
– Ммм как же хорошо сегодня было. Хочу весь день с тобой не вылезать из кровати, трахаться, пока не устанем. Думаю об этом, и уже вся мокренькая. Скажи своей женушке, что у тебя командировка или конференция, устроим марафон, м?
Телефон чуть не выпадает из моих рук. Проклятый мобильник, который я только что случайно нашла у мужа в кармане пиджака. Собиралась отвезти его завтра в химчистку. Хотела сложить в пакет к другим вещам, когда услышала звук пришедшей смски
Заглянув в карман, обнаружила его. Второй телефон, о существовании которого я даже не подозревала.
– Зачем ему второй телефон? – подумала я, наивная. Моей первой реакцией было просто положить его обратно на тумбочку и забыть. Но любопытство и страх сделали свое дело. И вот, я уже нажимаю на кнопку, чтобы узнать, кто пишет Мирону. Через мгновение я пожалела об этом.
Теперь я пытаюсь удержать телефон трясущимися руками. Слова на экране кричат мне в лицо: "Скажи своей женушке..." Отправитель: “Вкусненькая”. Внутри все холодеет, как будто из меня выкачали всю кровь.
Стиснув зубы, продолжаю листать переписку, как будто нахожусь в дурном сне, из которого не могу проснуться. Хочется кричать.
– Ооо, ты вообще настоящая?)) У меня по утрам всегда стояк, буду мечтать, как ты мне отсасываешь. Жена никогда так не радовала. Сегодня мне очень понравилось, кошечка моя.
– Твоя тебя совсем не ценит. Милый, вообще, хочу, чтобы ты трахал и спал только со мной(( Когда уже скажешь ей?
– Сказал же, как родит, так уйду. Не делай мозги. И так жены хватает.
Руки дрожат так сильно, что я с трудом попадаю по экрану. Изо рта вырывается непроизвольный стон, и я прижимаю к губам сжатый кулак, чтобы не закричать. Не хочу, чтобы меня услышал Мирон. Он сейчас в ванной.
Пришел всего десять минут назад с работы и пошел принимать душ. Я еще удивилась, но на мой вопрос, где он был и почему так поздно вернулся, раздраженно ответил:
– Ну что ты как в первый раз! Пациента срочного привезли. Была внеплановая операция, – и хлопнул дверью.
Вот и вижу теперь его "внеплановую операцию". Слезы текут по щекам, даже не успеваю их вытирать. Наше маленькое чудо пинается внутри меня, словно чувствует, что мама распереживалась. Кладу руку на живот и начинаю поглаживать, пытаюсь успокоить нас обеих.
Я слышала, что мужчины иногда изменяют своим беременным женам. Но мне это казалось чем-то из разряда ужасных историй, который случаются с другими. Мой Мирон? Если бы кто-то рассказал мне такое про него, я бы разозлилась и раскричалась. Ведь Мирон не такой! Самый любимый, самый лучший муж на свете!
Муж, который собирается меня бросить, как только я рожу.
Сказать, что это неожиданно, страшно, невозможно больно – ничего не сказать. Это… это просто катастрофа. Мне кажется что я выпала куда-то, провалилась под землю. Вообще в другое пространство попала. Может, я уже в аду?
Где-то за окном раздается взрыв выхлопной трубы, и я вздрагиваю. Меня вдруг ведет в сторону и живот болезненно сжимается – не от движений ребенка, а от боли и разочарования.
Никогда не думала, что это может произойти в нашей семье. Мы вместе семь лет, за стеной спит наш трехлетний сын, я на шестом месяце беременности. А мой муж мне изменяет.
Все очень просто и банально одновременно.
Нет, он не просто мне изменяет. Он собирается уйти от меня к другой женщине.
“Вкусненькая”.
Начинает кружится голова. Бросаю телефон на кровать, а сама медленно оседаю рядом. Поправляю лавандово-розовый вязаный кардиган, соскользнувший с плеча. Ловлю свое бледное отражение в зеркале шкафа-купе.
Малышка внутри пинается еще сильнее, и я морщусь от боли. Делаю медленный судорожный вдох носом. Медленный выдох ртом.
— Маме нужно успокоиться, – шепчу я, закрыв глаза и поглаживая живот.
Вдруг шум воды в ванне прекращается. Шаги Мирона. Он вот-вот войдет в комнату. А у меня в голове пустота, смешанная с хаосом. Как смотреть ему в глаза? Как спросить, почему? Почему он это сделал.
У нас ведь только все начало налаживаться. Муж наконец-то добился не только профессионального признания, но стал зарабатывать достойные деньги. С окраины Москвы переехали в квартиру в Раменках. Второй ребенок на подходе.
А я еще удивилась, дура, когда он себе недавно красный BMW купил. Вместо надежного и практичного серенького вольво, который перешел мне. Я еще удивилась, что такое на мужа нашло. И подружка моя, Даринка, предупредила:
– Не к добру это, Лер. Может у него это… того, – покрутила она у виска. – Кризис среднего возраста?
Я еще посмеялась. Ну какой кризис. Мы только из него выбрались, наконец. Думала, пусть порадует себя. Заслужил ведь. Столько лет вкалывал ради меня, ради нас.
А тут вон что. Кошечка у него. Вкусненькая.
Снова беру телефон и сжимаю его в руках, как неопровержимое доказательство того, что вся наша супружеская жизнь была обманом. Меня накрывает волна отчаяния.
Дверь ванной открывается, и Мирон шагает в комнату в одном полотенце, повязанном на бедрах. Капли воды все еще блестят на его подкачанном, атлетическом торсе. В руках тонкая расческа, которой он проходится по черным, как смоль, волосам.
У меня вдруг словно весь воздух из легких вышибло. Сижу и не знаю, ни как вздохнуть, ни что делать дальше. Накрывает волной страха. Я словно вишу на ниточке над пропастью, куда вот-вот упаду.
И что. Сейчас выведу его на чистую воду. А он скажет мне – убирайся. Куда я беременная с ребенком на руках? Я ведь к такому готова не была.
Как смолчать, когда внутри все вопит от боли и рвется наружу?!
Мирон даже не сразу обращает на меня внимание. Сначала смотрит на свой пиджак, валяющийся на полу. Только потом взгляд внимательных карих глаз из-под густых бровей скользит по мне.
– Лер, ты чего бледная такая? Тебе нехорошо?
– Лер? Ты чего молчишь? – Мирон сдвигает брови, подходит ближе и вглядывается в мое лицо. – Давай пульс померю. Может, опять гемоглобин упал. Ты как себя чувствуешь?
Он протягивает руку к моему запястью, но я машинально бью по ней. В глазах Мирона мелькает удивление, потом раздражение.
– В чем дело? Ты как себя ведешь? – в его голосе звучит сталь.
Мой муж не привык, что ему перечат или не подчиняются. Он у нас – светило. Золотые руки. Золотые мозги. Человек, который спас тысячи жизней. Делает самые сложные операции на сердце, за которые никто бы не взялся.
Только на наши сердца ему явно наплевать – на мое и наших детей!
Молчу. В голове все еще гулко звучат слова из переписки: “Жена никогда так не радовала”, “Как родит, так уйду”. Не могу осознать, что это реальность.. Как будто весь мир перевернулся с ног на голову. Глаза жгут слезы, но я не позволяю себе разреветься.
– Лера, что происходит? – повторяет Мирон, чуть спокойнее, но все еще смотрит с подозрением.
Делает шаг ко мне. Вижу, как играют мускулы на его загорелом теле. Я всегда так гордилась, что у меня муж красавчик. Да и все мне твердили, что я джекпот выиграла, выйдя за него замуж – от подружек до мамы. Красивый, умный, талантливый. А теперь еще и при деньгах.
Ведь папа от мамы тоже ушел, когда начал деньги зарабатывать. Как она всегда мне говорила: “Только из говна вылезли, он сразу нашел поглупее, да помоложе. Зачем ему та, что столько лет была рядом и поддерживала в трудные времена?»
Вот и я, похоже, пошла по стопам мамы. Внутри все сжимается от боли и обиды.
Я поднимаю на Мирона полный решимости взгляд:
– Это ты мне объясни, что здесь происходит! – говорю сквозь стиснутые зубы и кидаю ему телефон.
Мирон ловит его на лету, спасая в последний момент от падения. Полотенце соскальзывает с его бедер, и телефон он поймать не успевает.
Отворачиваюсь, как будто передо мной не собственный муж, а посторонний мужчина.
–– Ты вообще нормальная? – сурово говорит он, в голосе звенит сталь. Поднимает с пола полотенце.
– Давно у тебя второй телефон? И другая женщина? – мои слова звучат резко, почти как вызов.
Мирон смотрит на меня нахмурившись, быстро переводит взгляд на мобильник, словно до него только доходит, в чем дело. В глазах вспыхивает раздражение, а потом лицо становится каменным.
– Это не мой телефон, – заявляет, явно не растерявшись. – Мой разбился. Взял у коллеги. Завтра операция важная, мне нужно оставаться на связи.
Не его телефон? Ну, конечно! И переписка с любовницей про беременную жену – тоже не его. Думает, я совсем дура? Раз беременная, мне мозги отшибло, и я поверю в его россказни? Сочиняет на ходу!
– Сообщения, значит, тоже от коллеги? – решаю не сдаваться. Раз уже решилась на этот разговор, не позволю меня и дальше обманывать. Будь, что будет!
– Это не твое дело, – резко осаживает он меня, и я вижу, как его терпение лопается. – Давно ты чужие телефоны стала проверять?
Задыхаюсь от обиды и несправедливости. Я-то как раз из тех глупых жен, что беспрекословно доверяют мужу. За семь лет отношений мне и в голову ни разу не пришло за ним шпионить.
Видимо, зря…
Смотрю на него волком, закрывая руками живот, как от врага. Малышка внутри совсем распиналась.
Мирон несколько секунд прожигает меня взглядом. Затем разворачивается и выходит из комнаты.
Остаюсь сидеть в тишине, растерянная и разгневанная. Что, просто вот так уйдет?
Но через мгновение Мирон возвращается с айфоном в руке. Бросает его на кровать рядом со мной. Экран, и правда, – вдребезги.
Смотрю растерянно. Но ведь… переписка…
– Все? Вопрос закрыт? – спрашивает муж с нажимом, снова повязывая на бедра полотенце.
Глаза сверкают раздраженно. Явно считает, что разговор окончен. Но я чувствую – здесь не так. Какой коллега отдал бы свой телефон с такой перепиской постороннему?
– И что, у твоего коллеги тоже беременная жена? – хочу, чтобы он признался во лжи.
Мирон раздраженно вздыхает и прикрывает глаза на секунду, будто собираясь с мыслями. Отводит взгляд в сторону, проводя рукой по щетине, но потом снова смотрит на меня прямо и твердо, как будто пытается доказать свою правоту силой взгляда:
– Лер, я устал. Мне сейчас не до твоих истерик. Завтра сложная операция. Нужно выспаться, – говорит, убирая телефон в свой кожаный портфель, идет в ванную чистить зубы.
Остаюсь одна в комнате, все еще дрожа от пережитых эмоций. Малышка внутри продолжает пинаться, напоминая мне, что нужно сохранять спокойствие ради нее.
Стараюсь дышать глубже, пусть хоть сердце утихомирится. Иду на кухню, кутаясь в кардиган. Собираюсь заварить ромашковый чай. Надеюсь, хоть он поможет немного успокоиться.
Наливаю воду в чайник, смотрю в окно. Ночь окутала Раменки, за окном слышен только шум дождя. Даже не заметила, когда он начался. Пытаюсь собрать мысли, убедить себя, что, может быть, я просто переутомилась и накрутила.
Может, телефон все-таки не его? А какого-то коллеги, который бессовестно изменяет своей беременной жене?
С другой стороны, то, что Мирон айфон свой сегодня грохнул, тоже может быть совпадением, которое он удачно использовал, чтобы отбрехаться.
Завариваю чай. Сижу на нашей новой итальянской кухне из светлого дерева, обхватив ладонями чашку из тонкого фарфора. Пытаюсь прийти в себя от случившегося. Заходит Мирон, наливает себе стакан воды, почти залпом выпивает. Бросает взгляд на меня:
– Тебе нужна помощь с бэйби шауэром? – спрашивает он, стараясь звучать заботливо, ставит пустой стакан в раковину.
Ну надо же. Праздник уже в субботу, а он спросить решил. Явно пытается смягчить напряжение после ссоры.
– Нет, – отвечаю коротко, все еще в смятении.
Он подходит, быстро чмокает меня в макушку:
– Пойду спать. Спокойной ночи.
Уходит, и я снова погружаюсь в свои мысли. Все еще чувствую себя неважно. Уснуть все равно не смогу – малышка продолжает пинаться, словно переняла мое волнение. Но надо прилечь.
Дорогие читатели!
Предлагаю познакомиться с героями поближе!
Начнем с нашей главной героини:

Валерия Сурова, 28 лет
Жена известного кардиохирурга, на шестом месяце беременности, мама трехлетнего Алешки.
Родом Лера из Петербурга, однако, по работе мужа они переехали в Москву семь лет назад. И сразу же поженились.
