Измена. Роковая ошибка

Глава 1. Катя

Уже подхожу к салону, когда вибрирует телефон. Колеблюсь некоторое время: по работе звонить точно не должны, а Гордей знает, что у меня вот-вот маникюр. Ни от кого другого не жду. Родители обычно предупреждают, прежде чем звонить, подруги вообще больше пишут.

Не останавливаюсь, иду дальше. Но телефон не перестаёт вибрировать: кто-то очень настойчивый. Не глядя, в спешке принимаю вызов.

— Боже, Кать, прости, — тут же слышу голос своего любимого мастера и уже близкого мне человека. Бьянка говорит эмоционально, непривычно, как будто нервничая. — Мы совсем замотались тут с текучкой кадров и завалом заказов. Передвинули всех на день… А тебе почему-то забыла сообщить. Думала, что попросила администратора, но мы выяснили, что нет.

Останавливаюсь недалеко от салона. Кажется, меня сегодня сюда не ждут.

— И никак меня не втиснуть? — спрашиваю скорее для формальности, раз уж тут трусь. Не то чтобы принципиально…

— Извини, — виновато говорит совсем уж поникшая Бьянка. — Но завтра с меня особенный дизайн.

Мы ещё немного проговариваем нюансы, я снова выслушиваю извинения и уверяю, что всё в порядке. А потом, отключившись, колеблюсь какое-то время. Сходить в магазин или сразу домой?

Пожалуй, второе. У Гордея сегодня выходной, у меня тоже. Знала бы, что так совпадёт, сама бы записалась на завтра. С его новым проектом на работе видеться почаще становится проблемой.

Успеем в магазин. Может, даже без него обойдёмся, в ресторан пойдём.

Заказываю такси и уже через каких-то несколько минут оказываюсь возле нашей квартиры. Точнее, это дом Гордея, мы съехались всего несколько месяцев назад, но уже родное тут всё. Да и скоро станет таким официально — я согласилась на романтичное предложение на вершине гор, где мы устроили пикник в наш последний совместный отпуск.

Я могла бы позвонить и предупредить, что иду, но эта мысль почему-то приходит в голову только сейчас. Может, Гордей не дома? Что ж, ладно, смысл теперь выяснять, вот-вот всё равно узнаю. Тогда и позвоню, если не застану в квартире. Благо, ключи с собой.

Первым, что вижу, когда захожу, оказывается женская обувь. Шпильки... Я их особо не ношу, да и Гордей такое не любит. Говорит, что на кроссовках женская походка особенно мягкая, плавная и нежная. Да и вообще — обувь не моя, я же вижу. Узнала бы...

Моргаю чаще, но босоножки не исчезают. А помимо зрения активируется и слух. Улавливает недвусмысленные звуки из нашей комнаты.

Какой-то бред…

Поджимаю губы, поднося ладонь к лицу. Моя мама попала под машину, когда выбежала из дома, застав папину измену. Гордей это знал. Я давала понять, что для меня такое — не просто предательство, но и моральная травма. Всё равно что смерть. И не только мамина… Гибель всего.

Он не мог.

Отчаянные внутренние отрицания прерываются реальностью — громкий женский стон долбит по ушам. Шевелю ногами с огромным трудом, будто весят по центнеру. Буквально заставляю себя двигать ими по направлению в комнату. Просто зайти — и тогда всё…

Хотела заключить, что тогда всё станет ясно, но пронзает ощущением, что продолжение тут ни к чему. Просто зайду — и тогда всё. Страшно. Аж дрожью пробивает. Но если не узнаю всё наверняка, буду вечно внушать себе, что ничего не было, но не поверю в это ни за что до конца. А вдруг и вправду всё не так, как выглядит?

Это ведь Гордей. Любимый, самый близкий, родной и единственный. Тот, в чьей любви я никогда не сомневалась. Даже когда колебалась со своей.

Резко оказываюсь у распахнутой двери в нашу комнату. Задыхаюсь, уставившись на то, как сосредоточенно и жёстко двигает бёдрами Гордей, вдалбливая всё более громко стонущую бывшую в нашу постель.

Цепенею, не в силах оторвать взгляд от картины, раздирающей меня на части. Гордей всегда был страстный, но сейчас прямо-таки остервенелый. Будто впервые отпускает себя, не со мной, а с бывшей, которая вот уже несколько месяцев добивалась его внимания.

Добилась, как я вижу.

Она стонет так, что у меня режет уши. Он движется так, что у меня щиплет в глазах. Оба меня не замечают. Даже не догадываются, что я здесь: слишком заняты друг другом, хотя я ведь не мышкой в дом проскользнула. Звуки какие-то издавала. Пусть и не такие громкие, как эта сука.

