Измена. Пропавшая без вести любовь

Глава 1.

Сегодня мне снова приснился Игнат, а потому я просыпаюсь опять в слезах. Перед глазами так и стоит мальчишеская улыбка и горящие глаза моего без вести пропавшего мужа.

Там, во сне, Игнат меня обнимал. Я была безумно счастлива.

А сейчас я снова в холодной постели, с безысходным ощущением ледяного одиночества и беспросветной тоски.

Подруги говорят, что пора отпустить и забыть, смириться.

Но как можно смириться и не ждать?

Без вести пропавший — это даже страшнее смерти. Тебя сжирает неизвестность и страшные мысли, которые только усугубляются призрачной надеждой, что однажды он может вернуться.

Просто войдет в эту дверь, обнимет меня и скажет: “Ну привет, Маришка. Я снова здесь, с тобой!” И мое сердце разорвется от счастья.

Но дни идут, складываясь в недели и месяцы. С каждым днем надежда становится все более призрачной, но душа от этого только разрывается сильнее.

Если бы я была уверена в смерти мужа, безусловно, я бы погрузилась в адскую пучину горя, но, наверное, я бы смогла его отпустить. Уж за прошедшие три года, наверное, мне бы полегчало. А так я продолжаю ждать и живьем сгорать от неизвестности и страшных мыслей.

Первые дни я вообще не могла поверить, что такое может произойти в современном мире. Ну как возможно, что человек просто вышел утром на работу и больше не вернулся?

Но шли дни, недели и месяцы, а Игнат не возвращался. Его поиски ничего так и не дали. Он как будто просто исчез.

Конечно, первое время я пыталась поднять на уши всех друзей, знакомых, органы, но поиски ничего не дали. Официальное заключение: Жданов Игнат Вениаминович числится пропавшим без вести.

Вытирая слезы, я иду в ванную. Умываюсь, чищу зубы, стараюсь забить этот день привычными, бесполезными делами. Пью кофе, собираюсь на работу, еду в офис. Все на автомате, как заведенный кем-то однажды робот. Хожу, говорю, ем, пью, работаю, но полноценно я не живу.

Я жду. Иррационально надеюсь, хотя надежды уже нет.

После работы идем домой вместе с Соней, моей подругой, мы с ней живем рядом и работаем вместе.

И вот она снова заводит свою пластинку:

— Маринка, ну хватит киснуть, а? Сегодня пятница, пойдём сходим куда-нибудь, проветримся!

— Зачем? — спрашиваю бесцветно.

— Ну как зачем? Сколько можно хоронить себя заживо? Ну неужели ты не понимаешь? Хватит уже! Не вернётся он, отпусти, забудь!

— Не могу. А если…

— Ну что, если, Марин? Что, если… Какое “если” может заставить человека пропадать где-то три года? Ну понятно же здесь все, нет его уже с нами! Отпусти!

— Не могу, — шепчу упрямо.

— А давай сходим в церковь, а? Поговоришь с батюшкой? Я спрашивала у него, он говорит, что выслушает, даст совет.

— И что ты мне предлагаешь? — взрывает меня. — Свечки ему за упокой поставить? А если он живой? А если его в плен захватили? Может, он в рабстве! Сейчас время такое. Может, он где-то у врагов в канаве сидит, может, его мучают, а я…

— А что ты? Что ты можешь сделать?

— Я не знаю, но я не сдамся, — хватаюсь за виски.

Голова опять начинает взрываться, но я упрямо шепчу:

— Я недавно закрыла кредит, который мы брали на лечение мамы.

— Я помню, Марин, что твой пропавший муж оставил тебе и кредит, и больную мать…

— Слушай, замолчи, а?! — окончательно выхожу из себя. — Ты так говоришь, как будто он это специально сделал и сбежал!

— Да знаешь, иногда мне кажется, что все так и было. В очень уж удачный момент Жданов исчез.

— Все, Соня! С меня хватит!

— Марин, прости, — оседает подруга. — Я ляпнула не подумав. Просто я помню, как тебе было тяжело! Как ты убивалась за ним, а тут еще больная свекровь на тебе была и кредит этот проклятый. Как вспомню весь этот ужас…

— Я справилась. Это наша семья и наш кредит, и теперь я его закрыла и могу собрать денег на частного детектива.

— Господи, Марин, какой бред ты несёшь. Ну какой частный детектив?

— Такой! Такой, Соня, который не будет меня футболить, а попробует разобраться, куда пропал мой муж! Потому что так жить дальше я не могу. Мне нужно знать, что с ним случилось! И если его нет в живых, попасть на его могилу хотя бы, понимаешь? Оплакать его, отгоревать. И, может быть, тогда я смогу отпустить, а так, — смахиваю набежавшие слезу. — Нет!

— Ой, Маринка, Маринка…, — причитает подруга.

— Ты понимаешь, он мне снится каждую ночь. Я думаю о нём постоянно. Я не могу без него.

— Вот именно, Мариша, ты думаешь о нём постоянно, а нужно подумать давно уже о себе, — не унимается Соня. — Уверена, случись с тобой такое, твой Жданов долго бы убиваться не стал!

— Неправда, Соня, он меня любил.

— Любил, конечно, — закатывает она глаза. — Все они, мужики, любят. По началу.

— Сонь, давай ты свой негативный опыт не будешь перекладывать на меня. У нас с Игнатом всё было по-другому.

— Марин, ты знаешь, никогда тебе этого не говорила, но сегодня скажу. Как говорится, о мёртвых или хорошо, или никак. Ну а поскольку ты Игната своего мёртвым не считаешь, то слушай: не такой уж он святой у тебя был. Ко мне, например, подкатывал.

Я замираю. Смотрю на подругу ошарашенно.

— Сонь, вот это сейчас очень некрасиво. Ты зачем мне это говоришь? Ты вообще понимаешь, что ты говоришь? Этого не может быть. Я тебе не верю. Я знаю, ты специально врёшь мне, чтобы очернить Игната в моих глазах! Чтобы я перестала его ждать, да? Нет, я понимаю, ты, наверное, действуешь из лучших побуждений, но не надо, не надо, не трогай меня! — кричу ей в лицо. — Я сама знаю, как мне жить. Отвалите от меня все!

Разворачиваюсь резко и иду в другую сторону, через сквер, хотя собиралась ещё зайти в магазин за продуктами.

— Ой, дурочка ты, дурочка! — летит мне вслед от подруги, но я не слушаю.

Я упрямо иду своей дорогой и верить ей не собираюсь. Мы с Игнатом любили друг друга, и эту любовь предать я не могу! Я все ещё надеюсь, что мы встретимся. Даже если не на этом свете, значит, на том.

Глава 2.

Сердце тут же камнем ухает вниз, а потом оживает и начинает неистово колотиться. В первую секунду даже кажется, что мне послышалось. Поэтому я прошу хрипло:

— Что вы сказали? Повторите, пожалуйста.

— Жданов Игнат Вениаминович — это ваш муж?

— Да, да, это мой муж, — вскрикиваю я, хватаясь за сердце. — Вы видели его? Вы что-то о нём знаете?

— Девушка, спокойнее, — раздаётся на том конце провода. — Да, я кое-что о нём знаю.

— Он жив, скажите мне?

— Жив. Конечно, жив, — как мне кажется, с усмешкой выговаривает эта дама.

— О, Господи. Слава Богу! — наворачиваются на глаза слёзы, и я оседаю на ближайшую лавку. — Где он, скажите мне, где? — всхлипываю в трубку.

— Я пришлю вам адрес, — отвечает женщина и отключается.

Я тут же пробую перезвонить на этот номер, но сначала никто не отвечает, а потом номер уже оказывается недоступным.

Меня трясет. Как же так? Что это было? Кто эта женщина? Я ничего не успела спросить. А что, если она ничего не пришлет? Я же с ума сойду!

А если это мошенники какие-то? Но откуда они узнали, что я ищу мужа?

О господи? Что делать? Идти в полицию?

Но я почти уверена, что там на меня снова посмотрят, как на душевно-больную, и отправят восвояси.

Телефон пиликает сообщением, я вздрагиваю. Тут же открываю и вижу… Адрес! Город Санкт-Петербург, улица, номер дома, квартира и даже код от подъезда.

Меня трясёт мелкой дрожью, я сжимаю в руках телефон и не могу вздохнуть. Господи, неужели это правда? Неужели Игнат жив?

И что теперь делать мне? Куда сейчас бежать, лететь?

Да какая разница! Я ведь за ним и на луну слетать готова, лишь бы обнять и убедиться, что с ним все в порядке!

Вот только, если это так, то почему он не вернулся домой? Может, он потерял память? Или болен серьезно?

Не знаю, но я обязательно выясню!

Очевидно одно — я должна туда ехать и срочно!

Бегу к своему дому, как только попадаю в квартиру, тут же открываю ноутбук и захожу в интернет, мониторю билеты до Питера.

На самолёте, конечно, дорого, но я должна попасть туда как можно скорее, я не могу ждать. А потому я трачу практически последние деньги на билет в один конец.

Рейс завтра рано утром, а мне еще нужно успеть решить кое-какие вопросы. Скидываю в дорожную сумку самое необходимое.

Созваниваюсь с нашим отделом кадров, говорю, что мне нужен отпуск за свой счёт. Конечно, отпускать меня не хотят, но в двух словах я объясняю ситуацию, и наша начальница отдела кадров всё же обещает подписать моё заявление.

Несмотря на сегодняшний неприятный разговор, решаю зайти к подруге.

Мои новости Соня выслушивает с хмурым лицом. Мне кажется, она совсем не разделяет моего энтузиазма.

— А ты хоть посмотрела, что там за адрес? Что это за улица, квартира, дом?

— Нет, не посмотрела.

— Ой, горе ты моё луковое, давай сюда, — открывает она ноутбук.

Вбиваем адрес, смотрим по карте. Это элитный жилой район.

— Очень интересно, — хмыкает подруга. — И что это твой Жданов тут делает? Как по твоему? — недоверчиво прищуривается.

— Откуда я знаю, Соня? Но мне в любом случае нужно проверить, ты же понимаешь.

— А ты не думаешь, что тебя развели? Что это какие-нибудь мошенники?

— Была такая мысль. Но что с меня взять мошенникам, Сонь? Денег они не просили, да у меня их и нет.

— А голос был, говоришь, женский?

— Да, женский. И что?

— Ой, не нравится мне это всё, подруга, — качает Соня головой.

— Не отговаривай меня, я всё решила.

— Хорошо, отговаривать не буду. Знаю, какая ты упертая. Лучше скажи мне, где ты остановишься в Питере?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Денег у меня, конечно, немного, но что-нибудь придумаю.

— Ой, горюшко ты мое. Сиди здесь, сейчас я найду телефон моей троюродной сестры. Спрошу, может, не откажет в помощи.

— Да неудобно как-то, Сонь.

— Тихо сиди, удобно, неудобно!

Уходит, слышу, звонит кому-то, разговаривает по телефону. Через несколько минут возвращается.

— Ну, будем считать, что тебе повезло. Сестра моя не против, если ты поживёшь у неё пару дней. Записывай её телефон и адрес.

— Спасибо тебе, Соня, спасибо, — обнимаю подругу. — Прости меня, я тебе сегодня наговорила гадостей, но…

— Да знаю я, что ты не со зла. Могла бы, с тобой поехала, да двоих нас с работы не отпустят, точно уволят.

— Нет, не надо со мной ехать, я сама справлюсь, не маленькая.

— Не маленькая, но иногда очень наивная. Ладно, Мариша, желаю тебе удачи!

Подруга обнимает меня, а утром провожает на рейс.

И вот самолёт взлетает. А меня выкручивает изнутри, трясёт от самых разных эмоций: страх, предвкушение, сомнения. Все со мной, и я понятия не имею, что же ждёт меня там, в Северной столице.

Глава 3.

Питер встречает своей любимой погодой: мелким дождём и хмурыми облаками. Но этот город прекрасен в любую погоду, вот только мне сейчас совсем не до городских пейзажей.

Долго изучаю карту метро, чтобы понять, как мне добраться до нужного адреса. Немного путаюсь в ветках, но в итоге всё-таки добираюсь до нужной станции. А потом ещё минут пятнадцать иду по навигатору, пока не замечаю впереди возвышающиеся элитные высотки. Сразу видно, что район этот новый, продуманная территория, клумбы, детские площадки, всё как с картинки. Не то, что в нашем провинциальном городе.

Нахожу нужный мне дом. Он огромный, построен в виде колодца с большим внутренним двором, вход в который тоже закрыт.

Открываю присланное мне сообщение и нахожу код. Возможно, он не от подъезда, а от ворот?

Пробую ввести и мне везёт, калитка открывается.

Найти подъезд оказывается тоже не так просто. Здесь их около двух десятков. А когда я всё же нахожу нужный и пробую ввести всё тот же код, то понимаю, что удача моя на этом закончилась. Код не подходит.

Но это не страшно. Я уже почти у цели!

Только бы это был не обман, только бы найти Игнатика.

Сажусь на лавочку, пытаюсь унять дрожь в руках. Нервы бьют все сильнее.

Осматриваюсь и впервые позволяю страхам вылезти наружу. На самом деле я совершенно не понимаю, что моему мужу делать здесь?

Смотрю на детскую площадку посередине двора, и сердце начинает щемить ещё сильнее.

Если я найду Игната, сказать ему, или не стоит? Скорее всего, я просто не смогу. Эту страницу жизни я отчаянно постаралась закрыть, ведь иначе я всё же двинулась бы разумом, впала в абсолютное отчаяние, а мне было нельзя. У меня на руках была умирающая мама Света.

Слёзы всё же снова наворачиваются на глаза. Судьба оказалась очень жестока. Столько лет она нам не давала ребёночка, а буквально за день до исчезновения Игната я узнала, что ношу под сердцем его кровиночку. Вот только сообщить ему не успела. И когда я поняла, что с Игнатом что-то случилось, это был как луч света во мраке.

Жаль только, что прожил этот луч недолго. Не доносила я ребёночка. На третьем месяце случился выкидыш.

А я так мечтала, что рожу сына, и он будет точной копией отца…

Так, всё, Марина! Прекрати! Достаточно ты уже слёз выплакала и сердце надорвала. Сама сказала, что закрыла ту страницу. Ты здесь сейчас за другим.

Как раз в этот момент через ворота въезжает машина. Белоснежный джип. А за рулём…

О господи! Я сразу его узнаю! Да и как не узнать. Его волевой профиль, зачёсанные назад тёмные волосы, осанку я узнаю из тысячи!

Вскакиваю с лавочки и уже собираюсь броситься к мужу, но резко торможу, когда на переднем сидении рядом с ним замечаю женщину.

Очень красивую, ухоженную. И она что-то с улыбкой говорит Игнату, а он смотрит на неё так, что я замираю. Я знаю этот горящий взгляд… Когда-то именно так он смотрел на меня.

Женщина поднимает руку и ласково гладит Игната по щеке, а я в этот момент просто умираю. Этот жест очень интимный, личный, совсем не дружеский.

Я не хочу это видеть и верить в ту уродливую картинку, которая складывается в голове.

Но… как оказалось, это только начало моей новой агонии.

Игнат выходит из машины, легко обходит её, открывает дверь своей блондинке, помогает ей выйти, придерживая за талию, а потом…

О господи, я не могу поверить глазам. Это какая-то уродливая параллельная реальность!

Игнат открывает заднюю дверь машины и достаёт из детского кресла ребёнка.

Темноволосого, розовощёкого мальчика, точно такого, каким я себе представляла нашего сына.

Мальчонка обнимает Игната за шею, и до меня доносится трогательное: “Папа”.

И это как выстрел в самое сердце.

Задыхаюсь, переставляю ноги, не чувствуя земли под ногами.

Они идут к подъезду, а я…

— Игнат! — вдруг срываюсь на крик.

Он оборачивается и застывает, увидев меня.

На несколько долгих секунд мы зависаем глаза в глаза. И это добивает меня окончательно.

В глазах мужа я чётко вижу узнавание и… испуг? Что, дорогой, неужели не рад меня видеть? Я там убивалась три проклятых года, а ты жил сыто и красиво с другой? Как это пережить? Как принять?

— Игнат, кто эта женщина? — спрашивает удивлённо его дама.

— Я не знаю её, — нервно выдаёт мой муж. — Наверное, какая-то сумасшедшая. Пойдём отсюда, Ната, я свяжусь с охраной, чтобы они убрали её отсюда.

Игнат и его женщина быстро скрываются в подъезде. Только перед тем, как захлопнуть железную дверь, мой муж бросает на меня хмурый взгляд, полный недовольства и раздражения…

А мне хочется закричать на весь этот проклятый элитный двор только одно: “За что?! За что ты так со мной, любимый?”

Но голоса нет. Я еле дышу. Перед глазами чёрные точки. Мне кажется, я умираю в очередной раз. И если раньше меня ещё что-то держало на этой земле, то теперь ничего нет! Никому я не нужна!

Даже тому, кого бесконечно любила!

— Девушка! — окликает меня грубый голос.

Невидящим взглядом веду вокруг.

— Отстаньте от меня, — хриплю я.

— Вам нужно уйти отсюда, — просит меня какой-то мужчина. Кажется, охранник.

Но меня вдруг накрывает волной дикой истерики, а этот урод хватает меня за руки.

— Не трогайте меня! — ору я.

Но он не отступает. И меня накрывает чёрной волной. А дальше я плохо понимаю, что делаю, просто выливаю всю боль через агрессию. Бью, кусаюсь, царапаюсь, кричу.

Пока не получаю по лицу, отчего падаю на асфальт, простреливает боль в затылке, и меня накрывает спасительная темнота…

Глава 4.

В себя прихожу от резкого запаха, бьющего в нос. Открываю глаза, дезориентировано осматриваюсь, не понимая, где я. Какая-то небольшая комната, и надо мной склонился мужчина. Чуть дальше стоит ещё один, оба в форме охранников.

— Где я? — хмурюсь, хватаюсь за гудящую голову.

Пытаюсь встать, но сильная рука укладывает меня обратно.

— Тише, тише, дамочка, лежите, — говорит один из них.

— Ну что, скорую будем вызывать? — склоняется надо мной с беспокойством второй.

— Нет, ты ж понимаешь, скорую вызовем, начнутся ненужные вопросы, а оно нам надо? Шеф сказал, сейчас своего врача пришлёт.

— Какого врача? Ничего не надо, — опять пытаюсь встать, но меня снова укладывают.

Вдруг в комнату входит ещё один мужчина, злой и хмурый. И по тому, как тут же в стойку становятся охранники, сразу становится понятно, что он здесь главный.

— И что это вы устроили, охламоны? — рявкает он.

— Шеф, да мы не специально. Она неадекватная какая-то. Кинулась на Гришку с кулаками. Гляньте, лицо ему расцарапала и руку укусила.

Это они про меня?

— А Гришка ничего лучшего не придумал, чем треснуть её головой об асфальт? Тебя чему учили, придурок? Ты с хилой бабой не смог справиться.

— Да я не хотел, шеф. Так получилось, просто она вырывалась, а я её толкнул неудачно, она шмякнулась и головой об землю треснулась.

— Да уж, понаберут идиотов, а мне потом расхлёбывай. Сейчас она жалобу на нас накатает, и будешь ты, Гриша, хлебать дерьмо ложкой. И было бы мне похрен, если бы на кону не стояла репутация.