По специальности Лера ювелир-дизайнер, занимается своим любимым делом скорее для души, потому что денег оно особо не приносит. Она ведет страничку в соцсетях и периодически делает изделия на заказ.

Алеша Суров, 3 года
Вихрастый голубоглазый мальчуган, который всем остальным, кроме цвета глаз, копия отца. А с ним мы познакомимся дальше!

Мирон Суров, 34 года
Известный в России кардиохирург. Несмотря на свой еще молодой возраст, и то, что родом из маленького городка, он добился значительных успехов на своем поприще. Его регалии можно перечислять очень долго: ведущий хирург в московском центре сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева, зав. отделением кардиохирургии, кандидат медицинских наук и так далее.
Однако успех не свалился ему на голову. Он, при поддержке своей любимой жены Леры, посчитал все ступеньки своей карьерной лестницы, ни одну не пропустил! Тут были и многочасовые смены, и тяжелое обучение, и низкая зарплата по началу. Ну точно ноги должен жене целовать! А он...

Света, 27 лет
Лучшая подруга Леры в Москве. Она и Дарина -- те, кто помогал ей освоиться в шумной Москве после спокойного Питера. Дружат почти с самого переезда Суровых в Москву. Больше пока сказать не могу, но скоро точно узнаем об этой красотке побольше!
--
Ну что, делитесь в комментариях, какие впечатления от наших героев? Чуете запах предательства? Верить или не верить? Казнить или помиловать? Всегда с удовольствием читаю ваши комменты!
Благодарю всех, кто поддержал книгу, добавив ее в библиотеку и кинув в автора звездочкой. Это очень помогает в продвижении книги! И, конечно, вдохновляет на новые главы ❤️
Смотрю на экран не моргая, пока глаза не начинает жечь, словно в них кислоту плеснули.
Светка??! Нет, да нет, бред какой-то! Лица на фотке не видно. Но татуху не узнать невозможно! Маленькая кошечка на бедре.
Кошечка. Вкусненькая.
Медленно стекаю по стене, невидящим взглядом скользя по обоям, которые сама выбирала. Нет, я точно сегодня рехнусь!
Сердце стучит в ушах. Прижимаю два пальца к запястью, считаю пульс, как учил муж. Если я сейчас не успокоюсь, придется скорую вызывать.
Вдох, выдох. Вдох, выдох. Выключить эмоции, включить мозги.
Моя Светка. Да как вообще...Она моя лучшая подруга. Самая близкая.
Тут абсолютно точно два варианта. Либо моя лучшая подруга крутит шашни с моим мужем. Либо с его коллегой, у которого якобы взял телефон Мирон.
Оба варианта — фантастическая чепуха. Светка уже давно и глубоко замужем!
Немного успокоив пульс, стараюсь подключить и мозги. Снова смотрю в переписку. Номер не ее. Тоже, получается, с левого номера и телефона сидит?
Нет, это что вообще творится?! Какая-то чертовщина. Может, я уже в коме, и это мои видения? Да я бы в жизни такую херомору вообразить не смогла, даже если б очень сильно постаралась.
В Москве у меня две самые близкие подружки. Даринка и Светка. С обеими познакомилась на йоге еще в те времена, когда Алешеньки у меня не было.
Сначала Даринка выскочила замуж. Потом и Светка. Мы с Дариной забеременели и родили почти одновременно. А у Светы все никак с мужем не получалось…
Я за нее так переживала. В церкви даже молилась, свечки ставила. А она за моей спиной шашни с моим мужем крутит?!
Медленно и неуклюже поднимаюсь с пола. Никогда бы не подумала. Мирон, конечно, был знаком с девчонками. Мы даже пытались как-то «дружить семьями». Но если с Дарининым мужем Мирон нашел общий язык. То со Светкиным — ни в какую.
— Мутный он какой-то. И башка пустая, — сказал муж после совместного ужина.
Это было сто лет назад. Я даже не вспомню, когда! И все, больше почти не пересекались. На моих дэ эр, разве что. Так отмечаю я не часто.
Прикладываю руку ко лбу. Голова раскалывается. Надеюсь, не температура.
Так, фокус-фокус. Надо узнать, как все началось. В чате куча сообщений, промотать в начало просто не реально.
Крадусь в гостиную по ламинату, стараясь не шаркать тапочками. Сажусь на диван, принимаюсь скролить чат вверх, периодически останавливая переписку и выборочно читая сообщения, параллельно давясь слезами.
Но не проходит и пары минут, как батарея телефона подыхает. Экран гаснет, даже не сказав “Гудбай”.
— Черт! — шиплю в пустоту комнаты.
Сижу в отчаянии, сжимаю телефон. Может, у меня из-за беременности мозги расплавились. Я просто вообще не имею ни малейшего понятия, что делать дальше.
Может, разбудить его и разобраться, что к чему? Тыкнуть ему в рожу телефоном.
Этого хочется больше всего.
Но будить не решусь. У него ж завтра важная операция. Вдруг, чего доброго, рука дрогнет. Не хочу брать грех на душу.
Да и телефон сел. Прибьет меня, если узнает, что это я его посадила. Ему ж надо быть на связи.
Слышу, как за окнами проехал первый трамвай, разрезая утренние сумерки. Скоро и Мирон, и Алеша проснутся. Надо подремать хоть немного, иначе не выдержу весь день на ногах.
Надо будет приготовить завтрак, отвезти Алешу в садик, завезти вещи в химчистку. Потом решить пару вопросов с бэби шауэром. Потом заехать в магазин за продуктами…
А, может, послать все к черту?!
Пока я тут в образцовую жену играю, Мирон к другой уйти собрался! Вот не понимаю этих мужиков. Они совсем, что ли, тупые? Неужели не понимают, что к любовнице они приходят уже чистенькие, наглаженные. Все такие из себя чемпионы. Так это потому, что жена у них есть, с которой они живут, как холеные коты. А свалит он к этой Светке, и что? У нее один брак уже явно не задался, гуляет от мужа налево.
Не понимаю Мирона. Не понимаю! Что, все ради минета по утрам и глубокой глотки? Или просто запретный плод сладок?
Или я больше не привлекаю как женщина?...
Разлюбил? Стала не интересна?
Вытирая слезы, снова крадусь тихонько в спальню. Подхожу к портфелю, аккуратно кладу телефон обратно.
Только разворачиваюсь к двери, как слышу голос Мирона:
— Лера, ты что там делаешь? Опять в моем телефоне копаешься?!
Вытягиваюсь по струнке смирно, застигнутая Мироном врасплох. Он приподнимается на локте, смотрит на меня хмуро, трет глаза.
— Ты что, плачешь? — голос хриплый спросонья.
Смотрит на меня, как на дуру какую-то. Или сумасшедшую.
А я знаю, как это называется. Видела видос у одного психолога. Это газлайтинг! Когда кто-то пытается тебя задурить. Говорит, что тебе все показалось, хотя ни черта не показалось!!
— Я видела! — говорю, сжимая кулаки.
Мирон зевает. Нарочно, чтобы показать мне свое пренебрежение?
— Что видела? — спрашивает безразличным тоном.
— Фотографию Светки, — говорю и пристально слежу за его реакцией.
Но в комнате еще довольно темно. В окно едва начал пробиваться свет от серых сумерек.
— Какой Светки? — спрашивает Мирон после некоторой паузы.
Понятно. Под дурочка продолжаем косить. «Какая Светка?», «телефон не мой». Блин, и мобильник как назло сел. Сейчас бы потыкала его наглой рожей в их переписку!
Эх! Зарядки такой у нас тоже нет.
— Ну, Светка, — говорю ему с издевкой. – Которая “кошечка”, “вкусненькая”. У которой муж тупой.
Нет, ему не удастся заморочить мне голову!
— Ты что, совсем сбрендила? — говорит Мирон щурясь.
Может, уже и сбрендила. В том же видосе психолог говорил, что от газлайтинга легко можно кукухой поехать.
Звонит будильник. Мирону пора вставать на работу. Он тяжело и раздраженно вздыхает, садится на кровати и ставит ступни на пол.
— Ты что, еще не ложилась? — спрашивает он, трет лицо, зевает.
Молчу, положив руки на живот. Только носом шмыгаю, пытаюсь снова не расплакаться.
— Подумала бы о нашей дочери. Тебе нельзя так волноваться.
Встает и подходит ко мне:
— Иди обниму, — протягивает руки.
Но я обиженно поворачиваюсь к нему спиной.
Понятно, о чем он переживает. “Как родит — так уйду”. Чтобы грех на душу не брать, если у жены от истерики случится выкидыш. И чтобы не упало пятно на его безупречную репутацию.
А, может, Светке он тоже все наврал. Никуда он не уйдет. Зачем ему уходить? Тут его обхаживают, там ублажают. Катается как сыр в масле!
Мирон обнимает меня сзади. Хочу вырваться. Но когда его сильные руки заключают в объятья, у меня бегут мурашки везде, где только можно и нельзя.
— Любимая, ну ты чего? Ляг поспи, – шепчет нежно на ушко. – Завтрак сам приготовлю. Хочешь, в сад Алешу отвезу?
Опять. Такая трогательная забота. Если не считать того, что, если он все это сделает — то обязательно опоздает на свою операцию. Знает же, что скажу: «Ой милый, не надо! Я сама!». Вот и предлагает.
А вот сейчас как скажу: а давай! Пусть шуршит на кухню и готовит себе завтрак сам! Он хоть знает в какой она стороне? Или дорогу придется показывать?
Меня останавливает только его “сложная операция”. Вдруг кто помрет, пока он будет яичницу себе жарить, простигосподи.
Поэтому, стиснув зубы, молчу.
Мирон, не дождавшись моего ответа, опять чмокает меня в макушку и идет в ванную.
Когда у нас вместо нормальных поцелуев появились эти дебильные чмоки? Как сестричку какую-то в церковно-приходской школе.
Впрочем, не хочу, чтобы он вообще больше прикасался ко мне своими грязными губами. Мало ли, где он там ими…
Меня передергивает. Чувствую, опять накатывает, вот-вот разрыдаюсь. Но слышу топот босых ножек по ламинату в коридоре. Алеша проснулся.
Вытираю рукавами кардигана слезы, делаю какое-то подобие лица. Не хочу, чтобы он видел, как мама плачет.
— Милый, ты проснулся? — улыбаюсь, когда Алеша заходит к нам в спальню.
Сонный такой, смешной. Он у нас получился темноволосый, как Мирон. Зато глаза мои, голубые. Смотрит на меня через свои пушистые ресницы. Тянется ручками. Олененочек мой.
Но на ручки теперь мне его брать нельзя. Опускаюсь на колени, прижимаю к себе крепко-крепко. Вдыхаю запах его волосиков. Думаю, как его папка мог променять нас на Светку…
Так нас застает Мирон, выходящий из ванной. Проходя мимо, снова чмокает меня в макушку.
Да чего он расчмокался?! Почему я раньше не замечала? Пытаюсь вспомнить, когда у нас был настоящий поцелуй в губы. И не могу. Становится грустно.
— Лера, а завтрак, в итоге, будет? — кричит из гардеробной Мирон.
Так, вроде ж, сам готовить собирался! Лицемер несчастный.
– Идем, зайка, – поднимаемся с сыночком. Идем на кухню.
На скорую руку делаю завтрак своим мужчинам. Впрочем, с уверенностью так можно сказать только про одного из них.
Мирон поспешно проглатывает завтрак, бросает торопливый взгляд на часы:
— Все, мне пора! – подходит ко мне.
Что, снова чмок в макушку? Достал меня!! Отшатываюсь, как от огня.
Мирон недовольно хмурится. Но, видимо, у него нет времени “на мои истерики”.
— Ладно, я пошел, до вечера, — кидает, допивает остатки кофе и уходит.
Хорошо, что сад Андрюши на соседней улице. Это все, на что у меня хватило сил. Придя домой, я отключаюсь.
Но вместо полноценного сна, приходит какой-то туман. Омерзительный какой-то пустой космос. Просыпаюсь такой же разбитой, как и заснула. Должна была поехать забрать декор для вечеринки, но понимаю, что за руль мне сегодня лучше не садиться.
Звоню Даринке. Прошу выручить.
— Конечно, милая! Вообще без проблем! У тебя все хорошо?
У меня все плохо. Но я боюсь, что, если я произнесу это вслух, станет еще хуже.
Забираю Алешку из сада. И ненавижу себя за то, что жду не дождусь, когда уже уложу его спать. Хорошая я мать, ничего не скажешь.
Мирон опять приходит домой поздно.
— Где был? — спрашиваю, стоя в прихожей и сверля его взглядом.
— На работе, где еще? Устал как собака. А ты как?
Подходит ко мне собирается чмокнуть в макушку, но что-то его останавливает. Внезапно берет мой подбородок и прежде, чем успеваю что-то понять чмокает в губы.
Чмок!
Заглядываю в его глубокие темные глаза. Бесстыжие. Лживые.
Не верю своим глазам. Хватаю рубашку, подношу ее ближе к глазам, рассматривая смазанный след от губной помады цвета фуксии. Кажется, такая есть у Светки. Ей такие цвета идут.