В груди давит невыносимой тяжестью. Нужно развернуться и перестать смотреть, пока меня изнутри не разорвало. Не могу ведь больше… С каждой секундой всё живое обрывается, погружаюсь в пустоту, мрак. Каждое новое движение Гордея уничтожает нас всё стремительнее, превращая даже светлые воспоминания в грязь. Пятнает их, безжалостно разрушает. А ведь мне казалось, что он так сильно любит…

Разворачиваюсь, иду в ванную. Начну собирать вещи там. Потом в гардеробную, где как раз и чемоданы. А потом… Придётся ещё раз зайти в эту комнату, где тоже хватает нужных мне принадлежностей.

Но не сразу. Пока у меня ещё есть время собраться во всех смыслах.

С вещами, конечно, получается лучше. Их как раз стремительно запихиваю, утопая в непонимании и обиде. У меня не было ни одной причины не верить Гордею. Помню, мы с ним даже шутили вместе по поводу настырности его бывшей, резко осознавшей, что он — любовь всей её жизни. Я даже сочувствовала ей, говоря Гордею, что любая бы переживала на её месте, потеряв такого мужчину.

А сейчас его теряю я. И себя как будто тоже. Водоворот эмоций закручивает, превращая меня в какой-то неживой механизм, бездумно запихивающий в чемодан всё то, что тут можно назвать моим.

Под аккомпанемент стонов Виолетты (да, я даже имя этой суки знаю) чемодан собирается особенно быстро. И вот уже пора заходить в комнату. Долго же он её трахает. Впрочем, Гордей особенно чуткий любовник и всегда знает, кому как надо. Они явно истосковались друг по другу. Думаю, на третий, четвёртый и так далее заходы пойдут. Презервативы хоть используют?

В горле ком от таких мыслей. Снова заходить в комнату чуть ли не мучительнее, чем в первый раз, когда я поняла, что он не один.

Глава 2. Гордей

Днём ранее

Голова болит ещё сильнее, чуть ли не гудит, видимо, так реагируя на вердикт врача. Хотя я сам толком осмыслить не могу.

Даже паники нет. Вот только новый вдох шумный получается, и руки сами собой к башке тянутся. Напираю пальцами на виски.

Сначала думал, что у меня просто мигрени начались от перегруженности работой возле ноутбука в офисе. Потом помимо головных болей пошли головокружения, тошнить начало ни с того ни с сего. Скрывать от Кати это стало всё менее возможным. Таблетки ни хрена не помогали. Последней каплей стало, что и в спортзале уже не вывозил, как раньше. Стрёмным ощущением повеяло — очевидно, организм трубил о необходимости как минимум проверки здоровья. На секс ещё был способен, но начало бесить, насколько всё более пресным он становился. Пока ещё не был заметен надвигающийся пиздец, Катя не знала, что что-то не так, а я не хотел говорить. Догадывался, наверное. Даже когда не верил, что такое возможно. Стал врать Кате о новых проектах, а вместо них пошёл по врачам.

И вот теперь выслушиваю про опухоль мозга. Рак. У меня.

Блять... С чего бы? Радиацией не травился, здоровый образ жизни веду, наследственность в порядке. Хотя какая теперь разница, какие причины. Херня случается. И подобная может взяться вообще непонятно откуда, о чём мне тоже говорит сейчас врач.

— Вы уверены? — как будто не мой голос.

Откуда в нём столько отчаяния, когда на деле я в полнейшей прострации, апатии какой-то?

— К сожалению, да, — видно, что довольно молодому врачу не по себе говорить такое.

Ещё привыкнуть не успел. На вид постарше меня, но вряд ли намного. Лет тридцать ему, наверное. А мне ещё нет.

Возможно, и не будет. Да что там — скорее всего.

— Неоперабельная, значит… — усмехаюсь зачем-то. — И сколько мне осталось?

— При комплексной терапии от четырёх месяцев до года, — мягко говорит врач. Ну вот. Не будет мне всё-таки тридцати. — В вашем молодом возрасте…

Он продолжает говорить что-то, что, наверное, должно меня утешить. На деле ни хрена, и мы оба это понимаем. Если бы у меня хватило духу, я бы организовал себе смерть прямо сейчас. Потому что боли в башке, тошнота и слабость — это лишь долбанное начало. Дальше могут отказывать конечности, случаться психозы, подводить зрение и прочее-прочее-прочее, превращающее меня не только в безнадёжно больного, но пиздец какую обузу для близких людей.

Родители живут в другом городе и можно им до последнего не говорить, чтобы не возились со мной зря. Но Катя...

Я слишком хорошо знаю свою девочку, чтобы быть уверенным, что она не бросит. До конца пойдёт со мной через всё это дерьмо. А потом ещё посмертную верность мне хранить будет, возможно, специально забеременев. Это если, конечно, вообще захочет идти дальше. Помню эти её рассуждения ещё давно, в начале наших отношений, когда мы говорили о всяком разном абстрактном.

«Если с тобой что-то случится, то со мной сразу тоже. Я без тебя жить не буду, понял?»

