивительно! — язвлю, но тут же меняю тон на покладистый: — Ребенка посмотрите?

— Конечно! — с готовностью соглашается он.

По нему не видно, проняли ли его мои слова. Непроницаемый.

Я ухожу в гардеробную и возвращаюсь оттуда уже в пижаме, которую легко задрать и подставить под сканер живот. С ребенком тоже оказывается все нормально. А я ловлю себя на ужасающей мысли — если с ним что-то случится, меня точно госпитализируют, а из больницы будет сбежать проще, чем отсюда.

Я не должна так думать, но ощущение удавки на шее подталкивает меня к ужасным мыслям. Нет, нарочно я ни за что не причиню вред малышу. Но я допускаю, что угроза беременности может оказаться на руку. И ненавижу себя за это.

Заключив, что со мной все в порядке, Николай выходит, и за дверью раздается голос Макса. Этот тиран спрашивает, что со мной. Интонация чуть взволнованная. А врач спокойно объясняет… обращаюсь в слух.

***

Рекомендую еще одну книгу новогоднего литмоба «Загадай любовь»
«Бывший. Привет из прошлого» Николь До.

https://litnet.com/shrt/nCu4

16.

Максим

— София Дмитриевна эмоционально вымотана. Ей нельзя волноваться, Максим Евгеньевич, — произносит Николай назидательно. — И, может, это не мое дело, но взаперти она испытывает сильную подавленность. Вам нужно найти другой способ взаимодействия.

Слова Николая раздражают. Я лучше знаю, как контактировать с женой. У неё есть всё — шикарный дом, уютная комната, любящий муж, полезная еда. Но ей, видите ли, этого мало. Мне в детстве отец доходчиво объяснял: комфорт нужно ценить и уважать руку, которая кормит. Даже если она наказывает.

По-хорошему, можно было бы забрать у Сони всё, чтобы она поняла, что такое жить без моей заботы. Но это разрушит её и навредит ребёнку. Я не могу так поступить. Хотя отец на моём месте точно бы посадил её в подвал на хлеб и воду, пока не осознает, что жить в комнате и питаться стряпнёй Марии лучше.

Мысли о прошлом тревожат, но я быстро их отбрасываю. Контроль — это то, что делает меня сильным. Соня, однако, этот контроль отторгает. Как мне заботиться о ней, если она не даёт доступ к её жизни?

Её демонстративное подчинение — это меньшее из зол, но мне не нужны эти фразочки вроде "Я играю по твоим правилам". Я делаю всё правильно, но это не работает.

И всё же проблема началась с её реакции на проституток. Почему она не понимает, что это просто физиология? Никакая другая женщина не получит от меня и доли того, что даю ей. Но отпустить Соню я не могу. Она слишком важна, слишком много в неё вложено.

В почте висит письмо от регионального управляющего. Праздники закончились, и с ними начались проблемы. В бизнесе всегда так. Открываю сообщение:

«Максим Евгеньевич, инвесторы "СеверСтройИнвест" отказываются финансировать проект и требуют расторжения контрактов. Своими силами не удалось урегулировать».

Это Москва. Придётся ехать лично. «СеверСтройИнвест» — крупный заказчик, отношения с ними терять нельзя. Выхожу из кабинета и стучу в спальню к Соне. Вот ведь дожил: в собственную спальню приходится стучаться. Но я уже признал, что ей нужно личное пространство.

Ответа нет. Наверное, спит. Но что-то внутри ёкает. Вдруг ей стало плохо? Вспоминаю слова Николая: нужно ослабить хватку. Дать больше свободы. Но я не могу. Не могу позволить, чтобы с ней случилось что-то вне моего контроля. Стучу ещё раз и вхожу.

В комнате горит свет, а Соня спит, завернувшись в одеяло. Время ещё только десять вечера. И правда вымоталась. Придется уехать не попрощавшись.

Подхожу к кровати и любуюсь на жену. У неё расслабленное нежное лицо, уголки губ чуть приподняты, будто она тихо чему-то радуется. За все время с Нового года, с нашей ссоры из-за той проститутки я не видел такой её улыбки и сейчас остро ощущаю нехватку.

В мозг раскаленным гвоздем вонзается внезапно колючее болезненное осознание. Оно мне не нравится. Оно повлечет мысли, которых я не хотел бы допускать. Но признать придется. Меня раздражает не то, что Соня не покоряется или делает это демонстративно, а то, что я лишился её нежности. Точнее, она меня лишила.

Соня тоже в состоянии показывать зубы и наказывать меня. Я давлю, а она забирает у меня сладкое. Сначала секс и общую постель, теперь ещё и нежность. Такими темпами скоро мы станем жить в этом доме параллельно, сталкиваясь лишь по случайности.