Гриша виновато опускает глаза. Лицо у него и правда расцарапано.

— Это я его так? Простите, я не хотела, — поднимаю на него взгляд. — Я просто…

— Что, просто ненормальная? — зло гаркает этот шеф.

— Ну, пусть будет так, — вздыхаю я, потому что сил спорить с этими мужиками совсем нет. Хочется просто уйти, спрятаться и никого не видеть.

Мне сейчас совершенно безразлично, что и кто обо мне подумает.

— И часто вас так накрывает? — не унимается шеф.

— Нет, не часто. Первый раз со мной такое.

— Так... — подходит ко мне ближе мужчина. — А ну-ка присаживайтесь, дамочка.

Я ловлю его взгляд: глаза у него карие, цвета виски, седина на висках его совсем не портит, а вот разящее от него раздражение — очень даже. Явно в его планы не входило возиться со мной.

— Вы не переживайте, я чуть в себя приду и уйду.

— Ага, знаю я таких, — хмыкает он. — Пацаны, сделайте нам чаю быстро, дамочке сахара побольше.

— Будет сделано, шеф, — срываются ребята в другую комнату.

А этот мужчина продолжает изучать меня внимательным взглядом.

— Так что случилось? Рассказывай.

— Какая вам разница? — вздыхаю я, обнимая себя руками за плечи, потому что шок начинает проходить, и всё случившееся снова встаёт перед глазами, выворачивая мне душу наизнанку.

— Давай-ка так, красавица: мне, конечно, по большому счёту плевать. Но так уж вышло, что Гришка мой дальний родственник. И вот вообще мне не хочется затевать какие-то разборки. Давай с тобой договоримся: я тебе денег дам, а ты никуда не будешь обращаться, жалобы писать.

— Да я и не собиралась, — тру простреливающий болью висок.

А перед глазами всё снова плывёт. Опять чёрные мошки летают, мир качается. Пошатываюсь, но сильные руки ловят меня снова, укладывают на подушки.

— Тише, тише, красавица, приляг. Ты где живёшь? Расскажи. Кому позвонить? Мужу, родителям? — смягчается вдруг его тон.

— Нет у меня никого, — отвечаю слабо.

— И что, ты одна в этом городе? — замечает перед диваном мою дорожную сумку. Видимо, ребята принесли её сюда вместе со мной. — Ты приезжая, что ли?

— Да, — хриплю я.

— Понятно, — чешет он затылок. — Что, приехала Северную столицу покорять?

— Нет, по другому поводу.

— Шеф, вот чай! — заносит Григорий кружку, ставит её на низкий столик перед диваном. — Врач звонил, уже подъезжает.

— Это хорошо, веди его сразу к нам.

— А где я? — осматриваюсь потерянно. Замечаю мониторы с камерами видеонаблюдения.

— Пацаны тебя к себе отнесли, в комнату для охраны, чтобы ты на детской площадке народ не пугала.

— Я не собиралась.

— А как ты сюда вообще прошла? Территория закрытая, вообще-то. К кому-то в гости шла?

— Да. Только там меня не ждали.

— Ладно, не буду пытать. Вставай давай. Попей чаю.

Да, пить действительно очень хочется. Приподнимаюсь, делаю несколько глотков. От тёплого сладкого чая внутри немного согревается. Вспоминаю, что я ничего не ела сегодня, и вчера на нервах ничего в горло не лезло.

В этот момент как раз к нам заходит ещё один мужчина. Представляется, имя его я не запоминаю, но чётко улавливаю, что это врач. Он осматривает меня, водит перед глазами фонариком, хмурится, расспрашивает о симптомах.

— Ну что сказать, Макарыч, — смотрит он на шефа. — Сотрясение дамочка словила приличное, сто процентов. А значит, неплохо было бы ей в больничке у нас полежать.

— Я не хочу в больницу! — начинаю суетиться. — Вы меня отпустите, я пойду, я никаких жалоб писать не буду, я клянусь.

— И куда пойдёшь? — хмурится Макарыч.

— Тут у моей подруги троюродная сестра живёт. Она меня обещала приютить на несколько дней.

— Что ж, троюродная сестра подруги... Звучит не очень, но лучше, чем ничего. Поехали в больничку. МРТ тебе сделаем. А потом отвезу тебя к твоей сестре подруги.

Спорить не вижу смысла, чувствую, этот серьёзный мужчина меня всё равно не отпустит. Допиваю чай, и вот мы уже собираемся выходить, но тут в комнату входит женщина.

Сердце моё тут же подскакивает к горлу, а внутри всё обрывается, потому что я узнаю её. Это новая жена моего мужа…

Глава 5.

Ну как, жена… Женой Игната эта наглая блондинка, конечно, быть не может, потому как жена ведь я!

Вовремя эта мысль приходит мне в голову, именно она заставляет меня подняться, и несмотря на головокружение, твёрдо посмотреть на эту женщину.

— Оставьте нас, — требует она, свысока смотря на охранников.

И мужчины, как ни странно, слушаются. Выходят, не проронив ни слова. Даже тот самый шеф. Странно.

— Ну, привет, Марина, — выдаёт она, с явным пренебрежением рассматривая меня.

— Интересно, — хмыкаю я, — получается, вы меня знаете? А вот я вас нет.

— Конечно, я тебя знаю, ещё бы мне тебя не знать, — ухмыляется блондинка. — Меня Наташа зовут, если что.

— Не могу сказать, что приятно познакомиться. А что-то там, возле подъезда, вы делали вид, что первый раз меня видите, впрочем, как и мой муж.

— Да. Бездарная игра бездарного актёра. Это я про Игната, если что.

— И, зачем вы здесь, если знаете кто я?

— Это я тебе звонила, Марина, — самодовольно ухмыляется.

— Вы? — смотрю на неё всё ещё в шоке. — Я ничего не понимаю тогда. И зачем?

— Потому что я хочу, чтобы ты забрала своего мужа обратно, — выдаёт эта выдра.

— В смысле, забрала? — смотрю на неё, как на душевнобольную.

— Ну, как бы, да, вот так. Хочу, чтобы ты его забрала. Ты ведь так старательно его искала, убивалась за ним. А он, козёл такой, бросил тебя с проблемами и долгами, — выдаёт ехидно. — Я всё это знаю, правда, подробности узнала не так давно, — пожимает плечами.

— Интересно. А что же вы его просто не выставили сами? Ведь пока я не знала о вас, я бы его с радостью приняла обратно и была бы безмерно счастлива. А сейчас я даже не знаю…

Слёзы всё же наворачиваются на глаза, но я стараюсь держаться, не хочу показаться слабой перед этой идеально вылизанной блондинкой, хоть внутри всё и дрожит от переживаний.

— Марина, — вздыхает она снисходительно, — если бы я могла сделать так, как ты говоришь, я бы сделала. Но всё несколько сложнее, поэтому я вызвала сюда тебя.

— Я не знаю, зачем вы это сделали. Но теперь мне нужен развод.

— А я думаю, что тебе есть смысл с ним повременить, хотя дело, конечно, твоё. Самое главное, я хочу, чтобы Игнату ты ничего не говорила о моём звонке и о нашем сегодняшнем разговоре.

— А почему я должна делать то, что ты просишь? — перехожу на “ты”, не видя смысла больше выказывать уважение этой хабалке.

— Это в твоих же интересах. Ну и ещё я могу тебе заплатить. Я так понимаю, с деньгами у тебя негусто, быть может, ещё и долги ты не всё выплатила? Сколько ты хочешь? Сто, двести, триста тысяч?

— Я нисколько не хочу. Но мне придётся поговорить с Игнатом, посмотреть ему в глаза и пожелать счастья с тобой. В конце концов, у вас ребёнок. Если уж Игнату совесть позволила три года прятаться, то, я думаю, и дальше труда не составит.

— Не составит, в этом я уверена, но такой расклад теперь не устраивает меня, — складывает на груди руки Наталья.

— Меня это мало волнует. И давно вы с ним? — решаю задать вопрос, теперь совсем по-другому глядя на всякие командировки моего мужа.

— Давно.

— Так он не просто так исчез, а к вам уехал? Так?

— Это длинная запутанная история, и рассказывать её тебе я не собираюсь. Если твой муж посчитает нужным, пусть сам это делает.

— А я так понимаю, что за три прошедших года семья у вас сложилась так себе? И теперь вы мне хотите вернуть мужа? Как товар ненадлежащего качества? — поражаюсь я цинизму этой бабы.

— Что-то типа того, — выдаёт с усмешкой. — Более того, я ж тебе компенсацию предлагаю, ну, скажем так, неустойку.

Слушаю и просто пребываю в шоке.

— А у меня что, магазин подержанных мужей? — начинает подниматься у меня в душе гнев. — Засуньте свою неустойку в задницу! Можете даже моему мужу, а меня оставьте всё в покое!

Разворачиваюсь и выбегаю из этой душной проклятой комнаты. Потом вспоминаю, что не забрала свои вещи, возвращаюсь, хватаю сумку и выскакиваю на улицу.

А здесь моросит мелкий, противный дождь, и это даже хорошо: он гасит мои бушующие эмоции. Я иду вперёд, не видя дороги. Капли дождя смешиваются со слезами, и мне снова хочется кричать от несправедливости, людской подлости, безысходности.

Но я вдруг понимаю, что это бесполезно, и никак мне не поможет. И прямо сейчас мне нужно спрятаться куда-то, прийти немного в себя.

А потом я хочу всё же встретиться с предателем и посмотреть ему в глаза. И отпустить его уже навсегда, похоронить, потому что после того, что он сделал, никакой семьи у нас уже быть не может.

И вообще, мой Игнат, которого, наверное, я сама себе придумала, так бы не мог поступить, а этот чёрствый предатель, с ним я не хочу иметь ничего общего. И да, развод нам всё же придётся оформить.

Но все эти мысли комом несутся у меня в голове.

И вырывает меня из них гудок машины. Оборачиваюсь и вижу, что по тротуару следом за мной едет чёрный седан. Медленно открывается окно, и за рулём я вижу того самого шефа, который отпаивал меня чаем.

— Садись, отвезу тебя, — бросает он.

— Не надо, я дальше сама.

— Садись. И не нервируй меня. А то вон сейчас вдогонку за тобой пущу своих хлопчиков, чтобы помогли тебе сесть в машину.

— Отстаньте от меня. Всё! — гаркаю на него зло.

— Послушай, красавица, я тебе просто хочу помочь, — меняется его тон. — Мне не нравится мысль, что ты где-нибудь тут брякнешься в обморок, и потом меня по судам затаскают.

Останавливаюсь в нерешительности, а в голове и правда неприятно звенит, поднимается тошнота. Я чувствую, что перспектива упасть в обморок вполне реальна, а потому не в моём положении сейчас выделываться.

— Давай, давай, — останавливается он, открывает дверь, — садись. Обещаю, не обижу.

Тяжело вздыхаю, но всё же решаюсь принять помощь.

Открываю пассажирскую дверь и сажусь на заднее сиденье.

— Ну что, красавица, называй адрес, — просит мужчина.

Глава 6.

Троюродная сестра Сони живёт, оказывается, на другом конце города. А потому едем мы довольно долго по запруженным машинами улицам. И мне бы полюбоваться красотами Питера, да только ничего вокруг я не вижу. В голове крутится всё та же муть, обида держит за горло, а сердце сжато тисками предательства.

— Ты сильно-то не печалься, красавица, — скашивает на меня взгляд мужчина за рулём. — Я немного подслушал, ты уж прости. А потому в курсе, какой у тебя муж мудак. Но он твоих слёз точно не стоит, поверь. Найдёшь ты себе нормального мужика. А не найдёшь, так мы тебе поможем, — подмигивает он мне в зеркало заднего вида.

— Нет, спасибо. Мужики мне точно не нужны, — кутаюсь в свою куртку, хотя в машине очень даже тепло.

— А кто ж тебе нужен? — улыбается он.

— Никто. Вы обещали помочь меня довезти. Давайте на этом и остановимся. Душу перед вами раскрывать я не обещала.

— Понятно. Неприступная, значит, снежная королева.

— На королеву я не тяну совершенно.

— Ну, это как посмотреть. Ты вот, возьми мою визитку, — протягивает мне назад карточку.

— Зачем? — хмурюсь.

— Вдруг помощь какая-то тебе понадобится?

— Едва ли, — не тороплюсь я брать визитку, потому что понимаю, всё равно за помощью к этому человеку не обращусь.

— Понятно, — хмыкает он. — Ещё и гордая.

Опять ловлю его усмешку, но никак не комментирую последнее замечание.

— Ты зря хорошими предложениями раскидываешься, красавица, — не унимается он. — Я ж тебе интим не предлагаю. Пока, — снова подмигивает, а мне становится ещё более не по себе.

— Вот именно, что пока. А когда предложите, мне что нужно будет сделать? — стреляю в него строго глазами.

— Ух, какая, — убирает свою визитку и прячет в карман.

— Вы остановите мне где-нибудь на остановке, я дальше сама доеду.

— Ну-ну, ещё чего. Не переживай, я просто неудачно пошутил. За поездку ты мне точно ничего должна не будешь.

— Ну да, я помню, вы боитесь, что я в суд на вас подам.

— На самом деле нет, и ты это прекрасно понимаешь. Доказать что-то в твоей ситуации будет довольно сложно, особенно если учесть, что у тебя здесь явно никаких знакомых и связей не имеется, а у меня вполне. А тебе сейчас предстоят разборки с супругом, насколько я понимаю, а потому предлагаю помощь ещё один последний раз, — снова протягивает визитку. — Меня Владимир Макарович зовут. Для тебя просто Владимир. Бери, визитка ни к чему не обязывает.

Подумав, я её всё же беру карточку и прячу в карман. Мужчина впереди довольно усмехается, а потом сосредотачивается на дороге.

Попетляв ещё немного в узких улочках, он останавливает машину у подъезда довольно старого дома.

— Прибыли, — сообщает он.

— Спасибо вам большое, что подвезли, — забираю свои вещи и выхожу из машины.

— Звони, не стесняйся! — бросает он мне на прощание и тут же уезжает.

А я задумчиво смотрю вслед его машине, совершенно не понимая, как реагировать на это предложение. Странный он какой-то.

Но сейчас анализировать чужие поступки у меня точно времени нет. Нахожу телефон Сониной сестры. Набираю её номер, трубку долго никто не берёт. Я уже начинаю переживать, что останусь ночевать под этим мерзким моросящим дождём Питера. Но вот в трубке, наконец, звучит:

— Алло! — а на заднем фоне играет громкая музыка. — Кто это? — перекрикивает её женщина.

Я представляюсь, объясняю, от кого и что мне нужно.

— А, да, Сонька звонила, припоминаю, — говорит она, и музыка выключается. — Проходи. Второй этаж, квартира двенадцать. Код от домофона сто тридцать пять.

Вхожу в подъезд. Или по-питерски это парадная? Осматриваюсь, здесь довольно темно, лестница старая, да и сам дом расположен в исторической части города, и тоже построен явно ещё в прошлом веке.

Поднимаюсь на второй этаж. Деревянная дверь с номером двенадцать выкрашена коричневой краской, местами облупившейся. Не привыкли мы уже к таким. Ощущение, что Советский Союз отсюда не уходил.

Стучу. Щёлкает замок, открывается дверь. На пороге меня встречает огненно-рыжая женщина, примерно моего возраста. Она в шёлковом костюме с какими-то китайскими иероглифами.

— Ты Марина? — рассматривает она меня цепким взглядом.

— Да.

— Ну, проходи, Марина, — распахивает шире дверь, пропуская меня внутрь.

— А вас как зовут? Соня мне не сказала.

— Азалия. Будем знакомы, — протягивает она мне ухоженную руку.

— Очень приятно, — киваю.

— Проходи, не стесняйся.

Рассматриваю длинный коридор и понимаю, что это коммунальная квартира.

— Что? — улыбается Азалия. — Никогда не была в коммуналках?

— Нет.

— Не парься, мы здесь одни. Квартиру эту мы с родителями выкупили полностью. Вот если бы ты приехала к нам года два назад, ух… офигела бы от весёлых соседей. Но теперь уже у нас спокойно. Вот здесь обитает моя мама, но она лежачая после инсульта. Следующая комната моя, а твоя будет здесь, — открывает она передо мной дверь. — Ремонт доделать мы так и не успели, а потому живём как есть. Всё надеемся, что лучшие времена к нам придут. Поэтому прости, но условия спартанские.

Комната совершенно пустая, но чистая. В углу даже нет кровати, а просто лежит матрас, застеленный чистым бельём и покрывалом. Рядом старый шаткий комод.

— Сюда можешь сложить вещи, — указывает Азалия. — Не бойся, тараканов мы недавно потравили. Конечно, отдельные экземпляры ещё могут забрести в гости, но без этого уж никак, прости. Они здесь коренные жители, как никак.

— Всё в порядке. Спасибо большое, — говорю я.

— Не за что. Располагайся. Я пока пойду чайник поставлю, чаю попьём, да о жизни поговорим.

— О, простите, я с пустыми руками, — понимаю я, что даже никаких гостинцев не купила.

— Не парься, чаем я тебя угощу. И к чаю тоже. Ну а захочешь, в следующий раз угощать меня будешь ты.

— Спасибо, — улыбаюсь я и ловлю ответную улыбку.

И вдруг понимаю, что эта девушка мне нравится. Да, собственно, я и не удивлена, Соня бы мне плохого не посоветовала.

Глава 7.

Сидим с Азалией на маленькой уютной кухне, пьём китайский зелёный чай, заваренный в красивом чайнике. Я так поняла, Азалия увлекается йогой и всякими восточными практиками.

— Ну а теперь давай, рассказывай печаль свою печальную, — изучает меня внимательным взглядом Азалия. — По лицу вижу, приехала ты сюда явно не по музеям Питера гулять.

— Да уж, не до музеев мне сейчас, — вздыхаю тяжело, потирая грудь, потому что там так и торчит кол, вбитый предательством Игната.

Но я чувствую, мне нужно выговориться. Начинаю свой печальный рассказ. Азалия не перебивает, слушает внимательно. И только в конце молча встаёт, идёт к шкафчику, распахивает дверцы, достаёт оттуда бутылку коньяка и две рюмочки.

— Да уж, чувствую, чаем тут не обойдёшься, — хмыкает она.

Разливает алкоголь, ставит передо мной рюмку.

— Наверное, не стоит, — отодвигаю её от себя.

— Стоит, стоит, — двигает назад. — Другая бы на твоём месте уже давно спилась, а ты рюмку пригубить боишься? Это в терапевтических целях!

Азалия достаёт из холодильника сырную нарезку, добавляет туда ещё ореховую смесь, быстро нарезает лимон и поднимает рюмку.

— Ну что, подруга, не чокаясь? — подмигивает мне.

— Почему? — спрашиваю я.

— Ну а как иначе? Ты три года думала, что мудак твой погиб, а вот теперь приехала и узнала, что, так оно и есть. По крайней мере для тебя, так?

— Так, — вытираю слезу.

— Вот! А значит, выпьем за упокой его поганой души.

— Как-то это нехорошо...

— О, а он с тобой поступил, значит, хорошо? Ты знаешь, Марина, мне в жизни тоже козлов попадалось немало, но твой на пьедестале мудачества на почётном первом месте! Это ж надо такое устроить! Козлина безрогий! Значит, говоришь, мать больную на тебя вместе с кредитом скинул, а сам тут прекрасно тусовался?