Запальчиво она говорила, с чувством. Не просто громкие слова. Я сразу уловил это в Кате — ещё когда моей не была. Такая любит раз и навсегда. Глубоко и всем существом.

— Я понял, — резко обрываю продолжающего мне говорить о разных нюансах врача. — Приду позже. Мне надо обдумать.

***********

Вваливаюсь в первый попавшийся бар. Не люблю алкоголь, но сейчас тянет именно надраться. Так, чтобы хоть немного менее сверлило внутри.

И, кстати, головная боль этому не мешает. Я вообще с ней в какой-то степени свыкся. Сегодня хотя бы не тошнит. И башка не кружится. Двигаюсь уверенно.

Впрочем, несколько шотов виски могут лишить меня и этого. А к херам всё. Даже если сдохну прямо сейчас. Останавливаюсь у барной стойки, заказываю. Даже закуску не буду.

Неоперабельный, мать его, рак. У меня.

— Не ожидала, что увижу тебя здесь, — подозрительно сладким и знакомым голосом сообщает мне барменша.

Только тогда вообще смотрю на неё и застываю. Блять… Как я мог забыть, что Виолетта подрабатывает здесь? Хм, до сих пор, кстати.

Это просто первое приемлемое заведение возле больницы.

— Забыл, что ты тут подрабатываешь, — бросаю, всё-таки принимая шот.

Не тянет искать другое место. Переться туда пешком или на такси… За руль не сяду.

— Забыл или специально пришёл? — провокационно склоняется ко мне она, опираясь о барную стойку.

Лениво скольжу взглядом по выпирающей передо мной груди. Виолетта вот уже несколько месяцев добивается моего внимания. Смотрит все мои соцсети, лайкает, пишет. Блокировал — создаёт новые страницы. На глаза мне тоже попадается периодически. Говорит, что любит. Вернуть хочет.

Не понимал никогда таких навязчивых. Хотя в своё время мы с ней здорово зажигали — девушка яркая, манкая, готовая на всё. Но далеко не в том же смысле, что моя Катя. Виолетта жаждет приключений, ярких эмоций, а сама вся в себе и о себе. Если она и будет о ком-то заботиться, то лишь для того, чтобы этот кто-то считал её очень хорошей. На чужом мнении, по сути, и строится её личность.

— Да похер, — кидаю то ли на свои мысли, то ли на её вопрос.

Тут же залпом осушаю шот. Морщусь. Виолетта смотрит на меня внимательнее, аж выпрямляется.

— Что-то не так? Проблемы на работе? На личном?

Усмехаюсь. Насколько всё ею перечисленное пустяками кажется для приговорённого к смерти. Всё можно решить, кроме этого.

Мажу бездумным взглядом по залу… Какая-то парочка беспечно смеётся. Красивые, влюблённые. Колет в груди — почему именно я, блять? Несправедливо. Мог бы так же быть счастлив, к свадьбе готовиться.

А теперь в лучшем случае буду довольствоваться одноразовыми потрахушками, и то до момента, когда секс совсем перестанет интересовать. А это, скорее всего, уже скоро будет. Херня, что сидит у меня в мозгу, быстро разрастается.

Катя со мной через это не пройдёт. Не допущу. Да, решаю за неё — но понимаю это кристально чётко, глядя на всю ту же парочку.

Глава 3. Гордей

Смотрю, как уходит Катя и как никогда остро понимаю, что это всё. Конец. Даже услышав диагноз, я такого не чувствовал.

Накрывает чуть ли не паникой, пугающей и раздирающей. Несу какой-то бред по типу того, кто к кому пришёл, толком не соображаю, силюсь остановить Катю. Забываю сразу обо всём. И о неоперабельной опухоли своей, и о Виолетте голой, на которой не смог и вряд ли смогу кончить: трахал бездушно, механически, больше выплёскивая ярость по поводу внезапного диагноза и перспектив распрощаться со всем, что дорого. И заодно доказывал себе, что ещё не инвалид, способен долго и жёстко.

Умом понимаю, что до конца теперь надо довести разрыв с Катей. Уже ведь начал. Уже нанёс удар, после которого она сама на себя похожа быть перестала, скорее в тень превратилась. Смысл теперь, блять, объяснять что-то, ещё серьёзнее уничтожать?

Но звук закрываемой двери всё-таки толкает меня вперёд. В башке воспоминания, как Катя рассказывала мне о трагедии своей семьи. Она ведь и говорить без слёз не могла. Плакала у меня на плече долго. Призналась, что никому другому об этом не рассказывала, потому что слишком больно было, и отца всё равно ведь любит. Но простить по-настоящему не может, и это её гложет.

А я окунул Катю в ту самую ситуацию сейчас, в тот триггер с детства. Думал, так максимально без шансов отыграть назад будет. Идиот. Что если я уничтожил не только нас, но и её?

Не это чувство испытывают, когда поступают правильно. Не должно всё внутри вот так на ошмётки кровавые рваться. Как будто непрерывная прямая на холтеровском мониторе пищит приговором безжалостным. В висках стучит.