Внутри все падает. На работе, значит, задержался? Работал, не жалея того, что ниже пояса?
Интересно, что он соврет на этот раз. Рубашка не его, у коллеги одолжил? Или, может быть, что пациентка к нему случайно прижалась?
Из меня вырывается нервный смешок. Лжец!
Внутри поднимается волна злости. Бросаю рубашку обратно в корзину с такой яростью, будто швыряю ее ему в лицо.
Хорошая идея, кстати! Даже дергаюсь, чтобы пойти на кухню. Но останавливаю себя.
Не поможет это. Снова выставит меня беременной дурой. Скажет, все себе напридумывала. Эх, зря сообщения не сфотографировала. Теперь будет все отрицать до последнего.
А Светка-то последней дрянью оказалась. Может поговорить с ней? Судя по их переписке, она ждет не дождется, когда Мирон меня бросит! Наверняка все карты с радостью и раскроет.
Стерва. В лицо мне улыбается, подругу из себя столько лет играла. А сама подбивает мужа меня бросить. Как ей только совесть позволяет спать по ночам?! В глаза мне смотреть и мужу своему! В субботу будет на бэби шауэре как ни в чем не бывало поднимать тосты за нашу с Мироном семью и будущую дочку?
Упираюсь руками в раковину, тяжело выдыхаю. Медленно поднимаю глаза на себя в зеркало. Совсем бледная, под глазами синяки, волосы спутались и в беспорядке раскиданы по плечам. Нужно как-то собраться, включить голову, понять, что теперь делать и как жить дальше.
Но в голове пустота. А внутри боль.
Начинает нарастать, нарастать. Как будто в душе открылась бесконечная черная дыра. И она раскручивается. Она живая. И она не просто болит. Она высасывает из меня все силы, всю радость, жизнь.
Рассматриваю себя, и не узнаю. Особенно глаза. Как не мои. Такие же пронзительно голубые, но словно не глаза молодой женщины, будущей матери. А какой-то старушки, старой и одинокой.
Вздрагиваю испугавшись, отворачиваюсь. Часто моргаю, прогоняя жуткое видение. Искоса снова бросаю взгляд в зеркало. Старуха исчезла, там снова я.
Господи, это уже слишком. Нельзя сходить с ума. Я должна быть сильной! Должна думать о своих детях.
Но меня словно оглоблей по голове ударили.
Выхожу из ванной. Иду к кровати. Ложусь, сворачиваясь калачиком. Пытаюсь остановить поток мыслей. Не выходит.
Как же он мог так меня предать? Я же ему всю себя отдала! Мирон – мой первый и единственный мужчина. Когда с ним познакомились, он был еще далеко не такой крутой и знаменитый доктор Суров.
Тогда он был простым выпускником первого меда. Без гроша за душой. Да еще и сам приезжий. За мной в ту пору ухаживали разные. Но зацепил именно он. Своей волей, страстью и желанием помогать людям. Вот это стало главным для меня. Я видела огонь в его глазах и не сомневалась – он станет выдающимся человеком.
Когда Мирон сделал мне предложение, спустя год знакомства, я без колебаний ответила “да”. Когда сказала маме, та заявила, что я – дура.
– С милым и рай в шалаше, только если милый на “Порше”. За тобой столько парней обеспеченных бегает! А ты решила стать женой декабриста!
Тогда я обвинила маму в меркантильности. Как она может такое говорить? У нас с Мироном – настоящая любовь! Одна и на всю жизнь.
Но женой декабриста я себя почувствовать успела. Снимали крошечную студию поближе к больнице. Мирон пропадал на работе, и денег очень не хватало. Но я всегда в него верила. Мы были так счастливы вместе!
Могли говорить часами, поддерживали друг друга во всем. Я пробовала начать свое дело, создавала авторские украшения. Мирон был на моей стороне. Тоже всегда говорил, что я талантливая.
У нас был просто нереальный секс. Чувственный, горячий. Никогда не могли насытиться друг другом.
Куда все это ушло?...
Вспоминаю его сегодняшние чмоки, и тошно становится. Все? Страсть прошла, завяли помидоры? Я теперь – мамка. А для горячего секса есть “кошечка”!
Внезапно слышу на кухне трель айфона мужа. Отвечает на звонок. Кто звонит ему так поздно?
Приподнимаюсь на подушке, чтобы лучше слышать разговор, но ничего не могу разобрать. Через минуту Мирон заходит в спальню, шагает в гардеробную и начинает одеваться.
– Ты куда? – спрашиваю, растерянно сажусь на кровати.
– На работу. Срочный пациент, – отвечает, быстро надевая и застегивая брюки.
– Ты же только что домой вернулся. Других врачей у вас там нету? – спрашиваю я с претензией.
Опять заливает? Я, конечно, все понимаю, но есть же дежурные хирурги. Он уже не студентик, чтобы бегать среди ночи.
– Ложись спать. Тебе нужно отдохнуть, – кидает он, даже не глядя на меня.
Натягивает футболку, джемпер и вылетает из спальни. А я сижу, и прямо нутром чую – никакая это не работа.
По спине пробегает холодок.
Вспоминаю, что Светка говорила, что ее Ваня на бэби шауэре, скорее всего, быть не сможет, уезжает в командировку. Он у нее менеджер в фармацевтической компании. Часто разъезжает по представительствам.
Подскакиваю. Ну уж нет! Больше я не позволю себя дурачить. Выведу изменщиков на чистую воду!
Только дверь за Мироном хлопает, я тут тоже бросаюсь к шкафу, натягиваю треники и толстовку.
Хорошо, что в преддверии родов, мы уже договорились с соседкой, доброй и бодрой бабулей на пенсии, что она в любой момент сможет присмотреть за Алешенькой.
Хватаю ключи от Вольво, запрыгиваю в кроссовки. Глянув на себя в зеркало, выбегаю на лестничную площадку и звоню в звонок квартиры напротив.
Слышу тяжелые шаги за дверью, как лязгает замок. Открывает дверь и высовывает нос:
– Лерочка? Здравствуй! Что-то случилось? – спрашивает, оглядывая меня с ног до головы.
Из квартиры до меня доносится звук включенного телика. Значит, еще не спала.
– Да нет, теть Маш, все хорошо. Подруга позвонила, у нее там беда приключилась, – сочиняю на ходу. – А Мирон на работе. Хотела попросить вас присмотреть за Алешей. Он спит, вроде, не должен проснуться до моего возвращения. Но мало ли, – тараторю на одном дыхании.
Лечу по Мичуринскому за красным внедорожником Мирона. Еду, вцепившись в руль. Голову вжала в плечи, словно мое пресследование вот-вот раскроют. Держусь на приличном расстоянии. Надо еще, блин, постараться, чтобы не заметил.
К счастью, за красной тачкой Мирона очень удобно следить. А вот меня очень спасает неприметный автомобиль, сливающийся с серо-черным потоком машин.
Но, все равно, сердце бешенно колотится, мысли скачут.
В красках представляю, как все будет. Вот Мирон подъезжает к Светкиному дому, паркуется. Несется к этой шалаве на третий этаж. Я лучше подожду немного, чтобы застукать этих кроликов на самом горяченьком. Чтобы теперь уж точно не смогли отвертеться.
Представляю, как Светка набрасывается на моего Мирона прямо с порога в том прозрачном белье с фото:
– Твоя кошечка так тебя ждала. Возьми меня прямо здесь! – томно дышит ему в лицо.
Все это вижу так ясно, что ком в горле встает. Сейчас наизнанку вывернет. Глаза застилают слезы.
Да я на куски ее порву, эту стерву проклятую! С такими подругами и врагов не надо!
А Мирон… да после такого, пусть даже не мечтает увидеть снова меня и наших детей! Вернусь в Питер. И забудем его. Когда дочка родится, скажу, что ее отец погиб до ее рождения. Этот мерзавец даже ноготочка с мизинчика наших детей не стоит!
И вспоминать о нем больше не буду, сотру из памяти обманщика поганого!
Резко оттормаживаюсь. Чуть на красный не проехала! Сердце уходит в пятки. Дурочка, у тебя ребенок под сердцем, надо быть осторожнее. Не хватало еще в аварию попасть!
Зеленый. Трогаемся снова. Думала потеряла мужа, но догоняю его до поворота на Косыгина. Вместо левого поворотника он включает правый.
Налево – Светкин дом. Направо – Бакулева. Реально, едет на работу?
Сижу у него на хвосте прямо до кардиоцентра. Смотрю, как Мирон паркуется, выходит из машины. И как его высокая мощная фигура скрывается за большими деревянными дверями здания.
– Вот черт! – шиплю себе под нос разочарованно.
Так, стоп, я что, расстраиваюсь, что муж поехал на работу, а не к любовнице? Дожили!
Малышка внутри пинает меня ножонкой. Понятно. Осуждает. Кладу руку на живот:
– Твоя мама – такая дурочка, доча! – говорю ей, поглаживая. – Ты уж меня прости, моя хорошая. Маме очень плохо. Но мама справится, обещаю.
Впрочем, сама не сильно верю в свое обещание. Господи, хорошо, что завтра мама приезжает из Питера. На наш праздник в честь малышки. Мне кажется, одна, я с этим безумием уже не справляюсь.
Вспоминаю, как осуждала маму за то, что она так и не смогла простить папу, когда он ушел к другой. Я с папой, пока он был жив, всегда поддерживала отношения. И думала: ну что такого. Ну не получилось у них, бывает. Что ж, теперь всю жизнь на это обижаться.
А сейчас сама как в кипящем котле сижу! И очень хорошо ее понимаю. Я Мирона за такое тоже никогда простить не смогу!
Вот ведь правду говорят, девочки выбирают себе мужей, похожих на отцов. Я себе, видать, выбрала такого же изменщика!
Становится так стыдно, что рот свой на маму открывала, жизни ее учила.
На следующий день бросаюсь к ней со слезами прямо на перроне.
– Мама, я была такая дура! – рыдаю безутешно.
– О, господи! – восклицает она. – Лер, ты меня пугаешь!
А я реву и не могу остановиться. Слезы брызжут, как из водопроводного крана:
– Прости меня мама, прости! Я была так не права!
Она растерянно гладит по голове и, должно быть, неловко озирается по сторонам. На нас все смотрят. Потом берет за плечи и отстраняет от себя:
– Доча, ты чего? Да что случилось-то?! – говорит она, легонько встряхивая, чтобы привести в чувство.
— Мама, — произношу обреченно, чувствуя, как внутри всё сжимается. — Мирон мне изменяет.
Не дожидаясь, когда дойдем до машины, все ей выкладываю. И про левый телефон, и про след от помады. И его странное поведение.
—Я вообще даже подумать о таком не могла, мам! Понятия не имею, что делать! — говорю, уже сидя в машине, вытирая слезы бумажными платочками, которые она протягивает мне из своей сумки.
Мама тяжело вздыхает, несколько секунд смотрит в окно, где мельтешат люди с чемоданами и сотрудники Ленинградского вокзала. А потом говорит, как всегда по-деловому:
– Что делать, что делать. Для начала успокоиться. Потом, если уходить собралась, понять куда, где и на что будешь жить. Потом — развод. А потом уже будем делить имущество и детей, если Мирон начнет выкобениваться.
Так все четко сказала. Будто это рутина какая-то, а не катастрофа всей моей жизни. Хотя она-то через все это проходила. Сейчас я по-другому смотрю на нее. Теперь восхищаюсь, какая она сильная! А я сейчас просто развалюсь на атомы.
– Мама. Как у тебя получилось пережить это? – спрашиваю, шмыгая отекшим носом.
– Ну, а что, у меня выбор, что ли, был? – смотрит на меня как на глупенькую. – И ты переживешь.
Кладет руку мне на макушку, и ее прикосновение дарит немного тепла и уверенности:
– Я с тобой, что бы ни случилось, – выдавливает она грустную улыбку.
Улыбаюсь ей в ответ сквозь слезы. Потом отвожу глаза, рассматривая скомканные бумажные носовые платки у себя на коленях.
– Мам, я, наверное, полная дура, но внутри все еще теплится надежда, что он не… – слова застревают в горле как колючки.
Она снова тяжело вздыхает, ее глаза наполняются мягкостью и пониманием:
– Если надежда еще есть, так, может, не рубить с плеча? Вот когда надежды не будет, тогда и ставь вопрос ребром. Но запасной аэродром начнем тебе готовить. Что у тебя по деньгам? Где рожать будешь? Где жить? Вот об этих вопросах начинай думать.
Мама права. Как всегда. Она смотрит на меня с заботой, но ее голос остается твердым и практичным.
— А эта, как ее, подружка твоя, шлендра, на празднике, получается, завтра будет? — спрашивает она, прищурившись.
– Ну конечно, я ж не знала, что они с Мироном… – снова осекаюсь, даже вслух это произнести тяжело. Внутри все сжимается от боли и обиды – Но жду не дождусь завтрашнего дня, чтобы посмотреть ей в глаза!
— Лера, что это еще значит! Ты что задумала? – смотрит на меня с тревогой мама.
— Ничего, мамуль. Не переживай. Я просто рада, что ты со мной! И что на моей стороне, – отвечаю ей признательной улыбкой и сжимаю руку.