— Я не знаю подробностей, но, судя по тому, что я увидела, так и есть.

— А баба у него, конечно, топчик! Что, прямо так и сказала, возвращаю надоевшего мужа?

— Да, так и сказала, — киваю я. — И денег предлагала.

— Так что ж ты не взяла? — спрашивает Азалия.

— Что я, совсем, что ли? Зачем мне нужны её деньги? У меня рука не поднимется.

— А зря. Я бы не только взяла то, что эта выдра предлагала, но ещё бы и сверху с неё чего стряхнула! Раз она щедрая такая, значит, сильно он её достал.

— Не знаю, я не хочу об этом думать. Я пока вообще не знаю, как это всё принять и пережить.

— Что делать дальше, я так понимаю, ты тоже не решила?

— Нет, не успела пока.

— А я тебе скажу, что делать: радоваться.

— Чему ж мне радоваться? — всхлипываю я, вытирая ползущую по щеке слезу.

— Тому и радоваться, дурёха, что глаза у тебя открылись. А то так бы и рыдала до конца дней своих об этом мудаке. А так — сейчас вот с тобой разик ещё поплачем, а потом выплюнуть, растереть и жить новой жизнью, — наставляет меня Азалия. — Только перед этим развестись ещё надо.

— Да. Развестись нужно, — киваю я. — Вот только на развод подавать придётся, наверное, по месту жительства? Я в этом не разбираюсь.

— Пф-ф-ф, развод в наше время, это просто. Детей у вас нет, а значит, можно онлайн заявление подать.

— Это хорошо. Но в любом случае, здесь мне больше делать нечего. Значит, скоро я уеду.

— Как, даже в глаза козлу этому не посмотришь?

— Не знаю. Хочу посмотреть, но... Что мне это даст?

— Действительно. В глаза ему смотреть не стоит. А вот выцарапать их я бы рекомендовала, могу показать пару хитрых приёмчиков, — подмигивает.

— Нет, не надо.

— Ладно, как хочешь. Давай ещё по одной, и пойдёшь отдыхать. Ты только закусывай, а то бледная и худющая. Такая, что ветром шатает. А дальше видно будет: утро вечера мудренее.

— Спасибо тебе, Азалия. Спасибо большое.

— Да не за что. Ты чай допивай, а я пойду на маму гляну. Мне её сейчас покормить надо, а это целый квест, — вздыхает.

— А что с ней?

— Всё плохо. Её парализовало после инсульта полгода назад. Она не встаёт, не разговаривает. Но живёт. Точнее, не живёт, а мучается, но сделать врачи ничего не могут.

— Я могу помочь, — предлагаю я. — Мама Света последние месяцы тоже лежала овощем, и я с этим научилась справляться.

— Мама Света — это свекровь твоя?

— Да.

— Эх, мужики, мужики! — качает головой Азалия разочарованно. — У меня тоже братец есть. Живёт здесь, в Питере. Ни семьи, ни детей. Работает на удалёнке, а мать вот на меня скинул. Приходит иногда проверить, живая ли она ещё, а сам только и делает, что дни считает, когда мама Богу душу отдаст. Сразу прибежит квартиру делить.

— Несправедливо это всё.

— Так и есть, жизнь вообще несправедливая. И ты тому яркий пример.

— Давай я попробую помочь с мамой.

— Ну, пойдём, если только она тебя примет. Вообще-то, чужих она не любит, начинает нервничать, кричать, приходится ей тогда успокоительное давать. А от них она потом вообще никакая.

Идём с Азалией в комнату к её матери. Да, печальное это зрелище. Я через него прошла со своей свекровью. Женщина, увидев нас, слабо дёргает рукой, как будто пытается на что-то показать и мычит.

— Мам, что такое? Что не так? — заглядывает ей в лицо Азалия.

— Мне кажется, она просит штору закрыть, — говорю я. — На неё уличный фонарь светит.

Подхожу, закрываю плотную штору, и старушка сразу расслабляется, прикрывает глаза.

— Мам, давай поедим, — просит Азалия.

Та мычит недовольно, отворачивается.

— Не хочешь? А надо, мам, надо. Вот так всегда, — вздыхает дочка. — Не хочет есть, не хочет жить. Ну куда деваться? Мам, я тебе точно не дам умереть, а потому прости, но нужно есть.

Помогаю Азалии приподнять старушку. Присаживаем её на подушки, чтобы приподнять голову.

— А есть ещё подушки? — спрашиваю я.

— Есть.

— Неси, надо ей ещё под руку подложить, видишь, ей неудобно.

Азалия приносит, и мы обкладываем женщину подушками. Мне кажется, лицо её немного расслабляется.

Глава 8.

Сердце тут же подскакивает к горлу и бьётся там раненой птицей. Рассматриваю Игната впервые за эти три года так близко.

Почти не изменился. Безумно родные черты лица, которые я видела ночами. Зелёные глаза, тёмные брови вразлёт, горбинка на носу, морщинки в уголках глаз, шрам на щеке.

Господи, как же больно. Смотреть на него и осознавать, что он уже не мой. Черты родные, а человек чужой. И не только потому, что он мне изменил, а потому что бросил, забыл, предал. Выбросил из своей жизни, оставив меня наедине со всеми проблемами.

— Что тебе нужно? — выдавливаю хрипло. — Ты ведь меня не знаешь? — припоминаю ему нашу прошлую встречу.

— Марина, нам нужно поговорить.

— Значит, всё же вспомнил? — усмехаюсь горько.

— Вспомнил, — кивает, внимательно меня рассматривая. — Ты изменилась.

— Знаю. Похудела, подурнела. Горе не красит людей, знаешь ли, а у меня было горе. Это ты жил тут припеваючи.

— Марина, я…

— А вот ты совсем не изменился, — перебиваю его. — Всё такой же… Хотя нет. Внешность обманчива. Мой Игнат так бы никогда не поступил со свой Маришей, и уж тем более с мамой Светой.

Отводит виноватый взгляд.

— Марин, всё не совсем так…

— Не надо, Игнат, — взмахиваю руками. — Не закапывай себя ещё глубже. Я не хочу тебя больше видеть. Приличных слов у меня для тебя нет. А если я начну говорить всё, что думаю, то получится безобразный скандал.

— Ты права, хотелось бы обойтись без них. Давай зайдём в какое-нибудь ближайшее кафе, поговорим спокойно.

— Зачем?

— Я хочу тебе объяснить, что произошло тогда.

— Да? То есть у тебя есть объяснение, почему ты скрывался три года? Почему бросил, ладно меня, свою больную мать!

— Марина, я не знал. Не знал, что всё так.

— Правда? Ещё скажи, что ты память потерял! — усмехаюсь ему в лицо.

— Ты будешь смеяться, но вообще-то так и было, — выдавливает он.

— Боже мой. Игнат, пожалуйста, не надо. Я не хочу о тебе думать ещё хуже, чем думаю сейчас.

— Марина, но это правда. На меня напали, избили, у меня была травма головы. Я лежал в больнице, и когда пришёл в себя, то не мог вспомнить, кто я. Документы мои пропали. А потом в моей жизни появилась Наташа. Она очень помогла мне, и да, у нас с ней завязались отношения. Воспоминания начали возвращаться не так давно, но я не знал, что мне делать. Ведь здесь с Наташей у нас тоже уже была семья, и… сын. Я не знал, как поступить, потому что с любой стороны оказывался предателем.

— Ну тогда да, ты сделал правильный выбор, — от обиды горит всё внутри. — Ребёнок — это аргумент, особенно если учесть, что я тебе его так и не смогла родить.

Это слишком больная тема. Слёзы всё же накатывают на глаза. Я их сглатываю и решаю выдать то, чего, в общем-то, не хотела.

— Самое ужасное, после твоего исчезновения я узнала, что жду ребёнка, — выдаю позорно дрожащим голосом.

Игнат поражённо замирает, рассматривает меня несколько секунд.

— И? Он… родился? — выдавливает хрипло.

С ужасом отмечаю, что в глазах Игната горит страх: нет там ни радости, ни счастья, а только страх, что этот ребёнок мог появиться и испортить Игнату все его планы.

— Нет, можешь выдохнуть. После того, что случилось, ребёнка я не доносила, так что теперь мы можем совершенно спокойно развестись и забыть друг о друге, — стараюсь говорить холодно. — Живи со своей Наташей, воспитывай сына.

— Марин, мне очень жаль…

— Прекрати. Единственное… Ты знаешь, Игнат, я ведь могу многое понять. Вот только неужели так трудно было просто прийти и сказать, что ты живой? Чтобы я не ждала тебя, не вздрагивала от каждого шороха? Я ведь до последнего верила, что ты вернёшься.

В груди горит всё сильнее, но я держусь. Я хочу закончить этот последний разговор. Нет, не всё ещё сказано, из того океана чувств, который кипит у меня внутри, я выплеснула лишь несколько капель. Но… всё это бессмысленно.

— Марина, прости меня, я очень виноват перед тобой. Я собирался...

— Не надо, Игнат. Просто не надо врать.

— Я не вру. Я правда забыл о тебе. Память восстановилась не так давно.

— Господи! — поднимаю я голову к небу. А ведь я могла поверить. Если бы не встретила его Наташу, и она не открыла бы мне глаза на их старую связь, я ведь сто процентов бы сейчас развесила уши и начала жалеть этого предателя! — Раньше я думала, что ты самый честный человек на свете, а сейчас смотрю и понимаю, что я тебя совсем не знала. Я ведь верила тебе. Я ведь любила тебя…

— Марина, я тебя тоже любил…

— Поэтому бросил ради любовницы. Не надо, Игнат. Я знаю, что ваша связь длится уже давно. И началась она задолго до твоего исчезновения. Остальное меня мало волнует. Была ли потеря памяти, сейчас мне это уже не важно. Я просто больше не хочу тебя видеть.

— Марина… Я не хотел тебя беспокоить. Я думал, что ты уже давно забыла обо мне.

— Да, Игнат, меня ты знал тоже очень плохо. Оказывается, мы с тобой прожили столько лет вместе, а ничего друг о друге не знали.

Он зажимает переносицу и тяжело вздыхает. Видимо, сказать ему больше нечего.

— Всё, Игнат. Я пойду. На развод подам в ближайшее время.

— Постой, Марин. Давай я тебе денег дам, помогу чем-то…

Горько усмехаюсь. Душу опять обваривает кислотой.

— Деньги мне нужны были тогда, когда мы твоей маме на лечение копейки собирали. Когда соседи помощь переводили, чтобы ей ортопедический матрас купить от пролежней. Когда я разрывалась между работой и твоей лежачей мамой. Когда я кредит платила и жила впроголодь. А сейчас зачем мне твои деньги? Чтобы совесть твою замазать? Нет уж, милый. Живи с этим, если сможешь. А я вижу, ты сможешь. Не парься. Пусть хотя бы у тебя всё будет хорошо.

Разворачиваюсь и иду куда-то вдаль, ничего перед собой не видя. Меня трясёт мелкой дрожью, а в душе всё горит. Но я должна выдержать.

Я знаю, что он смотрит мне вслед. А потому я расправляю плечи и вздёргиваю подбородок. Иду вперёд ровным шагом, не чувствуя земли под ногами. Но упасть перед ним я себе не позволю.

Глава 9.

Не помню точно, как я дохожу до магазина, какие продукты покупаю.

В себя прихожу уже в квартире Азалии за тем, что чищу картошку. Простые механические движения и работа, которую я обязана сделать, не раз уже спасали меня в самые тяжёлые дни, когда хотелось сдаться.

Но я понимала, что не могу себе этого позволить. Я поднималась и делала.

Сейчас скорее срабатывает привычка, потому что никому я больше ничем не обязана. Я осталась одна в этом жестоком мире, где вот так может подло предать даже самый родной и близкий человек.

Я не знаю, есть ли вселенская справедливость, я не хочу думать об этом сейчас, просто стараюсь терпеть эту боль. Знаю, что дальше будет немножечко легче. Да, она будет периодически накатывать волнами, но будут и минуты передышки.

А прямо сейчас я не могу облегчить свои терзания, но могу помочь тому, кому ещё хуже.

Закончив с обедом, захожу к матери Азалии. Её зовут Тамара Петровна, Азалия нас вчера познакомила.

Женщина меня узнает, внимательно рассматривает. Её губы трогает лёгкая улыбка. Не знаю, почему она приняла меня. Возможно, увидела, что мне на этой земле тоже живётся несладко.

Присаживаюсь рядом с ней. Говорю громко, отчётливо шевеля губами, потому что мама Светы в своё время плохо слышала, но понимала речь по губам.

— Вы пить хотите? — спрашиваю, показывая ей стакан с водой.

Женщина слегка кивает. Подношу к её рту поилку, и она жадно пьёт. Оглядывается на дверь с тревогой.

— Вы ищете Азалию? Она скоро будет, не переживайте. А пока давайте я включу вам телевизор.

Вчера Азалия говорила, что телевизор мама не любит. Но я нахожу канал с негромкой лирической музыкой.

— Оставить? — спрашиваю у Тамары Петровны.

Она положительно моргает. Уже собираюсь уйти, но женщина вдруг смотрит на меня внимательно, как будто что-то хочет сказать, а когда я сажусь рядом, тянет ко мне пальцы. Беру её за руку, и она слегка сжимает мою руку.

— Посидеть с вами? — спрашиваю я.

И снова положительный кивок.

— Хорошо, я посижу.

Опускаюсь рядом в кресло, прикрываю глаза. Не знаю, почему начинаю рассказывать этой бедной женщине свою нерадостную историю. Рассказываю про маму Свету, как она тоже лежала, но помочь ей мы уже не смогли. Рассказываю про другую женщину, которую мы видели в больнице — она смогла встать и сейчас даже живёт вполне полноценной жизнью.

В этот момент возвращается Азалия. Заходит в комнату, рассматривает нас несколько удивлённо.

— Тамара Ивановна заснула, — говорю я, аккуратно высвобождая свою руку из её слабых пальцев.

Выходим тихонько с Азалией на кухню.

— Всё нормально здесь? — спрашивает она с беспокойством. — Маме плохо было?

— Нет, всё хорошо, — отвечаю. — Я просто дала ей попить и включила музыку, и она почему-то взяла меня за руку и попросила остаться.

— Это удивительно, — качает головой Азалия. — Я пробовала подобрать ей сиделку, но мама реагировала очень остро, а потому от них пришлось отказаться.

Я только пожимаю плечами.

— Спасибо, что приготовила поесть, — открывает Азалия кастрюлю, втягивая запах. — Я набрала продуктов, но так устала, что стоять у плиты сил нет.

— Мне приятно хоть чем-то отплатить за гостеприимство.

— На самом деле я рада, что ты приехала, — говорит Азалия. — С тобой веселей, поэтому, если вдруг захочешь остаться, комната в твоём распоряжении.

— Нет, я поеду домой. Как раз собиралась заняться поиском билетов на обратную дорогу.

— Что ж, дело твоё. Задерживать тебя не могу. А что с глазами? Плакала опять, да?

— Я сегодня разговаривала с Игнатом.

— Где? — удивляется Азалия.

— Здесь. Он ждал меня у подъезда.

— Интересно, откуда же он узнал адрес?

— Не знаю. Честно говоря, я об этом не подумала. Но единственный человек, который знал, где я остановилась, это начальник охраны, который меня довозил.

— Значит, он тебя и слил, — хмыкает недовольно Азалия.

— Возможно, и так.

Мысль эта, честно говоря, неприятная, потому что Владимир Макарович в какой-то момент показался мне неплохим человеком, но видимо, я опять ошиблась.

— И что же сказал твой нерадивый благоверный? — спрашивает Азалия.

Отмахиваюсь. Со слезами на глазах пересказываю вкратце всё, что выдал мне Игнат.

— Ты знаешь, почему-то я была уверена, что он именно так и скажет, — усмехается Азалия. — Потеря памяти — это же такая распространённая история. А ещё на неё можно списать все его косяки. Я надеюсь, ты не повелась? — выгибает она бровь.

— Нет. И сейчас я даже рада, что с его любовницей я поговорила раньше, чем с ним.

— И что ты собираешься делать?

— Не знаю. Первым делом оформлю развод, а дальше… буду жить. Надеюсь, не пропаду.

— Не пропадёшь, это точно, ты сильная. Всё можешь.

— Спасибо тебе, — улыбаюсь Азалии. Она мне нравится, и я рада, что познакомилась с ней.

А дальше Азалия помогает мне купить билет на поезд онлайн, потому как на самолёт денег у меня, конечно же, нет. Рейс сегодня же вечером. Собираю свои немногочисленные вещи, прощаюсь с Тамарой Ивановной и с Азалией.

Сажусь в такси. Еду на вокзал. Уже там звоню Соне. Болтаем ещё и с ней.

— Ты знаешь, Марин, — говорит она, — это хорошо, что ты возвращаешься. На работе у нас новое начальство, и, насколько я слышала, какие-то вопросы из-за твоего отсутствия возникли. А потому лучше бы тебе скорее вернуться.

— Ну, вперёд поезда я не смогу побежать, а он идёт почти двое суток.

— Что ж, надеюсь, всё будет нормально. Но грымза там пришла такая, что в рот ей не въедешь, это я тебя сразу предупреждаю.

— Плохо. Но в данный момент проблемы на работе меня пугают меньше всего.

Прощаемся с Соней.

И всю дорогу до дома маюсь всё в той же тоске. Двое суток, которые идёт поезд, не помогают мне успокоиться.

Домой приезжаю поздно вечером. На вокзале вызываю такси и еду домой. Но как только подхожу к квартире, тут же настораживаюсь, потому что в моём окне горит свет. Я не могла его забыть, выключить. Я всё проверяла. В душе звенит беспокойство. Уже раздумываю, может, стоит вызвать полицию? Но всё же поднимаюсь на свой этаж.

Глава 10.

— В смысле вернулся? — смотрю на Игната неверяще и возмущённо.

— Тот так. Вернулся в свой дом, Марина, — пожимает плечами Игнат. — К тебе вернулся.

— Ты! Ты! Ты в своём уме! — кричу я, бросая под ноги свою дорожную сумку. — Да какое ты имеешь право стоять здесь? Пошел вон отсюда!

Бегу вперед, хватаю его чемодан и пытаюсь выкинуть его на лестничную клетку.

Но Игнат ловит меня за руку, и одним сильным движением выдергивает ручку чемодана из моих пальцев и отбрасывает его подальше в комнату.

— Марина, успокойся! — рявкает он, прижимая мои руки к стене.

— Успокойся? Успокойся? — вырываюсь изо всех сил, но понимаю, что это совершенно бесполезно.

А Игнат вдруг наклоняется ко мне очень близко и ловит в плен мои губы…

О господи, это запрещенный прием. Его родной вкус и запах пробивают у меня в груди очередную дыру, но от его близости на меня накатывает очередной приступ горечи от несправедливости происходящего.

И я изо всех сил кусаю его за губу.

— А! Черт! Ненормальная! — отскакивает Игнат.

— Да, ты прав! Ненормальная! — ору я. — И если ты решишь тут остаться, то знай, что будешь жить под одной крышей с ненормальной!

— Марина, не надо, — кривится Игнат. — Я хотел по-хорошему. Но если ты будешь упорствовать…

— То что? Что ты сделаешь?

— Эта квартира, вообще-то, тебе не принадлежит, — зло усмехается он. — Ты ведь помнишь, что она принадлежала моей матери. А значит, после её смерти должна перейти ко мне.