Я, блять, даже не знаю, чего добиваюсь, идя за ней следом. Первым порывом было остановить, теперь даже страшно. Понятно же, что Катя сейчас меня ненавидит просто, в штыки воспримет. А там улица с движением…

Пиздец. Может, иррационально думать, что трагедия с её мамой может повториться, но чуть ли не на цыпочках иду. Осторожно следую за Катей, больше чтобы убедиться, что в порядке будет, безопасно сядет в такси.

Слышу, как всхлипывает, ладонь к губам подносит, видимо, пытаясь сдержаться. У меня аж сердце разрывается. Как же тянет вернуть долбанный день назад… Я бы снова обошёл всех врачей, нашёл бы того, кто готов рисковать и оперировать всё равно, сдал бы кучу анализов заново. Забавно, что я ещё вчера считал, что по сравнению с моим диагнозом нет нерешаемых проблем — а теперь чётко сознаю, что даже он херня полная по сравнению с тем, что происходит сейчас.

Катя уходит от меня.

Убегает даже. Не замечает перед собой ничего. Еле держится, чтобы не зарыдать. Иду за ней. В какой-то момент не выдерживаю и окликаю. Да, не простит. Да, нет смысла уже объяснять что-то — ничего не исправлю, только хуже сделаю. Но просто смотреть на неё такую разбитую и особенно маленькую в этом огромном бушующем сейчас мире просто невыносимо.

Катя вздрагивает и вдруг бросает чемодан и несётся вперёд. Охренеть какая яркая реакция. Совершенно безрассудная и не свойственная моей девочке. Аж шарашит по башке этим её спонтанным жестом.

И… Блять! Там же дороги впереди с машинами. Стоит только выйти из нашего двора, как впереди они, и движение там всегда скоростное. Несутся нон-стопом. Реагируют только на светофор.

Не уверен, что на него будет реагировать Катя. Бросаюсь за ней. Тоже наплевать на чемодан. Если понадобится, заново куплю всё то, что она туда загрузила. Сейчас важнее она…

Всегда важнее она.

Стоит только открыть ворота из нашего ЖК, как слышу оглушительный гудок автомобиля. Очевидный сигнал. Кате?..

Сердце нахрен останавливается, а в глазах вдруг темнеет. Дыхания не хватает… Несусь скорее по инерции. А потом и вовсе падаю.

И дальше только мрак…

***********

— Ну как вы себя чувствуете? — мягко спрашивает незнакомый мне врач, рассматривая меня с особой внимательностью. — Операция прошла успешно, хотя после неё вы никак не могли очнуться. Некоторое время были вынуждены держать вас в реанимации в состоянии, близком к коме.

Медленно моргаю, пытаясь осмыслить его слова. Не понимаю всё равно. Что я вообще здесь делаю?

Катя... Блять, Катя! И машина та гудящая. Я что, просто упал в обморок или типа того?

Пиздец. Подвёл её даже в этом.

Так и не дождавшись моей реакции, врач обрисовывает мне моё общее состояние, про анализы упоминает и рассказывает о ходе операции и дальнейшем. Толком не слышу. Всё перекрывает отчаяние на грани паники. Машина... Та хренова гудящая машина!

Как я вообще сюда попал? Что произошло? Что с Катей?!

Где она? Как?

Срочно надо выяснить. Резко сажусь, игнорируя головокружение и впивающиеся мне в руку и шею катетеры. Правда врач тут же реагирует, с места подрывается, пытается меня уложить. В лучшие времена я бы без труда его оттолкнул, но сейчас у него явно больше сил. Говорит мне что-то о том, что лечение ещё не закончено, что как минимум тут неделю должен быть под наблюдением. Объясняет, что гематома головного мозга в моём возрасте — редкое и опасное явление, а потому даже после её устранения надо особенно следить за здоровьем и довести восстановление до конца.

Хмурюсь. Гематома?

— Опухоль спровоцировала гематому? — спрашиваю скорее механически, силясь вернуться воспоминаниями в тот момент, когда за Катей из ворот ЖК выбежал. Кому сигналила машина? Смогла затормозить?

— Опухоль? — переспрашивает врач. — Вам сказали, что у вас рак?

Я тупо молчу в ответ, теряясь сразу во всём. И это чувство долбанной дезориентации только усиливается в разы, стоит вспомнить слова о том, что некоторое время я валялся в реанимации в состоянии, близком к коме. Несколько дней, видимо. И что бы там ни произошло с Катей и той проклятой машиной — это произошло без меня. Я ничем не смог помешать. Я, блять, просто тупо вырубился.

Врач объясняет там что-то про то, что гематому довольно легко спутать со злокачественной опухолью на МРТ, и зачастую ставят ошибочный диагноз. И что для молодого специалиста это вполне естественно, потому что и анализы крови у меня сомнительные были. Конечно, он хотел перестраховаться.