Решительно выхожу из спальни, выключая за собой свет, и направляюсь в кабинет. Набираю Назара, бизнес-аналитика, который выступает моей правой рукой и работает на меня двадцать четыре на семь.

— Мы едем в Москву. Прибыть надо к утру, — бросаю не здороваясь.

— Сапсан или самолет? — спрашивает Назар.

— Что надежнее. Давай Сапсан, — отвечаю по-деловому. — И подготовь всю информацию по инвесторам СеверСтройИнвест.

— Будет, Макс, — рапортует Назар и вешает трубку.

Вроде все обычно. Когда мне не приходилось решать проблемы? Дерьмо случается. Это и есть моя работа — разгребать чужое дерьмо. Выводить компании из банкротств и кризисов. Только вот собственные проблемы так просто не решаются. Чувствую себя беспомощно, и это прямо корежит меня изнутри.

Спускаюсь в столовую и нахожу на кухне Марию.

— Я уезжаю в Москву. Наверное, на неделю, — произношу, обращаясь к ней, и понимаю, что мой голос звучит растерянно.

Я не знаю, как подступиться к жене. Это вызывает смятение — чувство, которого я не испытывал с детства. А вместе с ним я теряю контроль.

— Мария, вы знаете, какое блюдо больше всего любит Соня?

— София Дмитриевна никогда не изъявляла особых предпочтений, — отвечает домработница.

— Тогда выясните, — приказываю с нажимом. — И сделайте так, чтобы, пока меня нет, Соня каждый день получала свою любимую еду.

Возвращаюсь на второй этаж. Назар присылает сообщение: забронированы места на Сапсан ранним утром. Надо бы лечь спать, но мысли бурлят. Вечерняя сцена не выходит из головы — хотелось прикоснуться к Соне, а вместо этого получил её холод.

Звоню Павлу. Приказываю привезти полтысячи роз. Через сорок минут он рапортует о выполнении. Велю Марии расставить цветы в спальне, пока Соня спит. Пусть видит, что мне не всё равно. Неделю она отдохнёт от меня, а потом я попробую другой подход.

***

Рекомендую ещё одну книгу новогоднего литмоба «Загадай любовь»
«Бывшие. (Не) сбежишь снова» Нонны Нидар
https://litnet.com/shrt/nUWc

17.

Соня

Я медленно просыпаюсь от солнечного света, пробивающегося сквозь занавески. Сначала не понимаю, что разбудило меня — то ли этот нежный утренний свет, то ли тонкий аромат, щекочущий ноздри. Протираю глаза и сажусь на кровати, осматриваюсь.

И застываю.

Комната полна роз. Бордовые, алые, нежно-розовые. Они везде: на тумбочках у изголовья кровати, на туалетном столике. На полу стоят огромные вазы, забитые цветами. Красота давит. Это не подарок, это демонстрация. Максим показывает, что заботится. Как он не поймет, что никакими подарками нельзя купить чувства?

Кто-то легонько стучит в дверь, и в комнату заглядывает Мария. Она несёт поднос с завтраком — румяный омлет, тосты, чашка горячего чая.

— Это что за спектакль? — спрашиваю раздражённо, указывая на розы.

Мария не отвечает сразу. Ставит поднос мне на бедра, возвращается, чтобы плотнее прикрыть дверь, затем подходит вплотную к кровати, будто поправить уголок покрывала. И тихо, почти шёпотом, произносит:

— Максим Евгеньевич уехал в командировку.

Сердце замирает. А потом бешено ускоряется. Внутри слабым ручейком свежести проклевывается надежда.

— Мария, вы же не просто так это сказали? — начинаю осторожно, не уверенная до конца, что можно к ней обратиться.

— Это ваш шанс, София Дмитриевна, — Её взгляд становится твёрже. — Я помогу вам выбраться отсюда.

Словно сквозь толщу воды до меня доходит смысл её слов. Бежать. Уйти отсюда. Спастись.

— Как? — спрашиваю нетерпеливо и берусь за её руку.

— Я всё продумала, — Мария убирает руку, как будто боится, что моя хватка выдаст её дрожь. — Но это нужно сделать осторожно. Шанс будет только один.

— Когда? Сегодня? — дыхание сбивается от замаячившей на горизонте свободы.

— Завтра во второй половине дня, — Мария качает головой. — Раньше никак. Вы должны быть спокойны, чтобы охрана ничего не заподозрила.

Она бросает взгляд на дверь и тихо добавляет:

— Старайтесь вести себя естественно. Готовьтесь. Я вам все расскажу.

Она рассказывает мне план, который выглядит просто идеальным. Все должно сработать. Я верю!

Её слова дают надежду, но вместе с тем сковывают страхом. Это шанс. Единственный. Если провалюсь, это будет катастрофа.

Чтобы отвлечься, после завтрака вынимаю все розы из комнаты и составляю в коридоре под удивленным взглядом Дениса. Пусть смотрит. Отказываться от подарков тирана мне никто не запретит.