Хватаю широко открытым ртом воздух и не знаю, что сказать.

Да, всё так. Эта квартира действительно принадлежала маме Свете.

Но… о господи! Хватаюсь за голову, в висках начинает опять пульсировать.

Смотрю неверяще на Игната, качая головой:

— Какое же ты ничтожество. Ты даже хуже, чем я думала до сих пор… Как же ты мог так притворяться? Столько лет? Я ведь считала тебя честным, порядочным человеком. А ты? Ты лживый, омерзительный. Убирайся отсюда, ты не имеешь права здесь находиться. Мама Света завещала эту квартиру мне, потому что это я досматривала её, пока ты кувыркался там со своей любовницей.

— Света, хватит, — злится он и смотрит на меня зверем.

Но меня уже несёт от ужаса всего происходящего. Я понимаю, раз он вернулся, то спокойной жизни мне не даст. И что сейчас он фактически предлагает мне либо смириться с его предательством и принять назад, либо убираться из этой квартиры, которая, чёрт возьми, моя. Здесь всё сделано моими руками. Это мой дом!

— Я сейчас вызову полицию, — рычу я. — И пусть они тебя выкинут отсюда.

— На каком основании, скажи, пожалуйста?

— Я не знаю. Я не знаю, на каком основании, на основании того, что ты подлец, ты скрывался три года!

— Марина, — зажимает он нервно переносицу.

— Прекрати, пожалуйста, истерику. Давай поговорим с тобой спокойно. Я приехал не для того, чтобы ругаться.

— А для чего? Для чего ты вернулся? Ты три года измывался надо мной на расстоянии, а теперь... Да, лучше бы ты сдох, я бы похоронила тебя, я бы оплакала и уже начала новую жизнь, — шепчу в отчаянии.

— А так что, совесть не позволила другого мужика найти? — усмехается Игнат.

— Представь себе, не позволила, потому что я тебя ждала.

— А не надо было ждать меня, Марин. Я ведь этого не просил. Нашла бы себе кого-нибудь. Может быть, тебе бы легче стало.

— Мне или тебе, чтобы ты мог со спокойной совестью потом сказать, что я тебя не дождалась? Что ты не один подлец, а я такая же?

— Марина, ты выворачиваешь всё наизнанку, — вздыхает он.

— Не надо, Игнат. Тут как ни выворачивай, со всех сторон дерьмо лезет. Я бы на твоём месте не смогла вот так явиться и посмотреть в глаза, особенно зная, сколько проблем я вывезла на своих плечах. Ты хоть представляешь, что было с твоей матерью? Ты не видел, как тяжело она умирала! Она ведь тоже ждала тебя. И знаешь, что я тебе скажу? Если бы ты вернулся, быть может, она бы выкарабкалась. Она до последнего не хотела умирать. Она спрашивала о тебе каждый день, плакала о тебе, и до последнего дня ждала! А ты!

— Марина, прекрати! — рявкает не своим голосом Игнат.

— Что, неприятно слушать, какое ты дерьмо?

— Я последний раз прошу, прекрати! Я понимаю, что в твоих глазах я не найду оправданий, но... Случилось уже так, как случилось, — цедит он с досадой.

— Да, ты сам запутался в своем вранье! И можешь не рассказывать мне про потерю памяти и прочий бред. Знаешь, как я нашла тебя?

— И как же? — прищуривается он.

— Мне позвонила твоя любовница и рассказала, где ты. И потом мы с ней тоже встречались. Она мне даже денег предлагала, чтобы я забрала тебя назад. Видимо, сильно ты ее достал, раз уж она решила от тебя откупиться!

— Да ты что? — криво усмехается Игнат. — И что, ты порадовалась тому, что у меня с Наташей тоже не сложилось?

— А ты считаешь, в этой ситуации я могла порадоваться?

— И что? Много она тебе дала?

— Я не взяла её деньги.

— Зря, — хмыкает недовольно. — Но знаешь, сейчас мне уже всё равно, я устал как черт. Я хочу просто выспаться. Я устал от ваших бабских разборок. И вообще... смотрю я на вас и понимаю, что все вы, женщины, одинаковые.

— Да, — усмехаюсь я. — А вы, мужики, каждый уникален по-своему, придаёте только одинаково больно.

Он молчит, ничего не говорит. Уходит в гостиную, закрывая за собой дверь, а я стою в прихожей, растерянно оглядываясь вокруг.

Господи, да когда же закончится этот трэш моей жизни? Будет ли у меня хоть глоток счастья? Наверное, я не заслужила.

И вот жизнь снова и снова бьёт и бьёт под дых. Что мне делать теперь? Куда бежать, у кого просить помощи? Выгнать я Игната не могу, но и оставаться с ним под одной крышей — это ведь пытка. Разворачиваюсь, подхватываю свою сумку, ухожу к Соне. Живёт она здесь недалеко.

Звоню в её дверь. Она долго не открывает, время ведь уже позднее. Потом всё же в двери щёлкает замок. Увидев меня, Соня сразу понимает, что всё плохо.

Глава 11.

Соня успокаивает меня, как может, отпаивает валерьянкой. Да, только помогает это слабо. Опять всю ночь обида душит до тошноты и головной боли.

Заснуть получается только под утро. А там уже срабатывает будильник. Пора собираться на работу. Потому что сегодня я уже написала, что выйду, а потому как бы мне ни было плохо, нужно вставать и идти. Тем более, лежать под одеялом и жалеть себя — ещё хуже.

Соня уже хлопочет на кухне, когда я поднимаюсь.

— Давай, подруга, давай! — старается она меня подбодрить. — Хороший завтрак по-любому поднимет настроение. Я тут сырничков напекла с медом. Шоколадка у меня есть, кофеёк. Так что сейчас обожрёмся сладкого и пойдём смотреть на кислую морду нашей новой начальницы.

— Что там за грымза такая? Ты мне вчера так и не рассказала.

— Ой, подруга, тут в двух словах не скажешь. Ведьма и змея — это просто комплименты для неё. Где её выдрали, такую злую, и кто её так по жизни обидел, я даже не знаю, но всем нам придётся несладко, это точно.

— Господи, мне сейчас не хватает только пришибленной начальницы, — тяжело вздыхаю я.

— Ничего, радость моя, прорвёмся! — успокаивает меня Соня и всё же уговаривает съесть её сырник и запить кофе.

Выходим на улицу, идём к остановке. Но тут меня кто-то окликает. Оборачиваюсь, и настроение портится ещё больше, хотя хуже уже, мне кажется, некуда. Передо мной стоит тот виновник всех моих бед — Игнат.

— Что тебе нужно? — тут же ощетиниваюсь я.

— Марин, прости меня, пожалуйста! — вдруг выдаёт он совершенно неожиданное.

— Что? — смотрю на него с недоверием.

— Ты слышала. Я попросил прощения, и я всю ночь думал о том, что ты сказала. Ты во всем права. Я не хочу, чтобы ты считала меня конченным подлецом, потому что мы вчера наговорили друг другу много лишнего. Я не знаю, сможешь ли ты когда-то меня простить, но ты права, я тебе очень многим обязан. Я не имел права вести себя так, как я вёл. Я сегодня съеду из квартиры. Ты можешь возвращаться туда и жить спокойно. И на наследство я подавать не буду. Вот, собственно, всё, что я хотел сказать. Ты очень хорошая, Марин. Прости, что я тебя не ценил. Наверное, ты лучшее, что было в моей жизни. Но мы это поздно понимаем. Ещё раз прости меня, если сможешь. Прощай, — выдаёт Игнат, разворачивается и уходит.

А я обалдело, смотрю ему вслед. Я не знаю, что сказать.

— Что это было? — смотрит хмуро ему вслед подруга.

— Я сама не поняла…

— Не поняла? Так я тебе переведу. Если он реально свалит, это будет просто замечательно, но тебе я советую не расслабляться и оформить всё документально. Сегодня же поспрашиваю у девчонок знакомых, найдём тебе юриста. Подашь на развод, и с квартирой вам нужно будет решить все вопросы.

— Да, тут ты права.

— Но это всё потом. А сейчас нам нужно очень-очень спешить, иначе грымза тебя сожрёт в первый же день, — тянет меня Соня к остановке.

— Да, ты права, пойдём быстрее.

Прибавляем шаг, замечая наш автобус на остановке.

На работу прилетаем буквально за пару минут до начала рабочего дня, да только это нас не спасает. И грымза там действительно вечно недовольная и на всех орущая. И я тут же попадаю под раздачу.

Дорогие мои, я в отъезде до вторника. Проды будут по возможности. Не теряйте)))) А кому интересен отчет о моем маленьком отпуске и не только, приходите в мою группе в ТГ Екатерина Янова. Романы о любви и страсти!

Глава 12.

Мы работаем в колл-центре по обзвону клиентов. И вот выясняется, что пока меня не было, наша распрекрасная новая грымза, Норкина Клавдия Булатовна, подняла записи разговоров многих сотрудников, в том числе и моих. Прослушала их и осталась крайне недовольна. И вот теперь, на утреннем общем собрании, разнос начинается с меня, потому как все остальные удосужились её пристального внимания в дни, когда меня не было. А сегодня я звезда праздника.

Вот уже сорок минут грымза распекает меня перед всем коллективом, объясняя, что я неправильно разговариваю с клиентами, не умею делать акценты на важных вещах, сливаю основные пункты разговора и не довожу клиента до момента продажи. Конечно, мне хочется возразить, что это не является моей прямой обязанностью, потому что мы работаем в отделе сбора информации, которую потом передаём в отдел продаж, и уже они должны проводить работу по назначению сделки. Но меня никто и не думает слушать. Я понимаю, что лучше заткнуться и молча сидеть, обтекать.

— Итак, Жданова Марина Николаевна, — наконец заканчивает свой гневный спич грымза. — Я вам даю неделю испытательного срока. И если вы не исправитесь, то вам придётся искать другую работу!

Сижу в откровенном шоке, не зная, что на это сказать и сделать. Конечно, я такого не ожидала. Прежний наш руководитель была строгая, но справедливая. И к таким выпадам в свой адрес я не привыкла. А на фоне всего того, что происходит в моей жизни за пределами работы, я понимаю, что справиться мне будет очень сложно. Но выбора у меня в очередной раз нет, а потому получаю список клиентов на обзвон, надеваю наушники и приступаю к работе.

Грымза демонстративно надевает наушники, бросая на меня недоброжелательные взгляды. Я понимаю, она собирается слушать мои переговоры в прямом эфире. От мысли, что каждое моё слово прослушивается и анализируется, ничего не клеится, голос дрожит, диалог с клиентами не выстраивается. И вот уже десятый звонок, и меня посылают в грубой форме буквально после приветствия. Руки дрожат, лицо пылает.

— Попей водички, — подходит ко мне Соня.

— Черт! Она смотрит на меня, да? — зажмуриваюсь. — И слушает. Мне даже кажется, я ее дыхание слышу в эфире.

— Не думай об этом, ты ведь умница и всё умеешь! — подбадривает меня подруга.

— Не сегодня, Сонь, не сегодня!

Начинает опять болеть голова. Быть может, это последствия удара, который я перенесла на ногах. Но к концу дня я чувствую себя ещё хуже и понимаю, что этот день можно записать как полный провал. Ни одного результативного разговора с клиентом у меня так и не состоялось.

И вечером грымза подтверждает мои опасения.

— Жданова, очень плохо. С такими результатами, думаю, вы не справитесь с дальнейшей работой. Это мне понятно уже и без недели испытательного срока. Но я готова дать вам ещё один день.

— Я себя плохо чувствую, — сообщаю я.

— Значит, берите больничный. Но я надеюсь, вы помните, как это отражается на вашей премии? — выгибает она нарисованную бровь.

— Да, — киваю я, — условия я знаю.

И условия в нашей фирме довольно жёсткие. Те, у кого больничных больше двух недель в год, премию у нас не получают. А оклад слишком мизерный, чтобы на него прожить.

Выхожу из офиса с ощущением, что вырвалась из ада. Иду домой и тоже не знаю, что меня там ждёт. Хорошо, если Игнат не соврал и его действительно там нет. Я хотя бы смогу забиться в свою нору и немного восстановить душевное равновесие.

Звонит телефон. Соня. Она сегодня после работы поехала по делам, поэтому идем домой мы не вместе.

— Алло, — принимаю вызов.

— Я нашла тебе юриста. Лови номер, — сообщает подруга. — Напиши ему сегодня, он назначит встречу.

— Спасибо тебе, родная, спасибо.

Открываю присланный Соней контакт. Елизарова Антонина Марковна — юрист, специализируется по семейному праву. Отлично. Пока еду в автобусе, пишу ей сообщение.

Ответа пока нет. Иду домой, захожу в продуктовый, покупаю кое-какие продукты, бреду к дому, молясь про себя, чтобы там меня не поджидало новых сюрпризов.

Но как бы не так!

Подхожу к своему подъезду и застываю, заметив на лавочке сидящую женщину. А рядом с ней маленький мальчик.

— Наталья? — смотрю на неё поражённо, узнавая любовницу Игната.

— Да, это я, — встаёт она. — Я хочу увидеть Игната! — выдает она с явной претензией в голосе. — Скажи мне, где он?

Дорогие мои! Сегодня на Литнете проходит акция, приуроченная к Библионочи. Многие мои книги можно приобрести с максимальными скидками! Приходите на страницу автора и выбирайте!

Книги здесь: https://litnet.com/shrt/gVCy

Глава 13.

— А я понятия не имею, где Игнат, — складываю на груди руки, глядя с нескрываемым раздражением на эту женщину. — И, кстати, да, я бы предложила тебе забрать его назад, но заплатить мне нечем, — возвращаю ей её же неуместное предложение.

— Мне нужно его найти, — упрямо повторяет Наталья. — Он ведь к тебе вернулся, так? — Наталья встаёт с лавочки, подходит ко мне ближе.

— Вернулся, но я этот жест не оценила. Мы поругались, и Игнат ушёл. Обещал не возвращаться и надеюсь, не соврал. Так что ничем не могу помочь, — развожу руками.

— Ты должна знать, куда он мог пойти, — продолжает эта неприятная женщина с наездом. — Скажи мне.

Я бы обязательно послала Наталью куда подальше, но в этот момент мальчик на её руках начинает плакать. Она с раздражением трясёт его, вроде бы пытаясь успокоить, но на самом деле только ещё больше нервирует ребёнка. И вот, через несколько секунд малыш уже заливается диким криком, поднимая истерику.

— Чёрт, — с раздражением выдаёт Наталья, оглядываясь по сторонам. — Мне нужно его переодеть. У него подгузник полный и, судя по запаху, он покакал. Можешь пустить меня к себе? Я обмою ребёнка и уйду.

М-да… Пускать в дом эту женщину мне, конечно же, не хочется, но ребёнок — это святое. Да и пусть убедится, что Игната в квартире нет, а то будет думать, что я прячу от неё мужа.

— Хорошо, пойдём.

Иду вперёд, открываю дверь подъезда, придерживаю её и помогаю Наталье с ребёнком пройти. Поднимаемся в квартиру, пропускаю её в прихожую, настороженно оглядываясь. Всё ещё до конца не верю, что Игнат сдержал слово и ушёл. Но в квартире его действительно нет, и следов его присутствия тоже, кроме разве что кружки из-под кофе в раковине.

— Ванна там, — показываю Наталье.

Она уходит и долго там возится с малышом. Он продолжает плакать. Я слышу недовольное бормотание Натальи. Мне кажется, она ругается на ребёнка, что выглядит крайне неестественно и странно. Я не мать, у меня нет своих детей, но я бы точно так не смогла себя вести с малышом. Понятно, что он устал, возможно, проголодался или хочет спать. Его нужно успокоить, а не упрекать.

Но кто я такая, чтобы судить? И всё же через какое-то время я не выдерживаю, заглядывая в приоткрытую дверь ванной. Малыш уже в чистом памперсе, но продолжает жалобно всхлипывать.

— Давай я его подержу, — предлагаю Наталье, — ты, наверное, устала. Могу налить чаю.

— Да, спасибо, — нервно кивает она, — ему нужно смесь навести. Подержи его, пожалуйста, я сейчас наведу бутылочку и вернусь.

Передаёт мне на руки малыша, сначала он смотрит на меня настороженно, по когда я прижимаю его к себе и начинаю покачивать, он успокаивается.

Наталья уходит, слышу, как гремит посудой, наливает воду из чайника, разводит малышу еду.

А я прижимаю к себе этого кроху. Сердце моё бьётся раненой птицей в груди. Какой же он бесподобно красивый, этот мальчик. И когда я начинаю качать его, приговаривая ласковые слова, он замолкает, обиженно смокчет кулачок, но уже не плачет. Приглаживаю его тёмные волосики, рассматриваю внимательно. Мальчик, мне кажется, больше похож на мать. Черты Игната я в нём не замечаю, и глаза у малыша тёмные, как пули.

— Тише, тише, — качаю его, иду в спальню, подхватываю мягкий плед, укутываю ножки ребёнку. В этот момент возвращается Наталья.

— Давай, я его покормлю.

Отдаю ей сынишку. Наталья как-то не слишком умело перехватывает ребенка, сует ему в ротик бутылочку, но малыш давится и начинает кашлять, а потом снова поднимает плач.

— Дай я попробую, — тяну руки к ребёнку.

Наталья передаёт мне малыша, я аккуратно даю ему бутылочку, он сам берёт её в руки и начинает сосать кашу из бутылки.

— У тебя отлично получается, — вздыхает Наталья. — Можно, ты Сёмушку покормишь, а я пока чаю попью. Дорога меня совершенно вымотала. А потом мы уйдём, обещаю.

— Да, конечно, — киваю я.

— Слушай, я понимаю, ты меня ненавидишь, наверное. Но… так уж вышло, — разводит руками Наталья.

— И зачем ты теперь ищешь Игната? Ты же вроде бы хотела, чтобы он ушёл?

— Хотела, но… кое-что изменилось, — как-то нервно вздыхает Наталья. — И Сёмушка — он привязан к отцу. Мне с ним немного сложно. Раньше у нас была няня, а сейчас она уволилась. В общем, всё вышло не так, как я планировала.

Ничего не понятно, но разбираться в этом я не хочу.

— Ты правда не знаешь, где Игнат? — смотрит на меня пытливо Наталья, но тон её уже нормальный, человеческий.

А потому отвечаю честно:

— Понятия не имею.

— А есть ли у него в этом городе родственники или друзья, к которым он мог бы пойти?

Пожимаю плечами.

— Его друг переехал в другой город, а родственников, насколько я знаю, близких не осталось. Поэтому я не знаю, куда бы он мог направиться, разве что к двоюродной тётке.

— Дашь мне её адрес, пожалуйста? — просит Наталья.

— Хорошо, записывай, — диктую ей адрес.

Она уходит пить чай, а я покачиваю Сёмушку, кормлю кашкой. Малыш сам держит бутылочку, жадно причмокивая. Я снова зависаю в его тёмных глазёнках, нежно обвожу розовые пухлые щёчки. В душе разливается такая тоска, что хочется опять взвыть.

Да наверное, я понимаю Игната, почему он ушёл к Наталье. Когда на тебя смотрят вот такие детские пронзительные глаза, выбор становится очевидным. Вот только зачем он всё сделал так отвратительно? Мог ведь сказать всё честно. Да, мне было бы больно, обидно, но я бы поняла. И мама Света бы умирала, не мучаясь от мысли, что сын её в какой-то страшной беде.