Глава 4. Катя

Оглушительный гудок машины заставляет меня покачнуться на месте, почти забыв о Гордее. Застываю, как дура, посреди дороги, а прямо возле меня тормозит машина. Явно дорогая, элитная иномарка. И так чертовски близко… Чудом не зацепила.

Сердце лихорадочно колотится в груди, пока я сознаю весь ужас ситуации. Я ведь могла в точности повторить мамину судьбу. Пробирает жутью. И отчаянием одновременно.

Мне дан буквально второй шанс свыше, а я даже не знаю, радоваться этому или плакать.

Дверь машины оглушительно захлопывается за молодой и симпатичной девушкой, которая выходит ко мне. Да, тормозя при этом движение на нашей полосе.

— Смотри, куда идёшь! — выпаливает мне чудом не сбившая меня незнакомка. — Чуть не задавила тебя, — в её голосе почти паника: неудивительно, наверняка перенервничала.

Заставляю себя выйти из оцепенения. Люди вокруг не виноваты, что у меня сегодня мир перевернулся. Причём той стороной, где сплошной мрак.

— Извини, — выдавливаю, тоже обращаясь на «ты».

Как ко мне — так и я. Всегда так было.

— Сейчас бы убила нахрен… — не успокаивается девушка, уже и не ко мне обращаясь, а просто вслух выплёскивая. Могу понять. Хотя самой и выплёскивать как будто нечего, всё внутри умерло просто. — Не задела хоть? — она напряжённо оглядывает меня, а машины нам уже гудят.

Мешаем им ехать по своим делам.

— Нет, всё в порядке, — поспешно говорю, бросив взгляд в ту сторону, откуда за мной гнался Гордей.

Впрочем, тут же отвожу — вдруг понимаю, что не выдержу, увидев его ещё раз. Аж страх окутывает. Нет, не смогу…

— Что случилось? — не удивлюсь, если я сейчас и со стороны сильно не в себе, потому что в голосе девушки обеспокоенность. — Кто-то гонится? Садись давай, — кивает на свою машину, когда нам гудят уже совсем громко и долго, сопровождая эти сигналы и словами.

Я даже не колеблюсь — просто залезаю в машину к незнакомке. Вообще наплевать, чем это может обернуться. И на чемодан где-то там во дворе ЖК, в котором мы жили с Гордеем, тоже наплевать. Я туда не вернусь. Он, возможно, ещё где-то там ходит… Даже если уже и не пытается догнать меня — иначе бы уже поравнялся — всё равно во дворе может быть. И даже не один, а с Виолеттой. Скорее всего, она за ним побежала и остановила от идеи догонять меня.

— Спасибо, — тихо говорю чуткой незнакомке, которая сразу выезжает.

И да, мне совершенно всё равно, куда. Причём, кажется, это тоже безошибочно улавливают без лишних слов.

А когда мы выезжаем за МКАД, меня вдруг прорывает. Неожиданно для себя я вываливаю Эрике (так зовут чуть не сбившую меня девушку) всё, как есть. И про то, насколько любила Гордея и про то, как мы вместе с ним обсуждали нездоровую привязанность бывшей к нему, как к свадьбе готовились, а потом я обнаружила его с ней. Даже про ситуацию родителей и то умудряюсь рассказать. Сама не знаю, что на меня находит. Просто переполняет это всё настолько, что молчать не получается.

Эрика выслушивает, ухмыляется мрачно:

— М-да, засада. Все они одинаковые, — морщится, а потом вздыхает тяжело. А я и без того уже понимаю, что у неё свой опыт есть, ещё прежде чем слышу неохотное: — Мне вот тоже изменил не так давно, а всё в любви клялся. Так счастливы были…

Только и киваю, не зная, что тут сказать. Да и нечего, наверное. Просто переглядываемся понимающими сочувственно грустными взглядами.

Да уж… Некоторое время назад выражение: «Все они такие» меня скорее злило бы. Или смешило. Я бы в любом случае жалела несчастных, так думающих. Потому что была уверена в своём Гордее.

Дура.

Мы с Эрикой сидим в машине где-то на отшибе города, закусывая бургеры, которые купили по пути. Эта девушка явно привыкла питаться чем-то более качественным, но сейчас ей тоже хочется по-простецки, заедать тяжёлую тему калорийным и мясным, запивать довольно крепким кофе.

Некоторое время молчим, каждая о своём. Она наверняка вспоминает свою ситуацию, ну а я… Я даже боюсь снова погружаться в свою, даже после того, как выплеснула его. В клочья рвёт внутри. Колет так, что дышать нечем.

Зачем Гордей вообще выбежал за мной и так отчаянно звал? Резко осознал, что натворил?

Вот идиотка. Нафига об этом думать? Разве это хоть что-то изменит?

— Если я ещё раз его увижу… — прерывисто толкаю, не понимая, как ещё не рыдаю. Захлёбывалась слезами, когда он меня окликнул и убежала, а сейчас как будто и нет их. — Я просто умру.