Стало немного легче.
Смотрю в зеркало заднего вида, вытираю слезы. Зря только красилась! Пыталась принарядиться к семейному ужину в честь приезда мамы, но от макияжа ни следа не осталось.
Наряд тоже особо не удалось подобрать. В обычные вещи, кроме треников, я уже не влезаю. А весь мой беременный гардероб, который остался с рождения Алеши, оказался слишком теплым. Сынок-то у меня в феврале родился.
Н-да. В чем идти на бэби шауэр, я тоже не продумала, захлебнувшись в подготовке к празднику и домашних делах. А потом еще и шокированная сюрпризами мужа.
Почему-то так захотелось снова почувствовать себя красивой. Желанной женщиной! Чтобы Мирон снова смотрел на меня, как раньше. Без этих его дебильных чмоков!
Нет, естественно, от одной мысли о близости с мужем после той переписки, меня наизнанку выворачивает. Но сердце все равно сжимается от тоски, когда вижу его равнодушные взгляды. Когда-то он смотрел на меня так, будто я – центр его Вселенной. А теперь я – лишь фон, который он даже не замечает.
— Мам, скажи честно, я обабилась? – спрашиваю я, приглаживая в зеркало растрепавшиеся волосы.
Она переводит возмущенный взгляд на меня:
— Дочь, ты чего? Ничего ты не обабилась! И вообще, что это за слово такое дурацкое! – восклицает сердито.
— Но как же? Он же мне изменяет. Значит, что-то его не устраивает.
Говорю, а у самой так гадко на душе. Не чувствую себя вообще женщиной. Нелюбимая и нежеланная.
— Во-первых, ты еще не знаешь ничего точно, – пытается успокоить меня мама. – Во-вторых, даже самым красивым женщинам изменяют, и не смей себя в этом винить! А в-третьих…
— А в-третьих, поехали, может, найдем мне какое-нибудь красивое платье, — перебиваю ее. — Магазин недалеко от нас, заедем перед тем, как забрать Алешу, а потом поедем в ресторан.
Но я хочу не только шикарно выглядеть сегодня и завтра на празднике. Я хочу потратить кругленькую сумму! Муж ведь думал, что айфоном откупится за свою ложь. Нашел идиотку! Нет, мой милый, так просто не отделаешься!
В магазине я ни в чем себе не отказываю. Покупаю несколько красивых платьев, и парочку вещей про запас. Нежно-голубое плиссированное платье длиной до щиколоток, с американской проймой и пояском на талии, я надеваю прямо сейчас. Кручусь перед зеркалом в примерочной под ахи-вздохи мамы.
— Мам, как ты узнала, что папа тебе изменил? – спрашиваю задумчиво.
Она мне так никогда и не рассказывала. С детьми ведь такое не обсуждают. От этого вопроса она напрягается, губы поджимает.
— Мне его любовница сама о себе сообщила, – наконец, отвечает она. – Сказала: “Муж вас не любит, а любит меня, и мы ждем ребенка”. Твой отец даже оправдываться не стал. В тот же вечер собрал вещи и ушел.
Вот так просто. Мне было двенадцать. Значит, в браке они были уже на тот момент тринадцать лет!
Почему все мужики изменяют? Чего им не хватает? Разве не достаточно теплого дома, вкусного ужина и нашей заботы? Им всегда нужно что-то большее. А может, это просто их природа? Искать острых ощущений, что-то новенькое, неизвестное. Может, в какой-то момент они просто начинают считать своих жен данностью, как предмет интерьера, который всегда на своем месте, но больше не привлекает внимания.
Прохожу на кассу с ворохом вешалок. Стою с банковской карточкой на готове, с садистким удовольствем смотрю, как увеличивается сумма с каждым “пиком”.
– Девяносто восемь тысяч, двести рублей, – сообщает кассирша.
Беру еще пару аромасвечей с витрины у кассы и масло от растяжек
– Еще вот это, пожалуйста, – говорю, представляя, как округлятся глаза мужа, когда придет смска от банка.
У нас договоренность, что все покупки свыше десяти тысяч я согласовываю с ним. Но это еще когда было, до того, как он стал хорошо зарабатывать и завел любовницу. Раз на нее деньги есть, так и на жену найдутся!
– Сто две тысячи пятьсот пятьдесят, – объявляет кассирша.
Прекрасно! Прикладываю карту к терминалу, как компресс на мою израненную душу.
Забираем Алешу из сада. Едем в ресторан. Мирон уже ждет нас за столиком у окна. При виде нас, встает навстречу. Но спешит к нему только Алешенька. Бежит к папе и обнимает его за ногу.
Мирон подхватывает сына на руки, оглядывая нас с мамой. Стараюсь не встречаться с ним взглядом. Мама тоже делает покер-фейс.
– Лариса Павловна, рад вас видеть, как доехали?
– Здравствуй, Мирон. Спасибо, доехали хорошо, – отвечает мама с натянутой вежливостью, садясь от него подальше.
Усаживаемся за стол. Я сразу делаю вид, что старательно изучаю меню.
– Смотрю, были на шоппинге? – спрашивает Мирон, с интересом разглядывая мое новое платье.
– Да, решила обновить гардероб. Да и как-то развеяться, – парирую, добавляя саркастично. – У меня ведь, в отличие от некоторых, нет времени на увеселительный досуг.
Мирон царапает меня взглядом, проглатывая шпильку. Но продолжает держать лицо.
– Выглядишь великолепно, — улыбается в ответ немного натянуто. – Рад, что нашла время на себя.
Наш семейный ужин больше похож на встречу незнакомцев. Разговор не клеится. Мирон пытается разрядить обстановку своими шуточками, но ни я, ни мама на них не реагируем. Он быстро сдается, становясь чернее тучи.
Внезапно замечаю девушку, которая не отрываясь смотрит на наш столик. Сидит с подружкой в другом конце зала. Поняв, что я ее заметила, она встает и направляется к нам.
Молоденькая совсем, лет двадцать максимум. С прямыми темными волосами до плеч, в красном коротком топе и черной мини-юбке. На шее тоненький чокер. Губы намалеваны красной помадой, что контрастирует с ее невинным взглядом.
Хотя “невинная” – это вряд ли про нее. Почему-то в голове всплывают слова мамы: “любовница сама о себе сообщила”.
Смотрю, затаив дыхание, как молоденькая студентка заигрывает с моим мужем. Закипаю от злости. Конечно, не помнит он ее. Ну-ну.
Хоть лица Мирона не вижу, но и так видно, они точно знакомы. Он берет из ее рук телефон, что-то на нем листает. Отдает обратно. Она все это время пожирает его взглядом, на губах улыбка.
Диссонанс. Юное, почти ангельское личико. И такая порочная похотливая улыбка.
Да, Мирон вконец заврался! Изменяет мне со студенткой, серьезно?! Господи, как же это банально, вульгарно, пошло! Пока от зарплаты до зарплаты – все прилежные семьянины. Как только появляются бабки – так распушают свои хвосты павлиньи и пускаются во все тяжкие!
Во мне борется два желания: остаться незамеченной и пойти к голубкам. Очень интересно, о чем они там воркуют. Аж распирает от любопытства!
Из уборной выходит мужчина и чуть не сбивает меня дверью. Извиняется, но я даже не смотрю на него. Не могу взгляда отвести от картины маслом напротив.
Девушка кокетливо смотрит на Мирона, слегка наклонив голову набок. Прищуривается, затягивается модной тоненькой сигареткой.
Мирон же не вносит запаха табака! Всегда был категорически против курения. Но, видимо, ради свежатинки можно и потерпеть, поступиться принципами. Так же, как и своей семьей!
Прижимаю ладонь ко лбу. Рука ледяная, а лоб, наоборот, — кипяток. Как же хочется пойти и надавать по щам обоим. Ей — чтобы неповадно было больше с женатыми мужикам шашни крутить. А ему — лупить что есть мочи за то, что предал меня, нас, нашу семью. И ради чего? Ради адюльтера с какой-то малолеткой?!
И тут ноги сами срываются с места и несут меня на террасу. Надоело, что из меня дуру какую-то делают. Не собираюсь больше сидеть, сложа руки. Думает, я смирюсь? Спущу ему это с рук?! Лучше уж быть гордой разведенкой, чем с мужем, который гуляет налево-направо.
Быстро сокращаю расстояние между нами. Подхожу к двери. Протягиваю руку к ручке. Сердце стучит в ушах. Щеки горят. Все вокруг исчезло, кроме этих двоих.
Рывком дергаю дверь на себя. И Мирон тут же оборачивается, замечает меня. Бросает что-то девушке и спешит ко мне.
Ага, испугался что я пигалице его наваляю? Правильно сделал! Потому что именно это я сейчас и сделаю!
Не в себе от злости, стрелой пролетаю мимо мужа, повыдергиваю у этой швабры все космы.
— Тебя не учили, что с чужими мужьями только потаскухи спят?! — рявкаю ей, голос дрожит от злости и обиды.
Но внезапно чувствую, как что-то меня останавливает. Мирон хватает меня сзади, заключая в кольцо сильных рук, как в тиски.
— Лера, ты с ума сошла?! — шипит мне на ухо. — Прекрати себя так вести, немедленно!
Девушка застыла с сигаретой в руке, а ее наглые глазенки смотрят на меня с издевкой. Меня это только раззадоривает еще больше.
— Что вы тут устроили?! — пытаюсь вырваться из захвата мужа. — Отпусти меня!
Но Мирон, не обращая внимания сопротивление, разворачивает меня к выходу и тащит прочь. Извиваюсь как змея, но его хватка не ослабевает. Когда мы оказываемся внутри, он, наконец, меня отпускает, разворачивая лицом к себе:
— Да ты вообще соображаешь, что делаешь? — рычит мне в лицо. – Я все понимаю, беременность, гормоны, ты на эмоциях. Но всему есть предел!
— Есть предел твоей лжи?! – выпаливаю в ответ, не обращая внимание на персонал, застывший в немом изумлении. – Ответь мне честно, ты разрушил наш брак ради этой малолетки?!
— Что за бред, Лер! – Мирон смотрит на меня с недоумением. – Она просто подошла поздороваться. Ты теперь в каждой встречной любовницу видишь?!
Задыхаюсь от его наглости, на глаза наворачиваются горячие слезы.
— Что мне остается, если ты мне нагло врешь?! – кричу, чувствуя, как все внутри скручивается в тугой узел. Я кладу руку на живот. – Сказал, что не знаешь ее, в уборную пошел, а сам с ней тут трешься!
Мирон бросает на меня язвительный взгляд, словно я – сумасшедшая на сцене цирка.
— Что, следила за мной? Это просто финиш! – закатывает глаза, качает головой. – Ты меня позоришь перед своей матерью, наговаривая на меня, теперь — перед студентами. И сама позоришься. Может, еще жучок подкинешь, чтобы следить за мной было легче?
— Может, и подкину! – не отступаю я, хоть внутри все трясется. – Я все равно узнаю правду! Я знаю, я просто знаю, что ты мне изменяешь!
Слезы заливают глаза, но я упрямо стираю их, не позволяя себе сломаться. И тут он роняет фразу, которая попадает прямо в сердце, как ледяной осколок.
— Я здоровый мужик и хочу трахаться чаще, чем раз в месяц!
Смотрю на Мирона. Словно на меня вылили ушат ледяной воды.
Да, возможно, с “этим самым” у нас в последнее время не все гладко. Но чего он хотел? Пропадает на работе, Алешка только-только в сад пошел. На мне весь дом, все заботы. Так еще токсикоз мучал весь первый триместр.
Да почему я вообще должна оправдываться?! Я воспитываю его сына и беременна его дочерью! А он сказал так, будто это его святое право — выгуливать свой член!
И все же, от неожиданности я стою, застыв, как изваяние. Ведь до этого, хотя бы маленькая, но у меня была надежда, что это все неправда.
— Это признание? — спрашиваю у Мирона почти одними губами.
Он отвечает, глядя мне в глаза:
— Это факт, Лера. Если бы у нас все было в порядке, ты бы меня к каждой юбке не ревновала. Я тебе уже сказал: у меня никого нет. Я женился не для того, чтобы разводиться. Я люблю тебя и брак для меня – святое.
Хлопаю мокрыми ресницами, ничего не понимая. Он делает шаг ко мне, проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, вытирая слезы.
— Глупенькая моя, — говорит смягчаясь. — Ты и меня, и себя с ума сведешь своими подозрениями.
А глаза такие честные. Вот он — мой любимый муж, мой Мирон, с которым у нас всегда было абсолютное доверие.
Притягивает к себе, запускает руку в волосы. Прижимаюсь к его твердой груди, все еще тяжело дыша, в шоке от случившегося.
— Лера, ну как можно доводить себя до такого? — говорит он, поглаживая меня. — Ты бы о малышке нашей подумала.
Отталкиваю. Не готова я с ним обжиматься, словно ничего не случилось! Ладно, признаю, может быть, сейчас я перегнула палку. Но не бывает дыма без огня. Я знаю своего мужа уже семь лет. Этого времени достаточно, чтобы изучить человека и видеть, когда он врет, а когда нет.