До вечера доживаю с диким скрежетом, на каждый шорох вздрагивая в страхе, что Макс внезапно вернулся и все сорвется. Ночью сплю плохо и постоянно ворочаюсь. Засыпаю только под утро, а когда днем выхожу из комнаты и снова вижу идиотские розы, зло берет. Макс как нарочно заставляет меня помнить о себе.

Сегодня важный день. Он должен стать для меня последним в этой клетке. Я могу начать жить заново. Могу оказаться на свободе! Но тут же пронзает ледяной страх: что, если план провалится?

Я стараюсь вести себя естественно. Одеваюсь в спортивный костюм, который в пору называть домашней формой. Денис, как всегда, следует за мной тенью, пока я медленно спускаюсь по лестнице, направляясь в столовую к обеду.

Мария уже накрыла на стол. На белоснежной скатерти стоит очередной крем-суп с золотистыми гренками, чашка чая и несколько бутербродов с икрой. Казалось бы, всё как всегда, но я чувствую, что и Мария изо всех сил старается выглядеть спокойной. Её взгляд ловит мой лишь на мгновение, и в нём читается предупреждение: «Не показывай лишнего».

Я ем медленно, с трудом проглатывая куски. В горле словно ком застрял, но нельзя подавать виду. Денис в это время стоит в углу столовой, сложив руки на груди, и изредка поглядывает на меня, проверяя, всё ли в порядке.

После завтрака я возвращаюсь в свою комнату. Время замирает. Я пытаюсь читать, но буквы плывут перед глазами.

К четырём часам Мария заходит в комнату. Она привычно приносит поднос с полдником — крекеры с мягким сыром и чашку горячего какао. На секунду задерживается у стола, оглядывается, будто проверяет, нет ли за ней наблюдателей и вытаскивает из кармана полиэтиленовый пакет. Его цвет уже заставляет меня вздрогнуть.

— Здесь куриная кровь, — шепчет она. — Сделайте всё, как мы договорились.

У меня руки дрожат, когда я прячу пакет под подушку.

— Вот телефон, симка оплачена, приложение такси есть, и чек от камеры хранения, София Дмитриевна, — продолжает Мария, вынимая квиток со штрихкодом и гаджет из-под фартука. — Номер кризисного центра для женщин в беде уже вбит в память телефона. Вас ждут.

Мне некуда спрятать эти вещи. Скотчем прилепляю телефон и ключ сбоку на талии, чтобы их нельзя было нащупать, взяв меня на руки. Слишком все сложно. Шанс, что все сорвется, огромен. Внутри чувство одновременно облегчения и ужаса: всё решится этим вечером. Либо я сбегу, либо не знаю, что Макс со мной сделает. Но если этот побег провалится, хорошего можно не ждать.

______________

Привет, мои красивые!
Пока мы держим за Соню кулачки, чтобы у неё все получилось, предлагаю насладиться эмоциональной и горячей историей, которую мы стартовали вместе с Зоей Астер —
«Измена. Цена лжи»
https://litnet.com/shrt/n9Dc

18.

Соня

Время подбирается к пяти. В доме тихо, словно перед бурей. Я делаю глубокий вдох, стараясь унять дрожь и надрываю пакет. Лежа в кровати, разливаю кровь по бедрам и промежности поверх пижамы. Бордовые пятна быстро растекаются по пижаме, заливают простыню. Запах резкий, металлический, как настоящая кровь. От вида бурого пятна на белой ткани у меня подкатывает тошнота, но я заставляю себя сосредоточиться.

Прячу пакет и набрасываю одеяло.

— А-а-а! — истошно кричу, будто меня режут.

Хватаюсь за живот, и, когда дверь распахивается и влетает встревоженный Денис, скрючиваюсь в три погибели, хриплю, отбрасываю одеяло.

— София Дмитриевна? — Денис в шоке. Я тоже. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

— Денис! — кричу, вкладывая в голос всю тревогу и панику, на которую способна. — Очень больно! С ребенком… Что-то…

В комнату вбегает перепуганная Мария.

— Боже, София Дмитриевна! Как же так? Что произошло?

— Не знаю, — стону я, держась за живот. Сама так верю, что мне больно, что на лбу испарина выступает.

— Чёрт! — выдыхает охранник и принимается кому-то звонить.

Я тихонько скулю, и в тишине комнаты слышу голос, искаженный крошечным динамиком телефона. Это голос Макса.

— Говори!

— Максим Евгеньевич, у Софии Дмитриевны кровотечение, — взволнованно выпаливает Денис.

— Долбоёб? Почему ты звонишь мне, а не врачу? — осатанело орёт в ответ Макс, и я почти вижу его перекошенное от гнева лицо. — Николаю звони!