Моё заявление звучит так серьёзно и жутко, что самой не по себе. Вот и Эрика разворачивается ко мне всем корпусом, мягко коснувшись руки.

— Спокойно, оно того не стоит, — говорит убеждённо, смотрит внимательно.

Я только и могу, что мрачно усмехнуться. Знаю, что не стоит и что не надо. Но вот по ощущениям это так.

Я верила Гордею даже больше, чем себе. До сих пор не понимаю, как оно всё…

— Заблокируй везде, — участливо советует Эрика. — Остановись пока у друзей.

Вздыхаю, перебирая в мыслях эти возможности. Забавно, но я даже не думала, что дальше. Как будто этого «дальше» и нет. Осталось там вместе с моим чемоданом, брошенное и не нужное мне больше.

Но новое знакомство всё-таки заставляет задуматься.

«Оно того не стоит»… Эрика права.

— Он их всех знает, — взвесив в мыслях предложенный ей вариант, отсеиваю.

С блокировкой-то понятно, но я впустила Гордея в свою жизнь настолько глубоко, что найдёт меня где угодно. При желании…

— Но они ведь не будут его пускать, — возражает Эрика, ведь не знает, каким настойчивым может быть этот мужчина в достижении целей. Так и меня завоевал… — И потом, меня он не знает, — вдруг добавляет задумчиво.

Эрика это серьёзно? Готова меня приютить?

Улыбаюсь ей, качая головой. Это уже слишком. Я и без того уже явно помешала её сегодняшним планам.

— Этого мало… — неожиданно выдаю вслух совсем другое, не то, что в мыслях. Но то, что выливается уверенными, как будто давно зревшими утверждениями: — Я не могу жить в одном городе с Гордеем. Не смогу ходить по улицам, которые напоминают о том, как всё было…

Глава 5. Катя

Спустя пять лет

Весенний Париж всё-таки особенно красив. Эти его улочки… Вроде бы простые, но такие уютные и атмосферные. Эти цветения, заражающие особенным настроением… Эйфелева Башня, видная как будто из любых точек города… Небольшие кафешки с запахом выпечки… Велосипеды, которые тут используют чуть ли не как полноценный транспорт. Вот и я привыкла к велосипедным прогулкам с мужем.

Зря я не любила Францию раньше. Хотя не сказать, что сильно прониклась сейчас. Больше привыкла. Возвращение в Россию переполняет предвкушением.

Всегда знала, что вернусь. Даже до того, как вышла замуж за Феликса — русского мужчину, с которым по воле судьбы познакомилась здесь на его командировке. Довольно длительной, кстати: в итоге проработал тут три года, а потом решил уйти из компании, получив более перспективное и выгодное предложение.

В последний раз гуляю по улочкам Парижа, улыбаясь впереди идущей немолодой паре. Они под зонтом, хотя дождик накрапывает совсем мелкий. Приятный.

Наверное, и мы с Феликсом в их возрасте будем вот так в обнимку ходить. Пусть и не здесь… Хотя вполне можно периодически приезжать в Париж — место, где всё началось.

Наши отношения с мужем больше похожи на дружеские. С ним спокойно, надёжно. И это для меня основное. С некоторых пор именно эти качества я ценю больше всего. Да и разговаривать с ним приятно… А по поводу возможных измен даже не дёргаюсь. Мне будто бы всё равно. И это прекрасно.

Осознав, что испытываю к Феликсу скорее уважение, чем любовь; я наконец согласилась на его ухаживания. Вдруг поняла, что именно такой брак мне и нужен. Рядом есть человек, с которым мы делимся теплом, на которого всегда можно положиться. Остальное мне и не нужно. Ни к чему, чтобы ноги подкашивались при одном взгляде от него, чтобы сердце ускоряло темп, стоит только увидеть, и чтобы нахрен останавливалось от перспективы потерять. И чувствовать каждой клеточкой мне человека ни к чему. И чтобы он меня тоже.

Да, мы с Фелом поженились под моим фальшивым именем, но это ничего. Если что, в России заново пойдём в ЗАГС. На этот раз я ему сделаю предложение — почему бы и нет? Заодно удивлю. А то он в последнее время жалуется на нехватку спонтанности.

— Ну как, нагулялась уже? — спрашивает, стоит только мне его набрать.

Сам пока ещё на онлайн-переговорах с новым работодателем. Хотя, скорее всего, закончили, раз ответил.

— Да, — издаю какой-то взбудораженный смешок. — Готова паковать чемоданы.

— Сегодня вылетаем, — в голосе мужа подбадривающее воодушевление. — Меня ждут уже завтра. Точнее, нас. Подробнее расскажу позже.

— Хорошо, — скорее на автомате отвечаю, сворачивая в сторону улицы, которая вот уже три года мне родная.