Мирон вздыхает, смотрит хмуро. Не говоря ни слова, возвращаюсь в зал. Идет следом.
В ресторане оставаться не хочется. Люди до сих пор на нас косятся. Прошу Мирона рассчитаться с официанткой. Пока он ждет счет, мы с мамой и Алешей идем к машине.
— Что случилось? — мам смотрит на меня с тревогой.
Пристегиваю Алешу в детском кресле, закрываю дверь, чтобы сын не слышал моих слов.
— Я сошла с ума. Планирую и дальше делать сумасшедшие вещи, — только и отвечаю с горькой усмешкой.
Не дожидаясь Мирона, едем домой. На город уже спустились сумерки, но в Москве никогда не бывает темно. Алешка быстро выключается. Едем с мамой в полном молчании.
Мне нужно подумать. А еще квартира. Куда я смогу уйти в любой момент. Который, я чувствую, уже не за горами.
Деньги возьму у мужа. Сниму с семейной карты максимальную сумму наличными и еще возьму отложенные на всякий случай наличные из сейфа. Там много. На полгода точно хватит.
Но только муж это сразу заметит. И, вероятно, захочет меня убить. А значит, уходить надо неожиданно и бесповоротно.
У меня от Мирона тоже есть одна тайна. То, о чем я ему не сказала. Не потому, что хотела скрыть. А потому, что сама не была готова даже думать о таком.
Неделю назад мне пришло предложение посотрудничать с известным ювелирным домом. Из Италии.
Сначала подумала, шутка какая-то, спам, развод. Если бы не имя моего знакомого, упомянутого в письме. Он-то и рекомендовал меня. Виктор Демченко, мой однокурсник. Теперь он Витторио Демчини, известный фотограф, живет и работает там. Мы списались полгода назад в соцсетях. Он очень удивился, что «со своим талантом я никем не стала». Я обиделась.
Теперь понимаю, он прав. Я стала. Никем.
А может, так мне и надо? Ведь Мирон познакомился со мной, когда я была такой же юной, как та студентка. Училась на дизайнера и мечтала о своем ювелирном бренде. Помню, как смотрел на меня пылающими от страсти глазами. У меня сердце в пятки уходило. Он дотрагивался, а я трепетала.
Долго его истязала, не давалась. Ведь у меня никого еще не было. Иногда даже в последний момент вырывалась и шептала стыдливо: «Я не готова».
Горько улыбаюсь, вспоминая это. Тогда он был готов ждать сколько угодно! А сейчас, видите ли, секс раз в месяц у него, бедненького!
Конечно, жены должны хотеть всегда и везде. А сам, помнит, когда в последний раз на свидание звал? Цветы дарил? Думает, я о такой жизни мечтала?!
В ночи, когда уже все уснули, выбираюсь на кухню. Листаю объявления на Авито, смотрю квартиры неподалеку. Из Москвы уезжать пока не готова. Роды уже оплачены и хочу рожать в том же месте и с тем же доктором, что и Алешу.
Ох, цены бешенные. Вы что, братцы? Это же грабеж! Нахожу приемлемый вариант на три месяца. Дальше — видно будет.
После, набираю ответное письмо креативному директору ювелирного дома.
“Уважаемый, Алессандро Риччи…” Руки трясутся. Даже самой не верится, что делаю это.
Получив их предложение, я испугалась. Теперь понимаю чего. Я совсем потеряла себя, растворившись в муже и в материнстве. Настолько, что даже думать об их предложении боялась.
Отправляю и даже фантазировать не буду, что из этого выйдет, положившись на судьбу. Но с чувством громадного облегчения иду спать. На диван с мамой.
Утром перед бэби шауэром все сразу идет наперекосяк. Алеша проснулся в плохом настроении. Словно чувствует, что между мной и его папой что-то не в порядке. Устроил сцену из-за рубашки, которую я для него выбрала.
— Мама, она меня кусает, — хнычет он. Приходится в спешке искать что-то другое. Пока у меня обрывается телефон. Постоянно звонят организаторы что-то уточняют.
Мирон тем временем мечется по квартире и ищет ключи от машины, которые таинственно исчезли. Находятся они через полчаса в коробке с игрушками Алеши.
Только садимся в машину, мама охает:
— Кажется, утюг забыла выключить, — бежит обратно проверять.
Сидим, ждем ее. Мирон оглядывает меня в зеркало заднего вида:
— Это тоже новое платье? — спрашивает. — Ты такая у меня красивая!.
Платье, и правда, классное. Нежно-розовое, до пола с глубоким декольте, украшенное рюшами на плечах. Я еще и сережки надела, которые сама когда-то сделала. В виде камелий.
– Ой! – вскрикивает Светка.
Похоже, мои пальцы слишком сильно вонзились в ее ребра. Подпрыгивает, словно током ударило. Резко выпрямляется и как-то неестественно улыбается.
Ага. Вот и реакция. Ну, конечно, “кошечкой” же зову ее не только я.
Светка пару секунд смотрит на меня, хлопая густо накрашенными ресницами. Сегодня я выведу тебя на чистую воду, паршивка! С мужем моим, значит, за моей спиной спишь. Из семьи увести пытаешься. Да я тебя!...
Губы Светки растягиваются в растерянную улыбку:
– Ну идем, Лер, там уже все ждут! – берет меня как ни в чем не бывало под руку, тянет к шатру.
Мирон, припарковав машину, подходит к нам. Слежу за голубками очень внимательно. Но они даже не здороваются. Обмениваются какими-то неясными кивками. Шифруются, видать. Чтобы жена-дурочка не спалила.
Для торжества мы арендовали отдельный шатер в загородном ресторане. Хотели устроить праздничное барбекю для друзей. Лето же.
Шагаем со Светкой по деревянному настилу, заходим в огромный светлый шатер.
Красиво украсили: все в розово-голубых ленточках и шариках. Дресс-код у нас тоже сегодня розово-голубой. Гости встречают нас улыбками. Тут и знакомые Мирона: в основном коллеги по работе. И моих несколько девчонок с мужьями, почти все мамочки из садика.
Даринка сразу хватает Алешку и ведет его в игровую зону к другим детям, которыми уже занимается аниматор. Я вздыхаю, что хоть кому-то еще могу доверять.
– Лер, а платье-то какое у тебя красивое! Батюшки! Я тебя такой шикарной последний раз до первого декрета видела! – охает и ахает Светка.
Смотрю на нее волком. Гляди, голубушка, чтобы это не было последнее, что ты сегодня увидишь!
Но отвечаю спокойно. Я должна сохранять хладнокровие.
– Спасибо, дорогая! Ты тоже очень… – окидываю ее говорящим взглядом. – … эффектно выглядишь, Свет.
Разрядилась, как на панель!
На лице Светы снова растерянная улыбка. Чует иголки в моем тоне. Но, похоже, до нее еще не доходит.
– Только бледная ты, Лер, какая-то, – продолжает заботливо разглядывать меня подруга. – Укачало, что ли?
– Да, спала плохо сегодня, – говорю невозмутимо. – Кошмары снились. Прикинь, приснилось, что Мирон меня бросил беременную и ушел к любовнице.
Говорю это с усмешкой, но внутри все клокочет.
Светка, услышав это, замирает. Будто ей ведро ледяной воды на голову вылили. Лицо бледнеет, и она чуть прикусывает губу.
Что ж, Свет, вот ты и ответила на все мои вопросы. Реакция говорит за тебя. Но прежде, чем ты узнаешь, что я все знаю, дай-ка помучаю тебя, тварь ты этакая!
Мирон подходит к нам, мягко кладет руку мне на плечо. Но я вздрагиваю от неожиданности.
– Лер, давай, пора занимать места, – говорит он тихо, почти ласково. – Нас ждут.
Смотрит на меня так спокойно, будто ничего не происходит. как будто он не изменяет мне с моей лучшей подругой. А Светка не палится тут, как школьница на контрольной.
Киваю. Заставляю себя улыбнуться, хотя внутри все переворачивается.
Садимся с мужем во главе стола, ведущий начинает вечер. Чувствую себя странно, как будто реальность постоянно ускользает от меня. Я вроде здесь, но одновременно не здесь.
Светка постоянно кидает на меня встревоженные взгляды. Ее реакция не дает мне покоя. Если б она была ни в чем не виновата, разве отреагировала бы так? Смотрела на меня, язык проглотив.
Но я уже наученная муженьком. Не буду устраивать разборки, пока у меня не будет на руках железных доказательств. Больше никто не отвертится!
Гости смеются, едят, ведущий шутит. С улицы доносятся веселый смех наших детей. Пахнет шашлыком. Все как положено на таких беззаботных летних праздниках.
Но меня одолевают тяжелые мысли. Я снова и снова перевариваю все, что произошло, прокручиваю в голове переписку Мирона и Светки, слежу за их взглядами, движениями, словами.
Даринка берет слово. Загорается проектор. Она сделала трогательное видео о нашей с Мироном истории любви и нашей семье. На экране всплывают фотки, где мы с Мироном еще студенты. А у меня перед глазами день, когда мы познакомились.
Лето. Ливень. Бегу к остановке, зонта нет. Подскальзываюсь на мокром асфальте, падаю и очень больно ударяюсь. Разодрала обе коленки, ладонь и бедро.
Мирон тогда появился ниоткуда. Как в корейских любовных сериалах. Высокий, хладнокровный и с огромным красным зонтом.
Он нес меня до самого дома на руках. А я держала над нами зонтик и не могла взгляда отвести от этого красавца.
– Еще три тысячи на мальчика! Мальчик пока явно лидирует! Ну-ка, кто за девочку, нужно стараться лучше. Доставайте свои кошелечки! – вырывает меня из мыслей громкий голос ведущего.
Это начался конкурс среди гостей. Угадывают пол ребенка. Мы держали это в тайне. Кроме мамы, никто больше не знает. Голосуют купюрами, которые кладут, соответственно, либо в розовый, либо в голубой мешочек. Обойдя всех несколько раз, ведущий подсчитывает “улов”. Большинство голосов за мальчика.
Нас с Мироном приглашают разрезать огромный белый торт. По задумке, все узнают пол ребенка по цвету начинки у торта.
И на меня снова накатывает ностальгия. Ведь все почти, как на нашей свадьбе. Тогда мы тоже вместе резали торт, стояли перед всеми, улыбались. Никогда не забуду этот момент. Боже, как же я была счастлива! А теперь? Смотрю на Мирона, и на глаза наворачиваются слезы.
– Милая, все в порядке? – муж ловит мой взгляд, спрашивает тихо, слегка наклоняясь ко мне.
Предатель. Ничего не могу ему ответить. Просто киваю, пытаясь проглотить ком в горле. Хватаюсь за нож.
На меня вдруг накатывает такая кровожадность. Всадить бы его ему в ногу! И то, даже такая боль даже близко не будет той, которую я испытываю сейчас в душе.
Приобняв меня сзади, Мирон аккуратно берет мою руку с ножом и направляет к торту. Мы вместе легко разрезаем его. Движения мужа крепкие, уверенные. Рука хирурга, что тут скажешь, даже на миллиметр не дрогнет. Умеет он резать. По больному.
– Что?! – радостно вскрикивает Дарина, ее глаза светятся от счастья за Светку.
– Ч-что?... – растерянно мямлю я, пытаясь переварить услышанное.
Светка прижимает сложенные ладони к груди, ее голос становится тихим и дрожащим.
– Только прошу, еще никто не знает. Срок совсем маленький, поэтому говорю только вам, как самым близким…
Она переводит взгляд на меня, как будто изучает мою реакцию. Потом кладет руку мне на плечо:
– Лер, это все твой бэби шауэр, – хихикает она. – Я вдруг представила, что скоро и сама буду вот так… – на ее глаза наворачиваются слезы, моргает, чтобы они не покатились и не размазали тонну туши на ее ресницах.
Пока я снова пытаюсь обрести дар речи, Дарина начинает прыгать от радости и бросается обнимать Светку:
– О, боже мой! Поздравляю! Это же такое счастье! – Дарина прижимает ее к себе, всхлипывая от эмоций. – Девочки, представляете, вы будете мамами почти одновременно. Блин, может, мне тоже пора? С вами за компанию!
Она смахивает несколько слезинок из уголков глаз:
– Ведь мы так хотели вместе гулять с колясочками. Блин, все, сегодня же скажу Гордею, пусть делает мне второго!
Звонкий, как колокольчик, смех Дарины разливается по округе, отражаясь от голубых вод бассейна. Смотрю на мерно раскачивающегося надувного розового фламинго и понимаю, что меня сейчас вырвет. Сердце глухим барабаном стучит в ушах, в голове мелькают мысли одна хуже другой.
Беременна… от кого? От моего Мирона? Светка ведь столько лет пыталась зачать. И как-то по секрету мне пожаловалась, что дело якобы не в ней, а в ее муже, Ване. Но, несмотря на все ее уговоры, он не хочет ничего предпринимать…
В голове складывается страшная картина. Значит, Светка решила использовать моего мужа? И правда, зачем далеко ходить. Когда прямо под носом успешный мужик, у которого с детопроизводством все просто отлично.
Сердце сжимается от ужаса. А Мирон… Как он мог?! Он вообще уже в курсе, что у него скоро будет ребенок на стороне?!