Но всё вышло так, как вышло. На глаза опять наворачиваются слёзы. Меня мучают мысли, каким мог бы быть мой сынок или дочка, если бы тогда я всё-таки доносила ребёнка.

Малыш вдруг ловит меня за палец, бросает бутылочку и широко мне улыбается. Это совершенно обескураживает. Я улыбаюсь ему в ответ, нежно целую его лобик. Сенечка сонно прикрывает глазки и уже через пару минут засыпает у меня на руках.

Глава 14.

“Марина, прости меня, но я вынуждена была так поступить, — читаю я торопливый почерк Натальи, и с каждым словом руки дрожат все сильнее. — У меня просто не было другого выбора. Семён в опасности. Я надеялась, что Игнат поможет, но… Времени его искать у меня нет. За нашим сыном охотятся очень опасные люди, они хотят причинить ему вред, поэтому мне нужно было срочно спрятать сына. Я знаю, ты добрая и не бросишь малыша. Я тебя очень прошу, помоги. Пожалуйста, присмотри за Сёмушкой. Буквально несколько дней. В сумке с его вещами достаточная сумма денег на всё, что может понадобиться ему и тебе. Если ты всё же найдёшь Игната, отдай ребёнка ему. А я вынуждена скрыться, потому что рядом со мной сын в большей опасности. Прости ещё раз. Когда вернусь, я постараюсь тебя щедро отблагодарить.”

Читаю записку несколько раз и просто не могу поверить глазам. Она оставила ребёнка, просто бросила малыша с фактически незнакомой женщиной? Она ведь меня не знает совсем.

И что мне делать теперь?! Что мне делать?!

Мечусь по комнатам, заламывая руки. Я в очередном шоке.

Конечно, самое разумное сейчас — это позвонить в полицию и передать ребёнка органам опеки. Но что если Наталья не соврала и за ним охотятся? Что если так я на ребенка навлеку беду?

А я? Если я оставлю его, то навлеку беду на себя. Как я оставлю у себя чужого ребенка? Да и возможности у меня такой нет. Утром мне нужно быть на работе.

Захожу в спальню, смотрю на этого маленького ангелочка, и сердце замирает от нежности. Я просто не могу представить, что сейчас отдам его в руки совершенно чужим людям. Как я могу так поступить? У меня рука просто не поднимается, особенно, когда я вспоминаю слова Натальи, что за ребенком охотятся.

О господи, куда же Игнат с Натальей встряли? Что у них вообще происходит?

Во что я ввязалась и как быть?

Наверное, самый разумный выход — это попробовать найти Игната. Но где его искать, я понятия не имею. Про двоюродную тётку… это я ляпнула просто к слову. К ней Игнат точно не пойдёт. И, возможно, он вообще решил уехать назад в Питер или куда-то ещё? Меня трясёт.

А тем временем малыш просыпается, трёт глазки. Вижу, как вздрагивает его маленькая губёшка. Кажется, он собирается сейчас заплакать. Но вместо этого он со всхлипом произносит:

— Папа!

Он зовёт папу, и это пронзает меня до глубины души. Как же ты мог, Игнат, бросить сына?

Хотя о чём это я? Если он смог бросить меня и мать, почему бы так же не поступить с ребёнком?

Нет, всё равно это не укладывается у меня в голове, но ситуация такая, какая есть. Подхватываю Сёмушку на руки, я тихо приговариваю:

— Тише, тише, мой хороший, — покачиваю его.

— Папа где? — всхлипывает малыш.

— Семушка, папа на работе, — придумываю отмазку.

— Неть, — крутит тот отрицательно головой. — Мама на аботе.

Какой смышлёный мальчик, однако. А я ведь даже не знаю его точный возраст. Года два ему, я думаю, может чуть больше.

— Пойдём, мы пока покушаем, — пытаюсь отвлечь его.

Несу ребёнка на кухню, ищу в холодильнике, чем бы его можно было накормить. Приготовить я ничего не успела, но нахожу яблоко. Вспоминаю, как в детстве мама меня кормила. Выскребаю ложечкой яблочную мякоть, Сёмушка с удовольствием ее уплетает, а потом отбирает у меня яблоко и начинает его грызть самостоятельно. Если честно, я не знаю, можно ли ему такое и как вообще обращаться с такими маленькими детьми.

Усаживаю ребенка на диван в гостиной, включаю ему детский канал. И пока ребенок увлечен мультиками, я звоню подруге.

— Соня, у меня очередное ЧП, — сообщаю ей горестно.

— Опять? Твой непутёвый вернулся? — вздыхает она.

— Нет. Было бы лучше, если бы он вернулся. Но он пропал, а тут его кое-кто ищет. Но это не самое страшное…

Рассказываю всё Соне.

— Маринка, это какой-то трэш, — вздыхает она. — Но даже не думай оставлять ребенка, слышишь!

— А что мне делать?

— Ментов вызывай, глупая! Иначе потом еще тебя же и обвинят, что ты ребенка украла.

— Но это же бред.

— Родители у малыша творят бред. Ты здесь не при чем!

— Ты права. Но… Соня, я боюсь за Сёмушку.

— За себя бойся, глупая!

— И за себя тоже боюсь, — вздыхаю. — Но за Сёмушку больше. Мне нужно найти Игната.

— Да. Это было бы идеальным вариантом сейчас. Есть идеи, где может быть этот непуть? И как ты будешь его искать? С ребенком на руках мотаться? А утром тебе на работу! Ты же понимаешь, если ты не выйдешь, то грымза тебя тут же уволит!

— Понимаю прекрасно, — вздыхаю я.

— Черт! И я далеко…

Соня сегодня уехала в деревню к бабушке на юбилей. Она еще месяц назад при прежнем руководстве выбила себе пару выходных и очень их ждала.

— Сонь, не переживай, я что-нибудь придумаю, — вздыхаю я.

— Черт, у меня телефон садится, и зарядка далеко, — ругается Соня. — Короче, Марина, не вздумай геройствовать, слышишь? Немедленно звони ментам, и дальше пусть уже они разбираются, поняла?

— Да, Соня, я так и сделаю.

Связь обрывается, видимо, телефон у Сони и правда сел.

И вот я остаюсь с Семушкой на руках. Я прекрасно понимаю, что Соня абсолютно права. Я должна именно так и поступить. Я даже беру телефон, вбиваю номер вызова полиции. Палец зависает над дозвоном.

В этот момент Сёмушка соскакивает с дивана и начинает хныкать. Он как-то нервно перебирает ножками. Видимо его что-то беспокоит. Заглядываю в памперс. О-о-о, а там очередная авария.

Несу его в ванную, мою ему попку, заворачиваю в полотенце, снова усаживаю на диван.

Разбираю сумку с его вещами, нахожу конверт. Там действительно приличная сумма денег. А вот документов на ребенка нет.

В очередной раз поражаюсь этой идиотке Наталье. Как можно вот так бросить ребенка? Неужели она не могла с такими деньгами спрятать его в более надежное место?

Переодеваю Сёмушку, нахожу для него старого плюшевого медведя невесть откуда оставшегося в нашей квартире.

Глава 15.

Буквально подскакиваю, когда слышу знакомый голос.

— Игнат? — вскрикиваю я.

— Марина, не бросай, пожалуйста, трубку, — просит он.

Но я перебиваю:

— Игнат! Твой сын у меня! Ты должен срочно его забрать!

— Что? — переспрашивает он с недоверием. — Какой сын?

— А у тебя их много?

— Подожди…

— Я не могу ждать! Да, твой сын Семён у меня. Его бросила здесь твоя полоумная любовница.

— Это какой-то бред.

— Я тоже так думаю. Но только реальность такова, что сегодня ко мне пришла твоя Наташа, искала тебя. Пришла она с ребёнком, он капризничал, и она попросилась обмыть его у меня в квартире. А потом неожиданно исчезла, оставив записку, где утверждает, что ей и ребёнку угрожает опасность, и просит оставить его у себя на несколько дней. Но я не могу этого сделать. Мне на работу завтра. И вообще, я не знаю, что вы там устроили, но...

— Подожди, подожди, Марина, подожди. Я не могу поверить. Как такое возможно? — продолжает тупить Игнат.

— Это ты выясняй со своей ненормальной. И если думаешь, что я вру… Семушка, иди сюда, — подзываю малыша. — Скажи папе привет, — даю ему телефон.

— Папа, пивет! — послушно выговаривает он в трубку.

— Черт… Семушка, милый, всё хорошо, — пытается его успокоить Игнат. — Папа скоро приедет и тебя заберёт, хорошо? Передай трубочку Марине, пожалуйста.

Малыш возвращает мне телефон.

— Через сколько ты приедешь? — спрашиваю я.

— Марина, тут такое дело…, — слышу его неуверенный голос, и у меня всё опускается внутри.

— Только не говори, что тебе ребёнок тоже не нужен! — вскрикиваю в отчаянии.

— Я этого не говорил, но приехать прямо сейчас я не могу. Я далеко от вас, и у меня кое-какие проблемы.

— У тебя есть время до утра! В девять я должна быть на работе.

— Я не успею. Марина, пожалуйста. Пусть Семён побудет у тебя хотя бы ещё сутки.

— Ты не понял? Мне нужно завтра утром быть на работе, иначе меня уволят. А у меня нет богатого мужа или любовника, кто бы мог меня содержать.

— Марина, я тебе заплачу.

— Ты прикалываешься? Я не собираюсь ухаживать за ребёнком, которого ты нагулял от любовницы!

— Марина, пожалуйста, — уговаривает он. — Если бы у меня был другой выбор, я бы его нашёл, но сейчас ситуация такая, что приехать я не могу.

— Это не мои проблемы!

— Ну не выкинешь же ты малыша на улицу!

— А если выкину?

— Ты не такая, я тебя знаю, Мариш.

— Не смей называть меня Маришей! Понял!

— Хорошо, не буду. А насчёт работы, ты можешь взять больничный?

— Каким образом, Игнат? Для того чтобы взять больничный, мне как минимум нужно попасть в больницу.

— Моя двоюродная тётя Ира работает в поликлинике, она поможет тебе его открыть. Позвони ей.

— Сам звони своей тётке!

— Я бы позвонил, но она пока не в курсе, что я вернулся. Согласись, будет странно, если я позвоню с такой просьбой в этой ситуации. А тебя она помнит и очень хорошо к тебе относится. Пожалуйста, Марина…

— Нет! Нет! Я не буду звонить твоей тётке! И за твоим ребёнком смотреть не буду! Стой! Чёрт возьми!

В отчаянии откидываю телефон, потому что слышу только короткие гудки. Игнат отключился!

Урод! Проклятый урод!

Тут же перезваниваю, но на мои звонки никто не отвечает.

А потом прилетает смс: “Марина, я заберу Семена, как только смогу. Пожалуйста, продержись пару дней”.

Следующей прилетает смс о пополнении моего счёта на несколько десятков тысяч.

— Да вы издеваетесь! — всхлипываю я. — Засуньте себе в задницу свои деньги! — рявкаю на ни в чём не повинный телефон.

А потом резко замолкаю, заметив испуганные глазки Сёмушки.

— Тише, тише, маленький, — выставляю вперед руки, пытаясь его успокоить. — Это я не на тебя ругаюсь.

Но уже поздно. Губешка у малыша дрожит, и уже в следующую секунду он поднимает громкий плач.

— Ну всё, всё, тише, мой хороший, тише, — беру его на руки. — Мы что-нибудь обязательно придумаем. Конечно, я тебя не брошу.

— Няня! — всхлипывает Сёма и прижимается ко мне тёплым комочком.

Прижимаю его к себе и понимаю, что я его никуда не отпущу. Чего бы мне это ни стоило.

Малыш успокаивается, снова начинает играть на ковре с мишкой. А я изучаю, чем кормить детей в таком возрасте. Решаю сварить овощной суп, это, пожалуй, самое быстрое, что я могу придумать.

А пока варятся овощи, всё же набираю тётку Игната.

— Алло, — отвечает она бодрым голосом.

Виделись мы с ней в последний раз на похоронах мамы Светы, женщина она своеобразная, но ко мне относилась всегда хорошо.

— Добрый вечер, тёть Ир, — вздыхаю я. — Мне нужна ваша помощь.

Глава 16.

Тётя Ира, оказывается, как раз отдыхает в Кисловодске. И в первый момент я очень расстраиваюсь, что больничный теперь мне не светит, но она меня успокаивает. Говорит, что свяжется со своей коллегой и больничный для меня откроют.

Спрашивает тётя Ира и об Игнате, а я не знаю, что говорить. Врать не хочу. А правда не слишком красивая.

— Он жив, — говорю честно. — Но пока всё слишком сложно, приехать он не может. Но как только у него это получится, он обязательно вас навестит и тогда сам всё расскажет.

Тётя Ира рада, конечно, что Игнат нашёлся. Причитает, жалеет меня, радуется, что я дождалась мужа. А я прямо сейчас не хочу переубеждать её, что радоваться мне нечему.

Ну, и на этом, в общем-то, всё. Прощаемся. Через несколько минут от неё приходит СМС со списком документов, которые я должна отправить на номер её подруги из поликлиники.

И когда всё сделано, я сажусь перед Семушкой, и он мне вдруг радостно улыбается, демонстрируя дырку между зубками.

И такой он сейчас очаровательный и забавный, что сердце моё невольно вздрагивает.

— Откуда же ты на меня свалился, мой хороший? — смотрю на него ласково.

— Кусить, Сёма кусить хочет, — объясняет он мне своим забавным языком.

— Конечно, малыш, пойдём кушать. Суп как раз готов.

Сёмушка накормлен, и сейчас купается с моей небольшой ванной. Я ему туда напустила пенки, дала маленькие пластиковые стаканчики, и теперь он с восторгом переливает из одного в другой воду, играет пеной, и вытащить его из воды я никак не могу.

А потом я читаю ему сказку, найденную в интернете. “Федорино горе” заходит на ура.

А вот под “Мойдодыра” Сёмушка засыпает.

На следующий день утром мне приходит информация об открытии больничного. Я звоню на работу и сообщаю, что заболела. Грымза просто рвёт и мечет, и даёт мне непрозрачно понять, что этот больничный мне ещё обязательно аукнется.

Но я даже рада этой небольшой передышке. Что я, собственно говоря, теряю, если учесть, что Грымза и так собиралась меня уволить? И если уж быть честной, то этот больничный скорее даже меня спас.

Намного приятнее возиться с Семушкой, нежели выслушивать придирки Грымзы, её бесконечные разборы моих телефонных разговоров.

А потом я заказываю на дом доставку продуктов и позволяю себе потратить часть денег, оставленных мне на ребёнка, на то, чтобы купить ему книжки, игрушки, еду и самое необходимое.

Ближе к обеду Семушка просится гулять, он настойчиво показывает пальчиком на улицу, а потом тянет меня к входной двери.

— Нет, милый мой, гулять мы сегодня не пойдём, — говорю я.

На самом деле мне и самой хочется на улицу, но я не знаю, насколько реальна опасность, о которой писала Наталья, поэтому решаю не рисковать и из квартиры пока не выходить.

Я варю Семушке кашу, играю с ним и вдруг понимаю, что мне это всё безумно нравится. Всё чаще залипаю на малыше взглядом и с ужасом думаю, что мне скоро придётся его отдать, а своего сыночка мне пока не светит. Да и вообще, не знаю, смогу ли я после выкидыша забеременеть. Врачи предупредили, что с этим могут возникнуть осложнения.

Периодически поглядываю на телефон в надежде увидеть сообщение от Игната о том, что он собирается забрать ребёнка, и теперь уже даже не знаю, хочу ли этого. Скорее всего, нет. Была бы моя воля, я бы Семушку у себя оставила.

Я прекрасно понимаю, что это не мой ребёнок, и права такого я не имею. И, конечно, понимаю, что это совершенно нереально. Но от этого мне еще больше хочется насладиться каждой минутой, проведённой с этим улыбашкой-очаровашкой.

– Вот так, Сёмочка, смотри, — говорю я.

Мы с ним пытаемся рисовать. Я нашла свои старые маркеры, и вот мы с Семой извели уже огромную гору бумаги. Я рисую для него цветочки и грибочки, а он потом замалёвывает всё это не слишком аккуратно. Но я вижу, что он старается, а главное — ему нравится.

А ещё мы посмотрели несколько мультиков и выяснили, что больше всего Семушка любит «Щенячий патруль». И вот теперь мы с ним на четвереньках носимся по квартире и спасаем его плюшевого мишку, заливисто смеемся и дурачимся. Кажется, малыш абсолютно счастлив, и я… почти тоже.

За это время я ещё несколько раз пробую набрать Игната, но всё бесполезно — трубку он не берёт.

Звонит мне, конечно же, Соня, ругает меня на чём свет стоит. Я согласна с ней, она во всём и полностью права, но я, как всегда, попадаю в какие-то нелепые ситуации и не могу сказать «нет». Этого просто не позволяет сделать моя проклятая совесть.

На следующее утро мне наконец-таки звонит Игнат. Я сразу узнаю его номер, но медлю несколько секунд, прежде чем ответить, бросая тоскливый взгляд на Семушку, понимая, что скоро мне придётся его отдать. И как ему будет с такими родителями, я не знаю. Но выхода другого нет, а потому отвечаю:

— Алло.

— Марина, я скоро приеду, — сообщает тут же Игнат. — Буду у тебя часа через два. Как там Семушка?

С Игнатом разговариваю сухо и по делу, объясняю, что с Семёном всё в порядке.

— Жду тебя, — говорю и отключаюсь.

Начинаю собирать вещи ребёнка, а они как назло расползлись у меня по всей квартире.

Беру Сёмушку на руки, зарываюсь носом в его бесподобно пахнущие волосики.

Внутри дрожит. Смахиваю слезу, прижимаю малыша покрепче. Из меня рвутся нежные слова, но я знаю, что не могу говорить их чужому ребенку.

— Сёмушка, скоро папа приедет, — говорю тихо.

— Папа? — загораются радостью его глаза.

— Да.

В этот момент раздаётся звонок в дверь.

Ну вот и всё…

— Па-па! — несётся Семён к двери.

Открываю… И застываю, только и успев толкнуть ребенка себе за спину.

Потому что на пороге совсем не Игнат…

Глава 17.

Там какой-то хмурый мужик в костюме. А за его спиной ещё двое. Я пытаюсь тут же захлопнуть дверь, но у меня это, конечно же, не получается — мужчина успевает поймать дверь и выдернуть её из моих рук.

Ещё секунда и все трое уже в моей квартире.

— Кто вы такие? — шепчу, в ужасе рассматривая этих явно опасных мужиков.

— Едва ли моё имя чем-то поможет тебе, — невесело усмехается тот, который в костюме.

Подхватываю Семушку на руки. Он, видимо, чувствует моё волнение, начинает нервно хныкать, осматривая наших непрошеных гостей.

— Что вам нужно? — дрожит мой голос.

— Меня интересует ребёнок, — заявляет мужчина.

И я тут же понимаю, что, похоже, нас нашли те самые проблемы, о которых предупреждала Наталья.

— Я не отдам вам ребёнка, — шепчу, в панике пятясь в гостиную, но понимаю прекрасно, что убежать нам не удастся, силы совершенно неравны.

— Послушай, красавица, — усмехается недобро тот, который у них явно главный. — Тебя мы обижать не планируем. Если ты тихо, мирно отдашь нам ребёнка, то с тобой всё будет в порядке.