Денис завершает разговор и тут же набирает номер врача.

— Николай Васильевич, нужна помощь. У Софии Дмитриевны открылось кровотечение, — произносит он.

Голоса Николая Васильевича я не слышу, но догадываюсь, что приехать мгновенно он не сможет.

— Везем вас в клинику, — сосредоточенно говорит Денис, повесив трубку. — Николай приедет туда. Это нельзя откладывать.

Денис в два шага оказывается у кровати, аккуратно заворачивает меня в одеяло, словно фарфоровую куклу. Бережно поднимает. В гостиной к нему присоединяется ещё один охранник, следует за нами на улицу и открывает Денису заднюю дверь машины, куда тот загружает меня.

Я лежу в машине, завернутая в одеяло, и стараюсь дышать ровно, чтобы не выдать свой внутренний хаос. Мотор урчит, колеса катятся по асфальту, а я слышу только собственное сердце. Оно стучит так громко, что, кажется, его могут услышать и охранники. В голове только одна мысль: ещё чуть-чуть, и я свободна.

Хотя внутри булькает тревога. На самом деле, я действую на удачу. Не факт, что в клинике найдутся окна, пригодные, чтобы выбраться. Вообще все может накрыться только потому что мне не удастся остаться наедине. Убрать от себя охранников не будет сложно — куда сложнее будет отделаться от врача и медсестер.

А если врач определит обман… Пытаюсь об этом не думать. В конце концов, я ведь смогу сказать, что я пытаюсь сбежать от мужа. Возможно, мне помогут. А возможно, нет!

Нет. Доверюсь удаче. Мне должно повезти. Реальность все уравновешивает. Мой муж-тиран запер меня, закрыл одну дверь, значит, жизнь просто обязана открыть мне другую!

Машина вскоре тормозит, и Денис объявляет:

— Приехали.

Дверь открывается, и он с той же осторожностью вытаскивает меня. Я краем глаза вижу высокое здание с яркой вывеской: «Клиника доктора…» фамилия длинная какая-то. Скорее всего, её держит знакомый Макса. Сердце замирает. Пока всё идёт по плану, но впереди самое сложное.

Денис заносит меня в приёмное отделение.

— Срочно нужен врач! — кричит на все фойе.

Мне даже неловко перед ним. Он и правда переживает. И влетит ему знатно от Макса, когда вскроется, что я сбежала. Бедолага. Что его ждёт…

К нам тут же выбегает молодой врач в белом халате и пара медсестер, которые везут каталку. Врач сосредоточенно кивает, когда Денис рассказывает ему свою версию событий. «Внезапно пациентка закричала, у неё оказалась кровь».

— Спасибо, уложите её сюда, — указывает врач на каталку.

Денис кладет меня на прорезиненное полотно прямо в одеяле. Каталка приходит в движение. Врач идет рядом и опрашивает меня. Головокружение, слабость, тошнота? Где болит? Что предшествовало кровотечению. А я судорожно пытаюсь понять, можно ли ему сказать правду.

Денис со вторым парнем остаются у дверей в отделение, дальше я продолжаю путь уже наедине с врачом и медсестрами.

Меня завозят в смотровую, разворачивают одеяло. Одна из медсестер тут же вынимает из шкафа казенную ночную рубашку. Новую. Мол, переоденетесь.

Врач начинают осмотр. Я понимаю, что мне ни в коем случае нельзя допустить, чтобы мой блеф раскрылся, а значит, нельзя допускать, чтобы они продолжили диагностику моего состояния. Мне нельзя даже кофту пижамную задирать, чтобы не обнаружились телефон и чек от камеры хранения.

— Мне очень нужно в туалет, — произношу слабо, изо всех сил имитируя страдание.

Врач хмурит брови.

— Вы в состоянии дойти?

— Да, пожалуйста, мне очень надо… — продолжаю придерживаться первоначального плана. — Кровь, кажется, уже не течет.

Мужчина в халате наконец кивает.

— Только аккуратно. Галина, помогите пациентке.

Она берёт меня за руку и помогает слезть с каталки. Вручает одноразовые тапочки и берет ночнушку. Меня колотит дрожь, и медсестра вскидывает на меня испуганный взгляд.

— Все хорошо, просто сахар низкий, — отшучиваюсь, понимая, что, возможно, зря это сказала.

— Я скажу врачу, чтобы сделали анализы на сахар, — отвечает она по-деловому и ведет меня в конец коридора.

Трясет меня, конечно, не от сахара, а от адреналина. Медсестра подводит меня к двери, на которой висит табличка, символизирующая душ и туалет. Видимо, комната для сбора анализов в том числе.

— Я подожду вас снаружи, — услужливо произносит медсестра, протягивая ночнушку.

Я благодарно забираю одежду и захожу в просторную кафельную комнату. Запираю дверь на защелку.