Два до этих трёх я жила в Марселе. Правда, периодически ездила и в другие города страны. Благодаря Эрике я получила тут работу с первых дней, причём высокооплачиваемую. Тот же менеджмент, что в России, только в более крупной компании. Работаю дистанционно, что тоже даёт свободу действий. Конечно, под чужими документами. Меня тут Кристиной зовут. Имя русское, потому что тот же язык мне приходилось учить с нуля. Решила не ехать в страны, где на английском говорят или испанском. Не то чтобы реально беспокоилась, что Гордей будет искать… Но пусть лучше даже если да, ни за одну ниточку дёрнуть не сможет.

Гордей… Чёрт возьми, почему я вообще о нём вдруг вспоминаю? Да ещё так ярко, что в груди сильно колет. Аж на месте останавливаюсь.

Феликс — блондин среднего роста, и это очередные его плюсы. Хватит с меня высоких брюнетов. Безжалостно отсеивала всех, кто хоть чем-то напоминает бывшего. Надеялась, что забуду его лицо…

Куда там, в мыслях оно вдруг так отчётливо возникает, что закрываю глаза, будто это поможет избавиться. Как назло, в воспоминания лезет именно тот момент, когда Гордей предложение мне в горах делал во время нашего пикника там на закате…

Мотаю головой. Надо поскорее к Феликсу. Мы вернёмся в Москву, а это город миллионов людей и возможностей, никак не связанных с одним давно зачёркнутым для меня человеком.

​

*********

Улыбаюсь, вспоминая, как нас встречали мои подруги. Конечно, я была не настолько эгоистична даже во время той раздирающей боли пять лет назад, чтобы исчезнуть для всех. Рассказала им, что собираюсь это сделать и почему. Папе тоже дала понять. Меня никто не отговаривал — бесполезность этого действия поняли сразу, как пытались.

Куда я улетела, тоже не говорила. И про новое имя ничего. Связь поддерживала совсем редко и с анонимных номеров. Глупая конспирация? Возможно, но так мне было спокойнее.

По крайней мере, до тех пор, пока я не перестала жить с оглядкой на прошлое. На Гордея… И подсознательно чуть ли не ждать, что найдёт меня.

Окончательно эти дурацкие мысли исчезли у меня из головы больше года назад. Но и тогда по привычке не перешла на более прозрачную связь.

Зато теперь, уже будучи в Москве, не особенно беспокоюсь, кто меня может увидеть и узнать. Наоборот, мне свободно и легко.

Даже не устав после самолёта, мы с Фелом видимся с моими друзьями, а потом приезжаем в его квартиру. Теперь нашу.

Совсем поздняя ночь уже, а сна ни в одном глазу. И это притом, что уже завтра его… нас?.. ждут. А потому надо бы пораньше заснуть.

Но сначала узнать бы, почему нас ждут. Как-то мы с Феликсом не успели это обговорить. Я сразу начала вываливать на него свои предвкушения по поводу Москвы и встречи с подругами, которые уже получили известия. Потом на телефоне сидела, в переписках и звонках: на тот момент уже начала пользоваться своим.

Потом перелёт, встреча… В общем, стоит обсудить завтрашнее прямо сейчас.

И Феликс это понимает не хуже меня: сам заводит тему, пока мы обессиленные и счастливые лежим на его кровати. Вернее, уже нашей.

Пока он говорит о компании и своей будущей роли в ней, о боссе и его проектах. А потом вдруг называет того по имени, фамилии и отчеству…

Глава 6. Гордей

Волнуюсь, как пацан малолетний перед первым свиданием. Хотя это ведь даже не оно будет. Но какая разница, как назвать, главное, что я действительно вот-вот увижу Катю: её муж написал, что придёт на приём с женой.

Муж... Чёрт возьми, её грёбаный муж. Одно это слово душит так, что снова ослабляю ворот галстука, который и без того скорее висит уже.

Пять лет долбанного ада. Что только я ни делал, чтобы найти её. Не оставлял в покое её друзей, отца — все они загадочно отмалчивались. Виолетта звонила, сказав, что что-то знает — примчался к ней, как дебил. Оказалось, эта сучка просто забрала себе брошенный Катин чемодан и использовала это как повод увидеться со мной. И, может, я несправедлив к бывшей, но в тот день настолько грубо напомнил ей про договорённость о разовом трахе, что, кажется, до неё дошло. На некоторое время исчезла. Потом появлялась немного, но уже без особого энтузиазма.

За эти пять лет меня швыряло от безнадёги и отчаяния до надежды и чуть ли не предвкушения, когда думал, что вот-вот уцеплюсь за нужную ниточку. Был и дичайший страх, что с ней что-то случилось. Даже кошмары снились. Менты отказались искать Катю, многозначительно и с нажимом посоветовав забыть о её существовании. Её близкие в итоге нарвались на давление от меня, и только под ним раскололись: Катя уехала, начав жизнь непонятно где и под другим именем, детали им не сообщала. Как вообще умудрилась? Для этого ведь серьёзнейшие связи нужны. Звучало почти нереально. Но мне не врали и большее правда не знали — видел же. Да и поведение ментов и нанятых мной агентов намекало на это.