— Нет, нет, я не отдам вам Семушку, — шепчу, прижимая испуганного малыша к себе.

Он видимо, тоже чувствует опасность, крепко обнимает меня за шею и начинает плакать громче.

Мужчина наблюдает за нами тёмным цепким взглядом, хмурится, как будто ему очень не нравится всё происходящее.

Делает шаг ко мне.

— Нет, я не отдам ребёнка! Я буду кричать! — пытаюсь угрожать, но и сама прекрасно понимаю, насколько смешно выглядят мои жалкие попытки к сопротивлению.

— Уверена, что тебе это нужно? — хмыкает мужчина. — Это ведь не твой ребенок, так чего ты вцепилась в него?

— Он прежде всего беззащитный малыш! Вы его пугаете, вы же видите! Зачем он вам? Что вы хотите с ним сделать?

— Вреда мы ребёнку не причиним, — уверенно выдаёт незнакомец. — Давай по-хорошему, а, красавица? Мне бабские истерики вообще не в кассу, — протягивает к малышу руки и пытается его взять.

Но Сёма поднимает настоящую истерику, кричит как резанный, вцепившись руками в мою кофту, дрыгает ногами. Меня тоже трясёт.

— Как вы можете так пугать ребёнка? — начинаю всхлипывать я от страха.

— Чёрт, — ругается мужчина, отступая от нас на шаг.

Кажется, он слегка растерян, оглядывается на своих спутников задумчиво, а я пытаюсь успокоить Сёмушку, поглаживая его, нашёптывая ему ласковые слова, хоть и сама трясусь от ужаса.

— Так, — выдаёт хмуро мужчина. — Это всё, конечно, неприятно, но выбора у нас нет. Ребёнка нам придётся забрать. Короче, поедешь с нами, — бросает он небрежно мне.

— В смысле, с вами, куда?

— Туда, — кивает на дверь. — Я так вижу, мальчик привязан к тебе. Будешь пока выполнять роль няни, — продолжает он тоном, не терпящем отказов.

— Но я не могу! Я не хочу отдавать его, не хочу ехать с вами, — мотаю головой в отчаянии.

— Я тоже много чего не хочу. Но решение принято. У тебя есть пять минут на то, чтобы собрать вещи, или пойдёшь в том, в чем есть. А, и не перживай, деньгами не обижу.

— Да что вы все со своими деньгами! — прорывается у меня злость. — А про ребёнка кто-то подумал? Он же не щенок какой-то!

— Не щенок. Поэтому я его и забираю. Время пошло.

Я понимаю, что спорить бесполезно. Ухожу в свою комнату. Мне ведь сказали собирать вещи? Хочу прикрыть дверь, но мужчина не позволяет. Становится в дверях спальни и продолжает следить за мной ястребиным взглядом. Семушка с моих рук не слазит, а потому я пытаюсь собрать вещи с ним на руках.

Я открываю шкаф, стараюсь скрыться от взгляда незнакомца, а сама нащупываю в кармане телефон. Вот только кому позвонить, я понятия не имею, а потому просто набираю номер — последний в списке вызовов.

Это номер Игната. Слышу, что он отвечает мне. Резко подношу телефон к уху и начинаю кричать изо всех сил:

— Игнат, тут какие-то люди, они хотят забрать ребёнка. Приезжай скорее, пожалуйста!

Это всё, что я успеваю крикнуть, прежде чем мужчина вырывает у меня из рук телефон, обрывает вызов, грохает телефон на пол и придавливает его каблуком ботинка. Раздаётся неприятный характерный треск — экран телефона покрывается безобразной паутиной трещин и тут же гаснет.

— Какая же ты идиотка, однако, — гневно рявкает незнакомец. — Вот почему так всегда? Неужели трудно сделать всё по-хорошему? Нужно обязательно применять силу, — выдаёт он с раздражением.

Семушка вновь поднимает крик, я стою, испуганно вжавшись в угол.

— Короче, успокой ребёнка, — рявкает мужчина. — И выходи. Вещи, я так понимаю, вам не нужны! Парни, помогите даме спуститься в машину.

— Не трогайте меня! — шепчу в панике, забившись в угол.

Мужчина выходит из комнаты, на его смену приходят двое других. Я продолжаю смотреть на них загнанным зверем.

— Пойдём, — кивает один из них, хватая меня под локоть. — Иначе…, — достаёт из кармана нож, раскрывает лезвие, поигрывает им перед моим лицом. — Не зли шефа, не нужно, — добавляет снисходительно.

Подхватывает меня под руку и настойчиво тащит к двери.

Перед выходом из квартиры добавляет:

— Если будешь пищать, не обижайся! Будет плохо и тебе и малому! Так что советую быть послушной, и не искушать судьбу. Поняла?

Нож несильно упирается мне в бок. И я, не чуя под собой земли, иду вперёд. Как во сне вижу раскрывшиеся дверцы лифта, а потом нашу подъездную дверь.

Хоть бы кто-то из соседей вышел. Но нет, нам никто не встречается. У подъезда нас уже ждёт машина с открытой дверь. Мужчины вталкивают меня внутрь, и машина отъезжает в неизвестном для меня направлении…

Глава 18.

Меня трясёт. И Семушка продолжает плакать. Качаю его и всхлипываю сама.

На заднем сиденье автомобиля мы с ним вдвоём. Впереди нас двое тех самых охранников, которые выводили меня с Семёном.

Впереди движется ещё один чёрный внедорожник. Видимо, тот мужчина в костюме едет там.

Ни на какие мои вопросы ответов я не получаю. И что меня ждёт дальше, понятия не имею, отчего кровь стынет в жилах.

Выехав за город, машины останавливаются на трассе.

О господи… Может, нас сейчас потащат вот в тот лес у обочины и…

От страха леденеют ноги, немеют руки, я только судорожно прижимаю к себе ребёнка. Сёмушка как раз заснул у меня на руках и тихо посапывает, пока я в ужасе думаю о том, что нас ждёт.

Мужчины совещаются о чём-то на обочине дороги. Потом тот, который в костюме, размашистым шагом идёт к нашей машине. Дёргает дверцу, садится рядом. Салон тут же заполняется его мощной, мрачной энергетикой. И взгляд у него ужасно тяжёлый, брови нахмурены.

Рассматриваю его внимательнее. Он немолод, я думаю, ему ближе к пятидесяти. Виски припорошены сединой, и аккуратная ухоженная бородка тоже. Глаза как лезвия.

— Как тебя зовут? — спрашивает он.

— М-марина, — отвечаю, слегка заикаясь.

— Марина, значит, — складывает он на груди руки. Смотрит задумчиво перед собой. — Ты зря трясёшься, Марина. Тебя никто не обидит, если ты будешь вести себя правильно. И ребёнка тоже.

— Тогда зачем мы вам?

— Это долго объяснять. Так нужно, — выдаёт тоном, который не терпит возражений. — Тебе придётся поехать с нами. Воспринимай это как услугу, которую я щедро оплачу. — После того как ты поможешь доставить мальчика в безопасное место, можешь быть свободна.

— А что будет с ребёнком?

— С ним всё будет хорошо, поверь мне.

— Его мать говорила, что ребёнок в опасности. Я боюсь за малыша.

— Его мать, — с раздражением поджимает губы мужчина. — Давай мы просто не будем о ней. Да и какая она мать, — хмыкает пренебрежительно. — Короче, давай так. Сейчас ты напишешь список того, что может пригодиться ребёнку в дороге. Ехать нам неблизко, около двух тысяч километров. А потому быстро соображай.

— Две тысячи километров? О господи, куда вы нас везёте? — смотрю на него всё ещё со страхом.

— Не бойся. Мы едем не на край света, а всего лишь в Питер.

— Но зачем вам я? У ребёнка есть отец?

— Это тот, который типа твой муж? — усмехается недобро мужчина.

— Мы разводимся.

— Правильное решение, — хмыкает он. — Короче, Марина, давай договоримся так: прекрати трястись и не веди себя как пленница.

— Сложно это сделать, когда в тебя тыкают ножом.

— Ты на моих дуболомов зла не держи. Они пытаются выполнять мои приказы так, как умеют. Иногда перегибают палку. Но не забывай, что непослушание я не люблю. Если ты будешь вести себя тихо, с тобой всё будет хорошо. Если начнёшь создавать проблемы, пеняй на себя. Ты всё поняла? — в очередной раз пронзает меня своим ледяным взглядом.

— Да, я поняла, — сглатываю.

— Пиши список, — подаёт мне телефон с открытой там записной книжкой.

Я дрожащими пальцами вбиваю всё, что могу вспомнить. Памперсы, каши, детское питание, бутылочки, влажные салфетки, вода.

А потом мы продолжаем путь. Через пару часов останавливаемся снова. В нашу машину один из охранников передаёт сумку, где есть всё, что я написала, а ещё сверху кладёт планшет. Продолжаем путь. Я включаю планшет. Он не подключён к сети, но на нём загружено множество фильмов, мультиков и музыки. Это очень помогает мне успокоить Семёна. В дороге он поспал совсем недолго и теперь прыгает по всей машине, требуя движения и внимания. А я всё перевариваю слова мужчины и ничего не понимаю, куда мы едем и зачем.

Мне показалось, что он действительно не хочет ничего плохого сделать Семёну. Хотя, возможно, я наивная дура и не должна верить совершенно незнакомому человеку. Вот только выбора у меня всё равно нет. Если бы я была одна, возможно, я смогла бы сбежать. Но Семёшка как будто чувствует это, и от меня просто не отлипает.

— Ня-ня, — часто заглядывает он мне в глаза и жмётся ласковым котёнком.

— Хороший мой, — глажу его по головке и про себя читаю молитвы.

Дорога даётся нам тяжело. Сиденье в машине достаточно удобное, но тело всё равно затекает от усталости. Сёмушку кормлю кашкой из бутылочки, и детским пюре из баночки.

К ночи в машину нам приносят подушку и тёплый плед. Мы устраиваемся с Семёном на заднем сиденье, почти как на кровати. И всё равно спать я не могу. Мне нервно и неспокойно.

Мы останавливаемся несколько раз, но это происходит всегда в практически безлюдных местах. Из машины мне разрешают выйти, только чтобы сходить в туалет и немного размять ноги, но следом за мной всегда ходит охранник.

К утру мы въезжаем на окраину Питера. И снова этот город встречает нас своей любимой дождливой погодой. Ещё около часа едем по его окрестностям, въезжаем в какой-то закрытый посёлок. Дома здесь очень богатые, заборы высоченные. Я таких никогда и не видела.

Машина останавливается у кованых железных ворот, которые медленно открываются перед нами. Машины заезжают внутрь, ворота за нами закрываются.

Вижу огромный красивый дом. Надеюсь, это и есть то самое безопасное место? Вот только, что нас ждёт дальше, я совершенно не представляю…

Дорогие мои! У меня вышла еще одна крайне переживательная, эмоциональная новинка!

"Бывший муж. Хватит делать мне больно"

Рассматриваю фотографию со свадьбы бывшего мужа. Её только что прислала моя девятилетняя дочь, которая сегодня гуляет на свадьбе любимого папочки.
На фото Исаев обнимает прелестную светловолосую девушку в белой фате, а между ними красуется моя любимая дочурка.
Семейное фото, на котором мне нет места.
— Мамочка, папа сказал, что мы с Ланой две его принцессы, — прилетает голосовое сообщение от дочки. — А ещё у них скоро будет малыш. Представляешь, у меня будет братик или сестричка, — захлёбывается Полина радостью.
А я сижу одна в пустой квартире и просто умираю от одиночества.
А Поля добивает:
— Мам, папа хочет взять меня с собой в путешествие. Ты же отпустишь, правда? А ещё, в его новом доме такая красивая комната, я хочу пожить немного у него. Ты же не против?
У бывшего мужа новая жена, новый дом, новая жизнь. А я, кажется, безнадёжно застряла в старой. Раньше от тоски меня спасла дочь, но теперь и она хочет жить с папой. Когда-то меня предал муж, а теперь бросает ещё и дочь!
И как мне жить дальше?

Глава 19.

Дверь с моей стороны открывает один из охранников.

— Прошу, — указывает он мне на выход и подаёт руку.

От его помощи я отказываюсь. Конкретно этого охранника я не знаю, но прекрасно помню, как обращались со мной те двое других.

Поднимаю Сёмушку на руки. Он осматривается настороженно, да и я тоже.

— Марина Николаевна, идите за мной, — просит охранник.

Мне хочется съязвить, что его вежливость в данной ситуации совершенно неуместна, но я прикусываю язык.

Идём вслед за охранником по вымощенным белым камнем дорожкам. Вокруг такая красота, что глаз не оторвать. Цветы, декоративные деревья, фонтаны.

И сам дом бесподобно красивый, современный, с панорамными окнами и бассейном. Я такие только на картинках и видела. Поднимаемся по широким ступеням. Охранник открывает передо мной дверь и пропускает вперёд. Входим в огромный холл.

Мебель здесь почти вся белая. Такая, что мне даже страшно к ней прикасаться, чтобы не оставить где-то неаккуратного пятнышка.

— Пойдёмте дальше, — указывает мне рукой охранник. — Я покажу вашу комнату.

— Что значит «мою комнату»? Ваш хозяин говорил, что отпустит меня, как только мы доедем до места.

На самом деле я не знаю, как оставлю Сёмушку, но всё же мне хотелось бы какой-то определённости.

— Насчёт этого указаний пока не поступало, — отвечает ровным тоном охранник. — Вадим Алексеевич распорядился определить вас в гостевой спальне.

Ага, Вадим Алексеевич. Надо запомнить, как зовут хозяина дома.

— Ещё он просил уточнить, что может понадобиться для ребёнка и для вас.

— Какая забота, — не могу удержаться от язвительного замечания. — Мне бы хотелось определённости, безопасности и покоя. Это нужнее всего сейчас и для меня, и для ребёнка.

— Насчёт безопасности можете не переживать, — отвечает охранник с улыбкой. — Насчёт всего остального обращайтесь к Вадиму Алексеевичу.

— И где он?

— Пока что он занят, но я думаю, чуть позже он найдёт вас сам.

Понимая, что большего я от охранника не услышу, следую за ним. Мы поднимаемся на второй этаж. Он заводит меня в просторную, светлую комнату.

— Располагайтесь.

Уходит, закрывая за собой дверь.

Как только его шаги удаляются, я тут же подхожу к двери и пробую её открыть. Как ни странно, она не заперта. Хотя... зачем меня запирать, когда я всё равно не смогу выбраться из этого прекрасно укреплённого замка, больше похожего на крепость?

Семушка начинает хныкать. Ему пора менять памперс, да и вообще, после такой тяжёлой дороги нам нужно отдохнуть. А ещё, конечно же, ребёнку нужна нормальная еда. Суп какой-то или каша. Но пока я не знаю, как себя вести в этом доме, и вообще, что делать. А потому достаю из сумки чистый памперс и новый спортивный костюмчик для Сёмушки. Обмываю малыша в большой ванне, которая тоже здесь имеется, переодеваю и отправляю играть на мягкий ковёр.

Игрушек у нас никаких нет, а потому единственное, что могу сделать — включить ему снова мультики на планшете. Да, это не есть хорошо, но в данной ситуации успокоить ребёнка мне больше нечем.

Выглядываю в окно. Огромный двор, в котором совершенно безлюдно. Но я прекрасно понимаю, что это лишь иллюзия. Охраны здесь полно. Где же находится сам хозяин дома, я, естественно, понятия не имею. Сидеть на одном месте в полной неизвестности мне тяжело, а потому решаюсь пройтись по дому. Раз дверь не заперта, значит, я могу себе это позволить?

Выхожу аккуратно с Сёмушкой из комнаты.

— Пойдём погуляем, мой хороший, — говорю я.

Он с удовольствием идёт со мной за руку.

Спускаемся с ним по широкой лестнице. У её основания я замираю, потому что в кресле сидит хозяин дома. Увидев нас, он встаёт. Семушка, заметив блестящие декоративные кубики на журнальном столике, бежит, хватает один из них в руку, внимательно рассматривая.

— Семён, аккуратно, ты можешь это сломать, — тут же начинаю нервничать я. — Давай положим на место, — стараюсь забрать кубик из рук малыша, но тот недовольно вскрикивает.

— Оставьте, — отдаёт команду хозяин дома, — пусть ребёнок играет.

— Дело ваше, но если он здесь что-то сломает…

— Ни ему, ни вам за это ничего не будет, — уверяет меня мужчина.

— Вы говорили, что как только мы прибудем в безопасное место, я могу быть свободна.

— Это так, — кивает он. — Кстати, меня зовут Вадим Алексеевич. А насчёт твоего отъезда, Марина, без проблем. Я тебя больше не держу, ты можешь покинуть этот дом прямо сейчас, но уехать тебе будет проблематично, документы свои ведь ты не взяла.

— Точно, — расстроенно произношу я. — И что мне делать?

— Проблема эта решаемая. Документы твои скоро привезут.

— В смысле «привезут»? — хмурюсь я.

— Персональная доставка, — усмехается мужчина. — Потерпи немного. А пока отдыхай и гуляй.

— Ребёнку нужно приготовить что-то жидкое. Где здесь кухня?

— Кухня там, — указывает направление. — Галина! — громко кричит он.

К нам выходит женщина в униформе.

— Галина, познакомься, это Марина. Она здесь будет гостить несколько дней, а Семён теперь будет жить с нами. Марина объяснит тебе, чем его кормить и как часто.

— Хорошо, — кивает Галина с каменным лицом.

Рассматриваю её внимательнее. Немолода, худа, строга. Бросает на меня всего один короткий взгляд, и я тут же понимаю — мне совершенно не рады и Сёмушке тоже.

— Ребёнком теперь тоже буду заниматься я? — спрашивает она, выгибая нарисованную бровь.

— Нет, для ребёнка скоро подберут няню.

Услышав знакомое слово, Семушка тут же бежит ко мне, забирается на руки и обнимает меня за шею.

— Ня-ня, — заглядывает мне в глаза, как будто чувствуя, что я скоро могу оставить его.

— Кстати, могу предложить эту работу вам, — выдаёт вдруг Вадим Алексеевич. — Оплата более чем достойная, и мне хлопот меньше.

— У меня уже есть работа, — отвечаю я.

— Работа, или рабская кабала за копейки? — усмехается мужчина. — Сколько вы получали? Тысяч тридцать, сорок? — пренебрежительно.

Глава 20.

Подумать о предложении Вадима Алексеевича — легко сказать. Мужчина уходит, а я остаюсь в растерянности. С одной стороны, предложение, конечно, до безумия заманчивое. Едва ли я смогу где-то ещё найти работу за такие деньги. А если я соглашусь, то смогу остаться с Семушкой, заботиться о нём. Ещё и своё плачевное финансовое положение поправлю. Казалось бы, сплошные плюсы.

Но есть и огромные минусы. Во-первых, я совершенно не знаю, во что ввязываюсь, кто этот человек и зачем он забрал ребёнка. А судя по его методам, он настоящий бандит, а от таких в любом случае нужно держаться подальше.

На каких правах я здесь буду работать? Смогу ли покидать дом, или работа станет для меня тюрьмой? И вообще, бросить всю свою жизнь и вот так резко всё перевернуть — это не так просто принять.