Света замечает мое выражение лица и внезапно напрягается, ее улыбка становится натянутой.
— Лер, — тихо произносит она, ее глаза настороженно следят за моим лицом. — Ты… ты ничего не хочешь мне сказать?
Усмехаюсь. Эта дрянь что, еще поздравлений от меня ожидает? Облизываю пересохшие губы, пытаюсь вдохнуть. В горле пересохло, голова кружится, а воздух будто внезапно исчез.
– Лера! – восклицает Дарина, подбегая ко мне. — Ты в порядке? Господи, ты побледнела, как мел!
– Мне… мне… нехорошо, – шепчу я, хватаясь за нее, чтобы удержаться на ногах.
Живот напрягается, инстинктивно кладу руку на него, стараясь глубоко дышать. Мир вокруг становится неясным, плывет перед глазами.
– Лера, тебе нужно сесть! – хватает мою руку с другой стороны Светка, но я ее одергиваю.
Она несколько секунд ошарашенно смотрит на меня, а потом буркает:
– Я позову кого-нибудь, – разворачивается и бежит к шатру, на ходу скидывая свои розовые туфли на каблуке.
Мои ноги, и правда, начинают подкашиваться, но я все еще стою, хоть и раскачиваюсь слегка, слабость стремительно охватывает меня.
– Лерочка, ты чего, милая! – в панике шепчет Дарина, оглядываясь по сторонам в поисках, где мы можем сесть. Но ничего подходящего поблизости нет, поэтому мы медленно оседаем прямо на деревянный настил.
– Все… в порядке, – бормочу я, поглаживая живот, – просто голова закружилась. Дай мне пару минут.
Стараюсь глубоко дышать и справиться с волнением, чтобы не запаниковать. Но голова гудит от мыслей, смешанных с тревогой за малышку внутри и обидой на происходящее. Глубокий вдох. Мой муж мне изменяет с моей лучшей подругой. Затем выдох. Она беременна.
Зачем я вообще ищу какие-то доказательства? Все же ясно как день. Я видела их переписку. Сколько можно сходить с ума, терпеть это унижение и подвергать риску здоровье моей малышки?
Да, назову ее Евой. Потому что я так решила! Потому что это будет моя дочь! Мирон не заслуживает ее, меня, нас!
Не проходит и минуты, как из шатра выбегает Мирон. Увидев нас с Даринкой, бросается к нам. За ним бегут еще несколько человек, включая Светку и мою маму.
Мирон подлетает к нам и падает на колени передо мной:
– Лера, что случилось? – спрашивает таким тоном, словно я опять в чем-то перед ним провинилась.
За ним следом подбегает и мама:
— Боже мой, доченька, что с тобой? — на ее лице написан такой испуг, что, того и гляди, это ей сейчас первую помощь надо будь оказывать.
– Все нормально, – отвечаю обоим. – Просто голова закружилась…
Крепко держусь за живот. Меня все еще мутит, и совсем не “нормально”.
Мирон внимательно осматривает меня, берет за руку. Я ее выдергиваю, но он берет ее снова и бросает в меня строгий предупредительный взгляд:
— Лер, это вообще не шутки! Дай мне проверить пульс.
Прикладывает пальцы к запястью. Несколько секунд смотрит на свои наручные часы. Вокруг нас уже столпились гости, все ждут его вердикта, затаив дыхание.
— Высоковат, но ничего критичного, — говорит он, наконец, отпуская мою руку.
Кладет ладонь мне на живот, словно пытаясь услышать движение малышки. Та, будто ощутила его присутствие, тут же толкается в ответ.
— Головокружение и слабость на таком сроке — не редкость. Но лучше убедиться, что все в порядке, — тихо, но твердо говорит он. — Ты чувствовала что-то еще? Боль в животе, судороги?
Вокруг нас столпились гости. Все глазеют. Мне становится неловко. Праздник, все-таки Пытаюсь сесть сама, сзади все еще поддерживает Дарина.
— Нет, просто… просто внезапно стало плохо, — отвечаю я, не глядя на Мирона, и пытаюсь встать.
Он помогает подняться мне и Дарине. Затем, не отпуская моей руки, уже громко с улыбкой говорит гостям:
— Все хорошо, просто будущей маме нужно немного отдохнуть.
Затем обнимает за талию и, аккуратно придерживая, тянет в сторону рядком стоящих у бассейна кабан с белыми лежаками и балдахинами, подальше от толпы:
— Ничего! — выпаливает Светка, подняв руки. — Я просто... просто поделилась новостью... Я не знала, что Лера так воспримет это…
– Что за новость еще? – Мирон смотрит на нее, и я ощущаю, как напряжение нарастает, будто что-то вот-вот произойдет.
Светка смотрит то на него, то на меня, на лице смесь отчаяния и злости. Она нервно кусает губы и ломает пальцы, не зная, куда деться от взгляда Мирона.
Вот те раз! Значит, будущий папаша все-таки еще не в курсе, что у него скоро еще одно пополнение! Вот же гад! Смотри-ка как разозлился. Хочет, чтобы его грязная интрижка осталась в тайне, пока я не рожу. Думает, сможет водить меня за нос, строить из меня дуру, да? Но ничего, я собираюсь исправить это недоразумение прямо сейчас!
– Ну что, реально думаешь, что я ничего не пойму? – кричу Мирону. Голос срывается на злые ноты, меня захлестывает волна возмущения. – Тебе на самом деле плевать на то, как я себя чувствую. Главное, чтоб твоя любовница держала язык за зубами, да?
Мирон поворачивается ко мне, его взгляд становится еще более острым, но не отвечает. Замечаю, как он коротко бросает взгляд на Светку, которая тут же опускает глаза.
– Ты что несешь, Лера? – сквозь зубы рычит в ответ, с трудом сдерживая ярость.
В его темных глазах играет настоящая буря, а меня просто трясет изнутри. Держусь изо всех сил, чтобы не спасовать. Сейчас все ему скажу, что так долго подавляла в себе. Не могу больше держать этот ад внутри!
– Я знаю, почему ты так психуешь, – выпаливаю ему в лицо, чувствую, как в груди все горит огнем. – Потому что Светка беременна!
Слова повисают в воздухе, и я с удовольствием слежу за его реакцией. Мирон замирает, его взгляд на миг становится пустым, словно он переваривает услышанное.
Светка резко вскидывает на меня глаза, ее лицо меняется – шок, испуг, отчаяние. Мама охает, хватает меня за руку:
— Беременна? — эхом повторяет она, ее голос полон ледяного осуждения.
Но я не обращаю на нее внимания, жгу взглядом мужа, не отрываясь от его лица. Жду его реакции. Ну давай, колись, муженек!
– Ч-что? – голос Мирона неожиданно становится глухим. Он резко поворачивается к Светке. – Ты что, беременна?
Светка застывает, словно ее только что ударили в живот. Она нервно сглатывает, глаза бегают от меня к нему и обратно.
– Я… я же не хотела говорить… – ее голос дрожит, она явно не ожидала такого поворота. – Я же сказала, что это пока секрет…
– Ах ты шалава! Дрянь подковерная! Да как ты могла… – начинает возмущаться мама, кидаясь на Светку с кулаками.
Но Мирон останавливает ее, становясь между ней и Светкой.
— Послушайте, — говорит он резко, стараясь держать себя в руках, — это абсурд. Никаких отношений со Светой у меня не было и быть не могло.
– Что?! – восклицает из-за его спины Светка.
Но Мирон еще больше загораживает ее от нас с мамой. Что, шлюшку свою защитить пытается?
Он переводит взгляд снова на меня, режет как нож. Я вижу в нем только ложь.
– Что за бред, Лера! Ты серьезно считаешь, что я… со Светкой? Да как тебе в голову такое могло прийти? – рявкает Мирон.
Я молчу. Что мне сказать? Переписку я видела. И реакцию Светки на “кошечку”. И как она вела себя нервно весь вечер. А он, как смотрел на нее сейчас, будто хотел придавить ее, чтобы она замолчала. Вот же… скоты оба!
– Ну скажи ей! – Мирон резко оборачивается и обращается к Светке. Его голос как удар кнута. – Объясни ей, наконец, что она все не так поняла!
Светка дрожит, словно крыса в углу. Ее глаза бегают от меня к Мирону, она сглатывает, пытаясь что-то произнести, но губы предательски дрожат. Да уж, подруга называется! Если бы ей нечего было скрывать, она бы так не бледнела при каждом его взгляде.
– Лера… – начинает она неуверенно. – Я… у нас с Мироном…. нет, нет, ничего не было! Я просто…
– Просто что?! – злюсь я, не выдерживая. – Ты считаешь, что я идиотка? Думаешь, я не вижу, как вы оба себя ведете?
– Нет, нет! – испуганно выкрикивает Светка, с ужасом смотрит на Мирона, в поисках то ли поддержки, то ли защиты. – Это не так! Я не от него беременна! У нас ничего не было, Лера, клянусь!
Я начинаю зло смеяться. Светка, она как вообще, думает, что у меня напрочь отсутствует логическое мышление?. От кого тогда она беременна, если не от Мирона?? Сама же говорила, что из-за ее мужа они не могут иметь детей!
– Так, все, Свет, уйди отсюда, – отрезает Мирон, его голос низкий, властный. – Ты только все портишь. Дай нам самим разобраться.
Он снова загораживает собой Светку, подталкивая ее в сторону шатра. Та неуверенно пятится назад.
– Лера, – выдыхает он, беря меня за плечи, – ты все не так поняла.
Меня снова ведет. К горлу подкатывает тошнота, становится совсем дурно. Сердце колотится в ушах.
– Лера? Лер! Не отключайся! – Мирон прижимает меня к себе, страхуя от падения. – Черт возьми, да сколько можно!
Как раз вовремя прибегает Дарина со стаканом и бутылкой воды. Она оглядывает Светку, у которой по щекам струятся черные слезы, меня, еле стоящую на ногах:
– Господи, что у вас тут творится?
– Воды, скорей, – командует Мирон.
Дарина сует маме стакан, сама поспешно открывает бутылку, роняет впопыхах пробку, чертыхается, наливает воду в стакан и протягивает мне.
Мирон выхватывает его и подносит к моим губам, заставляя сделать несколько глотков. Очень хочется оттолкнуть его, но у меня совершенно нет сил. Вода приятно охлаждает горло, становится полегче.
Он отдает стакан маме, мы, наконец, доходим до кабаны. Мирон, мама и Дарина помогают устроиться на мягком матрасе и подушках. Краем глаза вижу, как Светка убегает прочь, утирая сопли.
– Все, Лера, давай без истерик, – говорит Мирон строго. – Сейчас самое главное – наша девочка. Ты успокоишься, мы обо всем поговорим, и я тебе все объясню, хорошо?
Он заботливо проводит рукой по моей щеке, убирая с лица прилипшие волосы. Мама фыркает в ответ на его слова, но он бросает на нее такой взгляд, что она мгновенно замолкает.
Не хочется с ним соглашаться. Но он прав. Наша девочка, моя Ева – вот, что сейчас самое главное. Я закрываю глаза, стараясь не думать о том, что только что произошло. Слишком много эмоций, слишком много боли.
– Полежи пока, отдохни, пойду проверю, как там наш Алеша, и скоро поедем, – говорит Мирон, поднимаясь.
Смотрю сквозь приоткрытые веки на его удаляющуюся фигуру. Идет, нервно проводя рукой по волосам.
– Ну ты нас и напугала, Лер, – вздыхает Дарина. – Ты чего так разнервничалась?
Но я ничего не отвечаю. Несколько минут мы просто лежим в кабане и все втроем гладим мой круглый животик.
– Ева, малышка, ты там веди себя хорошо, – щебечет Дарина. – Тебе еще рано к нам.
Я улыбаюсь. Потому что, кажется, что Еве слова тети Дарины по душе. Она постепенно успокаивается. Решаю, что с крестной мы только что определились.
На душе все еще мерзко, но стараюсь сосредоточиться на Еве, на том, чтобы с ней все было хорошо, и выбросить остальное из головы. Только мне очень нужно в туалет.
С трудом поднимаюсь с мягкого матраса, слегка держась за живот. В сопровождении мамы и Дарины, осторожными шагами направляемся в сторону шатра, рядом с ним уборная.
Но только мы подходим ближе, как слышим громкие голоса с площадки из зоны барбекю за шатром. Кажется, там явно назревает скандал. Узнаю голос Светкиного мужа:
– Ты что, думаешь я слепой?! – говорит он, перекрикивая музыку. Его голос звучит очень пьяно. Не агрессивно, скорее, жалко. – Я все знаю, Свет. Думаешь, я дурак?
Мы быстро обходим шатер, чтобы лицезреть эту картину. Ваня, стоит покачиваясь, украшенный венком из розовых цветов с розовым стаканчиком в руках.
Остальные гости косятся на него с опаской.
Светка стоит перед ним, лицо бледное, пытается выдавить из себя улыбку, словно все это какая-то шутка.
– Ваня, да прекрати ты, – произносит она, пытаясь засмеяться. – Ты слишком много выпил.