После таких вестей понял, что если сам не стану влиятельным человеком с куда большим спектром возможностей и связей, то буду как иголку в стоге сена искать. Жизни не хватит, чтобы объездить все страны мира и искать там наводки. Тем более учитывая, что Катя хотела скрыться — а значит, с блеском выполнила эту задачу. Моя девочка та ещё упрямица.

Но, блять, как же меня колбаснуло, когда, расширяя свой бизнес и переговариваясь с потенциальными партнёрами, увидел работающего во Франции Феликса Серебрякова. И не только его... В момент, когда он расписывал нам по онлайн-связи преимущества своего проекта, на экране мелькнула его жена, собирающаяся куда-то. И я тут же нахрен оглох, не представляя вообще, о чём мне там говорили. В себя никак не мог прийти. Понимал — не факт, что мне не показалось... Но, блять, был уверен, что нет. Вот просто чувствовал, и всё тут.

Теперь её зовут Кристина. Фамилию взяла его. Серебрякова она. Всё остальное её — теперь ей двадцать девять, работает по-прежнему в сфере менеджмента в международной компании, замужем три года, детей нет. Теперь, когда мои агенты знали наверняка, где искать, без труда нарыли эту информацию. Даже адрес её новый, любимые места в Париже. Отсняли несколько кадров, которые я даже с закрытыми глазами могу пересказать до малейших деталей теперь. На подкорке записаны.

Париж…Неожиданный выбор. Кате не понравилась Франция в тот раз, когда мы туда ездили. Выбрала её назло, или чтобы наверняка не нашёл? А ведь туда тоже ездил в поисках своих безнадёжных. Как раз по принципу исключения, ну или опять как чувствовал.

Когда я наконец убедился, что нашёл её, первым порывом было опять во Францию полететь, встретиться, вернуть. Не представлял, как, но меня буквально толкало туда. Не знаю, каким образом сдержался. Понимал, что только испортить могу всё окончательно. Всё поведение и исчезновение Кати буквально кричало с самого начала о том, насколько сильный удар я ей нанёс. Да это и так понятно было. Тем более она замужем теперь, и как бы ни бесила эта мысль, такова новая реальность, с которой придётся считаться. А значит, и действовать иначе.

Для начала — вернуть Катю на нашу территорию. В город, где всё дышит нами и нашим потерянным счастьем. Дёрнул для этого за ниточку по имени Феликс. Благо, работник он действительно неплохой. Человек, наверное, тоже…

Но об этом я даже думать не буду. Не чувствую, что не имею права. Катя моя, и всё тут. И ему же будет лучше, если поймёт это как можно раньше.

Машинально подтверждаю официанту по озвученному для приёма заказу, смотрю на часы. Вот-вот начнётся...

Интересно, давая согласие на своё присутствие, Катя уже знала, кто новый босс Феликса? Готова к встрече со мной?

Я вот ни разу. Безумно хочу, не могу больше ждать, но, кажется, и жизни не хватит, чтобы настроиться на невозмутимость. Что нас ждёт?

​

***********

Пока я переговаривался с сотрудниками, потенциальными партнёрами и действующими; умудрился упустить момент, ради которого всё и затевалось. Ради которого вообще вся моя долбанная жизнь, вытащенная Павлом.

Я упустил появление Кати. И вот скорее случайно брошенный взгляд заставляет меня замереть. Не дышать, не моргать, не функционировать.

Она здесь. Такая красивая в этом красном платье с белой отделкой… Вечернее, но в то же время гармонично лёгкое, делающее её чуть ли не уютной. Родной. Хотя у меня всегда такое ощущение от этой девчонки. Это и разом сжигающий меня пожар внутри, затушить который можно лишь её прикосновением.

Крепко стискиваю ладони в кулаки, призывая себя к хладнокровию. Не трогать, не пялиться, не оттаскивать от неё Феликса, которого даже мысленно не хочу обозначать её мужем.

Они идут ко мне. Но сам так и не способен сделать ни шага. И отвести взгляд тоже не в состоянии...

Но блять, пять лет! Пять лет долбанного ада, который теперь не представляю, как вообще пережил. Известие об исчезновении Кати — вот самый настоящий смертельный диагноз из всех, что довелось получать.

А сейчас она идёт ко мне. Ну и пусть не одна, но ничего и никого другого будто нет в эти моменты.

Не знаю, как вообще умудряюсь перевести взгляд на Феликса, почувствовав, что он смотрит. Облажаться, ещё даже ничего не начав, всё-таки не тянет. Поэтому ломку по Кате сегодня придётся заглушать иначе.

Привычным мне образом — через одноразовые секс-марафоны? Хм, нет, уже не получится. Суррогаты не помогут даже на долю процента. Эту тягу не заглушить, и она ещё острее, когда между нами уже не страны.