Хотя, если честно, дома меня особо ничего не держит. С Игнатом нас ждет развод, работа у меня и правда ужасная, родственников нет, разве что Сонька — моя подруга. Но… согласиться я все равно не могу.

— Ня-ня, — как будто читает мои мысли и уговаривает меня Сёмушка.

— Как тебя оставить здесь, мой хороший? — глажу его по головке, зарываюсь носом в ароматные волосики. — Ладно, малыш, по крайней мере торопиться я точно не буду. Побуду с тобой немного, а дальше — видно будет, — решаю я.

Мы с Семушкой идём на кухню, где хозяйничает эта чопорная Галина. Она поглядывает на меня явно недобрым взглядом.

— Мне нужно сварить ребёнку кашу, — говорю я.

— Крупы тут, — она указывает на шкаф. — Посуда здесь. Печкой надеюсь пользоваться умеете? — продолжает объяснять с видом, как будто я тупая и очень ее утомляю своим присутствием.

— Конечно умею.

— Но здесь техника итальянская, очень дорогая. На плите термостекло, которое легко поцарапать. С посудой аккуратней тоже. Если каша пригорит, оттирать будете сами.

— Не пригорит, — отвечаю уверенно. — Где я могу взять продукты?

Галина открывает один из шкафов, который оказывается встроенным холодильником. Разнообразие продуктов поражает, но я выбираю только молоко. Манной крупы не нахожу, зато есть рисовая.

Галина уходит, и это хорошо. Под ее ледяным взглядом каша у меня даже кипеть бы не стала.

Варю кашу, одним глазом приглядывая за Семушкой. Вот только, когда всё почти готово, оборачиваюсь — Семушка убежал в другую комнату. Меня тут же охватывает беспокойство, а вдруг он что-то сломает?

Бросаюсь за ним и очень вовремя, потому что он тянется к цветам, стоящим на стеклянном столе. Если он потянет за них, то вся конструкция точно перевернётся на него! А если ваза с водой? Страшно подумать, что будет, если она упадёт.

Подхватываю малыша на руки и возвращаюсь на кухню. С ужасом понимаю, что каша пытается сбежать на дорогущую итальянскую плиту. Подхватываю кастрюльку с огня в последний момент — на глянцевую поверхность попадает всего несколько капель.

И ровно в этот момент на кухню возвращается Галина.

— Я так и знала! — вскрикивает она, всплескивая руками. — Надо было мне самой приготовить.

— Этот вариант вы мне не озвучили, — напоминаю я.

— Потому что я здесь готовлю для хозяина, другая прислуга кормит себя самостоятельно.

— Пока что я здесь не прислуга, а гостья, — напоминаю я.

Галина фыркает, хватает тряпку и начинает оттирать капли на плите.

Я же накладываю кашу в тарелку, добавляю немного сливочного масла и сажусь с Семушкой за стол. Жду, пока еда остынет, а затем начинаю кормить его. Семушка с удовольствием съедает всю кашу. Я доедаю остатки, мою за собой посуду.

Да уж, если я все же решу принять предложение о работе, то с Галиной ужиться нам будет очень сложно. Еще один минус.

Поднимаемся с Сёмушкой в нашу комнату. На пороге застываю, заметив на кровати множество пакетов с детской одеждой и коробок с игрушками.

Через несколько минут в дверь стучат. Открываю.

Мужчина в униформе.

— Здравствуйте. Подскажите, где установить детскую кроватку?

— Кроватку? А-а-а. Давайте вот здесь, около большой кровати, — соображаю я.

И пока мужчина возится с кроваткой, нам с Сёмушкой приходится снова спуститься в гостиную.

Распаковываю ребенку новую машинку, он тут же начинает увлеченно катать ее по полу.

Через некоторое время к нам выходит хозяин дома. Останавливается задумчивым взглядом на ребенке.

— Вж-ж-ж-ж, — везет синий автомобиль по полу Сёма.

Упирается в ботинок мужчины. У меня сердце замирает от мысли, что это может ему не понравиться.

Делаю шаг вперед, чтобы забрать малыша.

— Нет, стойте, — поднимает он руку.

Присаживается над Сёмушкой. Тот садится, рассматривая мужчину чистым открытым взглядом.

— Ну привет, Семён, — протягивает мужчина ему руку.

— Пивет, — улыбается Семен.

— Давай дружить? Дашь мне посмотреть свою машинку?

— Неть, — хмурится Семен и тут же убегает ко мне на колени, как будто ища защиты.

— Ладно, — усмехается мужчина. — Не все сразу, да? А вы Марина, еще не надумали дать мне ответ? — сканирует меня взглядом.

— Надумала, — вздыхаю я. — Я не могу принять ваше предложение.

Глава 21.

Вижу, моему ответу Вадим Алексеевич удивлён.

— Что ж, печально, — поджимает он губы. — Но насильно заставлять вас я не буду. В таком случае сообщите моему помощнику, когда и каким транспортом вы планируете вернуться домой. О финансовой стороне не переживайте. Дорогу оплатят. Ну и вознаграждение, о котором я говорил, перечислят на ваш счёт.

— Спасибо, — отвечаю тихо.

— Я надеюсь, хотя бы до утра вы побудете с ребёнком? Завтра ему подберут постоянную няню.

— Да, конечно, я очень устала и хочу отдохнуть.

— Чуть позже вас найдёт мой человек. Передадите ему пожелания по вашему отъезду. Ещё одна настоятельная просьба, — тон ледяной, чтобы было точно понятно, что эта “просьба” совсем не просьба. — О том, что вы были в этом доме, видели здесь, и с кем общались, не должен знать ни один человек. Особенно это касается вашего мужа и его любовницы.

— Вы думаете, они не догадываются, что ребёнок у вас?

— Честно сказать, мне плевать, догадываются они или нет, пусть вас это не беспокоит. Просто я прошу не обсуждать это ни с кем из них.

— А если я ослушаюсь? — решаю всё же задать этот вопрос.

— Не думаю, что вам захочется вызвать мой гнев. Поверьте, я не самый добрый человек, когда не в настроении. Впрочем, не так давно вы уже могли это прочувствовать. Но тогда вам досталось вполне адекватная версия меня. Могло быть и хуже.

Взгляд у него сейчас и правда такой, что хочется сбежать и закрыться в безопасном месте. Это ещё одна причина, почему я не хочу оставаться в этом доме.

— Что ж, тогда тем более мне лучше уехать как можно быстрее. Мне не хочется жить в постоянном чувстве опасности.

— Повторяю, выбор за вами. А тебе, Семушка, нам придётся подобрать другую няню, — говорит мужчина это как-то задумчиво и скорее самому себе.

Но Семушка, похоже, всё понимает.

— Ня-ня неть! — бежит он ко мне и снова заглядывает в глаза, и, конечно, разрывает тем самым мне сердце.

Но я понимаю, что решение моё правильное. Нельзя мне оставаться здесь и привязываться к этому бесподобному ребёнку. Он не мой. А здесь я уже вижу, что вреда ему причинять никто не собирается. Будут ли любить? Я не знаю. А я буду. Если не уеду как можно скорее, то потом буду вырывать малыша из сердца клещами.

Я только что пережила предательство любимого мужа. Я хочу покоя. А здесь, в этом доме, покоя мне не светит. А потому с очень тяжёлым сердцем ухожу в свою комнату.

Там для Семушки уже готова кроватка. Мы с ним до самой ночи играем, рисуем. Перед сном читаю ему сказку, а сама мысленно прощаюсь с ним.

Ко мне уже подходил человек хозяина. Билеты на самолёт куплены на завтра.

Утром меня будит стук в дверь. За ней стоит всё тот же охранник или помощник хозяина, я всё ещё не разобралась, кто он. Знаю только, что зовут его Дмитрий.

Он передаёт мне пакет, в котором я нахожу новую одежду с этикетками.

— Надеюсь, я угадал с размером, — пожимает он плечами.

— Неожиданно, но спасибо, — киваю я.

Честно сказать, об этом я даже не подумала. А ведь лететь мне пришлось бы в стареньком домашнем спортивном костюме, в котором меня увезли из дома.

А ещё в пакете я нахожу новый телефон в коробке.

— А это зачем? — хмурюсь.

— Ваш старый телефон вышел из строя, — пожимает мужчина плечами.

— Ах да, а я и забыла, что ваш хозяин расколотил мой телефон вдребезги, — хмыкаю я.

— Да, иногда Вадим Алексеевич бывает несколько несдержан, а потому он просил приобрести для вас новый телефон. Кстати, в нём вставлена ваша сим-карта и перенесены все данные, которые мы смогли восстановить со старого телефона.

— Какая забота, — хмыкаю я. — Я так понимаю, кто-то основательно покопался в моей квартире?

— Только для того, чтобы найти ваши документы, — невозмутимо отвечает Дмитрий. — Ну и, собственно, ещё мы сменили замки. Вот ключи, — он передаёт мне новую связку.

Я несколько обескуражена.

— Зачем?

— Хозяин посчитал, что так будет лучше.

— Ня-ня, — зовёт меня Семушка из кроватки, отвлекая от разговора с Дмитрием.

— Проснулся, малыш? — подхватываю ребёнка на руки, Дмитрий уходит, плотно прикрыв дверь.

Занимаемся с Сёмушкой утренними процедурами, потом спускаемся на кухню. Снова варю ему кашку. На сей раз более удачно.

Галина тоже здесь и снова бросает на меня недобрые взгляды, но на неё я стараюсь не обращать внимания.

На кухню заходит Дмитрий.

— Марина Николаевна, нам пора выезжать, — сообщает он.

— Да, я быстро соберусь, — киваю, а сама с ужасом поглядываю на Семушку, уже внутри обливаясь кровью от мысли, что мы скоро расстанемся с ним навсегда.

— Няня, не уходи, — просит он.

— Прости меня, малыш, — вытираю непрошеные слёзы. — Прости, но я не могу с тобой остаться.

— Папа пидёт? — спрашивает он.

Я не знаю, что ему ответить. Я не знаю, что сказать ему про папу, про маму. Как оставить его здесь?

Господи, когда я сказала, что уеду, пожалуй, всё же я переоценила свои силы и сейчас… Уверенности во мне уже никакой нет. Всё внутри дрожит и рвётся.

Как во сне переодеваюсь, а Семушка ходит за мной хвостом. При каждом удобном случае заглядывает в глаза и повторяет: «ня-ня».

Стук в дверь — это Дмитрий.

— Машина ждёт.

— А с кем останется ребёнок? — спрашиваю я. — Вы ведь говорили, что подберёте ему няню?

— Няня уже пришла, она ждёт внизу и как раз готова познакомиться с мальчиком.

— Отлично, спасибо, — немного успокаиваюсь я от мысли, что Семушка не останется совсем один.

Спускаемся с ним. На диване действительно сидит незнакомая мне женщина. Видимо, няня.

Она встаёт, здоровается. Я тоже приветливо киваю ей. Вот только с первого взгляда она мне сразу не нравится, чем-то очень похожа на Галину: такая же чопорная, худая, строгая.

Подвожу к ней Семушку, он вцепляется в мою кофту и прячется за моей ногой.

Глава 22.

В этот день до самого вечера нас больше никто не трогает с Семушкой.

А вот следующее утро начинается с того, что ко мне стучится Дмитрий и настоятельно просит меня подойти в кабинет к Вадиму Алексеевичу. Я понимаю, что сейчас он, наконец, озвучит полный список условий моей работы.

Перед кабинетом хозяина набираю в грудь побольше воздуха.

Стучу.

— Войдите, — слышу ответ.

Вхожу. Кабинет хозяина дома огромный. Здесь очень много книг, пахнет деревом и чем-то цитрусовым. Массивный стол в тёмных тонах, огромное кожаное кресло, больше похожее на трон. А вот сам хозяин дома стоит у окна, задумчиво глядя вдаль.

— Марина, проходите, садитесь, — указывает он мне на стул.

— Я должна что-то подписать? — спрашиваю я, замечая разложенные на столе бумаги.

— Да, там ваш трудовой договор, и в нём подробно изложены ваши права, обязанности и правила пребывания в этом доме.

— Я могу это изучить?

— Конечно. Но не думаю, что вам понадобится для этого слишком много времени. Кроме того, — смотрит он на меня своим проницательным, тяжёлым взглядом, — не все условия можно прописать в договоре. Кое-какие из них очень важные, я бы даже сказал, самые важные, я озвучу устно. Хотя я думаю, вы и сами прекрасно догадываетесь, о чем пойдёт речь?

— О безопасности и конфиденциальности. Я правильно поняла?

— Совершенно верно, Марина. Я хорошо оплачиваю ваши услуги, но взамен прошу чётко исполнять мои требования.

— Я уже поняла, что обсуждать за пределами этого дома всё, что вижу и слышу здесь, я не могу.

— Да. Но это только одно из условий. Также вы отвечаете за безопасность ребёнка.

— Это понятно.

— Едва ли вы четко осознали, о чем речь. Вы будете очень близки к мальчику. А у меня есть недруги, которые могут захотеть использовать вас в своих целях. Если такое случится, вы должны немедленно сообщить мне об этом.

— Хорошо, — сглатываю, — я поняла.

Хоть и не поняла, на самом деле. Ясно одно — за любой шаг в сторону — расстрел. И не факт, что фраза эта только фигуральная.

— Я надеюсь, что так и есть, Марина. Моя охрана, безусловно, уже проверила всю информацию, которая есть о вас в открытых и закрытых источниках. И скажу вам честно: я бы ни за что не взял вас на эту работу, если бы Семён не был так к вам привязан.

— И что же вас так смутило в моей биографии? — не совсем понимаю я.

— С вашей биографией всё в порядке. Мне не нравится ваше близкое знакомство с биологической матерью малыша и Игнатом Ждановым.

— Вы хотели сказать, отцом ребёнка, который все еще является моим мужем?

— Если бы я хотел сказать так, я бы сказал.

— С этим “близким знакомством” поделать я уже ничего не могу. Но я очень надеюсь, что с Игнатом пересекаться я не буду. И тем более у меня нет желания видеть его любовницу.

— Конечно. Но такие встречи, возможно, будут искать они.

— Я не планирую никуда выходить за пределы этого дома. Но всё же я хотела бы спросить, есть ли у меня такая возможность в принципе?

— Есть, вы же не в тюрьме. Но выходить вместе с Семёном вам пока не позволено. А поскольку у нас нет другой запасной няни, пока что оставить ребенка просто не с кем. Возможно, в будущем мы этот вопрос сможем решить. Но это точно не в ближайшие месяцы.

— Простите, я понимаю, что, наверное, не имею права на этот вопрос. И всё же я хочу его задать. Вы вообще не планируете возвращать ребёнка матери?

— Нет, не планирую, — очень чётко и почти гневно чеканит Вадим Алексеевич. — У вас ещё есть какие-то вопросы? Задавайте. Пока я готов на них ответить.

— У меня много вопросов, но мне сложно их сформулировать, потому что я, видимо, не совсем владею информацией.

— Поверьте мне, иногда безопаснее оставаться в неведении. В целом для вас всё прозрачно: вы просто няня ребёнка, остальное касаться вас не должно.

— Я поняла. И все же у меня есть еще один вопрос. Точнее, просьба… Как я уже сказала, со своим мужем видеться я не хочу, но наш брак с ним так и не расторгнут. Я планировала заняться разводом, но теперь не совсем понимаю, как мне это сделать.

— Это не проблема. У вас есть спорные вопросы по имуществу?

— Наша квартира. При последнем разговоре Игнат обещал не претендовать на неё, но…

— Но вы в этом не уверены, я понял. Я отдам распоряжение, этим вопросом займутся.

— Спасибо большое.

— Пока не за что, Марина. Очень надеюсь, что наше сотрудничество будет успешным. Кстати, сегодня приедут дизайнеры, которые займутся детской комнатой, а также всем необходимым для ребёнка. Сообщите Дмитрию, мальчик не должен ни в чем нуждаться. Если вам нужна помощь каких-то специалистов — врачи, педагоги — это всё тоже будет решено.

— Это хорошее уточнение. Мне бы хотелось посоветоваться с педиатром. Потому что у меня нет и никогда не было своих детей, и все вопросы, связанные с уходом за малышом, я знаю только из статей интернета.

— Я вас услышал. С вами свяжутся специалисты по детскому питанию и здоровью.

— Благодарю.

Вадим Алексеевич уходит снова в свои мысли, а я внимательно читаю договор. В целом в нём ничего особенного не содержится — стандартный трудовой договор, в котором прописаны обязанности няни. Да, есть пункт о конфиденциальности. Ответственность подразумевает штраф в размере двух месячных окладов.

Но что-то мне подсказывает, если действительно с моей стороны будет какое-то нарушение, то просто деньгами я не отделаюсь. О таких последствиях точно не пишут в договорах. Вадим Алексеевич чётко дал мне это понять.

Но поскольку я уже решила, что бросаюсь с головой в эту авантюру, то дороги назад у меня нет. Ставлю размашистую подпись и отдаю подписанный договор в руки хозяина.

— Это правильное решение, Марина, — кивает он. — Очень надеюсь, что мы оба с вами о нём не пожалеем, — пожимает мне руку.

Хорошее уточнение. Но кажется, я буду жалеть о нем уже очень скоро…

Глава 23.

И вот я выхожу из кабинета хозяина с осознанием, что дороги назад точно нет.

Зато теперь я с удовольствием всё своё время посвящаю Семёну. Мы с ним всё больше привязываемся друг к другу.

Иногда он всё же спрашивает: “А папа пидёт?”

Я по-прежнему не знаю, что ему ответить. А вот за маму малыш не спрашивал ни разу. Это очень странно.

Как только мне вернули телефон, конечно же, я сразу позвонила подруге, пересказала ей лайтовую версию того, что со мной приключилось. Конечно, я не говорила, что меня фактически похитили. Сказала только, что я устроилась на новую работу и теперь буду жить в Питере. С прежней работы мне, конечно же, пришлось уволиться, а для этого закрыть больничный. Но всё это мне удалось уладить дистанционно. Кое в чём помог Дмитрий, к которому Вадим Алексеевич велел обращаться мне, если возникнут какие-то проблемы.

Также я знаю, что запущен процесс развода, и скоро со Ждановым мы официально станем друг другу чужими людьми.

И все у нас неплохо. Вот только с Галиной мы продолжаем кусаться.

Хозяина я вижу редко. Он всё чаще бывает на работе, а если приезжает домой, почти всё время сидит в своём кабинете. Но иногда он всё же уделяет внимание Семёну, и мне очень странно на это смотреть. В такие моменты его всегда строгий, холодный взгляд как-то неожиданно теплеет.

Вот только, похоже, он совсем не умеет общаться с детьми и всегда очень напряжён, когда обращается к Семёну. Малыш к нему тоже относится настороженно, чаще прячется за меня.

Но однажды случилось так, что Семён катал машинку в гостиной. Почему-то ему очень нравится именно эта комната. Возможно, потому что она самая большая, светлая, и его машинки, которые он любит запускать, могут разгоняться на большое расстояние.

И вот однажды я не уследила за ним, и машинка улетела за пределы комнаты. А там выходил как раз Вадим Алексеевич, и он не заметил машинку и наступил на неё. Пластиковый корпус не выдержал и треснул. Семён очень расстроился. Он подбежал к Вадиму Алексеевичу, стукнул его вдруг со всей силы кулаком и прокричал:

— Ты похой!