– Нет, Света! – еще громче говорит Ваня, решительно тряся рукой, отчего его ведет в сторону. – Я пьяный. Но я не слепой, черт возьми! Я все вижу! Думаешь, я не знаю, что ты мне изменяешь?!
Вот так сюрприз на бэби шауэре! Нет, я думала, что будет весело, но что настолько… Значит, Ваня все знает. Знает, что она ему изменяет.
Светка оглядывается на гостей, явно смущенная, и старается перевести все в шутку. Спотыкается, нервно смеется, пытаясь держать лицо:
– Да перестань ты, Вань! Никто тебе не изменяет! Напился – веди себя прилично.
– Это я должен вести себя прилично? – Ваня горько усмехается, едва удерживая стаканчик в руке. – Скажи прямо сейчас, от кого этот ребенок. Пусть все узнают, какая ты верная жена!
Гости переглядываются в замешательстве. Кто-то шепчется, а кто-то делает вид, что не замечает происходящего. Но всем интересно, что же будет дальше.
Светка густо краснеет. При других обстоятельствах я бы ей посочувствовала. Но теперь я думаю, что так ей и надо.
– Ваня, ну ты совсем! – нервно смеется она. – Это твой ребенок, конечно же!
Ее взгляд падает на меня, полный ужаса и отчаяния. Ваня, несмотря на рост метр девяносто, выглядит жалким и униженным. В сердцах он комкает стаканчик и со злостью бросает себе под ноги.
– Ой ли, Света, ой ли…
Вот те на! Значит, Ваня реально знает, что она ему изменяет, и что ребенок не от него.
Светка снова пытается улыбнуться, но ее губы дрожат. Мы встречаемся взглядом, и я вдруг чувствую, что настал момент. Делаю шаг вперед и, срываясь, говорю:
– Да, скажи, Светка, от кого этот ребенок?
Светка смотрит на меня, лицо застыло в ужасе. Явно не ожидала, что я решусь выяснять отношения при всех. Да я сама от себя не ожидала. Ведь всю жизнь мать учила не выносить сор из избы.
Но что-то во мне оборвалось. Я верила ей, делилась всем, а она нож в спину воткнула. А Мирон… Боже, я же молилась на него, поддерживала, лелеяла его талант. Старалась, чтобы у него вообще ни о чем, кроме его работы, голова не болела.
Да, он уставал. Но и я тоже. Что бы ни случилось, его дома всегда ждала тарелка горячей вкусной домашней еды, нежная жена и свежие наглаженные рубашки.
А он – все время занят. На нас вообще забил, оправдывая все своей работой. А чтоб Светке ребенка заделать, время нашел!
Так что, плевать. Меня достало быть удобненькой. Все, хватит.
Прожигаю Светку взглядом, делаю еще один шаг вперед, только открываю рот что-то сказать, но тут ко мне подбегает Мирон. Хватает меня за талию и настойчиво тянет в сторону.
– Лера, не надо, – шепчет мне на ухо. – Это их дело. Пусть сами разбираются
Мы отходим на несколько шагов от зоны барбекю.
– Просто смешно, будто ты тут ни при чем! – выпаливаю ему в лицо. – Долго из меня дуру будешь делать?
Мирон сжимает челюсти, глаза сверкают раздражением:
– Дуру из себя делаешь только ты! Я уже сказал тебе, что у нас с ней ничего не было! Что ты еще хочешь услышать?! – голос жесткий как сталь, глаза, как два огненных агата, жгут насквозь.
– О том, что ты скоро станешь папой! – шиплю я. – Признайся уже, что это твой ребенок. Ведь Ваня не может иметь детей!
– Да мне плевать, чей у Светки ребенок. Я скоро стану папой этого ребенка, – тычет мне пальцем в живот. – Если ты его не убьешь своими психами. Кстати, спасибо, что выставила меня идиотом перед всеми. Ева, значит. За это тоже спасибо, что обсудила со мной имя.
– Да когда, Мирон? У тебя же никогда нет на нас времени. Ты все занят: работа, любовница. И я вообще больше с тобой ничего обсуждать не намерена! – огрызаюсь я.
Мирон резко притягивает меня ближе, нависая. Внутри невольно все сжимается.
– Лера, хватит, – его голос тихий, но угрожающий. – Ты совсем с ума сошла? Напридумывала себе черт знает что, и теперь веришь в это, как в священную истину.
Смотрю ему в глаза, полные ярости. Не мой это муж. Он бы не злился так, если бы все это было просто мои фантазии или недопонимание. Я ведь знаю его как облупленного. Да и Светку тоже.
– Я видела твою переписку, Мирон. На том телефоне. И фотку ее. И татуировку. И пома…
Но Мирон не дает мне договорить. Сжимает мой подбородок, наклоняясь ближе:
– Слушай меня внимательно, – его голос становится низким, угрожающим. – Этот телефон не мой. Переписка тоже. Я понятия не имею, чей у Светки ребенок. Да и плевать я на это хотел! Между нами ничего не было. Поняла? Ни-че-го!
У меня внутри все дрожит. Никогда Мирон еще так со мной не разговаривал. С такой злостью. Губы начинают дрожать, а на глаза наворачиваются непрошенные слезы.
Он отпускает мой подбородок, но продолжает держать мою талию. Животом упираюсь в него и чувствую, как малышка толкается внутри. Должно быть, он тоже почувствовал, потому что его лицо вдруг смягчается:
– Лера, я люблю тебя. Ты – моя жена. Я волнуюсь за тебя и за нашу дочь. Ты, Алеша и Ева – самое важное в моей жизни. Почему ты не можешь мне поверить?
Не знаю, почему. Но сомнения все так же продолжают грызть меня. Что-то не дает поверить в его слова до конца. И сердце не хочет уняться.
Он проводит рукой по моей щеке, стараясь успокоить:
– Все, забирай маму, Алешу. Едем домой.
Я едва заметно киваю. Теперь тоже хочу домой. Праздник все равно безнадежно испорчен.
– Вот и умница, – удовлетворенно говорит он, чмокая меня в лоб.
Он направляется обратно к гостям. Слышу, как его голос разносится по площадке:
– Все, ребят, пошумели – и хватит…
Разворачиваюсь и иду прочь от зоны барбекю за Алешей. На отдельной площадке для детей царит безмятежное счастье. Аниматор выдувает огромные пузыри с малышей ростом. Те визжат от восторга, бегают и лопают их.
Заметив меня, сынок бросается ко мне.
– Все, дорогой, попрощайся с ребятами, мы уходим, – говорю ему, пытаясь придать голосу беззаботный тон.
Алеша огорчается, но все же машет своим друзьям. Беру его за ручку, идем к машине. Мама с Дариной уже помогают грузить в багажник подарки. Видно, что Дарина сердится:
– Даже подарки не успели открыть, – фыркает она, когда мы с Алешей подходим ближе. – Сначала Светка со своими новостями, потом этот Ванин скандал. Испортили весь праздник!
Сжимаю в кулаке проклятую помаду. Внутри все словно рушится. Пять минут назад Мирон, глядя мне в глаза, говорил, что любит! И что мы с Алешей и Евой для него – все. Лгал мне прямо в лицо, убеждая в своей невиновности! Любит, значит…
Горько усмехаюсь. Кусаю губу, чтобы снова не разреветься. Как он может так цинично врать? Как вообще можно жить с таким человеком под одной крышей? Врет, изменяет, когда я на шестом месяце. А потом вот так спокойно обвиняет, что я все себе напридумывала. Держит меня за какую-то сумасшедшую! Вот точно, дурдом!
Надоело! Больше я это терпеть не буду! Не могу жить в этой лжи. Нет больше доверия. Все уничтожено его гнусным предательством и трусливой ложью. В одном он прав – я должна думать о своих детях. Ева должна расти в семье, где нет обмана. А Алеша… Господи, он не должен вырасти таким же, как его отец, думая, что измены – это норма жизни. Нет, я не позволю этому случиться!
В этот момент дверь со стороны водителя открывается, и Мирон садится за руль. Я быстро прячу помаду в сумочку.
– Ну что, поехали? Если повезет, проскочим без пробок, – говорит пристегиваясь. – Милая, как ты себя чувствуешь?
Лишь неопределенно киваю в ответ, отвернувшись к окну. Ужасно я себя чувствую. Так, будто меня предал самый близкий и любимый человек. И я не понимаю, почему. Наскучила? Стала неинтересной? Не привлекательной?
Больно, противно и очень обидно! Там, где прежде была душа, теперь только ощущение пустоты и холода. А сердце рвется на части…
Я должна собрать всю свою волю в кулак. Это не может так дальше продолжаться.
На следующее утро мы всей семьей должны ехать в океанариум. Но я выдумываю отговорку. Нехорошо мне. Мама подыгрывает:
– Останусь с Лерой. А папа с сыном пусть проведут время в месте.
Мирон с Алешей уезжают без нас. Мы с мамой едем смотреть квартиры.
Найти квартиру в Москве за адекватные деньги да еще и в такой короткий срок – задача со звездочкой. Но мне везет. Уже второй вариант очень нравится. Уютная двушка в том же районе. Небольшая, но светлая и с теплой ламповой атмосферой. Вношу задаток. Договариваемся с риелтором, что завтра же подписываем договор, и я въезжаю.
Страшно ужасно. Но мне кажется это единственно возможное и верное решение. Не могу я больше жить под одной крышей с предателем! На первое время денег хватит. Мама, если что, поможет. А там, найду работу. Ничего, как-нибудь прорвемся.
Когда Мирон с Алешенькой возвращаются, всячески стараюсь избегать мужа. Ведь я не такая виртуозная лгунья, как он. Никогда ничего от него не скрывала. И теперь чувствую себя не в своей тарелке.
Но невыносимая боль от осознания его измены, перекрывает все угрызения совести. Пытаюсь не думать об этом, но воображение все равно садистки рисует картинки на тему “КАК у них это было”.
Ненавижу Светку. И Мирона. Ненавижу.
После ужина, за которым буквально заставляю себя хоть что-нибудь поесть, начинаю убирать со стола. Но мама выгоняет меня с кухни:
– Иди отдохни, Лер, я сама все сделаю.
Пока Мирон возится с Алешей, решаю пойти в душ. Раздеваюсь, долго рассматриваю себя голой в зеркало.
Живот округлился, кожа натянулась, будто вот-вот лопнет. Когда-то моя талия была узкой, а теперь её практически не видно. Нежно провожу рукой по животу.
Грудь уже не та — не такая упругая, как в двадцать, а тяжелая и чуть обвисшая после первой беременности. А вокруг глаз морщинки.
Вздыхаю. Накатывает странное чувство — смесь грусти и какой-то тихой, скрытой злости. Жалко себя, жалко свое тело, которое уже не такое молодое, как раньше.
Встаю под душ. Струи воды стекают по телу, смывая напряжение, но не тревогу. Прокручиваю в голове завтрашний план побега. Не знаю, правильно ли поступаю. И что будет дальше. Но по-другому просто не могу.
Помывшись, аккуратно вылезаю из ванной, ступаю ногами на мягкий коврик. И вздрагиваю от тихого стука в ванную. Замираю.
Не дожидаясь моего ответа, Мирон приоткрывает дверь:
– Лер, я войду? – спрашивает.
Вся сжимаюсь, как если бы в ванной был посторонний. Меня режет без ножа осознание, что мой муж, с которым мы всегда были так близки, стал мне словно чужой.
Быстро дотягиваюсь до полотенца и прикрываюсь, хотя раньше никогда не стеснялась Мирона. Он заходит, не дождавшись ответа. Босой, в одних спортивных штанах, без футболки. Взгляд скользит по мне, и его глаза вспыхивают.
Заворачиваюсь в полотенце плотнее. Он всегда был таким — уверенным, привлекательным, и это всегда сводило меня с ума. А теперь... не могу смотреть на него без горечи.
Отвожу глаза, шарю взглядом по полу в поисках тапочек:
– Тебе нужна ванная? – спрашиваю нервно. – Я уже ухожу.
Он подходит ближе.
– Лер, – шепчет он, голос теплый, бархатный. Нежно касается моего плеча, проводя пальцами по влажной коже. – Ты такая красивая… Я соскучился.
Поднимает мои волосы, медленно целует в шею. Чувствую его дыхание у самого уха.
Раньше я бы растаяла от этого прикосновения, но теперь внутри все сжимается. Вздрагиваю, отстраняюсь.
Он поднимает на меня взгляд. Брови хмурятся, в глазах недоумение. Его пальцы сжимаются на моей талии, будто пытаясь меня удержать. Но я делаю шаг назад, не выдерживая этой близости.
– Прости, я… я не готова, – отвечаю коротко, но в душе все пылает от негодования.
Не собираюсь объясняться. Не сейчас. Пусть, что хочет, то и думает.
Проскальзываю мимо него к выходу из ванной. Он пытается догнать, поговорить, но я ссылаюсь на плохое самочувствие.
Не хочу я больше ни о чем говорить! Знаю, все, что он скажет.
На следующее утро прошу Мирона самому отвести Алешу в садик. Как только они выходят за дверь, мы с мамой начинаем действовать.