У меня сердце просто ушло в пятки, я не знала, как отреагирует на это хозяин дома, поспешила забрать Семёна, но Вадим Алексеевич остановил меня взмахом руки, присел над мальчиком с очень хмурым и строгим взглядом. Я в этот момент чувствовала себя ужасно, понимая, что, скорее всего, он сейчас накажет малыша, а я даже не смогу его защитить. Но Вадим Алексеевич вдруг уселся прямо на пол рядом с ребёнком и попробовал починить треснувшую машинку.

Ему удалось прицепить назад отвалившиеся колёса и слегка поправить лопнувший корпус.

— А так я сойду за хорошего? — посмотрел он на Семушку с тёплой улыбкой.

И малыш вдруг улыбнулся ему в ответ.

— Класс, — выкрикнул Сёма, забирая машинку.

А Вадим Алексеевич вдруг подхватил его на руки и понёс в свой кабинет.

— Пойдем, я хочу показать тебе мои любимые игрушки.

Я несмело пошла вслед за ними. Когда вошла в кабинет, остановилась на пороге. Вадим Алексеевич показывал Семёну стеллаж, на котором стояло множество кораблей в бутылках. Они безумно понравились Семёну.

— Дай, дай, дай! — потянул к ним руки Семён.

Но Вадим Алексеевич строго на него посмотрел:

— Ты их можешь сломать, и починить уже не получится. Но я обещаю, когда вырастешь, они будут твоими.

Малыш, конечно же, не очень-то понял, о чём говорит мужчина, а вот я замерла от понимания, что Семён в этом доме по планам хозяина не просто надолго, а навсегда. И он относится к нему, как к родному. Теперь я это чётко вижу, вот только на каком основании и почему, всё ещё совершенно не понимаю.

Подхожу ближе, чтобы забрать мальчика, замечаю на столе у хозяина фотографию молодой женщины с ребенком примерно возраста Семена. Мне хочется рассмотреть фотографию ближе, но так своевольничать я, конечно же не могу. Интересно, кто они, и почему я ни разу не видела их в этом доме? Они живут где-то далеко… Вопросов много, ответов, конечно же, нет.

Хозяин спускает Семёна с рук, и он бежит ко мне, тянет меня назад к стеллажу, где стоят модели тех самых корабликов в бутылке.

— Дай, — просит он теперь меня, и, конечно, я объясняю ему тоже, что эти игрушки слишком хрупкие, и играть с ними пока нельзя.

— Марина, — вдруг останавливает меня Вадим Алексеевич, — какие книги любит читать Семён?

— Разные, — отвечаю я. — Сказки в основном, или рассказы про роботов, машины, спасателей.

— Выберите ту, которую он любит больше всего сегодня вечером, я зайду к нему, чтобы почитать её перед сном. Говорят, чтение объединяет лучше всего, — вдруг криво улыбается.

— Конечно, — только и отвечаю я, потому что не знаю, как реагировать.

Но у двери все же останавливаюсь, решаюсь на вопрос:

— Вы хотите стать ближе к ребёнку?

— Вы правильно всё поняли, Марина. Этот ребёнок для меня очень важен. Я хочу стать ему ближе.

Глава 24.

Теперь довольно часто Вадим Алексеевич заходит вечером к нам, чтобы почитать малышу сказку. Поначалу Семушка всё так же настороженно смотрел на мужчину. Но потом ему даже понравилось.

Единственное, я хотела оставить их вдвоём. Но Семён вцепился в меня клещом и не позволил уйти. Чувствовала я себя немного неловко, но мне пришлось остаться. Неловко мне было особенно в первый вечер, когда Вадим Алексеевич пришёл, а я была уже в пижаме. И сердце ушло в пятки, когда я заметила такой особенный взгляд хозяина, которым он меня окинул.

Конечно же, я быстро надела халат, да ещё и поспешила укрыться сверху пледом. И в последующие вечера переодевалась только после того, как Вадим Алексеевич покидал нашу спальню.

Но я стала замечать, что Семён постепенно привыкает к хозяину. Иногда даже говорит, что хочет играть с ним, а не со мной.

Сегодня мы завтракаем с Семёном на кухне очень рано. Малыш почему-то проснулся ни свет ни заря и больше не захотел спать. Допиваю свой чай, следя за тем, как Семён размазывает кашу ложкой по тарелке. В этот момент на кухню заходит Вадим Алексеевич.

— Доброе утро, — тут же напрягаюсь я.

— Доброе утро. Сидите, не вставайте, — кивает он. — Семён, приятного аппетита.

— Пивет, — проговаривает Семён с набитым ртом.

— Марина, — обращается ко мне Вадим Алексеевич. — Я сегодня уезжаю на несколько дней.

— Хорошо, — киваю я.

— У Семёна скоро плановая прививка. Ещё у мальчика должны взять анализы. Охрана в курсе и вас сопроводит. О точном дне и времени вам также скажут.

— Хорошо, я всё поняла, — киваю я.

— Ещё, я думаю, пришло время подобрать сменную няню. Дмитрий предоставит вам резюме кандидаток, отберите ту, которая понравится Семёну.

— Да, как скажете.

Хозяин уезжает, а я немного нервничаю, потому как впервые за эти несколько недель мне придётся покинуть дом. Но с нами ведь будет охрана, значит, бояться нам нечего.

Да и новость про сменную няню тревожит, хоть и я понимаю прекрасно, что это нужно решить. У меня накопилось немало личных вопросов. Хотя бы одежду купить нормальную. Самое необходимое я заказала в интернет-магазинах, но некоторые личные вещи я могу купить только самостоятельно.

Вечером мне звонит Соня. Отвечаю, ничего не подозревая, вот только вместо Сони слышу в трубке мужской голос.

— Марина, не бросай трубку, прошу тебя!

Понимаю, что это Игнат.

— Что тебе нужно, и почему ты звонишь с телефона Сони? — спрашиваю тихо.

— Ну так меня же ты везде заблокировала, и на незнакомые номера не отвечаешь, — обвинительно.

— Потому что не хочу с тобой общаться. И скажи, где Соня?

— Да, не переживай, с ней всё в порядке. Она тебе скоро перезвонит. Марина, я не ругаться позвонил, — вздыхает Игнат. — Скажи, как там Сёмушка? Я знаю, что он всё ещё с тобой.

— С чего ты взял?

— Марина, я знаю у кого Семен, и знаю, что ты теперь там работаешь няней.

Замираю, потому как не знаю, могу ли подтвердить это, и что вообще имею право говорить?

— Пожалуйста…, — голос Игната вздрагивает. — Я очень скучаю по нему.

— У Семена всё хорошо, — это единственное, что я выдаю.

— Марина, я хочу увидеть его хотя бы издалека.

— Тут я ничем помочь не могу, прости.

— Марина, ты понимаешь, каково мне знать, что мой сын у этого монстра!

— Я не знаю, о каком монстре ты говоришь. А насчёт того, понимаю ли я, каково тебе… Понимаю. Я тебя три года ждала, оплакивала, и не знала жив ты или мёртв.

— Мстишь мне? — усмехается зло.

— Нет. И в мыслях не было. Просто стараюсь жить своей жизнью. Не звони мне больше.

— Понятно. Продалась ты, Марина, не так ли?

— Не понимаю, о чём ты.

— Мариша, так я дам больше. Помоги мне забрать малыша оттуда.

— Нет.

— Марина, пожалуйста. Я хочу его хотя бы просто увидеть.

— Зачем? Чтобы разбередить ребёнку душу?

— Так значит, он вспоминает обо мне?

— Игнат, я реально ничем не могу помочь. Не звони мне больше!

Сбрасываю звонок. Сердце колотится, как сумасшедшее. Какая же нелепая ситуация. Игнат перезванивает снова, но я блокирую телефон.

Интересно, где же Соня, и почему Игнат звонил с её номера? Как узнать? Если перезвоню прямо сейчас, нарвусь на Игната.

Решаю позвонить утром на рабочий.

Вот только ночь сплю опять плохо. Мне кажется, вокруг меня плетётся какая-то паутина, и стоит мне покинуть стены этого дома, я в неё сразу могу угодить.

Утром звоню на работу, мне сообщают, что Соня на больничном…

Странно… И теперь неспокойно ещё больше.

И что же делать?

Глава 25.

Беспокойные мысли просто взрывают мою голову. Они терзают меня давно, я всё гадаю, какое отношение Семён имеет к Вадиму Алексеевичу, и кто та женщина с ребёнком, чьё фото я видела на его письменном столе. Но пока вопросов становится всё больше, и не одного ответа.

К вечеру с номера Сони приходит сообщение: «Марина, не переживай, со мной всё в порядке. Я в Питере, в гостях у Азалии. Хотела бы встретиться. Возможно ли это?»

Хмурюсь, читая сообщение. Не очень-то я понимаю, могу ли верить подруге, ведь вчера с этого же номера мне звонил бывший муж, и возможно, этот текст писала не она, а всё тот же Игнат.

Набираю номер Сони. Слушаю настороженно, с намерением тут же сбросить, если вместо неё ответит Игнат. Но подруга отвечает сама, и голос у неё весьма бодрый:

— Привет, пропащая!

— Сонечка, рада тебя слышать! — отпускает пружина внутри. — Как у тебя дела?

— По-разному, — хмыкает Соня.

— Всё в порядке? Почему вчера с твоего номера мне звонил Игнат?

— Это долгая история, — вздыхает подруга. — Я не хочу говорить о ней по телефону. Ты можешь вырваться из своей крепости?

— Пока нет. Но я постараюсь сделать это в ближайшие дни.

— Отлично, я в Питере пробуду до конца недели, потом нужно возвращаться.

— Как там Азалия?

Соня рассказывает, что у Азалии всё по-старому, вот только мама становится всё слабее. Передаю Азалии привет.

— Соня, только обещай, что на нашей встрече будешь только ты. И мой бывший муж или кто-то связанный с ним, не появится в самый неожиданный момент.

— Обещаю, — выдыхает подруга.

С Соней прощаемся.

На душе становится немного теплее. Всё же я очень скучала и безумно хочу её увидеть.

В тот же день я спрашиваю у Дмитрия, когда у нас получится подобрать сменную няню. Он отвечает, что решает этот вопрос, и уже завтра утром к нам приедут на собеседование первые кандидатки.

— Спасибо, это было бы чудесно. У меня появились некоторые дела в городе, и я бы хотела иметь возможность иногда покидать стены этого дома, — сообщаю я.

— У вас будет такая возможность, — кивает Дмитрий. — А о безопасности мы с вами ещё поговорим.

В этом я даже не сомневаюсь.

Всё происходит так, как и обещал Дмитрий.

Утром к нам приходят сразу три няни на выбор. Но нам с Сёмушкой больше всего нравится та, которую зовут Татьяна. Она не слишком молода, но уже достаточно опытна. И главное, сразу находит общий язык с малышом, забавляя его историями и играми про его обожаемых спасателей.

Я сообщаю Дмитрию о своём выборе, и уже сегодня Татьяна остаётся на пару часов, чтобы Сёмушка к ней привык. Они играют с Семёном в моём присутствии, а уже завтра мы договариваемся, что Татьяна останется с Семёном на два-три часа самостоятельно.

И вот я впервые за эти недели я покидаю стены моей, как это назвала Соня, крепости. Дом Вадима Алексеевича действительно похож на крепость. И, признаться честно, за пределами этих стен я теперь чувствую себя не совсем уютно.

Перед тем как выпустить меня, Дмитрий выдал множество разных инструкций, особенно на случай, если со мной попытается связаться кто-то по поводу Семёна или других обитателей этого дома. Дмитрий настоятельно просил тут же его об этом уведомить и, если возникнут какие-то непредвиденные ситуации, немедленно звонить и не пытаться разрулить что-то самостоятельно. Он напомнил об ответственности и о том договоре, который я подписала при приёме на работу, хотя всё это я понимаю сама.

И, конечно, когда попадаю в шумный город, первое время я чувствую себя очень неуютно. Но потом всё же беру себя в руки и напоминаю себе о целе своей вылазки.

В первую очередь направляюсь в торговый центр, чтобы приобрести себе кое-какие вещи. Деньги у меня теперь есть, а вот возможности их потратить до сих пор не было.

Перед тем как зайти в торговый центр, звоню Соне, рассказываю о своих планах и предлагаю встретиться где-то в городе. В итоге мы решаем увидеться в том же самом торговом центре, по которому я сейчас гуляю, только подняться в кафе на третий этаж.

Пока приезжает подруга, с шопингом я уже успеваю покончить. Ничего особенного я так и не приобрела, ведь у меня не было цели покупать какие-то фильдеперсовые наряды. Главными пунктами были: бельё, предметы личной гигиены, удобная обувь, пара джинсов, спортивный костюм. Всё это поместилось в несколько пакетов.

Правда, цена даже за такие простые вещи кажется мне сейчас баснословной, но я напоминаю себе, что теперь могу позволить себе подобные траты.

Жду Соню на лавочке и вот замечаю подругу, которая спешит ко мне с радостной улыбкой.

Ещё секунда, и я попадаю в её объятия.

— Как я рада тебя видеть! — целую её в обе щеки.

— Я тебя тоже, Мариша, очень скучала, если честно, — говорит Соня.

Идём в кафе, садимся за столик.

— Ну что? Рассказывай, — впивается в меня Соня нетерпеливым взглядом.

А я не тороплюсь что-то говорить.

— Ты знаешь, Сонь, я подписала такой договор, согласно которому не могу сказать ничего лишнего, а потому скажу только, что у меня всё хорошо. Работа меня устраивает, и зарплата тоже, относятся ко мне хорошо. И эта работа доставляет мне удовольствие.

— Рада за тебя, — кивает Соня.

— А теперь я хочу услышать твой рассказ, как случилось, что твой телефон попал в руки моего мужа?

— Вот так и случилось, — недовольно поджимает губы Софья. — Он его тупо выкрал.

— В смысле? — не понимаю я.

— Мы с ним случайно оказались в одном поезде, когда ехали в Питер, — рассказывает подруга. — Точнее, Игната я даже не видела, просто поняла, что мой телефон пропал. А когда выскочила, чтобы бежать к проводнику и заявлять о краже, появился твой бывший муж и с наглой ухмылкой вернул мне телефон.

— Офигеть.

— Да. Я, конечно, набросилась на него с обвинениями. Но он прямо сказал, что взял его для того, чтобы позвонить тебе. Он наговорил каких-то гадостей? — смотрит хмуро Соня.

Глава 26.

На кухне пьют чай и мило болтают Галина и Татьяна. Я даже вижу на лице Галины улыбку, пожалуй, в первый раз за всё то время, что её знаю. Но когда я захожу, обе осекаются на полуслове, улыбка Галины тут же меркнет, возвращается её привычное выражение лица в мой адрес: смесь брезгливости и презрения.

— А вы что, раньше были знакомы? — хмурюсь я.

— Нет, конечно, — фыркает Галина, — просто некоторые правильно подходят к общению.

— А я, значит, неправильно? — складываю руки на груди, потому как эта вечно недовольная жердь меня уже достала. — И всё же хочется поинтересоваться, на какую-то больную мозоль я наступила вам, Галина? Вы ведь меня невзлюбили с первой секунды.

— На этот вопрос отвечать я не обязана, — фыркает она, демонстративно уходит.

Я же поворачиваюсь к Татьяне.

— А где Семён?

— Мальчик заснул, — опускает она взгляд, как будто в чём-то виновата передо мной.

— Давно?

— Не очень, с полчаса назад. Он в своей кроватке, я проверяла его буквально пять минут назад.

— Понятно, — вздыхаю я. — На сегодня можете быть свободны.

— Хорошо, спасибо вам большое, — кротко кивает Татьяна, собирает свои вещи и уходит.

Я же поднимаюсь к Семушке. Малыш действительно спит в своей кроватке. Я тоже устала, опускаюсь на постель.

Глаза закрываются от переизбытка эмоций и усталости. Засыпаю вместе с Семёном. А когда просыпаюсь, понимаю, что уже наступил вечер. И проспали мы с Семушкой дольше положенного. И, конечно, это не есть хорошо, потому что весь наш график теперь безбожно нарушен.

Ну что поделать? Вот так получилось.

До самой ночи мы с Сёмушкой играем, читаем, купаемся.

Перед сном заглядывает Дмитрий и сообщает, что завтра нам предстоит тот самый визит к врачу.

— Хорошо, мы будем готовы, — киваю я.

Семушка засыпает позже положенного, но всё же мне удаётся его укачать. А вот я теперь заснуть никак не могу. И честно сказать, слова Галины меня задели и никак не выходят из головы. Я понимаю, что копаться в голове этой полоумной тётки смысла нет, и всё равно снова и снова возвращаюсь к её фразе о том, что я как-то не так себя повела при первой встрече.

Бред какой-то.

Глубокой ночью я понимаю, что заснуть не могу, и решаю спуститься на кухню, чтобы выпить тёплого молока. Прохожу через крыло на первом этаже, там, где расположена комната Галины.

И вдруг замечаю, что дверь её неплотно прикрыта. Останавливаюсь. И в этот момент к двери подходит Галина.

Я, если честно, ахаю, потому как не сразу её узнаю. На ней парик. Галина резко захлопывает перед моим носом дверь, щёлкает замок. А я стою совершенно ошарашенная. Нет, не то чтобы Галина делала что-то противозаконное, но как-то это странно.

И зачем ей этот парик? Цвет волос, как у меня... Бред какой-то. Трясу головой, чтобы сбить это наваждение. Ухожу на кухню, а после поднимаюсь к себе.

С большим трудом, но всё-таки засыпаю. А утром всё проходит в спешке, потому что, конечно же, мы с Семушкой проснулись позже, чем планировали. Чувствую себя совершенно невыспавшейся, но к назначенному часу мы всё же успеваем.

В больницу нас сопровождает машина охраны. В кабинет к врачу с нами заходит Дмитрий и двое его крепких помощников. Но врачу это явно не нравится, да и Семён нервничает.

Похоже, малыш уже понял, что ему предстоят какие-то неприятные процедуры, он хнычет, и прячет личико у меня на шее. Я поглаживаю его по спинке, пытаюсь успокоить, но он заводится всё больше.

Врач подходит к нам с термометром, щёлкает им над лобиком Семёна, как пистолетом. Разговаривает с мальчиком ласково, ребёнок немного успокаивается. Нас провожают в прививочный кабинет. А вот тут, как только Семён видит шприц, он закатывает настоящую истерику.

— Так, посторонние, вышли из кабинета, — рявкает женщина в белом халате.

Лица её рассмотреть я не могу, оно почти полностью спрятано за медицинской маской. Вторая сидит, что-то пишет за столом.

Охранники переглядываются, но выходят.

Семён, продолжает орать, я его стараюсь успокоить.

— Держите руку ребёнку, — просит медсестра.

Делает укол.

Сёма поднимает дикий крик, вырывается, сучит ножками. Я зажимаю его, уговариваю, что всё будет хорошо.

Он успокаивается, затихает, расслабляется. А потом меня охватывает паника, потому что я замечаю, как у малыша закатываются глаза, и я понимаю, что он лежит безвольной тряпочкой у меня на руках.

И я уже собираюсь закричать от ужаса, но тут сзади мне вдруг зажимают рот какой-то вонючей тканью. Вдыхаю и начинаю терять связь с реальностью…

Но прежде чем отключиться окончательно, замечаю, как медсестра забирает из моих рук ребенка и выносит его в соседнее помещение через неприметную дверь в другом конце кабинета…