Собираем вещи, все самое необходимое. Достаю все документы и все наличные из сейфа. Еще попробую снять максимальную сумму с карты, когда заберу Алешу из садика, по пути в новую квартиру.
Что-то в Светкином тоне заставляет меня остановиться. Что же она собралась мне сказать? Неужели, наконец, во всем признается?
– Ну, приезжай, – отвечаю ей коротко и вешаю трубку.
Мама оборачивается на меня, видит замешательство на моем лице.
– Поезжай без меня. Разберись, пожалуйста, с риэлтором. А я приеду чуть позже. Хочу разобраться с этим.
Мама вздыхает, но кивает, не задавая лишних вопросов. Остаюсь одна в опустевшей квартире. Мысли хаотично носятся в голове, выстраивая различные сценарии разговора.
О чем она хочет поговорить? Признается, что спит с Мироном? Что она беременна от него? Каждая новая мысль пронзает меня как иголка. Не могу даже усидеть на месте, переживаю с каждой минутой все больше. И сколько не напоминаю себе, что вредно нервничать, ничего не могу с собой поделать. Мечусь по квартире в ожидании финального удара.
Звонок в домофон. Рука дрожит, когда нажимаю на кнопку разблокировки двери. Стою словно на краю пропасти. Жду. Не знаю, смогу ли вообще услышать, что она скажет, сердце громыхает в ушах как барабан.
Проходит пара минут, Светка, стоит на пороге. Глаза красные, лицо измученное. Выглядит подавленно и виновато, словно боится, что я сейчас на нее наброшусь.
– Заходи, – голос вырывается сухим, почти бесцветным. Будто это и не я говорю. У меня странное ощущение, что я будто наблюдаю за всем со стороны.
Светка нерешительно входит, переминаясь с ноги на ногу. Молча проходим в гостиную, но не спешим садиться. Стоим напротив друг друга. Плотная тишина повисла между нами. Трудно дышать, будто накрыло тяжелым одеялом, и обе задыхаемся под ним.
– Откуда ты узнала? – начинает говорить первой. Выглядит испуганно.
Меня ее вопрос мгновенно выводит из себя.
– Это все, что тебя интересует? – мой голос резко поднимается на несколько тонов, становится жарко. – Не “извини”, ни “ я дерьмово поступила”, а “откуда ты узнала”?!
Она напрягается, словно не понимает, как начать. Ее молчание бесит еще больше.
– Что ты молчишь?! Приперлась, так говори! Я видела вашу переписку. И фотки, что ты ему шлешь, и как уговариваешь бросить меня!
Вцепляюсь в мягкую спинку кресла, вонзаясь пальцами так, что белеют костяшки. Смотрю на подругу, не отрывая взгляда.
Она сжимает губы, глаза наполняются слезами, и ее вдруг прорывает.
– Прости меня, Лер. Ты все не так поняла, – хрюкает она носом, вытирая катящиеся градом слезы. – Да, я изменила Ване. Ребенок не от него. Но, клянусь, это не Мирон.
Смотрю на нее, не моргая, недоуменно. Пытаюсь понять, правду говорит или нет.
– Врешь, змеюка! – выдавливаю сквозь сжатые зубы. – Я нашла у Мирона телефон с вашей перепиской.
– Что? – она удивленно вскидывает брови. – Какой телефон? О чем ты?
Еще одна лгунья. Имеет совесть заявиться в мой дом и врать мне в глаза!
– Ах не понимаешь, – шиплю я, отпуская спинку кресла и наступая на падлюку. Может хоть так начнет правду говорить. – Сейчас я тебе объясню, дрянь паршивая, как с моим мужем спать!
Светка пятится назад, испуганно мотает головой:
– Лерочка, ты что, клянусь, я бы никогда! Я могу показать тебе нашу с Димой переписку. Он работает в центре Бакулева, там же, где и твой Мирон. Но, клянусь, это не Мирон!
Ее слова обрушиваются на меня градом. Моргаю, переваривая. Светка продолжает оправдываться:
– Мы познакомились случайно, в приложении для знакомств. Я только потом узнала, что они работают с Мироном в одном центре. Это просто совпадение. Дима – анестезиолог в Бакулева.
Замираю в шоке. Мир вокруг меня начинает медленно вращаться, я пячусь и опускаюсь в кресло. Дима? Анестезиолог?
Светка, видя, что я больше не собираюсь ее убить, подходит ближе и опускается передо мной на колени, кладет руку мне на колено:
– Прости меня, Лерочка, я не думала, что все так обернется. Прости, что испортила твой бэби шауэр, – продолжает хлюпать носом и вытирать черные от туши слезы. – Не понимаю, как все так получилось!
Начинаю медленно приходить в себя, складывая весь пазл в голове.
– В тот день, когда я нашла телефон, Мирон сказал, что он разбил свой айфон, и коллега дал ему запасной телефон, чтобы оставаться на связи, – медленно произношу я, глядя куда-то в пустоту.
Походу, это был телефон того Димы. Второй телефон, который он, должно быть, скрывал от своей беременной жены, переписываясь с любовницей – со Светкой. Капец какой-то.
– Свет, ты что, изменяешь мужу с женатым мужчиной? У него же жена тоже беременна, – удивленно произношу я, скорее пытаясь все осознать.
– Я знала, что ты меня осудишь! – тут же роняет голову Светка, снова начиная рыдать. – У вас с Дариной все хорошо, вы такие все правильные, у вас прекрасные семьи. Я знала, что вы меня не поймете. Поэтому ничего вам не хотела рассказывать.
Она закрывает лицо руками, уже не сдерживая рыдания. Смотрю на нее опешив. Ничего не говорю. Да я даже не знаю, что и думать. Она вдруг отнимает руки от лица и выпаливает:
– Я люблю его. Понимаешь? Люблю. У нас с Ваней и близко таких чувств не было! Жена его нарочно вообще залетела, чтоб рядом с собой удержать.
Прикладываю ладонь ко лбу. Ущипните меня. Просто не могу поверить в такое невероятное стечение обстоятельств. На душе мгновенно становится легче. Даже успеваю обрадоваться. Значит, подруга меня не предавала. А Мирон… Мирон мне, получается, не изменял?
Тут сердце колет иголкой. Встаю с кресла и бегу в прихожую к своей сумочке. Возвращаюсь, на ходу вытаскивая из нее помаду, показываю Светке:
– Это твоя? – шепчу сдавленно.
Светка несколько раз моргает, глядя на флакон.
– Нет, – тихо качает головой. – Это не моя.
Снова падаю на кресло. Закрываю глаза руками. Черт, да что же это такое. Голова кругом от всего. Телефон, и правда, оказался не Мирона. Но следы губной помады и сама помада в его машине. Чья? Как там оказалась?
Господи, что же теперь делать? Мама уже подписывает договор с риелтором. А я сижу с рыдающей Светкой и не понимаю: уходить мне или оставаться?
Мирон
Мчу по Трешке в сторону Университета. Сегодня читаю лекцию на первой паре. Сжимаю руль, двигатель рычит, как разъяренный зверь. Хочу проскочить, пока не началась пробка.
С Лерой явно что-то неладное творится. Эта беременность нервная выдалась. На меня уже даже не смотрит. Вчера – отшила, притронуться не дала. Подозрительной стала. Говорю ей в миллионный раз, что телефон не мой, но она совсем не слышит! Чувствует подвох. Как, черт возьми, женщины чуют такое?
Еще этот Димас, придурок. Подсунул мне телефон с перепиской со своей бабой! У нас на завтра была важная операция. Мне нужно было оставаться на связи, а я случайно грохнул айфон: тупо пронес мимо кармана халата, торопился к пациенту. Телефон шмякнулся о ступеньку лестницы и полетел в лестничный пролет. Непруха.
Так этот идиот говорит:
– На, мой, это запасной. Будешь на связи, завтра только верни.
Откуда ж я знал, что его мало того что найдет Лера, так еще у Димаса там переписка с любовницей. Что самое фантастическое – он трахает подругу моей жены. Просто финиш! Чем башка думает?! Подстава — так подстава.
Оттормаживаюсь на светофоре, стучу большим пальцем по рулю. Вчера звонил Светке. Сказал, чтоб она во всем призналась Лере. Немедленно! Может, Лера после этого расслабится и перестанет выносить мне мозг подозрениями. Иначе…
Зеленый свет. Резко выжимаю газ, машина рычит. В боковом зеркале вижу, как какой-то петушара дергает вперед, пытается подрезать. Срываюсь:
— Да куда ты лезешь! — резко дергаю руль в сторону, снова фокусируюсь на дороге. Так, блин, жить надоело?! Надо заканчивать с этой херней.
Наш брак идет чисто по одному месту. Как мы вообще до такого докатились? С появлением ребенка? Нет, когда узнали, что ждем Алешку, были очень счастливы. Мы хотели детей – это же смысл жизни! Я хотел стать отцом. Хотел дать им все, что могу. Но потом…
Потом, когда Алеша родился, Леру словно подменили. Ушла с головой в материнство. Я думал, пока Алеша маленький, так и должно быть. Думал, у всех женщин так. Но постепенно я в этой семье как бы отошел даже не на второй план, а чисто в самый конец. Она с сыном, в домашних заботах, уборке, готовке. Я сплю один. Ем один. Домой прихожу – меня как будто нет. Жена – есть. Сын – есть. А я – тупо банковская карточка с ногами. На птичьих правах в собственном доме.
Пробовал Лере няню предложить – бесполезно. Она сразу в отказ:
– Мирон, Алеша еще совсем маленький! Не хочу, чтобы рядом с ним была какая-то посторонняя женщина.
Окей, хорошо. Матери ведь виднее. Подождал. Алеша подрос, начал в сад ходить. С этим Лера тоже не хотела торопиться. Благо, рядом с нами оказался хороший частный сад. Ну все, думал, может, у нас снова все наладится. Но как только жизнь немного вернулась в привычное русло – бах, вторая беременность. Нет, я рад, конечно. Но…
Заворачиваю на парковку Университета, рывком ставлю машину на “паркинг”, выключаю двигатель и просто пару секунд туплю в пустоту.
Да ну нахрен! Вру себе. Когда узнал, что Лера снова беременна, обрадовался, да, но одновременно с этим внутри заскребло. Была мысль, что теперь мое место в семье будет вообще где-то за пределами квартиры. Я понял, что ничего уже не будет, как прежде. Я попал в гребанный день сурка, который просто заживо сжирает. Работа-пациенты-дом-работа. Лера в детях, в доме. Я — в мыле.
Но тут появилась она. Карина. Или Кара, как она себя называет. Перевернула весь мой мир с ног на голову.
Выхожу из машины, иду в сторону массивного здания Сеченовки: из красно-коричневого кирпича с большими окнами, вход которого украшен флагами. Шагаю по коридорам в сторону аудитории. Пара студентов здороваются. Киваю в ответ на автомате – в голове все еще бардак. С трудом заставляю себя отвлечься от дома, от Леры и от нее…
Открываю дверь аудитории, захожу внутрь. Помещение, как старинный амфитеатр: деревянные скамьи рядами вверх, белые стены. Студенты уже расселись. Достаю флешку из портфеля, подключаю к ноуту. На большом экране появляется презентация. Кидаю взгляд на часы. Пора начинать.
Говорю о новых подходах к кардиохирургии, о сложных случаях, которые прошли через мои руки. Вообще, мне нравится читать лекции и делится опытом. Но сегодня сложно втянуться.
Только удается сосредоточится, как дверь аудитории тихо открывается, заглядывает девушка. Сердце внутри делает кульбит. Похожа... Черт, похожа на Кару, но не она. В голове мелькает острый образ, заставляя сбиться с мысли.
Девушка извиняется, крадется, пригнувшись, на свободное место. Прочищаю горло, продолжаю читать лекцию. Пытаюсь вытолкнуть Кару из своей головы, но она словно захватывает мое сознание, пускает корни в моих мыслях, как вирус. Надо переключиться. Но внутри будто что-то заело.
С трудом заканчиваю лекцию, в голове крутится совсем другое. Даю задание студентам, выхожу из аудитории, снова погружаясь в свои мысли. Спешу к машине, нужно уже лететь в Бакулева. Троица особенно усердных будущих врачей преследуют меня до самой парковки, задавая свои вопросы. Отвечаю на них, но делаю это машинально.
Наконец, сажусь в машину и выезжаю. Тут же встаю в пробку. Садовое кольцо еле тащится. Москва уже окончательно проснулась, вокруг обычный утренний хаос.
На душе тревожно. Включаю музыку, в надежде, что она поможет выбросить все из головы. Прибавляю громкости, киваю в такт. Наконец, доезжаю до центра Бакулева.
Иду по коридору в свой кабинет мимо коллег, врачей и медсестер. Все со мной здороваются. Отвечаю кивками, может, парой слов. В кабинете быстро натягиваю халат. Пора на обход.
Стук в дверь.
– Войдите, – отвечаю машинально, не глядя. Оборачиваюсь, только когда слышу, как дверь закрывается и щелкает замок.
Кара стоит в коротком халатике. Смотрится на ней не как на враче, а как на девушке из порно-фильма. Длиннющие ноги, стройные бедра и этот взгляд, полный желания. Прожигает меня им насквозь.